Филогенез. Панихида

Глава первая

Сидя на корточках за плоским буро-голубым кустом, который едва доходил ему до колена, Кайруна наблюдал, как полдюжины неповоротливых желтых слизняков с маленькими ножками пытались объединенными усилиями сплести себе кокон из чего-то, напоминающего вишневого цвета шелк. Ксенологам еще только предстояло определить природу инстинкта, позволяющего слизнякам с легкостью согласовывать свои микроусилия. Положение в табели о рангах освобождало Кайруну от необходимости анализировать и классифицировать, и он просто любовался замысловатой красотой этого тончайшего феномена инопланетной жизни. Он вдруг проникся сочувствием к техникам, которые сейчас были бы обязаны остановиться, поставить аппаратуру и заняться интерпретацией. Иногда гораздо лучше иметь возможность просто поглазеть.

Выпрямившись, он окинул взглядом лес, которому, казалось, не было предела. Точнее, предел, конечно, был. Псевдовечнозеленые деревья, так похожие на земные, образовывали широкий пояс вдоль экватора планеты. Отправившийся на север или на юг путешественник неизбежно наткнулся бы на одну из громадных полярных шапок, покрывающих большую часть поверхности Аргуса-5. Но предварительные замеры, проведенные с орбиты, показали, что ширина пояса лесов составляет от двух до трех тысяч миль (в разных местах) и между льдами имеется достаточно места для деревьев… А также для подвижных организмов, не все из которых были столь же скромны, как эти слизняки-шелкопряды.

За два месяца исследований они столкнулись с рядом куда более интересных и крупных экзотических форм жизни. Местные плотоядные оказались весьма активными, но не особо впечатляющими — ничего, с чем их группа не могла бы справиться. Наличие хищников не очень портило гостеприимную, хотя и прохладную атмосферу здешнего мира.

— Норвегия.— К Кайруне подошла тяжело дышащая Идар, неся прибор для взятия проб на большом треножнике.— Западная Канада. Тасмания.

Похлопав руками в перчатках, она начала настраивать свои приборы. С их помощью можно было точно заснять любой выбранный фрагмент почвы вместе со всеми его обитателями.

— Мне здесь слегка холодновато.— Кайру на вырос в более теплом климате и, естественно, предпочитал таковой. Чистая атмосфера, насыщенная кислородом, который в изобилии вырабатывали нетронутые леса, несколько компенсировала прохладную погоду. Это, конечно, не мороз, но желание бегать в шортах возникало разве что у стоиков. Его же вполне устраивала утепленная куртка и ботинки.

— Такая погода не остановит колонистов.— Идар наклонилась к окуляру, подстроила разрешающую способность и снова посмотрела в окуляр.— Некоторые назовут здешний мир раем.

— Если и раем, то со слишком близким горизонтом.— Кайруна посмотрел на север. Они работали в тысяче миль от северной полярной шапки, но, когда он глядел на резкую голубую линию горизонта, ему все время казалось, что он видит сияние льда.

— Хорошо, это не будет второй Новой Ривьерой. И что с того? По крайней мере, планета выглядит лучше, чем Пройкон, и люди захотят ее заселить,— не отрываясь от прибора, Идар пожала плечами.— Здесь полно мест, где можно обосноваться. Океаны невелики, поскольку основная масса воды сосредоточена в полярных шапках в виде льда. Людям тут понравится,— подняв голову от окуляра, она ухмыльнулась.— Сплошные плюсы.

Кайруна подумал и согласился. Этот грубоватый голос, который сейчас возражал ему, всегда заставлял его улыбаться и вздрагивать одновременно.

— Плюсы! Ха! Для меня они не имеют значения!

Уныло улыбаясь, оба техника обернулись к подошедшему человеку. Элвин представлял собой нечто невысокое, светловолосое, крепкое и неудобоваримое. Он был опытным членом команды обеспечения, способным соорудить убежище, обеспечить получение очищенной воды, сделать кучу разных приспособлений в полевых условиях, пользуясь при том только карманным набором инструментов. Но он отличался не только замечательным знанием своего дела, но и несносным характером. На борту «Чагоса» его никто нелюбил, даже товарищи по подразделению. Если Элвин не занимался восстановлением и ремонтом, он брюзжал, ворчал и придирался. А поскольку у него не хватало вежливости заткнуться хотя бы во время работы, любому технику или ученому, чью аппаратуру он возрождал, приходилось стоять и выслушивать его излияния. Однако он и впрямь был мастером на все руки.

— И почему же ты так относишься к здешнему миру? — Идар, не задумываясь, вступила в дискуссию.— Прошли годы с тех пор, как люди в последний раз открыли что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее Землю,— она махнула рукой в сторону леса.— Конечно, для колонизации удобна только часть планеты, из-за наличия полярных шапок. Но все остальное, например этот лес умеренного температурного пояса, притянет сюда толпы колонистов. И потом, ты же знаешь правило: каждый из команды первооткрывателей будет иметь долю в прибыли от освоения вновь открытого мира,— она фыркнула.— Даже ты — если не передашь мне, конечно, свои права на якобы несуществующие плюсы.

— Спасибочки,— пробормотал Элвин.— Плевал я на все это, разве что ошибусь и правительство на сей раз сыграет честно.

— На сей раз? — Кайруна удивленно приподнял густые черные брови.— И на скольких же мирах, пригодных для колонизации, ты уже побывал в качестве первооткрывателя?

— Ну, сказать по правде, ни на одном,— крепыш отвернулся.— Этот у меня первый.

— Он у всех нас первый.— Кайруна решил все-таки напомнить собеседнику банальную вещь, в то время как Идар молча принялась настраивать аппаратуру для следующего снимка.— Поисковых кораблей намного больше, чем открываемых ими пригодных для жизни миров.

— Да,— согласился Элвин.— И половина из открытых миров уже кишит гигантскими жуками, которые успели предъявить на них свои права.

Идар подняла глаза от окуляра.

— Транксы — наши друзья.

— Нуда, конечно,— проворчал техник.— Правительство только и делает, что старается убедить нас в этом. Я бы сказал, слишком старается. Как насчет той норы, называемой колонией, которую они вырыли в Амазонском заповеднике? Если бы не наткнувшийся на нее беглый убийца, большинство из нас до сих пор ни о чем бы не знало!

— Это было частью секретного правительственного проекта.— Кайруна разглядывал нечто изящное и элегантное, парящее в чистом голубом небе. На таком расстоянии он затруднялся сказать, из чего состоят крылья существа,— из перьев, кожи или какой-то другой неизвестной органической субстанции.

Элвин выразительно кивнул.

— Естественно. Такой секретный правительственный проект, что даже правительство о нем ничего не знало. Ты когда-нибудь видел транкса? Лично, я имею в виду? — спросил он с вызовом.

— Нет,— признался Кайруна.— Только по трехмерке.

— Это мелкие уродливые ублюдки. Типа огромных сверчков или богомолов с дополнительной парой ног.— Элвина передернуло.— Мне плевать на красивые фразы пропагандистов типа «сообщества разумных существ этого рукава Галактики». Вы не заставите меня обниматься со всякими чертовыми гигантскими жуками. Между прочим, хватает людей, у которых подобные эмоции еще сильнее, чем у меня. Да ежели я наткнусь на такого жука, то сразу на него наступлю.

— Транксы великоваты для того, чтобы на них наступать,— напомнил Кайруна.— Особенно человеку твоего размера.

— И они могут ответить тем же,— добавила Идар, не отрываясь от работы.

Элвин воинственно выпятил челюсть.

— Я думаю именно так. Галактика — огромное, враждебное и опасное место.

— Вот еще одна причина дружить с теми, кто вместе с нами ее населяет,— возразил Кайруна.

Голубоглазый техник с вызовом посмотрел на него.

— Вот еще одна причина быть осторожными с теми, кто угнездился у нас под боком.

Дискуссию вдруг прервали — не плохая погода, не местная фауна и не необходимость продолжать работу, а настойчивое прерывистое завывание. Люди, спорящие на пригорке о межзвездных взаимоотношениях и в то же время занимающиеся исследованием инопланетного леса, дружно повернулись в сторону громкого тревожного звука. Никто из них не понимал, что это.

— Какого черта? — Элвин быстро взбежал на вершину холмика, уставившись в необычной даже для него тревоге туда, где стоял их транспортный корабль.

Идар бросила съемку. Кайруна встал за ее спиной, глядя в направлении, откуда доносилось мрачное завывание.

Звук исходил не от чего-то поблизости корабля, а от самого корабля. Наконец, Кайруна понял, в чем дело.

— Это сигнал общей тревоги.

— Общая тревога? — Идар, нахмурившись, обернулась к нему.— Какого дьявола ты имеешь в виду? Я знаю все сигналы тревоги, но никогда не слышала о такой штуке, как «общая тревога». Тем более не в космосе, а на земле,— она снова озадаченно посмотрела на лагерь, раскинувшийся вокруг посадочной площадки для шаттлов.

— Я же говорил! — победоносно заявил Элвин, к тайному негодованию остальных.— Нельзя доверять новому миру, даже если он очень хорошо выглядит!

Говоря о внешнем виде, Кайруна предпочел бы, чтобы надоедливый техник исчез куда-нибудьс глаз долой. Может, он и прав, но биолог уже устал от его трепотни.

— Пошли,— сказал Кайруна.— Лучше пойти туда и узнать, в чем дело.

— Общая тревога,— с видом знатока кивнул Элвин и вслед за остальными начал спускаться с лесистого холма.— Я так и знал!

Берджесс, окруженный членами экипажа «Чагоса», напряженно вглядывался в трехмерное изображение. Аппаратура имела хорошее разрешение, и корабль, только что появившийся рядом на орбите, люди наблюдали во всей его инопланетной красе. То была внушительная посудина, примерно вдвое больше человеческого корабля. В общих чертах напоминая «Чагос», как, впрочем, и любой другой звездолет, оборудованный двигателем для перемещения в плюс-пространстве, инопланетник отличался рядом отчетливо видных конструктивных элементов.

— Не наш,— зачем-то пробормотал один из техников.

— И не транксский,— добавил первый помощник.— Если, конечно, они что-нибудь не скрывали. А может, это один из кораблей а-аннов, о которых нас предупреждали транксы?

Берджесс посмотрел на него с сомнением.

— Я видел схемы кораблей а-аннов, полученные от транксов. Для них этот звездолет слишком изящный. Может, это квиллпы? — обратился Берджесс ко всей команде, особо не надеясь на ответ.

— Я так не думаю, капитан,— неуверенно ответил первый помощник. Он был бы рад ошибиться в своих сомнениях. Миролюбие квиллпов давно вошло в поговорку.

— Тамбри! Есть какой-нибудь ответ на наши запросы? — взглянув влево, спросил Берджесс.

Офицер связи, миниатюрная женщина с большими темными глазами, покачала головой.

— Нет, сэр. Я перепробовала все, начиная с земшарского, высоко— и низко-транксских языков и кончая прямым изложением математических теорем. Они оживленно переговариваются между собой, это я регистрирую, но с нами не пробуют связаться.

— Еще попробуют. Продолжайте попытки.— Берджесс вновь повернулся к трехмерному изображению, парившему над капитанским мостиком.— Кто же они такие и какого черта им здесь нужно?

— Возможно, они уже заявили права на этот мир,— подал голос кто-то из офицеров. Он высказал вслух то, о чем никто не хотел ни говорить, ни даже думать.— И теперь явились, чтобы предупредить нас о своих преимущественных правах на планету.

— В таком случае, они чересчур тонко намекают на свои права,— ответил первый помощник.— На планете нет ничего, оставшегося от их посещения, и на обеих лунах тоже нет, и вообще во всей системе.

— Вернее сказать, мы ничего не нашли,— оппонент решил отстаивать свою точку зрения.— Мы же здесь всего пару месяцев.

— Хорошо,— пробормотал Берджесс— Всем сохранять спокойствие. Что бы ни произошло, мы справимся с этим. Мы не предполагали встретить здесь разумных существ, тем более — достигших уровня, на котором возможны межзвездные перелеты. Они, вероятно, сейчас так же внимательно разглядывают нас, как и мы их.

«Но я надеюсь, что они все-таки ответят на наши сигналы»,— подумал он.

— Глядите! — ткнул вперед пальцем кто-то из собравшихся на мостике людей.

Из чрева большого корабля вылетел маленький, оборудованный крыльями и рулями, то есть явно предназначенный для полетов в атмосфере. То, как быстро он начал удаляться от базового корабля, не оставляло сомнений в его целях. Любой из присутствующих мог с легкостью предсказать дальнейшую траекторию его движения.

— Свяжитесь с Пранчавитом и остальной наземной группой! — рявкнул Берджесс офицеру связи.— Скажите, что к ним направляются гости.

— Они непременно захотят узнать, какие именно гости,— ответила офицер, отрываясь от приборов.

Берджесс глянул на трехмерное изображение.

— Может быть, они сами расскажут нам об этом.

Когда Кайруна со своими спутниками дошел до лагеря, там все бурлило вопросами, догадками, опасениями. Никто, казалось, не понимал, что происходит, и те, кто распознали сигнал тревоги, знали не больше других. Теперь все терзались беспочвенными предположениями и параноидальными гипотезами. Один Элвин, казалось, чувствовал себя в такой ситуации, как рыба в воде.

Трое вновь прибывших с трудом протолкались через толпу и оказались на небольшом свободном пятачке у задней стены зала. Стоя у двери главного склада, Джален Марото размахивал руками, пытаясь добиться тишины в зале. Когда жесты не помогли, он поднес ко рту портативный громкоговоритель и рявкнул:

— Заткнитесь! Когда вы умолкнете, я расскажу, в чем дело.— Шум пошел на убыль, и он добавил извиняющимся тоном: — По крайней мере, расскажу, что мы об этом знаем.

— Я сам все знаю! — Элвин с легкостью выдвигал теории, в то время как остальные не решались изложить даже факты.— Пакость местного происхождения наконец-то проявила себя с опасной стороны. Вот только какая пакость? Стая хищников или чума с коротким инкубационным периодом? — вопросил он.

— Да, своего рода чума. Она у нас всегда при себе,— ответил руководитель команды. Обрадовавшись возможности снять напряжение, часть аудитории рассмеялась, поглядывая на Элвина. Тот притих, но продолжал смотреть вызывающе и явно не раскаялся в своих словах.— Итак, на орбите рядом с «Чагосом» появился корабль. Мы не знаем, чей он, откуда прилетел, каковы намерения его экипажа. Ничего не знают даже те из нашей команды, которым положено было бы знать.

— Это не транксы? — громко спросил кто-то из толпы. С расой разумных насекомовидных существ человечество вот уже тридцать лет потихоньку налаживало отношения.

— Мы понятия не имеем, кто это или что,— повторил Марото,— поскольку они не отвечают на сигналы. Если на звездолете и в самом деле транксы, то они упорно молчат.

— Жуки, может, и уродливы, но я ничего не слышала о глухих транксах,— пробормотала себе под нос Идар.

— Я убежден, это они. Хотите знать, почему? — Элвин сбавил тон, видя, что его никто не слушает.

— Никто не хочет этого знать, потому как ты не смыслишь даже в половине вещей, о которых говоришь.— В отличие от большинства людей в толпе, очень высокий Кайруна имел возможность смотреть поверх голов и сейчас использовал свое преимущество.

— Ну, давай, издевайся,— самоуверенно ответил Элвин.— Мы столкнулись с теми кровожадными и враждебными пришельцами, которых все время боялись повстречать, расширяя нашу сферу влияния.

— Я думала, мы уже повстречались с враждебными а-аннами,— заметила Идар.

— Транксы говорят, что а-анны враждебны, но нам мало голословных заявлений жуков. Нет, на сей раз попался кто-то новый. Новый и очень враждебный,— заявил Элвин с апломбом.

— Если они такие враждебные, почему мы еще на этом свете, стоим здесь и болтаем? — возразил Кайруна.— Почему они не стерли в порошок весь лагерь с нами вместе?

— Подожди.— С присущей ему подозрительностью техник уставился в небо, делая вид, будто понимает все лучше всех.

Если бы кто-то из людей вдруг решил скрыться в лесу, такое поведение могло бы быть истолковано экипажем инопланетного шаттла как подозрительное и недружественное. Но даже не принимая во внимание подобное соображение, ни у кого, кроме техника, известного своей паранойей, не возникало особого желания спрятаться. Базовый корабль инопланетян продолжал свой орбитальный полет вокруг планеты, находясь в прямой видимости «Чагоса», не приближаясь и не отдаляясь от корабля землян. Его средства связи по-прежнему молчали, не давая ни единого намека нато, кто находится внутри корабля.

И никто из людей не поразился, когда шаттл вошел в атмосферу планеты и начал снижаться, быстро двигаясь по четко рассчитанной траектории, конечной точкой которой являлась посадочная площадка в центре лагеря землян. Принимая во внимание, насколько близко друг к другу находились базовые корабли, Берджесс и его офицеры сильно бы удивились, если бы шаттл устремился куда-то еще.

— Ни один из членов наземной команды не проходил подготовки к процедуре первого контакта,— счел нужным напомнить второй помощник.

— У Пранчавита хорошая команда. А у Марото есть опыт работы на других планетах. Я уверен, и ученые, и техники проявят себя с наилучшей стороны,— ответил Берджесс.

— А что, если они не смогут наладить общение? — поинтересовался первый помощник.— Все может пойти вкривь и вкось даже при самых лучших намерениях, если их неправильно интерпретировать.

— У нас нет другого выхода,— Берджесс посерьезнел.— Я же не могу приказать Пранчавиту и Марото не идти на контакт. Нам остается только быть в полной готовности и надеяться, что там, внизу, все пойдет, как надо.— Увидев опасение на лицах подчиненных, он добавил: — Вы же понимаете, мы здесь ничего не в силах поделать. Команда Жданко, подготовленная для проведения контактов, уже давно вернулась на борт, поскольку за первый месяц после высадки не удалось найти никаких разумных существ. Кто ж знал, что они объявятся позже. Такого еще не бывало.

— Но мы все-таки должны что-то сделать! — раздался возглас из задних рядов.

— Естественно,— согласился капитан.— Вполне уместно будет, например, помолиться. Любым богам, на ваш выбор,— он обернулся к трехмерному изображению.— Особенно за тех, кто останется на поверхности планеты до тех пор, пока ситуация так или иначе не разрешится.

Идар и Элвин стояли позади Кайруны вместе со всей остальной командой. Люди расположились на территории между лесом и посадочной площадкой, согласно инструкции команды по проведению контакта. Высоко в небе парили представители местной фауны, высматривая добычу. Из-за прохладного ветра нелегко было стоять неподвижно, и люди переходили с места на место, чтобы не замерзнуть.

— Я ничего не понимаю.— Идар стояла, скрестив руки на груди, глядя на пар, в который превращался выдыхаемый воздух.— Чем мы здесь занимаемся? Нет, мне, естественно, интересно, чем все это закончится, но я не понимаю, зачем мы-то здесь нужны? Ни один из нас не является членом команды первого контакта.

— Как и любой другой из здесь присутствующих.— Кайруна смотрел вверх.— Команда первого контакта сидит сейчас на «Чагосе». Поэтому вся работа, не говоря уже об ответственности, свалилась на Пранчавита и Марото.— Он взглянул поверх голов в сторону посадочной площадки на руководителей исследовательской команды, которые стояли бок о бок и глядели на горизонт в ожидании дальнейшего развития событий.— Хорошо, что на них, а не на кого-то из нас.

— Я бы справился гораздо лучше, чем они,— выпалил Элвин.— По крайней мере, не торчал бы тут, подставив зад всем ветрам. И без оружия.

— Ты же слышал, что сказали эксперты с «Чагоса». Если бы инопланетяне были настроены враждебно, они бы уже атаковали корабль,— возразил Кайруна.

— А вдруг они присматриваются, чтобы оценить наши силы? Или чтобы понять, годимся ли мы в пищу? — парировал Элвин.

— Слушай, а что ты вообще здесь делаешь? -раздраженно спросила Идар.— Раз ты так боишься злобных инопланетян, зачем вообще пошел работать в экспедицию по исследованию глубокого космоса?

— Дай, я угадаю,— вмешался Кайруна прежде, чем техник успел ответить.— Деньги!

— Угадал.— Элвин опустил задний клапан своей утепленной шапки, чтобы прикрыть затылок от холодного ветра.-

Но деньжата — не единственная причина. Земля тоже стала слишком опасным местом. Множество людей переполняют множество больших городов. Колонии для того и нужны, чтобы избежать общения с разными психами.

— Так почему же ты не отправился в систему Центавра или на Новую Ривьеру? — удивилась Идар.— С твоей квалификацией ты бы мог устроиться где угодно.

— Там все такое же, как на Земле,— уверенно ответил Элвин.— Слишком много чокнутых. Одна разница — на эмиграцию решаются более продвинутые идиоты, которые обожают приключения,— он мотнул головой в сторону неба.— Глубокий космос вроде бы безопаснее. Пока.

— Он и останется таким,— со спокойной уверенностью отозвался Кайруна.— Думаю, тебя вскоре ожидает сюрприз. Как и всех нас.

— Естественно, всех нас ожидает сюрприз,— пробормотал техник.— Поэтому я и стою именно тут, подальше от места, где нам велено стоять, и поближе к лесу. В лесу, по крайней мере, у нас будут шансы.

— Это у тебя будут шансы,— Идар даже не пыталась скрыть отвращение.— А остальные не собираются бежать. У меня есть работа, и, как только закончатся формальности, я немедленно к ней вернусь.

Не снизойдя до ответа, Элвин повернулся к биологу.

— А ты, Кай? Ты со мной?

— Не раньше, чем наступит обеденный перерыв,— мягко упрекнул тот.— Элвин, а зачем тебе ждать, пока что-нибудь случится? Можешь прямо сейчас рвануть в лес, не дожидаясь, пока сюда прилетят неописуемо ужасные инопланетные захватчики.

— Да за неподчинение общему приказу с меня удержат часть денег! Ну, валяй, хохочи. Посмотрим, кто будет смеяться последним, вернее, кто вообще сможет смеяться…

— Тихо! — Идар посмотрела на север, где за бесцветными местными деревьями возвышались покрытые снегом горы.— По-моему, они летят.

Поначалу инопланетный шаттл был просто светящейся точкой в лазурном небе, но он быстро увеличивался в размерах по мере того, как его траектория пронизывала висевшие над горами легкие облака. Все с интересом разглядывали причудливый контур инопланетного аппарата. Когда он подлетел поближе, стал виден необычный набор колес, составлявших посадочное шасси,— набор, сильно отличавшийся от стандартного многоцелевого шасси, которым оборудовались шаттлы землян и транксов. По бокам располагались полдюжины крыльев, установленных одно за другим от носа до хвоста. Своеобразие несущих поверхностей дополнялось видимым отсутствием каких-либо антенн и оружия. Ярко-желтые бока и низ шаттла расписывали незнакомые и трудно различимые лиловые иероглифы.

Посадка произошла мягко и практически бесшумно, словно пилоты годами практиковались на такого рода поверхностях. Когда свист двигателей слегка утих, люди отняли руки от ушей и приложили козырьком колбам, разглядывая приближающийся корабль. Поскольку исследовательские работы на планете не предполагали дипломатических церемоний, Пранчавит и Марото смогли обрядиться по такому случаю только в чистую рабочую одежду.

Кайруна молча улыбнулся. Глава научно-исследовательской группы, работавшей на Аргусе, был вполне доволен отсутствием причудливой униформы.

Собравшиеся слегка заволновались, видя, что совершивший посадку аппарат не снижает скорости. Некоторые из людей, занявших места в первых рядах, чтобы лучше видеть, подумали, а не было ли их решение опрометчивым. Однако снабженный множеством крыльев инопланетный шаттл слегка опустил нос и развернулся параллельно толпе встречающих. Люди в первых рядах расслабились. Пока ничего не говорило об агрессивных намерениях пришельцев. Кайруна знал, что несколько ученых и техников, в нарушение приказа, имели при себе оружие. Но пистолеты так и остались спрятанными под объемистой теплой одеждой.

Напряжение повисло в воздухе, словно холодный туман. Какими окажутся инопланетяне? Станут ли они вызывать атавистический страх, как транксы? Или окажутся элегантными и зловещими, как а-анны? Или будут такими же очаровательными и причудливыми, как квиллпы? Человечество забралось в космос уже довольно глубоко, встретив на своем пути немало разумных существ, но не пресытилось новыми впечатлениями.

Вполне возможно, люди, наводнившие космос своими сверкающими межзвездными кораблями, еще не встречали такого на своем пути. Инопланетяне могли оказаться или ужасными огромными чудовищами, или тщедушными милыми пацифистами. Или тщедушными, но ужасными. Или огромными пацифистами. Никто ничего не знал наверняка. Пришельцы не вышли ни на визуальный, ни на вербальный контакте «Чагосом». Кайруне,да и всей остальной исследовательской команде предстояло первыми их увидеть. И все хорошо понимали, какая им выпала честь.

Всех их проинструктировали, правда, на скорую руку. Как бы ни выглядели инопланетяне — отталкивающе, абсурдно, удивительно,— видимые реакции следовало свести к минимуму. Не должно было последовать никаких приветственных криков или других жестов, которые могли бы встревожить гостей. Никаких гримас, перекошенных лиц — вдруг их неправильно истолкуют, если инопланетяне пользуются схожими способами общения? Никаких выразительных жестов, на тот случай, если чужаки активно пользуются жестикуляцией, как это делают транксы. Ответственность за всю процедуру приветствия и способы, какими она будет проведена, целиком лежала на Пранчавите и Марото. Остальным полагалось тихо и неподвижно наблюдать.

Идар, правда, не удержалась и легонько толкнула локтем Кайруну, когда из брюха чужого корабля начал медленно и бесшумно выдвигаться матовый цилиндр. Это выгляделотак, словно длинная худая птица откладывала продолговатое яйцо. Стоявший рядом Элвин похлопал себя по боку.

— Не беспокойся. У меня в кармане пистолет с полной обоймой.

— Когда ты попадешь на гауптвахту, тебе от него будет мало толку,— прошипела Идар.

— Тише вы, оба,— напомнил Кайруна.— Они выходят. Или оно выходит, уж не знаю.

Возможность первого контакта с техническими средствами в качестве посредника отнюдь не исключалась.

Однако подобного не произошло. Инопланетяне решили поприветствовать толпу беспокойных двуногих лично.

Пришельцев оказалось трое. По всей видимости, они тоже могли дышать воздухом, состоящим из смеси азота и кислорода, потому что были облачены в легкую одежду из неизвестной блестящей ткани и не имели шлемов.

Реакцией на их появление стал дружный вздох облегчения. Кайруна разинул рот и стоял с тупым выражением лица, тем самым полностью нарушая все полученные приказы. Элвин уже хотел что-то сказать, не убирая руки из кармана, в котором у него было спрятано оружие, но вспомнил приказ сохранять молчание и закрыл рот.

То, что он не достал оружие, оказалось весьма кстати. Возможно, инопланетяне и не среагировали бы немедленно на его действия. Зато люди среагировали бы обязательно. Нет, природную подозрительность Элвина не смягчила совершенно неожиданная привлекательность чужих. Просто на сей раз он был шокирован не меньше своих товарищей.

Глава вторая

Сообщение о контакте еще с одной расой, освоившей межзвездные перелеты, не привлекло внимания земных СМИ. Люди интересовались чем угодно, только не этим. Все обсуждали новые поселения в созвездии Центавра, результаты розыгрыша в лотерею иммиграционных виз на Новую Ривьеру, скандал с манипуляциями в области генной инженерии, проводимыми для «выведения» будущих суперспортсменов, новый сорт обезжиренного синтетического шоколада, прошедшего тесты на пригодность в пищу, возможный возврат в списки двух выбывших кандидатов во Всемирный Совет от Океании. Если что и вызывало интерес, так голосование по поводу расширения колонии транксов в Амазонском заповеднике или торговые переговоры с империей а-аннов, а не какой-то там захолустный Аргус-5.

Поэтому корабль «Чагос», вынырнувший из плюс-пространства внутри орбиты Марса и направившийся прямиком к Земле, вызвал, с одной стороны, легкое удивление, а с другой — сильный шок у членов правительства. На борту звездолета находилась исследовательская группа, которая начинала освоение системы Аргуса. Основная часть команды осталась на вновь открытой планете, названной первооткрывателями Привалом В Лесу. Ученые и техники продолжали исследования, необходимые для того, чтобы начать колонизацию планеты.

Всемирный Совет, невольно оставшийся за бортом при решении вопроса первостепенной важности — контакта с новой разумной расой,— перестал возмущаться, когда выяснилось, что пайтары (так называли себя эти существа) не являются аборигенами Аргуса-5, а прибыли из другой звездной системы. Насколько можно было судить по предварительным переговорам, они не претендовали ни на Аргус-5, ни на какую-либо другую планету той системы. Просто их экспедиция зарегистрировала характерное излучение, которое исходило из системы Аргуса-5 и говорило о присутствии другого межзвездного корабля.

Итак, контакт состоялся по их инициативе. В этом было нечто новое, ведь обычно в роли первооткрывателей оказывались земляне, а теперь они выступили в качестве объекта открытия.

Отгородившись от прессы, алчущей сенсаций, плотной завесой официального протокола, группа специалистов-контактологов, собранная впервые за долгое время после предыдущего контакта с инопланетным разумом, начала разработку программы посещения Земли новыми разумными существами. Вскоре программу составили, отрепетировали и отшлифовали. Все должно было состояться на острове Бали, где имелась специально оборудованная база, уже не раз использовавшаяся для подобных целей. Помимо того, что остров был просто красивым местом, он находился вблизи экватора — значит, давал возможность взлетать и выходить на орбиту с минимальными затратами. Сотрудники правительства вскоре прибыли туда, чтобы принять гостей из космоса в специально оборудованных помещениях.

Новооткрытых инопланетян предстояло представить прессе, но никто не торопился это сделать. Пусть журналисты подождут. Внешняя привлекательность пайтаров обещала стать самой сенсационной новостью за последние сто лет. Поэтому «Чагос» перешел на стационарную орбиту подальше от других кораблей, шаттлов и орбитальных станций и ждал там приказа об отправке делегации пайтаров на Землю. Наземный персонал тоже не проявлял беспокойства, а только вполне понятный интерес к чужакам. Карантин и соответствующие биомедицинские исследования были выполнены во время полета к Земле и закончились еще до выхода на орбиту. Без такой процедуры «Чагосу» не разрешили бы даже выходить на околоземную орбиту и тем более производить высадку. Поскольку корабль предназначался для исследований в глубоком космосе, его лаборатории не уступали в оснащенности любому земному стационару, отличаясь разве что количеством оборудования, но никак не его качеством. При малейшем подозрении на наличие у пайтаров чужеродного вируса или бактерии «Чагос» остался бы на лунной, а не земной орбите, где исследования продолжились бы с удвоенным рвением.

Согласно заключению медиков звездолета, пайтары не являлись переносчиками опасных для землян болезней. Они охотно сотрудничали с медиками при проведении анализов крови и тканей, а также при сканировании на различной аппаратуре. На самом деле результаты анализов интересовали их самих не меньше, чем медиков.

К огромному раздражению врачей на Земле, результаты обследований не передавались по каналам связи. Биологию пайтаров держал и в таком же секрете, как и их внешний вид. В соответствующие организации в Цюрихе и Готтене отправили только информацию, необходимую для вынесения вердикта, что дюжина инопланетян не представляет угрозы для человечества с медицинской точки зрения.

Что касается пайтаров, они, казалось, доверились землянам во всем. Выбранные в качестве послов, двенадцать инопланетян без малейшего колебания расстались со своими соплеменниками и вверили свою жизнь и будущее экипажу земного корабля. После вежливого и церемонного прощания с сородичами их корабль отправился к родной планете, чтобы сообщить о происшедшем контакте. Хотя на «Чагосе» нашлось достаточно желающих отправиться вместе с ними, по примеру инопланетной делегации, пайтары предпочли в соответствии со своими традициями отклонить предложение. Они заверили Пранчавита и Берджесса, что послы и гости с Земли на их планете будут более чем желанны — но чуть позже. Пайтары, которые отправятся на Землю в качестве первых представителей новой расы, подготовят базу для последующего обмена дипломатическими миссиями.

Все шло настолько гладко, что после первых суток пребывания «Чагоса» на орбите за ним вовсе перестали следить. Поэтому никто не заметил старта шаттла, пока случайный наблюдатель с находящейся поблизости орбитальной станции не увидел его входящим в верхние слои атмосферы и не доложил начальству. Траектория шаттла ни с кем не была согласована, и после подтверждения и переподтверждения информации о причине внезапного прилета на обеих станциях началось контролируемое светопреставление.

Когда о случившемся передали на Землю, руководители программы с трудом смирилисьс ситуацией. Станции слежения подтверждали не только сам факт несанкционированного запуска, но и траекторию и скорость полета шаттла. Никто не паниковал, поскольку на борту судна не могло находиться ничего, представлявшего бы собой угрозу. Корабль был не слишком велик, его траектория не пересекала других воздушных коридоров, и в положенное время он вышел на связь с диспетчерами в Деспансаре. Несмотря на несанкционированность своего полета, экипаж предпочел произвести посадку, следуя указаниям наземных служб.

Среди команды контактологов, которую срочно привели в повышенную готовность, нашлись такие, кого внезапный поворот событий ошеломил, нашлись такие, кого он разозлил,— но никто не боялся. Корабль шел на посадку без ухищрений и скрытности, хотя и с нарушением правил. В этом не прослеживалось ничего плохого, кроме, разве что, некоторого неуважения.

Когда шаттл вынырнул из низких тяжелых облаков, группа приема, немного раздраженная, но готовая к работе, уже расположилась в специально оборудованном для подобных целей фойе. Пока руководители спешно проверяли, как на ком сидит униформа, рядовые сотрудники занимались более прозаическими делами. Включили аппаратуру для скрытой съемки внешнего вида, поведения, жестов и действий вновь прибывающих. Как обычно, для проверки работы оборудования требовалось еще полчаса, а еще лучше — полдня. Многие по привычке ворчали о нехватке времени.

В точности следуя командам с Земли и показаниям приборов, шаттл выполнил посадку почти идеально. Облака, как обычно, начали рассеиваться, влажность упала, что немало порадовало затянутых в униформу чиновников. Затормозив, корабль развернулся и медленно подрулил к помещению для приема, миновав главный терминал.

Как только он остановился, несколько дипломатов направились в ту сторону, ожидая выхода пассажиров. Официальные чины были одеты аккуратно, но неброско, дабы не подавлять вновь прибывших обилием цвета. Оружия у них не имелось, не маячило рядом и вооруженной охраны, по крайней мере явной. Было сделано все возможное, чтобы дать настороженным гостям возможность расслабиться, чтобы продемонстрировать исходящее от землян дружелюбие.

Открылась передняя дверь корабля, и трап коснулся поверхности летного поля. Дипломаты стояли в ожидании, исполненные скорее любопытства, чем беспокойства. В конце концов, исследователи сообщили, что инопланетяне представляют собой неагрессивную расу, дышащую кислородом. Форма и размер органов чувств также не являлись ни для кого секретом.

Однако ни один из собравшихся людей не ожидал увидеть того, что предстало их глазам. Шок был таков, что, казалось, его смогли бы зарегистрировать сейсмографы на базе Маунт Агунг. Все — тренировки, подготовка, опыт, регламент и прочие «спасательные круги» — все разом полетело в тартарары. Некоторое время дипломаты стояли молча, таращась на беспрецедентное зрелище.

То же состояние охватило и немногих представителей прессы, случайно оказавшихся в толпе встречающих.

Сирингх Пранчавит, руководитель исследовательской команды, которая первой высадилась на Аргус-5, возглавлял процессию. С ним находилось несколько его ближайших помощников. Большая же часть команды осталась на вновь открытой планете, чтобы продолжать исследования. Офицеры из команды «Чагоса» шли сзади, а в середине процессии следовали долгожданные гости из глубокого космоса. Как и говорилось в докладе, их было двенадцать, шестеро мужчин и шестеро женщин. Любой среди дипломатов и прессы безошибочно определил бы половую принадлежность каждого из представителей инопланетной расы.

Пайтары выглядели потрясающе. Если говорить точнее, сногсшибательно. Из-за прекрасной внешности их можно было принять за просто очень красивых землян. Все, конечно, уже знали, что пайтары — гуманоидная раса, но никто не предполагал, настолько гуманоидны эти братья по разуму. Их мужчины оказались необычайно внушительными: все высокого роста, но не настолько, чтобы вызвать у людей ощущение чуждости; мускулистые, подтянутые, с гладкими безбородыми и безусыми лицами. Именно такие лица любой скульптор смело назвал бы точеными. В глазах присутствующих землян обоего пола инопланетные мужчины являлись самим совершенством.

Что же касается их женщин… Журналисты долго и безнадежно спорили, пытаясь подобрать превосходные степени определения и не впасть при том в патетическое преувеличение.

Никто из пайтаров не выглядел обеспокоенным, хотя некоторое нервное напряжение, понятное в такой ситуации, поначалу проглядывало в их поведении.

В конце концов, шла церемония официального приема, какой бы ни оказалась первая реакция встречающих на непредвиденно большое внешнее сходство двух рас. Когда ошеломленные дипломаты и их помощники пришли в себя, они смогли оказать вновь прибывшим достаточно теплый прием, а те смогли, наконец, расслабиться.

Внешность пришельцев являла собой разительный контраст между равномерно бронзовой кожей и невероятным разнообразием оттенков волос и глаз. Как сообщали медики с «Чагоса», такая особенность была естественной для этой расы. Синие волосы и фиолетовые глаза не считались здесь чем-то необычным. Сочетания белого и желтого, зеленого и красного, сиреневого и розового казались шокирующими для человеческого взгляда, но выглядели абсолютно естественными в совершенно-прекрасной внешности пайтаров. Голоса, которыми те говорили на освоенном в путешествии земшарском, были звучными и приятными на слух. Инопланетяне двигались с кошачьей фацией прирожденных атлетов, терпеливо снося пристальные взгляды провожающих ученых и встречающих дипломатов и прессы. В их поведении сквозила лишь легкая нервозность, неизбежная при первом контакте двух рас.

Когда шок от их появления прошел, гостей проводили в фойе. В то время как персонал станции вышел из ступора и занялся своими прямыми обязанностями по приему инопланетян, Пранчавита и его товарищей просто затащили в зал для пресс-конференций, где царила сущая неразбериха. Поскольку прессу держали на расстоянии от вновь прибывших, желание получить доступ к информации граничило с истерикой. Среди первозданного хаоса глава ученой команды «Чагоса» сохранял полное спокойствие и не скрывал своего удовольствия.

— Что за розыгрыш? — спросила Досеи Анчпура, помощник генерального секретаря по проведению встречи. Свои дипломатические манеры она оставила за дверью. За звуконепроницаемой загородкой зашевелились репортеры, выставляя из-за плеч непоколебимо стоящих охранников направленные микрофоны в надежде уловить хоть что-нибудь из сказанного.

— Шутка? — повторил Пранчавит с рассеянной улыбкой.— Какая шутка?

Стоявший позади него обычно серьезный Вертер Баумгартнер, семидесятилетний ксенолог, ухмыльнулся и подтолкнул локтем своего товарища.

— Это не шутка.

— Невозможно! — Анчпура оглянулась на коллег, ища поддержки.— Люди, которых вы привели сюда, не могут быть инопланетянами. Это земляне. Откуда вы их взяли? Из театральной труппы, играющей на одной из орбитальных станций, где вы крутились? Вдобавок вы приволокли их безовсякого разрешения прямо сюда, а не на Ломбок, куда должны были доставить. Хотя я вижу, что это шутка, не понимаю, зачем вам это понадобилось?

— И вправду. В чем дело? Признаюсь, шутка хороша, но вам скоро придется открыто признаться в своих мотивах,— вступила в разговор Колин Брукстоун.

— Сирингх уже объяснил вам,— ухмылка исчезла с лица Баумгартнера, он стал привычно серьезен.— Поверьте, когда мы впервые их увидели, то среагировали еще сильнее, чем вы.

Посол по особым поручениям Аль-Намкиз, до сей поры молчавший, громко фыркнул.

— Не могу поверить. Это такие же люди, как и мы с вами.— Посмотрев в сторону репортеров, пытающихся прорваться в комнату, он добавил: — Правда, получше некоторых.

Лайонел Харрис-Ферролк, который не меньше Баумгартнера развлекался происходящим, имел репутацию, затмевающую репутации обоих его начальников, вместе взятых. Поэтому его слова сразу привлекли всеобщее внимание:

— Интересно, насколько мы все-таки полагаемся на поверхностные впечатления после стольких лет общения с внеземными разумными существами.— Его глаза, восстановленные медиками, пронизывающим взором окинули собравшихся дипломатов.— Вы правы и в то же время ошибаетесь. Пайтары во многом люди. Но не во всем.

Аль-Намкиз со вздохом сел. То, что задумывалось как внушительное, но официальное мероприятие встречи и знакомства с иной расой, вылилось в нечто экстраординарное. В конце концов ему все же придется пообщаться с прессой. Как человек с тридцатилетним дипломатическим стажем, он не собирался встречаться с журналистами, не подготовив заранее ответы на их возможные вопросы.

Когда коллеги попросили Харрис-Ферролка продолжить, ученый заговорил снова:

— На примере пайтаров видно, что теория конвергенции, говорящая о сходных результатах эволюции в похожих природных условиях, получает мощное подтверждение. Такое случается весьма редко, но теперь факт налицо. С подобным мы еще не сталкивались. Можно также сказать, нами получен довод в пользу теории панспермии, происхождения жизни в разных звездных системах от неких спор, или семян, разносимых метеоритами, кометами или чем-то еще, чего мы пока незнаем. Поскольку пайтары охотное нами сотрудничали, в результате исследований мы нашли существенные различия в ДНК, хотя сходство во внешнем и внутреннем строении двух рас, конечно, изумительное. Есть еще и другие факты, над которыми мы работаем, позволяющие однозначно отличить пайтара от человека. Или, если на то пошло, человека от пайтара.

— А как насчет смешанных браков? — спросил кто-то из дальнего угла комнаты, невзирая на напряжение, повисшее в воздухе. Видя замешательство Харрис-Ферролка, Пранчавит ответил:

— Я бы не удивился, задай подобный вопрос кто-нибудь из репортеров, но вы, дипломаты… Однако, поскольку вопрос задан, я могу ответить, что, исходя из результатов проведенных на сегодняшний день исследований, смешанные браки не представляются возможными. Половая близость, однако, не требующая ничего, кроме соответствующего строения нужных органов,— да, тут другое дело.— Он посмотрел на своих коллег, которые кивнули, выражая согласие.— Физиологическое сходство, которое не ограничивается только внешностью, дает повод предположить, что последнее вполне возможно. Как мы уже говорили, пайтары активно сотрудничали с нами, однако мои последние слова — всего лишь предположение. Экспериментального подтверждения получено не было,— сухо произнес он.

— Они выглядят подавленными,— заметил кто-то.

— Общительность не в их характере. Скорее всего, группа людей при сходных обстоятельствах вела бы себя точно так же,— ответил Пранчавит.— Мы не знаем, является ли это для них нормой поведения или они просто сдерживаются в нашем присутствии. Могу только сказать — это не связано с их пребыванием здесь, в непривычных для них условиях. Они вели себя точно так же и на Аргусе-5, находясь среди своих. Не судите их манеры по человеческим меркам. Сходство во внешности не означает схожих проявлений эмоций. Возможно, они просто вообще менее эмоциональны. Лично меня это вполне устраивает,— ученый пожал плечами.

— Какова продолжительность их жизни? — последовал очередной вопрос.

— Насколько можно сделать выводы из сообщенных нам сведений и наших собственных исследований, пайтары живут примерно на десять, может, пятнадцать процентов дольше, чем земляне.

— Возможно, это и плохой вопрос с точки зрения науки или дипломатии, но неужели они все так выглядят? — спросил кто-то из молодежи.

Баумгартнер мрачно кивнул.

— Да, можно сказать, данная группа собрана из типичных представителей их расы.

Кто-то тихо присвистнул. Другим тоже не терпелось удовлетворить свое любопытство, однако Аль-Намкиза, которому выпало руководить встречей невероятно очаровательных послов неземной цивилизации, интересовали куда более практические вопросы.

— Чего они ждут от землян? Вы обсуждали с ними такие темы?

Пранчавит кивнул.

— Они желают хороших взаимоотношений с нами и с лю-бой другой расой, которую повстречают. Я и мои коллеги не обсуждали более широкий спектр дипломатических проблем, решив, что вопросы культурного обмена, экономического сотрудничества и туризма не входят в нашу компетенцию.

Аль-Намкиз не унимался.

— Как я понимаю, они не являются официально аккредитованными послами, уполномоченными решать подобные вопросы от лица их правительства?

— Естественно,— согласился Харрис-Ферролк.— Вы же понимаете, встреча на Аргусе была для них такой же неожиданной, как и для нас. На борту их корабля находилось столько же дипломатов, сколько и на нашем «Чагосе»,тоесть ни одного. Ведь оба корабля отправились в космос вести научные исследования. И поэтому пайтары решили — хорошо бы послать свою делегацию на Землю, чтобы представить их расу всему человечеству и поспособствовать успешному контакту.

— Поспособствовать — не то слово.— Аль-Намкиз махнул рукой в сторону перегородки, где бесновались репортеры, больше всего напоминавшие тюленей, пытающихся выбраться на скалистый берег.— Как только пайтаров покажут по трехмерке, у нас не будет отбоя от желающих «посетить» их планету. Или пригласить к себе в гости кого-нибудь из новых братьев по разуму.

— Само собой,— Пранчавит едва заметно улыбнулся.— Хотя основную часть жизни мы проводим на работе, но и мне с коллегами не чуждо ничто человеческое. Когда пайтары вышли из своего шаттла на Аргусе-5, мы были поражены не меньше, чем вы сейчас. Они откровенны и гостеприимны, но немного застенчивы. И вполне готовы сотрудничать, но только в рамках официально утвержденных программ. Они не хотят бродить среди нас, смешавшись с толпой, и не хотят также, чтобы это делали мы. По крайней мере, так они нам объяснили. Изменится ли ситуация в будущем или так и останется незыблемым постулатом их социальной этики, пока невозможно сказать.

— Когда вы им нас представите? — спросил самый молодой из дипломатов, заметно волнуясь.

Услышав вздох Пранчавита, Харрис-Ферролк ответил:

— По окончании стандартной процедуры медицинского контроля будет проведена церемония встречи и пресс-конференция. Это заранее обговорено с пайтарами. И мы настаиваем, чтобы вы отнеслись к ним также, как к другим расам разумных существ, например транксам или квиллпам,— добавил он, строго взглянув на юношу.

— Транксы! — сказал кто-то с усмешкой.

— Да,— пробормотал другой,— я сам буду чувствовать себя рядом с ними транксом. Особенно рядом с той, с бирюзовыми волосами и…

— Тише! — оборвал Аль-Намкиз, окинув взглядом своих подчиненных.— Пусть это сложно, но вы должны вести себя именно так, как сказал мистер Харрис-Ферролк. Вы здесь на работе, и вы — профессиональные дипломаты. По крайней мере, я надеюсь, что это так. Тому, кто будет вести себя иначе, всегда найдется другое местечко!

Впервые с момента прибытия ученых в комнате воцарилась тишина.

— Так-то лучше.— Посол повернулся к исследователям, которые глядели на него с откровенной благодарностью.— Я полагаюсь на вас во всем, что касается любой дополнительной информации, которую вы сочтете нужным предоставить нам до начала официальной церемонии. Возможно, некоторые факты нам нелегко будет воспринять, но все же мы станем действовать, исходя из собранных вами данных. Проделанная вами работа ляжет в основу построения отношений с новой разумной расой. Вне зависимости от того, транксы это, квиллпы, пайтары или кто угодно другой, правительство Земли и колоний одинаково относится ко всем разумным существам.— Он еще раз внимательно посмотрел на своих сотрудников.— Кто-то с этим не согласен?

Ответом было лишь напряженное покашливание в задних рядах.

— Благодарю.

Поднявшисьс места, дипломатулыбнулся ученым и жестом показал на дверь.

— Леди и джентльмены! Сейчас мы выйдем отсюда и попытаемся разобраться с пухнущей на глазах толпой земной и внеземной прессы, которая уже находится, по-моему, на грани помешательства. А специалисты иммиграционного контроля и медики тем временем успеют закончить свою работу. После чего вы сможете представить нас новым друзьям с далеких звезд. Я буду признателен за любую информацию, которая поможет мне и моим сотрудникам в общении с прессой и с инопланетными гостями, не говоря уже о правительстве.

Это оказалось проще сказать, чем сделать. Когда посол вышел на трибуну и начал отвечать на вопросы, часть журналистов атаковала людей с «Чагоса» и младших сотрудников дипкорпуса, суля все мыслимые и немыслимые награды за любую информацию о пайтарах. Все что угодно — имена, цифры, события, симпатии и антипатии, возможность интервью, записи изображений. Предоставившего что-либо из вышеперечисленного обещали просто озолотить. Естественно, информация должна была быть эксклюзивной. Торги дошли до точки кипения, как только один из членов экипажа корабля проболтался, что за время путешествия некоторые пайтары научились говорить на земшарском. Перспектива взять первое интервью у одного из потрясающих гуманоидов, внятно отвечающего на вопросы, ввергла журналистов в совершенное безумие.

Но никто не снизошел к их мольбам и не поддался на посулы. Инопланетян решили оставить в карантине до тех пор, пока Аль-Намкиз и его сотрудники не придут к выводу, что прилетевшие готовы к общению с кем-либо, кроме специально подготовленного персонала. Экипаж «Чагоса» хранил гробовое молчание, поскольку получил строжайшие предписания на сей счет, а сотрудники дипкорпуса сами знали не много. По мере поступления к ним информации она мелкими порциями скармливалась брызжущей слюной прессе.

Не все, однако, относились к инопланетянам дружелюбно. На Земле нашлись и такие, кто взирал на всех внеземных разумных существ с опасением, граничащим с паранойей. Правда, подобные субъекты составляли лишь малую часть населения планеты. Некоторые из них выставляли свою ксенофобию напоказ, постоянно делая шумные заявления для прессы и обивая пороги правительственных учреждений с требованиями свести к минимуму близкие контакты с любыми инопланетянами. Инцидент с рассекречиванием колонии транксов в Амазонском заповеднике, случившийся несколько лет назад, только подлил масла в огонь.

Но даже самым активным ксенофобам оказалось нелегко полить грязью пайтаров. Каким бы поверхностным не являлось впечатление, основанное на физической привлекательности, для формирования общественного мнения оно явилось определяющим. Тут люди ничуть не изменились со времен каменного топора и первой дубины. Так или иначе, обыватели, увидевшие пайтара по трехмерке, с гораздо большей охотой пригласили бы в гости его, а не транкса, чей вид ассоциировался с гигантским тараканом или муравьем. Похвалиться адекватной этикой в смысле отношения к различным разумным существам могли лишь сотрудники государственных учреждений й научных организаций, которые вели себя с должной аккуратностью и осторожностью, не форсируя развитие отношений с пайтарами.

Вскоре двое инопланетян, лучше остальных овладевшие земным языком, приняли участие в информационной программе всемирного трехмерного вещания. Когда один из них просто улыбнулся, прежде чем ответить на вопрос, это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Интерес к новым соседям по Галактике возрос настолько, что правительство утратило над ним какой-либо контроль. Осторожность, присущая выборным членам правительства, не смогла устоять перед волной симпатии, доброжелательности и даже любви, по интенсивности сравнимой с цунами. Люди хотели общаться с прекрасными и чудесными пайтарами, причем немедленно.

Некоторые личности с критическим складом ума, не ослепленные эмоциями, пришли к выводу, что пайтары ведут себя неприветливо, но основная масса людей объясняла манеры инопланетян прирожденной застенчивостью, которая только добавляла им очарования. Пришельцы не были особо общительными, но и не были чересчур замкнутыми. Хотя их передвижения пока ограничивались комплексом на острове Бали и резиденцией в Цюрихе, в пределах этих мест они могли общаться с кем хотели.

Возможности пообщаться с пайтарами ждали многие, и не только исследователи или профессиональные ксенологи. Самые разные люди проявляли чудеса изобретательности, чтобы пробиться сквозь чиновничьи заслоны. Но уполномоченные сотрудники отдела межпланетных отношений вели себя безупречно. Предполагалось, что пайтары получат свободу передвижений на Земле не ранее чем через год, по установлении официальных отношений с их правительством и завершении всевозможных медицинских и научных исследований. Здесь мнения официальных лиц людей и пайтаров полностью совпадали.

Пресса ежедневно передавала свежую информацию обо всем, что делали братья по разуму. Все, связанное с ними,— жесты, фразы, одежда, цвет волос, поведение — немедленно вошло в моду на Земле и в колониях. Пайтарам подражали.

Чудесные инопланетяне немногое смогли предложить земным ученым, однако демонстрировали полную готовность поучиться у землян чему угодно, хотя их сдержанно-официальный стиль общения слегка этому мешал.

По правде говоря, чрезмерная увлеченность людей вновь открытой расой негативно отразилась на отношениях с другими разумными существами, контакт с которыми был установлен ранее. Про транксов практически забыли. Конечно, ученых и ксенологов несложно понять — трудно уделять время и силы общению с насекомовидным созданием с фасетчатыми глазами, шевелящим усиками, когда имеется возможность изучать физически совершенных мужчин и женщин, однозначно выглядящих как млекопитающие. Широкая общественность придерживалась того же мнения.

И в то время как на Бали поступали десятки тысяч запросов о работе с пайтарами, с транксами никто не хотел даже разговаривать. Извиняться перед ними выпало тем специалистам, которые контактировали с ними и раньше. Однако необходимость развития взаимоотношений между людьми и транксами не исчезла, потому требовалось искать методы дальнейшей работы в этом направлении.

Глава третья

Хэтвапредек стояла посреди ухоженных растений, заботливо высаженных в плодородную почву, которая служила крышей подземной колонии, и рассматривала окружающий ее чуждый мир. Она ничуть не опасалась, что ее кто-нибудь увидит. Еще до того, как около двадцати земных лет назад произошло преждевременное рассекречивание колонии, которое, впрочем, пошло только на пользу дела, обитатели подземного улья свободно передвигались по этой части мира, эгоцентрически называемого здешним населением Землей. Естественно, транксы строго придерживались ограничений, которые были обговорены с человеческим правительством. И Хэтвапредек пользовалась каждым удобным случаем, чтобы еще раз выйти наружу.

Конечно, это не Ульдом и не Ивовица, но влажные тропические леса, минимально пострадавшие в ходе прогресса цивилизации землян, напоминали ее родную планету.

Яйцеклады самки слегка дернулись, когда, широко расставив все шесть ног, она стала устраиваться на скамейке, замаскированной под ствол упавшего дерева.

В подлеске слева скрывалась тварь, чей запах был очень хорошо ощутим. Усики сами повернулись в ту сторону — и Хэтвапредек почуяла запах тигровой кошки раньше, чем увидела ее. Кошка опустила голову, разглядывая широко раскрытыми глазами нечто слишком большое и чужеродное, чтобы стать обедом. Затем растворилась в окружающей зелени, мелькнув, как струя желтого дыма.

Самка не стала оборачиваться, когда сзади раздался хруст веток, листьев и других органических остатков, характерных для этого леса. Голос и интонации приближающегося человека были ей хорошо знакомы. Аджами, представлявший во Всемирном Совете Северную Африку, часто посещал колонию. Он настолько увлекся транксами, что остался работать с ними даже тогда, когда срок его командировки закончился. За время совместной работы его и старшего советника Хэтвапредек связало нечто большее, чем простое профессиональное сотрудничество.

Без всяких церемоний человек сел на бревно рядом с транксом, ничуть не заботясь о том, что может испачкать свой термокомбинезон. Жара его ничуть не беспокоила, но термочувствительная ткань несколько облегчала существование в здешней влажности.

Некоторое время они сидели без единого слова, наслаждаясь обществом друг друга и видом окружавшего их девственного леса. Затем Хэтвапредек щелкнула жвалами и сделала приветственный жест, повернувшись в сторону землянина. Она не задумывалась над подбором слов и звуков, потому что по праву гордилась своим уровнем земшарского.

— Какие новости из Балийского роя?

Потянувшись, Аджами провел рукой по своей аккуратно подстриженной бороде. Его ответная фраза была усыпана щелчками и свистом — он научился им в ходе интенсивного изучения высоко- и низко-транксского. Многие дипломаты использовали элементы языка транксов, дававшие возможность очень кратко выразить мысль или намерение. Такая манера разговора с использованием языков обеих разумных рас развилась сама собой в ходе общения их представителей, хотя никто не обратил на это большого внимания. Даже те, кто лишь временно сталкивался с транксами по долгу службы, со временем начинали пользоваться их речью. Один из земных дипломатов, увлекавшийся в свободное от работы время лингвистикой, назвал новый язык симворечью. Зародившись, как игра или шутка, со временем такая система общения выросла в нечто куда более значительное. Однако большинство представителей обеих рас даже не догадывалось об этом.

Особенно сейчас, когда всеобщее внимание было поглощено пайтарами.

— Установление торговых отношений пока находится в стадии обсуждения, у него есть как сторонники, готовые ухватиться за любую возможность, так и противники, подвергающие такие возможности сомнению.— Человек стряхнул дюймового муравья со своего левого ботинка. Двигая жвалами, муравей с отчетливым щелчком упал среди листьев и уполз.— Во-вторых, заключено соглашение о культурных связях и получено разрешение на расширение здешней колонии.

Собственно, именно по этому деликатному поводу он и прилетел в Амазонский заповедник.

— Почему люди, которые этим занимаются, так недоброжелательны к нам? Ведь такие взаимоотношения только пойдут на пользу экономике обеих рас,— проговорила самка транкса.

— Ты же знаешь, колонии проявляют куда больше энтузиазма,— он шутливо поклонился.— Культурные обмены среди скульпторов, поэтов, художников и музыкантов — пожалуйста. Но стоит делу коснуться денег, пульс учащается и люди начинают проявлять свой истинный характер.

— У нас пульс и давление крови не скачут так, как у вас. Иначе мы бы просто взорвались,— проворчала Хэтвапредек.

— Некоторые из нас и вправду взрываются.— Аджами вздохнул и добавил: — Иногда мне кажется, лучше было бы последовать зову сердца и заняться археологией, а не политикой, которая редко доставляет мне удовольствие.

— Понимаю. Я сама хотела стать пин!!стером.

Он непонимающе моргнул.

— Боюсь, никогда не слышал этого термина.

— Так называют того, кто сажает растения ради их пищевой ценности, но также руководствуясь соображениями эстетики. Этакий гибрид скульптора и фермера. Жить в согласии с растениями проще, чем с разумными существами. Они с тобой не спорят.

Аджами хмыкнул.

— На моей родине еще как спорят. Там они растут с неохотой, если вообще растут. Очень скудная почва.— Он нагнулся и зачерпнул горсть земли из-под листьев.— Не то что здесь. Тут можно просто плюнуть — и вырастет что-нибудь совершенно неожиданное.

— Может, нам надо просто плюнуть на отношения между нашими расами? — не упустила возможности подколоть Хэтвапредек.

Аджами оценил шутку.

— Я сам сгораю от нетерпения. Формальности можно было бы уладить намного быстрее. Так и случилось бы, если б… не отвлекающий фактор.

Он мог не продолжать. Со времени открытия пайтаров и прибытия их делегации на Землю развитие отношений между людьми и транксами затормозилось. Выполняя волю своих избирателей, правительство прикладывало большую часть сил к развитию отношений со вновь открытой расой. Отношения же с транксами достались дипломатам второго эшелона, таким, как Аджами. Никому не хотелось общаться с жуками при наличии возможности сидеть за столом переговоров с блистательной Слайл-Ветт и ее красивым напарником Куб-Баку.

Транксы были достаточно вежливы, чтобы не скандалить по данному поводу. Их привычка к тщательному планированию своих действий говорила им, что не надо давить на людей, настаивая, чтобы те уделяли больше внимания продолжению развития отношений между их расами. Поэтому транксы не открывали рта (вернее, того, что им заменяло рот), стараясь довольствоваться имеющимся. И некий прогресс в отношениях все-таки был, хотя скорость его напоминала скорость дрейфующего ледника. Установление связей и контактов, которые вполне можно было бы реализовать в течение месяцев, теперь обещало растянуться на годы, а может, и на десятилетия. Но транксы прекрасно понимали, что ничем не могут повлиять на ситуацию.

Восторги людей по поводу пайтаров оказали землянам плохую услугу. Нарываться на неприятности, поднимая шум и требуя к себе заслуженного уважения, означало дать козырь в руки людей-ксенофобов, которые и так достаточно мешали делу. Транксы обладали неплохим врожденным терпением, но такая ситуация стала его подлинным испытанием.

Поскольку они хотели развивать отношения с людьми, у них не было другого выхода. И все же некоторые влиятельные транксы считали, что земляне не стоят связанных с ними усилий и неприятностей, и убеждали Великий Совет Ульдома прекратить дальнейшие попытки налаживания отношений с двуногими, ограничившись их теперешним уровнем. Кому они вообще нужны, эти земляне? Конечно, они многочисленны, у них большая сфера влияния, но в космосе достаточно свободного места, а также других разумных рас, таких, например, как квиллпы, которых нелегко сбить с толку.

В то время как земное правительство проявляло непростительное безразличие к данному вопросу, а многие представители обеих рас активно противодействовали любым попыткам дальнейшего сближения, энтузиасты своего дела вроде Хэтвапредек и Аджами изо всех сил боролись за сохранение и укрепление того, что уже было сделано.

— Скажи, что твои соотечественники думают насчет пайтаров? — спросил Аджами, растирая между пальцами только что упавший с дерева листок.

«Интересно, нет ли в нем чего-нибудь, что древние индейцы использовали как лекарство»,— подумал он.

— На официальном уровне твои сородичи вели себя сдержанно, но я ведь знаю, вы высказываете лишь малую часть того, о чем говорите приватно.— Он улыбнулся, обнажив аккуратный ряд керамических зубов.— Поскольку у меня меньше конечностей, чем у вас, мой запас жестов, увы, ограничен.

Хэтвапредек тихо свистнула, глядя на задумчивого землянина.

— Я вижу, ты наблюдаешь. Многие земляне наблюдают, но не видят. Многие из тех, кто видят, не анализируют. А те, кто анализирует, с легкостью забывают,— она махнула иструками.— Мы еще не пришли к единому мнению по поводу пайтаров. Великий Совет продолжает сбор и анализ информации. Как ты знаешь, эта новая раса неохотно идет на сближение, что дает некоторым из нас пищу для подозрений.

— Было решено, что они застенчивы,— ответил Аджами, глядя на поющую оропендулу на поваленном дереве.

— Решено кем? — спросила она несколько резче, чем собиралась. Хотя транксы контролировали себя намного лучше людей, у них тоже имелись эмоции. Чтобы успокоиться, Хэтвапредек произнесла одну из пятидесяти пяти мантр Десвендапура.— Естественно, не пайтарами. Для них нежелание обсуждать некоторые вопросы вполне нормально. Застенчивыми их окрестила земная пресса.— Ее усики свернулись в спирали.— Люди, очевидно, считают такую природную застенчивость чем-то нормальным. Однако мы о ней другого мнения.

— Ты сказала, некоторые из вас находят их замкнутость подозрительной. В каком смысле? — спросил Аджами, с интересом глядя в золотистые фасетчатые глаза.

— Мы прекрасно понимаем, что, несмотря на внешнее сходство, пайтары отличаются от землян. Хотя мы не очень разбираемся в поведении млекопитающих, большую часть поведения пайтаров мы оцениваем как импульсивное. Импульсивность является показателем постоянных резких перемен в сознании, и это дает нам повод подозревать, что они что-то скрывают.

— Да что они могут скрывать? Они предоставили нам координаты двух планет, на которых обитают, как только их об этом попросили. Данные уже проверили. Я знаю по крайней мере о двух земных кораблях, посетивших их систему. Людей встретили с той же сдержанностью, какую пайтары демонстрировали во время визита на Землю,— но сердечно. Ни засад, ни боевых кораблей, срочно пытающихся замаскироваться. Значит, нам просто придется смириться с их сдержанностью.

— Транксы тоже не отличаются бурным появлением чувств. Нет, мы не подозреваем всех и все. Просто мы осторожны в том, что касается отношений с другими расами.— Несмотря на убеждения землянина, она знала: Великий Совет транксов был весьма далек от того, чтобы считать пайтаров благонамеренными.— Это следствие не столько нашего характера, сколько негативного опыта общения с а-аннами, ведь оно тянется уже около трех с половиной столетий, по вашему исчислению.

Аджами безропотно проглотил насмешку.

— Мы имеем дело с а-аннами чуть меньше столетия и намерены продолжать развитие наших отношений. Не спорю, нам случалось не понимать друг друга и даже конфликтовать, но всегда находился способ уладить дело миром.

— А-анны непредсказуемы. В этом они намного ближе к вам, чем к нам. Но, если требуется, они могут демонстрировать огромное терпение. Они похожи на латентный вирус, от которого так просто не избавишься.— Все четыре передних конечности задвигались, выполняя некий причудливый жест.— Хотелось бы, чтобы пайтары не оказались еще более терпеливыми… в подобном смысле.

— Будь прокляты окольные пути дипломатии! — Аджами наклонился вперед, подобрал длинный тонкий лист и попробовал его на вкус. Лист слегка отдавал мятой, как и многие другие алкалоидосодержащие растения, в изобилии произраставшие вокруг колонии.— Мы ведем себя чересчур осторожно.

— Напротив,— резкость, с какой ответила Хэтвапредек, удивила дипломата.— Вы просто одержимы пайтарами, ведь они представляют собой ваш идеал физической привлекательности. Вы ослеплены их внешностью. Мы подходим к отношениям с другими расами более рационально и осторожно.

— По-твоему, мы наивны? — спросил Аджами, продолжая жевать листик.

Ее яйцеклады слегка задрожали, прижимаясь к брюшку.

— По-моему, вы чересчур гостеприимны. Это мило, но небезопасно.

Аджами усмехнулся.

— Мы не столь оригинальны, как вы думаете. Конечно, мы с готовностью приняли пайтаров, даже, можно сказать, с энтузиазмом. Но это не означает, что они будут свободно разгуливать по Земле и колониям. По крайней мере соответствующие ведомства станут следить за их передвижением.

— Мы надеемся, так и случится. Что там такое? — Ее усики быстро вытянулись вперед.

Аджами глянул в указанном направлении.

— Ничего не вижу.

— Я тоже. Но чувствую запах. Там люди. Много людей.

Ощупывая взглядом лес, Аджами не удержался от шутки:

— Может, это пайтары?

Хэтвапредек проигнорировала сарказм.

— Ваши запахи весьма отличаются. Человеческий намного… сильнее.

— Да, это уже общепризнанно,— с неохотой признался Аджами. Он продолжал вглядываться в чащу.— Откуда тут может взяться большая группа людей? Я думал, исследователи флоры и фауны заповедника предпочитают обходить колонию стороной с тех пор, как о ней стало известно.

— И тем не менее люди здесь.— Ее усики и фасетчатые глаза продолжали исследовать то, что к ним приближалось,— А ведь режим посещения колонии четко отслеживается, и посещать ее разрешено лишь аккредитованным представителям правительства и научных учреждений. Туризм не поощряется.

— Интересно, кто бы это мог быть? — Аджами встал, когда хруст веток и листьев под ногами приближающихся людей стал еще громче.

И вот из леса вышел целый отряд, человек тридцать — не только мужчины, но и женщины. Мрачное и решительное выражение их лиц, раскрашенных камуфляжным гримом, не предвещало ничего хорошего. Их костюмы идеально подходили для маскировки именно в условиях джунглей. Но самое главное,— они были вооружены.

— Ради всего святого, что здесь происходит? — воскликнул Аджами, глядя на угрюмые лица.— Кто вы такие и как посмели сюда явиться? Вы хоть знаете, границу чего нарушили?

Мужчина средних лет в свободно сидящей камуфляжной шляпе подошел к дипломату.

— Мы прекрасно знаем, где мы, жуколюб проклятый,— сказал он холодно и жестко.

«Эти люди хорошо подготовлены и снаряжены,— подумал Аджами.— Достаточно ли хорошо для того, чтобы преодолеть автоматическую службу наблюдения и охраны колонии?»

Предполагалось, что наиболее вероятно нападение с воздуха. Насколько колония готова отразить атаку наземной группы лазутчиков?

— Если вы хотели меня оскорбить, придумали бы что-нибудь получше.— Краем глаза Аджами увидел, как Хэтвапредек потихонечку сползла со скамейки и двинулась в сторону входа в подземную колонию.

Выругавшись, незваный гость грубо оттолкнул его. Дипломат пошатнулся, но устоял на ногах. Несколько человек ринулись вперед, чтобы перехватить Хэтвапредек. Глаза Аджами расширились, когда он понял, что, собственно, происходит.

— Что вы делаете?! Это закрытый район под контролем правительства. Я — Аджами Л'Хафира, представитель Всемирного Совета на этой территории. Немедленно уходите отсюда, или я вызову охрану!

Оглядев его с головы до ног, бандит ухмыльнулся.

— И как ты собираешься ее вызывать? Я не вижу переговорного устройства. Ты же просто вышел на утреннюю прогулку со своим любимым тараканом,— он повел дулом винтовки в сторону Хэтвапредек.— Грязный жуколюб. Предатель.

«Фанатики»,— подумал Аджами.

Среди людей имелосьдостаточно ксенофобов, противившихся любой попытке сближения междулюдьми и транксами, и перед ним стояли экстремисты из их числа. В любой политической организации всегда находятся экстремисты.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он дрожащим голосом, проклиная себя за то, что не может спрятать свой страх.

Холодный тон ответа не мог скрыть безумия, сквозившего в поведении террориста.

— Вышвырнуть их отсюда. Чтобы духу их не было на нашей планете. Отправить обратно на родину,— дуло винтовки дернулось.— У нас достаточно жуков и без них! Пусть они соберут свои шмотки и уберутся, мы не собираемся жить с ними рядом и делиться земными ресурсами!

Аджами попятился. То не было инстинктивным движением, инстинкт подсказывал, что надо бежать, и, может быть, его нетронут. Не он являлся их главной целью. Как опытный политик, он понимал: сейчас можно спорить только затем, чтобы потянуть время и дать охране колонии обнаружить факт вторжения. Но вместо бегства он попятился, споткнулся и упал. А поднявшись, оказался рядом с советником-транксом. Он почувствовал жесткое хитиновое тело, упершееся в его спину. От нее шел сладкий запах цветущего амарилиса.

— Я… Я не допущу этого. Если вы согласитесь уйти, обещаю обеспечить вам организацию пресс-конференции, где вы сможете высказать все свои претензии.

— Болтовней мы сыты по горло,— резко сказала низенькая худая женщина, на которой камуфляжный костюм болтался, как на вешалке. Аджами показалось, она едва удерживает в руках тяжелую винтовку.— Половина правительства Земли — близорукие идиоты, которые не могут даже разглядеть, что из себя представляют эти мерзкие создания, а другая половина купилась на обещания никому не нужных коммерческих отношений и совместных разработок в области выдуманных технологий. Все, что должны сделать настоящие люди — собраться и принять решение.— Она нажала на что-то с внутренней стороны винтовки, и на оружии загорелись индикаторы.— Действенное решение.

— Прочь с дороги! — сказал другой террорист. От его голоса Аджами пробрала дрожь. Этот голос не был холоден или горяч, он был мертв. Голос человека с умершей душой, готового умереть и телом во имя идеи.

Однако, несмотря ни на что, Аджами оставался политиком. В своей жизни он сталкивался с разными людьми, с которыми было трудно договориться, и даже общение с фанатиками давало некоторое пространство для маневра. Он мотнул головой.

— Хорошо, вперед. Устройте несколько взрывов, да чтобы побольше дыма. Пресса будет виться вокруг вас, ловя каждое ваше слово. Возможно, вас оштрафуют за правонарушение, но вы попадете во все передачи трехмерки, и никто не пострадает,— его тираду встретили молчанием.— Так как насчет такого варианта?

Если у этой группы и был руководитель, как обычно бывает в подобных группировках, он пока никак не проявил себя. Мужчина в шляпе заговорил первым.

— Я уже сказал, у нас и так хватает жуков, чтобы возиться с ними, и мы не потерпим никаких штрафов за «правонарушение», как вы называете законное право на свободу передвижения по своей собственной земле.— Он повел стволом винтовки в сторону, приказывая Аджами отойти.— Ты — грязный жуколюб, забивший себе голову бредовыми идеями, но все-таки человек. Уйди с дороги.

Одним из проявлений героизма, о котором редко вспоминают, является непоколебимое упорство. Подняв руки вверх, Аджами остался стоять на месте. Как и большинство людей, которые становятся героями случайно, он был просто очень честным человеком, и, скорее всего, не смог бы так поступить, если бы получил время на раздумья.

— Нет. Я не позволю вам этого сделать,— дрожь в его голосе мгновенно пропала.

— Ты не сможешь нас остановить,— сказал кто-то из толпы.

— Вы не посмеете,— отчетливо ответил он.

— Еще как посмеем.— Большеглазая худенькая женщина подняла винтовку.

Раздался выстрел. Аджами с удивлением посмотрел на свою грудь, где начало расплываться пятно, напоминавшее тень на ярком солнечном свете. Давно вышедшее из употребления стрелковое оружие осталось таким же эффективным, как и тогда, когда его изобрели. Ощущение от ранения не походило на то, что он ожидал. Ни пронизывающей боли, ни страшного удара. Просто жжение, как будто его ткнули раскаленной кочергой. Силы оставили его, он рухнул на колени. Тихий мягкий голос из-за спины произнес на земшарском:

— Спасибо тебе за попытку, друг. Разум и сострадание не зависят от внешнего вида. Тчик!уа!ре!ик.

Последние слова Хэтвапредек потонули в грохоте выстрелов. Когда стрельба закончилась, на земле лежали два тела, млекопитающего и насекомообразного. Нападавшие продолжили свой путь, тут же о них забыв.

В колонии не имелось никакого оружия. Транксы жили здесь по приглашению правительства разумной расы, не питавшей к ним большого доверия, поэтому хранить у себя предметы, которые могли бы сойти за средства нападения, считалось неразумным и невежливым. Да и кто мог подумать, что на такой гостеприимной земле может понадобиться оружие?

Сломав входные двери, которые не отличались особой прочностью (необходимость в них возникла только после того, как факт существования колонии стал официально признан), разъяренные захватчики не встретили почти никакого сопротивления. Они не жалели пуль и гранат, уничтожая всякого, кто попадался на пути, не делая различия между «захватчи-ками»-транксами и «предателями»-людьми.

Хотя нынешние транксы сделались очень миролюбивыми существами, их прошлое представляло собой бесконечную череду войн между ульями. Позднее они оказались в условиях непрекращающейся изнурительной конфронтации с воинственными а-аннами. Поэтому конфликтная ситуация не была для них чем-то сверхнеобычным, ни для всех вместе, ни для каждого по отдельности.

Осознав масштабы происходящего, транксы соорудили барьеры, затруднившие передвижение агрессоров. Вооружившись кухонным инвентарем и инструментами, жители колонии разбились на отлично организованные группы и перешли в контратаку. Все делалось четко, сосредоточенно и без шума. Никто не собирался ждать, пока придет помощь со стороны правительственных сил. Несомненно, она уже была в пути, после отправленного сигнала бедствия. Главное заключалось не в том. Улей в опасности, значит, его надо защищать — самим.

Немало транксов погибло, пытаясь остановить захватчиков. Их судьбу разделили люди, работавшие в колонии. Напавшие фанатики имели хорошее оружие, их готовность драться до конца не вызывала сомнений. Но тем не менее они не прошли профессиональной военной подготовки. Оборонявшиеся хорошо знали все ходы в улье, что давало им преимущество.

Ко времени прибытия охраны заповедника большинство нападавших уже погибло или умирало. Вокруг каждого из них лежало множество убитых транксов. Когда первые солдаты сошли с транспорта, срочно отправленного с ближайшей военной базы в Рецифе, в них уже не было большой надобности.

Напавшие на колонию прослыли святыми мучениками среди таких же фанатиков и вызвали смешанное с завистью восхищение среди более «цивилизованных» ксенофобов. Они привлекли к себе внимание прессы, как и говорил перед смертью Аджами. К счастью, большинство землян все-таки стыдились происшедшего. Транксы отклонили предложение правительства о возмещении морального ущерба, аргументируя это тем, что не верят в сочувствие, выраженное в чем-то материальном. С другой стороны, все письма и устные выражения сочувствия со стороны рядовых граждан были приняты с благодарностью.

Но впечатление от катастрофы не шло ни в какое сравнение с эффектом, произведенным в этой связи пайтарами на земное общество. Пайтары тактично выразили соболезнование всем, кто, как и они сами, находился на Земле в роли послов. Двое из них (они никогда не путешествовали поодиночке) даже посетили разрушенный улей, чтобы лично осмотреть место трагедии и выразить соболезнование от лица своего правительства. Такое проявление жалости с их стороны немедленно стало темой номер один для средств массовой информации, которые уделили их визиту больше внимания, чем собственно обитателям улья, только что потерявшим друзей, товарищей по работе, а некоторые — и родственников.

В то время, как пресса и правительство расследовали, откуда взялась смертоносная, несмотря на свою малочисленность, группа фанатиков, и кто ее финансировал, и что надо сделать, чтобы такого больше не повторилось, произошла некая встреча. Эта встреча обещала повлиять на будущее отношений между людьми и транксами сильней, чем нападение на колонию. В тот момент никто не мог предсказать, каковы будут результаты упомянутого события и дальнейший ход событий, но теперь, когда все осталось в прошлом, можно сказать — результаты нетрудно было предвидеть.

Но, вообще, кто мог подумать, что незначительная забота о мертвых может в будущем обернуться огромной пользой для живых?

Глава четвертая

Отец Пирье подобрал пистолет, сам не зная зачем. В глубине этого улья, принадлежавшего инопланетным существам, он чувствовал себя ужасно. При его легкой клаустрофобии он предпочитал находиться на открытых пространствах, или, по крайней мере, в соборах, чьи высокие своды не давили ему на голову. Блуждая в напичканных инопланетной техникой тоннелях глубоко под поверхностью амазонской сельвы, священник был вынужден с самого начала ослабить свой воротничок.

В последнее время он много, очень много раз хотел оставить и эту одежду, и свой сан, чтобы поискать вне церкви то ощущение удовлетворенности, которое религия перестала ему давать.

Он как раз готовился к воскресной службе, регулярно проводившейся на базе, когда грянул звонок срочного сбора. Подхваченный необычной тревогой, отец Пирье очутился на транспортном воздушном судне, и прежде, чем понял, что происходит, аппарат уже стартовал вглубь континента. Заметив священника, старший офицер, невзирая на протесты капеллана, потребовал, чтобы тот присутствовал на операции.

— У меня ощущение, падре, что ваша помощь там пригодится,— майор не сказал ничего конкретного, но Пирье предпочел подчиниться.

И вскоре корабль пошел на снижение туда, где, казалось, не было ничего, кроме сплошных джунглей. Потом они очутились в подземном ангаре, и там их окружила толпа свистящих и щелкающих на разные лады насекомых.

«Нет, не насекомых»,— напомнил себе Пирье. Экзотично выглядящие транксы были насекомообразными.

Никто так и не объяснил ему, что происходит, даже когда он двинулся вперед вместе с наспех организованной ударной группой. Солдаты знали немногим больше. Вскоре ситуация прояснилась. Небольшая группа фанатиков-ксенофобов вторглась в колонию, убивая всех попадающихся на пути транксов, а заодно и людей, оказывавшихся на их залитом кровью пути. Среди первых жертв имелись дипломат, прибывший с визитом в колонию, и несколько известных исследователей.

Чем дальше они уходили вглубь колонии, тем больше капеллану казалось, что он попал в преисподнюю, такую, какой она описана в Библии. По крайней мере, к испытываемым отцом Пирье ощущениям это сравнение подходило больше всего. Вместо причащения и исповедания солдат в спокойной обстановке тропической военной базы ему теперь приходилось блуждать по коридорам, падая от ударной волны взрывов и уворачиваясь от летящих в разные стороны частей тел, слыша крики, свист и щелчки раненых и умирающих. Покрытый кровью, человеческой и нечеловеческой, он медленно шел сквозь коридоры смерти, утешая раненых и совершая последние ритуалы над погибшими. Он делал это, исполненный веры, не рассуждая, кто прав, а кто виноват. Атеисты, агностики и истинные верующие заслуживали в такой ситуации равного внимания. Недоставало времени лезть в карман за сканером и считывать информацию с индивидуальных жетонов, где хранилась основная информация о владельце, в том числе и вероисповедание. Спутниками падре были клубящийся едкий дым и резкий запах смерти, и сияющие ангелы не являлись, чтобы помочь ему в службе или облегчить его боль.

Внезапно он оказался в одиночестве. Его окружали только тела, и рядом не было ни одного из солдат. Он остался один-одинешенек, если не считать мертвых, и заблудился.

Впрочем, он был не совсем один. Впереди в затянутом дымом коридоре появилась фигура. Человека, мужчины. Его одежда превратилась в лохмотья, как и кожа на открытых участках тела. Лицо и руки покрывала смесь запекшейся крови и камуфляжного грима. На этом фоне белки глаз выглядели мраморными. В руках он держал большую потрепанную винтовку, и на нем была камуфляжная одежда, а не военная форма.

Увидев падре, склонившегося над неподвижно лежащим транксом и мертвым капралом, полумертвый и полубезумный ксенофоб не колебался.

— Ты — грязный жуколюб! Все вы умрете! Мы убьем всех ваших ублюдков, вылупляющихся из яиц!

Ствол винтовки начал подыматься.

— Я всего лишь…— начал Пирье. Но не стал заканчивать фразу. Это ничего бы не дало. Сумасшедший маньяк передним оставил весь здравый смысл, если он у него когда-нибудь и имелся, на пороге улья, начав свой путь с убийства человека. Это светилось в его глазах и слышалось в голосе.

Все военные капелланы проходят базовую подготовку по военному делу. Так уж заведено. В правой руке Пирье очутился нейронный пистолет. Мигающий на рукоятке зеленый огонек сигнализировал, что в нем еще осталась половина заряда. Неизвестно, что заставило руку священника двигаться,— божественное провидение или элементарный инстинкт выживания. В тот момент, когда он поднял пистолет, раздался выстрел, почти оглушивший его. Он почувствовал, как что-то горячее вонзилось в его левое плечо. Прицелившись скорее бессознательно, чем привычно, Пирье выстрелил в ответ.

Фигура стоявшего напротив ксенофоба зашаталась. По инерции ублюдок выстрелил еще раз, но в сторону, и пуля ударила в стену слева. Нападавший мешком рухнул на пол, выронив винтовку. Он был мертв. Тишина вокруг стала грохочущей. Отец Пирье опять сделался единственным живым существом в тоннеле.

С открытым от шока ртом он положил пистолет на землю и попытался осмотреть раненое плечо. Кровь текла из небольшой раны, напоминавшей царапину. Попытавшись встать, капеллан понял, что его мышцы стали резиновыми, а кости превратились в тесто. Он просто не мог стоять.

Чьи-то руки помогли ему подняться, и эти руки не были человеческими. Голос обладателя конечностей звучал четко и вместе с тем мягко, почти шепчуще, необычно музыкально выговаривая согласные и с трудом — гласные. Больше всего Пирье запомнился пряный аромат влажной жимолости.

— Пожалуйста, попытайтесь встать на ноги. Я не могу вас поднять.

Пришедший в порядок мозг отдал приказ мышцам, и Пирье встал, чувствуя себя посреди Армагеддона. Транкс, отступив назад, оглядел его с головы до ног.

— На вас форма солдата.

— Я… Я солдат, но я — капеллан. Вы знаете, что это означает?

Усики двигались в разных направлениях, пытаясь сориентироваться, насколько было возможно в окружавшем их едком дыме.

— Боюсь, нет. Вы член спасательной команды, которая появилась быстро, но позже, чем хотелось бы.

— Да,— Пирье кивнул.— Могу только извиниться. Мы спешили, как могли.

— Я не сомневаюсь,— иструка транкса показала на окружавшие их горы трупов.— Все это чревато большими неприятностями. Много свиста и щелчков, и взаимных обвинений. Со стороны обеих рас— Желтые фасетчатые глаза поднялись, чтобы встретить взгляд падре.— Так чем же занимается капеллан?

Пирье беспомощно обвел рукой множество тел, большинство которых принадлежало транксам.

— Я представляю одну из основных религий человечества. При необходимости, все религии сразу. Я оказываю духовное вспомоществование людям, служащим в части, к которой приписан, провожу традиционные молитвенные церемонии в отведенные для этого дни. Я также беседую с людьми индивидуально, помогая исцелять раны души, и выполняю специфические церемонии религиозного содержания, связанные с упокоением усопших.

Иструка и стопорука сделали жест в сторону фанатика, застреленного Пирье.

— Вы, без сомнения, помогли ему.

Пирье не стал оглядываться. Не то чтобы он не мог этого сделать, просто не хотел.

— У меня не было выбора. Либо я, либо он. Хотя я верю в жизнь после смерти, однако не спешу сменить одну жизнь на другую. Такие вещи должны происходить в некоем порядке, который предопределен для каждого из нас.

— Интересное верование.— Стопорука транкса поднялась вверх и коснулась правого плеча всеми четырьмя пальцами. Там, на сине-зеленом хитине, находился маленький блестящий черный кружок в соответствии с обычаями транксов украшать свои тела. Даже в полутьме разрушенного коридора кружок светился и переливался.— Вы знаете, что означает этот знак?

— Боюсь, нет.— Молодому священнику очень захотелось пить.— Я не уделял достаточного внимания различным аспектам контакта между нашими расами. И не имел доступа к большим количествам информации.

— Знаю.— Транкс сделал жест, означающий смирение, но священник этого не понял.— Вы слишком заняты пайтарами. О них вы хотите знать все,— в его интонации не слышалось обвинения, просто констатация факта, но Пирье почувствовал себя неловко.

— Не в моих силах решать, что будут показывать по трехмерке. У меня нет контактов с прессой. Но сам я хотел бы побольше знать о вашей расе,— чтобы подтвердить, что он внимательно слушает собеседника, он кивнул в сторону черного кружка.— Так что же он означает?

На сей раз все четыре руки совершили некий быстрый и сложный жест.

— Он означает, что мы коллеги.

— Извините?

— Я… Я не могу в точности перевести данный термин на земшарский. Меня можно назвать врачом-консультантом по вопросам души. Я также являюсь советником. Это традиционное обращение, еще с дотехнологических времен. Если у члена улья возникает вопрос, неподвластный решению преподавателя, ученого или деятеля искусства, транкс обращается к такому, как я. Мы пытаемся совместить несовместимое, понять необъяснимое и утешить тогда, когда познание оказывается бессильно. Мы — последняя опора в случах, когда пасует рассудок и логика, кладезь сострадания перед лицом холодной и безразличной вселенной.— Он двинулся вперед на четырех ногах, чтобы осмотреть тело ксенофоба, убитого Пирье.— Конечно, часто нас самих посещают сомнения, но истина в том, чтобы всегда искать ее, и иногда мы находим что-нибудь правильное, к нашему собственному удивлению.

— Вы — священник? — Пирье тщетно пытался вспомнить все известное ему о транксах, по крайней мере, то, чему его учили.— Я не думал… не думал, что у вас есть священники. Я даже не знал, что у вас есть религия.

— Что в имени тебе, как сказал один из ваших известных писателей.— Большое лицо транкса не могло улыбаться, поскольку состояло из слишком жесткого материала, но у Пирье осталось отчетливое ощущение вежливой улыбки.— Перед лицом духа слова неуместны.

— Вы верите в Бога? — не задумываясь, спросил Пирье.

— В вашем смысле слова — нет. А в нашем… Это не тот вопрос, на который можно ответить с легкостью или между делом. Вам так не кажется? — голова в форме сердца покачалась из стороны в сторону.

— Некоторым из моих начальников — кажется. А мне — нет. Меня учили верить, но учили и задавать вопросы.

— О, крри!кк, эти вечные противоположности. Они всегда делают наше существование намного труднее и сложнее, чем нам того хочется. Но ведь нас никто не спрашивает, не правда ли? Меня зовут Шэнвордесеп,— мягкий голос инопланетянина внезапно стал встревоженным.— Вы теряете сознание? Вы плохо выглядите.

— Нет. Просто хочу пить. Я — Кири Пирье,— сказал Пирье, глядя мимо транкса в конец коридора и думая о том, когда же их кто-нибудь найдет. Он совершенно потерял контакт с остальными членами команды.

— В отличие от вечных вопросов о божественном и о смысле существования, этот вопрос решается легко.— Протянув руку назад, транкс достал из кармана на задней стороне груди цилиндр из блестящего плетеного материала и подал его Пирье, который неуверенно посмотрел на флягу. Он впервые видел такую.

— Например, вот так,— продемонстрировал транкс, прежде чем дать сосуд капеллану.

Пирье не без колебаний принял флягу. Возможно, для начала ему следовало понюхать содержимое, но он слишком устал и слишком хотел пить. Бывают случаи, когда приходится принимать на веру слова и действия другого, даже если другой имеет вдвое больше конечностей, чем ты сам.

Вода оказалась холодной, свежей и вкуснее самого лучшего «шардонэ». Несмотря на жажду, Пирье достаточно контролировал свои действия, чтобы вернуть флягу хозяину, оставив в ней не меньше половины содержимого. Он вытер рот правым рукавом. Кровь на нем уже почти высохла.

— Что же нам теперь делать? — подумал он вслух.

Хотя сине-зеленое тело оставалось обращено в его сторону, голова развернулась на невероятный угол, позволяя транксу глянуть прямо назад.

— Думаю, следует подождать. Я, конечно, могу пойти за помощью, но не уверен, что ваши товарищи с готовностью отзовутся на мои просьбы. Если они настоящие солдаты, они в первую очередь подчиняются приказам командиров. В такой ситуации они вряд ли будут прислушиваться к мнению существа, подобного мне.— Его усики дернулись и жвалы щелкнули.— Уверен, достаточно скоро нас кто-нибудь найдет.

Безо всякой паузы или какого-либо намека, означающего смену темы разговора, Шэнвордесеп наклонился, чтобы осмотреть тело ближайшего к нему транкса. Все восемь конечностей были скрючены и прижаты к телу. Голова отсутствовала, ее разорвала на куски фаната, из шеи торчали обрывки нервов и продольных мышц.

— Насколько я знаю, вы утилизуете своих умерших не так, как мы.

Пирье был потрясен, но постарался не выдать своих чувств на случай, если транкс окажется в состоянии понять его мимику.

— Мы не утилизуем наших умерших. В большинстве случаев мы совершаем соответствующий похоронный обряд.

Продолжая заниматься телом умершего, Шэнвордесеп посмотрел на человека.

— Вы закапываете их в землю. Что с ними происходит потом?

— Они покоятся там,— Пирье удивился, почему ему приходится объяснять очевидное.

— И что с ними происходит? Позднее, я имею в виду.

Пирье пожал плечами.

— Если не используются специальные приемы консервации или специальные фобы, они остаются там до тех пор, пока контейнеры не разрушаются. После этого их тела…

— Утилизуются,— закончил за него транкс— С нашей точки зрения, различия невелики. В основном, в плане оттягивания результата. Мы предпочитаем немедленную утилизацию, вы — постепенную. Это вызвано тем, что мы живем в улье и делали так всегда. Конечно, имеются специфические для каждой расы детали, но в целом наши традиции не сильно отличаются.— Он выпрямился так, что его голова оказалась на уровне фуди священника.— Я уверен, к нашей обоюдной пользе можно найти и многие другие сходства,— он сделал жест рукой в сторону участка коридора, относительно свободного от трупов.— Вы не хотели бы это обсудить? В ближайшем будущем у нас нет ничего, кроме времени, но уж его-то — предостаточно.

Религиозный диспут с инопланетянином? Да в придачу с напоминающим большого богомола, одного из тех, что висели под карнизами домов, когда он учился в семинарии? А почему бы и нет? Как правильно сказал Шэнвордесеп, единственной вещью, которую им требовалось убить, было время.

В самую последнюю очередь Пирье могбы предположить, что насекомовидный инопланетянин с восемью ногами и фа-сетчаты м и, как у жука, глазам и, сможет укрепить его в пошатнувшейся вере, но и мен но так и произошло. В свою очередь, он оказался способен удовлетворить невероятное любопытство транкса, рассказав ему о духовных поисках человечества. В ходе разговора выяснилось, что Шэнвордесепа не устраивает существующая организация древнего ордена, к которому он принадлежал и от которого получил свое звание. По его мнению, этот орден не шел в ногу с развитием культуры, а также не был готов к таким непредвиденным откровениям, как существование в космосе других разумных существ.

Чем дольше они говорили, тем больше отец Пирье убеждался в родственности души, наполнявшей блестящее хитиновое тело. На смену первым мыслям о возможности обратить транкса в свою веру (неважно, насколько всерьез он думал об этом) пришел свободный обмен мнениями. Они говорили о том, кто во что верит и кто во что не верит, о предопределенности и о неразрешимых вопросах, о желании понять великую мистерию жизни, опираясь лишь на практический опыт.

И так продолжалось долго. Когда патруль из троих чистильщиков наткнулся на них, они оживленно беседовали и жестикулировали.

В части Пирье встретили, как героя. Он мужественно отбивался от похвал, подчеркивая, что всего лишь сумел выжить и дождаться помощи. Но его товарищи не обращали на отговорки никакого внимания. Его представили к награде. Поскольку капелланы вообще редко носят награды, то его награда была такой же, как и у остальных пехотинцев, участников спасательного рейда — ленточка с изображением скрещенных усиков на сине-зеленом поле. Но он постеснялся носить медаль с рисунком и хранил ее в той коробочке, в которой ему ее вручили.

Рапорт с прошением об отпуске встретили с пониманием и удовлетворили. Начальство прекрасно сознавало, что человек, прошедший через подобные испытания, нуждается в отдыхе и восстановлении сил. Даже капеллан, попав в бой, может получить психическую травму.

Отец Пирье не собирался ни соглашаться, ни опровергать это мнение. Все, что ему требовалось,— довести до логического завершения свой разговор с советником Шэнвордесепом. Со своей стороны, транкс с готовностью принял его в улье. Они неделями обсуждали различные вопросы духовного характера, знакомились с особенностями верований друг друга, с историей двух разумных рас, с удивлением обнаруживая, что представители обоих народов ломают головы над одними и теми же извечными неразрешимыми вопросами.

Спустя месяцы их общение приобрело новое содержание. То был уже не простой обмен информацией. Они убедились в наличии возможностей и определили способы решения стоящих перед ними задач. Они приготовились к активным действиям.

Все, что им требовалось,— финансовая поддержка.

— Основать новую церковь? Вы оба что, с ума сошли? — такими словами встретила их Мартина Герзальт Лоренгау. Она сидела прямо и напряженно.— Я думаю, это выглядит неприкрытым безумием и с точки зрения транксов.

— Мы не безумцы, смею вас заверить,— ответил насекомообразный посетитель, сделав жест, который, как он надеялся, поймет худая женщина с осунувшимся лицом.— Мы всего лишь надеемся на лучшее.

Стоявший позади отец Пирье попытался поддержать друга.

— Мы пришли к вам, поскольку все остальные нам уже отказали.

Намек на улыбку тронул уголки губ Лоренгау, однако сама улыбка так и не появилась. Потому что ей не позволили появиться.

— Как деловая женщина с определенной репутацией могу только сказать — это одно из наиболее безнадежных предложений в плане размещения капитала, которые мне когда-либо делали. Любой, кто вас услышит, примет вас за идиотов.

— Это вложение капитала в людей. И в их будущее.— Пирье встретил обескураживающий взгляд ее больших, глубоко посаженных глаз, стараясь не ерзать в кресле.

«Я не должен нервничать,— сказал он себе,— я должен выдержать поединок, каким бы ни был его исход».

И священник продолжал настаивать. А что ему еще оставалось делать?

— Даже если я вдруг решу выбросить деньги на ветер, финансируя такое абсурдное предприятие, почему я должна поддерживать то, что имеет своей целью, по вашим словам, создание духовной связи между людьми и транксами? Почему бы не сделать то же самое в отношении, скажем, пайтаров? Тогда я, по крайней мере, могу надеяться хоть на какую-то отдачу.

— Отдача от подобного капиталовложения не исчисляется в денежном эквиваленте,— совершенно серьезно ответил Пирье.

— В случае с пайтарами — вполне может исчисляться,— вполголоса проворчала она.— Вы просто сели не в ту лодку. Ладно, мы отвлеклись от темы.— Слегка подавшись вперед, она посмотрела на каждого из просителей по очереди. Спинка высокого кожаного кресла, стоившего, по всей видимости, кругленькую сумму, возвышалась за ее спиной, как спинка трона.— И вообще, я так и не поняла, каким образом вы добились встречи со мной. Мое время дорого стоит. Если наше общение окажется безрезультатным, а я думаю, так и случится, кому-то придется платить за это до конца своих дней,— добавила она мрачным тоном.

— Естьлюди, симпатизирующие нам и нашим устремлениям,— ответил Шэнвордесеп и издал тихий свист.

Женщина вела себя по-прежнему обескураживающе.

— Если вы потрудились собрать хоть какие-то сведения обо мне прежде, чем сюда явиться, вы должны знать, что я атеист.

Пирье кивнул.

— Мы знаем. Наша религия открыта для всех.

На сей раз она не смогла сдержать улыбки. Эта улыбка заставляла трепетать в ужасе не одного посетителя.

— В таком случае вы просто упрямцы, отнимающие мое время.— Ее рука потянулась в сторону большого ряда тактильных сенсоров.

— Мы полны решимости осуществить свой замысел. Если получится основать конгрегацию, способную объединить в себе чувства и верования двух совершенно разных рас, внутри нее найдется место для любых верований, присущих любой расе.

— Это ко мне не относится. Я ни во что не верю.— Ее изящные пальцы с маникюром, который можно было бы назвать идеальным, прервали свое роковое движение и замерли, как бы в задумчивости.

— Конечно, верите. Каждый человек во что-нибудь да верит. Если вы не верите в некое верховное божество, вы верите в его отсутствие. Любое убеждение базируется на некоей догме, основой которой, в свою очередь, служит вера.

— Я — деловая женщина, не философ,— заверила Мартина Лоренгау, моргнув.— У меня нет ни времени, ни желания заниматься метафизикой или теологией.

— Но у вас есть душа,— мягко сказал Пирье.

На этот раз она рассмеялась. Смех поразительно контрастировал с ее манерой речи.

— Я могла бы назвать сотни людей, которые с вами не согласятся.

— Душа — это то, что есть внутри каждого разумного существа, что не поддается количественному анализу, но живет и требует своей пищи,— руки транкса рефлекторно совершили некий сложный жест. Он знал — земная женщина не понимает и десятой доли его жестикуляции, и это сильно осложняло ему общение. Для транкса пытаться разговаривать, не жестикулируя, было все равно что подавать команды, лишенные половины слов. И все-таки он старался изо всех сил.

— Уверяю вас, я не испытываю подобного голода,— сказала она, улыбаясь.— Обо всех моих психологических потребностях хорошо заботятся.

— Значит, вы целиком и полностью оправились от шока, вызванного трагической смертью вашего мужа и дочери? — спросил Пирье.

Слегка приоткрыв рот, Лоренгау уставилась на непокорного священника жестким, немигающим взглядом.

— Как вы смеете. Как вы смеете упоминать об этом в моем присутствии? — произнесла она голосом, способным заморозить ядерный реактор.

Но на сей раз Пирье не был напуган.

— Тот, кто наг пред Господом, смеет все,— продолжал он безжалостно, и в то же время с состраданием.— Это случилось одиннадцать лет назад. Одно из воздушных судов вашей компании возвращалось из Хараре в Готтен. До сегодняшнего дня так никто и не знает, почему он рухнул в Замбези. Все находившиеся на борту погибли.

— Я знаю, что там произошло.— Вжавшись в кресло, Лоренгау казалась еще тоньше, чем была на самом деле. Как будто кресло готовилось проглотить ее.— Раньше я не верила во что-либо подобное. А когда это случилось…— Она подняла глаза.— Вы пробудили во мне любопытство. Сколько же надо иметь самоуверенности, чтобы предположить, будто ваш пресловутый общий знаменатель двух рас может что-то дать такому человеку, как я?

— Мы не можем с уверенностью сказать, так ли это,— не колеблясь, ответил Пирье.— Мы просто уверены, что подобной цели не достичь другими способами. Кто может предсказать, какие откровения возникнут в процессе подобного общения двух рас, столь непохожих друг на друга? Разные верования, различный стиль мышления, непохожие взгляды на мир, на вселенную, отличный подход к разрешению вопросов, испокон века не находящих ответа.

— Не будет никаких ограничений или запретов, основанных на недоказуемыхдогмах,— добавил Шэнвордесеп.— Организация будет открыта для всех. Не только люди или транксы, но и любые представители других рас, наделенных разумом, смогут к нам присоединиться. Мы не станем вмешиваться в политику, исходя из взглядов вашей расы на этот аспект деятельности, и собираемся соблюдать четкую иерархию, к которой склонна наша раса.

В комнате повисло молчание.

— Чего вы хотите добиться? — в конце концов спросила Лоренгау.— Власти, богатства? Внутреннего спокойствия? Широкого признания заслуг?

Пирье посмотрел на своего товарища. Видя, что Шэнвордесеп сделал одобряющий жест, заговорил:

— Мы не знаем. Вернее, не уверены. Нам хочется, чтобы было место, куда те, кого не устраивают существующие идеологические течения, могли явиться за помощью и поддержкой. Прибежище, где помогут не только словом, но и делом. Мы знаем, независимо оттого, какие верования исповедует та или иная церковь, в плане мирских проблем они абсолютно подотчетны. Шэнвордесеп намного больше меня искушен в такого рода вопросах,— кивнул он в сторону своего товарища.

Лоренгау закусила губу.

— Таким образом, я не только должна поддержать сомнительное предприятие, но и доверить контроль над большой суммой денег инопланетянину. И даже не пайтару, если уж на то пошло.

— Математика — чудесная вещь, позволяющая манипулировать с чем угодно, вне зависимости от формы,— ответил транкс, проигнорировав ее неуважительную реплику.

Если Лоренгау предложила ему своего рода тест, он, без сомнения, прошел его.

— Не сомневаюсь — это пустая трата времени и денег. Тут мое мнение ни на йоту не отличается от мнения любого другого, к кому вы обратились бы за поддержкой. Однако…

«Если божественное благословение может быть заключено в одном слове,— подумал отец Пирье,— то женщина, величественно сидящая передо мной, его произнесла».

— У меня нет времени, которое я хотела бы потратить впустую. Но у меня хватает денег. Как вы, наверное, знаете, после той катастрофы я больше не.вышла замуж. Мвити был лучшим из мужчин, которых я когда-либо знала, и единственным, не проявлявшим ни малейшего интереса к моим деньгам. С тех пор я ищу кого-нибудь похожего на него. Что же касается моей дочери…— Она не поперхнулась, заметил Пирье, просто сделала паузу, чтобы собраться.— У вас есть свои ангелы. У меня — свои. Итак, для поддержки вашей мистической авантюры вам нужны мои деньги?

— Безусловно, крри!кк,— подтвердил Шэнвордесеп.

— Полагаю, вам необходимо арендовать или построить некую штаб-квартиру, или храм, или еще что-нибудь в этом роде, что вы там себе придумаете.

— Мы намерены соблюдать скромность как в постановке целей, так и в затратах,— заверил ее Пирье.— Огромные соборы, храмы и мечети всегда приводили меня в замешательство. Если Бог, или некий великий дух, или что угодно другое, чему нельзя дать названия, действительно находится внутри разумных существ, я не понимаю, какое значение имеют размеры конструкций для того, чего в них нет. Всю жизнь я удивлялся, глядя на проповедников, которые кричат так, словно Бог глухой и не слышит их.

— Я знаю только, что когда то судно падало, он меня не слышал,— отрезала она.— Но это в прошлом.

— Значит, вы поддержите нас? — Шэнвордесеп не мог сидеть в кресле, предназначенном для человека, и все это время ему пришлось стоять на шести ногах. Теперь он поднялся на четыре, глядя прямо в глаза предпринимательнице.

— Да, я поддержу вашу глупую затею. По крайней мере до тех пор, пока это будет меня забавлять.— Ее тонкая рука сделала неуверенный жест, пытаясь подчеркнуть насмешливый тон высказывания.— Кто знает, может, я разок-другой зайду к вам, посмотрю, на что вы тратите мои деньги.

Шэнвордесеп неловко пошарил рукой в нагрудном кармане.

— Мы намереваемся достичь полного самообеспечения в течение одного года.

— Неужели? — Жестом она показала, что он может не искать то, что пытается найти.— Нет-нет. Не надо показывать мне расчеты и выкладки. Я обязательно найду в них пробелы, а это, несомненно, разочарует вас. Всякое безумие должно иметь свои границы, иначе оно вступает в конфликт с реальностью и теряет свое очарование. Я поступаю так не потому, что думаю, будто вы сможете что-нибудь заработать или хотя бы вернуть мне вложенный капитал. Для меня это диверсия и одновременно забава.

Поскольку цель их визита была достигнута, Пирье понял — пора уходить. Шэнвордесеп жестами недвусмысленно намекал на это. Но добрый пастор никогда никого не бросал на произвол судьбы. В противном случае он не оказался бы в ситуации, когда ему заодно с инопланетным жуком требовалось вытрясти деньги на некий гипотетический проект из высокомерного и циничного богача.

— Мы не считаем наше предприятие забавным. Что бы вы ни думали, это не фарс. Мы просто видим — существует потребность, которая никак не удовлетворяется.

В какой-то момент он с ужасом подумал, не зашел ли слишком далеко, испытывая терпение могущественной женщины, не передумает ли она в следующий миг и не заберет ли свои слова назад. Но она снова рассмеялась, и священник вздохнул с облегчением.

— Если ваше дело — не забава, почему же оно доставляет мне такое удовольствие? И почему кажется мне таким комичным?

— Возможно, потому, что оно удовлетворяет некую вашу потребность,— сказал Шэнвордесеп, сохраняя полное спокойствие.

— Потребность? — она повернулась в сторону транкса.— Какую потребность? У меня нет никаких «потребностей». Что там за потребность?

— Потребность, которую вам еще только предстоит осознать.— Шэнвордесеп слегка поклонился и начал пятиться от стола.— Вы, люди,— восхитительные создания. Я не перестаю поражаться вашей способности верить в несуществующее, игнорируя здравый смысл и логику, отдавая предпочтение тому, во что вы просто хотите верить.

Лоренгау пожала плечами.

— Значит, наша натура более причудлива, чем ваша. Почему бы и нет? — Включив экран на столе, который посетители не могли видеть, она начала манипулировать пальцами левой руки.— Я хочу, чтобы имена моего мужа и дочери фигурировали в списках спонсоров, а также на фасаде вашего молельного дома — или что вы там себе придумаете.

Пирье глянул в сторону своего шестиногого коллеги.

— Мы не собираемся устраивать что-либо подобное. Такие вещи служат для бегства от мира, а не для напоминания о его реалиях. Я всегда считал, что имена спонсоров, помещенные на видном месте зданий религиозного назначения, лишь напоминают всем, кто не в состоянии позволить себе большие затраты, об их ничтожности в сравнении с влиятельными людьми, пусть даже в недуховном, тленном аспекте. Мы намерены всячески избегать подобных поступков.

— Однако мы найдем способ оповестить всех о вашем вкладе в это дело,— быстро добавил Шэнвордесеп.— Тем способом, который полностью удовлетворит ваше пожелание.

Медленно покачав головой, Лоренгау окинула оценивающим взглядом человека и транкса.

— Я никак не могу понять, действительно ли вы целиком посвятили себя своей задумке или просто беспредельно самоуверенны,— она тихо вздохнула.— Со временем люди в этом разберутся.

— В наших интересах, чтобы они действительно разобрались,— заявил Шэнвордесеп.

— Все будет еще забавнее, чем ожидалось, и последствия наверняка не обойдут и меня. Хоть и не в глаза, но люди будут надо мной смеяться.

— Наступит день, когда они вас благословят,— Пирье постарался произнести это со всевозможным чувством.

— Ну да, конечно,— саркастически пробормотала она.— Как вы собираетесь назвать ваше вероисповедание, в конце концов?

«По крайней мере, это мы с Шэнвордесепом уже решили»,— с облегчением подумал Пирье.

— Ничего сложного, угнетающего или угрожающего. Мы думаем называться Универсальной Церковью.

— Оригинально. А как насчет вас? — она посмотрела на него с интересом.— Вы собираетесь остаться католическим священником, отец Пирье?

— Мне хотелось бы, хотя еще не знаю, возможно ли будет.

— А ваш многоногий друг с золотистыми глазами?

Пирье обернулся к транксу, и на сей раз торжественное выражение его лица сменилось улыбкой.

— В тот критический для нас обоих миг, когда мы встретились впервые, Шэнвордесеп назвал себя «последним прибежищем» для своей… не знаю, слово «паства» здесь не очень подходит, но оно ближе всего по смыслу. И когда мы начнем, он останется тем, кто он есть: последним прибежищем.

Глава пятая

Как и тысячи лет назад, над вершиной Маунт Агунга клубился пар. Прогуливающиеся по пляжу транксы нервно поглядывали в ту сторону. Они никогда не задавались вопросом, почему один из двух комплексов, созданных для приема гостей из других миров, разместили посреди архипелага, известного своей вулканической активностью. Возможно, подобный вопрос должен был бы прийти на ум тем, кто их здесь принимал. При желании люди смогли бы перенести комплекс на континент, находящийся к югу отсюда.

На пляже сейчас находилось трое транксов: Нилвенгерекс, специалист по человеческой культуре, Джошумабад, недавно прибывший с Ульдома, и Йейкарпилал, вторая в табели о рангах среди представителей ее расы на Земле. Она гуляла по берегу в компании двух самцов помоложе, стараясь держаться подальше от воды. Наличие рифа, защищавшего их от огромных, смертельно опасных волн, в глазах любого транкса являлось недостаточной страховкой.

Джошумабад не хотел, да и не имел права, наверное, прекращать дискуссию на тему, обсуждение которой мешало им в полной мере насладиться утренней прогулкой под лучами экваториального солнца. Его можно было понять, ведь затем он и прибыл сюда.

— Члены Великого Совета чувствуют себя запертыми в тоннеле, при выходе из которого сидит голодный мемн!токт. Они не знают, что делать: бежать, окапываться или прикинуться спящими.

Шесть ног Йейкарпилал, не нуждавшихся в обуви, оставляли замысловатый узор следов на слегка влажном песке. Теплый тропический бриз тихонько шумел, обдувая ее яйцеклады. Хотя из-за солидного возраста она уже не могла откладывать яйца, она держалась бодро, и все ее конечности пока были на месте. Мягкий лиловый оттенок, появившийся с годами у ее хитинового панциря, красиво переливался в лучах восходящего солнца, в золотистых фасетчатых глазах светился недюжинный ум.

— Почему они так беспокоятся? — спросила она, махнув иструкой в сторону Бали, от которого их отделял небольшой, но глубокий пролив, известный как Силат Ломбок.— У нас хорошие отношения с людьми. Контакты развиваются в разных направлениях, начиная с коммерции и кончая культурой. Я, конечно, согласна, они развиваются не так быстро, как многим хотелось бы, но застывшими их тоже не назовешь.

Джошумабад недавно прибыл на Землю, поэтому еще не чувствовал себя свободно в условиях чужой планеты и уделял большую часть внимания песку под ногами. Он тщательно перешагивал через все, что могло бы оказаться живым. Хотя он вполне доверял своим коллегам по части опыта пребывания на этой планете, ни один из них не являлся специалистом по местным формам жизни. Хотя вероятность того, что транксам попадется что-либо вредное для их организмов, считалась ничтожной, он не относился к тем, кто лихо искушает судьбу.

— Все обеспокоены. И не только в Совете, но и в комиссиях советников. Млекопитающие агрессивны, умны и превосходят нас по части технологий. Совету очень хотелось бы иметь людей если не в качестве союзников, то хотя бы в качестве противовеса авантюризму а-аннов в этом рукаве Галактики.

— Мы работаем над этим,— сказала Йейкарпилал, подбирая кусок дерева, выброшенный на берег волнами. Узор его поверхности был просто восхитителен. Она помахала им так, как на ее глазах делали прогуливающиеся люди. Джошумабад нервно отодвинулся, испортив ей все удовольствие, и она отбросила деревяшку, которая шлепнулась в воду. Кусок дерева сразу начало относить течением. Интересно, не произойдет ли то же самое с надеждами транксов, связанными с этим миром и его обитателями, чье поведение было столь обескураживающим, а иногда и просто безумным?

— Так чего же опасается Совет? — спросила она, отводя глаза от деревяшки.

— Пайтары оттеснили нас в тень. Мы тщательно изучили все доклады и пришли к выводу: люди чувствуют себя в их компании намного удобнее, чем при общении с нами.

— Это просто временная потеря рассудка,— вступил в разговор молчавший до этого Нилвенгерекс— У меня есть некоторый опыт контактов с другими расами, с квиллпами и а-аннами. Могу лишь сказать — никогда не видел ничего подобного. Не то чтобы земляне безоговорочно верили всему сказанному пайтарами, принимая каждое их слово за чистую монету, им просто очень хочется довериться собственным чувствам. И происходит это из-за внешней привлекательности недавно открытых существ. Как объяснил мне один мой коллега-человек, пайтары представляют собой людской идеал физического совершенства.

Джошумабад задумался. Из задумчивости его вывела птица, пролетевшая над головой. Земля изобиловала подобными летающими формами жизни. Возможно, ему было бы еще труднее сконцентрироваться, если бы он знал, что орлан питает к нему чисто гастрономический интерес.

— И почему они такие доверчивые? Физическая привлекательность ничего не значит, если речь идет о надежности и возможности доверять другому, неважно, относится ли это к одному существу или к расе в целом. Такую простую вещь знает любой хоу!п.

— Они просто загипнотизированы красивой внешностью своих гостей.

«Нилвенгерекс -донельзя уравновешенный и лишенный юмора самец,— подумала Йейкарпилал,— но эта безжалостная точность делает его хорошим специалистом».

Она ни на миг не задумывалась о нем как о потенциальном партнере, но высоко ценила, как советника. Неизвестно, знал ли он об этом. Самцы обычно не рассматривают старших по возрасту и положению самок в плане личного общения. Нилвенгерекс хорошо знал свое место в иерархии улья и не претендовал на большее.

— Я ничего не понимаю.— Джошумабад сделал сложный жест, означающий замешательство.— Люди очень умны, быстро учатся, они — отличные исследователи. Но в присутствии пайтаров их как будто отбрасывает на несколько столетий назад в плане социальной зрелости. Если бы мы повстречали на своем пути разумную расу, которая являла бы собой наш идеал, мы бы, конечно, проявили по отношению к ним гостеприимство, но не…

— Не одурели бы от них.— Нилвенгерекс подобрал раковину и стал рассматривать сложные, ярко окрашенные известковые завитки.— Как обычно, у людей есть точное определение для подобного состояния, хотя они и не соотносят его со своим теперешним поведением. Что не мешает мне теперь пользоваться данным термином.— Он передал раковину Джошумабаду, который с неохотой протянул иструку, чтобы ее взять. Отказ неизбежно означал бы небольшое, но оскорбление.— Интересно,— продолжал культуролог,— что они сами осознают, насколько неоправданна их реакция. По крайней мере, наиболее умные из них. Основная же масса людей оказалась на удивление забывчивой, поддавшись этому безумию. Все, чего они хотят,— развивать взаимоотношения с новыми друзьями. Отдаленные последствия подобного поведения их не беспокоят.

— А какой прием оказали пайтары нашей делегации? — спросил представитель Великого Совета.

Ему не очень понравился ответ.

— Формально вежливый,— сообщила Йейкарпилал.— Насколько мы смогли выяснить из разговоров с нашими друзьями среди землян, пайтары отнеслись к транксам точно так же, как и к людям, хотя здесь мы тоже в гостях. Тут пай-тары ведут себя более адекватно, чем люди.

— А что думают по этому поводу наши наблюдатели? — Джошумабад продолжал идти рядом с ней, в то время как Нилвенгерекс отошел в сторону, чтобы рассмотреть желеобразное создание с щупальцами, выброшенное на берег волнами.

— Наблюдатели в нерешительности. Контакты начались совсем недавно, и они слишком редки, чтобы прийти к какому-либо определенному выводу,— она посмотрела на спутника.— Мы передаем Совету всю информацию по минус-пространственной связи. Они же все это знают. Зачем ты задаешь вопросы, на которые уже даны ответы?

Почувствовав, что похолодало, Джошумабад вдруг очень захотел вернуться на Ульдом с его низкими плотными облаками.

— Я хотел услышать это лично от тебя. Очень часто самые существенные детали выпадают из официальных докладов. Даже визуальные изображения не заменят личного общения, наблюдения за жестикуляцией и выражением глаз.— Он обернулся к культурологу, который перестал рассматривать мертвую медузу и прибавил шагу, чтобы догнать их.— Меня интересует твое неофициальное, личное мнение, Нилвенгерекс. Что ты вообще думаешь по поводу пайтаров? Помимо того, что ты включил в официальный отчет.

Прежде чем ответить, Нилвенгерекс задумался. Где-то там, далеко, в глубинах ярко-голубого неба, остался родной Ульдом. Однако здесь он не чувствовал себя так неуютно, как на Триксе, или даже на Ивовице, где начинал работать.

— Я еще не принял решения. Так же, как и мои коллеги. Едва мы начали понимать стиль мышления людей, сильно отличающийся от нашего, как вдруг один из их исследовательских кораблей вернулся из экспедиции в глубокий космос с пайтарами на борту. Их неожиданное появление поразило нас не меньше, чем людей. Таким образом, нам пришлось на ходу перестраиваться и перераспределять силы, занимаясь изучением уже не одной, а двух рас разумных млекопитающих. Это не так-то просто. В силу чего тебе, да и всему Совету придется запастись терпением. Мы стараемся работать быстрее. К сожалению, возможности контактов с пайтарами ограничены. Более того: просто невозможны. Они все время окружены толпой людей, которые так увлечены ими, что добиться контакта с ними в отсутствие третьих лиц просто нереально.

— У них есть желание общаться с нами, но они опасаются вызвать тем самым раздражение людей,— добавила Йейкарпилал.— Ведь, в конце концов, это людская планета, и все мы здесь гости. Вежливый гость старается не обижать хозяев.

— Насколько мне известно, пайтары занимают две планеты на соседних орбитах в одной звездной системе. Хотя у них есть корабли, передвигающиеся в плюс-пространстве, они не ведут активной колонизации. Это в то время, как мы колонизировали пять планет, а земляне — семь. Если не принимать во внимание разницу в численности, как вы считаете, могут ли они быть опасны? — спросил Джошумабад. Он не решался задать этот вопрос, пока не освоился в обществе культуролога.

Нилвенгерекс издал резкий высокий свист. Испуганные таким чужеродным звуком, несколько попугаев лори вспорхнули из кустарника поблизости. Когда свистящий смех транксов наконец умолк, младший из инопланетян с готовностью ответил:

— Мы не слишком много о них знаем, но одно могу сказать точно: они не опаснее людей.

Джошумабад не ожидал такого ответа и жестом показал, насколько поражен.

— И ты говоришь это с такой легкостью? Ведь у нас здесь не только представительство, но и большая, активно развивающаяся колония. Если твои слова верны, то наши сородичи рискуют жизнью.

— Не отрицаю.— Атташе мрачно посмотрел на море, словно уже обрек себя на смерть. Он не очень-то нравился Джошумабаду, но к его мнению приходилось прислушиваться.— Однако с каждым днем, проведенным здесь, люди нравятся мне все больше.

Джошумабад резко остановился.

— Теперь я совсем ничего не понимаю. Что же в итоге? О чем я должен заявить в личном докладе, когда вернусь на Ульдом и предстану перед Советом? Опасны двуногие или нет?

Он хотел получить подтверждение от старшего среди них дипломата, но своим ответом Йейкарпилал только еще больше запутала вопрос.

— И то, и другое,— сказала она.

— И того, и другого быть не может! Либо они представляют для нас угрозу, либо не представляют,— настаивал Джошумабад.

Желание представителя Совета получить прямой ответ не поколебало уверенности Йейкарпилал.

— Они могут быть и воинственными, и миролюбивыми, и чувствительными, и грубыми, и невнимательными, и глубоко понимающими. Эта планета представляет собой один большой клубок вопиющих противоречий. И, что самое худшее, даже понимая всю свою противоречивость, они ничего не могут с собой поделать.

— Я жду от вас более определенного ответа,— возразил Джошумабад.— Я не могу выступить в Великом Совете с такого рода заявлениями!

— Прежде всего, это не заявление, а всего лишь наблюдение,— ответил Нилвенгерекс— Все, что можно сказать,— я и мои коллеги, изучающие людей, не верим в то, что земляне могут представлять собой непосредственную угрозу для транксов.

— Крри!кк, уже что-то определенное,— видно было, что Джошумабад расслабился.

— Я сказал о «непосредственной» угрозе,— напомнил атташе.— Присущее их расе непостоянство лишает нас возможности предсказывать их действия в будущем. Наши взаимоотношения развиваются, особенно в области науки и коммерции. Основной трудностью, которую предстоит преодолеть, является тот факт, что по внешнему виду мы очень похожи на мелких членистоногих, доминирующих на этой планете, по крайней мере, в смысле численности. Люди конкурировали с ними в борьбе за выживание с самого начала эволюции своего вида. Как тебе уже известно, земляне придают необъяснимо большое значение внешнему виду,— проговорил он даже суше, чем обычно.— Взять хотя бы их мгновенное, ничем не подкрепленное увлечение пайтарами. Недавно открытые двуногие, не по собственной вине, конечно, сильно задержали развитие наших отношений с людьми.

Всю оставшуюся часть прогулки представитель Совета хранил молчание. Йейкарпилал и Нилвенгерекс, которые чувствовали себя намного увереннее на инопланетном пляже, внимательно рассматривали каждое попадавшееся на глаза растение или животное, стараясь идентифицировать его исходя из системы классификации, изложенной им земными учеными.

— Таким образом, мне следует сообщить Совету, что отношения продолжают развиваться, но не так быстро, как раньше?

Йейкарпилал жестом выразила согласие.

— Именно это я и хотела сказать.

— Может ли процесс развития ускориться, и если да, то когда?

Йейкарпилал посмотрела на Нилвенгерекса, ожидая его ответа. Однако атташе не захотел брать на себя такую ответственность.

— Трудно сказать. По моему личному мнению, основанному на наблюдениях за людьми, этого не произойдет до тех пор, пока новизна впечатлений от пайтаров не иссякнет. К сожалению, пока ничего подобного не наблюдается. Люди сейчас в таком же восторге от своих близнецов, как и вдень их прибытия.

— Неужели мы ничего не можем сделать, чтобы привлечь к себе внимание? — Ситуация выглядела беспрецедентно обескураживающей, с таким Джошумабад, да и любой другой из них в своей практике еще не сталкивался. Подобных сложностей не возникало ни при общении с квиллпами, ни даже при общении с а-аннами.

— Если мы будем чересчур настойчивы, боюсь, люди могут обидеться и ситуация станет еще более неустойчивой,— сказала Йейкарпилал.— Мое мнение — мы должны придерживаться стандартного плана. Гоуэндормет, возглавляющий нашу миссию здесь, тоже так считает. Надо подождать, пока уляжется возбуждение, вызванное контактом с пайтарами.

Это не обрадовало Джошумабада.

— Совет будет недоволен. Их главное желание — привлечь на свою сторону такую могущественную расу, как человеческая, в качестве противовеса безмерному авантюризму а-аннов.

Йейкарпилал сделала беспомощный жест.

— Ничем не могу помочь. За время моего пребывания здесь я достаточно ознакомилась с человеческим характером. Двуногих нельзя подталкивать, принуждать или уговаривать, пока они сами не готовы, даже если это пойдет им на пользу. Когда имеешь дело с людьми, терпение не просто оправданно, оно насущно необходимо. С ними нельзя работать по-другому.

— Прошу прощения,— добавил Нилвенгерекс,— но именно так обстоят дела на этой планете. Если бы пайтары не свалились на голову экспедиции землян, наши отношения развивались бы в четком соответствии с программой. Ты даже представить себе не можешь, какого исключительного терпения требует от нас каждодневное общение с людьми. Независимо от своих желаний и потребностей Великому Совету придется научиться тому же.

Джошумабад был заметно огорчен, но сделал жест, означающий понимание.

— А как насчет наших попыток контакта с пайтарами? Нам необходимо установить с ними официальные отношения. Хотя это и не входит в компетенцию вашей команды, я все же полагаю, вы кое-что предприняли на этот счет…

— Мы провели ряд подготовительных мероприятий,— задумчиво отозвалась Йейкарпилал.— Не то чтобы они были проигнорированы, просто у пайтаров нет времени общаться с нами. Они, похоже, настолько же очарованы людьми, насколько люди очарованы ими, хотя у пайтаров сильная увлеченность проявляется в виде еще более принужденного и стеснительного поведения. Так как наши специалисты не могут изучать их непосредственно, приходится только догадываться об их истинных мотивах. Сложно понять, являются ли они скрытными, настороженными, боязливыми, параноидальными, малообщительными, недоверчивыми или просто застенчивыми. При отсутствии непосредственного контакта трудно изучать психологию целой расы. Будем надеяться, что со временем мы подберемся к пайтарам поближе.

— Каково твое личное мнение о них? Если не принимать в расчет выкладки подобных личностей,— Джошумабад показал на Нилвенгерекса. Тот никак не среагировал на этот выпад.

— Мне они не нравятся,— ответила Йейкарпилал, многозначительно подвигав усиками.

— Крри!кк, этого слишком мало. Почему? — со сдержанным жестом спросил представитель Совета.

— Ты хотел услышать мнение, не основанное на общеизвестных фактах. Таково мое мнение, вот и все,— ответила Йейкарпилал, посмотрев в сторону.

— Глупости,— заявил Нилвенгерекс— Ксенологическое невежество. Даже личное мнение должно основываться на реальных фактах.— Он повернул усики в сторону Джошумабада.— Я не испытываю к пайтарам ни любви, ни страха. Так же, как и к людям. Моя реакция на них и мои официальные отчеты базируются на фактическом материале.

— Значит, у нас есть пространство для маневра,— Джошумабад мысленно уже почти составил отчет для Совета.— Итак, мы продолжаем взаимодействовать с людьми так же, как и раньше, не форсируя переход к более близким взаимоотношениям. Для этого еще будет время. Что касается пайтаров, поддерживайте контакт с их представителями на Земле, пока мы не подготовимся к приему отдельной делегации на Ульдоме. В отсутствие землян мы сможем развивать взаимоотношения с пайтарами нужными для нас темпами.— Он с интересом посмотрел на испражняющуюся чайку.— Между тем нынешние темпы работы дипломатов нельзя признать удовлетворительными.

— Мы уже объяснили вам…— начала Йейкарпилал, твердо глядя на него.

— Это не имеет значения,— то, что Джошумабад прервал ее, говорило о важности его слов больше, чем любые слова или жесты.— Совет недоволен,— он взмахнул обеими иструками и обеими стопоруками, чтобы подчеркнуть свои слова.— Если вы не сможете ускорить подписание соглашений с землянами, Совет назначит сюда других дипломатов, которые, смею надеяться, справятся лучше. Это не угроза, а предположение, которое следует принять во внимание.

— Я очень рад, что это не угроза.— Хотя Нилвенгерекс, казалось, не обращал внимания на своих спутников, он все прекрасно слышал.— Впрочем, неважно. Как я понял из ваших слов, Совет хочет, чтобы мы поддерживали прежний курс, не форсируя события, но пытаясь их ускорить. Жаль, что вы не видите в этом противоречия.

— Мое мнение несущественно.— Будучи, по сути, дружелюбным и общительным, Джошумабад не испытывал особой радости от направления, которое приняла беседа. Но у него не было выбора. Ему велели нанести визит на Землю, собрать информацию, передать указания и составить отчет. И он выполнил поручение, как бы ему ни был неприятен сам процесс.

Йейкарпилал встала между самцами и вмешалась в разговор:

— Нилвенгерекс прав. Мы делаем все, что можем. Никакие пожелания Совета не заставят людей действовать хоть сколько-нибудь быстрее.

— Хотя бы так быстро, как та личинка,— Нилвенгерекс показал стопорукой влево.

Девочке, выбежавшей на берег из-за пальм, было не больше восьми-девяти лет. Даже стоя на шести ногах, транксы все равно оставались выше нее ростом. Откинувшись же назад и стоя на четырех, они прямо-таки возвышались над ней. Ее коричневая кожа походила по цвету на куски выброшенных приливом деревяшек; на лице, обрамленном прямыми темными волосами, ярко блестели черные озорные глаза. Девочка со смехом кинула кусок дерева в сторону Сулавеси. Но палка даже не долетела до воды.

Повернувшись в поисках следующей, она встретилась взглядом с транксом. Отвлеченные от беседы ее неожиданным появлением, инопланетяне стояли на месте, спокойно наблюдая за ней. Джошумабад испытал некое сложное чувство, смесь очарования и испуга. Готовясь к полету, он видел изображения молодых землян, но впервые столкнулся с их представителем во плоти. Неожиданная встреча заставила его замолчать, но лишь на мгновение.

— Оно… оно не опасно?

— Обычно нет,— ответил Нилвенгерекс привычным сухим тоном ученого.— По крайней мере, в таком возрасте. Смертельно опасными могут быть подростки. В отличие от транксов, тело людей развивается до взрослых размеров и массы раньше, чем ум. Но личинки вроде этой совершенно безвредны. Хотя даже дети бывают удивительно агрессивны.

Девочка выпрямилась и пошла в их сторону. Она смотрела на них широко раскрытыми глазами, в которых не было ни капли испуга.

— Что нам делать? — Джошумабад с трудом боролся с охватившей его паникой.

— Ничего,— ответила Йейкарпилал.— Оставайся на месте. Пусть личинка подойдет сама.

Джошумабад не без сомнения последовал ее совету. Девочка остановилась на расстоянии пары метров, прижав палец к нижней губе.

— Привет, жуки. А что вы здесь делаете?

— А что ты здесь делаешь? — спросил на террангло Нилвенгерекс с легкостью, поразившей Джошумабада. Он знал, что культуролог хорошо изучил здешний язык, но не знал, насколько хорошо.— Здесь запретная зона. Сюда могут приходить только взрослыелюди, уполномоченные работать с нами,— он посмотрел поверх ее головы.— Как ты вообще смогла сюда пройти?

— В дырку в заборе,— не задумываясь ответила девочка.— Мама говорит, забор проломил шторм на той неделе.— Она повернула голову под углом, которого транкс не ожидал увидеть у человека, и с важным видом показала пальцем.— У нас пикник.

Нилвенгерекс посмотрел на свою начальницу.

— Мы должны сообщить об этом нарушении.

Йейкарпилал сделала утвердительный жест.

— Безусловно. Я думаю, люди огорчатся больше нас.

— В нынешней ситуации любая реакция с их стороны пойдет нам на пользу. Вне зависимости от нетерпения, проявляемого Советом,— он многозначительно повернул усики в сторону Джошумабада,— я за возобновление наших отношений.

С этими словами он шагнул к. ребенку. Первым желанием Джошумабада было одернуть другого самца, но осознав, что Нилвенгерекс является специалистом в области контактов между людьми и транксами, а сам он лишь недавно прилетел на планету, советник сдержался. Наклонив голову, Нилвенгерекс выставил вперед руку странным для транкса образом.

— Меня зовут Нилвенгерекс, а это — Йейкарпилал и Джошумабад, мои друзья. Мы рады с тобой познакомиться.

— Меня зовут Томеа,— онавзялатранксазаруку и потрясла ее вверх-вниз. Джошумабад поразился, насколько легко и естественно Нилвенгерекс воспроизвел жест, который, как он знал, был наиболее распространенной формой приветствия среди людей.— Здорово, что я вас встретила. Я слышала, как мама и ее друзья про вас говорили.— Орган с двумя отверстиями в центре ее лица совершил несколько сократительных движений. Потом уголки гибкого рта изогнулись вверх, обнажив белые зубы.— От вас приятно пахнет.

— Томеа! — раздался более низкий, чем у девочки, взволнованный голос,-Томеа, где ты?…

Возглас разрушил атмосферу общения, и испуганный Джошумабад инстинктивно отскочил на несколько единиц длины тела. Йейкарпилал сделала то же самое, а Нилвенгерекс с неохотой отпустил руку ребенка. Шансы изучить личинку человека были невелики, а тут попалась та, которая охотно пошла на контакт.

Женщина, выбежавшая на пляж, не казалась особенно крупной. Тонкие концы единственной наличествующей на ней одежды трепетали наподобие птичьих крыльев, растущих из стройного тела. Добежав до девочки, она схватила ее за плечо с жесткостью, ошеломившей Джошумабада. Когда оба человека — большой и маленький — двинулись назад по той же дороге, по которой пришли, взрослая женщина продолжала отчитывать своего ребенка. Неожиданно она обернулась и посмотрела на неподвижно стоящих транксов, как будто боялась, что те станут ее преследовать. Джошумабад не был уверен, но ему показалось, будто личинка обиделась на внезапное вмешательство в их общение.

— Они всегда обращаются со своим потомством так грубо?— спросил представитель Совета, глядя, как женщина уводит ребенка сквозь рощу.

— Часто.— Нилвенгерекс не отворачивался, пока люди не скрылись за пальмами.— Это часть агрессивного характера, свойственная взрослым особям и передающаяся от них потомству. Насколько можно судить по моим исследованиям в данной области, двуногие не задумываются по поводу подобных аспектов своего поведения. Они поступают так потому, что их родители так поступали.

— Это может являться следствием отсутствия в развитии млекопитающих стадии куколки, когда единственное, что можно делать,— пассивно слушать и учиться.— Йейкарпилал накопил богатый запас знаний о людях и имел обширный личный опыт изучения привычек своеобразных созданий.

— О дыре в ограде необходимо доложить, и ее починят,— сказал Нилвенгерекс, снова взглянув на представителя Великого Совета.— Не для того, чтобы лишить транксов возможности бродить за пределами запретной зоны, а чтобы оградить нас от любопытных и потенциально опасных землян. Повторение инцидента с Амазонским ульем никому не нужно.

— По крайней мере, не мне,— с чувством согласился Джошумабад. Затем обернулся.— Уже поздно, и мне не хотелось бы, чтобы темнота застала нас за пределами комплекса. Может, вы оба и в состоянии сохранять спокойствие в здешнем мире даже ночью, но я — нет,— его усики бесцельно задвигались, выдавая волнение.— Однако, несмотря на подобное отношение людей к транксам, доклады свидетельствуют, что те из вас, кто работает здесь, испытывают удовольствие от общения с людьми.

— Так и есть,— подтвердил Нилвенгерекс— Просто у них избыток энергии, который они не умеют применять с пользой. По мере того как взаимоотношения станут ближе, некоторые наши специалисты предположительно смогут помочь им в этом.

— Если наши взаимоотношения станут достаточно близкими,— мрачно напомнил Джошумабад.— Значит, избыток энергии, ты говоришь?

— Не я,— поправил Нилвенгерекс.— Наши студенты, изучающие инопланетную психологию. Хотя я ни в коей мере не оспариваю подобное мнение.

— Крри!к, по крайней мере, энергичный нрав помогает людям. Они быстро развиваются.

— Только в плане технологий,— сказала молчавшая до этого Йейкарпилал.

Джошумабад удивленно взглянул на нее.

— Твои слова категоричны, но не подкрепляются жестами. Что ты имеешь в виду?

Вторая по старшинству среди представителей Великого Совета на Земле мягко взглянула на него.

— Ты же видел, как среагировала взрослая особь на наше общение с личинкой. Неважно, имеем ли мы дело с молодежью или со взрослыми специалистами, или просто с тем и, кто хочет помочь нам наладить связи с их расой. Любое общение с людьми, успешно оно проходит или безуспешно, с энтузиазмом или формально, есть надежда что-либо извлечь из него или нет, всегда имеет одну и ту же особенность. Иногда земляне могут проявить душевную чуткость, иногда — полное невнимание, но они никогда не бывают равнодушными.

Джошумабад смущенно обернулся к Нилвенгерексу, ища объяснений.

— О чем она говорит?

— Люди,— сказал специалист,— действительно достигли больших успехов в области технологий. Даже краткого обзора их истории достаточно, чтобы понять — они преодолели исключительные трудности в борьбе за свое нынешнее положение. Они сохранили свою планету и колонизировали другие. С этой точки зрения выводы Йейкарпилал бесспорны. Не надо быть профессиональным ксенологом, чтобы это увидеть.

— Увидеть что? — нетерпеливо спросил Джошумабад.

— Они несчастны,— объяснил Нилвенгерекс, спокойно глядя на него.

Глава шестая

Министр Салуафата нисколько не нервничал, направляясь на встречу с пайтарами. После общения с исключительно рассудительными, но притом совершенно гротескными с виду транксами он не испытывал дискомфорта, сидя за столом переговоров с существами, больше напоминающими «суперзвезд» трехмерки, чем инопланетных послов. Министр приготовился к переговорам, и ничто, кроме результата встречи, его не волновало.

То были не совсем обычные переговоры. На карте стояло нечто большее, чем предварительные соглашения о культурном обмене или свободе передвижения. Подобными вопросами занимались его помощники и другие дипломаты второго эшелона. Нечто более важное требовало персонального участия Салуафаты, чья внушительность вполне соответствовала порученному ему делу.

Определение «внушительность» относилось не только к его уму, но и ко внешности. Министр отличался не просто крупным телосложением — он был огромен. Фигура, унаследованная от полинезийских предков, в ширину казалась почти такой же, как и в высоту, и жира в объемистом теле содержалось весьма немного. Некоторые коллеги и подчиненные называли министра ходячей затычкой для дверей. Однако его специальность состояла в том, чтобы затыкать не двери, а кризисы, улыбаясь при том во весь рот и сбивая с толку настороженных партнеров по переговорам. Размер его улыбки мог сравниться с лагуной перед фасадом его дома на острове. Если этого оказывалось недостаточно, он мог спеть одну-две песенки потрясающим фальцетом, неизбежно вызывая у собеседников улыбки и смех.

Садясь за стол, Салуафата напоминал кита, который пошел вспять по тропе эволюции и вновь обрел ноги. Его личный секретарь Аймир занял место слева, а место справа досталось заместителю генерального секретаря по межпланетным отношениям Мэндэн ХоОдам. На столах перед делегатами стояли графины с охлажденной водой и хрустальные вазочки кобальтового цвета, наполненные ореховым ассорти. Насколько удалось выяснить, пайтарам больше всего нравился именно этот вид земной пищи.

В разных концах комнаты торчали охранники, у которых не было заметно никакого оружия.

«Ключевое слово — «заметно»,— подумал Салуафата.

Помещение для переговоров представляло собой светлую полусферу с одним большим окном, за которым лежало спокойное тропическое море. Отсюда, с высоких холмов Балийского комплекса, открывался вид на пляжи Санура. Они были заполнены беззаботными посетителями: люди плескались в море, даже не подозревая о всей значимости переговоров, готовящихся неподалеку, хотя большинство из них были сотрудниками правительства планеты и работали в отделе межпланетных отношений. Развитие Балийского комплекса способствовало тому, что остров давно перестал быть приманкой для праздношатающихся туристов.

«Комплекс придется перенести в другое место»,— подумал Салуафата.

Благодаря исследованию и освоению глубокого космоса нетрудно подобрать подходящее местечко. Не говоря уже о том, что вряд ли он был единственным сотрудником комплекса, чувствующим себя неуютно вблизи действующих вулканов, которые занимали основную часть островов архипелага. Различные конторы и агентства уже перенесли свои офисы южнее, на восточный берег южного континента. Там имелось полно свободной земли, а из-за постоянно растущего объема межзвездных путешествий был построен космопорт огромных размеров.

ХоОдам что-то бормотала себе под нос, глядя на приватную информацию своего считывающего устройства. Время от времени невидимый луч сканировал рисунок ее радужной оболочки в целях персональной идентификации читающего. Если бы очередное сканирование показало, что читатель не имеет доступа к тексту, изображение стало бы таким же невидимым, как и сканирующий луч.

— Как ты думаешь, Апи, будут ли они сопротивляться?

В ответ Салуафата пожал плечами, на что ушло некоторое время, пока движение проделало путь от колоннообразной шеи через огромные плечи к рукам.

— Ничего нельзя сказать заранее, Мэнди. Пайтары ведут себя не просто дружественно, они ведут себя отзывчиво. Но сейчас мы впервые пытаемся затронуть вопрос такого масштаба,— он налил себе воды.

Поскольку протоколы, регламентирующие общение с пайтарами, были отменены, он не имел оснований беспокоиться, что жест может что-нибудь нарушить.

— А вдруг они откажутся? — спросил Аймир, несколько раз пригладив коротко стриженые светлые волосы и не выпуская из другой руки рекордера. Салуафата давно отметил, что Аймир всегда поступает так, когда нервничает, но сейчас не обратил внимания на этот жест. Все были взвинчены, и годились любые безвредные способы, чтобы хоть как-то разрядить напряжение. В этом пайтары отличались от транксов, которые могли подметить любой жест, даже совершенно бессознательный, и интерпретировать его наравне со словесной информацией. Общаясь с насекомовидными созданиями, человек должен был полностью контролировать все свои движения, чтобы не ввести собеседника в заблуждение или, того хуже, невольно не обидеть его. Пайтары иногда делали жесты руками, но не использовали жестикуляцию в качестве компонента системы межличностного общения. В результате долгой работы часть их стала свободно разговаривать на земшарском, что добавило легкости в общении. Тут пайтары добились куда больших успехов, чем транксы.

«Безусловно,— напомнил себе министр,— здесь им помог речевой аппарат, куда лучше подходящий для такого рода задач. С технической точки зрения, куда большей похвалы заслуживают транксы, освоившие человеческую речь. Но, как обычно, на фоне пайтаров они выглядят бледно. Как и все остальные»,— подумал министр. Рядом с пайтарами любой выглядел некрасивым и неуклюжим.

Салуафата был полон решимости не позволить подобным поверхностным проявлениям повлиять на исход конференции. Следовало отбросить все личные мотивы. Предстоящие переговоры слишком важны, а вопрос, требующий решения, слишком серьезен, чтобы все провалилось из-за каких-то проблем с восприятием внешности. Он не позволит себя отвлечь! Хоть он и не столь привлекателен, как пайтары, при желании он может быть куда более обаятельным.

Дважды прозвучал мягкий мелодичный звон. Отодвинув назад специально сделанный для него огромный стул, министр встал. Вслед за ним поднялись его коллеги, приветствуя входящую делегацию пайтаров. Он узнал Юрин-Дельма и Джипар-Вета, с которыми уже встречался раньше. Оба инопланетянина — высокого роста, мускулистые, идеального телосложения — сохраняли типичное для пайтаров безучастное выражение лица. Одеждой им служили одинаковые серые комбинезоны, не украшенные ничем, кроме вышитых на них имени и звания. Они шагали по обе стороны от женщины, которая… по обе стороны…

Министр с трудом сглотнул, когда люди и пайтары почти одновременно опустились на свои места. Он прошептал секретарю:

— Помалкивай.

Даже по пайтарским стандартам красоты женщина выглядела потрясающе. Ее лицо обрамляли бирюзовые локоны, напоминавшие лучшие образцы зунийских мастеров ковки по серебру. Глаза были царственно-фиолетовыми. Губы, каких не найдешь у дипломатов земной космической службы, оставались чуть приоткрытыми, и молекулам воздуха, входящим и выходящим через этот изысканный рот, полагалось наслаждаться такой возможностью. Что до остальных частей ее тела, слово «совершенство» казалось слишком слабым выражением для описания ее форм. На какую-то долю минуты Апилеа Салуафата, министр межпланетных отношений, забыл, кто он такой.

Толчок локтем в объемистый бок грубо спустил его с небес на землю. Заместитель генерального секретаря ХоОдам, пораженная внешностью пайтаров не меньше остальных, все-таки сохранила частичный самоконтроль.

— Не глазей, Апи. Мы на работе, у нас есть дело, которое надо сделать.

И в самом деле, прибывшие пайтары смотрели на своих земных партнеров в уважительном молчании. Один из них даже начал перебирать соленые орешки в вазе.

Не будучи в состоянии встретиться взглядом с аметистовыми глазами сидящей напротив инопланетянки, смущенный Салуафата вынул свой прибор для чтения и проглядел список вопросов, внесенных в повестку дня. Изучение сухого отчета помогло ему несколько восстановить равновесие и самообладание, свойственное его профессии. Однако это было нелегко. Каждый раз, когда министр отрывал взгляд от прибора, он видел фиолетовые глаза партнера по переговорам, глаза, неотрывно смотревшие на него через стол. Они заставляли его думать о чем угодно, кроме дела. И когда женщина-пайтар наконец заговорила первой, ее слова не спасли положения.

— Суверенное Содружество Двух Миров приветствует людей Земли в этот знаменательный день. Мы будем рады услышать все, что вы желаете сказать.

«Дипломаты не имеют права говорить такими голосами,— решил министр.— Это дает говорящему такие преимущества, что ни о какой дискуссии с ним уже не может идти речи. Слушая такой голос, думаешь о беззаботных днях на пустынных пляжах, гамаках, раскачиваемых мягким бризом, холодных и пряных фруктовых напитках под рукой. Думаешь о…»

— Мы встречаем представителей Суверенного Содружества,— услышал он собственный ровный голос,— со всей теплотой и надеждой на обоюдное согласие и успешное завершение переговоров. Я надеюсь, вы имели возможность передать наше официальное предложение соответствующему департаменту, агентству или другому подобному учреждению?

К огорчению Салуафаты, теперь заговорил мужчина, сидящий напротив Аймира. Сам министр хотел бесконечно сидеть и внимать речам женщины, чей говор ласкал уши с мягкой теплотой закатного солнца. Не то чтобы голос мужчины звучал неприятно, но в дипломатической защите ХоОдам начали образовываться первые бреши.

— Мы изучили вопрос,— проговорил красивый до неприличия мужчина-пайтар.— Вы желаете получить наше разрешение на колонизацию мира, который называете Аргусом-5, или Привалом В Лесу.

Салуафата кивнул. Справа и слева от него Аймир и ХоОдам отчаянно пытались сохранить деловой настрой. И все-таки украдкой бросали взгляды на ослепительно красивых инопланетян. Если гости и заметили их интерес, не имеющий никакого отношения к дипломатии, или даже обиделись, они никак этого не показали.

«Возможно,— подумал министр,— они вполне сознательно пользуются своей внешностью».

— Да, верно,— ответил Салуафата, с важным видом подавшись вперед. Специально сделанный лично для него укрепленный стул позволял производить такие маневры.— Естественно, мы понимаем, что у вас могут возникнуть колебания. Заверяю, наше правительство готово со своей стороны либо внести компенсацию, либо провести дальнейшие переговоры по любым отдельно взятым вопросам, связанным с данной темой. Мы готовы работать совместно с вами столько, сколько окажется необходимо, чтобы обе стороны остались полностью удовлетворенными результатами. Мы можем предложить…

— Никаких колебаний у нас не возникло,— мягко прервала женщина.— И у нас нет никаких возражений. Суверенное Содружество не возражает против того, чтобы люди Земли колонизировали мир, известный как Привал В Лесу.

Министр был просто ошеломлен. Он готовил себя и своих подчиненных к долгим и трудным переговорам, взаимным уступкам, спорам и разногласиям. И вдруг инопланетяне совершенно неожиданно, и, по сути, незаслуженно, передают Земле права на целую планету. Он замер на несколько мгновений, чтобы привести в порядок разбежавшиеся мысли.

— Я должен убедиться, правильно ли мы поняли друг друга,— обратился он к женщине. Для министра ее товарищи просто перестали существовать — но не для Аймира и ХоОдам.— Вы имеете в виду, что даете нам разрешение поселить столько колонистов, сколько захочется Земле, на единственном пригодном для обитания мире в той системе, причем безо всяких ограничений и условий?

— Без ограничений и каких-либо условий, именно так,— ответил мужчина с глазами цвета морской волны, сидевший слева от женщины.— Вы можете начать колонизацию, когда пожелаете. Мы не будем вмешиваться.

— Не понимаю,— наконец нашла в себе силы заговорить ХоОдам.— Благоприятные для жизни параметры окружающей среды практически одинаковы для обеих наших рас. Вы могли бы заселить Аргус Пять с таким же успехом, что и мы. Более того, эта система находится намного ближе к вашей, чем к Солнечной или любой из развитых земных колоний. Почему же вы отдаете ее нам?

Как обычно, трое пайтаров наклонили головы друг к другу и принялись разговаривать тихим шепотом, который звучал еще мягче, чем их обычная речь. Когда они закончили, слово снова взяла женщина.

— Мы — исследователи, в этом мог убедиться первый ваш корабль, прибывший на Привал. Мы не колонисты. Не колонизаторы,— пояснила она, улыбнувшись. Ее улыбка, казалось, сверкнула ярче, чем лампы над ее головой.— Численность нашего населения в последнее время стабильна. Поскольку мы считаем, что наши Два Мира — лучшее место для обитания во всей Галактике, по крайней мере, в этой ее ветви, у нас нет причин двигаться куда-то еще. Никто из нас не сделает такого по своей воле, даже если правительство станет поощрять подобные действия. Мы счастливы жить там, где живем, и наши потомки наверняка тоже будут счастливы этим. Мы не стремимся как можно шире расселиться по Вселенной.

— Звезды — родина опасных, грубых и нецивилизованных созданий,— сказал один из мужчин.— Мы хотим знать, что они из себя представляют, чтобы суметь защититься, если они поведут себя враждебно. Среди всех, кого мы встречали, только вы вызываете желание с вами общаться, но у нас мало желания контактировать с другими расами. Со многими чем меньше имеешь дело, тем лучше,— его передернуло.— С такими, как эти властные а-анны или скрытные транксы.

— Транксы не настолько скр… Ой! — попытался вступиться Аймир. Обиженно посмотрев на Салуафату, он принялся потирать одной ступней другую, ту, на которую опустилась тяжелая нога министра. Салуафата прервал подчиненного на середине фразы, предпочтя быстроту действия дипломатическим уловкам.

«Пускай они считают отвратительной любую расу, путешествующую в космосе. Кроме человека разумного, естественно»,— подумал министр.

Каким бы нелогичным и шовинистическим не казалось такое поведение, оно только давало лишний козырь в руки людей. Он до сих пор не мог поверить в свою удачу. Совет будет им доволен, а такое удачное соглашение послужит его дальнейшему продвижению по службе.

Но, тем не менее, Салуафата никак не мог избавиться от ощущения, будто он проглядел что-то очень важное. И он решил окончательно внести ясность в обсуждаемый вопрос.

— Хотя пространство, доступное для освоения на Привале В Лесу, ограничено в силу природных условий на северной и южной частях планеты, там достаточно места для колоний не только одной расы. Вы уверены, что ваши соплеменники не захотят поселиться там наравне с нами? У нас есть подобные договоры с транксами, касающиеся Земли и других наших планет.

— Нет, спасибо,— поспешно ответила женщина.— В дополнение к уже сказанному могу только отметить — мы считаем Привал слишком холодной и бесплодной планетой, чтобы на ней поселиться. Кроме того, в настоящее время основное направление наших исследований — центр Галактики, а Аргус, как и Земля, находятся в противоположном направлении. И даже если бы мы захотели там обосноваться, зачем нам потенциальный конфликт?

— Вы бы лучше побеспокоились насчет экспансионистов — а-аннов, транксов и других агрессивных рас, ведущих колонизаторскую политику, а не о нас,— заявил мужчина справа от нее.— Учитывая их существование, вам бы следовало начать колонизацию Привала немедленно.

— Я уверен — как только я передам результаты переговоров правительству, так и случится,— заверил министр.— Местные климатические условия, конечно, не позволят колонии развиваться так же быстро, как на Амропулосе или Новой Ривьере, но первым шагом будет создание и расширение научной станции, которая, фактически, там уже находится,— сложив массивные руки и водрузив их на стол, он наклонился вперед.— Теперь, когда я получил от вас столь великодушную уступку, можно поговорить о более скромных вопросах. Собственно говоря, каких компенсаций и в каких размерах желало бы ваше правительство в обмен на предоставление нам столь исключительных прав на заселение Привала? Насколько я могу судить, наиболее предпочтительными стали бы поставки каких-либо товаров, в которых вы нуждаетесь. Если у вас есть другие пожелания, я имею полномочия передать их правительству.

Пайтары вновь начали совещаться, давая возможность Салуафате и его товарищам поглазеть на своих очаровательных партнеров по переговорам.

— Я не уверена, правильно ли мы вас поняли,— наконец ответила женщина.— Нам ничего от вас не нужно.

— Ничего?! — выпалила ХоОдам.— Вообще никакой компенсации? — Она настолько поразилась подобному заявлению, что даже не заметила осуждающего взгляда Салуафаты.

— А на какую компенсацию мы можем претендовать? — спросила женщина, сделав один из немногих сдержанных жестов, которыми пользовались пайтары.— Привал не является нашим миром, значит, мы не можем кому-либо его передать. Мы только хотим наблюдать, как вы осваиваете и заселяете его, и радоваться за наших друзей людей. Поскольку планета находится недалеко от нашей системы, на это не потребуется специального разрешения.

Салуафата решил обсудить все до конца, чтобы в будущем не было никаких оснований для разногласий и недоразумений. Каждое слово, сказанное на переговорах, записывалось соответствующей аппаратурой. Ни Совету, ни ему самому не нужно было, чтобы годы спустя пайтары или кто-нибудь другой вернулись к этому вопросу, требуя удовлетворения каких-либо не оговоренных ранее прав или заявляя о каком-либо разрешении, которое они ранее не получили.

— По галактическим меркам система Аргуса находится намного ближе к Двум Мирам, чем к Земле или любой из земных колоний. Нашей исследовательской команде, с которой вы встретились, сказали, что ваши исследователи уже побывали на Привале до нас. С людской точки зрения данное обстоятельство дает вам преимущественные права на этот мир. И тем не менее вы желаете отказаться от своих преимущественных прав безо всяких компенсаций, так?

— Именно так,— ответил пайтар, сидевший справа.— Нам не нужен этот мир. Мы уверены, люди вполне успешно заселят его, размножатся и заполнят пустующую экологическую нишу, отведенную млекопитающим. Мы рады такому повороту дел.

— В конце концов,— сказал второй пайтар, приятно улыбнувшись,— зачем пропадать месту? Вам оно требуется, нам — нет. Берите и используйте его, с нашими дружескими пожеланиями.

— Безусловно, мы намерены периодически посещать Привал, чтобы смотреть, насколько успешно вы там развиваетесь,— женщина улыбнулась. Улыбка адресовалась персонально Салуафате и окончательно растопила лед недоверия.— Для нас нет ничего интереснее, чем наблюдать за освоением нового мира — мы сами никогда такого не делали, и, соответственно, не видели.

Министр понял, что улыбается в ответ.

— Естественно, мы всегда будем рады вас видеть на планете, которую вы столь любезно нам уступили, так же как и здесь, на Земле.

— Ну, если мы уже все обсудили…— представитель пайтаров не закончил фразы.

— Вы любите, чтобы на документах стояли подписи? — спросил другой.

Салуафата предпочел бы провести следующий час, глядя в аметистовые глаза дивной женщины, но даже если он и чувствовал себя влюбленным школьником, он таковым не являлся. С сожалением прервав гипнотический контакт, он откинулся в кресле. Специально укрепленное сиденье заскрипело, когда министр переместил свой вес.

— Да, боюсь, это традиция, которой придерживается даже современное правительство. Вот документы, если вы не возражаете,— поспешно добавил он, думая, что же делать, если они возразят.

— Мы не возражаем,— ответила женщина. Салуафата вздохнул с облегчением.— Мы считаем это забавным, но безвредным анахронизмом,— ее улыбка смогла бы растопить свинец.— Мы с радостью поставим письменный эквивалент наших имен на любой бумаге.

Официальное подписание соглашения о колонизации состоялось в конференц-зале на верхнем этаже. Радужный купол из поляризационного стекла придавал церемонии больше торжественности, чем атмосфера небольшой комнаты для переговоров, в которой двумя неделями раньше проходило обсуждение соглашения. Ураганная скорость процедуры была неожиданной для землян. Поскольку на церемонии присутствовали блистательные пайтары — и не один, а несколько,— мероприятие не страдало от недостатка внимания прессы.

Хотя некоторые из подписывающих и превосходили Салуафату по рангу, он все равно остался главной фигурой на церемонии просто в силу своего присутствия. Его царственные размеры, как всегда, были на устах у комментаторов. А когда старшие по рангу представители правительства Земли разъехались по домам и офисам, в далекие отсюда Цюрих, Вашингтон, Пекин и Дели, именно министр остался для того, чтобы завершать дипломатическую процедуру и наблюдать за инопланетянами, которые казались полностью удовлетворенными происходящим. Казалось, они радовались не меньше его самого.

Наслаждаясь обществом очаровательных пайтаров, Салуафата не был, однако, всецело поглощен эйфорией. Еще оставались дела, которые требовалось сделать, иначе инопланетяне не стали бы дальше общаться с ним. Фривольности и развлечения не входили в спектр их понятий о межрасовых отношениях. Вежливые, приятные в общении, иногда даже обворожительные, они никогда не переходили на компанейские отношения. Эту стену общительный министр и намеревался сломать. Все его сотрудники, как начальники, так и подчиненные, любили говорить, что толщину Салуафаты превосходит только его обаяние. Контраст между отточенным интеллектом министра и его мальчишеским обаянием поражал всякого, кто впервые встречался с ним. Если, конечно, термин «мальчишеский» применим к мужчине около двухсот килограммов весом.

Однако самые искренние попытки дипломата сломать скрытый барьер не вызывали у пайтаров ничего, кроме вежливых улыбок. Не показывая разочарования, министр продолжал попытки, но в то же время не забывал о делах, ради которых они здесь собрались.

Правда, заниматься делами на пляже в компании Аймира и четверых пайтаров было затруднительно. Вся трудность заключалась в присутствии женщины, возглавлявшей переговоры о правах на колонизацию Аргуса-5.

Более теплолюбивые, чем большинство землян, пайтары с удовольствием загорали под лучами тропического солнца. У них не было принято обременять себя при этом какой-либо одеждой. Хотя пляж и находился на территории дипломатического комплекса, и, соответственно, имел ограду и охрану, инопланетяне с неохотой согласились принять ограничения, обусловленные необъяснимыми причудами современной человеческой культуры. Все четверо согласились терпеть сделанные для них купальные костюмы, но только очень маленькие купальные костюмы. Несмотря на охрану и защитные экраны вокруг пляжа, полное отсутствие исключительно необходимых полосочек ткани подняло бы бурю в прессе.

В присутствии женщины, похожей на ожившую статую с глазами из драгоценных камней, сконцентрироваться на бизнесе или дипломатии оказалось очень трудно. Другие завидовали его удаче, но в действительности сейчас Салуафата более, чем где-либо, отрабатывал деньги, которые ему платили.

Сидя на складном пляжном стуле, являвшемся собственностью правительства, и глядя на зеркальную гладь лагуны, министр старался держать свои высказывания в рамках тем, представляющих взаимный интерес. Он не пытался заводить светские беседы. Как было замечено уже при первом контакте экипажем «Чагоса», пайтары не вступали в светские беседы и не любили бесцельной болтовни. Но это отнюдь не означало, что такой говорливый человек, как Салуафата, не мог незаметно включить в официальную дипломатическую беседу и обыденные темы. Видя, как Аймир кувыркается в воде с парой других сотрудников отдела обеспечения администрации, министр вытянулся в тени, которую, судя по ее форме, отбрасывала пайтарская женщина.

— Здешняя вода тепла и безопасна, но я не вижу, чтобы кто-нибудь из вас наслаждался ею.

— Мы рассматриваем океаны как источник ресурсов. Для нас нет другого повода входить в них, кроме освоения глубин или сбора урожая,— ответила она, посмотрев на него пронзительными глазами и улыбнувшись обычной для пайтаров вежливой, ни к чему не обязывающей улыбкой.

Для любого, кто, подобно Салуафате, вырос на острове посреди Тихого океана, такое высказывание звучало, как полное кощунство. По крайней мере, прозвучало бы, если бы замечание сделал человек. И министр до сих пор с трудом верил, что столь похожие на людей существа отказывают себе в удовольствии купания даже в качестве отдыха. Однако интересное наблюдение дало ему небольшой, но забавный повод для перехода к обсуждению дипломатических вопросов.

— Вы знаете, что наше правительство неоднократно обращалось с просьбой позволить нашим представителям посетить Содружество Двух Миров,— его улыбка, куда более широкая и откровенная, чем у нее, не нашла ответа.— Взаимный культурный обмен — хороший способ налаживания долговременных дружеских отношений.

— Мы не возражаем против таких обменов,— напомнила она ему, меняя позу. Ее золотистая спина, находившаяся в нескольких сантиметрах от горячего песка и практически ничем не прикрытая, заставляла его тратить много сил нато, чтобы удержать разговор в русле дипломатии.— Мы уже заключили много соглашений на тему такого рода контактов.

— Да, но все они касаются посещения Земли или колоний различными группами пайтаров. На аналогичные визиты таких же земных организаций не было получено разрешения.

— Это вопрос времени,— на сей раз она улыбнулась немного более откровенно и менее академично, что подействовало на него, как удар. Или он прочел в ее выражении лица лишь то, что хотел увидеть?

— Земляне должны понять, министр Салуафата, что естественная сдержанность и застенчивость нашей расы значительно превышает вашу. Будучи долгое время ограничены теми двумя планетами, где возникли пайтары, мы пугаемся рас, которые заселяют другие миры и звездные системы. И это относится не только к землянам. Нам еще только предстоит подготовиться к тому, чтобы позволить транксам или любой другой вновь открытой расе посетить Содружество,— продолжая говорить, она отвернулась к лагуне.— Я уверена, со временем это случится. Но ваше правительство должно понять — доступ на планеты Содружества, родину наших предков, является для нас очень деликатной проблемой. Люди должны набраться терпения, особенно сейчас, когда наши отношения развиваются вполне приемлемыми темпами.— Потянувшись назад, она коснулась предплечья министра длинными гибкими пальцами. Это было сделано настолько непринужденно, насколько и соблазнительно, и прикосновение прошило его внушительное тело, как электрический разряд.

— Просто мы не понимаем причин вашей нерешительности,— несмотря на приятное замешательство, он предпочел не отвлекаться.— Если настоящая дружба способна преодолеть разделяющие нас парсеки…

Она снова дотронулась до его руки, на этот раз проведя пальцами по обнаженной коже от локтя до запястья.

— Пожалуйста, министр Салуафата. Сегодня такой хороший день, и было бы неплохо — как это говорится — сделать перерыв в самоотверженном служении делу. Не пытайтесь добиться от меня или моих коллег ответа, который мы не уполномочены давать. Я могу только повторить — вам надо проявить немного терпения в общении с пайтарами.— Теперь ему показалось, что она улыбается от всего сердца.— В конце концов, совсем недавно мы вообще не знали друг о друге. Позвольте пайтарам сохранить свое уединение.

Он улыбнулся в ответ.

— У меня нет таких полномочий. Я просто выполняю свою работу, передавая вам предложения начальства. Что касается меня лично, я не против того, чтобы вы ограждали ваши планеты от посещений сколь угодно долго, лишь бы пайтары время от времени посещали Землю и мы поддерживали дружеские отношения.

— Вы очень любезный и понимающий представитель своей расы, министр Салуафата. Я понимаю, почему вас назначили на столь ответственный пост.

— Я знаю, что ваши соплеменники придерживаются формального стиля общения во взаимоотношениях между расами,— сказал он, обводя широким жестом море, песок и тропическое небо.— Но почему бы здесь и сейчас хоть на несколько часов не отказаться от такой традиции? Вы могли бы называть меня «Апи». Это доставило бы мне удовольствие,— его улыбка становилась все шире.— Считайте это дипломатическим приемом для развития наших отношений.

— Апи. Такое маленькое имя для такого большого человека,— сказала она, задумчиво глядя на него.

— Характерная особенность моего племени, весьма небольшого.

— Вы сами по себе — племя, Апи.

То был первый случай, когда кто-либо услышал из уст пайтара шутку, и министр воодушевился сверх всякой меры.

— Я не участвовал в многочисленных исследованиях, проводящихся и по сей день, предметом которых является сравнительная биология наших рас, но читал отчеты, по крайней мере неофициальные. У меня нет ни времени, ни специальной подготовки, чтобы понять все, что там написано, но я понял, что единственным серьезным отличием между людьми и пайтарами является процесс старения. Вы стареете намного медленнее, чем мы, насколько я вижу.

Она сделала пайтарский жест, означающий понимание.

— Это не результат достижений нашей медицины, а просто биология. Она не играет решающей роли. Поверьте, есть области, в которых вы значительно превосходите нас.

— Миллионы землян не согласятся с этим, посмотрев на пайтаров. Взять, например, лично вас. В отличие от большинства земных женщин, по вам не скажешь, рожали вы детей или нет.

— Почему вы об этом говорите? — спросила она, глянув на него так пронзительно и быстро, что он вздрогнул.

— Просто так,— торопливо сказал он.— Поддерживаю разговор,— казалось, его улыбка успокоила ее.— Я не собирался вторгаться в ваши социальные нормы или нарушать запреты. Помните, ведь мы еще только начали узнавать друг друга.

— Правда. Извините, я не должна была реагировать так резко.

«Но среагировала»,— подумал Салуафата. И сгорал от любопытства узнать, почему. Он мягко продолжил беседу.

— Итак, если я, конечно, не затрагиваю запретного вопроса и не перехожу границы дозволенного, могу ли я спросить, есть ли у вас дети?

— Нет, я не дала жизни ни одному отпрыску,— она улыбалась, но Салуафата был достаточно восприимчив, чтобы почувствовать, что задел больной вопрос. Он уже собирался продолжить свои исследования, как вдруг она снова положила руку ему на плечо. Но на этот раз не убрала ее.

— Насколько вы могли узнать из исследований по сравнительной биологии,— прошептала она голосом, настолько же не изменившимся, насколько и очаровывающим,— было высказано теоретическое предположение о физической возможности сексуальных отношений между людьми и пайтарами. Предварительное изучение строения показало справедливость таких предположений. Безусловно, теория не проистекает из опыта подобных контактов. Все, что нужно для ее подтверждения,— экспериментальная информация.

— Я не знал, что для подтверждения гипотезы ничего не было сделано,— ответил он, проглотив комок в горле.— Такие вопросы предоставлены на рассмотрение научным коллективам, а не членам дипломатического корпуса.— Глянув на пляж, он увидел, что остальные трое пайтаров разбрелись кто куда. Резвившиеся на мелководье Аймир и сотрудники администрации тоже ушли далеко.

Инопланетянка была так близко к нему, а песок и солнце были такими теплыми!

— В этом вопросе у нас весьма широкие взгляды,— прошептала она, проводя рукой по его плечу.— Как преданный член Содружества я всегда готова приобрести дополнительные знания о вашей расе в придачу к тем сведениям в области науки и культуры, которые уже собраны моими коллегами. Подобные эксперименты не всегда требуют соответствующих полномочий.

У дипломата еще оставались вопросы к ней, разъяснения, которые он хотел бы получить, но ее рука продолжила свое движение, и он обо всем забыл.

Глава седьмая

Хизер Уиксом вышла на гребень перевала с чувством подлинного триумфа. Конечно, проще было бы заказать грузовоз, а самой прилететь пассажирским воздушным судном, но это лишило бы ее того удовлетворения по поводу успешно преодоленных трудностей, которое доставило долгое самостоятельное восхождение. Технически оно было несложным: лес, хотя и густой, оказался проходимым, а на привалах она исследовала инопланетную природу во всей ее нетронутой красоте… В то время как природа задумчиво смотрела на нечто чуждое. На изящного представителя земной расы, вторгшегося в ее глубины.

Из одного из больших пней прямо перед ней раздался мрачный голос рычальника. Само дерево на вид напоминало елку с поврежденной болезнью корой. Большинство вечнозеленых деревьев, по которым Привал В Лесу и получил свое название, имели тенденцию сбрасывать солидную часть коры при малейшей перемене погоды. Что до рычальника, он представлял собой неуклюжий комок медленно двигающейся на восьми ногах коричневой и темно-синей шерсти. Жили эти существа обычно в дуплах деревьев, поглядывая оттуда на мир большими печальными глазами с голубыми зрачками в форме песочных часов. Некоторые говорили, что они напоминают помесь каракатицы, коала и гусеницы. Звери в изобилии водились в арктических лесах и редко забирались так далеко в сторону экватора.

«Насколько хороша одежда с подогревом»,— подумала Уиксом, затягивая потуже воротник теплой куртки. Новые обитатели Привала быстро узнали, насколько плодородны холодные климатические пояса на севере и юге. В температурных условиях экваториального пояса водились самые разные формы жизни, среди которых рычальник выглядел далеко не самым диковинным. Еще одним обитателем здешней земли был хоут, хищник размером с пуму, пронзавший жертву зубами, похожими на иглы,— они торчали почти горизонтально из его внушительной пасти — и с плоскими когтями.

Стоя в одиночестве на вершине холма, Уиксом следила за этим зверем и его менее внушительным земляком. Привал отнюдь не был, что называется, «прирученной» планетой, и местные формы жизни еще никто не пытался одомашнить. И это казалось Уиксом одним из плюсов освоения нового мира, став одной из причин, по которым она, незамужняя, с непоседливым характером, променяла комфортабельную и предсказуемую жизнь подающего большие надежды градостроителя на Новой Ривьере на неопределенное положение строителя «с нуля» новых поселений на Аргусе-5.

Оттягивавший левый карман шокер заставил ее молча улыбнуться. На гладкой, спокойной Новой Ривьере с ее субтропическим климатом не требовалось такое мощное оружие самообороны. Там возможные противники обращались в бегство после нескольких резких слов.

Распаковав рюкзак, Уиксом установила самостабилизирующийся штатив и поставила на него разметчик. Прибор давал возможность оценить перспективы размещения зданий и инфраструктуры в желаемом месте, создавая виртуальное поселение там, куда направлялся видоискатель аппарата. Склады, космопорт, подъездные дороги, коммуникации, водопровод и канализация, пилоны энергопередатчиков — все можно было сконструировать, разместить и подогнать под рельеф местности по собственному усмотрению с помощью нескольких движений ручек управления, не вынув ни единой лопаты грязи.

Выстраивая подъездные дороги от близлежащего города Раджпут, который уже находился в стадии бурного роста, к проектируемому пригороду, Уиксом сделала несколько поправок к рельефу местности, заставив прибор переместить почву и скалы с того места, где они мешали, туда, где они будут полезны. По возможности требовалось не трогать деревья. Часть Привала, расположенная между полосами тундры, представляла собой внушительный лесной массив, и специальные постановления были направлены на сохранение большей его части. Если хорошо заботиться о таких самовозобновляемых природных ресурсах, они принесут колонистам немалую прибыль, начиная от использования в качестве экзотической отделки и заканчивая туризмом.

Когда Уиксом закончила проектировать новый город, прибор записал в память все то, что она хотела предоставить на обсуждение комиссии по планированию. Она всегда оставляла себе пространство для маневра, позволяя некоторые индивидуальные фантазии, с которыми, как подозревала, комиссия вряд ли согласится. То была своего рода игра: она работала в свое удовольствие, комиссия возражала, затем они приходили к компромиссу. И в конце концов она добивалась желаемого, но члены комиссии оставались при убеждении, что в любом случае решающее слово — за ними. Личные амбиции, порой страдавшие в конфронтациях такого рода, не волновали Уиксом, для нее главным был результат. Навыки психологической игры сыграли немалую роль в ее успешной работе на Новой Ривьере, пожалуй, не меньшую, чем талант в области планирования и организации.

«Комиссия захочет, чтобы центр энергораспределения поставили здесь»,— подумала она, перемещая его на шесть кварталов восточнее. После долгих споров она согласится с их решением — что даст ей возможность, в качестве ответной уступки, разместить обсерваторию и ресторанный комплекс там, где захочет она. Это было для нее немаловажным, а за положение центра энергораспределения она бы не дала и двух воплей рычальника.

— Вы так энергичны…

Неожиданный комментарий не то чтобы заставил ее выпрыгнуть вон из кожи, но сердце ее мгновенно забилось сильнее. Быстро развернувшись, женщина приготовилась обрушить на голову появившегося за ее спиной человека любимый набор подходящих к такому случаю ругательств… Кто бы там ни появился. Находясь наедине с собой и полностью сконцентрировавшись на работе, Уиксом абсолютно отключилась от окружающей обстановки. И кто-то должен был ответить за ее испуг!

Но как только она встретилась взглядом с бесшумно подошедшим визитером, брань замерла у нее на языке. Исходя из прошлого печального опыта, она предполагала, что это один из ее коллег из Раджпута, с чьей способностью к тщательно продуманным розыгрышам она уже сталкивалась. Но вместо человека она увидела инопланетянина.

Если быть совсем точной, пайтара.

Она оказалась готова к этому гораздо меньше, чем к отражению нападения голодного хоута.

Пайтар, поджав губы, смотрел на земную женщину сверху вниз с обычным для его расы безучастным выражением лица. Массивная одежда, защищавшая его от холода, скрывала бол ь-шую часть олимпийского торса, но ей оказалось достаточно взглянуть на шею, выглядывающую из воротника, чтобы понять — пропорции его тела, как и у других пайтаров, не отличались от бронзовых статуй древнегреческих богов. Она знала, что пайтары часто посещают Привал, чтобы ненавязчиво предложить свою помощь и очень серьезно понаблюдать за прогрессом колонии. Поскольку они ничего не хотели взамен и были ненавязчивы в своих предложениях помощи постоянно прибывающим поселенцам, правительство не видело причин лишать их беспрепятственного доступа в новые поселения, которые быстро появлялись то тут, то там.

Уиксом знала про несколько случаев, когда помощь пайтаров явилась решающим фактором в вопросе выживания мелких поселений, недавно основанных тут. Никто не знал, откуда пайтарам становилось известно, что стоящий на отшибе поселок попал в беду, но, когда такое случалось, они всегда оказывались рядом, принося помощь на крыльях своих изящных кораблей, хотя никто не просил их об этом.

«Ни одного корабля транксов в подобных случаях не появлялось»,— вдруг подумала Уиксом, и ее передернуло при одной мысли об этих гротескных гигантских жуках, свободно разгуливающих по колонии. Хотя, надо признать, ближайшая планета транксов находилась довольно далеко отсюда, а Содружество Двух Миров — неподалеку, по меркам путешествий в плюс-пространстве. Не то чтобы транксы были безразличными или необщительными, просто они предпочитали во всем придерживаться протокола, в том числе и в вопросах оказания помощи. Во всех случаях, когда люди обычно вели себя импульсивно, транксы отличались методичностью. Поведение же пайтаров находилось где-то между поведением транксов и поведением людей.

Узнав неожиданного визитера, Уиксом расслабилась. У инопланетянина были глаза серо-стального цвета и оранжевые волосы, напомнившие ей цветом спелые мандарины. Черты лица, обрамленного капюшоном, как и следовало ожидать, казались самим совершенством.

Женщина вдруг поняла — он ведь ждет ответа. Тот факт, что она еще никогда не встречала пайтара и не знала ни единого слова из их языка, служил весьма слабым оправданием ее молчанию, но она ничего не могла с собой поделать. Уиксом была умна и остра на язык и не испытывала ни малейшего смущения в компании противоположного пола, но перед лицом инопланетного мужчины, похожего на молодого бога, стояла столбом и не могла вымолвить ни слова.

Предположив, что, вероятно, он что-то сделал не так, гость заговорил снова.

— Похоже, я напугал вас. Заверяю, это не входило в мои намерения. Не требуется ли вам медицинская помощь?

«Я не буду падать в обморок,— жестко сказала она себе.— Женщины с моим опытом и образованием не падают в обмороки. Кроме того, свойство падать в обмороки является атавистической реакцией, больше подобающей истинным леди, например из девятнадцатого века!»

Однако этот поспешный медицинский вердикт никоим образом не помог ей подавить физиологический и эмоциональный бунт, который учинило ее собственное тело.

Ей помог сам пайтар. И помог делом: нагнулся и поднял камень, рассмотрев его прежде, чем отбросить в сторону. Камень с шумом покатился по осыпи. Сочетание движения и звука вывело Уиксом из транса. Усилием воли она отвернулась от инопланетянина и продолжила работу. Однако ее ум блуждал далеко от проектирования подъездных дорог, коммуникаций или линий водораздела.

Пайтар стоял очень близко. Она хотела сказать… Нет, она хотела приказать ему уйти, но по неизвестной причине ее язык утратил связь с мозгом.

— Да, я человек энергичный, как в работе, так и во всем остальном,— вот и все, что она смогла произнести в ответ.

— Энергичность — хорошее качество,— заявил пайтар, подходя поближе. Он попытался посмотреть на изображение, которое в данный момент выдавал ее прибор. При этом его голова оказалась очень близко от ее головы. Женщина почувствовала слабый телесный запах инопланетянина, который, однако, не был неприятным, ощутила его легкое дыхание. Ее пальцы, лежавшие на ручках управления, задрожали, и она сердито уперла руки в бока.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

«Я несу чушь,— подумала она с досадой.— Веду себя, как двенадцатилетний подросток».

Понимая, что этим она не принесет пользы ни себе, ни своим соплеменникам, Уиксом попыталась восстановить самоконтроль, давший трещину под натиском невероятной привлекательности инопланетянина.

— Я просто брожу вокруг и глазею… Так, кажется, вы это называете.

Она подумала было, что восстановила хоть какое-то внутреннее равновесие, как вдруг он улыбнулся, и Уиксом пришлось начинать все по новой.

— Как вам известно, мы восхищаемся самой концепцией того, что можно бросить обжитой и безопасный мир, на котором выросли твои предки, ради освоения другого. Такой подход нам совершенно чужд. Но мы с удовольствием наблюдаем за вашими успехами здесь, на Привале. Таким образом, чтобы знать, как лучше помогать вам, мы путешествуем и наблюдаем,— выражение его лица снова стало невозмутимым.— Вы не возражаете, если я понаблюдаю за вами?

— Как хотите,— безразлично ответила она. Про себя же подумала, что хотела бы, чтобы он наблюдал за ней как можно дольше. О, как бы она этого хотела! Уиксом слышала рассказы, все они слышали истории об… отношениях, которые завязываются между людьми и пайтарами, если обстоятельства складываются удачно. Некоторые утверждали, что это просто глупая болтовня, дескать, такие слухи распространяют только люди с извращенным воображением. Хотя глядя на высокого, стройного и мускулистого пайтара, чью красоту не могла скрыть даже теплая одежда, она начинала верить, что…

«Стоп! — сказала она себе.— Конечно, он мужчина, но он инопланетянин. Не надо его игнорировать, но и недостойно сменять свое достоинство и самоуважение на беспочвенные фантазии. Надо отвечать на его вопросы, и ничего больше».

— Вы делаете что? — вежливо спросил он, и небольшая грамматическая ошибка помогла Уиксом осознать, кто стоит рядом с ней. Она вновь сосредоточилась на приборах.

— Я работаю в службе планирования этой планеты. В мои обязанности входит поиск и выдача рекомендаций по размещению отдельных компонентов вновь создаваемых структур, а также разработка и выдача предложений общего характера. Такая задача требует большой энергичности в процессе выполнения, как вы уже заметили.

— Это производитсильное впечатление,— ответил пайтар, и, по совершенно непонятной причине, его простой ответ заставил ее дыхание участиться.— Я простой наблюдатель, не имеющий ни малейшего представления о сложном оборудовании, которое требуется для выполнения такого рода задач.

— Ничего сложного,— ответила она.— Если в вашем распоряжении современный разметчик, это сильно упрощает задачу. Вот, посмотрите,— отойдя в сторону, она дала ему заглянуть в окуляр прибора.

Пайтар задал еще несколько вопросов, преодолевая свое недостаточное владение земшарским, прежде чем отойти от разметчика.

— Это очень эффективный прибор. У вас хорошая техника.

Женщина не поняла — то ли она покраснела, то ли просто кровь прилила к щекам из-за холодного воздуха.

— Его делала не я, меня всего лишь обучили с ним работать. Судя по тому, что пишут и передают по трехмерке, у вас тоже замечательная техника.

— Мы стараемся. Поскольку наш народ занят исключительно освоением и развитием Двух Миров, у нас есть возможность и стимулы для концентрации сил. Два пояса астероидов в изобилии снабжают нас разнообразными ресурсами, и мы стараемся бережно расходовать те, которые нельзя возобновить. В последнее время общество пайтаров находилось в состоянии некоторой стагнации, но контакт с вашей расой позволил найти способы и методы продолжить развитие, а также решить проблемы, которые ранее считались непреодолимыми. Мы благодарны вам за это, а более всего — за сам факт контакта между двумя расами. И особенно радостно видеть, как успешно вы осваиваете здешний мир.

— Ваши соплеменники очень много нам помогали, с того самого момента, как здесь было основано первое поселение,— женщина задумалась, опасаясь ненароком сказать что-нибудь не то.— Некоторые из землян… вас полюбили.

— Проявления подобных чувств стали заметны уже давно,— он ответил сухим и формальным тоном, и она не знала, радоваться тому или нет.— Мы находим забавным факт, что значительную роль в людских эмоциях играет наша внешняя привлекательность, которую мы не считаем чем-то выдающимся и не обращаем на нее внимания. В любом случае, это служит улучшению наших отношений, что можно только приветствовать,— он улыбнулся из-под своего капюшона, и улыбка окатила ее теплой волной с ног до головы.— Ваш партнер должен гордиться тем, что живет с таким компетентным работником.

— Спасибо за комплимент, но я не заму… У меня нет партнера.

— Следовательно, нет и детей? — его тон остался академичным.

— Пока нет, но я надеюсь когда-нибудь завести парочку,— она с отсутствующим видом повертела ручки прибора.

Он посмотрел через ее плечо. Эта долина вскоре должна была стать домом для еще двух-трех тысяч землян.

— Я тоже надеюсь. Наши органы воспроизводства и деторождения удивительно похожи.

— Я тоже об этом слышала,— Уиксом взглянула на него.— А почему у вас нет детей?

Его улыбка погасла, он сделал жест, значения которого она не поняла.

— Потому что время неподходящее. В этом аспекте наша физиология отличается от вашей. Наши женщины способны к зачатию лишь в определенное время в году, то же самое относится и к мужчинам. Мы не способны к размножению в любое время года, как вы.

— О, я не знала,— ответила она тоном, в котором смешались сожалеющие и игривые нотки.— Я знаю достаточно людей, которые предпочли бы иметь биологию, сходную с вашей. Это сильно упростило бы жизнь.— Протянув руку, она нерешительно положила руку на его предплечье. Даже под слоями утепляющего материала куртки, более толстой, чем ее собственная, женщина ощущала силу его руки.— Значит, в данный момент от вас нельзя забеременеть?

Он слегка опустил правое плечо, пайтарский жест, означающий согласие.

— Нельзя.

— Но это не означает, что вы вообще ничего не можете,— пробормотала она.

Вся колония, начиная от первого поселения Чагос Доун и кончая только что основанной столицей Вельд, росла как на дрожжах. Чистейший воздух давал заряд бодрости всем вновь прибывшим, едва они выходили из транспортного корабля. Суровые зимы, когда казалось, будто вся планета будет поглощена ледниками, сдавливавшими пояс лесов с севера и юга, сменялись бурной весной и живительным летом. Как и предсказывали первооткрыватели, Привал не был второй Новой Ривьерой, но местом, отлично подходящим для жизни. Люди, перебравшиеся сюда с других планет, обычно имели мало поводов для сожалений.

Как всегда, находились и такие, которые нигде не чувствовали себя довольными, мечтая найти некий совершенный мир, но таких было меньшинство. Ворча и пререкаясь, они паковали вещи и улетали в поисках рая, существующего только в их воображении. Но этот незначительный отток был несравним с бесконечной рекой прибывающих, которых все устраивало. Семьи оседали и обустраивались, организовывались новые предприятия, разрасталась система образования.

Жившая в одном из небольших типовых домиков сумасбродная дама начала вещать об учении новой церкви, не имевшей даже определенного названия, но желавшей объединить и повести за собой все формы разумной жизни. Привязанные к традициям колонисты, неспособные себе представить, что человек может молиться рядом с транксом, смеялись и дразнили искреннюю проповедницу. Лишь немногие, очень немногие время от времени останавливались, чтобы послушать ее, считая подобные проповеди пусть не убедительными, но забавными.

Следуя планам проектировщиков, колония расширялась. Посты становились станциями, станции — основой новых поселений. На смену импорту приходило местное производство. Начавшись с мелких мастерских, изготовлявших бытовые изделия из твердой местной древесины, экспорт вскоре привел к созданию шахт, где добывались руды различных металлов, необходимых для развития промышленности.

Колония начала предпринимать уверенные шаги по пути обретения автономного статуса и организации собственного правительства, когда на ее орбиту вышел «Сверкающий», корабль транксов, созданный для путешествий в глубоком космосе. Он отправлялся в исследовательскую экспедицию в район Руки Ориона, и по пути его команда решила нанести визит вежливости вновь основанной колонии землян.

Гостей с корабля встретили со всевозможной торжественностью и вежливостью, хотя и не с теплотой. Колонисты питали естественное недоверие к чужакам, но не могли отказать в праве посещения колонии расе, с которой человечество официально поддерживало дружеские отношения. Транксам разрешили посетить несколько селений. Их сопровождали члены правительства, чтобы убедиться, что гости не нарушают планов и маршрутов экскурсий, запланированных заранее. Большинство колонистов никогда раньше не видели транксов, и нарушение маршрута могло бы повлечь панику среди детей или людей с неустойчивой психикой, а это было бы невежливо по отношению к гостям.

Беспокойство оказалось напрасным. Транксы не намеревались затягивать свой визит, поскольку для существ, предпочитающих стопроцентную влажность и намного более высокую температуру воздуха, прохладная и сухая атмосфера Привала казалась далеко не комфортной. Однако несмотря на это обстоятельство, природная вежливость и любопытство транксов не позволили им просто пролететь мимо.

Они отдали дань уважения энергии и умению, с которыми колонисты строили свою жизнь на этой планете. Хозяева колонии держались приветливо, но про себя думали только о том, когда же наконец дотошные, разговорчивые и приятно пахнущие жуки освободят их от своего присутствия и позволят вернуться к работе.

Среди транксов была одна представительница старшего поколения, которая в отличие от своих соплеменников очень не хотела покидать этот мир. Каждый ответ, полученный от хозяев, порождал два-три новых вопроса. Самку интересовало буквально все, любознательность ее была ненасытной. Люди уже отчаялись удовлетворить ее любопытство, а она все продолжала задавать вопросы, причем на самые необычные темы.

— Местное население приближается к шестистам тысячам человек,— устало сообщил проводник гостье.— Из них около двухсот живут в Вельде и его окрестностях, и еще девяносто пять — в Чагос Доуне. Вследствие местных природных условий остальные расселились по небольшим поселкам и лагерям вдоль экватора.

— Вы не продвигаетесь на север и на юг? — Закутанная, как в кокон, в специальную одежду для холодных условий, чьи теплоизоляционные свойства превосходили человеческие аналоги, кроме разве что полярных, самка транкса чуть выглядывала из нее. Пара усиков, торчащих из-под шлема, задумчиво двигалась.

Проводник тяжело вздохнул.

— Конечно, мы этим займемся, но пока в таком расселении нет нужды. В первую очередь заселяется зона, наиболее пригодная для существования. Когда наши поселения замкнут кольцо вокруг планеты, мы начнем продвигаться в более холодные лесные зоны.

Она кивнула в ответ. Этот жест уже вошел у транксов в привычку, они пользовались им даже в общении друг с другом, а не только при разговоре с людьми.

— Значит, вы здесь хорошо устроились?

— Очень хорошо. В дополнение к регулярным рейсам с Земли время от времени прилетают корабли с Пройкона и Новой Ривьеры. И нам помогают пайтары, причем не словами, а делами. Их помощь, особенно оказанная в первые два года освоения планеты, была просто неоценима.

Если пожилая самка и восприняла это замечание, как камень в огород собственной расы, которая не оказывала людям такой помощи, в ее тоне это никак не проявилось.

— Мы рады, что вы получаете все, в чем нуждаетесь. Вам повезло. Работа по освоению миров так, как ее проводим мы, требует полной концентрации внимания, поскольку никакие расы не предлагают нам помощь. Более того, мы уже долгое время находимся в состоянии непрекращающегося противостояния с существами, известными вам как а-анны, что сильно осложняет и тормозит дело.

— А-анны нас здесь не беспокоят,— проводник неосознанно перешел на высокомерный тон.

— Чур!кк, а-анны очень умны.— Рука, закутанная в теплую ткань, сделала движение в сторону человека, который едва ли понял значение жеста.— Если кто-то думает, что отгородился от них договорами, соглашениями или альянсами, то это худшее из всех заблуждений, которым могли бы поддаться люди.

— Конечно, я не дипломат… Все, что я могу сказать,— они не доставляют нам неприятностей.

— Они посещали планету?

— Да, кажется, несколько раз,— моргнув, ответил проводник.— Я здесь недавно, всего год. Ах да, правильно, корабли Империи сюда прилетали. Насколько я помню, а-анны осмотрелись, высказали несколько предложений о коммерческом сотрудничестве членам правительства, произвели кой-какие не вызывающие подозрения научные исследования и улетели… Думаю, им показалось здесь несколько холодновато,— прибавил он, не удержавшись от улыбки. Самка транкса сделала еще один жест.

— А-аннам требуется такая же, как и нам, температура окружающей среды, но намного более низкая влажность, чем вам,— она махнула парой рук в его сторону.— Советую вам убедиться, хорошо ли подготовлен персонал, обслуживающий аппаратуру слежения, не теряет ли он бдительности. Нет ничего опаснее, чем а-анн, высказывающий добрые пожелания.

— Мы позаботимся об этом,— ответил проводник с вежливым безразличием.

Услышала ли она что-то в голосе своего собеседника или просто хотела продолжить разъяснения, но одетое в тяжелую одежду насекомообразное с усилием повернулось к человеку и встретилось с ним взглядом. Хотя, глядя на фасетчатые глаза, было трудно понять, куда они, собственно, смотрят.

— Нас всегда поражала уверенность, которую вы, люди, проявляете перед лицом смертоносной и безразличной к вам Вселенной. Позаботьтесь, чтобы ваша уверенность в себе не превышала возможность подкрепить ее чем-либо реальным.

— Спасибо зазаботливое наставление,— ответил он кисло.— Мы знаем, что делаем.

— А кто вообще способен знать, что он делает? Личность или целая раса, неважно. Все мы, разумные существа, дрейфуем вместе во Вселенной, где самые великие вопросы, кажется, пока не имеют ответов.— Она развернулась в сторону дороги на станцию, где их должен был подобрать вездеход на воздушной подушке.— Я увидела достаточно, замерзла и готова вернуться в каюту на борту «Сверкающего».

«Я тоже готов вас туда проводить,— подумал он.— У нас здесь есть занятия поважнее, чем водить туда-сюда болтливых жуков, отвечая на их ерундовые вопросы и ломая голову над их загадочными афоризмами. Даже если эти жуки и пахнут, как флакон с маслом франджипани».

Глава восьмая

Троханов отдыхал в своей каюте, просматривая одну из трехмерных записей, которую не видел с тех пор, как улетел с Земли. Это была забавная вещь об одиноком мстителе, созданном с помощью генной инженерии и пребывающем в бесконечных попытках самореализации. Развязку создатели картины сознательно замаскировали. Главный герой трогал так же мало, как и его любовница, но на них было приятно посмотреть.

В данный момент их трехмерные фигуры активно занимались тем, что хотя и не представляло собой углубленного развития подтекста сюжета, все равно очень увлекало. Поэтому настойчивый вызов с мостика разгневал капитана.

— Холлис, я же не на вахте! — рявкнул он, зная, что всенаправленный микрофон передаст заместителю интонацию с той же точностью, что и слова.— Может, для вас это ничего не значит, но когда вы доживете до моих лет, вы научитесь ценить каждую, пусть и самую небольшую…

— Капитан, лучше бы вам подойти сюда,— перебила его женщина-офицер. Такая бесцеремонность не являлась чем-то беспрецедентным, но все же выглядела необычно. В голосе офицера пробивалось беспокойство, впрочем, вообще свойственное помощнику Троханова.

— Зачем? — его ноги уже спустились с койки.— Мы без всяких происшествий вышли из плюс-пространства, и в этой системе нет никаких сюрпризов. Какие-то неполадки с кораблем?

— Дело не в корабле, сэр. По крайней мере, так говорит Хэрэлл.

— Хорошо, хорошо! — Он влез в комбинезон, в котором ему полагалось находиться при исполнении обязанностей, проклиная устав, предписывающий командирам корабля и старшим офицерам всегда поддерживать связь с мостиком на случай, если понадобится их консультация.

По дороге на мостик капитан не встретил никого — ни в лифте, ни в коридоре. Что бы ни вывело Холлис из равновесия, паникой на корабле не пахло. Он не видел испуганных лиц, людей, бегающих туда-сюда.

«Хоть бы это была настоящая проблема,— раздраженно подумал он.— Или у меня состоится с помощником серьезный разговор!»

На мостике тоже не замечалось никаких видимых признаков неполадок. Хэрэлл сидел, наклонившись к своему пульту, как будто приблизившись к поверхности экрана на несколько миллиметров, он мог разглядеть больше важных сведений, выдаваемых приборами. Все члены экипажа второй вахты находились на местах и занимались своими делами. Несколько человек тихо беседовали, их поведение говорило о чем угодно, только не о неизбежной беде. Никто не повышал голоса, правда, на лицах некоторых было написано ожидание.

Ожидание чего? Капитан понятия не имел, что происходит и почему Холлис сочла нужным выдернуть его сюда посреди отдыха. И хотел лишь одного: побыстрее получить ответы на свои вопросы.

Развернувшись вправо, он двинулся в сторону Холлис, которая беседовала с Микер, корабельным специалистом по системам связи. Они обернулись, и Холлис не стала ждать, пока капитан заговорит.

— Мы ждем ответа на наши запросы с того момента, как пересекли орбиту Аргуса-5, но его до сих пор нет.

— У них сломался маяк,— мгновенно ответил Троханов.

— Все три сразу? — она твердо встретила раздраженный капитанский взгляд.

— Возможно,— парировал он, хотя про себя уже начинал оспаривать собственные выводы.

К их разговору присоединилась Микер — миниатюрная женщина с коротко и неровно подстриженными темными волосами и оттопыренными ушами. Троханов всегда нелестно отзывался о ее прическе. При всем при том природа наделила ее неожиданно сильным голосом, который выступал в качестве энергетического эквивалента ее мыслей в тех редких случаях, когда она считала нужным заговорить.

— Один маяк — ладно. Два — может быть. Три — никогда.

— Никогда не говори «никогда».— Троханов все еще не решился признать поражение, хотя понимал — с профессиональной точки зрения ему, скорее всего, придется согласиться с офицером-связистом.— Привал — новая планета, они всего пару лет как обосновались.

— Четыре года,— поправила Микер.

— Хорошо, черт возьми, пусть четыре.— Впереди, в узком изогнутом проеме иллюминатора были видны звезды и далекое пятнышко, Аргус-5, цель их полета.— Одновременные неполадки в работе маяков все равно возможны, особенно на планете, которую недавно начали осваивать.

— Из космопорта в Вельде тоже не отвечают,— спокойно, но настойчиво сказала Микер.

— Значит, их аппаратура также вышла из строя. Просто у них какие-то проблемы, только и всего.— Он наклонился к пульту и начал читать показания.

Микер повернулась к капитану. Сейчас она напоминала маленького тролля.

— Отсутствуют даже фоновые шумы. Ни трехмерного вещания, ни переговоров, словом, ничего. Даже свистов. С точки зрения средств связи планета мертва.

Подбор слов потряс Троханова, но внешне он остался спокойным.

— Ладно. Дела плохи. Возможно, действительно плохи. Только пусть никто не делает скоропалительных выводов. Я знавал нескольких людей, которые делали такие выводы. Все они плохо кончили.

— Что же с ними случилось? — мягко спросила Холлис.

Он блеснул на нее глубоко посаженными карими глазами.

— Их отправили служить в черные дыры. Поддерживайте курс, необходимый для выхода на орбиту. Ничто не указывает, что мы должны поступать иначе. Держитесь все наготове.

— Как насчет остальной команды?

— Пока не дергайте их. Ничего никому не говорите, пока не появится что-то определенное. От тех, кто сейчас отдыхает, может понадобиться полная отдача сил.— Наклонившись, он положил руку на плечо Микер.— Отслеживайте все, что способно хоть как-то бормотать, и, если что-нибудь поймаете, немедленно сообщите, даже если речь будет неразборчивой.

Она кивнула. Офицер-связист не относилась к тем, кто тратит слова понапрасну.

Холлис изучающе посмотрела на капитана.

— Думаю, сэр, вам нет необходимости здесь оставаться. Вы вполне можете идти отдыхать. Как только мы узнаем что-нибудь новое, мы вам немедленно сообщим.

— Еще чего,— пробормотал он, глядя на беззвучно перемигивающиеся корабельные приборы.

Они без происшествий вышли на орбиту. Как и ожидалось, других кораблей здесь не было. Привал только недавно стал форпостом колонизации, находящимся в стороне от Земли и более старых колоний. Корабли, способные передвигаться в плюс-пространстве, прилетали сюда редко и исключительно по необходимости. Овальный грузовой отсек, являвшийся одним из основных конструктивных элементов корабля, был доверху наполнен товарами с Новой Ривьеры. Сразу же после разгрузки им следовало взять курс на Пройкон. Ни в грузе, ни в маршруте корабля небыло ничего необычного. А вот на той прохладной планете, над которой они повисли, видимо, было.

Микер следила за Аргусом-5 без передышки около шести часов, после чего Троханов, наконец, потерял терпение. Все три вахты бодрствовали, команда все громче спорила по поводу создавшегося положения Требовалось что-то сказать экипажу.

— Начинайте процедуру проверки шаттла номер два. Я намерен высадиться. Хэллис, до моего возвращения принимаете командование на себя,— капитан развернулся, чтобы уйти.

— А как насчет груза, сэр? У нас его и так на три рейса. Если мы сделаем еще один, компания взвоет.

— Пускай воет. Там, внизу, что-то случилось. И пока мы не узнаем причин, последствий и степени неприятностей, правильнее оставить груз на борту, чем доставлять его на планету. Как только станет ясно, что же происходит, начнем погрузку. А пока корабль и вся команда будут находиться в полной готовности. Жалобы от тех, кто сейчас не должен нести вахту, я рассмотрю позже. Сперва нам надо узнать, почему планета оказалась в электронной коме.

Полет шаттла проходил без помех. Через небольшие иллюминаторы не было видно ничего, кроме пятен белого, коричневого и зеленого, основных цветов поверхности планеты. Троханов и еще полдюжины членов команды, которых он отобрал лично, почти не разговаривали. Войдя в плотные слои атмосферы, шаттл задрожал. В такой момент у каждого найдется, о чем подумать.

Все были вооружены.

«Таковы правила,— подумал Троханов.— Если ничего неизвестно, всегда проще придерживаться стандартных процедур!»

Однако то, что они увидели внизу, выходило за рамки книг, инструкций и личного опыта. Когда шаттл пробил мощный слой облаков, пилот доложил, что из космопорта в столице не поступает никаких сигналов. Дождя или снега не наблюдалось, и атмосфера казалась такой же до жути спокойной, как и поверхность планеты под ней. Поскольку привычных команд диспетчера не поступило, пилотам пришлось выходить на посадочную полосу самостоятельно.

— Заходим на посадку,— сообщил один из пилотов.

Троханов и остальные поглубже вжались в кресла. Вниз,

вниз, вниз…

Неожиданно шаттл резко взмыл вверх. Капитан почувствовал, как его мотнуло из стороны в сторону, затем прижало к креслу. Кто-то из команды охнул, но никто не закричал, и паники не было. Они все еще летели, двигатели шаттла вновь заработали на полную мощность. Мгновение спустя в пассажирском отсеке раздался голос пилота.

— Просим у всех прощения. Нам пришлось снова набрать высоту. Мы собираемся искать поле или какую-нибудь другую ровную поверхность, где мы могли бы сесть, поскольку нет возможности воспользоваться ни одной из двух ВПП вельд-ского космопорта.— После небольшой паузы, когда корабль начал закладывать крутой вираж, пилот добавил: — Они все разрушены.

Его напряженный голос звучал под стать маневру, который он сейчас выполнял.

Поиск занял некоторое время. Положившись на прочность посадочных полозьев шаттла, с грохотом и болтанкой они все-таки сели. Корабль еще скользил по земле, а Троханов уже вскочил и устремился к выходу.

Через лобовое стекло кабины пилотов виднелись высокие деревья и холмы вдали, находящийся поблизости пруд, чьи обитатели, испуганные шумом, который произвел при посадке шаттл, только что начали возвращаться к своим привычным делам. Все выглядело мирным и безмятежным.

— Где мы?

— Около двух километров к юго-западу от южной ВПП. Похоже, на лугу естественного происхождения,— объяснил, показывая на приборы, Солнховен, второй пилот.

Наклонившись, чтобы посмотреть в иллюминатор, Троханов коротко кивнул.

— Я не вижу никаких следов катастрофы. Вы сказали, посадочные полосы разрушены?

— Да, сэр,— лицо пилота было пепельно-серым.— Мы не рассматривали город, поскольку были слишком заняты выдерживанием глиссады. Ни Лили, ни я не садились на ручном управлении с тех пор, как закончили школу пилотов.

— Не переживайте, вы отлично справились. Как думаете, чем вызваны повреждения?

Пилоты переглянулись.

— Не знаем, капитан,— ответил Дик.

— Мы были слишком заняты, стараясь сесть с первого захода,— с сожалением добавил Солнховен.

— Хорошо,— Троханов развернулся.

Пассажирский отсек находился в двух шагах, все уже приготовились к выходу. Никто не суетился.

— Мы выходим на прогулку. Проверьте оружие, убедитесь, что оно у вас не бутафорское. Зарядите полный боекомплект, проверьте индивидуальные средства связи. Он и тоже должны быть заряжены до отказа.

Экипаж выжидающе посмотрел на капитана, и он понял, что все ждут продолжения. Поскольку он как следует не продумал свою напутственную речь, пришлось импровизировать.

— Здесь случилась беда. Мы не знаем, какая, но скоро узнаем.

— Это не наше дело, капитан,— проворчал кто-то.— Мы — команда грузового корабля третьего класса с двигателем для полета в плюс-пространстве, и только.

— Позднее можете направить в руководство компании официальную жалобу, что вас принудили выполнять работу, выходящую за пределы вашей квалификации. А сейчас все пойдут со мной. Я уже дважды бывал в Вельде, последний раз год назад, поэтому, по крайней мере, более-менее знаком с планировкой города. Держимся вместе, не разбредаемся. Что бы мы ни обнаружили, возвращаемся дотемноты,— Троханов повернулся к пилотам.— Вы остаетесь на борту. Не выходите наружу, даже если вам до обморока захочется понюхать смолу здешних деревьев. Если произойдет что-то, вызывающее серьезное беспокойство, взлетайте и возвращайтесь на корабль.

— Какого рода беспокойство, капитан? — неуверенно спросил пилот.

— Понятия не имею. Вам придется принять решение самим. Мы будем на связи,— подбодрил Троханов, похлопав по переговорному устройству у себя на поясе.

Когда люди вышли из шаттла, они почти разуверились, что здесь могло случиться что-то неладное. Местная фауна наполняла лес и луг инопланетным многоголосьем. Лесные обитатели сновали между деревьями и в траве с голубыми стеблями высотой по пояс. Капитан проложил маршрут по прямой, и вскоре они углубились в лес.

Упругая почва позволяла быстро идти, а отсутствие, за редким исключением, густого подлеска давало возможность не делать обходных маневров.

«Если космопорт на северо-востоке от нас,— подумал Троханов,— при теперешней скорости мы выйдем на южную окраину города во второй половине дня. На исследования остается немного времени, но можно будет найти какой-нибудь транспорт и добраться до центра города. Кто-нибудь из администрации колонии расскажет, что же, собственно, произошло».

Но они не нашли транспорта. От южного пригорода Вельда осталось очень немного, как, впрочем, и от города вообще.

Оказалось, что мертвы были не только коммуникации, но и сами обитатели города.

Пожары, как бы страшно они ни бушевали, давно погасли. Кроме местных падальщиков, которые иногда молниеносно перебегали дорогу, в городе не было никакого движения. Вскоре люди нашли небольшой вездеход на воздушной подушке, в его батареях оставалась еще половина заряда. Это позволило им передвигаться значительно быстрее, чем пешком.

Разрушения выглядели избирательными — и в то же время сокрушительными. Многие здания уцелели, как жилые, так и муниципальные, например станция очистки воды. Но центр города, где раньше находилось здание администрации колонии, представлял собой один большой кратер. Вал из расплавленного стекла обрамлял кучу разноцветного шлака в центре. На северной окраине города команда нашла большую яму, на месте которой когда-то находился центр минус-пространственной связи.

Всю вторую половину дня они прочесывали город в поисках выживших, но никого не нашли. Тела, не обуглившиеся от взрывов или пожаров, носили явные следы насильственной смерти.

Наступивший вечер застал Троханова над телами людей, которые при жизни явно были семьей. Катастрофа застигла их в небольшом магазинчике, и было видно, что они пытались забаррикадироваться, защититься оттого, что обрушилось на город. Это подтверждали куски двери, выбитой внутрь.

Каким бы оружием их ни прикончили, убийство было безжалостным — и тщательным. Их просто разнесли в клочья. Посередине лежали останки отца, видимо, пытавшегося остановить нападавших. В дальнем углу лежало тело матери, которая прикрыла собой двух мальчиков лет десяти-двенадцати. Будь здешний климат чуть теплее, по всему городу стоял бы ужасный запах, однако холодный чистый воздух Привала замедлил процесс разложения. В противном случае команде Троханова пришлось бы уже давно прекратить свои поиски.

В тот день каждого из них по нескольку раз стошнило. Не оставалось сомнений, что истребление колонистов велось хладнокровно и методично.

Вернувшись на шаттл, Троханов сообщил Холлис и всем остальным о результатах разведки, не забыв передать снимки, которые они сделали. По возвращении на корабль их заархивировали и немедленно передали на Землю, воспользовавшись первым же квантовым приемопередатчиком, который подтвердил прием данных.

На корабле никто не спал. Как только Троханов оправился от шока, он снова спустился на планету, взяв с собой команду побольше. В тот раз они высадились около Чагос Доуна, второго по величине города колонии, названного в честь корабля, открывшего планету. В городе не имелось космопорта, а только небольшая посадочная полоса для суборбитальных аппаратов. Однако ее постигла та же судьба, что и космопорт в Вельде, и им опять пришлось садиться на ближайшем поле.

С Чагос Доуном случилось то же самое. Как и в столице, многие здания остались нетронутыми, зато другие были разрушены до основания. Выживших тоже не осталось. Подобно жителям Вельда, обитатели Чагос Доуна были убиты там, где их застало нападение: лежащими в кроватях, пытающимися сдаться неизвестным противникам, с инструментами в руках, на работе, готовящими еду, на улицах и в прихожих. Не пожалели никого, от старика в больнице до грудных детей.

Кто бы ни совершил все эти зверства, он действовал с безжалостной тщательностью, не оставляя ни одного живого свидетеля катастрофы. Троханов знал, что он не обязан выяснять, кто повинен во всем этом. Члены команды, которые высказывали какие-то предположения, просто озвучивали мнения и догадки своих коллег. Они были всего лишь командой грузового корабля, бороздящего глубокий космос, а не солдатами, экспертами по расследованию массовых убийств или оперативными работниками. То, что случилось на Привале, было ужасно, но они не могли и не умели выяснить, кто же повинен во всем этом. Капитан даже не мог отправить корабль в дальнейший рейс, передав командование Холлис и оставшись здесь до получения официального ответа с Земли. Люди не могли дать ни какого практического выхода переполнявшей их бессильной ярости, могли только загнать ее внутрь себя.

Они нехотя вернулись на корабль и вскоре завершили свой рейс. Но зрелище, которое они увидели, осталось с ними до самой смерти, такое же четкое и незамутненное, как воздух этой опустошенной планеты.

Практически ничего не изменилось с прилетом трех военных кораблей, вынырнувших из плюс-пространства в опасной близости от такой большой массы, какую представляла собой планета. Выйдя на эквидистантную орбиту, корабли принялись сообща сканировать каждый квадратный метр поверхности, скрытой во многих местах облаками. Затем были запущены девять шаттлов, гораздо больших размеров, чем предшествовавший им посадочный корабль грузового звездолета. На борту находились солдаты, тренированные по последнему слову военной науки и до зубов вооруженные самым совершенным оружием из того, что могли предложить Земля и ее колонии.

Высадившись в заранее намеченных точках в пределах пригодного для жизни экваториального пояса планеты, военные мгновенно установили вокруг кораблей защитные периметры. Как только наземные базы были готовы, из грузовых отсеков кораблей выехали боевые машины, на которые погрузилась половина из каждой высадившейся роты. Выйдя за пределы периметров, теперь под охраной только вооруженных команд посадочных кораблей, большие и маленькие вездеходы на воздушной подушке начали свое движение по заранее разработанным поисково-спасательным маршрутам.

Они не нашли ничего, сильно отличающегося от описанного в двух более-менее адекватных отчетах группы высадки с грузового корабля, которой выпало первой увидеть результаты трагедии. Постепенно расширяя диапазон поиска, солдаты сначала проверяли города, затем отдельные поселки, фермы, шахты и небольшие передовые посты. Уровень разрушений варьировался, но они не нашли ни одного выжившего и ни одной записи происшедшего на приборах, которые уцелели во время катастрофы.

Когда командир военного сектора экспедиции убедился, что на поверхности нет ничего, представляющего угрозу, на планету высадилась научная группа. Вынужденные сидеть на кораблях и ждать, пока солдаты проведут проверку на местности, ученые находились на грани умопомешательства. Им не терпелось взяться за работу. Вопреки их протесту, к каждому из них приставили вооруженного охранника. Ответы на некоторые вопросы еще не были получены, и военные решили не искушать судьбу. Патологоанатомам, операторам записывающей аппаратуры, биологам и трассологам пришлось работать под неотрывными взглядами раздраженных солдат.

Охранники были на взводе не потому, что опасались внезапной атаки. На самом деле они бы даже обрадовались, если б такое произошло. Все они уже достаточно насмотрелись на смерть в этом когда-то цветущем мире, который за его пасторальность кое-кто называл скучным. Женщины, прижимающие к себе детей в последнем предсмертном усилии защитить их, старики, убитые на порогах своих домов, малыши, расстрелянные прямо посреди улиц — все это было слишком. Тем, кто возвращался из очередного патруля, очень хотелось в кого-нибудь выстрелить, кого-нибудь убить. Население Аргуса-5 не вымерло от эпидемии, не таинственная напасть местного происхождения подстерегла колонистов во сне. В этих лесах и лугах несомненно поработали четко организованные убийцы, вооруженные по последнему слову техники.

И у всех на уме был только один вопрос — КТО?

Дервент устал от трехмерных изображений мертвых тел. После первой пары дней его желудок успокоился и позволил своему владельцу работать в приемлемых темпах. Работать было необходимо. Чтобы живущие на других планетах смогли опознать убитых родственников, чтобы исследовательская группа имела как можно больше материала для работы, когда она вновь соберется на Земле. Работавшая в паре с ним Гудзон хорошо знакомым монотонным голосом что-то диктовала в записывающий аппарат. В ее обязанности входило вынесение предварительного заключения о причинах смерти.

В других районах работали дополнительно сформированные вспомогательные бригады. Со дня высадки никто не позволял себе выходных. Учитывая состояние многих тел, нельзя было терять ни минуты. Требовалось обработать информацию о сотнях тысяч трупов. Для таких, как Дервент и Гудзон, многочасовая работа в условиях, далеких от комфортных, уже вошла в привычку. Каждое тело, или то, что от него осталось, надлежало тщательно обследовать и зарегистрировать.

На улице, если можно было так назвать место вблизи разрушенного деревенского трактира, стояли на часах капрал и два рядовых. Стояли, конечно, громко сказано. Небольшой вездеход на воздушной подушке застыл с выключенными двигателями, совершенно открытый для любого нападения, а военные сидели на подножке и болтали. С того момента, как на планету высадилась первая рота десантников, никто не пытался оказывать людям сопротивление или нападать на них. Не происходило вообще ничего. Никто не мешал работать патологоанатомам и следователям.

Однако причина гибели населения Аргуса-5 так и оставалась загадкой. Если безжалостные агрессоры и понесли какие-нибудь потери в процессе операции, они позаботились не оставить на планете ни одного своего убитого или раненого, да и вообще каких-либо следов, которые могли бы послужить ключом к разгадке тайны тщательно спланированной и аккуратно проведенной акции. Части тел и пятна крови принадлежали только людям. Использовалось лучевое оружие, причем не особо сложное, что также не давало возможности определить, кто здесь побывал. Единственными уликами остались трупы жертв.

Психологи сделали вывод, что нападавшие опасались возмездия. Они имели на то причины. Не было такого солдата, которому бы не снилось ночь за ночью, как он сворачивает шеи воображаемым инопланетянам, повинным в случившемся кошмаре.

Дервент мыслил более практично. Поскольку о тех, кто уничтожил колонию, было пока ровным счетом ничего не известно, проклинать воображаемых врагов представлялось ему преждевременным. Исходя из того, что они узнали, вторжение вполне могли осуществить какие-нибудь отщепенцы с одной из колоний.

— Какие мотивы могли заставить людей с другой колонии затеять такую бойню? — спросила Гудзон.

Свет поблескивал на линзах, имплантированных в ее глаза. Она была элегантной, энергичной женщиной, к которой прилагательное «жизнерадостный» подходило больше чем к кому-либо. Любое мнение она всегда отстаивала с жаром.

Флегматичный и прямодушный Дервент спорил просто для того, чтобы поспорить. Они не были особенно хорошо сработавшейся командой, но их разногласия не отражались на результатах работы.

— Откуда я знаю? Поскольку мне не свойственен склад ума серийного убийцы, я даже не пробую поставить себя на их место,— ответил он, перешагивая через тело восьмилетнего мальчика, лишенное головы и ног.

— Тогда заткнись,— отрезала она.— Если ты не можешь привести доводы, значит, у тебя нет гипотезы.

— Да ну? — Он развернул камкордер так, чтобы в кадр попала задняя стена, наиболее пострадавшая при стрельбе.— Хорошо, я попробую угадать. Возможно, кто-то сильно завидовал тому, сколько помощи получают эти люди. Или нападающие могли украсть здесь что-нибудь весьма ценное, чтобы не вкалывать самим. А может, между колониями возникла вражда.

— Неубедительно,— сказала она, стоя над останками супружеской пары средних лет. Они умерли, обнимая друг друга.— Так мог поступить или убийца-одиночка, или несколько человек. Даже если собрать их всех вместе и накинуть еще полдюжины, этого недостаточно, чтобы уничтожить шестьсот тысяч человек. Люди так не поступают.

— Почитай-ка историю,— фыркнул Дервент.

— Хорошо,— согласилась она.— Люди теперь так не поступают. Мы не поступали так с себе подобными со времен второй эпохи Темных Веков.

— Значит, это чужие.

— Пока ничего неясно,— напомнила она.— Еще не принято никаких решений. Слишком рано, данные еще в процессе сбора. И последнее слово будет не за нами, ты знаешь. Решение примут на Земле,— она вернулась к работе.

Дервент закончил съемку наверху. На момент атаки в трактире находились четыре человека. Кроме владевшей им семьи здесь работала еще одна семейная пара. Количество погибших совпадало с регистрационными записями, найденными другой группой в ближайшем городе. Не была найдена только Ситва Пириви, двадцати лет от роду. Это ровным счетом ничего не значило. В момент атаки девушка могла уйти в другое место: в гости, по магазинам в ближайшем городке, или просто прогуляться в лесу. Тогда она погибла там, а не в трактире, где работала. Работа по заполнению бланков учета погибших не обещала идти споро. Люди много путешествовали, и по работе, и в качестве отдыха, и отнюдь не всегда место их гибели совпадало с местом жительства.

Ежедневная работа по съемке и идентификации десятков тысяч расчлененных трупов изматывала физически и морально. Не все смогли приспособиться к ней и вести себя так прагматично и по-деловому, как Дервент и Гудзон. Со временем многих потребовалось отправить на отдых, некоторых временно, а тех, кто так и не смог восстановить внутреннее равновесие, и насовсем. Но рабочие группы и команды обеспечения продолжали упорно работать. Количество идентифицированных погибших перешло с десятков на сотни тысяч.

А ответ так и не находился. Работавшие вместе с мобилизованными гражданскими специалистами военно-медицинские эксперты работали над всеми доступными им данными, цепляясь за малейшую возможность определить, кем же были исполнители этих невиданных по своей жестокости деяний. Палачи не оставили ничего, ни единого отпечатка ноги. Если они пользовались стрелковым оружием, то все гильзы или их фрагменты были ими подобраны, и определить их происхождение не представлялось возможным.

Ясно только одно: атакующие застали колонистов врасплох. Иначе не объяснишь полное отсутствие каких-либо свидетельств атаки в уцелевших записях. Если хоть кто-нибудь и оставил надпись на клочке бумаги или что-нибудь прошептал в диктофон, все это не уцелело. Создавалось впечатление, будто население целой планеты впало в столбняк, пока нападавшие методично делали свое черное дело. Группы следователей были специально проинструктированы насчет необходимости тщательного поиска любого рода свидетельств.

— Думаешь, где-нибудь должна сохраниться какая-нибудь запись? — спросил Дервент. Он уже закончил съемку трактира и расхаживал вокруг места, где когда-то был регистрационный стол, в то время как Гудзон заканчивала свою часть работы.— Рисунок, сделанный испуганным ребенком, или запись в закодированном файле.

— На планете не осталось ни одного целого файла, относящегося ко дню атаки,— сказала Гудзон, поднимаясь с колен.— Людей застали врасплох по всем статьям. Да, это кровавый кошмар, но я согласна с тобой. Каким бы шоком ни стало для населения такое нападение, кто-нибудь должен был оставить свидетельство, которое бы сохранилось,— она взглянула на товарища сквозь свои бесцветные имплантированные линзы.— Многого ведь нетребовалось. Пару слов: «Это сделали люди». Хватило бы и такой записи — для начала. Или «Здесь транксы, убивают вся и всех». Или «Высадились неизвестные инопланетяне». Хоть что-то!

Дервент кивнул, опустив камкордер, и пошел к выходу.

— Да, хоть бы что-нибудь. Сейчас у нас нет совсем ничего. И вряд ли мы услышим что-то новое от других групп.

Она покачала головой.

— Не так уж важно, работаешь ты в сельской местности, как мы, или в городе, как остальные. Везде одно и то же. Все мертвы, и нет улик, по которым можно было бы определить возможных виновников происшедшего,— она недобро улыбнулась.— Когда-нибудь кто-нибудь обязательно найдет хоть что-то. Невозможно уничтожить шестьсот тысяч человек, не оставив ни единого следа. Это вопрос времени.

— Скорей бы,— сказал Дервент, залезая в вездеход и садясь в кресло. Следующим пунктом в их маршруте значилась небольшая ферма, где выращивали овощи, в шести километрах к северо-западу от трактира. Он не сомневался, что там они увидят ту же самую картину.— Я слышал, люди на Земле и в колониях уже срывают зло на членах правительства. Неудивительно. Все хотят, чтобы у врага наконец появилось хоть какое-то лицо.

— Месть, возможно, и примитивное чувство, но, похоже, оно никогда не исчезнет.— Гудзон была ниже ростом, чем Дервент, и залезть в вездеход ей оказалось труднее. Когда солдаты заняли свои места, она пристегнула ремни, устроившись рядом с колллегой. Но сначала убедилась, что ее драгоценный диктофон крепко висит у нее на поясе.— Я бы своими руками выпотрошила пару-тройку тех, кто это сделал.

— Серьезно? — спросил он, когда двигатели вездехода запели, отрывая машину от поверхности.— Ты никогда не производила впечатления агрессивного человека.

Она оглядела его с ног до головы, приблизив к нему свое миниатюрное лицо. Трансплантированные линзы блестели, как кимберлийские бриллианты.

— Просто я никогда еще не видела две сотни мертвых детей, к тому же собранных в одном месте.

Дервент вспомнил школу и сжал зубы. Всему есть предел. Несмотря на свой внешний имидж стоика, он не меньше, чем все остальные, хотел найти кого-то, кто за это ответит. Ему хотелось кого-нибудь убить. Хотя, конечно, в первую очередь, он был профессионалом и гордился присущей его профессии беспристрастностью.

Но когда доходило до такого, он уже не мог сохранять даже видимость безразличия и отчужденности, как бы ни старался. В этот момент он был всего лишь человеком.

Глава девятая

Все разумные расы, когда до них дошла весть о кровавой бойне на Привале, разделили гнев и возмущение людей. Корабли транксов, пайтаров и квиллпов получили указания отслеживать любые незнакомые или редко встречающиеся разумные расы, чей технологический потенциал выглядел достаточным для проведения акта геноцида планетарного масштаба. Эту просьбу землян все восприняли с готовностью. Кроме того, транксы и пайтары по собственной инициативе отправили поисковые экспедиции, целью которых было найти неизвестную расу маниакально настроенных инопланетян.

Земляне считали также возможным, что истоки ужасного события лежат в области их собственной истории межрасовых конфликтов. Хотя, как и в любой другой колонии, на Привале обосновались разные этнические, социальные и религиозные группы, существовала вероятность, что какая-нибудь могущественная группировка, неважно, на Земле она базировалась или в отдаленной колонии, могла враждовать с другой, обосновавшейся на Привале, пусть даже противостояние и не декларировалось открыто. В отсутствие очевидных улик нельзя было отказываться ни от каких предположений. Любую теорию следовало проверить, любое мнение — обсудить.

Однако, несмотря на самоотверженные усилия людей и их союзников, в течение года бившихся над проблемой, до сих пор не удалось отыскать ни единой зацепки, которая смогла бы хоть как-то намекнуть на то, кто же совершил это невероятное преступление.

Исследования новых миров и колонизация, освоение космоса, входившего в сферу влияния Земли, резко затормозились. Воцарилась атмосфера ксенофобии и страха. Не много находилось смельчаков, согласных переселяться на другие планеты, зная при том, что палачи, уничтожившие шестьсот тысяч человек на Привале, до сих пор не найдены и не наказаны. Убийцы вполне могли точно так же уничтожить еще одну колонию землян, осмелься те обосноваться на какой-нибудь другой гостеприимной, никем незанятой планете.

На Земле и в колониях царили взаимные упреки и подозрительность. Как вообще могла произойти такая катастрофа, спрашивали друг друга люди. Кто был настолько небрежен в исполнении своих обязанностей? При отсутствии четких ответов обвинять можно было кого угодно. Много ни в чем не повинных людей, не допустивших никаких оплошностей, неизбежно стали козлами отпущения. И в прессе, и в личном общении все кивали друг на друга, разражались скандалы, сыпались взаимные обвинения, разрасталось количество судебных процессов по делам о клевете. Не появлялось только реальных ответов.

На Привале посменно работали команды военных и следователей, и, наконец, завершили свою работу. Одна за другой группы покидали гостеприимную планету с ее звенящими водопадами, журчащими ручьями и бесконечными лесами. Были проверены все гипотезы, вплоть до той, что на планете могла существовать некая развитая цивилизация, до поры до времени скрывавшаяся от колонистов, а затем неожиданно вышедшая из укрытий, чтобы уничтожить ничего не подозревавших людей. Наиболее развитой формой жизни на Ар-гусе-5 считались лесные ящероподобные существа с черными миндалевидными глазами и визгливыми голосами. Хотя они обладали некоторыми зачаточными способностями к использованию предметов в качестве инструментов, они не могли справиться даже с более глупыми, чем они сами, местными хищниками, которые превосходили их размерами, а потому на них охотились. И уж тем более ничего не смогли бы поделать с хорошо вооруженными землянами.

Релдмуртинджек был членом одной из групп транксов, предложивших людям помощь в расследовании тайны гибели колонии. Вместе с пайтарами, квиллпами и людьми насекомообразные работали на Привале, пытаясь найти хоть что-то, что пролило бы свет на произошедшее.

Исключительно упорядоченные транксы были шокированы, пожалуй, даже больше, чем их коллеги-люди. Такие вещи просто не должны происходить там, где властвуют разум и цивилизация. Безусловно, раздоры, противостояние и смерть разумных существ не являются чем-то невозможным, но они просто обязаны иметь свое объяснение, если не оправдание. Хотя объяснения пока найти не удалось, все равно оно наверняка существовало.

Релдмуртинджек работал в одном из относительно уцелевших административных зданий Вельда, когда увидел рослого землянина, направлявшегося к нему. До своего назначения сюда транкс никогда не встречался с людьми. Исследовать эту опустошенную планету в поисках улик было большой психологической нагрузкой даже для него, и он с трудом мог представить, каково пришлось первым группам людей, прибывшим сюда по делу и вдруг увидевшим развалины и тысячи трупов.

Как и большинство представителей своей расы, Релдмуртинджек много слышал про двуногих, но непосредственный контакт помог ему избавиться от наиболее абсурдных мифов, ходивших про этих разумных млекопитающих среди транксов. Люди не были громадными: они были просто высокого роста. Большинство из них не завязывалось узлами: просто они были более гибкими. Несмотря на свою странную прямую осанку, они не опирались на хвост, поскольку у них такового не имелось, и все-таки ухитрялись не падать. Или, по крайней мере, падали очень редко. Они легко возбуждались и раздражались, но могли быть и спокойными, приятными в общении. Правда, последнее лично ученый-транкс ставил под сомнение. За время своего пребывания на Привале он видел очень мало людей, чье состояние заслуживало название спокойного.

Приближавшийся к нему землянин выглядел беспокойным, но не нервничающим. Его звали Ли. За время совместной работы у них с Релдмуртинджеком установились дружеские отношения. Необычайно энергичный даже по человеческим меркам, Ли почему-то предпочитал общество транкса компании своих коллег, тем самым порядком удивляя Релдмуртинджека. Транкс надеялся, что скоро ему удастся выяснить причины такого странного явления.

Ли посмотрел сверху вниз на рабочее место Релдмуртинджека — просто небольшую выемку в полу. Помещение каким-то образом избежало сильных разрушений, хотя верхние два этажа здания обрушились. В небольшой нише находился рабочий стол, содержимое которого не пострадало. Все электронные приборы, установленные на столе, естественно, вышли из строя, и все-таки оставалась надежда найти какие-нибудь записи, надписи или еще что-нибудь, что пролило бы свет на произошедшее на планете. Используя сканер со встроенным переводчиком, Релдмуртинджек исследовал куски искусственной целлюлозы, аккуратно разложенные на три стопки.

— Что-нибудь есть? — спросил светловолосый человек, заранее зная ответ.

— Уцелело много информации, но она не имеет отношения к предмету нашего расследования,— ответил транкс.

Кивнув в знак понимания, землянин осторожно спустился на стилакритовый пол.

— Вы, ребята, очень хорошо справляетесь с такого рода работой. По-моему, я никогда не видел тебя уставшим или соскучившимся.

Релдмуртинджек попытался ответить на недавно освоенном земшарском, что давалось ему с таким же трудом, с каким землянин общался с ним на низко-транксском. Обычно их разговор состоял из смеси обоих языков, необычного сочетания тянущихся человеческих гласных и отрывистых щелчков и свистов, издаваемых транксами. Этот неуклюжий говор, находившийся только в стадии развития, неофициально окрестили симворечью, и название прижилось. Пока язык находился только в начальной стадии развития, но с каждым новым контактом между двумя расами разрастался все больше.

— Мы привычны к медленной и методичной работе,— пояснил транкс, не отрываясь от своего занятия. Он не счел нужным отвлекаться, поскольку у землян не существовало жестов, восприятие которых определяло бы смысл беседы. Для людей основным компонентом беседы служил звуковой компонент.— Кроме того, мы всегда рады помочь вам.

— Ты знаешь, что некоторые из моих сослуживцев, я не имею в виду себя, удивляются такому повороту. Вы и пайтары были первыми среди разумных рас, которые предложили помощь.— Выражение лица Ли было смущенным, однако Релдмуртинджек не настолько долго общался с землянами, чтобы научиться понимать бесчисленные вариации выражений их лиц.— Поговаривают — сам я, правда, в такое не верю,— что, быть может… надеюсь, ты не обидишься… что, быть может, это сделали какие-нибудь отщепенцы из числа твоих соплеменников.

Потребовалось мгновение, чтобы слова землянина дошли до сознания транкса, заставивтого задуматься, правильно ли он понял услышанное.

— Это? — спросил Релдмуртинджек, положив на пол все четыре инструмента, которые держал, и развернувшись лицом и усиками в сторону землянина.— Мне кажется, я правильно понял сказанное, хотя предпочел бы ошибиться.

Ли поднял обе руки, жест, незнакомый Релдмуртинджеку.

— Эй, так говорю не я! Я нисколько не верю в подобный вздор,— чтобы подчеркнуть свою позицию по этому вопросу, он издал двойной щелчок горлом.— Просто я считаю, ты должен знать о существовании такого рода толков. Естественно, они не относятся к тебе лично. Речь идет просто о неких неизвестных транксах, которые гипотетически могли принимать участие в разыгравшейся здесь трагедии.

— В таких словах как раз и заключается трагедия, но она не имеет никакого отношения к случившемуся здесь,— сказал транкс, неторопливо кивнув. Этот земной жест уже хорошо был знаком ему. Потом ученый вернулся к своей работе.

Землянин неуверенно подошел было поближе, но, передумав, вернулся на прежнее место.

— Я ни капли не верю в подобную болтовню. Она лишена всякого смысла. Зачем транксу вообще, какому угодно транксу, участвовать в этой бойне? Не ради же колонизации новых планет. Вам и на Земле-то прохладно, даже в тропиках. А здесь вам неуютно даже в летний день, такой, как сегодня. А большую часть года вы бы тут просто замерзали.

— Безусловно,— согласился Релдмуртинджек, пытаясь поплотнее запахнуть на груди теплую одежду.— Нам нет никакого прока с подобного мира.

— К тому же наши расы вступили в контакт более полувека назад и до сих пор не случалось никаких крупных конфликтов. Не более чем ругань ксенофобов с обеих сторон,— сказал землянин и замолчал.

Поняв, что Ли ждет ответа, транкс высказал мысль, которую двуногий и ожидал услышать.

— Те из транксов, которые относятся к вам с подозрением и не желают вступать с вами в контакт, просто опасаются человеческой непредсказуемости.

— Значит, речь не идет о нашей склонности к насилию? — спросил Ли, нахмурившись.

— Нет. Поскольку мы знаем, что агрессивность не является чем-то необычным для разумных существ, мы не очень удивились, обнаружив ее у вас. Наши предки воевали друг с другом так же безжалостно, как и ваши. Кроме того, мы уже в течение двух с половиной сотен ваших лет имеем дело с куда более агрессивными, чем люди, а-аннами. Правда, действия а-аннов более предсказуемы, чем ваши,— он оторвался от работы.— Или же наши способы адекватного понимания друг друга еще находятся в стадии зарождения.

Встав на колени рядом с насекомообразным, Ли почувствовал приятный аромат гардении.

— Послушай, я просто хочу извиниться за своих друзей. Ты должен понимать, что любой человек, будь он здесь, на Земле, или в любой из колоний, очень разочарован нашим бессилием найти тех, кто совершил все эти злодеяния.

Блестящие фасетчатые глаза внимательно оглядели загадочно изменчивое лицо инопланетянина. Релдмуртинджек не мог понять, что скрывается за выражением этого лица, но уловил тревогу в голосе млекопитающего.

— Мы тоже очень разочарованы, но стараемся не делать беспочвенных предположений.

— Это в натуре человека,— Ли смущенно отвел взгляд.— Если виновник отсутствует — обвиняй кого попало. Боюсь, пока мы не найдем истинных виновников, положение не изменится.

— Значит, подобная ситуация временно ухудшит добрые взаимоотношения между нашими расами,— сказал транкс своим неизменно мягким голосом.— Поскольку мои соотечественники нашли здесь ничуть не больше, чем твои.

Некоторое время они сидели молча. Потом Ли заговорил.

— Некоторых из нас поразило, что из всех разумных рас, способных оказать помощь, лишь а-анны не стали посылать сюда поисковых команд.

— Кил!кк, а нас это не удивило. А-анны — коварная и опасная раса. Они пойдут на убийство, если им это выгодно, и отступят, принося кучу извинений, если встретят серьезный отпор. Поэтому общение с ними может довести до бешенства. Сегодня они готовы к жесткой, но честной торговле, а завтра нападают из засады и убивают. Если же поймать их с поличным, они мастерски изображают раскаяние. Поскольку, общаясь с ними, нельзя быть уверенными ни в чем, приходится все время держаться настороже.

Ли задумчиво взглянул на него.

— Ты не первый, кто подозревает а-аннов. Пока загадка не раскрыта, все под подозрением. Даже ренегаты из числа людей.

Такое заявление шокировало транкса.

— Вы можете подозревать в подобной жестокости своих соплеменников?

— Нечто подобное уже случалось в истории человечества. Мы называем то время первой и второй эпохами Темных Веков.

— Но зачем? Какие у людей могут быть мотивы?

Ли принял более удобную позу, поскольку у него затекли ноги.

— Ты уже говорил о ваших ксенофобах, которые хотят свести контакты с нашей расой к минимуму. Наши ксенофобы куда активнее. Есть фанатики, готовые сделать все что угодно, лишь бы не дать нашим народам сблизиться,— он обвел рукой панораму разрушений вокруг.— Нельзя исключать вероятность того, что они могли прибегнуть даже к таким экстремальным мерам, чтобы свалить потом ответственность на транксов. Или на всех нелюдей вообще.

— Значит, и впрямь имеется вариант мотивации,— хотя транкс и произнес эти слова, сама возможность того, что описанный землянином сценарий может оказаться реальностью, не укладывалась в его сознании.

— Мотивации, но не способов исполнения,— сказал Ли, поерзав на жестком полу.— Конечно, у фанатиков есть могущественные покровители, которые не афишируют свою помощь, но трудно представить, чтобы они могли создать военизированную организацию, способную провести операцию такого масштаба. Тем более — уничтожить все следы своего пребывания здесь. То, что случилось в Амазонском улье,— одно. Уничтожить все население целой колонии — другое. Изложенная мной гипотеза отвечает только на один вопрос.

— Какой именно? — спросил Релдмуртинджек, сделав жест, означающий неуверенность.— Их так много.

Ли не уловил нотку юмора в этой фразе.

— Насчет того, каким образом нападавшим удалась совершенно внезапная атака. Батальоны землян, пусть даже до зубов вооруженных, не вызовут подозрений. До тех пор, пока уже не будет слишком поздно. Они с легкостью могут рассредоточиться по колонии, чтобы по некому заранее обусловленному сигналу нанести одновременный удар. Факт же их предательства исчезнет вместе с людьми, которые смогли бы его засвидетельствовать.

Помолчав, он сухо добавил:

— Я же говорил, при отсутствии подозреваемых подозреваются все. Даже мы сами.

— Я рад, что мы, транксы, не одиноки.— Релдмуртинджек имел хорошо развитое чувство сарказма.— Хотя лучше бы вам нажать на а-аннов, используя тот факт, что они отказались участвовать в коллективном расследовании. А еще вы должны получше следить за близлежащим космосом в остальных ваших колониях.

— Все, начиная с Новой Ривьеры и кончая Кашалотом, находятся в состоянии полной готовности,— заверил Ли.— Любой прибывающий корабль проходит проверки и карантины, о которых пару лет назад нельзя было и подумать. Это огромное неудобство, конечно, но большинство людей понимает необходимость чрезвычайных мер.

— Лучше неудобства, чем геноцид.— Релдмуртинджек просмотрел очередной листок уже хорошо знакомого ему материала, используемого землянами для письма, и переложил его в одну из трех стопок, которые медленно росли позади него.— Нет ли каких-нибудь вестей из координационного совета?

Прислонившись спиной к оплавленной груде пластика, которая когда-то была столом, Ли вздохнул. Все они уже давно устали от бесплодных поисков. Прилетая на орбиту Привала, каждый думал, что именно он станет героем, который найдет разгадку страшной тайны, и это наполняло вновь прибывших энергией и энтузиазмом. Но дни превращались в недели и месяцы, и нетерпение сменялось неуверенностью, затем — смирением, а в конце концов превращалось в некое профессиональное безразличие. Никто уже не думал, что следующий файл, коробка с бумагами или руины очередного здания дадут что-нибудь большее, чем привычная рутинная работа. Ли с интересом думал, испытывают ли транксы похожие эмоции. Даже если это было и так, они ничем не показывали своих чувств, по крайней мере, в понятной людям манере.

— Нет,— ответил Ли.— Абсолютно ничего. Я слышал, группа квиллпов, работавшая в восточном секторе Чагос Доуна, нашла остатки потерпевшего крушение неземного шаттла. Однако потом оказалось, что это местный аппарат, зарегистрированный на частное лицо, причем непригодный для орбитальных полетов. И на сто процентов разработанный и изготовленный людьми. На нем не нашли никаких остатков вооружения или боеприпасов, поэтому это совершенно точно местный аппарат,— добавил он, предугадав еще не заданный транксом вопрос.

Насекомообразного заинтересовала новость.

— Мои соплеменники не имеют частных шаттлов. Есть суборбитальные аппараты, способные развивать весьма большую скорость, но ни один из них не способен выйти за пределы атмосферы. Собственные орбитальные перевозки может позволить себе только целый улей.

— В этом вопросе мы с вами расходимся. У нас есть крупные неправительственные организации, которые занимаются торговлей и перевозками. У них имеются транспортные корабли, естественно, оборудованные шаттлами для полетов с орбиты и обратно. Иногда даже отдельные люди, очень богатые, приобретают межпланетные корабли, в комплект снаряжения которых входят шаттлы. Поэтому в несчастных случаях нет ничего удивительного. Скорее всего, и с находкой квиллпов дело обстоит именно так. Помнишь, я говорил тебе о возможности нападения на колонию фанатиков-ксенофобов из числа людей? Первое, что надо сделать, чтобы проверить эту гипотезу,— отследить возможность несанкционированных межзвездных перевозок, в число намерений которых входит и посадка шаттлов на планету.

Релдмуртинджек знаком показал, что понял.

— Значит, ничего?

— Ничего,— ответил Ли, покачав головой.— Только слухи, что деньги и решимость продолжать работу здесь подходят к концу. На Земле и в колониях достаточно людей, которые хотели бы направить силы и ресурсы в других направлениях.

— Например, для поиска расы, которую можно было бы обвинить в происшедшем.

Ли не стал оспаривать реплику. Да и как он мог, если замечание можно было отнести даже к нему самому?

— Боюсь, что так.

— Не будет ли это на руку тем самым ренегатам из числа людей, если они и вправду ответственны за случившееся? — Иструки и стопоруки транкса продолжали легкими изящными движениями работать с обломками.

— Возможно. Я надеюсь, те, кто уполномочен принимать решения, учтут такое соображение при вынесении окончательного вердикта. Лично я не хотел бы видеть, как последние люди покидают здешний прекрасный мир, так и не найдя никаких ответов на вопросы.— Л и встал и оглядел развалины вокруг.

— Ты сказал «покидают». Если я правильно понял значение слова, ваше правительство не планирует повторно колонизировать планету?

Ли изумленно посмотрел на насекомообразное. Затем до него дошло, что транксы, без сомнения, имеют другую точку зрения на подобные вопросы, как и на многие другие.

— Планируют или нет — не имеет значения. Ни один человек не сможет поселиться здесь, как бы тут ни было выгодно или удобно. Несмотря на свою красоту, Привал в глазах людей стал миром смерти. Мы… не всегда логичны в такого рода вопросах. Любой из моих соплеменников при одной мысли о возможности колонизировать систему Аргуса в первую очередь подумает о том, что здесь случилось. Вряд ли найдется много желающих жить в окружении душ шестисот тысяч погибших.

— Окружение душ? А где это? Рядом с Вельдом?

Несмотря на всю серьезность разговора, Ли улыбнулся.

— Это не административный округ, а состояние сознания. Просто поверь мне на слово. Никто не прилетит сюда, пока не будет точно знать, что произошло с его предшественниками. И даже когда узнают, вряд ли полетят.

— Шестьсот тысяч погибших,— повторил Релдмуртинджек на низко-транксском. Для Ли эта печальная мантра выглядела как последовательность еле уловимых шепотов в обрамлении музыкальных щелчков и свистов. На транксском фраза звучала даже более тревожно, чем на земшарском.— Все погибшие опознаны?

— Около двадцати двух тысяч, как предполагается, обгорели или получили другие повреждения, делающие опознание невозможным.— Хотя молодому ученому, как и всем его коллегам, приходилось каждый день иметь дело с подобной информацией, легче ему не становилось. Шестьсот… тысяч… Это не поддавалось никакому разумению.

Что касалось двадцати двух тысяч пропавших без вести, они не входили в официальные списки погибших. По ним не отслужат заупокойную, и памятник на их могиле будет безымянным. Ли видел уцелевшие записи, картины и рисунки в школах и домах. Лица погибших чередой проплывали перед ним: открытые глаза ни в чем не повинных людей, не ведающих, какая судьба им уготована. Тяжесть от осознания их смерти была огромна.

Внезапно ему захотелось убежать отсюда. С него хватит. Пусть кто-нибудь другой поиграет в героя. Пусть великую загадку откроет кто-то более проницательный, чем он, обретя тем самым великую славу. С трудом встав на ноги, Ли посмотрел на трудолюбивого транкса, который методично продолжал свою работу.

— Все. С меня хватит. Я сделал все, что мог. Я собираюсь подать заявление об уходе. Не могу здесь больше находиться,— сказал Ли. Вид работающего транкса помогал ему не видеть окружающего хаоса и разрушений, не слышать возникающих в его сознании криков умирающих и не видеть перед собой их лиц, беспомощных и испуганных.

Релдмуртинджек оторвался от работы. Сердцевидная голова транкса повернулась в сторону человека, оглядев его с ног до головы. Хитиновое тело ученого тускло поблескивало в свете, проникающем через разрушенные перекрытия.

— Соседство с душами погибших начинает на тебя воздействовать?

— Что-то вроде.— Ли, оглядевшись, не смотрит ли кто-нибудь из работающих поблизости коллег-землян, понизил голос: — Я надеюсь, ответ найдет кто-нибудь из ваших. Из транксов.

Релдмуртинджек жестом выразил удивление, хотя знал, что человек, по всей вероятности, недостаточно знаком с языком жестов, присущим транксам, чтобы понять смысл движения.

— Почему? Какое это значение имеет по сравнению с собственно решением проблемы?

— Потому что я не хочу думать, будто это сделал кто-нибудь из вас. Даже воображаемая группа фанатиков. Потому что мне понравилось общаться с тобой и твоими соплеменниками. Потому что, в отличие от моих ни в чем не уверенных и всех подозревающих коллег, друзей и родственников, я хочу, чтобы отношения между нашими расами развивались,— он протянул руку к гладкой, блестящей голове инсектоида.— Потому что ты мне нравишься.

Развернув свое негибкое тело настолько, насколько мог, Релдмуртинджек коснулся человеческой руки усиками. Это был жест приветствия и прощания, получивший распространение среди общающихся между собой млекопитающих и инсектоидов. Он позволял компенсировать простительную для людей нехватку сенсорной чувствительности. Улыбнувшись, Ли развернулся и пошел в сторону землян.

Релдмуртинджек еще мгновение смотрел на него, затем вернулся к работе. Как всегда, труд был монотонным, утомительным и безнадежным, но он понял, что ему как транксу он дается легче.

Глава десятая

Неуклюже вывалившийся из плюс-пространства рядом с Аргусом-7 небольшой потрепанный корабль выглядел весьма неказистым с точки зрения современного космического кораблестроения. Параболический отражатель плюс-пространственного двигателя был установлен из рук вон плохо, что говорило о низком техническом уровне изготовившей его цивилизации. Признаки борьбы творцов аппарата с нехваткой соответствующих технологий усматривались и на корпусе. Корабль в подметки не годился любому из тех, что изготавливали земляне, транксы или а-анны.

Но он не был заброшенным. Он двигался, им управляли его создатели, которые имели право гордиться достижениями своей науки. Маленьким, но вполне ощутимым успехом своей цивилизации.

Аноп-пата не пользовались широкой известностью среди рас, освоивших межзвездные перелеты. Они населяли одну-единственную звездную систему, называя свое солнце Анатой, по имени Высшего Существа, которое, по легенде, было их предком. Они не имели снаряжения для исследований в глубоком космосе и запускали не более одного-двух кораблей одновременно, чтобы поддерживать отношения с куда более могущественными разумными существами, населяющими этот рукав Галактики. Люди знали о них, по большей части, от транксов, которые поддерживали отношения с аноп-пата уже около ста лет.

Аноп-пата не отличались высокомерием и не представляли ни для кого угрозы, считая поддержание даже формальных взаимоотношений с другими расами слишком обременительным для своих сил и ресурсов. Хотя они могли бы стать легкой добычей для таких агрессивных существ, как а-анны, весь их мир и его окрестности не стоили усилий, которые пришлось бы потратить на его завоевание. Такая очевидная никчемность стала залогом их независимости.

Временами они посылали один из немногих имевшихся у них межзвездных кораблей в исследовательские полеты. Они не искали ресурсов, которые все равно не смогли бы разрабатывать, или миров, которые не в состоянии были бы заселить. Просто, как и все разумные существа, они отличались любопытством, пусть и несколько боязливым. Привал заинтересовал их не потому, что с колонией землян на этой планете случилась беда, а просто потому, что мир находился в пределах ограниченного радиуса действия их кораблей. Конечно, они знали о произошедшей здесь катастрофе. Любая раса, овладевшая техникой перемещения в плюс-пространстве или минус-пространственной связью, знала о случившемся.

Прибытие аноп-пата не осталось незамеченным. Один из двух военных кораблей землян, остававшихся на орбите Привала, зарегистрировал их появление. Аналитикам на борту «Чаки» потребовалось несколько секунд, чтобы определить принадлежность корабля.

Как только наладилась связь и команду инопланетника опознали как аноп-пата, прилетевшим разрешили действовать на свое усмотрение. Посещение поверхности не запрещалось, но заранее оговаривалось, что любая команда, намеревающаяся высадиться, должна пройти проверку и получить разрешение от военных экспертов «Чаки». Аноп-пата с готовностью подчинились всем требованиям, не имея ни малейшего желания конфликтовать со значительно превосходившими их в могуществе землянами. На небольшом кораблике не было практически никакого оружия, и единственной защитой аноп-пата служила их очевидная беспомощность. Тем не менее за всеми их действиями следила высокоточная аппаратура на обоих кораблях землян. Хотя с момента гибели колонии на Привале прошло около года, все помнили, что одним из главных факторов успеха неведомых агрессоров стала полная неожиданность. Пусть аноп-пата и их жалкое суденышко выглядели абсолютно безвредными, люди все-таки решили внимательно следить за ними до тех пор, пока они не покинут систему или не перейдут в плюс-пространство.

Аноп-пата предпочли воздержаться от посещения планеты. Их шаттл имел возможность совершить ограниченное количество подобного рода путешествий, и они решили не тратить ресурсы на непосредственный осмотр планеты, об ужасной судьбе которой столько слышали. Вместо этого перешли на низкую орбиту, минимально возможную для их корабля, и провели наблюдения оттуда, хотя сочли климат отличным, а гравитацию — небольшой.

После недели работы аноп-пата решили, что их умеренные запросы в области научных исследований удовлетворены. Сигнал об их намерении покинуть орбиту зарегистрировал офицер на борту «Чаки» и дал разрешение на проведение исследований в оставшейся части системы Аргуса. Непритязательные инопланетные ученые куда более интересовались исследованием Аргуса-6, гигантской газовой планеты с необычным строением. Несмотря на близость его орбиты к орбите Привала, этот полосатый шар не оказывал сколько-нибудь значительного гравитационного влияния на своего куда более привлекательного соседа, что указывало на отсутствие у планеты твердого ядра. Хотя изрядное количество информации об Аргусе-6, как и обо всей остальной системе, можно было бы получить от землян, аноп-пата предпочли провести собственные исследования.

Потихоньку удаляясь от Привала, штурманы аноп-пата проложили курс, который позволял им с минимальными затратами энергии перейти на орбиту Аргуса-6 в течение двух дней. Они шли на малой тяге, и низкая скорость движения, помимо всего прочего, позволяла им провести телеметрические исследования двух лун Аргуса-5. Эти небольшие скалистые планетки, лишенные атмосферы и ничем не примечательные с астрономической точки зрения, никогда не служили объектом интереса колонистов. Их размер, форма, состав в свое время автоматически зафиксировались — и забылись, затерявшись в тени великолепного мира, спутниками которого они являлись.

Аноп-пата не обладали столь развитой технологией, как земляне, но были более дотошными. Их ученые, которые еще не достигли земных вершин знаний, имели другую большую добродетель — терпение. Поэтому они не стали сразу разгонять корабль, чтобы иметь возможность провести исследования.

Они как раз проходили мимо меньшей из лун, находившейся на внутренней орбите, когда одной из ученых показалось, что ее приборы зарегистрировали аномалию. Остальные не обратили на это внимания, но она продолжала упорствовать и выяснила направление и диапазон сигнала. Упорство ее оказалось вознаграждено, когда непосредственный начальник заинтересовался результатами работы, сначала скептически, а затем жадно уставившись на показания приборов. Он был удивлен и озадачен.

Об электромагнитной аномалии доложили командовавшей кораблем семье, и после некоторых споров было решено остановиться рядом с луной, чтобы исследовать аномалию, а уж потом лететь к шестой планете. Такое небольшое исследование, вероятно, не отняло бы много сил и средств. По причине отсутствия атмосферы и очень низкой гравитации даже не требовалось использовать шаттл, вполне хватило бы двух небольших аппаратов, предназначенных для ремонтных работ в открытом космосе. Каждый такой корабль мог вместить четырех членов экипажа, однако для нормальной работы достало бы и двоих.

Бесшумно выйдя из шлюзов, кораблики включили свои небольшие двигатели и с помощью тщательно рассчитанных небольших импульсов тяги начали приближаться к шершавой поверхности эллипсовидной луны. Интенсивность сигнала, послужившего поводом к незапланированной остановке, не увеличивалась, что дало повод думать о его природном происхождении.

Но все оказалось совсем не так. Пилот первого корабля изменил курс, выйдя на визуальный контакт с объектом, от которого исходило излучение, и приказал напарнику сделать то же самое. Между ними и главным кораблем начались боязливые переговоры.

— Это какой-то звездолет, Вторая Мать.— Пилот и его помощник не нуждались в приборах, чтобы прийти к подобному заключению. Силуэт, висевший над кратером, был безусловно искусственного происхождения.

— Ты его идентифицировать можешь, Двенадцатый Сын? — последовал опасливый вопрос.

Оба аноп-пата поглядели на неподвижный объект спереди и снизу от их суденышка.

— Он не наш. Это очевидно для меня,— сказал помощник.

— На связи Сороковая Дочь. Он может быть земным, ведь он на луне, которая вокруг принадлежащей землянам планеты вращается.

— Ты резонно говоришь, Сороковая Дочь. Однако он может принадлежать и любой расе, в космосе путешествующей. В том числе неизвестным разумным, которые население целого мира умертвили.

Да, гипотеза казалась логичной и сильно встревожила пилотов. Хотя они не видели на борту неопознанного аппарата никаких признаков активности или признаков того, что присутствие аноп-пата заметили.

— Он мал весьма,— высказался пилот второго корабля.— Не больше моего ремонтника. И не способен путешествовать в плюс-пространстве, похоже.

Его коллега на другом суденышке подхватил:

— Не виднеется никакого отражателя или чего-либо подобного. Вы глядит старым, очень. Если бы увидел такое где-нибудь еще, не подумал бы, что оно вообще летать способно. Выглядит, словно находится в точке окончания торможения синхронной орбиты. Если б не ничтожное притяжение луны, он давно бы о поверхность разбился.— Когда ответа не последовало, пилот задумчиво спросил: — Должны ли мы ближе его осмотреть?

На этот раз молчание командира было понятным. Командующая кораблем семья хотела обсудить вопрос между собой и с главами других семей. Пилот даже не знал, радоваться ему или горевать, когда получил подтверждение.

— По возможности дистанцию сохраняйте. Если будет любой намек на неприятности или враждебное поведение, бегите. Наше дело — исследовать, и вы произведете замеры, которые потом мы землянам передадим.

Двенадцатый Сын подождал, пока Сороковая Дочь подведет свой маленький кораблик к его суденышку. Бок о бок они начали приближаться к безмолвному и неподвижному инопланетному аппарату. «Нет, не безмолвному»,— напомнил он себе. Корабль продолжал излучать тихое прерывистое электронное бормотание.

Что, если это корабль-разведчик неизвестной расы, опустошившей Аргус-5? Пилот чувствовал, как сзади дрожит его помощник. Они расходовали огромное количество нервной энергии. Сороковая Дочь и ее помощник наверняка чувствовали сейчас то же самое. Ему хотелось немедленно развернуться и улететь подальше от мрачного мертвого места, вернуться на корабль, к своей семье. Ему хотелось, но он не сбежал. Аноп-пата не были особыми храбрецами, но обладали недюжинным упорством. Частенько только страх, что над ними станут смеяться, удерживал их от бегства.

Вскоре корабли подлетели к инопланетному аппарату достаточно близко, чтобы коснуться его манипуляторами… Если, конечно, у пилотов достанет на такое духу.

— Что с излучением? — спросила Сороковая Дочь.

— Не изменилось,— ответили с базового корабля.— Корабль не реагирует?

— Никак,— доложил Двенадцатый Сын.— Движения никакого, видимых внешних или внутренних источников света никаких.— Он аккуратно подвел свой корабль к борту инопланетного и остановился.— Возможно, я шлюз нашел. Закрыт он. Можно мне на корабль вернуться? — жалобно спросил он.

— Нет. Семьи желают получить информацию. Убедительную информацию.

— Убедительная информация состоит в том, что нет здесь ничего живого,— проворчал помощник Двенадцатого

Сына.— Только фоновое излучение. Нет ничего, что с уверенностью можно сигналом назвать. Энергия излучается испорченным оборудованием наверняка. Пусть люди сами дальнейшие исследования проведут.— Повернув круглую, густо покрытую шерстью голову, он оглядел окружавшую их мрачную обстановку.— Гнетущее место. Мертвый корабль на умирающей орбите над мертвой луной.

— Нам убедительная информация требуется,— приказ с корабля был отдан спокойным, не подлежащим обсуждению тоном.— Устройство для открытия шлюза снаружи ищите. Открыть его попытайтесь.

— Даже не зная, дышат ли создатели корабля кислородом,— проворчала Сороковая Дочь, передвигая манипуляторы своего корабля туда, где Двенадцатый Сын обнаружил шлюз.

К несчастью, они обнаружили именно тот тип управления шлюзовым механизмом, который ждали. Требующий работы непосредственно руками — или манипуляторами. Наконец крышка соскользнула в сторону, открылся небольшой шлюз. Оба пилота передвинули свои суденышки так, чтобы можно было осветить шлюзовое помещение и рассмотреть его. Пока они не могли понять происхождение чужого корабля и с ужасом ожидали следующих приказаний. Те не заставили себя долго ждать.

— Внутрь входите. Необходимо источник излучения установить.

— Я на посту снаружи останусь,— с готовностью предложил Двенадцатый Сын.

— Нет,— возразила Сороковая Дочь.— У тебя больше опыта в такого рода исследованиях. Ты входишь, а снаружи я слежу.

Их спор прервал приказ, отданный с корабля.

— Входят Двенадцатый Сын и Тридцать Первый Сын. Сороковая Дочь на посту снаружи. Будьте осторожны.

— «Будьте осторожны»,— горько проворчал Двенадцатый Сын, отстегивая ремни безопасности. Следом за помощником он двинулся к шлюзу своего ремонтника.

Размеры тесного помещения сильно затрудняли процесс облачения в скафандры для наружных работ. В обычной ситуации в костюмы влезали в шлюзе главного корабля, где было намного больше места. Когда они отправлялись на задание, никто не предполагал, что потребуется надевать скафандры. После некоторых усилий и неуклюжих танцев друг вокруг друга пилоты наконец оделись.

Прежде чем выйти наружу, они крепко обнялись.

Слабой гравитации луны все же хватало, чтобы не дать инопланетному кораблю улететь в открытый космос. Ее наличие позволило храбрецам медленно подплыть к изогнутой поверхности корпуса. Впереди неясно поблескивало отверстие шлюза. Сзади и сверху в иллюминаторе второго корабля виднелись озабоченные лица Сороковой Дочери и ее напарника, которые с опаской следили за продвижением разведчиков.

Что ж, чем раньше они закончат осмотр, тем быстрее вернутся в тепло и комфорт родного корабля. Двенадцатый Сын шел впереди. В его сознание непрошеными гостями ломились воспоминания об опустошенной планете, вокруг которой вращалась эта луна. Кто-то или что-то уничтожило без остатка население, на первый взгляд, благодатного мира. Конечно, шестьсот тысяч погибших были для них чужими, но это были разумные теплокровные, такие же, как и аноп-пата. Что бы их ни уничтожило, оно вряд ли будет особо разборчиво в выборе объекта для новой атаки. По правде говоря, корабль, на который они направлялись, не выглядел особо внушительно, да и при его размерах вряд ли на борту могло оказаться оружие массового поражения или множество воинственно настроенных существ, даже размером с самих аноп-пата. Но вопрос нетолько в количестве. Двенадцатому Сыну очень не хотелось столкнуться даже с одним-единственным инопланетянином, обуреваемым жаждой убийства.

Проникнув в шлюз, пилоты осмотрели механизм его управления и пришли к выводу, что, как и весь брошенный корабль, он создан существами, превосходящими в технических достижениях их собственную расу. Двенадцатый Сын не очень понял, успокоило это его или испугало еще больше. Он стал рассматривать черный экран, пытаясь определить его назначение, вт о время как его помощник изучал систему запоров внутренней двери. Конструкция и материал экрана выглядели куда совершеннее любого из тех, что имелись на борту их базового корабля.

Тридцать Первый Сын повернулся к товарищу и посмотрел на него сквозь прозрачную сферу шлема:

— На корабле атмосферы не осталось. Если и была когда-то, то уже улетучилась вся.

— Значит, на борту никого.— Подойдя к внутренней двери, Двенадцатый Сын провел четырьмя пухленькими пальцами по ее кромке. Вдали от наружного люка царила почти полная темнота.— Может, его случайно с пятой планеты запустили. Или с корабля землян. Или с корабля нападавших. Или это действительно брошенный корабль, здесь уже невесть сколько поколений пребывающий.

— Не очень много. Люди не так давно этот мир колонизировали,— напомнил Тридцать Первый Сын.

— Я знаю, но…

Он невольно взвизгнул и отпрыгнул, когда внутренняя дверь вдруг начала открываться. При такой слабой гравитации помощник пилота непременно разбил бы себе голову о потолок, если бы Тридцать Первый Сын, стоящий наготове, не перехватил его за ногу в полете. Он потянул товарища вниз, но Двенадцатый вырвался, перекувырнулся и встал на ноги уже во внешнем шлюзе.

— Что, что у вас происходит? — зазвучал тревожный голос Сороковой Дочери, искаженный примитивными наушниками их шлемов.

— Внутренняя дверь — вращающаяся,— сообщил Двенадцатый Сын, постепенно вновь обретая потерянное равновесие, как физическое, так и психическое. Оба пилота заставили себя остановиться во внешнем шлюзе, наблюдать и ждать.

Внутренняя дверь продолжала открываться, пока не отворилась полностью. Через нее стал виден коридор и какое-то оборудование, еще менее понятное на вид. Тускло светились несколько огоньков. Атмосферы не было, ничто не двигалось.

— Когда ты инструменты управления ощупывал, ты мог что-нибудь задеть,— напомнил Тридцать Первый Сын. Все еще тяжело дышащий помощник не ответил, и пилот добавил: — Мы должны внутреннее помещение осмотреть.

— Я бы предпочел не делать этого,— сказал Двенадцатый Сын, глядя мимо его плеча.

Тридцать Первый Сын не отличался большой впечатлительностью, и при нынешних обстоятельствах это давало ему определенное преимущество.

— Мы должны осмотр произвести,— заявил он твердо.— Если, получив внезапно такую возможность, мы упустим ее, нас накажут.

— Никто же не узнает о… ох, подожди.— пробормотал уныло Двенадцатый Сын. Они ведь уже сообщили на корабль, что внутренняя дверь открылась. Даже если бы Тридцать Первый Сын согласился вернуться, дороги назад не было. Помощник пилота нерешительно двинулся в сторону зловещей пасти внутренней двери.

Отсутствие атмосферы обнадеживало. Скорее всего, на всем корабле не осталось ничего живого. Держась бок о бок, аноп-пата вошли внутрь, и с каждым шагом их уверенность крепла, вытесняя остатки беспокойства. С точки зрения технологии корабль поражал своей примитивностью по сравнению с известными им образцами современной техники землян, транксов или а-аннов, но, тем не менее, значительно превосходил их собственный корабль.

Внезапно пилоту пришла в голову мысль, что, если люди не знают об этом судне, то аноп-пата могут претендовать на него по праву нашедших. Исследуя же пустой брошенный корабль, можно многому научиться. Конечно, в зависимости оттого, насколько он сложен. Чужие технологии могут оказаться бесполезными для тех, кто их нашел, если находятся за пределами их понимания.

Тридцать Первый Сын столкнулся с ним, чуть не сбив с ног. Двенадцатый раздраженно обернулся к своему напарнику.

— Под ноги смотри! И не жмись ко мне так. Здесь места более чем достаточно для нас двоих.

Вдруг он заметил, что шерсть на голове и шее его напарника встала дыбом. Тридцать Первый Сын смотрел влево и показывал туда пальцем.

— Ты имеешь в виду, для нас троих?

Из тени поднялась какая-то фигура. И продолжала подниматься, пока не встала в полный рост над головами перепуганных аноп-пата. Впавший в панику Двенадцатый Сын не мог ни бежать, ни прятаться. Существо казалось вчетверо тяжелее его сородичей и имело две руки и две ноги, намного длинней, чем у аноп-пата. Часть головы, видневшаяся сквозь пластик шлема, была почти такая же лохматая, как у них самих, но глаза были слишком маленькими, а рот — большим. Когда аноп-пата получше разглядели черты лица в слабом свете внутреннего помещения, оба товарища расслабились.

Землянин! Значит, они наткнулись на земной корабль. По крайней мере, это было наиболее вероятным предположением. Но откуда он здесь взялся и почему на борту находился только один человек? Если бы один из военных крейсеров на орбите запустил исследовательский корабль, на его борту имелось бы несколько ученых. И зачем человек находится здесь в скафандре, а не работает в отсеке, в котором можно сохранять атмосферу? Или произошла катастрофа? Может, они наткнулись на исследовательский корабль землян, который потерпел крушение и застрял здесь? А может — хотя такую возможность Двенадцатый Сын с трудом себе представлял,— судно застало здесь нападение на Привал неизвестных агрессоров, уничтоживших все население планеты? И его команда выжила, поскольку действовавшие с маниакальной тщательностью агрессоры просто не обнаружили корабль…

Однако команды пилот не видел. Поглядев мимо единственной шатающейся фигуры, он не увидел никого, кто бы стоял, сидел или лежал. Корабль мог вместить несколько членов экипажа из существ размером с землян и, возможно, они находились в другом отсеке. Если корабль застрял здесь со времени нападения на пятую планету, корабельные запасы уже должны были быть на исходе. Команда могла надеть скафандры для того, чтобы сэкономить воздух. Пилот знал, что системы жизнеобеспечения такого маленького корабля не смогли бы долго обеспечивать выживание экипажа.

Хотя, безусловно, это зависело от численности экипажа. Чем команда меньше, тем на большее время хватит запасов. Аноп-пата еще раз посмотрел на неуклюжую фигуру человека. Пока незаметно никаких признаков того, что здесь еще кто-нибудь есть.

— Почему он связь наладить не пытается? — спросил Тридцать Первый Сын, пристально глядя на землянина. Он впервые видел представителя человеческой расы не по каналу связи или в учебнике.

— Возможно, он нас не видит,— сказал Двенадцатый Сын, размышляя, как ему себя вести.— Или ему запрещено общаться непосредственно и он разрешения старших ожидает.

— Быть может,— согласился Тридцать Первый Сын.— Но не видеть нас он не может. Мы же прямо перед ним стоим.

— Возможно, ему правила с нами общаться запрещают. Так себя а-анны ведут, а иногда и транксы. Мы о расе людей намного меньше знаем, чем об остальных.

— И что же нам делать теперь? Стоять здесь и ждать, когда все остальные покажутся? — Тридцать Первый Сын нервно огляделся.— Мне здесь не нравится. Я обратно на корабль хочу.

— Я не меньше твоего туда хочу.

«К черту правила!» — подумал Двенадцатый Сын. Он не собирается стоять здесь целую вечность и ждать появления инопланетян. Если его действия потом подвергнутся критике, он примет ее с благодарностью. Нужно форсировать развитие событий, и тогда он и его друг скорее вернутся к себе. Тридцать Первый должен его поддержать.

Шагнув вперед, аноп-пата коснулся рукой ноги землянина. Когда не последовало никакой реакции, он схватил пальцами податливый материал костюма и потянул на себя. Это, наконец, вызвало ответное действие. Землянин повернулся и посмотрел на двоих аноп-пата. Глаза его расширились, обрамлявшая их ткань сдвинулась назад, открывая белки, рот начал двигаться.

Вырвавшись из руки державшего его аноп-пата, землянин начал пятиться до тех пор, пока не уперся в стену. Он продолжал глядеть на пришельцев, рот его двигался, а руки то широко расходились в стороны, то крепко обхватывали грудь.

Двенадцатый Сын сделал шаг вперед, затем задумался. Он не был специалистом по контактам и опять не знал, что делать.

— Так он разговаривать с нами пытается — или нет? Он прямо на нас смотрит.

— Нет,— уверенно сказал Тридцать Первый Сын. Недостаток воображения опять сработал в его пользу.— Он не на нас смотрит. Он смотрит на что-то позади нас.

Одновременно развернувшись, оба аноп-пата внимательно оглядели пространство сзади, но не увидели ничего нового.

— То, что он видит, только в его сознании существует, а не в реальности,— мрачно проговорил Тридцать Первый Сын.— Не хотел бы я увидеть это.

— Но он же смотрит! И пытается разговаривать! — обескураженный реакцией землянина, Двенадцатый Сын вконец растерялся.— Глянь, как активно его рот двигается! Мы знаем, что земляне таким способом общаются, с помощью модулированных звуковых колебаний.

— Разный частотный диапазон,— задумчиво сказал Тридцать Первый Сын.— Мы в любом случае понять его речь не сможем. Это под силу только специалистам на корабле, с основами языка землян знакомым. Мы должны его на корабль доставить,— заключил он. Его практический ум уже сосредоточился на текущей задаче.

Двенадцатый Сын с неохотой согласился. Раз он и его напарник не могут общаться с землянином, они должны добиться от инопланетянина, чтобы он пошел с ними к тем, кто сможет. Шагнув вперед, пилот сделал несколько жестов, надеясь, что землянин хотя бы приблизительно поймет их смысл. Затем он и Тридцать Первый Сын развернулись и пошли к выходу.

— Он за нами не следует,— заметил Тридцать Первый Сын.— Продолжает стоять и на противоположную стену глядеть,— он осмотрел пустой коридор позади человека.— Может, он остальных членов команды дожидается.

— Я думаю, здесь никого больше нет,— ответил Двенадцатый Сын. Мысли в его голове быстро сменяли одна другую.— Этот корабль маленький. Они бы уже давно вышли.

Тридцать Первый Сын на мгновение задумался.

— Значит, это существо — единственное, катастрофу пережившее, в которую этот корабль попал.

— Я тоже так считаю. Или другие, конечно, если они есть, мертвы или двигаться неспособны.

— Не знаю, как ты, а я не собираюсь выяснять это,— твердо заявил более рослый аноп-пата.— Мы приказ семьи выполнили. Вошли в корабль и нашли землянина. Пусть Сороковая Дочь, или кто угодно еще, остальным занимаются. Нам надо с человеком попрощаться.

— Согласен. Но давай в последний раз попробуем.— По_-мощник развернулся к землянину, который так и стоял у стены, согнувшись.— Если он пойдет с нами и наши специалисты поговорить с ним смогут, нам отвечать на более сложные вопросы не придется.

— Да. А если корабль запущен с одного из военных крейсеров, мы обретем большую заслугу за спасение корабля и человека.

— Будет удивительно, если это подтвердится.— Двенадцатый Сын подошел к землянину, значительно превосходившему его размерами.— Если все именно так случилось, почему оба корабля и все наземные команды людей его не ищут и о пропаже своего соплеменника не сообщили, когда мы сюда прибыли?

— Самое главное — наладить с ним общение. Тогда он на все вопросы ответит.

Двинувшись вперед во второй раз, Двенадцатый Сын снова коснулся землянина, на сей раз потянувшись вверх, чтобы дернуть его за руку. Человек быстро огляделся по сторонам, и аноп-пата увидел, как большое отверстие на его лице снова открылось и начало двигаться. Но землянин остался на месте, прижавшись к стене.

Двенадцатый Сын ошеломленно отодвинулся. Обернувшись, он увидел, что его напарник тоже отступил на несколько шагов и молча смотрит на землянина.

— В чем дело?

— Переговорное устройство своего скафандра включи. Внутреннюю связь выключи и перейди на частоту…— он посмотрел на пульт на своем запястье,-… восемьдесят шесть и три, дробь одиннадцать.

— Зачем? Какой смысл? — спросил Двенадцатый Сын, переводя взгляд с напарника на неподвижного инопланетянина.— Только не ври мне, что ты понять можешь, что он говорит.

— Да. Я его понимаю. Послушай, и ты поймешь тоже,— слова Тридцать Первого Сына были еле слышны.

Разозлившись, Двенадцатый Сын сделал, как сказал его помощник. Как только он перешел на нужную частоту, в его уши ворвался голос инопланетянина. Пилот понял, что Тридцать Первый Сын сказал правду. Землянина было легко понять.

Он вопил.

Глава одиннадцатая

— Что они сказали?

Поскольку ему не дали команды «Вольно!», посыльный продолжал стоять по стойке «смирно», окруженный безделушками викторианской эпохи, любимым барахлом командира корабля.

— Они заявляют, что нашли на внутренней луне земной корабль, потерпевший крушение. Они говорят…— посыльный заглянул в распечатку доклада, чтобы удостовериться в дословной точности своего ответа,— т… что нашли небольшой корабль на внешней стороне луны, а в нем — одного выжившего человека. Но, хотя тот жив, они не могут ничего сказать о его состоянии, полагая, однако, состояние критическим.

— Какой абсурд,— заявила командир Лахтенхойя, застегивая свои легкие форменные ботинки.— Ни у нас, ни на «Чаке» никто не пропадал. Если я узнаю, что наши шаттлы и спасательные шлюпки не стоят на строгом учете, я буду, мягко говоря, удивлена. Конечно, уровень скуки среди экипажа весьма высок, но, если кто-то отправился на несанкционированную прогулку, я это просто так не оставлю.

С каждой фразой голос командира становился все тише. Глаза ее смотрели прямо перед собой, спина выпрямилась, как шомпол. Посыльный хорошо знал подобные признаки. В отличие от большинства людей, чем спокойнее выглядела командир Лахтенхойя, тем более рассерженной она была. Если для того, чтобы услышать голос командира, требовалось напрячь слух, значит, пришла пора поискать какую-нибудь щель, чтобы в нее забиться.

Посыльный быстро двинулся вслед за женщиной, когда та вышла из своей каюты и направилась в сторону мостика тем широким четким шагом, который помог ей стать чемпионом Академии по пятиборью. Все члены команды, попадавшиеся ей по дороге, немедленно бросали все, чем занимались, вставали по стойке «смирно» и отдавали честь. Она автоматически отвечала тем же. Всякий, кто думал, что командировка на злополучный Привал будет прохладительной прогулкой, вероятно, забыл проверить, кто командует экспедицией.

Они добрались на лифте до мостика, находившегося под прозрачным колпаком в верхней половине огромного корабля. Впереди виднелся огромный отражатель плюс-пространственного двигателя корабля. Над головами стоящих на мостике маячил огромный шар Привала, исчерченный белыми полосами облаков.

Появление командира заставило всех подняться с мест и отдать честь. Однако Лахтенхойя не заняла свое место на мостике, а направилась прямиком к дежурному офицеру. Капитан Майлс ван Лойдерфольк был полным мужчиной с бритой головой и окладистой бородой, сделавшим приличную карьеру в космическом флоте. Несмотря на свой суровый вид, он был очень веселым человеком и выглядел так, как будто всю жизнь продавал пиво в уличной пивной, а не командовал военным кораблем. Служившие под его началом души не чаяли в своем добродушном начальнике. О Лахтенхойя такого никто бы не сказал.

— Что происходит, Майлс? — спросила она. Маленькие черные глаза командира пронзали насквозь, как луч лазера. Ни один член экипажа не захотел бы по доброй воле встретиться с ней взглядом.

Капитан «Ронина» выказал свое ошеломление с той же артистичностью, с какой носил свою роскошную бороду.

— Вы прочли доклад из центра связи?

— Я прослушала его,— легкого кивка головы в сторону посыльного оказалось достаточно, чтобы пояснить, каким образом.— Что это за аноп-пата? Я не знакома с такой расой.

— Я все расскажу по дороге в трюм Б,— ван Лойдерфольк улыбнулся.— Правда, я тоже не слишком много о них знаю. Они мало контактировали с людьми, как, впрочем, и люди с ними. Несколько недель назад они вышли из плюс-пространства и запросили разрешение провести научные исследования. Разрешение им предоставили.

Лахтенхойя шла первой, капитан с посыльным еле поспевали за ней.

— Я не помню, чтобы мне сообщали об их появлении.

Ван Лойдерфольк снова усмехнулся.

— Это произошло, когда вы отдыхали. Бутефази с «Александра Невского» счел событие слишком незначительным, чтобы вас беспокоить.

Лахтенхойя что-то пробурчала себе под нос, но воздержалась от дальнейших комментариев. Она знала, что это ее недостаток: желать знать вся и все там, где она командует. Хороший командир должен знать только, кого куда назначить, но такой подход не числился среди ее талантов. Тем не менее, хотя Бутефази сделал все правильно, в данном случае она сочла это своим упущением. Однако вскоре ошибка будет исправлена.

Не имея до этого ни малейшего представления о сути дела, ван Лойдерфольк ознакомился с докладом соответствующего отдела и оказался в состоянии выдать ей максимум информации об аноп-пата и всего, к ним относящегося. Она время от времени кивала в знак понимания или перебивала, чтобы задать уточняющий вопрос. Зато время, которое потребовалось, чтобы добраться до трюма Б, она уже узнала об инопланетных существах все, что знал о них капитан «Ронина».

Аноп-пата ждали ее там, полдюжины маленьких, ростом с ребенка, инопланетян с круглыми пузатыми телами и большими глазами. На их головах не было видно ушей, открытые части тела покрывал густой зелено-коричневый мех. Они носили миниатюрные скафандры, в данный момент — без шлемов. Маленькие черные носы с четырьмя ноздрями находились почти на макушке и еле виднелись среди покрывавшего голову густого меха.

Лахтенхойя и сопровождавшие ее остановились перед аноп-пата. Офицер восьмого ранга с нашивкой связиста отдал честь и, с облегчением услышав команду «Вольно!», отошел в сторонку.

Лахтенхойя автоматически глянула на идентификационную карточку офицера.

— Итак, мистер Вайтанджи, что мы имеем на данный момент?

Офицер с готовностью ответил:

— Их корабль связался с нами и запросил разрешения причалить. Они говорят, что нашли брошенное судно, находившееся на синхронной орбите на дальней от нас стороне внутренней луны, и обнаружили на судне человека.— Во время доклада офицер глядел на большой дисплей, который держал в руках, автоматически управляя прокруткой текста точными и быстрыми движениями глаз.— Нам трижды пришлось проводить сеанс связи, прежде чем мы добились четкости.— Он мягко улыбнулся, взглянув на инопланетян.— Их техника связи совершенно примитивна.

— Однако она достаточно хороша для того, чтобы найти человека там, где его не нашли ни мы, ни наши предшественники.

Улыбка исчезла с лица офицера.

— Собственно, они хотели бы передать его нам, но говорят, что не могут этого сделать.

— Почему же? — спросила Лахтенхойя немного упавшим голосом, сдвинув аккуратно подведенные брови.

— Они говорят, что пытались, но, насколько я понял из объяснений, человек сопротивляется, и временами очень сильно,— ответил юноша.

Командир с пониманием кивнула.

— И они боятся, что он повредит их корабль или нанесет кому-нибудь травмы. Это вполне понятно, учитывая заметную разницу в размерах.

— Извините, командир, но причина в другом,— виновато вмешался связист.— Они сказали, что постарались разместить его на своем корабле как можно удобнее, но боятся, как бы он сам с собой что-нибудь не сделал.

— Хм,— Лахтенхойя с уважением посмотрела на любопытных существ.— Конечно, мы не много о них знаем, но можно точно сказать — им свойственно сострадание. Я возьму это за основу для общения с любыми инопланетными расами. Спросите у них, разрешат ли они нашему медицинскому персоналу подняться на борт их корабля, чтобы доставить оттуда человека, которого они столь любезно решили спасти.

Кивнув, офицер обернулся к вновь прибывшим. Говоря через переводчик у себя на шее, он старался смотреть на того инопланетянина, к которому обращался, и иметь выражение лица, не выглядевшее бы угрожающим. Чтобы настроить переводчик, потребовалось несколько секунд. На борту корабля имелись люди, знающие высокий транксский или пайтарский, но никто не знал анатийского. В этом раньше просто не было необходимости.

Вскоре офицер с довольным видом обернулся к командиру.

— Они сказали, что не имеют никаких возражений, но просят учесть — людей, которых вышлют на их корабль, следует выбирать, руководствуясь не только их профессиональными качествами, но и габаритами.

— Весьма предусмотрительно.— Лахтенхойя повернулась к ван Лойдерфольку,— Найдите мне несколько врачей и медсестер невысокого роста и приведите сюда. Посмотрим, кого нашли эти ребята,— сменив приказной тон на разговорный, она добавила: — Какого черта там делал человек, именно там, и откуда он взялся?

— Меня это интересует не меньше вашего, Людмила.— Капитан глядел, как миниатюрные инопланетяне надевают свои игрушечные шлемы.— Кто бы такой это мог быть?

Срочно собранной медицинской группе потребовалось несколько часов, чтобы нанести визит на анатийский корабль. Для чего пришлось воспользоваться двумя вспомогательными кораблями с борта «Ронина». И не потому, что Лахтенхойя и ван Лойдерфольк не доверяли совершенно неагрессивным аноп-пата, вежливо предложившим свой шаттл. Просто инопланетное суденышко было таким маленьким, что даже специально подобранная по росту группа медиков не смогла бы на нем поместиться.

Лахтенхойя вернулась на мостик и занималась обычными для командира соединения делами, когда ее известили о возвращении медицинской группы. Назначив заместителей, она и ван Лойдерфольк сели в скоростной лифт и отправились в корабельный лазарет. В приемной их ожидал подполковник Холомуса, главный медик соединения. Природа наградила его внешностью сотрудника похоронного бюро, и он тщательно пытался с помощью специального макияжа оживить свое меланхоличное лицо. При всем при том он был жизнерадостным и добрым человеком, именно таким, которого хотелось бы увидеть пациенту, попавшему в лазарет.

Однако сейчас он не улыбался. Лахтенхойя не любила видеть неуверенность и смущение на лицах своих подчиненных. Когда же она увидела такое выражение на обычно улыбчивом лице именитого медика, это расстроило ее еще больше.

— Прогноз написан у вас на лице,— вздохнула она.— Посвятите меня в его детали.

Холомуса глянул на считывающее устройство.

— Мужчина, тип смешанный, англо-саксонские и полинезийские черты, рост метр семьдесят два, вес — пятьдесят один килограмм,— заметив ее вопросительный взгляд, он добавил: — Малый вес не является нормальным для его телосложения. Мускулатура свидетельствует — раньше мужчина был куда более крепко сложен. Даже неспециалист, взглянув на него, понял бы, что он пережил,— как психически, так и физически. Другими словами, мы имеем дело с нервным шоком и длительным недоеданием. Обычно действие одного из этих факторов усиливает действие другого,— медик сглотнул.— После осмотра я мог бы сказать: просто чудо, что он не находится в еще худшем состоянии. В тех условиях, в которых он оказался, остаться в живых — уже достойно удивления.

— Как ты думаешь, Бен, почему он выжил?

Врач неуверенно махнул считывающим устройством.

— Об этом лучше спросить его самого. Безусловно, он длительное время страдал от недоедания. Витаминные таблетки не заменят нормальной твердой пищи,— он кивнул в сторону отделения интенсивной терапии.

Лахтенхойя посмотрела туда же. Там лежал их загадочный гость.

— Вы его кормите?

— Если можно так сказать,— мягко улыбнулся Холомуса.— Ему постоянно вводят осмотически сбалансированные жидкости.

Ван Лойдерфольк понимающе кивнул.

— Когда он сможет сидеть и есть нормальную еду?

— Да, и когда с ним можно будет разговаривать? — спросила Лахтенхойя, борясь с желанием пойти в палату, где лежал больной. Конечно, она являлась командиром соединения, но здесь командовал Холомуса.

— Не знаю,— честно ответил медик.

Она скрипнула зубам и — дурная привычка, от которой ей никак не удавалось избавиться.

— Не хотела бы я услышать такой ответ от одного своих офицеров. Я не могу исходить из того, в чем не уверена.

— Думаете, мне это нравится? — ответил главный врач «Ронина». Он был одним из немногих на корабле, кто не боялся командира.— Но я не могу дать вам никаких гарантий. Человек находится в коме. Я не собираюсь выводить его из комы силой. При его нынешнем состоянии мы можем легко потерять его.

Как обычно, у Лахтенхойи был готов резкий ответ, но она оставила его при себе. Вместо этого посмотрела на потолок и вздохнула.

— Хорошо, Бен. Здесь решаешь ты. Что произошло, когда вы прибыли на анатийский корабль?

— Они привели нас в помещение, где он содержался,— Холомуса говорил ровным тоном профессионального медика, но ван Лойдерфольк понял, до какой степени увиденное потрясло врача.— Он лежал в углу, скорчившись. Почти в позе эмбриона. Оценив его состояние, я приказал всем остаться в коридоре и не маячить перед глазами. Хотя я невысокого роста, но мне пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь.

— Как он вел себя, когда вы вошли в комнату? — спросила Лахтенхойя отстраненным, лишенным эмоций голосом.

— Начал скулить,— четко ответил Холомуса.— Я видел мужчин и женщин, выведенных из равновесия, переживших сильный нервный шок, которые пытались зарыться в пол или забраться на стену. Но я впервые увидел человека, который пытался уползти внутрь самого себя.

Посыльный стоял позади офицеров, загипнотизированный рассказом врача.

— Как только я понял — существует реальный шанс, что он с собой что-нибудь сделает, я замер на месте. Пытаясь поймать его взгляд, я начал с ним разговаривать. Говорил все, что только приходило в голову. Главное, чтобы он слышал человеческий голос, что-то знакомое, не несущее угрозы, успокаивающее. Я должен был добиться, чтобы он расслабился и у него замедлился пульс, который, по моей оценке, подошел к опасной границе. Нужно было, чтобы он мне поверил.

— Вам это удалось?— Лахтенхойя прислушивалась к звукам, доносившимся из палаты, но не могла уловить ничего, кроме ритмичного попискивания и жужжания аппаратуры.

— В достаточной мере, чтобы удалось ткнуть его щупом, на конце которого находился инъектор с дозой транквилизатора. Я уж приготовился ко всему: прыгнуть на него, позвать на помощь остальных, отбежать к двери — в зависимости от реакции. Но, как ни забавно, все, что он сделал,— сполз на пол, потеряв сознание. Без единого звука. Мы с трудом протащили его сквозь дверь анатийского корабля, в котором в два счета заработаешь клаустрофобию, и погрузили на один из наших. Он крепко спал, но около часа назад проснулся.

— Проснулся? — ван Лойдерфольк моргнул.— Но ты же сказал, он в коме.

— Хорошо, возможно, «проснулся» — слишком сильно сказано. Он открыл глаза и стал в состоянии самостоятельно дышать. И ничего больше. Очень сильная травма,— Холомуса беспомощно развел руками.— Я мало что могу сделать. Конечно, нас учили выводить людей из различных форм психотических состояний, которые могут возникнуть в боевой обстановке, но парень ушел очень глубоко. Я могу попытаться вытащить его оттуда…

— Почему же вы этого не делаете? — опередила его Лахтенхойя.

— Я уже говорил. Малейшая ошибка, и я загоню его еще глубже. Настолько, что он уже никогда оттуда не выберется. Я не готов взять на себя такую ответственность.

— Предположим, я отдам вам приказ?

Медик слегка напрягся.

— Я буду вынужден подать рапорт об отставке и доложить командиру бригады. Уверяю, точно так же поступит любой из моих подчиненных, один за другим, если вы не отмените приказа.

— Не беспокойся, Бен. Я просто должна была задать подобный вопрос. Я не собираюсь приказывать там, где решения принимают медики. Проклятье! Это значит, что мы должны доставить его на Землю для лечения, так и не узнав его прошлого. И в результате увидим окончание этой истории по трехмерке, как и все остальные.

— Если он вообще когда-нибудь сможет хоть что-нибудь рассказать,— напомнил Холомуса.

— Как насчет прочей информации? — спросил ван Лойдерфольк.— Идентификационная карта, одежда, какие-нибудь другие признаки, позволяющие определить, откуда он?

— Его одежда представляла собой грязные лохмотья.— Возможно, Холомуса был слишком брезглив для врача, но его выражение лица явственно показало, насколько ему неприятно об этом вспоминать.— Я приказал их сжечь.— Глядя на встревоженные лица командира и капитана, медик поспешил успокоить: — Эй, не надо сердечных приступов в моем присутствии! В результате их все-таки оставили в целости, законсервировав для последующего исследования. Могу только сказать, в одежде не было никаких особенностей, которые говорили бы сами за себя. Так мог одеваться кто угодно и где угодно — и дома, и на корабле. Обычная гражданская одежда, не форма. Ни в карманах, ни в швах ничего не нашлось.

У него не имелось при себе идентификационной карты. И ничего другого. Говорят, скафандр, в который он был облачен, когда его нашли аноп-пата, очень старой модели и в очень плохом состоянии, едва выдерживает проверку на герметичность. Не прошел бы сертификации ни на нашем корабле, ни на частном. Носит следы ремонта, восстановления и подгонки, проводившихся больше раз, чем позволяет закон. Помните, я говорил о необходимости сжечь его одежду? Так вот, его скафандр следовало сжечь много раньше, чем он его надел.

— Однако он спас ему жизнь на луне,— заметил ван Лойдерфольк.

— Только как он на ней оказался? — у Лахтенхойя голова шла кругом.— Колония что, имела научную станцию на одной из лун? Какую-нибудь обсерваторию или метеорологическую станцию?

— Вынужден разочаровать вас, командир,— ответил ван Лойдерфольк. Он уже думал на эту тему, но полученные сведения заставили его отмести подобный вариант.— Если исходить из доступных нам записей, у колонистов Привала нет и никогда не было поста или базы ни на одной из лун. Планетки слишком малы, их орбиты слишком неустойчивы, чтобы их хоть как-то использовать. Кроме того, молодая, бурно развивающаяся колония не может позволить себе тратиться на научные изыскания. Стандартные спутники связи выполнят такую работу лучше и дешевле,— он сделал короткую паузу.— Естественно, те, кто уничтожил население планеты, в первую очередь позаботились о том, чтобы уничтожить все, что могло записать или передать информацию о происходящем. В том числе спутники связи и наблюдения.

— Значит, мы даже не знаем, откуда взялся этот бедняга,— проворчала Лахтенхойя.

Холомуса печально кивнул.

— Ни внешний вид, ни одежда, ни скафандр не дают на это ни единого намека. Мы даже не можем определить, с Привала он или с какого-нибудь корабля, который пролетал мимо. Но это все, что мы имеем.

— Не совсем,— Лахтенхойя, как всегда, ничего не упускала из виду.— У нас еще есть корабль, на котором аноп-пата нашли его.

Как бы ей ни хотелось поговорить с несчастным, придется подождать. И она отдала приказ капитану «Ронина» сменить орбиту.

Начав поиски одновременно с обоих концов корабля, две поисковые команды должны будут осмотреть все его помещения. Третья проверит наружные конструкции. Если они найдут хоть что-нибудь необычное, находка немедленно поступит в лаборатории крейсера для более детального изучения. После предварительного осмотра корабль погрузят в трюм крейсера, где его продолжат исследовать на пути к Земле.

Даже если бы аноп-пата не указали координаты корабля, найти его не составило бы труда. Внутренняя луна Аргуса-5 имела небольшие размеры.

«Но если бы кое-кто не задался целью тщательно исследовать ее поверхность,— подумала Лахтенхойя,— вряд ли удалось бы зарегистрировать ничтожно слабый сигнал, исходивший от этой посудины».

Опознание корабля было делом несложным — он оказался спасательной шлюпкой с межзвездного корабля. Никто не мог сказать, однако, что же делал на ней одинокий псих, да еще на внутренней луне Привала. Прошло несколько дней с того момента, как «Ронин» покинул орбиту Аргуса-5 и нырнул в плюс-пространство, когда от инженеров пришли новые известия.

Некоторые детали вынудили сделать неприятный, но неизбежный вывод: шлюпка не была запущена с борта межзвездного корабля. По крайней мере, в обозримом прошлом с ней этого не происходило. Нет, по всей видимости, ее использовали для полета с поверхности планеты к луне, где ее и нашли. Дорога в один конец без малейшей возможности вернуться. Самоубийство — или акт полного отчаяния. Анализ микроскопических частиц на наружной обшивке судна это подтвердил. Привал был последним отправным пунктом ветхой посудины.

Однако оставался вопрос, на который не могли ответить самые тщательные исследования. Как устаревшая, много раз ремонтировавшаяся (причем непрофессионально) космическая шлюпка очутилась на Привале? Бортовые приборы хранили только данные, имевшие отношение к ее последнему полету. Не нашлось никакого волшебного сундучка или запертого сейфа, где хранились бы ответы на все вопросы. Имелся только единственный выживший член экипажа, предполагаемый пилот, который вывел ее на орбиту.

И он молчал.

Правительство приняло решение сохранять инцидент в тайне как можно дольше. Заявление о том, что найден единственный уцелевший в бойне на Привале, даже если он на самом деле таковым не являлся, произвело бы эффект разорвавшейся бомбы. Пресса сошла бы с ума, пытаясь выудить хоть какую-нибудь информацию. В подобных условиях врачи просто не смогли бы выполнять свой профессиональный долг, выхаживая этого человека. Правительство приняло решение оградить его от стрессов любой ценой, поручив заботам врачей, от которых требовалось все мастерство, чтобы поставить пострадавшего на ноги.

Его поместили в госпиталь в пригороде Кэвьенга, на острове Новая Ирландия в Тихом океане. Островок находился в стороне от мирской суеты и не был избалован вниманием прессы. При всем при том не лежал и слишком далеко от соответствующих правительственных учреждений на Бали и в Брисбене. Изначально здесь размещался медицинский исследовательский центр, занимавшийся изучением различных тропических лихорадок, с течением времени он начал обслуживать широкий круг пациентов. Сейчас его основными клиентами являлись рабочие с ферм по разведению тунцов и омаров.

Никто не знал, откуда поступил находившийся без сознания мужчина, которого поместили в палату номер пятьдесят четыре, и что послужило причиной его тяжелого состояния. Его палату посещало необычно много врачей, которые осматривали пациента и перечитывали историю его болезни. Некоторые из медиков, по слухам, прилетали из Европы и Северной Америки, а один из местных врачей узнал среди посетителей знаменитого нейрохирурга, про которого говорили, что он никогда не покидает своей клиники в Ганьжоу.

Однако количество врачей, являвшихся в пятьдесят четвертую палату, никак не сказывалось на состоянии пациента.

Персонал госпиталя выполнял все работы по ежедневному уходу, в котором нуждался больной. Необходимые питательные жидкости вводились ему внутривенно. Медсестры, работавшие на пятом этаже, регулярно мыли его и меняли одежду, следили, чтобы магнитная подвеска, удерживающая пациента в подвешенном состоянии, работала нормально, не уронила его на кровать и не ударила о потолок. Такие системы обычно использовались при работе с людьми, получившими серьезные травмы, например обширные ожоги, поэтому использование подобной системы для человека, который просто не мог сейчас чувствовать боль, удивляло здешних медиков. Но приказ есть приказ, и, поскольку в госпиталь не поступали другие пострадавшие в критическом состоянии, это служило всего лишь темой для разговоров.

То, что госпиталю достался необычный пациент, следовало не только из парада специалистов высочайшего класса перед его дверью. Около двери всегда сидели два охранника в штатском. Эти мужчины и женщины были безукоризненно вежливы, но ничего не рассказывали, объясняя любопытным служащим медицинского центра, что знают о незнакомце, лежащем в палате пятьдесят четыре, ровно столько же, сколько те сами. Их назначили сюда для наблюдения и охраны. Больше им ничего не сообщили, и это их вполне устраивает.

Дни шли своей чередой. Экваториальное солнце, как обычно, заходило там, где вдалеке виднелся гористый остров Новый Ганновер. Лишь немногие из начальства госпиталя знали, что молчаливое, неподвижное создание, занимающее угловую палату номер пятьдесят четыре, является самым важным пациентом на Земле.

Ирен Цзе так же, как и остальные, ничего об этом не знала. Она с удовольствием, в отличие от своих коллег, работала в ночную смену, поскольку днем тогда могла заниматься подводным плаванием со своими друзьями. Надев компактные акваланги, они часами плавали между мелкими островками, усеивавшими пространство между Новой Ирландией и Новым Ганновером. Подводная флора и фауна были здесь одними из самых разнообразных в мире. В двадцать три года Цзе овдовела, когда в ее мужа, работника подводной фермы, врезался взбесившийся трехсоткилограммовый тунец. Сейчас ей было уже тридцать, и она подумывала о том, чтобы снова выйти замуж. Она нравилась многим, но влечение — это не любовь, а привязанность — не страсть.

Лежащий без движения мужчина в палате пятьдесят четыре, некий Джонс, как значилось в его карте, был для нее всего лишь еще одним пациентом, о котором следовало заботиться. Больше ему ничем нельзя было сейчас помочь. Оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь он выберется из состояния каталепсии, в котором пребывал по сей день.

В два часа ночи Цзе подошла к охранникам, которые увлеченно смотрели прямую трансляцию парусных гонок по пескам Центральной Азии. Хотя они уже знали друг друга в лицо, ей пришлось пройти стандартную процедуру допуска, не только предъявив идентификационную карту, но и выполнив тесты на проверку рисунка сетчатки и кардиоволны.

Войдя в комнату, Цзе начала проверять мониторы, вся информация с которых немедленно поступала в главный компьютер госпиталя. Включив левитатор, она сменила белье и обтерла висящего в магнитном поле пациента влажной губкой. Затем выключила поле, и он плавно опустился на кровать, застеленную чистым бельем.

Она уже собиралась переставить осмотический инжектор с одного места на его груди на другое, как вдруг почувствовала, как ее руки что-то коснулось. Секунду или две она не дышала. Не почудилось ли ей? Такое ощущение, словно к ее руке притронулись пальцы. Опустив взгляд, она увидела, что левая рука пациента касается ее запястья. «Конечно, его рука просто упала»,— подумала она и уже собралась сделать запись об этом происшествии, как вдруг указательный и средний пальцы вновь приподнялись. Дрожа, опять коснулись ее руки и снова опустились, будто придавленные собственным весом.

Осмотревшись, она поняла, что шевельнулись не только пальцы. Голова пациента была повернута в ее сторону.

«Скорее всего, это произошло, когда он опустился на кровать»,— подумала она.

Открытые глаза пациента не пугали ее. Они открывались каждое утро, глядя в никуда, и закрывались каждый вечер. Новостью была капелька жидкости в углу одного из глаз. Она могла остаться после умывания, если Цзе плохо поработала мягким полотенцем. Самое простое объяснение.

Она стерла капельку пальцем и поднесла палец к губам. Этот соленый вкус ни с чем нельзя было спутать. Жидкость в углу глаза была слезой.

Почему она решила высказать свою мысль вслух, она не знала. Это произошло автоматически.

— Я позову дежурного доктора,— сдавленно прошептала она. Но когда попыталась это сделать, все пальцы левой руки пациента резко согнулись, схватив ее запястье железной хваткой.

Его губы задрожали. Их поддерживали в увлажненном состоянии, протирая специальной тканью с дорогой мазью. В первый раз за месяц и один день, которые пациент провел в госпитале, его давно не работавшее горло издало звук. Ей пришлось наклониться, чтобы расслышать шепот.

— Не надо…

Ошеломленная этим единственным словом и пустым взглядом пациента, Цзе стояла, прикованная к постели неожиданно сильной хваткой его пальцев. Она не двигалась, ожидая, что же произойдет. «Я могла бы высвободиться,— подумала она,— если бы захотела, но какое действие это окажет? Ведь он хочет, чтобы я осталась. Он может разговаривать».

В этом она убедилась, но может ли он слышать?

— Я останусь,— сказала она.— Но отпусти мою руку. Ты делаешь мне больно.

Пальцы расслабились, соскользнув с ее запястья. Она знала, что в течение нескольких минут кто-нибудь из дежурящих на пульте заметит всплеск физиологической активности пациента. Дежурный врач и прочий персонал могут уже спешить сюда.

Как она и ожидала, через пару минут в палату ввалилась целая толпа. Люди окружили пациента таким плотным кольцом, что ему, наверное, стало трудно дышать. Среди посетителей была представительная дама в дорогом костюме и долговязый мужчина чуть старше нее в форме военного офицера высокого звания. Они пытались оттеснить от пациента низко наклонившегося над ним доктора Чимбу.

— Мистер Джонс, вы меня слышите? — спросил врач. Ответа не последовало. Он вопросительно посмотрел на женщину и на офицера и, получив безмолвное согласие, попробовал обратиться по-другому.

— Мистер Мэллори. Элвин Мэллори, вы меня слышите? — доктор облизнул губы.— Если вы слышите меня, можете ли вы дать нам какой-нибудь знак?

Слабый кивок произвел в комнате больший эффект, чем произвела бы речь президента федерации планет. В открытую дверь вбегали все новые люди, шокируя охранников. Спустя некоторое время появились вооруженные личности в форме. Доктор Чимбу пытался держать на безопасном расстоянии всех, кто пытался подойти к кровати. Кроме женщины в шикарном костюме.

— Мистер Мэллори,— прошептала она мягко и с состраданием,— вы на Земле. Вас доставили отсюда с внутренней луны Аргуса-5. То есть Привала. Вас нашли в аварийной космической шлюпке устаревшей модели, в скафандре, не обеспечивавшем достаточной подачи воздуха, возможно, в целях экономии его скудных запасов,— она вежливо кашлянула.— Некоторые предполагают, что вы прибыли туда непосредственно с Привала. Другие — что вы высадились с пролетавшего мимо корабля. Все мы очень хотели бы узнать истинное положение дел.

Когда ответа не последовало, она посмотрела на офицера, с каменным лицом стоявшего рядом, и заговорила снова.

— Пожалуйста, мистер Мэллори. Если вы можете сказать хоть что-нибудь, постарайтесь это сделать.

Существо, лежащее на кровати, не издавало ни звука и не двигалось. Губы его не шевелились. Руки безжизненно лежали вдоль тела. Затем неожиданно, без всякого предупреждения, человек начал вопить.

— Выйдите, выйдите все! — закричал Чимбу. Он уже занялся пациентом и отдавал приказания медсестрам. Пораженная женщина и ее спутник тоже покинули комнату, несмотря на вялые протесты офицера. Внутри остались Чимбу, два его ассистента и Ирен Цзе, которая встала у двери.

Когда пациенту ввели успокоительное и он снова затих, закрыв глаза, а его пульс и другие параметры жизнедеятельности пришли в нормальное состояние, доктор отвел медсестру в сторону.

— Я видел запись произошедшего на мониторе. Он схватил вас за руку?

— Сначала я почувствовала прикосновение. А потом он схватил меня за руку.

— Вы тронули его лицо поблизости от левого глаза, а затем поднесли палец к губам,— коротко спросил Чимбу. Профессионализма ему было не занимать.— Почему вы это сделали?

— Я увидела капельку жидкости. И подумала, она осталась после мытья, которое я только что закончила. Но жидкость оказалась соленой на вкус. Он плакал.

Доктор кивнул.

— А еще он шевелил губами. Микрофоны в палате достаточно чувствительны, но не идеальны. Он сказал вам хоть что-нибудь? — напряжение в голосе врача поразило ее. Чимбу, конечно, нельзя было назвать бесстрастным, но среди сотрудников госпиталя он славился как человек не слишком эмоциональный.

Цзе облизнула губы, прежде чем ответить.

— Да, он сказал «Не надо…».

— И это все? — доктор поморщился.— «Не надо…»?

Она кивнула.

— «Не надо…» что? — спросил озадаченный Чимбу.

— У меня создалось впечатление — он не хотел, чтобы я уходила.

— Ага,— кивнул Чимбу, глядя на неподвижного пациента.— Значит, вы останетесь. Если он хоть как-то намекнул, что хочет этого, вы должны остаться здесь.

— Простите? Я же еще не завершила обход,— возразила она.

«И что вообще здесь происходит?» — спросила уже мысленно.

— Ничего. Отныне вы освобождены ото всех прочих обязанностей и работаете только с этим пациентом. О замене мы позаботимся. Более того, вы будете работать тут и в дневную смену,— предвидя возражения, он поднял руку.— С сегодняшнего дня вы на двойном окладе. Нет, на тройном. Администрация согласится. У них просто не будет другого выхода,— добавил он скорее самому себе. Подняв глаза и увидев медсестру, врач вспомнил, что разговаривает не с записывающим устройством, а с живым человеком.— Я распоряжусь, чтобы здесь поставили вторую кровать, и вы могли спать здесь в то время, когда официально будете свободны от работы.

Ирен разинула рот.

— Доктор, я, конечно, люблю свою работу, но у меня есть и другие занятия, вы ведь понимаете.

— Да, конечно, понимаю,— он сделал успокаивающий жест.— Ваша самоотверженность будет щедро вознаграждена. Если пациент начнет внятно разговаривать с кем-нибудь другим, вам позволят покинуть ваш пост. С повышением в должности. Все за счет госпиталя.

Ее глаза расширились.

«Позволят»? Что это значит?!» — она посмотрела на человека на койке, которого можно было считать уже не совсем безнадежным. Одно его движение вызвало целую бурю вокруг.

— Кто этот«мистер Джонс», которого вы назвали «Элвин Мэллори»?

— Вы хорошая медсестра. Наблюдательная. Вам что-нибудь известно о трагедии на Привале? — Чимбу сдвинул наушники зонда с затылка на темя.

Она внимательно посмотрела на него — Чимбу вдруг показался ей придавленным к земле тяжестью немыслимой ответственности.

— Я ведь живой человек, поэтому, разумеется, слышала. Но какое это имеет отношение к Элвину Мэллори?

— Поскольку вы будете ухаживать за ним, вы должны знать все, что знаем мы.— Ирен никогда раньше не видела у Чимбу такого серьезного выражения лица.— Он, возможно, единственный человек, уцелевший в бойне.

Когда смысл слов врача дошел до ее сознания, она ошеломленно замолчала. После долгой паузы, наконец, возразила:

— Но ведь там никого не осталось в живых.

— Вы же слышали, что сказала женщина из правительственного агентства. Его нашли в спасательной шлюпке на одной из лун планеты. Он был в шоке и до сих пор не мог разговаривать. Либо он сбежал с одного из пролетавших мимо кораблей, либо команда сама его выкинула, разозлившись на что-нибудь… Либо он единственный уцелевший в той катастрофе.— Чимбу впился взглядом в Ирен.— Теперь вы понимаете? Или нет?

— Да, доктор,— ответила она.

И подумала: «Настолько, насколько можно понять такую невероятную вещь».

— Он хочет, чтобы вы были рядом. А может, подразумевал что-то другое, когда сказал «Не надо…». Мы не знаем наверняка. Мы вообще ничего не знаем. Знает только он,— врач посмотрел на неподвижную фигуру на койке.— Недавно проявленная им активность может остаться единственным проблеском сознания. Или признаком будущего выздоровления. Мы не вправе испытывать судьбу. Он может не иметь ни малейшего отношения к событиям на Привале. А еще имеется вероятность, что одна-две сказанные им фразы окажутся решающими для двадцати миллиардов людей.— Чимбу отступил от койки.— Пока мы не выяснили, что означает его единственное высказывание, вы будете находиться рядом с ним. Выполняйте здесь свои обычные обязанности. Мойте его, проверяйте работу систем питания и жизнеобеспечения. И держитесь к нему поближе. Я понимаю, вы не истукан, не машина. В вашем распоряжении приемник трехмерного вещания, стоящий в этой комнате. Все, что потребуется для вашего личного комфорта, вскоре сюда принесут. Естественно, мониторы в комнате будут включены круглосуточно. Вам не надо беспокоиться о том, что вы пропустите что-нибудь жизненно важное. Любое движение его глаз, да что угодно, будет записано.

Ирен попыталась собраться с мыслями. Эти несколько сумасшедших минут совершенно выбили ее из колеи.

— В чем еще будут заключаться мои обязанности?

Подойдя ближе, Чимбу осторожно сжал ее плечо.

— Просто оставайтесь рядом с ним. Ради него. Если он что-то прошепчет, слушайте. Если захочет поговорить с вами, говорите.

Она кивнула.

— Должна ли я… Надо ли мне спрашивать его про Привал?

Доктор задумался.

— Нет. Сейчас самое важное — любыми способами помочь ему выйти из нынешнего состояния. Как бы то ни было, я возглавляю госпиталь. Я огражу вас от всех. От правительства, от военных. Мои коллеги меня поддержат. Если он начнет говорить, пусть говорит обо всем, о чем захочет. Когда он поправится, мы решим, какие вопросы и когда ему задать. Сейчас самый главный вопрос — это его здоровье. Если он скажет что-нибудь важное, информация будет записана.

Позади них жужжали и пощелкивали медицинские приборы. Фигура на кровати лежала неподвижно. Цзе и Чимбу внимательно смотрели на нее.

— Что-нибудь еще, доктор?

— Да. По возможности, будьте с ним ласковы. Ему это просто необходимо.

Глава двенадцатая

Услышав всего одну фразу за месяц, Цзе не ожидала, что больной скоро разразится длинными речами. Однако, проснувшись утром на четвертый день после своего переезда в палату пятьдесят четыре, она протерла глаза и с удивлением встретилась с устремленным на нее взглядом Элвина Мэллори.

Все остальное вокруг не изменилось, все оборудование стояло на местах. Она знала, что доктора и начальники в центральной диспетчерской госпиталя сейчас, наверное, приклеились к экранам мониторов.

«Им наверняка понадобилось могучее усилие воли,— подумала она, слезая с надувной кровати,— чтобы не примчаться сюда прямо сейчас».

Пациент не просто глядел на нее. Он поднял голову, чтобы лучше ее рассмотреть. Затем его голова бессильно упала на подушку. Поднять голову на несколько дюймов и держать ее в таком положении оказалось не под силу мышцам, долгое время вообще лишенным работы.

— Не надо перенапрягаться,— услышала она свой собственный голос— Я сейчас подойду.

Зная, что мониторы стоят повсюду, даже в ванной, она, не особо задумываясь, вылезла из ночной рубашки и надела рабочую форму.

Затем села в кресло справа от кровати. Мэллори пропустил мимо ушей ее рекомендацию и повернул к ней голову. Затем улыбнулся. В его улыбке было столько тепла и благодарности, просто счастья оставшегося в живых человека, что на этот раз слезы выступили на глазах у нее самой.

— Хорошо, так-то лучше,— вот и все, что она смогла сказать.

— Кто вы? Где я? — спросил он, медленно шевеля губами. Казалось, ему приходится обдумывать каждое движение, каждый произносимый слог.

— Вы в госпитале имени Голмана, южный регион Тихого океана. Я дежурная медсестра, Ирен Цзе.

— Я бы пожал вашу руку, Ирен, но вы велели мне не перенапрягаться,— теперь улыбка стала более напряженной, отражая охватившую его неуверенность.— Я не люблю подчиняться приказам, но вас буду слушаться. Не потому, что должен. Просто мне это нравится.— Не дав ей возразить, он снова поднял голову. И теперь смог удержать ее подольше. С каждым словом и движением его уверенность в себе крепла.— Вы сказали, южный регион Тихого океана. Я на Земле?

Украдкой глянув на показания приборов, она не прокомментировала очевидное. Элвин осмотрел комнату.

— Сколько времени я проспал? — спросил он, сдвинув брови.— Они должны были хорошенько оглушить меня, чтобы доставить сюда.

— Никто вас не оглушал. Вас доставили на Землю, а затем сюда, в коматозном состоянии,— она инстинктивно положила руку на его плечо.— Сегодня утром исполнилось тридцать четыре дня, как вы находитесь в госпитале.

— Тридцать четыре?…— он вытянулся под одеялом и посмотрел на потолок.— Значит, я не спал. А был в коме.

Она грустно кивнула.

— Я вообще не приходил в себя? То есть я не помню этого. Сложно представить себе, что ты провалялся без сознания столько времени. Мне кажется, что я был в отключке день-два, не больше.

— Сознание проделывает с организмом удивительные номера. Но иногда организм отыгрывается за это,— ободряюще сказала Ирен.

Она знала, что повсюду в комнате стоят всенаправленные микрофоны, что все происходящее записывается многими устройствами. Ей вдруг стало стыдно. Переживший столько ужасного человек имеет право на уединение. Понятно, его желания здесь не в счет. На карту поставлены вещи куда более важные, чем права отдельного человека.

— Кто меня нашел?

Хотя он задал вопрос, было видно, что он думает о чем-то совсем другом.

— Не знаю.— Прежде чем она закончила фразу, ее читающее устройство включило виброзвонок, и Цзе увидела текст-подсказку, переданный с другого компьютера по сети.— Какая-то инопланетная раса, которая называется «аноп-пата». О ней не много известно. Они неагрессивны и очень застенчивы. Эти существа просто вовремя оказались в нужном месте и поймали сигнал с вашего корабля.— На экране появилось еще несколько предложений. Запомнив только первое, Ирен аккуратно положила прибор в карман.— Я так понимаю, корабль, в котором они вас нашли, был очень старым, такие уже не выпускают, и не в очень хорошем состоянии.

Мэллори рассмеялся. Хороший знак, подумала она. Смех перешел в кашель, что было уже не так хорошо. Не в силах поднять руку к лицу, он позволил ей вставить ему в рот трубку, по которой подавалась питьевая жидкость. Когда Ирен решила, что он достаточно выпил, она аккуратно вынула трубку.

— Пока хватит. Вы слишком долго находились на осмотическом питании, и не стоит подвергать организм шоку, слишком быстро начиная есть и пить нормальным способом.

— А я хочу этого, черт побери! — парировал он.— Мне нужен шок, чтобы вытрясти из себя все к чертям! Я хочу чая, кофе и двадцатилетнего «Бурбона». Я хочу рыбы, консервов, свежих овощей и кремированную дохлую корову.

Ирен сдержала улыбку.

— А как насчет яблочного пюре?

— А как вы…— он не договорил, вздохнув медленно и глубоко.— Яблочное пюре! И вы будете меня им кормить?

Не забывая о том, что за ними наблюдают десятки невидимых глаз, она ответила с профессиональным спокойствием:

— Это входит в мои обязанности.

— Отлично! Тогда я съем пюре.

Не услышав продолжения, она осторожно спросила:

— Вы больше ничего не хотите сказать?

В ответ он широко улыбнулся.

— Яблочное пюре. То была ваша идея.

Поев, он заснул. Его не беспокоила сумасшедшая деятельность, которая развернулась в правительстве и среди военных в связи с его пробуждением. Ирен игнорировала все просьбы разбудить его пораньше или еще каким-нибудь способом нарушить спокойствие и равновесие, в котором пребывал воскресший Элвин Мэллори. Верный своему слову, доктор Чимбу и его коллеги поддержали сестру.

Прошло еще два дня. Мэллори продолжал выздоравливать. В течение этих двух дней вся работа правительства пребывала в состоянии, близком к параличу. Были приложены все возможные усилия, чтобы пресса ничего не узнала о больном из палаты номер пятьдесят четыре. Чему способствовала удаленность острова от центров земной цивилизации. Даже в конце двадцать четвертого столетия попасть на Новую Ирландию было не так-то просто.

За эти сорок восемь часов Мэллори проделал длинный путь. Сначала он мог с трудом держать голову, чтобы поесть самостоятельно, и задумывался, прежде чем произнести хоть одно слово. Медики не пытались подгонять его, законно опасаясь, что в любой момент он может снова впасть в кому. Чимбу и его коллеги поставили на карту карьеру, поддерживая Ирен Цзе в намерении оградить пациента от излишних расспросов, в особенности насчет того, знает ли он что-нибудь о произошедшем на Привале.

На третий день, когда Мэллори завтракал, их терпение и осторожность были вознаграждены сполна.

— Пару дней назад, когда я сказала про корабль, на котором вас нашли, вы рассмеялись.— Ирен подошла к кровати, чтобы взять у него тарелки и приборы и выкинуть в ящик для отходов.

На этот раз он только фыркнул.

— Помню. Вы сказали, он был старый и в не очень хорошем состоянии. Неудивительно.

«Какие у него озорные глаза, когда он в сознании»,— подумала она.

— Это старая космическая шлюпка с грузового корабля. Я купил ее задешево, поскольку хозяева грузовоза просто оставили ее на Привале, посчитав, что отремонтировать ее до состояния, нужного для очередной сертификации, будет дороже, чем купить новую. Восстанавливать ее, бегая вокруг с разными инструментами, было моим хобби. Я занимал себя этим тогда, когда в голову лезло слишком много разных мыслей. Даже не думал, что шлюпка однажды куда-то полетит. Тем более за пределы планеты.— Элвин встретился с Ирен взглядом.— Знаете, я ведь был в первой команде с «Чагоса», высадившейся на Привале.

Она ответила, что ей это ничего не говорит. Люди, сидевшие в диспетчерской госпиталя и дежурившие у мониторов в дюжине различных правительственных организаций, просто остолбенели от такого признания.

Для Элвина незнание Ирен стало поводом поговорить.

— «Чагос» — это корабль, команда которого открыла Привал и провела там первые исследования. Поскольку те, кто доставил меня сюда, не предполагали в моем прошлом таких интимных связей с планетой, думаю, об этом никто не знает. Кроме того, я служил в космосе под именем Элвина Лльеуинта,— он ухмыльнулся.— Вконец устав, что большинство людей не могут выговорить мою фамилию даже по слогам, я официально сменил ее на другую. Перед тем как остался жить на Привале.

— Интересно,— заметила она.— Думаю, вы правы, никто не пытался найти такого рода взаимосвязь.

«Теперь они быстренько этим займутся,— подумала она, даже не взглянув на невидимые микрофоны.— Найдут все возможные взаимосвязи и попытаются сделать выводы».

— Я слыл хорошим специалистом. А кроме того, законченным врединой, что не возбуждало в моих коллегах особой любви ко мне. Хотя я люблю все время ворчать, Привал мне понравился. Понравился достаточно для того, чтобы подать рапорт об отставке и остаться на планете, когда «Чагос», наконец, оттуда улетел. Я работал на строительстве Вельда и кучи мелких городишек. Как всегда, по возможности полагаясь только на себя самого. Мне не нравится, когда вокруг много народу. Это и послужило одной из причин, по которой я подался в исследовательскую экспедицию. А потом остался на новой планете, на которой надеялся провести остаток жизни,— его голос дрогнул.— Но все изменилось. Когда я выйду отсюда, я постараюсь поселиться в Нью-Йорке, Лэйле или Йобурге. Я хочу, чтобы вокруг было много людей. Толпы.

Неожиданно его начало колотить. Простыня, покрывавшая его грудь, стала похожа на облако белого тумана. Даже контраст между его сильным голосом и все еще слабым телом не производил такого впечатления. Когда Ирен начала вставать, он поднял руку, останавливая ее.

— Я в порядке,— прошептал он, продолжая трястись.— Я в порядке,— повторил он с умоляющим видом.— Не могла бы ты — я клянусь, что ничего не буду делать,— не могла бы ты обнять меня, просто обнять? На секунду. Просто обними меня.

Встав со стула, она нерешительно села на кровать рядом с ним. Низко наклонившись, обняла его за плечи. Его голова тотчас соскользнула на сгиб ее локтя, как птица, которая нашла свое гнездо. Секунду она пребывала в нерешительности, затем подняла ноги с пола и легла рядом.

Когда она проснулась, прошло больше часа. Тот факт, что она моментально уснула рядом с ним, сильно ее удивил. Вокруг пощелкивали и шуршали приборы. В комнате ничего не изменилось. Их никто не побеспокоил.

Повернув голову, Ирен увидела, что Элвин не спит. Он глядел на нее, пожирал глазами, как будто она была живительным эликсиром для его души. Это ее смутило, и она поспешно села на краю кровати.

— Расслабься. Не бери в голову,— он улыбнулся.— Эй, ты хоть поняла, что я ляпнул? Это я-то говорю тебе, чтобы ты расслабилась и не беспокоилась. Хочешь, я проверю параметры твоего организма?

Она улыбнулась в ответ. Этот человек, перенесший невообразимые испытания, был просто неудержим. Она уже не жалела его. Он ей определенно нравился.

Элвин с радостью заметил перемену в ее настроении.

— Итак, ты стал гражданином планеты Привал,— женщина положила руку ему на предплечье, хотя в этом не было терапевтической необходимости.

— Да,— ответил Элвин. Улыбка его угасла, он снова начал дрожать. В ответ на ее встревоженный взгляд усилием воли расслабил мышцы, заставив их перестать дергаться.— Порядок. Я больше не буду кричать.

— Ты помнишь, как кричал? — моргнув, спросила Ирен.

— Помню,— кивнул он.— Простоя не мог остановиться. И не хотел. Это так просто — кричать. Заслоняет все остальное. Слегка,— он начал ворочаться под простыней.— Мне опротивело лежать. Помоги сесть.

Она потянулась к пульту управления кроватью.

— Я могу поднять тебя на любой угол, какой…

— Проклятье, нет! Я хочу сидеть сам! Я сам, а не эта чертова койка.

Она помогла ему сесть, думая, что скажет доктор Чимбу по поводу такого перенапряжения пациента. Но им никто не помешал. Никто не встрял, ни лично, ни по телекому, и через пару минут он уже сидел, подпертый подушками.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она со смесью профессионального интереса и чего-то еще, в чем она не отдавала себе отчета.— Тебя не тошнит? Это было бы вполне нормальным.

— Не для меня. Немного кружится голова, и все.— Посмотрев мимо нее, он впервые увидел тропический пейзаж, который открывался за большим окном палаты. Сидя на кровати, он смотрел на пальмы, корабли в бухте и лазурно-голубое тропическое море. Над заливом пролетели несколько летучих собак. Темная туча быстро двигалась на фоне возвышающихся над ней белых кучевых облаков.

Обернувшись к женщине, он спросил спокойным, холодным голосом:

— Так ты действительно хочешь знать, что случилось с моим приемным домом? Аргусом-5, известным так же как Привал?

В диспетчерской и на передающих станциях по всему земному шару начался ад кромешный.

Глава тринадцатая

Мэллори был счастлив, что ушел с «Чагоса» и обосновался в новом мире, став одним из первых колонистов. Возможно, такое решение и не сделает его богачом, но его потомки (если, конечно, таковые появятся) когда-нибудь станут хвастаться тем, что их прапрадедушка находился в числе первопроходцев Аргуса-5.

Несмотря на сварливый, временами вспыльчивый характер, Элвин всегда легко находил работу. Мастер на все руки, работавший на межзвездном корабле класса «Чагоса», бывший корабельный инженер, еще довольно молодой, он обладал многими навыками, которые высоко ценились во вновь образовавшейся колонии. Отклонив заманчивые предложения работы в бурно развивающихся городских службах Вельда, поступавшие от компаний, специализировавшихся на недавно основанных колониях, он предпочел статус независимого консультанта. Деньги не текли к нему рекой, но жил он весьма неплохо. В свободное время, а его у Мэллори оставалось хоть отбавляй, он путешествовал вдоль экваториального пояса планеты, наслаждаясь девственной красотой здешней природы. Обосновавшись в лесистых горах, он развлекался тем, что возился в построенной по его проекту мастерской со списанной спасательной шлюпкой грузового класса, которую купил очень недорого, удовлетворив свое желание в чем-нибудь копаться.

Если ему требовалось заработать денег, он имел возможность выбирать из длинного списка предложений. Колония интенсивно расширялась, в работе не было недостатка, учитывая, что немногие из вновь прибывающих колонистов обладали опытом и навыками его уровня. Его консультации высоко ценились.

Так прошли пять лет, в течение которых Мэллори был не то чтобы счастлив — такое чувство он редко испытывал,— но раздражен меньше, чем обычно. Если ему приходилось отправляться в город за покупками, он довольно легко терпел общество людей, с которыми сводил его случай. Поскольку он славился как раздражительный отшельник, к нему не обращались без особой надобности. Его такое положение дел вполне устраивало да и всех остальных тоже.

Элвин не услышал всеобщего предупреждения, которое прервало все программы трехмерного вещания. Для него это было обычное утро, необычно ясное даже для чистейшей атмосферы Привала. Когда взошедшее солнце начало согревать склоны гор, он неторопливо позавтракал, сидя на собственноручно сделанной веранде, и собрался идти в ангар, где находилась его мастерская и предмет его увлечения.

Дорога от дома до ангара занимала немного времени. Хотя он и сделал себе крытый коридор, чтобы ему не мешали дождь и снег, обычные здесь в холодное время года, сегодня в нем не было нужды. Солнце уже поднялось высоко, небо оставалось безоблачно чистым. Ангар представлял собой огромное сооружение, выкрашенное коричневыми и зелеными пятнами так, чтобы сливаться с окружающими деревьями. Если такое большое здание не замаскировать, оно неизбежно возбудит любопытство у случайно оказавшихся поблизости людей. Мэллори фанатично относился к своему праву на уединение и очень не любил, чтобы его беспокоили. Это и побудило его тщательно замаскировать свой дом и мастерскую, скрыв их от взоров быстро растущего населения планеты. Ему не требовались посетители. Они обычно вели себя очень дружелюбно и несдержанно — два качества, которые он меньше всего любил в людях.

Четыре месяца назад Элвин попробовал слетать на своей старой шлюпке в столицу округа Демур и обратно. Как он и предполагал, все прошло гладко, но некоторые крепления внутри корпуса ослабли. Войдя в шлюпку, он нашел инструменты, которые, как всегда, лежали на местах, и радостно принялся за работу.

Несколько раз этим утром он слышал отдаленный глухой грохот. Хотя по дороге от дома до мастерской он не заметил на небе ни облачка, Элвин списал шум на приближающуюся грозу. Плохая погода не была здесь чем-то необычным в любое время года, а поскольку приближалось лето, ожидались резкие перепады в состоянии атмосферы. А может, это работала строительная команда, делая с помощью взрывчатки котлованы под новые здания на окраинах Вельда. Или какие-нибудь шумные подростки веселились слишком близко от его дома. Он не обращал большого внимания на время от времени раздававшиеся отдаленные раскаты.

Около двух, вспотевший, но довольный, он отложил в сторону инструменты, достойные ремонтной базы космического флота, и решил пойти поесть. Обычно он не прерывал своих трудов на ланч. Одним из плюсов работы на самого себя является возможность есть тогда, когда захочешь, а не когда тебе положено по графику.

Выйдя из ангара, он посмотрел в сторону дома и замер как вкопанный. Прикрыв глаза рукой, Элвин уставился в сторону столицы, где кристально чистый воздух планеты пронизывали столбы дыма, поднимавшиеся здесь и там и постепенно сливающиеся в одно огромное коричневое облако, сквозь которое с трудом пробивался солнечный свет.

«Что за черт?…» — подумал он и, прибавив шагу, вошел в дом. Похоже, в Вельде произошла серьезная промышленная катастрофа. Он не мог с ходу представить себе, какая. Современные противопожарные технологии не позволили бы пожарам распространяться в городе, перекидываясь с одного дома на другой. Однако отсветы пламени и столбы дыма, между которыми оставалось приличное расстояние, означали, что пожар возник одновременно в нескольких районах города и продолжал разрастаться. Вбежав в кабинет, он включил трехмерку и стал ждать, когда же над полом сфокусируется объемное изображение. Возникшие цветные фигуры не желали соединяться в привычную картину. Он принялся крутить ручки настройки, но не смог соединить мерцающие многогранники и искрящиеся облачка в более-менее вразумительный образ. На всех каналах не было ничего, кроме электростатических помех. И не доносилось ни звука.

Произошло что-то серьезное.

Элвин не запаниковал, но серьезно забеспокоился. Выбежав наружу, он увидел, что за то время, которое он провел внутридома, облако дыма увеличилось в размерах. И, похоже, еще несколько новых столбов дыма появились прямо у него на глазах. Раскаты грома стали звучать все чаще.

В жизни он никогда не видел город, подвергшийся нападению, но смотрел по трехмерке фантастику и историческую хронику. Он с трудом мог представить себе, кому и зачем понадобилось нападать на беззащитную колонию. Первой пришла мысль об а-аннах. Транксы уверяли, что эти агрессивные рептилии используют любую возможность, чтобы кого-либо атаковать. Но на Привале для них чересчур холодно, планета слишком удалена от занимаемых ими миров и лежит совершенно в другом направлении, чтобы угрожать Империи. И Привал не представляет собой кладовую ресурсов, которых больше нигде нельзя найти.

Те же доводы в еще в большей мере относились и к транксам. Как и большинство людей, Мэллори относился к насекомообразным двойственно. Они хотели дружить с землянами, но большинство людей не испытывало энтузиазма по этому поводу. Внешний вид диковинных разумных существ заставлял инстинктивно держаться от них подальше. Люди тысячелетиями боролись с их отдаленными меньшими родственниками, в изобилии населяющими Землю, и немало времени пройдет, чтобы земляне смогли терпеть рядом транксов.

«Кто же еще? — подумал он, остолбенело глядя на разворачивавшуюся перед ним картину разрушения столицы.— Конечно, не квиллпы, наименее агрессивные из всех рас, с которыми люди встречались в просторах космоса. Да, они тоже колонизируют миры, и их сфера влияния намного ближе к человеческой, чем у тех же а-аннов или транксов, но… Может, неизвестная раса, с которой люди еще не сталкивались?»

Такое предположение казалось наиболее вероятным. Он стоял на склоне горы, глядя, как горит город, в фундамент которого был заложен и его камень. Однако кто бы там ни бушевал, он имел самую передовую технику.

Сходив в дом, Элвин вернулся на веранду, держа в руках портативный телескоп, и тщательно осмотрел периметр и внутренность дымного облака. Никаких летательных аппаратов. Значит, снаряды запускаются с орбиты и наводятся на цель на расстоянии, причем с большой точностью. Он увидел вдалеке еще один столб дыма — там, где находился городской космопорт. И два других, на месте пригородов.

Атака проводилась с усердием, но в ее цели, видимо, не входило полное уничтожение колонии. В противном случае не было бы всех этих многочисленных взрывов, которые он слышал, пока возился со шлюпкой. Он услышал бы один большой взрыв, означающий, что ядерный взрыв стер с лица планеты весь город. Но город еще стоял, хотя в нем и бушевали пожары. Не оставалось никаких сомнений, что нападавшие, кем бы они ни были, имели в своем распоряжении подобное оружие массового поражения, или, по крайней мере, могли его изготовить. Любая разумная раса, прежде чем освоить полеты в плюс-пространстве, должна была научиться работе с ядерными технологиями. Невозможно использовать иное пространство, пока не разобрался в тонкостях функционирования того, в котором ты сам живешь.

Зачем они здесь? Что им тут нужно? Если они не стремятся к полному уничтожению, значит, хотят сохранить что-то в целости. Непонятно, неужели они не могли добиться нужного просто путем угроз? Единственный вариант, решил он, пришельцы не хотят, чтобы их раскрыли. Поскольку все средства связи на планете явно вышли из строя, уверенность в правильности последнего предположения крепла в нем с каждой минутой. Он не сомневался, что станция минус-пространственной связи рядом с космопортом стала одной из первых целей. Скорее всего, вторую станцию, в Чагос Доуне, постигла та же участь.

Раз так, значит, инопланетяне хорошо знали, куда бить в первую очередь. И, стало быть, гипотеза о неизвестной расе отпадает. На орбите вокруг планеты почти всегда находились межзвездные корабли, которые отследили бы несанкционированные перемещения любых инопланетных судов и сообщили бы о таковых, особенно если корабли вели бы исследования в стратегически важных направлениях. Из чего следовало, что нападавшие тщательно обдумали и спланировали операцию, используя заранее полученные данные.

Хорошо. Если даже так, неожиданный прилет одного или нескольких чужих кораблей не прошел бы незамеченным для правительства, об этом объявили бы по трехмерке, люди обсуждали бы новость. Но ни вчера вечером, ни утром за завтраком, когда все еще было в порядке, он ничего не слышал.

«Я что-то упустил из виду,— подумал Элвин.— Правда, правительство — тоже».

Хотя, конечно, они ничего не смогли бы противопоставить хорошо организованному вооруженному нападению. Колония на Привале была основана недавно, и у нее имелись только небольшие силы жандармерии. Человечество не находилось в состоянии войны ни с одной из других разумных рас. Разногласия, возникавшие по вопросам коммерции или колонизационной политики, ограничивались словесными спорами, иногда очень громкими, но никогда не переходившими в военные столкновения. Широкомасштабная война в космосе слишком дорогое и сложное дело, чтобы у кого-нибудь возникла сама мысль о ней. Это понимали даже а-анны, и их конфликты с транксами ограничивались отдельными небольшими пиратскими акциями. О возможности нападения в планетарном масштабе никто даже не задумывался.

«До сегодняшнего дня»,— мрачно сказал себе Элвин.

Его мысли вновь вернулись к известным своей агрессивностью а-аннам. Что могло бы побудить этих двуногих рептилий напасть на беззащитную колонию? Ему ничего не приходило в голову. Конечно, он смотрел на все с точки зрения землянина. У а-аннов могли иметься свои причины для нападения, которые не пришли бы на ум ни одному человеку.

Требовалась информация. Поскольку обычного трехмерного вещания не было, следовало попробовать что-то другое.

Он побежал назад в ангар и включил антикварного вида аппаратуру связи, входившую в снаряжение шлюпки. Это оборудование предназначалось для сканирования и декодирования всех возможных частотных диапазонов в поисках информации. Он начал с тех диапазонов, на которых обычно поддерживают связь космические корабли и наземные станции. Сигналов поймалось предостаточно, но аппаратура не могла их декодировать. Переговоры атакующих, решил он. Весь идиотизм ситуации заключался в том, что виденное и слышаное им, очевидно, содержало ответы на все вопросы, но Элвин был не в состоянии понять хотя бы слово.

Сменив настройку, он проверил привычные каналы трехмерного вещания. Там остались только статические шумы. Вельд молчал. То же самое относилось к Чагос Доуну и Вальдбургу, и ко всем городам, имевшим собственные вещательные станции или ретрансляторы. В космосе тоже царило молчание. Спутники связи, общим числом около дюжины, впали в точно такую же кому, что и наземные передатчики, от которых они получали сигнал. Вероятнее всего, они оказались в числе первых объектов атаки. На месте нападавших Элвин бы так и сделал. Жертву нужно ослепить и изолировать от остальных, а уж потом глумиться в свое удовольствие.

Он уже почти потерял надежду поймать хоть что-нибудь и собирался подлететь к городу на своей посудине, чтобы узнать, что же там происходит, как вдруг в нише для изображений что-то мелькнуло. Трехмерная картинка была намного меньше той, которую он привык видеть, сидя у домашнего приемника, так как шлюпка имела меньшее пространство отображения.

То, что он поймал, оказалось искаженной помехами передачей… Нет, съемкой, которую вела передвижная камера с компьютерным управлением,— наверное, собственность одной из независимых вещательных компаний Привала. Он понял это, увидев крутящийся в воздухе над полом логотип. Звук тоже прорвался, но речь комментатора отсутствовала. Вероятнее всего, оператора уже прикончили нападавшие. Раз все средства связи, как местной, так и межпланетной, оказались в числе первых жертв атаки, странно было бы, если бы на вещательных станциях и в студиях кто-нибудь остался в живых.

Робот не мог испугаться смерти работавшего с ним оператора или даже временно отвлечься на нее, автономный блок питания позволял ему продолжать работу, поэтому он исправно передавал трехмерные изображения в уже не существующую студию. Ни один домашний или профессиональный приемник трехмерки не смог бы уловить его сигнал. Для такого дела требовался опытный техник и специальное оборудование. Например, Элвин Мэллори — и вседиапазонная аварийная система связи космической спасательной шлюпки.

Сидя в рубке, Элвин остолбенело смотрел на кадры, которые безотказно передавал робот, колесящий по городу. Все вокруг горело, часто поле зрения застилал густой дым. Аппарат настраивали на отбор более четких кадров, поэтому он в их поисках постоянно перемещался с места на место. А в отсутствие указаний от оператора или из студии руководствовался программой, заложенной в его компьютер.

Горели не все здания. Некоторые из них нападавшие пожалели. Или промахнулись. Другие же дома расплавились, и на их месте остались только дымящиеся кратеры. Слева появился мужчина, который бежал, наискосок пересекая поле зрения аппарата. Грязный и окровавленный, в рваной одежде, он нес на руках младенца. Рядом с ним бежал мальчик лет двенадцати. Мужчина смотрел по сторонам, ища то ли помощи, то ли укрытия.

Мальчик обернулся, и в этот же миг его голова исчезла, оставив вместо себя облако пламени вперемешку с разлетающимися мозгами, костями и кровью. Нырнув влево, мужчина постарался пригнуться как можно ниже, прикрывая собой ребенка. Одна из его ног исчезла в точно такой же вспышке пламени. В отличие от мальчика, погибшего без единого звука, мужчина закричал от боли. Мэллори был в ужасе. Микрофон робота безукоризненно передал леденящий вопль умирающего.

Выпав из скрюченных рук, младенец покатился через всю улицу. Он тоже кричал. Мужчина начал ползти в его сторону. Элвин до крови закусил пальцы. Из дыма, закрывавшего вид слева, появились фигуры. Их было двое, высокие и стройные, одетые в защитные шлемы и массивную броню. Один из них не торопясь подошел к ползущему мужчине и приставил к его голове длинный предмет. Когда он включил устройство, голова разлетелась на куски, забрызгав кровью и осколками костей его бронированные ноги. Другой сделал то же самое с младенцем. Мэллори с трудом заставил себя продолжать дышать.

Робот ездил по улице из стороны в сторону, бесстрастно выполняя заложенную в него программу. Если он находил какую-нибудь сцену, которая хоть как-то стыковалась с находящимися в его памяти инструкциями, он останавливался и фокусировался на ней, а затем двигался дальше. Дважды Мэллори терял сигнал, но, быстро манипулируя старым, однако все еще работающим оборудованием, снова ловил его. В какой-то миг высоко над крышей ангара с визгом пролетело что-то достаточно большое и мощное. Шум был такой, что Элвин услышал его даже внутри стоящей в ангаре шлюпки. Загипнотизированный увиденным, он не обратил внимания на звучное эхо от пролетевшего объекта.

Бесцельно кружа по городу в соответствии с программой поиска новых событий, робот въехал на центральную площадь Вельда. Когда-то она была заботливо и с любовью украшена различными цветами и растениями, которые собирали по всей планете. Высаженные аккуратными концентрическими кольцами, сейчас они беспорядочно валялись, сожженные или вырванные с корнем ударами неизвестного оружия. Фонтан в центре, подаренный колонистам Привала жителями преуспевающей планеты Новая Ривьера, превратился в бесформенную груду оплавленной керамики. Из разорванных труб хлестала вода, стекая в зияющие тут и там дыры в земле.

Рядом с разрушенным фонтаном стояло несколько машин, по виду предназначенных для полетов в атмосфере. На их корпусах виднелись характерные выступы, которые, скорее всего, являлись бортовым вооружением. Рядом расхаживало множество фигур, одетых в броню. Кроме того, виднелось много других, занятых чем-то еще.

Робот подъехал поближе. По непонятной причине нападавшие пока не обращали на него внимания. Возможно, разрушив все системы связи, они не видели необходимости уничтожать один-единственный движущийся объект, однозначно представляющий собой автомат. Изображение запрыгало. Выругавшись, Мэллори стукнул кулаком по корпусу прибора, заставив его снова заработать.

Прибыла еще одна небольшая машина. К ее борту подошли несколько фигур в более легком обмундировании и стали помогать находившимся на борту разгружать что-то. Мэллори вытянулся вперед и начал вглядываться, ожидая увидеть ценные электронные приборы или контейнеры с записями. Однако они выгружали предметы другого рода, впрочем, легко узнаваемые.

Тела.

Было не очень понятно, мертвы эти люди или просто парализованы. В любом случае, очевидных повреждений на них Элвин не увидел. Насколько он мог разобрать, глядя на прыгающее, искаженное помехами изображение, на заранее подготовленную передвижную платформу пайтары аккуратно сложили женщин возрастом от восемнадцати до сорока лет.

Подошли другие пришельцы. Они держали в руках что-то, что Мэллори сначала принял за пистолеты. Но это были не пистолеты. Три фигуры немедленно занялись ближайшим телом. Молча, без единой эмоции, не способный даже зарыдать, Элвин смотрел, как инопланетяне быстро и аккуратно вскрыли брюшную полость и удалили оттуда, если такое слово уместно применить в данной ситуации, все женские репродуктивные органы: матку, фаллопиевы трубы, яичники, все подряд. Все это, мокрое и блестящее от крови, бережно положили в стоящий рядом контейнер, из которого поднимался то ли дым, то ли туман. Очевидно, внутри поддерживался или сильный жар или сильный холод.

Сделав свое дело, пайтары перешли к следующему телу. То была девушка лет двадцати. Мэллори не мог в точности сказать, осталась ли в живых предыдущая женщина. Чужих это, похоже, совершенно не беспокоило. Они палец о палец не пошевелили, чтобы хотя бы закрыть оставленную в ее теле дыру. Мэллори понял, что ему не хочется думать об этом.

Ему очень хотелось отвернуться, перевести взгляд на что-нибудь другое, вырвать из памяти все, чему он стал свидетелем,— но он не мог. Робот исправно выполнял программу, передавая картину ужасного препарирования людей. Фигуры перемещались от тела к телу. Шок оказался настолько силен, что Мэллори даже не тошнило. Вдруг он увидел, как одна из женщин, из которой уже вынули внутренности, согнулась и попыталась сесть. Без капли сострадания, руководствуясь, видимо, только стремлением к соблюдению порядка, один из патрульных, заметивший ее движение, выстрелил в нее прежде, чем она поднялась достаточно, чтобы увидеть зияющую дыру в своем животе. Ей оказали полное равнодушия последнее милосердие.

Робот не испытывал никаких эмоций по поводу того, что попадало в его объектив. Он регистрировал и передавал информацию. Перед тем как приняться за седьмое беспомощное тело, один из инопланетных потрошителей остановился, чтобы поправить свой защитный шлем. При этом он снял его на несколько мгновений. Следом за ним тоже самое сделал и его товарищ. Мэллори тупо смотрел на них. Люди. Земляне. Нет. Радужно окрашенные волосы, слишком совершенная осанка, точеные черты лиц. Не люди.

Пайтары.

— Почему? — тихо вскрикнул он.

Почему, почему, почему? Зачем пайтары без предупреждения и безо всякого повода напали на беззащитную, безвредную колонию? Это бессмысленно. Это какое-то форменное помешательство. И что они собираются делать, чего добиваются, тщательно собирая и консервируя репродуктивные органы земных женщин?

У него не находилось рациональных ответов на эти беспомощные вопросы. Какая разница. Зачем бы они ни делали такое, они наверняка осознавали последствия. Не только люди, но и все разумные существа этого рукава Галактики будут вне себя от гнева. Последует неотвратимое возмездие. Чего бы они ни хотели добиться с помощью своей безумной жестокости, результатом станет то, что человечество мобилизует все силы и уничтожит нелюдей, которые позволили себе такое.

Но это случится, вдруг с кристальной ясностью понял он, только в том случае, если людям станет известен виновник.

Элвин вскочил, когда один из пайтаров, с головы до ног одетый в броню, наконец заметил ездящего поблизости робота, повернулся в ту сторону, поднял оружие и выстрелил. Когда трехмерное изображение на борту шлюпки исчезло, Мэллори уже бежал в сторону дома.

Дома и другие постройки Привала не нуждались в маскировке. Кто захочет атаковать колонию на планете с ограниченным пригодным для жизни ареалом, неразвитой промышленностью и неразведанными ресурсами? Скрывать от чужих взглядов свое жилище пришло бы в голову только человеку, который не хочет общаться с остальными колонистами. Таких отшельников на Привале оказалось немного, и Мэллори был единственным, обладающим достаточными навыками, чтобы замаскировать свой дом.

Он знал, что это его не спасет. Разве только на время. Затем его найдут. Враги будут вынуждены его найти. В живых не должен остаться ни один свидетель тех ужасов, которые они здесь творили. Они обыщут в поисках колонистов обитаемый экваториальный пояс. Затем холодные пустыни на севере и на юге, чтобы уничтожить всех, кто находился в исследовательских экспедициях. С помощью биодетекторов они найдут любые, даже самые ничтожные следы. На экранах таких приборов человеческая фигура станет видна с такой же четкостью, как трехмерная передача центрального канала. Они будут искать его на земле, под землей и под водой. В этом он не сомневался.

Он не мог вспомнить, были ли в последнее время в новостях упоминания о кораблях на орбите вокруг планеты. Даже если такие корабли и имелись, вряд ли военные. Без сомнения, их команды оказались в числе первых жертв предательского нападения пайтаров. Инопланетные звездолеты не могут бесследно исчезнуть, но, учитывая нечастые посещения Привала кораблями с других планет, может пройти несколько месяцев, прежде чем сюда прилетит кто-то еще. За эти несколько месяцев пайтары прочешут планету вдоль и поперек в поисках выживших и улетят. Бесследно.

Они хорошо знают, где искать. Места, где велась разведка полезных ископаемых. Станции связи, транспорта и энергообеспечения. Почему бы и нет? После первых нескольких визитов их передвижения по планете перестали ограничивать. Зачем следить за этими великодушными, тактичными и умнейшими друзьями человечества? И все время, пока пайтары помогали строить колонию, они терпеливо собирали информацию, необходимую для нанесения одного смертельного удара.

Конечно, они не сразу найдут его дом и мастерскую, затерявшиеся на склонах гор. Сначала проверят большие города, потом перейдут к поселкам и деревням, затем займутся фермами и постами. Вряд ли ему удастся скрыться в лесу. Наверняка кто-нибудь догадается, что здешние леса представляют собой хорошее убежище. Безжалостные пайтары хорошо подготовились ко всему. И к этому, без сомнения, тоже. Когда все население городов и поселков погибнет, начнется охота. Лицо Мэллори окаменело. Охота на людей.

Все корабли, орбитальные станции, спутники и прочее космическое оборудование уже захвачены или уничтожены. Любое продуманное нападение из космоса должно начинаться именно с этого. Прежде чем заняться беспомощными людьми на поверхности, надо очистить околопланетное пространство. Следующими целями становятся космопорты и взлетные полосы для атмосферных аппаратов вместе с находящейся на земле техникой. Когда атакуемые уже не смогут оказывать сопротивление или спасаться бегством с помощью летательных аппаратов, можно не спеша переходить к наземной операции, методично уничтожая население.

Летательные средства на планете имелись у компаний и в частном владении. Это он знал. Но они не спасли бы их хозяев от обнаружения и атаки со стороны орбитальных шаттлов, которые летают намного быстрее и выше. Любой аппарат, способный выйти на орбиту, требует либо длинной взлетной полосы, либо, в чрезвычайной ситуации, очень большого поля или высохшего озера. Аппараты, способные выходить на орбиту, не могут стартовать вертикально. Для этого требуется двигатель, способный за короткое время разогнать машину до орбитальной скорости, пусть даже потом он уже не будет в состоянии работать.

Двигатель спасательной шлюпки.

У него была спасательная шлюпка. Более-менее целая. Кое-как оборудованная и с какими-никакими запасами провизии.

Вопрос заключался лишь в том, достигнет она скорости, необходимой для выхода на орбиту, или нет.

У него не оставалось выхода. Так что нечего колебаться. Если он останется здесь, он проживет дольше большинства колонистов. Может быть, на несколько дней. Или даже на несколько недель. Но рано или поздно пайтары все равно его найдут. Как и любого другого. Он не собирался сидеть сложа руки и ждать, когда этот момент наступит. Он не хотел быть крысой, забившейся в дальний угол норы.

Без особых раздумий Элвин перевернул вверх дном все в доме, порядком в котором когда-то так гордился. Все, что хоть как-то могло ему пригодиться, он бросал на транспортную тележку, пригнанную из мастерской. Еда, медикаменты, записи, радиодетали, одежда, инструменты — в трюм старой шлюпки поместится все. Она рассчитана, чтобы перевозить и обеспечивать жизнь дюжины людей, значит, вполне сойдет в качестве убежища для одного человека. В ней много чего недостает, только не свободного места.

Меньше чем за день Элвин выпотрошил весь дом. Дом, в котором прожил несколько лет и надеялся прожить всю оставшуюся жизнь. Может, если ему повезет, когда-нибудь он еще увидит свое жилище. Он не заглядывал в будущее так далеко. Теперь его домом станет шлюпка. Должна стать, если ему удастся не привлечь внимание пайтаров. Когда был загружен последний кусок еды и последний гипотетически нужный инструмент занял место на полке, Элвин включил подачу воды в баки. На борту до погрузки не было ни капли, так же как не было и еды. Все, что оставалось на шлюпке полезного, давным-давно сняли и унесли ее предыдущие хозяева.

Один из баков сильно протекал. Несмотря на всю отчаянность своего положения, Элвин рассмеялся, представив, как полетит в холодном и бесчувственном вакууме с плещущейся под ногами водой. У него вырвался только короткий, жесткий смешок. У Мэллори не было ни времени, ни желания предаваться безудержному веселью. Где-то снаружи, у подножия гор, отделенные от него лесами, прекрасные, очаровательные и всеми уважаемые пайтары убивали мужчин и потрошили женщин. Благородные пайтары. Дружелюбные пайтары.

Пора сматываться. И избежать обнаружения сетью их приборов слежения, которая наверняка до сих пор работала. Никакая паутина не бывает идеальной. Всегда можно найти дырку, через которую пролетит одинокая муха.

Всю ночь он посвятил тому, чтобы привести в порядок свои крылышки.

За два часа до рассвета он уже полностью приготовился к отлету. Была ли готова шлюпка, предстояло проверить на практике. Оставалось лишь приступить к делу. Если он чего-нибудь не предусмотрел и не сможет справиться с возникшими трудностями, он умрет не намного медленнее, чем попав в руки пайтаров.

Устроившись в рубке, Элвин провел последнюю проверку. Оборудованию, большую часть которого он отремонтировал собственными руками или заменил, полагалось сработать при условии, что сработают связанные с оборудованием компоненты. Он вдруг пожалел, что не провозился с оснасткой шлюпки побольше, с каждым прибором в отдельности, с каждым креплением и соединением. Тогда он смотрел на свое хобби просто как на способ провести время, на развлечение. Сейчас от того, сколько сил он вложил в любимое дело, зависела его жизнь.

Не проглядел ли он чего, не упустил л и? Даже начав предстартовые приготовления, Элвин не мог отделаться от этих мыслей, но ничего не мог припомнить. Он не думал, что старая шлюпка в том состоянии, до которого он ее довел, переживет повторный старт. Раз он решил лететь, надо лететь, и пусть сам дьявол разбирается с последствиями.

Вдруг он вспомнил. Проводя много времени в ангаре за работой, он раньше частенько пропускал новости или развлекательные программы. Когда трехмерка не была включена на просмотр, она автоматически включалась на запись. В ней хранились записи информационных выпусков, презентаций и спортивных соревнований в столице и в других городах колонии. Скорее всего, последней записью остался тот бессмысленный цветовой шум, который он увидел, прибежав в дом вчера.

Но то, что он увидел вчера, сидя в шлюпке, наверняка записалось на встроенное устройство записи самой шлюпки. Эта запись тоже должна быть пригодна для воспроизведения.

У него не осталось времени проверять. Открыв панель, он залез внутрь и вскоре нашел то, что искал. Достав маленький шарик, он положил в нагрудный карман неопровержимое доказательство вероломства пайтаров. Потом задраил входной люк, сел в кресло пилота и пристегнулся. Он не был квалифицированным пилотом и никогда не управлял спасательной шлюпкой, как, впрочем, и любым другим кораблем. Но концепция спасательных шлюпок подразумевала, что ими сможет управлять любой, даже совершенно не подготовленный пассажир. Он же все-таки являлся инженером, который когда-то работал в космосе, а значит, имел намного больше шансов разобраться в оборудовании корабля, чем большинство других людей. Даже несмотря на антикварность этого оборудования.

Звезда Аргус уже готовилась взойти на восточной стороне горизонта. У пайтаров наверняка хватало разного следящего оборудования, очень хорошего и сложного, и Мэллори не хотел облегчать им задачу, давая возможность увидеть свой старт невооруженным глазом. Да, прощание шлюпки с планетой будет весьма заметным, и тут уж он ничего не мог поделать. Много шума, яркий свет, но все это продлится лишь до тех пор, пока он не выйдет на орбитальную скорость. Тогда он рискнет и выключит двигатель.

Проверка погоды показала наличие на северо-западе небольшого шквала. Элвин хотел бы, чтобы это был ураган. Или несколько сильных гроз одновременно. Все что угодно, только бы замаскировать его взлет. Помог бы даже простой дождь. Запрограммировав навигационное оборудование шлюпки и привод крыши ангара со всевозможной тщательностью, Мэллори до отказа затянул ремни и стал ждать.

Даже если его взлет и заметят, только находящийся в полной готовности к отлету космический шаттл сумеет перехватить взвившуюся по вертикали космическую шлюпку. Это не самая главная опасность. Но когда он выйдет на орбиту, тамошние шаттлы могут обнаружить и уничтожить его. Или, если ему очень повезет, им займется военный корабль, и такой махине придется немного пошевелиться, чтобы его сбить.

«По крайней мере, я причиню им хоть какие-то проблемы»,— подумал Мэллори.

Они могут определить, что на его корабле нет двигателя для полета в плюс-пространстве, и просто проигнорировать его, позволив шлюпке беспомощно дрейфовать в открытом космосе. До тех пор, пока у ее пассажира не кончатся пища и воздух. Хотя на такой вариант практически не было надежды. Он видел, с какой тщательностью убийцы действовали на планете. Вряд ли пайтары допустят хоть малейший шанс, что кто-нибудь выживет и расскажет об их злодеяниях… Даже одинокий скиталец, повисший между планетами без надежды вернуться на какую-то из них. Его обязательно постараются поймать.

Тем не менее он должен попробовать. Все лучше, чем сидеть и ждать, когда смерть постучится в дверь. Нужно бултыхаться до конца, и чем дольше, тем лучше.

Приятный женский голос сообщил, что старт уже нельзя отменить. В свое время Элвин специально потрудился, перепрограммируя голосовое устройство с его размеренными механическими интонациями, и сейчас обрадовался этому. Может, это единственный голос, кроме собственного, который он когда-нибудь еще услышит.

Воздух наполнился громким воем, пол в рубке задрожал. В шлюпке отсутствовал передний иллюминатор, но, глядя на экран переднего обзора, Мэллори увидел, как крыша ангара раскрылась, словно две большие плоские ладони. Показалось усеянное звездами темное небо Привала. Вой стал нестерпимым, вибрация кресла и ремней безопасности в сравнении с ним действовала даже успокаивающе.

«Последний массаж»,— пробормотал человек.

Последняя ласка механического могильщика.

Что-то сильно надавило ему на грудь, он резко выдохнул. Створки крыши исчезли. На экране бешено крутились звезды. Через минуту он вошел во вращающееся облако — тот самый шквал, который шел с северо-запада. Он вылетел из него, как кулак, пробивший подушку. Звезды, звезды, бесчисленные звезды. Давление на грудь ослабло, словно рука, прижимавшая его к креслу, стала потихоньку расслабляться. Незакрепленные предметы начали плавать по рубке. Желудок скрутило в узел, вестибулярный аппарат внушал, что он падает. Так оно и было — он падал.

Мэллори освободился от уз тяготения планеты. Шлюпка все еще пребывала в целости и сохранности. Отстегнув ремни, он наклонился, чтобы проверить показания приборов. Навигационная система шлюпки была настроена на поиск ближайшего космического корабля и продолжала искать воображаемое спасение. Перед стартом он выключил автоматический маяк, которому вменялось в обязанность сигнализировать всем о местоположении терпящих бедствие. Ждать помощи здесь было не от кого, и он не хотел, чтобы ближайший к нему пайтарский корабль обнаружил и подобрал его. Уж лучше сразу открыть шлюз и умереть самому, а не от их рук.

Приборы не показывали ничего особенного. Очевидных неполадок не наблюдалось. В радиусе действия системы поиска не находилось ни одного корабля. Это означало, что его старт имел шанс остаться незамеченным.

«Невозможно,— подумал он.— Где же их межзвездные корабли, транспортники, шаттлы?»

Они могли находиться только в одном месте, понял Мэллори.

На другой стороне планеты. В данный момент Привал заслонял его от них.

Он бы не стал таким образом проводить операцию вторжения. Но чем дольше Элвин размышлял об этом (а времени на раздумье у него имелось предостаточно), тем больше убеждался, что его исключительное везение не было следствием их тупости, а всего лишь вполне понятной совокупностью различных факторов. Уничтожив или захватив все находящиеся на орбите аппараты прежде, чем приступить к наземной операции, пайтары, без сомнения, взяли под контроль или вывели из строя все три космопорта, которыми располагала колония, а также все летательные аппараты, способные выходить на орбиту. Вместе со средствами воздушного передвижения первыми целями стали и две станции минус-пространственной связи, обслуживавшие межзвездные коммуникации.

Когда космопорты и все находящиеся в них корабли были уничтожены, никто и предположить не мог, что где-то на планете затерялась некая космическая шлюпка, да еще в рабочем состоянии. После полного успеха первого удара ублюдки могли позволить себе немного ослабить бдительность — вполне достаточно, чтобы один-единственный ничтожный кораблик, который к тому же было не так-то просто обнаружить, смог спастись бегством, стартовав перпендикулярно поверхности планеты на противоположной от атакующей армады стороне. Никакой шаттл не смог бы взлететь под таким углом.

Мэллори очень хотелось оценить их силы, но даже если бы шлюпка могла выполнить подобный маневр, что потребовало бы серьезного изменения курса, он не стал бы так рисковать. Выйди он на позицию, позволяющую наблюдать за пайтарами,— и аппаратура слежения на борту их современных военных кораблей, куда более совершенная, чем его собственная, обнаружила бы его первой.

Поэтому он продолжал лететь прочь от гостеприимной планеты, удаляясь от ее тепла и кислородной атмосферы, а также от творившихся на ней ужасов. Он стремился к единственной цели, которой могла достичь его шлюпка прежде, чем закончится топливо. Он запрограммировал курс на внутреннюю луну. Не потому, что та находилась ближе внешней. Просто она была намного меньше. Следовательно, являлась менее выгодной в качестве потенциального убежища, поскольку на ней было мало мест, где можно спрятаться. Если бы пайтары решили проверить спутники планеты, то, исходя из таких соображений, скорее всего стали бы проверять луну покрупнее, пропустив ее невзрачную сестру.

И все-таки гравитационное поле внутренней луны вполне могло удержать попавший в радиус его действия предмет.

Маневрируя настолько аккуратно, насколько позволяли его навыки управления и ограниченный запас топлива, в конце концов Мэллори спустил шлюпку на максимально низкую орбиту, и аппарат повис над дном кратера, образовавшегося, по-видимому, от удара метеорита. Запасов энергии осталось совсем немного, но он решил провести проверку состояния шлюпки.

Он располагал запасом топлива. И запасом воздуха. Утечки отсутствовали, по крайней мере, поддающиеся обнаружению. Сделав все, что от него зависело, Элвин остался наедине с двумя противниками, не менее опасными, чем пайтары: одиночеством и тишиной.

Первые его дни и недели состояли из сна, еды и проверки приборов на предмет пролетающих мимо или ведущих патрулирование кораблей. С каждым днем, в течение которого приборы молчали, а экраны оставались пустыми, его уверенность росла. К концу первого месяца он целиком и полностью уверился, что ему удалось остаться незамеченным для пайтаров. К концу второго месяца это начало его пугать.

Ему было страшно. На психику непомерным грузом давили безвоздушная пустота с одного борта и безжизненная скала с другого. Он чувствовал, как его сознание начинает метаться между изоляцией и возможностью сдаться. Да, он обманул пайтаров. Он остался жив в то время, как все остальные люди на планете, несомненно, погибли. Но для чего? Чтобы натянуть нос пайтарам? Они уже, скорее всего, улетели с планеты и никогда не узнают о его существовании. И он умрет здесь, в одиночестве, а не среди своих собратьев-колонистов! С каждым днем минуты тянулись все медленнее, и он начал сомневаться в правильности своего выбора. Сопротивляться, выжить любой ценой — но какой? Имело ли это хоть какое-нибудь значение или было просто инстинктивной реакцией разумной обезьяны?

Его отчаяние росло, он даже решил рискнуть некоторым количеством драгоценного воздуха, выйдя наружу в скафандре. Пустая и безжизненная поверхность луны-карлика быстро заставила человека вернуться обратно. Внутри было тепло, и в его распоряжении находились различные записи, голосовые и трехмерные. Через некоторое время он уже не мог смотреть на изображения улыбающихся, счастливых людей. Шлюпка не двигалась с места, вися на своей абсурдно низкой орбите, а вот его разум начал дрейфовать. Гравитация влияла только на тело, но не удерживала на месте сознание.

На третий месяц наспех собранные припасы начали подходить к концу. Элвин вдруг понял, что его это не беспокоит. Чтобы сэкономить воздух, он стал жить, не снимая скафандра. Вся наличествующая атмосфера сосредоточилась в непосредственной близости от него. Он поступал так потому, что предполагалось, будто он хочет сохранить свою жизнь, хотя у него уже не имелось такого желания. Воды хватило бы еще на некоторое время, чтобы поддержать в нем жизнь, но еда кончилась. Это хорошо, решил он. Он ослабеет, потеряет сознание и даже не заметит того момента, когда кончится воздух. Его тело не тронут ни пайтары, ни разложение. Оно будет идеально законсервировано космическим холодом, который уже схватил мертвой хваткой весь остальной корабль.

Так он и существовал, очень долго, все реже и реже глотая воду через трубку в скафандре. И вдруг что-то нарушило его сон. Раздраженный, он приподнялся, чтобы найти источник беспокойства, но источник сам нашел его — и тут он начал кричать. Из всего, что случилось после, он помнил только собственный крик.

Как оказалось, кроме нескольких коротких моментов, этого крика не слышал никто, кроме него. Так тянулось и тянулось до бесконечности.

Глава четырнадцатая

…до бесконечности.

Цзе ничего не ответила. Она лишь взяла правую руку Элвина обеими руками и поднесла к своим губам. Тихо поцеловала, потом прижала к щеке. Плевать, что подумают эти чертовы бюрократы или сотрудники госпиталя, которые могут не одобрить такого действия, глядя в свои мониторы. Мэллори смотрел в окно на голубое море, покачивающиеся пальмы и продолжал плакать. Он нормально дышал, пульс оставался ровным, но он не мог остановиться. Единственное, что ему грозило, это обезвоживание.

— Часть меня живет. Другая лежит мертвой там, на Привале, вместе с моими друзьями. А третья, последняя, продолжает плавать в невесомости на внутренней луне, сходя с ума.

— Я здесь,— сказала она.— Я живая.

— Да,— он улыбнулся и вытер слезы рукавом больничной рубашки.— Благодари Бога за самую малость, что есть у тебя. Это не про тебя, Ирен. Слово «малость» не имеет к тебе никакого отношения. Можно, я буду называть тебя просто Ирен?

— Мистер Мэллори, вы можете называть меня, как вам вздумается,— она опустила его руку на кровать. Но перед тем как выпустить, крепко сжала.— Вы заслужили такое право.

— Я не хочу, чтобы это было «правом». Я хочу, чтобы это было знаком нашей дружбы.

— Как хотите,— мягко ответила она.

Атмосферу разрушило, чтобы не сказать разбило вдребезги, появление в палате доктора Чимбу, двух его ассистентов, нескольких военных и штатских, которых Цзе не знала. Они заполнили комнату, но без толкотни и суеты. Все, в том числе офицеры с мрачными лицами, вели себя тихо и вежливо.

— Мистер Мэллори,— вежливо произнес Чимбу,— мы не собираемся давить на вас. Если вы считаете, что в комнате слишком много людей, просто скажите, и мы выйдем.

Человек на кровати ухмыльнулся. Он не хотел отпускать руку медсестры, и она не убирала ее.

— Слишком много? Да вас здесь мало! Сколько бы вас ни было, теперь для меня много не будет.

Стоявшая позади главного врача больницы статная женщина в форме полковника больше не смогла сдерживаться.

— Мистер Мэллори, я уверена, вы понимаете, как сильно некоторым из нас не терпится задать вам кое-какие вопросы. Если вы не настроены отвечать…

— Спрашивайте,— он улыбнулся Ирен.— Так как насчет настоящей еды? Я согласен на яблочное пюре, особенно если оно будет намазано на большую отбивную из антилопы с картофелем фри. И с подливкой. И с омарами. Омары, креветки, устрицы — что-нибудь из того.

Цзе вопросительно посмотрела на Чимбу. Тот нерешительно взглянул на пациента, потом кивнул, но все-таки добавил, не удержавшись:

— Только маленький бифштекс.

Симпатичная женщина-офицер стояла молча, вынудив Мэллори напомнить ей о себе.

— Давайте, спрашивайте, что вы там хотели. Вы меня не оскорбите. Я уже отбыл свой срок в юдоли скорбей.

— Очень хорошо, мистер Мэллори. Я думаю, вы знаете, что все, происходящее в этой комнате, регистрировалось мониторами и записывалось. Я также думаю, вы прекрасно понимаете — раз пайтары, дружески принятые на Земле и других наших планетах, за пятьлет никогда не позволяли себе ничего, даже отдаленно напоминающего действия, которые вы описали, большинство из нас практически не в состоянии принять на веру рассказанную вами историю.

В палате воцарилась мертвая тишина. Все ждали, как пациент отреагирует на эти слова.

Мэллори ответил очень тихо, но абсолютно отчетливо:

— Значит, вы считаете меня лжецом?

— Этого никто не говорил,— поспешил добавить другой офицер.— Никто не называет вас лжецом.— Он посмотрел на женщину, а потом снова на изможденного человека в кровати.— Вы прошли через страшные испытания, сэр. Просто чудо, что вы выжили, сохранив в целости тело и…

Затронув столь деликатную тему, он прервал свою фразу.

— Ум? — закончил за него Мэллори, оглядев собравшихся.— Вы думаете, все, что я видел на Привале,— галлюцинации? А как же шестьсот тысяч погибших и пропавших без вести? — он повысил голос— Тоже галлюцинация?

— Никто не отрицает факт происшедшей на Привале трагедии,— мягко сказала женщина-офицер, но в ее голосе явственно слышалась снисходительность.— Этого не смеет оспорить ни один человек. Майора Ротенбурга, как и всех нас, интересует, действительно ли вы видели все, о чем рассказали, или ваш разум, подвергшийся жесточайшему шоку, придумал что-нибудь невероятное, чтобы вытеснить из сознания реально увиденные события, еще более ужасные.

— Еще более ужасные? Что может быть ужаснее этого геноцида? Ужаснее женщин, выпотрошенных ради того, чтобы набрать полные контейнеры репродуктивных органов? — Мэллори медленно покачал головой.— Мадам, все, что я могу сказать,— ваше воображение по части придумывания ужасов сильно превосходит мое.

В разговор вступил Чимбу, стоявший возле самой кровати.

— Мистер Мэллори, полковник Надуровина является известным военным психиатром, специализирующимся на расстройствах сознания, вызванных стрессами боевых и близких к боевым ситуаций. Она не собирается оспаривать вашу правдивость. Как и все мы, она желает вам добра и хочет докопаться до истины.

— Истины?! — голос Мэллори зазвенел на грани истерики. Он резко сел. Ассистент, стоявший поблизости, включил осмотический инъектор и начал подходить поближе. Пораженная неожиданной агрессивностью Мэллори, Цзе вынула свою руку из его пальцев, но не встала с кровати и даже не отодвинулась. Видя ее страх, он попытался овладеть собой.

— Я сказал правду. Верить мне или не верить — ваше право.— Жестко осмотрев толпу любопытствующих вокруг, он добавил: — Лучше бы вы поверили. Нет никакой гарантии, что такое не повторится. Если, конечно, они уже не получили все, что им было нужно, на Привале.

— Репродуктивные органы земных женщин? — скептически спросил Ротенбург.— Простите, мистер Мэллори, но в наших глазах это не выглядит достаточным основанием для нападения на целую планету. Понятно, когда такое устраивают, чтобы получить стратегически важную базу или богатые месторождения редкоземельных металлов и минералов. Или чтобы запугать противника и заставить сдаться. Но в том, что вы говорите, нет никакого смысла.

— Упаси нас Бог от слепорожденных созданий военного ума,— пробормотал Элвин.— И вообще, что здесь делают военные?

— Когда без предупреждения безжалостно уничтожают шестьсот тысяч человек, это переходит в компетенцию военных,— холодно сказал мужчина, стоящий позади Ротенбурга.

Мэллори хмыкнул и откинулся на подушки.

— Самое худшее, я тоже не вижу в этом смысла. Пайтары и люди не могут иметь общего потомства. Но я не могу списать такой тщательно организованный сбор органов, свидетелем которому я стал, на некое патологическое любопытство научного толка или просто бесцельное желание потрошить людей. У них были специально подготовленные контейнеры для хранения… результатов своей работы. Они делали все вполне осмысленно. Если у них имелись еще какие-то причины для поголовного уничтожения всего населения колонии, спросите об этом у них самих.— Он сделал непристойный жест, рассчитанный на тех, кто смотрел на него через мониторы, распиханные бог знает где.— Мое мнение таково. Мы должны собрать все оружие, какое у нас есть, снарядить все корабли, которые способны летать, и гнать их до самого их вонючего Содружества, а потом засыпать их распрекрасные Два Мира радиоактивной пылью с долгим периодом полураспада. Как насчет такого предложения? Задайте подобный вопрос паре их представителей на Земле. Они, конечно, будут лгать. С легкостью. Они не сомневаются, что уничтожили всех свидетелей своего вероломства. Они это действительно сделали. Но я остался,— его бахвальство и бравада вдруг испарились со скоростью капли воды на раскаленной сковородке. Он заговорил тихим испуганным голосом, как будто в нем проснулся совсем другой человек.— Они не знают обо мне? Они не знают, где я?…

— Успокойся,— Цзе погладила его руку кончиками пальцев.— Не нервничай, Элвин. Никто не знает, что ты здесь,— она с тревогой посмотрела на Чимбу.— Ведь верно?

Главный врач кивнул. Он сказал со всей доступной ему уверенностью:

— О том, откуда взялся здесь мистер Мэллори, знают только несколько человек из руководства госпиталя. Кроме тех, кто сейчас находится в этой комнате, о вас известно лишь членам правительства, да и то не всем.

— Вы бы сильно удивились, если бы узнали, кто проинформирован, а кто не знает о вас ни капли,— успокаивающе проговорила Надуровина.— Вы здесь в безопасности. Конечно, если вы выглянете в коридор или за окно, вы не увидите там ничего особенного. Но для того, чтобы достать вас здесь, пайтарам или любой другой расе потребуется такое оружие, которого, по нашим сведениям, ни у кого просто нет,— она улыбнулась. Улыбка не выглядела ни натянутой, ни притворной.— На сегодняшний момент вы, мистер Мэллори, по всей вероятности, являетесь наиболее тщательно охраняемой персоной в нашей части Рукава Ориона. Так не охраняют даже членов Всемирного Совета.

— Значит, вы мне верите.

Надуровина, может, и не была здесь главной, но держалась именно так, поэтому он уделял ей примерно половину своего внимания. Другая половина досталась Ирен.

— Мы верим в то, что вы что-то видели. Мы верим, что неизвестные могущественные разумные существа ответственны за полное уничтожение людей на планете Привал В Лесу. Это с одной стороны. Но с другой — мы не можем принять на веру слова человека, которого нашли в космосе в состоянии полного истощения и без сознания.— На сей раз ее улыбка вышла кривоватой.— Вы должны понять, какая ответственность лежит на мне и моих коллегах, назначенных для работы надданным делом.

— Спросите пайтаров,— парировал Мэллори.— Загоните их в угол, надавите на них. Спросите их, зачем им потребовались человеческие органы, и посмотрите на их реакцию.

Вперед выступил полноватый мужчина в гражданской одежде, до сих пор сохранявший молчание.

— Меня зовут Чженьчжу Бури-Ип. Я представляю здесь Всемирный Совет,— уголки его губ дрогнули.— Во всяком случае, ту часть Совета, которую проинформировали о вас. Будьте любезны, мистер Мэллори, объясните, как я должен спросить представителей расы, до сих пор отличавшейся добропорядочностью и дружелюбием, не они ли, случаем, виновны в гибели шестисот тысяч моих собратьев?

— Откуда я знаю? — отрезал пациент.— Я же не дипломат.

Бури-Ип мрачно кивнул.

— Вот именно, мистер Мэллори. Если — и заметьте, я говорю «если» — окажется, что рассказанное вами является следствием вашего искаженного восприятия, вызванного перенесенными физическими страданиями, и мы выдвинем против пайтаров ложное обвинение, пусть даже и не прямое, мы потеряем недавно обретенных друзей, прекрасных, полезных и популярных среди населения. Когда этот факт станет достоянием гласности, правительство рухнет.

— Послушайте,— Мэллори медленно и тщательно подбирал слова.— Пайтары не прекрасны. И уж тем более не полезны. Они уничтожили шестьсот тысяч мужчин, женщин и детей. По неким собственным извращенным причинам, не берусь судить, каким именно. Даже если они никогда больше не сделают ничего подобного, так как уже получили все, что им было нужно… ну, это будет еще хуже, чем если бы они попытались повторить подобный ужас где-нибудь еще. Ведь тогда, подучив все необходимое, они останутся безнаказанными.

Бури-Ип остался непоколебим.

— Я же сказал «если», мистер Мэллори. На данный момент никто не собирается списывать со счетов вашу теорию.

— Будьте вы прокляты! Это не теория! — Мэллори понял, что опять оказался на грани срыва, и усилием воли сдержался. Рядом продолжал стоять ассистент, готовый пустить вход инъектор.— Значит, вы не пойдете на конфликте пайтарами?

Представитель Совета тяжело вздохнул.

— Извините, мистер Мэллори, но обвинить целую расу в геноциде по отношению к другой расе, основываясь на словах одного человека… Мы не можем так поступить. Вы должны нас понять. Вам может не нравиться наша точка зрения, но вы должны ее понять.

— Я понимаю только, что если вы не предпримете хоть что-нибудь, по вашей милости человечество будет годами плясать и смеяться в обнимку со своими самыми худшими за всю историю Земли врагами, и эти враги станут смеяться громче всех. Если, конечно, они вообще умеют смеяться.

— Мы обязательно что-нибудь сделаем, мистер Мэллори,— сказала Надуровина, изо всех сил стараясь его успокоить.— Мы выясним, кто лжет, а кто говорит правду. В первую очередь мы намерены выяснить, кто же виноват в том, что произошло на Аргусе-5.

— Вам это не удастся, если вы не зададите нужные вопросы тем, кому следует.— Мэллори закрыл глаза и поглубже ушел в подушки.

Цзе нащупала пульс на его запястье, не доверяя машинам.

— Достаточно. Он совсем недавно пребывал в коме, и мы уже превысили предел его сил.

— Медсестра Цзе права,— поддержал ее Чимбу.— Нам пора уйти, чтобы он мог отдохнуть.

— Когда мы снова сможем поговорить с ним? — спросил Ротенбург. Несмотря на профессиональный скептицизм, его заинтересовал этот человек.

— Не ранее чем завтра.— Чимбу начал потихоньку выпроваживать всех из комнаты, словно он был заботливым отцом, а остальные — его детьми.— Если вы не желаете иметь дело с разумом, который начнет выкидывать разные фортели, дайте нашему пациенту отдохнуть. Если его состояние продолжит улучшаться, вы сможете снова поговорить с ним завтра — с его личного согласия.

— Может, отдохнув, он вспомнит что-нибудь еще,— пробормотал Ротенбург, выходя в коридор.

— Например, кто на самом деле совершал все эти зверства?— спросила Надуровина, идя рядом с ним по коридору.

— Значит, вы не верите рассказу Мэллори? — спросил Ротенбург, машинально отдавая честь двум охранникам, которые стояли на посту в дальнем конце прохода.

— Я не знаю. Пайтары — убийцы? Да еще с такой странной мотивацией? Может, мы имеем дело со следствием негативного сексуального опыта или детских комплексов пациента. Я не нашла в его медицинской карте ничего подобного, но это не значит, что где-то в глубинах его памяти не скрывается нечто неизвестное.

Они вошли в лифт и встали лицом к дверям.

— Это не означает, что он лжет. Вопрос в том, видел ли он на самом деле то, о чем говорит, или это является правдой лишь для его травмированного сознания.

— Потому Бури-Ип и сказал, что правительство не может пойти на конфликт с пайтарами,— согласился с ней Ротенбург.

— Знаю. Мы тоже не можем так поступить. Если не будет соответствующего приказа сверху, которого, очевидно, не последует. Начиная с самого первого контакта с пайтарами люди просто без ума от них.

Ротенбург понимающе кивнул.

— У моей жены есть два костюма, в которых использованы дизайнерские идеи пайтаров. Сама идея, что пайтары способны убить хоть одного человека, будет просто смешна для нее, не говоря уже о сотнях тысяч убитых. Если мы бросим такое обвинение, в политике начнется сумасшедший дом. Рухнут многие карьеры, или, по крайней мере, исчезнет всякая возможность получить повышение. Тут Бури-Ип очень хорошо понимает всю напряженность ситуации. Подобная конфронтация вполне может закончиться отставкой правительства.

— Согласна. Ни правительство, ни военные не могут пойти на открытый конфликте пайтарами. Зато может кое-кто другой.

— Кто другой? — налице Ротенбурга появилось полнейшее недоумение.— Кто же, хотя бы гипотетически…— он не договорил.— Если вы думаете именно то, о чем думаю я, то вы рискуете.

Надуровина не улыбнулась. В данный момент все ее поведение, как и мысли, подчинялись четкому порядку.

— Признайтесь, Эрхард, у вас никогда не возникало желания, например, когда вы видели что-то подобное по трехмерке, раз в жизни поставить миллион на один бросок кубика или на один поворот магического кристалла?

Они вышли из лифта и двинулись по главному коридору госпиталя, забитому снующими туда-сюда медсестрами, врачами и обслуживающим персоналом. Все уже привыкли к проходящим здесь то и дело офицерам, и мало кто обращал на них внимание.

— Мы можем потерять его,— ответил Ротенбург.— Даже если пайтары виновны только в его воображении, шок будет слишком сильным. Воображение может убить человека с не меньшим успехом, чем нечто реальное.

— Я поговорю об этом с Чимбу. В соседней палате можно оставить дежурить персонал, готовый вмешаться в любую минуту.

— А что насчет пайтаров? Почему вы думаете, что хотя бы один из них захочет увидеть Мэллори?

Полковник скривила губы.

— Они просто не могут отказаться. Будет просто смешно, если при всем их сострадании к трагедии Привала они откажутся выказать свою глубочайшую симпатию к единственному выжившему. Любого из них, кто согласится почтить своим визитом нашего пациента, следует проверить с ног до головы на малейшую потенциальную угрозу, прежде чем он подлетит к острову ближе чем на сто километров. Тем более сканирование должно продолжаться, когда он прибудет в госпиталь. И максимум внимания следует проявить в процессе непосредственного общения с мистером Мэллори.

— Даже в этом случае,— счел нужным заметить Ротенбург,— специально нанятые убийцы найдут способ добраться до него.

— Тогда мы получим ответ на наш вопрос, пусть и косвенный, не так ли? — ответила Надуровина, понимающе кивнув.

Ротенбург даже не знал, что ответить на это исполненное холодной расчетливости заявление.

— Но я не думаю, что до этого дойдет,— продолжала она.— Пайтары, скорее всего, догадаются, что мы их прощупываем. Если, как убеждает нас Мэллори, они виновны, то пойдут на любую проверку с готовностью, поскольку будут считать, что таким образом смогут снять с себя подозрения. Если же они невиновны и их участие в зверствах на Аргусе-5 — лишь плод больного воображения мистера Мэллори, не случится ничего плохого.

— С отношениями междулюдьми и пайтарами — возможно. А как насчет нашего пациента? — спросил Ротенбург.

— Пришло время бросить кубик, Эрхард.

Он тонко улыбнулся коллеге.

— Очень просто так говорить, когда ставкой является не твой рассудок, а чужой.

Замечание явно задело ее.

— Что бы вы там ни думали, я не без колебаний пришла к такому решению, и рекомендовать его в качестве плана операции мне будет не так-то легко, майор. Я подозреваю, что мистер Мэллори — наша единственная ниточка, потянув за которую, мы имеем шанс узнать, что же все-таки произошло на Привале. И я ничуть не больше вас или кого угодно другого хочу, чтобы только начавшая крепнуть нить его связи с реальностью оборвалась. Но я здесь старший по званию, и спрашивать за все будут с меня. От меня требуют не предположений или стройных гипотез, а четких ответов. Что бы ни произошло, когда мы поставим мистера Мэллори лицом к лицу с его страхами, какими бы ни оказались последствия — за все придется отвечать мне. Я готова рискнуть.

— Опять же и ставку тоже заберете вы,— парировал Ротенбург, не давая коллеге и начальнице увильнуть.— Что касается первых впечатлений, Мэллори определенно начинает мне нравиться.

— На карту поставлено не его человеческое обаяние. С этой точки зрения он мне тоже понравился. Но по сравнению с возможностью разгадки страшной тайны ни его, ни моя, ни ваша жизни не значат ничего.

— Хорошо. Если вы принимаете на себя всю ответственность, я буду подчиняться соответствующим приказам.

Надуровина вдруг поняла, что они медленно идут к выходу из госпиталя. Снаружи дул легкий бриз, пахло орхидеями. Теплый и влажный аромат матери-Земли. Где-то наверху, в постели, лежал одинокий испуганный человек, который мог оказаться ключом к разгадке произошедшей катастрофы, если только им удастся вытянуть из него либо доказательства, либо отказ от выдвинутых обвинений.

— Поскольку я — старший по званию офицер на этой базе, у меня нет выбора. Вы займетесь организацией соответствующих мероприятий, если я возьму на себя всю ответственность?

Ротенбург кивнул.

— Сделаю все, что находится в сфере моей компетенции,— сказал он.— Как вы думаете, надо пригласить одного? Или нескольких?

— Думаю, одного хватит. Если мы устроим здесь массовое шоу, это возбудит у них подозрения. Нужно, чтобы пайтары были вынуждены реагировать быстро, не имея возможности просчитать ситуацию. Я обсужу с доктором Чимбу способы наиболее эффективного контроля реакций мистера Мэллори. Методы должны быть еще лучше, чем те, которые использовались сегодня. Нам понадобится максимально подробно зарегистрировать все происходящее, чтобы потом тщательно изучить записи.

— Как он сойдет с ума, снова впадет в кому или умрет? — Ротенбург уже дал свое согласие работать, но возможность подобного развития событий все равно его не радовала.

Надуровина проигнорировала сарказм.

— В таком случае нам останется только развести руками. Но я надеюсь, что этого не произойдет.

— Как насчет присутствия этой медсестры — Цзсу, Тсой или как там ее зовут?

— Ирен Цзе. Она должна находиться рядом. Ему хорошо с ней. Она делает массу мелких, но полезных дел.

Ротенбург тихо восхитился начальницей.

— Вы, похоже, ничего не упускаете из виду, полковник, не так ли?

— Да, майор. Это моя обязанность.

Глава пятнадцатая

Он был высокого роста, с бронзовой кожей, королевской осанкой, идеальной мускулатурой, безупречным поведением и очаровательной улыбкой. Где бы он ни проходил, на него все оборачивались. Мужчины с восхищением, женщины — переполненные эмоциями, которых они стеснялись, но не в состоянии были скрыть. Другими словами, он являлся типичным образцом мужчины-пайтара, который ничем особо не отличался отсвоих соплеменников. Идя рядом с ним, Надуровина чувствовала себя неуверенно, но это чувство не переходило границ, за которыми начинался благоговейный страх.

Его звали Дмис-Атель. Третий по старшинству в юго-восточном отделе посольства пайтаров. Он прилетел на Новую Ирландию по приглашению властей, чтобы засвидетельствовать свое почтение человеку, который, как ему сказали, оказался единственным выжившим в бойне на Привале. В ответ на возмущенные вопросы пайтаров, почему раньше их не поставили в известность о выживших, через наиболее засекреченные каналы пришел ответ, что, возможно, этот человек является единственным исключением. Но, даже если это не так, было бы очень любезно с их стороны просто лично выразить ему свои искренние соболезнования. Кроме того, поскольку есть большая вероятность фальшивки, умело сфабрикованной некими беспринципными людьми в своих аморальных целях, возможно, восприимчивые пайтары сумеют пролить свет на ситуацию, увидев ее с точки зрения, отличной от человеческой.

Когда дело подали таким образом, пайтары не стали особо раздумывать. Они забронировали место на первом попавшемся транспортнике, летевшем в нужном направлении, и отправили туда Дмиса, дав указания либо проявить должное сострадание, либо сделать то, что он сочтет нужным,— смотря по обстоятельствам. В аэропорту пришельца встретил Ротенбург, который проводил его до госпиталя и сдал на руки невозмутимой Надуровиной.

— Мне не терпится увидеть этого человека,— сказал пай-тар.

Он шел легко и грациозно. Со стороны казалось, что он плывет над землей. Возникало сильное желание нагнуться и проверить, касаются ли его ноги почвы. Все, что делали эти существа, получалось у них без видимых усилий. Надуровина поддавалась этому очарованию ничуть не меньше остальных землян. И только прирожденный профессионализм в такого рода вопросах позволял ей сохранять необходимую отстраненность. «Интересно,— подумала она,— убивали ли они своих невинных жертв так же легко и непринужденно?»

— Он не знает о предстоящем визите,— пояснила женщина, проходя через двойные двери с надписью «Вход запрещен — только для персонала». За каждым их шагом следило множество скрытых сканирующих устройств, которые регистрировали все, начиная с материала одежды и кончая содержимым пищеварительной системы. Работали детекторы обнаружения взрывчатых веществ в кровотоке и ядов в слюнных железах. К тому времени, как они подошли к двери палаты в северо-западном углу на пятом этаже здания, тщательное обследование на предмет возможности агрессивных действий, проведенное по последнему слову земной техники, закончилось. Это происходило несмотря на то, что Надуровина и ее коллеги были уверены — пайтар не станет пытаться причинить вред пациенту. Поступить так означало признать свою виновность или, по крайней мере, основательно запятнать свою репутацию чуть ли не праведников. В любом случае, поблизости находились хорошо вооруженные тренированные охранники, готовые вмешаться при малейших признаках агрессии.

Пайтар не выказывал никаких признаков беспокойства или напряжения. Впрочем, никто никогда не видел, чтобы эти существа вели себя по-другому. Даже самый внимательный наблюдатель при самом удачном стечении обстоятельств с трудом мог угадать, что у них на уме. Они никогда не теряли самоконтроля, не разражались неудержимым смехом. Их поведение было таким же безупречным, как и внешность.

Они ехали в лифте одни. Надуровина знала, что в соседней с палатой комнате сидит толпа наблюдателей, а еще больше людей приковались взглядами к мониторам в разных концах планеты. Каждое движение, слово или перемена выражения лица пайтара сразу будет разложено на составляющие и тщательно проанализировано.

Впереди показалась дверь палаты. Пайтар посмотрел на нее, потом обернулся к Надуровиной и улыбнулся.

— Эти люди охраняют нас или человека внутри?

— Они охраняют его. Вы, я думаю, понимаете, как сильно нас интересует, что он сможет рассказать о гибели мира, в котором жил.

— И что же он рассказал вам?

На лице, достойном античной статуи, не отразилось ни малейшего беспокойства, в движениях не было ни намека на волнение.

Военный психиатр улыбнулась в ответ.

— Вы сможете спросить его об этом сами.

Они прошли идентификацию у охранников, и им разрешили войти.

— Думаю, он вас заинтересует.

Опять никакой видимой реакции. Да и могла ли она надеяться на что-то другое? Надуровина вошла первой.

Мэллори сидел на кровати. Цзе — рядом на стуле. За прошедшую неделю такая картина уже стала привычной для Надуровиной. За это время пациент прибавил в весе и начал восстанавливать утраченный мышечный тонус. В чем была большая доля заслуги медсестры, беззаветная преданность которой своему пациенту превосходила все желаемое.

Вот и он, момент противостояния.

Надуровина почти физически ощущала множество взглядов, устремленных на мониторы, соединенные с многочисленными скрытыми камерами, установленными в комнате. Множество людей внимательно смотрели и ждали, что же произойдет.

— Доброе утро, мистер Мэллори и мисс Цзе. Я надеюсь, вы не обидитесь, что я привела к вам гостя.

Мэллори перевел взгляд на них. Он увидел пайтара. И, что более важно, пайтар увидел его. Надуровина затаила дыхание, готовая вмешаться, отпрыгнуть в сторону или позвать подмогу, если что-нибудь произойдет. Она не знала, чего можно ожидать в такой ситуации. Никто не знал. Ей оставалось только надеяться, что при предварительном обсуждении нынешней операции со своими коллегами они предусмотрели и проанализировали все возможные варианты развития событий.

Они ошиблись.

— Пайтар,— сказал Мэллори. Его голос был спокойным и бесстрастным. В нем не прозвучало ни капли страха или паники.— Здесь,— он перевел взгляд на психиатра, и на его лице проявились хоть какие-то эмоции. Он улыбнулся.— Еще один из ваших тестов? Решили немного поэкспериментировать?

— Дмис— член делегации, разместившейся в Ломбоке,— представила она гостя.— Он настоящий пайтар, а не загримированный актер.

— Я уже понял.

Стал ли его тон несколько мрачнее, или Надуровина просто приписала пациенту то, что ожидали увидеть она и ее коллеги?

— Я знаю, как выглядят пайтары.

Когда инопланетянин двинулся в сторону кровати, она напряглась, но не сдвинулась с места. Надуровина знала, что за стеной сидит отряд до зубов вооруженных коммандос, которые автоматически перешли на полную готовность с появлением здесь инопланетянина. Она расслабилась лишь тогда, когда Дмис остановился в ногах кровати.

— Итак, вы и есть тот самый человек, который выжил во время возмутительных событий, произошедших на Аргусе-5?

— Правда. Я так и сделал.— Мэллори твердо встретил непроницаемый взгляд инопланетянина.— И видел, что там произошло.

Пайтар сделал неуловимый жест, значения которого не понял никто из находившихся в комнате.

— Мои соплеменники очень озабочены тем, что там случилось.

Мэллори сжал губы в одну тонкую линию. Надуровина не заметила дрожи в его движениях. Глянув на приборы, отслеживавшие состояние пациента, она увидела, что их показания незначительно изменились. Достаточно слабо, чтобы не принимать это во внимание.

— Я уверен, именно так.

— Что же вы там видели?

Сидя рядом с Мэллори, Цзе спокойно следила за беседой, положив руку на его предплечье. Мэллори приподнялся, его лицо приняло рассеянное выражение.

— Я не совсем уверен… О да, припоминаю. Видите ли, я видел там ваших соплеменников,— сказал он, еще раз фальшиво улыбнувшись.

Лицо пайтара окаменело? В этом психиатр не могла быть уверена. Она стояла в стороне и наблюдала за тем, что походило на шахматную партию. Только фигуры в ней были живые.

— Да, точно. Ваши соплеменники. Теперь я вспомнил совершенно отчетливо. Они убивали всех подряд. Разрушали все, что могло бы зарегистрировать или каким-либо другим образом дать понять, что это сделали именно они. Ваши соплеменники работали очень аккуратно. Очень аккуратные ублюдки.

— Будьте добры, мистер Мэллори! Дмис — дипломат, один из представителей пайтаров на Земле,— сказала Надуровина. Она решила, что настало время играть ту роль, которую она для себя разработала.

— Это нонсенс, док. О какой дипломатии может идти речь, когда дело касается пайтаров?

Выражение лица инопланетянина не изменилось. Пациент, казалось, не расстроил, а заинтересовал его.

— У вас очень хорошее воображение, мистер Мэллори. И изобретательное. Пайтары не убивают. Только в целях самозащиты. Я не врач, но думаю, что ужасные испытания, которым вы, безусловно, подверглись, должно быть, расстроили ваш рассудок. Я не знаю, почему мои соплеменники фигурируют в качестве объекта ваших галлюцинаций, но это не очень льстит мне.

— Я не страдаю галлюцинациями. И никогда не страдал. Я точно знаю, что видел. Ваши соплеменники напали без предупреждения, воспользовавшись нашим дружелюбием, которое пайтары целенаправленно завоевывали все пять лет добрососедских отношений. Это позволило вам напасть абсолютно неожиданно. Вы убили всех поголовно. Я не понимал причины тогда и не понимаю сейчас.

— Ох. Ваше предположение только подтверждает диагноз,— вполголоса проговорил Дмис.

— Нет, вы меня не поняли. Я не понимаю, зачем вам нужны были репродуктивные органы земных женщин. Я видел, как их извлекали из одной женщины за другой, хирургическим путем, и аккуратно складывали в то, что, как я теперь понимаю, было криогенными контейнерами. Что вы с ними делаете? Едите? Поклоняетесь им? Или используете в каком-нибудь непредставимо варварском концептуальном искусстве? Скажите мне, дипломат Дмис. Мне действительно очень интересно.

— Что до меня,— ответил пайтар,— то мне очень интересно узнать, какой же вид человеческого разума породил подобный вздор.

— Если это слишком задевает вас, Дмис, мы можем уйти отсюда,— перебила его Надуровина.

— Нет-нет,— казалось, инопланетянина ничуть не тронули оскорбления.— Мне интересно. Как и все мои соплеменники, я хочу как можно больше узнать о людях. Даже о том, какие у них бывают психические расстройства. Это весьма удобный случай.

— Для меня тоже,— согласился Мэллори.— Поскольку я тоже хочу как можно больше узнать о пайтарах. Чтобы выяснить, как легче вас убивать.

— Должен сказать, мистер Мэллори, я хорошо понимаю происходящее и искренне сочувствую вам. Я уверен, при соответствующем уходе ваше состояние со временем улучшится. В то же время меня чрезвычайно заинтересовали ваши ошибочные представления,— Дмис улыбнулся Надуровиной.— Я могу чем-нибудь помочь?

— Да,— не задумываясь, заявил Мэллори.

Он в красках описал действие, которое было анатомически невозможно выполнить даже имеющему более длинные ноги и руки пайтару. Надуровина поперхнулась, но инопланетянин никак не ответил на выпад.

— Еще одна замысловатая фантазия. Естественно, у вас есть доказательства, которые подтверждают ваши домыслы. Снимки, записи изображений, или голоса, или еще один свидетель, который подтвердит ваши слова.

— Нет,— прошептал человек, лежащий в кровати.— Вы прекрасно знаете, что нет. Иначе вы бы не стояли здесь, ухмыляясь, как недокормленный Будда. Вас не стали бы даже приводить сюда. Вас бы пристрелил первый землянин, кому вы попались бы на глаза,— он широко улыбнулся.— Я бы с удовольствием сделал это сам, но куча «специалистов» вокруг оказалась заодно с вами и наверняка предусмотрела подобную возможность. Я могу прямо сейчас выпрыгнуть из кровати, вцепиться руками в твое безукоризненное горло и сжимать его до тех пор, пока в тебе не исчезнут последние признаки жизни.

Надуровина снова напряглась.

— Я не думаю, что даже если бы вы были здоровы, вы смогли бы привести свою угрозу в исполнение,— холодно ответил высокий широкоплечий Дмис — А в данный момент вы слишком слабы после пережитого. Кроме того, я безусловно превосхожу вас размерами и силой.

— Знаю. А вот вы ничего не знаете о силе, которую может придать человеческому существу неконтролируемая ярость,— он посмотрел на обеспокоенного психиатра.— Не волнуйтесь, док. Я пока не собираюсь покидать эту кровать, даже на время. Даже ради такого удовольствия, как ощущение пайтарской шеи под своими пальцами,— он снова обернулся к инопланетянину.— Я пока поберегу себя, понимаешь? Я мечтаю о гораздо большем, чем смерть одного из вас.

— Надеюсь, мистер Мэллори получает медицинское обслуживание, адекватное его состоянию. Мне не хочется думать, что когда-нибудь он может напасть на кого-нибудь, приняв его за пайтара,— обратился Дмис к Надуровиной.

— Уверяю вас, персонал, работающий с ним, учитывает все возможные варианты,— ответила та чистейшую правду и не вдаваясь в подробности.

— Это было чрезвычайно интересно,— пайтар слегка поклонился в сторону Мэллори и мягко улыбнулся.— Когда вы придумаете какие-нибудь доказательства ваших впечатляющих галлюцинаций, проследите, чтобы меня оповестили. Будет очень поучительно продолжить нашу дискуссию. Поскольку сейчас нам более не о чем говорить, я должен вернуться в дипломатическую миссию и сделать доклад,— сделав шаг назад, он повернулся к психиатрам.— Я хотел бы быть в курсе дел относительно процесса выздоровления мистера Мэллори. Очень печально видеть разумное существо столь глубоко погруженным в свои иллюзии. Но это вполне понятно. Среди моих соплеменников такое тоже нередко случается: пациент окружает стеной выдумок воспоминания о действительно случившихся с ним кошмарах, чтобы таким образом защититься. При отсутствии правдивой информации он начинает безудержно фантазировать, пытаясь избежать столкновения с пугающим его провалом в памяти. Я уверен, с течением времени и при хорошем уходе ваши галлюцинации постепенно исчезнут.

— Я уверена, что мистер Мэллори продолжит выздоравливать,— ответила женщина уклончиво, сделав жест в сторону двери. Пайтар вышел первым.

Девять с половиной часов спустя Ирен Цзе в панике выбежала из палаты. Оттуда доносился грохот и скрежет ломаемых и разбиваемых на куски приборов и мебели. Но еще громче было нечеловеческое завывание, последние жалобные стенания человеческого ума на грани полного помешательства.

Надуровину эта весть застала в ее штаб-квартире, когда она с мужем собралась поужинать. Она села в свою машину и помчалась в госпиталь на такой скорости, что наземобиль едва сохранял равновесие. Женщина ворвалась в госпиталь и побежала наверх, провожаемая изумленными взглядами сотрудников.

Протолкавшись сквозь начавшую собираться толпу, она увидела Цзе и без церемоний подошла к ней. Хотя Надуровина не была одета в форму, санитар, занимавшийся оказанием помощи Ирен, узнал офицера и отошел в сторону.

Цзе дрожала, уткнувшись лицом в ладони. На правом рукаве ее больничного халата виднелось пятно уже почти засохшей крови, которая текла из глубокого пореза. Встав позади нее, санитар начал обрабатывать рану.

У Надуровиной не было времени на любезности.

— Что произошло? — она схватила молодую женщину за запястья и оторвала ее ладони от лица.— Посмотрите мне в глаза, сестра!

Цзе повернула свое заплаканное лицо в сторону психиатра.

— Я… я не знаю. Просто что-то случилось. За минуту до этого все было нормально. Я относила обеденный поднос, когда все началось.

Надуровина посмотрела в сторону комнаты, но не увидела там ничего, кроме снующих туда-сюда людей.

«Если сейчас там царит хаос, то что же творилось десять минут назад?» — подумала она.

— Так что же произошло? Ответьте мне, медсестра. Это… пайтары?…

— Пайтары? — моргнув, Цзе вытерла глаза тем рукавом халата, который остался чистым.— Какие пайтары? Здесь не было никаких пайтаров,— ее взгляд стал более осмысленным.

Надуровина вздохнула с облегчением. Несмотря на все меры предосторожности, круглосуточное дежурство опытных охранников, всегда оставалась вероятность того, что инопланетяне действительно были виновны в том, о чем рассказал Мэллори. Или он просто вызвал у них сильную неприязнь, и они нашли способ добраться до него. Но, очевидно, причину следовало искать не в этом.

С другой стороны, то, что пришельцев в госпитале не было и все случившееся в палате произошло без их участия, с точки зрения беспристрастного судьи говорило об их невиновности, подтверждая слова Дмиса.

— Он просто взбесился. Минуту назад доел мороженое и отдал мне поднос, довольный и улыбающийся, а потом…— Она медленно покачала головой, словно не веря в то, что произошло.— Как будто в нем взорвалась бомба.

— Он… он в порядке? — Поскольку самые худшие опасения развеялись, Надуровина постаралась проявить сочувствие.

— Наверное. Я не знаю,— молодая женщина умоляюще посмотрела на нее.— Я хотела помочь ему, пыталась успокоить, но было такое впечатление, что он меня не слышит. Он начал расшвыривать и ломать все вокруг.— Словно не веря в происходящее, она потрогала порез, который заканчивал обрабатывать санитар.— Я убежала, чтобы уцелеть и позвать на помощь,— она посмотрела на дверь комнаты.— Через некоторое время там стало тихо, наверное, они нашли способ успокоить его. Я надеюсь… надеюсь, для этого не пришлось применить грубую силу.

— Сменяя друг друга, с ним работают лучшие из персонала этой больницы,— сказала женщина-психиатр, стараясь, чтобы ее слова прозвучали максимально убедительно.— Я уверена, с ним все будет в порядке.

— Что же случилось, доктор?

— Я тоже не знаю, Ирен. Но могу предположить. Это могла быть задержанная по времени психологическая реакция на визит пайтара. Вы видели, насколько сдержанно Мэллори вел себя в его присутствии. Я даже не могла предположить такого варианта, независимо от того, правдива его история или нет. Каким-то образом ему удавалось целиком и полностью держать под контролем свое поведение и эмоции. Затем, как я полагаю, он попытался обо всем забыть. И продолжал пытаться, пока его нервная система не взбунтовалась. Когда вы сказали, что внутри него взорвалась бомба, вы были намного ближе к истине, чем думаете.— Надуровина покачала головой.— Люди считают, что наибольшая разрушительная мощь в мире свойственна термоядерному синтезу. Я же остаюсь при убеждении, что она скрыта здесь,— она коснулась пальцами лба. Нахмурившись, опустилась на колени рядом с потрясенной женщиной и положила руку на ее колено, пытаясь успокоить.— Если вы хотите отказаться от дальнейшей работы с ним, я отдам соответствующие приказания.

Цзе проглотила комок в горле и снова вытерла глаза рукавом.

— Нет. Я останусь.

Во взгляде Надуровиной мелькнуло восхищение.

— Ваша самоотверженная преданность делу достойна одобрения. Я прослежу, чтобы ее соответствующим образом вознаградили.

— Я остаюсь здесь не из-за преданности делу,— ответила Цзе, глядя на нее снизу вверх.

Надуровина задумалась.

— О. Так вот оно что.

Молодая женщина кивнула.

— Да.

— Это непрофессионально. Я не могу такого одобрить,— напряженно произнесла Надуровина.

Цзе неуверенно усмехнулась.

— Могли бы и не говорить. Вы же понимаете, я не нарочно. Я не могла предположить, что такое случится.

— Я не думаю, дорогая, что хоть кто-нибудь из нас мог предположить такое,— вздохнула Надуровина.— Больше я ничего не могу сказать. Пока ваши чувства не мешают исполнению профессионального долга, я не буду возражать, чтобы вы продолжали с ним работать.

— Спасибо,— ответила Цзе, взяв ее за руку и искренне улыбнувшись.

Надуровина кивнула и начала пробираться сквозь толпу к двери в палату. На этот раз охранник попытался задержать ее, но, очевидно, Чимбу увидел, что происходит, поскольку голос врача приказал охраннику пропустить офицера.

Палата вы глядела так, как будто внутри нее и впрямь взорвалась бомба. Пациента нигде не было видно.

— Мы перевели его в палату номер пятьдесят два,— сказал Чимбу. Он выглядел очень уставшим.— Вместе со всем уцелевшим оборудованием. Мы ввели ему седативное, и сейчас он спит.

Разрушения выглядели впечатляюще. Трудно было себе представить, чтобы невысокий, изнуренный голодом больной, прошедший только половину курса реабилитации, оказался способен за столь короткое время произвести такие разрушения.

— Медсестра Цзе вызвала персонал без промедления,— Чимбу увидел вопросительное выражение лица женщины-офицера.— Однако они не сразу решились вмешаться, опасаясь, что тогда больной может что-нибудь сделать с собой. Через несколько минут прибыл дежурный врач и отдал распоряжения. За это время у пациента не убавилось сил. Потребовались четко скоординированные действия пяти санитаров, чтобы повалить его на пол и сделать инъекцию седативного препарата. Они решились броситься на него только тогда, когда он, похоже, собрался выпрыгнуть в окно.

Надуровина задумчиво посмотрела на бронированное стекло. Достаточно прочное, чтобы выдержать взрыв ручной фанаты. Она поймала себя на том, что размышляет, остановило бы такое стекло взбешенного Мэллори. Окно было закрыто.

— Он успел что-нибудь с собой сделать?

— Ничего особенного. Небольшие ссадины и кровоподтеки. Я разговаривал с Цзе и совершенно не понимаю, что вывело его из равновесия.

— Я тоже с ней говорила,— кивнула женщина-психиатр.

Разговаривая с Чимбу, она продолжала осматривать комнату. Дорогое оборудование, разбитое вдребезги, кабели, вырванные из стен и мониторов, поломанная мебель. Погнутый стул, похожий на выброшенную на берег актинию, валялся в углу. Даже от постельного белья остались одни клочья. Она нагнулась и подобрала пластиковую чашку. С обгрызенным краем. Ураган, дремавший в голове Элвина Мэллори, снова ожил. Вспомнив дрожащую от страха медсестру, Надуровина подумала: «Как хорошо, что никто не пострадал».

Что будет делать Мэллори, когда действие седативного препарата кончится и он проснется? Сотрудники госпиталя уже установили и включили большую часть нового комплекта медицинской аппаратуры. Нет никакой гарантии, что пациент не очнется в таком же буйном и разрушительном состоянии, опасный для окружающих и себя самого. В подобном случае решающим фактором будет влияние на него Цзе.

Собравшись с силами, Надуровина вышла в коридор, чтобы поговорить с медсестрой.

Но ее сила убеждения оказалась невостребованной. Цзе сама стремилась снова оказаться рядом с Мэллори. Она спокойно выслушала инструкции, которыми снабдила ее Надуровина, приняв к сведению те, которые показались ей и впрямь полезными, и молча проигнорировав остальные. Ей казалось, что она понимает Элвина лучше, чем кто угодно другой. В любом случае, когда он проснется, ей первой придется принимать решения, от которых будет зависеть все.

Мебель и оборудование комнаты пятьдесят два полностью повторяли интерьер той, которую в припадке бешенства разгромил Мэллори. Под воздействием мощного седативного препарата он проспал остаток дня и всю ночь. Цзе задремала рядом с ним, даже не воспользовавшись надувной кроватью, поставленной для нее. Когда она проснулась, в окно начали проникать первые лучи солнца. Пациент лежал на кровати с открытыми глазами и молча смотрел на нее.

Удивленная, женщина начала было вставать, но, увидев его улыбку, расслабилась.

— Я вел себя, как дрянной мальчишка, не так ли, медсестра?

— Как ты себя чувствуешь?

Не дожидаясь ответа, она машинально просмотрела показания приборов рядом с кроватью. Цзе заранее знала, что все более-менее в норме. Если бы произошло что-то серьезное, доктора и медсестры непременно вмешались бы, и при этом она обязательно бы проснулась. Но она должна была задать такой вопрос.

— Устал. Немного першит в горле.— Подняв руку, он ощупал прозрачный эпидермальный пластырь, закрывавший порез на лбу.— Я не очень-то много помню. Только много шума.

— Ты разнес в другой комнате вдребезги все, до чего смог дотянуться,— укоризненно сказала она.

— В другой комнате? — переспросил он. Приподнявшись, огляделся вокруг и сообразил, что все вокруг выглядит совершенно иным, и пейзаж за окном тоже изменился.— Я не помню, чтобы меня куда-то переносили.

— Им пришлось вырубить тебя. Для этого потребовалось пять санитаров.

— Пять, да? — спросил он с довольным видом.— Представляю, насколько это раздует мой счет за лечение.

Ирен прикрыла рот рукой, не в силах сдержать смех. По идее, моменту полагалось быть абсолютно серьезным — медсестра, укоряющая больного за его неприемлемое поведение, убеждающая его больше никогда так не делать. Вместо этого она хихикала и улыбалась каждой новой фразе невыносимого пациента. Более того, поняла, что ей нет никакого дела до тех, кто сейчас смотрит на их изображения на экранах мониторов.

— Мне кажется, твое пребывание здесь будет целиком оплачено правительством.

— Да ну? — Опершись на локти, он сел.— Тогда я чуть попозже разнесу и эту комнату. Ага, одна комната в неделю. Как раз соответствует моему внутреннему состоянию.

Пытаясь выглядеть серьезной, она погрозила ему пальцем.

— Я бы дважды подумала, прежде чем такое сделать. Если дело так дальше пойдет, большую часть времени ты будешь проводить, напичканный успокоительным. В подобном состоянии ты вряд ли кому-нибудь понравишься.

— А кому какое до этого дело? — спросил он, глядя в сторону. Улыбка исчезла с его лица.

— Мне,— бесхитростно ответила она.

Такой ответ заставил его снова повернуться к сестре. Снаружи быстро поднималось экваториальное солнце, заполняя комнату рассеянным светом. Оконное стекло слегка потемнело, ослабляя силу освещения и регулируя температуру в комнате.

— Могу только сказать, что стоило пройти через все, что я испытал, и даже еще через более худшее, чтобы услышать одно-единственное это слово,— глухо произнес он.

Ирен положила ладонь на его руку.

— Я не рассчитывала на такую похвалу. Да она мне и не нужна.

— Значит, ты веришь мне? — несмотря на показную браваду, в его голосе прозвучали нотки отчаяния.

— Я тебе верю,— ответила она с участием,— но чтобы убедить остальных, одних твоих слов недостаточно. Ты же видишь, в каком они положении. Нельзя обвинить целую расу в геноциде и других невероятных действиях, основываясь на словах единственного человека. Ты не должен чувствовать себя одиноким.

— Но я чувствую себя одиноким. Я сейчас в полном одиночестве. Я выжил. Единственный выживший. Почему я? Почему не кто-нибудь другой, с характером получше или с большим талантом? Композитор, писатель, мать с тремя детьми. Я — циничный мизантроп, несдержанный сукин сын на пенсии. Если во вселенной есть хоть какая-то справедливость, мне следовало бы умереть одним из первых.

— Было бы очень жаль, если б такое случилось.

Его глаза слегка сузились.

— Да? Почему?

— Потому что сейчас мы бы здесь не сидели и не разговаривали друг с другом,— она сжала его руку крепче.

Он посмотрел на нее и заплакал. Не беззвучно, как после своего первого рассказа, и не захлебываясь. Нормальным плачем человека, охваченного сильными эмоциями. И эта обыкновенность доставила ей огромное облегчение.

Он перестал плакать так резко, что она забеспокоилась.

— Элвин, в чем дело, что-то не так?

— Ничего,— он со злостью вытер глаза, как будто пытаясь наказать их за то, что они его выдали.— Я просто кое-что вспомнил.

— Нечто важное?

— Думаю, да,— он медленно кивнул.— Вспомнил, что у меня есть доказательства.

Надуровина не была первой, кто вбежал в палату. Ротенбург оказался проворнее. Следом за ними явился Чимбу в сопровождении санитара. К ним хотели присоединиться и другие, но главный врач запретил остальным входить в комнату. Помня о недавней вспышке бешенства у пациента, Чимбу не хотел, чтобы Мэллори снова почувствовал себя неуютно в окружении слишком большого числа людей.

Сидя на кровати, Мэллори задумчиво и понимающе кивнул.

— Видимо, пара минут с кем-нибудь наедине — тот максимум личной жизни, который я пока могу себе позволить.

Ротенбург не обратил внимания на подковырку.

— Вы сказали, что вспомнили про доказательство. Я слышал. Абсолютно четко. Какое доказательство?

Мэллори твердо посмотрел на офицера разведки.

— Вы думаете, я выдумал историю с пайтарами. Вы все воображаете, будто я идиот и мой мозг создает галлюцинации, чтобы защититься от реальности. Этот пайтарский ублюдок, которого вы сюда притащили, чтобы столкнуть нас нос к носу, наверняка радуется вашему мнению.

— Переубедите нас,— бросил Ротенбург, игнорируя предостерегающие взгляды Надуровиной.— Выставьте нас идиотами. Давайте, вперед! Поставьте меня перед фактами!

Мэллори секунду смотрел ему в глаза, потом опустил взгляд и уставился на постель.

— Не могу. Пока что.

— Почему нет? — раздраженно спросила Надуровина, стараясь не повышать голос— Вы же сказали, у вас было доказательство.

— Правильная формулировка, полковник. «Было» — ключевое слово.

Ротенбургу очень хотелось рвануться вперед, оттолкнуть медсестру и затрясти этого человека, который как будто нарочно злил его,— и трясти до тех пор, пока тот не скажет что-нибудь вразумительное.

— Хорошо. У вас «было» доказательство. Какого рода? Оно должно быть весьма убедительным.

Мэллори холодно посмотрел на разъяренного офицера.

— Как насчет поддающейся проверке трехмерной записи длительностью несколько часов с пайтарами, опустошающими Привал? Расстреливающими детей и взрослых, разносящими на куски дома, марширующими по улице в защитных доспехах? Хирургические бригады, потрошащие женщин и складывающие их органы в криогенные контейнеры? — его голос снова начал дрожать, но тело оставалось неподвижным.— Как насчет этого, майор? Такое вы сочтете достаточным «доказательством»?

— Да,— Ротенбург выпрямился.— Да, после проверки на возможную фальсификацию и профессионального исследования такого будет достаточно. Где оно?

— Не знаю,— лежавший в кровати человек медленно покачал головой.

— Вы не?…— начал было Ротенбург, но сдержался, когда Надуровина крепко сжала его плечо.

— Я имею в виду,— тихо, как будто про себя, проговорил Мэллори,— знаю, но не в точности. Я думаю, что сумею его найти,— он беспомощно посмотрел на людей.— Я его спрятал.

Взглянув на небольшое пятнышко на потолке, где скрывались камера и микрофон, Ротенбург начал выкрикивать приказы.

— Проверка безопасности! Не только эта комната, но и все здание должно находиться под защитой от сканирования. Немедленно! — когда из скрытого динамика послышался голос, подтверждающий выполнение приказа, он резко кивнул и обернулся обратно к Мэллори.— Очень хорошо. У вас была запись, но вы ее где-то спрятали. Вы думаете, что сможете ее найти. Где искать?

— Вы никогда ее не найдете. Это должен сделать я сам. Восстановить по памяти, шаг за шагом,— он слабо улыбнулся и крепко сжал руку Ирен.— Это единственный выход.

— Почему? — возразил Ротенбург.— Просто скажите, в какой точке Привала вы спрятали ее, и через несколько дней там будет поисковая группа.

— Она не на Привале,— ответил Мэллори офицеру.— На внутренней луне. Под камнем. Я не хотел оставлять ее на шлюпке на случай, если пайтары обнаружат идущее от судна излучение и найдут меня,— с извиняющимся видом добавил он.

Ротенбург выглядел бойцом, пропустившим серию ударов в голову и корпус одновременно.

— После того, как аноп-пата подобрали вас, а потом мы перевезли вас на «Ронин», вашу шлюпку тоже погрузили на борт корабля и тщательно обследовали. Естественно, там ничего не нашли. Но если шлюпка была вашей точкой отсчета, как вы теперь собираетесь искать свой тайник? Насколько я понимаю, Привал-1 достаточно мал. И все равно это целая луна.

— Я могу только попытаться.

— Вам помогут.

Мозг Ротенбурга уже понесся вперед, планируя, отдавая приказы, выстраивая логические схемы.

— Какой контейнер вы использовали для хранения записи? Металлический? — с надеждой спросил он.

— К сожалению, композитный. Небольшой герметичный контейнер, не боящийся жары и холода.

— На каком носителе была сделана запись? — спросила Надуровина.

— Стандартная моллисфера для домашних записей. Большая, сантиметр в диаметре. Высокое разрешение — я мог позволить себе покупать качественные товары. Естественно, тоже из композитного материала.

— Значит, металлодетекторы не помогут,— сказал майор, на шаг отступив от кровати.— Неважно. Мы найдем ее, даже если нам придется по камешку перебрать весь планетоид.

— Думаю, смогу сэкономить вам много времени,— Мэллори откинулся на подушки.— По крайней мере, надеюсь.

— Минуточку,— прервал молчание Чимбу.— Вряд ли это хорошая идея. Если вы вернетесь туда, где вас нашли, никто не сможет предсказать, как вы себя поведете. Вы можете заново пережить травму, которую испытали однажды, и снова впасть в кому.

— Прошу прощения, доктор,— начал Ротенбург,— но исключительная важность данной ситуации превышает ваши…

— Не обращайте внимания, майор. Я отправляюсь,— перебил Мэллори и добавил, повернувшись к Чимбу: — У меня нет выхода. У меня есть лишь долг перед шестью сотнями тысяч погибших.

— Если у вас случится серьезный рецидив,— с каменным лицом предупредил главный врач,— на сей раз вы можете не выйти из комы через месяц. Вы можете вообще из нее не выйти,— он жестко посмотрел на Ротенбурга.— Тогда у вас не останется ни доказательства, ни свидетеля.

— Свидетель без доказательств бесполезен,— парировал офицер. И, вспомнив очеловеке, лежащем в кровати, добавил чуть менее резко: — Ничего личного, Мэллори.

— Взаимно,— не раздумывая, ответил пациент.— Я отправляюсь.

— Хорошо. Я распоряжусь о соответствующих приготовлениях,— Ротенбург посмотрел на доктора.— Вы засвидетельствуете, что он достаточно здоров для перелета.

— Поскольку это явно не вопрос,— неуверенно ответил Чимбу,— вряд ли мое заключение будет иметь хоть какое-то значение.

— Вы полетите вместе с ним,— неумолимо продолжил офицер,— чтобы проследить за медицинским уходом, который будет ему оказываться,— он посмотрел в другую сторону.— Как и вы, медсестра Цзе.

— Рассчитывайте на меня,— ответила она, продолжая держать Мэллори за руку.

— Композитная моллисфера диаметром в один сантиметр,— проговорила Надуровина и медленно выдохнула, потерев лоб.— Надеюсь, его сознание будет работать достаточно четко, чтобы вспомнить ее местонахождение.

— В задницу его сознание,— рявкнул Ротенбург.— Единственное, что меня беспокоит, это его чувство направления! — Снова вспомнив о фигуре на кровати, он добавил: — Без обид.

— Вы вовремя извиняетесь за нанесенные вами обиды,— невозмутимо ответил Мэллори.

Глава шестнадцатая

Они отправились в систему Аргуса на военном корабле. Мэллори предоставили каюту высокопоставленного офицера с двумя дополнительными комнатами для ординарцев. В них поселились Чимбу и Цзе. Вежливо проигнорировав бурные протесты Элвина, в каюте разместили полный комплект диагностического оборудования. Поскольку решалось дело огромного значения, Элвину не позволяли даже ходить в ванную без соответствующего надзора. Он был слишком важной персоной — настолько важной, что космический линкор, на котором он летел, сопровождал эскорт в составе крейсера и корвета.

Невероятно дорогой эскорт для одного-единственного человека, но если бы Ротенбург запросил половину земного флота, ему бы не отказали. Но он не пошел на такое из соображений секретности. Перемещение с места на место небольшой целевой группы не привлекло бы особого внимания. Военные корабли периодически посещали Привал, и группа, доставившая туда Мэллори, хотя и выглядела несколько более многочисленной, чем обычно, все же не казалась из ряда вон выходящей.

Корабли начали один за другим переходить из плюс-пространства в обычное. Главный пассажир конвоя не проявлял внешних признаков беспокойства. Лишь он один знал, каких усилий ему это стоило. Надуровина сильно беспокоилась за него. Те же чувства, но в меньшей степени, испытывали Чимбу, Ротенбург и еще несколько человек, которые знали об истинной цели прилета нескольких космических судов во всеми покинутую систему Аргуса. Одна лишь Цзе оставалась спокойной и уверенной.

— Он сильнее, чем вы думаете,— сказала она Надуровиной, когда они завтракали кофе и бескалорийными булочками.

— Я понимаю, Элвин Мэллори — крутой сукин сын,— ответила она, вытирая мякишем кофе с губ.— Кроме того, я понимаю, что он окружил себя крепкой стеной, не позволяя понять, что творится у него внутри. Но это обычная человеческая реакция. Мы ведь знаем: за его беспечным поведением и бравадой скрывается человек, балансирующий на грани. Доказательством тому служит больничная палата, которую он разнес на куски. Это может повториться,— добавила она упавшим голосом.— Как главный из врачей, в обязанности которых входит наблюдать за состоянием его психики, я не собираюсь исключать вероятность такого хода событий.

— Я не собираюсь преуменьшать опасность. Да, его сознание пережило тяжелейший шок. Он говорит по этому поводу, что шарики в его мозгах на месте, только заржавели,— Цзе задумчиво улыбнулась.

«За последние несколько недель она похудела,— подумала Надуровина.— А Мэллори, наоборот, набирает вес. Что это — последствия диеты, беспокойства или страха?»

— Он больше ничего не говорил о местонахождении записи, которую, как он утверждает, сделал?

Мимо них ходили и вокруг них сидели члены команды дредноута. Кто ел, в компании или поодиночке, кто просто болтал. Экипаж знал только, что они летят в систему Аргуса. Ходили слухи — для того, чтобы преподать тамошним военным наглядный урок, если кто-то из них забудет про бдительность. Командование усердно способствовало дальнейшему распространению ошибочного мнения.

— Не «утверждает»,— поправила собеседницу Цзе.— Он это сделал. На самом деле. Все, что нам надо — найти запись.

Надуровина отхлебнула кофе. Она прониклась к молодой женщине симпатией сродни материнской, но тщательно это скрывала. Их профессиональному сотрудничеству ничто не должно было помешать.

— Мне бы вашу уверенность. Мы затеяли очень дорогую экскурсию. Хотя, конечно, у нас нет другого выхода, кроме как уцепиться за единственную соломинку, имеющуюся в нашем распоряжение. Во Всемирном Совете понимают ситуацию. И все-таки они неохотно согласились предоставить нам эскорт, который запросил Ротенбург. Со своей стороны, он наотрез отказался выпустить вашего мистера Мэллори за пределы Земли без такового эскорта.

— Майор Ротенбург опасается, что пайтары что-нибудь предпримут, не так ли?

— Он просто хочет быть готовым ко всему. Это в его характере. Такая предусмотрительность вообще свойственна типичным лидерам.

— Я тоже хочу, чтобы Элвин нашел моллисферу,— тихо сказала Цзе.— В первую очередь для того, чтобы он смог доказать, что не лжет.

Надуровина была слегка шокирована.

— А как насчет того, чтобы призвать к ответственности убийц шестисот тысяч людей?

— Если Элвин прав, и пайтары действительно виновны в происшедшем, если они на самом деле творили все злодеяния, о которых он рассказал, и мы найдем доказательство, начнется война, не так ли?

Женщина-психиатр медленно кивнула.

— Не нужно быть большим специалистом в области человеческой психологии, чтобы представить, какой взрыв гнева вызовет такое открытие. Лично я не думаю, что всеобщую атавистическую жажду мести удовлетворит нечто меньшее, чем полномасштабные военные действия. Пределы вооруженного конфликта, конечно, еще только предстоит определить.

— Разве у звездных войн могут быть пределы? — безрадостно спросила Цзе.

— У нас нет опыта в подобного рода делах. Если верить транксам, конфликт между ними и а-аннами длится уже более двух с половиной сотен лет. Для меня подобные действия выглядят не более, чем неким способом времяпровождения,— она задумалась.— Нам не свойственны терпение и выдержка транксов. Насколько можно судить по статьям из соответствующих источников. Я лично никогда не встречала ни одного из этих жуков. Хотя когда-нибудь хотела бы восполнить пробел.

— А я — нет,— убежденно ответила Цзе.— Меня не волнует, какие они все умные. Каждый раз, когда я вижу хоть одного из них, я вспоминаю, как в детстве тайком залезла в мамин буфет в поисках конфет, и на меня вывалилась пригоршня тараканов. Я целыми днями мыла голову после этого.

— Они не похожи на тараканов. Разве вы не видели их по трехмерке? Скорее, на богомолов.

— Мне не нравятся ни те, ни другие,— сказала Цзе, отодвинувшись от стола.— Мне не нравятся любые существа с суставчатыми челюстями, глазами, как соты, и с количеством ног больше четырех.

— Да у вас фобия. Я удивлена. Это с вашим-то медицинским образованием.

— Я не совершенна,— возразила Цзе.— Каждый чего-нибудь да боится. Майор Ротенбург боится, что не сможет все идеально организовать. Доктор Чимбу боится потерять пациента. Вы боитесь, что Элвин опять сойдет с ума.

— А Элвин Мэллори боится пайтаров,— закончила Надуровина.

— Нет. Тут вы не правы,— в голосе медсестры не было ни капли сомнения.— Элвин не боится пайтаров. Он их ненавидит. Он боится самого себя.

На мостике позади Ротенбурга шла четко организованная работа, а сам он глядел в иллюминатор.

«Мэллори был прав,— подумал он.— Привал-1 едва ли даже назовешь луной».

Весь планетоид целиком виднелся за небольшим иллюминатором. Он больше напоминал астероид, захваченный полем тяготения планеты, и едва ли стоил того, чтобы его отметили на астрономических картах. Однако здесь оказалось достаточно места, чтобы укрыть небольшой корабль. Космическая шлюпка наверняка совершенно сливалась с его поверхностью.

Ротенбург видел трехмерные изображения миниатюрного кораблика, на котором Мэллори прилетел сюда, спасаясь от тотального уничтожения людей на Привале. Внутренние помещения показались ему абсолютно непригодными для жизни. Но внешний вид был еще хуже. Как этот вспыльчивый инженер заставил шлюпку взлететь, не взорвавшись в момент запуска двигателей, и тем более добился от нее скорости, необходимой для выхода на орбиту? Если бы годное на свалку навигационное оборудование не вывело суденышко в назначенную точку, оно умчалось бы в открытый космос, и никто бы никогда больше не увидел его пилота.

Вместо этого Мэллори улыбнулась удача, и его нашли простодушные инопланетяне, вернув человека в ряды живых. Цепочка почти невероятных событий привела к тому, что сейчас к меньшему спутнику Привала подлетал такой отряд военных кораблей, которого данная область космоса, по всей вероятности, еще никогда не видела. Во все случившееся было трудно поверить.

Ротенбург верил. Он верил и в то, что очень скоро больной пилот вернется туда, где он еще совсем недавно чуть не сошел сума. Потребуются все достижения земной медицинской науки и технологии, чтобы помочь этому человеку снова не впасть в безумие. Но Ротенбург не чувствовал уверенности. Самые лучшие врачи и самая совершенная техника не гарантировали того, что, ступив на поверхность Привала-1, Мэллори не сойдет с ума, не впадет снова в кому или не выкинет что-нибудь такое, отчего сам Ротенбург, Надуровина и все остальные повредятся рассудке.

Им оставалось лишь делать все от них зависящее, надеяться и верить в помощь, которую оказывала пациенту обычная дежурная медсестра с более чем скромным послужным списком.

Как зачастую и бывает в таких ситуациях, события развивались по сценарию, не предсказанному даже лучшими аналитиками. Мэллори безо всякого недовольства и жалоб позволил облачить себя в скафандр, постоянно подшучивая и помогая окружающим всем, чем можно. В то время, как все были поглощены процессом облачения человека, без которого вся их миссия не имела бы смысла, они совершенно забыли проследить за состоянием его главной помощницы. Ирен Цзе ни разу в жизни не надевала скафандр, тем более никогда не выходила в космос и быстро оказалась на грани истерики.

Последствия этого оказались настолько же полезны, насколько и непредвиденны. Вместо того, чтобы беспокоиться о себе, Мэллори принялся утешать и успокаивать медсестру. Только убедившись, что с ней все в порядке, он перешел на ремонтный космический корабль, которому полагалось доставить их из недр огромного дредноута на поверхность крошечной луны. На этот раз настала его очередь держать Цзе за руку, помогая женщине обрести спокойствие.

Их не оставили наедине. Над поверхностью луны зависла целая флотилия военных спасательных шлюпок, оснащенных различным оружием, ремонтных и других кораблей, напоминая рой пчел вокруг темного пятнистого улья. Пилотам было приказано немедленно выполнять любые запросы Мэллори, естественно, после подтверждения со стороны Ротенбурга или одного из двух помогавших ему лейтенантов, достаточно проинформированных о цели операции.

В свое время майор заявил, что они разберут планетоид на кусочки, если это потребуется, чтобы найти моллисферу. Но если бы они и впрямь попытались предпринять что-либо подобное, они могли бы закопать контейнер еще глубже, похоронив навсегда бесценную запись. Или, что еще хуже, в условиях ничтожной гравитации контейнер мог улететь в открытый космос. Во избежание возможных неприятностей каждый из кораблей тщательно поддерживал назначенную ему высоту над поверхностью луны. Спустился на Привал-1 только один из них, соблюдая все мыслимые меры предосторожности.

Собственно говоря, это даже нельзя было назвать посадкой. Повиснув над неровной, изрытой метеоритами поверхностью луны, корабль с максимально возможной точностью занял положение, в котором, согласно регистрационным записям, аноп-пата обнаружили шлюпку Мэллори. Удалось повторить даже ориентацию в пространстве носа и кормы. Теоретически, выйдя наружу, Мэллори должен был узнать знакомые ему черты рельефа и восстановить в памяти ту траекторию, по которой он шел, когда собрался спрятать контейнер. Теоретически.

Он с легкостью, без тени тревоги вошел в шлюз. Впереди него шагали двое техников, в то время как третий сопровождал взволнованную Ирен. Она с трудом держала себя в руках. Ей пришлось настоять, чтобы ее включили в состав высаживавшейся группы, на случай, если у Мэллори случится рецидив. Она хотела быть рядом с ним. Ей просто необходимо было быть рядом с ним — и нетолько ради него самого, поскольку их отношения зашли уже очень далеко. Надуровина вошла в шлюз вместе с Цзе. Вскоре четвертый техник, оставшийся внутри корабля, оповестил о загерметизации внутренней двери. Они могли начинать высадку.

Цзе чувствовала себя неважно, однако она владела разнообразными способами контроля сознания и техникой дыхания, позволяющими восстановить утраченное внутреннее равновесие. Все это входило в программу ее обучения, но впервые в жизни она применяла знания к себе, а не к пациенту. Контроль собственных эмоций оказался намного сложнее, но кое-как ей удалось справиться с собой.

Открылась наружная дверь, шлюз заполнил тусклый свет, исходивший от планеты Привал. Техники первыми ловко вышли наружу, один за другим мягко опустившись на каменистую поверхность. Нарушая все правила, Мэллори взял Цзе за руку, и они спустились вместе. Ко всеобщей радости, спуск прошел без происшествий.

Как только все высадились, Элвин немедленно отделился от остальных и начал оглядываться по сторонам, пытаясь найти ориентиры, которые он смог припомнить. Если ремонтный корабль стоял именно так, как раньше его шлюпка, то на сорок градусов вправо должен находиться холм, похожий на сломанный зуб. Повернувшись в нужном направлении, он с удовлетворением обнаружил ориентир именно в том месте, где и ожидал его увидеть, и совсем таким, каким он его запомнил. Примерно в пятидесяти метрах от того места, где он сейчас стоял, должен быть неглубокий кратер. Когда он начал по памяти отсчитывать шаги, за ним на некотором расстоянии последовали остальные. Никто не наблюдал за его продвижением более напряженно, чем Ирен Цзе.

Кратер оказался несколько дальше, чем ему запомнилось, но, бесспорно, это был нужный кратер. Чтобы окончательно убедиться, он измерил шагами его диаметр. Примерно семь метров. Воспоминания выстраивались в одну линию, как выигрышные номера в лотерейной машине, и должны были закончиться маленьким, размером не больше ногтя, джек-потом. Обернувшись, он посмотрел на повисший над поверхностью корабль, чтобы сориентироваться, и мысленно провел линию от судна к холму в форме зуба. Подойдя к полуметровой кромке кратера, посмотрел вниз. Здесь полагалось лежать большому плоскому камню треугольной формы, который он сам туда положил, выбрав именно из-за формы.

Камня не было.

Нахмурившись, он прошел вдоль края кратера вправо. Ни следа оставленного им маркера. Пройдя примерно пятую часть окружности кратера, Элвин вернулся в исходную точку и двинулся в другую сторону. Цзе подошла, чтобы присоединиться к нему. Сейчас они могли позволить себе только такую близость. Любое сказанное ими друг другу слово услышала бы вся группа высадки, вся команда ремонтного корабля и все те, кто стоял на мостике дредноута.

— Она здесь,— сказал Мэллори после долгой паузы. Они смотрели друг на друга, почти касаясь стеклами шлемов.— Я знаю, она здесь.

— Конечно,— ободряюще ответила она.— Вполне естественно, что ты немного запутался. Прошло много времени, да и мысли твои были заняты совсем другим, когда ты ее прятал.

— Я не запутался! — Увидев, что она вздрогнула, он поспешил извиниться.— Правда, я ведь точно помню это место. Я могу запутаться в словах, но не в действиях. Все вокруг такое же, как и запомнилось мне.— Обернувшись, он проверил местоположение ремонтного корабля, потом посмотрел на выщербленную скалу и на сам кратер.— Все правильно. Все на своих местах, кроме проклятого камня.

— Какого камня? — терпеливо спросила она.— Я помогу тебе найти его,— она бросила взгляд в сторону остальных.— Мы все тебе поможем.

Мэллори задумался. Этот камень был его возможностью оправдаться, и он очень хотел найти проклятую штуку. Но маркера не оказалось там, где он его оставил. Может, он что-то забыл? Или вообще просто выдумал камень? Может… может, пайтар, который приходил в госпиталь, был прав, и его мозг создает замысловатые образы, чтобы закрыть зияющую дыру в самом себе?

Паника начала захлестывать его, как приступ рвоты.

— Хорошо, согласен. Почему бы и нет. Пусть все посмотрят. Важно не то, кто найдет камень, а то, что его вообще найдут, правда?

Нежно улыбнувшись, Цзе ободряюще кивнула. Вокруг собрались члены команды.

— Мы ищем плоский камень, примерно вот такого размера,— Мэллори показал руками величину камня.— Около восьми сантиметров толщиной. Других особых примет нет.

— Какого цвета? — спросил один из техников.

Мэллори усмехнулся.

— Посмотрите вокруг. У нас выбор между темно-серым и еще более темно-серым. Важен размер.

Команда разделилась. Одни пошли влево, другие вправо. Пройдя по периметру кратера, они встретились на его противоположной стороне и снова разошлись, продолжая двигаться по кругу. Потом снова сошлись на том самом месте, откуда начали поиски. Их начало охватывать недоверие.

— Есть еще какие-нибудь ориентиры? — спросила Надуровина как можно спокойнее. Не имело никакого смысла слишком давить на пациента или в чем-то его обвинять. Расстроить этого человека означало только усугубить его состояние.

Она могла и не заботиться об этом. Мэллори уже и сам был расстроен. На его лице застыло напряжение.

Если он выдумал, будто спрятал моллисферу, он мог выдумать и сам факт наличия записи. Если он выдумал факт наличия записи, что еще он мог придумать? Причастность пайтаров к катастрофе? Конечно, опустошенный Привал был достаточно реален. Доказательства произошедших ужасов в изобилии имелись на планете, висящей над горизонтом на другой стороне луны. Неужели под воздействием невероятного психологического шока он заполнил пустоту в своем сознании плодами буйной фантазии, вообразив то, чего никогда не было? Значит, это являлось лишь продуктом взбудораженного воображения, а не четким, холодным отчетом?

Он видел, как на лицах окружающих людей появилось скептическое выражение. Внешне они все еще готовы были поддерживать его, но в их душах уже зародились вопросы и сомнения, в которых он сам играл роль краеугольного камня.

Где же этот проклятый камень? Человек может много чего выдумать, но камень-то был реальным, твердым, его нельзя было забыть. Холодный и твердый кусок звездной материи. Игнорируя осуждающие взгляды, Мэллори сосредоточился на краях кратера, тщательно рассматривая их. Камней здесь валялось предостаточно, сотни. Некоторые — нужного размера, но другой формы, и ни один из них не лежал в том месте, которое он определил вначале.

— Нам надо возвращаться,— сказал корабельный техник. Его голос зазвенел в ушах Мэллори как похоронный колокол, возвещающий о крахе, поражении. Техник смотрел на датчик кислорода.— Кроме всего прочего, воздуха осталось пятнадцать процентов. Нужно вернуться, хотя бы в силу требований безопасности.

Цзе решила ободрить Мэллори.

— Все в порядке, Элвин. Пока баллоны будут перезаряжаться, мы поедим, поговорим обо всем, ты соберешься с мыслями, и мы предпримем новую попытку,— она улыбнулась.— Может, тебе просто надо начать заново.

— Правильно,— хотя это и не входило в ее обязанности, Надуровина решила тоже попытаться успокоить Мэллори.— Если вы вышли из корабля не в ту сторону, значит, начали исходный отсчет из неверной начальной позиции.

— Да, проверим местоположение и ориентацию корабля,— сказал Ротенбург. Однако его тон противоречил его уверенным словам.— Достаточно ошибиться на несколько градусов, чтобы такое начало спутало карты.

«Все и так спуталось»,— с испугом подумал Мэллори.

Корабль стоял правильно. Он точно знал. В противном случае сломанная скала не выглядела бы именно так, какой запомнилась. И кратер. Это был именно тот кратер. Не только потому, что находился точно там, где должен был быть. Форма, размер, глубина — все выглядело правильным. Он помнил. С его памятью ничего не случилось — если только он не спятил настолько, что воображаемое стало для него реальным. В подобном случае все, что он считал реальностью, было плодом его безумия. Может, он вообще не здесь, на этой скалистой луне, а лежит в госпитале на Земле, и над ним склонилась Цзе, заботливая, но не испытывающая к нему никаких чувств? Насколько он знал, ему вводили много лекарств. Может, его возвращение на Привал — следствие введения наркотиков вместо укалывания точки Киношита?

— Элвин, не надо так смотреть! — закричала Цзе, тряся его за руку.— Ты меня пугаешь.

Моргнув, он медленно кивнул.

— Спасибо за компанию. Себя я тоже пугаю,— мягко отодвинувшись, он обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на край кратера.— Все правильно. Все на месте. Я помню все это. Здесь должен быть камень. Под ним должна лежать запись.

Он увидел, что оба техника стоят рядом.

— Мистер Мэллори. Сэр. У нас кончается воздух. Согласно правилам, мы должны вернуться на корабль, чтобы перезарядить баллоны,— сказал один из них.

Расстроенный и злой, Элвин позволил им повести себя под руки в сторону корабля. Понимая, что их слова моментально станут известны всем, никто не высказывал вслух своих мыслей и эмоций. Окружающий их вакуум способствовал рассеиванию возникшего напряжения, но не до конца.

На полпути к кораблю Мэллори резко остановился и повернулся лицом к Ротенбургу. Офицер слегка отпрянул, но не попятился.

— Каким способом техники с «Ронина» эвакуировали мою шлюпку?

— Простите? — ошеломленный прямотой вопроса, как и самим фактом такого неожиданного выпада, Ротенбург растерялся.

— Каким образом они забрали ее отсюда? — на лице Мэллори читалось нетерпение, но не безумие.— Использовали тянущий луч с главного корабля, проводили его настройку прежде, чем дать на корабль сигнал готовности, пытались запустить двигатель шлюпки? Какая техника использовалась в этой операции?

— Я не знаю,— признался майор.— Но обязательно узнаю.— Переключив систему связи с ремонтного корабля на главный, он быстро передал все вопросы Мэллори. Остальные ждали. Причем отнюдь не молча.

— Ну, в самом деле, мистер Мэллори,— сказал техник, стоявший справа.— Воздуха осталось около десяти процентов. Мы просто обязаны немедленно вернуться на корабль.

— Валяйте, если хотите,— ответил Мэллори. Все его внимание было приковано к Ротенбургу— У меня здесь еще есть дела. Десяти процентов мне более чем достаточно.

Цзе напряглась, но осталась рядом, чтобы его поддержать. Она старалась не смотреть на индикатор на запястье.

Ротенбург наконец-то переключился обратно на их канал связи.

— Для эвакуации шлюпки использовались два пилотируемых ремонтных корабля. Поменьше этого, но больше, чем сама шлюпка.

— На реактивной тяге,— констатировал Мэллори. Большими прыжками он понесся в ту сторону, откуда они только что ушли. В условиях мизерной гравитации луны каждый из его прыжков превращался в небольшой полет. Когда он касался ногами поверхности луны, вверх подымались небольшие облачка медленно оседавшей пыли — пыли и мелких камней.

На лице Надуровиной явственно читалось беспокойство. Цзе была на грани отчаяния. Лишь Ротенбург стоял спокойно, отлично понимая происходящее. Мэллори не собирался вернуться к кратеру как можно скорее. Он проводил наглядный урок по физике. Несмотря на неутихающие протесты техников, майор побежал за ним.

Добежав до края кратера, он увидел, что Мэллори продолжает осматривать поверхность. Но теперь двигаясь не вдоль края, а поодаль. Достаточно далеко. Без единого слова Ротенбург присоединился к его поискам. Он услышал голос Надуровиной задолго до того, как она подошла.

— Что происходит? Вы же слышали, что сказал техник. Мы должны вернуться на корабль!

— Пять минут,— ответил взволнованный офицер.— Еще пять минут. Потом мы оба возвращаемся. Хорошо, Мэллори?

— Хорошо,— с жаром ответил тот. Прозрение восстановило бодрость его духа, и это пробудило энтузиазм даже в Ротенбурге.— Пять минут. Если мы не найдем его сейчас, мы вернемся сюда еще раз и поищем подольше. Слышите все, пять минут! Ищите камень.

Цзе присоединилась к поискам рядом с ним.

— Мне казалось, Элвин, ты говорил, что оставил ее на гребне кратера на линии между кораблем и сломанной скалой.

— Да, именно так,— ответил он, не отрывая взгляда от поверхности. Он продолжил методично ходить кругами, тщательно рассматривая все, что попадалось под ноги.— Когда сюда прилетели ремонтные корабли с «Ронина», чтобы забрать мою шлюпку, один из них мог направить сопла своих двигателей в эту сторону,— он немного разогнулся, чтобы показать рукой в сторону корабля.— Когда он включил двигатели, чтобы лететь обратно на крейсер, их выхлоп должен был пойти в том направлении,— одна его рука поднялась и описала широкую дугу в направлении разбитой скалы.— Выхлоп сдул пыль и камни в сторону холма.

— Камни,— повторила она. Ее глаза слегка расширились.

Он многозначительно кивнул.

— Возможно, и несколько достаточно больших камней. Возможно, один из них имел треугольную форму.

Они нашли его, когда у них оставалось шесть процентов воздуха. Под камнем ничего не было. Отсутствие моллисферы вывело бы из себя кого угодно, только не Мэллори. Он узнал камень. Каждую его выемку, дырочку и трещинку. Это был его камень. Тот самый, который он положил на край кратеpa поверх контейнера с записью. Возможно, к тому времени он уже наполовину сошел с ума, но здоровая половина его сознания прекрасно знала, что делает. Но не было ни намека на поистине бесценный контейнер.

— Она здесь,— сказал Мэллори, аккуратно положив камень.— Ради Бога, все смотрите под ноги,— он не переставал вертеть головой, тщательно осматривая поверхность под ногами у себя и своих спутников.

Надуровина взглянула на покрытую пылью и гравием поверхность луны.

— Нам потребуются десятки людей, которые все здесь перекопают. И даже в этом случае предмет таких размеров мы будем искать не один месяц.

— Если выхлоп ремонтного корабля отбросил камень подобных размеров так далеко, то контейнер должен был улететь в десять раз дальше,— сказал Ротенбург, глядя вдаль.

— Не обязательно,— возразил Мэллори.— Его могло загнать в пыль поглубже, он мог удариться о другой камень или о гребень одного из более мелких кратеров. Он может находиться или на расстоянии вытянутой руки, или в сто раз дальше.

Майор кивнул. Сейчас он занимался тем, что ему больше всего нравилось: организаторской работой.

— Все получат соответствующие инструкции. Мы доставим сюда приборы распознавания по форме и несколько коробов с сеткой, чтобы просеивать пыль. Мы найдем ее,— заявил он решительно.

— Если выхлоп не выкинул ее в космос,— мрачно заявил один из техников.— Здесь очень слабая гравитация.

— Такая возможность существует.— Рационалист Ротенбург не отрицал того, о чем не хотелось думать.— Но при взлете сопла двигателей ремонтного корабля должны были быть направлены вниз, к поверхности. Держу пари, контейнер остался здесь, зарывшись в пыль или врезавшись в другой камень,— его лицо напряглось.— Нам остается только верить в удачу.

Если бы аноп-пата волею случая вернулись на внутреннюю луну Аргуса-5, они бы поразились, увидев там более сотни людей в скафандрах, облепивших, как муравьи, небольшой участок поверхности заурядного спутника планеты. Наличие здесь людей само по себе озадачило бы инопланетян, а то, что вся их непонятная деятельность осуществлялась в полнейшей тишине, навело бы любых мыслящих существ на размышления о психической нормальности землян.

Исходя из приказа Ротенбурга, соединение подготовилось к тому, чтобы провести тут месяц. Но столь долгая стоянка не потребовалась.

Молодая девушка-лейтенант, вошедшая в кафетерий спустя два дня, так торопилась, что не стала даже снимать пропотевший комбинезон, который надела под скафандр. Вместе с двумя товарищами и старшим офицером она приблизилась к столу в дальнем углу и, бодро отдав честь, представилась Надуровиной, которая вопросительно посмотрела на нее. Безо всяких церемоний девушка подняла перед собой небольшой металлический чемоданчик, открыла его, сунула руку внутрь, достала какой-то предмет и аккуратно положила на стол.

— Это оно? — без предисловий спросила лейтенант.

Между сэндвичем с цыпленком и салатом из морской капусты лежал самый важный предмет во всем рукаве Галактики. Он не выглядел сколько-нибудь внушительно. Двигатели ремонтного корабля, выкинувшие его из-под камня, оставили на его поверхности множество маленьких оспинок, а один угол помялся. Но крышка уцелела.

Мэллори удивился тому, что его пальцы не дрожали, когда он медленно перегнулся через стол, заставленный разными блюдами, чтобы взять контейнер. Он открыл защелку почти небрежно. Крышка отъехала в сторону. Внутри лежал маленький серебристый шарик диаметром в один сантиметр, металлически блестевший в свете ламп, встроенных в потолок кафетерия. Хотя, конечно, в нем не было ни грамма металла.

Цзе не сдержалась и бросилась на шею Элвина, обняв его так крепко, что Надуровина испугалась, как бы тот не уронил контейнер. Но вероятность этого была весьма мала. В ближайшем будущем контейнеру предстояло стать неотъемлемой частью руки пациента: шестым пальцем, маленьким, квадратным в сечении и серебристым.

«Бывшего пациента»,— поправила она себя.

Девушка-лейтенант, нашедшая контейнер, вся светилась от радости, стоя у стола. На ее вопрос никто не ответил. В том не было нужды.

Цзе мрачно посмотрела на невзрачное содержимое контейнера.

— Такая трагедия, а поместилась в столь небольшом объеме.

— Эта штука полна смерти,— кивнул Мэллори.— Смерти и оправдания. Хотел бы я, чтобы они шли порознь.— Он положил шарик обратно в контейнер и закрыл крышку, не став, однако, включать запирающее устройство. Вообще говоря, он не был уверен, что поврежденный замок удастся снова включить.— Из-за того, что записано на этой моллисфере, погибнут разумные существа. Очень много разумных существ.

— Я надеюсь, что так, сэр,— ответил один из солдат, пришедших вместе с лейтенантом. Стоя по стойке «смирно», он не улыбался.— Среди колонистов на Привале был один из моих двоюродных братьев с семьей.

— Сейчас лучше не делать поспешных выводов,— сказала Надуровина, вставая.— Мы должны оповестить Ротенбурга и остальных офицеров. Нам остается лишь молиться, чтобы моллисфера оказалась исправна и содержала что-нибудь, кроме трехмерных изображений фауны Аргуса и быта колонистов,— добавила она и двинулась к двери.

Мэллори и Цзе пошли следом. Девушка прижалась к Элвину.

— Мне все равно, работает ли сфера, что на ней записано и что вообще случится дальше. Главное, она реабилитирует тебя, Элвин.

— Знаю. Но меня не интересует личное оправдание. Я хочу, чтобы подтвердился мой рассказ,— в этот триумфальный момент он выглядел несчастным. Голос его звучал почти безжизненно.— Моя психика уже реабилитирована. Посмотрим, не подведет ли также и моя техника.

Глава семнадцатая

Хэррингейла выбрали по жребию среди множества других рассмотренных кандидатов. Неагрессивный, с мягким голосом и лишенными резких углов чертами лица, он был одним из тех более-менее безликих профессиональных бюрократов, которые в полной безвестности выполняют основной объем всей работы. Рельефная табличка на двери, перспектива когда-нибудь получить повышение — вот и все, на что мог рассчитывать человек его должности и его склада ума.

Но сейчас он ожидал прибытия Суин-Бимта, одного из высокопоставленных представителей пайтаров на Земле. Хэррингейл не нервничал, заранее подготовившись к этой встрече. Он знал, что сможет держать себя в руках. Вся его жизнь прошла под знаком контроля над своими эмоциями. Именно это и послужило одной из причин, по которым его выбрали для проведения сегодняшней процедуры.

Конференц-зал был слишком велик для двоих. В огромное изогнутое окно, выполненное из цельного куска сверхпрочного стекла, открывался вид на Бодензее. Вдоль берега озера виднелись стоящие тут и там древние замки, а вдали панораму завершали величественные заснеженные вершины северных Альп. За отблескивавшим золотом столом переговоров могло с комфортом разместиться одновременно тридцать человек. Но ему и Суину этот стол не понадобится. Они сядут в два удобных кресла за небольшим круглым столом.

Когда пайтар появился в дальнем конце коридора, двери бесшумно разошлись в стороны, пропуская его. Земной дипломат встал, пайтар заметил Хэррингейла и направился в его сторону. Он подал руку, делая привычный для землян жест, человек вежливо ответил рукопожатием и жестом показал, что они могут сесть.

За окном виднелись прогулочные яхты, бороздившие гладкую поверхность альпийского озера. Ярко светило солнце, слегка ослабленное фотохромным стеклом. На разделявшем их столе стояли два высоких бокала и цитриновый графин с ледяной водой. Суин посмотрел в окно и улыбнулся.

— Очень приятный вид. Мне сказали, что необходимо мое присутствие, и я явился. Надеюсь, это не надолго. У меня сегодня еще очень много дел.

— Дело не займет много времени.— Хэррингейл нажал на кнопку проигрывателя трехмерных записей. В центре окна появился большой темный прямоугольник трехмерного изображения, заслонив часть гор и озера.— Мне было поручено просмотреть вместе с вами запись и выслушать ваши комментарии по данному поводу. Она немного отредактирована в целях лучшей четкости, но мне сказали, что она более-менее идентична оригиналу. Вот бокалы, вот вода. Если вам потребуется что-нибудь еще, скажите.

— Какая запись? — спросил посол Содружества, усаживаясь поглубже в мягкое кресло.— Нечто развлекательное, в вашем безумном стиле? Или музыка? Мне очень нравится ваша музыка.

— Это не музыка,— ровно ответил Хэррингейл.— И не развлекательная программа.

Изображение мигнуло. Появились титры с датой, продолжительностью записи и другими данными. Хэррингейл смотрел не на них, а на пайтара. Запись он уже видел. И не один раз.

Все происходящее передавалось с позиции передвижной камеры с компьютерным управлением. Кадры медленно перемещались в воздухе. Они воспроизводились в режиме смягченного трехмерного изображения или, как сказали бы в старину, в виде барельефа. Можно было настроиться и на полную трехмерную картину, но Хэррингейл, как и его руководство, решили, что запись выглядит достаточно понятной и в урезанном формате.

Суин некоторое время молча смотрел. Насколько мог судить Хэррингейл, выражение его лица не менялось. Дважды он немного повернулся, чтобы добавить воды в свой бокал. Только по окончании просмотра он обернулся, чтобы посмотреть на принимавшего его землянина. До этого он не сказал ни слова и не проявил никаких эмоций.

— Впечатляюще. И оскорбительно. Мне сложно найти рациональное объяснение столь дорогостоящей пародии. Ваши специалисты индустрии развлечений очень хороши, но, с любой точки зрения, это не развлекает.

— Тут наши мнения сходятся,— сухо ответил Хэррингейл.— Однако ничто из увиденного вами не является плодом творчества нашей индустрии развлечений. Вы просмотрели профессиональную трехмерную передачу, которую смог сделать один из граждан планеты Привал, когда тамошняя колония подверглась нападению. Просто в его руках оказалась профессиональная аппаратура, которой не имелось в распоряжении остальных.

— Абсурд,— сказал пайтар недрогнувшим голосом.— Записей картины разрушения злополучной колонии не существует. Если бы она существовала, о ней стало бы известно намного раньше.

— Она была спрятана,— ответил Хэррингейл.— Ее нашли совсем недавно.

Пайтар чуть изменил позу.

— Мне дали понять, что ваши люди исследовали и продолжают исследовать поверхность Аргуса-5 и не нашли ничего, даже отдаленно напоминающего фантастический фильм, который вы вынудили меня сейчас просмотреть.

— Это так. Однако продемонстрированная запись не находилась на Привале. Она была спрятана на поверхности Привала-1, меньшей из двух лун несчастной планеты. Ее спрятал там человек, спасшийся бегством во время нападения на Привал. Запись принадлежит ему же.

Посол Суин несколько раз подряд сделал пайтарский жест, означающий отрицание.

— Никто не спасся бегством во время нападения. Ваши люди сами заявили это,— он шевельнулся, готовясь встать.— Мне не нравятся такие игры, кроме того, у меня есть работа, которую я должен выполнять.

— О, пожалуйста, уделите мне еще немного времени. Дело действительно очень важное,— Хэррингейл резко наклонился вперед.

Посол остался сидеть, хотя было видно, что ему не терпится уйти.

— Я не согласен, но будь по-вашему. Еще совсем немного — и мне действительно нужно будет идти.

— Хорошо. Совсем немного. Вам говорит что-нибудь имя Элвин Мэллори?

Пайтар поморщился.

— Ничего. Это сотрудник дипломатической миссии?

— Нет. Он даже не является правительственным служащим. С ним встречался ваш атташе в южном полушарии, Дмис.

— Это имя мне тоже незнакомо. Я не обязан знать по имени всех пайтаров, работающих на вашей планете. Тем более вы не можете требовать от меня, чтобы я знал всех, работающих в вашем дипломатическом ведомстве.

Хэррингейл кивнул.

— Возможно, вам следовало бы встретиться и побеседовать с Дмисом. Он, как я уже говорил, встречался с мистером Мэллори и знает, что это реально существующий человек. Мы также знаем, что упомянутый реально существующий человек — весьма независимая и очень изобретательная личность. Помимо всего прочего, он бывший инженер космического корабля. У него было интересное хобби. Он приобрел старую модель космической шлюпки и на досуге ее отремонтировал. Вполне достаточно, чтобы она доставила мистера Мэллори на внешнюю сторону луны. При себе у него имелась эта запись, которую он сделал, приняв передачу робота, автоматически производившего съемку для одной из вещательных компаний на Привале. В целях большей безопасности, находясь на луне, беглец спрятал контейнер с записью, и она была найдена совсем недавно.

— Потрясающая история,— сказал Суин, сложив вместе ребра ладоней. Это тоже был традиционный пайтарский жест. Как и все его соплеменники, инопланетянин был очень красив, высокого роста и по-королевски статен. Хэррингейл знал, что, даже получив возможность неограниченно пользоваться услугами косметической хирургии, он сам не станет и наполовину таким же импозантным.

— Запись прошла проверку на подлинность. Среди всех прочих мероприятий пришлось проводить широкомасштабные раскопки на местности, которая здесь изображена. Все сходится, начиная с характерным образом разрушенных зданий и заканчивая следами крови на центральной площади Вельда.— Хэррингейл почувствовал, что ему просто необходимо выпить воды.— Мне сказали, следы крови очень обширны. Просмотрев несколько раз запись, я, даже не будучи специалистом, понял причину этого.

— Я ухожу,— посол начал вставать.

Хэррингейл встал одновременно с ним. Пайтар был намного выше субтильного человека средних лет, каковым являлся земной дипломат.

— У нас есть много вопросов,— сказал Хэррингейл таким же спокойным голосом, каким говорил и в начале встречи.— Больше всего нам хотелось бы знать, зачем ваши соплеменники тщательно потрошили человеческих женщин и складывали их репродуктивные органы в заранее подготовленные контейнеры. Признаюсь, я персонально интересуюсь этим вопросов. У меня двое дочерей, примерно того же возраста, как те молодые женщины на записи, которых выпотрошили заживо.— Не осознавая, что он делает, Хэррингейл протянул руку и дернул посла за рукав.— Не могли бы вы объяснить? Мне очень, очень интересно.

Суин посмотрел на него сверху вниз.

— Я намерен выразить официальный протест от лица моего правительства. Тратить время на подобные нелепицы уже достаточно нехорошо, но, кроме того, вы сделали меня объектом бессмысленной злобы.

— Валяйте, протестуйте,— ответил Хэррингейл. Внутри профессионального дипломата что-то перевернулось, и он тщетно пытался с собой совладать. Приобретенная за годы работы привычка контролировать чувства была одной из причин, по которым его направили на сегодняшнюю встречу.— Возможно, ваша жалоба дойдет несколько раньше, чем официальное объявление войны моим правительством.

Посол наконец-то проявил хоть какие-то эмоции, пусть небольшие, как это было свойственно всем пайтарам.

— Я не понимаю, это розыгрыш? Вы же не хотите сказать, что земляне начнут войну, основываясь на одной-единственной записи, сделанной, соответственно, одним-единственным человеком?

— Запись была проверена. Воспоминания мистера Мэллори получили подтверждение. Всемирный Совет принял решение единогласно. Колонии уже проинформированы, и их собственные Советы целиком и полностью согласились с мнением Земли. По сути дела, война уже началась. Интересно, как будут развиваться события. Есть ученые мужи, которые говорят, что слово «межзвездная война» означает нечто несуществующее. Мы выясним, так ли это.— Несмотря на все усилия, дипломат не сдержался и добавил мрачным тоном: — Ваши соплеменники тоже это узнают.

— Неужели нельзя остановить подобный фарс?

Хэррингейл посмотрел на инопланетянина снизу вверх. Он поймал себя на мысли, что больше не чувствует себя униженным из-за своего роста.

— В шесть часов вечера по Гринвичу запись, сделанная мистером Мэллори, будет транслироваться по каналам трехмерного вещания по всей Земле и в колониях. Ее сопроводят детальной информацией, поясняющей ее происхождение и историю. По окончании программы прозвучит официальное объявление о мобилизации. Резервисты также будут направлены в подразделения и корабли, к которым они прикреплены. По завершении наших переговоров я уполномочен заявить, посол Суин, что вы и весь ваш персонал с текущего момента находитесь под арестом и имеете статус военнопленных,— заявил он. Теперь пришла его очередь улыбаться.— Вы не можете ответить нам тем же, поскольку вы до сих пор не дали нам разрешения на организацию аналогичной дипломатической миссии ни на одном из Двух Миров. В свете последних сведений подобные ваши действия выглядят еще более подозрительными.

— Да кончатся когда-нибудь эти оскорбления? — Суин выпрямился во весь свой немалый рост.— По вашим собственным законам я и мои подчиненные имеем статус дипломатической неприкосновенности.

— Сожалею, но после просмотра этой записи у моих соплеменников — дипломаты они, местный вспомогательный персонал или простые люди — вряд ли возникнет сильное желание предоставить неприкосновенность хоть кому-нибудь из пайтаров. Честно говоря, если бы мне лично вверили в распоряжение вашу судьбу, я бы с большим удовольствием покрошил вас на мелкие кусочки прямо здесь, несмотря на риск навсегда запачкать пятнами крови имеющий историческую ценность и стоящий немалых денег ковер у нас под ногами.

Суин пошел к двери.

— Я отказываюсь находиться здесь и далее подвергаться нападкам и оскорблениям.

— Вам не обязательно делать это здесь,— крикнул вслед Хэррингейл.— Куда бы вы ни пошли, вы везде станете объектом нападок и оскорблений.

Но на этом дело не кончилось. Когда навстречу послу вышли четыре вооруженных охранника, к их сильному удивлению, он выхватил из хорошо замаскированной кобуры на левой ноге неизвестное оружие. Эта кобура, по всей вероятности, очень хорошо скрывала оружие, поскольку ни один из сканеров, через которые пайтар прошел до входа в конференц-зал, его не обнаружил.

«Дипломаты обычно не держат при себе оружие,— подумал Хэррингейл, ныряя за кресло.— Значит, ему есть чего бояться. Или он просто параноик».

В случае с Суином им не удалось найти ответ на интересный вопрос. Ранив двух охранников, пайтарский посол пытался бежать, и его просто изрешетили. Предложение о передаче останков на охраняемую территорию посольства было презрительно отвергнуто. После трансляции записи, сделанной Мэллори, по каналам трехмерного вещания разъяренная толпа начала штурм посольства пайтаров, находившегося в Цюрихе. Защищаясь, пайтары убили несколько десятков человек, прежде чем вмешались военные. Инопланетян уничтожили всех до единого.

То же самое происходило везде, где находились пайтары, начиная с комплекса на Бали и заканчивая отдельными учреждениями в Брисбене, Дели и Лэйле. Через сутки после трансляции на Земле не осталось ни одного живого пайтара.

В это время на орбите Земли находились два пайтарских корабля. Один из них разнесли на куски, но другому удалось улететь. Поскольку выследить корабль в плюс-пространстве было делом невозможным, на полпути между Луной и Марсом земляне прекратили преследование.

И все время продолжалось формирование соединений боевых и вспомогательных кораблей. Это происходило не только рядом с Землей, но и в колониях. От Пройкона до Центавра, от Новой Ривьеры до Богомола — везде формировались военные эскадры. Никто не пел патриотических песен, не организовывалось бурных митингов. Это было дело, серьезное дело, которое требовалось провести четко и организованно.

Некоторые надеялись, что пайтары признают свою вину и сдадутся, приняв наказание, которое им назначат. Другие, наоборот, желали, чтобы чужаки оказали сопротивление. Поскольку Содружество Двух Миров находилось недалеко от основной плоскости Галактики и от сферы влияния землян, ответам на подобные вопросы в скором времени полагалось появиться.

Информация об ответственности пайтаров за безжалостное уничтожение колонии на Привале вызвало бурю гнева среди остальных разумных рас. Однако за эмоциями не последовало никаких действий. Ссора произошла между землянами и пайтарами, и разрешать возникший конфликт предстояло исключительно им. Квиллпы, аноп-пата и другие выразили свои соболезнования, оставшись сторонними наблюдателями. А-анны постарались выразить свое сочувствие также горячо, как и остальные, втайне желая, чтобы две могущественные расы ослабили друг друга как можно больше в ходе этой войны.

Реакцию транксов можно было охарактеризовать как тихое бешенство. Поскольку в древние времена каждый улей вел свой род от одной королевы, единственной, способной откладывать яйца, и служившей объектом поклонения, любое насилие над репродуктивной системой задевало их особенно сильно. То, что пайтары сделали с земными женщинами, заставило загудеть от ярости все ульи. И в то время как люди собирали эскадры в один могучий кулак, чтобы атаковать Два Мира, среди транксов шли постоянные дискуссии, как же им реагировать на невероятное варварство, проявленное пайтарами.

— Нас это не касается.

Забравшись на подходящее бревно, Вирмбэтасек посмотрел на озеро. На небольшое водное пространство, окруженное густым тропическим лесом, находящееся высоко в горах Ломбока. Неподалеку от него Асперведен играл с птицекрылой бабочкой, глядя, как она перелетает с одной его иструки на другую. Возможно, большое крылатое создание, переливающееся изумрудным цветом, распознало в инопланетянине дальнего родственника. Хотя, скорее всего, решило, что хитиновые пальцы транкса — хорошее место для отдыха.

— Это очень даже нас касается.

Подняв иструку, Асперведен внимательно рассматривал красивое создание. Фасетчатые глаза смотрели друг на друга.

«Какая прелесть»,— подумал атташе.

Что подумала бабочка, осталось неизвестным. Устав от игры, она улетела, скрывшись в чаще густо оплетенных лианами деревьев с широкими листьями. Свет солнца играл на ее крыльях, словно на двух тонких пластинках изумруда.

Вирмбэтасек повернул голову и усики в сторону коллеги и друга.

— С нас хватит того, что приходится постоянно быть начеку с а-аннами. Зачем Великому Совету ослаблять нашу оборону, чтобы принять участие в наказании расы, которая нам самим ровным счетом ничего не сделала?

Проявив недюжинную смелость, Асперведен двинулся вперед и не останавливался до тех пор, пока в воде не оказались все его четыре ноги. Ошеломленный собственной дерзостью, он смотрел, как теплая вода, в которой плавали зеленые водоросли, тихо журчит, обтекая его ноги. Глубина на том месте, где он стоял, была около десяти сантиметров.

Вирмбэтасек нервно дернул усиками.

— Ты что, с ума сошел? Вылезай немедленно! А вдруг почва окажется мягкой и ты начнешь тонуть? Не думай, что я брошусь тебя вытаскивать!

Младший транкс жестом успокоил его.

— Не бойся. У меня под ногами прочная поверхность, она и не думает проседать под моим весом. Пайтары нарушили все нормы цивилизованного поведения.

— Этого никто не оспаривает,— ответил Вирмбэтасек, глядя на муравьев, которые цепочкой двигались по бревну под ним. С их точки зрения насекомовидный транкс вполне мог выглядеть воплощением Бога.— Никто не спорит, что земляне имеют все основания желать мести. Без сомнения, если бы такое варварство кто-то проявил по отношению к нам, мы бы среагировали точно так же, только менее шумно. Но здесь другой случай. Произошедшее на Аргусе-5 нас не касается.

— Почему? Потому, что погибли только млекопитающие? Потому, что бесчестью подверглись только земные женщины?

— Это просто — призывать оказать помощь людям,— Вирмбэтасек слез с бревна. Он начал стряхивать со своего блестящего сине-зеленого хитинового тела кусочки коры и другого мусора всеми четырьмя передними конечностями одновременно. Потом отряхнул нагрудную сумку, висевшую на втором из главных сегментов его тела.— Во-первых, они не просили нас, как, впрочем, и любую другую расу, о помощи. Во-вторых, транксы не обязаны помогать людям, поскольку соглашений, регулирующих подобные ситуации, мы не заключали. Нет ни единой причины ввязываться в это дело, но есть множество причин остаться в стороне. Кроме того, о военных силах пайтаров ничего не известно, как и о многом другом, касающемся этой расы. Дело может кончиться тем, что мы окажемся союзниками проигравшей стороны,— добавил он, стряхивая с брюшка прилипший лист.

— Я бы не делал ставку на поражение землян,— ответил Асперведен. Ощущение воды, плещущейся под ногами, начало вызывать у него беспокойство, он принялся аккуратно выходить из озера.

— Я тоже, но, кроме того, не стал бы и ставить на карту наш нейтралитет, позволяющий сохранить в целости цивилизацию транксов. Война — не способ времяпровождения, и играть с ней в орлянку — сомнительное развлечение.

Асперведен поднимал ноги одну за другой и стряхивал воду с непромокаемого хитина.

— Думаю, почтенный Десвендапур мог бы многое сказать в подобной ситуации.

— Несомненно, если бы был жив. Хотел бы я воочию увидеть его, декламирующего свои стихи. Насколько я знаю, его поэзия никогда не посвящалась войне, несмотря на репутацию и историю его клана.— Старший транкс проводил взглядом пару птиц-носорогов, летящих над гладью озера.— Почему ты думаешь, что земляне примут нашу помощь, даже если мы ее предложим? Большинство из них презирают транксов, с трудом могут даже стоять рядом с нами. Здесь и в Амазонском улье мы просто ограждены от самой возможности подобных конфликтов.

— Я понимаю, что наши отношения еще только начинают развиваться.— Почувствовав легкий голод, Асперведен начал вынимать еду из нагрудной сумки.— Я не настолько наивен. Потребуется много усилий, чтобы место разногласий заняло доверие, а дружба между представителями наших рас перестала быть чем-то исключительным.— Он ухватил крахмальный батончик всеми четырьмя челюстями и машинально начал жевать.

Подойдя к приятелю, Вирмбэтасек ждал, когда ему предложат еду, держа в руке свою в качестве взаимно го дружеского жеста. Наконец младший транкс сделал соответствующее движение.

— В данном случае проблема намного глубже, чем просто вопросы стратегии. Многие транксы с подозрением относятся к людям, и земляне отвечают им тем же. Устроить встречу, мероприятие по культурному обмену или переговоры по какому-нибудь незначительному вопросу и то сложно. Перспектива союза, одним из аспектов которого будет общая система обороны, относится к весьма далекому будущему.

— Официальный союз не нужен.— Асперведен дополнил свою фразу жестами, легко понятными собеседнику. Они обменялись едой.— Соглашение может быть временным, это должны признать обе стороны. Время действия соглашения ограничится длительностью существующего конфликта. Оно заменит собой существующие договоренности, а по окончании конфликта будет восстановлено прежнее положение.

Вирмбэтасек задумался.

— Представляю себе, что начнется, если несколько хорошо вооруженных боевых кораблей, принадлежащих ульям, выйдут из плюс-пространства на небольшом расстоянии от этой планеты, где-нибудь за орбитой ее луны. Предполагаемая реакция людей не наполняет меня оптимизмом.

— Нашим кораблям не надо входить в пределы этой системы. Нужно договориться о какой-нибудь точке встречи,— сказал Асперведен, явно не ставя под сомнение саму возможность такой договоренности.— Люди будут нам благодарны, что послужит развитию отношений между двумя расами, расширит их перспективы.

Проглотив еду, Вирмбэтасек начал рыться в сумке в поисках оплетенной бутылки с питьем.

— Если мы победим. А если победят пайтары, мы просто обретем новых врагов.

— Неверно,— возразил Асперведен.— В любом случае мы приобретем благодарность землян.

— Неужели? — спросил старший транкс, вставив украшенную трубочку для питья между челюстей и потягивая сахаристую питательную жидкость.— Ты приписываешь людям способность испытывать благодарность за что-либо. Я хотел бы хоть раз убедиться в том, что это им свойственно.— Он передал бутылку другу.— А для начала хотел, чтобы хоть кто-нибудь из них пригласил меня к себе домой и чтобы на его лице не было отвращения. После этого я бы согласился им помогать. Если мы сохраним нейтралитет, мы останемся одинаково далеки от конфликта как в глазах землян, так и в глазах пайтаров. Мы ничем не рискуем. Так поступают квиллпы, аноп-пата, даже а-анны. Почему мы должны поступить иначе?

Асперведен посмотрел на спокойную поверхность озера, на окружающую озеро девственную природу. Утренний воздух был чистым и теплым. Но вопрос заставил его почувствовать себя неуютно.

— Не знаю. Может, мы немного лучше их?

Ответ Вирмбэтасека состоял из серии настороженных щелчков.

— Что-нибудь еще?

— Ничего, что можно было бы привести в качестве довода. Только в отличие от тех, кто знает всю свою родословную вплоть до Первой Королевы, я проникся симпатией к землянам.

— Я тоже,— без околичностей признался Вирмбэтасек.— Но это не означает, что я готов строевым шагом выйти из улья и пожертвовать своей жизнью, сражаясь рядом с ними.

Глава восемнадцатая

Такой армады не собирал еще никто в этом рукаве Галактики, ни люди, ни какая-либо другая раса. Все корабли, кроме минимума, необходимого для защиты Земли и колоний, получили приказ с указанием времени и координат точки выхода из плюс-пространства на ближних подступах к системе Содружества Двух Миров. Предполагалось, что там, неподалеку от орбиты последней, двенадцатой планеты системы, они встретятся с пайтарами. Была учтена и вероятность того, что корабли пайтаров, имеющие большой радиус действия, могут попытаться атаковать какую-нибудь из планет, населенную землянами в целях отвлечения внимания от своих собственных миров.

Этого не произошло. Военные стратеги пребывали в недоумении, в отличие от ксенологов, ранее занимавшихся изучением пайтаров.

Леви был одним из таких ксенологов. Его собратьев по профессии распределили по кораблям армады, по одному на каждый, чтобы в результате возможного уничтожения одного из кораблей не погибла разом вся группа, обладавшая очень ценными в данной ситуации знаниями. Леви не отличался самым большим умом и не мог похвастаться самым большим опытом — особенно в сравнении с теми, кто изучал пайтаров с самого первого контакта. Но, несмотря на это, его поставили во главе группы. К его мнению с уважением прислушивались. Поэтому он оказался на «Веллингтоне», прикомандированный к штабу армады.

Разумеется, командование назначило встречу с ксенопсихологом по завершении планирования первого удара.

Однако, занятый размышлениями над стоящими перед ним серьезными задачами, он бесцельно бродил по коридорам огромного корабля.

Это был самый большой самодвижущийся объект из всех, что когда-либо запускали в космос люди. Выдающееся достижение земной техники. Корпус дредноута четырьмя рядами опоясывали блистеры с размещенным в них разнообразным оружием. Отражатель генератора поля для перемещения в плюс-пространстве приближался размерами к небольшому городу. Между отражателем, термоядерным реактором и главным корпусом располагались пять генераторов защитного поля. Да, самый мощный и грозный из кораблей, когда-либо бороздивших просторы космоса, выдающееся достижение земной техники.

И предназначен он был для того, чтобы отправлять в небытие все, что окажется на пути прогресса земной цивилизации.

Мейер Леви был одним из немногих гражданских, прикомандированных к военной экспедиции. Этот пожилой человек лучше чувствовал бы себя в мягком библиотечном кресле, окруженный книгами, с чашкой горячего питья на столе и с лохматой собакой, лежащей у ног. Вместо этого он оказался очень далеко и от дома, и от всех вышеперечисленных атрибутов ученого человека.

Несмотря на отсутствие вооруженных столкновений на подступах к системе, никто не думал, что пайтары за здорово живешь позволят землянам высадиться на их планетах и провести акцию возмездия. Предстояло лишьузнать, когда и каким способом они начнут защищаться. Но корабли один за другим выходили из плюс-пространства рядом с системой, где обитали пайтары, а ничего не происходило. Сейчас, когда все корабли армады соединились в одну группировку, находясь в обычном пространстве, командование готовилось к проведению следующего этапа операции — движению в сторону солнца системы и занятию позиций вокруг Двух Миров.

Пайтары не попытались послать свои корабли, чтобы атаковать Землю или те из ее колоний, которые были хуже защищены. Рослые элегантные гуманоиды вообще никак не отреагировали на происходящее. Их представители на Земле и в людских колониях погибли, сражаясь, не желая попасть в плен. Все остальные находились здесь, на двух планетах, где зародилась их цивилизация. Скорее всего они догадывались, что сюда скоро прибудет огромная эскадра военных кораблей с десятками тысяч жаждущих мести землян на борту. И тем не менее…

«Что же мы упустили? — думал Леви.— Конечно, пайтары будут оказывать сопротивление, а не совершат поголовное самоубийство. Но их отдельные представители на Земле поступили именно так. Что если и целая раса пожелала умереть, поставив землян в положение невольных исполнителей своей больной воли?»

Армада устремилась к цели, весь огромный рой кораблей, напичканных достижениями земной науки, двигался как одно целое, когда ксенопсихолог внезапно понял.

Он устремился на мостик со всей возможной для его возраста прытью. Несколько раз он чуть не потерялся на огромном корабле, хотя в каждом лифте имелись подробные инструкции, как куда попасть.

Когда Леви наконец добрался до бронированного и закрытого защитными полями сердца «Веллингтона», ему пришлось несколько раз пройти процедуру идентификации, прежде чем его пропустили к Фуад. Она сидела в капитанском кресле, командуя кораблем, но не всей группировкой в целом. Общим командованием занималась группа генералов, которые восседали в стороне за овальным столом перед сверхточным трехмерным изображением планетной системы пайтаров. В сторону солнца двигался рой светящихся точек. Каждая точка представляла собой корабль армады. Леви подумал, что это напоминает рой мошкары, атакующей собаку.

— Здравствуйте, мистер Леви,— произнесла Фуад хорошо поставленным сопрано. Ее музыкальный голос и такие же музыкальные пальцы, лежащие на панели управления, командовали силой, превосходящей масштабами всю когда-либо использованную человечеством с момента зарождения цивилизации на планете Земля.— Вы хорошо себя чувствуете?

— Устал,— ответил он.— Я устал, и я обеспокоен.

— Все мы обеспокоены,— согласилась она. Перед ней висело такое же трехмерное изображение, какое имелось в распоряжении генералов, но размером поменьше.— Все ждут, когда же что-нибудь произойдет.

— А что вы будете делать, если пайтары никак не прореагируют на наши действия? — Леви, как всегда, был ошеломлен окружавшей его новейшей техникой, потому что ничего в ней не понимал. Он восхищенно смотрел на идеальное изображение пространства, в котором двигался их корабль.

— Выйдем на орбиту ближайшего из Двух Миров. Передадим ультиматум от лица Всемирного Совета,— она без улыбки пожала плечами.— Будем действовать, исходя из реакции на наши шаги. Если негодяи продолжат сидеть сложа руки, начнем высаживать десант. Поддержим его огнем с орбиты. Как только будет завоеван плацдарм на поверхности планеты, их шансы эффективно сопротивляться резко снизятся. В сущности, им придется выбирать между капитуляцией и харакири. После того как внешняя планета будет под контролем, армада направится к следующей планете и, надеюсь, с тем же успехом повторит описанные мною действия.

Леви кивнул.

— А что будет, если они сдадутся без боя?

— Вы думаете, дело идет к этому? — спросила она, в упор посмотрев на него.

— Нет, но в данный момент такая вероятность не исключена.

Она отвернулась и снова уставилась на находящееся перед ней изображение.

— Это не по моей части. Я сделаю, что прикажут генералы. У них, в свою очередь, есть соответствующие указания от Всемирного Совета. Я знаю лишь определенную на данный момент стратегию, которая может быть изменена в зависимости от того, как поведут себя пайтары,— ее лицо напряглось.— Так или иначе, но они должны понести наказание за все, что натворили на Привале.

— Вы спрашивали, что я думаю по поводу возможного поворота событий,— Леви выжидательно посмотрел на нее.

— У вас есть идеи? — заинтересовалась она.

— Думаю, да. Знаете, если взглянуть на известные вам Двенадцать Колен, Левиты были учеными, гуманитариями. Я не чувствую себя таковым на этом военном корабле, задействованном в операции по массовому уничтожению.

— Я заметила, что вас это не радует,— вежливо ответила она.— Итак, ваши предположения?

— Я изучал пайтаров с того момента, как они впервые прибыли на Землю на борту «Чагоса».

— Знаю,— нетерпеливо сказала она.— Ближе к делу, уважаемый. Если вы еще не заметили, операция вторжения уже идет полным ходом.

— Извините. Я мог бы изложить все, оперируя различными научными терминами, но не вижу нужды излагать свое мнение на таком сложном жаргоне. Говоря коротко, пайтары — домоседы.

— Да, они не колонизируют миры. Они с самого начала об этом заявили.— Фуад изо всех сил старалась разделить свое внимание между столом, за которым сидели генералы, трехмерной картой с индикаторами отображения информации и печальным мудрецом рядом с ее креслом.— Это было одной из причин, в силу которой многие с трудом поверили в их причастность к бойне на Привале.

— Они не просто домоседы. Их отношение к Двум Мирам совершенно фанатично. Исключая короткие полеты на Землю или Ульдом и невероятные авантюры вроде полета на Привал, они никогда не покидают границ своей системы. Они не только не колонисты по натуре, но и не исследователи. Они просто не любят покидать дом.

— И что с того? Вы же собирались высказать свое мнение, не так ли?

— Думаю, да. Я просто пытаюсь сказать, что все силы, ресурсы и технологические достижения, которые мы используем для расселения по всей Галактике, они направляют на совершенствование своих планет, на которых родились и выросли.

Фуад нахмурилась и медленно поправила нейроконтакт над левым ухом, позволявший напрямую связываться со всей армадой, экипажем и разведывательным центром «Веллингтона».

— Значит, вы считаете, что?…

Стоя в нерешительности, Леви все-таки перебил ее, чтобы не потерять мысль.

— Все, что мы вкладываем в средства нападения, они вкладывают в оборону.

Прошло совсем немного времени, и «Веллингтон» содрогнулся от близкого взрыва, едва не разрушившего его. Вся эскадра была атакована с сокрушительной силой.

На внутренних орбитах вокруг звезды, являвшейся солнцем системы, располагались три непригодные дня обитания планеты. Затем шли две близко расположенные, четвертая и пятая, которые, собственно, и являлись Двумя Мирами пайтарского Содружества. Между пятой планетой и шестой, первой из четырех газовых гигантов системы, находились два пояса астероидов. Один из них лежал в плоскости орбит остальных планет, в то время как другой располагался почти под прямым углом к первому. Среди этих куч межпланетного хлама было достаточно планетоидов приличных размеров.

Каждый из которых пайтары превратили в автономную военную базу.

В первые моменты наступившего безумия команды метались между кораблями со скоростью света. Люди и компьютеры мгновенно перешли на боевой режим, функционируя четко и эффективно. У каждого из них это проявлялось по-своему. Машины действовали быстро и безошибочно, однако люди в непредсказуемых ситуациях могли импровизировать. Живое и неживое провело бок о бок несколько сотен лет, совершенствуясь в искусстве боя.

И все же несмотря на всю ярость предпринятой землянами атаки и параноидальную самоуглубленность пайтар, противники людей не собирались оставлять позиции и бежать на родные планеты.

Межзвездное пространство непредставимо велико, и в нем легко может затеряться хоть тысяча кораблей, даже между двумя планетами. Но приборы, способные обнаружить ничтожные кометы и астероиды, вполне могли отследить и включенные двигатели плюс-пространственного перемещения. Корабль же, лишенный подобных двигателей, потратил бы месяцы только на то, чтобы добраться от одной планеты до другой.

Поэтому люди и пайтары погрузились в чернильное небытие плюс-пространства, в то время как их компьютеры, используя органы, сильно превосходящие по чувствительности глаза и уши, искали друг друга. Каждый земной корабль, пытавшийся войти в пространство, ограниченное двумя поясами астероидов, встречали не меньше двух пайтарских. Людей отделяли парсеки от их родины и баз, а защитники системы воевали, астрономически говоря, на пороге своего дома.

Пайтары действовали продуманно. Они избегали любых случайных столкновений, сосредоточившись исключительно на контратаках любых кораблей, пытающихся подобраться к Двум Мирам. Поначалу генералы опасались, что противник может перейти в массированное контрнаступление. Но дни складывались в недели, недели — в месяцы, а этого не происходило. Стало ясно, что тактика пайтаров направлена только на то, чтобы эффективно оборонять свои планеты. Не направлялось ни единого их корабля с самоубийственной миссией нападения на Землю или ее колонии. Все имеющиеся у пайтаров корабли находились в их системе и использовались только в целях обороны. Границ системы не пересекал ни один.

Земляне испробовали все способы ускорить дело. Концентрация сил на одном участке с целью прорыва не дала результатов: пайтары мгновенно перегруппировали свои силы, противопоставив атакующим адекватное количество кораблей. Было решено сменить стратегию и попробовать окружить один из Двух Миров. Быстро среагировав, пайтары равномерно распределили свои суда так, что они смогли успешно противостоять и этой попытке. Атаки в секторах, которые выглядели слабо защищенными, отбивались с невиданной силой.

Снаряды, запускаемые по пятой планете, быстро отслеживались и уничтожались. Нападение на Содружество не повлекло потерь среди населения планет. Попытки начать переговоры были отвергнуты резко и враждебно. Стало понятно, что еще в те времена, когда люди с симпатией относились к пайтарам, эти гуманоиды уже смотрели на своих собратьев с Земли совсем по-другому. Конечно, не выказывая открытого отвращения — для этого они были слишком вежливы. Но втайне презирая всю человеческую расу.

И теперь пайтары не собирались вступать в переговоры или обсуждать условия перемирия с презренными землянами до тех пор, пока последний корабль армады не покинет священные пределы системы Двух Миров.

Впрочем, это не имело никакого значения, поскольку они не собирались просить прощения за бойню на Привале или обсуждать вопросы выдачи виновных. Один за всех, все за одного — таким был девиз пайтаров. Они не признавали вины ни за кем в отдельности, тем самым возлагая ее на всех представителей своей расы. Раз за разом они ультимативно приказывали омерзительным созданиям, вторгшимся в их систему, немедленно удалиться, не оскверняя ее самим фактом своего присутствия.

Такое поведение помогло Леви и его коллегам понять многое, что раньше выглядело лишенным всякой логики: отказ в организации посольства на Двух Мирах, запрет на посещение здешних планет. Это не имело никакого отношения к врожденной застенчивости или скрытности, якобы свойственных данной расе. Пайтары не были стеснительными — они были высокомерными и властными. По их мнению, суетливые и неотесанные земляне просто не имели права осквернить своим присутствием чистоту Двух Миров.

С какой целью их разбойничья экспедиция на Привал собирала репродуктивные органы тысяч земных женщин, пока оставалось загадкой. Команде Леви и биологам приходилось только строить догадки на сей счет. Выдвигались многие гипотезы, и фантастические, и омерзительные. В числе фактов, служивших основой для размышлений, имелся и тот, что за все время контактов людей с пайтарами, начиная с первой встречи на Привале и заканчивая прилетом армады в систему Содружества, никто и никогда не видел среди инопланетян детей.

Могли ли какие-то факторы, психологические или биологические, вызвать прекращение рождаемости в этом мире? Не были ли зверства, учиненные инопланетянами на Привале, попыткой восстановить воспроизводство населения? Удалась ли их ужасная попытка? Если да, следовало узнать о методах, использовавшихся в процессе реализации этого плана. Многие жители Земли и колоний потеряли на Привале друзей и родственников. Леви и его коллеги не были уверены, что людям станет легче, если они в точности узнают, какая судьба постигла их близких.

Само собой, пайтары не горели желанием что-либо рассказывать атакующим. Попытки получить от них хоть какие-то объяснения наталкивались на ледяную стену молчания. Они не собирались разговаривать с существами, к которым, теперь уже открыто, относились как к низшей форме жизни. Ученые и исследователи, работавшие на кораблях армады, все больше разочаровывались. Люди в форме, составлявшие большинство корабельных команд, не испытывали подобных чувств. Некоторые из них тоже потеряли друзей или родственников во время нападения пайтаров на Привал. Их желания были проще и конкретнее, им не надо было что-либо понимать. Все, что они хотели,— уничтожить пайтаров.

Прошло пять месяцев, проведенных в безрезультатных атаках — и началась замена экипажей, измотанных боевыми действиями. С Земли и колоний прибывали новые корабли, до отказа наполненные полными энтузиазма добровольцами. Но против них сражались пайтары, которым не надо было долго лететь в плюс-пространстве, чтобы отдохнуть. Полет от места службы до места отдыха занимал у них не больше суток. Корабли пайтаров, противостоящие земным, находились в непосредственной близости от баз, где их быстро ремонтировали и снаряжали для нового вылета. Это была классическая ситуация театра военных действий, когда удаленные от баз нападающие пытаются сломить хорошо подготовленную оборону противника, твердо намеренного защищать свои родные края. С одной поправкой — все это происходило в реалиях Галактики и межзвездных путешествий.

Восемь месяцев прошли безо всяких изменений. Пайтары не пропустили внутрь сферы, образованной пересекающимися поясами астероидов, ни одного корабля землян. Люди не сдавались. Решающим фактором для обеих сторон стало не стратегическое искусство, а упорство.

Корабли оставались на своих местах, но военная наука продолжала продвигаться. Правда, каждому новому способу атаки, изобретенному людьми, пайтары находили адекватное противодействие. На лучи высокой энергии они отвечали отражателями. Субатомные частицы, выпущенные специальными орудиями для выведения из строя систем связи кораблей противника, перенаправлялись в плюс-пространство специально переоборудованными для этой цели маломощными плюс-пространственными двигателями, не причиняя цели никакого вреда. Скоростные ракеты большого размера уничтожались с помощью миниатюрных беспилотных перехватчиков, еще более быстрых, чем сами ракеты. В пустоте летало множество обломков ракет и термоядерных зарядов, которые так и не достигли своей цели.

То тут, то там корабли, участвующие в столкновениях, получали повреждения или гибли. Они уносили с собой сотни, а то и тысячи жизней, без следа исчезавших в холодной пустоте космоса. Чем больше становились потери, тем несговорчивее становились пайтары и безжалостнее — земляне.

После десяти месяцев безуспешных атак генералы признали, что земные силы не в состоянии сокрушить оборону Двух Миров. Развернулась дискуссия о том, что же делать дальше. О прекращении войны не могло быть и речи: земляне, живущие на множестве планет, и слышать не желали о такой возможности. Окончание боевых действий означало бы, что пайтары победили, и их варварские действия на Привале остались безнаказанными. Этого не потерпел бы никто.

Было подмечено, что, с одной стороны, ни один корабль землян не мог достичь Двух Миров, а с другой — ни один из кораблей пайтаров не имел достаточно пространства внутри системы, чтобы, не подвергая себя опасности, запустить плюс-пространственный двигатель на полную мощность и совершить прыжок через плюс-пространство. Пайтары оказались наглухо запертыми в своей системе. Однако это не относилось к другим расам.

В свете чего идея блокады не выглядела плодотворной. Даже те небольшие расстояния, которые разделяли между собой планеты пайтарской системы, были вполне достаточными для входа или выхода из плюс-пространства. Но, выйдя в обычное пространство, корабль становился доступен для средств поражения.

Идея осады была выдвинута не без опаски. Как среагируют нейтральные расы, например квиллпы, на запрет доступа в систему, с обитателями которой у них нет никаких раздоров? Более того, как среагируют могущественные и воинственные а-анны на попытку одной из сторон воспрепятствовать их контактам с расой, с которой они находятся в дружеских, если не сказать в теплых, взаимоотношениях?

Прежде чем пытаться осуществить подобную тактику, следовало провести атаку на уровне дипломатии.

Квиллпов предложение озадачило. Но, будучи такими же активными колонизаторами, заселявшими необитаемые планеты, как и люди, эти птицеобразные были начисто лишены какой-либо агрессивности. Как и предполагалось, аноп-пата никоим образом не собирались вмешиваться в конфликт, стараясь держаться подальше как от высокомерных пайтаров, так и от явно сумасшедших землян. Несколько других, менее развитых, рас, не выходивших за пределы единственной населенной ими планеты, никто и не принимал в расчет.

Среди всех известных разумных рас силой, достаточной для смещения равновесия в ту или иную сторону, остались транксы и а-анны. Насекомообразные проявили дружеское отношение к людям не только на словах, но и наделе, с самого начала молчаливо одобрив нападение землян на Содружество.

Реакция а-аннов была не столь предсказуема. После интенсивных переговоров и лоббирования земными дипломатами они согласились не посылать свои корабли в систему пайтаров, пока ситуация не разрешится в пользу одной из сторон. Данное согласие неоднократно прокомментировали транксы, предупреждая, что, когда пайтары серьезно ослабят военную мощь землян, а-анны не замедлят воспользоваться благоприятной для них ситуацией. В таком случае вполне можно было ожидать пробных атак а-аннов на одну или несколько земных колоний.

И Всемирный Совет, и генеральный штаб, не сговариваясь, уверяли обеспокоенных транксов, что даже в случае разгрома основных сил (весьма маловероятный вариант) у землян останется достаточно сил в резерве, чтобы защитить Землю и колонии. Транксы выслушали это с должным уважением, но продолжали с беспокойством следить за развитием событий. Они удивлялись безудержной самоуверенности, которую демонстрировали люди, но одной уверенности было явно недостаточно, когда дело касалось а-аннов.

Закончив переговоры со всеми, кого это могло коснуться, генеральный штаб официально объявил о начале блокады. На пайтаров, находящихся в безопасности на своих планетах, объявление не произвело особого впечатления. Блокада не пугала их. Десятки тысяч существ, составлявшие экипажи сотен кораблей и поддерживаемые населением многих обитаемых миров, одобряли и укрепляли это патовое положение.

Однако оно не было статичным. Время от времени специально подготовленные соединения земной армады проверяли на прочность кажущуюся незыблемой оборону пайтаров. Каждый раз пробовалась новая тактика или оружие. Команды кораблей вступали в бой, воодушевленные и надеющиеся на победу. И каждый раз им приходилось возвращаться расстроенными и удрученными. Иногда возвращались не все.

Войны на истощение далеко не всегда выигрывает осаждающий, вне зависимости от того, насколько он решителен и силен. Пайтарам некуда было бежать, у них не имелось запасного убежища или пути к отступлению, и они сражались с невероятным упорством и решительностью. Они могли броситься в самую гущу наступающих кораблей землян, чтобы расстроить план атаки и не дать захватить какой-нибудь крошечный астероид, не имеющий никакого стратегического значения, но никогда не атаковали сами. Их военная стратегия строилась исключительно на обороне. Главное — любой ценой защитить родные планеты. Других мотивов для непосредственного столкновения с вторгшимися врагами не существовало.

Сменяли друг друга члены генерального штаба, добровольцы и гражданские служащие, прикомандированные к армаде. Их объединяло общее чувство разочарования. Как сказал один из адмиралов, вся работа во время блокады идет под покровом ночи, а здесь ночь не скрывает ничего, поскольку она постоянна. На технологически развитую расу в состоянии полной боевой готовности невозможно напасть внезапно. Приборы не способны проспать вражескую атаку. Спать может сознание живых существ до тех пор, пока машине не потребуется, чтобы ее действия подтвердил оператор. Рядовой же солдат с трудом способен вынести противостояние с противником, которого он не видит. Ведь даже вражеские планеты кажутся ему всего лишь парой ярких точек среди остальных звезд Галактики.

Но никто не собирался отступать от задуманного. Все хорошо помнили Привал, помнили, что там произошло. И все-таки волна гнева начала постепенно угасать, и усталость охватила заметную часть человечества. Средства массовой информации изо всех сил старались поддержать интерес к событиям в системе Двух Миров, но блокада — не серия захватывающих боев в космосе. Позиционная война не смотрится в вечерних новостях так, как смотрелась бы операция вторжения.

Надо было срочно что-то предпринимать. Абсолютно неприемлемый статус-кво должен был хоть как-то измениться. И военные, и правительство понимали — чем скорее они сделают что-либо, тем лучше. Прошло уже больше года с того дня, как армада во главе с «Веллингтоном» вошла в систему Двух Миров под ликование большинства землян. И хотя прошло уже много времени, положение дел существенным образом не изменилось. На смену всеобщему энтузиазму пришло сдержанное одобрение блокады, а крики с призывами к мести сменились организованным выражением поддержки. Военные знали о растущем недовольстве, но не могли сделать ничего кроме того, что уже делали.

Однако были и такие, которым на ум приходили другие идеи.

Глава девятнадцатая

— Почему мы должны помогать им еще больше? Почему, крак!кк, ульи должны встревать в это дело?

— Да,— согласился другой участник собрания.— У нас нет достаточных причин, чтобы подвергать опасности жизнь транксов.— Откинувшись назад, он сделал жест обеими иструками и обеими стопоруками.— Эти земляне не питают к нам даже симпатии.

— Хотел бы я посмотреть,— добавил третий саркастически,— как земляне стали бы рисковать своими жизнями, окажись мы в подобной ситуации. Если их посадить в туннель, на одном из концов которого будем находиться мы и угрожающая нам смертельная опасность, они немедленно кинутся в противоположную сторону.

Когда протестующие высказали свое недовольство, старейшина Дебрельджинав включила перед собой микрофон, и все почтительно замолкли, уступая королеве право окончательного решения. Прошло много времени с тех пор, как все транксы вели род от одной королевы, способной откладывать жизнеспособные яйца. Теперь гормональные средства позволяли каждой особи женского пола делать то же самое. Одним из следствий прогресса явилось то, что место королевы перестало быть наследственным и должность королевы стала выборной. Таким образом, традиции прошлых времен сделались частью современной культуры транксов.

Дебрельджинав считалась самым уважаемым членом Великого Совета. Лишь немногие здесь были старше ее. А в проницательности с ней вообще мало кто мог сравниться. Лидер улья Джин и клана Ав, она получила место старейшины в более юном возрасте, чем это обычно происходило, и годы, проведенные на высоком посту, лишь добавили ей почета и уважения. Она добралась до вершины власти, став одной из тех, кто правил ульями транксов не только на Ульдоме, но и по всем колониям.

— Выгоды, которые мы получаем, подобно квиллпам сохраняя нейтралитет, очевидны. Однако что мы можем потерять, если станем поступать таким образом, и что можем приобрести, если активно вмешаемся в конфликт людей и пайтаров?

— Мы не теряем ничего, поскольку ничего не можем получить,— не задумываясь, ответил старейшина, сидевший среди оппозиционеров. Помещение наполнилось одобрительным поскрипыванием тех, кто придерживался такого же мнения. Это напоминало оркестр из сотни плохо настроенных скрипок.

— Ничего? — переспросил один из тех, кто стоял за вмешательство.— У нас хорошие отношения с людьми. Если мы поможем им в войне, они, может, и не станут нашими союзниками официально, но все равно это будет у нас в активе. Когда произойдет очередное серьезное столкновение с а-аннами — а оно произойдет, не сомневайтесь,— мы сможем позвать на помощь этих шумных и безалаберных млекопитающих. Даже сама возможность такого заставит двор Империи задуматься, прежде чем что-либо затеять против нас.

— А кто сказал, что а-анны боятся людей? — крикнул кто-то из оппозиции.— Почему ты думаешь, что эти чешуйчатые принимают в расчет млекопитающих?

— Потому, что а-анны злобные и жадные, но не глупые,— ответил выступавший. На сей раз одобрительное поскрипывание раздалось с его стороны стола.

Нарастающий шум мгновенно прекратился, когда Дебрельджинав предварила свою реплику соответствующим жестом.

— Действительно ли земляне ненавидят нас настолько, что даже смогут отказаться от нашей помощи, если мы ее предложим?

Поднялась один из технических консультантов. Она не была старейшиной и присутствовала на собрании, как и ее собратья по профессии, только потому, что могла внести ясность в отдельные аспекты обсуждаемых вопросов.

— Среди двуногих есть не слишком большое количество ксенофобов и фанатиков, которые действительно нас ненавидят. Среди остальных вполне достаточно тех, кто, не скрываясь, поддерживает дружеские отношения с нашими соплеменниками и не боится открыто сказать об этом.— Она оглядела обширную аудиторию фасетчатыми глазами.— Основная масса землян не принадлежит ни к одной из этих двух групп. Они сомневаются в нас и в наших намерениях и мотивах.

— Неблагодарные! — вскричал лидер оппозиции.

Начался шум, который продолжался до тех пор, пока старейшина Севрепесут не навел порядок, снова передав слово терпеливо стоящей рядом с ним специалистке. Она в замешательстве ждала одобряющего жеста со стороны Дебрельджинав, чтобы продолжить прерванную речь.

— У землян короткая память, но…

— Отличные претенденты в союзники в трудные времена! — насмешливо крикнул другой представитель оппозиции.

— …Но они способны на огромную доброту и благодарность. Я считаю, что правы те, которые голосуют за наше вмешательство в конфликт. Поступая таким образом, мы обретаем ценных союзников, и не только против а-аннов, но и против любого другого, кто может стать для нас угрозой.

Насмешливый свист и поскрипывание почти совсем заглушили ее речь, но теперь от ее слов нельзя было отмахнуться.

— Империя а-аннов сильна и становится могущественней день ото дня! Мы должны помочь землянам в их войне с пайтарами не только для того, чтобы обрести союзников, но и для того, чтобы союз с двуногими не заключили а-анны. Или почтенные старейшины предпочитают не рассматривать подобную возможность?

Реакция как сторонников вмешательства, так и сторонников оппозиции показала, что упомянутая возможность и впрямь не приходила им на ум. Все надеялись, что земляне в любом случае помогут транксам против а-аннов. Мало кто пытался себе представить последствия союза агрессивных млекопитающих, добившихся больших успехов в создании военной техники, и хищных рептилий.

— Люди никогда не станут помогать а-аннам, тем более— против нас,— произнес один из старейшин. Однако было видно, что эти слова не убедили даже его самого.

— А почему нет? — спросил сторонник вмешательства.— Один из вас высказался на тему того, как сильно люди нас не любят.

— Мы должны добиться их расположения,— сказала Дебрельджинав, вложив в это заявление весь свой авторитет и личную силу убеждения.— Мы не можем позволить, чтобы события приняли другой оборот.

— Добиться расположения двуногих — непростое дело.— Старейшина Джутежимфек окинул аудиторию взглядом, в котором читалось что угодно, кроме воодушевления.— Я постарался изучить всю доступную информацию о землянах. Каждый из них в отдельности очень разумен и рассудителен, но в массе их психология неустойчива. Иногда для того, чтобы вызвать сильные перемены в их коллективном сознании, требуется совсем немного. Что еще хуже, эти серьезные перемены могут быть сами по себе абсолютно необоснованными. Но когда до людей это доходит, ущерб делу, как правило, уже бывает нанесен.— Он развел в стороны усики, чтобы ощутить реакцию как можно большего числа окружающих.— Мы должны постараться, чтобы такого не случилось. Хотя это звучит ненаучно и нелогично, «понравиться» землянам — ныне одна из наших приоритетных целей. Одновременно мы должны позаботиться о том, чтобы помочь тем транксам, которые испытывают трудности в общении с людьми, едва перенося их внешний вид, звуковое поле и само их присутствие.

— Вы имеете в виду запах? — спросил кто-то, не пожелавший быть узнанным. Поднялся свист, умолкнувший только после того, как Дебрельджинав сделала повелительный жест всеми четырьмя передними конечностями.

— Лично мне гораздо больший дискомфорт доставляют их мышечные пропорции, а не запах,— сказала она в почтительной тишине.— Если нам не удастся сделать так, чтобы земляне стали нашими союзниками, надо постараться, чтобы они стали нашими друзьями. Поскольку мы не в силах что-то сделать с нашим внешним видом и происхождением, которые составляют основу их антипатии, нам надо найти другие способы заставить их понять, что мы заслуживаем доверия.— Разведя усики в стороны, она смотрела на собравшихся.— Как первая из старейшин, я готова выслушать все мнения по этому поводу.

Мнений было высказано немало, как положительных, так и отрицательных. В отличие от древних времен, находившиеся в меньшинстве и проигравшие спор не лишились своих конечностей. Челюсти и примитивное оружие перестали быть аргументами в спорах. Остались только резкие слова, которые, однако, частенько ранили ничуть не меньше.

Фельдмаршал Мак-Канн разговаривал с адмиралом Йиргизом, когда их беседу прервало сообщение офицера связи. Его принял Йиргиз, быстро просмотрел и передал Мак-Канну. Выступающие надбровные дуги фельдмаршала делали его похожим на кроманьонца и придавали его лицу очень серьезное выражение, служившее предметом шуток среди подчиненных. Но Мак-Канн, начинавший служить в самых младших чинах и шагавший вверх по ступенькам воинской иерархии всю жизнь, совершенно безболезненно переносил подкалывания.

— Что это за инопланетное соединение вошло в пределы системы?

Йиргиз встал, собираясь идти в штаб:

— Я не знаю, Хамиш, но, кажется, мы скоро это узнаем. Надеюсь лишь, нам придется иметь дело с нейтральной стороной, а не с заранее запланированной помощью пайтарам.

Кривоногому Мак-Канну пришлось прибавить шаг, чтобы поспевать за высоким и жилистым Йиргизом.

— Возможно, это наступательное действие со стороны кого-нибудь из пайтаров, но такое абсолютно не в их духе.

— Согласен,— Йиргиз отрывисто кивнул.— Что, конечно, не дает нам права с легкостью сбросить со счетов вероятность и подобного поворота событий. Следовательно, надо известить штаб.

Задолго до того, как двое старших офицеров добрались до мостика в центре «Тамерлана», весь огромный боевой корабль, как и вся часть армады, находившаяся по эту сторону солнца системы Двух Миров, пришли в состояние полной боевой готовности. Люди приготовились либо вежливо поприветствовать прибывших, либо разнести их на куски, смотря по обстоятельствам.

Мак-Канн занял место рядом с адмиралом.

— Произвести идентификацию приближающихся кораблей! — рявкнул Йиргиз, опускаясь в кресло командира корабля.

— Не наш. И не пайтарский,— доложила капитан Коулис. Ее слова были встречены вздохом облегчения, всех находившихся на мостике людей.— Это транксы.

Оба генерала нахмурились. Многие из присутствовавших на мостике тоже пришли в недоумение.

— Чего здесь надо жукам? — вслух поинтересовался Мак-Канн.— Целому их соединению, пусть и небольшому,— он посмотрел на капитана.— Ведь оно небольшое?

Коулис рассматривала трехмерное изображение, сопровождавшееся массой дополнительной информации, высвечивавшейся снизу.

— Один дредноут. Не класса «Веллингтона», конечно, но надо учесть, что их корабли конструктивно отличаются от наших. Остальные — не больше корвета. Крейсеров и истребителей сопровождения нет.

— Странный состав,— нахмурился Йиргиз.— Слишком слабый для серьезного боя и слишком внушительный для дипломатического визита.— Он повысил голос, вновь обращаясь к Коулис: — Поприветствуйте их, капитан, и узнайте, что им здесь нужно. Они ведь знают о блокаде. Постарайтесь выяснить, что они здесь делают!

— Начальная процедура установления канала связи уже проведена,— ответила Коулис, не отрываясь от приборов.

Ответ, как и объяснение происходящего, пришел секундой позже. Коулис развернулась в кресле, глядя на генералов. На ее лице читалось полное недоумение.

— Это в самом деле корабли транксов. На их борту находится представитель Великого Совета Главного Улья.— Она посмотрела на них, переводя взгляд с одного генерала на другого.— Он хочет, чтобы его приняли у нас на борту.

Оба генерала, заступая сегодня на вахту, и представить себе не могли, что им выпадет принимать подобное решение. Поскольку Мак-Канн промолчал, Йиргиз обратился к Коулис:

— Кораблем командуете вы, капитан. Поскольку вопрос не касается стратегических задач, вы должны решить, принимать или нет непрошеных гостей.

— Я капитан корабля, сэр,— ответила Коулис— А такие вопросы относятся к компетенции дипломатов.

— Только не в том случае, когда корабль находится на боевом дежурстве, капитан,— вступил в разговор Мак-Канн.— Так что слово за вами.

Коулис потерла густые брови.

— За последние несколько недель ни один из кораблей армады не зарегистрировал какой-либо активности со стороны противника. Новые тактики ведения боя еще находятся в стадии разработки. У меня нет причин отклонить подобный запрос, сделанный нейтральной стороной,— она слегка улыбнулась.— Если транксы решили выведать какие-то секреты, касающиеся нашей военной техники, есть куда более легкие способы это сделать, чем прилетев сюда.

— Я никогда в жизни не видел транксов. Попадались, конечно, трехмерные изображения, но живьем — никогда,— признался Йиргиз. На его лице читалось неподдельное любопытство.— Хорошо, пусть поднимутся на борт и скажут, что им здесь нужно.

— Посмотреть, кто побеждает в схватке, я думаю,— ворчливо сказал Мак-Канн.— Для этого им придется напрячь все свое воображение.

Оба генерала, как и те из команды «Тамерлана», кто смог как следует рассмотреть корабли транксов, были поражены. Межзвездные корабли выглядели изящными и продуманными, их конструкция и внешний вид ничем не уступали земным аналогам. Дредноут, хотя и меньший по размерам, чем «Веллингтон» или «Тамерлан», казался самым лучшим и самым мощным кораблем, созданным насекомообразной расой.

Поскольку подразумевалось, что в данной обстановке все формальности должны быть сведены к минимуму, представитель транксов отправился на «Тамерлан» на небольшом шаттле, который вскоре вошел в один из шлюзов земного корабля. Произошла небольшая заминка, когда выяснилось, что вместе с послом прибыл его личный эскорт. Но проблема была мгновенно разрешена, поскольку Коулис не без оснований предположила, что столь высокопоставленному гостю вполне естественно иметь небольшую группу помощников, вне зависимости от того, к какой расе он принадлежит. Транксы также объяснили, что два сопровождающих необходимы для заботы о здоровье посла, а не для охраны, в чем присутствовавшие в шлюзе смогли убедиться, когда представителю Великого Совета помогали выйти из шаттла.

Самка-транкс выглядела очень старой. Один из ее яйцекладов был ампутирован из-за болезни, на которую она вовремя не обратила внимания. Другой настолько потерял естественную гибкость, что плоско лежал на брюшке, вместо того чтобы изгибаться замысловатой кривой. Хитиновый панцирь не имел хорошо знакомого людям сине-зеленого мягкого блеска. Густо-пурпурный, грубый, местами он был покрыт пятнышками. Золотые фасетчатые глаза не блестели так ярко, как у более молодых сопровождающих, но усики продолжали свое непрестанное движение, воспринимая все окружающее. Мягкий голос, характерный для транксов, звучал по-прежнему сильно, и слова старейшина произносила без тени неуверенности.

Мак-Канн и Йиргиз пригласили переводчика, но он не потребовался. Посол говорила на вполне хорошем земшарском. В свою очередь, Йиргиз постарался вспомнить весь набор фраз из языка транксов, которые он когда-нибудь слышал. Конечно, он не был знаком с грамматикой и не знал соответствия между жестами и фразами, но неплохо умел свистеть и имитировать другие звуки и жесты. Конечно, такой старый офицер, как он, и думать не мог стать специалистом в области симворечи, комбинации из земшарского и транксского языков, стремительно развивавшегося и получившего распространение среди молодежи обеих рас, но он решил сделать все, что в его силах. Кроме того, он немного знал язык а-аннов и несколько фраз общего характера из языка пайтаров. В противоположность ему, фельдмаршал был абсолютно необразован в области лингвистики.

«Хотя,— подумал Йиргиз, улыбнувшись про себя,— Мак-Канн не очень-то много разговаривает даже на родном языке».

— Добро пожаловать на борт,— проговорил адмирал, выступая вперед. Представившись и представив фельдмаршала, он протянул руку вперед ладонью вниз, слегка расставив пальцы и приподняв их вверх. Усики транкса наклонились вперед и коснулись кончиков его пальцев.

— Я старейшина Хааджаджапрокс. Приношу вам пожелания добра и вкус дружбы из Главного Улья.

— Рады принять вас здесь,— радушно ответил Йиргиз, жестом показав переводчице, что ее помощь не требуется. Девушка явно обрадовалась такому повороту событий. Земшарский, на котором изъяснялся этот жук, был просто бесподобен, почти безо всякого акцента. Конечно, изучение земшарского было для насекомообразных куда проще, чем для человека — освоение невероятных комбинаций согласных, свистов и щелчков высшего языка транксов, дополненного к тому же множеством жестов, выполняемых иногда всеми четырьмя передними конечностями.

Стоявший рядом Мак-Канн несколько раз глубоко втянул в себя воздух шлюза, стараясь делать это как можно менее заметно. Присутствие трех транксов наполнило окружающую атмосферу сложной парфюмерной композицией. В этом возраст не повлиял на состояние посла.

— Не соизволите ли проследовать за нами? — спросил Йиргиз, развернувшись, чтобы возглавить группу.

Пока они шли к лифту, который доставил их в удобную комнату для переговоров, Йиргиз отметил, что, в отличие от виденных им записей с изображениями транксов, посол ни разу не встала на четыре ноги. Для нормального передвижения ей требовались все шесть. Ему стало интересно, насколько же она стара, если сравнивать с человеческим возрастом, но он был слишком вежлив, чтобы спрашивать такое. С точки зрения транксов подобный вопрос, может, и оказался бы вполне естественным, а может, наоборот, слишком личным. Адмирал не знал. Вообще-то в любом случае вопрос не имел никакого отношения к области традиционной дипломатии, и, тем не менее, продолжал его интересовать.

Они успели немного побеседовать, прежде чем добрались до гостиной для старших офицеров. Комнату заблаговременно освободили, чтобы не мешать переговорам. Старейшина расположилась на импровизированном валике, который сложили из подушек сопровождающие ее транксы. Остальные насекомообразные остались стоять. Точно так же поступили и четверо солдат, явившиеся с Йиргизом и Мак-Канном. Пока начальство разговаривало, сопровождавшие обеих рас с неприкрытым любопытством разглядывали друг друга.

— Здесь неподходящее место для незапланированного визита,— без обиняков начал Мак-Канн.— Ваше правительство оповещено о том, что наши корабли блокировали обитаемые миры этой системы и здесь идут боевые действия.— Закашлявшись, он потянулся за стаканом воды. Переведя дыхание, продолжил: — Мы понимаем, что ваши корабли не могли просто случайно пролетать мимо. Путешествие в плюс-пространстве всегда имеет конкретную и запланированную точку выхода в обычное пространство. Поэтому я считаю — мы считаем,— вам необходимо объяснить цель своего визита.— Он небрежно махнул рукой, про себя подумав, что хотел бы обладать такими же, как Йиргиз, познаниями в области языка жестов инопланетян.— В первую очередь, почему именно здесь? Ведь все предыдущие дипломатические встречи между нашими представителями происходили либо на Земле, либо на Ульдоме.

— Было принято решение,— не раздумывая, ответила старейшина,— что, поскольку предмет переговоров в первую очередь и напрямую касается создавшейся здесь неудовлетворительной ситуации, самым лучшим будет вести переговоры с теми из вас, кто непосредственно участвует в происходящем.— Ее усики резко наклонились вперед. Не ожидавший этого Мак-Канн инстинктивно отодвинулся, но Йиргиз не шелохнулся.— Вы знаете, как мы возмущены тем, что пайтары сделали с вашей колонией на Привале. Эти действия привели в ужас все ульи, нормальная реакция для разумных существ. Однако с тех пор мои соплеменники много спорили по поводу того, каким наиболее приемлемым для нас образом следует воплотить наше возмущение в реальные дела.— Она постоянно поворачивала свою изящную голову от одного офицера к другому и обратно, хотя строение глаз позволяло ей оглядеть всю комнату разом, вообще не поворачивая головы. Она делала это лишь затем, чтобы земляне убедились — она действительно обращает внимание на каждого из них.

Посмотрев на Мак-Канна, Йиргиз не увидел на его лице ни единого проблеска энтузиазма. «Возможно,— подумал он,— у фельдмаршала обычные проблемы с желудком».

Однако дело заключалось не в этом. Просто Мак-Канн не знал, что ответить, и решил отдать инициативу в руки своего коллеги. Это не означало, тем не менее, что он не следил за ходом беседы.

— Если можно, объясните поподробнее, что вы имеете в виду, говоря о «реальных делах»?

— Я нахожусь здесь по поручению Великого Совета Главного Улья и уполномочена предложить вам официальный военный союз между нашими расами. Мы хотим помочь вам в войне с пайтарами,— заявила старейшина.

На сей раз Мак-Канн не стал медлить с ответом.

— Зачем? — вежливо спросил он.— Вы возмущены тем, что они натворили на Привале. Безусловно, то же почувствовали и все другие разумные существа. Но помощь предложили вы одни. Возмущение само по себе явно недостаточный повод для вступления в межзвездную войну.

— Неужели? — фасетчатые глаза посмотрели на маршала. Когда тот не нашелся, что ответить, старейшина продолжила, сделав понимающий жест: — Очень хорошо. Все действительно обстоит так, как вы сказали. Есть и другие причины. Хотя значительная часть моих соплеменников считает, что возмущение является достаточной причиной для вступления в войну, они не составляют большинства. Необходимо последовательно объяснить, как мы пришли к такому решению,— она неловко шевельнулась.— Как вам известно, мы давно втянуты в непрекращающийся конфликт с Империей а-аннов. Это началось намного раньше, чем мы повстречались с вами. А-анны — очень хитрые, безжалостные и агрессивные существами.

— У нас нет с ними никаких проблем,— счел необходимым напомнить Йиргиз.

— А-анны также весьма терпеливы. Они просто оценивают ваши силы,— заявила она, наклонившись в сторону генералов.— И очень заинтересованы в нынешнем конфликте. Они достаточно умны, чтобы не помогать пайтарам напрямую, но испытывают истинное наслаждение, глядя, как конфликт истощает ваши силы.

Мак-Канн нахмурился.

— Какое им дело, кто победит? Как вы сами сказали, они соблюдают полнейший нейтралитет.

— Внешне — да. Но у пайтаров нет ничего, что было бы необходимо а-аннам, и они не представляют угрозы для планов ящерообразных. Пайтары не колонизируют планеты. А люди — усиленно колонизуют. Как и а-анны. Сферы влияния обеих рас будут расширяться, пока наконец не пересекутся. Тогда право на владение той или иной планетой станет предметом спора. Если пайтарам удастся серьезно ослабить вас или связать большую часть ваших военных сил так, как это происходит здесь и сейчас, а-анны без колебаний воспользуются выгодной для них ситуацией.

Фельдмаршал медленно кивнул. Он уже слышал подобные мнения и вполне понимал их.

— Таким образом, помогая нам в войне с пайтарами, вы добиваетесь, чтобы наша военная мощь не пострадала и в будущем была способна противостоять экспансионизму а-аннов..

Хааджаджапрокс не стала кивать в ответ. Пусть молодежь перенимает жесты у землян. Однако она сделала понимающий жест.

— Мы также предполагаем, что этот союз будет работать в обоих направлениях.

— Безусловно, вы имеете подобное право,— ответил Йиргиз. Для него это было очевидно.— Если ваше правительство посылает своих граждан рисковать своими жизнями, воюя на нашей стороне, логично предположить, что мы сделаем то же самое. Вы хотите, чтобы при возможном нападении а-аннов вы бы смогли обратиться за помощью к нам.

— Этого никогда не будет,— мрачно заявил Мак-Канн.— Всемирный Совет никогда не проголосует за то, чтобы послать корабли и людей на защиту…— он хотел сказать первое пришедшее ему в голову слово, но поспешно придумал другое: -… ваших соплеменников.

Имея жесткий внешний скелет, транксы лишены способности улыбаться. Не существовало и более тонких намеков, которые смог бы понять слегка подкованный по части лингвистики Йиргиз. Но это не имело никакого значения. В ответе старейшины содержалось и так достаточно сарказма.

— Жуков, вы имеете в виду.

— Я этого не говорил,— холодно ответил Мак-Канн.

— Вам не обязательно было говорить. Это не имеет значения.— Ее усики опустились, затем покачались из стороны в сторону.— Наше правительство решило оставить на будущее вопрос о том, каким образом и в каких масштабах может осуществляться поддержка транксов землянами. На сегодняшний момент главное, что мы хотим сделать,— это помочь вам.

— Прежде чем пайтары ослабят нас настолько, что мы не сможем эффективно защищаться от а-аннов.

— Вы можете делать любые выводы. Самое важное — чтобы вы поняли нашу точку зрения. Кроме того, существует еще одна причина.

— Какая же? — спросил Йиргиз. Ему не терпелось вернуться на мостик.

— Вы начинаете нам нравиться. Безусловно, не всем из нас, но многим. Пайтары нам не понравились. И случилось это задолго до бойни на Привале. Они показали себя безжалостными и нисколько не раскаялись в содеянном. Но только по причинам биологического характера атаке подверглась ваша планета, а не наша. Если говорить неофициально, то вы нравитесь мне лично.

Первым желанием Йиргиза было сказать то же самое, но он понял, что не может этого сделать. Существо, сидевшее напротив него, слишком… походило на жука. То было абсолютно иррациональное чувство, не имевшее под собой никакой логической или научной основы, но он ничего не мог с собой поделать. Он знал, что, как и многие другие люди, оказался в ловушке, поставленной биологическим прошлым своей расы, в памяти которой запечатлелись тысячелетия борьбы с меньшими родственниками транксов. Борьбы за пищу, за ареал обитания, просто за сам факт существования.

Однако это не помешает ему принять их помощь.

— Принятие подобных решений лежит вне моей компетенции,— сказал он, делая жест в сторону фельдмаршала.— Ни один человек, ни на этом корабле, ни во всей армаде не имеет такой власти. Поверьте, лично я готов принять любую помощь, вне зависимости от того, от кого она придет.

— Постольку поскольку дело у вас застопорилось,— прокомментировала Хааджаджапрокс.

— Почему же? — возразил Мак-Канн.— С каждым рейдом мы уничтожаем все новые корабли пайтаров, они несут потери в живой силе. Мы истощаем их силы.

— А они истощают ваши. Мы вполне способны понять ваше мнение на сей счет. Но в позиционной войне, происходящей на межзвездном театре военных действий, обычно побеждает хорошо укрепленная оборона. С теми силами, которые находятся под вашим командованием, вы не можете сломить их оборону.

— Наши наземные и орбитальные заводы выпускают новые корабли и оружие, которые с каждым днем становятся все лучше,— жестко сказал фельдмаршал.

— То же самое делают и пайтары, но у них есть преимущество. Они могут сразу пускать их в бой, намного раньше и с меньшими, чем вы, затратами. Вполне может случиться так, что их силы превзойдут ваши. В их распоряжении две планеты, каждая из которых развита не хуже Земли, и они могут взаимодействовать намного эффективнее, чем ваши колонии, находящиеся далеко друг от друга. Сырьевые ресурсы двух поясов астероидов также находятся в их полном распоряжении. Ваше положение с течением времени только ухудшается.

Мак-Канн гулко прокашлялся.

— Принижать значение усилий тех самых людей, которым вы хотите помочь,— странный способ заключения союза.

— Правда не является унижением,— возразила Хааджаджапрокс— А математика не стоит ни на чьей стороне, поскольку беспристрастна.— Она посмотрела на небольшой прибор, помещенный на кисти одной из ее иструк.— В настоящее время ваш Всемирный Совет уже должен принять решение по поводу предложения помощи. Как вы понимаете, наше появление здесь было четко синхронизировано с абсолютно секретными заседаниями земного правительства, длившимися в течение нескольких людских недель.

Мак-Канн и Йиргиз обменялись удивленными взглядами. Этого было достаточно, чтобы старые друзья поняли: ни один из них не подозревал и не скрывал от другого ничего подобного.

Как по команде оба прибора для чтения включили виброзвонки, привлекая к себе внимание. Оба генерала принялись молча читать поступившее только что сообщение. К своему удивлению, Хааджаджапрокс не терпелось получить от них более конкретную реакцию, желательно словесную.

Тяжело вздохнув, Йиргиз положил прибор обратно в специальный карман.

— Это сообщение было получено еще до того, как вы вошли на борт нашего корабля. Все то время, что мы здесь разговаривали, его декодировали, проверяли и перепроверяли. Если в бою вы рассчитываете время с такой же точностью, как при проведении переговоров, то ваша помощь в самом деле может оказаться весьма кстати.

Старейшина поняла, что значат его слова.

— Значит, ваше правительство согласилось принять нашу помощь?

Мак-Канн коротко кивнул.

— Будет принята любая предложенная транксами помощь. Конкретные аспекты сотрудничества будут обсуждены позднее. Но в данный момент, если вы разнесете один-два корабля пайтаров, люди на Земле и в колониях будут вполне удовлетворены и не станут вдаваться в подробности вашей мотивации.

— Превосходно,— ответила Хааджаджапрокс.

Она начала вставать, как вдруг, задрожав, упала обратно на подушки. Ее сопровождающие кинулись ей на помощь.

Не очень понимая, что он делает, Йиргиз собрался поступить точно так же. Это было просто инстинктивным движением. Потом он приостановился, глядя, как молодые транксы помогают старей шине подняться. Один из них поддерживал ее, в то время как другой осторожно вытаскивал из-под нее подушки, чтобы ей не пришлось через них переступать.

Почему он захотел прийти ей на помощь? Адмирал поймал себя на эмоциях, до сих пор ему незнакомых. Она, безо всяких сомнений, была очень разумным существом, но все равно выглядела, как гигантский жук. Вообще-то он не любил жуков. Но этот определенно начинал ему нравиться.

«Не жук,— четко сказал он себе.— Это только внешность. Научись не обращать внимания на внешность или воспринимай ее с другой точки зрения».

— Мы начнем работать с командирами ваших кораблей, чтобы включить их в тактические боевые планы,— произнес Мак-Канн четко и коротко, в своем обычном отрывистом стиле.— Скорее всего, они не станут возглавлять атаки. Наиболее приемлемым я считаю статус активного резерва.

Старейшина повернула голову на угол, невозможный для человека, и посмотрела на него.

— Вы все еще не верите нам, фельдмаршал Мак-Канн? Вам нужно увидеть мертвые тела транксов, плавающие в пустоте, чтобы удостовериться в истинности наших намерений? — сказала она.

Когда Мак-Канн попытался ответить, она жестом остановила его. К изумлению Йиргиза, фельдмаршал подчинился.

— Не надо. Не надо оправдываться. Хотя я и не испытала этого на себе, я хорошо знаю, что чувствуют люди по отношению к нам. Вы ничего не можете с собой поделать. В этом, как и во многих других случаях, вы остаетесь заложниками своего давнего прошлого. Приложив усилия и затратив достаточное время, мы надеемся изменить ситуацию.

Йиргиз почувствовал, что вступает на скользкую почву.

— Разнести в клочья несколько кораблей пайтаров было бы превосходным началом.

Хааджаджапрокс сделала жест понимания, не задумываясь, восприняли его земляне или нет.

Встав по обе стороны от своих командиров, двое транксов и четверо землян образовали некое подобие эскорта. Когда переговоры закончились, они поняли, что уже по-другому смотрят друг на друга. Транксы с плохо скрываемым любопытством разглядывали плавную, текучую манеру движения своих двуногих союзников, а люди не могли удержаться, чтобы не дышать полной грудью, идя рядом с насекомообразными. С таких мелочей и начиналось то, что должно было привести в будущем к очень серьезным переменам.

Мак-Канн не мог удержаться от обсуждения вопросов стратегии даже во время небольшой прогулки, где уместна была бы простая беседа.

— Ваша оперативная группа очень хорошо бы укрепила наши позиции в двенадцатом секторе. В течение последних двух месяцев мы оказались там слабее, чем мне бы хотелось.

— Оперативная группа? — переспросила Хааджаджапрокс, повернув к нему свою голову в форме сердца.

— Один дредноут и корабли эскорта, прибывшие с ним вместе,— ответил Мак-Канн, улыбнувшись. «Интересно,— подумал он,— понимает ли почтенная самка транкса такое выражение лица».

— Дорогой вы мой фельдмаршал Мак-Канн, кл!ррик, это не оперативная группа, а разведывательная. После окончательного подтверждения, полученного от вашего правительства, в течение нескольких дней сюда будет направлена значительная часть флота Главного Улья. Останутся на своих позициях только те силы, которые необходимы для адекватной защиты Ульдома, Трикса, Ивовицы и Прохладного Очага. А-анны, конечно, ждут не дождутся, когда вы ослабнете, но нашей слабостью воспользуются с куда большим энтузиазмом.

Мак-Канн посмотрел на Йиргйза. Тот пребывал в молчаливом экстазе.

— Значит, мы можем рассчитывать на помощь несколько большего количества ваших военных кораблей?

— Мы пришли к выводу, что для прорыва обороны пайтаров необходимо значительное изменение баланса сил. Иначе это будет пустая трата энергии.

Генералы немедленно согласились, повторив, что любая помощь их армаде будет воспринята с благодарностью, вне зависимости от ее размера.

Спустя шесть дней в окрестностях системы Двух Миров вышли из плюс-пространства двести шестьдесят пять боевых кораблей транксского космического флота.

Глава двадцатая

Прибытие столь мощных сил транксов, которого не ожидал никто, было встречено общим ликованием людей, составлявших экипажи кораблей армады. Они прониклись к транксам очень теплыми чувствами. Реакция Земли и колониий не отличалась таким единодушием. К благодарности за предложенную помощь примешивалась изрядная доля подозрительности.

Оппозицию возглавляли ксенофобы, которых всегда было хорошо видно и слышно. Идея равноправного сотрудничества с гигантскими жуками вызывала у них серьезные сомнения, а перспектива бок о бок сражаться с ними, а в будущем, возможно, встать на их защиту, приводила этих людей в ярость. Некоторые из них, наиболее экстремистски настроенные, устраивали демонстрации протеста, оказывая активное сопротивление силам правопорядка. Мировому правительству не без труда удавалось сохранить происходящее под контролем, но, несмотря на все старания, средства массовой информации не обошли вниманием эти события. Бурные споры насчет того, что получит и что потеряет человечество в результате подобного союза, продолжались даже тогда, когда боевые корабли транксов уже приготовились идти в бой вместе с кораблями армады.

Реакция транксов тоже была неоднородной, хотя и более сдержанной. Но в конце концов возобладали воля и рассудок правительств обеих рас, которые четко решили: корабли транксов станут сражаться вместе с кораблями землян.

И вот настал переломный момент в истории двух рас, когда соединение, состоящее из боевых кораблей обеих рас, получило первый приказ о наступлении. Несколько десятков кораблей начали пробную атаку на достаточно широком, даже с астрономической точки зрения, фронте. Их перемещения координировались и управлялись с помощью наспех организованной системы боевой связи. Земляне беспокоились даже больше, чем обычно. Никто не знал, насколько успешно пойдут совместные боевые действия людей и транксов.

Действия в обычном пространстве неизбежно делали корабли объектом контратаки пайтаров. Вести бой в плюс-пространстве было просто невозможно, ведь там не только не срабатывали обычные законы физики — сами понятия материи и энергии теряли привычное значение. Бой же в обычном пространстве в течение нескольких минут превращался в полную неразбериху. Различные виды оружия действовали так сокрушительно, что многие корабли получили бы повреждения или были бы полностью уничтожены. Это обошлось бы атакующим в тысячи жизней. Приблизиться на дистанцию эффективного бомбометания в плюс-пространстве тоже было невозможно, поскольку гравитационное поле планеты исказило бы поле корабля, используемое для движения в плюс-пространстве, и при выходе в нормальное пространство судно разорвало бы на куски.

Поэтому силы союзников разгонялись до максимально возможной скорости, рассчитывая на то, что пайтары не смогут перегруппировать свои силы быстрее, чем они это обычно делали. Компьютерные системы управления оружием находились в полной готовности. Им предстояло координировать траектории полета ракет с термоядерными боеголовками и выстрелы лучевого оружия. Экипажи заняли боевые посты. Как случалось и раньше, атака проводилась в пространстве между первым из газовых гигантов системы и поясами астероидов. Однако все надеялись, что эта битва не станет похожа на предыдущие.

Обнаружив атакующие корабли, пайтары, как обычно, бросили в контратаку силы, достаточные для отражения нападения. Приборы дальнего обнаружения зарегистрировали это, и на место предполагаемого боя была направлена еще одна группа кораблей, до того скрывавшаяся с другой стороны солнца. Пайтары обнаружили и ее, немедленно послав на перехват достаточное количество своих военных судов.

В течение одного часа армада, усиленная флотом транксов, пришла в движение. То же самое сделали и все силы пайтаров. Происходящее очень походило на гигантскую шахматную партию с сотнями фигур разной силы, одновременно двигавшимися в межпланетном пространстве. На борту «Тамерлана», как и на всех остальных кораблях армады, надеялись, что это станет последней и решающей битвой, в которой земляне при поддержке флота транксов наконец-то смогут сокрушить оборону пайтаров.

Но такого не случилось.

Глядя на постоянно меняющиеся показания приборов и тексты информационных устройств на боевом посту флагмана, все люди, начиная от последнего солдата и кончая генералами вроде Йиргиза и Мак-Канна, не верили своим глазам. Приборы, намного превосходившие чувствительностью органы чувств человека, были немедленно проверены на предмет возможной ошибки. Но все функционировало нормально, и запасной комплект приборов подтвердил ранее полученные показания.

С поверхности двух обитаемых планет одна за другой вылетали светящиеся точки. Они набирали высоту и скорость, чтобы присоединиться к остальным силам, защищавшим систему. Сил сконцентрировалось много. Не настолько, чтобы ошеломить своим количеством, но многовато. Пайтары держали достаточное количество кораблей в резерве, не используя их ни для патрулирования, ни для замены несущих боевое дежурство. Такие суда предназначались для создания внутренней линии обороны, о существовании которой никто даже не догадывался. В сложившейся ситуации, когда силы землян оказались существенно больше, чем ожидали обороняющиеся, им пришлось послать их в контратаку.

Мак-Канн не собирался ждать дальнейших подтверждений от высокочувствительных приборов. Сосчитать эти движущиеся точки было сложно, но оценить приблизительно их количество — отнюдь нет.

Приказ об отмене атаки последовал прежде, чем корабли вошли в соприкосновение. Не было ни малейшего смысла рисковать кораблями и их экипажами ради еще одной провокации. Действенность кораблей и оружия пайтаров, а также их тактики боя уже получила известность. Никому не хотелось рисковать тысячам и жизней ради простого повторения того, что случалось уже не раз.

В ходе несостоявшейся атаки никто не погиб, но моральный удар был сокрушителен. После подготовки к решающей битве корабли не выпустили ни одной ракеты, не выстрелила ни одна лучевая пушка. Транксы нарушили статус-кво, а пайтары немедленно его восстановили. Командующий флотом транксов, старейшина, как бы извиняясь, сказал, что, безусловно, в следующий раз они будут действовать более решительно, но подкреплений ожидать не приходится. Весь остальной флот должен находиться на своих базах и защищать планеты, населенные транксами.

Всемирный Совет постарался замять последствия. Никто не погиб, все корабли остались в целости и сохранности. Кроме того, операция позволила выявить скрываемые пайтарами резервы. Это был хороший аргумент, но только для специалистов в области военного дела. Для обескураженных людей на Земле и в колониях он не значил почти ничего.

Кроме того, где гарантия, что у пайтаров не остался еще какой-нибудь наисекретнейший из резервов? Не будет ли следующая атака, насколько бы мощнее она ни была, встречена адекватной контратакой с их стороны? Что произойдет, если пайтары продемонстрируют свою полную мощь? На эти вопросы военные не могли пока ответить, хотя бы из осторожности. Реакция на случившееся была не очень-то обнадеживающей, особенно со стороны ксенофобов.

Чтобы разрубить гордиев узел, завязавшийся в системе Двух Миров, требовалось принципиально новое решение, касающееся либо оружия, либо тактики. Но какое?

Случилось так, что новое открытие, ставшее закономерным результатом ранее проводившихся исследований, сплавило в единое целое технику и тактику. Открытие было сделано очень вовремя, и сделали его транксы.

Кроме обычных дипломатических и культурных обменов, с самого первого контакта между землянами и транксами завязался лишенный суеты и шума непрерывный обмен научной и технической информацией. Убедившись, что разработанные людьми двигатели для путешествия в плюс-пространстве превосходят в эффективности их собственные, транксы немедленно взялись за модернизацию своих кораблей, применяя идеи, переданные братьями по разуму. Земные инженеры и ученые тоже получили достаточно новой и полезной информации, накопленной транксами за тысячелетия их научных и технологических исследований. Почтенные правительства обеих рас не очень-то обращали на них внимание, как и фанатики-ксенофобы, что давало ученым возможность работать без устали и без помех. Именно такая монотонная, изнуряющая, каждодневная работа, как известно, и составляет основную часть того, что простые люди именуют наукой.

По минус-пространственной связи передавались результаты экспериментов и осторожные предположения, обсуждались загадочные теории и гипотезы. Это приносило большую пользу, хотя и не производило особого впечатления.

До тех пор пока небольшая группа транксских физиков не решилась представить результаты кое-каких исследований на суд своих земных коллег, прибывших к ним с рабочим визитом.

Инженеры прибыли на Ульдом, чтобы передать своим коллегам-транксам новые технологии изготовления двигателей для путешествий в плюс-пространстве. Это были весьма практичные люди, занятые не теоретическими изысканиями, а конкретными разработками, и участие в конференции физиков-теоретиков несколько удивило их, как и их коллег на Ульдоме.

Доклад делал старший из транксских ученых, возглавлявший исследовательскую группу. Все собрались в подземном помещении, стандартно оборудованном для подобных мероприятий. Из установленных на потолке трубок постоянно текла вода, создавая влажность, максимально комфортную для насекомообразных и наполняя пространство вокруг тихим журчанием. Транксы наслаждались такой обстановкой. Людям же пришлось оставить на себе минимум одежды, дозволенный приличиями, еще раз убедившись в том, что работать вместе с транксами на одной из их планет — значит потеть не только во время работы, а ежедневно и ежечасно.

Кувинпасдар чувствовал прикованные к себе взгляды простых и фасетчатых глаз. Он не мог интерпретировать многочисленные вариации выражений лиц своих земных коллег, в отличие от многочисленных жестов транксов, выражавших свой скептицизм. Пока инженеры обеих рас разговаривали на симворечи, молодой физик настроил небольшой трехмерный проектор, который принес с собой. Закончив, он жестами и словами привлек к себе внимание, поскольку основная часть аудитории достаточно безразлично отнеслась к предполагаемому докладу.

— Я выражаю благодарность всем тем, кто согласился уделить немного внимания моей работе, оторвавшись от своей собственной, особенно нашим друзьям-землянам, которые, насколько я знаю, не очень-то уютно чувствуют себя в условиях нижних ярусов улья.

Залитые потом двуногие, нетерпеливо внимавшие транксу, могли только согласиться.

Включив проектор, Кувинпасдар начал расхаживать вокруг создаваемых изображений, иногда заходя внутрь проекции, чтобы показать иструкой на специфические детали. Некоторые слушали его очень внимательно, тогда как другие просто продолжали беседовать между собой, не понимая, что им сейчас демонстрируется важнейший аспект военного применения теоретической физики. Один из землян, увлекавшийся историей, после сравнил происходящее в тот день в зале с тем, как если бы Роберт Оппенгеймер объяснял конструкцию и принцип действия первой атомной бомбы в будний день посреди Центрального парка в Нью-Йорке. Лишь немногие из вечно занятых транксов уделили докладу нечто большее, чем мимолетное внимание. Остальные же едва взглянули на сменявшие друг друга мерцающие изображения, с интересом разглядывая необычно гибких двуногих.

— Мы знаем, что земляне лучше нас умеют формировать новые концепции, ведущие к прорыву в отдельных областях науки,— начал Кувинпасдар.

Одна из человеческих женщин что-то тихо сказала двум другим, и те ответили на ее слова мягким кашляющим звуком. Молодой физик знал, что так выглядит человеческий смех. Но смех не отвлек его.

— …Транксы же преуспели в усовершенствовании существующих конструкций и инженерных разработок, а также других вопросах практического применения, которые земляне часто упускают из виду.

На сей раз смеха не последовало.

— Исследовательская группа, которую я возглавляю, изучала проблему прорыва обороны пайтаров. С самого начала мы пришли к выводу, что существующие виды оружия не могут обеспечить этого, поскольку потери воюющих сторон оказываются примерно одинаковы. Более того, любой корабль, оборудованный неким принципиально новым оружием, немедленно будет контратакован с максимально возможной силой. Поэтому мы пришли к выводу, что естественным следствием применения нового оружия должна стать смена стратегии и тактики боя.

Проектор выдал новое изображение. Перед слушателями появился, наверное, самый миниатюрный из космических кораблей, которые они когда-либо видели. По сути, он был даже меньше, чем космические шлюпки, входившие в число комплекта большинство кораблей. Но он не являлся ни спасательной шлюпкой, ни ремонтным кораблем, ни шаттлом для межкорабельного сообщения. Он имел проекционный отражатель двигателя для полета в плюс-пространстве, правда, сильно уменьшенный и необычной конструкции. Прямо за отражателем, почти вплотную, располагался миниатюрный главный корпус. На стандартном кольце, опоясывавшем корпус, виднелся единственный обтекатель для оружия, такой же маленький, как и весь корабль. Ничтожные размеры корабля говорили о его явной (или кажущейся) безобидности. Сверху же располагалась некая установка, больше всего напоминающая стартовое устройство спасательной шлюпки. Учитывая размеры корабля, это показалось многим непонятной причудой конструктора.

Говоря на смеси земшарского, низко-транксского и симворечи, Кувинпасдар продолжил объяснения.

— Мы назвали его кораблем-осой. Можете убедиться, его конструкция весьма непритязательна. Предполагается, что экипаж будут составлять двое — один человек и один транкс,— он показал на соответствующие отсеки корабля.— Один здесь, а другой — тут, в противоположных концах. Они не будут подменять друг друга, скорее, будут дополнять. Для того чтобы выполнить свою задачу, корабль должен управляться одновременно двумя пилотами, работающими в связке.

— Выполнить что, куррукк? — спросил один из транксов.— Этот корабль слишком мал, чтобы причинить реальный ущерб противнику. Самый маленький из кораблей пайтаров или а-аннов в момент разнесет его на куски. Кроме того, он слишком мал даже для того, чтобы создать собственное защитное поле,— добавил он, показывая на центр кораблика.

— Залогом эффективной самозащиты станет очень высокая маневренность,— ответил Кувинпасдар.

— С плюс-пространственным двигателем таких размеров,— указал один из землян,— корабль не сможет выполнять межзвездные перелеты.

— Это не входит в его задачи,— объяснил физик.— Корабли-осы будут в больших количествах транспортироваться к месту боевых действий, находясь на специальных креплениях, которыми будут оборудованы более крупные корабли. Класса дредноута, или, что было бы лучше, сконструированные именно для этих целей новые суда.

— Как вы смогли разработать физическую базу для плюс-пространственного привода такого размера? — спросила земная женщина-инженер.

— Профилем исследований моих коллег является субатомная технология,— ответил Кувинпасдар.— Однако плюс-пространственный привод, который вы видите, еще не самый маленький из разработанных нами. Вот самый маленький.

Он провел пальцами через изображение, и оно сменилось другим. На месте корабля-осы появилось нечто еще более миниатюрное. Многие из смотревших решили, что сделать такое можно было только в шутку.

— Во имя Последнего Туннеля,— защелкал старший из транксских ученых, сидевших в аудитории,— а это еще что?

— Может, гроб с плюс-пространственным двигателем? — сухо предположил один из землян.— Для отправки в космос тел тех, кто решит максимально быстро распрощаться со своими выжившими товарищами.

На этот раз дружно рассмеялись и люди, и транксы.

Кувинпасдар сделал вежливый жест понимания, чтобы показать, что его не удивляет изумление присутствующих, и спокойно продолжил:

— Плюс-пространственный привод, который вы сейчас видите, возможен лишь теоретически. До последнего времени таких двигателей не только не изготовляли, но даже не брались за их расчеты,— он пошевелил жесткими сине-зелеными пальцами внутри трехмерного изображения.— Это не корабль. Позади сверхминиатюрного привода размещен мощный термоядерный заряд. Как вы можете видеть, такой снаряд с плюс-пространственным двигателем размещается на специальном пусковом устройстве в верхней части корабля-осы. Из соображений габаритов и маневренности корабля-осы предполагается, что каждый корабль будет нести на себе только один такой снаряд.

В аудитории воцарилась тишина. Потом последовал нерешительный вопрос:

— Итак, предположим, что сверхманевренный и миниатюрный корабль-оса сможет избежать обнаружения и уничтожения со стороны вражеских систем управления оружием и проникнет вглубь вражеской обороны как можно дальше, чтобы выпустить этот снаряд. Но что помешает защитным системам вражеских кораблей отправить снаряд в небытие?

— Это не простой снаряд,— ответил молодой физик.— Он приводится в движение не обычным двигателем, а плюс-пространственным приводом. Более того, запускается с корабля, перемещающегося в пространстве с помощью такого же двигателя. Безусловно, часть снарядов будет обнаружена и уничтожена,— его фасетчатые глаза слегка засветились.— Но представьте себе эффект, произведенный одновременной атакой нескольких тысяч кораблей-ос, нападающих широким фронтом. Обнаружить их, а тем более перехватить не сможет самая совершенная система защиты.

— На кораблях пайтаров стоят очень хорошие генераторы защитного поля,— проговорил один из транксов, до сих пор хранивший молчание.— Они в состоянии рассеять даже энергию термоядерного взрыва, случившегося неподалеку от корабля.

Вместо ответа Кувинпасдар включил новое изображение, дополненное множеством математических выкладок.

— Это, разумеется, так. Но термоядерный заряд, помещенный позади плюс-пространственного двигателя, является лишь частью, необходимой для эффективного функционирования всей системы. Когда система наведения снаряда обнаружит цель и корабль-оса удалится на расстояние, достаточное, чтобы не повлиять на настройку двигателя снаряда, рабочее поле этого двигателя переведется в режим неуправляемого самовозбуждения. Таким образом, снаряд будет притягиваться к ближайшему источнику гравитационного поля достаточной интенсивности. В данном случае им станет поле плюс-пространственного двигателя корабля-цели,— объяснил он, обведя взглядом аудиторию.

Никто не смеялся. Все слушатели глядели на него внимательно и с уважением.

— Неоднократно проводившиеся расчеты показали, что последствия станут для корабля-цели фатальными. Ни один из известных генераторов защитного ноля не сможет выдержать воздействия плюс-пространственного двигателя, работающего в неконтролируемом режиме. Взаимодействие между этими гравитационными полями приведет к такому искривлению пространства, что и снаряд, и корабль разнесет на мелкие куски. В худшем случае плюс-пространственный двигатель корабля просто надолго выйдет из строя, что сделает его легкой мишенью для других видов оружия.

— Значит, все, что надо сделать вражескому кораблю,— выключить двигатель, если он обнаружит поблизости корабль-осу или подобный снаряд. В этом случае необходимое для создания эффекта самонаведения гравитационное поле исчезнет, и снаряд пролетит мимо,— заключил один из землян.

Кувинпасдар сделал жест, означавший, что подобный вариант тоже учтен.

— Безусловно, если не принять во внимание тот факт, что система наведения снаряда уже определила координаты и курс цели. Защитные экраны также приводятся в действие плюс-пространственным двигателем корабля. Выключив экраны, чтобы устранить гравитационное поле, притягивающее снаряд, корабль одновременно лишится защитных экранов. В этом случае он будет уничтожен термоядерным зарядом, составляющим вторую часть общего поражающего фактора снаряда. В любом из рассмотренных случаев корабль противника либо погибнет, либо потеряет способность эффективно маневрировать.

В аудитории повисла долгая пауза. Затем заговорил другой транкс:

— Система еще далека от совершенства. Несмотря на предполагаемую сверхманевренность, корабли-осы, лишенные защитных экранов, все равно попадут под вражеский огонь и не все из них смогут уклониться. Погибнут корабли, погибнут их пилоты.

— Два члена экипажа на один маленький корабль. Это намного лучше, чем потерять всего один крейсер.

Земная женщина-инженер, первой вступившая в дискуссию, оставила свой сарказм.

— Почему два пилота, один человек и один транкс? Почему не два человека или два транкса?

— Исследования показали, что наши тела и умы работают по-разному, особенно в стрессовых условиях боя. Человек лучше делает одно, а транкс — другое. Мы просто дополняем друг друга.

Ученые принялись спорить. Одни из них делали это тихо, разбившись на небольшие группы, другие же окружили Кувинпасдара и закидывали его вопросами так быстро, словно у каждого из этих вопросов был собственный миниатюрный плюс-пространственный двигатель. Дискуссия продолжалась весь остаток дня и не утихла с наступлением ночи. Никто не хотел есть или спать. К утру все вымотались до предела, но на смену язвительности, скептицизму и сомнениям пришла надежда.

Вскоре под руководством Кувинпасдара и его исследовательской группы был изготовлен опытный экземпляр корабля-осы. Его испытания прошли в окрестностях газового гиганта в системе Ульдома, на одной из лун которого располагалась лаборатория, предназначенная для такого рода дел. Кораблик не исчез в изменчивых глубинах плюс-пространства и не развалился на куски, убив своих пилотов, при выходе в обычное пространство.

Вскоре появились следующие корабли, конструкция которых совершенствовалась в ходе изготовления.

А еще был изготовлен первый комбинированный снаряд. Как и предсказывал Кувинпасдар, после того как его абсурдный мини-двигатель перешел в режим самовозбуждения, снаряд точно поразил беспилотный корабль-цель, запрограммированный на уклонение от столкновения. Но ему не удалось уклониться. Когда поля двигателей двух летящих друг к другу тел перекрыли друг друга, оба они исчезли в невообразимо яркой вспышке, сопровождавшейся выбросом элементарных частиц. Правильность теории Кувинпасдара подтвердилась на практике.

Кувинпасдар и его коллеги вежливо приняли поздравления, которыми их осыпали коллеги из числа землян и сородичей, и, как подобало настоящим транксам, немедленно вернулись к своей работе. Хотя они уже многого достигли и могли бы всю оставшуюся жизнь почивать на лаврах, они последовали старой транксской поговорке: «Нет такой норы, которую можно перестать обустраивать».

Прошло восемь лет с момента первого контакта землян со столь обходительными пайтарами и три года с тех пор, как погибла земная колония на Привале. Объединенный флот людей и транксов вновь пошел на штурм системы Двух Миров. Но теперь впереди сотен больших боевых кораблей летел огромный рой миниатюрных кораблей-ос, каждый из которых нес термоядерный заряд с плюс-пространственным двигателем.

Десятки корабликов попали в плазменные сферы, образовывавшиеся на месте взрыва термоядерных снарядов или были уничтожены прямыми попаданиями лучей высокой энергии. Десятки других выполнили свою миссию, но не успели вовремя уйти из зоны обстрела и тоже погибли вместе со своими пилотами.

Но сотни кораблей пайтаров были разорваны на куски в результате взаимодействия полей их двигателей с приводами управляемых снарядов, а многие другие выключали двигатели и защитные поля лишь для того, чтобы исчезнуть в плазменных облаках термоядерных взрывов. Доселе непроницаемая защита системы Двух Миров начала дрожать и прогибаться под действием применяемого нападавшими нового оружия. Затем идеальная сфера обороны просто спала, как продырявленный мяч.

Силы союзников возглавлял не Мак-Канн, который умер шестью месяцами раньше от болезни желудка, преследовавшей его годами. Когда он умирал, исход битвы был не более ясен, чем во время первой атаки на Содружество Двух Миров. Честь наблюдать разгром врага выпала его другу и соратнику, адмиралу Хьяргазу Йиргизу. Стоя на мостике потрепанного в боях, но все еще представляющего собой грозную силу «Тамерлана», он удовлетворенно смотрел на трехмерное изображение пространства, где кипел бой. Уцелевшие корабли-осы возвращались на корабли-матки, в то время как армада выходила на рубежи обстрела обеих планет.

Сейчас, после почти трехлетней войны, ни у кого не возникало особого желания уничтожить все население планет пайтаров. Всемирный Совет землян и Великий Совет транксов обсуждали возможные варианты акций возмездия. Их интенсивность предполагалось поставить в прямую зависимость от того, как среагируют пайтары на свое поражение.

Они среагировали так, как будто не потерпели никакого поражения. С защищенных пусковых установок на обеих планетах стартовало множество ракет, которые полетели навстречу армаде. Однако они не смогли причинить большого вреда. Большинство их было уничтожено в полете или сбито с траектории. Вычислив, откуда их запустили, корабли армады нанесли ответный удар. На месте, где раньше находились пусковые установки, засверкали вспышки ядерных взрывов.

Но пайтары продолжали сражаться.

Пришло время высаживать десант. Генералы всеми силами старались этого избежать, но непреклонная воля пайтаров к сопротивлению вынудила землян пойти на подобный шаг. Транксы остались на положении наблюдателей. Договор о военном союзе не предусматривал их участия в наземных операциях, да и погибло их уже немало, как на больших кораблях, так и на смертоносных кораблях-осах, наконец-то изменивших ход войны.

Последствия высадки десанта оказались непредсказуемыми. Пайтары вовсе не собирались сдаваться. Каждый населенный пункт был превращен ими в хорошо вооруженную крепость. Сдавались в плен они только для отвода глаз, чтобы при первом же удобном случае напасть сзади на тех, кто их охранял. Даже дети пайтаров умели стрелять, или, в крайнем случае, бросались в гущу земных солдат, взрывая привязанные под одеждой боеприпасы.

Ученые очень хотели, чтобы в живых осталось хоть немного пайтаров — тогда можно было бы выяснить причины столь резкой ксенофобии. Но это не представлялось возможным. Загнанные в угол и обезоруженные, пайтары, если не могли убить врага, всегда находили какой-нибудь способ убить себя. Помня об их зверствах на Привале, земные солдаты не особенно мешали им в последнем. Их не заботило, выживет ли в Галактике хоть один пайтар.

Применяя усыпляющий газ и станнеры, удалось захватить живьем небольшое количество пайтаров. Но они не хотели, чтобы их изучали. Сопротивляясь до последнего, они при первой же возможности нападали на своих тюремщиков, кончали жизнь самоубийством, а если этого не удавалось, впадали в самопроизвольное сумасшествие, которое оканчивалось смертью.

В конце концов в Галактике остались три пригодные для жизни планеты, на которых никто не жил.

Их посещали нечасто.

Когда армада покинула пределы системы, на место военных пришли исследователи. Они пытались найти хоть какое-то объяснение происшедшему. Они выяснили, что пайтары не были неисправимыми ксенофобами. Просто они очень любили себя. Сам факт существования во Вселенной других разумных существ кроме них самих приводил их в ярость. Исходя из этого, они решили забрать у доверчивых землян как можно больше, а потом напасть на Землю и ее колонии. Ульдом и колонии транксов стояли следующими в списке жертв. Даже миролюбивые квиллпы с их мягкими способами колонизации должны были быть уничтожены. Но на пути к этому стояла одна серьезная проблема.

Любая другая разумная раса размножалась быстрее, чем пайтары. В отличие от землян и транксов, овуляция у пайтарских женщин происходила раз в год. Стало понятно, почему никто ни разу не видел их детей. Потомство у пайтаров было большой редкостью, истинной драгоценностью.

Репродуктивные органы нескольких тысяч земных женщин, собранные во время атаки на Привал, удалось найти. Они плавали в физиологическом растворе в баках с тщательно поддерживаемым температурным режимом. В яйцеклетках человеческая ДНК была заменена на пайтарскую. Затем каждую яйцеклетку оплодотворили и поместили обратно в матки, чтобы имитировать «нормальное» течение беременности. По достижении необходимой стадии развития эмбрион предполагалось имплантировать подходящей для этого пайтарской женщине, которая родила бы ребенка.

Вынашивание пайтарских детей земными женщинами, даже если бы об этом удалось договориться, представлялось инопланетянам делом немыслимым. Поэтому пайтары решили попросту украсть необходимое количество органов, чтобы население Двух Миров увеличилось до таких размеров, которые позволили бы им успешно противостоять более плодовитым расам, осквернявшим Галактику самим фактом своего существования. Полному уничтожению колонии на Привале полагалось замаскировать их истинные намерения.

Как, должно быть, ужасно жилось благородным пайтарам в одной Галактике с недоразвитыми землянами, транксами, квиллпами и а-аннами. О прочих и говорить нечего. Но, будучи привязаны к своим двум исполненным совершенства мирам, они не могли приступить к зачистке окружающего космоса, не обеспечив себе значительного прироста населения. Было решено, что эти наивные земляне, столь похожие на пайтаров биологически, обеспечат их всем необходимым, сами о том не зная. Так бы и произошло, если бы один-единственный крепкий духом человек не выжил в бойне на Привале, сохрани в улику, необходимую для прояснения истинного положения дел.

Армада была расформирована, ее корабли вернулись на свои базы в Солнечной системе и в колониях. Большинство кораблей-ос было демонтировано. Но не все. Помня о том, что Империя а-аннов, с безжалостным интересом наблюдавшая за исходом конфликта, никуда не делась, некоторую часть кораблей-ос оставили в резерве. Транксам следовало снова заботиться о своих собственных интересах.

Первоначальная волна благодарности людей по отношению к насекомообразным, помогавшим разгромить пайтаров, постепенно спала, уступив место спокойной симпатии. Все вернулись к нормальной жизни и занялись более конкретными делами.

Волофон-3 и Амропулос, находившиеся в земном секторе колонизации, мало подходили людям в силу мощного парникового эффекта. Но именно такие условия были идеальными для транксов, и Земляне уступили им эти планеты. В свою очередь, хитиновые друзья с готовностью предоставили двуногим, лучше них переносящим холод, информацию о нескольких планетах в своем секторе колонизации. Конечно, любая израс могла бы колонизировать эти планеты самостоятельно, но взаимовыгодный обмен, исходя из климатических предпочтений каждой из рас, выглядел намного логичнее. Расстояния между звездами были достаточно велики, чтобы люди и транксы не мешали друг другу.

А-анны наблюдали за прогрессом отношений между землянами и транксами без особого воодушевления. Хотя они и не могли напрямую повлиять на них, они решили предпринять косвенные меры, чтобы не допустить дальнейшего укрепления союза. А-анны были, в своем роде, мастерами подобного рода интриг. Основным способствовавшим их намерениям фактором служило то, что большинство землян и транксов по-прежнему не доверяли друг другу и чурались личных контактов.

Изучив существующие обстоятельства, проницательные владыки Империи и их придворные ксенологи пришли к выводу, что при небольшом везении и тщательном контроле происходящего им удастся спровоцировать открытое столкновение между нынешними союзниками.

И а-анны взялись за дело.