Федералист

Глава 1 Производственные неполадки

Время перевалило за полдень, а мы продолжали нестись в бешеном темпе, загоняя коней. Их копыта выбивали грязь, швыряя ее в лицо тем, кто скакал сзади, но дорога была недостаточно широкой, чтобы идти шеренгой. Кому-то приходилось несладко, но все же никто не переломал ног и не свалился. Последний рывок, и я придержал тяжело дышавшего жеребца на пригорке, озадаченно уставившись вниз. Завод, как и находящееся по соседству производство, продолжал работать, судя по дыму и движению, не наблюдалось толп и прочих беспорядков.

Здешний округ совершенно не подходил под плантации. Вся территория была пересечена глубокими и узкими оврагами. Неудивительно, что почти сорок квадратных миль власти колонии (позабыв на время о дез Эссаре) отдали за ничтожную сумму. Зато под наши цели местность идеально подходила. Точнее, так объяснили профессионалы. Именно такое положение давало возможность очень удобно располагать металлургические заводы. Доменные печи ставились обыкновенно в самой низменной части долины и одной своей стороной были прислонены к склону холмов, окаймлявших долину. Кроме того, рядом железная руда и река, по которой доставляли уголь с отрогов гор.

— Чегой-то непохоже на бунт, — озвучил очень четко мою мысль Гош, столь же внимательно осматривающийся по соседству.

Когда примчался посыльный с паническим сообщением от Реми Экзельмана, директора завода, я сразу поднял личного убивца вместе с его людьми. Иногда без готовых выпустить кишки по приказу любому приличному хозяину не обойтись и проще держать возле себя с десяток головорезов, чем потом плакать. Да и беглых сервентов и рабов кому-то отлавливать приходится, — так проще доверять знакомым. И лучше при этом не самому отдавать команды, а поручать помощнику. На то и имелся месье Гош Салюден, авантюрист и любитель риска, вытащенный когда-то из тюрьмы и не забывший благодеяния. Но сейчас требовалось срочно принимать меры, и посылать его во главе карательной экспедиции себе дороже. Кровь парни пустят с удовольствием, да не это требовалось. Впрочем, можно было заранее подумать. Экзельман, безусловно, человек знающий и очень полезный, но изрядный паникер и перестраховщик.

— Поехали разбираться, — сказал я и тронул коня.

Остальные двинулись следом, не пытаясь высказаться. Сам Гош по любому поводу имел свое единственно правильное мнение, а вот его соратники вечно помалкивали. Дисциплина у них была крепче армейской. Возражения и недовольство исключительно в свободное время. А кому не нравится — дорога свободна.

На пристани тоже все было нормально. Грузились баржи, и многочисленные работники таскали грузы. Причем не на собственных плечах или в телегах. Технический специалист всего здешнего производства инженер Пьер Рейнольдс уложил чугунные рельсы не только на заводе, но и к руднику, и к реке. По ним ходили тележки с грузом, и требовалось намного меньше транспорта. Одна лошадь с успехом заменяла несколько тяжелых телег с возчиками, экономя деньги и рабочие руки.

Надо сказать, что лишь здесь, не считая шахт с углем и железом, работает на различных производствах добрых семь сотен человек, и людей все равно постоянно не хватает. Во многих местах вынужденно используются женщины и дети. Не самый плохой вариант для семей: не просто заняты делом, еще и приносят жалованье домой.

Сейчас компания имела три большие доменные печи. Чуть выше их, на холмах, расположены печи для обжига, откуда руда с углем спускалась в пышущие жаром топки печей прямо по наклонным плоскостям. Чтобы получить тонну стали, нужно было сначала добыть полторы тонны железной руды и столько же угля, превратить последний в кокс и переправить на расстояние пятьдесят миль по реке. Кроме того, надо было добыть тонну известняка.

Возле каждой домны находился рафинировочный горн. Дело в том, что чугун содержал много примесей. Для выработки хороших сортов железа требовалась предварительно переплавка: отбелка, или рафинировка. Но и это промежуточная ступень. Полученный продукт необходимо превратить в ковкое железо. Пудлинговые печи и были тем орудием, где совершалось это действие. Две тонны в день и семьсот в год с одной печи — вот выход продукции. Хочешь получать больше — расширяйся. Это предполагает новые немалые вложения.

Пудлинговщик получал по три ливра с тонны доменного чугуна и по два и три четверти ливра с тонны рафинированного чугуна, переделанного в железо. Работали они по двенадцать часов в день, и это был максимальный заработок на заводе рабочего. На доменных печах и в каменноугольных шахтах зарабатывали по полтора-два ливра в день, а чернорабочим платили от половины до одного ливра. Безусловно труд тяжелейший, но мне в бытность батраком столько не светило.

Люди уже заметили нас и оборачивались, возбужденно переговариваясь. Чужаки на пристани — отнюдь не причина открывать рот. Тут регулярно бывают десятки, а то и сотни торговцев, речников и ищущих работу. Моя сталь лучшего качества идет в продажу по семьсот ливров за тонну. Между прочим, дешевле английской. Естественно, товар нарасхват. Но с самого начала в реализацию поступают не одни болванки и слитки. Немалая часть чугуна (выплавлялось в год до четырех тысяч тонн — прекраснейший результат) сразу переделывается в полосовое, обручное железо. Также прямо по соседству на мануфактурах производится проволока, гвозди, иголки, чеканы, напильники, ножевое полотно, сверла, токарные резцы, жесть, пряжки, пуговицы и инструменты. Все это находит прекрасный сбыт у мастеров-ремесленников и перекупщиков.

Но не только прекрасная сталь выходит из ворот. Здесь производится огромное количество горшков, котлов для сахароварения, плиты для очагов и каминов и всякое другое чугунное литье. Даже до шестидесяти миль водопроводных чугунных труб по заказу Нового Амстердама. Наша колония пока не особо стремится проводить воду издалека, а вот там уже проблемы возникли.

— Нервные какие-то, — пробурчал негромко Гош, с подозрением оглядываясь. — А! Вон те побежали о нас предупредить. Торопятся. Интересно, кого в первую очередь.

Я промолчал. Нечто неприятное все же случилось, хотя размер, кажется, изрядно преувеличен. Скоро выясню точно. Внезапно ко мне кинулась женщина уже в возрасте и бухнулась на колени прямо перед мордой жеребца, не думая, что может пострадать. Еле успел остановиться.

— Милорд, — вскричала она на всю улицу, — спасите моего Фреди, он ни в чем не виноват! Его забрали, а он ничего не делал!

— Обещаю разобраться, — ответил я, чувствуя множество взглядов. — Кто несправедливо обвинен, будет отпущен.

В данный момент это обещание ничего не стоит. С другой стороны, надо было что-то ответить.

— Убрать! — скомандовал Гош, и женщину оттащили в сторону, несмотря на сопротивление и попытки ухватиться за мой сапог. Зрелище малоприятное, как и крики про пятерых детей. Будто от этого нечто изменится. Совершил или нет — другое дело.

— Как фамилия твоего Фреда?

— Бойс, милорд, Фреди Бойс! — крикнула она.

Три минуты неспешного движения дальше — и возле роскошного особняка в уши опять бьет жуткий женский вопль. Так обычно рыдают профессиональные плакальщицы. Мне происходящее крайне не нравится, как и вышедший навстречу Билл Логард с рукой на перевязи и расцвеченной во все краски физиономией. Били всерьез.

— Глэн? — спросил я, спешившись.

— Он умер, — с постным лицом ответил Билл срывающимся голосом.

Парень не изображал скорбь. Если и был на свете некто искренне привязанный к рыжему жадюге, так это он. Взятый из прислуги и поднятый достаточно высоко, он лишался со смертью своего покровителя практически всего. Глэн неплохо ему платил, но ему и в голову не пришло выделить Биллу долю за помощь. Это только я такой дурачок.

— Жанет? — спросил про женщину, невольно морщась от очередного: «Ой, на кого ты нас оставил, мой дорогой муженек». Звучит достаточно дико, поскольку Глэн за все прошедшие годы и при наличии двух детей и третьего в брюхе не удосужился официально оформить отношения. Да и детей не признал. То есть никогда не отрицал родства, но никаких бумаг на этот счет не существует, за исключением записи о рождении в церкви. Там отцом указали, хотя он не соизволил прибыть на крещение, сильно занятый очередным проектом.

Билл молча кивнул.

— Что произошло? — спросил я резко.

— У него была идея, что для безостановочного производства крайне важно точно замерить производимую каждым человеком операцию. Установить, кто обращается с материалом экономно, кто тратит его нерасчетливо и кто достигает наилучших результатов. Для эксперимента взять первейшего по производительности и качеству в цехе. Изучить точный набор элементарных движений при определенной работе и замерить количество затраченного времени. Потом устранить все лишние движения, добившись улучшения производительности труда. Решил начать с иголок.

Я раздраженно плюнул. Опять «умник» нарвался на реальность, руководствуясь представлениями двадцать первого века, великий теоретик по правильной технологии. Насмотрелся я в свое время, когда организовывал мануфактуру. Для получения обычной иголки выходит двадцать восемь операций по изготовлению — от резки проволоки до прокаливания в самом конце, не считая упаковки. И каждым действием занимаются отдельные люди. Нормальная, хорошо отработанная технология.

— Заставить всех работать по нормам лучшего, снизив расценки? — уточнил, уверенный в ответе.

— Если правильно совершать действия, мануфактура ведь начнет работать лучше! Вы же сами в свое время…

Ага, именно что сам. Обнаружив, что каждый является на угольный склад со своей личной лопатой и выработка выходит разная, так что и не разберешь, кто лучше, а кто хуже, взялся за инструмент и на собственной шкуре проверил. Поскольку земли в свое время выкопал немалое количество, ничуть не удивился, когда выяснилось: высший результат получается не с большей лопатой. Если набирать вместо тридцати восьми фунтов за один раз всего тридцать четыре, выработка на одного человека ежедневно растет с двадцати пяти до тридцати пяти тонн. После чего вызвал Рейнольдса и заставил того задуматься. Теперь на заводе выдают инструмент работникам и используется несколько типов лопат — от маленьких плоских для руды до огромных совков для размельченного угля и для кокса. Но я же не мерил по лучшим, чтобы заставить остальных выбиваться из сил за те же деньги! Улучшал организацию труда, а не выжимал все соки из людей.

— Кто-то прочухал, зачем меряет, и дали по голове?

— Там толпа собралась, — глядя под ноги, сказал Билл, — я ничего не смог сделать, его буквально втоптали в землю, но он еще жил.

— А люди?

— Человек десять посадили под замок из самых буйных, а остальные разошлись по местам, но думаю, скоро здесь все соберутся, как прослышат о вашем приезде. Они все равно не шибко трудятся.

Ну, это понятно, все с интересом ждут последствий. Спустить — недолго дождаться повторения уже в серьезных масштабах. Тем более что смерть простить нельзя, и дело даже не в личности и ее близости ко мне. Преступление есть, за злодеяние кто-то должен ответить. И желательно конкретный, хотя придется разбираться всерьез.

— Дядя Ричард, — позвал детский голос, стоило шагнуть через порог.

— Хенрик? — обернувшись, удивился. Он даже не один, а с сестрой. Обычно мальчишки не любят таскаться с младшими. Ему уже седьмой, такой степенный мужичок, ей всего третий — совсем ребенок. — Вы почему здесь стоите?

— Это правда, — очень серьезно спросила девочка, — что отец ушел навсегда к боженьке?

— Ага, — замявшись, подтвердил. — Но ему там будет хорошо. Грехов на нем особых нет, прощение непременно получит и будет восседать в раю, вкушая… Ну все, что положено хорошим людям.

Взгляд у Хенрика определенно скептический. В отличие от сестры, он достаточно соображает, чтобы сознавать свое и матери двусмысленное положение и не всегда приятное поведение Глэна с подчиненными.

— А чего мама тогда так кричит? — очень логично спросила Полин.

Дура потому что, чуть не сорвалось с языка.

— Иногда поплакать полезно, для облегчения души. Вы идите к себе, я ее успокою и потом зайду.

— Обещаешь?

— Слово.

Вошел в комнату, где лежал на столе странно маленький человек, накрытый простыней. Приподнял ее, заглянув в лицо. Признать было достаточно сложно. Били всерьез, изувечив до жути. Выживи — наверняка остался бы скособоченным уродом на всю оставшуюся жизнь. Накрыл опять, оглядевшись.

В углу помещения в рядок торчали Глэновы рабы в количестве пяти штук — от кухарки до мальчика-прислуги, — изображая скорбь. Уж кого-кого, а хозяина они не любили. Тот лично никого не бил, зато запросто мог послать на порку за малейшую провинность. Я, в отличие от него, никогда не забывал прошлого и не любил унижать людей или издеваться без веской причины.

Положил руку на плечо Жанет, отчего она вздрогнула. Увлекшись завываниями, не заметила моего появления.

— Вот, — сказала она, показывая на покойника беспомощно. — И что теперь мне делать?

Жить дальше — правильный ответ. Но вслух я сказал другое:

— Ты пугаешь детей своими криками. Прекращай.

Она поспешно кивнула. С самого знакомства усвоила мое высокое положение по отношению к мужу и реагировала на любые слова, воспринимая в качестве прямого указания.

— Послать за священником, договориться насчет похорон, обмыть, переодеть, потом зайдешь к детям.

— Да, конечно.

В глазах появилась осмысленность. Появилась определенная цель. Нет, совсем дурой она не была, пусть и не блистала. Практичная нормальная баба без особых запросов. Просто растерялась, когда внезапно завершилась приятная налаженная жизнь.

Мадам поднялась с колен, определенно с усилием, пришлось подать руку. Посмотрела на слуг и принялась четко отдавать распоряжения. Подождал слегка, убедился в правильном исполнении приказа и вышел за дверь. В ближайшее время мое присутствие здесь не требовалось. А вот на улице — безусловно.

Как и ожидалось, двор был уже полон народу. На крыльцо не залезли только потому, что парни Гоша сдерживали своим видом. У них на лбу написана готовность драться и стрелять. А это не бунт. Так, мелочь. На кровь идти не собираются. Сбежались на зрелище. За воротами тоже черно от собравшегося люда.

— Вы все меня знаете, — бросил я в их лица, не особо напрягая глотку. С моим появлением пала тишина и слышно было достаточно далеко. — Кто виноват, а кто мимо проходил, разберусь обстоятельно. За смертоубийство отвечать придется непременно. Не стоит рассчитывать на снисхождение и оправдываться. Каждый отвечает за свои деяния лично.

— Сбегут, — еле слышно прошептал Гош.

В основном за тем и сказано. Вешать десятки участвовавших, а Билл определенно высказался про толпу, глупо. Выделить зачинщиков — еще та морока. А так сразу видно наиболее глупых и говорливых. И наверняка найдутся наушники, выслуживающиеся. Все в подробностях доложат.

— Вы все прекрасно помните, — продолжил я, — какими прибыли в Новый Свет и как живут кабальные слуги в других местах. Видимо, зря я вместо навечного превращения в рабов за кормежку строил дома, приглашал лекарок в больницу…

Каждый из работающих здесь платил за медицинское обслуживание сущую мелочь с головы, еще столько же я докладывал отдельно или выплачивал за сервентов целиком. На заводе и мануфактурах их довольно много. Вот рабов практически не имелось, как и на шахтах. Тут требовались добросовестные люди, а не из джунглей. Тех надо заставлять и обучать, а эти и сами готовы ломаться, чтобы заработать лишнее, перевыполнив урок.

В целом плата за услуги получалась немалая. Общая сумма шла на содержание специального здания, закупку лекарств, и остальное выплачивалось бегинкам, которые были обязаны принимать больных круглые сутки. На самом деле бывало по-разному. Когда пусто, иногда густо. Стариков и с тяжелыми заболеваниями почти не было. Мои люди за редчайшим исключением переплыли в набитых до отказа трюмах океан. В духоте и вони, с паршивым питанием. Правда, и раньше они не особо жировали, иначе не вербовались бы. Выживали в дороге молодые и сильные. Теперь у многих появились дети, и они тоже включались в общий договор.

И все работники были в курсе, куда бежать с медицинскими проблемами и что обязательно примутся спасать, а в случае травмы на производстве даже инвалида на улицу не выкину. Не из любви к несчастным, а как раз чтобы знали разницу с другими и старались.

— …И позволял торговать любому по нормальным ценам, не заставляя покупать исключительно в моих лавках по тройной цене.

Между прочим, тоже идея Глэна. У него таких, с прицелом обобрать работника до исподнего и привязать к хозяину, было полным-полно. Вроде закупки рабов вместо сервентов. А то учишь его, кормишь, а через пять лет он фьють — и сдернул. Вот давить людей прессом, выжимая дополнительный су, — тогда конечно. А если относиться нормально да предложить жалованье, куда он пойдет в большинстве случаев? В других местах не слаще, а земля тоже не бесплатная, да и на ней придется пахать не меньше прежнего. Вот и остаются получившие нужную квалификацию. Здесь они неплохо устроены. Специалистам уже не приходится жить в общем бараке, для них дома отдельные, с огородами. О, как стремятся к такому иные! Меня частенько не понимают с подобным отношением, но реально на моих мануфактурах производительность труда в полтора-два раза выше, чем где рабы используются. А всего-навсего надо поощрять слегка.

— Решили заставить использовать кнут? Это без проблем. Кому не по душе мои порядки, могут убираться ко всем чертям. У доброй половины срок подходит к концу. В контору с заявлением — и пошли вон из казарм! Остальные могут отдать разницу по договору и тоже валить на все четыре стороны. Не стоит рассчитывать на житье за мой счет. Оно для людей честных и готовых работать. Недовольные всегда могли явиться ко мне прямо и высказать претензии.

Ну, это легкое преувеличение. Все же в последнее время уже не сижу постоянно на заводе. Но и они не прикованы цепями к тачкам, станкам и домнам. До моего дома пешком день пути.

— А теперь буду решать. Все, — заявил после паузы, — не желаю вас видеть больше, тем более в рабочее время.

Демонстративно отвернулся, посмотрев на здешнее руководство, собравшееся на экзекуцию. А как же, отвечать за случившееся кто-то непременно обязан. Не за поведение Глэна, а за то, что допустили последующее и до сих пор не навели порядок. Кто хочет, шляется в рабочее время по своим личным надобностям, будто заняться нечем.

Удивительно, но кроме обычного набора директоров и инженеров-практиков еще и Дэвид Хеннесси явился, собственной персоной. Изначально его выписали как специалиста по изготовлению тигельной стали, самого высококачественного вида литого металла. Из нее делают лучшие бритвы, различные перочинные ножи, лучшие стальные цепочки, часовые пружины и маленькие напильники для часовщиков, а также детали для паровых машин.

В этом году уже изготовлено почти тридцать тысяч фунтов, и спрос продолжает расти, а попутно и доходы. У меня даже имеется грамота, где франкское горное ведомство подтвердило, что сталь, «которую производит фабрикант господин Эймс, имеет качества, не уступающие самой лучшей литейной стали прежних образцов. Кроме того, эта сталь имеет то преимущество, что ее поставки нам могут осуществляться в форме как сваривающейся, так и несваривающейся стали».

Справившись с первоначальной задачей, Дэвид принялся за другие. Как оказалось, он еще в Англии принимал участие в усовершенствовании паровой машины и с удовольствием продолжил работу. Без него мы до сих пор мучились бы, налаживая производство. Ту же печь для выплавки стали он переделывал несколько раз, улучшая. Попутно открыл полезное влияние марганца на сталь и начал добавлять в тигельную шихту окислы, получив новый вид металла. Крайне полезный человек и стоил любых денег. В родном Бирмингеме его откровенно облапошили, обманув с деньгами за паровую машину с шатким цилиндром и еще одну для сверления камней. Изобретатель остался практически нищим, угрохав сбережения на опыты, и был счастлив получить заманчивое предложение.

Вряд ли он понимал, на что решился. Его жена как-то рассказывала мне, что в день свадьбы он отвез ее домой и сказал: «Дорогая, я отлучусь на час в лабораторию, там у меня идет эксперимент». И вернулся только на следующее утро. По крайней мере, здесь он получал все для своих экспериментов и небольшой процент с любого запущенного в производство изделия, став достаточно богатым, чтобы не думать о завтрашнем дне. И открытия принялись валиться как из мешка. Льнопрядильная машина, ножеточка, сучильная машина для шерсти, даже модель паровой машины на колесах, приведшая в восторг Бэзила, увидевшего автомобиль будущего. Как обычно, из последнего ничего пока серьезного не вышло. Медленно идет и часто ломается.

— Сначала поговорю с Биллом Логардом, — сообщил я для общего сведения, — потом с месье Хеннесси. Остальные — сразу все, на закуску. Очень мне любопытно, что еще происходит на моем заводе столь же занимательного.

— Садись, — сказал месье Эймс, махнув на стул, перебирая бумаги на столе.

Фактически это был его дом-резиденция, но бывал здесь хозяин наездами и ничего не имел против вселения семейства Маккормиков. И все же бесцеремонное ковыряние в чужих вещах покоробило Билла.

— Сколько тебе лет? — спросил владелец завода, потянув пару минут.

— Двадцать, — не уловив смысла любопытства, ответил тот с задержкой. — Двадцать первый скоро. — Не этого он ожидал.

— Я познакомился с Глэном, будучи младше, — отпихнув листы, произнес Эймс.

Да он и сейчас ненамного старше, подумал Билл. Чуть за тридцать? Где-то так.

— Он многое знал, и благодаря ему я вступил на путь, по которому иду. Полагаю, я был его единственный друг. И не то чтобы очень стремился к данной роли, но так уж совпало. Судьба. Поэтому имею право высказать мнение, основанное на близком знакомстве. Мой отец говорил: «Есть два типа людей, сынок: те, которые чего-то жаждут, и те, которые добиваются. Мечтатели хотят стать богатыми, но мир не торопится предоставить им их фантазии в реальности. Надо работать, и никак иначе. Много и тяжело. Те, которые добиваются, просто делают это».

Он помолчал, то ли подбирая слова, то ли еще по какой причине.

— Настоящего коммерсанта из Глэна не вышло. Нельзя потребовать научиться играть на скрипке, если у тебя нет слуха. Можно носить ее за человеком с талантом и неплохо жить. А он быть сзади отказывался. У него всегда имелась масса идей, и временами отнюдь не глупых, однако с реализацией выходило отвратительно. Характер, что ли, неподходящий. Не способен был к самостоятельным действиям. Может быть, не дошло смолоду, что деньги так просто не достаются. Для их получения надо не только мозги иметь, но и волю. Ибо везение бывает не столь часто, а спину ломать надо всегда. Какой-то он всю жизнь был… полупрофессионал. Будучи на вторых ролях, прекрасно выполнял свою работу, но не больше. При этом постоянно рвался играть первую скрипку в оркестре. Иногда казалось, что хотел мне нечто доказать. Свою самостоятельность и успешность.

Он налил себе вина, наполнил и второй стакан, подвинув к слушателю. Билл потянулся и невольно скривился от боли в сломанной руке. Вряд ли кто хотел специально причинить ему боль — мало кто из рабочих знал его в лицо. Вечно в роли помощника на заднем плане. Попало, потому что пытался защищать Глэна. Хорошо, больница рядом. Пока неподвижен, вроде ничего, но стоит шевельнуться…

Они выпили без слов.

— Глэн отвратительно разбирался в людях, — продолжил Ричард после паузы. — Подозреваю, ему на роду было написано помереть от чьих-то рук. Как говорится, если суждено быть повешену, не утонешь. — Эймс сухо рассмеялся. — Торговля обычная его не устраивала. Хотелось сразу и много. Он решил, что работорговля приносит огромные барыши, что чистая правда, и вложился в судно. Казалось бы, чего проще, обратись к хорошо знакомому капитану. Если не сам, так подскажет, кто не обманет. Но нет, он возжелал все сделать лично. Нанял людей и послал в дальние края, не имея возможности проконтролировать. Естественно, судно вместо прибытия в Альбион отправилось в Новый Амстердам, где команда быстренько избавилась от груза, поделив его, и разбежалась. Урок ничему не научил, он снова проделал тот же фокус. На этот раз и сам корабль исчез без следа. Может быть, утонул или был захвачен пиратами. Во всяком случае, доходов он не дождался.

Очень хотелось заявить, что в данном случае вины хозяйской нет и никто не властен над подобными вещами. Любой морской фрахт — это риск. Билл промолчал. Вряд ли Эймс нуждается в возражениях. Тем более что был еще и третий невольничий транспорт, где Маккормик состоял в доле. Капитан просто облапошил его, грубо и нагло, заявив о болезни, унесшей рабов в море. Причем ему это не помешало приобрести новый корабль. Доказать ничего не удалось. Шума поднимать Глэн не стал, но кто выстрелил в спину наглецу, Биллу было хорошо известно. Отнюдь не рыжий: лично Билл это и сделал, по достаточно неопределенному намеку. Прямо Глэн ничего не просил, но оба знали, кто и зачем убил. И почему не стал обращаться к тому же Ричарду — тоже. Вряд ли кто вообще был в курсе третьей сделки: уж очень не хотел Маккормик смеха за спиной. Немалые деньги впустую просадил.

— Потом он нашел этого… Лавуазье. Думаешь, не знаю, чья идея со спичками? Мало того, не особо продажи шли, так еще отравилось несколько человек в мастерской. Не люблю губернатора, но правильно сделал, что запретил. Не стоят человеческие жизни чьих-то доходов. Я тоже деньги люблю, но не до такой же степени, чтобы детей убивать.

Ну это как посмотреть, с каменной физиономией подумал Билл. Индейских — вполне. Да и на заводе всякое случается. Нет, впрямую никому болванку на голову не сбрасывают, что да, то да. И все же хватает и несчастных случаев.

— Ну посадил его Глэн на создание пороха. Поиск новых путей, улучшение добычи селитры и прочее. Замечательно. Опять же огромные богатства можно получить. И чем закончилось?

Вот это действительно был страшный случай. Причины взрыва до сих пор толком неизвестны. Трое погибших, пятеро пострадавших. К счастью, Джек отсутствовал, посланный в город с поручением. А лаборатория пострадала всерьез. Вместо заметной обещанной прибыли вышло очередное разорение и возмущение живущих по соседству.

Брат уверенно утверждал: опыт проводился с целью проверки эффективности хлората калия,[1] нового соединения, открытого Лавуазье. Это была проверка на замену селитры. Приняв массу предосторожностей, он убедился, что использование хлората калия в данном контексте невыгодно. Слишком высокая чувствительность, и взрыв послужил неприятным предупреждением. Относиться легкомысленно к веществу нельзя. При этом он все равно в свободное время продолжал изучать возможности соединения для использования в огнестрельном оружии.

— Лавуазье был настоящим ученым, — твердо заявил вслух Билл. — Член академии наук, опубликовавший «Элементарный курс химии» и «Метод химической номенклатуры», причем вторую книгу уже в колониях. Ее приняли в ученых кругах с восторгом.

— Билли, Билли… Я нисколько не сомневаюсь в его достижениях. Просто не очень понимаю, какой смысл в замечательных тезисах: «дыхание есть вид медленного горения» или «ничто не создается и ничто не теряется». Для практических целей это не использовать. Есть на свете теории, а существует их реальное применение. Когда-нибудь в будущем… А он хотел всего и сразу, почему-то уверенный, что мир должен относиться к нему особым образом. А людям чхать на любого. Научись продавать свои идеи правильно — и тогда отнесутся иначе. Люди должны увидеть нечто заманчивое, а не иллюзию, в которой не сегодня и даже не завтра, может быть, будет польза. Точно так же, как изумительна идея прокладки канала Эри.

— И чего неправильного? Торговля с Европой определяется течением Гольфстрим. Поэтому колонии и основывались на берегу Атлантического океана. Единственная река, проникающая в глубь континента, — река Святого Лаврентия, но путь по ней преграждает Ниагарский водопад. От притока Гудзона реки Мохок до озера Эри прокопать канал — и это даст Новому Амстердаму доступ к Великим озерам. Кроме снижения транспортных расходов в разы, вырастет население. Поднимутся цены на земли.

— Браво, — кивнул Эймс с ухмылкой. — Все правильно, особенно про наши с ним территории возле озера и в Де-Труа с окрестностями. Далеко смотрел. Одна маленькая проблемка. Куда ирокезов девать? Они же не согласятся исчезнуть, сделав одолжение!

— Рано или поздно за них возьмутся, — хмуро сказал Билл. — И тогда выиграет тот, кто будет готов.

— Нет. У кого найдутся деньги на этот замечательный и полезный во всех отношениях проект. Вряд ли у одиночки имеется капитал такого размера, чтобы самостоятельно потянуть вложения. Здесь должно участвовать государство, а от Парижа нам не дождаться. Остается сомнительная по размерам казна колоний.

— Выпуск акций при определенной рекламе и разъяснениях мог бы решить вопрос.

— Может быть, когда-нибудь это и случится. Пока что Глэн так и не смог создать ничего своего. Обычно он удобно устраивался в качестве поставщика и одновременно агента по продаже. И не суть важно, завод или мануфактура, лавка или перевозки. С каждой операции имел свой законный процент. Разве мне жаль? Но ведь он все норовил доказать, что сумеет вытащить из моего создания, — прозвучало с нажимом, — намного больше. При том в реальном производстве не соображал ничего, видя исключительно цифры. Да, — хмыкнул Эймс, заметив взгляд, — я тоже в металлургии ноль. Максимум могу поработать кузнецом. Поэтому и занимаюсь доступным. Собираю людей, делающих то, о чем не имею понятия. И ищу решения на организационном уровне. Любая задача делится на отдельные шаги, и их нужно предварительно просчитать. Да, без риска все равно не выйдет, но он должен быть оправдан!

В эту эпоху, говорил Глэн, вспомнилось Биллу, можно достигнуть многого. Есть масса возможностей. А сам так и остался пристяжным. Все-таки Ричард прав — это заложено в характере. Кто-то сумеет, другой — нет.

— Мало родить идею, — с нажимом произнес Эймс. — Надо еще ее реализовать. Кадры, взаимоотношения с властями, определить, где возможна польза и имеет ли смысл работать исключительно на ближнюю или дальнюю перспективу. Я два года висел на волоске, вплоть до заложенной плантации. Постройка всего этого, — он ткнул в сторону окна, — дело отнюдь не дешевое. Только в третий вышел на ноль. И сейчас немалую часть прибыли продолжаю вкладывать в модернизацию и расширение производства. Сейчас речь идет об оружейном производстве, и опять затраты.

Он еще налил вина, и Билл машинально взял наполненный стакан, внимательно слушая.

— Я позволяю среднему звену начальников заниматься своим делом, лишь изредка проверяя. Глэн же норовил постоянно держать в страхе и трепете подчиненных, регулярно запугивая. Они и в сортир без его разрешения ходить не смели. При этом изо всех сил надувал щеки, пыжился, ничего толком не имея сказать по делу. Все это понимали и между собой обсуждали. Он это видел и злился, еще больше и чаще устраивая бессмысленные разносы. Мне уже давно на него регулярно стучат, каждый промах учитывая и с превеликим злорадством докладывая.

Нечто такое Глэн подозревал, отчего еще больше бесился. В последнее время его терпеть стало крайне тяжело. Догадывался, что Эймс может в любой момент от него избавиться. Откровенно говоря, не очень Билл понимал, почему тот столько терпел заскоки рыжего. Старое знакомство — не ответ. Приходилось видеть и по-настоящему жестокого хозяина. Выгнать за серьезную ошибку пинком — это для него нормально. Мог и прибить.

— Собственно, мне прекрасно известно, кто тянул в последние пару лет главный груз на заводе. Через тебя шли основные товарные потоки, приносившие в конечном счете живые деньги. Причем лично тебе он платил не особо много, а процент от всех сделок забирал в свой карман.

— Он очень много сделал для нас с Джеком, — деревянным голосом заявил Билл.

Хотя в реальности после смерти Лавуазье Глэн потерял интерес к брату. Как раз господин Эймс и взял того под крыло. В основном Джек занимался сухой перегонкой угля и использованием полученных при этом различных веществ. Наукой в его работе нынче особо не пахло, зато некие практические результаты точно имелись. Некий газ уже применялся для освещения завода и мануфактур, экономя кучу денег на закупках топлива.

— Да, — подтвердил Ричард, — он дал тебе шанс. Теперь я предлагаю второй. Коммерческий директор Асарко[2] — должность неплохая.

Билл уяснил, что от прочих сделок его отсекают. Как бы и выход товаров с мануфактур не пролетел мимо. Это придется уточнить. Но в его возрасте и данный кусок отнюдь не мал и прост. Придется стараться, и наверняка проверки последуют. Как минимум один из прежних доверенных лиц «сгорел» всерьез, когда выяснилось, что сделка мимо кассы была спровоцирована Эймсом сознательно. Слишком заманчивый куш светил, человек не удержался. Больше с ним никто не захотел иметь дел, и тот впал в нищету, а потом и спился.

— Тебе уже знакомая, и похоже, неплохо освоенная. Постарайся работать в прежнем стиле на пользу предприятию, и в будущем поговорим об участии в прибыли.

— Процент со сделок прежний? — подавшись невольно вперед, уточнил парень.

— Условия стандартные. Все, что сбагрено свыше стандартной стоимости, в твою пользу полпроцента с любой продажи. Также любые поставки на производство ниже определенной цены при том же качестве — половина суммы лично тебе, вторая — прибыль завода. Ищи за счет оптовых сделок и добрых отношений с заинтересованными. Можно кому и лично в руки подкинуть, но об этом я должен быть в курсе. Впрочем, не мне тебя учить.

— У меня есть замечательный покупатель, — подумав, высказался Билл. Прежде это прошло бы через Глэна и перепала бы ему сущая мелочь. — Военный флот, базирующийся в колониях.

А в перспективе и европейские корабли могут заинтересоваться. На треть дешевле, а по бумагам разницу уполовинить и поделить. Отличный вариант для официальных поставщиков.

— Только придется на лапу дать адмиралам, — сказал вслух, — весьма весомо.

Кораблям требовалось огромное количество железа в виде цепей и якорей. На каждые двадцать тонн водоизмещения корабля считали по одному центнеру веса якоря, то есть для корабля в полторы тысячи тонн нужен был якорь весом около четырех с половиной тонн. Стоимость двухсот тонн чугуна в продаже доходила до ста пятидесяти — ста восьмидесяти фунтов стерлингов. В Англии отпускали по фунту за тонну, да еще перевозка. Он будет реально богат и перестанет зависеть от хозяев! Когда-нибудь уйдет и будет иметь собственную фирму!

— Только имей в виду, — усмехнулся Эймс, — если не все, то достаточно много о делишках моего любезного Глэна я знал. По старому знакомству мог и закрыть на разную мелочь глаза. Ты лучше не пробуй. Да! — крикнул он на слабый стук в дверь. — Ступай, — приказал Биллу при виде робко заглянувшей Жанет. — Чтобы завтра утром у меня на столе было в подробностях все о его компаниях и доходах. Что, где, сколько.

Женщина, конфузясь, вошла, терзая руками передник и глядя в пол. Невыразительно доложила о выполнении приказа. Похороны состоятся с утра и прочее, вплоть до посещения детей и укладывания их спать. Месье Эймс никогда ее не обижал, но в глубине души она его боялась. Если уж Глэн не смел возражать, то ей и вовсе неуместно. Тем более убить ему — что плюнуть. Индейцы были звери, а полковник их тысячами стрелял. Видать, гораздо хуже любого дикаря.

— Я знаю, — выслушав, сказал господин. — Глэн не оставил завещания. По закону ни тебе, ни детям ничего не положено. Но это чушь. Ты получишь причитающееся. Я прослежу.

Она молча поспешно кивнула, не особо представляя, о чем речь. Сожитель был человек небедный, но особняк ему не принадлежал, а на заводе он получал жалованье. Как ей дальше жить, не представляла совсем. До сих пор и не задумывалась.

— Что ты сама хочешь для себя?

— Ферму, — моментально выскочило изо рта. — Молочную. Где-то возле города, чтобы можно было продавать людям молоко, масло и сыр.

— А дети? — странно посмотрев, спросил Ричард.

— Если дела пойдут, у меня хватит их одеть и обуть, а еда всегда найдется.

— Будет тебе ферма, — сказал милорд после паузы. — Обещаю.

Глава 2 Жизнь в поместье

Я потянул повод уже в виду дома, останавливая коня. Жеребец недовольно всхрапнул и пошел боком. Он любил показать характер, а сейчас чуял скорый отдых и кормежку. В первый раз, когда я на него сел, эта скотина попыталась развлечься, покатав меня в непредусмотренном направлении. Внутренности у меня наверняка от скачки поменялись местами, но слез я с него в нужном месте, загоняв. Однако и сейчас, случается, проверяет на уступчивость. Пришлось в очередной раз ткнуть, кто на ком ездит и отдает приказы, силой настояв на своем. Бенджамин Вейн тоже остановил своего мерина. Остальных я оставил на заводе в качестве силы на случай вспышки недовольства. Вряд ли это возможно — когда уезжал, все дружно работали и помалкивали, — но лучше поберечься.

Бен был наиболее старым из моих головорезов, скорее всего, ему за пятьдесят. Лицо в морщинах и седой ежик почти исчезнувших волос на голове. Вечно спокойный, как камень. Ничто не удивляло, на все плевать хотел. Вывести его из себя еще никому не удавалось. Прекрасный наездник и стрелок. При этом убил жену из ревности, отчего дети с ним знаться не желали, вычеркнув из жизни. Ну еще десяток индейцев на войне и несколько повешенных в солдатском лагере и забитых плетью. Поскольку после окончания боевых действий идти не имел куда, охотно согласился на предложение послужить. Свой собственный палач. С таким же невозмутимым лицом мог прикончить любого. Но по личной инициативе — никогда. Очень полезный человек. И пугать, и использовать.

Я осмотрелся по сторонам, довольный. Вокруг усадьбы раскинулись низкие холмы с травой и оградами. Здесь содержался скот и были пастбища. Чуть дальше от реки холмы постепенно переходили в более высокое предгорье с покрытыми лесом склонами. На очищенной земле с раннего утра пахали. Здесь будут посадки кукурузы и сорго. Ячмень уже поднялся, а клевер и горох всходили, люцерна росла в низинах. Не зря проехал мимо, внимательно осмотрев. Здешние поля были тщательно обработаны и любовно ухожены. Ничто не пропадало зря, все согласно науке о севообороте. Опыт проживания у Сорелей пригодился в полной мере.

Дом находился не в центре принадлежащей семье территории, но был ее главным сооружением. По соседству имелась целая деревня из хозяйственных и жилых построек. Стоит появиться там — и повторится заводская история. Почти сутки разбирался с накопившимися проблемами. Беспрерывно сменяли друг друга в кабинете управляющие. Большинство из них умели и знали много больше моего и за это получали неплохие деньги. Но если уж покупал чужие мозги, то и докладывать должны уметь максимально кратко, информативно и по существу, не размазывая, исключая длинные красочные выражения.

Если уж очень хотелось, мог и начать расспрашивать о подробностях, но в разговоре очередному специалисту не стоило колебаться и пытаться уклоняться от принятия решения. Раз уж явился, обязан иметь собственное мнение и все заранее обдумать. Многие считали мое поведение излишне жестким и требовательным, но никого на завод я насильно не тащил и давно имел представление, кто чего стоит. Иному можно и заплатить выше обычной цены, но работает он не для своего удовольствия, а на мой интерес.

Исключение все же имелось. Дэвид Хеннесси мог намертво забыть, чем занимается и по какой причине, переключившись на незапланированное изобретение. В очередной раз его осенило несколько месяцев назад. Может, и к лучшему, что я сидел в столице колонии и был не в курсе происходящего. Непременно попытался бы вправить мозги и потребовал отчета о затраченных средствах. В этом смысле господин изобретатель нисколько не стеснялся. Вот и сейчас примчался осчастливить известием о создании безопасной шахтерской лампы. Вещь полезная, но не настолько, чтобы забывать о прямых обязанностях. Хотя я давно отчаялся понять его логику и по методу жены стоически терплю, благо уже принес немало пользы и возможно и в будущем много чего придумает. По крайней мере, вещь небесполезная. Отправил в мастерские, разрешив изготовить пробную партию.

В эти дела я не лез, позволив заниматься ими профессионалам. Другое дело поместье. Каждое утро, если не отсутствовал, в любую погоду я отправлялся с утра с деловыми проверками. В конце концов, именно с этой целью за меня и выходила замуж Элизабет, приобретая управляющего.

Начал с изучения производившихся работ и быстро убедился в и так известном на собственной шкуре, что одно личное присутствие хозяина или надсмотрщика с плеткой увеличивает количество выполненных заданий в два-три раза. А стоит отвернуться или уехать, как моментально производительность падает. Торчать над душой все время невозможно, а держать людей в качестве пугала на жалованье накладно. Поэтому программа, озвученная на свадьбе, начала выполняться.

Вначале посадки табака я сократил до минимума, потом и вовсе от них отказался. Землю нарезал на несколько ферм, раздав наиболее подходящим. Конечно, были трудности, приходилось постоянно опекать в первые годы, подсказывая, и даже пригласить парочку специалистов, но в целом вышло удачно. Новоиспеченные фермеры старательно платили оговоренное, опасаясь в одночасье лишиться благодати. Аренда в целом недотягивала до прежних показателей дохода, зато не требовалось следить за рабами постоянно, а через пару лет уже они и сами научились обходиться без хозяйских указаний. Завели себе всяческую живность от коров и свиней до птицы и молились за меня в церкви по воскресеньям.

Им и прежде не возбранялось держать кур и разводить огороды. Рабы, получившие письменное разрешение хозяина, могли пойти в город, чтобы продать на рынке яйца, цыплят или свежие овощи. Однако теперь они дома могли заниматься чем угодно, не спрашивая разрешения и не отчитываясь, и иметь дополнительный источник заработка. Большинство старательно копило на выкуп. Черный кодекс не запрещал таких вещей, но мало кто, помимо профессиональных мастеров, которых по понятным причинам на плантациях много не бывает, мог этот выкуп собрать.

Между прочим, в прежние времена каждый раб получал набор одежды, которую предстояло носить весь год: шерстяную куртку, штаны, две рубашки, пару чулок и башмаки. Женщинам выдавали нижнюю юбку и сорочку. У некоторых имелся воскресный костюм — темный кафтан с белым жилетом и белыми же штанами. Суточный паек раба состоял из кварты кукурузной муки и селедки из расчета двадцать рыбин в месяц. С барского стола им перепадали остатки мяса, свиные потроха и пахта, оставшаяся от сбивания масла. Теперь они и кормились, и одевались самостоятельно.

Безусловно, не все было столь благостно. Переход от трудоемкой культуры к пшенице высвободил множество рук рабов. Не так просто было выбрать толковых арендаторов. Человек должен был покорным и понятливым, трудолюбивым, усердным и достаточно сообразительным, чтобы не приходилось постоянно разбираться с его сложностями и проблемами. А вот с остальными вышло по-разному. Часть из них отправилась на завод, большинство работало в мастерских в здешнем поселке. Кроме мельницы и кузницы в нем имелись обувная и портняжная, слесарная и столярная мастерские, пекарня и дубильня, пивоварня и винокуренный завод. В планах построить мануфактуру для переработки волокна конопли.

Желающих отпустил на оброк, тщательно подсчитав сумму. Сегодня я точно не внакладе, хотя от двоих особого толку нет, а еще трое вернулись и сейчас трудились в мастерских. Еще завел собственный рыбачий флот. В целом почти вдвое перекрыл прежние доходы и освободился почти от всех дополнительных расходов, кроме медицины. Здесь тот же принцип, что и на заводе, хотя больницы не имеется. Есть только очередная бегинка с парочкой малолетних помощниц. И то огромный прогресс. Не требуется в случае чего посылать за доктором в город.

Но не все сумели или захотели измениться. Несколько человек из особо буйных, норовящих сбежать, несмотря на улучшение жизни, или глупых, пришлось безжалостно продать на сторону. Если они сдохли впоследствии, абсолютно не жалко. Шанс я давал всем, но не любой способен измениться.

— Поехали, — сказал, насладившись зрелищем.

Бен невозмутимо последовал за мной. Пейзажи и красоты природы его не трогали абсолютно. Он таких вещей в принципе не понимал.

Стоило въехать в поселок — и обнаружилась пара фургонов очень знакомого вида, у которых вертелись местные дети и несколько женщин. Лавка приехала с доставкой на дом. Они обычно имели определенную раскраску или более-менее прилично изображенные картинки зверей и птиц, что свидетельствовало о принадлежности к определенной семье. Иногда присутствовали знаки, нечто говорящие посвященному. Чужак внимания не обратил бы на дополнительную полосу или орнамент не той формы. Во всяком случае, эти люди определялись с ходу. Рольф Кармоди. Троюродный дядя через тетку. Крайне дальняя родня, но все же не посторонний. Больше года не появлялся.

За пять последних лет в Альбион перебралась добрая дюжина семей пэйви. Приезжали они в лохмотьях, через пару лет уже имели вполне респектабельный вид, фургоны, лошадей. Правильным мастерам было к чему приложить руки — котлы, чаны или противни и ремонт были нужны везде. К таким уже прозвище «котляры» прочно приклеилось.

В качестве торговцев они забирались в такие далекие края, где коммерсанты появлялись последний раз при дедушке тамошнего владельца участка. Существует огромное количество всяческих мелочей от обычных иголок до инструментов, которых на месте не изготовишь, а в хозяйстве весьма ценятся. Когда тебе привозят прямо к порогу и не приходится тащиться вдаль, а цена практически одинакова, понятен выбор. Ну а если вдобавок еще ленты да ткань для женской половины семьи, придется раскапывать ухоронку с серебром, лишь бы потом жена с дочерьми со свету не сжила.

Кое-кто работал на меня, остальные перешли к привычному образу существования, торгуя и ремесленничая по дорогам. Все они приходили сначала представиться, негласно признавая меня здешним главой общества. Официального звания не полагалось, но нечто вроде патриарха. В отличие от нормальных аристократов, я со своих подданных не имел ничего материального. Одно глубокое уважение и необходимость изредка разгребать их проблемы. Не то чтобы очень напрягало, слава богу, пока никого не приходилось отмазывать от казни, но попутно приносили новости иногда из дальних краев.

— А что это у тебя на голове? — спросил я с любопытством, когда Рольф приблизился и почтительно приветствовал.

Ритуал исполнен, можно спешиться и нормально побеседовать.

— Невестка, Эмили сшила, — сказал он, с готовностью сдергивая и протягивая. Если пэйви может нечто продать с прибылью, он с себя и подштанники снимет моментально.

Занятная вещь, ничуть не похожая на привычные. Большинство шляп имело форму высокого цилиндра со скругленными краями, широкими прямыми полями, причем тульи изготавливались без складок. При общем фасоне нередко по одному виду и украшениям определялось, из какой местности и какого достатка владелец. Эта была абсолютно оригинальна, с высокой округлой тульей, вогнутой сверху, и с широкими подогнутыми вверх по бокам полями. Здесь летом всегда жарко. Головной убор просто необходим, а широкие поля дают тень.[3]

— Удобно от солнца и водонепроницаемая, — принялся Рольф старательно расхваливать. — Можно защищать голову от дождя, а захочется — и набрать прямо в нее. Не пропускает. Мы дошли до степей на западе. За Ред-Ривер до Рио-Гранде, где испанские владения. Там многие носят сомбреро. Деревьев мало, одна трава и солнце жжет.

— А что, мне нравится. Только уж новую, а не с твоей головы.

— Это можно, — обрадованно заявил дядя и заорал: — Эмили!

— Чего? — ответил недовольный женский голос от фургонов.

— Тащи сюда свои шляпы, покупатель нашелся.

— А чего еще занятного расскажешь?

— О! Много-много всякого, заходи вечером. — И он незаметно для окружающих сунул в руку камешек. — Золото, — сказал очень тихо. Лицо, обросшее седеющей щетиной, очень серьезно, вопреки радостной улыбке, предназначенной для свидетелей.

Возле глаз собрались морщинки в немалом количестве, и смотрит прищурившись. Когда-то зоркие, они стали сдавать. Но дело даже не в этом. Прекрасно соображает, насколько рискует. Многим звон драгоценного металла затуманивает разум. Не в том он положении, чтобы ставить жесткие условия и нечто требовать. Стоит мне мигнуть — и все они просто исчезнут в пути, прямо за границей поместья. Но зачем мне это? Наверняка все не так просто, иначе бы не пришел, а потихоньку мыл бы в речке самородки.

— Считается запретной для поселений земля, но фактически есть возле Голубого Хребта[4] колонисты, правда, немного.

Еще бы. Официально он являлся границей между колониями и территорией индейцев. На практике через него частенько ходили в долину Шенандоа. Кто-то и по дороге оставался, хотя не всегда безопасно там находиться мелким группам. Несколько кланов ирокезов, пришедших с севера и вытесненных, любви к бледнолицым не испытывают и при случае охотно разделаются с надоедливыми.

— Стоит пойти слуху, туда хлынут толпы. Будет очередная война, и достанется совсем не нашедшим людям. Сумеешь договориться по-тихому?

Очень сомнительно. Золото не спрячешь и людям ртов не позашьешь. Но насчет остального он безусловно прав. Ко всему Париж не станет ссориться с Мадридом по поводу наглых колонистов. Отдуваться потом Новой Галлии и Альбиону.

— Вот, милорд, — протягивая сразу несколько шляп разных цветов и размеров, сказала девушка. Вся из себя такая округлая и крепкая, а мордочка симпатичная. Была бы она не из наших — непременно похлопал бы по заднице.

— Завтра с утра зайду, — отбирая подходящую под «вам ужасно идет» от Эмили, пообещал. Не потому что хочется помариновать и заставить нервничать. Просто дома и дел наверняка хватает. А золото в горах лежит давно, еще маленько останется без присмотра. — Поговорим серьезно.

Проехал дальше, отвечая на приветствия, прямо к конюшне. Там нас встретил вечно неразговорчивый Джонатан. Поскольку на вопрос «все ли в порядке?» пожал плечами, можно считать, все идет в лучшем виде. Моя конюшня считалась благодаря ему одной из лучших в колонии Альбион и обходилась тоже недешево. Положение обязывает помимо верховых лошадей иметь выезд для жены. Когда Элизабет отправлялась в гости или в столицу колонии, она восседала в элегантном экипаже, запряженном четверкой лошадей. Естественно, кучер, парочка сопровождающих всадников и мальчик для мелких поручений. А еще требовалось несколько хороших коней под собственные нужды, да и охране с прислугой требуется выдавать.

— Посмотри на лошадей, которых Рольф привел, — посоветовал Джонатану. Специально не стал осматривать, чтобы не показывать заинтересованности. На привычных английских скаковых или фламандских грузовых першеронов ничуть не похожи, но мне понравились.

— Уже, — лаконично ответил Джонатан.

— И?

— Некрупные, выносливые, происходят от берберской породы. Такие рождены для жизни в суровых пустынных местностях и приспособились к питанию одной травой. Наверняка могли покрывать огромные расстояния от одного водного источника до другого.

Речь была для него на удивление длинной. Значит, понравились.

— Возьму на развод и для скрещивания трех кобыл и жеребца, — поставил он в известность, как об уже одобренном. Моего мнения и не подумал спрашивать, но в этом отношении я ему полностью доверяю. Сказал — подойдут, значит, так тому и быть.

Стоило выйти из-за угла на дорожку к парадному входу — и со стороны садовника раздался крик-предупреждение:

— Хозяин вернулся!

Если вне усадьбы я был волен творить практически что угодно, отпускать на волю, сдавать рабам землю в аренду или отпускать их на оброк, то в доме царствовала и правила Элизабет. Домашняя прислуга щеголяла в специальных ливреях (непременно из французского сукна) и подчинялась исключительно ей. Никакой режим экономии на содержание дома не распространялся, тем более что она использовала свои деньги.

Дворецкий, повар и его помощник, посудомойка, водонос, прачка, садовник, три горничных, двое прислуживающих за столом и в комнатах, нянька, она же кормилица, и еще с пяток малолетних, используемых в качестве посыльных и помогальщиков. На рассвете она раздавала задания служанкам. Потом надзирала за уборкой, штопкой и стиркой простыней и одежды, за изготовлением мыла и свечей. За два часа до обеда сообщала кухарке подробные инструкции насчет блюд и так далее, и так далее, и так далее. Самое удивительное, что все это ей нравилось не меньше, чем посещение модных магазинов и балов. Элизабет была прекрасной и радушной хозяйкой. Она обожала гостей, и те регулярно приезжали, порой задерживаясь на неделю и больше. В таких случаях прислуге хватало забот выше крыши, и зря она не сидела.

— Папа, папа! — вскричала Вики и понеслась с веранды в мою сторону, где сидела с мученическим видом, изображая внимание к очередному воспитательному процессу со стороны матери, потеряв на ходу шляпку и одну из туфелек.

Характер у нее был живым, отнюдь не в чопорных родственников, с детства отученных проявлять искренние эмоции. В этом смысле она пошла в меня, хотя внешне ничуть не похожа. Вечно норовила сбежать из-под присмотра в конюшню или на кухню. Вела себя временами на манер мальчика, лазая по деревьям и постоянно пачкая платье. Я подхватил девочку и подбросил ее в воздух под довольный смех. Восторг Вики мне по сердцу. Готов всегда для нее постараться.

— Виктория! — возмущенно потребовала Элизабет. — Немедленно наденьте шляпку!

Она застыла в позе возмущения, вскочив с кресла в гневе. Я невольно залюбовался. Роды никак не повлияли на ее фигуру, а грудь ребенку давала кормилица. Все та же талия и красивое личико, будто и не прошли годы. На темно-синем фоне платья горел золотой медальон. Внутри миниатюра — малютка Виктория. Дочку жена искренне любила, но страстно желала сделать из нее маленькое подобие себя — хорошо воспитанную и правильно ведущую себя на людях. Я, например, не понимал, почему нельзя играть с другими детьми и обязательно выслушивать чтение всяческих священных текстов. Вполне достаточно церкви по воскресеньям.

— Ричард, — сказала Элизабет грозно, — будь любезен надеть на нее шляпку, не то она загорит так, что не отличишь от прислуги.

И ведь не сказать, что сама блещет белизной кожи. Все же предки из Окситании.[5] Может, потому вечно озабочена вопросами загара. А вот дочь в этом смысле пошла в меня. Золотистые волосы, прозрачная кожа. Когда врет и ее ловят, краснеет и невозможно это скрыть.

Я послушно водрузил Вики на голову свое новое приобретение, отчего вся ее головка скрылась внутри: все же рассчитано на взрослого человека, а не на пятилетнего ребенка. Она вновь счастливо залилась смехом, пытаясь пристроить мою шляпу, чтобы было видно окружающий мир, и придерживая ее для этого за широкие поля.

— Хочу такую же! — заявила Вики.

— Для моей красавицы-дочки непременно достану. Из-за океана выпишу, — пообещал, протягивая руку.

— Папа держит слово, — нахально заявила дочь невесть где подслушанное и, взявшись за пальцы, пошла рядом.

Я старался не делать широких шагов, чтобы ей было удобно. Только возле ступенек подхватил и перенес на руках. Лицо Элизабет, как обычно, выражало крайнее неодобрение.

В принципе мы прекрасно живем. Каждый занят своими делами и особых ссор не случается. Я всегда готов выслушать соображения жены, она меня достаточно уважает, чтобы не лезть в хозяйственные дела и не проверять по мелочи. Тем более что брачный договор скрупулезно выполняю. Добрая треть доходов плантации идет в ее личный карман, и я не вмешиваюсь в траты. Пусть делает что угодно, хоть глупое и расточительное, лишь была бы довольна. Потому и домашние слуги у нас рабы. Но эти и не жалуются: не в поле ковыряться. Хорошо едят, сладко спят и особо над ними не издеваются. Садизма в Элизабет не присутствует, и наказывает она исключительно по справедливости, за нерадение и отлынивание от прямых обязанностей.

Ко всему, с ней можно было говорить достаточно откровенно. Пожаловаться кому-то из знакомых на нелады в очередном проекте — мероприятие более чем сомнительное. Неизвестно, какие выводы последуют. А вот она целиком на моей стороне. Ничто не для общего сведения наружу не выходило. Иногда кроме сочувствия можно было получить и дельный совет, если это касалось семейных связей в колонии. Уж кто кому кем приходится в высшем свете и почему надо обращаться к этому, а не к тому, она прекрасно знала с детства, включая слабости здешних сильных людей.

А вот в вопросе воспитания мы с ней кардинально расходились. Как оказалось, собственных детей носить очень приятно. Вот уж раньше не подозревал. Но растут они страшно быстро, и уже простой игрушкой очень скоро не отделаться. Или я старею стремительно?

— Через четверть часа обед, — подчеркнуто нейтрально сообщила Элизабет, подставляя щеку для поцелуя.

— Уже иду переодеваться, — тут же согласился. До сих пор на торжественных мероприятиях куска проглотить не в состоянии, не усомнившись, не громко ли стучу ножом и вилкой, не беспокою ли соседа по столу звяканьем стакана. Да и вообще насколько правильно пользуюсь столовыми приборами. Хорошо дома можно чувствовать себя свободно хоть иногда. — И Вики тоже.

— Да, папочка, — кивнула девочка и убежала.

— Как прошло? — спросила Элизабет.

— Настоящего бунта не случилось. Убили Маккормика и сами испугались.

Разбираться пришлось сурово и очень подробно. В первую очередь трясти арестованных. Мало кто из них всерьез запирался, и каждый норовил переложить вину на другого. Пришлось сверять рассказы, выясняя истину. Не уверен, что все вышло замечательно: подобного опыта прежде почти не имел. С тяжкими преступлениями в округе, хоть и судья, не особо сталкивался. У нас все больше воруют и физиономии чистят в пьяном виде. Ну, что сделано, того уже не изменить. Трое подстрекателей переданы местному шерифу и без промедления вздернуты на виселице прямо на площади напротив проходной завода в назидание, как только тот ознакомился с показаниями. Еще дюжина подверглась тяжелейшей порке.

Практически каждый из присутствовавшей во время избиения толпы получил немалого размера штраф — может, в другой раз задумаются и не станут смотреть, а попытаются помешать насилию. Тот самый Фреди реально оказался одним из смотревших, но не участвовавших, загребли случайно. Таких с десяток отпустил, велев взыскать, как и с прочих, деньги в наказание. Жена потом пыталась целовать сапог, было крайне неприятно, но специально для всех заявил, что не ради мольбы, а по отсутствии тяжкой вины отпущен придурок. А малая на нем имеется, и расплатиться придется вычетами из жалованья. Фактически ему лишний год вкалывать придется.

— Это плохо, — сказала Элизабет озабоченно, имея в виду Глэна. — Полезный человек был. Где теперь найти такого удобного купи-продая.

Ну да, особой жалости конкретно к погибшему не имеется, с чего бы ей страдать. Для нее он на уровне слуги. Пойди туда, принеси то и продай продукцию, да непременно с прибылью. Приносящий пользу нужный человек, но ни в коем случае не ровня. Да и виделись они не так чтобы часто и всегда по денежным проблемам. В первые годы я регулярно затыкал дырки в разных предприятиях, беря в одном, переводя в другое. Пару раз в этой роли выступала и плантация. Элизабет в таких случаях получала полный отчет и ни разу не возразила, даже когда пришлось серьезно поджаться и экономить. Все же не стала в позу обиды и вошла в мое положение, доверяя. Когда финансы пошли на лад, по собственной инициативе преподнес несколько дорогущих драгоценностей в подарок. Кажется, мы оба остались довольны. Если не страсть, так дружба в семье присутствует.

— Но, может, оно и к лучшему, — насквозь деловым тоном заявила она. — Давно говорила: не смешивай разные деловые предприятия. Потом разобраться сложно, откуда и что пришло. Земля отдельно, завод и торговля тоже. Пусть у каждого свой управляющий на жалованье — и достаточно.

— Ладно, пойду переодеваться к обеду, уже четвертый час.

— Не забудь, — сказала она быстро, — обязательно требуется на собрание подъехать завтра, раз уж появился.

Как мне это осточертело! Согласно статусу уклониться от состояния в приходском совете местной церкви никак нельзя. Время от времени приходилось еще и на их мероприятиях присутствовать, будто мало иных забот. И вечно жужжат в уши насчет моих работников. Привезенных из Африки рабов положено правильно просвещать и читать им Библию при невозможности посещения церкви. Я даже специально построил церковь в поместье и пригласил пастора: пусть занимается прямыми обязанностями. Так принялись ныть про не посещающих собрания с проповедями. Загоняй-де силой. Да плевать мне на вероисповедание сервентов и наемных мастеров! Если они хорошие трудяги, безразлично, откуда прибыли, хоть из этих… как их… Филиппин. Пусть они будут магометанами, иудеями или язычниками, лишь бы создавали прибыль имению. От их веры мне никакого ущерба. Она не лезет в чужой карман и не буянит. Принуждение сделает лицемерами и не добавит желания трудиться. Напротив, заставит искать пути к уходу.

— Конечно, — смиренно согласился: в таких вопросах с женой не спорю. Семейная жизнь — всегда мелкие уступки, главное в принципиальных вещах не ссориться. Пока удавалось.

Мы сидели у догорающего костра, возле замерших в тени фургонов и лениво жующих лошадей. Большинство семейства отправилось спать. Песни и пляски не для кого устраивать, а с дороги устали. Мне тоже почтения не требовалось, поэтому с легкой душой остался в малой компании, лениво обсуждая всякие мелочи. Рольф не собирался сообщать точного нахождения золота, я — давать опрометчивых обещаний заранее. Неизвестно еще, как повернется будущее. Земли те пока принадлежат индейцам, и вряд ли они обрадуются приходу белых. А драгоценный металл — отнюдь не каменный уголь. Желающих набить карманы будет множество, включая самих работников. Сначала нужно все очень хорошо обдумать и посоветоваться со знакомыми индейцами.

— И как это — лудить? — Любопытство в Вики хлестало через край. Может, и не стоило ее с собой брать: приходилось все время следить, чтобы не лазила по фургонам и не ушиблась. Все же она еще мала самостоятельно носиться по холмам. И так ожидает очередная выволочка от Элизабет, но не взять ее, услышав просьбу, не мог. Слишком редко и недолго бываю дома.

— Вредная работа, — очень серьезно принялась объяснять Эмили.

Она и сама не так давно вышла из детского возраста, но смотрелась совсем иначе. Дорога и тяжелая работа наложили на девушку заметный отпечаток. Но кость у нее широкая, крепкая. Когда-нибудь станет уважаемой матроной, из тех, что сидят в узловых точках путей и служат скрепляющими звеньями родов. Уж очень обстоятельная и знающая. Да и с выдумкой. То шляпы делает, то кастрюли паяет.

— С бачка сначала кислотой снимаем ржавчину. Потом кладем в кислоту цинк, кладем в нее олово, ставим на огонь, оно нагревается, и этим мажем — это мы уже начинаем лудить. Потом промываем бачок от кислоты, чистим его щетками… — Говоря, она постоянно демонстрировала оттирание песком, прикладывая заметную силу, или, осторожно открывая пузырек с кислотой, давала понюхать.

— Разное приходилось слышать о той степи, — сказал я Рольфу лениво.

— Разговоры, — пренебрежительно махнул он рукой. — Невозможно представить, насколько безбрежные просторы. Я и не думал, что такое бывает. В Англии и Франции все кругом распахано и поделено, а там буквально месяцы можно идти — и пустота. Только дикие животные.

— Бизоны.

— А, — возбужденно вскричал он, — то другое. — На юге есть иное, гораздо более странное и интересное. Наверное, какие-то испанцы потеряли коров, и вроде бы они не скрещивались с бизонами, а сами по себе размножились. Буквально сотни тысяч одичавших бродят по равнинам. Ты же знаешь лонгхорнов,[6] выращиваемых на юге кастильцами. Эти точно такие же. У большинства коров и быков размах рогов достигает шести-семи футов, у старого огромного быка-вожака стада рога частенько раскидываются на добрых девять с лишним футов. И человека не считают хозяином. Огромные, легко впадающие в ярость и готовые атаковать подошедшего близко. Запросто подденут на рога, а затем спокойно продолжат щипать травку.

— Ну и что за радость в таких животных?

— Ты не понимаешь. — Рольф в азарте позабыл даже именовать меня уважительно милордом. — Земля там практически бросовая, документы испанские власти выправят моментально. На побережье не пустят, а в глубине степей — как у нас земля Луизианы. Вроде бы принадлежит монархам, а на самом деле никаких властей. Долина Нуэсес плодородна, воды вдоволь. Коровы остаются стадным скотом, хоть сорок раз одичавшие. Любой может наловить сколько угодно и продать их в городах возле моря.

— Если тебя не забодают насмерть и не затопчут, можно ужасно разбогатеть, — скептически поддержал я его. — Все так просто, и никто до тебя не догадался. Хочешь, угадаю? Там водятся многочисленные вооруженные индейцы, почему-то считающие эту территорию своей. С огромным удовольствием тебя прикончат, а вещи присвоят. Потому испанцы и раздают легко разрешения селиться, ведь долго там никто не продержится. Непременно заявятся за чужим имуществом. Так, нет?

На самом деле про тамошние земли я слышу не первый раз. Вояжеры забирались иногда очень далеко, а огнестрельное оружие и железные инструменты высоко ценились у любых племен. Более того, Иоахим Рибовски по старой памяти заглядывал иногда, закупая товары. На наших общих трофеях он неплохо развернулся, организовав собственную артель на юге, и не считал нужным утаивать подробности. В отличие от добывающих и выменивающих меха пушных зверей, на севере его деятельность даже поощрялась администрацией Соединенных Королевств. Вооружая индейцев во владениях Католического величества,[7] они мешали тамошним испанским поселенцам спокойно жить, создавая угрозу.

— Можно подумать, это нечто новое, — недовольно заявил Рольф.

Подошла и уселась рядом на поспешно подстеленный сюртук Вики, прислонившись спиной ко мне. Вот не помню, чтобы себя так вел в детстве, но я лет с шести был уже почти помощник. Либо возле отца, либо возле старшего брата на подхвате, и постоянно чему-то ненавязчиво учили. Полезному и нужному в хозяйстве. Просто посидеть и по праздникам не очень выходило. Чем старше становился, тем больше обязанностей. Моя девочка даже собственного пони чистит в основном назло матушке. Той не нравится подобное времяпрепровождение ребенка из приличной семьи. А я ничего плохого не вижу. Хоть при необходимости без слуг сумеет обойтись. Запрячь, обиходить. Силенок пока маловато правильно затянуть, но это придет с возрастом. Будет знать лошадей — пригодится.

— В том-то и дело, — сказал я, обнимая дочку, — что нет. Все это уже было и, видимо, будет в дальнейшем. Стоит заключить соглашение с одним племенем — и ты тут же оказываешься в конфронтации с другим. Оказывается, они воюют не первое десятилетие. Исключений не бывает.

Рольф принужденно засмеялся.

— Говорят, раньше равнины были почти пустыми. Лошади у индейцев тоже появились не так давно, наверняка от тех же испанцев. Если продали, сами себе на голову сделали огромные проблемы, но скорее случайно потеряли, как и коров. Прежде они кочевали, перевозя груз на собаках и собственной спине. Псов приходилось кормить добытым мясом. С появлением лошадей выросли расстояния кочевок и дальность охотничьих и грабительских рейдов. Для немена[8] они стали путем к могуществу. Они происходят из шошонов, — продолжил Рольф, — но давно отделились. Сначала заключили союз с родственными по языку ютами, а размножившись, стали властвовать на огромной территории. Но у них, совершенно верно, есть враг, поселившийся на равнинах раньше, — апачи!

Точнее, как говорил Рибовски, их полно, временами отличающихся. Есть паломас, куарталехос, пинксис, карланас, сьерра бланкас, хикарильяс, пелонес и липанс, и вовсе не считают себя одним племенем, хотя и родственными группами. Война идет уже добрых два поколения, и апачи, видимо, проигрывают. Сегодня пришельцы имели огромную империю, которая охватила Великие Равнины от долины Рио-Гранде до речных долин Миссисипи и Миссури, и они смотрели на север и восток как на рынки сбыта, источник получения богатств, союзников и дальнейшего возвышения собственного могущества.

Надо сказать, я почти наверняка один из немногих, имеющих представление о размере территорий и границах вне колоний. Спасибо Бэзилу с его многочисленными рассказами и сомнительными идеями. Иные могут оказаться страшнее оружия. Но не использовать полезное глупо. Специально плачу за сведения и карты. Единственная существующая на сегодняшний день помимо моих выполнена в масштабе 1:2 000 000 экспедицией почти столетней давности. Неудивительно, что карты огромная редкость и многие образованные люди запросто путают реку Миссисипи с Миссури. Даже мои очень приблизительные знания дают лучшее представление, чем это картографическое убожество. Миссисипи почему-то удаляется куда-то на запад, расстояние между южной оконечностью озера Мичиган и ближайшей точкой на реке оказывается в два с лишним раза больше, чем на самом деле.

— Ты ведь нарисовал маршрут? — спросил Рольфа.

Тот замялся.

— Да ладно, — сказал я небрежно, — свои секреты держи сколько угодно. Остальное покажешь, раз договаривались.

Он без особой охоты полез в сумку. Заранее приготовил, но не отдавал без напоминания. Наверняка там страниц не хватает, где маршрут мимо золотых мест. Ох уж эти хитрецы.

И опять вспомнился Рибовски. Он прямо утверждал: основная причина бесконечной войны на равнинах — во время теплых сезонов апачам необходима речная влага для оросительных систем на маисовых полях, а команчам нужна приречная трава и вода для их растущих лошадиных табунов.

Не менее яростной была борьба и зимой, поскольку на открытых местах не найти корма для лошадей и топлива обогреться. Привязанные к земле фермеры-апачи были беззащитны перед своими конными соперниками, превращавшими огражденные земледельческие деревни в смертельные ловушки. А значит, превращались в ищущих союза с белыми. Колонистам было бы выгодно взять под защиту более слабых и вытесняемых, к тому же возделывающих землю и уже поэтому способных встроиться в новые отношения. К сожалению, наш монарх не позволяет нормальное заселение земель, и серьезной поддержки апачам не дождаться.

— На самом деле, — сказал Рольф, вручая бумаги без особой охоты, — немена торгуют с испанцами пленниками. У кастильцев какие-то дикие юридические заморочки, не позволяющие держать в рабстве крещеных индейцев. Но люди нужны в немалом количестве и с большим удовольствием приобретают «индиос барбарос», то есть диких индейцев. Особый упор делается на запрет покупки, продажи и владения индейскими рабами, но колонисты Новой Мексики скрывают незаконный оборот под маской «рескате» (выкуп или обмен). Они приобретают пленных индейцев у кочевых племен, якобы спасая их от жестокого обращения и язычества. А затем вместо просвещения, — он усмехнулся, — спокойно продают и используют по своему усмотрению.

— А вот это очень плохо, — невольно хмыкнул я. — У них кроме желания нахватать побольше народу для продажи ничего за душой не имеется. Любой белый фермер или ловец коров очень рискует, ошиваясь в подобных местах. Реально там надо пройти железной метлой, уничтожая всех подряд, иначе спокойствия не ожидается. О! Да ты совсем спишь!

— Неправда, — пробормотала Вики, — я слушаю.

— Нет уж, — поднимаясь и подхватывая ее на руки, пробурчал я, — пора домой, в кровать. А то твоя мать меня загрызет.

Глава 3 Семья и торговля

В библиотеке было тихо и спокойно. Единственное место в доме, где приложил собственную руку. Даже в кабинете не стал менять мебель, оставшуюся от отца Элизабет. А вот книги нынче четко делились на две категории: модная художественная литература, читаемая женой, с вкраплением античной от ее родителей, и приобретенные лично мной специально для изучения по самым различным отраслям знаний.

В первую очередь на военную тему. «Трактат о нападении и применении железа». В нем идет речь о строительстве крепостей и подробно описаны крепости, которые заложил и обновил в минувшие годы для его величества генерал Себастьен Ле Претр, маркиз де Вобан. «Трактат о шифре» Б. де Виженера, «Трактат о бомбометании» Ф. Блонделя, новейшие издания «Новостей Республики Ученых».

Конечно, были и достаточно известные труды вроде «Дружеских бесед» Эразма Роттердамского, «О праве войны и мира» Гуго Гроция, «Государя» Н. Макиавелли, «О должности человека и гражданина» С. Пуффендорфа и его же «О естественном праве и праве общин для всех народов», а также энциклопедия и несколько словарей. Скоро за полторы сотни перевалит, и все не просто стоят на полках, а тщательно изучены.

У меня несколько специальных тетрадей, где зафиксированы понравившиеся мысли, причем не только из текстов, но и пришедшие на ум в результате чтения. Особенно по части экономики реальной и государственной, а также проведенных на практике экспериментов. При посадке новых культур пришлось внимательно следить за результатами. Как влияют почвы, погода, разные виды удобрения. Все по делу и никаких размышлений о жизни. Совсем не требуется, чтобы планы попались на глаза кому особо любопытному до времени. К примеру, уже некоторое время я обдумывал строительство хлопчатобумажной и ткацкой фабрик. Даже расчеты делал, и останавливало только отсутствие подходящего места. Требовалось достаточно большое количество рабочих рук и специалистов.

Мне этим заниматься не выйдет, разорваться не получится. А доверенного управляющего пока не нашел. То есть назначить кого-то не проблема, но мне требовался профессионал и готовый прислушаться к конкретным требованиям. Настоящие мастера обычно пропускали указания мимо ушей, считая себя более знающими. А за молодым надо стоять и контролировать хотя бы первое время. Потому что задумано было выстроить процесс и организовать так, чтобы, с одной стороны, на фабрику поступал хлопок-сырец, а с другой — выходила готовая хлопчатая ткань.

Изобретение хлопкоочистительной машины еще до моего превращения в помещика и высокие цены на сырье подтолкнули многих плантаторов переключиться на выращивание хлопка. За последние годы сбор вырос с трех тысяч кип (в каждой по пятьсот фунтов) до почти ста тысяч. Странно было бы не воспользоваться удачным моментом. К чему везти за океан исходное сырье, когда и в колонии можно его превратить в ткани. Лекцию Бэзила о выгодности продажи изделий и пагубности сырья для промышленности страны, как и долговую петлю на шее в результате отправки продукции в Европу, я запомнил навечно. Хлопок от табака в этом смысле ничуть не отличался. Дез Эссар определенно пообещал посодействовать. По части дивидендов с Асарко на меня точно не в обиде, и возможно, и этот проект через годик-другой начнет выполняться.

Впрочем, сейчас я книг не читал и выписок для дальнейшего обдумывания и запоминания по старой привычке не делал. В очередной раз изучал хозяйственные дела, проверяя цифры. Нравится или не нравится, но без этого не обойтись. Абсолютно честных людей на свете не бывает, и не стоит пускать на самотек денежные поступления. Например, рыбацкая артель вылавливала на Потомаке сига десятками, а сельдь сотнями тысяч штук. Гораздо удобнее засолить в бочках и подержать на складе до весны, когда устанавливалась хорошая цена. Но везти на побережье рыбу — не особо удачная идея. Там своей хватает. Зато поставлять на завод и шахты, где добывается уголь, — двойная выгода. Не приходится закупать у торговцев с накруткой на цене, по бухгалтерским книгам я разницу учитываю как продавец и записываю в доходы поместья.

Еще большая пекарня приносила неплохие доходы. Мой агент стабильно снабжал корабли, уходившие в долгое плавание через океан, галетами из муки собственного помола. Кстати, и соседи везли свое зерно на мельницу не бесплатно. Еще кукурузная и пшеничная мука шла на продажу в Вест-Индию. Частично во владения Соединенных Королевств, в немалой доле на испанские острова. Это было крайне выгодно, потому что там производили сахар, кофе, какао и многое другое, имевшее замечательный сбыт в Европе. А значит, в карман от поставок продовольствия шли немалые живые деньги. Хотя Яков Третий через год опомнился, позволив вернуться к прежним порядкам с печатанием в колониях собственных купюр, но настоящее золото и серебро ценилось выше. А его всегда не хватало.

Прерывая хозяйственные заботы и изучение документов, в библиотеку впорхнула Элизабет. Вид у нее был сногсшибательный. Обтягивающее высокую грудь, демонстрирующее ее в глубоком вырезе платье из тончайшей ткани, название которой мне сроду неизвестно, однако по одному виду ясно, насколько дорогая.

— В этом я пойду на бал, — явно заметив мое судорожное сглатывание, довольно провозгласила она. — Еще само собой та подаренная тобой диадема из брильянтов и сережки.

Невольно вспомнилось, во что гарнитур обошелся. На меня потом косились все соседи. Прямо ничего не говорили, но намеки о необходимости не тратиться на утоление женского тщеславия и важности, не поддаваться капризам супруги прозвучали во время проповеди в церкви явно не на пустом месте. Элизабет была счастлива, затмив всю женскую часть округи и правильно поняв, о ком речь. Мне вот мужей стало жалко, когда дошло, что именно наделал. Теперь многим придется напрячься, чтобы соответствовать. Далеко не каждый супруг даже в старом роде имеет возможность делать подобные подарки. Я и сам в два приема покупал.

— Еще множество жемчужин, — принялась Элизабет показывать на себе, поворачиваясь и демонстрируя пленительные изгибы. Специально, что ли, провоцирует? Все же я изголодался от длительной разлуки. — Вот здесь и тут. Ой, а что это ты делаешь?

— Попробуй догадаться, — пробурчал я, продолжая работать руками.

Сейчас уже мало кто помнит, откуда у женщин завелась мода брить волосы. Арлет и Рут разнесли новость, и почти наверняка специально, начав с проституток. Вшей от тех теперь уже не подцепишь, в отличие от иной гадости. Голов, правда, не бреют, до этого не дошло. Моют специальными травками, избавляясь от блох и прочей живности. У бегинок на этот счет целая программа разработана с просвещением. Откуда берутся тиф, холера, дизентерия и как с ними бороться. И ведь реально вспышек эпидемий поубавилось, пусть и не исчезли болезни окончательно.

А дальше неведомыми путями идея женской привлекательности особого рода проникла и в зажиточные дома. Сегодня в городах Альбиона, а мода поползла уже и дальше, в другие колонии, уже почти неприлично девушке иметь под мышками и в иных местах волосы. Насчет деревенских не уверен, не приходилось последние годы проверять. А что многие негритянки стали подражать хозяйкам, чтобы не разочаровывать любовников, слышал. Даже на плантации обсуждают, кто занялся наведением красоты и соблазнил очередного парня.

— Ну не здесь же! — возмутилась она.

— А почему нет?

— Платье может пострадать, — очень логично ответила Элизабет. — Знаю я тебя. Нет-нет, — отталкивая с покрасневшим лицом, забормотала. — Сейчас переоденусь, а ты приходи в спальню.

В некоторых отношениях она страшно практична. Причем такое поведение вовсе не от холодности шло. Ласки ей нравились, и в постели отнюдь не бревно, как пугали насчет родовитых аристократок. Но, по ее мнению, все должно быть правильно и исключительно на супружеском ложе. Нечто такое вбили еще в детстве, и она считает это единственно нормальным поведением для воспитанной женщины. Но я не то воспитание получил и потому возобновил энергичное наступление. С кринолинами, конечно, не очень удобно, но я давно навострился не хуже горничной раздевать собственную жену. Тем более что не особо она и сопротивляется, в основном изображая недовольство, однако даже и не пытается зашуметь. Так что под возмущенный писк, очень негромкий, чтобы слуги не услышали, я освободил ее от излишков одежды и усадил на колени.

— Ты негодяй, — сдавленно сообщила Элизабет, самостоятельно проделывая все необходимое и умело принимая в себя. Вслух она произносила одно, а тело творило совсем иное. И правильно. Если хочешь нечто сделать, попробуй сама.

— Зато нескучный.

Через полчаса, уже слегка придя в себя, она неожиданно заявила:

— Нам нужен наследник.

— В смысле? — удивился я, целуя ее в шею.

— Сын. Продолжатель рода Харрингтонов.

— Я вообще-то ношу фамилию Эймс, и ты тоже, как ни странно.

— Род должен продолжаться, — упрямо повторила.

Возражать как-то не хотелось. Здесь присутствовало нечто, чего не понимаю. Никогда вот так, впрямую она не предъявляла разницы в положении.

— Тогда нам придется продолжить, — не забывая гладить по обнаженным выпуклостям, вздохнул я лицемерно.

— В кровати, Ричард! — провозгласила она тоном королевы, выскальзывая из объятий и вставая.

В дверь резко постучали. Элизабет вздрогнула и схватилась за валяющееся на полу платье.

— В чем дело? — демонстрируя максимум недовольства, крикнул я.

— Господин полковник, — раздался хорошо знакомый голос дворецкого. Почему-то от величания по званию невозможно отучить. Официально у меня только право на мундир и пенсию майора. Но здешний народ помнит последнюю, пусть и колониальную, должность. — Приехал мсье Чани Мутон и срочно желает встретиться.

— Пусть подождет, я сейчас спущусь.

Надеюсь, напоминать о легком угощении и выпивке не требуется. Прислуга у Элизабет вышколенная.

— Что-то случилось, — уверенно сказала вполголоса жена. — На ночь глядя специально мчался из самого Акиндека и требует быстро увидеться.

Когда-то по собственной инициативе Глэн привез из Англии нечто неожиданное. Как позднее оказалось, вещь гораздо опаснее оружия или взрывчатки. Печатный станок с наборами шрифтов. Маккормик в обычном стиле болтуна из будущего поведал про важность просвещения и пропаганды и забыл моментально. А вот я задумался, куда приспособить имущество, раз уж повисло на шее. Рынок книжный не столь и огромен, а вот газета оказалась крайне уместна. Вполне окупает себя. Главу типографии и одновременно редактора с журналистом порекомендовал Гильом Брюн. И, как оказалось, не зря.

На тот момент во всей Северной Америке во владениях Соединенных Королевств насчитывалось полтора десятка изданий. Основное место в них занимали новости из Европы, частенько в форме прямой перепечатки из тамошних газет, которые приходили с заметным опозданием, часто в несколько месяцев. Много меньше трети страниц заполняла местная информация — сообщения о прибытии и отправлении судов и штормах на море, о движении почтовых дилижансов, смертях, рождениях, судебных заседаниях, нападениях индейских племен, об аукционах по продаже рабов.

Мутон сделал ставку на актуальную местную информацию и первым делом проехался по сектантам. В городе была очередная вспышка оспы, и власти потребовали провести вакцинацию.[9] Многие категорически отказывались. Берут здорового человека, режут ему руку, вводят какой-то препарат, в результате у здорового повышается температура тела, и он испытывает некоторое недомогание. Тем более что изредка случались и смерти. О, намного меньше трети, чем при обычном течении болезни, но разве объяснишь это взбешенным родственникам? Пошел слух, что специально заражают здоровых людей, а в кое-каких церквах и вовсе заговорили, что любая эпидемия — это бич Божий. Бороться с карой свыше непозволительно, так как в этом случае человек пытается поставить себя вровень с Господом и даже сомневается в божественной мудрости.

И тут он устроил в газете целую просветительскую кампанию с приведением цифр, примеров и доводов, охотно печатая письма «за» и «против». Неизвестно, сколько убедил в результате, но люди заинтересовались новым изданием. И в дальнейшем он неоднократно поднимал важные вопросы, используя все тот же прием — ответы на послания, — организуя полемику. И только в Альбионе через год по подписке распространялось восемь тысяч экземпляров. Для наших мест это немалое число. К тому же, отвечая на страницах газеты на вопросы, он стал самым известным рекламодателем колонии.

Письма могли быть на любую тему. Разрешалось ругать и самого редактора, не применяя, естественно, грубых выражений. Его нельзя назвать идиотом или сумасшедшим, но можно написать, что «ваше мнение сильно отличается от мнения большинства людей» или «ход ваших мыслей кажется мне странным и вызывает удивление». В начале этого отдела стоит эпиграф: «Редакция газеты не отвечает за мнения, высказываемые авторами писем». Эта удобная формула позволяла Мутону плевать на высказывания из текстов, одновременно тем самым давая возможность писать все, что они хотят. Поэтому раздел всегда интересен и злободневен.

— Пойдешь со мной? — спросил я.

— Помоги одеться, — сразу ответила Элизабет. Ей наверняка было и самой любопытно, и не хотела ждать пересказа.

Статьи Чани написаны хорошим языком, аргументация — убедительна, манера изложения — четкая, ясная. Видишь, что журналист — человек всесторонне образованный, достаточно смелый, чтобы говорить откровенно. В статье о криминологии «Как поступать с преступниками?» он пишет, что преступника удерживает не столько суровость, сколько неизбежность наказания.

Достаточно скоро он стал известен на все северо-американские колонии. Дело в том, что Чани с моей и дез Эссара подачи принялся регулярно ковыряться в различных злоупотреблениях местной власти. Губернатор Генри Уильям в один момент не выдержал и посадил его в тюрьму по обвинению в публичном обсуждении в печатных изданиях вопросов политики и вообще деятельности правительства в виде «недружественных» либо «вредных» материалов с критикой указов метрополии, вообще там происходящего или официальных представителей в колониях.

Разбирательство тянулось больше полугода, и газета в это время выходила под другим названием, чтобы не было повода закрыть, постоянно освещая все тонкости процесса и приводя в бешенство губернатора. В конце концов присяжные оправдали Чани, поскольку клеветы не обнаружили. Большинство материалов приходило от суперинтенданта, и тот знал, куда уколоть, охотно подтверждая слова документами. Редактор Herald Tribune с триумфом вышел на свободу и возобновил работу газеты под прежним названием. А я с тех пор называю его Львом.

Теперь уже не стесняясь, Чани на любое высказывание губернатора вроде «прибуду к трем в присутствие» непременно сообщал в подробностях, на сколько тот изволил опоздать. Причем информаторы засекали с часами в руках точный срок, и придраться к заметке невозможно. Есть свидетели, готовые под присягой назвать точную минуту. Конечно, небольшое преувеличение, но жизнь милорду Генри Уильяму редактор отравлял с выдумкой.

Он сидел у стола, бездумно вертя в руках пустой стакан, даже не подумав угоститься выставленной на стол пищей. Весь заляпан грязью. Обычно он подтянут и блестящ, не позволяет себе производить плохого впечатления.

При нашем появлении Чани моментально вскочил, возбужденный.

— Вчера, — сообщил он, даже не подумав поздороваться или выразить уважение моей супруге, — в гавань вошел корабль из Кале, принеся удивительные новости!

— Да?

— У нас больше нет короля! — Кажется, он и не заметил моей реплики, страстно продолжив.

— Что? — вскричала Элизабет.

— Да-да, — азартно подтвердил Мутон. — Сначала рота дворцовой полиции была послана разогнать заседание депутатов третьего сословия, самовольно собравшихся для выработки конституции после роспуска Генеральных Штатов. Но полицейские не только не исполнили монаршего приказа, но и более того — самым неожиданным образом провозгласили себя защитниками собравшихся депутатов! Потом по-прежнему опасающиеся ареста выборные представители настропалили чернь. Огромная толпа пришла ко дворцу, требуя хлеба.

В Европе по-прежнему было очень неуютно. Легкое улучшение — и опять вернулся прежний ужас. Прошлогодний урожай был очень скудным. Эта зима во Франции оказалась необыкновенно суровой. Цены на хлеб и сырье подскочили. Массовый забой овец привел к сокращению поставок сырья текстильщикам. Короля уговорили напечатать ассигнации на тридцать пять миллионов ливров, что привело к чудовищной инфляции. Крестьяне фактически дошли до самых низших пределов нищеты. На всех дорогах появилось много нищих, бродяг и разбойников. Стоимость жизни в Соединенных Королевствах стремительно шла к нулю. В Париже постоянно проживало примерно семьсот тысяч человек, и сто двадцать тысяч из них были признаны нуждающимися, а фактически их было вдвое больше. Работа едва давала возможность прокормиться из-за роста цен.

— Толком неизвестно, что произошло. То ли из толпы начали стрелять, то ли в нее гвардейцы, но народ не стал разбегаться, а пошел на штурм. Охрану смяли, и кровь только разъярила простонародье. Там масса убитых, а главное — прямо на ограде выставили головы короля Якова и его сына Гастона Анжуйского.

Элизабет охнула, закрывая рот ладошкой.

— А Жанна?

— Про королеву ничего не известно, но свидетели говорили про множество неопознанных трупов, и потом дворец подожгли. Скорее всего, просто случайно, но, может, и для сокрытия грабежа и убийств. Вроде было несколько очагов пожаров одновременно. Та самая неразогнанная Национальная ассамблея провозгласила себя высшей инстанцией, вывела войска на улицы, навела порядок и официально приняла на себя управление Францией, заодно предъявив права на другие Королевства.

— То есть как? — изумился я.

— Вот так! Поскольку прямых наследников не имеется. Они собираются принять Конституцию, дающую выборным депутатам власть.

— Вряд ли с этим согласятся вице-король Англии Мельбурн, — хмыкнул я невольно, — приходящийся племянником Якову, а также герцоги Фландрии и Бургундии.

— Первый — сын сестры погибшего монарха, последние — оба женаты на дочерях. По женской линии трон не наследуется!

— Зато она, видимо, передается совершенно спокойно лавочникам из Парижского собрания, — ядовито сказала Элизабет. Похоже, она была искренне возмущена таким вопиющим нарушением обычаев. Нечто аристократическое задели известия в душе.

— Кроме того, — покосившись на нее, пробурчал Мутон, — они между собой не умеют столковаться. Каждый возмечтал о короне!

— Война? — переспросил я без особого удивления. — И непременно Испания в стороне не останется.

— Полковник, миледи, — прочувствованно вскричал Чани, воздевая руки к небу, — разве вы не понимаете?

— Что именно? — подозрительно осведомилась Элизабет.

— Сильная метрополия никогда не позволит развиваться колониям! — Вот и задумаешься невольно — не читал ли он мои записи, навеянные историей в изложении Бэзила и реальностью. — Для нас настал изумительный шанс, когда можем многое получить. Пока они там станут разбираться между собой, пришло время подумать о собственных интересах. Торгуясь с разными сторонами, выбивая уступки, права, льготы, привилегии! Добиваясь самостоятельности! Необходимо срочно собрать Ассамблею Альбиона и принять несколько важнейших постановлений и законов.

— Может, они у тебя уже в подробностях имеются на бумаге?

— В основных чертах в голове, — с готовностью откликнулся Мутон и принялся очень толково излагать целый список.

— Хм, — сказала, дослушав, растерянно Элизабет и посмотрела на меня. — Вполне логично и полезно для всех, разве нет?

Я кивнул.

— Месье Мутон, — уже уверенно заявила супруга, — сейчас получит письменные принадлежности и изложит конкретно и точно все сказанное набело. Возможно, в ходе обсуждения появятся уточнения и исправления, и надо бы иметь текст для ознакомления.

— К вашим услугам! — вскричал Чани, счастливый, что не зря примчался и его резоны поняты и приняты, наклоняясь, чтобы поцеловать руку.

Элизабет охотно позволила. Она обожала пофлиртовать и пораздавать авансов. Дальше никогда не шла. Честь превыше всего!

— Тогда я прямо сейчас напишу письма всем членам нашей партии.

Точнее — единомышленникам, заинтересованным в развитии промышленности и торговли в Альбионе. Мои связи в основном в этой среде, и при случае мы друг друга поддерживаем. Впрочем, иногда трудно отличить, где кончается плантатор и начинается коммерсант.

— Без подробностей, — уточнила жена, — но укажу необходимость срочной встречи.

— Благодарю, — согласился я. Действительно снимет с меня массу забот. — Потом подпишу. И знаете, человеку такого размаха и со столь подходящими идеями имеет смысл самому получить возможность произносить речи на высшем собрании колонии, участвуя в выработке законов и правил. Де Таван от старости уже не способен передвигаться и плохо соображает. Пора бы ему уйти в отставку. Я поговорю с друзьями.

Политика — грязная штука. Не так важно, хороший ли ты человек, какие у тебя идеи или даже честен ли ты, главное — какую программу выдвинешь. Выберут или нет, почти всегда зависит от поддержки. И «прогрессисты» ее предоставят. Уж я постараюсь.

Больше всего здание напоминало огромный барак, да и вывеска «Магазин-склад» достаточно красноречива. Это был лично мой проект, родившийся из двух случайных фраз Бэзила и организации «Торгового дома братьев Эймс» в Англии. Зачем платить неизвестно кому, получая вместо заказанного другое или с худшим качеством, да еще и с дополнительной накруткой? Намного приятнее работать с хорошо знакомыми честными людьми, скрупулезно выполняющими просьбы, да еще и по более низкой стоимости.

Выскочившие навстречу, стоило ступить внутрь, приказчики поспешно поклонились. Начальство пока еще помнят в лицо, хотя давно я сюда не заглядывал и их не знал.

— Хотите повидаться с мсье Брольи, господин полковник? — почтительно осведомился один.

— У себя?

Второй растворился в воздухе, повинуясь еле заметному жесту. Помчался предупреждать собственное начальство.

— Конечно. Позвольте проводить.

— Уж как-нибудь найду дорогу, — отмахнулся я, следуя мимо и внимательно изучая обстановку. Длинные стеллажи с образцами продукции сделаны по-новому. Согласен, так удобнее подойти и даже пощупать.

Изначально мысль была лишь о собственных нуждах, однако почему не помочь хорошим знакомым? Удача не приходит чаще одного раза. Во всех дополнительных случаях ее приходится заслужить тяжким трудом и правильными знакомствами. Необходимо находить друзей повсюду, от самых низов до высшего общества, и заботиться о том, чтобы все они были довольны. Поэтому возможность получать из Европы товары иногда вместе с доставкой на четверть дешевле прежнего — прекрасный способ не только себе сделать приятное. Ради сохранности груза совместно с Адамом и по его советам разработали и приняли ряд усовершенствований. Даже в каботажном[10] плаванье вышла немалая польза. Если картофель грузился не в навал, а руками (чтобы не побить), лук упакован не в мешки, а в корзины, то и порча много меньше. Из своего кармана платил торговым капитанам, чтобы они выполняли эти правила.

Многие достаточно быстро уловили, где выгоднее приобретать товары, и те же плантаторы потянулись с просьбами. Обороты росли, тем более что через свой магазин я пустил в продажу и продукцию завода с мануфактурами. Со временем ассортимент начал заметно расширяться, поскольку облаченный доверием мой бывший секретарь в мичиганском ополчении Брольи охотно брал для реализации самые разные местные товары, тщательно контролируя качество. Важно, чтобы не просто дешевле, но желательно еще и не хуже привезенного из-за океана. Сначала на «Складе» в основном приобретали оптом или по списку привезенное конкретным клиентам. Затем началось расширение и появилась розничная торговля.

Теперь здесь продавали любые продукты, от муки до сахара, домашнюю утварь, всевозможные инструменты, конскую упряжь и еще кучу всякого. От ружей и пороха до пресловутых гвоздей, с которых все началось. С самого первого года по праздникам на многие товары давали скидки, сознательно приучая приходить именно сюда. Затем Брольи уже самостоятельно предложил очередное усовершенствование. В любом магазине продавец и покупатель торговались. При этом цена товара зависела от социального положения покупателя, его нужд и желания приобрести конкретную вещь, благо оба обычно отлично знакомы. Покупки по большей части совершаются в своем районе, особенно когда небогат и несешь приобретение в руках.

Поскольку от парочки человек в штате количество приказчиков выросло до полутора десятков, а потом и свыше, проконтролировать каждого стало практически невозможно. Любой рано или поздно часть полученного прикарманивал, решая, сколько скинуть хозяйке, приобретающей здесь. Частенько даже из хорошего или плохого отношения цена могла очень меняться. Чтобы избежать подобных проблем, на всякую вещь отныне выставлялась твердая цена, избавляющая от необходимости торговаться и попутно дающая возможность прислать хоть ребенка. Уже не обманут. Количество потраченных монет на один и тот же товар уже не зависело от конкретного покупателя. Многим нововведение понравилось.

Без стука я ввалился в конторку, где уже предупрежденный шустрым подчиненным Брольи приготовил парочку толстых томов с записями и встретил меня с радостной улыбкой. Насколько искренняя — уже другое дело. Без особой радости я повалился на стул и пододвинул к себе гроссбухи.

— Пока вы не углубились, я могу высказаться?

— Надеюсь, не по поводу новостей из Европы?

— А, это. — Он небрежно отмахнулся, демонстрируя, насколько его волнуют короли и тамошние восстания. Ничего удивительного для упертого протестанта. Они уезжали из Европы не от хорошей жизни и плевать хотели на оставшееся позади. В данном плане разве неизбежные колебания цен в метрополии могут вызвать интерес. Но время сейчас зимнее и мало подходящее для плаваний. Вряд ли скоро нечто новое доставят. — Нет. У меня сразу два неотложных дела. Точнее, даже больше, но они связаны. Без вашей прямой санкции не могу сам принимать такие решения.

— Выкладывай, Люсьен, — разрешил я. Должно быть нечто действительно важное, раз такое обращение.

— Во-первых, — продолжая стоять по стойке «смирно», заявил он, — помещение стало тесным в связи с увеличением вида и ассортимента железных изделий. Нам нужно расширяться.

— И в чем проблема?

— Лучше перенести розничную торговлю в центр города, оставив оптовую и по заказам здесь. Таким образом…

— Стоп! Сначала расчеты, во сколько обойдется. А то проще достроить к складу дополнительное помещение.

— Извольте, — с готовностью метнул на стол прекрасно оформленный чертеж и несколько заполненных цифрами листков.

По сравнению с моей первой деревянной церковью и сам рисунок, и расчеты были настоящим шедевром. И смотрелось здорово.

— Я правильно понимаю, в эти огромные окна вставлено plate-glass?[11]

— Дело в том, что д’Эспеншаль — имя достаточно известное в Альбионе, модный архитектор, — разработал совершенно новую концепцию. Все несущие элементы изготавливаются из чугуна. Кирпич в наружных стенах используется лишь для заполнения. Столь удобный материал грех не использовать, считает он. По одной форме за пару дней можно отлить несколько десятков деталей. Пол играет роль несущих опор для наружных этажей.

— Что ты в этом понимаешь…

— Зато я очень хорошо вижу огромную возможность удешевить капитальное здание, собрав его необычайно быстро за счет вашей же отливки и сборки из стандартных блоков. Низкая себестоимость, возможность быстрой сдачи фасада, за счет прикручивания болтами декоративных элементов. А подобные окна будут привлекать массу посетителей. Стоит им войти — и они наши!

— Мне надо подумать и внимательно изучить цифры.

— Нельзя пытаться увеличивать продажи и при этом ничего не вкладывать! Чтобы заработать серьезные деньги, нужно их сначала потратить!

Это он меня принялся учить. Есть все же существенная разница между «ничего» и «немалый капитал», потребный для подобной задумки. При всех моих богатствах лишних денег практически нет. Все крутится в деле. А они всерьез нужны, и прямо сейчас. Не зря явился. В ближайшее время понадобятся.

— В конце концов, — изображая внезапную осененность мыслью, сказал он, — недостающие деньги можно получить, выпустив в продажу акции.

Ага, три раза. Хватит с меня и отсутствующих членов управления Асарко, постоянно получающих немалые дивиденды в Париже, не показав носа за эти годы в Америку. Они «завалились в мою кровать» без спроса и исключительно вынужденно. Преимущество добычи капитала путем продажи акций — новый партнер, если он в своем уме, заинтересован в том, чтобы ваш бизнес процветал. Однако при условии, что он не имеет возможности давить, заставляя принимать выгодные ему условия. Поэтому кое-кого из управляющих компаниями специально наделяю небольшой долей, но всегда оставляю за собой основной пакет.

Брольи, видимо, думает, не понимаю, что он хочет залезть внутрь всерьез и отодвинуть меня от заманчивого жирного куска, скупив акции. Вряд ли у него есть достаточно средств на серьезное количество. Отец не в подмогу с мичиганскими доходами, но наверняка имеются какие-то серьезные связи. Надо будет понаблюдать — повторит заход или нет.

— Д’Эспеншаль убедил тебя — пусть попробует меня. Сам. А я послушаю. Пока все. Чего у тебя еще срочного?

— Я не успеваю заниматься всем, — брюзгливо заявил он. — Прошу освободить от дополнительного груза вашей кредитной конторы.

Часть прибыли от магазина-склада изначально резервировалась для кредитования. Как объяснили мне когда-то сведущие люди, самая хорошая ссуда — это правительству или вообще государственным структурам. Под это выбиваются льготы, и даже если деньги не вернутся, убыток заранее предусмотрен и возвращается через монополию на соль или железо. Тебе, скажем, сдают шахты по очень низкой фиксированной цене на два десятка лет вперед, и сколько успеешь навариться — все твое.

К сожалению, подобные «хлебные» места давно заняты представителями метрополии и губернаторскими ставленниками. На этой почве, кстати, и начался скандал, раздутый Мутоном. Поэтому я занялся другим. Кроме чистой пересылки за мелкую мзду денег из Европы и обратно через свои торговые компании, принялся выдавать кредиты бедным людям.

Да-да! Именно небогатым. Каждый желающий открыть свое дело, будь то пошивочная мастерская или столярная, а также мечтающие приобрести инструменты для парикмахерской или материалы для изготовления красок и прочего могут получить ссуду небольшого размера. И это не благотворительность. Стандартные пятнадцать процентов годовых. При этом в другом месте те вожделенные полторы или две тысячи ливров без серьезного обеспечения не дадут никогда.

Если все пошло нормально и требуется расширение, ссуда может быть увеличена. Как ни удивительно, в основном приходят женщины, и они практически никогда не обманывают. Конечно, не у всех удается задумка, но чтобы сбежали, получив денежки, такого не случалось. Чем дальше, тем больше приходит уже от возврата, и скоро появится приличная прибыль.

Есть и другой способ. Когда сумма требуется крупная, моя контора приобретает нужный просителю объект и сдает его ему в аренду. После окончания срока имущество перепродается съемщику со скидкой, с учетом амортизации. В последнее время уже без всяких мастерских частенько просто хотят приобрести дом. Выбирают жилище или договариваются о строительстве, но оплачивает моя контора. Каждый месяц возвращают определенную сумму. Если по каким-то причинам выплаты прекратятся, всегда можно продать его, получив недостающую разницу и даже оставшись с прибылью. Тем более что цены на недвижимость растут.

Фактически выходят те же самые проценты, потому что такие вещи не делаются по первой просьбе. Давно у меня на жалованье ученый юрист с немалой командой. Фирма под названием «Арнольд Констебль и Роджер Мейси». Они не только оформляют многочисленные сделки, включая поставки с завода и земель, но еще и проверяют степень надежности людей, с которыми мои компании имеют отношения. Это ведь касается и поставщиков с покупателями, может, они давно прогорели и не имеют возможности расплатиться.

— Недавно ко мне пришел некий месье, — сказал Брольи, — и предложил войти в долю. Мы даем деньги, он строит машину, затем прибыль делится. Точнее, образец у него уже имеется, но придется опять же немало вложиться для развертывания производства.

— Машину для чего?

— Я не сказал? — удивился он. — По производству бумаги в рулонах не из ветоши, как обычно, а из древесной массы. Образец способен производить тридцать дюймов в минуту.

Опа! Уж чего-чего, а лесов в Новом Свете полно, а главное — мои лесопилки имеют массу отходов, которые прежде просто сжигали. Очень перспективно в смысле будущих доходов. При желании можно завалить не только Альбион, но и всю Европу бумагой.

— Там слишком серьезная сумма, чтобы без вашего разрешения пошел на сделку. Отправил одно письмо, второе, а вас нет. Ни на заводе, ни дома.

Да, похоже, надо поручить кому-то другому. Более энергичному и пробивному. Магазин, пусть и много меньших размеров и ассортимента, ему хорошо знаком, и нареканий до сих пор не было. Неплохо развернулся, а с некоторых пор и свой личный процент от чистого дохода имеет. Достаточно честен, чтобы не ловчить всерьез. Так, по мелочи иногда. Оно и к лучшему. А то мог бы решить, что ворует очень умело и поймать не умею. А маленький крючок на работника с большими возможностями не мешает.

Но мог упустить изумительный шанс. Золотое дно. А он колеблется и думает. Надо было обещать что угодно. Или все к лучшему? Помариновался человечек в ожидании — будет более сговорчив на переговорах. Мне же сильно много требующий без надобности, правда?

— Хорошо, потом позовешь Льюиса. — В смысле — его заместителя по этой части. — Побеседую с ним — и передашь все ссудные дела ему. Думаю, и сидеть в этом помещении не имеет в дальнейшем смысла. Пусть в центре где-нибудь снимет контору и занимается исключительно кредитами. А то здесь начнешь гонять с поручениями.

Брольи улыбнулся на манер хищника, показав зубы. Льюис Филд был старше лет на двадцать, и он наверняка получал удовольствие, отдавая распоряжения. Он вообще любил третировать подчиненных. Уж больно резко прыгнул вверх из захолустья, где был на подхвате у отца. Пока это не вредит основному делу, во взаимоотношения работников между собой я не вмешивался. Каждый должен разбираться со своими проблемами сам. Если затюканный соскочит с рукоятки,[12] то ждут Люсьена большие неприятности. А рано или поздно это случится. С людьми необходимо быть жестким, требуя выполнения договоренностей и прямых обязанностей, но нельзя издеваться.

Глава 4 Политика

Если в магазин-склад я отправился прямо по прибытии, то в ресторан «Рандеву» после изучения бухгалтерских книг и содержательных бесед попал лишь к четырем часам. Не успел спешиться, как подошел старый и не очень приятный знакомый — такое впечатление, поджидал специально.

Том Паркенсон был постным святошей, крайне озабоченным чужими грехами и страстно с ними борющимся. Причем он не притворялся, а реально верил в необходимость не просто следовать заповедям, а мечтал запретить любые проявления человеческих слабостей. Курение, выпивку, проституцию, танцы, песни, межрасовые браки. Список практически бесконечный. Обычно мы старались не встречаться. Чем реже пересекаемся, тем меньше возможности для ругани.

Дело в том, что данное заведение мне принадлежало наполовину. И проблема не в наличии любой выпивки, которую пожелал бы заказать клиент. Гораздо важнее то, что здесь можно было снять комнату для встреч, сделок вдали от глаз ревностных служителей закона и жен. Ресторан сознательно создавался в качестве нейтральной территории, где встречались и пытались прийти к взаимовыгодному компромиссу люди из разных слоев общества и враждебных партий. Во время каждой такой встречи хозяин неизменно был рядом — знакомил стороны, разрешал споры и следил за тем, чтобы все были довольны поданным к столу и не переходили неких границ, выясняя отношения.

Здесь Мюнцер оказался на своем месте. Я многих из Мичигана с собой притащил сразу и выписывал потом. Проще иметь дело со знакомыми — знаешь, чего от них ждать. Да и молодые легко воспринимают перемены, и им легче искать новые пути, не оглядываясь на цеховые правила и старинные обычаи. А Михаэль сам прибыл, оставив трактир в Де-Труа на племянника, нечто пронюхав. Очень удачно вышло во всех смыслах. Мне как раз позарез требовался полезный человек, и он прекрасно подходил на эту роль. И ресторан организовать способен, и вышибалой поработать при необходимости.

Поэтому выглядело достаточно странно, когда преподобный Паркенсон подошел по собственной инициативе именно здесь, хотя и не стал заходить в ужасное гнездо разврата. Впрочем, один взгляд борца с пороками, брошенный на лениво покуривающую у стенки девицу, определенно стоил красочного рассказа. Ужас, смешанный с негодованием. Он просто не представляет, на кого смотрит. Трубка в ней не самое ужасное. Бешеная Джексон обладала симпатичной внешностью и приятными формами, но одновременно ужасно скандальным характером и бешеным темпераментом. Кличка недаром появилась.

Еще она вечно находила себе сомнительных мужиков. Последний вместо кулаков решил пустить в ход кнут, чтобы поучить ее держать язык за зубами. Она вырвала сначала его, а когда мужик достал нож, умудрилась нанести шесть или семь ран, отчего тот скоропостижно скончался. Поскольку свидетелей не имелось, а Мюнцер утверждал, что они находились вместе, покойника списали на неведомого вора. В тюрьму она не попала, но временно притихла.

Наперекор моим ожиданиям, пастор не стал беспокоиться по поводу убийства короля и последствий. После приветствия резко перешел к делу.

— Понимая, — сообщил невыразительным голосом, — что полностью избавить человека от греха прелюбодеяния невозможно, важно урегулировать и изолировать сей предмет.

— Это как? — всерьез обалдев, невольно заинтересовался я, представив себе упорядочение проступка на манер сексуальных радостей.

С чужими женами непонятно, как такое организовать, разве часовых приставить, но их неплохо бы предварительно оскопить. А то бог его знает, что ему или ей в голову взбредет от постоянного присутствия чужого мужчины. А со своей супругой, видимо, исключительно по графику и для деторождения? Раза три за всю жизнь?

— Следует переместить все рассадники порока из центра города и жилых районов, где обретаются добропорядочные граждане, на окраины, — опровергая мои глупые мысли, очень рационально заявил пастор, озвучив границы искомого участка. — Объявить проституцию вне закона повсюду, за исключением нескольких кварталов в Западном районе.

То есть где живут в основном бедные люди и недавно приехавшие. Убрать девиц легкого поведения с улиц солидных жителей, чтобы глаза не мозолили. Заодно и женская часть подобных семей не станет подозревать свои половины в разврате.

— Ну, — ответил я ему в результате скоростного обдумывания предложения: вроде лично моим интересам никаким образом это не угрожает. Такого рода заведения в собственности отсутствуют, а «Рандеву» находится как раз на границе квартала. У любого депутата независимость мышления и политического поведения находится в прямой зависимости от размеров его личного состояния. — Разумное предложение. — И возникла длинная пауза.

Нельзя быть политиком и оставаться кристально честным. Вечно приходится идти на компромиссы и договариваться с противниками. Чувство чести к вечным «ты мне — я тебе» не прилагается. Любопытно, что конкретно может предложить.

— Срок лицензии на лотерею Альбиона, — поджав губы, выложил пастор мощный аргумент, — истекает через месяц.

Молодец! Нашел чем зацепить. Безусловно, розыгрыш игра азартная, тем более с денежными призами, и тоже подпадает под раздел греховности. Его компания давно выступает за запрет. Идея была Бэзила и по сути являлась чистой аферой изначально. Я человек в душе достойный и нравственный. Поэтому целиком доход с компаньонами-политиками по карманам не рассовываем наперекор первоначальной идее.

По уставу четверть потраченных на покупку билетов монет — выигрыши. В основном земельные участки, предоставляемые за минимальную плату корпорации через посредство дез Эссара. Часть — мелкие суммы или предметы для дома из моего магазина-склада. Еще четверть идет на содержание больницы для бедных. Остальное делится среди акционеров. Не то чтобы такие уж огромные деньги поступают, но несколько тысяч ливров ежемесячно даже богатым не лишние. А у нас в числе концессионеров их десяток, и все ужасно прогрессивные господа, включая суперинтенданта колонии. Ему сильно не хочется светить свое участие в этом проекте, и поэтому скандал мог бы помешать. Теперь фракция недовольных промолчит, и еще на пять лет лицензия продлится.

— Границы участка должны быть четко указаны, — по-деловому потребовал я, — во избежание разнотолков и судов. Ни власти, ни вы не должны в будущем мешать. Придется мириться с пороком в определенных рамках, очистив в тоже время остальной город.

— Данная формулировка не говорит о легализации проституции на этой территории, — натянуто произнес Паркенсон, — напротив, объявляет ее незаконной за пределами установленных границ.

— Будьте любезны проект закона мне представить, — попытавшись уловить, в какую сторону ветер дует, и запутавшись, предложил я. — Покажу юристам. Я не вижу препятствий, но хотелось бы мнение законника для уверенности в нашей, — подчеркнуто нажал тоном на слове, — правоте.

— Странная у вас шляпа, — сказал он внезапно.

— Могу иметь маленькие слабости, выделяясь?

— Это тщеславие. Грех.

— Еще и возможность жить для местных, — с нажимом возразил я, зная его слабость проклинать роскошь, приходящую из Европы, и показную любовь к простым людям, — ремесленников. Благодаря моей щедрости у них будет возможность накормить семью.

— Текст получите незамедлительно, — сухо заверил он.

Пастор изобразил легкий поклон. Можно считать, одно из многих соглашений состоялось. Он тоже на поверку оказался не упертым полностью. Политика укладывает в одну постель и противоположности.

Тяжелую дверь при моем приближении поспешно открыл вышибала. Огромный мужик с многократно сломанным носом и зверской физиономией. Несмотря на грозный вид и деревянную дубинку на поясе, в душе Боксер Ян был мягким и добрым человеком. Жену с двумя дочерьми нежно любил и даже тещу стоически терпел наперекор вечным придиркам. Может быть, потому что агрессию выплескивал в иных местах. Раньше участвовал в боях за деньги, потом перешел на более спокойное и денежное место. Сложности с посетителями здесь случались не так часто, но тем больнее приходилось неправильно оценившим обстановку.

— Как Барбара? — спросил я про старшую дочку, задержавшись у порога.

— Большое спасибо, полковник, — с искренним чувством, воскликнул он. — На днях письмо получили, у них все в лучшем виде. Хорошего мальчика подарила мужу.

В шестнадцать лет та выскочила замуж за очередного прекрасного принца без штанов, спустившегося с трапа в толпе нищих шотландцев и ирландцев. В качестве свадебного подарка устроил им участок в долине Шенандоа в собственность. Они неплохо обжились, и, судя по рассказам отца, исправно рожают. Третий вроде.

Не то чтобы так уж важно хорошее отношение вышибалы, но обычно я не отказываю в просьбах, а иногда и сам смотрю, чем можно помочь окружающим. Политика вещь достаточно странная. Очень быстро становишься связан со всеми и каждым. В кого ни ткнешь — либо мой бывший раб, либо должник, клиент, кредитор, враг, друг или деловой партнер.

Внутри было светло, уютно, негромко играла музыка и присутствовало довольно много посетителей. Ничего удивительного. Изначально здесь собирались люди, поставленные запретом нового монарха на печатанье денежных знаков колониями в тяжелейшее положение. За неимением достаточного количества золота или серебра вынужденно повсеместно развился натуральный обмен. Табак на пшеницу, а рыбу на соль. Неудобно и куча споров. Поэтому достаточно быстро перешли на расписки. По определенным дням солидные хозяева собирались и проводили взаимозачеты. За месяц общий оборот товара на миллион ливров, двести тысяч разной недвижимости и пятнадцать тысяч монетами. Приблизительно в такой пропорции.

Естественно, все стремились заработать настоящие монеты да частенько тут же их спрятать, расплачиваясь чем-то не особо ценным. Отсюда огромный рост контрабандной торговли с Южной Америкой и островами Вест-Индии, где хватало песо из тамошних рудников. У кого получалось, стремился нечто создавать на месте, плюя на любые запреты и правила. В Европу наш экспорт заметно упал, лишив тамошних коммерсантов прибыли и серьезно урезав пошлины, получаемые казной. Неудивительно, что через два года глупейшие правила полностью отменили. Но ресторан остался местом деловых встреч, да и заметно выросший флот контрабандистов никуда не делся.

Сидевшая у бара стайка симпатичных девиц самого разного цвета кожи, и даже две молоденькие китаянки в их числе, встрепенулись при моем появлении и тут же увяли. Здесь случайные проститутки не встречаются и давно любая знает в лицо. Не пользуюсь их услугами. И не из великой добродетели, а по совсем иным причинам. Полагаю, о них знает каждая собака в Акиндеке и Альбионе. Уверен, за спиной неоднократно обсуждали верность постоянной любовнице.

Подошел, приветствуя знакомых и отвечая на их слова, к столику, моментально попав в объятия Адама. Я вообще не хлюпик, но не до такой же степени! За эти годы он заматерел, превратившись из Геракла в Зевса по всем параметрам. Моряки утверждали, что и молнии с мостика умеет метать. Убедиться как-то случая не имелось.

— Давно не виделись! — радостно шумел приятель.

Не так чтобы очень. Месяца два. Когда он в плаванье, гораздо реже встречаемся.

— Мне рыбы морской, — сказал я появившемуся Мюнцеру, не собираясь выслушивать рекомендации и стандартный набор блюд.

Тот слегка скривился. Знаю. Речная, выловленная в водах Потомака камбала приравнивалась по цене к двум макрелям или скумбриям, а нежнейшего чудесного вкуса морской язык стоил куда меньше, чем минога и речной окунь. Карп, лосось и форель всегда обходятся дороже, чем тюрбо или дорадо. Уж такие вещи прекрасно известны, раз сам продаю выловленную. Но мне хочется чего-то нового по вкусу, а не надоевшего.

Хорошо быть богатым и иметь возможность разборчиво ковыряться в тарелке. Хариус прекрасен, но еще не так давно, и я этого не забыл, в Англии мы могли себе позволить разве жесткое китовое мясо или напоминающую слизняка каракатицу. А то еще хуже — тресковые внутренности. И ничего, жрали за милую душу, не представляя, сколько на свете существует вкусностей.

Мой прежний английский быт диктовал не особо изысканное меню, так что гурмана не вышло, даже когда это уже не представляло ничего странного и мог позволить себе любые изыски. Полукочевая жизнь приветствовала простоту и практичность питания. Жареное, острое, жирное. Обожали крайне редкие для бедных фрукты. Ягод не варили, овощей не солили, но старики заготавливали отличную солонину и вкусный холодец. По-настоящему голодными мы в семье не были никогда, однако разборчивости не наблюдалось. Что нашлось, то и проваливалось в желудок без участия вилок и прочих столовых приборов. До сих пор в них путаюсь, предпочитая ложку с ножом и пуще руки.

— Еще картофель, зажаренный в масле, зелень и приличного вина.

На фоне иных знакомых меня считали почти трезвенником. Большинство в убеждении, что бренди — для стимуляции сердца. Шерри — от усталости. А алкоголь в принципе очень помогает от малярии. Возражать бессмысленно. Но за обедом стаканчик-другой вина нормальное дело. Любой франк вам это без всяких сомнений скажет. Уж точно лучше некипяченой воды. Вторая дизентерия или чего похуже от немытых продуктов без надобности.

— Сделаем.

— Ну как продвигаются дела на верфи? — спросил я Адама в ожидании пищи.

Он моментально принялся в подробностях излагать многочисленные цифры. Длина, ширина, грузоподъемность, предполагаемая скорость. И еще множество сведений, интересных профессионалам. Я, конечно, море видел и брига со шхуной не перепутаю, но все-таки подобные вещи вне сферы моего интереса. Мое дело сидеть на берегу и ждать товар. А для хождения по морям есть специалисты, получающие деньги. Достаточно и доли на «Форте», а также трех наших общих судах. По моему скромному мнению, иметь в собственности не что-то одно, а пай в нескольких кораблях снижает риск.

В каком-то смысле есть моя вина за происходящее. Деньги нужны были позарез, и, покопавшись в памяти, я обнаружил прекрасный источник. Как обычно, Бэзил нечто ляпнул и забыл, а у меня отложилось. Только это было в его мире, а у нас в тех местах до недавних пор вечно воевали. В Тихом океане плавали эскадры, в Индии шли бесконечные бои. Если кто и занимался такими вещами, то точно не отсутствующая Британская Ост-Индская компания. Но если ее нет, почему не занять пустое место?

Как только появилась возможность, я объяснил все в подробностях Адаму, и его «Форт» отправился в дальнее путешествие. В Персии он взял на борт три тонны опиума, которые моментально уплыли в руки жаждущих в Кантоне в четыре раза дороже. После всех выплат и премий морякам чистая прибыль пять тысяч фунтов. Это притом, что двенадцатипушечный шлюп стоит четыре-шесть тысяч. Ко всему на большую часть вырученного серебра Адам закупил на месте чай, шелк, хлопчатобумажных тканей и фарфора. Последний был по бросовой цене, и его использовали вместо балласта. Бэзил при виде посуды поморщился и заявил: «Фаянс».

А мне не все равно? Привезенные товары дали дополнительную прибыль в добрых сто процентов, хотя цен не заламывали, стараясь приучить покупателей где брать. Еще он привез некий краситель, дающий изумительный зеленый оттенок при обработке ткани. Его производили из коры какого-то дерева, и получался нелиняющий цвет. В Лондоне два фунта веса вырывали из рук у продавца, предлагая пять фунтов стерлингов, причем в самом Китае трудоемкое производство обходилось в пару шиллингов. И для них это крайне дорого.

И на следующий год уже два наших корабля пошли по знакомому маршруту, не считая парочки подражателей, заруливших за опиумом в Османскую империю. Османский качественный, но и чиновники обнаглели. Зато наши корабли стали брать опиум в Бенгалии, где крестьяне охотно принялись выращивать необходимый продукт, получая заметно больше, чем за свои прежние урожаи.

И пошло-поехало. В этом году уже пятнадцать тонн опиума приобрели китайцы у нашей совместной компании, и спрос по-прежнему велик, а значит, и цены не падают, несмотря на других торговцев. Между прочим, работорговля дает от тридцати до максимум пятидесяти процентов дохода. Я это точно знаю, поскольку мои родственнички в Англии занялись.

Мы с Кэтрин обменялись подробной информацией. Она по-прежнему в Торговом доме Эймсов всему голова, сменив скончавшуюся матушку, хотя для клиентов существуют другие личности. Иногда не стоит верить глазам, о чем постоянно себе напоминаю. Она в семье не самая умная, однако хитра и расчетлива. Ни разу сделки не провалила. При этом серьезные люди с женщиной иметь дела не станут. Она должна терпеливо ждать, пока супруг обеспечит, и не лезть в важные дела.

Когда принесли заказ и рыба внезапно оказалась в виде котлет, а к картошке вкуснейший соус — все же не зря здесь держат прекрасных поваров, — он еще продолжал заливаться, неизвестно кого и на что уговаривая. Новый корабль исключительно его личный проект. На этот раз не имею отношения к идее и не особо в нее верю. Но и мешать не собираюсь.

Теперь ходят из Ливерпуля и Акиндека наши корабли регулярно, имея в Китае хорошие контакты. Причем мы все законы честно соблюдаем, продавая опиум вне империи узкоглазых. Распространение уже их внутренне дело, и никаких претензий к честным торговцам быть не может, в отличие от глупцов, пытающихся продавать прямо в стране, нарушая императорскую волю. Но есть сложность. Плаванье проходит достаточно долго, и чай плесневеет, теряя вкус. Понятно, и цена изрядно падает.

Поэтому Адам решил построить скоростной корабль. Меньше трюм, зато быстрее обернется и выше стоимость доставленного товара. Наверное, он прав, но до сих пор и так было недурно. Металлургический завод я построил в кратчайшие сроки и сманил прекрасных специалистов, выплачивая за материалы и жалованье китайским серебром. Без него мало что вышло бы. Поэтому не очень-то хотелось нарушать хорошо налаженный механизм. Лучшее враг хорошего, и Адам мне больше нужен в Кантоне, где у него налажены связи, а не на берегу Альбиона.

— Скажи, — запив мадерой остатки блюда, спросил я, дождавшись паузы в речи, — зачем тебе вообще в море ходить? Сиди и управляй уже имеющимся. Постоянная база в Кантоне, а?

— Скучно станет, — удивился Адам.

— И все?

— Пожалуй, нет. Ты не представляешь, какое удовольствие управлять послушным кораблем и нестись по волнам. В спокойном море каждый может быть лоцманом, а ты попади один раз в бурю — и узнаешь настоящий вкус жизни. А какие краски бывают в тропиках!

— Да ты поэт!

— А сам-то, — возразил он обиженно. — Завод, мануфактуры, торговля, гвоздерезательная фабрика, и не одна, шахты с каменным углем и рудой, доли в кораблях, кредитная контора, строительная фирма, здешнее заведение. Сколько земли?

— За одиннадцать тысяч возделываемых акров в трех колониях плачу налоги, — честно признался я, — еще около шестнадцати — леса и пустоши.

— Вот-вот. И все остановиться не можешь. Ничего не забыл?

— Несколько доходных домов.

— А вот это, — сердито заявил Адам, — настоящее свинство. Даже твой Глэн до такого не додумался. Набивать в комнату по десять человек и драть с них деньги.

— Будто где-то для эмигрантов специально приготовлены роскошные покои. Сами для экономии целой толпой вселяются.

— А ты бы не стал, не имея денег?

— Нет. Возможно, — сказал, опять же честно поправляясь, — какое-то время в самом начале, чтобы заработать на дальнейший путь. А потом подался бы на запад. Искать чего получше. Не хотят по договору работать, отдавая за взятый участок, инвентарь и скотину. Отказываются идти на завод и не имеют приличной профессии и квалификации — пусть жуют сопли в нищете. Не обязан каждому вытирать. Если тебе холодно — построй дом, голодно — вспаши поле и разведи огород. Сходи в лес и убей дичь. Но жаловаться на судьбу, ничего не пытаясь совершить… Это глупо. Надо пытаться. Если не получается, попробовать нечто иное. Главное не жалеть себя и не винить других…

— Ладно, — сказал Адам после паузы, — зачем позвал-то?

— Ты ведь в курсе парижских событий.

— А кто нынче не слышал? — хмыкнул он.

— Настал момент, когда невозможно в дальнейшем игнорировать происходящее, раз оно где-то за океаном.

— Это понятно, — глубокомысленно согласился Адам, поднимая стакан с вином. — Богаты те, у кого есть верные друзья, — провозгласил.

Такого тоста пропускать мимо ушей нельзя. Мы чокнулись и выпили.

— В Европе, — сказал я вполголоса, — на носу война. Не где-то на далеком Востоке, а в метрополии. Не верится, что испанцы останутся в стороне. И тогда вообще начнется нечто жуткое без общего руководства, поскольку желающих занять трон слишком много.

Он внимательно слушал и кивнул.

— Новый Свет останется сам по себе на какое-то время. А здесь с порохом крайне плохо. Нет нормального производства, разве немного полузаконных ремесленников.

— Государственная монополия, — подтвердил он понимающе.

— Джека Логарда еще в прошлом году отправил изучать в Англии новейшие технологии производства. Но плохо то, что в колониях не нашли своих залежей селитры. Добываемого количества мало для наших нужд. Два-три месяца — и без поставок из Европы мы останемся с палками вместо ружей. Боюсь, индейцы таких вещей не поймут и не станут благородно ждать, пока завезем нужное количество. Напротив, порадуются возможности получить столь замечательные скальпы безоружных людей.

— Я не понимаю, от меня чего добиваешься?

— Я хочу, чтобы ты отправился в Англию на все равно простаивающем «Форте» и закупил там максимально возможное количество селитры. Если понадобится, зафрахтовал бы несколько судов.

— Почему именно я, понимаю, — сказал Адам с ухмылкой. — Доверить чужому такое количество денег… Но приятнее всего чувствовать себя разумнее умника.

— В каком смысле? — на этот раз не понял уже я.

— Есть вариант дешевле и дающий огромное количество вожделенной селитры сразу. С недавних пор фламандцы задумались как раз над этим, неужели не слышал?

— Нет.

— Откуда берется порох для войны в Индии? Возят из Соединенных Королевств? Ничуть не бывало. На острове Ява с недавних пор местным туземцам предписано пасти скот на определенных пастбищах, которые раз в месяц меняются. Климат все сделает сам, селитра созревает раза в три быстрее, чем в Европе. Вместо года-двух всего три-шесть месяцев созревает селитряница.

— Сколько можно приобрести? — невольно подавшись вперед, спросил я.

— Откуда мне знать точную цифру? В год три-четыре миллиона фунтов селитры и около миллиона фунтов пороха. У тебя столько места и золота найдется, пока они не узнали последних новостей?

Это была явная насмешка. Столько может позволить себе государство, но не частный предприниматель.

Главное, можно будет взять по дешевке! Война закончилась, и у них наверняка огромные запасы скопились.

— Серебра прямо сейчас максимум на четыре с половиной тысячи фунтов стерлингов наличными. Векселями любую сумму, с погашением здесь, в Лондоне и Париже. Бери сколько получится. Но ты должен выйти в море уже вчера.

И зимнее штормовое море роли не играет. Это не звучит, и так ясно.

— Каждый день промедления — риск. Узнают о смерти Якова — неизвестно как обернется.

— Максимум завтра и придется зафрахтовать парочку чужаков.

— Тебе решать, кого и как. Я не учу тебя знать веревки.[13] Сделаешь — оплачу твой новый корабль.

— Рассчитываешь неплохо поиметь на помощи колонии? — Он хлопнул меня по плечу, поднимаясь. — Будем надеяться. Кстати, на Яве опиум тоже берут. Может, вместо денег предложить?

— Лишний срок. Но решай уж сам, на месте.

— Да, — сказал он, внезапно останавливаясь, — помнишь, спрашивал про русских? Так все забываю, в Персии их достаточно много. Залезли в страну с ногами и серьезно конкурируют с нашими, сражаясь за влияние на шаха. Из Польши их выпнули — так на юг пошли. Нормальные ребята, один Муин, другой Нфгрдоф.

— Как?[14] — поразился я сплошным согласным.

— У них в принципе непроизносимые фамилии, — с удовольствием поведал Адам, — а имена на греческие похожи. Но я к тому, что жизнь в России неимоверно тяжелая. При разлуке говорят proshay, то есть по-нашему — «прости мне все, что я сделал тебе худого, а то можем больше не встретиться».

— Вот такую длинную фразу одним словом? — переспрашиваю с сомнением, вспоминая ругательства на русском от Бэзила.

— Ну не вполне. Это я перевожу смысл. Если дословно — adieu.

— А!

— Когда встречаются, произносят zdravstvuy, то есть желают здоровья. Так вот я не прощаюсь. — Слово он произнес на русском с удовольствием и гордо удалился, на ходу отмахнувшись от встрепенувшихся девиц. В ближайшие часы ему хватает занятий и без развлечений в постели. Вряд ли вообще сумеет поспать. Даже собственный «Форт» наверняка без команды, отпущенной в город. Придется матросов собирать по кабакам. Вряд ли завтра выйдет из порта, но и послезавтра удачный вариант.

— Понравилось? — спросил Мюнцер, подойдя.

— Присядь-ка, Михаэль.

— Что-то случилось, полковник? — опускаясь на стул без особого стеснения, потребовал он. В отличие от здешних жителей Мюнцер прекрасно меня помнил нищим и бесправным батраком, изредка жульничающим в карты, но никогда не пытался фамильярничать.

— Пока нет, однако у нас на носу новый закон от пастора Паркенсона.

— Хм, — сказал он, внимательно выслушав, — значит, в нашем Диксилэнде[15] намечаются перемены. Имеет смысл скупить землю и подходящие дома? — Он остро глянул.

— К сожалению, в данный момент стеснен в деньгах. В течение месяца-двух получу.

Если выгорит договор с флотом. Сейчас все на волоске, но Биллу я дал указание срочно этим заняться. Неизвестно, как теперь дела обстоят с финансами адмиралтейства и что случится завтра. Полагаю, это и находящимся в американских портах капитанам понятно. Поэтому приказал не давить и предлагать адмиральской морде максимально лично в руки. Дай бог выгорит. Получим из здешней казны неплохой кусок для начала.

— Вексель дам в обеспечение на обычных условиях. Или кредит под покупки, но это нежелательно — слух пойдет.

— Наличняком было бы дешевле.

— Что есть, то есть. Зря обещать не стану. Изменится содержимое кармана — поставлю в известность.

— Понятно, — задумчиво кивнул Мюнцер. Ему ведь и свое вкладывать. В нашем общении он компаньон, пусть младший. Достаточно самостоятельный, а не на жалованье. Наверняка сейчас считает, сколько имеется в загашнике и откуда вынуть безболезненно получится. Может и не делать, но кто такой случай чисто нажиться упустит? Прямо в руки идет.

— И тихо работай. Просочится наружу — без скандала не обойдется и могут прикрыть проект вопреки договоренности.

Как говорится, ангелы слышат мысли, а бесы слова. Стоит вслух лишнее сболтнуть — и все ломается. А вот думать никто не запрещал.

— Когда я лишнее говорил? — Он обиделся.

— Потому с тобой и говорю, а не посылаю с заданием Льюиса.

Арлет тихонько подошла к приотворенной двери и застыла не входя. В щель и так все прекрасно слышно, а дети увидят, и опять придется укладывать. Тем более что при ней Ричард этих сказок никогда не рассказывал. Наверняка в курсе, что она знает подробное изложение, но вряд ли подозревал, как старательно расспрашивает близнецов при каждом случае и записывает.

Ничего подобного ей прежде слышать не доводилось. Ни про мальчика Маугли, ни про мальчика Нильса с гусями, ни еще добрых полтора десятка с продолжениями, включая маленьких человечков, летающих на Луну. Первое время подозревала неизвестные ей легенды англичан или семейные выдумки, однако после появления в колонии первых пэйви специально с ними побеседовала. Это явно не из детства. Никто из родичей не подозревал про девочку Элли и об унесенном ураганом домике, раздавившем злую колдунью. Как и про ее сестру Бастинду, настолько вредную, что из укушенной собачкой Тотошкой ноги не текла кровь, поскольку от злобы давно вся высохла.

Судя по доносившимся фразам, Ричард вернулся к Урфину Джюсу после подземных королей, и тот вновь плел коварные планы, собираясь подчинить каких-то простаков и с их помощью опять завладеть Изумрудным городом. Эта буйная фантазия временами поражала, поскольку в жизни он был очень практичным и реалистичным человеком.

— Ну а дальше? — воскликнул, судя по нетерпению, Пьер. Абсолютно одинаковые мальчишки, а поведение очень различается. Как так вышло, неизвестно, однако невольно заинтересовалась и стала наблюдать за своими и несколькими чужими близнецами. Пока ничего научного сказать невозможно. Но мало ли.

— Завтра.

— А ты придешь? — кажется, это уже Питер.

— Обязательно.

Какая-то возня — не иначе укрывал одеялами близнецов. Через пару минут он вышел. Увидел ее, ничуть не удивился и ухмыльнулся.

— Как ты их различаешь? — спросил очень тихо, обнимая и увлекая по коридору в сторону спальни.

— Ну это просто. Все шалости и проделки приходятся на долю Пьера. Питер просто следует за ним.

— Оно и странно. С виду будто две горошины, а характер разный. Будто с именем нечто передалось. Один горячий французский парень, другой холодный и все обдумывающий англичанин. — Когда-то он остался в недоумении от ее желания назвать такими почти не отличающимися именами детей, но не стал мешать. А она знала, что делает. Правильные имена помогают в жизни, и для дня рождения такие наиболее благоприятны. Какая разница, если по сути одно и древнее. Петр. — Между прочим, — сообщил и так прекрасно известное ей Ричард, — озорство предлагает Пьер, а схему, чтобы не поймали, готовит Питер. Еще неизвестно, кто из них главнее.

— Пока на равных.

— Но я не о том. Внешне, когда сидят за столом, можешь отличить?

— Конечно.

— А как?

— Не знаю, — подумав, призналась. — Сразу вижу. Это изнутри идет.

Может быть, от ведьминых умений. Говорить вслух не стала.

— А у меня не получается, — огорченно сказал Ричард.

Чаще видеть надо, хотелось сказать. Промолчала. Есть вещи, которых не изменить. Он и так достаточно много делает. В церковных записях указан как отец и при крещении присутствовал. Против католического обряда не возражал. Но это как бы нормально, не особо религиозен. Но всегда, будучи в Акиндеке, приходит не только к ней. Возится с близнецами, чему-то учит. Сказки излагает. Богатство его не испортило ни в малейшей степени.

Уж в чем, а в скупости упрекнуть нельзя. Купил на ее имя очаровательный домик на участке в один акр, пристроив к нему широкое крыльцо под крышей, выходившее в сад. Идеальное жилье, где есть закрытый дворик для детей и на первом этаже помещения для приема больных. Позволить себе такое она самостоятельно не могла, хотя и достаточно зарабатывала. Она пригласила в качестве компаньонки Рут, тем более что они и так вместе трудились, однако прежде вдова из Мичигана была помощницей. Совместная практика достаточно расширилась, чтобы иметь еще парочку ассистенток, — взяли молоденьких девочек на обучение. В своем районе они за эти годы стали достаточно известными, и уже даже мужчины не морщились на вывеску, а приходили с жалобами, хотя акушерство оставалось основным направлением их деятельности.

— Ты чем-то расстроен? — спросила, когда Ричард рухнул в кресло, а не принялся в обычной манере нежно целовать, попутно раздевая.

— Устал. И вообще сердце не на месте. Глэн умер.

— Слышала, — извлекая из шкафчика кувшинчик с бокалом, сообщила.

— Не надо, — отмахнулся он.

Уже хорошо — топить горе в алкоголе не собирается.

— Извини, — произнесла без огорчения, скидывая платье и усаживаясь за столик, берясь за щетку для волос, — но никаких чувств по его поводу не испытываю. Я вообще тебя никогда не понимала в его отношении. А уж за что на меня косился — и вовсе.

— Полагаю, по двум причинам. Происхождение и наличие влияния на меня.

— Ну, про первое нетрудно догадаться, — обернулась она от зеркала, — он цветных крепко не любил и даже не скрывал. Что-то у него в прошлом было с черными неприятное, отчего переносил оценку на всех подряд не того цвета. А вот насчет моего воздействия…

— Да ладно, — буркнул Ричард, — если и есть на свете кто-то, с кем я почти полностью откровенен, то это ты.

— Так-так, — сказала она, подумав о его жене. — Почти?

— Ага. Раньше не мог. Хочешь мою самую большую и ужасную тайну, до сих пор тщательно скрываемую и никому не известную?

— Ты незаконный сын герцога Анжуйского. Или Бургундского?

— Если бы так, — очень серьезно сказал Ричард. — В некотором смысле гораздо хуже. Помнишь, говорил, что после порки Глэн память потерял?

— Соврал? — без особого удивления спросила Арлет, продолжая расчесываться. Все это было давно и уже не особо трогало. Тем более что все равно убили и судить его будут Высшим решением за все земные грехи.

— Еще забавнее. Он не просто ощутил себя другим человеком, он им стал. Причем иногда он радовал меня откровениями. Свыше или еще откуда — уж не разобраться. Он утверждал, что жил уже один раз на двести лет позже. Причем в мире с другой историей. И знаешь, в принципиальных вещах не ошибался.

— Все эти методы обеззараживания, борьба с тифом, — подскочив от догадки, воскликнула Арлет.

— Правильно.

— И твои странные сказки?

— И это.

— А еще? — требовательно спросила.

— Как бы тебе объяснить… — Ричард помолчал, подбирая слова. — Он ничего толком не знал или не умел изложить, включая простейшие вещи. Ты же не знаешь, как изготавливается обычная булавка, и тебе неинтересно. Просто пользуешься. Вот и он знал самые общие сведенья. Да оно и понятно. Предложи третьему помощнику спальника при дворце османского султана поделиться устройством паровой машины или как сделать триеру, на которой в Древней Греции многие катались, — толку ноль. Не его компетенция. Вот горшок выносить за монархом — это в подробностях, но их унитазы нам без надобности, и материалов таких не существует. А как произвести — опять же не в курсе. Готовый сосуд получает под расписку.

Он глотнул вина и пожал плечами.

— Очень редко можно было извлечь нечто полезное. Как с лечением или идея каркасных домов. Ничего нового он самостоятельно не открыл бы и под пыткой. Зато толкнул меня на этот путь, которым иду.

Замолчал, допив, смочил пересохший рот.

— Глэн был болтун и в некоторых отношениях не самый приятный человек, но он меня создал, пусть и косвенно, открыв нечто необычное и заставив задуматься. Сначала о возможности сделать деньги, а потом изменить окружающую действительность. Вот, — он поднял и показал журнал, лежавший возле кровати. Арлет листала его перед сном. — Ежемесячное издание новостей врачевания и науки. Печатается в моей типографии и имеет три тысячи подписчиков только в колониях, несмотря на высокую цену. Переписка идет огромная. Когда предложил, даже ты не поддержала. А от просветительства, причем практического, с чертежами механической сеялки на конной тяге, позволявшей высаживать семена ровными рядами и таким образом облегчавшей прополку, или безопасной шахтерской лампы, непременно появившейся в следующем номере, польза не одному мне.

Он махнул рукой, кинув журнал назад.

— Я подшучивал над ним, но всегда был благодарен Глэну. Не за что-то конкретно, а за то, что отворил для меня иной мир. Он это чувствовал и пользовался. Но, ей-богу, не жалею. Я рад, что он в моей жизни был и даже, пусть не специально, подарил мне тебя.

— Спасибо, — сказала Арлет после недолгого молчания. — Последнее было приятно.

— Ну и славно, — сказал Ричард с облегчением. Поднялся и принялся раздеваться. — Облегчил душу. Можно теперь спать, завтра будет трудный день.

— Ассамблея? — пренебрежительно спросила. — Ну и что. Пошумят, погалдят. Какие решения могут принять, пока неизвестно, кто на троне сидит?

— Вот в этом и состоит моя задача, — пробормотал Ричард, вытягиваясь на кровати. — Чтобы направить мысли депутатов в правильное русло. Который день пишу письма и встречаюсь с самыми разными людьми, подготавливая к новым реалиям.

— В смысле?

— Ох, у некоторых грандиозные планы, и помогаю воплотить.

— Специально интригуешь?

— Ладно, иди сюда, — похлопал по кровати, — поделюсь еще одним ужасным секретом.

Через час он спал, а Арлет все думала об услышанном и открывшихся новых возможностях. Мужчинам проще. Можно в церкви говорить одно, а в баре другое, и все будет правдой. Запросто называться прекрасным мужем и отцом, добрым христианином и при этом гоняться за каждой встречной юбкой. Женщине в этом мире, даже в статусе постоянной любовницы, приходится вести себя безупречно.

На самом деле ничуть не затруднительно с таким Ричардом под боком. Он регулярно появляется, старательно заботится. Ну в его понимании. Глупо было бы обижаться на подаренный дом или на деньги для детей. Уж образование он им обеспечит, без сомнения. Возможно, и некую сумму для начала, сейчас загадывать рано. И что заснул, даже не совершив своего мужского дела, тоже неплохо. Не за тем приходит. Делится важными вещами и советуется. Практически, она усмехнулась, супружеская жизнь.

А вот что Элизабет завела разговор о наследнике, достаточно неприятно. Арлет не строила в этом отношении никаких планов — ни далеко идущих, ни ближних. Ее устраивало нынешнее положение. Похоже, супругу Ричарда некто просветил насчет второй семьи, и та забеспокоилась. Он, естественно, ничего не понял. Иногда мужики, даже лучшие, откровенно тупы в семейных отношениях и не умеют видеть намеков. Ну и ладно, по крайней мере Элизабет ультиматумов не ставит. Может быть, прекрасно сознавая, что в свое время перемудрила с брачным договором и сейчас заметно больше потеряет при расставании, а Ричард уже не особо нуждается в ее поддержке. Пусть рожает, какая разница. Ничего от этого не изменится.

Глава 5 Колониальная революция

Все кресла в помещении были заняты, и даже на балконе толпа, внимающая речам депутатов. А те шумели и кричали, будто от этого зависело — взойдет солнце или нет. Не то чтобы непонятны причины, но обсуждают уже час абсолютно не серьезное положение для ближайшего времени, и даже не в достаточно дальней перспективе. Ассамблея сборище говорунов, научившихся в университетах разглагольствовать по любому поводу, с целью превзойти в красноречии и понравиться публике. А практическим вопросам внимания не уделяется. Больше того, не удивлюсь, если не видят их.

— Позвольте сказать мне, господа, — поднимаясь, произнес я максимально вежливо, перекрывая рыком гул общего разговора.

Председатель нашего собрания Эдмунд Ли постучал молотком по кафедре, призывая к молчанию. Он не состоял в «прогрессистах» и не участвовал в недавних переговорах и беседах с единомышленниками и колеблющимися. Зато у нас были общие дела, и на нем до сих пор висел долг в четыреста пятьдесят фунтов стерлингов. Достаточно заранее намекнуть на возможность забыть про подошедший срок выплаты — и отношение становится не просто дружественным, но и предупредительным.

Поднимаюсь на трибуну и вижу множество самых разных глаз — от скептических до подозрительных, направленных на меня. Риторику с прочими важными для шевалье науками изучать не доводилось, но давно привык к вниманию больших масс. Ступор не хватает и опозориться не боюсь. В конце концов, плевать мне на недовольство определенной части общества. Я достаточно богат и влиятелен, чтобы смели разве за спиной шептать. Ну а речи для важных мероприятий можно и заранее подготовить.

— Вопрос, столь живо обсуждаемый вами, — говорю, выдержав паузу, — безусловно крайне важен.

В зале раздаются смешки.

— Но в данный момент отнюдь не первоочередной. Лично мне представляется достаточным, чтобы мы издали декларацию, подтверждающую лояльность колонии Альбион по отношению к метрополии и заверили свою готовность признать любую будущую законную власть.

В зале вместо настороженного молчания взревели, забыв о хороших манерах. Фактически я призвал ждать победы одной из сторон, не становясь ни на чью сторону. Не понять такого надо быть откровенным дураком, а среди здешних делегатов это не водится. И все же наверняка не могли не оценить замечательного компромисса, устраивающего всех.

— Изменник! — ослиным голосом вскричал сэр Джозеф де Лувуа, вскакивая.

Интересно, кому или чему я изменил, когда официальной власти больше не существует. Ну сам виноват. Сидел бы тихо, может, и промолчал бы по моему поводу до поры. А так — получи, дурашка.

— Простите, председатель, — повернувшись к старейшему члену нашего собрания, спрашиваю, подпустив в голос изумления. — Кто этот человек? — и показываю пальцем на гневающегося.

— Э, — изумленно блеет съевший кучу врагов старый волк юриспруденции. Он, конечно, не поверил в мое незнание, но смысла вопроса не уловил.

— Насколько мне известно, — напрягаю глотку, чтоб слышали все, — после истечения срока полномочий наш замечательный губернатор срочно отбыл без соответствующего приказа в Европу, не забыв прихватить даже не принадлежащее ему имущество.

В зале заржали не только представители моей партии. Маркиз Энглси забрал на долгую память даже мебель, закупленную на деньги колонии в присутствие. Газеты не преминули об этом сообщить, вызвав практически у всех презрительные усмешки по поводу крохоборства родовитого аристократа. По традиции назначение осуществлялось на пять лет. Иногда этот пост занимали и на больший срок «по благоволению его величества». Наш Генри Уильям занимал его аж три периода и еще почти полгода ждал отзыва, пока не выдержал. Как сейчас представляется, отъезд был для него крупной ошибкой. Во Франции вероятность встречи с радостью маловероятна. Разве с желанием победившего народа облегчить твои карманы.

— На прощанье он назначил своим заместителем некоего господина де Лувуа. Есть такой закон? Нет!

— Да как вы смеете! — гневно кричал бывший адъютант губернатора, имевший глупость и наглость усесться на освободившееся тепленькое место. Фактически его игнорировали собственные чиновники.

— Отсюда два вывода: во-первых, губернатора у нас нет, и давно…

— Да я тебя! — орал человек без места, красный, как помидор, и дальше уж вовсе непечатно.

В зале оживленно разговаривали. Кое-кто смеялся. Ни для кого сообщение новостью не являлось, но желающих поднимать волну до меня не нашлось. Лучше знакомое зло, чем вовсе отсутствие губернатора.

— Требую прекратить, — грозно заявил председатель, — иначе буду вынужден вызвать маршала и вывести из зала неподобающе себя ведущего.

Он тоже не любил де Лувуа. Впрочем, того вообще мало кто терпел. Вынужденно кланялись, однако мало кому нравится бесцеремонное хамство и желание за твой счет набить мошну.

— Все ваше собрание мятежники, и я его распускаю!

— Чьей волей? — ласково спрашиваю. — Сэра Генри Уильямса?

Начальник без власти и силы опять принялся разоряться, и его под ручки повели из зала судейские. Он сопротивлялся и угрожал. Заодно выставили парочку адъютантов. Не мешает теперь смотреть внимательно на темных улицах, хотя у этого дальше вызова на дуэль мозги не работают. В тюрьму он меня уже не засунет. Поддержки среди людей, имеющих вес в колонии, ноль. Никто и не шевельнулся защитить якобы губернатора. Жаль, что я его не могу за решетку пока отправить. Ну это дело поправимое, если остальное пройдет гладко. Куча материалов с компроматом на него лично и бывшего начальника. Самый подходящий момент дать им ход.

— Во-вторых, — продолжил, дождавшись, пока дверь захлопнется снаружи. Там его примут на руки люди Гоша, не зря тот понятливо пошел следом. А то начнет рваться назад. — Нашему собранию необходимо задуматься не о событиях, о которых мы все равно узнаем с запозданием на много недель, а прежде всего о неотложных нуждах наших сограждан.

— Что вы имеете в виду? — крикнули из зала.

Ага. Фил Адамс, глава партии «За республиканское правление». Не очень понимаю, как идеи свободы, равенства и прочего у него в голове совмещаются с наличием добрых двух сотен рабов, которых отпускать на волю он не собирается. Точнее, объяснения о невозможности жить без хозяйской руки и доброго присмотра слышал, но меня от них корежит. Выяснять отношения не собираюсь, они у нас очень приличные, хотя кардинально расходимся по множеству направлений. Для него идеал земледелец, промышленность должна находиться где-то в другом месте. И все же явно не зря говорю: правильно среагировал.

— Мы живем не в Европе, — провозглашаю, — а в Америке. Для нас важнее всего происходящее здесь. Ни армия, ни флот в ближайшие, хочется ошибиться, однако, возможно, даже не месяцы, а годы не станут нам помогать. Как и решать наши сиюминутные сложности. Я прав?

Гул одобрения. Несмотря на многочисленные разногласия, все собравшиеся не могли не признать истинности данного утверждения.

— Нельзя мириться с положением, при котором жители одной части королевских владений становятся господами над жителями другой. Англия и Франция не первое столетие под властью одного короля, и это никогда не означало, что лондонский парламент может управлять жителями соседней страны.

Настороженный и недоумевающий вид у многих. Пока не перебили воплями, торопливо продолжаю:

— Для начала нам нужно задуматься о власти. Создать ответственное правительство, готовое заняться делом. Раз официального губернатора нет и неизвестно, кто его должен утвердить, не лучше ли избрать собственного, наделив соответствующими полномочиями?

А вот это определенно довело их до безумия. Все стоят, ругаются, руками машут — ну чистые обезьяны, привозимые в прошлом году цирком.

— А в качестве взаимной уступки, — вновь перекрывая гул, рычу, — я предлагаю нейтрального во всех отношениях, хорошо нам известного и назначенного нашим королем дез Эссара.

Какое-то время еще звучали голоса, но тишина опустилась достаточно быстро. Только переглядываются. Возможность самим назначить губернатора, естественно, всем пришлась по душе, а суперинтендант реально давно и хорошо всем знаком и полезен. Он врос в здешнее общество и проникся его нуждами и заботами. Потому предложение было поддержано одобрительными криками. Зато взгляд самого обсуждаемого пообещал мне лично много малоприятного. С ним ничего такого заранее не обсуждалось, хотя имя в беседах всплывало. Ни для кого не секрет, что, приняв должность, он становится для Парижа, кто бы там в будущем ни обосновался, крайне подозрительным типом. С другой стороны — это власть, и серьезная.

— Кроме того, любой законодательный акт, одобренный легислатурой колонии, должен вступать в силу через определенное количество дней при наличии большинства голосов «за». Обязателен к исполнению всеми, включая и губернатора, но он может наложить вето на закон и потребовать пересмотра. При повторном голосовании, мне представляется, надо набрать не менее двух третей поддержавших законопроект. В данный момент это всего лишь предложение, как понимаете. Разработкой в подробностях займется соответствующий комитет.

Безумные одобрительные крики из числа поддерживающих депутатов, середины, никуда не примкнувшей, и, что удивительно, к нам присоединился и пастор Паркенсон, а затем несколько его подпевал. Ну ему сам бог велел выступать против монархии и официальных властей, но теперь уж точно любое предложение пройдет. Большинство наберется легко. До сих пор все законы издавались от имени монарха. Для принятия от его имени губернатор одобрял или отклонял. Он редко вмешивался с правом вето, и еще реже местные выборные депутаты обращались с апелляцией в Париж, однако мое предложение — прямой слом старой традиции и выведение европейского короля за скобки.

Тяну паузу, изучая зал и присутствующих. А ведь ждут и молчат. Видать, сумел взять за глотку. Это ведь могущество. Реальное. Не в округах. В колонии. Сами станем принимать решения.

— Естественно, требуется послать полномочных представителей во все остальные колонии с разъяснениями наших действий. — Нетрудно догадаться, с намеком воспользоваться полезным примером, сместив центр руководства и руководство в свои руки. — И для объединения в общих интересах. Независимо от основного народа, населяющего каждую из колоний, галльского (к нему принадлежат и другие романские народы) и английского (сюда кроме выходцев с Британских островов входят фламандцы, немцы и другие северные племена), мы давно имеем не только единый язык общения и делопроизводства, но и судьбу. Мы — американцы! И в первую очередь обязаны позаботиться о процветании нашей общины. Подумать о будущем.

Потому что, с моей точки зрения, мы находимся в ситуации, когда можем раз и навсегда решить вопрос ирокезов и выйти за Аппалачи, не запрашивая мнения и разрешения чиновников из Парижа, крайне далеких от нашей суровой действительности!

Если бы я кинул бомбу, шума было бы меньше. Идея наверняка объединит все партии. Мы сможем избавиться от вечной угрозы соседей, получить новые земли на западе. Направить туда нуждающихся и сами приобрести новую собственность. Любой бедняк сможет получить участок земли и стать серьезным собственником. К тому же, имея доступ к рычагам власти, обойти себя? Это не по-человечески. Даже квакеры никуда не денутся. Они могут мечтать о мире, но налоги на войну заплатят как миленькие.

Оглянулся на председателя. Тот понял и застучал молотком, призывая к молчанию. На этот раз собравшихся довольно долго пришлось утихомиривать.

— Полагаю, с племенами, готовыми соблюдать договоры, необходимо заключить подробные соглашения с указанием четких границ. Важнейшее дело сохранить индейцев в качестве союзников, шпионов и проводников. Так что важно исключить любые недоразумения и вторжения случайных людей. Однако, — повышаю голос, — земли, находящиеся на территории враждебных племен, после их приведения к смирению распределить бесплатно среди военнослужащих. Где прежде запрещалось селиться, точнее, между Аппалачскими горами и рекой Миссисипи, продавать за минимальную стоимость переселенцам, пополняя казну. Опять же для участвовавших в боевых действиях — преимущественное право и лучшие участки, согласно званию, должности или в качестве компенсации за ранение, а также смерть члена семьи.

То есть сначала повоюйте, потом получите.

На этот раз успокоиться долго не могли, а высказывания без регламента из зала были от абсолютно идиотских до достаточно содержательных. На большинство я и не подумал отвечать, сославшись на создание комитета по этому поводу. Загнать общий гвалт в конструктивное русло специально оформленных групп — и дальше уж разберемся не толпой.

— Не знаю, каким путем пойдут остальные колонии, но не время говорить о пустяках. Требуется ясная и четкая резолюция. Пришла пора вооружаться, решив: выбираем свободу или указания посторонних!

Данная фраза определенно прибежала из пьесы «Кантон» и для меня чересчур выспренна, однако Элизабет поддержала автора идеи Чани Мутона. Правда, «трон или ярмо» все же после обсуждения выкинули. Мы же за короля сражаться собираемся, не правда ли? Улучшение положения его подданных должно пролиться бальзамом на сердце следующего монарха.

— Находящееся под добрым командованием ополчение является естественной силой и единственной защитой населения. Такая организация навсегда избавит метрополию от необходимости держать здесь с целью обороны постоянную армию или наемные силы и лишит ее предлога для обложения нас налогом на их содержание.

А это еще один, не менее важный и всем интересный пункт. Никому не нравится платить неизвестно зачем. Регулярная армия скорее охраняет индейцев, чем защищает поселенцев. И когда начались военные действия, оказалась абсолютно беспомощной.

— Милиция неэффективна! — прозвучала с места заранее обговоренная реплика.

— Полагаю, приняв принципиально важные положения, мы выберем небольшие комитеты, представляющие разные группы депутатов, для обсуждения новой военной системы, а также экономических мер.

Снятие таможен, единая денежная система, эталоны мер, возможность свободно торговать вне метрополии. Никакого обложения налогами в пользу установленной государством церкви — с этим были согласны все «прогрессисты», но хватает среди депутатов и католиков. Неизвестно, готовы ли все другие к идее полного отделения религии от светской власти.

Список предложений длинный, и вряд ли, помимо общих денег для всех колоний Америки, кто-то возмутится. Для этого придется заводить общий банк, а не как сейчас у каждого свои бумажки. Еще запрет на высылку в колонии криминальных элементов — кость для борцов за добродетель. Разрешение свободной эмиграции, что не может не понравиться многим солидным людям. Стоимость рабочих рук непременно упадет, а это повлияет на доходы. Кстати, и рабов из Африки станет нерентабельно в больших количествах завозить, когда имеется достаточно людей. Покупка «черной кости» вещь иногда сомнительная в качестве вложения. От болезней мрут, бегут, да и учить элементарным вещам приходится частенько.

А вот как раз насчет изменения военных законов ничего такого Чани не выдумал. Лично мое творчество, давно обдуманное и очень уместное. Уж очень не понравился прежний опыт. И название уже имеется — «inscrits ensemble».[16] Все граждане мужского пола в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет объявляются военнообязанными. Один возраст образовывал конскрипцию. А следующие годы делились на несколько подгрупп. От двадцати до двадцати одного года, от двадцати одного до двадцати двух лет и так далее. Однако под знамена призываются не все, а в зависимости от необходимости.

Это позволяло не ждать добровольцев и не вербовать кого попало, обеспечивая возможность набрать в ряды достаточное количество солдат.

Призывники, попавшие в число резерва, оставались у себя дома, но должны были проходить ежемесячные однодневные сборы (по воскресеньям) и ежегодные сборы по несколько дней. Ничуть не отличается от нынешних порядков. В случае допризыва отправлялись на службу в первую очередь. Но главное — были две приятные особенности. На общем сборе тянется жребий, согласно цифре разнарядки, а не забирают всех подряд. Потом медицинский осмотр, чтобы не брать в полки имеющих физические недостатки. И не менее важное: возможность выставить вместо себя заместителя. Это привилегия обеспеченным, чтобы не завалили весь проект. Очередной компромисс.

Наверняка еще найдется куча предложений по освобождению от службы. От духовного сана до единственного сына вдовы. Но это уже вопрос обсуждения, и иногда придется идти на уступки. Главное — предотвратить повторение прошлого, когда все предпочитали защищать себя и в результате сами оставались частенько без помощи.

— Какое бы решение мы в будущем ни приняли, — дождавшись внимания, говорю заканчивая, — положение серьезно изменилось, и больше невозможно игнорировать назревшие американские проблемы, надеясь на некие доброжелательные чувства находящихся за океаном чиновников.

Я не против короля, звучит посыл, исключительно плохими чиновниками недоволен. Нам на месте гораздо удобнее судить о происходящем и решать сложности. В том числе принимая полезные для американцев законы, не ожидая решений из далекого Парижа. И где-то на заднем плане, непременно умный заметит, возможность поторговаться за льготы и дополнительные бонусы, политические и экономические, с новыми властями метрополии, лавируя между претендентами.

— Объединенные колонии ничуть не хуже любого из государств, входящих в Соединенные Королевства, и имеют право самостоятельно проводить налогообложение и определять, с кем торговать! — припечатал, заканчивая.

Финал спича был встречен дружными овациями и вставшими депутатами, практически в полном составе аплодирующими. Приятно, черт побери, хотя девять десятых сказанного родилось в уме Чани Мутона, а не в моем.

Обычный городок в глубине колоний. Одна улица, церковь, три десятка домов, часть из которых — с первого взгляда видно, новые. Они построены по достаточно широко распространившемуся на юге каркасному методу. Здесь это гораздо выгоднее и в денежном смысле, и по скорости. Да и особых морозов в Новой Галлии не бывает. Амбары, огороды, коровники, куры. Полуголые детишки с живым интересом смотрят на гостей в нашем лице. Вряд ли тут часто появляются в таком количестве вооруженные люди.

Эскадрон из Альбиона и сотня галлийцев. Даже на первый взгляд легко отличить. Мои подчиненные в бахромчатых льняных рубахах и легинсах, вооруженные кавалерийскими карабинами и саблями. В отличие от нас южная колония так и не пошла на введение призыва. Они собирают добровольцев-ополченцев, избирающих своих командиров. Зато смотрятся красиво. Отдельная рота графства пошила себе синие мундиры с кожаной отделкой и облачилась в белые чулки. Ружья, которыми они вооружены, длиннее мушкетов и отличаются точностью стрельбы, но требуют больше времени для перезарядки.

По этому и другим многочисленным поводам за короткий срок нашего совместного путешествия прозвучало с тонну насмешек с обеих сторон и состоялось три драки. Особо горячие парни хотели еще и стреляться, но тут уж пришлось устроить разнос, прямо объявив о запрете глупостей в военное время. Имена сильно горячих записал, пообещав отправить туда, где пули свистят, для демонстрации храбрости. Лично мне звук пролетающего рядом свинца и крики раненых приятными не показались, однако иным заочным героям не мешает почувствовать реальность на собственной шкуре. И если погибнет, так хоть в бою, а не для защиты мифической чести армии.

Вот одному из смотрящих на нас мальчишек мать энергично дает по заднице, поскольку излишне увлекся и не отреагировал на оклик. Тот начинает вытирать грязной ручонкой слезы. Нормальное происшествие. И все бы ничего, если бы этот абсолютно знакомый и ничем не выдающийся поселок не был населен племенем чокто. Оборачиваюсь к следующему рядом.

— Странное впечатление производит на впервые увидевшего, — сказал генерал Легре, занимающий аналог моей должности в Новой Галлии. — Это вам не митифы, а нечто совершенно новое.

Доктор юриспруденции и неплохо известный в колониях своими пламенными выступлениями в защиту индейцев. Двадцать семь лет назад на земли криков вторгся отряд, состоящий из девяноста двух колонистов Новой Галлии, решивших освободить землю. В результате учиненной резни в то страшное воскресное утро погибли сто двадцать восемь человек, в основном женщины. Выжила только одна взрослая, которая получила тяжелые ранения, и двадцать восемь малышей.

Именно тогда Легре не дал замять происшествие и добился осуждения участников и выплаты компенсации племени, а также помощи в воспитании детей. А получить все это оказалось в высшей степени непросто. Если бы не церковь, увидевшая возможность влиять на умы аборигенов, его действия могли бы и остаться пустыми идеалами. История прогремела на всю Северную Америку, и имя его много значило для индейцев в дальнейшем.

Он маленький, высохший человечек лет шестидесяти или около того. Грудь у него впалая, плечи сутулые, а от лица остались чуть ли не одни морщины. Можно было даже подумать, что жизненные силы почти полностью оставили его телесную оболочку. И тем не менее ум его был столь же деятелен, как в дни его юности.

— Во многом заслуга католической церкви, относящейся к аборигенам много лучше ваших сектантов. — При всей прогрессивности не сумел удержаться от камня в огород протестантов. — Однако и мы, — он явно имел в виду себя и некую группу единомышленников, — приложили определенные усилия для сближения и лучшего понимания.

Видимо, это и есть нечто похожее на мои идеи в Мичигане. Не самый худший вариант для индейцев. Можно сотрудничать и не изумляться странным представлениям о жизни и правильном поведении. Глядишь, и до собственных адвокатов с инженерами доживут.

— Вот здесь, — он показал на недостроенное здание, — будет бесплатная школа. Учителя из чокто.

— А священник?

— Ну до такого еще не дошло. Смешанные браки достаточно часты и практически все племя католики, но окончивших семинарию пока один, насколько мне известно. Будущий епископ Индианы, — произнес он полностью серьезно и уверенно.

В данный момент меня гораздо больше интересовали совсем иные качества индейцев. По очень приблизительным оценкам чокто и чикасо около пяти тысяч человек в каждом племени, на территории чероки проживают не меньше двадцати пяти, из которых взрослых мужчин четыре-пять тысяч. Криков приблизительно столько же. Итого можно получить добрых пять полков. Естественно, в таком виде их использовать не получится. Солдат из них не воспитаешь, да мне и не требуется. Разведка, вспомогательные силы и возможность создать буфер на границе с испанскими владениями.

— С остальными обстоит так же?

— Чем многочисленнее народ, тем труднее повести его по новому пути, — сказал Легре сразу. Не иначе много о том думал. — Кроме того, существуют многочисленные северные кланы чероки и криков. Они входили в первую коалицию, с которой вам пришлось сражаться в Охайо, да и сейчас явно останутся недовольны повторным вторжением. Здесь у многих родственные связи, так что до сих пор идут споры.

— У вас имеется предложение, способное убедить колеблющихся не становиться на вражескую сторону?

— Есть два варианта, — помолчав, сказал он, — в зависимости от того, чего добиваетесь.

— То есть?

— Насколько вы искренни в своих обещаниях.

— Я не могу отвечать за всех и каждого, — осторожно отвечаю, — особенно за Континентальный Конгресс.

Можно гордиться. Наши идеи и мое выступление, а также отправка людей к соседям запалили немалый костер. Теперь у нас имеется общее собрание колоний, вырабатывающее общие правила для всех. Еле отбился от назначения. Мутон прекрасно выполняет роль представителя, являясь главой делегации Альбиона. А у меня хватает дел и так.

— Но насколько от меня зависит, буду последовательно добиваться взятых обязательств.

— С этого начнем. Как уже было рассмотрено раньше…

Ну, юрист им и останется навечно, даже в должности генерала и в седле, невольно подумалось.

— …Новой Галлии нужен союз с Альбионом и не менее важна тишина на южной границе. Мечтающие о земле могут отправляться в Теннесси, Кентукки, Охайо и куда угодно, вплоть до океана на западе, но не вторгаться на земли наших соседей. В этом мы должны быть едины при любом раскладе. Я отправлю часть милиции вам в помощь. Вы, в свою очередь, невзирая на разницу религиозную или территориальные претензии, при необходимости не оставите нас. Что бы ни сказали на Севере — Юг должен быть тверд в защите прежде всего своих интересов. Мы слишком схожи хозяйством. Не колонии Альбион и Новая Галлия, а совместные действия.

— Мы ведь подписали договор.

По вполне очевидным причинам нужды боевых действий требовали совместных действий. Это не мешало галлийцам называть жителей Альбиона религиозными ханжами, граждан Батавии корыстолюбивыми торговцами, а всем остальным их — аристократишками и папистами.

— Это военный. А вы ведь имеете влияние на господ Мутона, Клемана, — (ну это чистый краснобай, купленный с потрохами), — Руайе, — (в смысле перечисляет делегатов на Конгрессе. Последний не «прогрессист». Он вообще сторонник независимости Америки, но хорош по части формулировок в документах), — и дез Эссара.

— Не безграничное, но я вас понимаю.

— Вот и славно. Сейчас я и мои информаторы приложим максимум возможного для заключения соглашений с каждым племенем в отдельности.

Еще бы. Нам невыгодно иметь дело с относительно монолитным межплеменным образованием. Потому и коалиция кланов на севере официально не признается. В качестве партнеров по переговорам выгоднее разделять, выбирая представителей малых и уязвимых племен, давая им определенные уступки и раскалывая общий фронт.

— Заключить с ними мирные договоры, в которых четко прописывались бы права и обязанности сторон, и строго карать за их нарушение не только индейцев, но и белых. Естественно, признается право граждан Индианы передвигаться и заниматься бизнесом на всей территории колоний.

Что потом ратифицировать будет крайне непросто. Не зря вербует, шантажируя словом.

— Основные положения мы обговорили, речь может идти об уточнении границ. Но в дальнейшем, — и в голосе зазвенело железо, — образуется территория Индиана с перспективой входа в качестве равноправного члена союза. Любые сепаратные переговоры помимо руководства этого объединения будут запрещены.

— Я голосую «за». Война латинян с италийцами никому не нужна.[17]

Действия на всеобщую пользу редко приносят нечто приятное. Обычно люди с радостными криками стремятся нагрузить сильно инициативного. Взялся — продолжай, и нечего увиливать от трудов.

Ну, если совсем честно, сложно было не ожидать чего-то в этом роде от благодарных жителей колонии и депутатов. Знал, на что шел, с самого начала. Первым делом меня избрали сразу в девять разных комитетов — от экономического до внешнеполитического и по связям с другими колониями. Большинство возникающих вопросов мы решали в ближайшей таверне за обедом. Причем количество и присутствие депутатов ассамблеи было каждый раз разным. Заодно расширялся круг знакомств.

Затем кому-то в голову пришла изумительная мысль, что в войне с индейцами необходим командующий, и сделали меня военным министром. Даже присвоили звание бригадного генерала, единственного в колониях среди местных жителей. Видимо, чтобы имел возможность задирать нос при общении с разнообразными чинами и иными по положению выше. А даже и отсутствуют: неудобно получается, когда куча равных по званию офицеров в войсках. Сразу претензии по части иерархии, кто кому обязан подчиняться. Так что удивляться не стал, приняв и новый чин, и должность с соответствующими заверениями.

Учитывая полное отсутствие необходимых структур, а также необходимость коренной реформы призыва, далеко не худший вариант. Сам и могу проводить в жизнь, попутно получая массу шишек и недовольства. Хвала Господу, из-за кучи навалившихся обязанностей на общий съезд в Новом Амстердаме отправляться не пришлось. Для подобного собрания чувствую себя недостаточно подготовленным. Слишком много считающих себя несущими истину и знающих, что необходимо народу.

С чистой душой снарядил на Континентальный Конгресс счастливого Чани, переполненного предложениями. Его избрали депутатом вместо старца, и я нарочно таскал его с собой по всем комитетам, знакомя с людьми, давая возможность высказаться, оттачивая аргументы, и налаживать связи. Мсье Мутон произвел удачное впечатление на наших говорунов и стал одним из трех делегатов.

Теперь он пишет после очередного заседания Конгресса подробные письма, ставя в известность о решениях и подготовке к ним. Все сомнения рассеялись: перед ним были не горлопаны и демагоги, а трезвомыслящие прагматики, прекрасно сознающие необходимость перемен. Попутно, в обычной манере, каждая колония норовила перетянуть одеяло на себя. Уже наметилось противостояние между Севером и Югом по множеству законов, а Батавия лавировала между соперниками, норовя превратиться в арбитра и занять важное положение.

С другой стороны, не везде так гладко удалось избавиться от королевских чиновников, как в нашем благословенном Альбионе от исполняющего обязанности губернатора сэра Джозефа, моментально угодившего под расследование коррупционной деятельности, неуплаты налогов и растерявшего всех знакомых и друзей. Кроме Новой Галлии в остальных местах собрания депутатов были распущены волей властей и функционировали на полулегальном основании. Силы, чтобы избавиться от них, губернаторы не имели, а немногие воинские части и их командиры находились в полной растерянности и вмешиваться не стремились.

Из Европы приходили противоречивые известия. Общего монарха не существовало. Причем во Франции провозгласили республику, а на границах Бургундии и Фландрии шли бои. Пока ни у кого не имелось возможности настоять на своем силой или дипломатией, особенно учитывая позицию Англии. Там герцог Мельбурн потопил в крови восстание демократов в Лондоне, зато в Шотландии и Ирландии всерьез зашевелились местные сепаратисты. Все заявляли о своей исключительной правоте и слали требования в столицы колоний и здешним войскам. Причем все шло к их отзыву в метрополию. Неизвестно только, каким образом. Дезертирство началось в полках и фортах страшное.

Процесс превращения человека в солдата для регулярной армии занимал два года. У меня столько времени не имелось. Индейцы дураками не были, слухи о происходящем и иные тезисы в газетах до них доходили. Хватало понимающих что к чему, и на границе опять полыхнуло. Это было даже к лучшему — благо теперь имелась причина действовать резко, — но мы еще не были готовы к боевым действиям всерьез. Подготовка все еще шла, и, как всегда, не было денег. Их вечно не хватает, однако никакая война без золота невозможна. И главный вопрос: как их добыть срочно? Налоги, даже очень высокие, не поступают достаточно быстро. Кроме того, стоит увеличить сборы, и те самые люди, которые на словах были готовы отдать половину своего имущества, если не все, на пользу своей стране, могут поднять мятеж, когда у них потребуют хоть малую часть.

Занимать мы не можем, потому что никто не даст в долг. Только энергичная и успешная военная кампания может принести успех и возможность собирать выплаты. Проигрыш равнозначен позору и бесчестью, но это лично для меня. Может расколоться едва наметившийся союз колоний и отдельных племен.

— Вы уверены? — еще раз изучив лежащую передо мной карту, потребовал я.

— Почему я так часто слышу от тебя этот странный вопрос? — демонстративно удивился полковник де Сан-Кастин, обычно дома откликающийся на имя Сломанная Стрела. И неудивительно, поскольку по происхождению чистокровный чероки и занимает в южных кланах высокое положение.

Поднимаю взгляд на достаточно представительное собрание. Вожди чероки, чикасо, чокто, криков, а к ним в качестве направляющей силы в нагрузку парочка кюре. Прямо не вмешиваются, тем не менее норовят втихую подсказать нечто выгодное подопечным. Пятый день торгуемся в основном по мелочам. Сколько платить воинам и количество зерна со скотом в качестве помощи кланам от колоний. Они же отвлекаются от хозяйства, а кормить семьи надо обязательно. Давно согласился бы на эти требования, благо не так и много просят, но нельзя. Старая добрая привычная коммерция. Не станешь торговаться — в следующий раз запросят уже с этой точки.

— Но это означает, что река течет на добрых сто миль западнее!

— Эти ваши карты белых, — с отвращением заявил еще один мой старый знакомый Джозеф Леокур, тоже чероки.

— Все так, — поддержал Бакле д’Альб. Один из немногих в зале, не относящихся к краснокожим.

Ему верить, безусловно, можно и нужно. Мы знакомы еще с размежевания долины Шенандоа. Неплохой художник и, что гораздо полезнее, инженер и картограф. Где по собственной инициативе, а когда и по просьбе, обошел все Охайо и Теннесси с Кентукки, составляя схемы и карты с изумительной точностью. С появления в моем подчинении военного ведомства занял пост главы соответствующей службы. Топографическое бюро важно и для военных операций, и не меньше для проведения четких границ.

— На побережье, — показал он, — тут и тут поселки. А в целом все правильно. Это будет Индиана. Земля индейцев.

— Лучше Алабама,[18] — произнес еще один офицер в мундире. На этот раз для разнообразия майор из чокто с фамилией Савари и без дворянской приставки. У него дома уже настала цивилизация и имеется личная плантация с несколькими десятками черных рабов.

— Значит, окончательно согласовываем территорию? — спросил я и по очереди ждал от каждого вождя одобрения.

Ей-богу, больше они не получили бы и от короля. Компактная общая территория с полным запретом селиться там колонистам при условии вооруженной помощи и соблюдения законов. Почти семьдесят миллионов акров, недурственный успех. Каждый из народов в целом невелик. От пяти до двадцати тысяч всего. Но в целом немалая подмога для вооруженных сил Альбиона и Новой Галлии. Несколько тысяч опытных вояк, всю жизнь проводящих в стычках и лесах, лишними точно не станут ни при каких обстоятельствах. И немаловажно, что они отныне обязаны выставлять определенный контингент за обычную плату, а не требовать кучу подарков по любому поводу, как вечно обожают.

За каждым из подписантов, выборных представителей, а не любых вождей, как было прежде, резервируется место в ассамблеях Альбиона и Новой Галлии с совещательным голосом. Заодно два депутата получают возможность официально в качестве «союзных народов» сидеть в Континентальном Конгрессе. А их совместная племенная территория отныне наделяется правами одной из колоний. Не отдельного государства, а участника Федерации.

Поэтому статья шестая подтверждала право индейцев вершить суд над нарушителями границ и грабителями по законам Альбиона или Новой Галлии, что достаточно смутно и дает возможность юристам маневрировать. По крайней мере, уже не требуется выдача преступников в руки колониального суда. В будущем, надеюсь, все же основные положения законов от Канады до Флориды будут приведены к общему знаменателю.

Статья тринадцать регламентировала пребывание граждан колоний на индейской территории. В первую очередь это относилось к купцам. Восстанавливалась прежняя практика выдачи разрешений на торговую деятельность. Для получения лицензии следовало иметь «справку о благонадежности» за подписью губернатора, документ о праве торговать выдавал суперинтендант или его заместители сроком на один год. Лицам, обнаруженным на индейской земле без надлежащих бумаг, грозил огромный штраф.

Они сначала кивают, произносят вслух имя, затем ставят отпечаток пальца на договоре в нескольких страницах, предварительно еще раз озвученном. Многие подписывают. Сашемы практически все грамотные и закончили школы. Часть из них еще с прошлой кампании выступали сами или через своих людей в качестве разведчиков. Теперь они числятся в отделе переводчиками и получают жалованье стабильно. А я имею персональную службу, постоянно находящуюся в курсе событий во враждебных племенах.

— Продолжим? — спросил, извлекая очередную карту.

Про себя подумал о северном союзе возле Мичигана. Они тоже соображают неплохо, а священники наверняка наладят консультации. Что получают сегодня одни, непременно требуют вторые. А это будет много сложнее утвердить. Если Алабама фактически и так во владении индейцев и всего лишь подтверждаются их права новой властью, то на земли Охайо и Онтарио есть масса желающих. Насколько это зависит от меня, буду стремиться поддержать новый договор, но как бы не вышло на манер ирокезов. Слишком многие в простом народе сходились во мнении, что индейцев, мирные они или нет, следует попросту перебить, а их имущество поделить по-честному, «согласно заповедям Божьим».

Впрочем, эти в достаточной степени близки по образу жизни и мышления к поселенцам и митифам. Уже в массе крещеные и тоже занимаются сельским хозяйством. Другое дело, что они частенько очень сомнительные христиане. Для того чтобы сделать новую веру более привлекательной, им предоставлялись определенные льготы: неофиты на два года освобождались от податей, число постов сокращалось до трех, из сорока трех католических праздников они были обязаны соблюдать только двенадцать (кроме воскресений) и т. д. Ну да не мне судить Ватикан, или кто там руководит духовными орденами. Мне сейчас важнее помощь в решении основной задачи освободить земли или заставить допустить белых поселенцев на них.

Если для этого надо улыбаться католикам, ничего ужасного. Отец Винсент в качестве посредника и даже неофициального главы северной конфедерации прекрасно меня устраивает. В Мичигане мы договаривались, и сотрудничество явно пошло на пользу обоим, а заодно и нашим подопечным. Ладно, слава богу, заключительное празднование с салютами из остатков пороха не на моей шее. Хоть Адам селитру привез, но пороховых мельниц в колониях кот наплакал. Пока еще появятся в достаточном количестве, а войскам требуется. У меня заботы, а они в игрушки балуются. И черт с ними, с павлинами, мечтающими попасть в газеты и прославиться. А я скоро смогу заняться прямыми обязанностями.

Глава 6 Война и семья

Освободился от бесконечных бумаг, требований и жалоб уже глубокой ночью, ощущая головную боль и мечтая добраться до постели. Ничуть не бывало. В коридоре уже поджидал полковник Раус, мой начальник штаба. Очередной компромисс и пример для военных, поскольку до революции проходил службу в регулярных войсках. В основном в Индии, еще каких-то ужасных дырах, так что назначение в Америку ничего нового не представляло. С его низким происхождением звание майора и должность командира батальона были потолком. Даже в Новом Свете имелось мало шансов сделать карьеру. А человек деятельный и храбрый. Еще в ту кампанию познакомились в лесах, когда привез приказы от высокого начальства, заодно доставив письмо от дез Эссара, будучи его хорошим знакомым.

Колония Альбион была поделена на шесть приблизительно равных по населению военных округов и столичный. В каждом создавался полк по моей прежней методике. Три взвода — три роты — три батальона. Полки считались легкими, что означало умение рассыпаться в стрелковые цепи, выполняя функции боевого охранения и разведки. Изначально два первых батальона должны были идти в бой, третий оставаться дома и служить местом подготовки новобранцев и пополнения.

Регулярные войска вынужденно распустили. Неизвестно, кому бы они стали подчиняться, да и массовое дезертирство послужило замечательным предлогом. Зато желающих с удовольствием брали в новую армию. Опытные солдаты могли рассчитывать на сержантские должности, а уже имевшие звание и на офицерские. Слишком многие штатные единицы были не заполнены, и армия крайне нуждалась в прошедших военную школу.

Предполагалось снабдить каждый полк четырьмя орудиями при шести зарядных ящиках и одиннадцати повозках. Всего получалось до сотни человек и лошадей. Фактически едва-едва набрали по две подходящие пушки. В Новый Свет спихивали всякое устаревшее барахло, и таскать за собой тяжеленную осадную артиллерию невозможно. У меня не Великие озера, где стволы перевозились кораблями, а сухопутная территория.

Совсем нехорошо было с кавалерией. Доброй воли и патриотического порыва недостаточно для создания полноценных конных полков. Катастрофически не хватало опытных кадров и лошадей. Ну и заодно крайний разнобой в вооружении. Большинство кавалеристов происходили из зажиточных семей и пришли добровольцами со своими стволами. В результате всех скопом записали в драгуны, и сражаться они должны были как верхом, так и в пешем виде, удерживая позиции до подхода главных сил. Сабли (массово штампуемые моим заводом) служили в основном вспомогательным элементом формы. Воевать мы собирались карабинами и пистолетами. Кроме того, если в пехотных полках стандартная численность в одну тысячу человек, то в кавалерийском набиралось не больше четырех сотен.

Денег поступало мало, и амуниции, тканей и продовольствия вечно не хватало. Еще одна причина не затягивать подготовку с тренировками. Пускать в дело неготовых — плохо. Держать голодными, раздетыми — еще хуже. Ничто в этом мире не меняется, включая отсутствие готовности расстаться со средствами на общее благо.

Предложение стать заместителем начальника военного ведомства Альбиона Раус принял моментально и развил в русле моих указаний бурную деятельность, создав нечто вроде министерства из кучи отделов. Секретариат по общим вопросам, финансам, военной юстиции, личных дел офицеров, планированию операций, комплектованию и призыву, материальная часть артиллерии и персонал. Ничего излишнего, как впоследствии оказалось. Все при деле и не зря хлеб едят. Например, юридическое подразделение озаботилось массовым изданием списка наказаний. Формально все должны быть и так в курсе, но лично мне в свое время пришлось долго такой список разыскивать. Теперь в каждой роте имеется не меньше двух экземпляров и заставляют заучивать.

Вооруженный грабеж — смертная казнь, непредумышленное убийство — двадцать лет каторги, воровство у своих товарищей — шесть лет, воровство у хозяина дома — десять лет. Правда, пришлось после вдумчивого чтения вносить уточнения в старые правила. Нельзя за одну серебряную ложечку давать тот же срок, что и за телегу чужого добра. Поэтому в некоторых случаях установил низший и высший порог. Главное, теперь не сошлются на незнание или состояние опьянения. За второе сразу надбавка идет. А суды проходят регулярно. То один попадется, то другой. Кто по чистой глупости, а иной пройти мимо чужого добра не способен.

— Обязательно сейчас? — поинтересовался устало, размышляя, не стоило ли выйти через окно.

— Для сотрудников штаба, — нагло заявил он в ответ, — нет рабочего и нерабочего времени. Каждый должен отдавать работе все свои силы и все свое время. Когда дел много, надо проводить ночи напролет за работой, отдых будет лишь тогда, когда позволят обстоятельства. Единственное, о чем нужно думать, — это благо службы.

Издевается. Причем неприкрыто, пользуясь моим отношением к незаменимому, везущему воз административных бумаг и дающему возможность иногда вздохнуть. Он почти дословно процитировал мое высказывание, примененное при воспитании очередного блестящего сынка богатых родителей, пристроенного на теплое местечко и пойманного на нерадении. С удовольствием таких отправлял на границу, вручив взвод. Солдат, конечно, жаль, однако в тяжелой обстановке есть шанс поумнеть и превратиться в нормального человека. А нет — так прилетит пуля в спину от «индейцев». Уже имеется такой случай.

— Донесение от майора Стаффорда прибыло, мой шеф,[19] — доложил, убедившись в отсутствии реакции.

Когда-то собирался повысить названного из лейтенантов. С уходом в отставку стало неактуальным. А недавно выяснилось, что и без протекции тот умудрился дорасти до капитана и стать неплохим профессионалом. Так что назначение его на должность командира сводного отряда никого не удивило.

— Судя по срочности, ничего хорошего?

— Ну, — дернул штабист головой то ли в отрицании, то ли в сомнении, — сложно однозначно ответить.

В регион под командованием Стаффорда отправилось около трех с половиной тысяч человек, включая почти тысячу союзных индейцев и пять первых батальонов из полков, а также кавалерию. До сих пор все шло достаточно удачно. Они разорили больше пятидесяти индейских городков, сожгли посевы и дома, угнали скот и убили сотни их жителей, забрав множество пленных. Естественно, рано или поздно следовало ждать ответных действий.

— Авангард в составе Первого батальона Четвертого полка и около трехсот союзных воинов из чероки и чокто был атакован ночью. Потери составили шестьдесят семь убитыми и сто сорок восемь ранеными. Несомненно, от пятидесяти до семидесяти противников убиты и до ста ранены.

— От и до, — раздельно произнес я. — Тридцать один с половиной и то сомнительно, поскольку трупов не найдено. Вы представляете, что начнется, опубликуй мы подобного рода донесение?

Неудивительно, что хотел пообщаться с глазу на глаз и дожидался. Хорошая такая пощечина по репутации. Правда, всегда можно показать на исполнителя и обвинить того Стаффорда, однако он мой подчиненный, и я сам подписывал назначение.

— Подробности?

Протягиваю руку и получаю несколько исписанных листков. Целый список вопросов с ответами. И на удивление многие толковые. Сколько человек под ружьем в бригаде? Отдельно по батальонам. В каком состоянии вооружение, обмундирование и обувь солдат. Какие есть возможности для пополнения этих предметов? Каково положение артиллерии? В каком состоянии ее материальная часть и конный состав? Регулярны ли выдачи провианта. Хорошего ли качества хлеб, мясо, вино и фураж? Сколько людей находится на излечении. Какова смертность от болезней? Что делать, чтобы ее уменьшить? На какой линии расположена бригада. Дальнейшие действия ее командира. Чего он ждет от штаба: подкреплений, совета, иной помощи.

— Кто посыльный? — полюбопытствовал, изучив данные.

— Лейтенант Пинель, из добровольцев.

— Не выдумывал на ходу?

— Не думаю. Достаточно побеседовал, чтобы определиться. Словам верю. Где был не в курсе, например насчет жалованья и действий кавалерии, честно признавался. Толковый малый, — признал с одобрением.

Вот и я такого же мнения. Вряд ли в соответствующей ситуации сумел бы настолько точно и подробно изложить без подготовки. Особенно по части чужих подразделений.

Тычу пальцем в строчку, где присутствует заявление о снабжении испанцами враждебных колоний индейцев огнестрельным оружием, порохом и прочей амуницией.

— Не он первый о том сообщает.

Не стоит спрашивать — понимает ли, чем это пахнет. Не хуже прочих соображает. Дополнительные многочисленные проблемы и массированная помощь из-за Миссисипи. Рано или поздно придется столкнуться с новыми врагами. А пока продолжаем изображать незнание. Вот через годик-другой, когда накопим силы и задавим краснокожих соседей, можно и рассчитаться, если к тому времени ничего кардинально не изменится.

— Определитесь с планами насчет удара на юг, — произнес я вслух после раздумья. — Дороги, карты, населенные пункты.

Любые проекты исправляются при необходимости, но основа уже будет.

— Предложить переселиться во Флориду любым дружественным индейцам в качестве ответной меры? — сказал он вопросительным тоном.

— Изящно, — признал я.

Коренное население полуострова практически целиком вымерло от эпидемий оспы и тифа, а пришлые могут устроить головную боль тамошним белым жителям. Особенно при нашей помощи.

— Надо отметить в приказе, и возьмите лейтенанта на заметку, — сказал я. — Освободится место повыше — напомните.

Он кивнул одобрительно. Иногда это бесит. Ощущение снисходительности. Ну и Господь с ним. Знает себе цену и тащит воз, а поперек не выступает. Разве в приватной обстановке позволяет себе поправлять самоучку. Не самый худший из возможных вариантов.

— Что касается донесения, — секундное раздумье, — было нападение, две атаки отбиты. В тяжелом бою есть потери, но враг отступил в беспорядке. Наступление продолжится.

«Не можем сделать как хотим — придется делать как можем», — мысленно вспомнил я поговорку.

— Все ясно? — произнес вслух.

Он четко склонил голову в поклоне и щелкнул каблуками. Никогда мне так не научиться и стараться не собираюсь. Как закончится, опять уйду в отставку, и пусть военные принимают дальнейшие решения. Хватит с меня и хозяйственных трудов на благо семьи.

Сижу в кабинете, тупо смотрю на недописанное письмо на завод. Опять запрошенного количества оружия не изготовили. Армия нуждается в стволах и саблях. Вместо девяти тысяч ружей поставили всего семь с половиной. И дело не в доходах и компенсациях. Чем я должен вооружать полки, если собственные подчиненные срывают заказ?

А ведь опытные механики, выписанные из Бирмингема и получающие немалое жалованье, наладили механическую штамповку деталей ружейного замка. Появилась специальная наковальня для выделки ружейного ствола. Сейчас стараются добиться взаимозаменяемости деталей для ружей. Именно из-за этого и провал. Пока руку набьют и опыт приобретут, масса брака. То есть для продажи россыпью охотникам или индейцам вполне годны, но не соответствуют требованиям приемки мной же написанных правил для армии. Вот думай, что важнее — количество или стандартность.

Других серьезных источников стали в колониях не имеется, хотя кое-где на кустарном уровне уже работают. Частники изготовили три тысячи новых мушкетов и еще столько же переделали из старых образцов. Все это не решает проблемы, и отговорки об отсутствии профессиональных оружейников или недостаче опыта, либо мануфактура только-только заработала, не трогают. А что предпринять помимо грозных выкриков?

Не способен нормально думать. Даже пить не могу. Жуткие стоны и крики доносятся даже сюда, или мне уже кажется. Поднимаюсь и иду наверх, в спальню. Решительно стучу в дверь. Через короткий промежуток высовывается лисья мордочка доктора.

— Я ничего не могу сделать, — нервно говорит прежде, чем прозвучал вопрос. — Преждевременные роды на подобных сроках опасны чрезвычайно.

— Не можете?

— Нет! Ребенок в тазовом положении и выйти не может, перекрыв матку.

— Пошел вон! — резко говорю, не обращая внимания на его возмущенный вид. — Счет за «отличную» работу пришлешь потом.

Если умрет Элизабет, позабочусь, чтобы его никуда и никогда не звали на помощь. Модный врач, ага. Идиот.

— Стелла, — обращаюсь к наклонившейся к тазу с какими-то окровавленными тряпками у него за спиной и внимательно прислушивающейся молодой мулатке-рабыне, не дожидаясь, пока тот соберется, — знаешь, где особняк мадам Арлет Смит?

— Да, господин, — глядя себе под ноги, отвечает служанка.

Так и думал. Чтобы прислуга не была в курсе, где у хозяина любовница проживает, такого даже в сказках не случается.

— Бегом туда. Скажешь — хозяйка помирает, разродиться не может, очень срочно.

Они оба посмотрели на меня достаточно странно. Доктор так и вовсе раскрыл рот — то ли в возмущении от приглашения акушерки без диплома, то ли собираясь сказать глупость вроде той, не собираюсь ли я убить жену столь оригинальным способом, открыто позвав содержанку и доверив ей лечение. Ну скажи, мысленно прошу. Он натыкается взглядом на судорожно сжатый кулак и помалкивает, спешно отвернувшись.

— Живо отсюда! — резко говорю, прислушиваясь к топоту ног Стеллы.

Та явно не изображала скорость, а реально неслась, прыгая через ступеньки. Она была личной горничной Элизабет с самого детского возраста, будучи на пару лет старше. И я всерьез подозревал, родной сестрой по отцу. Уж очень сходство велико, если не учитывать цвета кожи. Хотя, может быть, от дяди или деда происходит. Во всяком случае, они достаточно близки, чтобы быть подругами, насколько это в принципе возможно при отношениях хозяйка-рабыня.

Присел у кровати и осторожно погладил по голове Элизабет. Та моментально вцепляется в руку, причем хватка жуткой силы. Вряд ли она сейчас хоть что-то соображает. Мертвенно-бледная, еле дышит и все время стонет протяжно. Сделать я ничего не могу, только подтирать текущую, слава богу, не потоком кровь, причем еле шевелясь. Вырвать руку было бы слишком жестоко. Она явно находила в ней опору, пусть бессознательно.

Сколько я так просидел, раскорячившись и затыкая тряпками текущие рубиновые капли, так потом и не вспомнил. Минуты текли неимоверно долго. Ощущение, что жар стал сильнее, пульс в жилке на шее, когда осмелился пощупать, бился со страшной скоростью. Наверное, не особо долго. Ворвалась Арлет на пару с Рут в сопровождении Стеллы и одной из их ассистенток. Вообще-то я прекрасно знал, как ту зовут, но в данный момент имя куда-то исчезло. Да и не требовалось ее окликать. Все равно почти моментально выставили за дверь.

— Хозяин, — обратился обнаружившийся в коридоре дворецкий, привезенный со всей компанией Элизабет в Акиндек. — К вам полковник Раус.

Они что, не способны день обойтись без меня, вяло подумалось. Я же предупредил о невозможности прибыть сегодня на службу. С другой стороны, все лучше, чем опять сидеть и ждать под стоны сквозь стены. Отвлекусь на какое-то время.

— Где он?

— Я позволил себе проводить в ваш кабинет.

— Хорошо, Парис.

Вяло шагаю вниз по лестнице. Дворецкий следует сзади. Так и не привык по-настоящему к постоянному мельтешению рядом слуг. Удобно, и при этом не научился не замечать, считая частью мебели. Даже рабы имеют чувства и очень хороший слух. Ляпнешь иной раз нечто — и моментально разносят по всей округе. И ведь обязательно обсудят с другими не одни положительные качества, а и как почесался, и что ешь, не говоря уже о более низменных вещах.

— Что опять случилось? — падая в кресло, спрашиваю без особого интереса.

— В Европе началась война, — сияя не хуже тщательно начищенной поваренком кастрюли на образцовой кухне, сообщает полковник.

— Лучше бы вы доложили, что я не зря отправил Рюффена в рейд на Чикамогу,[20] вручив ему добрую половину конницы и практически всех саперов.

Тот выполнял разработанный план, основанный на сочетании действий рейдовых групп со строительством линии фортов, рассекающих вражескую территорию и способных наносить карательные удары при неповиновении. Только совокупность мероприятий могла создать смертельную угрозу для противника. Одним сжиганием домов и посевов их не выбить. Затянутся боевые действия и ответные налеты надолго.

— Шауни и минги выполняют взятые на себя обязательства точно.

Еще бы! Им обещали сохранить территорию при вступлении в союз. В прошлый раз они крепко схлопотали и закономерно решили перейти на другую сторону.

— Поход идет успешно. Но нам сейчас важнее Старый Свет!

— И чем? В Париже сменился Законодательный совет на Учредительное собрание, и замена вывески крайне важна для колоний?

— Франция объявила войну неподчиняющимся территориям! — торжествующе объявил Раус. — Мало того, они выступили, продемонстрировав всему миру предсказанное практически всеми.

Точнее говоря, лично он утверждал, что батальоны волонтеров, несмотря на свой патриотический дух, окажутся крайне недисциплинированны, слабы в воинской выучке и подвержены панике.

— Уже разгром? — не удивляюсь.

— Точно так. Фландрия легко отбилась и перешла в наступление.

А это означает, что недавно прибывшее посольство республиканской Франции в Континентальный Конгресс ничего не получит. Появилась дополнительная возможность поторговаться.

— В Анжу восстание, Бургундия собирает войска у границ. Лондон занят своими внутренними делами и сбором воинских частей. В Германии наемников собирают. Впрочем, как и остальные.

— Они не договорились?

— Сомневаюсь, что в принципе возможно. Все надеются занять трон и родственникам не уступят.

Очень плохо. Или хорошо. Смотря как поглядеть. Может, франки и отобьются, затянув.

— Флот?

— Сам черт не разберет. Большинство кораблей ушло в Англию и Фландрию, которые отнюдь не дружны. Похоже, станут топить всех подряд. Торговцам лучше не соваться в Европу. Тем более что испанцы наверняка вмешаются и станут захватывать всех подряд. Они не обязаны разбираться в наших спорах, и все граждане Соединенных Королевств для них враги.

— Если одно из правительств не заключит договора с Мадридом, расплатившись чужими территориями.

— Какие же они чужие, — рассудительно возражает, — монарх или республика — все равно одно государство претендует на все земли.

Я посмотрел выразительно.

— Вы думаете? — озабоченно переспросил. — Да, это было бы не очень хорошо.

— Будет очень плохо всем. Войны в Старом Свете давно не случались. Все больше по Индиям да Индонезиям с островами последние пару сотен лет. С Османами не в счет, их давно бьют без особой опаски. Алжир заселяют наши, Марокко — испанцы. Теперь все изменилось. Одна радость — можно и дальше блефовать, выбивая привилегии для американских колоний.

— Крайне выгодно управлять, — усмехнулся он, — одновременно ссылаясь на невозможность принять общее решение.

— Когда-нибудь придется выбирать. И похоже, согласия действительно не существует. Треть депутатов за монархию, колеблясь, кому отдать предпочтение, отчего партия не способна оформиться, треть за республику, остальные сами не уверены, чего хотят.

— Так это еще нормально. Обычно с той и другой стороны процента по два умеющих думать. Еще пять ошибаются, полагая, что думают. На самом деле используют готовые шаблоны. Остальные следуют за лидерами. Вот у вас какое мнение?

— В качестве начальника?

— В качестве человека, неоднократно бравшего на себя ответственность, — он не льстит, серьезно, — и обычно принимающего правильные решения.

— Не всегда! — показательно удивляюсь. — Ладно, шучу. По мне, надо продолжать ждать победителя и потом присягать монарху или кто там окажется. Республика — почему нет. Главное — сохранить самостоятельность во внутренних делах.

— А не лучше ли провозгласить независимость? — вкрадчиво потребовал Раус.

— Нет, полковник. Не потому что обожаю высшую власть и дворянский титул. Просто в итоге получим гражданскую войну и вторжение победителя с целью вернуть под его крыло. На фоне продолжающихся столкновений с индейцами и перехода части собственных граждан на их сторону шансов победить почти нет. Да и крови это будет стоить немало при любом раскладе. Оптимально — отдать международную политику Европе, при условии полной самостоятельности во внутренних делах и равенстве колоний вместе любому государству Соединенных Королевств. Чужие законы не могут распространяться на Америку, вплоть до вербовки моряков и солдат. Ничуть не хуже независимости, однако мы не остаемся одиноки, а имеем мощных союзников. Ей-богу, иметь на таких условиях номинального главу в Париже или где угодно совсем не обидно. Главное — уже не назначит постороннего править и не перекроет правилами торговлю.

Дверь распахнулась без стука, и, не успев ничего сообразить, я взвился со стула.

— Все в порядке, — сказала Рут и поманила за собой. При постороннем не хочет говорить. — Ребенок неправильно лежал, головка ушла в таз. Пришлось прибегнуть к наложению щипцов. Это достаточно опасно, и могли быть осложнения. К счастью, вроде все в порядке. Они оба живы, но мальчик очень маленький. Кажется, преждевременные роды.

— Кормилица имеется, — вспомнив грудастую, тщательно подобранную по здоровью и наличию вымени негритянку, заверил я.

Элизабет тщательно готовилась. Тот же доктор появился не случайно и навещал ее регулярно. Да и в Акиндек перебралась заранее, чтобы не ждать приезда врача в поместье, когда начнется. Казалось, предусмотрено все до последней мелочи, и все равно случившееся было абсолютной неожиданностью.

— Крови много потеряла. По моим прикидкам, раза в два больше положенного. Будет слабость большая. Кормить хорошо, красное вино — пройдет. Ну вы себе можете позволить. — Рут усмехнулась.

— Спасибо.

— Мы просто сделали то, чему учились и много лет занимаемся.

В спальне неизвестно откуда взявшаяся куча служанок стремительно наводила порядок. Дворецкий тихо отдавал приказания, а они скребли и мыли. Перины и простыни уже чистые, сменили. Элизабет, бледная до бумажного цвета, спит, укрытая одеялом. В углу торчит Вики, сунув палец в рот, и внимательно смотрит на новорожденного. Судя по нахмуренному виду, о чем-то старательно размышляет, а не умиляется. Какой идиот привел ее сюда, мысленно спросил, погладив по голове. Ну это я потом выясню и сделаю выводы.

Ребенок покоится в колыбели, тоже заготовленной заранее. Кормилица застыла рядом с видом часового, готового биться за доверенное имущество до самой смерти. Правда, с моей дороги убралась, позволив посмотреть, но в руки не дала, возмущенно загудев, стоило протянуть ладонь и тронуть лобик. Вид у него действительно не очень. Маленький, синий и весь сморщенный. Натуральная обезьянка.

— Ты, — свистящим шепотом донеслось с кровати. Элизабет очнулась от тяжелого сна и смотрела на меня блестящими глазами. — Зачем ты позвал шлюху сюда?

— Я хотел спасти вас. Тебя и ребенка. Доктор оказался бестолочью, несмотря на его репутацию. И трусом. Он готов был тебя похоронить и прямо о том заявил…

Нет, право же, совершать хорошие поступки и заботиться о спасении супруги крайне подозрительно. Одна надежда — прочухается, подумает и успокоится.

— Зачем, — она попыталась подняться и без сил снова откинулась на подушку, — привел шлюху? — Вот сейчас ясно услышал ударение на последнем слове. — В мой дом.

Естественно, это глупость. Арлет сроду не была женщиной легкого поведения, и даже я не платил. Подарки — было. Иногда достаточно весомые. Но содержала себя сама. Однако вот это упоминание «ее» особняка уже достаточно дико. Не потому что я плачу за содержание, а по смыслу Элизабет взбесило именно появление Арлет в непосредственной близости. Осквернила полы в здании.

— Исключительно из деловых, — подчеркнуто сказал, — соображений.

Супруга прекрасно поняла намек. И наш брачный договор, и дальнейшая жизнь проходила именно под эгидой «деловых» решений.

— Мадам, — вскричал обеспокоенный дворецкий, перестав изображать, что его происходящее не касается, — вам требуется отдохнуть. Господин генерал, покиньте спальню! И ребенка заберите, не стоит ему тут находиться.

Несмотря на грозные слова, тон был просительным. Не дорос еще хозяину указания раздавать. И все же он прав. Ссориться с не пришедшей в себя женой в данный момент недостойно. Ничего приятного из этого не выйдет, а выяснять отношения время найдется и позже. Может быть, она даже вторично не станет беситься, получив время на раздумье. Молча повернулся и вышел, взяв за ладошку девочку.

— Папа, — сказала Вики в коридоре, — почему мамочка ругается? Ты же правильно позвал акушерку. Я слышала, все говорили — уже не жилица. Скоро Господь призовет к себе.

Опять подслушивала взрослые разговоры и служанок. Любопытства в ней огромный воз, и приятно, что обращается за советом, а не держит в себе, и не потому что не ругаю. По причине объяснений, иногда излишне подробных.

— Она не любит тетю акушерку, — выдал наиболее близкое к реальности пояснение.

— Потому что у нее мои братики?

Не будь она маленькой, заподозрил бы изощренное издевательство. Увы, просто пока говорит что думает. Киваю.

— А почему меня с ними не познакомишь?

— Мама узнает — не одобрит.

— А мы ей ничего не скажем, — прижимаясь, тихонько говорит.

— Стоять! — командую выскочившей из спальни Стелле. — А ты иди, — легонько подталкиваю Вики, — давно спать положено. Сейчас приду и на ночь сказку расскажу. Так… — Дождавшись, пока девочка исчезнет за поворотом, негромко произношу: — Звезда моя,[21] и какого черта ты доложила хозяйке, кого позвали ее лечить? Думаешь, если лично Элизабет принадлежишь, так не сумею устроить черную жизнь?

— Извините, генерал, — отвечает, нервно теребя передник, — но госпожа знает мадам Смит в лицо. Специально ездила посмотреть. Да и «битую» акушерку, — это в смысле Рут, под таким прозвищем известна из-за шрамов на лице, — сложно перепутать с кем-либо. Я совсем-совсем ни при чем.

— Когда ездила?

— Давно уже, — вздохнув, заверяет. — Не меньше года. А в курсе про нее и того свыше.

Значит, Арлет была права насчет желания родить наследника. Не случайно мысль появилась.

— Надеюсь, ты убедилась, мадам Смит никогда не сделает ничего плохого моей жене и детям?

Она молча кивнула. Натурально, чего уж проще дать истечь кровью или подождать, пока супруга помрет.

— А вот насчет обратного после сегодняшнего не уверен. Любить ее Элизабет не обязана, но поносить после случившегося… Поэтому узнаешь нечто — не забудь поставить в известность. Буду очень, — с отчетливым ударением, — благодарен. Мечта у тебя есть?

— Вольную хочу, — вздрогнув, неожиданно призналась.

Ох уж эта человеческая натура. Будто в другом месте кто-то ждет и она умеет нечто полезное. Воспитание почти как у барышни, и пользы от умения читать, писать и помогать одеваться хозяйке, а также играть на музыкальных инструментах — ноль. В солидный дом не возьмут, а ремесла не знает. Ну и зачем тогда уходить? А все равно надеется самой решать судьбу.

— Не в моей власти, но при случае посодействую.

Обещать после смерти хозяйки отпустить на свободу несколько чревато. Отравит еще подружку прямо сейчас, а мне потом расхлебывать и доказывать, что ничего такого не имел в виду.

— Или ты замуж нацелилась?

По смущенному виду — прямо в яблочко. А Элизабет, естественно, отпускать не хочет.

— За кого?

— Господин не знаком с ним. Часовщик из Германии.

— Шварцвальдец?

— Да. Он вдовец, но ребенок всего один.

А неплохой выбор. Девушка наша уже давно по всем понятиям перестарок. А выходцы из Шварцвальда люди семейные, трудолюбивые и тихие. По тамошним законам земля и дом достаются старшему сыну, а прочие на собственной ферме оказываются в положении работников, поскольку участок дробить запрещено. Вот и уходят, а также занимаются ремеслами. Многие с давних пор мастерят часы. Сначала вообще были деревянные. Цена низкая и распространились широко. Но и в Новый Свет особо шустрые добрались. И здесь развернулись вовсю, создавая кроме обыкновенных деревянных часов с гирями часы с кукушкой, с суточным и недельным пружинным заводом, с движущимися и танцующими фигурами с музыкой, довольно солидной конструкции, и много другого забавного. Рольф их продукцию возит и продает по всему Альбиону.

— Ладно, потом обсудим. Когда выздоровеет. Ступай.

Глава 7 Война продолжается

— Да здравствует Континентальный Конгресс! — вскричал очередной оратор под дружный вопль присутствующих в ресторане.

Полагаю, сегодня подобные сцены происходят повсеместно в городе, независимо от местонахождения празднующих. Богатые и бедные одинаково заполнили все заведения с выпивкой и поспешно нарезаются под тосты и громогласные лозунги. Еще бы! Окончание работы общеколониального собрания депутатов Северной Америки ознаменовалось вооруженным свержением власти губернаторов в Канаде и Батавии. В Каледонии он сам поспешно ушел в отставку, не дожидаясь выстрелов.

— За наши достижения! — со слезами на глазах вскричал смутно знакомый тип, видимо лично добившийся декретов. — За наших героев, — протянул ко мне очередной стакан.

Желающих выпить с, нескромно заявляю, известным человеком сегодня множество. Даже среди собравшихся здесь депутатов колонии Альбион, независимо от взглядов на европейские события. Приходится чокаться, не употребляя, иначе давно валялся бы под столом. А уйти вдруг нельзя — не поймут. Поэтому вместо нахождения в тихой домашней обстановке приходится терпеть темперамент заочных патриотов.

Одно время на Севере, да и здесь, была масса колеблющихся и боящихся гневного окрика из Парижа или Лондона. Приходилось чуть не кулаками наводить порядок. Не своими, конечно. На то у меня Салюден и прочие добровольцы. Не один имею личную армию. Практически каждый плантатор содержит доверенных вояк для защиты от тех же индейцев и контроля над рабами. Да и считаться станут скорее с имеющим возможность применить силу.

До откровенных переворотов не дошло. Даже в северных колониях правление давно тихо перешло от королевских чиновников к законно избранным людям. Самые умные из назначенных метрополией перешли на службу к новым лидерам и живут не хуже прежнего. Но то нас мало затрагивало, поскольку в Альбионе все уже свершилось, а вот куча публично озвученных декретов очень важна. Двести заседаний с бесконечными спорами по поводу каждой запятой — и наконец недурственный результат.

Во-первых, основная Декларация обвиняла плохое правительство (ни в коем случае не монархию) в «стремлении предотвратить рост населения в колониях, препятствуя желающим мигрировать и затрудняя условия приобретения новых земель, а также отказывая в поддержке развития обретенных территорий». На этом основании единый народ Америки получает право использовать самостоятельно «наши земли от Атлантики и Западных морей и океанов на востоке до Южного моря на западе». Конечно, никто даже приблизительно не знал расстояния до Тихого океана, но замах был явно не только на официальные границы, прежде принадлежащие Соединенным Королевствам. Аж до самого конца континента на западе.

Сопровождалось это заявление несколькими дополнительными важными актами. Все эти новые территории объявлялись общественной принадлежностью, а точнее — центрального правительства. Заодно выбивался сознательно фундамент спора между прежними колониями, нередко претендующими на одни и те же участки. Соответственно и последующие действия с землей Конгресса наделялись законностью.

И они последовали. Декрет «О земельных наделах», вручающий военнослужащим пять миллионов акров в Теннесси, Кентукки, Охайо и западнее. «О преимущественном праве покупки земель» для сквоттеров,[22] узаконив уже существующее положение, а остальным предлагал заплатить достаточно небольшую сумму для юридического признания. Любой человек, готовый поселиться к западу от прежней границы, получит сто шестьдесят акров свободной земли. Отслуживший — в зависимости от звания, триста двадцать — шестьсот сорок. Офицеры еще больше.

Примечания мелким шрифтом никто не замечал, поскольку оно на бумаге отсутствовало и вписываться должно было кровью индейцев и сунувшихся на пока исключительно в воображении принадлежащие Конгрессу участки. Томагавки краснокожих в этом непременно поучаствуют. Ничего не поделаешь, за богатство всегда платят. Иногда золотом, но частенько жизнью.

Во-вторых, что не менее важно, провозгласили исключительное право вводить налоги и пошлины, не считая правомерным назначать их извне, не считаясь с местными нуждами. Фактически Конгресс приравнял еще не созданное государство к одному из Соединенных Королевств. Согласно передовым воззрениям расписаны исполнительная власть, двухпалатный парламент. Один голос от колонии и пропорционально от населения — это больше всего затянуло обсуждение, поскольку густонаселенные колонии хотели преимущества. Соответственно и обратное. Добрых полгода не могли согласовать позиции, договорившись об остальном. И наконец Верховный суд.

Под этим соусом предложение ратифицировать колониями соглашение о создании Федерации в Альбионе наверняка пройдет на ура. На первый взгляд там все просто замечательно. Помощь друг другу, свобода передвижения людей и товаров, то есть отсутствие таможен. Это единый рынок, и общий для всех закон о банкротстве. Экстрадиция преступников при твердом правиле, защищающем от необоснованных обысков и арестов. Порядок назначения в Конгресс депутатов от колоний.

Нерешенным остался вопрос единой валюты и армии. То есть все признавали необходимость, однако никто не торопился. Ну да не последний год живем. Рано или поздно и до этого дойдет. Мы вообще живем в достаточно странном мире, где обстановка иногда стремительно меняется. Буквально недавно франков били все подряд, однако те умудрились нанести поражение бургундцам, почти целиком оккупировав королевство, а на юге при ликовании народа вступили в Ниццу и Савойю. Париж вводит новую систему комплектования вместо прежней добровольческой, местами крайне напоминающую изобретенную мной. Ощущение, что некто внимательно ознакомился здесь и получил подробные инструкции письмом.

Зато испанцам все происходящее крайне не понравилось. Или, напротив, пришлось по душе, дабы поудить рыбку в мутной воде. Для начала они высадили солдат в западной части Гаити, отошедшей к Соединенным Королевствам по результатам прошлой войны. Достаточно легко разбили немногочисленные тамошние отряды ополченцев и регулярных войск. Заодно крайне жестоко подавили стихийное восстание рабов, с чего-то решивших, что пришли освободители.

Как только до колоний дошли известия о революции в метрополии, по островам стали гулять всевозможные слухи. Согласно одному из них короля убили за якобы желание освободить всех рабов. Другой гласил, будто он лишь отменил кнут и приказал дать подневольным три дня выходных в неделю. Но наиболее широко распространилась идея, что, раз в Париже можно убивать, неплохо и нам за хозяев взяться. Прежде чем на островах установилось спокойствие, несколько тысяч белых и мулатов были убиты.

Хорошо еще поветрие до Америки не докатилось. Здесь все же наученные примером наиболее энергичных черных принялись массово пороть или сдавать в качестве заместителей в солдаты. Пусть лучше погибнут за отечество, наверняка думали иные владельцы, обещая взамен службы вольную, чем мне топором по голове. А заодно законом запретили ввоз новых невольников и распространили все гражданские права на свободных негров и цветных. То есть оно и прежде так было, но сейчас это подтвердили новые власти. Заодно прописали и обязанности, включая призыв в армию. Собственно по поводу уже существующего Черного кодекса и рабов ничего предпринимать не стали. В теории он и так ограничивал возможности хозяев, не позволяя переходить границы. Другое дело, что иногда на практике случалось всякое. Ну тут уж от человека многое зависит.

Однако это как бы наши местные сложности. А в международной политике больше всего опасений вызывали отнюдь не действия в Европе, а дальнейшие намерения испанцев. Прямое нарушение прежних трактатов и соглашений уже задевало нас, и всерьез. Кто его знает, где заканчиваются аппетиты Христианнейшего короля.

Видимо, не случайно в северные земли испанских владений в Южной Америке перебрасывают войска, навербованные в Германии. Это в порядке вещей, но ничего приятного для противников. Уже пару столетий тамошние князья торгуют услугами профессиональных вояк. В принципе неплохая затея. Английские посланцы охотно поставили в известность Конгресс про перевозку двенадцати тысяч человек в Америку. Обошлось это в двадцать четыре миллиона талеров за пять лет вперед только прямых расходов, не считая транспортных, и зря сидеть они не станут. А набор продолжается, и как бы количество солдат в Сан-Бернардито[23] не увеличилось вдвое. А это прямая угроза Новой Галлии, а затем и Альбиону, ибо столько обученных военнослужащих мы и вместе не получим.

А в реальности индейская война не закончилась, и племена не хуже нашего соображают необходимость продержаться до удара с юга. А там колонистам станет не до чужих земель, свое сохранить бы.

— Он прибыл и ждет, — наклонившись к уху, предупредил Мюнцер.

В гуле общих разговоров вокруг его все равно никто не услышал бы, да и тайны особой нет, однако я подождал пару минут, прежде чем подняться. Зашагал, демонстративно помахивая рукой перед собой, разгоняя висящий в воздухе дым. Кое-кто понимающе усмехнулся. Прекрасно знают, на совещаниях и во время заседаний не курят. И сделано это по моей инициативе, чтобы время не тянули до бесконечности. И для собственного хорошего самочувствия. Одуреть же можно от куряк.

Дез Эссар сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, в отдельном кабинете. Есть для особо важных клиентов в ресторане и такое. Чтобы не тревожили на переговорах и, чего уж греха таить, спокойно баловаться с девочками. Можно быть уверенным — без разрешения никто не вломится. Заранее завернут.

— Вот теперь и начнется самое интересное, — сказал выбранный губернатор, выпрямляясь на стук двери.

Смотрелся он не особо хорошо. Усталый и явно замотанный бесконечными делами. Если уж у меня вечно нет свободной минуты, то у него сложностей гораздо больше. Причем, в отличие от прежних начальников, приходится лавировать среди нескольких групп депутатов с разными интересами и устремлениями.

— Не вижу препятствий для ратификации соглашения и принятия его в качестве основы для местной Конституции.

— Да? — посмотрел он с иронией. — А вот эта формулировка, подсунутая лично вами Чани, дающая право голоса не только мужчинам, но и женщинам?

— Ну и что? Прописан имущественный ценз, и он достаточно велик и для избирателей, и для избираемых. Сколько в Новом Свете молодых девиц, владеющих не меньше чем пятьюдесятью акрами и платящих налоги, чтобы повлиять на выборы?

Вдова имела право владеть землей, составлять завещание, подавать в суд, быть как партнером, так и самостоятельным торговцем, управлять хозяйством, недвижимостью и религиозными организациями. Но не оставшаяся незамужней, независимо от возраста. Над ней был отец, муж или брат до самой смерти. И он вершил суд, независимо от глупости, по одному признаку — полу. Поскольку Бог сотворил мужчину первым, а женщину — из его ребра, женщина, таким образом, являлась существом, подчиненным своему мужчине. От нее требовалась скромная одежда, безупречное поведение, помощь и поддержка мужчинам семьи, хозяйственность, прилежание, благотворительность, даже самопожертвование. Обратное случалось далеко не так часто.

— Иногда не могу понять, — пробормотал дез Эссар, — вы очень хорошо притворяетесь простодушным или искренне верите? В нашем мире законы были созданы для мужчин, правительство формировалось для мужчин, вся страна только для мужчин. Конечно, кое-кто из женщин, особенно из аристократии, умудрялся иметь мужа по закону, офицера для чувств и слугу для удовольствия, но это все же нетипично для наших мест.

Интересно, кого конкретно имеет он в виду? Точно не случайно высказался.

— Наш пастор Паркенсон непременно увидит в том подкоп под устои, и его охотно поддержат приличные вроде бы люди. Слишком для многих женщина, позволяющая себе усомниться в справедливости нынешнего порядка, обвиняется в оскорблении самого Бога и в грехопадении. Она либо достойная женщина, либо шлюха. И в итоге простейшее утверждение из-за мелочи может превратиться в бесконечный спор с глубоким расколом. Я что, имею претензии к вашей мадам Смит? Но нельзя все же писать под ее диктовку важнейшие документы!

— Я? А депутатам Конгресса не хотите предъявить претензии? Это они приняли!

— Ну еще скажите, что проект по поводу медицины лично вами написан, — пробурчал дез Эссар.

И вот здесь уже возразить нечего. Арлет и создала. Фактически от начала до конца, включая и запятые.

— И чего в том плохого? — беспомощно возмутился я.

— Да ничего, — заверил губернатор тоном утешителя. — Я тоже читаю «Новости врачевания и науки» и пришел в ужас от списка врачей из трех с половиной тысяч человек, среди которых всего четыреста имеют диплом. Сколько из остальных шарлатанов и недоучек, даже учитывая растущую вашими трудами популярность бегинок, представлять не хочется. Именно поэтому с пониманием отнесся к новой концепции медицины: «Меньше обращаться к догматам, больше наблюдать и много практиковаться». Поддержал идею создания Академии хирургии, в задачу которой входит подготовка врачей к службе в армии и флоте. Даже несмотря на отсутствие пользы в ближайшие годы. Лет через пять состоится выпуск. Тут не решит вопрос и колледж Акиндека.

Местные граждане всерьез подсуетились, избрав нас с ним в совет директоров единственного, помимо религиозных, высшего заведения Альбиона. Они надеялись на материальную помощь. Вместо этого я обязал за каждый ливр, а их перечислил немало, внести изменения в организацию этого учреждения. Мы закрыли кафедру богословия и восточных языков. Вместо этого были учреждены отделение юриспруденции, медицины и химии, а также современных языков.

Еще одна попытка добиться практической пользы и готовить врачей, полезных больным, а не блистающих на заседаниях и в обществе. Слишком много оказалось при ближайшем рассмотрении в войсках людей «при медицине». То есть жалованье они получали, но делать ничего не умели, да и не старались в принципе. Может, хоть через пару лет станет кем заполнять вакантные должности в штатах полков. Тем более что колледж теперь брал для обучения на хирурга любого желающего без средств, естественно грамотного, под договор об отработке после окончания и возврате с гонораров.

— Но идея улучшения функционирования медицинских служб и повышения престижа военного врача при посредстве приравнивания к офицерскому составу! Надо же понимать черту возможностей. Вы еще бегинкам предложите дать лейтенантов с капитанами согласно занимаемой должности!

— Уж они точно сдадут экзамены на право получить место.

— Не сомневаюсь. Но напоминаю, мы живем в мужском мире. Пока, — он вздохнул, — люди не готовы такое принять. Женщина в эполетах, — дез Эссар сухо рассмеялся. — Зато под это дело в качестве уступки могу получить согласие на chirurgie de bataille.[24]

В проекте было много красноречивых слов. Основное: «…Боевая хирургия должна быть организована так, чтобы она могла быть самодостаточной и способной полностью обеспечить медицинской помощью войска, ведущие боевые действия. У нее должна быть своя независимая администрация, свои солдаты-санитары, достаточно многочисленные, чтобы обеспечить эвакуацию раненых и подбор на поле боя пострадавших, хоронить убитых, ухаживать за больными в полевых госпиталях, выполнять приказы, относящиеся к санитарному обеспечению лагерей, госпиталей и генеральной квартиры».

— Отдельная форма и подчинение?

— Все как мадам Смит, — определенно ехидство, — просила. Уступите в одном — получите в другом. Защищать зубами и когтями, цепляясь за частности, не всегда выгодно. Обычно полезнее вставить нечто эдакое и изобразить уступку, избавившись по просьбе. В ответ тебе тоже помогут. Не этому ли я вас упорно учил? А то ведь зарежут проект целиком.

— Я всегда доверял вашим суждениям.

— Вот и ладно, — удовлетворенно кивая, подвел он итог. — Вы убедились в наличии золота? — сказал совсем другим тоном.

На днях по моей наводке был принят очередной закон, причем проект подал вообще депутат не из «прогрессистов». Уж очень лакомый кусок наделение землевладельцев правом свободного занятия горным промыслом. Без королевской власти, запрещающей разработки, требовалось упорядочить правила и не позволить проходить доходам мимо казны. Соответственно десятую часть добытого они обязаны были отдавать в качестве налога. Взамен за нашедшим нечто ценное закреплялся участок со всеми необходимыми юридически процедурами.

— Без всяких сомнений, но выгнать индейцев из тех мест пока окончательно не удалось. Горы рядом. Работать там практически невозможно, но пойдет слух — народ не удержать. Поэтому пора ставить межевые столбы в перспективных районах.

Вопросительно поднята бровь. Это не про его долю. Такие вещи мы полюбовно решаем заранее. При всей своей работе на общее благо губернатор ничем не отличается от прочих чиновников. Свой жирный кусок, взамен подписи на разрешении, ничего не вкладывая и не тратя, обязательно получит. Но все же безграничной жадности он не имеет и лишнего не требует. Меня считают одним из богатейших людей колонии, а реально именно у него огромные капиталы, рассованные по самым разным предприятиям, включая мои. Не жалко. Свои обязательства выполняет полностью и в срок. А это очень важно.

— Никто не может ничего гарантировать, но не думаю, что не смогу проконтролировать ситуацию.

— Деньги, денежки, — пробормотал дез Эссар. — Вы понимаете, насколько важно начать работать приискам? Торговля с Европой почти прекратилась. Гаити у испанцев, и они занялись грабежами торговых судов, не разбирая нового правительства. Не сегодня, так завтра закроют и Южную Америку. Колония не имеет средств.

Иногда его высказывания трудно слушать с серьезным видом. Пустая казна, ага. На той же селитре получил не меньше, приобретая с постным видом у Адама по тройной цене за счет колонии. А теперь дает льготы пороховым мельницам для увеличения производства.

— Золото нужно позарез, — веско уронил дез Эссар.

Ну да. Почему-то никогда не бывает так, чтобы денег хватало. Одно из двух: денег нет совсем или денег не хватает. Государств это касается в той же мере. Даже еще сильнее — ведь человек не может взять в долг больше, чем ему дадут. А страна — запросто. Нашлепает бумажных купюр сколько пожелает. Не зря они и в мирное время дешевле монеты. Жителей нашей колонии после яростных споров в Ассамблее обложили подушной податью в три шиллинга «ради общей пользы, защиты и обороны обывателей». Избежать уплаты этого «добровольного» налога было невозможно: деньги собирал местный шериф, не заплативших вовремя заносили в особый список с дальнейшими последствиями. Но и этого было откровенно мало на огромные военные нужды.

— Отправьте туда людей срочно и с серьезной охраной. И тогда можно будет публично признать его наличие. Даже намытое сверх налогов достаточно скоро придет в руки колонистов в более цивилизованных районах. А это слегка оживит деловую жизнь.

— Спрячут по тайникам.

— Ну не все же.

Он помолчал, о чем-то думая. Кажется, подошли к основной цели визита. Все прочее решалось в обычном порядке и в присутствии адъютантов и помощников. Ну кроме драгоценного металла.

— Нам нужна Континентальная армия, — высказался наконец губернатор. — Похоже, придется ее вам создать.

— Мне?! — Ничего подобного не ожидал и даже не представлял.

— Надо оказать помощь Батавии в разгроме Лиги ирокезов.

Боевые действия шли там не особо хорошо. Отряды краснокожих воинов продолжали ходить в атаки по всему периметру владений от Канады до Нового Амстердама, заглядывая в Охайо и Альбион. Точные потери никому сегодня не известны, но около пятисот батавских ополченцев и до двухсот мичиганских убито. Не меньше двух тысяч колонистов погибли и добрых пять с лишним остались без крова. При этом каждый житель Нового Света прекрасно понимал: чьи люди займут территорию, те на ней и проживать станут, и не очень стремились приглашать на помощь, обставляя ситуацию целым рядом условий.

— Не закончив собственное наступление, не добив коалицию противника и даже не пополнив учебные батальоны?

— Иногда приходится поступиться чем-то, — проведя по лицу рукой, грустно произнес дез Эссар. — Да, вижу, чем может аукнуться подобное. Затягивание военных действий. Но избавившись от основного противника, собирающего вокруг себя недовольных, можно будет потом потребовать создания общей армии, направив ее в важные для нас области.

— Это если Новый Амстердам захочет на такое пойти.

— В этом и состоит наша задача, — жестким тоном произнес губернатор. Не в первый раз убеждаюсь: он чует перемены и опасность не хуже падальщика, несущегося на свежий труп. — Ваша, моя, депутатов Альбиона на Континентальном Конгрессе. Будет еще и второй, — правильно поняв взгляд, уверенно заявил. — Главное — получить результат. И вы не имеете права проиграть!

Выступление из лагеря на Север прошло в виде парада. За последние недели сюда стянули максимальное количество войск. Пять пехотных батальонов, три артиллерийских батареи, два эскадрона драгун, рота саперов, два батальона из Новой Галлии с отрядом кавалерии, санитарные повозки, обоз. Все вместе — почти пять тысяч человек.

Они, насколько возможно при недостаточном сроке подготовки, стройными рядами маршировали мимо многочисленной собравшейся публики. Согласно обычным правилам, длина «эталонного» шага солдат должна была составлять ровно тридцать дюймов. Не зря потом военнослужащие узнавались по походке моментально.

На практике и длина шага, и скорость могли варьироваться: барабаны отбивали ритм или задавали темп — от семидесяти пяти шагов (средний темп) до ста двадцати (маршевый темп) в минуту, что позволяло пехотной колонне за одну минуту покрывать расстояние в триста футов. Сейчас от них требовалось хотя бы двигаться в ногу и сохранять дистанцию в шеренгах. Поэтому здесь проходили лучшие, а остальные шли параллельной дорогой, и мне за них краснеть не придется.

На самом деле всего шесть колонн, иначе слишком растянулись бы в длину. Отсюда невольно появилась необходимость назначать начальников бригад, куда сводились батальоны. Проще управление в движении и бою. Кубик — туда, другой сюда. В теории крайне удобно. Если не вспоминать про людей, их амбиции, умения и желание показать себя. Назначения и повышения вечно заканчиваются недовольством и руганью.

За спиной негромко беседуют. Там целая толпа. Невозможно управлять всей массой лично. Поэтому приходится иметь заместителей и помощников.

Командиры батальонов, эскадронов, три адъютанта, главный казначей, с десяток музыкантов. Охрана и носители флага — очень почетная, хорошо оплачиваемая должность, на которую назначают опытных ветеранов. Если дойдет до схватки, они встанут на защиту стяга, а не сбегут, несмотря на превосходство противника. Большинство скоро разойдется по своим подразделениям, но иногда поражаюсь количеству приписанного народа. И непременно конюхи, портные, оружейники и всякие разные сапожники.

Сверх военного комплекта несколько инженеров разных специальностей — от географов-картографов до мостовиков и дорожников. Специалисты по минералогии, ботанике, переводчики с нескольких языков аборигенов, хирурги, даже парочка журналистов.

А, признал по голосу. Жози Лобрано, майор, не местный, из Новой Галлии, и все пытается уточнить подробности. Он правда думает, что я не слышу, или специально рассчитывает произвести приятное впечатление, похваливая за поведение? Да, многих приходится сызнова учить простым солдатским навыкам, таким как ночевка под открытым небом. И офицеры в некоторых отношениях столь же тупы, сколь и подчиненные.

Никаких поблажек никто не получит, вне зависимости от доходов или родственников. Командир должен представлять собой образец для солдата… и подобно ему спать в палатке, а не таскать с собой кучу слуг и кровать с перинами. Всегда и везде старший по званию должен показывать пример и в первую очередь заботиться о рядовых. Если понадобится — объяснить им до боя важность действий. Каждый должен знать свой маневр. Но неисполнение приказа наказывается жесточайшим образом, и это касается любого. Вот такие простые принципы.

Не мешает еще проверить в деле, что за птица этот господин. У него в подчинении на три сотни человек восемь капитанов, восемь лейтенантов, восемь сублейтенантов и шестьдесят четыре сержанта с капралами. Каждый третий в строю начальник. Солдат почти не видно. Зато батальон по названию.

— А правда, — продолжает спрашивать, — что он в прошлом году давал деньги на карнавал Марди-гра?[25]

— Говорят и такое, — дипломатично заявил Раус.

Кто-то из офицеров откровенно засмеялся. В принципе ни для кого не тайна, кто кому и что давал для шествия и декораций с костюмами. Тут все дело в том, что праздник простонародья. Данное мероприятие привлекало множество людей, будучи желанной альтернативой строгим старомодным балам. Но при этом в представлениях трупп участвовали нередко девушки весьма сомнительного поведения. Высшее общество демонстративно игнорировало происходящее, хотя видели многих людей из известных семей на улицах в дни карнавала.

— Но он же не католик!

А, вот и добрались до основного.

— Наш генерал абсолютно лоялен по отношению ко всем, независимо от религии и цвета кожи, — сказал жестко Раус.

— Это уж точно, — вполголоса добавил некто. — У него…

Что конкретно сказано, не донеслось из-за очередного гарканья марширующих. Но и так все ясно. Про Арлет и детей речь. Вот уж не из-за этого участвовал деньгами. Именно потому что для обычных людей. У них не много приятного в жизни, пусть порадуются, а к католицизму Марди-гра прямого отношения не имеет. Костюмированный бал для горожан.

Очередная команда, когда первый ряд последнего батальона достиг моего штаба, застывшего на пригорке рядом со знаменем. После длительной ругани, гораздо более заинтересованной, чем по многим важным экономическим и политическим вопросам Парламент — да-да, с недавних пор у нас имеется Конституция и Парламент Альбиона, — утвердил вид, взяв за образец штандарт моего прежнего, давно распущенного полка. Гремучая змея черного цвета на желтом поле и надпись на латинском и франкском: «Не наступи — погибнешь».

Ну слава тебе господи, прошли, и никто не споткнулся, уронив мушкет или чего хуже. Пару раз такое было, вызывая у многочисленных зрителей насмешливые выкрики и свист. К счастью, это были не мои, а галльские стрелки. Хотя любви у них к местным жителям это не добавило. Сажусь в седло, и неожиданно народ разражается рукоплесканиями. В такие минуты вечно не знаю как реагировать. Махать рукой неудобно, кланяться тем более. Послал коня вперед и поехал не оглядываясь. Моя свита никуда не денется, а больше из близких провожать некому. Элизабет продолжает дуться и изображает больную. Арлет отправилась кого-то лечить по вызову — больные прежде всего! С детьми попрощался заранее.

— Куда помчался? — зло спрашиваю, обнаружив одного из офицеров, скачущих вопреки предписанию. Ехать позволительно с подветренной стороны, стараясь зря не забрызгивать нижних чинов грязью. Не успели выступить, а из мозгов уже выветрилось столь тщательно вбиваемое. Прямо на глазах, скотина. — Как фамилия?

— Майор Стоук, — докладывает Раус.

— Ко мне его на привале вызовите. Буду воспитывать.

В голову в десятый раз лезут инструкции и приказы. Бессмысленно перебираю, вспоминая, не забыл ли чего важного. Раз в час остановка на пять-десять минут, чтобы солдаты могли перекурить, попить воды, поправить амуницию и, разумеется, справить свои естественные нужды. Кроме того, отставшие имели возможность догнать колонну. Раз в день большой привал. Вот там и займусь глупцом.

— Я хотел сказать «спасибо», — сказал полковник после паузы, отвлекая от мыслей.

Я пытался оставить его старшим в министерстве, но он умудрился подцепить малярию. Лучше уж сменить климат, а то вместо пользы закончится смертью. Да и мне пригодится ближе к районам военных действий, чем далеко за спиной.

— Пустое, Симон, мне это ничего не стоило. В собственной оранжерее взял.

Старая идея посадок хинных деревьев так и осталась неосуществленной. Деревья надо было выращивать несколько лет, а они еще и приживаться не хотели. Может, когда-нибудь и выйдет результат, но пока всего три в тепличных условиях сохранились. Обошлось мне все это удовольствие в огромные деньги, но по нынешним временам, когда с испанцами опять напряженные отношения, кроме личного запаса надо бы иметь и подобное на всякий случай. Хинин и прежде стоил на вес золота. Кора не просто была редкостью в продаже, ее специально не выращивали много, чтобы держать высокие цены. И то, что я пытался сажать, было контрабандным и краденым. Может быть, не лучшие экземпляры, но скорее климат не подходит.

— Брэддок справится?

— Несколько поздновато об этом думать, — ответил он с отчетливой иронией. — Сами и предложили на пост начальника авангарда.

И доверил тому свыше тысячи человек пехоты и почти четыреста конницы, а также прикрепил саперов и три сотни индейцев. Выбора особого не имелось. Большинство моих старых доверенных товарищей в Охайо и Кентукки. Приходится выбирать лучших из оставшихся. Ничем особенным майор, бывший лейтенант в предыдущей кампании, себя не проявил. Впрочем, и плохого сказать нельзя. Крепкий середнячок, не допускавший серьезных промахов и четко усвоивший важность маневра, меткой стрельбы и правил гигиены на стоянках.

Глава 8 Победа

Посыльный промчался мимо вытянувшейся по дороге колонны на бешеной скорости, не жалея коня. Люди смотрели ему вслед, некоторые окликали, но он, не замедляясь, устремился к командирам. Никто не сомневался: скоро начнется. Впереди достаточно близко стреляли залпами.

— Подтянуться! — торопливо кричали сержанты.

Майор Жози Лобрано взял пакет и, не открывая, кивнул.

— Что происходит, лейтенант?

— Авангард обнаружил большой лагерь ирокезов. Полковник Брэддок решил атаковать, не дожидаясь, пока они опомнятся. Кавалерия должна была обойти стоянку с востока и ударить с фланга, не давая разбежаться, а основной отряд двинулся прямо на скопище.

— В штыки? — не удивился Лобрано.

Его семья происходила из Фландрии и принадлежала к так называемой «буржуазии в мантии». Дворянства у них не имелось, однако земельные владения стабильно увеличивались последние сто лет и приносили неплохой доход. Мать родила пятнадцать детей, из которых девять умерли в младенческом возрасте, а один в шестнадцать. Он стал четырнадцатым по счету и третьим сыном. И хорошо, что не наследником. Уж больно характер неподходящий для скучного занятия поместьем. Ковыряться в земле не для него, пусть другие этим занимаются.

Еще в молодости увлекся фехтованием и вскоре стал неплохим профессионалом. Ну а где хорошее владение оружием, там недалеко и до желания подраться. После одной из дуэлей, закончившейся смертью его соперника, был вынужден бежать из Франции. Через Германию и Польшу попал в Османскую империю, но там не понравилось. Все же католик он был истовый и подчиняться магометанам не хотел. Перебрался в Индию, где последовательно послужил в испанских, франкских наемниках и у трех магараджей. В один не очень прекрасный день его ловили власти уже практически по всему полуострову за дезертирство, кражи и кучу иных прегрешений. С окончанием войны решил перебраться в Америку, где на награбленные ценности приобрел плантацию. Выращивать табак или хлопок не умел и не хотел.

К счастью, очень удачно подвернулась очередная война. Опыта у него хватало, хотя прежде таким сбродом, как стоящие у него под началом, командовать не доводилось. Вместо выполнения приказов они считают себя вправе обсуждать. Одно слово — милиция. Сипаи и то лучше, они настоящие профессионалы, вояки. Зато, за неимением подходящих кандидатур, ему поручили руководить сводным отрядом Новой Галлии. И он надеялся себя показать. Уж очень ему понравилось высказывание Эймса, когда зашла речь о назначениях.

«Мои предки? Их отсчет начинается с меня. Плевать на приставку „де“ к фамилии. Должность получат достойные, а не родовитые». Подходяще, тем более что тот пусть и не честный католик, но начальник штаба у него из своих. Вряд ли возникнут сложности с повышением. Надо лишь правильно разыграть карты. Близкое сражение равносильно шансу показаться и быть отмеченным на будущее.

— Что-то пошло не так?

Лейтенант Виктор Корсель невольно моргнул, восхитившись правильным выводом. Он был сын шорника и в прошлой индейской войне не участвовал по малолетству. Естественно, никакой военной искушенности. Старался и был назначен сержантом. А потом в пустом лесу их встретили свинцом. Начальство растерялось, и лишь он сообразил, что стреляют свои, увидев одежду. Кинулся между отрядами, приводя в чувство излишне рьяных стрелков. Как не пострадал, неизвестно. Восемь убитых и четырнадцать раненых из-за перепутавших направление. Генерал Эймс после этого присвоил звание и взял к себе в адъютанты. В глубине души новоиспеченный лейтенант считал внезапное повышение чистой случайностью и не видел своей заслуги. Потому очень старался оправдать доверие и вечерами мечтал закрыть грудью командующего от индейской пули, прекрасно сознавая, насколько глупы фантазии.

— Индейцев оказалось на удивление много, и они очень быстро организовались. Наши батальоны теснят, и потери серьезные.

Почти триста убитых и раненых, еще немного — и пехотные части потеряют до половины состава. Это жуть. Ирокезы умело атакуют и отлично вооружены. Даже артиллерию имеют. К счастью, всего пару-тройку пушек, видимо приобретенных в качестве трофеев в разрушенных городках и фортах. Тяжелые орудия по лесу не очень потаскаешь. С этим и у армии проблемы.

— Вам следует срочно идти на подмогу, — показал он глазами на пакет.

— Ну что ж, — разрывая и доставая приказ, пробормотал майор, — похоже, нас ждали. Ну, — поднимая голову, произнес, — господа оборванцы…

Люди засмеялись.

Они отмахали пешком добрых шестьсот миль, не считая первоначального прогулочного перехода до Акиндека. Минимальное снабжение, почти полное отсутствие обозов и тяжелейшая дорога.

— Победив, хотя бы отдохнем. Не знаю, почему господин генерал считает нормальными ежедневные переходы по десять-пятнадцать лье и даже в двадцать, но я устал и мечтаю отдохнуть. Последний рывок — и в лагере нас ждет еда и бабы!

Замечание было встречено одобрительным гулом офицеров. Он знал, непременно разнесут по всем подразделениям. А что еще нужно солдату, как не добыча в качестве поощрения за труды.

— Покажем краснокожим, кто такие жители Новой Галлии и как они умеют воевать! — Лозунг был встречен одобрительными выкриками. Сам не будучи местным уроженцем, Лобрано умел при случае подчеркнуть патриотизм, польстив.

Почти в полдень кавалькада офицеров выехала из леса. Перед ними простиралась неширокая речная долина. Вся она была заполнена еле видными из-за порохового дыма передвигающимися отрядами. Индейцы бесстрашно раз за разом шли в атаку, причем их поддерживало несколько легких орудий. Передышек практически не было. Стрелковые цепи разрывались, когда очередная группа вырывалась вперед и откатывалась под слаженным огнем, но почти сразу все повторялось.

Майор Лобрано невольно восхитился упорством и храбростью сторон. У него отсутствовала уверенность, что его галлийцы выдержали бы. В авангард генерал Эймс отправил лучшие подразделения, и они сейчас умирали прямо у него на глазах, но не бежали, спасовав. Сражение все больше напоминало поединок дошедших до предела бойцов. Они уже не могут остановиться. Кто-то должен упасть.

С облегчением он услышал топот множества ног. Специально заставил солдат бежать, чтобы вовремя прибыть к месту боя, и поспел вовремя. Его отряда должно хватить для удара в самый ответственный момент. На опушке, не показываясь, разворачивались все его три легких пушки. Один из важнейших сюрпризов.

Солдаты, повинуясь командам, бежали, становясь в цепь. Их заметили, и атаки индейцев на побитый авангард моментально прекратились. Часть разворачивалась в данном направлении.

Ну один результат уже есть, подумалось. Передышку Брэддоку дали.

Рот между тем действовал помимо разума, отдавая привычные приказы. Штатские думают, что существует множество команд для стрельбы. Они на самом деле присутствуют в уставе. В бою применяется ускоренное заряжание. И хотя исполняется вся последовательность приемов, фактически одно движение переходит в другое без напоминаний и слитно. Опытные солдаты могут дать семь выстрелов в минуту и шесть заряжаний. У здешних добровольцев нет навыка, да и ружья по большей части нарезные, что дает большую прицельность и меньшую скорость огня. Но здесь уж ничего не поделаешь. Его выбрали первоначально офицером, а не назначили, и требовать правильной муштры не так просто. А уж оружие и вовсе из дома. Америка…

Стрелковые цепи врага начали сражение. Его вольтижеры[26] ответили не менее интенсивно. В течение нескольких минут перестрелка была яростной, но поскольку противник приближался огромными силами, галлийские застрельщики отступили к основному отряду, помогая нескольким раненым. Трое или четверо, похоже, уже никогда не поднимутся с травы, иначе бы их не оставили.

— Лейтенант Корсель! — крикнул не оборачиваясь. — На батарею!

Адъютант унесся с места в карьер, окончательно загоняя не отдохнувшую лошадь.

— Первая шеренга на колено! — приказал и услышал дублирование из уст офицеров и сержантов, уходящее в стороны. — Ждать! — приказал, рассматривая катящуюся прямо на них воющую лавину краснокожих. — Ждать! — Все же научил кое-чему: не пытаются умничать в ответственный момент, четко следуя командам.

Орудийный залп хлестнул как раз в центр первой линии. Тут и пристрелки не требовалось. Палили буквально в упор, на расстоянии мушкетного выстрела. Закричали от боли люди, выкашиваемые картечью. Вторая порция ударила почти в ту же точку, валя продолжающих бежать на врага ирокезов.

— Первая шеренга, огонь! Вторая, огонь! На колено! Третья — огонь!

Он поднял руку, и, повинуясь сигналу, капрал поспешно замахал длинным дрыном с привязанной к нему ярко-красной тряпкой. Из рощи с криком и гиканьем вылетели оба эскадрона. Не готовые к подобному индейцы не имели даже подобия строя. Настоящего боя не получилось. Прореженные и истончившиеся цепи наступающих внезапно превратились в истребляемых. Вместо сражения вышла чистая бойня. Всадники рубили палашами бегущих, расстреливали из карабинов и пистолетов собирающихся в группы для отпора. И гнали остатки к реке, вырезая уцелевших и довершая разгром.

Генерал стоял посреди поля у санитарного фургона, нечто обсуждая с главным хирургом. Вокруг суетились люди в коричневой форме, специально введенной для санитаров и приписанных к медицинской службе. В воздухе висел жуткий запах крови, рвоты и испражнений, как всегда в таких случаях. Еще на нервы крепко действовали крики раненых и оперируемых. Прямо у них на глазах из палатки вышел человек в окровавленном халате и переднике, неся в ведре отпиленную до колена ногу и еще какие-то ошметки и тряпки вперемешку. Сержант Барро при этом виде стал зеленым и с трудом удержался, чтобы не вырвать.

Лобрано жестом позволил удалиться в сторону, и тот моментально воспользовался разрешением. В бою он столь нежной натуры не проявлял, а на переправе работал штыком дай бог каждому. Видимо, некогда было задумываться: не зря заставлял тренироваться в соответствующих ударах. Все сделал машинально. А сейчас медленно стало доходить, что такое война. Ничего, привыкнет. Если не убьют в следующий раз.

Эймс обернулся, похоже предупрежденный собеседником, и пошел навстречу, прихрамывая. Видок у него мало походил на генеральский. Никакой солидности и ожидания поклона. Весь в грязи, на лице свежезашитый неприятный шрам. На голове неизменная нестандартная шляпа с большими полями. К униформе она отношения не имела, но генерал на намеки пожимал плечами и отмахивался. Ну нравится ему фасон, а покрой мундиров он лично утверждал. Вот и будет генеральская. Кому не по душе, пусть помалкивают. Напротив, пример оказался заразительным, и все чаще на головах офицеров мелькали похожие.

Насчет внешнего вида и ранения майор уже в курсе — от вторично присланного посыльного. Во главе одного из батальонов и небольшого числа союзных индейцев генерал совершил бросок вперед и прикрыл отступающий авангард. Результат на лице. Ну а остальное результат убитой под ним лошади. Слишком уж заманчивой мишенью являлся, болтаясь постоянно возле строя и лично руководя. Большая слава могла бы достаться положившему конец его жизни ирокезу. Все они прекрасно знали, кто такой Железная Рука.

— Должен поблагодарить вас, майор, — сказал серьезно Эймс, — вы спасли положение и практически выиграли всю кампанию.

Похоже, ему дали нечто вроде настойки опиума для умаления боли, и он говорил почти нормально. Красивым ему уже не быть, да для мужчины это не главное. Радоваться надо. Пройди удар чуть ниже — и снесло бы челюсть, выше — пуля попала бы в голову. Задело по касательной, и ущерб минимальный. Поболит и перестанет.

— Трудно представить, во что превратилось бы поражение и отступление.

— Всего лишь последовал идее «недостаток численности индейцы возмещают быстротой передвижения и эффектом внезапности», — практически дословно процитировал начальника Лобрано. — Новая Галлия может гордиться своими парнями.

У данного высказывания имелось и продолжение. «Пока мы не добьемся вторичного хотя бы схожего результата, нечего рассчитывать на быструю победу».

Генерал задумчиво кивнул. Кажется, он уловил и лесть, и посыл. Пусть мы не получили уставов, формы и правильного снабжения, но не хуже ваших. Сейчас Лобрано имеет право это сказать, и дело даже не в стоящих за спиной офицерах, непременно в подробностях пересказывающих в будущем разговор. Они реально выкладывались полностью и сумели показать себя недурно. Честно говоря, столь впечатляющего результата Эймс не ожидал. В основном заслуга кавалерии, однако и пехота с артиллеристами себя не опозорили, честно выполнив долг. Не зря в поход отбирали лучших. Надо было показать соседям, чего стоят галлийцы, и они сумели.

— Потери?

— Двадцать семь убитых и сто семнадцать раненых.

В основном это кавалеристы. Конному прикончить пешего всегда проще, тем более когда враг бежит в панике, но индейцы отнюдь не дети, и стоило забыться или допустить промашку, как следовало жестокое напоминание.

— Эскадроны не смогут преследовать отступившего противника, — доложил честно. — Потери велики, да и лошади падают от усталости.

Судя по словам немногих пленных, чаще всего ирокезов убивали на месте, и лишь изредка раненых успевали подобрать медики, здешний лагерь сборище основных отрядов для совместного удара по армии Эймса. При этом никто не собирался давать генерального сражения. Скорость и нападение были для ирокезов неожиданны, а малое количество солдат в авангарде невольно спровоцировало попытку уничтожить зарвавшихся до подхода основных сил. Почти удалось.

— Кто удрал, уже ничего не поделаешь, — глядя на переправу, буркнул Эймс.

В сумерках особо не разобрать, но возле узкого брода одновременно оказалось слишком много народу. Драгуны и пехота расстреливали их в огромном количестве. Местами там ступить некуда, трупы лежат в несколько рядов. Вряд ли после такого ирокезы способны на нечто серьезное. Но и армии тоже досталось крепко. Предварительная оценка без галлийцев — семьсот двадцать человек, из которых четыре офицера и сто тридцать один нижний чин убиты, тридцать семь и четыреста девяносто семь ранены, два и сорок девять соответственно пропали без вести. Может, кто-то отстал по дороге или сейчас тащится к своим.

Какой там идти вдогон — свои бы раны зализать. Еще одна такая победа — и будет как с этим… Пирром. Останется без армии. И не утешает, что положили краснокожих в три раза больше. Могло повернуться и наоборот. Кстати, почему в три? Можно Конгрессу написать и в пять. Ну не пересчитывать же каждого покойника. Кто там, на побережье, разберет, а победа будет смотреться почетнее.

— Не имею полномочий повышать в звании или награждать членов ополчения не моей колонии, — сказал Эймс, — но обязательно укажу в донесении Конгрессу и отпишу в Эшли про ваши заслуги.

— Не мешало бы отметить заслуги лейтенанта Корселя, — великодушно отметил Лобрано, — без вовремя доставленной депеши мы бы не успели. Он и потом участвовал в бою, заменив тяжелораненого командира роты.

— Список отличившихся представьте.

— И еще, — поколебавшись, сказал Лобрано. Кто организовывал медицинскую часть и выбивал под нее деньги, тайной не являлось. Хотя официально до общего сведения ничего не доводили. — Я хочу вас поблагодарить.

— Да? — удивился генерал.

— Полковые врачи не новость, но корпусные амбулансы мне никогда не приходилось прежде видеть. Организация перевязок прямо на поле боя и вывоз пострадавших — действительно большое дело. Благодаря этому удалось спасти не меньше дюжины моих людей, неминуемо истекших бы без срочной помощи кровью. А так, глядишь, скоро бегать будут.

Ну да. Прежний опыт с подсказки Арлет превратился в штатное расписание. В полку пехоты полагалось иметь трех хирургов и четырех младших хирургов, в четырехэскадронном кавалерийском полку должен был присутствовать один хирург и два младших хирурга. Также полагался один фургон с медикаментами, хирургическим инструментом и носилками. Другое дело, что столько специалистов найти не удалось и штатные должности повсеместно заполнены бегинками и их воспитанницами. Умные люди заранее просчитали результат и не зря зарезали проект офицерских званий для врачей. Женщина в эполетах — скандал.

Но специальные легкие фургоны, за основу которых были взяты хорошо ему знакомые повозки пэйви, уже лично его предложение. Двух- и четырехколесные, рассчитанные на соответствующее количество раненых, имели рессоры, обеспечивавшие мягкую подвеску. В них устроены специальные выдвижные койки с матрасами для укладки пострадавших. Хирурги и санитары, сопровождавшие эти экипажи, передвигались верхом. Они должны были прямо на поле боя оказать самую неотложную помощь — перевязать, остановить кровотечение и, уложив раненых в фургоны, направить их в тыл. В состав «летучки», приписанной к штабу, числились один врач, шесть хирургов разного ранга, четыре фармацевта и четыре служащих для проведения работ по устройству госпиталей.

Очень к месту оказались, раз уж посторонние признают. Не зря затевал и писал инструкцию: «Лучший из всех методов предупредить задержки в оказании первой помощи воинам — расположить амбулансы как можно ближе к боевой линии и организовать генеральный госпиталь, куда должны направляться все раненые достаточно серьезным образом. Они должны быть прооперированы непосредственно главным хирургом или наиболее искусным хирургом под его наблюдением. Нужно начинать всегда с наиболее тяжело раненных, невзирая на чины и должности…»

Собственно именно проверкой их действий он и занимался перед приходом офицеров. Всегда полезно убедиться, что приказы не только составляются, а и выполняются.

— Но у меня есть замечание, — произнес майор.

— Да? — переспросил, чувствуя, как опять начинает дергаться и болеть щека.

— Врачей необходимо обеспечить носильщиками, чтобы не искали помощников в первых попавшихся, отвлекая их от воинских задач. Оружия не давать, одеть в ту же форму, что и остальных медиков.

— Индейцам вряд ли будет интересно различие, но я запомню.

— Разрешите идти? — подчеркнуто спросил майор, показывая воспитание и знакомство с уставом.

— Благодарю вас, майор Лобрано.

— Кто говорит, что не существует магии? — сказал полковник Джим Браун, получивший звание еще от прежнего короля, а имя при крещении.

Правда, в обыденной жизни он откликался гораздо охотнее на прозвище Вечно Стоящий. И странно было бы от представителя народа онейда ждать нечто другое. Смотрел на меня исподлобья, и все время ощущение желания прикончить. На его месте и сам бы о таких вещах подумывал, но не посмел бы. И не из страха за гибель от рук моих подчиненных. За его спиной целое племя.

— Вот заявился на нашу голову один великий волшебник Ричард Эймс. Его заклинания пахнут порохом, тяжелы как свинец и остры. Правда, и у нас они имеются. — В голосе мелькнула угроза.

— Гораздо лучше убеждает другой металл, — пробурчал Маленький Орел.

Вот этот был мохок и в отличие от многих вождей не получал от метрополии звания, а также не стремился изображать белого, представляясь чужой фамилией. Он был открытый ненавистник колонистов и достаточно прогремел в последних войнах. Это абсолютно не мешало ему говорить на франкском с еле заметным акцентом. По слухам, он вообще полукровка, но в лице ничего такого не проявляется.

— Золото? Вы предлагаете мне? — почти открыто издеваясь, переспросил я. Это ирокезов прежде полагалось задабривать ценными подарками.

— Двести тысяч ливров монетами.

Невольно мотаю головой, пораженный. Серьезная заявка. Стоимость высших государственных должностей Англии в последние десятилетия доходила до трехсот, но здесь не Соединенные Королевства, и сумма в золоте огромна. Неужели у них столько есть? Должно быть, со всех собирали.

— А сколько ты хочешь? — даже не скрывая интереса, потребовал Синяя Рубаха.

До сих пор он помалкивал по молодости и по причине младшего статуса в Лиге племени тускарора.

— Вы это всерьез?

Все трое молча смотрели, ожидая ответа. О господи! Они не зря хотели разговора с глазу на глаз. Даже отказались от толмача. Знание языка здесь не имеет значения. Официальные переговоры представители Лиги всегда проводили с переводчиком. Кроме всего прочего, дают время на раздумье, раз уж прекрасно понимают сказанное и ждут истолкования на родное наречие. Мне предлагают взятку. Индейцы замечательно усвоили правила бледнолицых и решили использовать на благо себе.

— Я слишком богат, чтобы сделать такую глупость, — сказал я. — К тому же любое соглашение станет утверждать Континентальный Конгресс, а там очень сильны позиции Батавии.

— Эти торговцы, — с невыразимым презрением пробурчал Маленький Орел, — удавятся за су, не понимая, когда им же выйдет боком упрямство и надо остановиться.

— У нас нет выбора, — сообщил Вечно Стоящий. — Даже загнанная крыса кусается. Мы умрем, но возьмем много крови перед этим.

Разгромленные ирокезы откатывались на северо-восток, увлекая за собой семьи и кланы, которым непременно грозило возмездие. Я достаточно широко развернул колонны, чтобы никого не выпустить из затягивающейся петли. Деревни, посевы сжигались, подвернувшиеся под руку женщины и дети частенько убивались без разбора. Остановить происходящее уже невозможно. Слишком натерпелись колонисты в результате набега, и тысячи ополченцев из Батавии, Канады, Каледонии и Мичигана охотно участвовали в резне. За предыдущий год они потеряли до семисот милиционеров и несколько тысяч гражданских. Девяносто два селения пострадали, шестнадцать исчезли с лица земли полностью. Им было за что мстить.

Беженцам тоже пришлось не слишком сладко. Не требовалось быть следопытом, чтобы преследовать уходящую толпу. Весь путь был отмечен трупами. Истощенные, голодающие, больные — они мерли как мухи зимой. По самым приблизительным оценкам вместе с тремя тысячами погибших в сражении уже скончалось не меньше десяти. Это означает, если верны довоенные прикидки, что треть женщин овдовела. Впереди были Великие озера, и там остатки ирокезов непременно раздавили бы с нескольких сторон. Но они продолжали кусаться, и больно. Мелкие стычки, нападения и рейды иной раз брали жизни, и цифра все увеличивалась, постепенно подползая к потерям в основном сражении.

— Союза предлагать не надо, — добавил я поспешно. — Вы проиграли и сознаете это, раз уж пришли сюда. Можно только попытаться сохранить ваших людей, но не Лигу и ее земли. Выбор как раз есть. Положить всех до последнего или уйти.

Кажется, задел за живое. Даже обычная невозмутимость отказала. Глаза сверкают, индейцы чуть не рычат.

— В возмещение вреда и расходов, понесенных колониями во время войны…

— Начатой вами, — возмутился Маленький Орел.

— …Вы уступаете ваши прежние владения. Признается лишь право временного проживания.

— А нам куда деваться? — горько спросил Синяя Рубаха.

— И хотя территория могла бы рассматриваться в качестве конфискованной, я обязуюсь заставить заплатить за нее. В частности, оплата включит поставки продовольствия и скота. Заметим, даже не прошу за это вашего золота, хотя мог бы. Оно вам еще самим пригодится на устройство в новом месте. Взамен вы уйдете в Дакоту.[27] Навечно. И Конгресс гарантирует сохранение границ.

— Как прежних? — зло возмутился Маленький Орел.

— Я не могу знать, — помолчав, сказал я, — что произойдет через сто лет. Союзникам гарантировал полную неприкосновенность тех земель, на которых они в настоящий момент проживают. Это мое слово, и если понадобится, поддержу их в конфликте с остальными. Но здесь и сейчас вы враги. Единственное — обещаю добровольно ушедшим помощь. Оставшимся — смерть. И это не мое предложение.

Что чистая правда. Рецепт готовился совместными усилиями депутатов нескольких колоний. Правда, общественность о том в известность не ставили, но ответственные люди прекрасно видели, во что обходится война, и не хотели превращать ее в многолетнюю и бессмысленную, до последнего индейца. Прежде чем он падет, умрет немало и белых. А затяжка при сомнительной обстановке в Европе никому не требовалась. Так что я говорил не только от своего лица. Ядро Континентального Конгресса готово пойти на определенные уступки. Ведь можно будет предъявить огромные достижения, а продав часть полученной территории, вернуть затраты и выплату ирокезам. Последний раз, и избавиться от них надолго.

— Надо думать, дакоты не обрадуются переселенцам, — буркнул Вечно Стоящий.

И это одна из причин готовности помогать. Выбитые со своих земель кланы уходили на запад от Миссисипи. Там они невольно столкнулись с осейджами и схлестнулись в яростной борьбе, бросив вызов власти немена. Пришельцы моментально вступили с ними в конфликт. Это мешало испанцам поддерживать и тех, и других. Значит, и в Новой Испании начинались сложности, так как обе стороны требовали к себе предупредительного отношения. Заваривалась очередная кровавая каша, и теперь в нашу пользу. Если ирокезы прихлопнут очередного союзника команчей, просто замечательно. Им всем станет не до оставленных земель.

— А потом вы нам на шею спихнете остатки Коалиции. Всех этих шауни, делаваров, шайенов, чероки и криков.

— Не в первый раз принимать разрозненные кланы в Лигу, — удивился я демонстративно. — Вы даже сможете быстрее увеличить численность, а значит, окрепнуть. По закону, — помолчав, объяснил, — тамошние земли принадлежат Соединенным Королевствам.

— По вашему закону! — взвился Маленький Орел. — Вы отбираете нашу землю и взамен даете чужую, принадлежащую вам лишь на бумаге, неизвестно кем написанной.

— Когда белые пришли на эту землю, разве ирокезам принадлежала вся эта земля? Вы истребили и выгнали племена, прежде на ней жившие. Вы великие воины — это правда. Так надо ли вспоминать вчера, забывать былое и изображать жалость к чужакам? Я не настолько глуп, чтобы поверить.

— Теперь вы способны нас изгнать и истребить, — хмуро сказал Синяя Рубаха.

— Вот и давайте искать выход, чтобы до уничтожения не дошло.

Она прошла по хорошо знакомой дорожке к административному корпусу и поднялась по ступенькам в пустой коридор. Прошла в кабинет и широким жестом кинула связку ключей на стол. Не будь почтенной супругой пастора, непременно с воплем упала бы в кресло и задрала ноги, как позволяют себе мужчины. Все равно никто не увидит. Понятно, ничего такого не проделала, иные вещи въедаются в мозг и кровь навечно.

На лето дети разъезжались по домам, и хотя она любила свою работу и все с ней связанное, невольно ощущала облегчение, получив возможность отдохнуть и заняться домашними делами. В женском отделении с этого дня ни одной воспитанницы, и все проверено, закрыто. В принципе можно было спокойно отправляться к себе, однако директор Коффин не терпел пренебрежения обязанностями. Положено сидеть до вечера — будь любезна. Тем более что лично он появиться не изволил. Придет в лучшем случае не раньше сумерек, а связку ключей положено официально вручить.

Потянула со стола газету, отметив, что директор отдает предпочтение Herald Tribune из Альбиона, а не местным. И неудивительно. Главный редактор Мутон Чани был делегатом Континентального Конгресса и имел информацию из первых рук. Уж кому, как не ей, знать, насколько суровые случались там схватки. Муж не особо делился, в последнее время и виделись частенько разве за ужином, однако даже проскальзывающих у того намеков и обмолвок хватало для общего представления. Конгресс самый настоящий клубок группировок, которые постоянно норовят кинуться друг на друга, обнаружив некие расхождения во взглядах.

Самое странное, что им в принципе удалось договориться в первый раз и создать Конституцию страны. Может, она и не права, но временами при общении со всеми этими депутатами создавалось впечатление, что их страшно заботят суждения потомков. Не сегодняшних соотечественников, а что скажут в будущем. В итоге многие поступали с благородством и величием, никак не ожидаемыми по их прошлой жизни.

Правда, сейчас нападки на Конституцию все нарастают, и хотя прошло немало времени, ее ратифицировали только Альбион с Батавией. Даже Новая Галлия выдвигает массу оговорок. А уж Каледония с Канадой и вовсе возмущаются торжеством монархических принципов в тексте. И на этом фоне популярность альбионской газеты выросла чрезвычайно. Там регулярно появлялись статьи, разъясняющие не только отдельные пункты Конституции, но и в достаточно простом виде многие принципы.

«Правительство становится хорошим не в результате консолидации или концентрации власти, — отметила уже вчера прочитанное, — а в результате ее распределения… Если бы указания о том, как сеять и когда жать, поступали к нам из Конгресса, то мы вскоре остались бы без хлеба. Именно благодаря последовательному разделению ответственности, нисходящей от общей к частной, можно наилучшим образом обеспечить руководство исполнением массы людских дел для всеобщего блага и процветания».

И с этим нельзя не согласиться. Как и с другими словами.

«Есть, конечно, люди, которых нельзя ни нажимом, ни подачками склонить к отказу от выполнения своего долга, однако добродетели — достояние очень немногих, и потому в разумном государственном устройстве меньше доверяют высшим моральным качествам лидеров, а больше самой системе, при которой сталкиваются соперничающие эгоистические страсти руководителей. Именно для контроля и создания противовесов, чтобы не допустить всевластия, и существует разделение властей на законодательную и исполнительную, а также высший, не избираемый суд».

Звучало вполне практично, хотя всегда найдется возможность прицепиться к отдельным вещам. Ну это было бы желание, а повод поспорить найти несложно.

Она насторожилась, услышав в коридоре тяжелые шаги. Дверь без стука распахнулась, и в обычной манере почти ворвался Жюль.

— Срочно домой!

— Что-то случилось? — невольно вспомнив об оставшейся дома лишь с одной служанкой, наверняка занятой другими делами и плохо следящей за нею, Роберте, воскликнула с заколотившимся сердцем, поднимаясь.

— Нет, — отмахнулся супруг. — Ты ведь закончила здесь, нам нужно собираться на прием. Ты же не хочешь выглядеть плохо, Дениз?

Захотелось ударить чем-то тяжелым, стерев с лица это удивленное выражение. Иногда он был поразительно туп и не видел простейших вещей.

— Что за срочность? — старательно сделав вдох и проглотив напрашивающееся ругательство, потребовала она.

— В связи с возвращением генерала Эймса он сегодня будет у банкира Виссера… Тебе нехорошо?

— Все замечательно, — выдавила она из себя, криво улыбнувшись.

Рано или поздно это должно было случиться. Мсье Гайтнер, ее муж — депутат Первого и Второго Конгресса от Батавии. Этим можно было бы гордиться, но вот встреча с хорошо знакомым человеком в ее планы не входила. Всегда можно было отговориться занятостью в школе и дома, а мужчины любили встречаться в тавернах, обсуждая срочные вопросы повестки дня. В гости их заносило редко, тем более что от Нового Амстердама приходится ехать и не слишком удобно.

К сожалению, после создания Континентальной армии и назначения Дика ее командующим возможность случайной встречи серьезно возросла. Очень уж много народу стремилось выразить почтение и восхищение. Уклоняться становилось все сложнее. Могли обратить внимание. А если кто-то памятливый сопоставит имена, обязательно возникнут вопросы.

— Вот и славно, — вскричал Жюль. — Семейный прием, никакой политики. Будут многие известные люди. А генерал полезный человек. Он хоть и не имеет прямого отношения к созданию федеральной Конституции, встал публично на ее защиту. А это много значит сегодня. После победы над ирокезами его авторитет очень высок. Минимум с дюжину депутатов и Парламент Альбиона благодаря его позиции у нас в кармане!

Наверное, причина в отсутствии лучшего в сложившихся обстоятельствах, подумала женщина. Она не забыла кое-чего из высказываний Ричарда и не верила его доверию к депутатам Конгресса. Видимо, тоже сознает: если выработанный документ будет отвергнут колониями, мы скатимся к разброду и анархии.

Глава 9 Старые знакомства

— Соль должна быть государственной!

— Только частные лица способны организовать производство в достаточном количестве. У Конгресса нет денег.

— Зато он может дотировать.

— Установить правильную цену.

— Брать налог с продаж!

— Фиксированный.

Сижу, помалкиваю, отдавая должное жаркому с подливкой. Давно так вкусно не угощали. Вечно из солдатского костра или в таверне. Не то чтобы плохо, вполне сытно, однако профессиональный повар — совсем другое дело.

В прошлом году в «Новостях врачевания и науки» опубликована методика производства выпаривания «заливной» соли. Импортная соль из метрополии была много дешевле и доступнее местной до революции. С началом беспорядков ввоз пришел в упадок. Требовалась здешняя, пусть и дороже. Сразу после публикации статьи и назначения премии для новых коммерсантов солеварни заработали вдоль всего Атлантического побережья. В Альбионе изначально собирались строить государственную, но желающих заработать оказалось столько, что идея тихо умерла за ненадобностью. Даже небольшие начальные вложения в солеварни быстро обеспечивали тридцатипроцентную прибыль, причем ничего сложного. Обычные чаны, в которых выпаривали морскую воду.

Девственные пляжи и дюны, которые до сих пор считались бесполезными пустошами, теперь изуродованы ветряными мельницами, трубами и огромными чанами с раздвижными крышками. Методика позволяла эффективно выпаривать морскую воду не только в летние месяцы, но и с марта по ноябрь. Пока светило солнце, котлы стояли открытыми, но после заката или в дождливую погоду на них можно быстро надвинуть крышки. Только в военную пору такое примитивное производство могло быть прибыльным. Излишки соли, которые были не нужны местным рыбакам, отправляли морем на Север. Но и это не могло удовлетворить потребности колоний.

Споры о возможностях увеличить количество жизненно важного продукта вспыхивали моментально, как сейчас. Меня это занимало меньше всего. Концерн из десятка банкиров и промышленников получил от Конгресса лицензию на разработку соляных источников в долине Онондага. Там зачищали от остатков индейцев в первую очередь, сделав исключение немногим полезным с моего прямого разрешения. Соответственно и моя доля в предприятии имеется. Полагаю, двадцать пять тысяч бушелей в первый год не особо тяжкая задача, а расходы уже отобьются. В дальнейшем — чистая прибыль.

На землях племени кайюги уже столбики стоят, отмечая участки для солдат и офицеров, участвовавших в походе. Инженеры утверждают, что при наличии достаточного количества рук за год в тех местах можно выпарить не меньше миллиона бушелей соли. Сами собственники не станут заниматься, так сдадут в аренду — и постоянный доход обеспечен. Уже не зря служили. Приятный пример для мечтающих о добыче.

— А вы как думаете? — обращается ко мне сосед.

Еще один депутат от Канады, плохо знакомый. Зато одет по последней парижской моде. В смысле совсем недавней. Прежний регламент запрещал представителям низших классов иную одежду, кроме костюмов из черного сукна. На головах у депутатов третьего сословия одинаковые черные шляпы, единственным украшением которых служила одноцветная лента, завязанная, согласно давней традиции, одним узлом. Теперь шелковые ткани неудивительны на многих обеспеченных людях. Кстати, благодаря моей компании в том числе. Жаловаться на изменение привычного, когда получаешь прибыль с таких вещей, было бы глупо. Но глаз стабильно режет.

Новое учение о равенстве никому не нравилось больше, чем людям, которые по богатству, воспитанию и представлениям о жизни были настоящими благородными дамами и господами, но какой-нибудь граф, распутник и банкрот, унижал их, сажал за «второй стол» или специально обращался с ними грубо. Мечта стать вровень с высшим классом всегда теплилась у буржуа в груди.

А то, что требуется мнение… Иногда у меня ощущения зверя в клетке. Экзотического и всем интересного. Люди приходят посмотреть и потыкать палкой. Ага, вот ее обычный заменитель — якобы глубокомысленные вопросы. Вечно проверяют позицию и мысли, будто ждут откровения. Не так много на свете людей, которым честно озвучиваю мнение. Обычно существует несколько шаблонов, а в дискуссии предпочитаю не лезть, оставаясь на заднем плане. Оратора из меня не вышло. Писать могу, исправляя и оттачивая идеи, а вот с ходу вступать в спор даже не пытаюсь. В сравнении с большинством депутатов образование минимально, а дубарем смотреться не мечтаю.

— Нашей единственно возможной политикой, — вежливо отвечаю, — является признание национальных интересов EUA[28] как высшей ценности.

Забавно, но в первый раз это название услышал от рыжего пришельца из другого мира. Ну и подсунул при первом удобном случае. Без особого смысла, чисто в виде подходящего сокращения и названия. На удивление понравилось многим. Штат — это же государство. Объединение стран, получилось. Удовлетворяет самых взыскательных. Но все же больше распространено Федерация.

— Нашим естественным партнером должна быть Франция! — возбужденно заявляет очередной депутат, проверяя реакцию. Видать, из республиканцев.

— Пока Париж не проявляет особой заинтересованности в налаживании связей.

И это плохо. Тамошняя Директория зря времени не теряет. Фландрию с Бургундией подмяла, теперь нацелилась на Италию. Точнее, на некогда принадлежащие Соединенным Королевствам земли Пьемонта и Венеции. Кому-то в Директории явно мечталось ограбить богатые торговые республики Сан-Джорджо[29] и Сан-Марко. Достаточно долго они существовали лишь по причине заинтересованности всех сторон, в отсутствие над ними власти чужой империи. Поэтому и османы предоставляли привилегии в торговле. Теперь прежний баланс интересов рухнул, а собственных сил у торговцев не имелось.

Такие действия всерьез бьют по интересам Испании, тем более что и в германские дела франки норовят вмешаться, а там прежде было поле австрийских родичей испанских монархов. Англия пытается отнять морские пути, благо флот республику не поддержал и ушел на остров почти весь. В Шотландии и Ирландии восстания. Если в первой аристократы во главе и готовы договориться на определенных условиях, то во второй просто массово убивают людей не той веры. И католики, и протестанты оказались хороши, моментально забыв прежнее добрососедство. Жуть.

В Европе вообще весело. Россия сцепилась с Османской империей. Прежде Париж поддерживал султана и не позволял русским действовать на юге Черного моря. Теперь франкам не до тех территорий, у них масса иных забот. Польша тоже осталась без поддержки, и испанцы усиленно вмешиваются в выборы короля, подсовывая своего кандидата. Уже третий мятеж, и каждый раз другой на трон громоздится, чтобы через несколько месяцев исчезнуть.

— Нам нужно отправить посла в Париж!

А также Лондон, Мадрид, Стамбул и как там называется российская столица… Денег только на все это нет. И ясной картины, чего должен добиваться посланник. Мы свои просьбы и предложения высказали всем заинтересованным сторонам. В ответ смутные обещания когда-нибудь рассмотреть. Наиболее приличным на этом фоне смотрится бывший вице-, а ныне просто король Франсуа, бывший герцог Мельбурн. Он практически на все согласился, но хочет поддержки. Любой. Военной, флотской, экономической. А Конгресс до сих пор не разобрался, кого предпочитает, но, главное, — не имеет такой возможности. Мы бы сами с удовольствием от кого-нибудь получили, да приходится крутиться самостоятельно.

— Посол, — говорит достаточно громко банкир Виссер, откликаясь на шепот жены, — это такой удивительный человек, отобранный за честность, которого посылают за границу лгать для блага своей родины.

Кое-кто из присутствующих невольно засмеялся.

— Выгоднее всего, — в сто первый раз разъясняю прежнюю позицию, — нейтралитет по отношению к войнам в Европе, и чтобы сохранить его, нам следует воздерживаться от вступления в любые союзы. Предпочтительней торговать со всеми. Тем более что, — с нажимом произношу, — сегодня Континентальная армия включает в себя около трех тысяч альбионцев, полторы тысячи галлийцев, три с половиной батавцев, пять сотен мичиганцев…

Полковник Жирар удовлетворенно кивает, довольный упоминанием заслуг. Он фактически сохранил свой полк, опираясь на Мичиган и поселенцев у озера Эри. Чуть не первый из остальных вояк подошел на помощь во время войны с ирокезами. Сам зря не высунется и солдат под пули не подставит. А его люди кровно заинтересованы проследить, чтобы договор был выполнен в полной мере и остатки племен убрались в Дакоту. Не зря с готовностью мичиганцы снабжали продовольствием и скотом уходящих. Не бесплатно, но хоть шкуру не драли, как это обычно случается.

— …И очень незначительные контингенты остальных. Вы понимаете? — спрашиваю настойчиво. — У меня не наберется и девяти тысяч человек, а война с Коалицией индейцев отнюдь не закончилась.

На самом деле счет несколько иной. Есть милиции колоний и не меньше пяти тысяч призывников из Альбиона в компании с тремя тысячами добровольцев из Новой Галлии, которые сейчас сражаются в Охайо, Кентукки и Теннесси. Добрых пять из Мичигана, Батавии, Канады, Каледонии на бывшей территории ирокезов. Формально они мне не подчиняются и чаще всего неизвестно чем занимаются. И все же прямых приказов не нарушали. В случае необходимости не прошу, а требую и получаю поддержку.

— Пока мы тут сидим за столом, — провозглашаю патетически, — идут бои и льется кровь наших соседей! И кого мы можем отрядить в Европу, даже если удастся договориться? Все необходимы здесь в данный момент. Я уж не говорю про флот. Его вообще нет. Конгресс выделил хоть что-то? Естественно, нет!

— Затраты на боевые действия велики, — сообщает депутат Клеман, надувшись.

Очень полезный человек. На людях всегда возражает, но голосует четко по договоренности. А куда ему деваться, если весь в долгах, а закладная на его плантацию третий год у меня в кармане. Никогда не пытался напоминать о процентах, но хватит и основного долга упечь в долговую тюрьму.

— Кстати! — радостно вскричал Виссер. — Вы уже видели юнайты? — и он передал по кругу бумажную купюру.

Одним из важнейших последствий Второго Конгресса стало введение общих для всех колоний стандартов. Это удобно, и после трехмесячной ругани согласовали эталоны. Но чтобы окончательно всех добить, вводилась новая денежная единица. Название родилось от надписи на банкноте: Faciam eos ingentem unam.[30]

Отныне официальный вексельный курс равнялся четырем шиллингам шести пенсам за один юнайт, что составляло традиционную ценность выпускаемых для испанских колоний серебряных песо. То есть с Южной Америкой обмен один к одному. Для изготовления купюр открылся Континентальный банк, имеющий право печатать деньги. Самое забавное, что будто по заказу Глэна новая единица делится на сотню сантимов. Не как прежде в дюжинах. Пора извлекать на свет бухгалтерские счеты в его изложении. Должно быть удобно при подсчетах.

Основная разница в том, подумал я, разглядывая изображения греческой богини, орла и на другой стороне корабля с орлом, — что эти бумажные. Слишком мало в Северной Америке собственных драгоценных металлов.

— Посмотрите, — возбужденно говорил счастливый всеобщим вниманием к его достижению банкир, — ни один фальшивомонетчик не сумеет правдоподобно воспроизвести одну часть изображения на банкноте, не промахнувшись с другой. Даже если бы ему удались изображения, он бы не справился с поперечной штриховкой и наоборот. Тут требуется и художник, и штриховщик, причем очень высокого класса.

Можно подумать, он лично занимался всем, а не пришел с улицы некий мало кому известный месье Франсон с образцами. Суть даже не в новом виде, всякое уже было в колониях, а в изобретении печатной формы из более твердого материала. Прежде использовали медь. Она мягкая, и гравировку пуансонов требовалось подновлять после малого количества применения. Или смириться с отличием новых купюр от старых. Он нашел такой способ смягчения и закалки стали, который позволил бы граверу с ней работать, а затем вновь осуществить «поверхностную закалку» без повреждения гравировки.

С печатной формы можно было снять тридцать тысяч оттисков. Затем, при необходимости, ее легко заменить на новую, абсолютно идентичную пластину. При необходимости позволительно менять пуансоны местами, чтобы изменить дизайн, или добавить новые элементы: фальшивомонетчики замучились бы поспевать за этими изменениями. Это был реальный прорыв на денежном фронте. Наверняка опытом воспользуются и в других странах. Господин Франсон имеет хорошие шансы стать очень богатым человеком с новым методом. Эта технология годится и для других ценных бумаг.

Слава господу, основное представление в виде меня в качестве почетного гостя уже закончилось, можно уйти от стола, не опасаясь обид. Про юнайты и так в курсе, правда, в руках держать еще не приходилось. Полагаю, первую порцию отгрузят для оплаты военнослужащим. Еще налюбуюсь. Особенно по части всучивания сначала солдатам и офицерам, а затем трактирщикам и прочим купцам. Наверняка будут бояться брать новые бумажки (хотя материал не вполне бумага, скорее хлопок). Пока привыкнут, будет мне дополнительная забота.

— И как? — спрашиваю Игнациуса, когда он тоже изъявил желание покурить и подошел.

— Солидные люди крайне заинтересовались вашими экономическими выкладками, — ответил он негромко. — Причем допуская не девяносто пять процентов сокращения от использования канала, а хотя бы пятьдесят, транспортные расходы настолько уменьшатся, что рост перевозок гарантирован, а любой вкладчик немало заработает…

— Я гарантирую реальное семидесятипятипроцентное снижение стоимости за тонну и сокращение продолжительности поездки в район Великих озер с двадцати до восьми дней. В ближайшие годы капитал вернется, и дальше начнутся сплошные радости.

— Лично я вам верю. И расчетам тоже. Иначе бы и не подключился к проекту, — твердо заверил Игнациус. — Но мы живем не в идеальном мире. Идея акционерного общества под эгидой Батавии льстит местному патриотизму и позволяет отхватить немалый кусок новообретенных территорий. Поэтому их совершенно не интересует на данном этапе ответвление канала к озеру Чэмплейн, чтобы наладить судоходство на реке Святого Лаврентия. Это земля других колоний, пусть они и чешутся.

Ну всего получить невозможно, а прежде чем иметь отдачу, надо вложиться. Канада с Каледонией интереса не проявили: уж очень большие суммы требуются. Там народ всяко беднее торговцев из Нового Амстердама.

— Губернатор Батавии?

— О, — пренебрежительно протянул я. — Он ест у Виссера с руки, и в этом направлении никаких проблем не предвидится. Но вы же должны понимать, Новый Амстердам богатый город, однако стоимость проекта даже по его меркам огромна. Про водный путь думали и прежде, пусть не так детально и без прокладки трассы, но кроме ирокезов еще и стоимость останавливала. По смете до полутора миллионов фунтов стерлингов!

И это предварительная оценка. Чтобы преодолеть перепады высот между озером Эри и рекой Гудзон, потребуются десятки шлюзов. Не меньше тридцати пяти для подъема и спуска грузовых барж и пассажирских пакетботов.

Зря, что ли, я тащил с армией картографов с географами. Они почти год занимались подробной съемкой маршрута, причем за деньги Конгресса. То есть не только этим, а вообще описанием и зарисовкой местностей, через которые следовали. Дорог, переправ, населенных пунктов, а также рельефа насколько возможно подробно. Куча материалов, необходимо их свести вместе. Но будущую трассу канала они фиксировали вплоть до деревьев и валунов. Причины я даже не скрывал. Все имеющие отношение к проекту получат участок в удобном приятном месте. Захотят — сами поселятся. Пожелают — продадут со временем. Тут полезно заинтересованность создать. Могу позволить себе маленькие слабости — все же принципиально не ворую и даже денег за генеральство не получал, пока числился за Альбионом.

— Кстати, ширина и глубина не должны измениться, как требуют особо «умные». Потом придется расширяться и заново тратиться, причем крайне серьезно.

— Все зависит от количества собранных на реализацию денег, Боюсь, — а вот сейчас прозвучало искренне, — даже бегущие толпами в Новый Свет ирландцы с шотландцами предпочтут получить землю, а не махать за мизерную плату кайлом на прокладывании вашего канала.

— Попробуйте подкинуть депутатам идею закона о натурализации, — советую я. — Гражданство через три года, к примеру. Естественно, никакой участок чужаку не положен.

— Сквоттеров это не остановит, но неплохо. Не хотите, чтобы исходило от вас? Еще с первого знакомства подозревал: в душе вы жулик почище меня. Пост главы комиссии по общественным землям — очень хорошая должность. Фактически глава огромной территории, освобожденной от индейцев. Законы колоний на них не распространялись, а Конгресс с указаниями далеко и малоэффективен в управлении. Не просто военный комендант, но получил возможность решать, кому и по какой цене выделять и продавать участки. Если не очень наглеть, можно озолотиться.

— Люди благородные за такие слова вызывают на дуэль, — задумчиво говорю, — но промышленнику и коммерсанту нельзя не быть немножечко ловкачом. Так что приму за комплимент, но только с глазу на глаз.

И мы поулыбались друг другу. Конечно, Игнациус далеко не ангел, но всяко не хуже любого другого банкира и страховщика в Новом Амстердаме. При сделке себя не забудет, зато букву договора выполняет от и до. Этика. Кто же станет иметь с ним дело, если примется внаглую обманывать. Надо только внимательно смотреть текст соглашения, чтобы не прохлопать хитрого пункта. Ну так это с каждым важно. Учет и контроль, как завещал в одной из лекций по экономике Глэн-Бэзил.

Тут в комнате добавилось народу, желающих покурить и поговорить свободно без дам. Почти сразу извинившись, я отступил через стеклянную дверь на веранду, а затем в сад. Никто не удивился. Моя нелюбовь к табачному дыму широко известна. Многие считают ее придурью и зазнайством. Запретить табак даже на совещаниях, когда всем известно, насколько успокаивает и помогает при болезнях, улучшает пищеварение и цвет кожи! Врачи даже беременным рекомендуют.

А мне по-настоящему приятно оказаться на свежем воздухе после душного накуренного помещения. Вечером пропала жара и повеяло свежестью. В воздухе запахи. Подхожу к оплетенной зеленью беседке и почтительно кланяюсь, снимая шляпу.

— Мадам Гайтнер.

Прямого приглашения или взгляда за весь вечер не удостоился, однако уход в сад принял за приглашение побеседовать наедине. Кажется, не ошибся.

— Я очень постарела? — неожиданно дрогнувшим голосом спросила Дениз.

— Годы идут, но вы по-прежнему прекрасны, — почти честно заявил я.

Безусловно, появились морщинки под глазами, но и фигура, и лицо ничуть не испортились. По крайней мере, в здешнем полумраке не особо заметно. Как бы не по этой причине место и выбрала. Невысокая женщина одета в строгий серый костюм, подчеркивающий ее хрупкость. И хотя с виду спокойна, от напряжения у нее на лбу, как всегда, проступила глубокая складка. Прекрасно помню, только в пиковые моменты от душевных переживаний проявлялось.

— Могу поклясться чем угодно, — торжественно продолжил, — сколько бы лет ни прошло, я всегда вас узнаю.

На ее лице мелькнула тень. Нет, не стану предаваться сомнительным воспоминаниям. Я в городе часто бываю последнее время. Захотела бы — нашла возможность позвать.

— Вы не пожалели для меня когда-то времени, дав очень много, и помогли встать на путь, по которому иду.

— Наверное, не одна.

— О да, — согласился я. — Были и иные учителя и советники. Не очень много, однако первый шанс получил в Де-Труа. И некоторые мысли родились именно там во время моих занятий. Я это помню. Никто не знает, что нас ждет впереди, жизнь бывает жестока…

Вот это было сознательно, и вряд ли она этого не помнит. При муже я вел себя исключительно вежливо. А вот наедине мы частенько говорили достаточно свободно и даже спорили.

— Как заяц с волком? — подтвердила.

Когда-то я ей сказал приблизительно следующее: на жизнь жаловаться бессмысленно. И не по причине предопределенности и божественной воли. Так уж повелось, что хищник пожирает травоядного, а сильный правит слабым. Не нужно питать иллюзии по отношению к людям. Практически всегда они поведут себя самым худшим из возможных образом. Когда на это рассчитываешь изначально, и жить проще. Ведь не бывает жизни плохой или хорошей, жестокой или ласковой. Она такая, какую мы построим, частенько вынужденно. И принимать ее нужно без ругани в чужой адрес, а стремиться исправить. Насколько это возможно.

Почему-то качества, восхваляемые в церквах — доброта, щедрость, открытость, прямодушие, — не способствуют процветанию. А вот лукавство, алчность, эгоизм и даже подлость гарантируют успех. Люди вслух восхищаются добродетелями первых, но на практике пользуются не ими, а вторым набором — грехами.

— Все верно. Поэтому, если будет какая нужда у вас или дочери, — с нажимом, — всегда к вашим услугам. Любая. Денежная, юридическая, совет или просто дружеская рука. Не нужно стесняться или оглядываться, что и кто скажет.

— Спасибо, — сказала она помолчав. — Не думаю, что понадобится, но спасибо.

— Всегда рад буду помочь вам или дочери, — опять подчеркнул тоном.

Не догадаться о смысле — надо быть ну очень большой идиоткой, а Дениз таковой сроду не являлась.

— Болит? — спросила, коснувшись пальцем в перчатке щеки и тут же отдернув, словно испугавшись, руку.

— Уже зажило. К счастью, я не женщина и не очень обеспокоен по поводу уродства.

— Шрамами, полученными не в драке, а на службе родине в бою, надо гордиться, — сказала очень серьезно.

— Никому не говорите, — произношу театральным шепотом, — но я бы предпочел вовсе не ловить пулю рожей, а находиться далеко в тылу. Просто в тот момент отсутствовал выбор.

— Неправда, — возмутилась Дениз, — никто не мешал умчаться в тыл, якобы подгонять войска. Ты так и не стал подлецом и эгоистом вопреки высказанной философии.

Выходит, помнит тот давний разговор, и достаточно хорошо. Куда важнее, что это первая самостоятельная кампания и вся ответственность за принятые решения ложилась на меня. Ей-богу, плевать на мысли других и тем более на славу. Но от меня зависели жизни тысяч людей. Стоило авангарду побежать — и ирокезы вклинились бы меж колонн, нанеся удар по флангам. Это было бы не поражение, а разгром.

— Глупо было бы самому себя очернять, — развожу руками. — Стараюсь все же не заступать черты. Но иногда это так тяжело… Конгресс — натуральное сборище эгоистов, чтобы не сказать грубее, а политика в принципе очень напоминает потасовку в баре. Все дерутся со всеми, без видимых причин меняют стороны, судьи отсутствуют, и мордобой продолжается либо бесконечно, либо пока силы не оставят окончательно. Главное — настоять на своем, пусть речь идет о самом существовании Союза, безопасности и благополучии колоний. Могу понять, почему часть офицеров недовольна мною…

Ну вот, мы перешли от личных интересов к общественным. Полагаю, и к лучшему. Совершенно не хочется смущать и пугать. Сказать про дочь был обязан, хотя вряд ли когда обратится.

— Потому что я не продвигаю их на более высокие посты. Если у человека потолок командира роты или взвода, он не может вести за собою полк. Офицерские должности предназначены только тем, кто умеет воевать. Не отдавать приказы, а вести за собой людей… И плевать на происхождение. Меня волнует результат… А вот политики не имеют высшего командования, не желают подчиняться и каждый считает себя самым умным.

— Это правда, что на вашем заводе сделали механическую жатку? — спросила она чересчур громко, и взгляд через плечо за мою спину очень красноречив.

— О, мадам! — незамедлительно подхватил я тему. — Я уверен — огромный прорыв в сельском хозяйстве. Основная американская проблема — отсутствие достаточного количества рук. Поэтому исключительно выгодно пользоваться механизмами. Скажем, изобретение механической рядовой сеялки, с помощью которой семена стали выкладывать параллельными рядами, облегчая как прополку с помощью мотыги, так и сбор урожая, показало безусловную выгоду для поместья. Потом появилась молотилка. Теперь жатка. Пока спрос не очень велик, тем более что мы все больше по части ружей стараемся. Время такое, не до деревенских радостей. Вот недавно мне сообщили про создание паровой пушки.

— Вместо станка будет стрелять? — изумилась Дениз.

К шутке это не имеет отношения. Дэвид Хеннесси сильно возбудился на почве военных действий и создал очередной агрегат. Испытания прошли успешно, но уж больно тяжел и неудобен. На кораблях такая штука в самый раз, но не в поле.

— Месье Гайтнер, — обернулся я на шаги.

За его спиной виднелся Игнациус с озабоченной рожей. Свидетель? Заревновал, что ли, супруг и на дуэль вызовет? Так причин не имеется. Себя на посмешище выставит в первую очередь. Да и нет причин считать этого подслеповатого типа опасным.

— Боюсь, генерал, — произнес депутат, — очень вероятно, скоро потребуется и паровая пушка. Буквально сейчас прибыл посыльный шлюп в порт. Испанские войска вторглись в Новую Галлию.

Черт побери, почему сейчас, а не весной, как нормальные люди?! Я не успею до холодов, и это мощный удар по Союзу. Может, на это и рассчитано?

— Прошу простить, — поклонился я в сторону Дениз, — и вас, господа. Срочно отбываю в войска.