Феникс в обсидиане

1. О ВОЗРОЖДЕННОЙ ЗЕМЛЕ

Я знаю горе и знаю любовь. Думаю, что знаю даже смерть, хотя всем известно, что я бессмертен. Мне сказано, что у меня есть высшее предназначение, но в чем оно? Неужели в том, чтобы скитаться в вечности, занимаясь какими-то незначительными делами?

Меня звали Джоном Дакером, и возможно, у меня было еще множество имен. Потом звали Ерекозе, Вечный Победитель, и я уничтожил весь человеческий род, потому что он предал мои идеалы и еще потому что я любил женщину другой, более благородной расы — расы элдренов. Женщину звали Эрмижад. Она так и не смогла родить мне ребенка.

Уничтожив собственную расу, я был счастлив. Вместе с Эрмижад и ее братом Эрджевхом я правил элдренами, этими грациозными существами, которые жили на Земле задолго до того, как на ней поселились люди, нарушившие ее гармонию.

Когда я только пришел в этот мир, меня мучили сны, но потом это случалось все реже, и, просыпаясь, с трудом их вспоминал. Но однажды так во сне испугался, что даже стал думать, не безумен ли я. Я пережил миллион перевоплощений, но в каждом из них был воином. При этом я никогда не знал, какой же из образов соответствует моему истинному «я». Я метался, стремясь сохранить верность каждому, и порою становился невменяемым.

Это продолжалось недолго. Очнувшись, решил восстановить на Земле красоту, разрушенную мной.

Там, где сражались армии, мы посадили цветы. Где были города, зашумели леса. И Земля стала благородной, спокойной и прекрасной.

Моя любовь к Эрмижад не исчезла.

Наоборот, она становилась все сильнее, и я любил каждую новую черточку, которую в ней открывал.

На Земле воцарилась гармония. И венцом ее был союз Вечного Победителя Ерекозе и Верховной принцессы элдренов Эрмижад.

Страшное оружие, которым мы уничтожили человечество, было надежно спрятано, и мы поклялись никогда больше к нему не прикасаться.

Города элдренов, разрушенные Маршалами Человечества под моим предводительством, были восстановлены, и на их улицах весело смеялись дети элдренов, чудесные цветы украшали балконы и террасы. Зеленый дерн покрыл скалы, его стригли мечами, оставшимися от людей. И элдрены забыли тех, кто пытался их уничтожить.

Один лишь я помнил, как человечество потребовало, чтобы я повел его в бой против элдренов. Вместо этого я уничтожил человечество. В смерти каждого мужчины, женщины, ребенка был виноват только я. Река Друна стала красной от крови, и сейчас еще ее вода имеет сладковатый привкус. Но вода не в силах смыть мою вину, и кара за нее все равно когда-нибудь настигнет.

Но я был счастлив. Казалось, никогда еще у меня не было такого душевного покоя, такой ясной головы.

Мы бродили с Эрмижад по террасам Лус Птокай, столицы элдренов, и никогда не уставали друг от друга. Порой вели философские разговоры, а иногда сидели молча, вдыхая тонкие ароматы сада.

Бывали дни, когда садились на удивительный корабль и отправлялись в плавание — нам хотелось еще раз увидеть чудеса этого мира: равнины Тающих Льдов, горы Скорби, могучие леса и благородные холмы, бесконечные степи двух континентов — Некралала и Завара — некогда населенных людьми. Правда, иногда мной овладевала печаль, и тогда нам приходилось плыть обратно, к третьему континенту, южному, носящему название Мернадин, принадлежащему с незапамятных времен элдренам.

Когда это случалось, Эрмижад становилась еще заботливее, стараясь убаюкать мою память и совесть.

— Знаешь, я уверена, что все было предопределено, — говорила она. Ее прохладные нежные руки прикасались к моему лбу. — Люди хотели уничтожить нашу расу. Их погубило собственное высокомерие. А ты был всего лишь орудием в руках провидения.

— Это значит, что у меня нет свободы воли? Но имел ли я право устраивать эту бойню? Я надеялся, что люди и элдрены смогут жить в мире…

— И ты пытался их предостеречь. Но они не вняли твоим словам. Они даже пытались убить тебя, так же как пытались уничтожить элдренов, что им почти удалось. Не забывай об этом, Ерекозе. Они были близки к успеху.

— Иногда мне хочется, — признавался я, — опять очутиться в мире, где меня звали Джоном Дакером. Когда-то мне казалось, что это слишком сложный и жестокий мир. Теперь же я понимаю: в любом мире есть то, что я ненавижу, но оно принимает различные формы. Временные циклы меняются, но человечество остается все тем же. Я хотел его изменить. Мне это не удалось. Возможно, такова моя судьба — пытаться изменить человеческую природу и каждый раз понимать, что это невозможно.

Но Эрмижад не принадлежала к племени людей. Она пыталась, но не могла понять того, о чем я говорил. Это было единственным, чего постичь она не могла.

— У твоего рода масса достоинств, — говорила она и умолкала, не зная, что еще сказать.

— Да, но наши добродетели превратились в пороки. Юноша ненавидит грязь и нищету, но, чтобы восстановить равновесие, он уничтожает прекрасное. Глядя на униженных, гибнущих людей, он идет убивать. Глядя на голодающих, он сжигает урожаи. Ненавидя деспотию, он душой и телом отдается Великой Войне тиранов. Чтобы победить беспорядок, он будет разрабатывать проекты, которые принесут еще больший хаос. Пылая любовью к миру, будет преследовать образование, объявлять вне закона искусство, сеять вражду. История человечества была лишь затяжной трагедией, Эрмижад.

В ответ Эрмижад прикасалась губами к моей щеке:

— А теперь эта трагедия окончилась.

— Нет, так только кажется. Просто элдрены жизнестойки и знают секрет спокойствия. А я чувствую, что трагедия продолжается — она повторяется тысячекратно и все в новых и новых вариантах. Но трагедии нужны актеры на главные роли. Мне кажется, я — один из них. Возможно, меня снова призовут сыграть роль. А наша встреча с тобой — лишь небольшой антракт.

Что она могла на это ответить? И ускользая от спора, она нежно обнимала меня, надеясь, что я забудусь в ее объятиях.

Птицы с ярким оперением и грациозные звери бродили там, где когда-то стояли города и где разыгрывались кровавые драмы; но в глубине этих молодых лесов, среди новорожденных холмов жили духи. Дух Иолинды, любившей меня; дух ее отца — слабохарактерного короля Ригеноса, нуждавшегося в моей помощи; дух графа Ролдеро — Великого Маршала Человечества с добрым сердцем — и всех остальных, кто умер по моей вине.

Это не был мой выбор — явиться в этот мир под именем Ерекозе, Вечный Победитель, надеть доспехи и возглавить огромную армию, назвавшись первым воином человечества; а потом узнать, что элдрены вовсе не нечестивые собаки, как утверждал король Ригенос, а, наоборот, жертвы бессмысленной человеческой злобы…

Это не был мой выбор…

Но с годами печаль стала являться ко мне реже и реже. А мы с Эрмижад были все так же молоды и чувствовали такое же влечение друг к другу, как в наше первое свидание.

Это были годы радости, чудесных бесед, красоты, нежной страсти. Один год плавно переходил в другой — и так минуло сто или более лет.

Но Призрачные Миры — эти неизученные планеты, двигающиеся, как известно, сквозь время и пространство под углом к остальной Вселенной, вновь пошли на сближение с Землей.

2. О НАСТИГАЮЩЕМ РОКЕ

Эрджевх, брат Эрмижад, был очень привязан ко мне. Я отвечал ему тем же. Он отличался какой-то особенной, утонченной красотой элдренов, с точеным золотым лицом и раскосыми глазами, подернутыми дымкой и отливающими голубизной. Его разум и рассудительность не раз выручали меня, и к тому же мне нравилась его улыбка, которая никогда не сходила с его лица.

Поэтому я был удивлен, когда однажды, зайдя к нему в лабораторию, застал его озабоченным. Он оторвался от бумаг с цифрами и попытался улыбнуться, но я успел заметить, что он чем-то удручен.

— Что случилось, Эрджевх? Ты смотришь на меня как на астрономическую карту. Может быть, к Лус Птокай приближается комета и нам пора эвакуировать город?

Он улыбнулся и отрицательно покачал головой:

— Все достаточно серьезно, хотя и не стоит драматизировать события. Скорее всего, реальной опасности нет, но нужно быть готовыми ко всему. Похоже, Призрачные Миры, приблизившись, могут снова начать с нами взаимодействовать.

— Но ведь известно, что Призрачные Миры для элдренов не опасны. Когда-то среди них у вас даже были союзники?

— Это правда. Кстати, когда Призрачные Миры в последний раз сблизились с Землей, ты уже был здесь. Возможно, это совпадение. Но может быть, ты еще раньше жил на одном из Призрачных Миров, и именно поэтому король Ригенос и позвал тебя?

Я нахмурился:

— Понимаю. Ты беспокоишься за меня.

Эрджевх кивнул и ничего не ответил.

— Говорят, человечество пришло с Призрачных Миров, не так ли? — Я посмотрел ему в глаза.

— Да.

— У тебя есть какие-то особые причины для беспокойства?

Он вздохнул:

— Нет. Но хотя элдрены и изобрели способ общения между Землей и Призрачными Мирами, их изучением мы, к сожалению, никогда не занимались. Наши посещения были краткими, и в контакты мы вступали лишь с теми обитателями Призрачных Миров, которые были похожи на элдренов.

— Ты боишься, что меня могут вновь призвать в мир, который я покинул? забеспокоился теперь уже и я.

Мысль, что могу потерять Эрмижад, привела меня в ужас.

— Я не знаю, Ерекозе.

— Неужели мне суждено снова стать Джоном Дакером?

Хотя я весьма смутно помнил свою жизнь в эпоху, которую почему-то называл двадцатым столетием, чувство неудовлетворенности той жизнью, ощущение, что жилось там неспокойно, не покидало меня. Природная вспыльчивость и некоторый романтизм (хотя я и не считаю их достоинствами) были подавлены во мне моим окружением, обществом и работой, которую я выполнял лишь для того, чтобы существовать. Я чувствовал себя там гораздо более чужим, чем здесь, среди чужого народа. Поэтому был готов убить себя, лишь бы не возвращаться в мир Джона Дакера.

Хотя вполне может быть, что Призрачные Миры не представляют для меня никакой опасности. Возможно, они принадлежат Вселенной, где никогда не жили люди, однако исследования элдренов свидетельствуют об обратном.

— Нет ли каких-нибудь дополнительных сведений? — спросил я принца Эрджевха.

— Я продолжаю наблюдение. Это все, что могу сделать.

В мрачном настроении я вышел из лаборатории и вернулся в комнату, где меня ждала Эрмижад. Мы собирались поехать в принадлежащие ей луга в окрестностях Лус Птокай, но я сказал, что ехать раздумал.

Заметив мое настроение, она спросила:

— Ты опять вспомнил о том, что с тобой было сто лет назад, Ерекозе?

Я покачал головой и рассказал о разговоре с Эрджевхом.

Она задумалась.

— Может быть, это совпадение? — В ее тоне я уловил легкое сомнение. И когда она взглянула на меня, увидел в ее глазах тень страха.

Я привлек ее к себе.

— Мне кажется, Ерекозе, я умру, если тебя оторвут от меня, — сказала она.

У меня пересохло горло.

— Если меня оторвут от тебя, я найду тебя снова, пусть на это уйдет вечность. Я найду тебя, Эрмижад.

— Ты так сильно любишь меня? — тихо спросила она.

— Люблю, Эрмижад.

Она попыталась улыбнуться, но не смогла — предчувствия переполняли ее душу.

— Ну что же, — прошептала она, — значит, нам нечего бояться.

Но на следующую ночь, хотя мы были вместе, в пещеры моего мозга начали снова прокрадываться сны, в которых я был Джоном Дакером, сны, мучившие весь первый год моей жизни у элдренов.

Сначала в них не было образов. Только имена. Длинный список имен. Их произносил нараспев гулкий голос, и в нем звучала насмешка. Корум Изхаелен Эрсей. Конрад Эрфлайн. Асквил из Помпеи. Урлик Скарсол. Обек из Канелуна. Шалин. Артос. Элерик. Ерекозе…

Я попытался остановить голос. Закричать. Сказать, что всегда был Ерекозе — только Ерекозе. Но говорить не мог.

Список продолжался.

Райан. Хоукмун. Паувис. Корнель. Брайн. Умпата. Соджен. Клэн. Кловис Марка. Паурначас. Ошбек-Увай. Улисс. Айлант.

Вдруг услышал собственный голос:

— Нет! Я только Ерекозе!

— Вечный Победитель. Солдат Судьбы.

— Нет!

— Элрик. Айлант. Меджинк-Ла-Кос. Корнелис.

— Нет! Нет! Я устал. Я не могу больше воевать!

— Меч. Доспехи. Боевые знамена. Огонь. Смерть. Разрушение.

— Нет!

— Ерекозе!

— Да! Да!

Я кричал. Я был весь в поту. В ужасе сел в постели.

Теперь меня звал голос Эрмижад.

Тяжело дыша, я рухнул на подушки в ее объятия.

— Вернулись видения? — спросила она.

— Вернулись.

Я лежал, уткнувшись в ее плечо, и плакал.

— Это еще ничего не значит, — сказала она. — Это просто ночной кошмар. Ты боишься, что тебя призовут снова, и сознание порождает эти видения. Вот и все.

— Ты так думаешь, Эрмижад?

Она провела рукой по моим волосам.

Я поднял глаза и в темноте увидел ее застывшее лицо. В ее душе жили те же самые предчувствия.

В ту ночь мы больше не спали.

3. ОБ ИСПЫТАНИЯХ

Утром я сразу же отправился в лабораторию принца Эрджевха и рассказал ему о голосе, звучавшем в моих снах.

Он явно расстроился.

— Если голос — порождение ночного кошмара, а я считаю это возможным, сказал он, — то дам тебе лекарство, и ты будешь спать как убитый.

— А если нет?

— Ничем другим помочь не могу.

— Возможно, меня зовет голос из глубины Призрачных Миров?

— В этом я тоже не уверен. Вполне может быть, что та информация, которую ты получил от меня вчера, нарушила равновесие в твоем мозгу, и он разрешил этому «голосу» опять общаться с тобой. Ты жил здесь в полном покое, и, похоже, это делало тебя неуязвимым. Сейчас твой мозг измучен, и именно поэтому попытки заговорить с тобой оказались успешными.

— Твои предположения меня не успокаивают, — с горечью сказал я.

— Я знаю, Ерекозе. Для тебя было бы лучше не знать о Призрачных Мирах и их приближении. Я не должен был об этом говорить.

— Какая разница, Эрджевх!

— Кто знает!

Я протянул ему руку.

— Дай мне лекарство. В конце концов у нас будет возможность проверить наши предположения. Действительно ли этот голос — порождение моего сознания?

Он подошел к сундуку из ярко светящегося кристалла, открыл его и достал небольшой кожаный мешочек.

— Здесь порошок. Вечером высыплешь его в бокал с вином и выпьешь залпом.

— Спасибо, — сказал я.

Он немного помолчал и заговорил снова.

— Ерекозе, если тебя заберут от нас, мы сделаем все, чтобы вернуть тебя. Элдрены любят тебя и все равно найдут твой след в необъятных сферах Времени и Пространства.

Я слегка успокоился, хотя его речь уж слишком была похожа на прощание. Судя по всему, Эрджевх смирился с тем, что я должен исчезнуть.

Остаток дня мы с Эрмижад провели в дворцовом саду, гуляя среди цветущих деревьев. Мы почти не разговаривали, а только обнимали друг друга, не смея встречаться глазами, чтобы не увидеть в них отражение приближающейся беды.

На балконах, увитых зеленью, музыканты по приказу принца Эрджевха исполняли музыку лучших композиторов. Музыка была прекрасна, гармонична и в какой-то степени заглушала страх, поселившийся в моем сознании.

Золотое солнце, громадное и горячее, застыло в бледно-голубом небе. Лучи его падали на нежные цветы самых разных оттенков, на виноградные лозы и деревья, на белые стены, ограждающие сад.

Мы поднялись на стену и смотрели оттуда на пологие холмы и равнины южного континента. Вдали паслось стадо ланей. Птицы лениво парили в небе.

Нет, я не мог отказаться от этой красоты и вернуться в шум и грязь мира, который когда-то покинул, вернуться к безрадостному существованию Джона Дакера.

Наступил вечер. Воздух наполнился пением птиц и усилившимся ароматом цветов. Мы медленно возвращались во дворец, крепко держась за руки.

Как приговоренный к смерти, я поднимался по ступеням, ведущим в наши покои. Раздеваясь, не знал, надену ли еще когда-нибудь эту одежду. Лежа в постели, пока Эрмижад готовила лекарство, молился о том, чтобы не проснуться утром в городе, где жил Джон Дакер.

Я окинул взглядом комнату, еще раз посмотрел на шелковые гобелены, висящие на стенах, на вазы с цветами, прекрасную мебель — мне хотелось запечатлеть это в памяти, так же как я навсегда запомнил лицо Эрмижад.

Она принесла лекарство. Я взглянул в ее глаза, полные слез, и осушил бокал.

Это было прощание. Прощание, в котором мы не признавались друг другу.

Почти сразу я погрузился в тяжелый сон, и мне показалось, что, может быть, Эрмижад и Эрджевх были правы, и тот голос, действительно, был просто порождением тревоги.

Не знаю, который был час, когда что-то потревожило мой глубокий сон. Я с трудом осознал это. Казалось, мозг запеленут в мягкий темный бархат, и откуда-то издалека вновь услышал голос.

Я не мог разобрать ни одного слова и, улыбаясь самому себе, ощущал, что лекарство приносит облегчение и ограждает от того, кто пытается вырвать меня отсюда. Голос звучал все настойчивее, но я не обращал на него внимания. Придвинувшись к Эрмижад, я обнял ее.

Голос позвал снова. И снова я на него не отозвался. Я чувствовал, что, если сумею продержаться эту ночь, голос оставит меня в покое. Не так просто оторвать меня от мира, где обрел любовь и спокойствие, — в этом я был уверен.

Голос умолк, и, не выпуская Эрмижад из объятий, я заснул с надеждой в сердце.

Через некоторое время голос вернулся, но теперь я уже совсем не обращал на него внимания.

Наконец, он окончательно затих, и я снова погрузился в тяжелый сон.

Оставался час или два до рассвета, когда в комнате раздались какие-то звуки. Я открыл глаза, подумав, что это встала Эрмижад. Но Эрмижад лежала рядом. Опять услышал шум. Такой звук издает меч, скользящий по ноге, одетой в доспехи. Я привстал. Глаза слипались, голова гудела от лекарства. Сонно оглядел комнату.

И вдруг увидел стоящую фигуру.

— Кто вы? — спросил я, с трудом соображая. Может быть, это кто-то из слуг? В Лус Птокай не было ни воров, ни наемных убийц.

Фигура не отвечала. Мне показалось, что она внимательно рассматривает меня.

Постепенно я начал различать детали, и теперь уже был уверен, что это не элдрен.

У человека была внешность варвара, несмотря на богатую, прекрасно сшитую одежду. Огромный шлем обрамлял грубое бородатое лицо. Широкая грудь была защищена металлическим панцирем, на котором разглядел причудливый орнамент — такой же, как и на шлеме. Поверх всего был накинут тонкий плащ без рукавов, сшитый, по-видимому, из бараньей кожи. Еще на человеке были узкие брюки из черной лакированной кожи, вышитые золотом и серебром, а на них — металлические наколенники. Ноги были обуты в меховые сапоги, сшитые из той же кожи, что и плащ. На боку висел меч.

Человек не двигался, но продолжал наблюдать за мной из-под козырька нелепого шлема. Теперь мне были видны его глаза. Они горели. Они требовали.

Это не был человек, воевавший за короля Ригеноса, случайно избежавший гибели, на которую я его обрек. Слабое воспоминание появилось откуда-то и исчезло. Но одежда человека не соответствовала, насколько я помнил, и периоду истории, в который жил Джон Дакер.

Может быть, он посланец Призрачных Миров?

Если это так, то внешне он сильно отличался от тех обитателей Призрачных Миров, которые спасли Эрмижад, когда она попала в плен к королю Ригеносу.

Я повторил свой вопрос.

— Кто вы?

Человек попытался ответить, но не смог.

Он поднял руки, снял шлем. Откинул назад длинные черные волосы. Подошел поближе к окну.

Лицо показалось мне знакомым.

Это было… мое лицо.

Никогда еще я не испытывал такого ужаса.

— Что вам надо? — закричал я. — Что вам надо?

Напрягая измученный мозг, я пытался понять, почему не просыпается Эрмижад, почему она продолжает спокойно спать рядом.

Человек шевелил губами, наверное, он что-то говорил, но я не мог разобрать ни слова.

Может быть, это еще один ночной кошмар, теперь уже вызванный лекарством? Если это так, подумал я, голос был все-таки лучше.

— Вон отсюда! Убирайся вон!

Посетитель сделал несколько непонятных жестов. Его губы вновь задвигались, но я опять не услышал ни слова.

С воплем я выпрыгнул из кровати и бросился на гостя, так невероятно похожего на меня. Он сделал шаг назад…

После войны во дворце элдренов не было мечей, иначе давно бы уже пустил его в ход. И видимо, я хотел завладеть мечом моего визитера.

Я упал навзничь на мощенный плитами пол, содрогаясь от ужаса, выкрикивая какие-то слова привидению, смотревшему на меня сверху вниз. Потом попытался подняться и снова стал падать, падать, падать…

И тут опять услышал голос. В нем звучало торжество.

— Урлик, — кричал он. — Урлик Скарсол! Урлик! Урлик! Герой льдов, иди к нам!

— Не хочу!

Но я уже не отрицал, что это мое имя. Я лишь не хотел идти. И вдруг понесло, закружило, я покатился по коридорам Вечности, хотя и пытался повернуть назад, обратно — к Эрмижад, в мир элдренов.

— Урлик Скарсол! Граф Белых Пустынь! Лорд Башни Мороза! Принц Южного Льда! Хозяин Холодного Меча! Он придет в мехах и металле, в колеснице, запряженной медведями. Придет, чтобы мечом помочь своему народу!

— Я не принесу вам избавления! Мне не нужен меч! Разрешите мне лечь спать! Умоляю вас — разрешите лечь спать!

— Просыпайся, Урлик Скарсол! Этого требует пророчество!

И вот уже зрение частично вернулось ко мне. Я увидел обсидиановые города, угрюмо стоящие на берегах медлительных темных морей; я увидел мертвенно-бледные небеса и море, похожее на серый мрамор с черными прожилками, по которому плывут огромные льдины.

Увиденное наполнило сердце печалью — слишком хорошо мне было все это знакомо.

Теперь я уже не сомневался, что, уставший от войны, призван вступить еще в один бой…