Фантом

Владимир ГУБАРЕВ

"ФАНТОМ"

Сюжет этой повести родился в Чернобыле. Конечно, у ее героев есть прототипы, но я не ставил себе целью точно следовать за конкретными событиями и характерами реальных людей. Литератор обладает правом на художественные обобщения, и этим я воспользовался...

Автор

Журнальный вариант.

Сначала появляется зарево. Оно разгорается, и вот уже ослепительно белый вал катится к городу. Огонь обрушивается на дома, улицы, вспыхивают стоящие у тротуаров автомобили...

Огненный вал прокатывается по городу. Остается только потрескавшаяся, будто в морщинах, земля и одинокая фигура девушки в белоснежном платье. Она бредет по уже не существующей улице, и Кардашов узнает свою дочь - Марию...

Эрик Николаевич просыпается. Проводит ладонью по лбу, на котором выступили капельки пота, протягивает руку к выключателю. Часы показывают половину третьего. Он тяжко вздыхает и медленно встает.

На кухне Эрик Николаевич ставит кофе, закуривает и смотрит в окно на спящий город. В одном из окон горит свет, мелькают за занавесом тени танцуют. Наверное, там свадьба.

Из спальни выглядывает Светлана.

- Опять? - спрашивает она. Он молча кивает.

- Я принесу снотворное.

- Это же вредно, - возражает он.

- Но ты теперь не заснешь. Бессонница вреднее. Врачу можешь поверить.

- Неси... Но чашку кофе я все-таки выпью.

- Я сейчас. - Светлана исчезает. Вновь этот сон. Он приходит редко, два-три раза в год... Один-единственный сон... Других не бывает... Ведь добрых два десятка лет прошло с тех пор, когда он, Кардашов, еще совсем молодым инженером приехал на полигон в Семипалатинск. Там он увидел этот самый огненный вал.

- Самое страшное - термоядерная война, - сказал вслух Эрик Николаевич, и Светлана, войдя на кухню, услышала эту фразу.

- Опять?

- Я всегда буду это повторять, потому что действительно ничего страшнее нет.

- Выпей таблетку и забудь... - Светлана протянула ему снотворное и воду в стакане.

- Ты, Светка, у меня красивая!

- Не подлизывайся... Лучше дай мне поспать, в семь уже вставать...

- Нет, я серьезно!

- Ну, хорошо. Возражать не стану. Раз ты так считаешь... Пей.

И в это мгновение раздался резкий телефонный звонок.

Светлана сняла трубку.

- Слушаю... Да, да, дома... Нет, не спит... Конечно же, странно... Тебя. Она протянула трубку мужу.

Кардашов услышал взволнованный голос ночного директора станции.

- Эрик Николаевич!.. Тут что-то непонятное... Тимофеев приказал немедленно вам сообщить... Фон вырос в пятьдесят раз...

- Выброс? Где? На первом блоке? - быстро спросил Кардашов.

- В том-то и дело, что не у нас. Тимофеев так и сказал: "Передай Кардашову - не у нас"...

- Где он? Где он сам?

- Куда-то уехал. Сказал через полчаса будет здесь... Считает, что...

- Подробности потом. Буду через двадцать минут... Вызов по форме два, понял? Не по первой, а по второй... Только руководство АЭС, понял?

- Форма - два... И еще: на юге области выше втрое, зафиксирована "грязь". Это данные из гидромета...

- Действуй, Кузьмич! И начальника гражданской обороны не забудь. А пока никому ни слова, ясно?

- Так точно! - ответил ночной директор.

Кардашов налил кофе, стоя выпил его. Светлана молча следила за каждым его движением. Наконец, она не выдержала:

- Что все-таки случилось?

- Не знаю. На всякий случай предупреди свое руководство, чтобы были наготове... Тревога по форме - два. Поймут... - Кардашов направился в ванную, быстрыми, привычными движениями намылил щеки. Начал бриться.

- Ты можешь прямо сказать, что произошло? - Жена приготовила полотенце.

- Думаю, учебная тревога. По линии гражданской обороны. Так и объясняй, если будут звонить... Обязательно будут...

Кардашов надел белую рубашку, повязал галстук, на секунду остановился у двери.

- Ты действительно красивая, моя женушка, - он широко улыбнулся. - И запомни - учебная тревога.

Светлана видела из окна, как Кардашов быстро пересек двор, открыл дверцу "Жигулей". Машина резко взяла с места.

Соловьев въехал на тротуар у самого подъезда. Выскочил из машины, вбежал на лестничную площадку. Лифт не работал. Он чертыхнулся и стремительно поднялся на пятый этаж. Ключ почему-то не слушался - дрожали руки.

Наконец, дверь поддалась, и он ввалился в квартиру.

- Готова? - Соловьев задыхался.

- Что с тобой? - Жена уже была одета.

- Лифт не работает... Деньги, побрякушки свои взяла?

- Вот только паспорт не могу найти...

- Черт с ним!.. Дети?

- У себя... И там еще Паша...

- Идиотка! Я же сказал - молчок! - вспылил Соловьев. - Ты что, ничего не соображаешь?!

- Они же наши соседи и друзья... Я не могла... Клава не поедет, просила Пашу взять... А она будет ждать Сергея...

- Быстро вниз. Скоро перекроют дороги. Ты что, не понимаешь этого?!

- Но что случилось? - Жена с тревогой смотрела на мужа, который рылся в ящике серванта. - Что все-таки случилось?!. И где ты взял машину? Служебная?

Соловьев даже не повернулся на ее слова.

- Служебная? - повторила жена.

- Выводи детей. Чемоданы я захвачу... Быстрей!

- Я никуда не пойду, пока не объяснишь! - Жена демонстративно поставила у входной двери табуретку и села на нее.

- Не болтай глупостей, - перебил Соловьев, - сейчас не до выяснения отношений... Едем в Москву, машину взял у Пророкова, он все равно в отпуске далеко... Потом объясню... Быстрее... Выводи. Уместимся.

Выскочили из своей комнаты дети. Две дочки - близняшки. И угловатый мальчишка - Паше три дня назад исполнилось восемь лет.

- В Москву! В Москву! - заверещали дочки.

- В машину. Вперед! - распорядился Соловьев. - И на лестнице потише, не надо будить соседей. Слышите, потише!

Все гурьбой двинулись вниз.

Через несколько минут "Жигули" выехали из города. На мосту Соловьев чуть притормозил - навстречу мчались четыре мотоциклиста. Жена оглянулась - отсюда, с моста, был виден город и станция. Город спал, а над станцией стояло зарево.

- Пожар? - испуганно спросила она.

- Пожар, пожар, - мрачно заметил Соловьев.

"Жигули" набирали скорость на пустынном шоссе. На востоке уже начало светать. Но позади еще долго виднелось зарево. Оно неподвижно стояло над лесом, куда нырнула машина.

Вскоре впереди появились бронетранспортеры. Их было шесть штук. И сразу же за ними - колонна "уазиков".

- Милиция, - сказал Соловьев, - сейчас перекроют шоссе... Но, кажется, мы проскочили...

Навстречу им на огромной скорости с включенными фарами и прожекторами неслись пожарные машины. Соловьев вынужден был остановить "Жигули", чтобы пропустить их.

Над лесом зарево разгоралось все сильнее.

В кабинет Кардашова заглянула секретарь.

- Может быть, кофе? - спросила она.

- Людочка, а вы какими судьбами? - удивился директор.

- Подумала, что могу понадобиться....

- Спасибо, Четыре кофе, пожалуйста, - попросил Эрик Николаевич. - Люда великолепно его готовит, - обратился он уже к тем, кто сидел за его столом.

Их было трое. Самойлов - заместитель Кардашова. У него небольшая бородка, коротко постриженные усики. Казалось, ими он старался прикрыть свою молодость. Ведь Самойлову еще не исполнилось и тридцати, а уже заместитель директора АЭС... Капитан Недогонов, поджарый, чувствовалась сразу военная косточка, хотя он был в цивильном костюме. Начальнику гражданской обороны станции носить форму не положено... И ночной директор - пожилой человек, которого на станции все звали Кузьмичом. Он уже давно на пенсии, здесь на АЭС подрабатывал все-таки четыре дочки плюс семь внуков: какой же пенсии хватит? Дочки и их мужья работали на станции, вот почему Кардашов так легко согласился его взять ночным директором.

На столе расстелена карта области. Недогонов искоса поглядывал на нее. Самойлов вертел в руках карандаш, а Кузьмич смотрел на директора, который расхаживал по кабинету.

Молчали.

Кардашов дернул за шнур, шторы раздвинулись, и за окном открылась панорама станции - все ее четыре блока. Огромные корпуса "миллионников" были как на ладони - административный корпус вынесен на холм, чуть в сторону, а оттого как бы нависал над станцией.

- Может, позвонить в Москву? - нарушил затянувшуюся паузу Самойлов. - Они должны нас информировать.

Кардашов не ответил. Он смотрел на станцию.

- Сначала подумали, что это у нас... - Кузьмич будто оправдывался, - но Тимофей Тимофеевич четко сказал: у нас порядок, все происходит на юге, но я должен проверить...

- Странно, что Тема не дает о себе знать, вот уже сорок минут ждем, заметил Самойлов.

- Работает... - перебил Кардашов. - Будем ждать...

- Попробую связаться со своей линии, может, у них что-либо новое? неуверенно сказал Недогонов и подошел к креслу директора, но не сел, а попытался через лампу дотянуться до телефона.

- Садись, садись, - усмехнулся Кардашов, - я не боюсь за свое кресло...

Кардашов нервничал, хотя и старался скрыть свое волнение от остальных. Его худощавое, гладко выбритое лицо хорошо выражало все, что он чувствует. Впрочем, Кардашов никогда не скрывал своих эмоций. Он всегда смотрел своими голубоватыми, посаженными вглубь глазами на собеседника, и от этого холодного, пронзающего взгляда становилось как-то не по себе. И Недогонов смутился...

- Да я так...

- Садись, - приказал Кардашов, и капитан тут же подчинился. - Звони и попытайся хоть что-нибудь узнать, нельзя же просто так сидеть!

Недогонов набрал номер.

- Это я, Недогонов. Мне нужны данные по... Да, да, понимаю... Слушаюсь... Есть, товарищ полковник!.. - Недогонов смущенно положил трубку.

- Ну что? - спросил Самойлов.

- Да послал его к черту этот полковник, - Кардашов помрачнел. - Играют в прятки. И сами не знают с кем...

- Он сказал, чтобы я угомонился и шел спать, - сказал Недогонов. - И приказал его не беспокоить, мол, оснований для этого нет...

Кардашов глянул на часы, которые показывали почти пять часов, и решительно направился к телефону.

- Москва? Дежурный? Это что - вы, Николай Иванович?..

С Кардашовым разговаривал начальник главка Николай Иванович Стрельцов.

Он сидел за пультом дежурного по энергосистеме, властно захватив его место. Молодой инженер что-то пытался объяснить столь высокому начальству, но Стрельцов сделал ему знак замолчать.

- Не высовывайся, Кардашов. - Лицо Стрельцова начало краснеть, на лбу выступили капельки пота. - Ты пытаешься первым попасть в рай... Нет, я не шучу! Неужели ты думаешь, что я больше знаю?!. Сиди у себя тихо и меряй!.. А потребуется, вызовем!.. Да пойми же, не знаю. - Стрельцов начал злиться, его круглое лицо покраснело еще сильнее, что свидетельствовало о большом гневе начальства, но он пока сдерживался. - Да, я понимаю, что тебе, Кардашов, нужна информация... Но у меня ее нет!! Понимаешь - нет?! Знаю, что лететь надо туда, рейс заказал - вылетаю вместе с комиссией... Впрочем, почему я перед тобой должен отчитываться?! Пока, не мешай! - Стрельцов бросил трубку.

Кардашов недоуменно посмотрел на телефон. Честно говоря, он не ожидал, во-первых, услышать голос Стрельцова, ну и, во-вторых, что Николай Иванович будет разговаривать с ним таким тоном - не принято это в их министерстве...

- Видно, на юге серьезные делишки... - сказал он вслух о том, что подумал, когда Стрельцов бросил трубку, - очень серьезные делишки... - повторил Кардашов.

- Значит, ждать нельзя, - резюмировал Самойлов.

Директор вопросительно посмотрел на своего заместителя; мол, тебе все ясно?

- Думаю, наши коллеги подрастерялись, - объяснил Самойлов, - ждать, значит, следовать их примеру. Вот и все!

- Если бы знать, - заметил Недогонов.

- Что именно? - встрепенулся Кардашов. - Пока узнаешь... В общем, принимаем такое решение: поднимай свою службу по боевой тревоге. Лучше перестраховаться...

- Не имею права, - возразил капитан, - у меня есть приказ ждать. Я не имею права.

- А что же ты тогда можешь? - Самойлов внимательно посмотрел на капитана. - У тебя хоть какие-нибудь права есть?

- Максимум: могу объявить учебную тревогу. Чтобы, так сказать, проверить аппаратуру, кое-какое оборудование. Только для профилактики.

- Тогда действуй, - распорядился Кардашов, - а ты, Кузьмич, вызови начальника пожарной части, - обратился он к ночному директору.

Капитан Недогонов незаметно вышел из кабинета.

- Судя по тем клочкам информации, что у нас есть, - размышлял Самойлов, там открытая зона... Уж больно высока активность...

- Не может быть! - быстро среагировал Эрик Николаевич.

- Верно. Такого не может быть, - согласился Самойлов.

- Но мы должны рассчитывать на этот самый вариант, тот, который не может быть... - размышлял вслух Кардашов. - Именно потому, что не может быть... Подождем Тему. По-моему, он должен явиться с минуты на минуту. Понимает, что мы его ждем...

Дверь распахнулась. Тимофеев услышал последние слова Кардашова.

- Конечно. Но раньше я не мог.

- Докладывай, Тема.

- Сейчас, сброшу плащ... - Тимофеев выглянул из кабинета, крикнул Люде. Вызови дежурного из санпропускника, со спецмешком... Пусть сюда и быстро...

Самойлов усмехнулся.

- Явился и...

- ...да, да, наверное, мог и запылиться, - подхватил Тимофеев, - на плаще может оказаться грязь, - и, заметив удивленный взгляд директора, добавил, именно так, Эрик Николаевич, самая обыкновенная наша "грязь".

- Так серьезно? - нахмурился Самойлов.

Тимофеев не ответил. Расстелил на столе карту области.

- Четыре машины вышли через пятнадцать минут в этом направлении, - Тема показал на южную часть карты, - мы пошли по трем дорогам, договорились встретиться здесь. - Он показал на пересечение с магистралью "Юг - Север". Тут пост ГАИ...

- Почему четыре? - спросил Самойлов. - У вашей службы две...

- Это те, что оборудованы. Плюс мои "Жигули", и еще "Волга". Федоров три года работал в Африке, оттуда привез... Ну, а приборы, хоть и элементарные, есть у каждого...

- Такое впечатление, что вы ждали этого...

- Служба у нас такая. Ждешь каждую минуту... Теперь по порядку. Я связался со станциями гидромета, со всеми. "Грязь" в атмосфере зафиксирована везде, однако на южной части - ее больше... Потому и выбрали южное направление. Сил маловато... В общем, час назад здесь, - он ткнул пальцем в пересечение дорог на карте, - встретились все группы. Приблизительно в этом районе, - Тема обвел карандашом южную часть области, - "Грязь"... И параметры не стабильны. Кстати, именно в этой точке. - Тимофеев вновь остановил острие карандаша на перекрестке, - получены пока самые неприятные значения. Я их даже боюсь сейчас назвать...

В кабинет вошел начальник пожарной части.

- Здравствуйте, - тихо сказал он, - слушаю, товарищ Кардашов.

- Надо поднимать ваших людей.

- Уже все на боевом посту. С двух часов ночи. Как только пришло сообщение о пожаре на АЭС.

- Но вы-то здесь при чем, это же не у вас, - удивился Самойлов.

- Порядок такой. Мы должны быть в полной боевой готовности. А вдруг потребуемся.

- Очень хорошо, - устало заметил Кардашов, - вы уже потребовались. Вам что известно?

- Сильный пожар на одном из блоков у наших южных соседей. Но очаги удалось локализовать. Других данных у меня нет, - ответил начальник пожарной части.

- Так... так... - Кардашов склонился над картой. - Ваши соображения? обратился он к присутствующим.

- Ясно, что это не пожар, - сказал Самойлов, - активная зона реактора открыта. Сильный выброс. Очень сильный, если даже группы Тимофеева ошиблись на порядок. Даже, если в десять раз меньше, то все равно это работа активной зоны реактора...

Кардашов не ответил. Подошел к окну. Рассветало. Небо было чистое, лишь кое-где виднелись кучевые облака.

- Дождя не будет, - тихо сказал он, - хоть в этом повезло...

Вернулся капитан Недогонов. Хотел что-то сказать, но директор махнул ему, мол, молчи пока.

- Итак, принимаем такое решение... Позовите Люду. - Он кивнул капитану. Люда тотчас же появилась в кабинете. - Садитесь стенографируйте, распорядился Эрик Николаевич, - Пишите: "Приказ по АЭС. Первое. Тимофееву организовать дозиметрический контроль на всех автодорогах юга области..."

- Правильно. Утром пойдут машины, - согласился Тема.

- Второе. Пожарной части, подчиненной АЭС. Оставить на объекте 4 комплекта средств тушения в дежурном режиме. Остальные техсредства, в первую очередь средства пожаротушения, направить в распоряжение групп Тимофеева..."

- Зачем? - удивился начальник пожарной части.

- Будем мыть транспорт, - улыбнулся Тимофеев, - из брандспойтов. Ох и дадим жару...

- Хватит двух пунктов, - заметил Самойлов, - всего не предусмотришь...

- Вот тут три деревни. - Тема показал на карту. - Там возможно выпадение "грязи". Вы понимаете?

- Что делать? - Кардашов вопросительно посмотрел на него.

- Считаю, что детишек все-таки лучше оттуда убрать. У них щитовидка слабая, нельзя оставлять их там... Нет, нельзя... На время вывезти...

- Легко сказать: увезти. Это же эвакуация. Возникнет паника... Никто не позволит, - возразил Недогонов.

Кардашов не обратил внимания на его слова. Он вновь склонился над картой.

- У нас пионерлагерь готов к сезону... Туда и вывезем... Бери на себя, Самойлов, медицину - пока только нашу - ну и автобусы. А я заеду в райком, к Федорову. Он мужик головастый, поймет, что с йодом шутить нельзя.

- В область надо доложить, - напомнил Недогонов.

- Доложим. Обязательно. Вы, капитан, вместе с ночным директором пока организуйте "второй эшелон". И аппаратура, и люди, и транспорт должны быть на "товсь". Ясно?

- Ох и нагорит нам... - заколебался Недогонов.

- Нагорит. - Эрик Николаевич едва заметно улыбнулся. - Обязательно нагорит. Но Люда на всякий случай приготовит приказ. Подробный и за моей подписью... - он повернулся к Самойлову, - ты пока покомандуй здесь. Будут нервничать, скажи, Кардашов скоро будет. Ну, если из обкома начнут звонить... Мол, скоро будет там, у первого... Поехали. - Директор тронул Тимофеева за рукав. - На тот самый пост, что на главной дороге.

- Неужели столь серьезно? - секретарь райкома с надеждой посмотрел на Кардашова: вдруг директор АЭС все-таки слишком сгустил краски. Тот не ответил. Эрик Николаевич смотрел на лес, что мелькал за окнами их черной "Волги".

- Так в этом году и не выбрался на рыбалку, - сказал секретарь райкома щука неплохо берет... Да и грибов, наверное, будет много...

- Глаза успокаиваются, когда смотришь на зелень, - отметил Кардашов, люблю, вот так - из поезда или машины - глядеть на лес. Разный он, неповторимый... Посмотрим, что творится у поста, а затем сразу в обком.

- Первый в восемь уже на месте, к половине девятого собираются все, заметил секретарь райкома, - так что как раз и успеем. Ты им сразу все и откровенно. Как мне. Мужики толковые, поймут, что лучше перестраховаться, чтобы потом локти не кусать.

- Надеюсь...

Оба думали об одном.

Полчаса назад Кардашов подъехал к домику секретаря райкома. Тот, оказывается, не спал. И машина стояла у калитки - секретарь с утра собирался проехать по району - все-таки посевная в разгаре. Кардашов коротко обрисовал ситуацию, выложил все, что знал. Секретарь согласился, что детей надо вывезти. Мол, тебе, Эрик Николаевич, лучше известно, как поступать в таких случаях. Тут же поднял райкомовцев, распорядился, чтобы слушались физиков и врачей, помогли им с детьми. Но все-таки настоял на поездке в обком вместе с Кардашовым. Тому пришлось оставить свои "Жигули" у дома секретаря и пересесть в его "Волгу".

У поста ГАИ уже выстроилась очередь автомашин.

Командовали двое - молодой дозиметрист и лейтенант милиции. Пока постовой проверял документы у шофера, дозиметрист "прощупывал" каждое колесо.

Поперек шоссе стояли две пожарные машины, между ними небольшой просвет. Шланги протянулись к асфальтированной площадке, что находилась чуть в стороне, - "площадка отдыха" значилось на указателе.

Трое пожарных курили, они явно скучали без работы.

Дозиметрист узнал Кардашова, подскочил к нему.

- Все чисто, Эрик Николаевич!

Кардашов вышел из машины.

- Где Тимофеев? - спросил он.

- Полчаса назад уехал в деревню Матвеевское. Распорядился в случае необходимости вызывать. Радиостанция там. - Дозиметрист показал в сторону поста ГАИ - бетонной будки, которая нависла над дорогой. - Вызвать Тимофеева?

- Не надо. А в воздухе?

- "Грязь" есть... Но на земле пока чисто.

- Может быть, и проверять не надо? Перестраховываемся? - вступил в разговор секретарь райкома.

- Проверять всех! - резко возразил Кардашов. - Без исключений.

Вдали показались "Жигули". Машина шла на большой скорости. "Жигули" резко свернули вправо, выскочили на обочину. Поднялся столб пыли, водитель явно не хотел стоять в очереди...

Соловьев увидел колонну грузовиков, стоявших у поста ГАИ.

- Опять жуликов ловят, - сказал он. - Наверное, проверка документов... попробую проскочить.

Жена не ответила. Она молчала с тех самых пор, когда зарево исчезло, а муж так и не пожелал ничего объяснить.

Дети на заднем сиденье спали. Они привалились друг к другу - ровная трасса укачивала,

Соловьев свернул на обочину, поднялся столб пыли, машину затрясло.

- Осторожней, разбудишь детей, - хмуро сказала жена.

- Я сейчас. - Соловьев остановил машину. - Покажу документы и вернусь.

Он выскочил из "Жигулей", даже дверь не захлопнул. Протянул лейтенанту милиции документы.

- Очень тороплюсь, - сказал Соловьев, - и у меня в машине дети спят. Поэтому не мог стоять в этой очереди...

- Нарушаете, товарищ, - лейтенант взял водительское удостоверение, - все торопятся... У многих уже рабочий день начался, но шофера порядок знают - раз надо, значит, надо... Нехорошо нарушать.

- Готов заплатить штраф, - вспылил Соловьев. - А мораль мне можно и не читать!

- Я не читаю мораль, - обиделся лейтенант, - о порядке говорю...

- Буду жаловаться! - пригрозил Соловьев.

- Это ваше право. - Лейтенант неторопливо направился к машине.

Дозиметрист на всякий случай проверил райкомовскую "Волгу".

- Чисто, - сообщил он Кардашову.

- Благодарю. Будет что-то новое, сообщайте сразу. Мы в обкоме. Так и передайте Тимофееву. - Эрик Николаевич открыл дверцу "Волги".

Дозиметрист был уже у "Жигулей". Он поднес трубку к переднему колесу. Стрелка на приборе шарахнулась вправо.

- Непонятно. Неужели что-то с питанием? - вслух сказал дозиметрист. Он слегка тряхнул прибор, но стрелка уперлась в край шкалы. Дозиметрист чуть отодвинул штангу в сторону от "Жигулей", стрелка качнулась и поползла влево.

- Эрик Николаевич, "грязь"! - крикнул дозиметрист.

Кардашов выскочил из машины.

- Одну минуту, - бросил он шоферу и секретарю райкома. - Сколько? спросил он дозиметриста.

- Зашкаливает...

- Ого! - Кардашов, наконец, обратил внимание на водителя "Жигулей". - Я где-то вас видел...

- Наверное, в министерстве. - Соловьев попытался улыбнуться. - Вы, если не ошибаюсь, Кардашов...

- Значит, вы оттуда?..

- Я в отпуске. Сейчас в Москву, а потом назад.

- Что делать, Эрик Николаевич? - спросил дозиметрист.

- Попробуйте отмыть, - посоветовал Кардашов. - В общем, как положено. Давайте, - обратился он к Соловьеву, - отойдем в сторонку.

- Я тороплюсь. Каждая минута на счету... - попробовал возразить тот.

- Мы долго не задержим, - Кардашов говорит спокойно, - машина "грязная", надо попробовать отмыть. Сами понимаете, для пользы вашей и детей.

Подошел секретарь райкома. Он молча наблюдал, как лейтенант сел за руль, завел "Жигули" и въехал на них на площадку, где уже суетились пожарные, готовя свои шланги.

- А дети пусть погуляют, - крикнул вдогонку Кардашов. - Ну я вас слушаю, обратился он к Соловьеву. - Что там у вас происходит?

- Пожар на четвертом блоке. Был какой-то взрыв. Ну а остальное мне неизвестно...

- Вы по должности?..

- Заместитель директора по административно-хозяйственной части, - быстро сказал Соловьев,- поэтому не очень-то разбираюсь, что именно произошло.

- Тем не менее уехали...

- Бросили... - добавил секретарь райкома.

- А вы, собственно, кто? - огрызнулся Соловьев.

- Спокойно, - прервал Кардашов, - не могли бы вы поподробнее. Какой номер сигнала: "первый", "второй" или "третий"... Вы не могли не знать.

- "Первый". - Соловьев отвел глаза, не выдержал взгляда Кардашова.

- Ясно... С вами все ясно, гражданин Соловьев...

- Я тут ни при чем! - Соловьев перешел на крик. - Я в отпуске, понимаете, в отпуске!

- Понимаю, - спокойно ответил Эрик Николаевич. - Это преступление.

Кардашов кивнул секретарю райкома, и они вместе направились к "Волге".

Соловьев хотел что-то сказать, но будто онемел. Он стоял на дороге, боясь тронуться с места. А пожарные уже направили на "Жигули" струи из брандспойтов. Дети и жена, Соловьев стояли в стороне, с любопытством разглядывая, как потоки воды обрушились на их "Жигули".

- У тебя, директор, все подчиненные - партизаны? - Секретарь обкома поднялся навстречу вошедшим. - Впрочем, иначе я не догадался бы о том, что ты область поднял на ноги. Что, а начальство проинформировать не соизволил? Или боялся потревожить? Но имей в виду - в моем возрасте уже с пяти утра бессонница. Доживешь, узнаешь.

Кардашов хорошо знал секретаря. Его шутливый тон вовсе не свидетельствовал о хорошем настроении, скорее, напротив, секретарь был недоволен. Он работал в области уже более двух десятков лет, характер у секретаря был крутой, властный, терпеть не мог тех, кто обманывал или пытался обмануть его, - годы проходили, а такие случаи он не забывал.

Правда, в последние пару лет секретарь сильно сдал. Осунулся, постарел все-таки восьмой десяток пошел, да и, говорят, бегать перестал, а раньше его частенько видели в городском саду по утрам в тренировочном костюме. Впрочем, легенд о секретаре в городе ходило немало, но Кардашов точно знал одно: в годы войны секретарь в этих местах командовал партизанским отрядом. А потому он не сдержался, улыбнулся:

- Наивные люди. Не ведают, что со старым партизанским командиром имеют дело.

Секретарь смягчился, любил, когда вспоминали его прошлое.

- Хитрый ты, Кардашов, но это тебя не спасет... Чаю хочешь? Видишь, мы тут потихоньку чаевничаем - тебя ждем. Может, все-таки что-нибудь сообщишь...

За столом сидели второй секретарь обкома и заведующий отделом промышленности. Кардашов и секретарь райкома - тот держался позади директора АЭС, на всякий случай, мол, моя хата с краю - присели к столу для заседаний.

- Но прежде чем ты начнешь рассказывать, должен доложить о двух звонках, продолжал секретарь обкома, - сначала появился некто, - он глянул на бумажку, лежащую на столе, - Тимофеев. Он разыскивал тебя... Знал, куда звонить!.. Передал, что "идет по следу, а потому уже у соседей с юга". Пытался я у него выяснить и о соседях и о следе, но он так ничего и не сказал, мол, Кардашов все поймет... Партизан... Но я-то догадался, не зайца гонит - еще охотничий сезон не открыт, а "соседи" - это вот тут, - секретарь подошел к карте, ткнул в район южнее их области, - это единственная дорога, да и та проселочная, а вокруг болота и леса. Мелиораторы еще не добрались, так что всего четыре деревни и осталось - старики да старухи, молодежь в город подалась. Неперспективные деревни, а места там отменные. Значит, твой Тимофеев туда рванул. Правильно я понял?

- Верно. Радиационную разведку ведет. Он свое дело знает, - ответил Эрик Николаевич.

Девушка в белоснежном переднике внесла поднос с чаем.

- Благодарю, Зиночка. Гостям, пожалуйста, - кивнул секретарь.

Кардашов с удовольствием сделал глоток. Забыл, что давно уже во рту не было и маковой росинки.

- Зиночка, и несколько бутербродов, - едва заметно улыбнулся секретарь, по-моему, наши гости не успели позавтракать.

- Ничего, спасибо, - смутился секретарь райкома.

- Благодарить будешь попозже, когда мы к твоим делам перейдем. Я напомню, как на этом самом месте ты обещал к двадцатому посевную закончить, а сегодня уже двадцать шестое...

- Так тепло задержалось, сами знаете, - попытался оправдаться секретарь райкома.

- И из-за этого у тебя трактора не отремонтированы? Или ты считаешь, мы только на твои бумажки смотрим, а на полях не бываем? Не думай, что в обкоме только "Волги" - верно, с большака на них не свернешь, но у нас еще четыре "уазика"...

- Так это вы позавчера у Черемшина были?

- Ладно, о тебе потом, а пока я с его партизанами разберусь... Вторым звонил Самойлов. Опять-таки тебя, Кардашов, искал. Он поразговорчивей Тимофеева, все доложил - обо всей твоей самодеятельности...

- Безобразие, - не выдержал молчавший до сих пор второй секретарь. Перекрываете дороги, готовите детей к эвакуации, всю медицину города на ноги подняли, а мы узнаем об этом позже всех! Да по городу уже слухи поползли, что война началась... Товарищ Кардашов, вы хоть представляете, что натворили?!

- Город на грани паники, - тихо добавил заведующий отделом.

- Значит, надо выступить по радио и толково объяснить, что оснований для нее нет, - спокойно заметил Эрик Николаевич.

- Что?

Вошла Зина. Все сразу замолчали. Она поставила поднос с бутербродами на стол и вышла.

- Вы представляете, о чем вы говорите? - вскипел второй секретарь. - Тем более, если оснований нет...

- В городе пока нет, - отрезал Кардашов. - По тем данным, что есть у нас, облако прошло, к счастью, стороной. Так и надо сказать.

- Не понимаю...

- В середине пятидесятых, когда шли ядерные испытания и за границей был такой случай, - продолжал Кардашов, - облако пришло к городу. Начался ливень. Несколько человек попали под него - и лучевая болезнь первой степени. Если бы объявили по радио, никто не вышел бы на улицу. Всего полчаса-час надо было побыть дома и закрыть форточки. Только и всего.

- Как просто! - ехидно заметил второй секретарь.

- Иногда действительно просто. Но сейчас, думаю, сложнее. И намного.

Первый секретарь смотрел на карту, но искоса поглядывал на Кардашова.

- Мы пока не отменили ваших распоряжений, - тихо сказал он, - однако мы должны быть уверены...

- Мне сейчас трудно судить о происходящем, - перебил его Кардашов, - одно могу сказать: в этих районах, - он легко вскочил со стула и подбежал к карте, показал на юг области, - радиационный фон возрос очень сильно. Много частиц йода. Это я вам говорю как специалист. К сожалению, это не просто выброс, облако прошло, и все. У наших соседей на юге крупная авария. С открытием активной зоны реактора. Надо принимать экстренные меры. По всей области. Подчеркиваю - по всей области. И внимательно следить за ходом событий, и главное - контролировать их. Вот и все.

- Нет, не все, - перебил его первый секретарь, - теперь я тебе скажу. Я связался с Москвой - там ничего не известно...

- Значит, пока не доложили... - заметил Кардашов.

- Предположим, хотя и маловероятно, - спокойно ответил секретарь. - Я позвонил нашему соседу на юге. У них все спокойно. И наконец, я связался с руководством республики - там меня успокоили, мол, действительно на АЭС случился пожар. Сейчас он уже потушен. Вот так, дорогой Эрик Николаевич. В такой ситуации твои действия мы не можем расценивать иначе, как паникерство.

- Дай бог, если так. Но в своей жизни я кое-что видел, в том числе и пожары на станциях, - возразил Кардашов, - данная ситуация не укладывается в привычные схемы... А я все-таки два десятка лет в атомной энергетике.

- Не вижу ничего страшного, если мы отправим детей отдыхать на праздники, - заметил секретарь райкома, - им это будет только на пользу.

- Уже и его перевоспитал?! - второй секретарь стукнул ладонью по столу. Вот так и рождается паника... Именно так!.. Люди ничего не понимают в этой самой вашей радиации, и у них забирают детей. Вы представляете, что начнется?

- Поймут, если объяснить, - спокойно заметил Кардашов.

- Думаю, тебе надо приказать Самойлову, чтобы он пока не активничал, сказал первый секретарь. - Я попытался это сделать, но он, видно, вышколен у тебя: нет, говорит, я выполняю распоряжения только начальника АЭС. А обком ему не указ? Не в этих выражениях, конечно, сказал, но по сути так.

- Молодец!

- Кардашов, не до шуток. Положение серьезное. Так можно и партбилет на этот стол положить. - Первый секретарь сказал эти слова медленно, чтобы у Кардашова не оставалось иллюзий, что именно так и будет, если он... Но Эрик Николаевич не дрогнул.

- Я прекрасно понимаю ситуацию и свое положение. - Он прямо посмотрел в глаза первому секретарю, и тот невольно отвел взгляд. - Прошу мне и работникам станции оказать необходимое содействие. В первую очередь транспортом и милицией. Надо установить жесткий контроль на дорогах. Мы не имеем права пропускать через область на Москву зараженные машины. И, во-вторых, все средства гражданской обороны необходимо подготовить к работе. Потом будет поздно. Только сейчас!

- Неужели вы думаете, что это все удастся сохранить в тайне? - удивился второй секретарь. - Представляете, дойдет до Москвы и, наконец, за границей узнают... Вы представляете, если тревога окажется ложной?

- За границей через несколько часов зафиксируют повышение радиационного фона, - заметил Кардашов, - и естественно, запросят у нас данные. У меня нет сомнений - так и будет!.. Через несколько часов ситуация будет ясной. Хорошо, что Тимофеев уже там... Даже если по официальным каналам мы ничего не получим, мы будем знать все...

- Тимофеев, Тимофеев... Он что у вас, маг и волшебник?

- Тема? - улыбнулся Эрик Николаевич. - Он - специалист высшей квалификации. И этим все сказано.

Все замолчали. Первый секретарь пристально смотрел на Кардашова. Тот выдержал его взгляд.

- Хорошо, директор, действуй, - сказал первый секретарь, - свою ответственность ты знаешь. А партбилетом дорожи. Мне не хотелось бы, чтобы он оказался на этом столе...

- Мы не заблудились? - водитель вопросительно посмотрел на Тимофеева.

- Нет, еще километров пятнадцать. Аэродром должен быть где-то здесь, неподалеку. Сам понимаешь, на карте он не обозначен, - ответил Тимофеев.

Послышался звук вертолета. Вскоре и он появился над проселочной дорогой, по которой пробирался "уазик" дозиметрического контроля. Вертолет ушел влево.

- Нам туда, - махнул Тимофеев, - видишь, не ошибся, хотя всего один раз был на этом аэродроме. Во время учебных сборов летали. Там базируется самолет гидромета, и если повезет... - он не закончил фразу, потому что над лесом появился еще один вертолет.

Уже три часа "уазик" пробирался по лесным дорогам соседней области. Изредка останавливались, Тимофеев проводил дозиметрические замеры, потом связывался по радио со станцией. Сообщал координаты места, передавал данные. Его сводки состояли из колонок цифр, в которых мог разобраться лишь сведущий человек.

Каждый раз водитель спрашивал:

- Ну как?

Тимофеев отвечал односложно:

- Без изменений.

Что именно в виду имел начальник дозиметрической службы станции, водитель не понимал; Тимофеев ("Тема", как звали его все на АЭС) слыл человеком замкнутым, неразговорчивым, и об этом знали все, в том числе и водитель, который на этот рейс попал в общем-то случайно, - он работал на "персоналках", но в минувшую ночь пошел на дежурство; таким образом шоферы "персоналок" подрабатывали. Все-таки и "ночные" платили, и "воскресные", так что за одну ночь набегала к зарплате тридцатка. Иногда удавалось дважды в месяц дежурить. Обычно можно и поспать, не более двух ездок случалось за ночь - в аэропорт или на вокзал, к самолету на Москву или утренний поезд встретить, а нынче субботний день пропал. Когда отсюда выберешься? Теперь уже до вечера... Так что у водителя настроение было испорчено, в душе он даже радовался, что попутчик оказался таким немногословным.

А Тимофеева терзали сомнения.

Зачем он здесь? Почему так упрямо рвется к этому аэродрому, на котором был много лет назад? Иное дело, если бы добраться до аварийной станции, но как известно, она далеко за рекой, что разделяет две республики, и моста в этих местах нет... Конечно, все, что сделано на их АЭС после аварии, верно - в этом он не сомневался, но нужно ли было ехать сюда? Не целесообразнее ли ждать информацию там, у себя? Ведь все сообщат обязательно... Но, может, сказать сегодня директору? Ведь они, дозиметристы, - его глаза и уши. Но пока Кардашов слеп и глух. А промедление в атомной промышленности смерти подобно. Это и Кардашов и Тимофеев уяснили еще на студенческой скамье. Работа на АЭС лишь подтверждала сию аксиому.

Тимофеев представил, как Эрик Николаевич посмотрит своими светло-голубыми, почти белесыми глазами, не скажет ничего, но на душе будет беспокойно: а вдруг он, Тимофеев, не оправдал надежд Кардашова? Неужели все иначе, чем ему представляется...

- Ясно, облако прошло, - вслух начал размышлять Тимофеев. Водитель удивленно посмотрел на него, мол, с чего бы сосед начал разговаривать...

- Я не очень-то понимаю в этом деле.

- Это я для себя, - спохватился Тимофеев. - Все-таки доберемся до аэродрома. Летчики - народ сведущий.

Они вновь замолчали. "Уазик" выскочил на опушку леса, впереди показались небольшие домики.

Три вертолета один за другим поднялись со взлетной площадки. Тимофеев без труда определил, что это военные машины. И тут же патруль, будто выросший из-под земли, приказал "уазику" остановиться.

Генералу было меньше сорока. Спортивный, подтянутый. Форма сидит ладно, будто влитая. Если бы не седина на висках, ему можно было бы дать и меньше.

Тимофеев представился.

- Присаживайтесь, - сказал генерал, - рад вас видеть.

Тимофеев растерялся.

- В общем-то я здесь оказался случайно.

- Значит, нам повезло, - сказал генерал, - вы нам нужны.

- Чем могу, готов помочь, - согласился Тимофеев, - но моя аппаратура не очень...

- У вас хоть что-то есть, - смягчился генерал, - а я не умею, да и не хочу действовать вслепую. Прошу сюда... - он пригласил Тимофеева к карте, - рисую обстановку. Вот объект. Мне приказали приготовить технику к атаке, простите, поправился генерал, - к работе над объектом. Сейчас готовятся на этой площадке, - он показал на карте промежуточный аэродром, - сетки с мешками, там разные компоненты - свинец, песок и еще что-то, это неважно. Мои орлы должны сбрасывать груз на объект. Условия трудные, здесь высокая труба, - палец генерала застыл на вентиляционной трубе станции, - надо зависать рядом и сбрасывать груз на объект... Дело усложняется тем, что можно находиться там очень короткое время... Пока не знаю, сколько... Неприятная штука эта самая радиация? - неожиданно спросил он.

- Невидимая. А главное - ничего не ощущаешь. И все зависит от полей... начал объяснять Тимофеев.

- Не образован, - усмехнулся генерал, - виноват, но не интересовался... Не довелось, - он будто оправдывался. - Обещали прислать спецов, но пока их нет. И где искать, не знаю. А командующий ясно определил: получишь приказ и лети! Не люблю работать вслепую. Все-таки ребята Афганистан прошли... Там поняли, что вслепую нельзя... Можете помочь?

Молодой генерал авиации нравился Тимофееву. Что-то в нем было от Кардашова.

- Надо лететь, - коротко сказал Тимофеев.

- Благодарю. Иного ответа не ждал. Хоть чуть-чуть обстановка прояснится. А потом вас доставлю домой. По воздуху, - и, заметив, что Тимофеев что-то хочет возразить, добавил, - ваш "уазик" - тоже. У нас в небе колдобин меньше, а мои орлы способны не только такие малютки возить, они у меня - богатыри... Я с вами полечу сам. Вперед! - генерал решительно направился к двери.

Уже на летном поле, заметив, что генерал и не думает переодеваться, Тимофеев остановил его:

- Форму лучше снять, что-нибудь попроще, чтобы не жалко было выбрасывать.

- Так серьезно? - удивился генерал.

- Если мои предположения верны, нужно обязательно переодеться, - настоял Тимофеев, - единственное, что могу сказать сейчас: с радиацией не следует шутить. Она этого не прощает.

Вертолет сначала шел над лесом. Потом под ними оказалась река. И отсюда открылась панорама города. 16-этажные белые здания, прямые проспекты, скверы, стадион.

- Ниже, ниже, - пытался перекричать шум винта Тимофеев.

Генерал кивнул. Хотя на нем была надета роба техника, шлем, из-под которого выбивались седые волосы, стоптанные сапоги, но тем не менее нечто "генеральское" в нем чувствовалось. Может быть, та уверенность и мастерство он управлял вертолетом легко, непринужденно, - которые не исчезли вместе со снятой формой.

Они летели над городом. Прогуливаясь внизу люди, на детских площадках играли малыши, у овощного киоска стояла очередь. Наверное, свежие огурцы завезли. Об огурцах Тимофеев подумал, потому что вчера у них на станции была их широкая распродажа. Почему здесь должно быть иначе?

Впрочем, Тимофеев лишь мельком взглянул вниз. Он не отрывался от своих приборов, которые он разместил за креслом пилота.

- Теперь к станции, - прокричал генерал.

- Выше и чуть в сторону, - ответил Тимофеев.

В это мгновение они оба увидели красную ракету. На АЭС заметили их вертолет.

- Выше, выше, - крикнул Тимофеев, он понял, что сигналят им. - И на максимальной скорости!

Они стремительно пронеслись над станцией. Внизу сновали бронетранспортеры, чуть в стороне стояли пожарные и санитарные машины. Людей рядом с поврежденным реактором не было.

- Ну что там? - крикнул генерал.

- Домой, - Тимофеев глянул на приборы и сразу все понял, - домой. Там объясню.

Кратер поврежденного блока светился. Свет был ярче солнечного. Значит, горел графит.

Аппаратуру "зашкалило". Стрелки легли на упоры. Приборы не могли работать при столь высоких уровнях полей.

- Запах чуешь? - опять крикнул генерал.

Тимофеев кивнул. Он не проронил ни слова до тех пор, пока вертолет не приземлился.

- Ну что? - генерал вопросительно смотрел на Тимофеева.

Винт еще вращался, но двигатель уже затих.

- Плохо. Без дозиметрической разведки летать нельзя. Надо еще подсчитать, но эти штуки, - Тимофеев показал на индивидуальные дозиметры, которыми был утыкан его карман, - покажут годовую дозу. Как говорится, носом чую, - мрачно улыбнулся он, - очень высокий уровень, воздух ионизирован. Без дозиметрического обеспечения летать нельзя, так и скажите своему начальству. Опять-таки считать надо, но приблизительно за два-три полета можно получить значительную дозу.

- Не пугай, - генерал насупился.

- Вам же больные орлы не нужны? - Тимофеев смотрел прямо в глаза генералу.

- Может быть, останешься у нас? - генерал обнял Тимофеева. - Сам понимаешь, как ваш брат нам нужен. Да и мужик ты, видно, из наших, авиационных...

- У меня другой профиль. Да и аппаратура для этого случая не годится. Тут другое нужно... И с одеждой. Пока у вас бани нет, контроля тоже - сбросьте. Потом постирать надо, когда наладится наша служба...

- Товарищ генерал, товарищ генерал! - к ним прямо по летному полю бежал посыльный. - Специалисты прибыли. Разворачивают дезактивационный пункт, и листы свинцовые привезли. Надо защищать машины. С ними начальство высокое, в том числе товарищ командующий...

- "Уазик" их отправили? - генерал показал на Тимофеева.

- Так точно. Шестнадцать минут назад.

- Хорошо. Отправьте и товарища дозиметриста, - генерал повернулся к Тимофееву, - спасибо вам. За службу и за дружбу. А уж раз там спецы приехали, разберемся. Наверное, теперь и на вашей станции дел невпроворот, летите. И еще раз спасибо, - генерал крепко пожал руку Тимофееву.

Генерал быстро зашагал в сторону домиков, в одном из которых находился штаб его части. Тимофеев смотрел ему вслед, будто сомневаясь: а действительно, не остаться ли ему здесь?

- Товарищ Тимофеев, вертолет к вылету готов, -дозиметрист обернулся, рядом по стойке смирно, приложив руку к козырьку стоял лейтенант, командир вертолета.

Тимофеев огорченно вздохнул, посмотрел на домики - генерал уже скрылся в одном из них.

- Ну что же, летим, - сказал он с сожалением, дома давно уже ждут.

Секретарь обкома читал докладную записку медленно. Лицо его нахмурилось.

Кардашов разглядывал полки с книгами, которые тянулись вдоль стены кабинета. Его заинтересовало полное издание Пушкина, он осторожно взял первый том. Такое издание он видел впервые - книга умещалась на ладони.

- Это подарок для делегатов съезда. - Секретарь обкома на секунду оторвался от чтения. - Осторожнее, берегу.

- Только взгляну, - отозвался Эрик Николаевич, - похищать не собираюсь.

- Сразу пересчитаю, так что не удастся, - не поднимая головы, заметил секретарь.

Тимофеев сидел за столом. Он достал из кармана индивидуальный дозиметр и машинально вертел его пальцами.

Наконец, секретарь закончил читать. Помолчал. Посмотрел на Кардашова - тот уже возвратился к столу, потом на Тимофеева.

- Лихая записка, - наконец нарушил он молчание. - Так и послали в Москву?

- Да, фельдсвязью, - спокойно ответил Эрик Николаевич, - думаю, уже в министерстве.

- А не думаешь, что там тоже кое-что соображают?! - Секретарь был явно не в духе. - Или здесь только такие башковитые, а?

- Соображают, конечно, - охотно согласился Кардашов, - но, во-первых, немногие из нынешних энергетиков, которые командуют атомными станциями, прошли и испытательный полигон и остальное. Они это только по учебникам знают, а мы на собственной шкуре проверили. И, во-вторых, добрый совет даже со стороны всегда полезен... Но не это главное. Я имею в виду ту часть записки, которая касается нашей области, и тех мер, которые надо предпринимать. Завтра-послезавтра появится необходимость эвакуировать три деревни - к этому нужно подготовиться и технически и морально. И, наконец, наши заслоны на дорогах уже не справляются - необходимо подключить милицию и гражданскую оборону.

- А такие штуки у нас есть? - Секретарь показал на дозиметр, который Тимофеев машинально крутил пальцами.

- Должны быть у гражданской обороны, - ответил тот, - их только зарядить надо. Но не в них проблема. Сейчас - главное на дорогах, а завтра - на полях и в деревнях.

- Шестнадцать машин мы задержали. Три из них так и не отмыли, пришлось временно изъять у владельцев, - сказал Кардашов.

- А они немедленно телеграмму в Москву, сразу в Центральный Комитет, мол, полное беззаконие творится в области, - секретарь откинулся в кресле, - мне уже позвонили и распорядились самым строжайшим образом наказать за самоуправство. То есть вас, Эрик Николаевич. Плюс к этому обвинили в том, что сеем панику. Такая информация ушла наверх. По каким каналам, не знаю, но нагоняй жду с минуты на минуту. А вы - об эвакуации... Да нас с вами сразу же эвакуируют, да так, что за всю жизнь не оправдаемся.

Кардашов встал. Тема вскочил следом.

- К сожалению, я рассчитывал на иное...

- Одни молчат, другие утверждают, что вы ошибаетесь, - секретарь будто оправдывался, - я не имею права не считаться с их мнением. С детьми-то как?

- Наш лагерь, имеем право предоставить его в распоряжение деревенских ребятишек, в порядке шефства, - сказал Кардашов. - И никто не упрекнет.

- Шефство - это хорошо. - Секретарь задумался. - К такому придраться невозможно... А остальное - повременим.

- У этих штучек, - Тимофеев показал дозиметр, - есть батарейки. Вернее, он работает, если есть батарейка. Так вот их на складах может не оказаться...

- Не волнуйтесь. Я распоряжусь, чтобы обязательно проверили. Да и подготовились на всякий случай. Но принимать окончательное решение не могу... Не имею права...

- Мне жаль Москву, - сказал Кардашов, - "грязные" машины постараются проскочить по окружным дорогам. На магистрали уже заторы, начнут объезжать, а значит, потащат "грязь" по области. Потом придется разыскивать эти машины... К сожалению, многие бегут... У нас в поселке около четырех тысяч личных машин атомщики живут неплохо. И там не меньше. И будут бежать. До официальной эвакуации.

- Вы уверены; она будет? - спросил секретарь.

За директора ответил Тимофеев:

- Судя по тому, что я видел, хотя и мельком, обязательно. Это не та авария, которую легко ликвидировать. Горит графит, а значит, активная зона раскалена или раскаляется. Ее быстро не остудишь - да и неизвестно, как ее охлаждать... Насколько я знаю, таких аварий в атомной энергетике не случалось.

- Будем надеяться на лучшее, - секретарь протянул руку, - мне кажется, вы все-таки ошибаетесь.

Кардашов не ответил. Молча протянул руку секретарю, постоял еще секунду и потом решительно направился к двери. Тимофеев кивнул секретарю и так же, как Кардашов, у порога не остановился и не оглянулся.

Секретарь подошел к книжной полке, поправил томик Пушкина.

В дверях появилась референт.

- Вызови ко мне начальника гражданской обороны и начальство из облздрава, - сказал секретарь, - да побыстрее, пожалуйста.

- Перекусим у меня. Светлана, наверное, уже вернулась. Кстати, сколько времени-то? - спросил Кардашов.

- Двенадцатый, - ответил Тимофеев.

- Быстро день пролетел, - заключил Кардашов. - Жена еще в отпуске?

- После праздников вернется, числа десятого, - сказал Тимофеев, - так что пока в холостяках.

Они не обсуждали то, что произошло в кабинете секретаря обкома. Его тоже можно понять - доверяй, но проверяй. А у кого проверишь?

Эрик Николаевич вел "Жигули" уверенно, не торопясь. Тимофеева укачивало, он закрыл глаза, задремал. Все-таки намучился за день.

- Да и положу у себя, - сказал Кардашов. - Светка диван купила - роскошь!

- Светлана Олеговна - хозяйственная, - Тимофеев открыл глаза. - Я ее всегда в пример ставлю...

- Тебе грех жаловаться... Вот и приехали.

Кардашов поставил "Жигули" на привычное место, проверил дверцы - запер ли? - и по привычке посмотрел вверх.

- Дома, хозяйничает на кухне, так что голодными не будем, - сказал Эрик Николаевич, - пошли.

Дверь открыла Светлана.

- Наконец-то. Заждались, - она улыбалась. - Тема, рада, что и ты приехал. Мы ждем уже почти час...

В проеме двери показался Самойлов.

- Пельмени - пальчики оближешь. Сибирские, - рукава у Самойлова закатаны, фартук повязан аккуратно, было видно, любил Самойлов готовить. - Светлана у вас, Эрик Николаевич, московская женщина, а настоящие красноярские пельмени и в глаза не видывала... Так что обучаю.

- Ой, товарищи-граждане, но ведь почти сутки ничего не ел, - закричал Тимофеев, - где, где эти пельмени?! - он направился на кухню.

- Как дела? - Эрик Николаевич смотрел на Светлану.

- Все нормально. Дети осмотрены и отправлены. Твой заместитель умеет работать. У него в пионерлагере все по струночке ходят.

- Я просто там военное положение объявил, - доложил Самойлов, - теперь дети уже спят. А какое ликование у них было, когда узнали, что каникулы! Им же еще три недели учиться, а тут - каникулы!

- Учебу можно и в пионерлагере организовать, - буркнул Кардашов.

- Вот этого народ не поймет, - рассмеялся Самойлов, - тем более, что я эту публику, ребят то бишь, вполне официально заверил, что лично прекращаю всяческие занятия. Мол, надо окрепнуть, спортом заниматься, а то все побледнели от этих уроков...

- Самойлов - оратор, - добавила Светлана, - он такую речь перед ребятами закатил, что они рвались в пионерлагерь. Родителей нам даже уговаривать не пришлось, сами ребята все организовали. Большинство подумало, что у них по программе такое организовано. Есть там всякие игры - "Зарница", "Следопыты" и еще в этом роде... Не беспокойтесь, Эрик Николаевич, эта часть операции прошла гладко и четко. Без происшествий... Да проходите вы, пора за пельмени браться.

Пельмени и впрямь были отменные. И четверти часа не прошло, как огромная миска опустела. Проголодались все.

Зазвонил телефон.

- Нет, не спит, сейчас позову...

Кардашов слушал молча. Потом положил трубку.

- Что? - не удержался Самойлов.

- Звонил Первый. Сказал, что скоро будет сообщение от Совета Министров СССР. Правительственная комиссия уже на месте. Ее распоряжения - для всех обязательны. И никакой самодеятельности.

- Я все-таки в деревне с мужиками потолковал, тет-а-тет, так сказать, признался Самойлов, - чтобы потихоньку готовились к отъезду дней на десять пятнадцать. Мужики поняли правильно. Войну прошли, знают, что делать, когда нагрянет беда.

- Сейчас не война, - жестко заметил Эрик Николаевич. - Будем ждать решений комиссии. Через четыре дня праздник, торжественное заседание надо провести. Потом День Победы... И еще. Завтра же надо полную инвентаризацию станции, просмотреть каждый блок, все службы. И у нас подраспустились люди, слишком уж благодушное настроение. Да и случай с операторами быстро забыли. Помните, с запашком на работу явились? Пожалели, не хотелось биографию портить. А теперь чувствую, что зря... В общем, завтра наша главная забота - полный порядок на станции. Везде и во всем.

Где бы ни бывал Кардашов в день 9 мая - в Москве или Ленинграде, Смоленске или Свердловске, он всегда шел на то место, куда стекались в этот день фронтовики. Нет, ему не довелось самому быть даже вблизи фронта - семью эвакуировали в Фергану, оттуда они с матерью вернулись лишь через два года после Победы. А отец... отец "пропал без вести" в 41-м, и так и не удалось выяснить, где именно он погиб, известно, что в Белоруссии - и только. Отец был в пехоте, рядовым бойцом...

Как обычно, в восемь утра Эрик Николаевич заехал на АЭС, прошел по дежурным сменам всех четырех блоков, на третьем встретил Тимофеева, и он увязался за директором в парк, где сегодня встречались фронтовики.

Гремел духовой оркестр. Звучали до боли знакомые мелодии военных лет. День был ясным, солнечным, праздничным. Привычные плакаты: "4-й отдельный артбатальон", "Ищу однополчан", "Воевал в Восточной Пруссии", "С кем брал Берлин? Отзовитесь" - и многочисленные самодельные стендики с фотографиями молодых парней, большинства из которых уже давно не было среди живых.

Сбившись в кучки, фронтовые друзья пели, разговаривали, кое-кто танцевал. Эрик Николаевич и Тема пробирались сквозь толпу: какой-то определенной цели у них не было, хотелось просто побыть в кругу фронтовиков.

У центральной эстрады парка, на которой давали свой концерт школьники, сгруппировались бывшие партизаны. В центре круга - секретарь обкома, в старенькой потертой гимнастерке, с тремя боевыми орденами - другие награды в этот день он не надевал. Рядом с ним молодой генерал авиации. Тимофеев сразу узнал его.

- Тот самый, - толкнул он Кардашова, - с ним я летал тогда на разведку...

Секретарь обкома заметил директора АЭС.

- Ну, атомный бог, иди сюда, познакомлю, - позвал он Кардашова и что-то сказал генералу. Тот с любопытством посмотрел на Эрика Николаевича.

Поздоровались. Рука у летчика была крепкой, жилистой.

- Его батя, - секретарь представил генерала, - к нам летал, на партизанском аэродроме раз сто приземлялся. Мы на него молились. Но за всю войну лишь до майора дослужился, а сын-то, гляди, уже генерал!

Секретарь повернулся к Кардашову.

- А это начальник атомной станции. Пока нашей, а не той, где тебе пришлось...

Генерал едва заметно подмигнул секретарю:

- Военная тайна. Мне положено молчать... Это я, так сказать, по давнему знакомству... У вас на станции, - обратился генерал к Кардашову, - отличный парень есть. Дозиметрист. Я с ним летал...

- Тема, - позвал Эрик Николаевич.

- Точно! - обрадовался генерал.

Тимофеев пробился к ним. Генерал обнял его, расцеловал.

- Великолепный мужик! - Летчик не выпускал Тимофеева. - Он меня сориентировал. Не слепыми кутятами летали, а грамотно. В общем, накрыли кратер сверху аккуратно и быстро.

- Наслышаны о подвиге вертолетчиков, наслышаны, - подтвердил секретарь обкома. - Во всех газетах о вас пишут.

- Нет, теперь не о нас, о других, - возразил генерал, - мы свое получили и улетели. Два месяца отпуска каждому. Веселенькая работка была... - задумчиво добавил он. - А тебе, дозиметрист, великое спасибо. Помнишь, приборы у тебя зашкалило. Так там много было.

- Знаю, - подтвердил Тимофеев. - Теперь знаю, а тогда слепым был.

Секретарь отозвал Кардашова в сторонку.

- Пару слов, по секрету, - сказал он. - Имей в виду, вашу бумагу я тогда сразу направил в ЦК. Ее оценили по достоинству, очень помогла... И еще. Есть мнение, что тебя следует назначить начальником той АЭС. Там энергоблоки нужно пускать в работу. Хочу предупредить: твою кандидатуру буду поддерживать самым решительным образом. Мнения твоего не спрашиваю, но на всякий случай будь готов.

- Я попросился туда еще в апреле. Доверят - поеду, - ответил Эрик Николаевич.

Ни секретарь, ни Кардашов не догадывались, что решение о новом директоре АЭС будет принято через несколько дней...

- Это контрольно-пропускной пункт, - шофер показал на шлагбаум, будку на шоссе, колонну машин, которые дожидались в очереди. - Здесь вас должны встречать.

- Остановите, - распорядился Кардашов, - пройдусь. Тут минут сорок простоять придется...

- Так не надо, - усмехнулся шофер, - "Волги" могут и без очереди. Да и пропуск у нас могучий, - он показал на ветровое стекло, - только честь отдают,

- Ждите, - приказал Кардашов, - а я посмотрю, что там...

Он вышел из машины.

Колонна грузовиков двигалась медленно. На обочине собрались водители, курили.

Кардашов достал сигареты, попросил прикурить. Водители расступились, приняв его в свой круг.

- Подзаработаю, и сразу на юг, к морю, - усатый водитель продолжал прерванную беседу, - все-таки тысчонка за месяц набежит, хотя ребята там, на площадке, и побольше зашибают.

- Им в "намордниках" приходится, а мы на свежем воздухе, - бросил реплику другой водитель. Пожалуй, он был помоложе других.

- Тебе не намордник надо, а... - усатый шофер сделал выразительный жест, и все расхохотались. Кардашов тоже улыбнулся.

- Хорошо платят? - спросил он, когда смех затих.

- Из новеньких? - пожилой водитель смотрел вопросительно.

Эрик Николаевич кивнул.

- Заработать можно. Пятикратка все-таки, - охотно объяснил молодой водитель. - Где такое есть?

- Но, наверное, крутиться приходится... - заметил Кардашов.

- Стоять, браток, стоять, - возразил усатый шофер. - Мы больше стоим у разных пунктов, но главное, в зону попасть, а остальное значения не имеет. Разве не знаешь: солдат спит, служба идет. Так и у нас. Тут за гнилую атмосферу платят, воздух-то, знаешь, какой вредный? Он весь из радиации...

- Что-то незаметно, - улыбнулся Эрик Николаевич. - Вот курите, стоите...

- Так надоело уже, пугали, пугали... Это те, кто первый день тут, в намордниках бегают, а потом надоедают они... Там, на площадке, без них нельзя, а тут одни слова да проверки.

Колонна грузовиков медленно тронулась. Водители заспешили к своим машинам. Кардашов направился к контрольно-пропускному пункту.

Два милиционера тщательно изучали документы водителя. Тот терпеливо ждал, когда они проверят номера машины, груз в кузове.

- И много "зайцев" задержали? - спросил Кардашов.

- Не мешайте работать, гражданин, - постовой мельком глянул на Кардашова. - И вернитесь, пожалуйста, к своему автомобилю.

- Наконец-то, Эрик Николаевич, заждались! - вдруг услышал Кардашов. Он обернулся. К нему спешил капитан Недогонов. - А мне телефонируют: прибудет Кардашов на КПП, встретить и немедленно сообщить. Жду, жду, а вас все нет...

Эрик Николаевич протянул руку капитану.

- Рад, что встретились. Вы уехали так неожиданно, не успел даже попрощаться. Освоились?

- Командую... Вы теперь к нам, на две недели или насовсем?

- Почему на две недели? - удивился Кардашов.

- Так смена столько длится. Уезжают. Не все остаются, - пояснил Недогонов.

- Но вы же...

- Так я военный человек, - перебил Недогонов, - у нас другие законы.

- Насовсем... Вот я тут поинтересовался: много ли "зайцев" едет в зону, ну те, которые без пропусков и документов?

- Без пропусков - бывает, а "зайцев", ну тех, кому без дела, пока нет... Грибы пойдут, тогда, наверное, и появятся. А сейчас - нету, - охотно объяснил капитан.

- Так зачем же держите всех? - спросил Кардашов. - На обратном пути проверка, это понятно, чтобы "чистыми" ушли из зоны. А туда-то зачем?

- Приказ. Три рапорта написал начальству, мол, не следует этого делать, сказал Недогонов, - но ответ короткий: приказано - выполняй.

- Ясно, - нахмурился Эрик Николаевич, - со мной поедете? Проводите?

- С удовольствием, с великим удовольствием, - повторил Недогонов, - вот только сообщу...

- Не надо, нагрянем без звонков, - перебил Кардашов. - Зачем людей от дела отрывать... Тимофеев там, в штабе?

- Наверное, на объекте. Три дня, как прибыл, и сразу на станцию. Но, возможно, сейчас в штабе - там вас ждут.

"Волга" поравнялась с ними. Кардашов и Недогонов сели в нее. Милиционер открыл шлагбаум и приложил руку к козырьку.

Проехали КПП. И сразу же за ним увидели табличку: "Обочина заражена. Съезд и остановка категорически запрещены".

Было начало июня, но леса вдоль дороги давно уже потеряли свой привычный зеленый цвет. Деревья стояли серыми, одинаковыми. Они были покрыты тончайшей пленкой - дезактивационной жидкостью, а потому казались безжизненными. Кардашов вспомнил роман братьев Стругацких. Конечно же, будто это сюжет из их "Пикника на обочине".

Еще в Москве он понял, что уже многое сделано здесь, в зоне. Его утверждение директором АЭС проходило трудно, хотя и быстро - пришлось побывать во многих кабинетах, говорить с десятками людей в разных министерствах и ведомствах. Его собеседники пытались выяснить, можно ли доверить Кардашову такое дело, а он, в свою очередь, выяснял обстановку на станции. Да, сделано много, но никто не мог сказать, когда именно можно пускать в работу те блоки АЭС, которые сразу после аварии были заморожены. А энергия, ох, как нужна! Области, городам, стране... Да и зима не за горами, а тогда без этой АЭС будет совсем трудно.

В Центральном Комитете ему так и сказали: твое дело, Кардашов, вернуть первый и второй энергоблоки к жизни. Они обязаны работать! Ну, а окончательная ликвидация аварии - забота остальных, гражданских и военных... И хотя и секретарь ЦК, и Кардашов прекрасно понимали, что одно с другим неразделимо, тем не менее конечная цель была поставлена верно: к зиме два блока АЭС должны действовать.

И еще одно право было предоставлено Кардашову - брать всех необходимых людей с любой атомной станции. Ожидали, что он тут же представит список, но Эрик Николаевич попросил пока одного Тимофеева. И из Москвы сразу же ушел приказ о назначении Темы замом директора по радиационной безопасности. Уже на следующий день Тимофеев вылетел сюда, а Кардашов задержался в Москве - с ним несколько раз встречался председатель Правительственной комиссии. Они быстро договорились, судя по всему, Эрик Николаевич сразу понравился члену правительства. Наверное, потому, что даже там, в столь высоком кабинете, не отводил глаза в сторону, а смотрел прямо, чуть дерзко, в общем, по-кардашовски.

Слева и справа тянулся серый лес. И все чаще попадались таблички: "Обочина заражена".

Дирекция АЭС размещалась на втором этаже райкома партии. На первом висели наспех написанные от руки бумажки:

"Спецстрой", "Энергомаш", "НИИоптики", "УВД" и так далее. Словно доска объявлений...

Кардашов с трудом пробрался сквозь поток куда-то спешащих людей к лестнице. Тут его встретил Тема.

- Эрик Николаевич, с приездом! - обрадовался Тимофеев. - Заждался я вас...

Они обнялись.

- Тут вавилонское столпотворение. - Тема кивнул в сторону первого этажа. Пойдемте наверх, там я приготовил все. Надо переодеться. А руководство сейчас на совещании - начальник и главный инженер в штабе, остальных тоже нет. Но они завтра уезжают - очередная смена.

- Разберемся, - ответил Эрик Николаевич и вместе с Недогоновым и Тимофеевым поднялся в бывшую приемную секретаря райкома. Зашли в кабинет. На столе лежали целлофановые пакеты со спецодеждой.

- На всякий случай взял по два комплекта, - пояснил Тема. - Костюм можно оставить в шкафу...

- А почему здесь? - удивился Кардашов.

- Другого места нет, - объяснил Тимофеев, - да и вы сами убедитесь... Машина внизу. Вы к начальству сразу или на станцию?

- Конечно, на станцию.

- Я так и подумал, а потому и сказал председателю комиссии, что вас следует ждать к вечеру.

- Стрельцову?

- Да, две недели он будет командовать. Полная смена всех служб. Только успевают приехать, разобраться, а уезжать уже надо... Чехарда.

- Обстановку изучил?

- Конечно. Не так все страшно, как казалось издалека. Работать можно, Тимофеев протянул дозиметры Кардашову и Недогонову, - это в карманы. А выедем с объекта, сдадите мне. Порядок надо наводить...

- Ну, рассказывай об обстановке, я имею в виду по твоей части, потребовал Эрик Николаевич.

- Выбросы из аварийного блока прекратились, - сказал он. - Таким образом, очага два - сам реактор и крыша, где много источников, очень сильных. Особенно рядом с вентиляционной трубой. Пока там работы проводить невозможно. На территории станции картина пестрая, к примеру, рядом с административным корпусом вполне прилично. Да и сами увидите...

Переоделись. Спустились вниз. У подъезда стояли "Жигули".

- Прошу, - пригласил Тема.

- Откуда? - удивился Кардашов.

- Около трехсот машин в городе осталось, - пояснил Тимофеев, - компенсацию за них выплатили. Так что - бесхозные. "Фонят" немного, за пределы зоны выпускать нельзя, но здесь можно пользоваться. А эти "Жигули" наберут побольше, и в могильник. Все равно придется и остальные...

- Разумно, - Эрик Николаевич был доволен, - так что транспортом обеспечены...

- Нет, это только я езжу, - пояснил Тимофеев, - остальные предпочитают на автобусах. Да и нет соответствующего распоряжения, меня еще могут привлечь за угон машины. Благо, гаишников на станции нет, документы не проверяют. Поехали, до АЭС - 16 километров...

- Так далеко? Почему же дирекция не там, а здесь? - удивился Кардашов. Ведь не наездишься...

- Все сами увидите, - откликнулся Тимофеев, - и еще многому подивитесь. Порядок нужен, - философски заключил он.

Замолчали. Эрик Николаевич задумался. Недогонов примерил маску.

- Пока можно и снять, - Тимофеев смотрел в стекло заднего вида, - тут аэрозолей практически нет. На станции - другое дело, а здесь дышите спокойно. Это я вам как специалист советую.

Недогонов смутился. Вдруг директор АЭС подумает, что капитан трусит? Но Эрик Николаевич не обращал на него внимания, он смотрел перед собой, туда, где появились очертания корпусов атомной станции.

У площадки, где проводится дезактивация транспорта, идущего с АЭС, дорога вильнула вправо.

- Останови, - распорядился Кардашов.

- Последний заслон, - объяснил Тема, - тут порядок.

- Доверяй, но проверяй, - заметил Эрик Николаевич. Он выскочил из "Жигулей" и направился к площадке, где рабочие, облаченные в резиновые "скафандры", промывали самосвал.

Кардашов с удовлетворением отметил, что дезактивация была организована грамотно. Восемь площадок - асфальт еще не успел посереть, блистал свежей чернотой - были уставлены моечными агрегатами, у въезда на каждую развернулась служба дозиметрического контроля, чуть в стороне виднелись цистерны.

Эрик Николаевич посмотрел, как шла обработка самосвала. Хотел подойти к нему, но тотчас же, будто из-под земли, вырос часовой.

- В сторону, - безапелляционно заявил он, - без спецодежды проход запрещен. Вы что, порядка не знаете?

- Благодарю за службу, - смутился директор. Он развернулся к машине.

Тимофеев с улыбкой наблюдал за ним.

- Доволен? - одобрительно заметил Кардашов. - Начальство АЭС прогоняют, а ты доволен...

- Порядок общий для всех, - не удержался Тема, - но, к сожалению, не везде.

"Жигули" тронулись. Лес кончился. Корпуса станции, которые проглядывали сквозь серые стволы деревьев, открылись теперь, как на ладони. Они ехали вдоль канала, а с другой стороны показалось скопление машин.

- Это площадка пятого блока, - объяснил Тимофеев, - мы начали использовать ее как стоянку для техники. Пока другого места не нашли. Вчера всю технику сюда свезли, так распорядился председатель комиссии. Кстати, приказы здесь выполняются быстро. Если, конечно, их отдают...

- За этим дело не станет, - усмехнулся Кардашов.

Проехали мимо пятого, недостроенного блока. Корпус реактора был не смонтирован, а потому одной из стен не существовало. Здание напоминало гигантский макет - были видны перекрытия, многочисленные помещения как под реакторным залом, так и сверху.

- Студентов физтеха можно возить сюда, - заметил Кардашов, - и на натуре показывать, что собой представляет энергоблок АЭС.

- Не только студентов, - возразил Тема, - сейчас многие сюда приезжают, а раньше станцию и в глаза не видывали.

- Впечатляет, - нарушил молчание Недогонов, - Сначала мою роту сюда направили, я объяснял по этому "макету", где работать будем. Но нас через час на КПП отправили... Там и сидим, хотя у меня специалисты, что в химвойсках служили. Специально для работы на площадке, да вот иначе получилось... - Он словно жаловался, мол, рассчитывал работать в самом эпицентре аварии, но приказы не обсуждают...

- Разберемся, - пообещал Кардашов. Странное чувство овладело им. До боли знакомые очертания станции - в общем-то, все АЭС строили по единой схеме - тут поражали своей безжизненностью, необычностью. И Кардашов никак не мог понять, в чем именно дело. Может быть, оттого, что на пятом блоке он не увидел ни одного человека, что зараженные машины стоят четкими шеренгами, но опять-таки среди них не было людей... Мертвая станция... Это ощущение пришло, и избавиться от него он не мог.

За те два десятка лет, что он работает в атомной энергетике, он привык к иному. Стоило ему попасть на территорию станции, как ему начинало казаться, что он находится в будущем - на одном из предприятий, которые так часто описывают фантасты. Безупречная чистота, какая-то торжественность при встрече с самой современной техникой, всегда подтянутые люди, попадавшиеся навстречу, спокойствие и сдержанность во всем - это не могло не рождать ощущения, что ты шагнул в завтрашний день и именно там работаешь.

Здесь, казалось бы, все то же самое, но вот "Жигули" выскочили на мост через канал, и они увидели два бронетранспортера, которые тащили на буксире миксер, запыленные автобусы, возле которых столпились люди, чьи лица закрывали респираторы - видно, закончили смену... Да, и административный корпус, к которому они подъезжали, выглядел иным. Он был каким-то неряшливым, обшарпанным, солнечные лучи высвечивали окна, которые были заложены мешками, темными щитами и фанерными листами.

- Накиньте маску, - услышал Кардашов голос Темы, - здесь это необходимо.

Эрик Николаевич и Недогонов послушно завязали на затылке ленты, и теперь они стали удивительно похожими на тех людей, которые входили и выходили из административного корпуса.

В двадцать лет Кардашов стал мастером спорта. Бег на 5000 метров был его любимой дистанцией. Тренер тогда соблазнял его международными соревнованиями, поездками за границу, популярностью. И во имя этого требовал, чтобы он ушел из института, полностью отдав себя большому спорту.

Тренеру было невдомек, что спорт для Кардашова - всего лишь приложение к физике. На вступительной лекции академик Петр Леонидович Капица сказал студентам:

- Из вас не получится хороших специалистов, если вы не сумеете управлять своей волей, желаниями, страстями. Если вы не научитесь смеяться, когда хочется плакать; любить - когда нужно ненавидеть; встать и идти - а хочется полежать. Волю воспитывает спорт, и давайте на этом закончим нашу лекцию, а вы оставшееся время проведете на стадионе.

Его слова упали на благодатную почву - повальное увлечение спортом стало традицией для физтеховцев. Ну, а для Кардашова тем более: с юности идеалом для него стал Базаров, хотя признаваться в этом Эрик Николаевич не любил.

В душе он гордился, что умеет держать себя в руках. И та легенда, распространившаяся на станции, которой он руководил уже десяток лет, нравилась ему, льстила его самолюбию. Легенда гласила; ничего не существует на этом свете, что могло бы вывести Кардашова из себя!

Но сейчас Эрик Николаевич едва сдерживал себя. Он плотно сжал губы, желваки на скулах выступили, пальцы сами сжались в кулаки, и он их тотчас спрятал в карманы робы.

В вестибюле корпуса группками стояли какие-то люди. Курили, смеялись, что-то обсуждали. Никто не потребовал пропуска - просто-напросто охраны не было, и они начали подниматься по лестнице на второй этаж, где, как известно, располагались кабинеты руководства станции. До аварии, конечно. Ступеньки, сделанные из карельского мрамора, расколоты, куски валялись тут же, и по тому, как сердито Кардашов пнул один из них, валявшийся на пути, Тимофеев и Недогонов догадались, насколько Эрик Николаевич не в духе.

В вестибюле второго этажа за стеклом они увидели знамена. Еще в недалеком прошлом эта станция числилась в передовых. Знамен было много - витрина занимала добрую половину вестибюля.

Рядом с ней, подстелив кусок рубероида, спали двое. Вокруг валялись куски картона, упаковки от респираторов, стояли ящики с лаконичной надписью: "Осторожно, стекло! Не бросать и не кантовать!"

Окно вестибюля заставлено грязным листом фанеры. Кардашов отодвинул угол, между рамами увидел бруски свинца, уложенные в стопки. Ничего не сказал, усмехнулся, повернулся к Теме.

- Мерял? - спросил он.

- Норма, - пояснил Тимофеев, - с первых дней лежит свинец, Тогда помогал... Сейчас территорию надо чистить - она держит фон.

- Понятно, - Эрик Николаевич осторожно переступил через ноги спящих и направился к коридору. - Дирекция там?

- Проект стандартный для всех станций, - откликнулся Тема.

Недогонов и Тимофеев шли чуть позади директора. Ему ничего не надо было объяснять.

Люди лежали вдоль стен. Кто подстелил под себя куски фанеры, кто телогрейки, кто устроился на полу. Двери в кабинеты распахнуты, кое-где их вообще не было. Кардашов заглядывал в каждую комнату - картина в общем-то везде одинаковая: беспорядок, сброшенные на пол папки, журналы, всевозможный хлам. И везде спали люди: на столах, на стульях, у окон.

- Не уезжают, - нарушил молчание Тимофеев, - пока на базу отдыха доберешься, потом сюда, часа четыре уходит. А народу мало осталось - остальные разбежались...

- Понятно, - прервал его Кардашов, - теперь пойдем в наш кабинет...

Дверь, на которой сияла лаконичная надпись "Директор станции", была закрыта. Эрик Николаевич рывком распахнул ее и в изумлении остановился на пороге.

Стол заседаний уставлен пустыми бутылками из-под кефира, в тарелках наспех нарезанные ломти хлеба, в центре - огромный самовар. Трое в спецовках сидели за столом и чаевничали.

- Э, товарищ, сюда нельзя! - твердо сказал тот, что постарше. - Тут дежурная смена...

- Но я очень голоден, - нашелся Кардашов, - и мои друзья тоже. Со вчерашнего дня ничего...

- Тогда заходи, присаживайся. Там, в гардеробе, ящик с кефиром.

Кардашов послушно подошел к шкафу, открыл его, достал три бутылки кефира, протянул Недогонову и Тимофееву.

- Перекусите, хлопцы, благо хозяева добрые.

Присели рядом. Пили кефир из горлышка.

В углу парень бренчал на гитаре. Что-то напевал, но слова трудно было разобрать.

- А почему вы не в спецодежде? - поинтересовался Тимофеев.

- Ты с Луны свалился? - удивленно посмотрел на Тему один из рабочих. Знаешь, сколько у нас проверяющих? Комиссий разных? Гостям не хватает, а на нас всех разве напасешься...

- Новенькие? - спросил тот, что постарше. Чувствовалось, он здесь за начальника.

- С соседней станции, северной...

- Верно, что директор ваш сразу все сообразил? Земля слухами полнится, такая весть и до нас дошла. Говорят, толковый мужик.

- Ничего... - Кардашов едва заметно улыбнулся. - Соображает.

- Нам бы его сюда! Мы тут без начальства. Оно далеко - в другие кабинеты перебралось, где поспокойней.

- Отсюда придется выселяться, - заметил Эрик Николаевич, - а неплохо ведь устроились.

- Столовка у нас тут. Для тех, кто не уезжает, - пояснил старший. - Людей не хватает, вот и остаемся. Мало ли чего - с атомом теперь на "вы" надо. Я вот таких молодых, - он показал на Тимофеева и Недогонова, - выгоняю со станции в лагере все-таки почище. А нам, старикам, лишние "полрейгана" вреда не принесут.

- Какие "полрейгана"? - удивился Недогонов.

- Чувствуется, что из новеньких, - рассмеялся старший - у нас теперь не рентгены, а "рейганы", ну после того, как ихний Рейган с речью выступил. Мол, все смертники тут. А мы назло ему сидим и кефир попиваем.

- Вообще-то не дело... - начал Тема.

- Надоело от радиации бегать, - объяснил старший, - что мы, зайцы-кролики?

- Спасибо за ужин. - Кардашов встал.- Правы вы, конечно, но вот это, - он показал на грязный стол, - чести вам не делает. Надо убрать. Да и кабинет директора в столовую превращать не стоит, здесь работать надо.

- Освободим, коли директор вернется.

- Уже вернулся. - Эрик Николаевич протянул старшему руку. - Кардашов. Новый директор станции. В восемь буду здесь, в положенном мне месте.

- И секретарша тоже будет? - съехидничал старший.

- Непременно, - подтвердил Кардашов. - Она у меня симпатичная. Людочкой звать. Уже выехала сюда, жду ее завтра. - Эрик Николаевич повернулся к Недогонову. - А тебе, капитан, первый приказ: надо срочно этаж привести в порядок...

- Начальство мое... - начал капитан.

- Теперь одно у тебя начальство, - перебил Кардашов, - я. Соответствующее указание будет. Сегодня же, - он взглянул на часы, - вечером. А теперь пойдем в машинный зал. Посмотрим, что там творится...

К штабу по ликвидации аварии, что находился в районном центре, подъезжали черные "Волги". Одна, вторая, третья...

Из них выходили заместители министров, генералы, доктора наук. Негромко переговаривались, поднимаясь на второй этаж, где находился кабинет временного председателя Правительственной комиссии.

- Что случилось? Я почти сутки на ногах, прилег, тут же звонок...

- Экстренное совещание комиссии.

- Что-нибудь на объекте?

- По-старому.

- Может быть, выброс?

- Да нет же! Говорят, назначили нового начальника станции. Кардашов фамилия, не слышал?

- Не встречал.

- Многих сейчас снимают и назначают. Подумаешь, невидаль - начальник станции?! Тут одних министров - не перечесть, пальцев на руке не хватит...

- Мне сам Стрельцов звонил, мол, извини, но приехать нужно...

У дверей кабинета председателя комиссии разговоры стихали. В комнату, где раньше располагался первый секретарь райкома, входили молча. Ни о чем не спрашивая, привычно рассаживались по своим местам.

Во главе стола сидел Кардашов, рядом с ним стоял Николай Иванович Стрельцов. Директор АЭС перелистывал протоколы заседаний комиссии.

Окно комнаты занимала огромная фотография разрушенного блока. Снимок был сделан с вертолета, очень четкий, на нем видны даже крохотные детали.

На стене справа - схема станции, графики работ по сооружению могильника над аварийным реактором и по подготовке к пуску первого энергоблока.

- Все собрались, - Стрельцов обвел взглядом присутствующих, - наше экстренное заседание комиссии я собрал по просьбе нового директора станции. Представляю его вам - Кардашов. Есть несколько проблем, которые требуют своего решения именно сегодня. Так по крайней мере считает Эрик Николаевич. А с ним спорить трудно. - Стрельцов умолк, давая понять, что он не одобряет упрямство директора. - Вам слово, Эрик Николаевич.

- За столь поздний вызов сюда всех не извиняюсь, - неожиданно начал Кардашов. - Есть проблемы, которые нужно решать немедленно. - Он подошел к схеме станции, ткнул пальцем в вентиляционную трубу.

На ней мы должны поднять красный флаг как символ того, что станция вновь вступила в строй. А значит, нужно решить две проблемы - подготовить к пуску два энергоблока в кратчайшие сроки и очистить от радиоактивной грязи крышу и все это пространство. - Кардашов показал зону вокруг трубы...

- И еще закрыть реактор. Кстати, не кажется ли вам, что это главное? заметил доктор наук.

- Безусловно. Но это уже ваша проблема, - спокойно возразил Кардашов. - А передо мной поставлена четкая задача: пустить энергоблоки!

- Одно без другого невозможно, - парировал доктор наук.

Легкий шумок прокатился по комнате. Стрельцов, улыбнувшись, мол, слушайте-слушайте, сделал знак рукой - потише.

- Да, я настаиваю, чтобы комиссия все свои силы сосредоточила на аварийном блоке, чтобы в кратчайшие сроки его закрыть, - сказал Кардашов, - а на станции уже буду командовать сам. То, что я увидел сегодня, недопустимо. Полная неразбериха, более того, беспомощность...

- Это уже слишком, - возмутился Стрельцов. - Надо выбирать выражения, Эрик Николаевич!

- От этого ситуация не изменится, - парировал Кардашов. - На восемь утра назначен взрыв вот этих емкостей. - Он показал их на схеме. - Кто распорядился?

- Коллективное решение. - Генерал встал. - Необходимо проложить пути, установить кран, иначе мы не сможем работать на крыше, которую, как вы правильно заметили, необходимо освободить от источников радиации. А там топливо, куски стержней. В общем, источники до тысячи рентген.

- "Рейганов", - улыбнулся Кардашов. - На станции говорят "Рейганов", мне нравится новая терминология.

- Товарищ Кардашов, мы серьезным делом занимаемся, - нахмурился Стрельцов.

- Других вариантов нет? - Эрик Николаевич не среагировал на замечание председателя комиссии. - Зачем же уничтожать одно во имя другого? Тем более не ясно, как вы будете работать с краном, пока все роботы, насколько мне известно, отказывают. В том числе и те, что закуплены в ФРГ и Японии. И надо учитывать, без этих емкостей мы не сможем пустить станцию. Следовательно, сначала взорвем, а затем будем строить? Нет, так не пойдет! Я на это не соглашусь.

- Выхода нет, - отрезал Стрельцов.

- Думать надо и искать! Прошу перевести сюда Самойлова. - Кардашов повернулся к Стрельцову. - У него есть опыт работы с радиоактивностью, поручим ему... А пока взрывные работы на завтра прошу отменить.

- Несерьезно получается, - генерал растерялся, - сегодня решаем одно, завтра другое. Люди не поймут.

- Они не понимают другого, - возразил Кардашов, - нашей непродуманности. Слишком много ведомств работает на станции, и каждое только о своем заботится... В машинном зале встречаю солдата - он прорубает проход к реакторному залу, а в стене коммуникации. Делает одно, рушит другое. Разве так можно?

- У каждого свое задание, - упрямо возразил генерал. - Принимаем коллективное решение и действуем.

- Приходится вводить диктатуру, - Эрик Николаевич усмехнулся, - у меня просьба к вам: установить охрану и жесткую пропускную систему, а пропуска сам буду подписывать. Каждый. Слишком много посторонних на станции... - и, увидев протестующий жест доктора наук, добавил: - Нет, все работы, связанные с аварийным блоком, в вашей компетенции, ну, а на станции, извините, хозяйничать будем мы! И приказывать...

- И отвечать, - тихо добавил Стрельцов.

- Одно без другого невозможно, - охотно согласился Эрик Николаевич. - И отвечать, конечно. Но раз ответственность на мне, если именно мне ЦК поручил пустить станцию осенью, я буду вводить те порядки, которые считаю необходимыми. Не обессудьте... Да и к вам просьба, - обратился он к генералу, - отдать приказ о командире на станции, чьи распоряжения обязательны. Я имею в виду капитана Недогонова.

- Не знаю такого, - удивился генерал, - у нас есть и старше по званию...

- Конечно, но капитан - человек знающий и проверенный, - возразил Кардашов. - Ну, а звания сейчас не разберешь - у всех спецодежда одинаковая.

Стрельцов встал.

- У вас все? - спросил он. - Правильно ли я понял, что надо вводить единоначалие на станции?

- Нет, неправильно, - возразил Кардашов, - оно уже есть. Я проинформировал вас, что с завтрашнего утра вводится особый режим на объекте. Такой, как положен на атомных станциях. Ничего нового я не изобретаю. Просто прошу иметь в виду, что даже любой из вас без соответствующего пропуска на АЭС не попадет. Но вам-то я подпишу... - улыбнулся Эрик Николаевич.

- Пошутили, и хватит, - не удержался Стрельцов. - Я согласен с тем, что на завтра надо продумать объем работ по ремонту первого и второго блоков. Подрыв емкостей действительно следует отменить, - он посмотрел в сторону генерала, тот согласно кивнул, мол, сделаем, - плюс к этому начнем изучать ситуацию на крыше - проведем еще одну разведку...

- Завтра мы будем заниматься и совсем другим. - Кардашов резко встал. Прежде надо навести порядок. Обеспечить людей жильем, одеждой, организовать питание. Завтра прошу здесь, в райцентре, оборудовать хорошее общежитие для работников станции, их питание, а там, на объекте, - столовую, Плюс к этому базу отдыха для персонала... Пора прекращать "аварийную" ситуацию, необходимо создать нормальные условия для работы. И параллельно - ремонт, крыша и подготовка к пуску. Человек должен идти на работу, как на праздник. И если мы добьемся изменения в психологии людей, если у них появится уверенность в будущем...

- Не забывай об аварии, - перебил его Стрельцов,

- Помню, но "аварийную психологию" пора изживать.

- Закончим, - предложил Стрельцов, - поживем - увидим, насколько наш новый директор прав. Одно дело - благие пожелания, совсем иное - реальность. Благодарю всех. Завтра, как обычно, в девять продолжим наш разговор, с вас и начнем, - обратился Стрельцов к Кардашову.

- Не смогу, Николай Иванович, - Кардашов развел руками, - и прошу меня не неволить, но на заседания у меня времени не будет. Утром займусь соцбытом, а затем приглашаю на станцию. Дирекция туда переезжает...

Стрельцов замолчал. Лицо его начало краснеть, вот-вот он и взорвется. Члены комиссии, чтобы не стать свидетелями ссоры, попятились к двери. Кардашов и Стрельцов остались одни.

- Не круто ли берешь, Эрик Николаевич? - вырвалось у Стрельцова. Подрываешь авторитет? Так и споткнуться можно...

- Не заводись, Николай Иванович, - спокойно ответил Кардашов. - У каждого из нас своя ноша. Чужую не беру, но и своей не отдам. А не спотыкается тот, кто стоит.

- Смотри, Кардашов, спросим по самому строгому счету.

- Не сомневаюсь. - Эрик Николаевич смотрел прямо в глаза Стрельцову, тот не выдержал, отвел глаза. - Но я и тебе жизнь облегчаю: занимайся аварийным блоком на всю катушку. Пока не закроешь его, ничего сделать не смогу. Так что, по сути, я у тебя в руках...

- Поедем ко мне, места и для тебя хватит. В поселке хорошие условия, смягчился Стрельцов, - да по дороге и потолкуем, все-таки полчаса езды.

- Извини, Николай Иванович. Останусь здесь. Мне рассказывали, поп тут живет. Может, у него и заночую. Странников положено обогреть и приютить. Кардашов рассмеялся. - К сожалению, общежития здесь нет, приходится к господу богу обращаться. Жаль.

- Как знаешь, - отмахнулся Стрельцов, - упрям, как... - он не договорил, опасаясь обидеть Кардашова.

- Да не в упрямстве дело, - сказал Эрик Николаевич, - я просто не имею права говорить одно, а делать другое. Завтра дежурная смена здесь ночевать будет, если, конечно, общежитие успеете оборудовать...

- Раз решение приняли, выполним.

- Спасибо... А люди все знают. Если директор ночевал здесь, значит, и они должны. Так что не упрямство это, а расчет.

Они вместе вышли из штаба.

Над городком неистовствовали соловьи. Казалось, звучит гигантский оркестр, и каждый исполнитель вел свою партию чисто, звонко, неповторимо.

- До свидания. - Стрельцов пожал руку Кардашову и быстро сбежал к машине.

Красные стоп-сигналы мелькнули у поворота, и луна, светившая сзади и чуть сбоку, будто опустила над городом светло-синий занавес. Причудливые тени деревьев, размытые очертания домов превратили город в загадочный средневековый замок.

Кардашов вышел на площадь и оглянулся. Виднелись купола церкви. Она стояла на холме, а потому, казалось, поднялась над городом и парила.

Эрик Николаевич закурил. Постоял немного, а потом решительно шагнул в переулок. Соловьи пели совсем рядом, где-то среди ветвей, и при желании до них можно было дотянуться рукой.

Кардашов обошел церковь вокруг. В крошечном окошке, которое утонуло в земле, он увидел свет. Нагнулся, попытался рассмотреть, что внутри. Однако стекло было закопченным, да и окно вросло в землю.

Три ступеньки вели к обитой проржавелым железом двери. Кардашов постучал.

- Не заперто, входи, ждем, - услышал он. Голос был молодой, звонкий. Эрик Николаевич распахнул дверь. За чисто выструганным столом сидели двое. Свеча, поставленная в стакан, куда стекал воск, стояла между ними. Два бородатых человека, удивительно похожих, сидели друг против друга. Дымилась миска со свежеотваренной картошкой, лежал зеленый лук краснела редиска, два вяленых леща прислонились к кувшину.

- Ждем тебя, сын мой, - прозвучал молодой голос. - Проходи, присаживайся. Все, что есть, - на столе.

Кардашов понял, что это хозяин храма. Тот повернулся, и теперь уже можно было не сомневаться - он был в рясе.

- Благодарю. - Эрик Николаевич прошел к столу, присел - Неужели ждали?

- А каждый вечер у нас кто-нибудь ночует, - оживился мужичок справа, - тут и постель застелена, и стол накрыт. Вот сегодня мы заждались, нету гостей, нету, будто и позабыли нас, стариков. Верно, отец Василий?

- Прошу, сын мой, отведай нашу пищу, - пригласил батюшка, - не балагурь, Петр, дай человеку с дороги опомниться, поесть. Еще наговоримся.

- Это у нас обязательно - не удержался тот, кого батюшка назвал Петром, скукотища, а новый человек - радость большая. Верно, отец Василий?

- Прав, сын мой, прав, - согласился батюшка, - предложи гостю...

Он не успел договорить. Петр оживился еще больше. Вскочил, засуетился, полез под стол. Оттуда сначала показалась его острая бородка, а затем и лицо, торжествующее, с хитрецой.

- Как, мил человек, насчет радиации? - заверещал Петр.

- Не понимаю, - растерялся Кардашов.

- Дезактивация нужна, - торжественно объявил Петр. - И внутри, и снаружи. А внутри обязательно! Верно, отец Василий?

- Ах вот в чем дело, - рассмеялся Кардашов. - Немного можно.

- Не баламуть, - остановил его батюшка. - Ты, сын мой, наверное, из новых, не видал тебя раньше,- обратился он к Кардашову. - Надолго ли и по каким делам к нам?

- Одно теперь у нас дело, - ответил Эрик Николаевич.

Петр разлил самогонку. Чокнулись. Выпили. Закусили лучком и картошкой. Кардашов ел с удовольствием.

- Не опасайся, сын мой, - сказал отец Василий. - Та пища, что перед тобой, здоровая. Из подвалов моих. А лучок промыт трижды, пакость на нем не удержалась. Все рекомендации мы чтим, соблюдаем. Знаю, что облучение изнутри самое вредное, а потому молоко не употребляем, хоть и люблю его...

- Много слышал о вас, отец, - обратился к служителю Кардашов. - Остались здесь, наотрез отказались уезжать, хотя супругу и детей отправили сразу. Да и прихожанам посоветовали уехать...

- Они сразу к нам, в храм божий, - Петр не мог молчать, - собрались все, ждут, что им отец Василий скажет. Он вышел и напрямую: мол, так и так, неволить не могу, но прошу вас покинуть город, а он при храме божьем останется, ждать их будет. Пусть, мол, не беспокоятся... Ну я куда? Мы с отцом Василием всегда вместе, в голод и холод на крещение и отпевание... Я тут звонарем, а вообще-то в сельсовете сторожем. Еще с войны. Сторож-то всегда нужон, хоть там война или радиация, а без сторожа-то нельзя. Верно, отец Василий?

- Большая беда у народа, большая. - Батюшка опустил голову, задумался. - А ты скажи, сын мой, нельзя без этого атома? Никак нельзя?

- Держать его надо в руках. Крепко держать, - ответил Кардашов, - тогда зла он не принесет.

- Разумом понимаю: если бомба, взрыв, Хиросима и Нагасаки, то это дьявол, ядерное зло, но почему же здесь случилось?

- Кара божья, - начал философствовать Петр. Он уже был навеселе. - Верно, отец Василий?

- Не богохульствуй, - сурово отрезал батюшка, - Людская кара. Сами себе зло творим. И этим зельем тоже. - Он показал на бутыль. - Да, слаб человек, а мы все - люди... Значит, сын мой, считаешь - и добрым может быть этот атом?

- Должен! - твердо сказал Кардашов. - Иначе не вижу смысла в своей жизни.

- А вот ты спрашиваешь, почему не уехал. - Отец Василий говорил тихо, едва слышно. - Вдруг, думаю, мой храм пригодится. Знаю, тут, в подземелье, безопасно, как в бункере, где военные нынче на станции сидят. Вот и поставил кровати...

- ...Три штуки, - подхватил Петр, - а когда надо, и раскладушки поставим. В сельпо брали, на всякий случай. Пригодились. Верно, отец Василий?

Тот вновь не среагировал на слова Петра. Он продолжал говорить тихо, будто советуясь сам с собой.

- Уеду, а вдруг человеку помочь надо. Три дня никто не приходил, но потом то один, то другой зайдет. Поест, переночует... Оказалось, нужен.

- Последний автобус в десять вечера уходит, - пояснил Петр, - бывает, опаздывают, а как до поселка вахтового добраться? Нет никакой возможности, потому что верст тридцать будет отсюда... Вот к нам опоздавшие и идут. Верно, отец Василий?

- Верно, верно, Петр. Раз есть возможность добро людям сделать, делай, батюшка повернулся к Кардашову, - а ты не можешь сказать, сын мой, скоро это кончится? Если секрет, смолчи. Не знаешь - тоже. А если ведомо это тебе, открой...

- Не знаю, отец. Одно могу сказать: все, что в наших силах, сделаем.

- На том спасибо, - батюшка показал на занавеску, - там твое ложе, отдыхай, ни о чем не думай. Поутру Петр разбудит.

Колокольный звон несся над равниной. С порога церкви открывался вид на луга за рекой, на корпуса далекой станции и на городок, лежащий у подножия холма.

На звоннице колдовал Петр. А отец Василий стоял у двери и глядел на удаляющуюся фигуру Кардашова. Наверное, он ждал, что тот оглянется, но Эрик Николаевич сдержался - упрямо шел вперед, к дому, где размещалась дирекция АЭС. Уже издали он определил, что там происходит что-то необычное.

Несколько человек стояли на пороге дома, пытаясь прорваться внутрь. Но у дверей - два автоматчика.

- Запрещено впускать, - лаконично отвечал часовой. - Можно только Кардашову. Есть среди вас такой?

Люди наседали на часовых, но слишком близко все-таки не приближались - их решительный вид охлаждал пыл.

- Что происходит? - Кардашов подошел к крыльцу.

- Безобразие!

- Самоуправство!

- Возмутительно, такого оставлять нельзя!

Кардашов тронул за руку мужчину, который стоял чуть в стороне, и спросил:

- Вы не можете объяснить, что здесь происходит?

- Сюда явился молодой человек с двумя автоматчиками, - ответил он, распорядился, чтобы пока никого не впускали...

- Об одежде скажи, об одежде, - подсказали из толпы.

- Автобус со спецодеждой, предназначенной для нас... - Мужчина на мгновение замолчал, и тут же ему подсказали:

- Да, да, с нашей спецодеждой...

- Повторяю, предназначенной для нас, - сказал мужчина, - отправил на объект. И приказал: никого не впускать, пока он не разденет тех, кто там... Мужчина показал внутрь здания. - Судя по тому, что его долго нет, там идет битва. И еще неизвестно, кто побеждает...

- Так-так, ничего не понимаю... - Кардашов недоуменно пожал плечами, подождите, разберемся. - Он направился к часовым.

- Запрещено впускать, - привычно произнес часовой, - всех, кроме Кардашова.

- Я - Кардашов.

- Документы, пожалуйста.

Кардашов предъявил удостоверение. Часовой внимательно изучил его, чуть отошел в сторону.

- Проходите, - приказал он, - остальные - два шага назад!

В вестибюле стоял стол, за которым восседал Тимофеев. Перед ним лежали паспорта, командировочные удостоверения, всевозможные справки. Тема поочередно разглядывал их и складывал в правый от себя ящик.

Все молчали.

Тимофеев увидел Эрика Николаевича, поднялся ему навстречу.

- Вот и начальник АЭС, - сказал он, обращаясь к людям, стоящим вдоль стен.

Они устремились к нему, но Тимофеев властным жестом остановил их.

- Ни с места! - приказал он. - Сам все объясню, прения прекращены!

Кардашов нахмурился.

- Бастуют, - Тема кивнул в сторону высокого мужчины, в котором Кардашов узнал одного из ученых, что был на вчерашнем заседании комиссии, - наотрез отказываются снимать спецодежду. А делать им на станции пока нечего...

- Анархия, товарищ Кардашов, - доктор наук подошел чуть поближе, - если вы вчера говорили о таком единоначалии, поздравляю вас. Это самоуправство, и, поверьте, мы сделаем все необходимые выводы...

- Кто работает на могильнике? - Эрик Николаевич не обратил внимания на слова доктора наук.

- Здесь таких нет, - ответил Тема. - Они одеваются в штабе - там специальная служба... Я уже объяснял товарищам, что теперь никакой самодеятельности не будет - на территории станции оборудован специальный пропускник, там все и получают спецодежду. Как положено на всех нормальных атомных станциях. И именно там всем, кому необходимо, будут выдаваться пропуска. А это, - Тема повел рукой вокруг, - а эта шарашка, извините за выражение, ликвидируется. Вот и все.

- Самоуправство, - возмущенно повторил доктор наук, - он же сказал, что никому из нас сегодня не даст пропуск на станцию!

- Я отвечаю за безопасность, - спокойно возразил Тема, - считаю, что в вашем пребывании на объекте сегодня необходимости нет! Там идет работа...

- Уж не вы ли будете определять, где нам надо работать?! - угрожающе спросил доктор наук.

- На данном этапе я, - ответил Тема. - А за порядок будем отвечать вместе. Повторяю, спецодежду вы будете получать, если это необходимо, на территории станции. А пока ее дефицит - в первую очередь спецодежду получат операторы и дежурный персонал. И только после этого, во вторую очередь, - подчеркнул Тема, - остальные.

- Приведите своего подчиненного в порядок, - рассвирепел доктор наук. Как вы можете выслушивать все это?! - Он наседал на директора АЭС.

- Успокойтесь. - Кардашов прошел к столу. - Почему вам нужно быть на объекте сегодня? Какую работу вы выполняете?

- Я один из конструкторов реактора и должен на него посмотреть!

- Любопытство свое надо было удовлетворять раньше... - мрачно заметил Кардашов. - А вы что должны делать? - обратился он к одному из присутствующих.

- Я из Минздрава...

- Ясно. А вы? - расспрашивал Кардашов следующего.

- Контролирую безопасность эксплуатации...

- Хорошо. А вы?

- Я - прокурор...

- Это уже серьезно, - улыбнулся Эрик Николаевич. - Все ясно, товарищи. Тимофеев абсолютно прав. Он выполняет мое распоряжение. На объекте пока будут находиться только те люди, которые там необходимы. Всевозможные комиссии не допускаются, пока АЭС не будет приведена в должный порядок. Это - первое. И второе - неужели вам не совестно: обслуживающий персонал станции работает без спецодежды - ее пока не хватает, а вы приезжаете на пару часов, чистенькие, прекрасно?.. Вы можете честно смотреть в глаза тем, кто работает на станции по 12 часов?.. Все! Дискуссии закончены... Прошу переодеться, а завтра, пожалуйста, на станцию. Всем, кому действительно необходимо, будут выданы пропуска... К завтрашнему дню успеем? - спросил Кардашов у Темы.

- Недогонов старается, - ответил тот, - и Самойлов уже прилетел... Но они ждут вас завтра. Оба. Понятно? Вы же сами дали срок - до завтра...

- Помню. - Эрик Николаевич едва заметно улыбнулся. - Я поеду в вахтовый поселок, посмотрю. А к вечеру сюда, общежития должны быть готовы... Ну, а потом на станцию... Нет, нет, - Кардашов заметил, что Тема хочет возразить, не для проверки, просто подышать тем воздухом...

- Ясно, Эрик Николаевич, - Тимофеев понял его, - в вахтовом поселке вас уже ждут.

- Ничего не могу поделать, "забастовку" предлагаю прекратить, - обратился Кардашов ко всем присутствующим. - Митинговать не следует, не на пользу дела.

Кардашов не догадывался, что в эти минуты на станции разворачивались события, которые сыграют решающую роль в ее судьбе.

Рядом с главным пультом третьего энергоблока располагалась "группа роботов".

Небольшое помещение - раньше тут был склад электрооборудования - от пола до потолка уставлено всевозможными радиосистемами. Эти серебристые коробки невольно производили впечатление, особенно на тех, кто был далек от радиотехники. Светились экраны, периодически раздавались щелчки - срабатывали какие-то реле.

У одного из телеэкранов, пожалуй, самого крупного, сидел одинокий оператор. На экране было видно нагромождение плит, арматуры, блоков. И среди них "кузнечик" - так окрестили один из роботов, созданных для работы в зоне повышенной активности.

"Кузнечик" застыл среди этого хаоса - он уже давно отказал, но тем не менее молодой оператор упорно смотрел на него, будто надеясь, что произойдет чудо и "кузнечик" вновь запрыгает по крыше.

Самойлов вошел решительно, по-хозяйски.

- Ну, показывай свое хозяйство, - сказал он, - что здесь происходит?

Оператор растерялся.

- Извините, но показывать нечего... - пробубнил он, а потом неожиданно добавил: - А нас всех заставили побриться, - оператор провел ладонью по своим щекам, - у меня тоже была борода. Сбрил.

- Побреюсь, побреюсь, - усмехнулся Самойлов. - План крыши есть?

- Да, конечно, - оператор достал из-под столика планшет, - вот точная схема, где работали роботы... Но теперь из-за отказа систем управления они бездействуют. Никто не ожидал, что здесь такие поля... Сейчас вся наша группа на испытательном полигоне, два новых робота прислали из Ленинграда. Они на основе луноходов. Их там проверяют. - Оператор уже пришел в себя.

- Знаю. А телекамеры действуют?

- Конечно. Включаю. - Оператор зажег четыре экрана. - Мы надеялись с их помощью управлять роботами. Но телевидение, видите, не пригодилось.

- Одну секунду,- перебил его Самойлов, - покажите на схеме крыши, что видно.

Оператор начал рассказывать:

- Вот это вентиляционная труба. Ее основание на этом экране, - он показал на картинку слева, - здесь у нас первый робот. Через пятнадцать минут он отказал...

- Вижу, - подтвердил Самойлов, - с вертолета я не смог его отличить от бетона...

- Надо было в красный цвет выкрасить, - согласился оператор, - но сразу обо всем не догадаешься. Так это вы летали? Я видел вас на экране.

- К сожалению, сверху всего не разглядишь...

- Так труба высокая, - охотно согласился оператор, - не дает снижаться вертолету.

- У вас на схеме все обломки нанесены?

- В основном да. Однако туда не пройдешь... Дозиметристы разрешают лишь высунуться на несколько секунд. Очень сильные поля. Очень. Там же лежат куски твэлов, что выбросило из реактора. А это источники. И сильные...

- Ясно, - Самойлов думал о своем, - нужен "фантом".

- Кто? - не понял оператор.

- "Фантом", - повторил Самойлов, - человек, который способен пройти сквозь любые поля.

- Это что-то из фантастики, - оператор натянуто улыбнулся, - а я не очень ее уважаю.

- Напрасно. Кстати, я ее люблю. Так вот, в некоторых произведениях действуют "фантомы" - они способны даже сквозь солнце проходить!

- Смешно и наивно.

- Конечно, но здесь нужен именно такой "фантом"!

Во время взрыва из активной зоны выбросило куски твэлов, графита, бетонные плиты. Они "впились" в крышу. Да, сначала возник пожар, но когда огонь погасили, ситуация улучшилась незначительно. Иной "пожар" продолжал бушевать радиоактивный. С вертолета удалось замерить поля - на крыше были разбросаны источники излучений. В таких условиях никакая техника не выдерживала. А как убрать? Ясно, что надо сбросить всю "грязь", лучше всего в тот самый аварийный реактор, край которого отчетливо был виден на телеэкране. Причем сделать это до того момента, когда могильник будет перекрыт сверху. Иначе потом с этими "кусочками" намучаешься - через всю станцию не потащишь...

Теперь уже с телеэкрана рассматривал Самойлов крышу. Он понял, что на нее надо выходить. Но на всякий случай все-таки спросил оператора:

- Данных я имею в виду конкретных, по каждому источнику, нет?

- Откуда? - удивился оператор. - Для этого надо выйти на крышу.

- Вот видишь, - усмехнулся Самойлов, - а ты говоришь: "фантом" не нужен. Без него не обойдешься...

- Где же его взять? - растерялся оператор.

- А я, по-твоему, не подхожу? - Самойлов улыбался широко, доверчиво. Правда, с твоим замечанием согласен - предварительно нужно побриться. Радиоактивная "грязь" очень любит путаться в волосах...

- Не представляю, как туда идти... - Оператор растерянно смотрел на телеэкраны. - Мне кажется, это невозможно...

- А ты внимательней смотри, - Самойлов взглянул на часы, - через пару часов и начнем...

Самойлов переодевался в одной из комнат санпропускника. Он уже побрился, надел чистое белье. Пожилая женщина - Никитишна - аккуратно повесила костюм на вешалку в специальный шкафчик, положила стопку полотенцев.

- Жарко будет, вытрешь пот, - тихо сказала она.

- Может быть, все-таки я пойду? - попросился Тема.

- Ты лучше за датчиками смотри, - Самойлов начал натягивать на себя свинцовые трусы, - голову оторву, если хотя бы один откажет! Верно, Никитишна?

- У него головка хорошая, светлая, - отозвалась Никитишна, - жалко такую.

- А вы, Никитишна, давно здесь? - поинтересовался Самойлов.

- Так три года уже, стираю за вами да и самих отмываю.

- И во время аварии тоже? - удивился Тема.

- Так кто будет за вами следить? - спокойно сказала Никитишна. - Вы же столько "грязи" оттуда несете, страсть. Если бы мои женщины не отстирывали да и вас не проверяли, разве вы смогли бы?

- Это точно, - согласился Тема.

- Мы не прекращали работу, даже когда вокруг бежать начали, - рассказала Никитишна, - отмывали и стирали... А потом многие в глаза боялись посмотреть, но ничего - тех уж тут нет, сейчас ребята собрались хорошие, ласковые, слушаются... Ну, в общем, в добрый час! Буду ждать, не беспокойся - и душ теплый будет, и простыни свежие. А брюки отгладим, видно, к холостяцкой жизни не привык: без жен вы как без рук.

- Она приезжает.

- Это хорошо. Там, - Никитишна показала вверх, - думай о том, что у тебя есть жена и что она очень ждет.

- Обязательно буду помнить... Ну, помогай, Тема, этот скафандр тяжелый. Будто на Луну собираюсь...

- Так и есть, - заметил Тимофеев, - а может быть, и похуже.

Скафандр действительно был похож на лунный. Да и неудивительно - в основе его конструкции те же самые принципы, что и у скафандров, которыми пользуются космонавты при выходе за пределы орбитальной станции.

Однако здесь, на крыше блока и у вентиляционной трубы, поля были намного сильнее, чем в открытом космосе, а потому Самойлов надевал дополнительные листы защиты. Рубашка, жилет, панталоны были необычайно тяжелыми, так как в основе их - сетка из свинцовых нитей. Тимофеев помогал товарищу облачиться в эти радиационные доспехи.

- Имей в виду, старина, - напутствовал он Самойлова, - тебе отводится не более двух-трех минут. Осторожно пройдешь по маршруту - и сразу назад. Имей в виду, даже за три минуты ты получишь предельно допустимую дозу. Задержишься значит, придется отправлять со станции. Подведешь нас, ясно?

- Ну, что ты мне как первокурснику лекции читаешь, - обиделся Самойлов. Я же понимаю...

- Ты у нас, старина, азартный человек.

- С чего ты это взял? - удивился Самойлов.

- Наблюдаю за твоим характером давно, изучил.

- Тоже мне психолог нашелся! - съязвил Самойлов. - Имей в виду, на авантюры я не способен. Расчет - и только, как говорил Кардашов.

- Кстати, он нас по головке не погладит, что без него решили...

- Так он обязательно сам бы полез! Нет уж, лучше доложим результаты, а победителей, как говорится, не судят.

- Не рано ли в победители? - Тема настороженно посмотрел на Самойлова. Мне такие настроения не нравятся.

- Рассуждай, но помогай. - Самойлов протянул Тимофееву два конца ленты, которые держали жилет. - Буду осторожен, не волнуйся.

- И запомни одну деталь, - насупился Тимофеев, - если с тобой что-нибудь случится, я вынужден буду идти на крышу без всего, вот так, как одет сейчас. Понял меня?

- Не пугай, - улыбнулся Самойлов, - постараюсь сохранить твою жизнь в целости и сохранности. Мне такие жертвы не нужны... А вот дойти наверх помоги. Тяжелый все-таки этот скафандр... Шлем наденешь наверху, и без него я уже взмок.

Тимофеев подхватил Самойлова и помог ему добраться до двери.

Они медленно начат подниматься по ступенькам.

На верхней площадке, когда оставалось лишь приподнять люк и вылезть наружу, Самойлов остановился.

- Накручивай "голову", - распорядился он, - и быстрее вниз. Тут уже повыше, видишь... - Он показал на прибор, прикрепленный к рукаву.

- Сейчас. - Тимофеев надел шлем, закрепил его. - Фон пока маленький...

Но Самойлов уже не слышал его голос. Он махнул рукой, Тимофеев быстро побежал вниз. Самойлов проследил за ним, а затем осторожно приподнял люк. Он начал медленно подниматься на крышу.

- Работают? - Тимофеев вбежал в комнату, где находилась "группа роботов". Все телеэкраны светились.

- Пока никого нет, - ответил оператор, - ваш "фантом" еще не добрался... Впрочем, кажется, он появился...

На центральном телеэкране показалась белая точка. Постепенно она увеличивалась, и вот уже Самойлов встал в полный рост на краю крыши.

- Как он так быстро сюда добрался? - удивился Тимофеев.

- По аппарели, - объяснил оператор, - там роботы ходили, вот он и воспользовался. Фон там маленький, ему пока не нужно торопиться.

- Попробуй вызвать его.

Оператор включил передатчик:

- Эй, "фантом", слышишь меня? Прием.

- Нормально слышу. Фон пока незначительный, до начала маршрута еще десять метров, - донесся голос Самойлова.

Тимофеев выхватил микрофон.

- Не торопись. Хорошенько отдохни перед броском по маршруту.

- Сейчас он выйдет за угол, фон подскочит раз в десять, - подсказал оператор, - мы тут роботами все измерили.

- Жди повышения фона, - передал Тимофеев.

- Знаю. Что-то командовать начал, Тема? Не увлекайся. Мы тоже кое-что соображаем, - недовольно ответил Самойлов. - Я же сказал: как только уйду на маршрут, передам. И тогда контролируй.

Белый скафандр перемещался по экрану медленно. Самойлов часто останавливался, отдыхал.

- Еще три метра, - тихо сказал оператор, - а дальше... Дальше вся наша аппаратура отказывала. Очень сильные поля начинаются.

- Думаю, что метра через три радиосвязь может отказать, - услышали они голос Самойлова, - но я буду передавать все равно. Следите по экранам и контролируйте маршрут, чтобы потом наложить точные данные. Как понял меня, Тема?

- Соображает, - прокомментировал оператор, - знающий мужик...

- Понял, Самойлов, понял, - быстро ответил Тема. - Действуй!

- Чуть передохну, - отозвался Самойлов.

На экране белый скафандр приник к вертикальной стенке, которая отгораживала эту часть крыши от той, где были разбросаны куски твэлов и графита, вырванные из активной зоны реактора.

А Самойлов смотрел на реку, на город, на безбрежное синее небо, края которого утопали в зелени лесов. Было тихо.

Почему-то он вспомнил свою крошечную белорусскую деревню, что затерялась среди болот под Кричевом и где прошло его детство. Мама по утрам ставила на стол крынку парного молока, и он всегда выпивал ее всю, так, что живот растягивался, как барабан. И мама всегда ругала его, но крынка наутро по-прежнему оказывалась наполненной до краев, и он знал, что она сердится лишь для виду. Да и соседке она хвалилась, что сынок на парном молоке растет крепким, здоровеньким.

"Ох, как тяжел все-таки этот скафандр..." - подумал Самойлов.

Ворона прилетела из города. Села на трубу, начала чистить перья.

"Вот дурочка-то, ничего не чувствует..."

Ворона, будто опомнившись, спикировала вниз и исчезла где-то за стеной третьего блока.

Показался вертолет. На длинном тросе прицеплена труба. Машина зависла у пятого блока, летчик осторожно опустил трубу на землю.

"Пора, надо идти..." - приказал себе Самойлов.

- Тема, я пошел вперед! - передал он по радио и шагнул за угол.

Первое, что увидел Самойлов, - большой кусок твэла. "Килограммов двадцать будет", - отметил он про себя...