Файл ТМ

Глава 2

В тот солнечный летний денёк я решил погулять по городскому парку, где не бывал с 2055— ого года. Когда— то я искренне любил это место и вот сейчас меня захлестнул порыв ностальгии. Наш городской парк всегда был необычайно красивым местом…, наверное, любой горожанин любого населённого пункта точно так же сказал бы про зелёную зону своего города, но мне, почему— то, всегда казалось, что именно в моём родном городке, самый лучший самый красивый парк. В трудные минуты молодости я частенько приходил сюда. Подышать свежим воздухом, посмотреть на счастливые парочки, улыбающихся людей, послушать шум листвы…, и в детстве я делал точно так же. Было ли мне тоскливо или одиноко – здесь этот негатив всегда пропадал. Будто сами деревья вытягивали тоску из души, как тянут они воду из земли. Кто— то в городской администрации очень грамотно умел планировать расположение таких вот зелёных зон. Он или она, скорее всего, ушёл на пенсию ещё до моего рождения, ведь, насколько я знаю, парк обустроили ещё в «дикие времена» (вообще, 90— е прошлого века, время становления «демократической России», а в народе вот более прижилось словосочетание, намекающее на внутреннюю суть тех дней). Творение этого неизвестного чиновника до сих пор радовало людей, а кому— то и помогало справиться с душевными травмами. Чудесное место и человек его построивший был настоящим мастером своего дела. Всё— таки благоустройство городских улиц вещь тоже не простая. Просто посадить деревья любой дурак может, а так что бы пришёл потом человек, глянул на это всё и не захотел бы отсюда уходить, потому что душа поёт, сердце трепетно сжимается – тут далеко не каждый справится, тут мастер нужен.

Парк не был особо большим, но стоило войти в него, и ты терял ощущение пространства. Словно в настоящей зелёной стране оказался. Казалось, сколько не иди, а впереди так и будут тесниться деревья, и так же они будут тихо шуршать листвой своих пышных, даже величественных крон. Узкие асфальтированные дорожки, пронизывающие всю территорию парка, только усиливали это впечатление. Кое— где здесь имелись ажурные скамеечки – их, наверное, специально для влюблённых ставили. По крайней мере, влюблённые парочки их очень уважали. Я хорошо их запомнил. Всегда блистающие свежей краской, летом увитые цветущими лозами толи винограда, толи ещё какого— то растения (вьюн от винограда я отличаю, но редко и иногда путаю с плющом). А ещё в нашем парке имелось маленькое чудо. Посредине парка, там, куда выводили все дорожки, размещался маленький овальный пруд. Летом и часть осени, там всегда плавали самые настоящие лебеди. Белые как снег, гордые, величавые птицы. Когда был поменьше, я очень любил смотреть на этот пруд, на плавающих по его зеркальной поверхности, удивительных белых птиц. Всё— таки не зря лебедь, в далеком прошлом, был символом моего народа. Русского народа. Очень красивая птица. Даже загадочная. Глядя на них, всегда так хорошо думалось…, ну, пока не стал старше. Там я, увы, поддавшись порокам общества, к лебедям приходил всё чаще с пивом, так что думалось уже не так хорошо как в детстве…, когда— то давно, этот парк был тихой гаванью, обителью покоя посреди повседневной суеты и городского шума. Так было раньше.

За 14 лет моего отсутствия, парк изменился. И далеко не в лучшую сторону. Похоже, городские власти совсем перестали приглядывать за тихой гаванью нашего городка. Ныне в дневное и вечернее время парк заполняли подвыпившие компании, бомжы, алкаши и бродячие псы. Рано утром парк пустовал. В это время он напоминал кладбище надежд, причём любых. На дорожках валялись битые, иногда целые бутылки, пивные банки, окурки, обрывки газет и другой подобный мусор. Когда— то к парку было приписано сразу два дворника…, наверное, у города кончились деньги. Или совесть.

За деревьями больше никто не ухаживал, и маленький лес рос, как ему на душу ляжет. Аккуратные лесопосадки обратились дремучей чащобой. Аллеи, прикрытые пышными кронами, сквозь узкие просветы в которых, падали тоненькие золотистые лучики солнечного света, сейчас походили на тоннели лабиринтов из древних греческих легенд о минотавре. Сквозь пышный свод листвы, свет больше не проникал. Живой тоннель из листьев, слабо трепещущих в темноте…, как же тут, наверное, бывало жутко по ночам. Впрочем, тут действительно по ночам было чрезвычайно жутко и вообще, мелькать не стоило. Кроме внешнего вида в парке многое изменилось. СМИ не умолкали о том, что творится здесь по ночам. Полиция, наверное, ненавидела парк – вечный источник всё новых и новых безнадёжных дел. Убийства, грабежи, изнасилования, всё это теперь наполняло место, где я отдыхал душой в детстве, юношестве. Конечно, наш тихий парк и раньше становился объектом пристального внимания полиции – место тихое, для преступника любого толка, такое место практически приглашение зайти на огонёк. Но раньше такие события в парке были громадной редкостью, нонсенсом и мгновенно становились поводами для разнообразных слухов и сплетен. А теперь…, за последние 3 года, в парке оставили кровавый след сразу два маньяка. Молодёжные разборки с поножовщиной стали обыденностью. Да что там щеглы, бешенные от своей гормональной нестабильности (у подростков такое бывает – гормоны брызжут, кровь кипит), парк стал неофициальном местом стрелок серьёзных криминальных авторитетов города. А их разборки порой кончались и стрельбой. Ложь или нет, но пока я был в городе, дошла до меня сплетня, что очередная такая разборка кончилась тремя трупами, разрезанными надвое лучом лазера. Официально ничего такого не было, просто постреляли бандиты друг в друга из привычного огнестрела, да и город наш – провинция поселкового типа, но кто его знает…, я ведь не понаслышке знал, что ручное лазерное оружие уже существует и даже кое— где активно применяется. Как долго власти разных стран и объединений на вроде ООН смогут скрывать факт существования таких видов оружия? Мой мир менялся, но тогда я этого не слишком— то и замечал. Да, собственно и плевать мне было.

Несмотря на то, что я знал о печальной судьбе главной зелёной зоны города, я всё же решил посетить парк. Душа жаждала вновь услышать шум листвы, лицезреть величественных лебедей, спокойно и важно, плавающих в пруду. А маньяки, молодёжь полоумная и одуревшие от своей безнаказанности бандиты – плевать мне было на них. В их же интересах, было не отсвечивать в моём присутствии. Офицер «Кондора», доживший до окончания контракта, да ещё и уволенный в запас с повышением в звании и пачкой наград…, эх…, вот некстати вспомнилось…

Ну да бог с ним, думаю, стоит упомянуть. Было дело, после одной операции, когда погиб Шарик (он сам требовал звать его Шар, но народ у нас в отряде был весёлый, так что Шарик часто на нас злился), полковник ушёл в нашу увольнительную, с нами. Всем отрядом тогда поминали братана своего. За успех операции ни один из нас тогда не выпил. Какой к чёрту успех, если один из нас с задания не вернулся? Командование поблагодарило, наградило, задачу «Кондор» выполнил, только для нас это было чистым поражением. Вот и поминали мы Шарика…, полкан, тогда укушался не слабее прочих. Был у нас с ним пьяный разговор и запомнился мне он очень хорошо, хоть и был я не трезвее полковника. Не хочу рассказывать вам всё. Многое не слишком мне приятно, да и то, что вспомнилось, тоже приятным не назовёшь, просто…, мне кажется важным именно это, последние слова полковника, перед тем как он вырубился.

Не скажу дословно – не так хороша моя память. Но суть была проста – кондоры, не должны покидать службу. Полковник считал, что мы опасны для общества и наша судьба воевать всегда, пока не ляжем на поле боя. Он тогда сгрёб меня за шкирку и зарычал прямо в ухо:

– Старыми! Мы должны оставаться там, в бою, но старыми! Не молодыми Серый. Старыми!

Вот так. Полковник считал, что нельзя нас выпускать. Почему? Андрей доказал на ярком примере, насколько опасны могут быть боевые офицеры «Кондора». Я иногда думаю про это. И, к сожалению, с каждым годом всё больше соглашаюсь с полковником. Мы ведь не умеем иначе. Годы тренировок, службы – стоит чуть ослабить контроль, и начинаешь действовать на автопилоте. Так, как учили. И тогда на пути кондора лучше не становиться. Нас учили не мордобою, а быстрому уничтожению противника, продвижению вперёд и такому же быстрому отступлению, что бы после выйти к месту эвакуации…, стоит забыть о том, что ты уже не там, что перед тобой не враг, а просто гражданский придурок и появляются трупы, с морем проблем…

Слишком долго я прожил, что— то философские мыслишки донимать начинают…

– Крэдок твою мать! Не мешай, я потом гляну. – Произнёс печальный молодой солдат.

– Серёжа, муууррр, можешь глянуть потоммммм. Но мне бы хотелось мррр, знать какой именно частью своего тела, ты будешь смотреть потом, когда это искривление развалит корабль на кучу атомной пыли? – Произнёс некто, мягко ступавший по верхней панели единственной бортовой нейро активной капсулы.

– Мля… – Сказал, солдат, бывший главным и единственным пилотом корабля, стукнув кулаком по левой сенсорной панели. – Крэдок, умеешь ты настроение поднять. Не зря ты рыжий. Лан, секундочку, только вырублю эту хренотуру.

– Серёжа, тебе рррасказать где у неё кнопочка отключения?

– Иди нафиг.

Рыжая мордочка, недовольно сморщенная, показалась над краем входного отверстия капсулы и оскалив зу………………………………откл;%;:?бюче№»ние№;:?%%:ы*?(«№,…………………….

Так, остановился я на парке…, а, да, я решил навестить это место. Выпив коньяку (не ради пьянства, просто, что бы вспомнить, как это пить дешёвый коньяк дома у себя на кухне), в радужном расположении духа я отправился навещать старый городской парк. Оставив машину на стоянке в паре кварталов от парка, довольно таки весело насвистывая, я двинулся к цели своего маленького путешествия. Уже издалека завидев парк, я начал терять хорошее настроение с каждым своим шагом. Когда— то вблизи парка было официально запрещено строить здания выше двух этажей. Первое что меня неприятно поразило это наличие сразу трёх высоченных громадин по периметру парка. Причём одна плотно загораживала, чуть ли не половину всего зелёного массива. Не ровен час – снесут парк, и построят на его месте ещё один такой же памятник архитектурной импотенции.

Когда добрался до него, то первым делом двинулся по одной из главных аллей. Их тут было четыре и от множества извилистых асфальтированных дорожек они отличались только шириной и были прямыми як стрелы. Они вели прямиком к пруду в центре. Так я, не спеша, по аллее этой и шёл. Свистом подавился меньше чем через минуту. Было тихо, ветер слабо шевелил листву деревьев, лениво гнал по дорожке кипы смятых бумажек – помню в первый момент, мне показалось, что я иду по Андае. Была такая деревенька, городского типа, в Сомали. Жители её бросили, а нескольких черноликих местных воинов, что там окопались, мы уже положили. Деревню зачистили и вот пока ждали, чего решит командир, просто болтались там, осматривали улицы, дома. Двое торчали на крышах, контролируя периметр, а остальные бездельничали, бродили по опустевшей местности. В штабе никак не могли решить, толи выводить нас, толи организовать засаду, толи двинуть отряд в джунгли. В конце концов, послали в джунгли, но речь не о том. Пока мы ждали и шатались по окрестностям, меня не покидало чувство, что всё вокруг мертво и кроме нашего отряда, живых нет в радиусе минимум полусотни километров. Даже показалось, что ещё немного, и мы тоже сгинем в этой деревне, немного похожей на город. Просто в воздухе растворимся, и останется этот брошенный людьми посёлок, пустым призраком. Жуткое было чувство. Вот и в парке я ощутил то же самое.