Глава 39

— Исповеди в нашем приходе по пятницам, сын мой. Приходи завтра, — сказал священник.

— Я — моряк, святой отец, и отплываю уже сегодня, — с нескрываемым сожалением ответил я. — В море может всякое произойти, я не хочу выходить без исповеди.

— Ну хорошо, — кивнул священник. — Прошу за мной.

Здесь, как и в любом другом католическом храме, исповедальня представляла собой отгороженные раздельные кабинки. В одну вошёл священник, а во вторую — я.

— Слушаю тебя, сын мой, — произнёс он из-за тонкой перегородки.

Я тяжело вздохнул и достал пистолет, держа его внизу.

— Я согрешил, святой отец. Убил, защищаясь, — тихо сказал я. — Полчаса назад.

— Кажется, я слышал выстрелы сегодня, — сказал священник.

— Да. Это был я, — сказал я.

— Раскаиваешься ли ты в своём грехе? — строго спросил священник.

Я прислушался к собственной совести и понял, что не раскаиваюсь. Нисколько.

— Нет. Их было пятеро, и они хотели нас убить, — сказал я.

— Грех убийства тяжким бременем будет висеть на твоей душе, пока ты не раскаешься, сын мой, — сказал он.

— Знаю, — сказал я и сунул пистолет к перегородке. — Давайте вашу рясу, святой отец, покуда я ещё одного греха не совершил. Господь велел помогать ближнему своему.

Священник замолчал, видимо, собираясь с мыслями, из-за перегородки я не видел его лица. Почему-то мне казалось, что он так же спокоен и собран, как и до этого.

Я почувствовал, как у меня вспотели ладони. Я изрядно нервничал, ведь если падре задумает выкинуть какой-нибудь трюк, то нам придётся уходить отсюда с боем, с пальбой и фейерверками, а портить отношения с Бас-Тером и всей Францией мне жутко не хотелось. Сдаваться властям и дрыгать ногами на виселице тоже.

— Несомненно, ты — пират, — тихо протянул священник.

— Это так, — хмыкнул я.

— И это грех. Скажи, грабил ли ты корабли под флагом Франции? — строго спросил он.

Я замялся, вспоминая «Лилию».

— Да, святой отец. И в этом раскаиваюсь, — вздохнул я.

Кажется, именно с «Лилии» начались все злоключения. Возможно, если бы не ограбленный бриг, дела пошли бы совсем иначе, но нет, я доверился той наводке и слепо ринулся за «богатой добычей».

— Твою душу ещё можно спасти, — заключил он.

— И как же? — хмыкнул я.

Наверняка потребует пожертвование, как пить дать. Я вспомнил некоторых попов из моего времени, рассекающих на дорогущих джипах и с трудом помещающихся в рясу.

— Покаяться, — ответил священник.

— Каюсь, грешен, — сказал я и снова ткнул пистолетом в перегородку. — Давайте-ка рясу, святой отец. А лучше две.

— Две? — удивился он.

— Не могу же я своего человека бросить, — сказал я.

— Хорошо. Будь здесь, — сказал он.

— Э-э-э, нет, — протянул я. — Выходим вместе.

Я быстро стянул камзол, перекинул через руку, прикрывая пистолет. Дождался, пока священник выйдет из исповедальни, не прекращая держать его на мушке, вышел следом за ним.

— Прошу за мной. И друга своего позови, — сказал святой отец.

Я окинул взглядом церковь, всё вроде было спокойно. Хорхе сидел, откинувшись на лавке и прикрыв глаза.

— Нет. Идёмте, — сказал я.

Он повёл меня через какие-то коридоры и лестницы, совершенно спокойно, будто и не находился под прицелом моего пистоля. Наконец, мы остановились в какой-то небольшой скромной келье, и он вытащил из сундука две длинные рясы из коричневой шерсти.

— Можешь убрать пистолет, сын мой, — сказал он, протягивая мне одежды.

Я так не думал. Взял оба свёртка свободной рукой, не переставая держать его на мушке.

— Простите, святой отец, — искренне сказал я.

— Бог простит, — улыбнулся он. — А французские корабли не трогай больше.

— Не буду, — сказал я. — Давайте-ка обратно.

Не хватало мне ещё заблудиться в этих коридорах. И мы пошли обратно. В церкви всё было по-прежнему тихо и спокойно, так, что мне даже не хотелось отсюда уходить, но я понимал, что чем скорее окажусь на борту «Ориона», тем лучше. По-хорошему, лучше было бы сделать так, как говорил святой отец, вместе с Хорхе пройти внутрь коридоров и переодеться там, чтобы выйти уже замаскированными, но я опять действовал, не подумав. Меня это уже начинало раздражать.

— Постой, — сказал священник, когда я уже собрался уходить к Хорхе. — Вот, держи. На память. Чтобы помнил.

Он протянул мне простые деревянные чётки с крестом. Я повертел внезапный подарок в руке, сунул за пазуху.

— Благодарю, святой отец, — сказал я.

— Идите с миром, — сказал он.

Я поспешил к сидящему на лавке испанцу. Хорхе был бледен от кровопотери, но небольшая передышка пошла ему на пользу. Я бросил ему рясу на колени.

— Надевай и уходим, — тихо сказал я.

Прихожане в нашу сторону не смотрели, и я быстро набросил рясу поверх своего костюма, благо, меня она укрывала полностью, с головы и до ног. Хорхе тоже натянул свою, и очень вовремя. Дверь церкви распахнулась, и внутрь, не забывая снимать шляпы и креститься на входе, вошли четверо солдат с сержантом. Они тут же окинули всё цепким взглядом, сержант поспешил к священнику, который уже беседовал с какой-то пожилой почтенной матроной.

— Валим. Сначала ты, жди меня на улице, я сразу за тобой. Постарайся не хромать, — прошептал я ему на ухо.

Испанец кивнул, поднялся, стиснув зубы от боли. Накинул капюшон, медленно пошёл к выходу. Я тоже набросил капюшон, достал подаренные чётки, перебирая их в пальцах, чтобы успокоиться. Помогало слабовато, но, по крайней мере, с ними я выглядел убедительнее.

Хорхе прошёл мимо солдат, которые даже на него и не взглянули, вышел на улицу. Там, скорее всего, тоже есть солдаты, так что расслабляться рано. Но оставлять его одного надолго нельзя. Я поднялся и пошёл тоже. Медленно и неторопливо, как подобает монаху или священнику.

На пути мне попался хмурый сержант, который уходил от священника. Тот, видимо, нас всё-таки не выдал. Похоже, здесь тайна исповеди ещё что-то значит. Сержант уставился на меня с нескрываемым подозрением и даже открыл рот, чтобы что-то сказать, но я его опередил.

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen, — гулким басом произнёс я, осеняя его крестным знамением, и он тут же захлопнул рот.

А я повернулся, подметая рясой каменный пол, и отправился на выход. Хорхе ждал меня на крыльце. Я подошёл, тронул его за локоть, испанец обернулся, молча кивнул и мы пошли к набережной, стараясь держаться подальше от прохожих и солдат. Я даже специально перебирал чётки в руках, склонив голову и размышляя шёпотом по-русски, как теперь лучше поступить.

Не в том плане, как добраться до корабля, а в целом. Мне пока лучше вовсе не показываться в Бас-Тере, а вот команда-то ожидала славной попойки и заслуженного отдыха, и в этом я не мог им отказать. Тем более, после того, как расторговался с Гальяно. Будет некрасиво оставлять парней без их доли добычи и святого права её пропить.

Да и поиски Гилберта казались мне теперь не такими прибыльными, как я думал изначально. С другой стороны, от меня зависит жизнь ни в чём не повинного ребёнка, а это я не мог оставить просто так. Похоже, после посещения церкви меня вновь пробило на сентиментальность.

Значит, план простой, мы с Хорхе отсидимся на корабле, пока парни кутят на берегу, с нас не убудет. Может, даже в команду кого-нибудь позовут, люди нам всё равно не помешают. А потом снова в море, во враждебные воды Антигуа. И в этот раз я буду умнее.

Мы дошли до берега без приключений и неожиданных встреч, вот только в порту теперь бродили солдаты, поглядывая на отчаливающие шлюпки и баркасы. Ладно хоть возле наших шлюпок не тёрлись, видя, что парни работают, перетаскивая мешки и ящики. Мы подошли к шлюпке, не обращая внимания на косые взгляды моряков и докеров, и я тронул за плечо Жоржа, который как раз доставал из шлюпки мешок с какао.

— Мир тебе, — произнёс я и приложил палец к губам.

Жорж едва не уронил мешок.

— Кэп? — тихо спросил он. — Это из-за тебя переполох?

— Вези нас на борт, остальное потом, — сказал я. — Потом расскажу.

Загрузка...