Часть 2 ДЕСЦЕНДЕНТ ПОСЛЕДНЕГО ПОКОЛЕНИЯ

«Есть такая интересная штука — регенерация… Взять, к примеру, саламандру, которая способна отрастить, скажем, хвост… Ну, первое — как такое возможно? А второе — почему саламандра может, а мы не можем?»— спрашивает чуть запинающийся ведущий в стильной рубашке и квадратных очках. Приглашённый гость, вроде бы биолог, своей вьющейся косматой гривой, напоминающий старого льва. Хитро щурится, улыбается из-под густых усов и бороды.

«Такое возможно. Это лёгкий ответ. Вы просто вспоминаете эмбриональную программу развития хвоста, запускаете на том месте, где вы его отрезали. Клетки перестают думать, что они клетки взрослой саламандры; начинают думать, что они клетки эмбриона саламандры, и не абы какие, а те, которые находятся в той области, где хвост должен расти; и хвост отрастает. Вы просто перезапускаете программу роста хвоста. В этом смысле, она уже существует, её просто надо перезапустить. А почему одни могут, а другие не могут… Это хороший вопрос… Ну, по кочану!»

Ведущий весело смеётся. Кажется, он коллекционирует такие ответы от гостей. Учёный задумчиво поднимает глаза к потолку.

«Есть люди, которые такое изучают на самом деле… Белорусские товарищи в институте биоорганической химии, кажется… Пытались понять, что разного в геномах существ способных к регенерации и не способных к регенерации. Кстати, не знаю, умеет ли саламандра отращивать хвост. Вот аксолотль умеет. Он вообще личинка. Это к эмбриологам. Но, понимаете, тут проблема вот в чём… Это на самом деле штука не безобидная. Потому что способность клеток вернуться к эмбриональной программе — она у нас с вами есть — это раковые опухоли. И наша попытка отрастить себе новую руку, вместо отрезанной, приведёт к тому, что вырастет не рука, а какая-нибудь ужасная хрень… Ну, а дальше не знаю. Кому-то это может быть полезно… Не знаю. Дальше только фантазировать».


* * *

«Да сам ты хрень!»— недовольно восклицает Агния и жмёт кнопку пульта, чтобы переключить канал. Это получается у неё не с первого раза. Выплюнув пару менюшек, огромный смарт-телевизор, закреплённый на стене, наконец, сдаётся. На экране появляется один из центральных каналов федеральной сетки. Президент делает заявление в своей обычной невозмутимой манере. Для меня это скучно. Но моя напарница впечатлена.

«Ничосе! Темнейшего показывают! Я думала все русскоязычные каналы давно заблочили».

«Это веб-ТВ. Вон и роутер на шкафу торчит. Хозяин, видимо, настроил себе вещание через проксированный интернет».

«У-у-у, какой ватник. Хавает имперскую пропаганду»,— иронизирует девушка, нескрываемо радуясь находчивости неизвестного земляка.

«Можем и фантастический боевичок посмотреть… Поищи там в списке. Политота — это скучно»,— зевая, озвучиваю я свою мысль. Но словоохотливая барышня не унимается…

«Голосовал за него?»

«Нет. Без меня справились».

«Но операцию ты поддерживаешь…»,— она смотрит на меня своими въедливыми зелёными глазами.

«Не поддерживаю, а участвую… Как и ты, кстати».

«Ну, у меня-то личное… А ты почему?»

«Без меня не справлялись…»

Я снова зеваю. Переворачиваюсь с боку на бок на старом запылённом диване, отворачиваясь от экрана, и прикрываю глаза.

«Спать будешь?»

«Нет. Нам нельзя. Транспорт может прибыть в любое время…»

«Тогда пойду, сделаю кофе. Видела на кухне пачку».

Её массивное чёрное тело поднимается с каким-то сухим скрипом, шуршит по полу. Преодолев дверной проём, сворачивает в соседнее помещение. Слышится шум воды, гулкий шлепок чайника, щелчок электрической плиты, скрип створки кухонного шкафчика, звяканье кружек.

«Вообще-то это мародёрство…— замечаю я,— хозяину не понравится, что ты шарилась по его вещам».

«Думаешь, он жив?»

«Это не важно».

«И не я, а мы… Нужно разделять ответственность».

«Это тоже не важно».

«В любом случае, эта пачка была ему не так уж нужна… Иначе бы он взял её с собой,— Агния снова появляется в комнате, протягивает мне кружку.— На!»

Девочка подросла. Сейчас она еле проходит в дверь. Даже вынуждена пригибать голову. Однако, это её совсем не портит. Прямые угольно-чёрные волосы, сами собой сплетшиеся в увесистую косу, стали ещё длиннее. Потёртая кожанка, как и тонкие плечи, которые она прикрывает — память о своём человеческом прошлом. Начинаясь небольшими родинками на шее и быстро увеличиваясь к ключицам, всё тело покрывают чёрные ороговевшие эпителиальные пластинки. В районе яремной ямки они окончательно смыкаются, образуя плотную ромбическую чешую. Несмотря на все эти особенности, торс, тем не менее, выглядит всё ещё нормальным и даже женственным. Что же до нижней части, то она распластана по всей квартире. Массивный, покрытый причудливым узором, хвост свёрнут кольцами и постоянно подтягивается, сжимается пружиной, набрасывая петлю на петлю, чтобы занять более компактное положение.

«Ну ты кофе будешь чи нет?»

Я понимаю, что так и не забрал кружку из её рук.

«Да, спасибо… Зачем ты накопила столько биомассы?»

«Экспериментирую со своим телом… Попробовала сделать пластинки толще. Смотри, почти как броник!»

Агния демонстративно стучит кулаком в грудь.

«Бессмысленно…— качаю я головой.— Разве что от пистолета… Возможно, остановит автоматную пулю. Но в тебя будут стрелять из крупного калибра. И целить в голову. Попробуют взорвать. И даже взорвут. Костная ткань только снизит подвижность. Трёхслойный хитин оптимальнее».

«Зато, зацени! Так сиськи получаются больше…»

Я отпиваю гадкий кофе, теперь понятно, почему оставленный хозяином, и молча вздыхаю. В девчонке ещё осталось слишком много человеческого. Жить с этим будет трудно. А воевать ещё труднее. Уж я-то знаю…

«Не держись за прежнюю форму. Прими свою новую сущность. Ты всего лишь набор клеток. Биомасса. Будь, как вода. Воду нельзя разрезать. Воду нельзя связать. В воду бесполезно стрелять. Она просто течёт».

Агния смеётся.

«Ну ты дзен-бу…» — но не успевает договорить, потому что справа из окна прямиком в её шею влетает крупнокалиберная пуля. Девушка инстинктивно хватается рукой за горло. Захлёбываясь в крови, падает за диван. Кажется, часть разлетевшейся крови попадает в мою кружку. Что ж, хуже этот кофе уже не будет…



Выстрел не повторяется. Но тот, кто засел с «лёгкой пятидесяткой» в доме напротив, вряд ли оставит свою позицию быстро. Он ждёт. Закинул удочку и ждёт.

Агния стонет от боли и злобно хрипит. Чёрный хвост судорожно бьётся, раскидывая по комнате вещи. «Сука… Я порву его!»

«Порвёшь… Порвёшь… Лежи спокойно»,— я беру девушку за руку. Чёрные нити ризомы уже принялись стягивать края раны, штопая человеческую плоть.

«Какого хера⁈»— зелёные глаза Агнии чернеют от злости.

«Это отвлекающий ход… Мы ждём транспорт. Завяжем бой — упустим цель. Надо…»

Но девчонка меня уже не слушает. Вытянутое тело начало трансформироваться. С каждым ударом по стенам, оно словно разбрызгивается, растекается, как клякса, распадается на отдельные невесомые нити клеток, скручивается в плотные жгуты, вновь обретая материальность, устремляется к окну. Вкрутившись в пулевое отверстие, ризома молниеносно пробивается наружу, разбивает стекло и заполняет собой стеклопакет. Где-то внутри себя она уже всё рассчитала. Точка контакта с телом. Аккуратная дырочка в окне. Теперь прямая траектория до противника известна. Остаётся только расти. Минимальная поправка на ветер и ускорение свободного падения, и тонкая чёрная нитка с тяжёлой каплей на конце, перемахивает на стену соседнего дома. Там уже торопливо расползается новая клякса.

«Ну, дура же!…»— я вскакиваю с пола и, вылетев из квартиры, устремляюсь вверх по лестнице — по-человечески — на своих двоих. Сейчас главное, не упустить чёртов грузовик. А крыша высотки, как-никак — наблюдательная позиция. Раз уж скрытая операция провалилась, то теперь хоть бы совсем не обосраться.

Город сверху кажется пустым. Жители давно самоэвакуировались согласно интересов и предпочтений — по разные линии фронта. Теперь он периодически используется, как тыловая перевалочная база наших оппонентов. Пригнать на ремонт пару единиц техники, дать перекантоваться западным военспецам. Слишком низкая активность, чтобы реально получить баллистической ракетой. Но удобная точка для самостоятельной провокации. На руинах местного недогосударства осталось ещё слишком много радиоактивного дерьма. Ничего не стоит устроить наземный подрыв, чтобы сымитировать удар ТЯО, а потом развоняться об этом на весь мир. Разбираться всё равно никто не станет. Виноватые заранее назначены.

Хорошо, что разведку у нас ведут не только спутники и дроны, но и сознательные граждане. Так что об опасном грузе мы узнали раньше, чем тот покинул ворота спецпредприятия. Но вот почему теперь мне совершенно необходимо перехватить проклятый грузовик…

Вот он! Как ни в чём не бывало едет по проспекту. Самый обычный на вид. С белым крестом на борту. На таких перебрасывают боеприпасы или вояк хунты. Я с тревогой поглядываю вниз. Чёрные щупальца Агнии уже вовсю орудуют в окнах соседнего дома. Оттуда раздаются приглушённые крики. Хоть бы уже быстрее… Хоть бы они не успели поднять тревогу…

Машина приближается к перекрёстку. Давай, Мыколка… Давай, родной… Сворачивай… Сюда… Чёрт! Успели. Грузовик проскакивает перекрёсток, прёт на выезд из города.

Недолго думая, я срываюсь следом. Борясь с инстинктом самосохранения, человеческое тело с разбегу бросается с края крыши и даже успевает сделать несколько бесполезных шагов в воздухе. Ризома внутри не впечатляется паркуром. Мы оба уже знаем, что произойдёт с этими ногами, когда бессильная плоть шмякнется об асфальт. От них пора избавляться… Между рёбер, сквозь кожу и одежду, просовываются острые и длинные шипы. Следом по ним уже вьются чёрные нити. Изгибают и ломают каркас, формируют сочленения, оплетая новую конечность волокнами мышц и связок. Соединяют их с разорванными остатками прежнего туловища. Растекаются поверх ткани кроваво-тёмными кляксами. Сворачивая шею, засовывают башку внутрь, нарастающего хитинового панциря. Дают ощутить, что на самом деле значит слово «головогрудь». Через всю спину — от загривка до самой задницы — вздуваются такие же чёрные пузыри, растут, сливаются, наплывают друг на друга и, твердея на воздухе, застывают, становясь округлыми сочленёнными щитками. Они должны красиво переливаться на солнце, но своими глазами я этого уже не вижу. Ризома прорастает через зрительный канал, выталкивает сетчатку и хрусталик из глазного яблока, растягивает и выворачивает светочувствительную поверхность наизнанку. Крабьи гены подсказывают, что закрепить новый глаз лучше на телескопической «антенне», а паучий предлагает повторить это решение четыре… Нет. Восемь раз. Под глазами смыкаются массивные двустворчатые жвала, по внутреннему контуру которых при желании ещё можно рассмотреть человеческие зубы.

На узкую подъездную дорожку между зданиями приземляется уже не человек, а гигантская ощетинившаяся сороконожка. Торопливо перебирая многочисленными лапками, несётся через дворы в сторону проспекта — наперерез машине.

Завидев выскочившее из переулка чудище, водитель прибавляет газу. Я делаю отчаянный прыжок, но не успеваю вцепиться в борт. Скатываюсь кубарем, ломая под колёсами несколько тонких конечностей. Хорошо, что остаётся их у меня больше двух десятков. Грузовик слегка покачивается от удара, но уверенно продолжает движение по пустой дороге. Гружён чем-то очень тяжелым. Я сразу почувствовал это. Точно тот самый, что мы ждали.

Изгибаясь вертлявым телом, я тоже прибавляю ход. Представляю, в какой панике вояка за рулём сейчас давит на педаль. Смотрит в зеркало заднего вида. Замечает хищно щёлкающие челюсти. Встречается своими глазами с четырьмя парами моих глаз. Он знает, что случится, когда я его догоню. Я тоже это знаю.

Машина выезжает на побитую артой часть дороги. Виляет. Подпрыгивает на колдобинах.

Расстояние между нами постепенно сокращается. Ещё пару метров… Нужно только хорошо рассчитать прыжок. На этот раз осечки быть не должно… Внезапно брезентовый тент сзади распахивается. Из темноты кузова высовываются стволы спаренного пулемёта. Очевидно, его хотели использовать на случай возможной атаки дроном. Но и я — цель более чем подходящая… Пулемётчик нервно водит дулами, словно жалами, готовясь нажать на гашетку… Открывает огонь. Выстрелы взрывают дорогу фонтанчиками пыли. И моё тело — брызгами тёмно-бардовой крови.

Я пытаюсь смещаться влево и вправо, но сразу понимаю, что так лишь теряю скорость. Увернуться от всех пуль всё равно не получится. Пора! Из последних сил гигантское насекомое сжимается, пружинит всем телом, отталкивается от земли длинными волосистыми ногами, расправляет в воздухе щупальца, готовясь обрушиться на жертву. Предвкушая трапезу, ризома выпускает с концов лап пищеварительные жгутики…

Но пулемётчик мгновенно задирает свою адскую швейную машинку вверх. Оба ствола буквально нашпиговывают меня свинцом. Разрывая на отдельные куски прямо в воздухе, отбрасывают прочь. Тяжёлая туша, истекая кровью, распластывается по дороге. Тонкие щупальца по инерции тянутся к уже недоступной жертве. Тщетно. Машина скрывается в клубах пыли и дыма.

Ушёл… Всё-таки ушёл… Разочарование перекрывает физическую боль. Чувствуя тоже самое, ризома, кажется, от бессилия принимается пожирать саму себя, нехотя возвращая мне человеческую форму. А кто мне сейчас вернёт порванную форму? Спасибо хоть штаны и ботинки целы. Погрузившись в свои мрачные мысли, я медленно иду назад к домам…


* * *

«Вы уверяли, что прокола не будет… И что же? Феномены ваши, мать их…», — голос генерала, по ощущению грузного человека в возрасте, звучит хрипловато и грозно.

«Мы это называем форс-мажором»,— спокойно отвечает кто-то из сотрудников Холдинга.

«Да какой форс-мажор, вашу мать⁈— взрывается генерал,— обычная боевая ситуация».

«А вы уверяли, что территория ПГТ зачищена, подходы контролируются… А там нарисовался снайпер и ещё двое с автоматами».

«Ну, что ж… Проникновение ДРГ противника. Бывает».

«Прямо напротив нашей локации? Как там… Совпадение? Не думаю,— собеседник военного хихикает, но совсем не весело.— Наших ребят конкретно кто-то вломил… И крыса в вашем штабе».

«Поосторожнее с такими… Предположениями… Это не так называется»,— генерал тяжело выдыхает.

«Мы частный подрядчик. У нас это называется — ненадлежащее обеспечение заказчиком условий работ. Ваша контрразведка просрала, а подставились мои сотрудники. И потом я сразу предупреждал — операции такого рода — не наш профиль. Мы медиа-ориентированы… Громко зайти. Эффектно выйти. А не это всё… И я ещё молчу про ограничения на съёмку. Каждый день без контента влетает в копеечку… В большую копеечку!»

«Ну ладно… Ладно,— сдаётся генерал.— Что там у вас по потерям?»

«Это не ваша проблема».

«Просто Министерство обороны могло бы взять на себя часть расходов в случае смерти…»

«У нас говорят, что смерть — это последнее, о чём стоит волноваться,— кажется, что сотрудник Холдинга снова чуть хихикает.— Лично меня волнует производственный процесс. И информационное сопровождение. Будут нормальные данные — работа будет выполнена. Если вы, конечно, ещё заинтересованы в нашем участии…»

«Конечно, заинтересованы…»— бурчит генерал.

* * *

Агния смахивает экран телеги вверх.

«Слыхал? Мы всё ещё в деле!»

«Отрадно…— я продолжаю перешнуровывать правый ботинок, сидя на сваленных у дороги бетонных плитах, пока девчонка копается в телефоне.— Было совсем здорово, если бы ты слушала, что тебе говорю я…»

Она не слушает. Или делает вид, что не слушает.

«А это и есть наш куратор? Или он скинул чей-то ещё разговор?»

«Понятия не имею. Я не видел ни того, ни другого».

«Кажется симпатичным…»

«Кто?»

«Молодой мужик… Который говорил со стариком».

«Как ты поняла, что он симпатичный?»

«Ну… По голосу симпатичный… Приятный голос… Мне нравится».

«Понятно…»

«Что?»

'Просто понятно,— я поднимаюсь в полный рост, но даже так оказываюсь ниже Агнии, чуть покачивающейся на своём змеином хвосте. Хорошо, все дроны в округе подавлены РЭБом, иначе такая бандура привлекла бы слишком много внимания.

«Шо ты так смотришь? Ревнуешь что ли?»

«Я?»

«Ну, а шо?»

«Ничего»— я вздыхаю и смотрю на часы. Наш проводник почему-то задерживается.

«Дурой меня назвал зачем-то… Думаешь, я тупая?»

«Э-э-эх… М-м-да…»

«Ну вот ты сразу начал чвякать-х*якать!… Зануда…»

Девушка изображает на лице приветливую улыбку и делает сэлфи на фоне заходящего солнца, красноватого неба и чёрных силуэтов домов.

Да, в ней ещё слишком много человеческого. Впрочем, мой лечащий врач не считал это недостатком. Дожидаясь окончания процедуры, он мог подолгу сидеть у кушетки и болтать обо всяком. О науке, философии… Бравируя начитанностью, в шутку говорил, что он «эскулап и последователь Эпикура». Объективная реальность дана нам в ощущениях, а наш разум — лишь продукт этого столкновения. Попытка рефлексировать чувственную реальность рационально. Объяснить зло. Оправдать боль. Осознать причины. Придумать цели. А целью самого познания, по мнению Эпикура, является избавление от предрассудков и страха смерти. Но человечество не захотело. Оно нашло более лёгкий путь — просто веселиться. Зачем делать следующий шаг, если первого уже достаточно. Живи. Потребляй. Наслаждайся ощущениями. Развлекайся. Делай фоточки. Смотри шортсы. Не бойся. Проблема лишь в том, что теперь человечество стало развлечением для самого себя. Оно начало веселиться, наблюдая за самоуничтожением…

«Зануда!»— повторяет Агния, возвращая меня к действительности. К нам приближается забавный пазик, со всех сторон заваренный антидроновыми решётками. И с парой антенн глушилок спереди, словно усики большого жука. Кого-то он мне напоминает… Этот водитель.

«Ты снова что ли?— окончательно узнаю я старого знакомого, когда тот распахивает перед нами дверь.— Как тебя там?…»

«Кирюшка!»— искренне радуется Агния, заползая в автобус. Водила широко улыбается в ответ.

«Знаешь, как его зовут?»— удивляюсь я.

«Тоже знал бы, если бы не был таким букой!»

Агния устраивается на заднем ряду сидений, протянувшись через весь салон. Я сажусь на боковое место у двери вполоборота к водительскому месту.

«Кирилл, значит…»

«Угу!»— кивает шофёр. На этот раз он одет в полевой пустынный пиксель без каких-либо нашивок.

«Тебя что ли окончательно с вертолёта за баранку приземлили?»

«Шуточки, да? Весело? Пешком сейчас… По дороге с облаками…» — ржёт бывший вертолётчик. Агния подхихикивает сзади.

«Оба!— весело оборачивается Кирилл.— Топ-топ ножками… И всем остальным!»

Автобус трогается места. Облокотившись на плоский отсек с движком, покрытый каким-то клетчатым пледом, я смотрю в окно на жёлто-серые поля сухой травы и чистое голубое небо. Только два небольших облачка. Восточный ветер гонит их на запад. И действительно… По дороге.


* * *

Кто-то сказал, что война никогда не меняется… Ну уж нет. Война сильно поменялась. Особенно за последнее время. Что было её целями прежде? Пища. Богатство. Расширение жизненного пространства. Власть. Вера в своих богов. Насаждение своего образа жизни. Распространение своих идей. За них убивали и умирали. То и другое считалось доблестью, покрывая человека неувядаемой славой.

И каждый раз всё решалось при помощи силы оружия. Человек слабее человека с палкой. N меньше N + 1. Из этой простой формулы по закону индукции вытекает вся гонка вооружений. Весь научно-технический прогресс. От идеи соединить палку и камень до слияния атомных ядер. Казалось бы, этот предел и должен был положить всему конец. Но гарантированное взаимное уничтожение не сделало человека гуманнее. Вопреки нравоучениям проповедников, страх не очищает душу. Просто она становится изворотливее. Как змея… Грозя перстом одной руки и пророча адские муки, другой ты выписываешь индульгенцию от ада. Так что человек, конечно же, не захотел умирать. Но это ещё не значит, что он расхотел убивать. Тем более, что помимо запуска ядерных ракет, современный мир предоставляет возможность утолить жажду крови множеством способов. В различных ценовых категориях. От всем интересных компьютерных игр до прокси-войны в никому не интересной африканской стране. А это значит, что наравне с продажей и покупкой бананов можно покупать и продавать войну. Экспортировать и импортировать войны.

В этот момент из способа достижения целей война превратилась в самоцель. Оказалась отчуждена от изначальных задач. Стала симулякром. Товаром. Медиапродуктом.

На словах мы, как и раньше, сражаемся за своих богов, свой образ жизни и свои идеи. Это по-прежнему доблестно и славно. Вот только никто не хочет заканчивать. От этого всем будет только хуже. Холдинг понял это раньше многих. Поэтому и создал меня. И человека, и оружие. Единство и противоположность. И теперь я намного опаснее ядерной бомбы. Потому что существую не для победы или поражения. Прекращать никак нельзя. Зачем? Ведь шоу должно продолжаться. Людям оно нравится. Хотя намного страшнее, что оно нравится ей…

Агния возвышается над развалинами какого-то строения. Сами собой расплётшиеся чёрные волосы извиваются на фоне серого неба. Что тут было прежде? Вроде какая-то придорожная кафэшка. Пока славные «воины света» не пришли и не устроили свой опорник. Что случилось с хозяином? Был ли он заряжен насранным в голову пропагандистским говном и сам предоставил им позицию? Или оказался согнан со своего места «волелюбным» поджопником? А может, в самом лучшем случае, закрыл всё на замок и сам давно покинул эту местность? Это уже не важно.

Куски стен, упавшие стропила и фрагменты обвалившейся кровли, оплетены жгутиками расползающейся ризомы. Повторяя ритм сердечных сокращений, по ним пробегают пульсации. Разросшаяся чёрная грибница уже незаметно проникла в почву на многие сотни метров вокруг. Она заполняет сливные коллекторы, проползает под вспучивающимся асфальтом, протискивается в щелях тротуарной плитки.

Все, кто не остались под завалом, пытаются скрыться в прилегающих дворах. Один неосторожно наступает на люк, через отверстия в котором уже проросли рецепторы. Ловушка срабатывает моментально. Биомассе внутри требуются доли секунды. Чугунный блин подскакивает вверх вместе с испуганным солдатиком. Восемь щупалец с острыми шипами цветком раскрываются под импровизированной тарелкой. Кушать подано. Солдатик орёт. Его приятель даёт в люк автоматную очередь. Чёрная жижа летит в стороны. Но уже слишком поздно. Кровожадные лепестки смыкаются на человеческой плоти, впиваются остриями в кожу, принимаясь заживо переваривать свою добычу. Утаскивают истошно вопящего человечка под землю.

Зависший в сотне метров шестимоторный дрон Холдинга беспристрастно снимает всё это месиво. Очевидно, маркетинговый отдел всё-таки прогнул штабных — трансляции снова ведутся. Сейчас сотни тысяч зрителей наблюдают за представлением онлайн. Многие безошибочно узнают почерк Агнии. Ну, разумеется! Девушки любят цветы. Что по этому поводу писал Бодлер? Вряд ли фолловеры проведут аналогию. Просто поставят лайк.

Оставшийся вояка стоит остолбенев. Не моргая дико выпученными глазами, раз за разом жмёт на курок опустевшего автомата. Бессмысленно смотрит, как по тротуару к нему подползает бурлящая биомасса. Я действую по старинке. Мне даже отчасти жалко его… Что ж ты не бежишь, дурачок? Так ведь совсем неинтересно. Чёрная субстанция быстро обволакивает берцы, ползёт выше. Боец падает на асфальт, корчась от боли. Обе ноги по колено оказываются обглоданы до костей. Молодой парень — лет двадцать, не больше — с жёлто-голубым шевроном на рукаве наконец-то делает попытку отползти. Сучит коленями без мышц, но только скребёт костяными пятками, не в состоянии оттолкнуться, пока ризома неторопливо поглощает его снизу вверх.

Его приятелей, успевших удрапать дальше, беснующаяся биомасса настигает у подъезда раздолбанной хрущёвки. Тонкие ленты, похожие на плоских червей, вырываются из решётки для чистки обуви. Обездвиживают и шинкуют свой обед. Человеческие тела, с влажным хлюпанием, разъезжаются на тонкие слайсы. В дворовую пыль выпадают чьи-то сизые кишки. По сути всё уж кончено. Мне теперь тоже, в общем-то, некуда торопиться.

В клубке вьющихся нитей я подхожу к безногому солдату. Он источает запах страха и моего пищеварительного сока. Широко распахнутые глаза и рот застыли в жуткой гримасе. Крик сменился булькающим хрипом. Рука сжимается, силясь поднять запасной рожок. Я отталкиваю его подальше носком ботинка. Солдат разочарованно стонет. Смотрит на меня умоляюще.

«Застрелиться хотел?— спрашиваю, он слегка кивает в ответ.— Понимаю… Убивать веселее, чем умирать. Правда?»

Он уже не может мне ответить, но я знаю ответ. Присев на колено, я осторожно беру его за шею. Послушная ризома тонкой змейкой спускается по запястью, отделяется от пальцев, забирается в открытый окровавленный рот, быстро взрезая спинномозговой канал, проникает в голову. Теперь солдатик уже ничего не чувствует. Ни как опорожняется его череп. Ни как внутрь проваливаются глаза. Ни как из пустых глазниц на растворяющееся лицо выползают кровавые червеообразные отростки. Я уже вижу его оголившийся скальп, но не убираю руку, пока совсем не перестаю ощущать ладонью пульс. Всё. Теперь всё. Ризома продолжает обгладывать его тело, насыщая моё. Пищевая цепочка в очередной раз завершилась так, как ей положено.

Я оборачиваюсь на Агнию и разбросанные вокруг останки. Она уже начала вбирать свои щупальца, но всё ещё позирует на развалинах. Улыбаясь подписчикам, записывает очередной видос. Что-то щебечет со своим неподражаемым малороссийским акцентом.

Признаться, я испытываю лёгкое неудобство. Не за её «шо» и «хэ», конечно… А за то, с какой лёгкостью эта девчонка превратилась в кровожадное чудовище. Что это? Нечто социокультурное или психологическое? Дело в воспитании? В возрасте? Среде? Травмирующем опыте? В чём-то её — человеческом… Или всё-таки дело во мне? Всё-таки я её породил, и в ней есть моя часть. В каком-то смысле мы даже одно целое. Но делает ли это меня ответственным? Ну уж нет… Все эти человеческие вопросы пытается задавать человек, которым я перестал быть. Я просто живу. И ем. Чтобы жить, надо есть.

Шестимоторный «серафим» Холдинга берёт средний план на Агнию, потом делает драматический художественный отлёт вверх и в сторону. Девчонка посылает воздушный поцелуй зрителям, машет удаляющейся камере. Из этого потом можно будет нарезать шортсов и подложить музыку. Что-то почти классическое. Вроде «Кабарэ» с Лайзой Минелли. Да… Всё-таки война поменялась. У этой войны теперь женское лицо…

* * *

«И всё-таки, Валерий Семёнович,— хитро улыбается ведущая научного-популярного подкаста.— Большинству наших слушателей и зрителей вы известны, как создатель Феномена. Расскажите о нём!»

«К сожалению… Хотя, наверное, это участь многих учёных».

Валерия Семёновича непривычно видеть без белого халата. А может всё дело в том, что он заметно поседел.

«Почему — к сожалению?»

«Потому что изначально я не хотел создавать оружие. Перед нашим коллективом стояла задача исцелить людей от рака. Но, увы, теперь я войду в историю, как очередной Оппенгеймер».

«Увы?»

«Да. Ведь такая слава не особенно должна радовать…— усмехается доктор.— Хотя радует».

«Давайте, я испорчу вам настроение. Вам не обидно? Ведь звезда теперь он, а не вы…»

«Ну, нет… У нас с Феноменом разные поля битвы. Кстати, вы сказали Он или Она?»

«А вы опасный человек!— иронично замечает девушка и поправляет свои большие круглые очки.— Теперь я не могу не задать этот вопрос… Тем более, что зрители его присылали очень часто… Феномен правда не один? Их официально двое?»

«Трудно сказать…»

«Ну, Валерий Семёнович, это ведь уже не военная тайна. Мы все давно наблюдаем за происходящим на трансляциях Холдинга. Мы видели этих… Персонажей. Просто поясните, как учёный…»

Гость ненадолго задумывается. Отпивает воду из высокого стакана.

«Дело не в тайнах… Просто ответ будет зависеть от нашего взгляда на биологическую жизнь. От того, что мы считаем организмом. Например, по некоторым подсчётам в наших телах, преимущественно в кишечнике, живёт около двух килограмм микрофлоры…»

«Те самые „полезные бактерии“ из рекламы йогурта?»

«Вот-вот… Симбиотические организмы. Мы можем считать себя отдельными существами. Но им плохо без нас, а нам — без них. Наши иммунные клетки уже вряд ли могут вызывать такие сомнения. Ведь они — наши! Тем не менее, это весьма самостоятельные агенты, которые, к тому же несут в себе информацию о чужеродных генотипах, чтобы знать, кого атаковать. Есть и куда более древний пример… Примитивные безъядерные клетки — прокариоты — захватили внутрь своих оболочек бактерии, способные производить энергию. И те впоследствии стали митохондриями — органоидами, компонентами наших клеток, хотя всё ещё имеют собственную митохондриальную ДНК».

«Вы хотите сказать, что Феномен — это симбиотический организм? Или организмы…»

Доктор делает скептическое выражение и отрицательно качает головой.

«Не совсем так… Это сложнее. Ну, вот представьте… Что у вас и вашего оператора по два килограмма симбиотической кишечной микрофлоры на двоих. Но они не только участвуют в переваривании пищи, но и защищают, регенерируют, продуцируют стволовые клетки, обмениваются между собой информацией, и иногда могут составлять не два килограмма от вашей массы, а восемь, шестнадцать, тридцать два… Или даже больше.»

«Это довольно трудно представить…»

«А грибы представляете? Опята, к примеру».

«Конечно… Такие на ножке со шляпкой».

«Именно. Так вот в штате Орегон есть лес, где растут опята. И когда какой-нибудь грибник срывает один опёнок, потом другой, третий… Он ходит по лесу и тоже вряд ли может представить, что фактически это один организм, простирающийся в виде грибницы на девять квадратных километров».

«Удивительно…»

«И применительно к Феномену нельзя говорить ни о группе организмов, ни об одном организме, ни о колонии одноклеточных. Это и то, и другое, и третье. Поэтому лично я предпочитаю использовать термин — метаорганизм».

«Будем считать, что мы разобрались с этим…— деликатно прерывает ведущая.— Вернёмся к вашему сравнению с Оппенгеймером. Мы все помним, что его разработки вскоре повторили в нашей стране. Может ли такое случиться с Феноменом? И у наших западных оппонентов появится нечто подобное?»

«Это исключено!»— не задумываясь, отвечает учёный.

«Почему? Ведь все технологические секреты рано или поздно раскрываются…»— сомневается девушка, снова поправляя очки.

«Как я уже говорил прежде… Никаких секретов. Дело не в них. Повторить Феномена не так сложно. Но он не сводится к технологии своего создания. Это живая, динамическая, самоорганизующаяся система, которая постоянно эволюционирует на уровне каждой клетки… Как вся жизнь на нашей планете. Она явно зарождалась не один раз. Вероятно, даже зарождается прямо сейчас где-то на дне океана около „чёрных курильщиков“. Но выжить ей не суждено. Она будет сразу же поглощена господствующей формой. Именно поэтому мы имеем единое древо жизни. Все альтернативные формы подавляются. С Феноменом так же…»

По лицу Валерия Семёновича становится ясно, что он вошёл в своё неповторимое состояние восхищённо-благоговеющей экзальтации. Эта энергия. Эта увлечённость. Этот безумствующий энтузиазм. Эти образы, вырывающиеся прямиком из какой-то ницшеанской бездны. Я скучал по ним… Да, теперь мой добрый доктор абсолютно узнаваем.

«Это господствующая форма. Квинтэссенция биологических процессов. Явленный во плоти эволюционный бог. Вершина пищевой пирамиды. Консумент высшего порядка. Будучи однажды выпущен в биосферу, он уже не потерпит конкуренции. Это и делает его последним оружием, перед которым всё прочее оружие — бесполезно».

В студии возникает пауза. Ведущая подкаста, звучно проглатывает комок, подкативший к горлу. Натянуто улыбается.

«Что ж… Вы нас… Успокоили. Значит — прощай, оружие… А мы прощаемся с вами, уважаемые слушатели. Подписывайтесь на нас. До новых встреч! На волне науки».


* * *

«Ля! Да он просто крейзи!— комментирует улыбающаяся Агния, перегнувшись через моё плечо своей змеиной шеей и заглядывая в экран.— Но мужик крутой…. Батя наш?»

«Можно и так сказать…— нехотя отвечаю я и отдаю девчонке её смартфон.— Держи!»

Она деловито тычет по экрану своим пальцем.

«Подпишусь на них… Вдруг ещё чего интересного выпустят. Это прикольно. Наука, открытия, вся херня…»

Мы сидим в просторном помещении какого-то бывшего детского учреждения. Кажется, больница или интернат. Снаружи уже и не разберёшь. Весь фасад трёхэтажной коробки изъеден пулевыми отверстиями. Внутри почти всё вынесено или сломано. Коридорная система. Направо и налево в основном — то ли палаты, то ли комнатушки. На трёх-четырёх человек, судя по металлическим остовам кроватей. Вещей мало. Вероятно, персонал и всех жильцов всё-таки организованно эвакуировали. Валяются забытые игрушки. На одинаковых шкафчиках разные забавные наклейки. И стены вокруг нас расписаны сказочными персонажами. С каким-то непонятым щемящим чувством я оглядываюсь по сторонам. Что тут было? Столовая? Актовый зал? Скорее, какая-то игровая комната.

Противник любит располагаться в таких местах. Зачем вывозить мирняк, когда можно прикрываться им, как живым щитом? Потом всегда можно изобразить из себя славных защитников города. Показать кадры с окровавленным плюшевым мишуткой. Пустить слезу на камеру. Устроить плач из смайликов в соцсетях. Вот она поганая практика всех этих бесконечных «фортецей», которые нам приходилось брать.

Хорошо, что на этот случай есть мы. Те, кто, по словам нашего продюсера, «заходят громко и выходят эффектно». Но без единого выстрела. И что нам противопоставить никто не знает. И они не знали…

Нехотя провожу взглядом по тому, что полчаса назад было солдатами хунты, устроившими здесь свои позиции. Порванные части тел. Остатки формы на сухих пожелтевших костях. Целёхонькие броники и каски, которые ни от чего не смогли защитить. Разбросанное оружие, из которого не в кого было стрелять.

Я сижу на детском стульчике, сделанном добротно, кажется, ещё в середине 80-х. Агния свернулась рядом, прислонившись спиной к стеллажу с детскими книжками. Фрагмент ризомы тоненьким пульсирующим ручейком тянется к трупу, распластавшемуся у противоположной стены. Агния ещё ест, хотя уже погружена в свой смартфон.

«Тебе не говорили, что за обедом с телефоном сидеть нельзя?»

«Не-а… И потом это по делу»,— не поворачивая головы, отвечает девчонка.

«Ага, конечно… С подписчиками в комментах срёшься. Лучше скажи, когда с нами свяжется этот твой информатор?»

«Вот как раз с ним и пишусь! Вернее, с ней… И, кстати, это моя подписчица»,— отвечает Агния, корча победоносно-презрительную физиономию.

«Считаешь, ей можно доверять?»

«Не знаю…— напарница пожимает плечами, а потом со свойственной непосредственностью добавляет.— Если будет засада, то мы просто всех съедим. Включая её… Зачем нас обманывать?»

Я молча киваю. И вдруг замечаю что-то странное. Протягиваю руку, осторожно отведя волосы, касаюсь пальцами шеи девушки. Агния чуть вздрагивает. Прикрывает глаза, опускает руки с мобильником и мурчит:

«М-м-м… Неужели ты, наконец, обратил на меня внимание?..»

Моё внимание и правда сейчас полностью обращено на неё. Чешуйки на шее стали топорщится и сохнуть. Некоторые уже отпали, обнажив сухую сморщенную кожу, больше напоминающую корки. Человеческая кожа между ними сильно покраснела и выглядит заметно воспалённой. Местами на ней мелкой сыпью вздуваются тёмные пузырьки.

«Похоже, у тебя тут какой-то лишай…»

«Что⁈»— Агния отдёргивает мою руку и смотрит с нескрываемым раздражением.

«Сама посмотри…»

Девушка принимается придирчиво рассматривать свою шею. А я — наблюдать за ней. Где-то год назад в подобной ситуации я поднял бы с пола осколок зеркала. Теперь мне проще отрастить лишний глаз на руке. Агния, конечно же, воспользовалась своим смартфоном. Воспринимать технологии в качестве самоочевидного инструмента, буквально, как продолжение себя — это ещё одна из тех человеческих черт, от которых ей придётся избавляться.

«Блин… Стрёмная херня!— наконец, подытоживает она с явным волнением в голосе.— И шо это?»

«Понятия не имею».

«Думаешь, зараза какая-то?»

«Мы способны переварить любой болезнетворный агент. Так устроены…»

«И ты ни разу не болел?»

«После того, как стал таким — ни разу. Но у тебя это появилось точно в том месте, куда попал снайпер… Жалко, что уже не глянешь на пулю…»— рассуждаю я вслух, пока девчонка снова принимается рассматривать себя через камеру телефона.

«Почему нет? Вот же она!»

Неожиданно Агния достаёт из кармана и протягивает на ладони пару металлических осколков.

«Ты зачем их таскала всё это время?»

«Я её из себя вытолкнула, как обычно… А она, похоже, в складки куртки завалилась. Я потом обнаружила. Ну и пихнула в карман. Типа, сувенир».

«Понятно…»— отвечаю я, уже погрузившись в изучение железок, покручивая их в пальцах.

Пуля явно не обычная. Развалилась, словно была чем-то наполнена. На кончике свинцовое утяжеление для улучшения баллистики. Внутри тонкая полость… Как у израильских патронов ЦС 7,62 со слезоточивым газом. И что было внутри налито? Лучше не пробовать и не нюхать.

Поднимаю с пола брошенную «укропами» аптечку. Нахожу целлофановый пакетик из-под бинта. Ссыпаю туда железки, прячу в карман и решаю пока что не волновать девчонку. Просто протягиваю йод для отвода глаз. Нахер он ей нужен, конечно…

«На! Прижги на всякий случай. Думаю, скоро пройдёт».

Она кивает. Вроде успокоилась. Я тоже прикрываю глаза.

Спать… Как там? Одна из человеческих привычек, присущих телу. Забыться сном. И знать, что этим обрываешь цепь сердечных мук и тысячи лишений… Это ли не цель? Уснуть… И видеть сны.


* * *

Стены, покрытые старым белым кафелем. Холодный свет люминесцентных ламп. Под потолком металлические направляющие с крючьями. У входа ностальгический пожелтевший плакат «Схема разруба говядины. ГОСТ 7595−79». Рядом с ним двое. Валерий Семёнович со своей извечной улыбочкой и руками в карманах белого халата. Второй — человек в сером деловом костюме с вкрадчивым голосом. Он кажется знакомым, но как его зовут, я не знаю.

Из-за плотного целлофана, закрывающего погрузочный проём, появляется работник в комбинезоне и противогазе. Выкатывает на середину здоровенную коровью тушу, подвешенную на крюке, и быстро скрывается. Это какая-то бойня. И я пока не понимаю, зачем меня сюда привели.

«Ну-с, больной… Давайте. Проявите себя»,— произносит Валерий Семёнович.

«Что?»— оборачиваюсь я на доктора.

«Ешьте,— спокойно отвечает он, но видит непонимание в моём взгляде и поясняется.— Как недавно в столовой. У вас же получилось».

Я киваю. Делаю несколько неспешных шагов к туше. Ноги в больничной пижаме почему-то не слушаются. Шоркают по полу. В ушах, наверное, от волнения нарастает гул. Сквозь него слышны негромкие реплики.

«Он правда её съест? Прямо сырой?»

«Это не важно. Он не чувствует вкус. Только голод и сытость на простейшем сигнальном уровне. В активном потреблении веществ участвуют все клетки тела. Теоретически сейчас ему даже не нужен желудочно-кишечный тракт…».

Я понимаю, что они хотят увидеть. То же, что позавчера произошло с бутербродом… Я протягиваю руку. Провожу пальцами по холодному чуть влажному мясу. И практически сразу ощущаю сопротивление, словно просовываешь голову в узкий ворот свитера, цепляешься отросшей щетиной. Сквозь кожу наружу лезут чёрные и острые, как иглы, волоски. Они удлиняются, крепко впиваются в плоть, уже не позволяя оторвать руку. Под кожей извиваются и пульсируют их продолжения, похожие на корни или фрагменты грибницы. Эта структура, продолжая увеличиваться разрастаться, вскоре полностью скрывает говяжью тушу, теперь больше похожую на клубок длинных червей. Они активно лезут в предложенное мясо. Растаскивают его на волокна. Переваривают и поглощают, продолжая увеличиваться в длине. Оставляют после себя лишь кости, с которых же больше нечего снять.

Ужасно осознавать, что это не что-то чужеродное. Теперь это часть меня. Это моё новое тело. Это я сам. И сейчас я чувствую, как насыщаюсь и с каждой секундой становлюсь сильнее.

«Потрясающе»,— сдерживая эмоции, вполголоса отмечает неизвестный в сером костюме.

И я с ним полностью согласен. Да, это потрясающе!

Картина меркнет. Всё делается блеклым. Белый кафель расплывается в стороны, куда-то улетает. Остаётся полумрак и тяжёлые бордовые гардины. Такие плотные, что непонятно день сейчас или ночь. Только свет лампы. Массивный стол. Такая же массивная фигура в зелёном кителе. Жёлтые блики на золотых звёздах. Я не знаю, присутствую ли я при разговоре. Но вижу человека в сером со спины. Снова узнаю его. Вернее, его мягкий вкрадчивый голос.

«Согласование действий будет в общих интересах…»

«Мне с вами действия согласовывать?»— возмущается генерал. Я уже не вижу погон, но почему-то мысленно называю говорящего именно так.

«Именно,— усмехается человек в сером.— На других условиях мы всё равно работать не сможем. Обозначаете варианты районов и боевых задач, обеспечиваете безопасные маршруты, транспорт наш, исполнение — тоже. Мы заходим и делаем всю работу. Все аудиовизуальные материалы, созданные в процессе являются объектом авторского права Холдинга до момента их публикации нашей медиасетью. Их вы не касаетесь. Это, как говорится, наш эксклюзив».

«А про военную тайну и цензуру вы ничего, не слышали? Коммерсанты, мать вашу…»

«Не вижу никаких проблем. Ну, да… Вам придётся поменять некоторые правила. Но я ещё раз напоминаю, что по самым осторожным оценкам благодаря применению нашей технологии вы сможете сократить потери личного состава минимум в десять раз».

«Слышал я! Слышал!— раздражённо отмахивается генерал.— Старая песня! Человеческие жизни… Думаете, мне на жизни людей плевать⁈ А десять раз… Это всё ещё проверить надо!»

«Вот и проверите. Согласитесь, провести операцию, не рискуя ни одной человеческой жизнью — это отличная возможность. Дорогого стоит».

«Ни одной жизнью? А как же моя?— неожиданно для самого себя мысленно спрашиваю я и сам же отвечаю.— Ну, да… Я ведь уже не в счёт».

Генерал мрачно сопит, но кивает. Человек в сером с довольным видом протягивает руку через стол для рукопожатия.

Снова всё крутится. Чёрное ночное небо рассекают пристрелочные трассеры. Подо мной трясётся броня. Модернизированный Т-80 ревёт своим авиационным движком. Взлетает на кочках. Поднимая клубы пыли, несётся на прорыв.

По металлу стрекочут пули. Кто-то с прибором ночного видения, уже заметил меня. Пытается сковырнуть. Секунды через три прилетает ПТУР. Срабатывает динамическая защита. Я пригибаюсь, скрывшись за башней от обсыпающихся горячих осколков. Но мехвод уже добрался до условленной точки. Закладывает крутой поворот. Собирается ретироваться вдоль посадки, по-за деревьями. Я кубарем скатываюсь вниз. Прямо в темноту.

Звук мотора удаляется. Я пытаюсь сообразить, откуда ведётся стрельба. Ага… Вот она траншея. Извивается чёрной змеёй, теряется в ночи. Спрыгиваю вниз. Бегу по мягкому сыпучему грунту. Прямо на автоматные щелчки. Первый солдатик не успевает меня увидеть. Когда он оборачивается, то кажется удивлённым. Я тоже пока не знаю, что с ним делать — просто наваливаюсь всем телом. Что-то внутри меня пробуждается. Само принимает свои инстинктивные решения. Пока я изо всех сил держу сопротивляющегося человека, из-под одежды на него струится чёрная жижа. Она оформляется в тонкие щупальца, лезет под кожу, разрывает плоть. Вояка орёт, даёт очередь куда-то мимо. На помощь по траншее спешат его «побратымы», но помогать уже некому. В лучах тактических фонарей я поднимаюсь с бездыханного тела. Вся брюшина и часть торса у него полностью выедена до костей. Кто-то кричит. Из-за слепящего светодиодного света не видно кто. В меня летит очередь. Я чувствую, как в грудь погружаются раскалённые кусочки металла. Обжигают, проходят рядом с сердцем, пробивают лёгкие. Разросшиеся длинные нитевидные отростки трепещут от боли, а через мгновение стремительно выстреливают навстречу свинцу. Обхватывают чей-то автомат, чью-то руку, тащат к себе, вгрызаются в человеческое мясо, опутывают извивающуюся в агонии фигуру. Несмотря на раны, я ощущаю прилив сил. Перешагиваю через очередного противника, ставшего моей едой, и иду вперёд… Кто на новенького? По возгласам и беспорядочному мельтешению лучей света, я понимаю, что в траншее началась паника. Разросшемуся телу тесно между земляных стен. Нетерпеливые щупальца уже ползут вперёд в поисках следующей порции легкодоступных белков. Я ещё не вижу, но уже чувствую, как кого-то хватают за ногу, волокут в разные стороны, раздирают напополам. Редкие пули всё ещё попадают в меня, но я не обращаю на них внимания — то, что живёт внутри, сразу восстанавливает все повреждения.

Я добираюсь до блиндажа. Внутри ещё кто-то барахтается. Еда заползла внутрь. Я протискиваюсь следом. Сам уже не похожий на человека. К обезумевшему от ужаса вояке со всех сторон тянутся червеобразные отростки. Он подтягивает к себе связку гранат. Отчаянно дёргает чеку… Взрыв разносит на части нас обоих. Боль. Тишина и…

Свет. Я не вижу, а как бы ощущаю его. Настал новый день. Удивительно, но я ещё жив. Разбросанный на отдельные куски, я каким-то неописуемым образом всё ещё осознаю себя. Мыслю, следовательно, существую… Я чувствую утреннюю прохладу. Слышу спокойные голоса и неторопливые шаги.

«Потихоньку, Серёг… Потихоньку!»

«Всё чисто!»

«Ребят, пропустите…»— звучит приглушённый голос.

«А вы кто?»

«Не видишь? Медицинская служба…»

«А противогаз зачем?»

Открыв окровавленный глаз, сквозь розовую пелену я впервые вижу руку со странным шевроном. Кажется, микроскоп… Меня хватает пятерня в плотной резиновой перчатке. По кускам сваливает в эмалированное ведро. Так я и поеду куда-то… Темнота. Жара. Запах собственной крови. Снова холод. И уже знакомый белый кафель на стенах. Свет люминесцентных ламп. Меня вываливают на какой-то большой металлический поддон. Улыбающееся лицо Валерия Семёновича.

«Ну, что же вы? Снова помирать собрались что ли? Я же говорил… Смерть — это последнее, чего вам теперь нужно бояться…»

Я молчу. У меня нет рта…

«Ну, так и что же у нас тут? Регенерировать кто будет? Ленимся, да?— продолжает добрый доктор.— Ничего… Будем учиться».

Да уж… Размазня. Надо уже как-то собраться. Я вожу единственным целым глазом. Вот и «Схема разруба говядины. ГОСТ 7595−79» на стене. А вот и сама говядина. Любезно подвешена на крюке. Бойня…


* * *

«Слышишь?»— толкает меня Агния. Я открываю глаза.

«А?»

«Шум какой-то…»— шепчет она.

Из коридора и правда слышится звук. Непохожий на шаги. Странный негромкий скрип. А ещё похрустывающий шорох, словно кто-то медленно катит по крошкам велосипедное колесо. Агния тоже его слышит. Мы оба замолкаем, ожидая, кто появится из дверного проёма. Ну точно… Вот тебе и скрип, и резиновые колёса. В комнату осторожно вкатывается мальчик на инвалидной коляске. Он удивлённо оглядывается на разбросанные вокруг объедки тел, потом вопросительно смотрит на нас. Видно, хочет что-то спросить, но не решается.

«Ты что тут делаешь?»— первым спрашиваю я.

«Я тут… живу».

«Один?»

Пацан кивает. Ещё раз насторожено смотрит, на нас и на трупы.

«А их… Вы убили? Да?»

«Я в основном,— откликается Агния и сразу же добавляет.— Но ты не бойся. Мы тебя не тронем».

«Я и не боюсь. Я вас в интернете видел…».

Словно в подтверждение своих слов, паренёк ещё раз толкает колёса своей коляски и подъезжает ближе. Жалкое зрелище. Весь грязный. С содранными коленями. Худой.

«А где все-то? Как так вышло-то, что ты тут один остался?»— с заботой спрашивает девчонка.

Пацан вздыхает.

«Кого-то из наших детдомовцев увезли. Кто-то сам сбежал. А я… Вот».

«Ясно…— я вытаскиваю из-под мёртвого солдата вещмешок, за дужку вырываю крышку из банки консервов, протягиваю мальчишке вместе с ложкой.— Вот. Поешь пока… Не жрёшь тут поди нихрена».

Он принимается выгребать и ломать куски мяса.

«У меня так-то был запас… Недавно всё кончилось. Дня три…»

«Рассказывай давай… Шо тут было?»— не унимается любопытная Агния. Я замечаю, как она включает запись на смартфоне. Даже сейчас хочет заполучить контент. Вот уж кто усвоил «корпоративную культуру» в полном объёме. Медиа-сапиенс…

«Да чо рассказывать… Сначала в город колонной вошли сеп…— пацан неловко замолкает, смотрит внимательно, с подозрением.— Ваши, в общем».

«Ну, говори, что хотел сказать»,— строго подталкиваю я, хотя эти человеческие названия меня никогда не задевали.

«Сепаром быть не стыдно, когда отделяешься от чего-то плохого… Тебе могли всякое говорить, но мы ничего плохого не делаем»,— мягко поясняет Агния. Пацан снова понимающе кивает, уплетает тушёнку, продолжает с набитым ртом.

«А они хорошие и оказались. Никого не трогали. Гуманитарку выдавали. Я две банки взял…»

«Ну ты запасливый жук»,— смеётся девчонка.

«Потом сказали, что надо уезжать, потому что скоро опасно будет… Мы стали собираться. Самых мелких в автобус погрузили. И в машину ещё… Военные дали. Меня тоже хотели забрать. Но я медленно собираюсь… И вообще чего я… Маленький что ли? Я со старшими. И потом должны были ещё за нами приехать. С нами Надежда Николаевна оставалась… А вскоре обстрел начался, и мы все спустились в подвал… И автобус больше не приехал. Его взорвали, наверное… И другие военные пришли…»

«Эти что ли?»— кивает Агния в сторону каски на обглоданной черепушке.

«Угу… Начали нас из подвала силком тягать. Надежда Николаевна стала возражать, назвала их фашистами. Её и застрелили. Два пацана повзрослее пытались убежать, по ним тоже стрельнули… Не увидел сразу убили или нет. Девочек старших тоже стали хватать и вытягивать…»

«А ты как же?»

«Испугался… Струсил,— паренёк стыдливо отводит глаза в пол.— На пол лёг и под трубу дальнюю заполз. Я худой же… Протиснулся в щель. Меня в темноте и не увидели… Пацаны эти старшие меня вдвоём в подвал за руки вели. А я… Как крыса…»

«Да ты чего? Всё ты правильно сделал…»— пытается приободрить мальчишку Агния, но тот продолжает, глядя вниз. Я замечаю, как дрожат его губы и блестят выступившие слёзы.

«Их всех потом назад в подвал кинули… Мёртвых. И пацанов старших… Их застрелили. В спину. И девочек всех наших… Одежда порванная… И в крови все…»

«Вот, суки…»

Агния откладывает смартфон, подползает к ребёнку на своём гигантском змеином хвосте и, обхватив человеческими руками, крепко прижимает к себе.

«Ну ты шо… Всё в порядке…»

«Когда сверху всё стихло, я решил выползать… Пришлось по их телам прямо… А потом по лестнице наверх… Где коляска моя осталась… Я бы лучше ещё пять этажей пополз… Чем по мёртвым… А потом услышал голоса… И женский голос… И подумал, что всё…»

«Ну, конечно… Теперь всё… Всё хорошо будет»,— продолжает она успокаивать мальчишку, ероша рукой его волосы, которые от цементной пыли кажутся седыми. Врёт, конечно. Какое, к чертям собачьим, хорошо? Ему и так-то по жизни не повезло, а теперь и подавно… И сколько здесь таких? Кто-то, как однокашники его, по подвалам и ямам уже свалены. Кто в лесополосе прикопан. Так, что и не найдут уже никогда. Кто выжил, как говорится, могут позавидовать мёртвым. Всех не пережалеешь… И не сделаешь уже ничего.

Я беру оставленный Агнией мобильник. Сохраняю геолокацию с пометкой «Подвал детдома». Пусть потом отправит Кирюше. Или как его… Войдут наши войска, вытащат тела, зафиксируют факт военного преступления. Холдинг первым осветит факт в своих трансляциях. Потом прибегут журналисты. Уполномоченные по правам человека выразят озабоченность. Политики сделают ряд громких заявлений. Пошумят соцсети. Расходящаяся информационная волна принесёт монетизацию за первичный и вторичный контент. Ну… Вот и всё.

«Пойдёшь с нами?— вдруг предлагает девчонка.— Мы тебя отведём в безопасное место».

«Да куда мне? Я же инвалид…»

«Подумаешь! Видишь, у меня вообще ног нет… И ничего… А знаешь…— Агния на мгновение задумывается.— Давай-ка я тебе помогу! Только не бойся».

Я не сразу понимаю, что она задумала. Забравшись под футболку, её рука скользит по спине паренька. По змеиной коже пробегает еле заметная дрожь. Внутри приходят в движение тонкие ниточки ризомы. Чёрными каплями, просочившись сквозь поры на девичьей ладони, биомасса устремляется к новому неизведанному организму. Тонкими иглами вкручивается под кожу, протискивается в ткани.

Мальчишка вскрикивает от боли, но Агния держит его мёртвой хваткой. Сейчас они с ней практически один организм.

«Терпи. Терпи!»

Биомасса протягивается вдоль позвоночника. Проникает в спинной мозг. Найдя проблемное место, запускает деление стволовых клеток. Формирует новую нервную ткань. Сращивает аксоны. Тонкая работа. Но всё-таки это быстрее, чем регенерировать оторванные ноги.

Девушка отпускает пацанёнка.

«Всё. Теперь вставай и иди».

Тот смотрит удивлённо, ещё не понимая, что с ним сотворили.

«Ну! Попробуй!»— настаивает Агния.

Придерживаясь за подлокотники, мальчишка пробует опустить ногу на пол. Она слушается. Ещё бы… Устроив стопу на полу, он опирается на неё, приподнимается, следом за первой переносит вторую ногу… Встаёт.

Опять явно хочет что-то сказать, но только улыбается. Не может поверить своему счастью. Глядит на нас, словно на каких-то волшебников.

Девчонка тоже улыбается. Довольна своей работой. Отдалившись на пару метров в сторону, жестом подзывает пацана к себе. Тот пошатывается. Делает несколько осторожных шагов. Впервые за долгие годы.

И вдруг падает. Но это не с непривычки. Лицо перекашивается от боли. Пацан хватается за живот, буквально сворачивается пополам, содрогаясь всем телом. Видя, что мальчишка хрипит и задыхается, Агния хочет подхватить его на руки. Но того уже рвёт чёрной жижей. На тоненьких руках и исхудавшем лице вздуваются кровавые пузыри. Растворяющаяся кожа лопается и слезает лоскутами.

Очевидно, ризома не приняла нового носителя. Произошло обратное перерождение ткани. А дальше бесконтрольное деление и ферментация. Опухоль принялась жрать сначала пацана, а потом и себя. Мальчишка уже не шевелится и не кричит. Просто потому, что ему больше нечем. Буквально за несколько секунд он оказывается полностью переварен изнутри. От маленького человека остаются только размягчённые фрагменты скелета и тряпьё в растекающейся грязно-кровавой луже.

Девчонка в оцепенении смотрит на жуткую картину. Её ризома уже выбросила в кровь необходимые гормоны, позволяющие легче принять свершившееся. Впрочем, сознание всё равно запечатлеет это навсегда. И даже лучше нашего киносъёмочного «серафима». Что он сделал бы, будь сейчас здесь? Статический общий план. Драматическая тишина. Дальше художественный отлёт вверх.


* * *

Экран заполняется массивным круглым военкором в бронежилете и каске. Неизменное «Пресса» на липучке. Я уже машинально вглядываюсь в нашивки. Буквы, флаги… Нет. Никаких микроскопов. Это настоящий корреспондент. Смешной дядька. Мог бы вести какую-нибудь детскую передачу. А обряди его в белый халат, из-под которого будет торчать расположительное пузо — программу о здоровье. Таким доверяешь. Видно, что добрый мужик. Весёлый. Глаза только невесёлые. Повидали многое… Говорит чётко. Идёт быстро. Но, не теряя положения в кадре. Никакой показной истерики и беготни в жанре постановочных реалити от БиБиСи. Похоже давно тут. Опыт.

«Совсем недавно отсюда были выбиты боевики… Позиции оставляли спешно. Вокруг видно множество нераспечатанных ящиков. Учитывая, что войска хунты испытывают снарядный голод и всегда стараются по максимуму вывозить боеприпасы, можно сказать — это было бегство. Чуть дальше по дороге обгоревший автобус. Тот самый, о котором мы уже сообщали ранее. Пытался вывести детей по гуманитарному коридору. Накрыт артиллерией. Водитель погиб прямо за баранкой, совершая очередную ходку. Больше в салоне в тот момент никого не было».

Военкор разворачивается, занимая позицию на фоне здания. Вот и знакомый пейзажик…

«Он ехал сюда. Интернат для сирот и инвалидов детства. Дом ребёнка, как по старинке, ещё с советских времён говорят местные. Во что превратили его так называемые защитники города лучше не показывать в эфире… За моей спиной работают медицинские эксперты следственного комитета. Выносят тела… Живых нет. Следствию ещё предстоит сделать свои выводы, но уже ясно — вскрылось очередное кошмарное преступление… Ещё один ужасающий пример того, как режим фашистской хунты относится к собственному населению. Трупы детей были свалены в подвале второпях. С явными следами насилия. Растерзанные и расстрелянные. Как уже и бывало раньше, здание вряд ли планировали оставлять целым. К приходу наших войск первые этажи минируют, чтобы нанести ущерб уже после отступления, заодно скрыв улики… В этот раз всё пошло не так, как планировали боевики. Специальная штурмовая группа, более известная как „Феномен“, подавила огневые позиции, оттеснила противника с территории и произвела зачистку помещений в течение двух часов. Молниеносно! В обычном режиме этот укрепрайон пришлось бы брать не одну неделю. Благодаря героическим усилиям ребят снова сохранены солдатские жизни. К сожалению, не этих детей… Ещё одна причина поскорее уничтожить преступный режим…».

Я сворачиваю плеер на планшете. В который раз осматриваю тесное помещение. Как мы сюда только влезли… Со всех сторон напирают стены поселкового фельдшерского пункта. На удивление чистенькие застеклённые шкафчики. Небольшой холодильник. Только календарь с двухцветным флагом и, повешенная ради антуража, карта страны 404 у двери, напоминают о том, на чьей мы пока что территории. Странным образом это бумажное полотнище напоминает мне ГОСТовский плакат «Разделка туши». Ну, да… В общем-то это сейчас и происходит. В остальном же — всё, как обычно. Медицинский халат, оставленный на вешалке. Стол. Стул. Кушетка.

На ней своей верхней человеческой половиной расположилась Агния. Вертолётчик Кирюша в резиновых перчатках делает ей укол, собирается что-то колдовать над змеиной шеей, но не упускает шанса отпустить комментарий для меня:

«Блин! Ты не досмотрел. Там дальше меня покажут. Секунд пятнадцать… Со спины».

«Потом ещё раз полюбуешься…»

Кирюша задумчиво хмыкает. Откладывает шприц в сторону. Берётся за скальпель, смотрит на расползающуюся по коже девушки странную язву, мысленно уже прикидывая, откуда начнёт.

«Не любишь фронтовые новости, да?— интересуется он, пробуя остриём, сработала ли новокаиновая блокада.— А все следят».

«Нет… Я и от реальности устаю. Смотреть ещё на это… »

«Это как с порнухой,— смеётся Кирюша.— Не все способны поучаствовать, но все хотят посмотреть».

«А ты у нас и лётчик, и водитель, и медбрат и социальный психолог? И в порнухе разбираешься… На все руки мастер,— раздражается Агния.— Режь уже давай!»

Пальцами подцепив край кожи, парень ловко надрезает её и принимается осторожно отделять верхний слой поражённой плоти.

«Ай!»

«Да ты не дёргайся… Не зарежу. Слышала?.. Вы у нас герои. Всё хорошо. Зря переживала…»

«А как же мальчик?»

«А был ли мальчик?»— усмехается Кирюша и погружает скальпель чуть глубже, чем нужно.

«Ай! Больно! Да ты мясник что ли?»

«Ну, вообще-то да… А ты разве нет?»

Агния поджимает губы то ли от боли, то ли от обиды.

«А вы на что рассчитывали?— продолжает вертолётчик.— Хотели экспериментов? Так будьте готовы к неожиданностям…»

«Я не хотел».

«Ага, как же… А её кто сотворил? Ты у нас феномен первого поколения. Она второго… Можно сказать, химерная форма… А? Что скажешь, змиебаба? Тоже творчества захотелось? Или просто свою женскую пожалейку проявила? Вот и результат».

«Предупредил бы, раз такой умный…»— отвечает Агния через губу. Точно. Обиделась. Ну, и переживает, конечно…

«Так никто не знал, что так будет. Но с тобой же получилось. Теперь знаем, что случаются… Исключения. Попробуем выяснить… А вас мы ни в чём не ограничиваем. Просто наблюдаем. В естественной среде… Хе-хе…»

«А как же последствия?»

«Ты точно о них можешь не думать».

«А кто будет? Думать…»

Кирилл пожимает плечами.

«Война всё спишет».

Он наконец-то отрезает от Агнии широкий шмоток, изъеденный странной коростой. С влажным шлепком бросает его на дно пластикового контейнера. Закрывает хрустящие защёлки на крышке. Суёт в термопакет с сухим льдом. Чуть раньше в такой же термопакет отправились осколки необычной пули.

«Ну всё…»

Начинает собираться.

«А ты-то сам что тут делаешь? За деньги?»— интересуется девушка.

«За деньги? Да!— смеётся Кирюша.— Но и ради чувства причастности к чему-то большому. Когда что-то происходит вокруг, глупо оставаться в стороне. Полмира считает нас освободителями и борцами за справедливость против мирового колониализма. Другая половина называет агрессорами, оккупантами и империей зла. Мне нравится быть и тем, и другим».

На несколько секунд, он замирает, глядя, как ниточки ризомы восстанавливают ткань на шее Агнии.

«Н-да… Ладно, заболтался я с вами… Ехать надо, пока моё окошко не захлопнулось. Отвезу ваши анализы. Бывайте, консументы…»

Накинув медицинскую сумку на плечо, вертолётчик через небольшой предбанник выходит на улицу к мотоциклу. Как ни странно, безопаснее всего перемахнуть через ЛБС сейчас можно именно на таком транспорте. Я выхожу следом, как бы покурить или подышать свежим воздухом. И то и другое меня интересует меньше, чем вопрос вполголоса:

'С ней так же теперь будет?

Кирилл морщит нос, делая скептическое лицо. Отвечает полушёпотом.

«А хер знает… Смотря, чем её накачали. После — не значит вследствие, но тут… И локализация повреждения тканей. И мальчики кровавые… В общем, не верю я в совпадения, понимаешь. Да и по ту сторону мушки явно не дураки сидят. Знаешь, сколько западных биолабораторий тут было? А сколько осталось…»

Я молча киваю. Тоже не верю в совпадения.

«В общем, не волнуйся, профессиональные вирусологи и генетики разберутся,— продолжает Кирилл с улыбочкой, поглядывая в сторону двери.— Я же так… Мясник…»

«Ладно… А примерные риски?»

«Ну, не знаю… Если это синтетический вирусный агент, который использовали как вектор, чтобы внедриться в вашу ДНК, то может быть… Что угодно. Дальнейшее перерождение и потеря стабильности тканей. Неуправляемое разрастание биомассы. А если, к примеру, прионный белок, то другое дело…»

«Мясник, говоришь, да?»

«Мне только на бойне работать…— смеётся вертолётчик.— А тебе, кстати, Валерий Семёнович привет просил передать».

«Да?»

«Ага. Так что вот — передаю. Он, к слову, каждый раз про тебя отдельно спрашивает. Интересуется».

«Ну, спасибо».

«А пациентку нашу пока наблюдай… Не только за шеей и хвостом. Это ведь и на голове сказаться может».

«С головой там давно не в порядке… И что рекомендуешь в таком случае? Съесть её?»

Кирилл разочарованно закатывает глаза.

«Да понятно, что не в порядке… Приласкал бы… Съесть… Ну, что ты за человек?»

«Я не человек».

Вертолётчик продолжает лишь лыбиться в ответ. И только потом, уже сидя на своём стальном коне и перекрикивая шум мотора, орёт так, чтобы Агния точно услышала:

«И вот ещё… Руководство просило жёстко напомнить, что у вас есть конкретная задача. Поменьше гуманитарщины, побольше дела. Сконцентрируйтесь на грузовике».

Мотоцикл рвётся с места. Удаляется по просёлочной дороге, теряясь где-то в полях, оставляя долго не оседающий пыльный след.


* * *

В помещении слышится небольшое эхо. Не такое, как из-за кафеля на стенах. Это не бойня. Возможно, какой-то конференц-зал. Современное пространство. Скрип искусственной кожи и удар металлических ножек офисных стульев.

Разговаривают четыре человека. Но по ощущению присутствует больше. Кто-то подкашливает. Некоторые голоса кажутся знакомыми, другие я знаю очень хорошо.

«Не совсем понятно, чего вы хотите от нас в данном случае?»— интересуется мягкий голос. Слышен глухой звук соприкосновения телефона и поверхности стола. Похоже, его владелец и включил запись.

«Анализа ситуации. Экспертной оценки. Желательно, прогноза… В конце концов они ваше детище»,— отвечает незнакомый бас.

«Только один»,— замечает Валерий Семёнович.

«А как же эта ваша… Дракониха? Кали или как её там?…»

«Змеибаба? Агния звать»,— с узнаваемо шутливой интонацией вклинивается Кирюша-вертолётчик.

«Да хоть Ангелина… Она же тоже к этим феноменам относится…»

«Технически да…— растерянно соглашается Валерий Семёнович.— Но мы можем отвечать только за начальное поколение метаморфов. То есть за одного. Первого».

«Уже и название новое выдумали…»— презрительно шикает бас.

«Ну, раз их теперь двое… Их нужно как-то обобщать».

«Валерий Семёнович совершенно прав,— уточняет мягкий голос.— Не только технически, но и юридически Холдинг отвечает только за Феномена. Вторая особь появилась, так сказать, независимо от нас… Естественным путём…»

«Её Агния зовут…»— опять подсказывает Кирилл.

«Это пожалуйста…— бас заметно раздражается.— Только из-за неё у нас появились первые жертвы среди гражданских. Погиб мальчик…»

«Мы даже не знаем точно, мальчик это был или девочка»,— вздыхает Валерий Семёнович

«В смысле⁈»

«Генетический материал настолько фрагментарен, что не позволяет гарантированно определить пол пострадавшего».

«Мальчик. Мальчик,— снова со знанием дела уточняет Кирюша.— Они сами мне сказали».

«То, что они вам говорят — это одно… А что случилось на самом деле — другое!— бас тяжело выдыхает.— Что там с вашими экспертизами?»

Слышится шелест листов бумаги. Судя по голосу, Валерий Семёнович заметно нервничает.

«Образцы исследованной ткани содержат тот же синтетический вирусный агент, что и состав, оставшийся на металлической капсуле. Дешифровка его генома пока ещё в процессе…»

«Этот вирус мог на них как-то повлиять? Вызвать мутации?»

«У нас пока нет ответа…»

«А у кого он должен быть, вашу мать⁈»

«Да вы поймите!— вспыхивает доктор.— Это же не корректируемый боеприпас и не ядерная бомба, которую вы можете провести через военную приёмку… Это живые существа… Люди… Пока что… Да… Вирус определённо вызвал локальные изменения… Нарушил процессы деления части клеток… Вполне вероятно, что они могли попасть в ребёнка и привести к смерти… Но раз оба метаморфа живы, значит, организм справился и дальнейшего заражения не произошло».

«Они-то справились… А мы с ними?»

«О чём вы?»

«Может, они теперь себя не контролируют, и им уже всё равно кого жрать! Представляете, что будет, если этот случай вылезет? Как противник будет нас информационно шатать?»

«Так… Давайте успокоимся!— мягкий голос делается решительным.— Кирилл, что у нас в плане информационной безопасности?»

«Я всё убрал. Ещё до приезда медиков из следственного…»

«Вот и хорошо. Значит, что мы имеем в сухом остатке. Нашему проекту ничего не угрожает. К сожалению, имел место единичный факт гибели гражданского лица. Но он произошёл исключительно вследствие враждебных действий противника. Верно я говорю? Подходящая формулировка?»

«Подходящая…»— мрачно соглашается бас.

'И опять же… Это только на случай, если что-то всплывёт,— мужчина делает выжидательную паузу, оценивая реакцию. Молчание подтверждает, что все удовлетворены. Он продолжает более расслабленно.

«Но, Валерий Семёнович, я в присутствии всех попрошу вас всё-таки сконцентрироваться на анализе вирусного агента… Нам нужно понимать, насколько продвинутой биотехнологией располагают наши визави. Откуда они её взяли? Какой возможен потенциал дальнейшего развития? Какие риски для наших подопечных?»

«Нам в первую очередь нужно понимать, насколько они теперь управляемы…»— снова озвучивает свои опасения бас.

«Что вы хотите знать? На сколько он патриот?— мягкий голос звучит язвительно.— Уверяю, побольше некоторых господ в вашем генштабе».

«Не забывайтесь! Холдинг… И вы… Просто делаете деньги на этой войне!»

«А вы разве нет?»

Бас замолкает. Выждав, Валерий Семёнович, начинает говорить.

«Оба вопроса связаны… Чем больше негативных факторов переносят метаморфы, тем более приспособленными становятся. Они способны к осознанному генетическому творчеству. При своей полной биологичности, они свободны от ограничений, свойственных всем существам до них. Метаморф — это и особь, и популяция, организм и колония, человеческий разум и роевой интеллект… С каждым циклом деления клеток они становятся всё ближе к полному эволюционному превосходству, но всё дальше от человека. И это неизбежно выведет их из-под чьего-либо контроля».

«И вы говорите нам это только сейчас? Когда их уже двое⁈»

«Я это говорил всегда… Вы не слушали. А захотели выпустить эту бомбу. Так что, отвечая… Как мы им управляем? Никак. Просто он, как бы это ни было вам удивительно, оказался хорошим человеком. И поэтому всем нам повезло».

На этом запись обрывается. Но я сейчас, конечно, не могу услышать её. Она попадёт ко мне несколько позже…

* * *

Сейчас я лежу на дне какого-то оврага, вжимаясь спиной в холодный мох. Агния вытянулась рядом. Притулившись ко мне плечом, сосредоточенно скроллит пальцем карту на экране смартфона. Метрах в ста впереди за деревьями находится дорога. Она идёт вдоль леса, а потом заворачивает через поле в город. Движения по ней нет. Один из участков держит под огневым контролем наша арта. В соседних сёлах идут позиционные бои. Регулярная армия и бывшие солдаты народного ополчения медленно выдавливают вояк хунты. Загоняют внутрь котла, неторопливо прикрывая крышечку. Здесь пока тихо. Хотя с полчаса назад проехал какой-то очумевший «Хамви», так что высовываться раньше времени нецелесообразно.

Скоро закат и к ночи нам нужно окончательно определиться с маршрутами подхода к точке. Потом ситуация может развиваться слишком стремительно. А ошибок больше быть не должно.

«Вот, смотри…— шепчет Агния мне на ухо.— Тут частный сектор. Вот дом нашей информаторши. А вот склады, куда по её инфе подогнали наш грузовичок. Мирняк с земли согнали, думаю, не ради безопасности, а чтобы наоборот привлечь внимание. Даже патрули вряд ли палят весь периметр. Если пройти со стороны фруктового сада, то проскочим незаметно. И используем хату, как временный наблюдательный пункт…— Она замолкает. Смотрит на меня, уловив что-то во взгляде.— Шо? Глядишь так…»

«Впечатлён. Продолжай».

«Я учусь, босс…— улыбается Агния.— Так вот… Они знают, что среди местных полно ждунов, которые сольют геолокацию склада. Ну, я бы на их месте слила точно… Когда туда прилетит очередной „Искандер“ — вопрос времени. И думаю, эту бочку с дерьмом они поставили специально посреди боеприпасов, чтобы потом выдать подрыв за удар ТЯО. Но… Мы-то знаем, что они так думают… А они не знают, что мы знаем, так что…»

«Как ты себя чувствуешь?»— перебиваю я.

«Я? А шо? Вроде ничо так… Гля, и зажило всё. Как на собаке…»

Ризома действительно отменно подлатала девчонку. Даже не заметно, где Кирюша-мясник чекрыжил её своим скальпелем. И опухоль эта, или что там было, совсем исчезла.

«Да. Хорошо».

«Боишься, что я опять накосячу?»

«Нет… Я просто».

«Нет, ты посмотри… Зацени!»

Агния задирает рукав куртки. Вдоль тонкой бледной руки, едва отличимая от обычной венки, тянется чёрная нитка. У самого запястья под кожей надувается маленький темный пузырёк. Лопается. И из него появляется небольшой паучок с короткими тонкими лапами. Чуть помедлив, он устремляется вдоль руки, добегает до локтевого сгиба и, ловко забравшись под кожу, снова прячется внутри.

«Прикольно, да? Клёвые павучки?»— улыбается девчонка.

«Создаёшь отдельные биоформы. Интересно. Но это не фокус. Прокладывается феромоновый след. И они бегут, куда надо».

«Говорю же. Я контролирую своё тело».

«Ладно,— соглашаюсь я.— Выдвигаемся через три часа. А сейчас можем отдохнуть. Только отдохнуть, а не в экран пыриться…»

Агния с недовольным видом всё-таки послушно прячет смартфон во внутренний карман. Понимает, что в темноте он только демаскирует нашу позицию. Какое-то время мы оба сидим молча. Вслушиваемся в шорохи холодеющего леса. Девчонка скрипит курткой. Кутает свою змеиную кожу в искусственную. Прижимается к плечу плотнее.

«Поцелуй меня»,— вдруг говорит она.

«Зачем?»

«Ну… Не знаю…— теряется девчонка.— А ты не хотел бы? В смысле… Никогда не задумывался, что между нами может быть близость? Или типа того…»

«В тебе половина моего генома. Мои клетки пронизывали всё твоё тело, пока я собирал тебя из кусков…»

«Ну, я же не об этом… А об обычном человеческом желании…»

«А для этого у тебя нет нужных органов,— замечаю я.— Всё человеческое, что ты ещё чувствуешь, осталось только в мозге. Это как фантомные боли…».

Кажется, последнее уточнение было лишним, потому что голос Агнии начинает заметно дрожать. Явный признак меняющегося эмоционального фона.

«Хочешь, я создам нужные органы?»— спрашивает она уже с каким-то вызовом.

«Зачем?— повторяю я вопрос, чтобы сразу же ответить.— Что ты себе вообразила? Любовь? Счастливая семья? Может, ребёнок? Снова забыла, кто ты теперь? Тогда пересмотри свои любимые ролики. Ты оружие. Хищник, который должен потреблять других хищников. Последнее звено пищевой цепочки. Консумент высшего порядка. И чем раньше ты избавишься от иллюзий, тем больше у тебя шансов выжить! Вот и всё!»

Ризома внутри радостно клокочет. От моего несдержанного раздражения она получила свою небольшую порцию адреналина. Сейчас бы продолжить и порвать кого-нибудь на части. Но нет… Я замолкаю и успокаиваюсь. Тишину нарушают лишь крики ночных птиц.

«Нет. Я — это я,— твёрдо отвечает девчонка.— А ты… Знаешь… Они все верно говорят… Ты и правда чудовище».


* * *

В город мы входим строго по плану. В старых фруктовых садах и правда было совершенно безлюдно. Когда-то ровные яблоневые аллеи теперь хаотично зарастали молодыми сосенками. Тонкие иссохшиеся ветви больных деревьев причудливо изгибались на фоне ночного неба и сами напоминали чёрные жгутики чьей-то расползающейся ввысь ризомы. Внезапно чудится даже, что я больше не в пригороде очередного малозначимого населённого пункта. Не на спорной окраине бывшего союзного государства. А где-то в ином месте. И когда-то в ином — грядущем времени. И всё кругом — вся эта выжженная, взорванная и удобренная войной земля — усажена такими вот странными голыми яблонями. Куда ни глянь. До самого горизонта. Но они не оплакивают павших, как печально согнувшиеся ивы. Не шелестят листвой, как берёзы. Не разбрасывают пух, как самодовольные пирамидальные тополя. Они скребут небо своими чёрными скрюченными пальцами. И недвижимо ждут, когда кто-то попадётся к ним в смертельные объятия. Ждут пищи. И каждая веточка, каждый корень, каждый ствол дерева — это я.

Но, к счастью, я пока что здесь. Справа раздаётся хруст. Щупальца Агнии протаскивают по земле какого-то Тараса, неудачно решившего отлить в кустах. Ризома уже залепила ему всё лицо чёрной кляксой, проникла в горло и выедает изнутри. Но солдатик, спутанный по рукам и ногам, ещё пытается сопротивляться. Как какой-то гигантский таракан, попавший в сети паука. Щупальца на его теле набирают биомассы, сжимаются, ломают человечка как сухую ветку, затягивают под дёрн. Так его кости и будут лежать. Тут под яблонькой.

«Больше никого нет…— сообщает девчонка.— Дальше какие-то завалы у старых коровников и потом огородами можно прямиком к нашей дачке пройти».

Я киваю. Стараясь избегать открытых мест, мы просачиваемся вдоль длинной кирпичной стены. Здания бывшего животноводческого комплекса, закопчённые и давно потерявшие крыши после чьих-то прилётов.

Под ногами, среди битого кирпича, вдруг виднеется что-то круглое. Я приседаю рядом, чтобы рассмотреть получше. Поворачиваю рукой круглую гипсовую голову.

«Ленин… Из центра села, походу, притащили… А вот и остальное от него,— показывает Агния на расколотый торс, приваленный к стене.— Вот шо они, майданутые, везде его ломают? Мешает? Тупизна же…»

На гипсовом туловище и кирпичной стене вокруг дырки от пуль.

«Они его тут расстреливали. И, думаю, не его одного… Пойдём».

На точке мы оказываемся без инцидентов. Дверь не заперта, подпёрта внизу кирпичом. Всё, как и писала информаторша. Растяжек нет. Да и в целом помещение кажется нетронутым. Похоже, славные «захистники» на этот раз постеснялись ураганить жилище своего податного населения.

Маленькая дачка, а скорее избушка. Судя по убранству, досталась от бабушки. В комнате диванчик советской поры, старый «панасоник» с пузатым экраном. В углу под потолком икона, покрытая рушником с южнорусской вышивкой. Православненько.

'А вот это совсем не православненько,— вторя моим мыслям, шутливо отмечает Агния. Показывает мне какие-то диаграммы, распечатанные на листах А4, которые только что извлекла из тумбы под телеком.

«Снова копаешься в чужих вещах?»

«Осмотр помещения… Сам же сказал».

«Осмотр, а не обыск. Личных вещей это не касается. Лучше бы кофе на кухне посмотрела…»

«А кофе касается, да?— смеётся Агния,— знаешь, что это такое?»

«Что?»

«Натальные карты. А там вон ещё колода Таро лежит…»

«Бабка, небось, развлекалась…»

«Не-е… Скорее девка наша. Это модно сейчас. Даже на телефоне приложухи есть специальные».

«Даже не сомневаюсь…»

«Да и карты в стиле анимэ,— продолжает рассуждать Агния, показывая мне цветастую картинку.— Можем погадать».

«Я гляжу ты разбираешься… В ерунде всякой. Ладно, развлекайся…»

Пока девчонка хозяйничает в полумраке, я осторожно проверяю окна. Никаких внезапных снайперов нам больше не нужно. Стёкла целы, но заботливо проклеены скотчем. Новые хозяева явно побеспокоились о сохранности. За окном сельская улица. Одинокий фонарь где-то вдалеке. Напротив ещё одна линия таких же домиков. Какая-то постройка, кажется. Бывшее сельпо. Дверь и окна забиты досками. А дальше — наша цель — старое АТП. Бетонные и кирпичные здания. Самое высокое — этажей в пять. Хорошая высота, чтобы держать округу под прицелом. Вокруг железобетонный забор, ощетинившийся верх арматурой. Внутри гаражи. Вот там-то боевики хунты и обустроили себе склад и рембазу. И грузовичок с радиоактивной начинкой, ясное дело, туда загнали. Интересно, собственным служивым сообщили, что привезли? Или в очередной раз подставят в тёмную? Да, скорее всего. Зачем им знать? Всё равно всех в расход. А вот нам надо знать диспозицию точно.

Я сажусь на диванчик, раскидывая руки в стороны на вытертой прямоугольной спинке. Ниточки ризомы начинают вытягиваться из меня, спускаться по обивке, струиться на пол. Расползаются по нему, заковыристой грибницей, пробираются сквозь щели в досках на улицу, сплетаются в плотные жгутики. Вкручиваясь в грунт, устремляются в сторону АТП. Часа через два они будут там. А пока можно отдохнуть. Я, наконец-то, снова прикрываю глаза…


* * *

Не помню момент, когда мне удавалось просто лечь и заснуть. Это всегда какое-то полузабытьё. Наполненное воспоминаниями. Серия сменяющихся кадров из прошлого. Вот я сижу в столовой закрытого спецсанатория для онкобольных и вижу, как из пальцев тянется непонятная чёрная субстанция, обволакивая и поглощая сосиску на тарелке. Вот снова столовка. Но уже другая — солдатская. Рядом стучат ложками в глубоких металлических тарелках такие же, как я, новобранцы. У всех разложена солдатская каша с мясом. Я смотрю на этот серо-коричневый горячий ком и вдруг опускаю в него руку. Все с удивлением смотрят, как чёрные щупальца вытягивают всё содержимое. Кожей я ощущаю десятки удивлённых взглядов. Они смотрят на меня? На опустевшую миску? Или просто вдруг осознали, что в следующий раз я могу так же опустить руку на чью-нибудь коротко стриженную голову. Командир гаркает на новобранцев. А кадр снова меняется… Снова какие-то грузовики. Бескрайние поля. Вертолёт в небе. Я щурю глаза от солнца. Где-то вдалеке болтливая Агния раскладывает пасьянс на круглом столике, покрытом кружевной скатертью и рассказывает мне о короле кубков. Почему-то он представляется мне в виде поседевшего Валерия Семёновича. В белом халате нараспашку, широко шагая, он идёт ко мне через поле с большой ретортой в руках. В шарообразной склянке плещется что-то чёрное. Я пытаюсь сказать ему что-то, добрый доктор улыбается. «Смерть — это последнее, чего нужно бояться». И начинает выливать содержимое посудины через вытянутый носик прямо на землю.

Чёрная жижа внутри не заканчивается, а только расползается и расползается вокруг. Покрывает поле, грузовики, бритые затылки новобранцев. Только пустая кем-то брошенная солдатская миска плавает в ней, как лодочка. Я смотрю на свои руки — да я и сам уже весь состою из этой чёрной жижи. Валерий Семёнович продолжает улыбаться, протягивает мне опустевшую колбу… Внутри пульсирует что-то маленькое, но живое. Гомункул. Или просто человеческий зародыш…

* * *

«Какой страшный…»— слышу я молодой женский голос и открываю глаза. Прямо передо мной в полумраке стоит несколько мешковатая женская фигура в чёрном худи и широких штанах цвета хаки. С ней трудно не согласиться. Сейчас, я больше напоминаю гигантскую кляксу, тонкими брызгами раскинувшуюся по всей комнате.

«Ты что тут делаешь, брюхатая? С ума сошла? Ты одна?»— возмущается Агния, узнавшая свою информаторшу.

«Не было вариантов. Переставили ваш грузовик. Загнали к старой шахте. В угольный склад. А мобилы вчера патруль у всех изъял. Готовят что-то…»

Девушка говорит отрывисто, но твёрдо. Уверена в себе. Агния с тревогой смотрит на меня. В глазах читается вопрос: «не подстава ли?». Но разросшаяся грибница уже знает ответ.

«Вокруг никого. Хвоста не привела».

«Но почему туда?— удивляется моя напарница.— На что расчёт? ВКСники, скорее, жахнут по АТП с техникой и БК, чем по складу. Мы что-то не понимаем…»

«Это если они хотели ждать ракетного удара…— рассуждаю я вслух.— А они ждут другого. Подхода наших войск. Котёл скоро захлопнется. Городок в инфополе давно распиарен как очередная неприступная „фортеця“. Сдача неизбежна. Что если вместо эвакуации мирняка и отвода войск, решили всеми пожертвовать? Подрыв складов. И угольная пыль увеличит радиационное заражение кратно. Накроет и город, и подходящие к нему части… А мировая пресса бахнет заголовками вроде „Не сумев справиться с храбрыми защитниками города, подлый агрессор применил ядерное оружие“»

«Вот бл*ди… Ступудова!— шипит Агния.— Валить их всех надо, свинорылов…»

«Есть и нормальные мужики. Которым воевать не нужно. Просто выхода нет»,— осторожно возражает наша информаторша.

«Ш-ш-то? Все они сначала по детям стреляют с миномёта или в каратели записываются, чтобы мирняк кошмарить, а потом, как за яйца возьмут, так все сплошь повара да водители! Знаю я!»

«Я за всех не скажу, а про своего знаю…— девушка, не боясь, смотрит прямо в глаза возвышающемуся на ней змееподобному чудищу.— Никого он не хотел убивать! И карателем не был. Ясно? Его два месяца назад на улице в бусик запихнули, а через две недели кинули на передок. А потом всё… Без вести пропал. Лишь бы гробовые не выплачивать. А мне не нужны деньги эти. Мне бы хоть схоронить по-человечески… Да нечего».

Агния не находится, что ответить. Недовольно фыркает.

«Я всё же ещё раз задний двор проверю…»

Уползает, поскрипывая половицами.

«Вот и поговорили…»

«Не обижайся. Просто она с Востока. У неё тоже личное. Брата убили».

«Ясно… — хозяйка помещения придерживается одной рукой за стул, а другой за живот, прикидывая, присесть ли.— Ладно, пойду я… Патрулей пока нет».

«Здесь отсидеться будет безопаснее, чем в городе».

«Почему? Ваши так скоро войдут?»

«Нет. Потому что уже вошли мы. Начнётся жатва…»

Информаторша долго смотрит на меня, и почему-то её глаза всё явственнее наполняются страхом. Наконец, я соображаю, что давно отвечаю ей не открывая рта. Этим своим глухим брюшным голосом. И я ли? Или нечто внутри меня?

«Вы так это называете?»

«Мы просто едим…»

«Да уж… Знали бы наши идиоты, что так оно будет, сдали бы уже и правда столицу за три дня… Ради чего оно всё надо было?»

Я молчу. Мне нечего посоветовать этим людям, которые вольно или невольно просто превратились в заложников. А если бы не мои идеалистические принципы, то и вовсе стали бы дополнительной порцией обеда для ризомы.

«У меня же отец в квартире… Не ходячий почти. Как мать схоронила, он на мне. Как я его брошу там?»— поясняет девушка.

«Тогда иди. Все делают, что должны. Просто постарайся выжить».

«Мне есть ради кого».

Она идёт к выходу, но у самой двери снова оборачивается. Молчит. Смотрит. Будто прощается, понимая, что это в последний раз. Скорее всего, так. А потом тихо скрывается в уличной темноте.

По скрипу досок на крыльце я понимаю, что в дом возвращается Агния.

«Утопала каракатица»,— бросает в адрес ушедшей девушки.

«Землячка твоя вообще-то…»

«Да какая она мне?…»

Я мысленно соглашаюсь. В общем-то, да. Это справедливо и закономерно. Даже сейчас, к казалось бы, ситуационному союзнику. В гражданских войнах, как и полагается, клубок взаимных различий, претензий и обид перевешивает любое родство. Не то, что землячество. Осуждать бесполезно. Только понять и простить. Или убить и съесть.

Агния подползает к столику, где раскладывала пасьянс, неспешно переворачивает карты длинными пальцами.

«Мир…— прочитывает название картинки.— Уже думал, чем займёшься после войны?»

«А разве она скоро закончится?»

«Ну, когда-нибудь…»

«Не знаю. Но на твоём месте я бы не особенно этого ждал».

«Почему?»

«Чтобы есть, придётся работать».

«Это можно… Доучиться только надо. Я же на маркетолога училась. Брэндинг. SMM. Работа с соцсетями, в общем…»

«Это заметно».

«А может гаданиями займусь. С моей-то внешностью прямая дорога в цирк или на „Битву экстрасенсов“. Или поставлю приложуху на телефон и буду тёлочкам клепать наталки на совместимость. Асцедент, десцедент, ретроградный Меркурий, вся х*йня… По десять баксов за прогноз. — Агния переворачивает следующую карту и, улыбнувшись, показывает мне.— Гля! „Верховная жрица“. Это судьба!»

«У нас тут свои инциденты… Нам бы с ними разобраться».

«Насмехаешься? А это, между прочим, тоже наука. Прогностическая система, которой тыща с х*ем лет! Так что обращайся».

«За десять баксов?»

«Тебе бесплатно!»

«Ну, значит, обязательно… Но потом».

Ризома тем временем уже пронизала собой почву в двух сантиметрах под поверхностью. Незаметно просочилась на территорию угольных складов и нашла нашу цель. Поэтому я слушаю напарницу вполуха, хотя та никак не может остановиться…

«Вот ты не задумываешься о будущем, а карты тебе всё скажут. Что там и как будет, когда всё закончится…»

«Вот и давай всё заканчивать. Иди сюда. Сейчас пригодится твоя биомасса».

«Нашёлся грузовичок?»

«Да. Не соврала землячка. На складах. И обложен всем крайне обстоятельно. Пластид. Фугасы. Монки. Бочки с ГСМ. Жахнет, подлетит и гореть будет так, что радиоактивным пеплом не одно село накроет…»

«Подвинься…— Агния плюхается на диван рядом.— Диванные войска к бою готовы».

Сарказм девчонки не очень уместен. Разросшаяся грибница сигнализирует, что заняла все ключевые точки города. Сейчас мы и правда можем воевать, не вставая с места.

«Я для тебя оставил биомаркер. Попробуешь свою новую тактику. Сам перекрою подходы и пойду изнутри наружу. А ты, соответственно, снаружи вовнутрь. На мне контроль. На тебе зачистка. Встретимся у машины. Ты всё поняла?».

Вместо ответа девчонка вдруг обхватывает моё лицо руками и припадает своими губами к моим. Я ощущаю шершавый раздвоенный язык внутри рта. Несколько дольше, чем требуется для взятия ДНК-пробы.

«И ты вовсе не страшный…»— шепчет она, но слышу я это уже откуда-то со стороны. Моё тело окончательно распадается на чёрные нити. Просачивается сквозь щели в полу и стенах. Утекают, унося с собой фрагменты распределённого сознания.

Оно всё ещё моё. Это всё ещё я. Только как бы со стороны. Вне себя, но внутри чего-то большего. Кажется, подобное описывалось у Станислава Грофа. Трансперсональное состояние. Выход за границы своего личного бытия и единение с другим — внешним бытиём. Следующими и предыдущими поколениями. С другими существами. С живой и неживой природой. С прошлым. Будущим… Такое испытывают психически больные. Наркоманы. Пациенты на холотропных практиках и сеансах ЛСД-психотерапии. Умирающие старики. Дети при температуре 39…

Больше нет переживаний и сожалений. Нет никаких официальных границ и «красных линий». Теперь красные линии провожу я…

* * *

Агния трансформируется медленнее. Длинный хвост не спеша втягивается внутрь. Подчиняясь замыслу, ризома постепенно перерабатывает плоть на новые формы. Скелет, ставший ненужным, размягчается. Голова на ослабшей шее втягивается внутрь вместе с копной чёрных волос. То же происходит с руками, больше напоминающими теперь омертвевшие щупальца. Тем временем остальное туловище неуклонно растёт, наполняясь биомассой и принимая шарообразную форму. Ослабшая грудная клетка лопается под возрастающим внутренним давлением, более не сдерживая разрастание тканей. Чудовище, прежде напоминавшее человека хотя бы наполовину, теперь походит на огромного бесформенного слизня. На исполинскую чёрную личинку, заполняющую собой всё пространство небольшого дачного домика. Вся она дрожит и пульсирует. Внешние покровы, кажется, скрипят от натяжения, а внутри зреет и шевелится что-то иное. Тоже живое, но не менее омерзительное. Оно пожирает личинку изнутри, набирает силу и, наконец, вырывается наружу. По гладкой раздувшейся поверхности с влажным треском расходится разрыв, из которого лезет какая-то вспененная чёрная жижа, похожая на икру. Мокрые шарики грудой расползаются по полу. Выпускают колючки и тонкие лапки. Превращаясь в странных пауков, разбегаются в стороны. Вот и вторая часть армии. Операция началась.

В предрассветных сумерках на стороне угольного склада раздаётся глухой звук. Караульный снаружи не обращает на это внимания. Тем временем, его сослуживец внутри уже валяется и корчится в пыли. Пока ризома прорастает сквозь трепыхающееся человеческое тело, обволакивает его, всасывает питательные вещества, перерабатывает в саму себя, большая её часть незаметно дышит под землёй, контролирует каждый шаг, готовясь наброситься на следующую порцию пищи. Как они планируют привести в действие свою адскую машину? Кто поднимет тревогу? Кто примет решение? Кто нажмёт на детонатор? Убить их первым. Вот единственно правильный ответ. Всех.

Солдат, топчущийся у ворот, заходит на клочок подсохшей зелени. Из неё моментально выскакивает тонкая чёрная нитка, забирается в ботинок, прокалывает кожу, впрыскивает в кровоток нейротоксин вперемешку с пищеварительными ферментами. Сейчас каждая травинка в этом городе против них. Следующий. Ещё. И ещё один. Тела шлёпаются на землю одно за другим, расширяя безопасный радиус. Но этого недостаточно. Важно, чтобы не успело подойти подкрепление, пока я разбираюсь со взрывчаткой.

Где-то в двухстах метрах под очередным военным ботиком лопается еле заметный грибок. Такие сейчас выползли на поверхность повсеместно. В каждой контрольной точке, образовав систему биологической сигнализации. Из сплюснувшейся шляпки в воздух поднимается неуловимое облачко спор и феромонов. Вояка оборачивается. Он что-то услышал. Это шаги, хотя совсем не похоже на них. Нарастающий шелестящий шум от сотен маленьких ножек.

Волна маленьких пауков набрасывается на ошарашенного бойца, валит с ног, облепляет со всех сторон, забивает рот, не давая даже пикнуть и параллельно объедая изнутри и снаружи. Маленькие создания, только при первом взгляде напоминающие пауков, устроены куда проще, но гениальнее. Звёздчатая симметрия тела позволяет видеть на 360 градусов и мгновенно менять направление. Круглый рот, находящийся в пересечении восьми ног под самым центром брюха безостановочно поглощает всё, что может. И как только наступает критический момент через тельце по любой из восьми осей симметрии проходит перетяжка. Митоз, запустившийся внутри нескольких центральных клеток, захватывает собой весь организм, удваивая клетки, ткани, органы… Один паучок на глазах превращается в двух. Два — в четырёх. Четыре — в восемь. Захватывающее зрелище и упражнение в математике. Если забыть, что оно окончится для неудачливого наблюдателя смертью.

Поглотив человеческую плоть и увеличив численность, многоногая армия так же стремительно рассредоточивается по земле в поисках новой цели. Дольше всего смертоносные твари хозяйничают в школьном спортзале, где противник обустроил импровизированные казармы. Двери и окна постепенно затягиваются чёрной паутиной. Весь фасад вскоре становится похож на гигантский кокон. Тех, кто успел из него вырваться, настигают щупальца, лезущие уже буквально отовсюду.

Биомасса бурлит. Закрывает собой весь город. Порождает всё более крупные и впечатляющие смертоносные биоформы. «Цветы зла», «гроздья гнева», «колья Дракулы», «елдак Сатоны» — Агния придумала массу разных затейливых названий. Не менее затейливых, чем то, что все они творят с человеком.

В небе появляется дрон Холдинга. Спешит запечатлеть картины эпического побоища. «Теперь в формате 360 и разрешении 8К. Полное погружение!»— как гласит рекламный баннер на платформе видеохостинга. Не рановато ли? Надеюсь, республиканские войска не сунутся сюда раньше времени. Работа ещё не закончена.

Я восстаю на том месте, где был переварен первый караульный. Интегрирую в себя его кости, чтобы ускорить процесс. К этому времени ризома уже справилась с бочками горючего и взрывчаткой. Чёрными щупальцами растащила всё в разные стороны. Подальше от проклятого грузовика. Я несколько раз сжимаю кисть, расправляя человеческие пальцы. Смотрю на часы, доставшиеся от убитого вояки. Теперь они на моей руке. Как и его окровавленная форма — на мне. Срываю с плеча вражеский шеврон. Теперь порядок. Снова смотрю на часы. Почему-то время откладывается в моём сознании всегда только со второго раза. К этому моменту Агния уже должна была зачистить радиус и тоже подтянуть свою биомассу к центру. Опаздывает… И это плохо. Не на свидании же! Возможно, что-то пошло не по плану. Неужели опять снайперы с вирусным оружием? И почему я снова волнуюсь за неё? Пора бы перестать.

Впрочем, мои опасения развеиваются, когда бесформенная масса через центральные ворота вползает на территорию склада. Из глубины растекающейся чёрной жижи на поверхность поднимается оскалившийся белесый череп. Нити ризомы торопливо набрасывают на него шмотки новой человеческой ткани. В глазницах раздуваются зелёные человеческие глаза. Их быстро прикрывают полоски век. Лоб, скулы и носовой хрящ покрываются кожей. Рот обрамляется парой чуть пухловатых губ. Они вздрагивают. Продолжая вытягивать шею, Агния открывает глаза. Игриво улыбается.

«Добрый ранок, пане командир!»

Девушка расправляет плечи и глубоко вздыхает человеческими лёгкими. С таким объёмом контролируемой биомассы она демонстрирует поистине феноменальную скорость регенерации.

«Зачистку закончила?»

«Отож… Город наш».

Уже не особенно торопясь, мы пешком направляемся к центру. Сейчас на улицах как никогда тихо. Только отдельные биоформы ризомы продолжают поглощать недоеденные тела, чтобы после тут же распасться, превратиться в тонкие чёрные ручейки, образовать потоки побольше, слиться воедино, чтобы принести нам новые запасы энергии.

«Выбилась из графика… Были проблемы?»

«Та не… Просто Ленина поставила».

«Чего?»

«На место вернула,— поясняет Агния, но я уже и сам вижу, что на постаменте перед городской администрацией стоит знакомый Ильич, собранный из кусков.— Ну, порядок шоб был… Я же всё-таки женщина. Вот. Навела… Мы ведь за порядок в целом?»

«Мы за порядок,— подтверждаю я, продолжая рассматривать монумент, но меня прерывает пальба, доносящаяся откуда-то со стороны пятиэтажек.— А вот это уже не порядок!»


* * *

Как всё компактно в этих маленьких ПГТ. Тем обиднее, что мы кого-то упустили. Рассуждаю я, бегом преодолевая расстояние от центра до небольшого спального района. Наивно было полагать, что «воины добра» в самый последний момент не прикроются мирняком. Начать зачистку с жилого сектора? Рискованно. И потеря времени. Предотвратить детонацию было первичной целью. А теперь фашиствующие недобитки точно заняли верхние этажи. Придётся дочищать их по старой схеме. Громко зайти. Эффектно выйти. Сверху раздаются первые автоматные выстрелы. А я ощущаю, как внутри активизируется ризома. Торопится вновь лишить человеческого облика. Эх… Не люблю выходить из себя.

Возле подъезда старого советского дворика несколько окровавленных тел. Мне некогда их рассматривать. Кажется, какие-то бабки. Но глаз всё равно цепляется за мужичка в вытянутых трениках, привалившегося у стенки. Рядом пустое ведро. Наверное, вышел выбросить мусор и остановился покурить. Курение убивает. В кого его записали? В ждуны? В представителей враждебного русского мира? В пособников оккупанта? Уже не важно. Выстрел поставил точку. Как в плохом водевиле. Ну, что ж… Жизнь — это кабарэ, друг мой. Добро пожаловать в кабарэ.

Трансформация начинается, едва я успеваю заскочить в подъезд. Щупальца, вырвавшись из шеи, рук и живота, оставляют человеческую часть и устремляются наверх прямиком по перилам. Используя переизбыток запасённой в клетках энергии, ризома разрастается взрывным образом. Стучится в каждую дверь. Проникает в каждое отверстие. Обшаривает каждый закоулок. Меньше чем за минуту достигает пятого этажа. Под огневые точки заняты квартиры с окнами на разные стороны дома. Очевидно, бойцы решили держать круговую оборону. Даже притащили с собой ПТУР. Идиоты… До подхода танков вы не доживёте.

Скручивающиеся винтом отростки, влетают в помещение. Вкручиваются кому-то прямо в пузо. Выворачивая наружу внутренние органы, разрывают тело на части. В отличие от своей напарницы, я не люблю постановочности. Действую по ситуации. Вот этому — с автоматом — можно оторвать руки, ноги оставить… Доедим потом. Его приятель, кажется, молодой и потому особо чувствительный, в панике сигает в окно. С прицелом на припаркованную машину, но неудачно. Грохается на тротуар. Всмятку. В квартире напротив ризома уже разбирает на части других его «побратымов». Найдётся ли теперь какой-нибудь герой с гранатой? Ну же! Нет? Ну ладно… С последнего забившегося в угол противника, щупальца срывают шлем вместе с лицом. Представление окончено.

Ещё привязанный сотнями отростков к беснующейся биомассе, я медленно выхожу из подъезда. Встречаю там неторопливую Агнию. Снова опоздала. Не мудрено. Пока раскорячится… На своём одном.

Но по её выражению лица я сразу понимаю — что-то не так. Девушка кажется даже не растерянной, а ошеломлённой. Замерев, она, не мигая смотрит на сваленные возле лавки тела. Кого-то узнала? Я понимаю кого. Широкие штаны болотного цвета под милитари. Толстовка с капюшоном. При дневном освещении видно, что она не чёрная, а тёмно-зелёная. И волосы каштанового цвета в свежей крови. Пуля вошла в голову почти посередине лба. Тело сразу отбросило назад. И теперь побледневшее лицо смотрит в небо стекленеющими глазами.

Её расстреляли незадолго до нашего появления. Абсолютно бессмысленно. За какие-то часы до подхода войск и официального освобождения города. Те, кого я только что убил. Но и это уже ничего не исправит. Я опускаюсь рядом на корточки, осторожно прикрываю ей веки. Ниточки ризомы автоматически тянутся к входному отверстию. Пробуют кровь. Прячутся внутрь. Мёртвая плоть обычно интересует биомассу меньше свежей. А может даже она сегодня уже насытилась. Но вдруг я понимаю, что не так. Ощущаю спинным мозгом то, что только почувствовало нечто внутри меня, и резко оборачиваюсь на Агнию.

«Он ещё жив… Внутри».

«Это же…»— напарница испуганно лупает глазами.

«Попробуй».

«Нет… Не хочу. Будет, как в прошлый раз».

«Иначе не научишься. Пробуй!»

На лице девчонки ещё смесь испуга и сомнения, но отростки её ризомы уже устремляются к телу. Чудовище лишено человеческого разума, а значит и человеческой нерешительности. Оно просто выполняет задачи, которые ставят. Щупальца задирают мешковатую толстовку вверх, обнажая округлый живот, обхватывают. Интуитивно чувствуя положение живого существа внутри и определяя оптимальную линию сечения, начинают прожигать ферментами мёртвую плоть материи, погружаются в её тело. На каком она была месяце? Что-то около шестого? Таких недоношенных обычно не спасают. Не спасали. До нас не спасли. Но это и не кесарево… Я наблюдаю, как ризома разрывает и поглощает фрагменты плоти. Присоединяется к кровеносной системе. Опутывает собой что-то. Набирает массы. И, как большое чёрное яйцо, вынимает наружу плодный пузырь вместе с фрагментами прежней матки. Тащит к себе. В хитросплетении чёрных нитей погружает внутрь змеиного тела, сразу смыкая сверху роговые пластинки.

Я встречаюсь взглядом со всё ещё удивлёнными глазами Агнии.

«Это так странно… Он внутри. Но всё ещё живой. Я его чувствую…»

«А я чувствую, что нам пора уходить».

Со стороны леса уже слышна канонада. Штурмовые части на броне под прикрытием артиллерии прорвались к городу.

* * *

Кирилл деловито рулит трофейным «Хамви», со всех бортов расписанным нашими тактическими знаками. Приветственно гудит встречной колонне, пытается добродушно улыбаться удивлённым солдатикам, а потом просто делает морду кирпичом. Когда они зайдут в ПГТ, то увидят, что штурмовать и зачищать там уже нечего. Только озадаченные жители и обглоданные тела. «Первые на „Первом“… и других каналах страны»,— как шутит наш куратор.

И, тем не менее, с армейскими мы предпочитаем без нужды не пересекаться. На деятельность Холдинга слишком много разных точек зрения. Даже в самом Минобороны. Не говоря уж об окопных генералах. Ох уж эти извечные «разные башенки». Одна голова — хорошо, а две — бардак.

Кирилл пропускает поворот на грунтовку, по которой прошла броня, едет прямо — к взорванному мосту. Половина полотна ещё цела и бывший вертолётчик планирует перескочить по ней на противоположный берег. Это самый быстрый путь на подконтрольные территории. Там уже стоят наши. И по его словам «не простые, а золотые». Значит, есть договорённость.

Но у самого въёзда на мост Кирилл вдруг притормаживает. На бетонном ограждении сидит парень во вражеской форме. Завидев «Хамви», дёргается к нам. Кажется, уже не обращая внимания на нанесённые обозначения. Агния сзади шипит, готовая броситься и за минуту поглотить пищу. Я останавливаю девчонку, взяв за руку. Когда я в последний раз брал её за руку? Не важно… Безоружный. Впрочем, пленных мы тоже никогда не берём. Неловкую паузу разрешает находчивый Кирюша.

«Бандеровец?»

Вояка испуганно мотает головой.

«По-русски не розумиэшь? Тикай с городу! Тоби п*зда».

Кирилл начинает неторопливо, но уверенно преодолевать мост, оставляя позади недоумевающего вояку. Где-то с минуту тот смотрит на удаляющуюся машину, а потом, подняв руки вверх, идёт следом.

Часть эстакады на съезде рухнула вместе с половиной моста. Другая упирается в усиленный бетоном КПП. Сразу чувствуется — порядок. Уже и шлагбаум поставили. Чуть дальше несколько единиц брони. Напряжённые бойцы в полном обвесе. Знают, что за рекой идёт мясорубка и прилететь оттуда может, что угодно и в любой момент.

Вперед выходит серьёзный солдатик с азиатским прищуром. Кажется, бурят.

«Стоять. Проезда нет».

«Ты чего, земляк?— широко улыбается Кирилл.— Своих не признал?»

«Нет проезда».

«Ты не узнал нас что ли?»

«Всё я узнал. Приказ не пускать. Особенно этих двух».

Вертолётчик неловко оглядывается на нас, потом делает новую попытку. Переходит на разговор вполголоса.

«Мы от генерала В****го. У нас тут проход по договорённости».

«Проход по договорённости у тебя в жопе! Сняли этого генерала третьего дня…»

Солдатик решительно передёргивает затвор Калашникова. Он явно понимает, кто перед ним, но готов умереть на месте.

Сзади появляется парень с поднятыми руками. Останавливается, словно ожидая очереди, так и не опуская рук.

«А ты чего стоишь? Проходи давай!»— реагирует упёртый азиат. Солдатик послушно проходит за шлагбаум под хохот остальных бойцов.

«Значит нам нельзя, а ему можно⁈»— возмущается Кирилл.

«Ему можно. Приказ только вас касался. А этот вообще контуженый… Третий день тут по мосту болтается туда-сюда, как говно в проруби… Никак определиться не может. То задумает к своим идти, чтобы в предатели не записали. То сдаётся. И так по два раза на день. Его бы под арест взять…».

«Но приказа нет?»— иронизируя, перебивает Кирилл.

«На счёт вас есть зато»,— бурят снова демонстративно дёргает затвором.

«Хорошо… — сдаётся вертолётчик.— Мы поняли. Мы уходим».

Машина тоже сдаёт задом всё по той же необвалившейся полосе. Я смотрю на погрустневшую Агнию. Кажется, она тоже наконец начала понимать. Болтать с чудовищами в чатике — это совсем не то же самое, что терпеть их рядом в реальной жизни. Даже с людьми это работает не всегда. А мы уже не люди.


* * *

На обратной дороге мы сталкиваемся с очередной колонной. На этот раз в основном из грузовиков. Как обычно, улыбаемся и машем. Въезжаем в город, пристроившись в хвосте. Внутри уже заметны перемены. Пиксельных солдатиков больше нет, зато много зелёных человечков. Некоторые с красным скотчем на руке и под коленом — республиканские подразделения. В основном все из местных. Не самые вежливые, но зато самые весёлые. Для кого-то это реально возвращение на родную землю. Иногда буквально в свою квартиру. Сапёрные подразделения скрупулёзно проверяют здания на предмет минирования. Мирняк постепенно вылезает из укрытий. Скоро тут будет совсем многолюдно. Подвезут гуманитарку. Начнут латать жильё и дороги. Включат воду, свет, связь. Жизнь продолжится. Жизнь всегда продолжается…

Намётанным глазом Кирилл быстро находит своих. На парковке у горадминистрации два бронированных внедорожника с красными крестами и еле заметным «микроскопом» на стекле. Неподалёку рефрижераторная фура. Сотрудники с респираторами грузят внутрь тела в пакетах. Наше приближение тоже сразу замечают. К «Хамви» торопливой походкой приближается человек в штатском. Неизвестное мне имя, но до боли знакомый вкрадчивый голос.

«А я уже стал волноваться, куда вы пропали, ребятки…»

«Да болтаемся туда-сюда…»— мрачно отвечает Кирилл, потерявший запас жизнерадостности.

«Прошу простить за неудобства. Смежники подвели. У них там в Министерстве какие-то пертурбации… Ещё буквально часок потерпите, и мы вас отсюда забираем на вертушке».

Что-то коротко сказав сопровождению, человек в костюме пересаживается к нам. На лобовом стекле «Хамви» появляется приклеенный спецпропуск с гербами и печатями.

«Поехали».

«Куда?»

«Угольный склад… Знаешь где?»

«Опять⁈»

«Ну, что ты обижаешься?»

Агния подхихикивает сзади. Человек в костюме, усевшийся рядом с ней, кажется, не испытывает никакого дискомфорта. Чувствует себя в полной безопасности.

«Сдадим вашу работу. Отчитаемся и всё».

«И всё?»

«И всё».

Кто-то сказал, что боевые действия — это не работа слаженной машины, а чаще хаос и неразбериха. А ещё, что на войне моменты смертельного страха сменяются периодами смертельной скуки. Тоже не помню, кто сказал. Но сам начинаю испытывать это в полной мере.



Складская территория уже оцеплена. Внутри много машин. Копошащихся людей. Полно спецуры. В этой суете даже на таких, как мы не особо обращают внимание. Бочки и ящики со взрывчаткой уже вывезли, но грузовик там же, где и стоял. Низко над нами проходит вертолёт, снижается на пустырь неподалёку. Я замечаю, с какой завистью на винтокрылую машину смотрит Кирилл, пока та окончательно не скрывается за бетонным забором. Человек в костюме уже о чём-то активно дискутирует с грузным человеком при генеральских погонах и с басистым голосом.

«Просили город? Вот город. Просили грузовик? Вот грузовик. Забирайте!»

'Забрать? Куда⁈ Хотите, чтобы мы собственноручно повезли эту грязную бомбу?

«Есть другой вариант? Пока она тут стоит без движения в любой момент по ней жахнут из Хаймарса и дерьмо распылиться по округе!»

«Контейнер уже разгерметизирован. От кузова так фонит, что не подойти… У меня уже двое сапёров с ожогами! А бригады РХБЗ ещё в пути… Приедут — и будут решать. Смогут что-то быстро сделать на месте, или начнём эвакуировать людей… Больше я сейчас ничего не могу!»

'Я могу…— генерал оборачивается на мою фразу. Узнаёт. Вот в этом взгляде я чувствую страх.

«Вы всё ещё здесь⁈»

«Поеду им навстречу… Раз некому убрать это отсюда. Только распорядитесь открыть дорогу по всему маршруту. Чтобы не как в прошлый раз…»

Генерал кивает, отдаёт распоряжения. Я забираюсь в кабину грузовика. Раковые клетки не очень любят ионизирующее излучение. Ризома сразу начинается волноваться. Чувствует нехорошее. Похоже не она одна…

«Ты куда?— высовывается из окошка Агния,— я с тобой!»

«Тебе нельзя».

«Ты вернёшься?»

В самом этом вопросе уже звучит скрытое сомнение.

«Жди».

Человек в костюме активно подаёт знаки Кириллу. Пришло время в очередной раз поднимать в воздух съёмочного «серафима». Подписчики стриминговой платформы не должны остаться без такого сюжета.

Я трогаюсь с места. Опять выруливаю на шоссе. Дубль номер два. Камера! Мотор! Сзади и спереди пристраивается пара внедорожников с проблесковыми маячками. За окном мелькает полуразрушенный мост. Бетонное КПП. Бойцы на броне. Лицо серьёзного бурята. Понурый пленный солдатик, сидящий рядом на мешках с песком. Снова, как серия сменяющихся кадров…

До временного полигона ещё километров тридцать. Биомасса внутри неистовствует. Пытается переварить проникающую в тело радиацию. Как же жарит спину… Что-то течёт со лба. Пот? Кровь? Заливает глаза. Детали расплываются. В сплошной пелене сливаются машины сопровождения, перелески, облака, перелески, поля… Прошлое. Будущее. Остаётся только вечное голубое небо. И чёрная, как ниточка ризомы, рассекающая всё, уходящая в него, полоска дороги… Я прибавляю газ…


* * *

Вертолётные лопасти раздувают волосы человека в деловом костюме. Кирилл стоит у машины в лётном комбинезоне. Улыбается. Ждёт шефа. Тот долго глядит на город. С каким-то сожалением проговаривает:

«Война заканчивается…— и, наконец, смотрит на меня.— Сейчас наших заказчиков будут интересовать не эффектные операции, а эффективный контроль территорий. Придётся менять формат… Я не сомневаюсь, что вы справитесь. Но под новый проект нужно будет перестраивать всю производственную базу. Возможно, расширять, менеджерский состав. Я вижу это как некое классическое реалити с ограниченным пространством. Стационарные камеры. Конечно, со съёмкой 360. Разумеется, интерактивное… В общем, работы много. Нужно будет собраться. Мы же не феномены… А вы пока… Сюда».

Он показывает мне экран смартфона с открытой картой.

«Далеко…»

«Далеко. Но надо помочь братьям-славянам. Тем более, что работа для вас привычная. А мы тем временем всё тут обустроим…»

«Ясно. Решили отослать от греха подальше».

«Ну, нет…— мой собеседник картинно морщится.— Воспринимай это не как отставку, а как экзамен перед следующим этапом. Промежуточный сезон. Спин-офф».

«Что если я откажусь?»

«Я не смогу вас принудить,— как обычно вкрадчиво соглашается он.— И никто не сможет. Только, вероятно, останется чуть меньше друзей и станет чуть больше врагов. Уверен, вы в любом случае всех победите. Но нужно ли вам это?— человек в костюме выдерживает паузу, ожидая моей реакции, а потом, словно вспомнив что-то, лезет в карман и протягивает мне небольшую карту памяти.— Я иду на риск, передавая вам эту запись. Но хочу, чтобы вы знали. Я всегда был на вашей стороне. Не хочу, чтобы между нами была какая-то недосказанность. Послушайте. И тогда решите всё для себя… Мы не манипулировали вами прежде, не манипулируем и сейчас. И, конечно, любые дополнительные условия за вами…».

Я задумываюсь. Перекатываю на ладони маленькую флешку.

«Девчонку нужно пристроить в санаторий. К Валерию Семёновичу. У неё ребёнок теперь. Пусть приглядит… Чтобы всё нормально там. Это, во-первых».

«Уверен, он будет только рад,— человек в костюме сдержанно улыбается.— Чистый воздух. Реликтовый лес. Нечего и обсуждать. Решённый вопрос».

«Во-вторых, нужно найти одного человека… Если жив. Возможно, среди раненых. Или пленных. Или уже сменивших гражданство. Данные будут. Время тоже. Но нам нужно будет пересечься. Если он на нашей территории, конечно».

«Можем привезти и не с нашей. Впрочем, скоро она вся…»

«Да. Это детали. С ним надо увидеться… Ей надо».

«Хорошо. А третье?»

«Что третье?»

«Ну, обычно всегда предлагают загадать три желания»,— глаза куратора смеются. Он слишком доволен.

«Это не мои желания».

«Тогда тем более полагается третье».

«А в-третьих, я ещё ничего не решил… Но если решу, то пусть с нами снова будет Кирилл,— киваю я в сторону вертолётчика.— Мы к нему привыкли».

Человек в костюме смотрит на меня слегка удивлённо.

«Что? Это проблема?»— уточняю я.

«Нет. Вовсе нет. Просто… Не думал, что ты знаешь, как его зовут».

* * *

На лестничной площадке, где я стою, прохладно и тянет каким-то поганым куревом. Чем-то похожим даже на запах от сгоревшей военной техники. Но всё-таки это спокойный мирный запах. На грязном подоконнике банка-пепельница с засохшими бычками. За пыльным оконным стеклом зелень старого подмосковного дворика. Где-то в кустах чирикают воробьи.

Моя русалочка наконец-то сделала себе ноги. Она стоит на полпролёта выше и звонит в дверь. В другой руке крепко держит ручонку полуторагодовалого малыша в джинсовом комбинезончике. Дверь открывает молодой мужчина. Худой и сутулый. Словно побитый жизнью. В серо-голубых глазах настороженность. А мелкий похож на папку. И глаза голубые, и такой же белобрысый.

Агния сразу переходит к делу. Суёт в руки парня смартфон.

«Это её телефон. Там ваша фотка вместе. Если родится пацан, вы хотели назвать его Алёшей. Вот — Алёша. Болтает хорошо, но мало. Прикормлен по схеме ВОЗ. Теперь всё хавает без проблем. Прикус нормальный. Малёха косолапый. Весь в тебя. Всё. Забирай».

Не дав чуваку опомниться, она буквально вталкивает малыша в квартиру и спешно спускается вниз. Шипит мне сквозь зубы.

«Пошли уже… Пока я, бл*дь, не разревелась».

Я поднимаюсь с подоконника. Ловлю удивлённый взгляд молодого человека, прижимающего к себе ребёнка. Спускаюсь следом за Агнией. Там нас уже ждёт тачка и знакомый водила за рулём.

«Скажи честно,— спрашиваю я, когда мы оба устраиваемся на заднем сиденье „Жигуля“,— что-то от себя ты ему оставила?»

«Помнишь, его мамаша увлекалась натальными картами? Так вот. Он, как и я, родился под восходящими „Весами“ и может натворить дел… Но его десцендент — „Овен“ — всегда поставит рядом сильных и волевых людей, которые не бросят его в беде».

«Десцендент — это „потомок“ по латыни. Это единственное, что я понял из всего этого потока бреда… И спросил я про другое».

«Ой, не умничай… Чудовищем он точно не будет».

«Всё обсудили, родители-астрологи-педагоги? Прицеп отстегнули? Может, поедем уже?»— оборачивается усмехающийся Кирилл. Я киваю.

«Жигуль», явно не простой, а конкретно заряженный под капотом, свистя покрышками, выскакивает со двора, выруливает из проулка, резво катит по проспекту между рядов беленьких новостроек. Водила тыкает пальцем в кнопку магнитолы.

«Вот. Погружайтесь. Ловите вайбы».

Из подпёрдывающих стереоколонок начинает стучать электронный бит. И под такие же электронные клавишные высокий моложавый голос бойко затягивает:

'Генерале, генерале…

Юнаци се са тобом кале.

Народу свом остао си драг

Бранио си само наш кучни праг…'

«Что ещё за народное творчество?»— интересуюсь я.

«Цыганские напевы какие-то…»— предполагает Агния.

«Ох, кого я везу? Какие же вы всё-таки… Великодержавные шовинисты… А сами-то деревня деревней… Это ж турбо-фолк!— просвещает Кирилл.— Забыли первое и второе правило? Вживаться и улыбаться. Учите слова лучше. Пригодится».

«Я тебе что — Эдита Пьеха? По-польски петь…»— ехидничает девчонка.

«И ты не Пьеха. И это не польский. У кого на что таланта хватает…»

«У меня много разных талантов! Может, и музыкальные есть…»

Я стараюсь отрешиться от этой назойливой человеческой болтовни. Вновь и вновь возвращаюсь к своим мыслям, переезжая с войны на войну. Нет… Она всё-таки та же. Другая. Но прежняя. Цикл незаметно замыкается. За что сражались прежде? Пища. Богатство. Расширение жизненного пространства… История сделала круг. На новом витке эволюции мы снова сражаемся за пищу. По крайней мере, я… Мы… Мысли снова начинают путаться и скакать… Так и кто же больше человек? А кто монстр? Я — пожирающий человечество? Или человечество, которое развлекается, глядя на это? А может мы все, в конечном счёте, и сражаемся за то, чтобы оставаться людьми? Я слишком устал, чтобы думать об этих вопросах. А нужно мыслить проще. Драматургически. Как наш продюсер. Сезонами. Спин-оффами. Создавать хэппи-энды. Приятные зрителю иллюзии. Какая разница? Если даже этот летний денёк — всего лишь путь с одной войны на другую?

Ризома внутри успокоилась. Просто солнце припекает спину. Испарина на лбу холодеет. Кадры плывут. Сменяют друг друга. Прошлое. Будущее. Только чёрная ниточка дороги и вечное голубое небо впереди. Только педаль в пол. До встречи в эфире…


ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник