Фатальное колесо

Глава 4 На стрелку нам в натуре снова

После школы меня уже ждали.

Это было естественно и легко прогнозировалось. Вот если бы не ждали – было бы странно. А так – группка человек из шести-семи во главе с «джинсовым» неадекватом демонстративно отиралась возле школьного забора, грозно потирая руки и поплевывая окрест себя.

Пионерские галстуки сняли. Мелочь, а приятно. Не хотят позорить символ борьбы за дело коммунистической партии непотребством всяким.

Собственно, по всем законам школьного социума бить меня никто не собирался. Первоклашек не бьют. Их «ставят на место», если требуется, конечно. Впрочем, даже до этого, как правило, не доходит. Не та публика, чтобы дерзить. Низшая ступень пищевой цепочки. Без права голоса и тем паче без права на свершение более или менее значимых поступков.

Но уж коли вышла такая печалька, вселенский баланс должен быть восстановлен. Любым путем. Хотя и не без своеобразного благородства.

Справедливости ради надо заметить, что нарушитель миропорядка не ставится в абсолютно безнадежную ситуацию. В школе кроме центрального есть еще два выхода – у спортзала и через столовую. Нормальный среднестатистический первоклассник, заметив грозную демонстрацию силы у ворот, обязан струсить и рвануть в обход – через кусты-заборы к мамочке под юбку. Это нормально. Дело тогда спокойно можно считать закрытым, а совесть чистой. Ну, будут слегка в дальнейшем попинывать при встрече, но это – сам виноват. Не нарушай «табели о рангах». Тем более так борзо.

Только меня такой расклад ни в коей мере не устраивал.

Настало время ломать традиции.

Я вышел через парадный вход и ровным шагом направился к открытым воротам.

– Эй, малой! Сюда иди…

Ничего не меняется в этой жизни! Даже фразы. Ни в будущем, ни в прошлом. А менять надо, господа. Свежеет ветер перемен. Он прилетит, прогнав ветра измен…

Я остановился перед «джинсовым» терпилой, держась руками за лямки до боли знакомого ему ранца.

– Иди сюда, я сказал!

Надо же, слова переставил! Прогресс. Собственно, я уже пришел. Стою здесь, куда просить изволили. Нагло рассматриваю потрепанное ухо своего собеседника.

Ну, раз первоклашка так туп, что не сообразил удрать, «кто не спрятался – я не виноват». Предводитель пионерского беспредела, рыкнув для убедительности, схватил меня за шиворот и потащил за угол школы. Соратники потянулись вслед, старательно изображая «уркаганский» шик, высмотренный, по всей видимости, в черно-белых сценах довоенного кинематографа, – оглядывались воровато, не прекращая сплевывать на ходу.

Молча препровождать меня к месту казни «джинсовому» показалось не так эффектно, поэтому по дороге он стал нагонять жути: «Ну сейчас… Ну все… Сейчас все…»

Что-то совсем плохо у парня с лексиконом. Благо идти было недалече и словарного запаса хватило. Он приволок меня на пустырь за углом и тут же прижал к кирпичной стене левой рукой. Правую сжал в кулак и поднес к собственному правому уху. Как лук натягивал. «Страшно» выпучил глаза:

– Ты что, шкет, совсем охренел?

С козырей зашел. Ошибка. Самое верное решение для него было бы молча надавать мне по ушам, развернуться и величаво удалиться с чувством выполненного долга. А так – начинается вербальный контакт. А здесь примитивная мускульная сила может и растерять свое определяющее значение.

Ну, что дальше?

Пока молчу и смотрю ему прямо в глаза. Нагло и вызывающе. Для приматов – это угроза. Во взгляде у злодея мелькает легкая неуверенность. Что-то неправильное происходит в этом мире. Диссонанс. По идее я должен сразу же получить психотравму от страшного ругательного слова, закрыть лицо руками, просить пощады и так далее. При таком раскладе все просто: опять же получаю по шее, пинком под зад – и все, дело можно сдавать в архив.

Однако программа начинает давать незапланированные сбои.

– Ты что, – экзекутор решает зайти с противоположного фланга, – в репу хочешь?

Тот же козырь, но, правда, чуть помельче.

И, разумеется, опять без ожидаемого эффекта. «Джинсовый» непроизвольно даже встряхнул меня несколько раз, инстинктивно пытаясь вернуть «непонятку» к реальности. Мол, «ты это… давай… не безобразничай тут».

Ладно, не буду безобразничать.

Вернусь к реальности. Только в другом измерении. В своем.

Замечаю в «группе поддержки» прыщавого верзилу, который давеча у спортзала пытался заступиться за обиженного товарища. Обладатель пестрой физиономии неумело подкуривает мятую «беломорину», всем видом демонстрируя равнодушие к происходящему.

Указываю на него левой рукой.

– Чего? – «Джинсовый» недоуменно озирается.

– Пусть он скажет, – теперь я смотрю в глаза прыщавому.

Тот неожиданно кашляет, подавившись дымом.

– Чего скажет?

– Пусть он скажет, – стараюсь говорить внятно, хотя собственный адреналин все же меня потряхивает, – пусть скажет, был РАСЧЕТ или нет.

– Какой расчет? Чего ты лепишь?

– Обыкновенный РАСЧЕТ. Я тебя спрашивал у спортзала: «В расчете?» Ты сказал: «В расчете». Мы пожали руки. При всех. Пусть он скажет, был расчет или нет.

А вот сейчас все уже становится гораздо сложнее! Партия переходит в качественно новую систему координат. На новый уровень. Здесь соучастники автоматически превращаются в свидетелей. Если вообще не в суд присяжных.

Мальчишек хлебом не корми – дай поиграть в понятия, традиции и законы. И не суть, что эти самые правила порой придумываются тут же, на месте. Всегда солиднее выглядит тот, кто с многозначительным видом изображает компетентность в этих вопросах. А это, на секундочку, уже категория статуса. Того самого социального статуса, за который в этом возрасте происходит постоянная и бескомпромиссная грызня в любой компании подобного розлива.

Поэтому упорствую, злонамеренно провоцируя долговязого:

– Расчет был или нет? Чего молчишь? Твое слово.

Давай, красавец, реагируй. Ведь это твоя пара очков авторитета. На пустом месте. За так – только руку протяни…

– Был расчет, – бурчит прыщавый, сообразив наконец о собственных дивидендах, – все верно, Хома. РАСЧЕТ был.

Хороший мальчик. Правильное решение. Теперь мой выход:

– Руку убрал… Хома!

От моей наглости у «джинсового» округляются глаза:

– Ты ч-чего борзеешь?

– Раз кент ботает за расчет, не в мазу поцем кипешевать. – Я рывком освобождаюсь от захвата. – Западло фраеру гнусом по жиле штырить.

Если честно, этот набор белиберды, похожий на блатной жаргон, я придумал заранее, просчитывая планируемое развитие хода событий. Даже стишок один вспомнил, который одно время метался по Интернету.

– Опа-опа, – делает «охотничью стойку» парень, приятными чертами лица напоминающий девчонку. – Это что, по фене? И что значит?

Здесь они тоже – липнут как мухи на мед! Вот откуда у них такая тяга к блатной романтике? Исторические корни каторжных предков? Славянский бунтарский дух?

– Если расчет был, конфликт по понятиям исчерпан, – перевожу я, – негоже правила нарушать, господа хорошие!

– Завально! А ты че, как это, по фене ботаешь? Кто научил? Слышь, а еще скажи чего-нибудь.

«Джинсовый» уже оттерт в сторону – причина толковища забыта. У мальчишек горят глаза как перед новой игрушкой.

– Да пожалуйста: летит малява беспонтово, мотор порожняком гичкует, на стрелку нам в натуре снова, но бог не фраер – он банкует.

– А это чего значит? – ревниво бурчит «джинсовый», пытаясь набрать потерянные баллы.

– А это значит… Летит письмо – не жду ответа, и сердце попусту страдает. Свиданье нам… возможно ль это? Господь – владыка. Он решает.

Радостно ржут. Один даже подпрыгивает на месте от возбуждения, радостно шлепая себя по ляжкам.

– Слышь, малой, а тебя как звать-то?..

Я поздравил себя с приобретением новых знакомых. Ведь неплохие в целом парни.

Пионэры…