Тогда

Река жизни

1950 год. Джин Юджин собрал своих знакомых и повел их в сторону Аляски. Один за другим люди взяли друг друга за руки: получилась цепь.

Журналист первого канала устремился вдоль человеческой цепи, нашел предводителя и крикнул ему сквозь шум трассы:

– Куда вы идете?

– Я буду ждать, – ответил Джин.

– Чего?

Джин воздержался от комментариев.

***

1951 год. Цепь выросла. Люди, ее составляющие, ночевали там, где придется; ели, что приходилось. Волонтерские отряды ближайших городов поддерживали компанию Диакова дешевыми продуктами и свежим урожаем с ферм.

– Это не наша цель, – объяснял Диаков, – мы не хотим никуда прийти.

Его слова, такие редкие и емкие, тщательно фиксировали. Вскоре вышел ряд статей, с детальной трактовкой высказываний Диакова: какой смысл заключен в его флешмобе? Заголовки настаивали на конкретных идеях: «Ответ Диакова на гражданскую войну», «Диаков дает пощечину движению против абортов», «Цепь Диаков берет курс на светлое будущее»…

Журналист Керен Довикан, сын военного и убежденный атеист, уже собирал первые интервью. Сегодня он пошел в бой и опрашивал новоприбывших.

– Диаков не делился с нами своими замыслами. Мы просто поддерживаем его.

Керен обращается к мальчику, что стоит последним в Цепи:

– Что говорят твои родители, Вук?

– Я верю в добро и жажду объединения людей!

– А на самом деле?

– Я только выпустился из школы, впереди летние каникулы, а здесь… я так чувствую, намечается Большая идея. И родители не мешают.

– Спасибо за честность, Вук!

Журналист потрепал парня по макушке и тут же перешел к паре с ребенком: они подошли только что и еще даже не общались с единомышленниками. Журналист их остановил.

– Бог мой, у вас грудной младенец.

Мать качала ребенка в слинге, муж держал её за талию:

– Это так.

– Вы уверены, что выдержите этот ритм?

– Мы обожаем путешествия, и решили уволиться, взять тайм-аут.

Керен делает пометку в блокноте. Он спрашивает:

– Значит, всё это – забастовка против работы?

– Нет. Мы хотим понять, для чего мы здесь на самом деле.

– Как думаете, у вас есть шанс попасть в начало цепи?

– Это вряд ли. Люди разнимают руки только, когда едят, ходят в туалет и спят. Мы пока присматриваемся.

Керен спросил еще несколько человек:

– Что стало причиной вашего вступления? Диаков пропагандировал какие-либо идеи?

Здесь не могло не быть идеи, думал Керен. В ответ он слышал всякую ерунду от бессмысленных ответов «Я сбежал от жены», «Мы делаем почву плодороднее своими помыслами», «В этом движении у меня есть реальный шанс всё исправить» до тотально абстрактных ответов «Я не знаю», «Хм… Э. Я как-то не задумывался».

Журналист дождался привала и снова подошел к знакомой семье.

– Давайте сходим к Диакову и вместе поговорим о ваших целях.

Он специально подстрекал, чтобы добыть материал для феноменальной статьи. Новоприбывшая семья согласилась.

«Я докопаюсь до вашей идеологии, и все встанет на свои места, – с лица Керена не сходила довольная ухмылка».

Керен ждал, что начальство будет настаивать на готовой статье, но звонка от коллеги Юлены все не раздавалось. Он пропустил свой обед, чтобы выяснить правду уже сегодня.

Вместе они зашли в другую часть очереди, солнце опускалось за горизонт. Они не успели.

– Слушай, Керен, – говорит отец семейства журналисту, – мы хотели бы тебе помочь, но нам надо возвращаться на свое место. Думаю, цепь слишком длинная, чтобы мы смогли дойти до Диакова пешком.

Керен бросил портфель на землю в сердцах. Ему потребовалось время, чтобы восстановить спокойствие. Панические атаки не беспокоили его уже шесть лет, с тех пор, как он стал встречаться с Наомой, но в этот вечер он испытал нечто сродни приступу. Наома была бы недовольна его состоянием, но, к счастью, она продолжала свою учебу в Астайне и была слишком занята собственными проблемами. Он же строил карьеру, о чем они договорились еще в самом начале отношений. Они виделись раз в несколько месяцев. Труд на благо будущего соединит их однажды на окраине какого-нибудь европейского городка, с видом на озеро. Эта мысль вдохновляла Керена и озаряла смыслом его беспокойную жизнь, напоминающую порой копошение в муравейнике.

Когда Керен успокоился, он решил идти до Диакова сам. Затем, все-таки, вызвал такси, ехал долго, с объездами и все равно не нашел начала очереди.

– Юлена, – он звонит своей помощнице по видеосвязи, – Где Диаков? Где начало очереди?

– Керен, очереди больше нет.

– О чем ты? Я еду около нее. Самая настоящая очередь.

– Она замкнулась, Керен, – ее плохо слышно из-за офисного шума. Юлена включает режим съемки с экрана, на экране видно карту Земли, – Я смотрю со спутника. Цепь замкнулась. Теперь это Хоровод вокруг планеты.

Керен ругается.

– Матерь божья. Где же тогда Диаков? Постой, а как они перебрались через океан?

– Я вижу множество точек на поверхности воды. Судна, лодки, плоты…

– А шторма?

– Люди гибнут – это нормально.

– Это блин не нормально, пока не ясна идея.

– Бишип хочет, чтобы ты уже выпустил статью, иначе тебя уволят. Такое событие, а ты катаешься уже две недели.

– Я в процессе! – кричит Керен, кидает телефон в свой портфель и просит водителя прибавить скорость.

Авто резко останавливается перед медленно движущейся цепью. Керри выглядывает из окна и обращается к мужчине в красной футболке:

– Скажите, что происходит?

– Это Хоровод, – отвечает тот, не останавливаясь. Водитель по знаку Керена едет со скоростью движения толпы. Керен кричит мужчине:

– Теперь так, да? Откуда вы это узнали?

– Информация пришла с правой от меня стороны.

– Что это значит?

Журналист вышел и оббежал такси, пошел выше вдоль очереди. И тут до его слуха долетели обрывки речей с правой стороны, там где раньше он отметил «начало очереди».

– Это хоровод, передайте.

– Это хоровод, передайте.

– Черт, информация тоже замкнулась, – он задумался. – А можно передавать вопросы?

– Я думаю тут можно всё, чувак, – сказал подросток в рубашке на три размера больше.

– Спросите, где Диаков?

Подросток передал в сторону вопрос журналиста:

– Где Диаков?

– Скажите в обе.

Вопрос направился в обе стороны.

Пошла волна.

Керен потер руки.

Он остался на месте, свалил рюкзак на землю и уселся в позе лотоса, созерцая хоровод. Люди шли мимо и обсуждали все подряд: что бог на душу положит. Изредка их речь прерывалась сообщениями, приходящими с любой из сторон Цепи.

Через двое суток Керен получил долгожданный ответ.

«Я Диаков, и меня не существует. Ты никогда меня не найдешь».

Керен разозлился. Да чтоб ты провалился сквозь землю! Не существует его.

Керен подошел к мужчине, который последним передал сообщение. Керри начал трясти его за грудки. Мужчина опешил, но через мгновение сам заломил руки журналисту:

– Что ты себе позволяешь?

– Ты с ним заодно? С Диаковом?!

Мужчина, казалось, покрасневший от возмущения, на мгновение завис: вопрос поставил его в тупик.

Журналист закипел от ярости и взмахнул кулаками:

– Ты скажешь мне правду, осел, что у вас тут за заговор! Говори! – Керен запрыгнул на мужика и осыпал его ударами практически вслепую, куда придется, пока его не оттащили другие люди.

– Признавайся! Я заставлю тебя говорить, чертов сектант! Вы все мне расскажите!

Керен получил удар по голове и в следующую секунду растворился в темноте.

Его уволили, отказались давать рекомендации, написали мстительные отзывы. Вскоре на должность Керена выбрали Юлену; она выпустила ряд блистательных статей, благодаря которым он сам узнавал новости о хороводе.

Но с тех пор бывший журналист жил уже в другом мире.

Он видел, как люди покидают хоровод, хотя тот не останавливал свое движение, видел, как приходят новые люди. Керен собирал статистику, приезжал к хороводу практически каждый день и опрашивал участников, а вечерами подводил процентное соотношение. Сверял характеристики: пол, возраст участников, семейный статус, наличие образования, вероисповедание. Какой-то из факторов должен был объяснить всё. Малая доля участников действительно подтверждала, что видит в хороводе смысл, большинство – не имели никаких реальных причин для вступления.

Юлена позвонила Керену:

– Исмун передал мне, что ты до сих пор ходишь к хороводу и опрашиваешь людей. Теперь Исмун выезжает на точку, Керен. Это уже не твоя забота.

Керри хотел бросить трубку, но сдержался, и ответил:

– Кто мне запретит? Когда я выясню идею хоровода, все скажут мне спасибо. Я кропотливо над этим работаю. Кто еще над этим работает? Никто! Вам нужны только факты, но не смыслы.

– Лучше повидайся с Наомой. Она жаловалась мне, что вы видитесь раз в три месяца.

– Это неправда. К тому же, она сама предложила отношения на расстоянии! Какого черта я перед тобой оправдываюсь? – Керен дошел до переносного холодильника в машине и достал бутылку перцовки, налил себе полрюмки.

– Просто мы с ней почти как подруги. Я же вижу, что с тобой происходит. Я надеюсь, у тебя найдутся дела поважнее. Отдохни, слетай куда-нибудь к пальмам, на курорт.

Керен задумался:

– И правда, в Африке я еще не опрашивал людей. Надо занести южные национальности в базу тоже. Их менталитет отличается от нашего. Возможно, их вероисповедание даст новую подсказку.

– Керен!

Он повесил трубку и помчался к своим документам.

Центральный канал передавал новости о хороводе, избегая ключевого вопроса – с какой целью люди участвуют в нем. Зрителей этот факт, судя по всему, не особо беспокоил. Иногда Керри казалось, что только он рассматривает происходящее как невиданный абсурд. Все остальные готовы принять его, как само собой разумеющееся.

Отсутствие конкретного ответа на вопрос «В чем идея хоровода?» давало почву для жарких диспутов. Люди могли высказаться, каждый имел собственную точку зрения. Мнения разделились, сформировалось около сотни трактовок, объясняющих причину массового движения людей вокруг планеты. У всех этих течений находились сторонники. Людей начали типировать по принадлежности к той или иной идее. Был у хоровода какой-либо смысл или нет, не имело значения, главное – хоровод людям нравился; всегда находились те, кто поддерживал жизнь хоровода, подвозил топливо для транспорта, продовольствие для людей, устанавливал санузлы. Открывали круглосуточные ларьки на путях хоровода. Керену казалось, это никогда не закончится.

– Зачем вы участвуете в хороводе? – спрашивал Керен в который раз.

– Это прикольно.

– Спасибо за ответ, – подобно роботу кивал Керену и переходил к следующему участнику.

Вереница из физиономий легкомысленных идиотов крутилась в голове бывшего журналиста. Ему казалось, что ему просто не попался достаточно интеллектуально развитый человек, чтобы четко сформулировать свою позицию. Керен стал задумываться, почему вся суть его существования теперь заключена в маниакальных поисках смысла – в абсолютно бессмысленном мероприятии?

Керри приходил к хороводу, неважно где, садился подле этого человеческого шествия, как у берега загадочной реки, и запускал вопросы к Диакову.

Иногда Диаков ему отвечал, а иногда те, кто находился с ним рядом.

Керен злился: Диакова превратили в бога? На самом деле, ему мог отвечать уже кто угодно под именем Диаков, но бывший журналист не мог остановиться. Он придумал новый план.

Он решил сделать свой хоровод, собрать адекватных доверенных людей, которые не будут лгать. Их сила будет в системности. Они погонятся за конкретной целью – быстро передавать информацию, чтобы закрыть этот портал бреда, который опоясывает всю Землю.

Хоровод собрался быстро. Добровольцы, оказываясь у черты двух очередей незамедлительно совершали выбор. Выбор в пользу тех, кто имел цель и понятную идеологию, командный дух. У Керена каждый человек осознавал собственный мотив участия. Мир обрел краски; Керен почувствовал, что жив, что жизнь прекрасна.

Он перестал отслеживать хоровод Диакова и даже сделал несколько звонков Наоме, в которых они ощутили прежнюю близость, как в начале их отношений. Существование Керена обрело почву, встало на рельсы; он почти слышал равномерное постукивание поезда своей жизни и гудки, сигналящие через равные интервалы времени. У него был маршрут с точкой А и точкой Б, ряд станций между ними и счастье.

Бывший журналист не хотел заглядывать слишком далеко вперед, он понимал, что собственный хоровод – занятие временное. И все же, когда Хем, один из его приверженцев, сообщил новость, Керен почувствовал тревогу, а затем и необъятный страх. Он выбежал из палатки, стоящей на привале, достал смартфон и стал выстраивать маршрут к хороводу Диакова. Затем попросил Греина одолжить автомобиль на время.

Керен полетел в Канаду, помчался к мысу на юге страны автобусами, попутками, и, в конечном счете, на коне, взятом ненадолго у доброго фермера, потому что все ссылки указывают именно на это место: Диаков должен был оказаться там. Видимо, Диаков уже не верил в собственную игру, перестал прятать свое местонахождение. Ближайшие участники цепи также не уклонялись от прямого ответа. «Диаков там, – отвечали они и показывали на холм».

Керен перевел коня в галоп и взобрался на холм, спешился.

– Ты не можешь уйти! – прокричал Керен еще до того, как подошел к Диакову.

Он оказался рядом с идолом хоровода и задним числом принял: перед ним невысокого роста крепкий жилистый человек, лет сорока пяти, смуглый, с выгоревшими волосами, с мимическими морщинами радости в уголках глаз и губ, он закален ветрами и жарой – типичный путешественник. Проницательный взгляд Диакова на какое-то время лишил его мыслей. Диаков располагающе засмеялся, затем продолжил собирать колышки своей палатки в мешочек.

– Ты не можешь уйти из хоровода!

Диаков расхохотался:

– Но я уже как неделю вышел из него.

Керен почувствовал слабость в ногах и еле успел облокотится о чей-то мангал:

– Нет!

– Еще как да! – почти пропел мужчина, довольный собой. – Я встретил женщину, с которой хочу связать жизнь. Она хочет дом с садом и троих детей. Так что прощай, парень.

Диаков отступил на шаг, и, словно появившись из воздуха, из толпы к нему вышла миловидная женщина в длинном платье до земли. Диаков погладил ей спину.

У Керена защипало в глазах. Он упал в ноги Диакова и вслепую нащупал его потрепанные кроссовки. Не поднимая головы, Керен протянул:

– Прошу тебя во имя всего святого, ты не можешь покинуть собственный хоровод! Ты не можешь так со мной поступить!

– Кто ты, парень? – с сожалением спросил Диаков и аккуратно вынул ногу из спазмически сцепленных рук Керена. Тот прислонился к земле и лежал, словно мертвый. Диаков пожал плечами. Они с невестой подхватили рюкзаки и пошли вниз в холма. Окружающие провожали их теплыми словами, некоторые вручали влюбленным сплетенные из цветов венки.

Керен поднял голову, встал и осмотрелся. Люди группками все также стояли друг за другом, не размыкая Цепь, и Керен побежал, догнал Диакова и спросил:

– Почему они не расходятся?

Тот бегло окинул местность мудрым взглядом и отечески похлопал одного из участников движения, который стоял ближе; он ответил бывшему журналисту:

– Это сильнее меня.

Керен почувствовал, как что-то внутри него треснуло, словно слишком тонкое молодое деревце, не успевшее окрепнуть.

Разумеется, после этого события не было и речи о том, чтобы продолжать вести свой хоровод. Керен так и сказал Юлене по телефону:

– Смысл был в соперничестве с Диаковом!

– Ты звонил Наоме?

Керен не ответил и отключился.

Он вызвал такси. Через час оно подъехало к ближайшему шоссе. Керену пришлось пройти пятнадцать минут пешком по бездорожью. В городе он сел на самолет и, наконец, добрался до дома в Швильце, увидел за окном знакомые горы.

Когда журналист сел в своей гостиной и зашел в интернет с ноутбука, он узнал, что его хоровод распался, а хоровод Джина до сих пор продолжает движение.

Он вспомнил слова Джина:

«Это сильнее меня».

Керен заболел и лег в больницу – там ему было спокойнее. Пока он лечил ослабшее сердце, прошла пара месяцев. Спустя время вещи, из-за которых он переживал, показались ему уже не такими возмутительными. Наступила весна в его часовом поясе, и он вернулся в съемную квартиру.

В это же время он приобрел музыкальный инструмент – глюкофон, и стал осваивать игру на нем. Керен вышел гулять в парк.

Он смотрел, как зеленая трава пробивалась из темной земли пучками, слушал пение птиц и начал читать сказки народов мира: другие культуры всегда его интересовали, но только теперь – достаточно сильно, чтобы взяться за книги. Время казалось бесконечным.

В середине дня ему впервые за долгое время позвонила Наома:

– Я готовлю диплом, – отчиталась она. – Осталась заключительная часть и справочная литература. До сих пор не могу поверить, что ты столько времени потратил на хоровод, – Наома узнавала о состоянии Керри через Юлену, – Я перечислю тебе денег – съезди в Болгарию, и запишись в спортзал. Ты бы посоветовал себе то же самое, если бы соображал здраво.

– Я гуляю, Наома.

– Так не пойдет, милый. Возьми тренера. Если не написать программу тренировок, восстановление будет идти гораздо дольше. Ты же знаешь.

Керен ухмыльнулся.

Голос его бывшей девушки доносится как будто издалека, и он не мог всерьез воспринимать, что она там ему советует.

Керен сел на вершину городского холма, достал глюкофон и палочки. Мимо бежал мальчик лет семи и остановился, увидев странный объект:

– Что вы собираетесь делать?

– Не знаю, – ответил Керен.

Правой палочкой Керен стал ударять по глюкофону в одной точке, создавая базовый ритм, а левой – устанавливая акценты в промежутках. Он прошел палочкой по всем плоскостям шарообразного инструмента. Музыка окончательно вытолкнула из его сознания все лишние мысли: о карьере, об увольнении, о поисках смысла, об отношениях на расстоянии, обо всех вещах, в которых настолько много правильного, что не осталось места для желаемого. Керен работал усердно, как шаман, прогоняющий злых духов. Солнце давно встало, и до вечера еще было далеко. «Прямо как хоровод, который уже ушел в прошлое, а будущее наступит в своем темпе, – подумал Керен и посмотрел в чистое небо».

Деревня Оська


Ранняя весна появилась на пороге нашего дома.

Отец разгребал сугробы, ненароком обнажая подмерзшую землю, смешанную с глиной. В конце прошлого лета мы всей семьей косили траву, пожалуй, чересчур коротко. Теперь эта весна оказалась такой грязной. Бабушка начала заниматься рассадой, изредка бегала до грядок. Дед помогал ей.

На восьмой день апреля дед вскапывал землю у дома, и его лопата напоролась на что-то твердое: будто панцирь.

Дед и бабушка достали неопознанный предмет. По большей части круглый, как камень, он весил, как средняя дворовая собака, и в обхвате – также. Но, как только шар достали из земли, он начал таять. Бабушка и дед расчистили кухонный стол от солонок, перечниц и прочей утвари. Они вкатили круглый объект в дом, проволокли по коврам, подняли на середину стола, подперли разделочными досками. Бабушка поправила фартук трясущимися руками. Все остальные из нашей семьи на тот момент были еще в городе, поэтому об этих событиях мы узнали позже с рассказов.

Дед тронул пальцем странную жижу.

– Бабка, что это?

– Похоже на большой кусок глины, который превращается в медузу.

Дед склонился над “камнем”.

– Он дышит.

Если так, они не придумали, что с ним делать и оставили на столе. Ночью объект рокотал, как будто что-то переваривал, издавал звуки.

Утром они стали мыть его, поглаживать, разговаривать с ним. Дед предположил:

– Может, это яйцо?

На седьмой день с момента находки приехал я, моя мама и отец. Отец еще из окна увидел странный объект, поэтому вошел в дом на взводе. Он обратился к своим родителям:

– Что это вы тут делаете?

Бабушка попятилась к стене.

– Что за чертовщина?

– Да вот, копали, накопали, – дед потер жилистыми ладонями свои бока. Мне вдруг стало его ужасно жалко.

– Е-мае, – только и произнес отец, подходя ближе. Я и мама стояли поодаль.

Услышав дыхание «плоти», отец решительно двинулся к кладовке, отпер ее и стал там копаться. Все молчали. Бабушка положила полотенце на край стола и распрямила его, поджала губы.

– Черт! – отец негодовал, – Где ружье?

Дед опешил:

– Олеша, зачем же ружье? Ну дышот дышот, что ж плохого?

Отец взялся за голову. Мне тогда показалось, что это страшный сон отца, который он однажды уже переживал, и снова оказывается в его плену; просто я так почувствовал. В дальнейшем папа не рассказал мне о своих предыдущих встречах с потусторонним и настаивал, что ничего любопытного в этом вопросе для меня быть не должно.

Мама села на колени у стола, начала рыться в ящиках. Через полчаса они нашли ружье. Папа замотал дышащий шар в простыню и понес на улицу. Всей семьей мы вышли следом.

– Что ж вы все пошли за мной?

– Чтобы пристыдить тебя, Олеже, – дед скрестил руки на груди: они никак не складывались от нервов, тряслись, но и доводы дедушке на ум не приходили, зачем же этот шар стоит оставить в живых.

Как только шар соприкоснулся с мокрой грязной землей, простыня пропиталась, шар начал рокотать сильнее.

Папа снял ружье с предохранителя и велел всем отойти. Но любопытство взяло вверх. Он медлил. Поверхность шара пошла буграми. Он смахнул наваждение: могло быть уже поздно. И выстрелил.

Пуля попала в самый центр шара, разорвав его плоть. Крови не было. Оттуда начал выходить воздух, послышались кашляющие звуки, постанывания.

Бабушка дернулась в сторону шара.

– Не подходить! – скомандовал отец, стоял в боевой стойке. И снова выстрелил.

Через десять минут звуки сошли на нет, и шар повалился на бок, словно сдувлаяся тухлая слива.

Дед с сожалением сказал сыну:

– Надо похоронить его.

– Знаю я вас. Нет. Его нужно сжечь.

Отец быстро принес железный таз, бензин и зажигалку. Огонь занялся быстро, снова вызвав в шару стоны и всхлипы. Полдня отец поддерживал огонь, и уж только после этого можно было говорить о спокойствии.

После дневного деревенского сна мы все уселись на кухне. Отец отпил травяной чай и сказал как бы невзначай:

– Надеюсь, вы больше никого не накопали?

Мать обнимала его со спины. Бабушка жарила пирожки.

– Нет, нет, – покачал головой дед, глядя в пространство пустым взглядом. Он стал усаживаться в кресло, и я ему помог.

Ближе к вечеру родители пошли гулять по деревне Оська (так называлась наша родная деревня). Я остался с дедом. В восемь часов он, обычно тихий и спокойный, оживился.

– Коль, пошли со мной, – предложил он. Бабушка же сказала, как будто для успокоения своей совести:

– Не ходите, уже поздно.

Она все хлопотала на кухне.

Мы все-таки пошли, а бабушка даже не обернулась от плиты. Дед словно помолодел: шел бодро, подсвечивая дорогу фонарем. Я не боялся, ведь со мной был мой дед.

Вскоре из тьмы нарисовался старый сарай и я разглядел замок на широких воротах. Дед отпер ворота. Доски скрипнули. За дверью послышалось множество голосов.

Я помню, что днем тут находился сарай Варенькиных, самый большой в деревне. Но не настолько большой, как я его видел теперь.

В тусклом свете я увидел человек пятьдесят, судя по всему, пришедших на тайный сбор.

Мы с дедом сели на скамью у входа, как опоздавшие. Слово держал старый дедов приятель, Никола. Он страстно рассказывал:

– И я зашел на чердак, а оттуда полилась такая густая жидкость, сеткой обхватила меня, – он обхватил себя руками, – и держала долго. Потом чувствовал я, что она меня гладит, и не сделал ей больно. Она всосалась обратно в доски моего чердака.

– Замечательно, – раздался голос напротив от Николы. Это была фигура, закутанная в тряпки. Военные башмаки, сумка через плечо, – Кто еще хочет поделиться?

Мой дед молчал. Поднялась женщина, а потом все же решила сесть обратно. Заговорила.

– Я долго молчала, но теперь поделюсь с вами. Моя яблоня… Вы все ее знаете. Я угощала вас белыми яблоками с него. В общем, всю зиму я не пускала вас во двор, потому что оно осталось зеленым. В прошлом месяце я срезала плоды, и они были со вкусом мяса.

Фигура в тряпках одобрительно кивнула. Все жители пребывали в священной ритуальной тишине, чтобы не спугнуть откровения своих соседей.

Руку вытянул Петр. Я знал его детей. Он заговорил:

– Я тоже чувствовал вкус мяса в ягодах! Это был один кустик вдали моего сада. Как странно, я не придал этому значения!

Снова тишина.

Тетя из семьи военных подняла руку.

– За мной уже два месяца гуляет серый туман. Он не делает мне плохо. Я чувствую расслабление, когда вхожу в него, приятный аромат. Иногда внутри него есть разряды, и насекомые дохнут, касаясь его. Муж чуть не поранился ножом, когда пересек его.

– Черт, – выругался мужчина в стороне от меня.

Я резко повернулся. Это был голос отца, он стоял в распахнутых дверях сарая.

– Что это вы тут делаете?

Видимо, он отследил, куда мы пошли с дедом.

Женщина умолкла на словах: «Туман однажды поранил мою собаку».

– Что за чертовщина?

Фигура в тряпках встала и скинула с себя балахон. Зрители ахнули. Под тряпками очертился тщедушный человекоподобный образ. Первое что бросилось в глаза: пальцы, на которых явно больше фаланг, чем нужно и ребра, которых явно было меньше, чем следует. Лица я не увидел: его черты словно размыло по пространству.

– Что за вечер анонимных мистификаторов? – взорвался отец в тишине.

Фигура вышла из оцепенения и решительно двинулась к отцу, но он успел выхватить ружье и сделал серию выстрелов в демона. Пули прошли навылет, не причинив вреда. Демон вцепился в плечи отцу; повалил наземь. Вместе, они покатились кубарем в центр сарая. Дядя Гриша с соседнего массива догадался принести воду, огонь и веревки.

Не прошло и десяти минут, как черта связали, облили святой водой, отчего он начал крутиться и орать. Затем его подожгли, но уже на воздухе, все в том же тазике, который отец использовал в прошлый раз и предусмотрительно захватил с собой на встречу.

Когда вопли прекратились, а огонь, пожравший тело, пошел на убыль,, отец встал у ворот саркя. Семья Варенькиных, хозяева, сидели на местах, молчаливые, уставшие. Остальные окружили сарай снаружи.

– Все, – папа сплюнул на обнаженную весеннюю землю, которую необдуманно выкосили от травы прошлым летом, – собрание окончено, можете расходиться по домам. И да, я заказал поставку оружия в Оську. В следующее воскресенье в порядке очереди приходим ко мне, забираем. Я прочищу ваши мозги. Следующее собрание в среду, поговорим о вашем поведении. Мы очистим эту деревню, хотите вы или нет.

Светловолосый мужчина поднял вверх палец и сказал отцу, почти нараспев:

– Но ведь не было никакого вреда! Это мистическое дыхание жизни.

Отец выслушал и с расстановкой произнес:

– Это чертова чертовщина, которую нужно гасить на корню. То, что вы позволяете ее зародышу вырастать в таких масштабах – загадка нашей дорогой с вами деревни. Поэтому, будьте так добры, по всем вопросам теперь обращайтесь ко мне, а не ко всяким демонам. Спасибо.

Он забрал меня и увел домой.

В ту ночь мы спали без происшествий. Единственное только, что мне снились образа из будущего, как бог дружит с чертом, как девочка умывается кровью черепах, но на утро я проснулся свеженьким.

С тех пор папа проводил собрания в Оське. Я ему помогал, но не мог до конца понять, на чьей я стороне.

Мне просто было любопытно, как и всем жителям Оськи.

Вся эта история тянулась дольше, чем жизнь любого из нас, поэтому, когда папа умер, чертовщина вернулась, и жители деревни встретили ее с распростертыми объятиями. Время от времени кто-то из жителей деревни получал увечия – или от прямого общения с непознанным, или от того, что нельзя было списать на разумные причины.

Реже люди пропадал без вести, но тогда селяне просто забывали об этом или тихо горевали. Пару раз было, что мы становились свидетелями жестоких убийств от явлений, которые мы не могли себе объяснить. Но никто так и не предложил провести настоящее расследование, чтобы изучить природу чертовщины. Горожане и проезжие испокон веков называли наш район проклятым и, само собой, избегали соваться сюда. Но, несмотря на их мнение, нам всем тут жилось очень хорошо.

Если не брать в расчет подобные небольшие странности, которые, ни дать, ни взять имели особое очарование, окрашивали наши деревенские будни разными цветами.

Вызов сущностей и ребята

В карточной колоде школьного кружка жил предатель.

Это был плоский гном, который всегда оборачивал карты лицевой стороной вверх, и портил участникам игру.

Однажды к этой карточной колоде примешали вторую – с более красочным оформлением. И гном влюбился в новую даму пик. Гном вырезал нижнюю часть дамы и подселился к ней. Дама в свою очередь возненавидела гнома.

Учителя убрали бракованную карту из колоды.

Школьные друзья мальчика Петрика решили выкрасть обе колоды, к которым эти герои принадлежали. Петрика уговаривал его друг Фит, а также девочки Марга и Тоя.

Марга напомнила друзьям, что в народе ходило два мифа, будто бы можно вызвать пиковую даму и гнома-матершинника. Фит, Марга и Тоя решили совершить вызов сущностей, и подойти к этому делу со всей серьезностью. Петрик согласился участвовать: он хотел быть хорошим другом, но в глубине души не верил в успех их компании.

Двадцатого октября ребята собрались на квартире Тои и пригласили одноклассников на значимое мероприятие – вызов сущностей.

Родители девушки по имени Тоя уехали к Мертвому морю, затем в их квартиру пришло пришло полшколы. Те, кто не смог влезть в квартиру, разместились на улице (Тоя жила на первом этаже), и в подъезде. Школьные рюкзаки сбросили в песочницу, горой.

Большинство приглашеных школьников хохотали и вслух высмеивали Петрика, Фита, Маргу и Тою. Петрик сгорал от стыда. Марга предложила начать ритуал вызова, чтобы поскорее развеять сомнения остальных. Друзья словно чувствовали, что Петрик – слабое звено их союза, и поэтому ему доверяли большую часть работ, чтобы проверить его верность.

Так, Петрик разрезал мистический артефакт – карту с гномом и пиковой дамой, отделив их друг от друга.

Затем Тоя села у зеркала с половиной карты, где была изображена дама пик. Фит нарисовал на зеркале лестницу губной помадой, а Петрик подготовил спальные места и раздал всем ночные повязки для сна. Марга выключила свет и тоже села к зеркалу. Мальчишки на улицах выбили фонари.

Фит вступил с речью:

– Мы вызываем тебя, пиковая дама, явись!

Он красноречиво посмотрел на Петрика. Тот оглянулся на смеющихся одноклассников, а потом взял себя в руки и повторил:

– Мы вызываем тебя, пиковая дама, явись!

Через секунду после его слов Фит, Марга и Тоя хором произнесли тоже самое, потом снова. Фит вскочил на камод, поднял руки, как рок-звезда и призвал остальных повторять.

К удивлению Петрика, все одноклассники подхватили, и уже несколько десятков человек повторяли одни и те же слова.

Вызов прозвучал тринадцать раз.

Свет свечей стал неровным, и в тишине послышался женский смех, появился звук шагов, каблуков – из зеркала, и он усиливался. Девочки завизжали от страха.

Фит похлопал Петрика по плечу, напоминая о плане. Петрик закричал:

– Гном всем гномам гном, карточный предатель, мы вызываем тебя! Иди к своей возлюбленной!

Он рванул в кровать, также как Тоя и Фит, также как многие из присутствующих – все натянули повязки на глаза.

Марга стояла с салфеткой у зеркала, по которому спускалась пиковая дама.

– Гном, подай голос! – прокричал Петрик из-под одеяла.

Все услышали, как гном ест конфеты, разложенные в центре комнаты. Стоял шелест фантиков.

Марга снова завизжала и стала стирать нарисованные ступеньки салфеткой. Ее руки проваливались в зеркало, как в желе. Она кричала и продолжала оттирать ступеньки, выковыривать куски ступенек из зеркала, словно куски холодца из салатницы.

Тут начался гномий мат о том, что Марга должна немедленно прекратить стирать ступеньки и позволить пиковой даме спуститься. Дети в подъезде и на улице в восторге зааплодировали, но Марге было не до восхищения. Какая-то сила вцепилась ей в спину, и она не смогла продолжить.

Девочка упала навзничь. Вспыхнули свечи, и школьники увидели, как магическим образом помада дорисовывает лестницу. Тоя сбила помаду в угол комнаты. Некая сила отбросила девочку к двери. Помада снова воспарила и продолжила свой рисунок.

Фит выкинул помаду в окно, но было поздно. Он попытался стереть ступеньки, но провалился в зеркало и еле вылез из него. В зеркале появились ноги пиковой дамы, покрытые черным прозрачным копроном, в черных туфлях, с вкраплениями красных драгоценных камней. Дама становилась все ближе. Дети кричали. Многих парализовало. Петрик неожиданно нашел себя единственным, кто сохранял трезвость ума. Он призвал троих мальчишек помочь ему столкнуть зеркало с тумбочки.

Зеркало пошатнулось и упало прямо на пол. Там оно треснуло, из осколков поднялась гогочущая женская фигура – просвечивающая, словно изображение, проецируемое на облако.

Зеркальные осколки зацепились за гипюр, висели на ее платье и в волосах.

Дама огляделась. Петрик включил свет, и те, кто остались в сознании, увидели гнома, который обходит пиковую даму по кругу. Он смачно матерился, положительно характеризуя облик женщины.

Дама нагнулась к нему. Гном попытался стереть кровь с ее оцарапанного лица.

– К ногам, – приказала дама.

Гном упал к ее туфлям, к лоскутам от юбки, доходящей до колен.

Тоя снова завизжала, взяла Маргу под руку и стала тащить ее к выходу. Их примеру последовали остальные, и на выходе из квартиры образовалась людская пробка.

Петрик вовремя сообразил и закричал:

– Живо, хором – Пиковая дама, исчезни! Пиковая дама, исчезни!

Дети, уже из отчаяния, подхватили слова Петрика и повторяли, но дама перекричала их:

– Я не уйду!

Она пнула лежащего в ногах гнома и прошествовала к выходу из помещения. Дети жались к углам и стенам.

Дама вышла в подъезд.

С верхнего этажа спустился сосед Дишин с винтовкой в руках.

– Чтоб вас! – он выругался не хуже гнома, затем высадил пять или шесть пуль в пиковую даму.

Она хохотала и спускалась, держала правой рукой свой подол, а за ней бежал гном.

Дишин выстрелил еще раз в нее и гнома, но они не остановились.

У подъезда даму и гнома уже ждала полиция, но дама махнула рукой, и полицейская машина заросла мхом, заржавела и скрючилась на глазах, а работники закона закашлялись и хватались за горло, как при отравлении. Подъехало еще несколько машин с мигалками.

Петрик нагнал друзей, когда они скрывали за поворотом ближайшего дома: все трое убегали, поддерживая друг друга под локти.

– Стойте, – прокричал Петрик, – Как вы можете убегать в такой момент?

Первым остановился Фит, и девочки тоже вернулись из-за угла. Фит махнул рукой другу:

– Черт, Петрик, ну почему ты не отговорил нас? Мы же тебе столько раз говорили, что у нас получится. Мы же столько раз объясняли, что отыскали железный способ сотворить этот ужас.

– Я думал это невозможно, – виновато сказал Петрик. – Но теперь мы обязательно должны все исправить!

– Дурак, вот теперь это действительно невозможно!

Фит поднял свой рюкзак с земли, и отвернулся, намереваясь снова убегать. Петрик остановил его за плечо.

– Нет-нет, ты слишком легко сдаешься. Мы только что сделали невозможное – вызвали сущностей с того света, и теперь придется совершить невозможное второй раз и отправить сущностей обратно. То, за что мы беремся – становится возможным.

Ребята смотрели на Петрика задумчивым взглядом. Лицо Марги смягчилось, она шагнула к Петрику и пожала ему руку. Остальные тоже угрюмо кивнули, оседлали чужие велосипеды и последовали за воем полицейских сирен – туда, куда предположительно пошла Пиковая Дама.

Загрузка...