Флирт

Послесловие

Где я беру сюжеты? Как я определяю, что сюжета хватит на целую книгу? Как мне удается написать целую книгу? Как это я пишу изо дня в день? Что помогает мне прийти в настроение, чтобы брать слова из воздуха и вставлять в книгу?

Такие вопросы чаще всего задают мне будущие писатели или просто люди, которые думают, что быть писателем — это, пожалуй, интересно, или трудно, или легко, или вообще непонятно как. И все это правда — причем зачастую одновременно. Я свою работу люблю. Именно ею мне всегда хотелось заниматься с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать — ну, кроме того еще, что мне хотелось стать биологом-натуралистом, но это был зигзаг; сердце мое всегда принадлежало и будет принадлежать музе. Она меня подцепила где-то лет в двенадцать, но крепко насадила на крючок в четырнадцать, когда я прочла сборник рассказов Роберта И. Ховарда «Голуби преисподней». В этот миг решилось, что я не просто хочу быть писателем, а обязательно писать ужасы, темную фэнтези, героические саги, создавать несуществующие миры и описывать наш мир, но с парой нагоняющих жуть изменений. Это был миг откровения, и после я уже никогда не глядела назад.

«Флирт» — мой двадцать девятый роман за примерно пятнадцать лет времени — и пространства. Я кое-что знаю о труде писателя и о том, что он значит как профессия. А значит он горы труда до седьмого пота и очень толстую шкуру, которую не пробьют все первоначальные отказы. Но главное — нужна идея, сюжет.

Прежде всего я должна внести ясность: я не понимаю вопроса «Где вы берете сюжеты?» Есть у меня знакомая, выросшая через дорогу от меня, и она меня спросила, когда я уже выпустила несколько первых книг: «Как ты находишь такие сюжеты, ты же выросла здесь?» Имелось в виду, что небольшой городок посреди сельскохозяйственного штата — не самое вероятное место, где можно найти писателя, создающего мистические триллеры. Я ей задала вопрос, который действительно мне был интересен: «Ты же выросла здесь, как может быть, что тебе не приходят в голову такие сюжеты? »

Не могу вспомнить время, когда я сама себе не рассказывала историй — по крайней мере, мысленно. Зачастую я пересказывала действительное происшествие, всякий раз слегка приукрашивая — одна из причин, по которым я не стала заниматься журналистикой. Но чаще всего приходили мысли о феях, чудовищах, вампирах, вервольфах. Путающее, но красивое, страшное, но заманчивое — вот что меня привлекало в детстве. Наверное, я так и не переросла идею, что если появится существо, которое может выпить мою кровь или съесть меня, но при этом быть привлекательным, — то я ему буду принадлежать со всеми потрохами. В четырнадцать я написала свой первый законченный рассказ. Описывалась настоящая кровавая баня — уцелел только младенец, уползший в лес. Подразумевалось, что там он умрет от голода или будет съеден дикими зверями. Мне в детстве жизнерадостности было не занимать.

Понятия не имею, откуда взялась эта первая история, да и не была она такой уж выдающейся, но это был первый мой законченный сюжет, чем он и ценен для меня. Но как я нахожу сюжеты, которых хватает на целую книгу, и настолько хорошие, чтобы их на книгу хватило? Забавно, что вы спрашиваете, потому что именно это я и пытаюсь объяснить.

Сейчас я попытаюсь рассказать, откуда именно появился сюжет «Флирта». Я расскажу, как пришла в голову первая сцена, потому что для меня обычно книга начинается с какой-то сцены. В голове крутится мини-фильм или стоп-кадр из видеоролика, и это та самая ось, на которую потом наворачивается вся книга. Первый момент — я что-то вижу или испытываю, и тогда собирается комок где-то под ложечкой или вдруг начинает покалывать кожу. Возникновение сюжета слегка сродни зарождению влюбленности: ты с кем-то общаешься, и человек что-то сделал вдруг или что-то сказал, и у тебя такой душевный подъем — Ага, мне это нравится. Вот так же и с сюжетами. Я вам сейчас расскажу о зарождении сюжета и даже покажу ту плодородную почву, в которой смогла укорениться и вырасти идея — на что ушел почти год. Потому что идея в этом смысле похожа на семя: чтобы вырасти в приличную большую книгу, ей нужна хорошая почва.

Я расскажу вам о расписании, которого я придерживалась, о числе страниц в день, о том, какую слушала музыку, о книгах, которые пришлось прочесть для написания этого романа. Я выложу перед вами весь свой творческий процесс — от зарождения до завершения. Поможет ли это вам сделать то же самое? Не знаю. Ответит ли на вопрос, где я взяла сюжет и откуда знала, что его на книгу хватит? Да, ответит.

Во-первых, что я имею в виду под плодородной почвой? Это набор обстоятельств или расположение ума, дающие мне возможность оценить идею и почти мгновенно увидеть ее возможности. Это расположение ума позволяет мне писать короткие рассказы одним восторженным порывом, вдохновленным музой, а однажды удалось родить сюжет для книги и ее закончить за считанные недели.

Все началось с вечеринки в доме моих друзей Венди и Дэйвена. Они живут далеко, за несколько штатов от нас, и это для рассказа важно, потому что из-за этого нам с Джонатоном, моим мужем, пришлось туда лететь и несколько дней жить в гостинице. Среди других очаровательных и прекрасных гостей была Дженни Бриден, создатель серии комиксов «Трусы дьявола» — в которой ничего не говорится о белье сатаны, зато очень много полуавтобиографического материала о самой Дженни, изложенного в юмористических тонах. Мы с Джонатоном фанаты ее серии и познакомились с автором на «Комиксконе 2007». Оказалось, что она поклонница моих книг, так что восторженный визг оказался взаимным, и это было классно. Мы с ними со всеми на следующий год приехали на «Дрэгонкон», но поездка к Венди с Дэйвеном была первой возможностью неспешно и с удовольствием провести время с Дженни.

У меня много есть друзей-писателей. Есть художники — от скульпторов до графиков и авторов комиксов. И всегда с этими артистическими ребятами весело. Они помогают высечь искру идеи и взглянуть на вещи свежим взглядом, но комиксы Дженни просто радуют. Она записывает на диктофон или на бумагу, что вокруг нее говорится смешного, и вставляет в комиксы. Ежедневно создает стрипы, и это тоже получается смешно. Я бы ежедневный стрип делать не могла. И уж точно не могла бы каждый день смешить.

Мы с Дженни слышим и видим одно и то же, но она при этом говорит что-то в свой телефон-диктофон, и получается смешно, даже смешнее, чем было в действительности. Я стала помогать ей собирать смешные словечки, но у меня те же самые вещи пробуждали идеи мрачные. Как будто мы живем в чуть различных версиях одного и того же мира. У нее — ярче, веселее, смешнее даже, и очень много природного юмора. У меня — темнее, больше открытой сексуальности, даже с некоторыми отклонениями, агрессии, иногда агрессивного секса, и самые невинные моменты у меня в голове немедленно превращаются в потенциальные моменты убийства и ужаса. В голове у Дженни звучит смеховая дорожка, и даже когда в шутках есть сексуальная подоплека, они все равно очаровательны и никогда не переходят ту грань извращения, по другую сторону которой обычно развиваются все мои сюжеты, приветливо помахивая менее отмороженным собратьям, оставшихся по ту сторону черты. Если бы она не говорила вслух в диктофон или не просила иногда повторить последнюю фразу, я бы даже не догадывалась, насколько ее вариант событий веселее моего. Она чуть подправляет реальность — и та тут же превращается во что-то куда более веселое.

Потом она связалась со мной и Джонатоном и переслала нам несколько стрипов — проверить, что нас они не смущают. Она берет реальность и перемещает ее на более высокий уровень абсурда, и выходит не то, что произошло вот на самом-самом деле, а то, что едва не произошло или почти то, что произошло. И сразу видно, что это было весело, а когда Дженни перенесет событие на бумагу, пропустив через себя, получается еще веселее.

Я поняла, что два художника, видя и переживая одно и то же, увидят и почувствуют совершенно разное. Это понимание открыло мне глаза, освежило восприятие и заставило по-новому взглянуть на вещи. Этот случай, как и многие другие события последнего года, не только помог мне многое понять, но и подтвердил заодно, что никогда мне не быть по-настоящему белой и пушистой. Просто не мое это, и к концу года я вполне с этим смирилась, радуясь хотя бы чуть более светлому оттенку своей мрачности.

Перенесемся вперед на несколько месяцев, когда зима сменилась летом и мы с Джонатоном снова навестили Венди и Дэйвена. Незадолго до отъезда мы то ли поздно обедали, то ли рано ужинали, а потом они нас должны были отвезти в аэропорт. Сидели мы в симпатичном ресторане, где бывали с ними раньше, в кабинке в форме буквы U, приятной и уютной.

Подошел официант принять заказ — блокнот, ручка готова записывать. Спросил, что мы будем пить. Кажется, мы с Джонатоном заказали первыми, потом была очередь Дэйвена, а по другую сторону от него сидела Венди. Дэйвен изучал меню и только теперь поднял голову. Клянусь — он только посмотрел на официанта открытым взглядом, ничего больше. И официант тут же из разумного и расторопного человеческого существа превратился в лепечущего идиота.

Я, наверное, забыла сказать, что Дэйвен ростом в шесть футов три дюйма, и волосы у него до талии? Каштановые волосы, но из тех, что на сквозном свету играют настоящим золотом. Огромные светло-карие глаза, которые бывают и карими, и серыми, и зелеными — зависит от настроения. Вандейковская бородка и усы, придающие ему вид достаточно пожилой, чтобы заводить романы в своей возрастной группе и чтобы не приставали каждую секунду мужчины, потому что его интересуют только женщины. Это я пытаюсь сказать, что Дэйвен — красавчик, и еще какой. Да, в качестве последнего штриха: его жена, Венди ростом шесть футов один дюйм, блондинка с огромными синими глазами, а округлости у нее такие, что гетеросексуальные мужчины рыдают, а гомосексуальные женщины умоляют. Если вы комплексуете по поводу собственной внешности, то рядом с этой парой вам лучше не находиться.

Умом я понимала, что они красавцы, и понимала, что у Дэйвена как минимум черный пояс по флирту, но до той минуты не представляла себе, что он может сделать, просто подняв голову. А как только Дэйвен заметил реакцию официанта, так тут же ему улыбнулся — и официант растаял лужей на полу. Мне даже его жалко стало — почти.

— А... э... я... я вам напитки принесу! — выпалил он.

Мы все четверо в унисон кивнули:

— Да, пожалуйста.

И официант исчез.

Дэйвен обернулся к Венди и чуть ли не подпрыгивал на стуле, оживленно потирая руки.

— Можно мне с ним поиграть?

— Нет, — ответила Венди.

Дэйвен надул губы:

— А почему?

Не знаю, удастся ли мне передать, как это получается: мужчина такого роста, с широченными плечами, подпрыгивает на стуле, потирает руки и дуется, — но у него получается. И получается естественно.

— Потому что исхода два: либо мы получим блестящий сервис, либо вообще не увидим своей еды, — объяснила Венди.

Официант вернулся, принеся нам всем воду — что было хорошо, потому что именно воды мы хотели. Потом он спросил, кто что заказывает из еды. Но принимал заказ, глядя только на Дэйвена, будто вообще никого больше за столом не было. Дэйвен же просто глядел ангельскими глазами и улыбался блаженно.

Не помню, под какими предлогами официант то и дело возвращался к нашему столу. Помню только, что не надо было ни разу просить, чтобы нам доливали в бокалы — они просто были полны, и хлеб не кончался, и — ну да, официант, подходя к столу, ни на кого, кроме Дэйвена, не смотрел.

Кстати, меня никак не напрягает, что у меня такие красивые друзья — оба. Обычно я просто радуюсь реакции окружающих на эту пару, особенно на Дэйвена, окруженного какой-то совершенно неизъяснимой харизмой. Но я сидела вплотную к Дэйвену. Джонатон и Венди по краям подковы, а я прямо рядом с ним, и официант смотрел лишь в улыбающееся лицо Дэйвена. Я, кстати, не говорила еще, что еще до того спросила Дэйвена, как он так очаровывает людей? Так вот, спросила, и он мне объяснил. Этот способ я потом использовала, чтобы хорошо выглядеть перед камерой в роликах и в интервью по поводу моей книги «Обнаженная натура», но сегодня, в этот момент, я воспользовалась им для результата более близкого и непосредственного.

Подняв взгляд вверх — а поскольку я миниатюрная, так пришлось слегка задрать голову, — я чуть-чуть склонила голову набок и улыбнулась. Официант продолжал пялиться на Дэйвена, и я признаю, что мне пришлось придвинуться ближе и сделать так, чтобы официант убедился: у меня тоже есть выпуклости. Один был вопрос: интересуют его только мальчики, или женская грудь обладает некоторой привлекательностью? Подождем — увидим.

Он чуть повел глазами в сторону — и стал делить внимание между нами двумя. Я, честно говоря, не думала, что умею так хорошо флиртовать, но до официанта дошло, что он никому в глаза не смотрит, кроме Дэйвена. Смотреть на меня и видеть при этом Дэйвена он мог, потому что мы сидели рядом. А смотреть на Венди или Джонатона и при этом видеть Дэйвена он не мог. Мой муж тоже с виду ничего себе (рыжевато-белокурые волосы волной до плеч), и у него тоже вандейковская бородка и ярко-рыжие усы — примерно по тем же причинам, по которым их себе отрастил Дэйвен, потому что выглядел он двенадцатилетним, а хотел существовать в собственной своей возрастной группе. Еще ему надоело чаще получать предложения от мужчин, чем от женщин. Добавьте к этому миндалевидные синие глаза, как у скрещенного с арабом викинга, и его более чем устраивающий меня рост (пять футов восемь дюймов), и... ну, дальнейшие описания были бы слишком личными. Самое важное, что узнала я о флирте: важно не то, какие у тебя исходные данные, а важно, как ты их используешь. Мы с Дэйвеном, флиртуя с официантом, готовы были использовать все, что у нас есть, а наши супруги не желали опускаться до этого уровня. Можно было лишь снять шляпу из уважения к их характеру и вернуться к издевательству над официантом.

В конце концов мы получили счет, расплатились, оставили чаевые и ушли. Официант ну так уж обхаживал Дэйвена, чтобы оставил телефончик, чтобы перезвонил, ну чтобы вообще не уходил совсем. Дэйвен еще раз очаровательно улыбнулся, и мы ушли. Я думаю, что именно тогда, уходя, я обернулась к ним ко всем и сказала судьбоносные слова:

— Будь тут Дженни, она бы из этого сделала потрясающе смешной комикс, но если уж я возьмусь за этот сюжет, все будет куда как хуже. Агрессия, или агрессивный секс, или то и другое вместе и плюс еще гора трупов.

Все мы рассмеялись, они нас отвезли в аэропорт, мы улетели домой.

Но идея уже родилась, уже появилась.

Пролетели недели две, и я глубоко закопалась в написание последней книги моей другой серии, про Мередит Джентри — принцессу фейри и частного детектива. Это была книга «Прегрешения богов» и она меня подстегивала, начисто перекрыв все линии вдохновения. Обычно это значит, что у меня прорывается новая идея. Если я могу эту идею сформулировать и записать, то так и делаю и тут же возвращаюсь к той книге, которую должна писать, а идея пусть там себе булькает, отставленная на малый огонь.

Но когда я села, чтобы ее записать, она не захотела тормозить. Я написала первые страницы и заставила себя вернуться к «Прегрешениям богов», но книга ползла черепашьим шагом. Я вспомнила: последний раз со мной такое было в середине написания «Пляски смерти», и книгой, которая перебила процесс, был «Мика». Поэтому я себе позволила поделить рабочий день, заставляя себя работать над книгой, которую надо писать, и позволяя себе разрабатывать идею, которая не хотела умирать. Так получился «Флирт».

Как же я делю внимание свое и музы между двумя проектами? С помощью музыки. Я включаю на каждый проект свою музыку, так что по звуку знаю, когда сажусь, над каким из них я сейчас работаю. Оказывается, что музыка может быть так тесно связана с персонажем или книгой, что иногда мне приходится откладывать в сторону песню, или альбом, или целый ансамбль, пока не вернется способность их слушать без того, чтобы не хвататься сразу за книгу, с ними связанную. Для «Флирта» музыкой были «The Fray», «Flaw» и альбом Тори Эймос «Аномальная тяга к греху». Под нее я погружалась в мир Аниты и в этот сюжет. Час за часом, день за днем, неделя за неделей эта музыка включала мое воображение, и оно говорило мне, что мы делаем. Я думаю, что правильная музыка — это как волшебная кнопка в голове, и даже по прошествии нескольких месяцев определенная песня наводит меня на мысль о том или ином персонаже или сцене в книге. И людей реального мира я тоже ассоциирую с песнями, поэтому, тот факт, что у каждого моего воображаемого друга — своя музыкальная тема, не так уж удивителен. Но я выяснила, что стоит только найти правильную музыку, как книга — любая книга — пишется куда легче и куда проще. Настал наконец момент, когда мне просто нужно было отдать себя этой работе, «Флирту», и пусть он отъест кусочек от моего существования. Я просто отметила даты в календаре на стенке кабинета, и оказалось, что я отдала книге всего две недели — а остальное время она жила у меня в голове, разделяя мое время с Мерри и «Прегрешениями богов». В среднем получалось восемь страниц в день, а в последний день был достигнут рекордный результат — двадцать пять. Книга писалась так же быстро, как «Мика», с той разницей, что больше прошло времени, пока у меня возникло желание выделить книге отдельное время в расписании. Работа с двумя разными издателями над двумя сериями бестселлеров похожа на попытку крутить два романа одновременно. Это можно, но бывают моменты, когда каждый из них требует полностью твоего внимания, и тогда писателю хоть разорвись.

Закончив «Флирт», я смогла вернуться к «Прегрешениям богов» со свежим взглядом, новым вниманием и обновленным энтузиазмом. Как было с «Пляской смерти» после «Мики».

В «Флирте» есть сцена, в основе которой — случай в ресторане с Дэйвеном и Венди. Почти всю роль Дэйвена я отдала одному из мужчин Аниты. Мика и Анита получили роль Венди, и Анита — еще моей немножко. Я сделала с реальной жизнью то, что делает с ней Дженни, только этот умилительный случай обернулся жуткой кровавой драмой, с сексом и насилием, с хорошим счетом трупов, — ну, как я и предсказала.

Дэйвену и Венди я дала почитать этот роман пораньше, чтобы они увидели: я сделала именно так, как сказала. Это всех позабавило, а у меня вдруг оказался на руках роман об Аните Блейк на этот год. Класс!

Вот так возникла идея — и так она реализовалась, так я ее написала. Но чтобы доказать вам, что главное — не сама идея, а художник, которому она попадет в руки, я попросила Дженни сделать по ней стрип комиксов. Рассказала ей, что произошло в ресторане — а она сочинила комикс. Веселый, милый и никто не гибнет. Та же самая сцена у меня вышла смешной, очаровательной и нежной, слегка грустной, но запустила каскад страшных событий, потому что у меня в эту сторону мозги работают. Чтобы понять, как работают мозги у Дженни Бриден, переверните страницу и посмотрите ее комикс.

А вот как получилось, что от милой сценки в ресторане я пришла к персонажу, который хочет поднять свою жену из мертвых любой ценой — даже ценой смерти тех, кто Аните дороже всего, — так этого я не знаю. Много лет назад, когда только-только стали выходить мои первые книги, люди предполагали обычно, что я пишу любовные романы или детские книжки. Я миниатюрная, вот они и судят по упаковке. Но один мой добрый друг, полицейский, говорит так: «По упаковке содержимое не определить». И ведь как он прав!

Людям, которые думают, что пишу детские книжки с картинками, я отвечала: «Нет, я пишу научную фантастику, фэнтези и ужасы».

Последнее их всегда поражает. Несколько раз я слышала: «Но вы же с виду такая милая!» — будто нельзя быть милой и писать ужасы. Сейчас я говорю, что пишу паранормальные триллеры. Это как-то людям больше нравится, и это более точное описание моей работы, поскольку я соединяла вампиров и зомби с детективом и любовной интригой задолго до того, как они выделились в самостоятельный жанр. Но все равно иногда меня спрашивают: «Почему вы пишете про секс и про монстров?»

Единственный честный ответ таков:

— Вы говорите так, будто у меня есть выбор. Потому что ко мне приходят такие сюжеты, и только такие. Если есть что-то, что может меня убить, сожрать или трахнуть, мне хочется об этом написать.

Должно же быть хобби у девушки.