ФБР

Глава 6

Из зеркала на Зиновия Сергеевича Градова смотрели тёмно-зелёные глаза уставшего от жизни старика. Лицо превратилось в полигон морщин — одна глубже другой. Пролысины со старческими кожными пятнами и редкие короткие волосы, больше похожие на белые щетинки отработанного бутылочного ерша. Подбородок набух и невыносимо ныл — подарок от чернокожего грабителя.

— Слушай, я и не заметил, как превратился в такое дряхлое дерьмо, — сказал Зиновий зеркалу.

Губы усталого старика в зеркале шевелились в такт словам Зиновия. После он зачерпнул воды из умывальника и смочил лицо.

— Нет, разве таким можно на пенсию идти? Ветхий старикан, дедуган-дедуган-дедуганище, — пробурчал Зиновий Сергеевич.

— Таракан-таракан-тараканище, — перекривлял старик в зеркале.

— Чего, простите? — опешил Зиновий.

— Чего, простите, интеллигент хренов, нет, чтобы матом, как раньше… — упрекнул зазеркальный Зиновий.

— Так, а тебе какое дело? — скрестил на груди руки обычный Градов.

— Да, собственно, никакого, разве что я твоё отражение, твоё «Я», а так — плевать я хотел на всё, чем ты занимаешься и на всё, о чём ты так громко ноешь, — в ответ скрестил на груди руки зазеркальный Градов, но сделал это нарочито не так, как его оригинал.

— Не ною я ничего, — набычился нормальный Зиновий.

— Как же, как же, — ухмыльнулось зеркальное отражение, — слышал бы ты свои мысли. Одна унылей другой. Всё ноешь и ноешь. Ноешь и ноешь. Жена у него, понимаешь, фригидная мегера, жизнь у него, понимаешь, сложная вся, проблематичная, опостылевшая… Только и думаешь, что о пенсии своей долбанной.

— Не говори так! — топнул ногой Зиновий.

— А то что, зеркало разобьёшь? — как можно язвительней спросило отражение. — Так я ведь из другого тебя достану. Все зеркала города Н не перебьёшь. А если и перебьёшь, я тебя из лужи достану, из наполированной поверхности стола, из донышка металлической чашки, из…

— Я понял, можешь не продолжать. Ты лучше другое мне скажи: чего тебе от меня надо?

— Ну, как минимум, чтобы ты понял одну простую вещь. Пенсия в Ялте — это твоя идея-фикс, твоя вредная одержимость, твой опасный мираж.

— Вот что ты сейчас мелешь? — разозлился Зиновий. — И ещё смеешь себя моим отражением называть? Ты прям как злобный гном какой-то, чесслово. На пенсии я наконец-то получу заслуженный отдых, я забуду о жизненных проблемах и хоть под конец жизни начну ей, этой жизнью, хоть как-то наслаждаться.

— Слушай, Градов, ты сам себе веришь?

— Тебе я точно уж не верю, ведь ты какое-то кривое отражение. Нормальное отражение было бы со мной заодно.

Глаза у зазеркального Зиновия загорелись недобрым светом:

— Вот смотри, ты ведь сам сказал, что в дряхлое дерьмо превратился.

— Ну сказал, и что здесь? А может, это не я дряхлое дерьмо, а ты? Увидел я тебя, и подумал на себя.

— Не смеши. Я всего лишь твоё отражение. Ты видишь во мне только себя, никого больше. Я, так сказать, твой глас трезвого разума, что ли…

— Зубы заговорить пытаешься? — Зиновий одарил зеркало сардонической ухмылкой.

— Короче, Градов, не уходи от темы, — не поддалось отражение. — Что здесь ты дряхлое дерьмо, что в Ялте таким же будешь, улавливаешь нить?

— Нет, — соврал Зиновий.

— Поясняю для особо непонятливых. От себя не убежишь. От своей дряхлости, если в частности. Душевной дряхлости. Как ты сможешь наслаждаться жизнью в пансионате Ялты, когда ты, по большому счёту, разучился ею наслаждаться? Не Ялтой, а жизнью, если быть точным.

— Я такси недавно вызвал, соседей всполошил, почти все семейные деньги спустил. И с Лизой разругался в конец. Это, по-твоему, разучился наслаждаться жизнью?

— Слушай, дядя, кого ты обмануть пытаешься? Самого себя? Не смеши меня. Твои последние поступки — трепыхания утопающего в море собственной неполноценности. Причём, эту неполноценность ты развил в себе сам. И нечего здесь винить Лизу. У самого на плечах голова есть.

— Я…

— Да помолчи ты хоть сейчас. Было время, когда говорить надо было, а теперь стой и слушай. Ты сам затянул себя в эту жопу «красного и чёрного секторов» на датчике настроения. Как ты из неё выбираться будешь — твоё дело. Сейчас у меня особых идей на этот счёт нет. Разве что перестань винить в своих неудачах весь мир. И это… Альберт Зарецкий умер не по твоей вине. Это всё Толик с Сержиком — два старых тупых ушлёпка. Вечно они спорят о всякой ахинее и других в свои споры втравливают. Довтравливались, матерей их за ноги, что Альберта сгубили и тебя косвенно виноватым сделали. Но ты сам прекрасно понимаешь, насколько эта косвенность «липовая». Ты не виноват. Альберт вполне мог поскользнуться не на твоих рассыпанных шахматах, а на, скажем, банановой кожуре.

— Да, вот только бананы уже лет тридцать к нам не завозят…

— Какая разница? Ты бы ещё про Интернет вспомнил… Градов, перестань быть УГ, договорились? Перестань и займись собой. Начни видеть на медали жизни и светлую сторону, договорились?

— И-Н-Т-Е-Р-Н-Е-Т, — вдался в мечтания истинный Градов. — Когда-то он был… У каждого второго, если вообще не у каждого первого были свои собственные компьютеры: стационарные, ноутбуки, нэтбуки, айпады… Bluetooth, 3-G, Wi-Fi… У меня когда-то и машина даже была. Старенькая «таврия». Ломалась, правда, каждую неделю, но зато своя. СОБСТВЕННАЯ!

— Ну вот опять, Градов, ну вот опять! — возмутилось отражение. — Я ему про Фому, а он мне про Ерёму! Перестань жить прошлым. Перестань жалеть о нём. Перестань сетовать на жизнь! И, если честно, про «таврию» лучше не вспоминай, договорились?

— Слишком ты много советов даёшь. Болтун ты, вот кто.

— Я бы с тобой ещё с радостью поговорил, но, извините, действие «Пряной ночи» заканчивается. Давай, близнец, до связи…

Зиновий Сергеевич открыл глаза. В голове было ясно, как в майское утро после дождя. У каждого человека своя реакция на байган — всё зависит от специфики нервной системы и, конечно же, от разновидности «маски счастья». Кому-то в голову приходят красочные картинки с волшебными замками, феями, драконами и прекрасными эльфийскими женщинами. Кому-то просто хорошо, спокойно, без лишних видений. Кто-то оказывается на другой планете и общается с её обитателями, либо бродит по её девственным равнинам и лесам, плавает в неосквернённых водоёмах. Часты случаи попадания на планету Дагантола — родину дагонцев. У врагов народа вместо подобных прелестей просыпаются психокинетические способности.

Всё сугубо индивидуально. Хотя в ближайшем будущем разработчики байгана обещают выпустить на рынок специфические «маски счастья», склонные вызывать определённые эффекты — по желанию покупателя.

Обычно воспоминания о «байгановом сне» смутны. Люди помнят лишь некоторые размытые отрывки из видений. И, конечно же, испытывают при этом жгучее желание вспомнить всё остальное. Поэтому спрос на байган никогда не падает…

Правда, бывают и исключения — значительная часть, а порой и весь сон отбивается в сознательной памяти. На памяти Зиновия таких случаев было три. Первый, когда он бродил по берегу реки на Дагантоле, срывал удивительные, не похожие на земные цветы (если это были цветы), кидал оранжевые камешки в пурпурную воду и дразнил небольших, размером с земную крысу фиолетовых гладкокожих зверьков с узкими мордочками и наборами приплюснутых немигающих глаз — на голове, боках и раздвоенном хвосте. У зверьков не было лапок, и Зиновий потешался с того, как эти неуклюжие на первый взгляд создания передвигаются по суше — перекатываются боком, орудуя раздвоенным хвостом. Довольно быстро и ловко, стоит отметить.

Второй запомнившийся сон Зиновия не был так красочен и интересен, как первый. Ему привиделся жёлудь, лежащий на ковре спальни. Жёлудь быстро пророс, запустил корни в пол и вытянулся многолетним деревом, упёрся в пол и стены ветвями, густая листва росла на глазах, желтела, опадала, и из новых почек появлялась вновь. Это длилось до того момента, пока дуб не засох. И за всё время он не дал ни одного жёлудя…

Третий сон был самым странным. Зиновий оказался на каменных зубьях древней башни. Сильный ветер обдувал лицо, бугрил, вздымал его плащ, колыхал перо на широкополой шляпе, трепал выбивающиеся из-под неё длинные молодецкие волосы. Ветер усиливался, и Зиновий решил слезть с башни. Но не знал, как. Не было ни лестниц, ни даже завалявшейся ступени. Ничего, что бы помогло спуститься. Зиновий глянул вниз и ужаснулся: земли не видно, башня оказалась слишком высокой, она пронизывала собой облака, тянулась к солнцу, как просящая рука Земли… Градов не смог сопротивляться мимолётному желанию. Оно возникает у всех, кто стоит на краю пропасти и смотрит вниз. Это желание спрыгнуть… Зиновий очнулся ото сна в полёте. Так и не увидев земли…

Иногда у Зиновия возникала пугающая мысль, что вся его жизнь — есть не что иное, как затяжное падение с той башни…

Но «байгановый сон», который Градов увидел сегодня, не отложился в памяти. Лишь что-то смутное, неопределённое, похожее то ли на зеркало, то ли на лужу.

Я получил два дня выходных. «В связи с опасными условиями труда во время выполнения задания» — так было написано в приказе. Да, условия труда и в самом деле опасные. И это ещё очень мягко сказано. Мой напарник, Чан Вэй Кун от отгула отказался. А я не стал следовать его примеру. Как-никак, прошёл посвящение в гладиаторы…

Очень радовал тот факт, что я буду баклуши бить, отдыхать в то время, как за меня все документы будут оформлять. Перепрыгнуть с сержанта сразу на старшего лейтенанта — тут бюрократической возни непочатый край. Как-то непривычно, если честно. Раньше столько ордеров приходилось заполнять, бланков, отчётов и форм… Ну ничего, к хорошему быстро привыкаешь.

Старший лейтенант… Не верится, ох не верится. Вот свалится же на голову нежданно-негаданно такое счастье. А что, выбора у меня, собственно, не было — либо подохнуть от рук Чана, находившегося во власти сумасшедшей девчонки, либо выжить. Я предпочёл ещё пожить. Рискнул и у меня получилось. Очень результативно получилось…

Да вот теперь часто рисковать придётся…

Получив внеочередные выходные, я не знал, что с ними можно сделать. Первые сутки я и вовсе ничего не придумал — валялся на кровати, отсыпался, иногда поднимался, чтобы справить нужду и порыться в холодильнике. На второй день мне надоело бездействовать. Чувствовал я себя отлично, вот и решил прогуляться.

Погода резко изменилась. Откуда ни возьмись, налетел циклон, и давящую жару сдуло в одночасье резким прохладным ветром, небо заволокли свинцовые тучи, так и ждущие команды сверху, чтобы прорваться и обрушить на несчастных жителей города Н кислотные слёзы возмездия за техногенные ошибки человечества, усиленные активной деятельностью дагонцев и их шестёрок — чупакабр.

«Когда на небе дождевые тучи зеленоватого цвета, никогда не выходите из дома без защитной накидки и зонта!», «Пенсия! Заработай себе билет в светлое будущее!», «В связи с плохим качеством дорог, маршрут троллейбуса N7 отменён» и подобные надписи частенько можно лицезреть на билбордах, стендах и панелях с рекламой байгана. Социальные объявления теснятся внизу, там, где когда-то, в седой, бородатой древности писали что-то вроде «курение может вызвать рак лёгких и импотенцию» или «не разрешается употреблять особам, не достигшим 18 лет».

Что ж, предупреждения под рекламой врать не могут, не следует их ослушиваться. Перед выходом я таки надел на пояс собранный защитный халат. Такая штуковина стоит немалую копеечку, но мне её на работе выписали «за вредность». Вообще работа в милиции, особенно в отделе по борьбе с особо опасными преступниками — даёт свои ощутимые преимущества. Правда и минусы тоже есть, к примеру, тебя может угрохать сумасшедшая девчонка и глазом при этом не моргнуть… Но это всё мелочи жизни.

Защитный халат сделан из ультратонкой прозрачной синтетической ткани. Толщина настолько незначительна, что весь халат в собранном состоянии похож на прозрачный пояс. При необходимости этот пояс очень легко трансформируется в удобный халат, защитную кожу, если угодно. Незнающий человек бы принял его за громадный целлофановый пакет, странным образом скрученный и обтянутый вдоль талии. Вот правда давненько мне не попадались незнающие люди на улицах города Н. Обычно их взгляды плещутся гремучей эмоциональной смесью — завистью и страхом. Ну да, от кислотных дождей их защищает брезентовая накидка, в которых раньше, если верить курсу социальной истории, ходили в лес по грибы. В принципе, в них и сейчас можно в лес по грибы ходить, но это в том случае, если вы изощрённый суицидально-настроенный маньяк, желающий принять мучительную смерть от отравления. Грибы, как известно, вбирают в себя всю дрянь, выпадающую вместе с дождём. Не запечатывать же из-за них лес в громадный экокупол? Представить только, сколько такой проект бы стоил — в голове бы все нолики не поместились. Это только для сельскохозяйственных культур нынче выстраиваются купола, защищающие от осадков, и создаются невероятные по сложности дренажные системы, не позволяющие отравленной воде попадать в почву засева. И вообще, сельское хозяйство — хлеб полукровок, наряду с торговлей байганом. Люди теперь редко этим занимаются. Насколько мне известно, не потому, что не хотят, а потому, что вакансий нет.

Вот так сурово, да.

В общем, вышел я на запущенные улицы своего родного города Н и пошёл по ним бродить, как и раньше. Рабочий день был в самом разгаре, а посему прохожие мне почти не попадались, разве что в изобилии встречались бродячие псы, еноты и крысы. Что-то плохо в последнее время работает служба по отлову бездомных животных. Жалкое зрелище эти бродячие четвероногие: больные, облезлые, с кисляками в уголках глаз, лишаями и ожогами от кислотных дождей. Взял бы их всех, и бросил в громадный шнек — чтобы их там в одночасье перемололо! И им страдания облегчило бы, и нам, жителям города, проще бы было. Да, жестоко на первый взгляд, но стоит вспомнить о всех тех болячках, которые эти безобидные на первый взгляд существа переносят на своей грязной шерсти.

Семь лет назад из-за них вспыхнула Всемирная эпидемия чумы. ЧУМЫ!!! Болезни, о которой сотни лет никто не вспоминал, причём чумы в такой форме, против которой современная медицина не знала лекарств. Если верить статистике, тогда в одном только городе Н умерло больше трёх тысяч человек. А что тогда говорить о таких невезучих городах как Санкт-Петербург и Гуанахуато, в которых от эпидемии в общей сложности погибло полторы сотни тысяч человек? И самое странное, эпидемия началась по всему миру практически в одно и то же время. Какие-то города пострадали меньше, какие-то попросту перестали существовать… И только наши замечательные дагонские друзья спасли Землю от неминуемой биологической гибели — разработали вакцину от чумы. Вакцина действовала настолько эффективно, что эпидемию побороли за несколько месяцев. Помню, как ко мне домой пришёл куратор нашей группы. Да, тогда занятия во всех школах, училищах и университете отменили на неопределённый срок. Милицейское училище, студентом которого я тогда являлся, не стало исключением. Так вот, куратор зашёл в квартиру, унаследованную мной после смерти любимой бабушки, а за спиной его стоял чупакабра в белом халате с красным крестом на рукаве. Чупакабра сделал мне укол и удалился восвояси. Один крошечный укольчик, чуть сильнее комариного укуса — и угроза жизни растаяла, как январский снег в результате парникового эффекта. Где же ты был раньше, чупакабра в белом халате, когда мой друг детства Витька Корнюгин корчился в предсмертной агонии, звал умершую неделей ранее сестру и стонал, стонал, обливаясь кровавыми слезами, заливая постель кровавой мочой и поносом?..

После Витьки у меня не было близких друзей. Так, знакомые… Правда, сейчас Светка Соловьёва нарисовалась, но надолго ли этой дружбы хватит? Она подрастает, Светка моя, и мысли в её голове, как я погляжу, всё взрослее и взрослее становятся. Как бы не разругаться с ней на почве её полового созревания. Мне ведь нужен друг, а не любовница!

Светка! Точно! Вот и цель блужданий появилась. И время подходящее, если сейчас ускорю шаг, то доберусь до её школы как раз к тому времени, как прозвенит звонок с последнего урока.

Что-что, а шаг ускорять я ещё как умею. Умею, но не люблю, ибо дыхание сбивается, ведь я любитель покурить сигареты. Да, кстати, надо пачку-другую приобрести, а то последняя штука «кэмэл лайт» осталась. Благо идти как раз через улицу, где расположился старенький довоенный сигаретный автомат. Я не удивлюсь, что кроме меня из него сигареты никто больше не добывает. Он, можно сказать, стал моим личным поставщиком табачных изделий. Всё реже в магазинах можно отыскать сигареты. Да и другие товары тоже. Лишь первой необходимости продукты в сравнительном изобилии: хлеб, крупы, масло, соевое мясо, аспирин, анальгин, водка…

Ветер колыхал растущую из трещин полынь, наполняя и без того не первой чистоты воздух её пыльцой. Две крысы дрались за облепленный грязью кусочек чего-то более-менее съедобного. А я трусил мимо обветшавших домов с засаленными окнами и тешил себя приятной мыслью, что вскоре увижусь со Светкой и начну выслушивать её глупые разговоры про одноклассниц и одноклассников, про уроки и контрольные, про стервозных учителей и ещё более стервозного завуча. И какими бы не казались наивными её байки по сравнению с суровой прозой моей жизни, на душе действительно становилось легко и спокойно, словно после долгого заточения в погребе я выбирался наконец-то на поверхность и глотал свежего воздуха. А может, именно из-за наивности, которая ещё теплится в светлой головке Светки, мне так легко и приятно общаться с ней?

Ох, Света, Светка, Светушка, вырастешь ведь совсем скоро, повзрослеешь… Будет ли меня и после этого тянуть общаться с тобой? Скорее всего, да. Но будешь ли ты хотеть видеть во мне только друга? Разочаруешься ли ты во мне, забудешь меня, пустившись по зову плещущихся в голове гормонов? Мне опять суждено потерять лучшего друга? Опять остаться одному? Быть единицей социума, нужной лишь для выполнения грязной милицейской работы, не больше. Мои чувства никому не интересны, всем наплевать на то, что творится у меня внутри. Всем только и нужно, чтобы я выполнял своё дело, подставлял грудь под пули ради их спокойного сна ночью. Всем только и хочется, чтобы я превратился в чёрствую оболочку человека с мёртвым металлическим стержнем внутри. Всем, кроме тебя, Светка. Всем, кроме тебя…

Но надолго ли?..

Ход размышлений вмиг прервался, стоило мне выйти на улицу, на которой стоял сигаретный автомат. Возле него топтались два мужика в серых робах с гербами города на спинах. Рядом находилась металлическая тележка, точь-в-точь как у грузчиков центрального рынка, которые толкают её перед собой, заваленную мешками с чем-нибудь тяжёлым, и кричат прохожим, чтобы те посторонились.

— Эй, ребята, что это вы тут делаете? — окликнул их я.

— Шёл куда-то, вот и иди, хрен моржовый, — с арабским акцентом буркнул мне тот, что пониже ростом и с солидным пивным животом.

— Что-что? — переспросил я, сунув руку в карман.

— Проваливай, придурок, — добавил второй, который был похож на гориллу.

— Это не очень-то и вежливо, ребята, не находите? — я вынул из кармана красную корочку сержанта ОБООП и ткнул её в нос вначале горилле, а потом и пузану. Хорошо, что у меня позавчера не потребовали это удостоверение в участке. Мне нужно будет сдать его при получении удостоверения старшего лейтенанта.

— Эмм, простите сержант Закиров, — замямлил тот, который горилла, — но вы так молодо выглядите…

— И что с того, дружище? — меня эти придурки действительно взбесили, хотя такое бывает крайне редко. — Значит, мне хамить можно, раз я моложе тебя, да? Чего вы со своим коллегой достигли в этой жизни? Обучились правильно унитазы прочищать, мусор на свалку свозить и на прохожих варежку развевать? Улицы похожи на полигон Ядерной Войны, а вы и пальцем о палец не ударите! Ладно, денег на новый асфальт в казне нет, но разве так сложно пройтись и скосить все эти сорняки?

— Сэр, мы погорячились, — елейным голоском вклинился пузатый коротышка, — но мы не отвечаем за муниципальную политику. Мы простые исполнители приказов, как и вы, сэр…

— Оскорблять людей — тоже такой приказ есть? — ещё более елейно спросил я.

— Нет, товарищ сержант, это была отсебятина, мы приносим свои извинения, — выдавил из себя горилла, словно разжёвывал покрытую гнойными бородавками жабу.

— Мне, собственно, наплевать на это, — признался я. — Меня больше интересует ответ на вопрос, который я задал в самом начале нашей встречи. Что вы хотите сделать с этим несчастным сигаретным автоматом?

— Мы его демонтируем, — ответил горилла.

— С какой такой стати? — спросил я.

— Решение принято свыше, мы лишь скромные исполнители, — горилла немного подумал и добавил, — сэр…

— Решение принято лишь по этому автомату? — спросил я.

— Нет, — подал голос пивной пузан. — Насколько мне известно, товарищ сержант, это решение принято нашим Верховным Советом. Сигареты с недавнего времени объявлены запрещённым товаром, и все источники их распространения в ближайшее время закрываются или демонтируются. Как этот автомат, к примеру.

— Тупые, обдолбанные байганом ублюдки! — прорычал я.

— Слушай, парниша, мы ведь и обидеться можем, и забыть на время, что ты сержант милиции… — сообщил мне горилла, невзначай хрустя костяшками, сжимая пальцы в кулаки.

— Да это не на вас, — махнул рукой я. Помедлив немного, поразмыслив, я спросил: — Пока вы его не демонтировали, дайте я из его металлопластиковых потрохов всё выгребу. Вам ведь всё равно, какой аппарат демонтировать — полный или пустой, верно?

Тот, что короткий и с пивным животом вмиг покраснел лицом, его ноздри протестующее раздулись и губы задрожали, вот-вот, он скажет какую-нибудь пакость… Но горилла опередил его:

— Это можно, но при условии, что деньги за сигареты ты будешь совать не в щель автомата, а в мой карман, договорились?

— И с чего бы это? — задал естественный вопрос я.

— А с того, — ухмыльнулся горилла, — что бесплатно только птички поют. Сигареты из автомата я достать могу, а опломбированную коробку с выручкой нам с коллегой трогать запрещено под страхом увольнения. А ведь тебе должно быть прекрасно известно, как трудно в городе Н найти работу. Особенно если ты человек…

— Меньше текста, — я отсёк его бесполезный поток слов. — Вытаскивай сигареты, да поживее.

— Как скажешь, — кивнул горилла. — Алаекин, поработай отвёрткой и плоскогубцами, как ты это умеешь.

Мужчина с пивным животом едва кивнул и принялся за дело. Его пухлые пальцы, на первый взгляд годящиеся только для разгрузки мешков с углём, работали виртуозно. Этакая отвёрточно-плоскогубцевая симфония. Витринная крышка автомата была снята со скоростью, которой бы позавидовал любой профессиональный медвежатник. Коротышка всунул руку с отвёрткой в лоток для сигарет, поковырялся там до того момента, пока в раздаточный карман не выпала пачка «кэмэла блю». Пузан ковырял отвёрткой ещё какое-то время, но новые «дары» не появлялись.

— Жаль, только одна, — подытожил гориллоид.

Я ничего не стал говорить. Взял пачку, протянул Алаекину деньги за неё, и пошёл прочь, не удосужившись попрощаться с муниципальными работниками. Впрочем, они также не попрощались со мной. Взаимное неуважение — это наш конёк…

До двадцать второй школы я добрался без новых приключений. Неприятный разговор отнял у меня гораздо больше времени, чем я ожидал, и посему пришлось хорошенько поднажать, чтобы успеть вовремя. Но я не успел. Звонок с последнего урока отгремел минут двадцать назад. Я с досадой поглядел на часы и в который раз мысленно проклял муниципальщиков.

Как ни странно, мне повезло — в школьном дворе, возле парадных дверей стояли девчонки и о чём-то горячо спорили. Среди них самой горячей спорщицей оказалась Светка.

— Я говорю вам, говорю — огромная ядовитая змея, настоящее чудовище, она ползла за нами и шипела, у меня сердце в пятки ушло! Ей Богу! — тараторила Соловьёва.

— Так, какая ещё змея, ну-ка поподробнее, — я подкрался к ним незаметно, я это умею.

— Ох! — Светка подскочила от неожиданности.

Симпатичная черноволосая китайчанка прожгла меня насквозь взглядом карих глаз, а после принялась шептать что-то на ушко высокой пышногрудой девушке с огненно-рыжими кудрями; правда, лицо пышногрудой мне показалось грубоватым — тонкий длинный нос, острый подбородок… Нет, многим эта рыженькая бы пришлась по вкусу, но лично мне больше по душе миниатюрная азиатская брюнеточка. Кажется, её зовут Вэньг Ли, если память не изменяет. А рыжеволосую… как же её зовут… нет, не помню. Я эту парочку частенько видел в компании Светы.

— Таня, нам пора домой, к Свете пришёл ухажёр, — излишне театрально произнесла Вэньг Ли.

Да! Рыжую зовут Таня! А фамилия… то ли Жукова, то ли Паучкова, то ли Кузнечкова… Нет, точно не вспомню.

— Да, девочки, пошли домой, — Таня поддержала театральную манеру подруги, — а то ещё арестует нас Говард, наручниками к кровати прикуёт…

— Дура! — рявкнула покрасневшая Света.

— Да ничего страшного, — я попытался стать «мистером-сама-любезность», — я сегодня не при исполнении, так что приковывать наручниками никого не буду…

— Пошли, девочки, — сказала Вэньг, наши взгляды опять пересеклись.

Клянусь, по мне пробежал электрический разряд. Я не выдержал и опустил глаза. Довольная собой, Ли демонстративно направилась к воротам школьного двора. Девчонки пошли за ней, как за предводительницей, королевой десятиклассниц. Все, кроме Светы. Она стояла, вся красная и злая.

— Привет, Светик-Светка-Светулечка, — поздоровался я.

— Отвали, Говард, — буркнула она и топнула ножкой. — Зачем ты сюда пришёл?

— Я… эмм… Я просто хотел тебя увидеть, вот и всё…

— Ты мог хотя бы предупредить?

— Ну, я хотел сделать тебе сюрприз…

— Считай, что у тебя получилось, Говард, опозорил меня перед всеми подругами!

— Так, Света, что случилось? — я начал терять терпение. Что-то сегодня куда ни плюнь — везде пытаются испортить настроение. Прям дома только и сиди, чтоб никто не доставал! — Как я тебя опозорил? Что за глупости. Ты вообще отдаёшь отчёт своим словам? Я спешил к тебе, как угорелый, хотел встретиться, пообщаться, а вот как ты меня встречаешь: опозорил, отвали… Складывается впечатление, что ты вообще не дорожишь нашей дружбой, раз позволяешь себе так со мной разговаривать.

Светка ничего не ответила.

Я нервно похлопал по карману, достал пачку сигарет и почувствовал себя американским солдатом в Ираке, небрежно выдыхающим выхлоп голубого верблюда на фоне разбомбленного дома и изуродованных ошмётков детских тел. Конечно же, мне бы лучше ощутить себя ковбоем в широкополой шляпе и красной клетчатой рубахе, накидывающем лассо на матёрого быка, вот только не всегда бывает так, как нам лучше…

К реальности меня вернула Света:

— Так и будешь стоять? И как ты эту дрянь вдыхать можешь?

— Эту дрянь? — я поглядел на дотлевающий бычок в руке. — А как ты байгановую дрянь вдыхать можешь?

— Говард…

— Вар, — поправил я.

— Вар, не смеши меня, все знают, что байган безвреден. И он очень приятный, хоть я и пробовала только «Юный бриз». После того как сдам тест на совершеннолетие — попробую другие. Я уже не могу дождаться…

— Ты пробовала сигареты? — гласом змея-искусителя спросил я.

— Нет, — выпучила глаза Света.

— Хочешь попробовать?

— Хех, нет. Ты в своём уме? — Светка посмотрела на меня, как на идиота.

— Пока Светик! — тявкнул какой-то рыжеволосый пацан, легонько хлопнув Свету по плечу. — До завтра.

— До завтра, Серёженька, — уж слишком сладко улыбнулась ему Светка.

«Серёженька» враждебно посмотрел на меня, не выдержал боя взглядами и побрёл прочь, бормоча под нос что-то вроде «до завтра, Светик, а завтра сделай мне омлетик»…

— О чём мы говорили? — небрежно спросила Света.

— Серёженька… — задумчиво протянул я. — Твой парень?

— Да нет, глупый, это мой сосед по парте. Серёжа Довлатов.

— Странно, я у него чемодана не наблюдаю.

— Какого чемодана?

— Как какого? Обтянутого бельевой верёвкой.

— Чего?

— Ничего. Не обращай внимания.

— Странный ты какой-то, Говард, ей Богу странный.

— Вар, — поправил я.

— Да хоть самовар! Тебя зовут Говард. Вар — мне не нравится. Так и хочется добавить «садовый». Мне Говард нравится. Это гордо звучит.

— Вар, мне лично нравится, чтобы меня называли Вар.

— Мало ли чего тебе нравится, — упрямилась до последнего Светка. — Мне вот не нравится, что ты куришь, и что теперь? Ты ведь продолжаешь курить. И мне предлагать эту мерзость пытаешься…

— О! — хлопнул себя по лбу я. — Вспомнил, о чём наш разговор. Ты вот умничаешь что сигареты это гадость и всё такое, мол, бросай, хватит соску дымную лобызать… А ведь сама и не знаешь что это такое.

— А зачем мне знать? Мне отвратительного дыма хватает, который ты выдыхаешь.

— Нет, это ведь совсем не одно и то же. Когда втягиваешь дым непосредственно из фильтра — это особенное чувство. Хотя, в чём-то ты и права, особенного удовольствия от этого я не получаю. Так, привычка…

— Вот и бросай свою привычку, — заключила Света. — И вообще, ты лицемер.

— Так, это всё хорошо, но мы долго будем возле твоей школы стоять? Пошли, прогуляемся лучше.

— Пошли, — согласилась Света.

Но не прошагали мы и нескольких метров, как она вновь заговорила:

— Да, Говард, ты лицемер.

— С чего ты взяла?

— А просто всё: ты мне тут рассказываешь, что я никогда не курила и что не мне тебе рассказывать про мерзость сигарет… Но, блин, Говард, зачем ты тогда поучаешь меня про байган? Ты его сам хоть когда-то пробовал?

— Ух, какие мы умные стали. Это тебя так в школе спорить научили?

— Да причём здесь школа? Ответь лучше на вопрос: пробовал или нет?

Я какое-то время шёл молча, дымя новой сигаретой.

— Ну? — не сдавалась Соловьёва.

— Нет, я никогда не подносил к лицу «маску счастья».

— Но почему?

— Из вредности. Не хочу быть как все и точка. С детства не хотел. И никогда не буду хотеть!

— Странный ты Говард… — заключила Света. — Очень странный… — немного помедлив, она добавила, — но за это я тебя и люблю.

Опа, приехали! Что, святые небеса, только что произошло? Светка открыто призналась мне в любви, или это просто неудачно подобранное выражение? Друга ведь тоже можно любить. Интересно, сколько тысяч раз мне надо подумать фразу «друга любить», чтобы так и случилось? Глупо всё это. Лучше сменить пластинку.

— Я нам билеты взял на «Боно Укротителя Мутантов».

— На самого Боно? — выражение лица Светы вмиг изменилось — из задумчивого, облачного, оно превратилось в восторженное, солнечное.

— На него, родимого.

Признаться, до того, как увидел его чупакабровую криво-улыбающуюся мину на постере, то и не подозревал о его существовании.

— Спасибо, Говард, ты умничка! Я так хотела на него пойти! Так хотела! — Светка полезла ко мне обниматься. И таки не удержалась, поцеловала в щёку. Ещё, ещё поцеловала. Ближе к губам. Ближе. Прямо в уголок губ. Её тёплые, мягкие губы, так и созданные для поцелуев. Соблазн, какой соблазн…

— Так, Светка, не балуйся! — я буквально отлепил её от себя.

Соловьёва посмотрела на меня такими глазами, которые я у неё ещё никогда не видел. В них было разочарование, раздражение и… страсть! Неодолимая, неукротимая, истинная страсть, на которую только способна женщина. Да, именно женщина, а не девчонка.

Светка, ты всё-таки выросла…

Майор ОБООП Чан Вэй Кун не любил сидеть без дела. Если ему позволяла стрелка, засевшая в допустимом для выполнения служебных обязанностей секторе настроения, то почему бы и не делать свою работу? Смертельно-опасную работу гладиатора — патрулировать улицы, выискивая и отлавливая психокинетов.

Чан без раздумий отказался от полагающихся дней отгула за операцию в Киеве. Пусть молодёжь отдыхает, а старому зубру Малышу не сидится на месте. Покуда будут существовать телепаты и телекинеты, Чан Вэй Кун не успокоится.

Враги общества должны понести заслуженное наказание!

Поскольку в рабочей инструкции чётко сказано, что на патрулирование можно выходить составом не менее двух сотрудников отдела, а напарник Закиров пребывал в отгуле, то Малыш попросту «сел на хвост» товарищам: гладиатору Джорджу Радману и баранщице Лидии Ивановне Корицыной. Целый день они патрулировали город Н и ближайшие города области, сканировали дома на наличие психокинетических мозговых импульсов, проверяли адреса, переданные по бортовой рации… Ничего. Никаких даже крохотных намёков на анормальные нарушения. Но мало этого, даже обычных нарушений не наблюдалось: ни тебе уличной разборки бомжей за водку на донышке бутылки, ни тебе мёртвых тел, прибитых к берегу волнами лимана, ни тебе слетевшего с катушек старикана, которому последняя неделя до пенсии показалась слишком долгим испытанием…

Но Чана не проведёшь. Зло есть. Зло всегда было. Зло всегда будет. Оно просто затаилось, забилось в свои долбанные щели. Оно выжидает, оно пытается усыпить внимание добропорядочных граждан, чтобы нанести очередной удар молниеносно и как можно болезненнее! Так было всегда. И долг честных слуг закона — таких как Чан Вэй Кун, Говард Закиров или Джордж Радман — всегда быть начеку, всегда смотреть в оба, всегда быть готовыми принять удар на себя, отбить его.

А если отбить не получится, то хотя бы смягчить…

Одно из проявлений зла — водка. Её пьют те, кто не может позволить себе байган. Пьют и становятся неуправляемыми, становятся бездумным скотом, тупорылым быдлом, не способным на полноценную жизнь. Правда, не следует путать два похожих на первый взгляд понятия: пить и выпивать. Выпивать может каждый нормальный человек. Под настроение. А вот пить — методично, изо дня в день, из недели запоя в другую неделю запоя, в месяц, а то и в год…

Водка водкой, а в тот день Радман, Корицына и Чан вернулись с патрулирования, словно с прогулки. Перед тем, как загнать на стоянку флаер, баранщица Лидия Ивановна Корицына развезла Чана и Джорджа по домам — всё равно почти по пути.

Дальше разговор пойдёт о ней.

Лидия Ивановна — сотрудница ОБООП со стажем в семнадцать лет. Начав карьеру практиканткой из милицейского училища, она не очень-то и высоко поднялась по карьерной лестнице за все эти годы. Предельное звание баранщика — старший сержант. Его-то Корицына и получила на пятый год службы. А после — тишина… Амбиции были сломлены, юношеские мечты — разбиты, как китайский фарфор.

Пройдя по бешенному конкурсному отбору в милицейскую школу, закончив её с отличием, молодая Лидия Андреева видела свою карьерную лестницу в блеске радужных надежд и дымке юношеского оптимизма. Казалось, весь мир создан только для неё, и всё-всё-всё будет так, как этого хочется молодой, перспективной, а, главное, красивой сотруднице столь серьёзного и хорошо спонсируемого корпорацией ФБР милицейского отдела. А почему бы и нет? Лидия очень много работала, вкладывая душу в каждое дело, за какое бы ни бралась. А ведь старания человеческие должны вознаграждаться, ведь верно?

«А вот фиг тебе!» — сказала Жизнь и плюнула Андреевой в лицо.

Лидия Ивановна прекрасно помнит тот роковой день, когда удача отвернулась от неё. День, который изменил ход всей её жизни, который разбил все планы. Это случилось на посвящении в гладиаторы, в «идущие на смерть». Сержанту Андреевой предстояло в одиночку совершить поимку телекинета первой степени. Как признался в рапорте о происшествии наставник Андреевой — капитан Сергей Александрович Куница — он был абсолютно уверен, что его подопечная справится с заданием. Цитата из аудио-рапорта: «Я, ёлки зелёные, не сомневался в Лидочке ни на секунду. За тот год, который я с ней работал, она зарекомендовала себя с лучшей стороны. Признаюсь, ёлки, таких исполнительных и толковых напарников у меня отродясь не было. Кто ж знал, что она окажется долбанной истеричкой, трусихой, мать её за ногу?»

Да, один неправильный поступок способен поставить крест на карьере. И этот поступок, увы, имел место быть в жизни сержантки Лидии Андреевой.

Телекинет прятался в подвале заброшенного дома, что располагался на окраине города Н. Старший напарник Сергей Куница остался ждать во флаере, а Лидия пошла совершать задержание. Мгновениями ранее, Сергей растолковал ей про «баранщиков» и «идущих на смерть». Без промедлений, Андреева выбрала свой путь — она хотела стать гладиатором. Хотела дослужиться до званий заоблачных высот, хотела заработать уважение старших коллег, хотела… да много чего она хотела. Молодёжь…

Телекинеты первой степени не так опасны как их более могущественные собратья по запретному виду мозговой деятельности.

Для сравнения:

— Телекинет первой степени способен уронить пустой стакан на пол. Если очень уж напряжётся, этот стакан может зависнуть на несколько секунд в воздухе. Телекинет способен передвигать мозговыми импульсами небольшие предметы с невысокой скоростью. Если милицейский всегда начеку, то вред от подобной способности злоумышленника с лёгкостью можно минимизировать, либо вообще свести на нет.

— Телекинет второй степени способен передвигать предметы с большой скоростью. Нет, пулю 44-го калибра разогнать до скорости вылета из ствола «магнума» он не в состоянии. Но вот запустить метательный нож вам прямо в горло — всегда пожалуйста!

— Телекинет третьей степени… что о нём говорить? И так ясно, что при желании, он способен поднять тело своей жертвы в воздух и похрустеть его костями, вывернуть суставы, разломить череп, выжать, как брынзу…

Как несложно догадаться, сравнительно лёгкое задание Лидия Андреева завалила. У неё попросту затряслись руки, палец отказался жать на курок электропистолета. Нарушительница — женщина бальзаковского возраста с длинными, до пояса волосами цвета нефти — скрылась, бросив на Лидию испуганный взгляд. Кто знает, быть может, если бы женщина проявила агрессию, если бы она напала на Андрееву с ножкой от табуретки в руках или применила свои психокинетические силы… Но нет, женщина просто стояла на месте, прижавшись спиной к стене, сверкая затравленным взглядом зверя, смирившегося со своей судьбой, зверем, который не будет нападать на тебя в отчаянной попытке выцарапать глаза и удрать. И когда Лидия не нажала на курок — женщина просто ушла. Сказав два слова: «спасибо тебе». Эти слова огненным клеймом отпечатались в голове девушки — словно красная печать в личном деле с простым на первый взгляд словосочетанием «не годится».

А сбежавшую женщину в тот же день, ближе к вечеру отыскал и арестовал наставник Андреевой капитан Сергей Куница. У него-то рука не дрогнула, и провода электропистолета системы «Тэйзер Икс 42» вонзились в тело правонарушительницы, парализовав вереницей разрядов в пятьдесят тысяч вольт…

Лидия не прошла испытание. А в отделе по борьбе с особо опасными преступниками второй шанс никому никогда не дают.

Девушку записали в «вечные баранщицы».

Вторым масштабным ударом судьбы для Лидии оказался брак с Виктором Корицыным — моряком, служившим на судне, доставлявшем из Африки сырьё для экзотических разновидностей байгана. Там, где дело касается «масок счастья» — всегда водятся деньги. И хоть быть простым моряком — не то же самое, что капитаном, всё равно заработок очень даже неплох по сравнению со средним доходом граждан города Н. Конечно, за это приходилось платить длительными разлуками, но что тут уж поделать?

Вернее, ударом судьбы оказался не сам брак, а развод — после которого у Лидии не осталось ничего, кроме фамилии мужа. Она не смогла родить ему ребёнка, из-за чего, собственно, брак был расторгнут. Со скандалами и избиениями… Из квартиры бывший муж её выжил, чтобы поселить престарелую мать, которой до пенсии оставалось года четыре, может пять, уже трудно вспомнить.

Лидия не стала бороться за квартиру. Ей казалось, что так и надо, что это всё — расплата за её бесплодность, необходимая дань. Что ж, впоследствии она часто жалела об этом решении, особенно когда в общежитии зимой отключалось отопление, замерзали и лопались трубы…

Лидия Ивановна Корицына забросила Малыша и Радмана домой, после чего поставила патрульный флаер на площадку для стоянки. Домой, как и всегда, она направилась пешком. Не так и долго идти, всего четыре квартала. Годы тяжёлой работы в милиции сделали женщину подозрительной и нервозной. Чуть ли не каждый вечер, ей казалось, что по дороге домой её кто-то преследует. Лидия Ивановна оборачивалась, ускоряя шаг, успокаивая себя тем, что поглаживала рукоять табельного оружия одной рукой, а второй сжимала в кармане цилиндр баллончика с сильнодействующим слезоточивым раствором…

Как правило, все преследования совершались исключительно в гипертрофировавшемся за время службы воображении. Но в тот вечер оно разыгралось уж слишком ярко — до такой степени, что и не скажешь, реальность это или вымысел. Усатый человек с козлиной бородкой и старомодным котелком на голове плёлся следом, даже не пытаясь скрыть, что преследует женщину. Лидия Ивановна ускорила шаг; и на какое-то время ей показалось, что от погони удалось скрыться, но вскоре козлобородый вновь замаячил позади. Он бежал мелкой трусцой, придерживая рукой котелок, чтобы тот не сдуло ветром.

Взвесив все за и против, Корицына решила продолжить путь. До общежития оставалось совсем ничего, а преследователь находился на нейтральном расстоянии, и сокращать его не спешил. В любом случае, Лидия всегда успеет выпустить едкую струю перечного раствора ему в лицо, а если надо будет, так и вовсе — продырявить его череп пулей девятимиллиметрового калибра, чуть ниже полей чудаковатого головного убора.

У подъезда Лидия остановилась и осмотрелась. Преследователь исчез, словно и не было его вовсе. Но в отличие от всех тех мнимых случаев преследования, сейчас Корицына не имела и малейшего сомнения в реальности происходящего. Странный какой-то преследователь: преследовал, преследовал, а потом раз, и исчез. Испугался он чего-то или просто передумал преследовать — вряд ли суждено узнать. Да и надо ли знать простым труженицам закона и порядка, таким как Лидия Ивановна, что происходит в голове первого попавшегося психа? Может, и надо… Но в данном случае она решила, что заморачиваться не стоит. Исчез куда-то — вот и хорошо, вот и славно.

На проходной сидела Зоя — моложавая вахтёрша в застиранном халате, когда-то имевшем насыщенный синий цвет. Зоя недолюбливала Лидию. Лидия недолюбливала Зою. По какой причине это происходило — трудно сказать, если вообще возможно. Кто-то криво посмотрел, кто-то где-то не так улыбнулся, что-то не так сказал… Никто и не вспомнит наверняка. Просто взаимная антипатия, корни которой затерялись во времени, сплетясь в не распутываемый клубок завядших эмоций.

Зоя сидела за стойкой и глядела в одну точку. Рядом лежал затасканный кроссворд, карандаш и резинка. Сколько помнила Лидия, кроссворд не менялся долгие месяцы, а то и годы. Вахтёрша решала его, потом вытирала карандашные пометки резинкой, после чего начинала решать заново. Вероятно, таким образом она самоутверждалась…

Вход в корпус не был закрыт проржавевшей металлической перегородкой, что как минимум настораживало. Обычно Зоя не спешила открывать проход Лидии. Корицына прошла внутрь, даже не доставая удостоверения. Зоя, видимо, слишком уж замечталась, или задумалась, что не пустила в след колкое замечание.

Странный день сегодня, подумалось Лидии. Ни одного врага народа на дежурстве, непонятная погоня и ещё более непонятное прекращение этой погони, и теперь вот Зоя какая-то не такая, как обычно. Хотя кто-кто, а Зоя всегда не такая, как обычно. Глупая курица.

Восьмой этаж, седьмая дверь направо по коридору. Замочная скважина и надломленная пластмассовая ручка. Пожелтевший выключатель, грязный плафон в крохотной прихожей, излучающий тусклый свет.

Лидия Ивановна повесила пиджак на ржавеющий гвоздь, сняла туфли, ощутив облегчение в ногах. Умылась холодной водой из крана над эмалированным тазом, служившим умывальником. Поставила чайник. Пока вода закипала, Лидия сбросила с тела остатки милицейской формы и облачилась в махровый халат. Свисток жалобно завизжал, напоминая о себе. Корицына надорвала пачку с борщовым концентратом, высыпала содержимое в тарелку и залила кипятком. Сметана месяц как не появлялась на прилавках рынков и магазинов, но и без неё борщ оказался достаточно съедобным. Конечно же, в нём не помешали бы ещё несколько кусочков мяса. Настоящего мяса… Да, давненько Лидия его не пробовала. Всё соевые и синтетические заменители. Ну и ладно. Они полезней, в этом сомнений нет, да и вкуснее.

Наверное…

Отужинав, Лидия направилась в спальню. Перед сном она, как и обычно, хотела пощёлкать телевизор и поглядеть какой-нибудь сопливый сериальчик в промежутках рекламы байгана. Ей повезло — чуть ли не сразу она попала на «Счастливы вместе». Показываемую серию Лидия смотрела не в первый раз. Собственно, как и все остальные. В последнее время мало что нового снимают, всё больше старьё крутят. Ну и ничего, новое — это хорошо забытое старое. Вот правда эту серию Корицына ещё не успела забыть…

Гена Букин сетовал на жену, которая без разрешения потратила его заначку на байган. Барон, поджав хвост, забился в уголке. А Лидию Ивановну крепкая рука схватила за волосы. От резкой и неожиданной боли из глаз женщины брызнули слёзы. К горлу прижалась холодная сталь десантного кортика.

Мужской голос был мягкий и молодой, словно принадлежал прилежному школьнику или студенту, в свободное время помогающему старушкам носить сумки с рынка, а не хладнокровному маньяку убийце:

— Рыпнешься, сука, я тебе колумбийский галстук сделаю. Ясно?

Лидия кивнула, насколько позволяла вцепившаяся в волосы рука. Острое, как алмазная бритва, лезвие кортика впилось в шею. Из небольшого пореза выступили капли крови.

— Он сейчас придёт. Лежи смирно.

Из динамика телевизора донёсся коллективный смех, которым режиссёры сериала приправляют несмешные шутки.

— Ну что, легавая сука, наловила сегодня врагов народа, да? Выкуси, мразь. Все вы выкусите, ох как выкусите. Мало вашему брату не покажется, — экстатически шептал молодой голос.

Лидия Ивановна слышала слова, но их смысл проплывал где-то за гранью понимания. Страх и сожаление парализовали её мозг. Если бы она не переоделась, если бы на поясе по-прежнему висел ремень с оружием… Хотя что бы изменилось? Вряд ли маньяк упустил бы шанс полоснуть по горлу жертву.

— Вы думаете, так будет всегда? Ментовские псы будут травить психокинетов, загонять в щели и выкуривать оттуда, как беззащитную дичь? Рвать наших ни в чём не виновных ребят, истреблять? Безнаказанно заниматься этим геноцидом? Ох, сука ты драная, легавая подстилка, ты даже не представляешь, что вас ждёт. Час расплаты близок. Очень близок.

Голос шептал, упиваясь каждым словом. Голос принадлежал одержимому. Человеку, который без промедлений способен лишить жизни другого.

Лидия так не могла. Поэтому и осталась в «вечных баранщиках».

— Барон! Перестань, паршивый пёс! — завопил Гена Букин на писающую ему в ботинок овчарку.

Лидия почувствовала, что держащая волосы рука чуть ослабла, лезвие десантного кортика не так сильно прижималось к горлу. Маньяк оказался фанатом «Счастливы вместе»… Или сейчас, или никогда. Корицына вцепилась пальцами в запястье, держащее кортик, насколько хватило сил выкрутила его и впилась зубами в ладонь. Адреналин стучал в висках, блокировал болевые рецепторы так, что Лидия даже не почувствовала, как вторая рука маньяка вырвала у неё клок волос. Кортик выпал из окровавленной руки, скатился по махровому халату и упал на дощатый пол. Кулак, из которого торчали вырванные волосы, обрушился на лицо Лидии. Колокольный звон в голове и снопы разноцветных искр перед глазами. Милиционерша разжала челюсти и вскочила с кровати.

Хищник и бойкая жертва встретились взглядами. В тусклом свете телевизора мужчина казался бледной тенью человека, сотканным из эфира призраком, эфемерным порождением зла. Он был бледен и худ. Он был чертовски красив. Рука с окровавленной кистью повисла, словно хлыст. Вторую он держал на уровне лица. Лидия могла разглядеть пряди волос, торчащие между сжатыми пальцами.

— Я тебя урою, — прошипела бледная тень и кинулась на Лидию.

Борьба продлилась недолго. Мужчина оказался намного сильнее. И, несмотря на травмированную руку, свалил милиционершу на дощатый пол, сковал все её движения, словно удав. Полное табачного перегара дыхание жгло безысходностью. С ужасом Лидия ощутила, как фаллос упирается в ей бедро. Маньяк шептал на ухо:

— Сейчас, сучка, подожди ещё немного. Он скоро придёт. Он не будет с тобой так церемониться, как я. Ты поймёшь. Вы все скоро поймёте…

Лидия Ивановна тихо всхлипывала, горькие слёзы катились по щекам. Она знала, что сейчас её изнасилуют. Изнасилуют и убьют…

Секунды длились часами. Ничего не происходило. Мужчина не стал задирать халат, не стал возбуждённо расстёгивать ширинку. Он лежал, обхватив её, и шептал бред. Корицына даже поймала себя на пугающей мысли, мол, конечно, такому красивому маньяку только писаных красавиц молоденьких подавай…

Половицы застонали под ногами. Неспешный, размеренный шаг.

В дверном проёме появилась фигура. Лидия узнала её. Это был уличный преследователь.

Козлобородый.

Безобидного вида мужчина в костюме тройке в широкую белую полоску и несуразном котелке на голове подошёл к скованной Лидии и присел рядом. Милиционерша с ненавистью и страхом смотрела в его апатитовые глаза. В них не сложно было прочитать надменность и торжество.

— Ну и устроили бардак вы тут с Серёгой, — прозвучал баритон козлобородого усача. — Оу, где же мои манеры? Меня зовут Афанасий Михайлович Махно. Таким именем наградили меня родители. Друзьям и цепным псам я разрешаю называть себя Дядя Афанас.

Лидия молчала. Последние надежды выйти живой из этой передряги развеялись окончательно. Преступники в подобных ситуациях делятся именем лишь с одной целью — чтобы жертва унесла это имя в могилу…

— А ты не очень-то и разговорчивая, как я погляжу, — заключил он.

Лидия тысячи раз видела в сериалах и фильмах, как закованная жертва плюёт в лицо мучителю, когда тот подходит к ней, чтобы насладиться своим триумфом. Лицо мужчины в котелке как раз находилось на расстоянии плевка. Вот только Корицыной не хватило духу плюнуть. Пенис «Серёги» всё таким же зловещим колом упирался в бедро, а заломленные суставы предательски ныли. Как же всё-таки далёк от жизни кинематограф…

— Я бы тебя с радостью удушил, — признался козлобородый. — Но у меня на тебя особые планы. На самом деле, я недавно взглянул на своё отношение к вашей породе под другим углом. Познакомился с твоим коллегой — молодым парнем. Он оказался очень даже приятным собеседником и достаточно порядочным, если спросите меня, имеющим некоторые представления о кодексе… чести… Правда, он так и не представился. Но ты ведь сама понимаешь, легавая сука, что в любом правиле есть свои исключения. Его я не буду трогать какое-то время. Может быть, даже переманю на свою сторону. Задатки помощника есть. Но всем остальным придётся не сладко. Ох как не сладко…

От мужчины сильно пахло сигаретами.

— Вы психокинеты? — выдавила из себя Лидия.

— Догадливая, — прошипел Серёга.

— Мой пёс, — козлобородый кивнул на заточителя Лидии. — Телекинет второй степени. Славный малый. Всю эту возню, которые вы тут развели… Это он так играется. На самом деле он просто мог связать тебя летающей верёвкой до того, как прикоснутся выпуклыми штанами. И не обольщайся, у него на тебя не стоит. У него вообще ни на кого не стоит — сильно много байгана для взрослых в детстве перенюхал. В трусах он держит резиновый фаллоимитатор, чтобы казаться своим жертвам настоящим мужчиной…

— Дядя Афанас, шеф, зачем ты… — промямлил Серёга.

— Заткнись, пёс, — поставил его на место Афанасий. — Весь этот цирк можно было не устраивать. Мне достаточно подойти к ней на нужное расстояние.

— Дядя Афанас… — заскулил Серёга.

— Я всегда даю тебе то, что ты просишь, ведь так? — словно отец нерадивому сыну произнёс Махно.

— Да, дядя, я не хотел огрызаться, — всхлипнул Серёга. Его слёзы, словно кислотой, обожгли шею Корицыной.

— Так, на чём это я остановился… — продолжил Афанасий. — Ах да, психокинетика. А вот я, к примеру, телепат третьей степени.

Лидия Ивановна была готова к подобному повороту событий. Вряд ли телекинет второй степени лизал бы зад тому, кто слабее его по психокинетическим способностям.

— Зоя, — осмелилась подать голос Лидия. — Она под… влиянием… просто пропустила… меня?

— А ты и вправду догадливая, — ухмыльнулся козлобородый.

— Думаешь… сойдёт с рук? — Лидия собрала всю волю, всю смелость, все остатки душевных сил в кулак. — Ты думаешь, уйдёшь отсюда безнаказанно? Да вы со своим «псом» уже такой психокинетический след оставили, что вся милиция города скоро здесь будет! И тогда не нам — ВАМ мало не покажется!

— Ах-ха-ха, сучка, ха-ха-ха! — зловеще рассмеялся Серёга, обжигая милиционершу пепельным дыханием.

— Это уж вряд ли, дорогуша, очень вряд ли, — серьёзно сказал мужчина в костюме тройке. — Скажи, сколько за сегодняшнюю смену психокинетов вам удалось отловить? Можешь не утруждаться открывать рот, ведь ответ очевиден. Ноль. Я научил своих благородных братьев прятаться от вас. Сегодня день начала Великого Возмездия. Сегодня день начала конца вашей байгановой диктатуры. Сегодня первый день краха дагонского террора!

Лидия хотела спросить, как это возможно. Каков механизм маскировки психокинетической деятельности. Но все вопросы застряли в пересохшем от страха горле. Этот сладковато-металлический привкус страха… Лидия и без того знала достаточно, чтобы умереть.

— Но что-то мы с тобой заговорились, — почесал бородку телепат третьей степени. — Пора дело делать.

Лидия Ивановна зажмурилась. Она была готова принять смерть. Но вместо этого приняла нечто гораздо худшее.

Тысячи психокинжалов вонзились в её мозг. В дыры хлынули потоки чужого сознания. Оно обволакивало собой всё, навязчиво проникало в трещины подсознания, заполоняли, заслоняли, засоряли, загромождали всё на своём пути. Взбунтовавшиеся мозговые клетки усмирены. Нейронные импульсы забегали в такт чужой воле.

Баранщица ОБООП Лидия Ивановна Корицына больше не принадлежала себе…