Фантастика чехословацких писателей

– Должен же он был как-то объяснить, почему по дороге не встретил Рею Сантос, – не сдавался доктор.

– Дайте мне несколько минут – и я придумаю дюжину правдоподобных объяснений.

Доктор с грустью посмотрел в записную книжку и вычеркнул имя Маккента.

– Хорошо, сдаюсь. Остается другая возможность –

Юрамото. Причина такая же, как у Маккента. Секретная миссия на базе, радиосвязь с Землей, Шмидт перехватил шифровку и должен был умереть. Детали можно оставить в стороне. Юрамото из фотолаборатории направился к радиотелескопу, убил Шмидта, вернулся в свой бетонированный бункер. Все остальные его действия зарегистрированы сейсмографом.

– А ракета?

Закинув ногу на ногу и обхватив колено руками, доктор невидящим взором долго смотрел на своего собеседника.

– Есть две возможности, – сказал он наконец. – Такой человек, как Юрамото, обладает обширными знаниями.

Технические дисциплины он знает превосходно. Быть может, ему удалось сделать приспособление, благодаря которому пистолет выстрелил спустя некоторое время.

Бьюсь об заклад, такой механизм изготовить можно.

– Допустим. Но кому-кому, а Юрамото было известно, что из-за преклонного возраста ему не добежать до радиотелескопа первым, чтобы спрятать этот механизм. Мог ли он так рисковать? Но не это главное. Юрамото с десяти часов находился в лаборатории на глазах врача. А когда он оттуда вышел, то, согласно версии Маккента, Шмидт был мертв.

– Сдаюсь. Но есть еще возможность. Некто убил

Шмидта. Кто-то другой нашел его и в 10:59 поднял тревогу, но, решив, что на него может пасть подозрение, прибежал к базе и не хочет признаться.

Родин улыбнулся.

– Дав круг, вы пришли туда, откуда вышли. Ну, как мог кто-то за две минуты оказаться у базы? Да и кто бы это мог быть? Ведь у каждого из них имеется надежное алиби!

Доктор сердито прошелся по комнате и внезапно остановился в нескольких шагах от следователя.

– Нашел! – Голос его задрожал от волнения. – Ведь убийца мог выстрелить из ракетницы не над трупом

Шмидта! Что, если Юрамото сделал это в районе сейсмической станции, Ланге – около обсерватории, Нейман –

находясь у ракетоплана, Рея Сантос – от оранжереи, а

Маккент – у входа в базу?

Но следователь не разделял его восторга.

– Вы же сами говорили, что ракета стреляет на высоту каких-нибудь двухсот метров, а отсюда до радиотелескопа не меньше восьмисот метров, до ракетоплана шестьсот, до сейсмической станции около. .

– Двести метров на Земле! – Гольберг сокрушенно схватился за голову. Как это сразу не пришло мне в голову! Хороший помощник у вас, майор, нечего сказать. Я

вас. .

– Оставьте, доктор. Лучше скажите, на какую высоту стреляет сигнальный пистолет здесь?

– Вы слишком многого хотите. Но думаю, гораздо выше, чем на Земле.

Майор связался с Глацем.

– Родин говорит. Не можете ли вы мне сказать, на какую высоту стреляет сигнальный пистолет? Да, здесь, на

Луне... Спасибо.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Гольберг.

– Глац говорит, что точно не знает, но полагает, километра на три.

– Три километра, майор! Но ведь это меняет всю ситуацию!

Следователь не выразил особого восторга.

– На первый взгляд, доктор, только на первый взгляд.

Не забывайте, что все три выстрела произведены из пистолета, который нашли у тела Шмидта. Два выстрела в радиста, третий вверх. Один и тот же боек расписался на всех трех гильзах.

– Это значит. .

Стук в дверь прервал Гольберга.

– Готово, – сказал Мельхиад и подал майору четвертушку плотной бумаги. Доктор через плечо следователя посмотрел на рисунок, напоминающий бумажную мишень с несколькими попаданиями.

– Черный кружок в середине – это место, где мы нашли тело Шмидта, окружности – расстояние в метрах; крестиками отмечены пункты, где манипуляторы обнаружили следы стронциевых солей. Здесь сгорели сигнальные ракеты. Достаточно?

Майор долго не мог оторвать от рисунка глаз.

– Вы не ошиблись? – наконец спросил он. – Может ли это быть? В самом деле три крестика?

– Да, три, – уже в дверях подтвердил инженер.

Обессиленный Гольберг рухнул в кресло и слабо покачал головой.

– Я схожу с ума! Три ракеты в почву и одна вверх! Ну, хорошо. Скажем, первый раз он не попал. Но в сигнальном пистолете недоставало всего лишь трех патронов. Час от часу не легче! А тут еще эти двое – Маккент и Юрамото! Ведь кто-то из них солгал. А кто лгал, тот стремился что-то скрыть. Но что – кроме факта убийства? Не могут же они оба лгать, это же абсурд, как и то, что они оба говорят правду. Или, по-вашему, это возможно?

Следователь перестал качаться на стуле.

– Думаю, – медленно произнес он, – пожалуй, даже чересчур возможно.

ОБЕЩАНИЕ РОДИНА

Тропка вела к скалистой стене, грубой, не тронутой временем, будто ее только что сотворила природа. Сверху на манипуляторы падала тень. Вдруг огромные механизмы ожили; в их движении Родину почудилось что-то устрашающее, зловещее, словно оно было предвестником близкой гибели. Он инстинктивно отпрянул, но уперся в скалу.

Вытянув щупальца, манипуляторы сделали еще шаг вперед. Спасения не было. Стальные пальцы тянулись к горлу человека, застыли над беспомощной жертвой.

– Что с вами? – послышался голос Гольберга, и эти три коротких слова отогнали призрак. Манипуляторы стояли неподвижно.

– Мне померещилась жуткая картина, – сказал Родин,

– будто это чудовище напало на меня. Я чувствовал их прикосновение. Неужели я начинаю терять рассудок?

– Ну, к чему такие страшные слова? – загудел в наушниках голос доктора. – Мы же говорили с вами об оптических иллюзиях. Это как раз тот самый случай.

– Вы полагаете? – с надеждой спросил следователь.

– Не полагаю, а твердо знаю. Здесь? – Гольберг остановился.

– Вероятно. – Майор оглянулся. – Да, видимо, где-то здесь. Незначительное отклонение вряд ли будет иметь значение. Во всяком случае, попробуем.

Опустившись на колено, он приготовил сигнальный пистолет и на скальной поверхности отыскал опору.

– Убийце было не к спеху, он мог отыскать удобное место и спокойно прицелиться. . Когда пройдет минута –

скомандуйте.

Гольберг смотрел на часы.

– Внимание. . пли!

Из ракетницы полыхнуло слабое пламя, и через несколько секунд над радиотелескопом загорелась сапфировая звезда. Не красная ракета, означающая тревогу, а синяя – заранее оговоренный сигнал между двумя или несколькими партнерами.

– На нее никто не обратит внимания, – сказал Гольберг.

– Один человек, быть может, действительно не обратит... – в словах майора был какой-то скрытый смысл. –

Пошли!

Через несколько минут Гольберг открыл шлюзовую камеру сейсмической станции. Юрамото встретил их своей обычной приветливой улыбкой.

– С дорогим гостем в дом приходит счастье, – он слегка поклонился. – А мечи ваши я положу на алтарь предков.

Майор испытующе посмотрел на селенолога.

– Благодарим за приветствие, но у нас остались лишь эфесы. Позвольте взглянуть на сегодняшнюю сейсмограмму. Интересно, что зарегистрировали приборы несколько минут назад.

Юрамото нажал выключатель, и свет упал на паутину диаграмм. Следователь на них не взглянул, он внимательно смотрел на лицо Юрамото, но, кроме готовности выполнить просьбу, ему ничего не удалось прочитать на приветливом, морщинистом лице старого ученого. Родин перевел взгляд на сейсмограмму.

– Вы не помните точное время, доктор?

– 17:09, – тотчас ответил Гольберг.

Именно в этот момент прибор зарегистрировал незначительное, но явно различимое отклонение.

– Как по-вашему, что могло послужить причиной этого отклонения? – снова взглянув на Юрамото, спросил Родин. Селенолог задумчиво смотрел на зигзаги, вычерченные самописцем.

– Трудно сказать, – произнес он наконец. – Но не знать

– это значит не видеть. Держу пари, что это отклонение ничуть не отличается от того, которое поставило нас в тупик во время вашего вчерашнего визита. – Он достал из ящика субботнюю сейсмограмму. – Да, точно такое же отклонение, какое было зарегистрировано в день смерти

Шмидта, за несколько секунд до объявления тревоги.

Родин внимательно сравнил обе сейсмограммы – сначала на глаз, потом с помощью лупы. Да, сомнений не было: обе аномалии практически не отличались друг от друга. Он встал.

– Благодарю вас. Вы нам очень помогли.

– Приятный визит озарит и дождливый день, – церемонно поклонился Юрамото.

К базе возвращались медленно, погруженные в собственные мысли. Тишину нарушил Гольберг:

– Вам звонил Глац. В тот момент, когда вы выходили.

– Знаю, – ответил Родин.

– Что ему понадобилось?

– Он не звонил.

Доктор остановился.

– Но ведь...

– Это я звонил. Я спрашивал, не у вас ли я. Вы можете это объяснить с точки зрения психологии?

– Конечно. – Доктор пустился было в объяснения, но, сделав несколько шагов, остановился. – Понимаю, – задумчиво произнес он, – вы думаете, это возможно?

– Посмотрим.

После визита в оранжерею они вернулись на базу. Заглянули в медицинский кабинет, в мастерскую и на командный пункт. Словно одержимый какой-то манией, Родин всюду заводил разговоры о телефонных звонках. Наконец ему удалось получить долгожданный ответ.

– Как же, помню, – сказал Нейман. – Позвольте, когда это было? Кажется, в пятницу. . да, в пятницу днем мне позвонил Шмидт и спросил, нет ли у меня Мельхиада.

Мельхиада у меня не было, но я случайно встретил его через полчаса в коридоре. Однако выяснилось, что его никто не разыскивал. Вечером Мельхиад упрекнул меня за неуместную шутку, а когда я удивленно посмотрел на него, посоветовал мне обратиться к врачу и избавиться от галлюцинаций.

– Вы с ним согласились?

– Ну, конечно. Не ругаться же из-за какой-то глупости.

– Извините за назойливость, – сказал майор, – но вы когда-нибудь по-настоящему выходили из себя?

Нейман широко улыбнулся.

– Да, раза три случалось. И каждый раз – зря.

За ужином никто не обмолвился о Шмидте, никто не вспомнил о субботней трагедии, но в разговоре чувствовалось напряжение. Беседа была словно соткана из тончайшего покрывала, слишком прозрачного, чтобы оно могло скрыть подавленность, охватившую сидящих за столом.

Лишь за кофе биолог Маккент отважился ступить на тонкий лед.

– Завтра пятница, скоро мы свернем работу и отправимся домой, на Землю. А как же вы, майор?

– Мы тоже все закончим и тоже полетим домой. – Родин отодвинул пустую чашку. – Спокойной ночи.

ПРОСТОЙ ПЛАН

Маккент с упреком посмотрел на майора.

– Сегодня пятница. Вы обещали к завтраку рассказать нам кое-что. Не забывайте, майор, скоро рассвет.

– Вы, вероятно, от любопытства не спали всю ночь, –

усмехнулся Родин.

– Я не страдаю бессонницей. Но кому-то в эту ночь действительно уснуть было нелегко; боюсь, что его замучили кошмары. – Беспокойный взгляд биолога перебегал с одного лица на другое, будто он пытался отыскать на них следы недосыпания. – Не хотел бы я оказаться на его месте.

– Ну, что ж, я расскажу вам все. Это моя прямая обязанность. Следствие в Радужном заливе закончено, и мы готовы лететь на Землю. Если удастся, то еще сегодня.

Глац вопросительно взглянул на следователя и снял трубку.

– В котором часу вы хотели бы вылететь?

– Не знаю, как скоро это удастся организовать, но хотелось бы – до обеда. Доктору Гольбергу предстоит присутствовать на каком-то важном совещании.

– Сколько полетит человек?

– Трое.

– Вас двое. .

– И преступник. Тот, кто убил радиста Шмидта. Первый убийца на Луне.

Лишь негромкие слова Глаца, связавшегося с космодромом в Море Ужасов, нарушали нависшую над столовой тишину.

– Все в порядке. – Глац положил трубку. – В одиннадцать за вами прилетит ракетоплан. . Знаете что, переберемся-ка ко мне.

– Вам известно, кто застрелил Шмидта? – спросил биолог, едва все расселись.

– Да. Со вчерашнего дня.

– Почему же вы не сказали об этом вечером? – удивилась Рея Сантос.

– А вы полагаете, что провели бы ночь спокойнее?

– Это кто-то из нас? – Казалось, лицо Глаца старело на глазах. Взгляд его глубоко запавших глаз поочередно останавливался на каждом члене экипажа.

– Да, один из вас.

– Ну, не тяните! – Ирма Дари бросила на следователя взгляд, полный муки. И по ее голосу доктор понял, что она на грани истерического припадка.

Следователь наклонился, будто хотел увидеть всю группу в новой перспективе.

– Я, собственно, не знаю, с чего начать. Шмидт был убит настолько тривиальным способом, что почти не о чем рассказывать. Преступник подошел к радиотелескопу, застрелил радиста и чуть позже выпустил красную сигнальную ракету. Никаких трюков или прыжков со скалы, никакой гонки или борьбы за секунды. План был чрезвычайно прост, хотя рассчитан с математической точностью.

Лица сидящих за столом напомнили Гольбергу паноптикум – такие же неподвижные, оцепеневшие, совсем как настоящие, но не живые.

– Прошу прощения, майор, но ваше сообщение слишком сенсационно для моего несколько старомодного вкуса. – Астроном Ланге встал. – Вы меня извините? Мне надо еще кое-что сделать, пока не взошло солнце. Что же касается вашего заключения, то охотно допускаю, что это действительно не так сложно, как казалось. Желаю удачи.

Родин молча кивнул. Когда Ланге вышел, он снова заговорил.

– Вряд ли вас будут интересовать детали. .

– Напротив, очень интересуют! – почти выкрикнул

Маккент.

– Хорошо. – В улыбке следователя был оттенок грусти.

– Но не ждите сенсаций – ни ясновидения, ни особого детективного дара не было. Попробуем рассуждать вместе.

Что нам известно? Кто-то в 10:59 выстрелил из сигнального пистолета. Это один из немногочисленных фактов, на который мы смогли опереться, когда стало ясно, что

Шмидт на помощь не звал. Понятно?

– Понятно, – подтвердил нестройный хор голосов.

– Кто же это мог быть? Маккент, который в 10:50 находился поблизости от входа в главный объект, спрятавшись в тени? Астроном Ланге, который в этот момент возвращался в обсерваторию? Или профессор Юрамото? При его-то опыте для него наверняка не составляло труда «обмануть» приборы, незаметно пройти шлюзовую камеру и выстрелить из пистолета.

– Весьма польщен, – селенолог слегка поклонился, но в его глазах светилась ирония.

– Такая же возможность была и у Неймана. Предположим, он действительно возился с прожекторами, но затем погасил их, прошел шлюзовую камеру и выстрелил в

Шмидта. И наконец, врач Рея Сантос. Она в это время шла от базы к оранжерее. Трое оставшихся оказались вне подозрений. Они были в помещении. Это командир экспедиции Глац, радистка Ирма Дари и инженер Мельхиад...

– Итак, пятеро на подозрении. – Маккент переводил взгляд то на одного, то на другого.

– Да, пятеро. Именно у них была возможность произвести выстрел. Попробуем поразмыслить, кто же из них мог убить Шмидта. В десять утра радист докладывал, что у него все в порядке, значит, он еще был жив, а в 10:59 он не ответил на вызовы, его уже явно не было в живых.

– Час – это не так мало, – заметил биолог.

– Но мы сумеем его «уменьшить». В 11:02 все члены экспедиции, за исключением Ирмы Дари, которая разговаривала с Землей, находились у пункта сбора. Путь от главного входа до радиотелескопа отнимает не менее десяти минут, дорога обратно – как минимум три минуты. И

то лишь ценой головоломного прыжка. Приплюсуем минуту на три выстрела, осмотр Шмидта и замену пистолетов. Итого – четырнадцать минут. Следовательно, преступник должен был пуститься в путь не позднее 10:48.

Однако в это время врач Рея Сантос и пилот Нейман только-только надевали скафандры и еще находились в помещении. Так как неопровержимо доказано, что до этого они не выходили с базы, то их смело можно вычеркнуть из «черного» списка. Мы знаем, что у Реи Сантос сначала был профессор Юрамото, а потом Ланге. Что же касается

Неймана, то его местопребывание засвидетельствовано показаниями Глаца и Ирмы Дари. Вы принимаете эту версию?

– Безусловно, – откликнулся Маккент.

– Итак, остаются Юрамото, Маккент и Ланге.

– Ланге. – Мельхиад вздрогнул и повернулся к Глацу.

– Он вышел наружу? Надолго?

– Не знаю, по-видимому. Он, кажется, ждет, когда

Марс закроет собой какую-то звезду. Еще вчера об этом говорил.

– Верните его! Баллоны не заправлены кислородом! –

Инженер вытащил из кармана таблицу. – У Ланге осталось кислорода лишь на полчаса, нет, на двадцать пять минут.

Глац молча поднялся и включил телеэкраны. На двух экранах был виден Ланге, шагающий к Радужному заливу.

– Ланге? – Командир наклонился к одному из микрофонов.

– Слушаю вас, – послышался спокойный голос астронома.

– Ваш скафандр не успели заправить кислородом. Запаса в баллонах хватит минут на двадцать пять. Вы знаете об этом?

– Я уже обратил внимание и буду иметь это в виду.

Родину показалось, что Глац передернул плечами. После минутного колебания он вернулся на место, но телеэкраны не выключил. На них виднелась уходящая вдаль фигура астронома. В его равномерной, целеустремленной поступи чувствовалась твердая воля.

– Итак, остались лишь эти трое, – продолжал Родин, –

и ситуация стала еще запутаннее. Профессор Юрамото утверждал, что в 10:49 он говорил по телефону со Шмидтом.

Радист якобы интересовался, нет ли на сейсмической станции Мельхиада. Можете представить себе наше удивление, когда. .

– Удивление?! – переспросил Гольберг.

– . .наше удивление, когда вскоре после этого Кристиан Маккент заявил, будто в 10:25 он наткнулся на мертвого радиста, а от нас скрыл этот факт, дабы не вызвать подозрения.

В ответ на это сообщение присутствующие только изумленно переглянулись. Даже Нейман перестал жевать.

– Мы стали в тупик: кому же верить – Юрамото или

Маккенту? Один из них лжет – мертвый Шмидт не может никому звонить.

– О каком тупике может идти речь, если один из них лжет? – Глац поморщился и повернулся к экрану.

– Трудность положения усугублялась тем, что обе эти альтернативы были неприемлемы. Судите сами. Если лжет

Юрамото, то Маккент прав, утверждая, будто видел мертвого радиста намного раньше тревоги. Согласно его показаниям, Шмидт был мертв уже тогда, когда Юрамото еще находился в лаборатории, что может подтвердить врач Рея

Сантос.

Майор обратился к биологу.

– Когда вы увидели мертвого Шмидта?

– Я уже говорил – в 10:25.

– А когда Юрамото ушел из лаборатории? – спросил он врача.

– Примерно в 10:30.

– Итак, первая альтернатива отпала сама собой, –

улыбнулся Родин, – если Юрамото лжет, то он не мог убить Шмидта. Рассмотрим другую возможность: Юрамото говорит правду, Маккент лжет. Согласно этой версии, в

10:49 радист был бы еще жив. То есть он погиб в то время,

когда Маккент находился в оранжерее. Если Маккент скрыл от нас правду, то убийства Шмидта на его совести тоже нет.

– Верно, – вмешался Нейман. – Когда я шел к ракетоплану, то увидел в оранжерее Маккента: он застегивал скафандр и направлялся к шлюзовой камере.

Доктор Гольберг воспользовался минутной паузой.

– Поймите абсурдность сложившейся ситуации. Обычно люди лгут, стараясь выгородить себя, извлечь какую-то выгоду, избежать неприятностей или наказания. Но мне еще ни разу не приходилось видеть, чтобы психически нормальный человек обманывал других, превосходно сознавая, что причиняет себе вред. А здесь два разумных, рассудительных человека лгут, и для чего? Для того чтобы опровергнуть собственное алиби!

– Странно, не правда ли? Но благодаря доктору, – Родин поклонился в сторону Гольберга, – мы все же распутали этот гордиев узел. Доктору пришла в голову блестящая мысль, что могут быть не две, а четыре альтернативы, то есть или оба – Юрамото и Маккент – лгут, или оба говорят правду.

– Правду? – усомнился Глац.

– Точнее, субъективную правду. Но попробуем разобраться в ситуации по порядку. Итак, первое – оба лгут.

Этот вариант отпадает сразу, так как убийца один, а кроме него лгать некому. Остается другая возможность – оба говорят правду. Я спросил себя: а что, если профессор Юрамото стал жертвой мистификации? Но как это практически можно осуществить? И я решил проверить эту возможность. Находясь в столовой, я позвонил к себе в комнату и спросил доктора Гольберга, нет ли там Родина. Он вежливо ответил, что меня нет. Ему и в голову не пришло, что он говорит с Родиным. Так ведь, доктор?

– Совершенно правильно.

– Таким образом, мы выяснили, что по телефону голос иногда очень трудно узнать.

– Вы правы, – подтвердил Мельхиад, – здешние телефоны в самом деле очень искажают голос.

– Тогда почему бы нам не предположить, что кто-то мог позвонить на сейсмическую станцию вместо мертвого

Шмидта? Но, прежде чем решиться на этот шаг, он наверняка вначале должен был это проверить. И, как подтвердил Нейман, такая проверка действительно была проведена. В пятницу некто от имени Шмидта разыскивал Мельхиада.

– Значит, мы оба вам не лгали, – задумчиво произнес

Юрамото и приветливо взглянул на Маккента.

– Да. И если вычеркнуть вас обоих, – Родин кивнул на селенолога и биолога, – в списке останется один член экипажа – Ланге. Попробуем подставить его в наши уравнения. Мог ли он за минуту до одиннадцати выстрелить из пистолета? Да, мог, ибо как раз в это время направлялся к обсерватории. Дальше. Мог ли он убить Шмидта в промежутке между 10:00 и 10:25? Мог, так как в фотолабораторию он пришел в 10:15, а что он делал до этого, установить невозможно. И, наконец, третий вопрос: имело ли для

Ланге смысл утверждать, что в 10:49 Шмидт был еще жив? Точнее, было ли ему выгодно, чтобы это утверждал кто-то другой? Я отвечаю на этот вопрос утвердительно, ибо после 10:15 ему было обеспечено стопроцентное алиби, а на предыдущий отрезок времени – нет.

– Все ясно, – очень тихо сказал кто-то.

Взгляды присутствующих были устремлены к экрану.

Фигура астронома все уменьшалась и превратилась в маленькое пятнышко, еле различимое на сером фоне Радужного залива.

– Сколько у него осталось кислорода?

– Это спросила Рея Сантос отчужденным, невыразительным голосом. Инженер посмотрел на часы, потом заглянул в таблицу.

– При нормальном расходовании – на пятнадцать минут.

– Значит, самое время вернуться.

Глац взглянул на Родина, они долго смотрели в глаза друг другу.

– Поздно, – сказал наконец Глац.

– Но надо же попытаться! Свяжитесь с ним! Может, мы еще успеем догнать его и заправить баллон кислородом. Не кажется ли вам, что одной смерти для этой маленькой Луны более чем достаточно!

Командир не пошевелился.

Рея в отчаянии повернулась к следователю.

– А вам, вам безразлично, что он хочет избежать правосудия?!

– Он сам себя наказал. .

Глац резко встал, подошел к пульту управления и на секунду застыл, словно скованный непонятной силой. Потом медленно вернулся к столу.

– Кстати, «Маленькую ночную серенаду» Моцарта слушал я. Но это вряд ли имеет значение.

СЛОЖНЫЕ МОТИВЫ

Ирма Дари с трудом оторвалась от экрана.

– Но из-за чего? – срывающимся голосом спросила она. – Из-за чего?

– В самом деле, из-за чего?

– Вас интересует мотив. – Родину что-то сдавило горло. Он заговорил, но собственный голос показался ему совершенно чужим. – Побуждения, толкнувшие человека на тот или иной поступок, постичь намного сложнее, чем описать сам поступок.

Он старался заглушить мысль о драме, которая через несколько минут должна разыграться в Радужном заливе.

И все же его взгляд как магнитом притягивал экран.

– Смотрите, какой-то конверт, – вдруг сказала Рея

Сантос, – он адресован вам, майор. Неужели его оставил

Ланге?

Маккент потянулся через стол.

– Да, это его почерк, – сказал Родин.

– Вы его не вскроете? – удивился Маккент.

– Вскрою, но попозже. Чтобы вы могли сами судить, насколько точны были наши заключения. Вы должны простить мое бахвальство, я не часто грешу этим...

– У вас есть на это полное право, – улыбнулся Юрамото.

– Вы очень любезны. Итак, с чего же начать? Должен вам заметить, меня все это время не оставляла мысль, что мотив этого преступления должен быть по-своему... ну, если хотите, величественным.

Рея Сантос нахмурилась.

– Величественный мотив преступления? Есть великие и мелкие люди. Но побуждения?..

– Вы правы, я неточно выразился. Скажем иначе, мне казалось, что в основе преступления должен быть мотив, достойный такого человека. Единственным фактом, на который мы могли опереться, были цифры в записной книжке Шмидта и еще несколько его замечаний. Посмотрим, подтвердит ли это письмо.. «Майор Родин! – начал следователь. – Я пишу вам утром. Перед рассветом, о котором вы так ясно, по крайней мере так ясно для меня, говорили.

Вы хорошо справились со своей работой, и, видимо, будет справедливым, если за тактичность, которую вы проявили по отношению ко мне, я сообщу вам некоторые подробности этой печальной истории. Я это делаю с удовольствием, так как против вас лично ничего не имею...»

Следователь задумчиво посмотрел на экран. Но дожидаясь вопроса, Мельхиад взглянул на часы.

– Кислорода осталось меньше чем на пять минут.

Родин продолжал читать: «В четверг после обеда ко мне зашел Михаль Шмидт и дал прослушать магнитофонную пленку, на которую он записал радиосигналы, поступающие из области звезды Альфа Орла. Вам это будет непонятно, но специалиста заинтересует, что сигналы были приняты на частоте 1420 мегагерц, то есть на частоте нейтрального водорода. По длине отдельных сигналов и промежуткам между ними было ясно, что они передаются по определенной системе. Это были простые числа, но начала передачи не удалось поймать. Я настоятельно попросил

Шмидта никому об этом пока не говорить, а попытаться снова поймать сигналы».

– В четверг. . Вот почему Шмидт в тот день выглядел таким странным, – вспомнил Глац.

– «Не сомневаюсь, что вы поймете мое состояние, майор. Случайное открытие Шмидта уничтожило, разрушило дело всей моей жизни. Двадцать пять лет самоотверженной, кропотливой работы вылетели в трубу. Весь вечер я искал выход из создавшейся ситуации. . И уснул с твердым намерением: Шмидта, свидетеля этой нелепой случайности – надо навсегда заставить замолчать. В пятницу я проверил, можно ли позвонить от имени кого-то другого.. »

– Как видите, у меня не было галлюцинаций. – Нейман улыбнулся Мельхиаду.

– «И в субботу я осуществил свой план. Вряд ли вас заинтересуют технические подробности, к тому же вы сами до них дошли. Я хочу лишь заверить, что оружие против Шмидта я поднимал с болью в сердце. Он всегда был мне очень симпатичен, и я знал, что покушаюсь на редкостно одаренного человека, у которого имеются все предпосылки стать настоящим ученым. Вы понимаете, что убить в порыве ненависти и озлобления гораздо легче, чем произвести выстрел трезво и расчетливо, целясь в человека, который причинил вам вред, совершенно об этом не подозревая. И все-таки я убил его, хотя и не избежал ошибок, которые не ускользнули от вашего внимания».

– Осталось три минуты и несколько секунд, – заметил

Мельхиад.

– «Все, что я делал потом, включая ответы на ваши вопросы и незаметные, по крайней мере я на это надеюсь, попытки обратить ваше внимание на сигналы, пришедшие якобы с Земли, – все это было лишь проявлением инерции.

Дискуссии с доктором Гольбергом представляли для меня тоскливое воспоминание о вчерашнем дне, и я прошу, чтобы он извинил меня; я отстаивал позиции, в которые сам уже не верил...»

Гольберг только кивнул головой.

– «Шмидт преподнес мне эту горькую чашу в виде магнитофонной пленки с записью сигналов из звездных миров. Не могло быть сомнения: где-то там, в глубине космоса, живут разумные существа, возможно интеллектуально еще более развитые, чем люди. От моей теории об исключительности человеческой цивилизации не осталось камня на камне. Что было делать? И я поступил по принципу – если факты против тебя, тем хуже для фактов...»

– Две минуты, – прозвучал монотонный голос инженера.

– «Но, когда я склонился над мертвым Шмидтом, чтобы убедиться, что свидетеля больше нет, я с ужасом понял, что он умер для всех остальных, но не для меня. Мне некуда скрыться. Я никогда не смогу избавиться от этих цифр. Отныне и навсегда я каждую ночь обречен просыпаться в холодном поту от страха, что именно в этот момент какой-то новый Шмидт готовится сокрушить мою теорию. Я никогда не смогу больше спокойно смотреть на созвездие Орла. А себя буду считать шарлатаном, который скрыл истину от науки, наивно полагая, что того, что неизвестно, не существует. Наука не может извращать фактов. В противном случае она перестает быть наукой. .»

– Минута и несколько секунд.

– «Я ухожу как побежденный человек и побежденный ученый. Я глубоко сожалею о своем опрометчивом поступке и сам себя осуждаю к наказанию наиболее тяжкому. Я никогда не был поклонником нравоучений, избегал патетики, но сейчас я хотел бы воспользоваться своим правом на последнее желание и выразить надежду, что моя судьба и наказание станут предостережением каждому, кто попытается собственные мысли выдать за нечто непререкаемое и откажется следовать фактам и правде жизни. Ваш Феликс Ланге».

Майор несколько секунд помолчал. – Здесь есть приписка. «Я продолжаю верить, что существует лишь одно человечество. И поэтому ухожу. Вам понятна эта логика?

Ф.Л.»

В глазах Ирмы Дари блеснули слезы.

– Сколько? – прошептала она. Мельхиад отвел взгляд от ее пепельно-бледного лица.

– Двадцать секунд. Десять... Пять. Кислород кончился.

– Конец, – тихо сказал Юрамото. На стене раздражающе замигала зеленая сигнальная лампа. Задумавшийся было Родин вздрогнул. – Что это значит? Глац стряхнул оцепенение.

– Это солнечные батареи на холме зафиксировали утро. Начинается новый день, – сказал он усталым, невыразительным голосом.

На крайнем экране, на фоне однообразного, холодного, неопределенного света, к звездам тянулся радиотелескоп.

Солнечные лучи на его вершине играли каскадом красок.

Document Outline

ФАНТАСТИКА ЧЕХОСЛОВАЦКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

Дом в тысячу этажей

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII

XXVIII

XXIX

XXX

XXXI

XXXII

XXXIII

XXXIV

XXXV

XXXVI

XXXVII

XXXVIII

XXXIX

XL

XLI

XLII

XLIII

XLIV

XLV

XLVI

XLVII

XLVIII

РАССКАЗЫ

Никто вас не звал

Тысячи людей ждут...

Тайну надо беречь

Нам было его жаль...

Редкая профессия

Мозг Эйнштейна

Смерть Тарзана

СТРАННАЯ ОБЕЗЬЯНА

ВИЗИТ НЕЗНАКОМКИ ИЗ УЭСТ–ЭНДА

В ЧЕРНУЮ АФРИКУ

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

МЕРТВЫЙ ЛАГЕРЬ

ОБЕЗЬЯНИЙ АД

СМЕРТЬ ТАРЗАНА

Последнее приключение капитана Немо

РОЖДЕНИЕ

ПИРАТЫ

ПРОЩАНИЕ

ПОЛЕТ

ВСТРЕЧА

СФИНКС

«НАУТИЛУС-300»

ОСНОВНЫЕ ВОПРОСЫ БЫТИЯ

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ОТВЕТ

Идиот из Ксенемюнде

По следам снежного человека

ЛЕДИ ЭСДЕЙЛ

ОТВРАТИТЕЛЬНЫЕ СНЕЖНЫЕ ЛЮДИ

ОБЪЯСНЕНИЕ

РАЗУМ В ТУПИКЕ

СЧАСТЬЕ

ПЕРЕСТРЕЛКА

ЧЕТВЕРТАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

ПОБЕДА

Смерть капитана Немо

Ангел смерти

Голем-2000

Преступление в Радужном заливе

УКРАДЕННАЯ У ВЛЮБЛЕННЫХ

НЕДОРАБОТАННЫЙ СЦЕНАРИЙ

ЛИШНИЙ СЕРПАНТИН

ФОТОАЛЬБОМ

УБИЙСТВО НА ПОЧВЕ РЕВНОСТИ?

ТРАМПЛИН ВО ВСЕЛЕННУЮ

ЗЕЛЕНЫЙ ОАЗИС

ДОВОДЫ ДОКТОРА ГОЛЬБЕРГА

ЧЕТВЕРГ: ЗАВТРА НАСТУПИТ РАССВЕТ

ПОДРУБЛЕННЫЙ СУК ОПАСЕН

БЕЗ СВЕТА НЕТ ТЕНИ

ПОДПИСЬ ПРЕСТУПНОЙ РУКИ

ЧРЕЗМЕРНОЕ ЛЮБОПЫТСТВО

У ЛЖИ КОРОТКИЕ НОГИ

ОБЕЩАНИЕ РОДИНА

ПРОСТОЙ ПЛАН

СЛОЖНЫЕ МОТИВЫ