Фантастика 2008

Сергей Палий КАРАНТИН

Жизнь на планетах, обращающихся вокруг красных гигантов, как правило, быстро угасает. Она словно чувствует скорую гибель самой звезды и готовится разделить ее участь.

Жизнь вообще хрупкая штука.

Скажу честно: когда я узнал о предстоящей миссии на Гуште, мне стало немного не по себе. Всякое поговаривали об этой планете. Кто-то утверждал, будто на ней водятся хищные рептилии величиной с бегемота, другие рассказывали о поселениях первых колонистов с Земли-Прима, а некоторые вообще считали Гушту самой странной и загадочной планетой в открытой области галактики.

Слухи, сплетни, байки, домыслы.

Командование, как обычно, делилось информацией неохотно. Даже наш ротный утверждал, что знает только координаты объекта и вводные по внешним условиям: атмосфера кислородно-азотная, пригодная для дыхания без спецсредств, сила тяжести, температура, давление, влажность — в пределах допустимой нормы для планет класса «оптима». Флора и фауна изучены мало.

Достоверно нам было известно, что лет сорок назад Гушту пытались колонизировать как перспективный мир. Вторая планета в системе остывающего гиганта класса М3, расположенного в 14 парсеках от перевалочной базы на Сириусе В. Идеальные условия. Щедрые залежи ториевых руд и ортита. Отсутствие разумной жизни.

В общем, лакомый кусочек для корпораций-переработчиков…

На Гушту высадился универсальный челнок-эксплорер с группой ученых и вояк. Они разбили первичную базу в районе экваториальных гор и принялись заниматься своим делом — разнюхивать что к чему.

Через семь суток разведчики должны были отправить на Сириус бот с данными начальных исследований, но на перевалочной базе так ничего и не дождались.

Прошел месяц — никаких вестей.

Решено было послать спасательную экспедицию.

Она тоже канула в неизвестность. В министерстве по делам дальней экспансии больше не хотели финансировать дорогостоящие проекты по освоению Гушты — ведь денежки уплывали в никуда.

Программу прикрыли, так и не узнав, что произошло с первыми двумя экспедициями. Родственникам пропавших без вести выплатили денежную компенсацию.

С тех пор и стали постепенно растекаться слухи о всяческих аномалиях в окрестностях красного гиганта, и пилоты-фрахтовщики передавали друг другу дурацкие побасенки об инопланетянах и прочую несусветную чепуху.

Несколько десятков смельчаков-старателей отправлялись к Гуште на небольших тральщиках с минимумом экипажа, чтобы поживиться халявными рудными богатствами, но вернулись лишь двое. Оба были с явными признаками умственного расстройства и, словно заводные, талдычили о каком-то божественном проявлении…

— Мересце, ты чего глаза такие умные сделал? — обратился ко мне командир нашего взвода сержант Паводников. — Бабу свою вспоминаешь?

— Нет у меня бабы.

Паводников осклабился во всю веснушчатую харю.

— Конечно, кто ж дурня с такой фамилией в мужья возьмет!

Я сплюнул на пол и отвернулся, насколько позволяли фиксирующие кронштейны. Ну да, странная у меня фамилия для русского — Мересце. Виталий Мересце.

По всему десантному боту прошла вибрация, затем его основательно тряхнуло.

— Отклепались, — прокомментировал Лешка, молодой боец, сидевший слева от меня.

— Жрать охота, — сказал Давид Лопатиков. — С самого L-перехода голодом морят, гады. Крейсер три с лишним часа на орбите уже болтается, а харчей так и не дали.

— Сядем — хозовики сухпай вручат тебе, — отрезал Паводников, вцепляясь в прочные трубы кронштейна. — Едрить… Ненавижу тошниловку…

Я смотрел прямо перед собой, не фокусируя взгляд на бледнеющей роже Лопатикова. Уже давно для себя определил: при посадке лучше не закрывать глаза, но и не сосредотачиваться на чем-то конкретном. Иначе может наизнанку вывернуть.

— Св-в-виньи, — сквозь болтанку проворчал черноусый Ренат Камалев, — на скафах экономят… Вот в плотные сейчас войд-д-дем, трещинка какая-нибудь в обшивке об-б-бнаружит-ся… И пиндец… Заживо сгорим за полсекунды.

— Заткнись ты, пехтура неотесанная! — злобно гаркнул Паводников. — Будет трещинка — тебе никакой скафандр не поможет…

Гул за стенкой усиливался. Желудок подскочил к глотке — бот начал резко снижаться, пробивая вольфрамокерамитовым брюхом атмосферу.

Пилотам хорошо, у них амортизация в креслах — ого-го! А нашего брата штурмовика загоняют в десантный отсек на пластиковые скамейки и закрепляют жесткими кронштейнами — вот и весь сервис.

— О-ох ё… — Сержанта Паводникова вырвало прямо на собственный камуфляж. — Гушта, мать ее, херушта… И какого черта им здесь надо?..

— А что тебе ротный сказал? — спросил я, стараясь не прикусить язык от тряски.

— Цель: захватить первичную экваториальную базу и укрепиться на ее территории до прибытия «ботаников», — отплевываясь, ответил сержант. — Они там что-то изучить хотят.

— Странно, — хмыкнул Лешка. — Сорок лет не совались, а теперь — приспичило.

Корабль мотнуло так, что весь взвод клацнул зубами. Кто-то застонал и матюгнулся, приложившись затылком о борт.

— Я слышал, что спецы из «Роскосмощита» недавно разведбот сюда отправляли, — крикнул Ренат. — Он с орбиты снимков наделал, и что-то там заинтересовало наших военных ксенохренологов…

— Ладно, хорош лясы точить! — скомандовал Паводников, борясь с очередным рвотным позывом. — Сядем — разберемся.

Деревня обнаружилась в семи километрах от места посадки.

Скрытая огромными скальными карнизами, она была незаметна с орбиты, поэтому на снимках зонда «Роскосмощита», конечно же, отсутствовала и стала для всей нашей штурмовой группы полной неожиданностью.

Пока инженеры и интенданты разбивали лагерь, наш взвод, по приказу ротного, отправился в разведку к поселению.

Это действительно было целое поселение — уже за несколько километров виднелся дымок, стелющийся вдоль единственной улицы, по обе стороны которой ютились дома. От небольших хлипких хижин до крепких двухэтажных коттеджей. Чуть поодаль, возле излучины небольшой речки, молотила лопастями водяная мельница. Там и тут горели фонари на столбах, разгоняя розовый вечерний полумрак.

Исполинское багряное солнце, словно гора, нависло над планетой, отдавая ей последние крохи тепла перед непродолжительной ночью. Сутки на Гуште длились всего 15 часов.

Что удивительно — люди совершенно не скрывали своего присутствия. А ведь никто на Сириусе не предполагал, что здесь обосновалась целая община.

— Вот те на… — в который раз покачал головой Давид Лопатиков. — Не ждали, не гадали.

— Ты в оба давай гляди, — посоветовал Паводников, поправляя ремень штурмовой винтовки. — Еще не известно, что это за хуторок такой.

— Если наличествует разумная жизнь, значит, есть бабы, — философски изрек Лешка.

Давид усмехнулся.

— Я те дам… бабы! — Сержант театрально нахмурился. — Сначала обстановку разнюхать надо.

Взвод обогнул гигантскую отшлифованную ветрами глыбу и резво потрусил под горку. Мне пришлось прибавить шагу, чтобы не отставать.

Растительность на Гуште была скудная. Вокруг виднелись только редкие рощицы светло-фиолетовых деревьев, кажущихся черными в алом свете огромного солнца. По форме они напоминали земные кипарисы. Суховатую глинистую почву покрывал ковер из жухлой бледно-голубой травки с малюсенькими стебельками, больше похожей на мох. Текущая по долине речка с кристально прозрачной водой смотрелась на фоне этой бедности как-то негармонично — словно свежий штрих на выцветшем полотне старой картины.

— Комаров-мошек нет — это хорошо, — оглядывая причудливый кустарник с игольчатыми листьями, сказал Ренат. — А то меня однажды на Земле-Квинта куснула какая-то летающая тварь — неделю в медблоке валялся под капельницей. И никакие прививки от инопланетной фауны не помогли.

— Да, здесь вообще как-то тихо, — согласился я. — Обратили внимание, что живности не видать?

— Ага. Мертвая земля. Интересно, что эти аборигены жрут…

— Какие на фиг аборигены! Не видишь, что ли — наши. Или колонисты, или старатели обосновались. А может, бандюганы от ментов скрываются.

Возле крайних деревенских домиков Паводников сделал знак рукой, и взвод остановился.

— Мересце, Лопатиков — со мной. Остальным — ждать здесь, — скомандовал сержант. — Оставаться на связи. В контакт с местным населением без приказа не вступать ни в коем случае. И стволами не размахивайте особо — мало ли кто тут живет. Перепугаете народ…

Мы втроем двинулись вдоль покосившегося заборчика, который выполнял скорее функции ограничителя территории, чем защищал владельцев одноэтажного сруба.

Солнце почти опустилось за горную гряду, оставив над ее зубцами лишь гигантский покатый бок вишневого цвета. Скальный карниз нависал над головой темной громадиной, заставляя то и дело скашивать на него глаза. Эти сотни тонн камня будто бы давили на макушку своей безжизненной массой.

На улице никого не было видно. Неподалеку слышались всплески от лопастей водяной мельницы и скрип ее передаточных механизмов.

— Чего они здесь мелют-то? — шепотом удивился Давид, включая подствольный фонарик. — Эту сиреневую труху, что на полях растет?

— Да кто их зна…

Я не договорил.

Девчонка возникла перед нами так неожиданно, что я чуть было не пальнул в нее в упор. Паводников глухо выматерился.

Надо заметить, что мы сами испугались гораздо сильнее, чем местная.

Лет семи, русоволосая, худющая, в потертом техническом комбезе с выцветшей нашивкой российского космофлота на воротнике. Чтобы одежка пришлась впору, девчонке пришлось круто закатать штанины и обрезать рукава по локоть.

С полминуты она с любопытством разглядывала нас, щурясь от света фонариков и покручивая на указательном пальчике четки. Мы молча ждали, выставив вперед стволы.

Я вдруг представил, как, должно быть, нелепо выглядит эта картина со стороны: трое здоровенных штурмовиков держат на прицеле беззащитного ребенка. Опустил РК-7 стволом вниз. Поставил винтовку на предохранитель.

— Здравствуйте, — произнесла наконец девчонка, не переставая перебирать четки. — Староста живет в конце улицы. В большом доме с железным петушком на крыше.

— Спасибо, — тупо сказал Паводников, тоже опуская оружие.

— Пожалуйста, — ответила девчонка и пошла прочь.

— Эй… — окрикнул ее Давид.

Она остановилась и обернулась.

— Ты… — Он на миг запнулся. — Ты здесь давно живешь?

— Как родилась, так и живу, — пожала плечами девчонка. — Я видела, как ваши корабли садились. Там, за Червячной грядой. Вы идите к старосте. Идите-идите. Дядя Клеменс вам все объяснит.

Мы переглянулись.

— Спасибо тебе, — повторил Паводников.

— Пожалуйста.

Она скрипнула калиткой и исчезла во дворике.

Сумрак стремительно опускался на экваториальные горы Гушты. Редкие облачка на небе меняли цвет с розового на пунцовый.

— Я чуть дураком не стал, когда она… когда увидел ее, — признался Давид, вытирая пот со лба.

— Интересно, откуда она знает, что мы прилетели на космических кораблях, если все время здесь безвылазно жила… — Я задумчиво почесал подбородок, соображая. Что-то очень странное сквозило во всей этой деревушке, что-то аномальное. Вообще само ее существование было каким-то… неправильным.

— Чем гадать, пошли к этому пресловутому старосте. Дядя Клеменс… ну и имечко, — хмуро сказал Паводников. После чего озвучил мои сумбурные мысли: — Что-то во всем этом не так. Никак не могу уловить — что именно.

Мы двинулись по направлению, указанному девчонкой. Сержант вызвал по коммуникатору базу и вполголоса принялся докладывать обстановку заму ротного.

Диск звезды-гиганта скрылся за хребтом.

Темнело все быстрее.

Дверь оказалась не заперта. Мы вошли в палисадник и с удивлением обнаружили по обе стороны от каменной дорожки ровненькие грядки, засеянные какой-то явно сельскохозяйственной культурой. Увесистые плоды поблескивали маслянистыми боками в тусклом свете электрического фонаря.

— Может, мельница па реке — вовсе не мельница, — предположил Давид.

— А что? — изумился я.

— Небольшой генератор. Электричество же есть.

— Тебе не по фигу? — раздраженно бросил сержант. — Пошли в дом.

Мы постучали, и почти сразу изнутри донесся звук шагов.

На пороге возник пожилой мужик в оттянутых на коленях трениках и шерстяной безрукавке. Он хмуро оглядел нас исподлобья, задержал взгляд на короткоствольных «эркашках» и слегка отступил в сторону, давая войти в прихожую.

Если бы у меня в мозгу колом не торчала мысль, что наша штурмовая группа находится на другой планете за десятки парсеков от Земли-Прима, то можно было подумать, будто мы — припозднившиеся туристы — зашли купить литр-другой самогона к местному плотнику где-нибудь в рязанской глухомани.

— Староста? — поинтересовался Паводников, оглядывая стены, отделанные термопластиковыми панелями. Такие обычно использовались для шумоизоляции и утепления внутренних помещений на военных шаттлах.

— Русские, значит, — не ответив, кивнул мужик, как бы соглашаясь сам с собой. — В комнату проходите. Есть будете?

— Нет, — быстро сказал Паводников. — У нас к вам несколько вопросов.

— Ну еще бы, — усмехнулся хозяин. — Было бы чудно, если б вы просто на чаек заглянули за дюжину парсов от Сириуса.

Мы расположились в просторной зале, практически лишенной мебели и декоративного убранства. Несколько малоудобных раскладных стульев из арсенала комплекса первичного поселения, который был на всех кораблях дальней экспансии, масляный обогреватель, тщательно вымытые чашки и тарелки да несколько десятков уже виденных нами плодов, сушащихся на большом металлическом кожухе с трафаретной надписью «АГАТ-19. РОССИЯ».

«Ого, — подумал я, — да это же с борта первых колонистов. Интересно…»

— Клеменс? — спросил Паводников.

— Так меня зовут, — согласился мужик. — Я староста у поселенцев. Здесь остаются все, кто хочет, никого не выгоняем. Я член экспедиции АГАТ-19. Наш челнок-эксплорер приземлился на Гуште сорок один год назад. Вы, наверное, слышали о пропавших ученых, которые должны были сделать первые шаги к освоению этой планеты. Мы их сделали. Только не нужно было сюда соваться, ясно вам?

— Почему? — тут же уточнил Паводников.

— Бражку хотите? — предложил староста, игнорируя вопрос.

Лицо у него было грубое, будто сплеча вырубленное старостью. Глубокие, но немногочисленные морщины нисходили от крыльев носа и кончиков губ. Когда он вдыхал, они слегка расходились в стороны. Из-за этого складывалось ощущение, что Клеменс то и дело наполняется внутренней яростью. Весь облик создавал отталкивающее впечатление, не располагал к разговору.

— Нет, мы при исполнении не пьем, — соврал сержант. — Скажи-ка, дружище… Мы девчонку встретили местную сейчас. Откуда она знает про космические корабли, если родилась и выросла здесь? Не верю, что из твоих поучительных мемуаров.

— Вы, надо полагать, думаете, будто первыми приперлись сюда, чтобы добраться до объекта? — Староста неприятно осклабился.

— Был кто-то до нас? — подозрительно прищурился Паводников.

— За последний год вы — пятая военная экспедиция. Всем захотелось вдруг Стелу пощупать. Американцы были, индусы, китайцы…

— Врешь. Если бы здесь побывали другие, остались бы корабли.

— Мы разбираем их на свои бытовые нужды, а что не пригождается — в Хрустальку швыряем. Так речка местная называется.

— А люди? — не унимался Паводников. — Куда делись те, кто, по твоим словам, прибыл раньше нас?

— Я уже упоминал: все, кто хочет, остаются в поселении.

— А… а кто не хочет?

— Прутся к Стеле. В карантин.

Паводников помолчал, переваривая информацию.

— Куда? — наконец переспросил он.

— В карантинную зону, в центре которой, возле руин первичной базы, находится объект, — терпеливо разъяснил Клеменс. — Стела. Биомеханическая штуковина. Метров десять в высоту. Генерирует апериодические низкочастотные ЭМ-колебания. Происхождение неизвестно, предположительно — представитель местной фауны. Именно она, по всей видимости, заинтересовала ваше командование.

У меня давно на языке вертелся вопрос.

— А почему вы до сих пор не покинули планету на прибывавших кораблях? Или хотя бы не отправили весточку, что живы-здоровы?

— Живы, — как-то странно взглянув на меня, ответил Клеменс. — Но здоровы ли?

— То есть?

— Здесь не все так просто, как вам кажется, уважаемые коллеги. Стела — представитель ноофауны. Разумной жизни…

— Бред! — не сдержался я. — На Гуште нет разумной жизни!

— Бред, говоришь?.. — Клеменс встал со стула и вышел из залы. Через минуту он вернулся с небольшим радиоприемником в руке. — А это тоже бред?

Он нажал на сенсор питания, и из динамика донесся чистый, практически без помех, голос… Я вздрогнул.

Паводников с Давидом уставились на меня дико расширившимися глазами.

«Bellum internecinum… Bellum internecinum… Bellum internecinum…» — повторял голос вновь и вновь.

Мой голос.

— Что здесь происходит? — выдавил через минуту Лопатиков.

— Много чего происходит, — вздохнул староста, выключая приемник. — Уже на протяжении трех лет этот сигнал исходит из эпицентра карантинной зоны. От Стелы. На одной и той же волне.

У меня в голове шумело. Мысли слились в бессвязный поток. В ушах отрывистым тиканьем маятника звучал собственный голос, кажущийся одновременно чужим.

— В карантине не все ладно со временем, — сказал Клеменс. — Там вообще происходят очень странные вещи. Стела видит нас. Видит то, что внутри нашей души, чувствует самые отдаленные ее закоулки, ловит скрытые желания. Вы ведь знаете, что у звезд-гигантов, как правило, не бывает планетных систем? Очень редко можно встретить жизнь на таких планетах. А уж вероятность возникновения жизни разумной — просто мизерна даже в масштабах галактики. Только представьте себе, каким может быть такой разум? Отвергнутый, погибающий, нечеловеческий…

— Что значат слова, которые… мы слышали? — не обратив внимания на философствования старосты, спросил Паводников.

— Это латынь. Что значат?.. Bellum internecinum — истребительная война. — Клеменс помолчал. — Стела — это одинокий, гаснущий, но чрезвычайно могучий разум, крайне обиженный на все сущее. Закомплексованный тиран, если хотите. Поэтому мы не улетаем отсюда… Такую страшную заразу нельзя выносить за пределы карантина.

— Псих какой-то, — вынес вердикт ротный, дослушав запись разговора с Клеменсом до конца. — Отрабатываем основную схему. По карте я не совсем понял: на транспортерах туда попасть можно?

— Исключено, — ответил Паводников. — Мы глянули с возвышенности в бинокль… Скалистая местность. Сплошные завалы.

— Значит, утром — марш-бросок. — Ротный напыжил широкий лоб. — От деревеньки до первичной базы километров пятьдесят. За двое суток доберемся и займем объект. Непонятно, на кой хрен вообще нас посылали… Могли бы сразу «ботаников» забросить.

— Этот старик говорил, что там небезопасно, — вставил слово Лопатиков. — Показывал здоровенный шрам на животе. Похоже на следы от осколочного ранения…

— Слушай, солдат. Ты вроде здравомыслящий человек, — устало изрек ротный. — Ну кто там может быть? Привидения с пулеметами, что ль?

— А сигнал? — сказал я. — Голос и правда был очень похож на мой.

— Я тебе в «Саундмейке» за десять минут такую лабуду склепаю, — раздраженно отмахнулся ротный. — Как дети, ей-богу! Придурок, слетевший с катушек, нагнал страху, а они и обделались… Все, отбой. Завтра вставать рано.

Мы вышли из штабной палатки и молча пошли к боту. Почти все уже заснули. Только инженеры до сих пор настраивали какую-то скан-аппаратуру под своим тентом, да часовые мерцали огоньками сигарет, прохаживаясь по периметру базы.

Уже входя в шлюз корабля, я замер. Мне показалось, что вдалеке кто-то закричал — протяжно и жалобно.

Поднимающийся следом Давид налетел на меня.

— Ты чего? — спросил он.

— Слышал?

— Не понял…

— Забудь.

Сплюнув на землю, я зашел в кессон и со злостью бросил винтовку на пол. Выругался вслух.

— Виталь, ты в норме?

— Палец отбил, — соврал я, активируя air-lock на внутренней перегородке.

Отчего же так жутко?

От чужого крика, который скорее всего вообще померещился? Или от собственного голоса, услышанного час назад из радиоприемника?

А может, оттого, что ротный сегодня ни разу не взглянул никому из нас в глаза?..

За короткую гуштовскую ночь мы толком не выспались. Утром на улице оказалось довольно свежо и завтракать пришлось на борту шаттла.

После горячего бульона и сытной каши хотелось поваляться, нагоняя жирок, а не совершать марш-бросок в глубь аномальном зоны. К тому же у меня не шел из головы этот дурацкий голос.

— Слушай, Виталик, — спросил Давид, — а ты не уточнил, на какой частоте староста поймал эту странную передачу?

Я отставил кружку с чаем в сторону и взглянул на Лопатикова.

— Черт возьми, мне и в голову не пришло… Попросить, что ли, связистов посканировать эфир? Может, найдут чего…

— Как хочешь.

— Хватит жрать! — Паводников был помят, небрит и зол. Ему удалось поспать не больше трех часов. — На построение по форме номер три через две минуты у штабной палатки!

— Что это с ним? — удивился Лешка, забрасывая свою «эркашку» за спину.

— Климакс, — шепотом произнес Ренат. Мы заржали.

— Камалев! — рявкнул сержант, резко оборачиваясь.

— Я! — Ренат вытянулся.

— Когда вернемся с операции — сутки «губы»! Вопросы есть?

— Никак нет!

— Кру-у-угом! — Паводников потер веснушчатую физу ладонями. — Я те дам… климакс. Скоморох херов!

Возле штабной собрались два взвода — наш и еще один штурмовой. Плюс полторы дюжины инженеров, интендантов сопровождения, медиков и санитаров.

— Местность незнакомая, ориентироваться придется только по картам, составленным из орбитальных снимков, — объявил ротный. — Поселение обойдем с южного края и двинемся строго на запад. Развалины первичной базы находятся в полусотне километров — поэтому вечером придется разбить лагерь и переночевать в горах. Первый, второй взводы, получите сухпай у начпрода. Третий штурмовой остается здесь и дожидается ученых, чтобы эскортировать их.

— Разрешите обратиться? — Лопатиков сделал шаг вперед.

— Ну?

— Как действуем при обнаружении вероятного противника? Без предупреждения?

— Да какого к демонам противника? — Ротный прошелся взад-вперед, глядя в землю. — Если уж кого-то и встретим — огонь открывать только в случае крайней необходимости или по моему приказу… Наслушались баек, салабоны. Отставить мистику! Занимаем объект, дожидаемся «ботаников» и летим домой трахать баб. Задача ясна?

— Так точно! — дружно гаркнули пятьдесят глоток.

— Все, поскакали. Резвее, мать вашу, резвее!

Первый привал мы устроили возле деревушки. Из местных на нас вышли поглазеть только пара стариков и вчерашняя девчонка с четками. Некоторые бойцы принялись строить ей рожи, гогоча в полный голос.

— Дураки, — в конце концов крикнула девчонка, чем вызвала новый приступ смеха.

— А ты — малявка! — обидно высунув язык, ответил кто-то из второго взвода.

Девчонка покрутила пальцем у виска и убежала прочь.

Наша небольшая армия двинулась дальше.

Вышагивая в ногу, солдаты тихонько переговаривались между собой. Многие вообще не понимали, зачем понадобилось отправлять полсотни головорезов к какой-то заброшенной базе, словно их там поджидал по меньшей мере отряд спецназа.

Через километр мы вышли на небольшое скалистое плато. Практически в самой его середине был вбит столбик с табличкой. «Карантин» — коротко и ясно предупреждала надпись, сделанная белой краской.

— Там что, вирус какой-то? — спросил у меня Лешка.

— Хочется верить, что нет.

— Все равно жутковато. — Парень передернул плечами. — Когда враг виден и реален, не очень страшно. А вот так… когда табличка, и непонятно, что там дальше… Мерзостное чувство.

Я вгляделся в узкий проход между двумя утесами, изгибающийся и уходящий вправо. Тишина давила. Шарканье солдатских берцев по сухой земле только подчеркивало ее. А впереди, за поворотом, словно притаился кто-то коварный, ждущий своих новых жертв.

— Мересце, ты чего ворон считаешь? — злобно окрикнул меня Паводников. — Смотри… споткнешься, хавало разобьешь.

Я тряхнул головой, отгоняя вязкие мысли. И правда, напридумывал себе ерунды всякой. Ну случайно оказался у старосты запись голоса, похожего на мой — что ж теперь описаться и под крылышко к маме забиться? Я все-таки солдат, а не курица!

Неожиданно зачесалось правое плечо. Да так, что пришлось сбросить с него винтовку и остервенело поскрести ногтями под камуфляжем.

— Ты чего шаг сбиваешь? — недовольно проворчал Давид и тут же, извернувшись, заскреб у себя под лопаткой.

— На себя посмотри, — усмехнулся я. — Может, здесь эпидемия чесотки — потому и карантин.

— Разговорчики в строю! — крикнул сержант. — Тоже на «губу» хотите, как Камалев? Или по морде схлопотать?

Дальше мы шли молча.

Там и тут вперемешку торчали нагромождения скал и заросли все тех же «кипарисовых» деревьев. Кое-где попадались довольно большие открытые участки, инфернально освещенные красным диском солнца.

До самого вечера мы топали вперед, лишь дважды останавливаясь на привал. Когда стало смеркаться, побросали вещмешки и стали готовиться к ночевке. Хозовики раскочегарили несколько примусов и принялись готовить ужин.

Тревожные ощущения и предчувствия уступили место усталости и приятной боли в мышцах. Ничего не происходило. Никто на нас не нападал, не пытался убить. Вокруг просто-напросто не было ни души — лишь мертвые горы и противная голубенькая травка под ногами. Из неудобств можно было назвать только одно: приступы чесотки, которые проявились к вечеру практически у всех.

— Говнюк этот ваш староста Клеменс… или как его там… — раздраженно прогундосил Лешка, чуть ли не до крови раздирая кожу на лбу. — Наболтал всякой дряни про разумную жизнь, а про обыкновенную чесотку не заикнулся. Изверг.

Язвы зудели невыносимо. К утру практически все бойцы в группе были испещрены кровоточащими болячками и гнойничками. У кого-то обнаружилось всего по одному небольшому нарыву, а у некоторых все тело было покрыто красными пятнами и сыпью.

Медики взяли у нас анализы крови и мочи, пропустили через свою хитроумную полевую аппаратуру и лишь пожали плечами. По их заверениям все члены группы были абсолютно здоровы.

— Любезнейший, вы что, издеваетесь? — с тихой яростью в голосе поинтересовался ротный у командира медотделения.

— Я… я сам диву даюсь, — растерянно пожал плечами тот. — Все показатели в норме. У солдат даже количество антител в крови не увеличилось. Это первый на моей памяти случай такого странного отклонения в системе гуморального иммунитета…

— Не парь мне мозги заумной чушью! — взорвался ротный. — Это зараза какая-то?

— Сложно сказать. Местная микрофауна не изучена. Нас забросили на Гушту в такой спешке…

— Ну так вколите бойцам какую-нибудь сыворотку! Я что, должен смотреть на то, как сорок этих обезьян будут чесаться всю дорогу, словно вшивые?

Командир медотделения приказал своим подчиненным приготовить раствор универсального Р-антидота, который часто использовали для комплексного обеззараживания организма в чужих мирах. Гарантий это, конечно, никаких не давало, но могло хоть как-то поднять настроение у озлобленных на неожиданный недуг солдат.

— Нет, ты видал, как меня перекорежило? — разжевывая галету, возмутился Лешка. У паренька пол-лица было покрыто бордовой коркой.

— Это что! Сюда гляди! — Ренат расстегнул портупею и стянул штаны. На ногах, чуть выше колен у него обнаружилось четыре язвы размером с пятирублевую монету. — А главное — сзади, на ляжках, такие же блямбы, но побольше! Во! Прямо-таки симметрия!

Я потрогал внешнюю сторону правого бицепса, ощутив пальцем неприятный бугор на коже. Захотелось почесать, но я пересилил это желание, решив, что этим сделаю только хуже.

У Давида язва проявилась над лопаткой, у Паводникова вообще вся нижняя половина тела покрылась гадостной сыпью и нарывами.

После того как всем солдатам впрыснули дозу антидота, ротный скомандовал:

— В походную колонну по трое — ста-а-ановись! До объекта осталось всего пятнадцать километров… Ша-агом марш!

Сегодня небо затянуло тучами, поэтому громадного диска звезды не было видно. И пейзаж, окрасившись в грязно-серые тона, стал окончательно похож на земной. Только в земной природе почти нет таких мест, где не слышно щебетания птиц, шуршания мелкой живности, жужжания насекомого, и даже сам воздух кажется мертвым…

Во время перехода через одно из глубоких ущелий случилась неприятная история. Один из инженеров — рослый молодой бугай, которому впору было в штурмовики идти — неожиданно уселся на каменистое дно пересохшей речки и принялся раскачиваться из стороны в сторону.

Я уже не раз видел подобное: люди часто теряют рассудок на войне. Но тут ситуация вырисовывалась совсем иная: ведь никаких боевых действий не было и в помине, обстановка оставалась спокойной, хотя и несколько напряженной.

— Дружище, что с тобой? — мягко спросил один из медиков, подходя к мотающемуся туда-сюда инженеру. — Устал?

Тот замер, машинально почесал нарыв на кадыке. Вскинул безумный взгляд и прошептал:

— Bellum internecinum.

Я непроизвольно содрогнулся. Настолько неожиданно было снова услышать эти слова.

— Что теперь? — вздохнув, подошел ротный.

— Его всего лихорадит…

— Там что-то не так! — перебил инженер, показывая рукой в сторону нескладного клиновидного уступа. Его взор снова стал осмысленным.

— Ты хорошо знаешь латынь? — спросил медик.

— Латынь? — Парень, казалось, был искренне удивлен. — Так себе, учил кое-что в школе…

Командир медотделения, внимательно наблюдавший за всей сценой, отвел в сторонку ротного и шепнул:

— Боец явно не в себе. Его нужно срочно назад вести, а то натворит чего-нибудь.

— Не военная операция, а цирк какой-то! — насупился ротный. — Паводников, Геневаликус, подите-ка сюда.

Командиры обоих штурмовых взводов побросали недокуренные сигареты и поспешили к нему.

И в это время клацнул первый выстрел.

Сначала мне показалось, что это просто переломилась сухая ветка под чьим-то ботинком, но в следующую секунду я увидел, как сошедший с ума инженер заваливается на спину, с изумлением глядя в небо. Из его шеи прыскал фонтанчик ярко-алой крови.

— Снайпер! — крикнул кто-то.

Вдалеке щелкнуло еще раз. И еще. В метре от меня взлетела земля от ударившей пули. Солдаты растерянно завертели головами, выискивая противника. Раздался целый шквал криков…

— К скалам!

— Уходите к северному краю долины…

— Твою мать. Наповал.

— Борька! Да бросай ты свой котелок на хер…

— Взводы, разбиться по схеме один-два! Инфрасканеры врубайте, олухи!

— На четыре часа смотри! За уступом…

Рядом со мной рухнул замертво еще один незнакомый солдат, схватившись за живот. Возле левой гряды скал раздался оглушительный взрыв — кто-то подорвался на мине. Застрекотал пулемет.

Я ринулся в сторону, стараясь не бежать по прямой траектории, чтобы не становиться легкой мишенью для притаившегося снайпера. Сердце бешено бухало в груди.

Нас ждали! Нам устроили полноценную засаду. Грамотную, по всем тактическим правилам военного искусства…

Пальба продолжалась. Некоторые из наших отстреливались вслепую, короткими очередями.

Я заметил Паводникова и Лопатикова, которые залегли за естественным бруствером возле нагромождения валунов, поросился к ним. Грохнулся рядом, прижимая голову к земле, и наконец-то снял винтовку с предохранителя.

Надо же… А ведь я просто-напросто растерялся! Черт возьми, я же не зеленый курсант, у меня семь боевых операций за плечами… Я просто обязан был действовать четче! Я штурмовик! Я всегда должен быть готов дать отпор… Здесь же, в этой сраной карантинной зоне, все пошло наперекосяк…

— Сканеры показывают семнадцать целей! — донесся голос из-за каменной глыбы. — Расстояние сто метров. Приближаются…

— По схеме один-два! Оглохли, что ли? — гаркнул Паводников. — Ребятки, а ну-ка собрались, собрались!.. Лопатиков, со мной! Попробуем за булыжниками укрыться и подобраться к ним…

Схема один-два означает, что работать нужно по трое: инженер с инфрасканером и пара штурмовиков. Мы с Ренатом взяли в свою группу крепыша средних лет и заняли удобную оборонительную позицию в расщелине между скалами.

Ждать долго не пришлось.

Через минуту сканер засек четыре цели в опасной близости. Они двигались четко на нас — видимо, тоже запеленговали.

— Прикроешь, — хрипло сказал Камалев и, пригнувшись, сместился на три метра в сторону от меня и инженера.

Все произошло так быстро, как это бывает только на войне, когда напряжен каждый нерв и восприятие окружающей действительности немного меняется…

Двое в камуфляжах показались из-за угла. Первый несколько раз саданул в полумрак из автомата, а второй без промедления жахнул из небольшого подствольного гранатомета. Снаряд с шипением грохнулся неподалеку от Рената и разнес бы Камалева в клочья, если бы он за миг до того не успел шлепнуться ничком на землю.

Шарахнуло. Скалы многократно отразили звук, создав полноценное боевое крещендо. Сверху посыпалась щебенка.

Камалев поднялся в полный рост, фыркая от пыли. Воротничок его камуфляжа слегка дымился, защитной сферы на голове не было.

— Ложись, идиот! — заорал я.

Но Ренат меня не слышал. Из ушей у него текла кровь, и, кажется, бедолага вообще слабо понимал, что произошло.

Контузило не по-детски…

Очередь из автомата прошила его ноги, буквально перерубив пополам.

Из-за валуна донесся душераздирающий стон и трехэтажные проклятии. Я высунулся и прицельно отрядил атакующим щедрый свинцовый ливень с широким разбросом по фронту. Двоих отшвырнуло метров на пять, еще одного, кажется, задело — он вскрикнул и откатился из зоны поражения.

— Что там? — спросил я у инженера, оборачиваясь.

— Отступают вроде…

Толчок.

В голове на мгновение помутилось, и я оперся левой ладонью о шершавую стену расщелины, чтобы не упасть. Винтовка почему-то отлетела в сторону. Что-то неприятное и теплое заструилось под камуфляжем.

Лишь через минуту я понял, что ранен. Пуля зацепила правую руку ниже плеча. Довольно глубоко, но — навылет…

Мы потеряли в стычке восьмерых. Еще пятеро были серьезно ранены.

Молодому Лешке — бабнику и балагуру из нашего взвода — осколком снесло полголовы. Давиду Лопатикову пуля угодила под лопатку…. Их тела лежали в сторонке, рядом с остальными убитыми, накрытые большим куском брезента.

Ренат сидел, привалившись к скале, и разглядывал свои простреленные ноги, перебинтованные от голени до бедра. Сквозь марлю проступили бурые пятна.

— Точно по болячкам попали, — с мрачной обидой в голосе произнес он. — И не слышу ни черта… Контузило. В башке — словно колокол громыхает.

Я поправил правую руку, подвязанную к груди. В голове крутилась какая-то мысль, но мне все никак не удавалось ухватить ее. Мысль о некой закономерности… или системе ко всей этой коловерти.

— Значит, староста не врал, — сказал Паводников, с остервенением расчесывая ногтями язвочки. — Значит, и правда до нас сюда прилетали другие. Вы только гляньте: засаду-то устроил спецназ объединенной военной группировки «Евроспейса». Уроды! Сукины дети…

Я невольно покосился на истерзанные пулями трупы в серых камуфляжах, на рукавах которых можно было различить неприметные эмблемы с перекрещенными терновыми веточками.

— Почему они напали на нас? — задал риторический вопрос Ренат.

Я снова оглядел поле боя, посмотрел на выставленных по периметру часовых, на санитаров, суетящихся возле тяжелораненого штурмовика. Вертлявая мысль о какой-то упорядоченности событий опять мелькнула в мозгу и исчезла.

— Вот тебе и беззаботная прогулочка, — покачал головой сержант. Веснушек на его перепачканной физиономии практически не было заметно. — Жалко, никого из них живым не удалось взять… Я б ему устроил викторину «веселый скальпель».

К нам подошел ротный. У него было очень странное выражение лица: вроде бы такое же суровое и чуть брезгливое, как обычно, но если приглядеться, в мимике можно было уловить что-то совсем не свойственное этому черствому человеку… Вину? Разочарование? Или даже… стыд?

А еще ротный словно бы постарел па пяток лет.

— Паводников, проверь свой хронометр, — попросил он. Именно попросил, а не приказал.

Сержант удивленно глянул на командира, пожал плечами и воззрился па часы. Нахмурился, постучал по циферблату пальцем. Констатировал:

— Сломался. Механика отказала. Интересно, раньше такого не случалось.

— Он не сломался. Здесь со временем не все в порядке.

Я сначала не поверил своим ушам. Чтобы ротный уверился в каких-то паранормальных штучках! Да ни в жизни!

Взглянул на свой хронометр.

Цифры на жк-дисплейчике продолжали меняться, отсчитывая мгновения, а вот тоненькая секундная стрелка замерла. Это было очень необычно, учитывая, что всем кварцево-электронным механизмом управлял один микрочип.

— Нам во что бы то ни стало нужно добраться до первичной базы и занять оборону, чтобы «ботаники» могли исследовать объект, — сказал ротный, отрешенно глядя в сторону. — Они прибудут на Гушту через несколько часов и под прикрытием третьего взвода отправятся сюда.

— Батя, ты что-то не договариваешь, — не по уставу обратился к нему Паводников. — С чего ты завел волынку про нелады со временем?

— Плохи дела, ребята. — Ротный опустился на корточки, и мне стало видно большую ромбовидную язву на его левом виске. — Командование «Роскосмощита» следом за нами направило не только ученых.

— А кого еще?

— Десантуру и полк тяжелой пехоты. При поддержке линкора «Мономах» и четырех фрегатов среднего радиуса…

— Ни фига ж себе! На кой ляд такой парад?

— К сожалению, это не парад. Сейчас в системе Сириуса В базируется боевая эскадра «Евроспейса», 2-й космофлот американцев, китайские десантные корабли и истребители сопровождения…

Мы уставились на ротного, как на ополоумевшего. Такие силы сроду не собирались! Тем более — рядом друг с другом!

— Да что же здесь происходит? — воскликнул Паводников, поднимаясь на ноги, — Какого черта этот долбаный объект понадобился ни с того ни с сего всем вокруг?

— Есть основания полагать, что… он действительно… разумный, — не повышая тона, произнес ротный. Вздохнул и добавил: — Тут дело вот в чем… Неделю назад ростки подобных Стел стали появляться на Земле-Прима.

— Че-его-о? — протянул сержант, сморщившись. — Стало быть, все басни Клеменса про Стелу — вовсе не басни… Но… но там-то откуда эта пакость взялась?

— Помнишь, двое старателей вернулись с Гушты несколько лет назад?

— Это те придурки, что о божественном проявлении твердили?

— Именно. Только, боюсь, никакое это не божественное проявление, а наоборот — печать самого дьявола…

Паводников с опаской посмотрел на ротного.

— Батя, ты себя хорошо чувствуешь?

Тот проигнорировал вопрос. Медленно проговорил:

— Видимо, шизанутые кладоискатели занесли споры этой дряни на Землю… Прошел инкубационный период, и теперь вот… появились всходы.

— Ерундистика какая-то… — Сержант с силой потер пальцами покрасневшие от переутомления веки. Вдруг он резко отнял руки от лица. — И ты обо всем этом знал с самого начала? Знал и не предупредил нас о возможной засаде?

Мне показалось, что ротный слегка улыбнулся.

— Я знал, что мне полагалось знать, сержант, — ответил он спустя несколько долгих секунд, — Ты штурмовик, и никто не заставлял тебя выбирать эту профессию. А раз выбрал — не ной, как баба при родах.

— Восемь пацанов полегло. — Испачканное лицо Паводникова, кажется, посерело. — Ты знал о засаде?

— Отставить, сержант, — холодно произнес ротный, вставая. — По имеющимся разведданным, считалось, что наша группа прибудет первой и не встретит сопротивления…

— Да если верить словам этого старосты Клеменса, сюда уже целый год военные со всего мира шастают…

— Штабисты ошиблись, — коротко ответил ротный. — И как бы я их ни ненавидел, есть приказ занять объект и удерживать его до прибытия ученых. И наша группа должна его выполнить до того, как на орбите разразится бойня между армадами кораблей… Поднимай бойцов, нужно двигаться дальше. Будем прощупывать инфрасканерами каждый сантиметр… Но, думаю, без боя Стелу не взять. Скорее всего территория уже захвачена одной из претендующих сторон.

Паводников взял себя в руки и процедил:

— Есть — двигаться дальше…

— Это же безумие, — вставил наконец я. — Она же просто-напросто путает нас, стравливает друг с другом…

Ротный впервые с начала операции взглянул мне в глаза и сказал:

— Именно поэтому нашим «ботаникам» нужно как можно скорее изучить единственную взрослую особь. Иначе тысячи ее детенышей стравят людей на всей Земле.

Масштабы предстоящей катастрофы с трудом укладывались у меня в голове.

— Но почему нельзя просто уничтожить их? — тупо спросил Паводников. — Шарахнуть ракетами или плазмой выжечь?

— Всю Землю-Приму предлагаешь выжечь? — Ротный невесело усмехнулся. — Поздно, сержант. Это болезнь, а не вторжение. Они как микробы, понимаешь? По одному их уже не перестрелять. Если уж вынесли заразу за пределы карантина — придется искать вакцину.

Он замолчал.

И тут голос подал Ренат, не проронивший ни слова во время всего разговора.

— Я понял, — сказал он, осторожно трогая свои пробитые пулями ноги. — Это стигматы.

У меня пробежал озноб по всему телу. Рана на руке стрельнула болью до самых пальцев. Мысль, то и дело убегающая от Меня, наконец выкристаллизовалась в мозгу страшным узором.

— Какие стигматы? — непонимающе уставился на Камалева ротный. — Не хватало, чтоб ты мне тут еще с катушек слетел…

— Язвы эти пресловутые! Они показывают будущее. Вы же сами говорили, здесь не все нормально со временем, помните…

— И что?

— Нарывы и болячки возникают на тех местах, куда попадет пуля или осколок. Я сначала не мог понять закономерности, а потом подумал: мы слышали голос Виталика из прошлого, предупреждавшего об истребительной войне. Предупреждавшего не только нас, но и всех остальных — латынь хоть и мертвый, но, как известно, наиболее универсальный язык…

— Почему не английский, умник?

— В последние полтора столетия его уже нельзя назвать международным. Тогда как латынь, наоборот, стала популярна, даже обязаловку в школе ввели… Не в этом суть! Мы слышали голос Витальки. Не могли слышать, но слышали. Это же получается цикличность: он сейчас знает, что скажет когда-нибудь… А если предположить, что время тут может течь вспять, то это «когда-нибудь» будет в прошлом. Тут почти классический временной парадокс… Нечего на меня так пялиться — я проходил такое на факультативе по экспериментальной физике, пока не вылетел из универа… Так вот, я подумал, если мы могли слышать голос из прошлого, то теоретически объект в зоне карантина способен предсказывать и будущее.

Ротный подрагивающим пальцем машинально почесал шероховатость на виске.

— Глядите, — продолжил Ренат, разглаживая свои черные усы, — у меня язвы появились на ногах, и спустя несколько часов по ним пальнули из автомата.

— Замолчи, — еле слышно произнес Паводников. Камалев не услышал — последствия контузии быстро не проходят.

— Лешке полбашки снесло — именно там были его нарывы. Давиду Лопатикову пуля угодила под лопатку — он все утро спину чесал. Мересце вон — бицепс зацепило…

— Заткнись! — громко сказал сержант, задрав тельник и глядя на свои бока и живот, усыпанные язвами.

Ренат осекся и посмотрел на взводного. До него постепенно начало доходить, каких глупостей: он только что наговорил.

— Ребята, простите меня дурака…

Мы все смотрели на Камалева со смесью испуга, ярости и неспешно приходящего понимания в глазах.

— Господи, я… я ведь совсем не подумал…

Вокруг уже стали собираться другие солдаты. Задирая рукава, закатывая штанины, расстегивая кители и разглядывая свои нарывы.

С ужасом прикасаясь к ним. К стигматам войны.

— Разве была команда «разойтись»? — выдавливая слова сквозь зубы, проговорил ротный. Жилка на его виске пульсировала. Совсем рядом с уродливой язвой неправильной формы.

— Но мы же не в строю… — удивленно обронил один из бойцов.

— А зря. — Ротный медленно поднял с земли свою «эркашку», проверил магазин и рявкнул: — Два санитара, инженер и отделение штурмовиков остаются с ранеными! Остальным, слушать мой приказ! В походную колонну по трое — ста-а-ановнсь! До объекта — долбаных пять километров… Расчет один-два в авангарде и замыкающим! Через час мы обязаны захватить развалины первичной базы и занять круговую оборону… Ша-агом марш!..

Мы шли между мертвых скал, чеканя шаг. Сознание собственной никчемности для великих жерновов судьбы и неведомого, лишенного эмоций и чувств разума Стелы лишь злило нас.

Нужно было выстоять в этой истребительной войне против таких же, как мы, солдат. Выстоять в маленькой бессмысленной войне, чтобы предотвратить тотальную и еще более бессмысленную. Такое часто случается у людей…

Жизнь на Гуште угасала.

Жизнь вообще хрупкая штуковина…

А я выбивал берцами пыль из сухой почвы и думал только об одном: когда же произнесу слова, услышанные из крохотного динамика приемника? Успею ли сказать их?

Вот бы успеть! Так хочется крикнуть эти слова во всю глотку! Из прошлого в будущее! Чтобы хоть как-то предупредить остальных — тех, кто обязательно пойдет следом…

Но я не знаю — получится ли?

Ведь у меня на теле есть и второй стигмат…

Чуть-чуть левее солнечного сплетения.

© С. Палий, 2007.

Андрей Рузанкин НЕНАВИЖУ ТЕЛЕФОН!

Прошло пять лет, как я нахожусь здесь. У меня нет ни имени, ни фамилии, ни отчества. Нет родственников и друзей.

Я — двадцать седьмой. Целыми днями сижу с кабинете и отвечаю на шквал телефонных звонков. Времяпровождение не обременительное, по нудное. Номер для отдыха — рядом. Выйти из комплекса нельзя, кругом охрана. Но внутри есть небольшой лесок, со спрятавшимся под кронами сосен озером. Здесь можно провести свободное время.

Развлечений немного: библиотека, компьютер с ограниченным набором программ, телевизор. Доступен Интернет, но под строгим контролем. А охрана не спит, проверено на горьком опыте.

Досуг провожу однообразно. Валяюсь на диване с книгой или играю на компе. Словно в наказание, на моей машине установлена та самая стрелялка, что помогла очутиться здесь. И я часами, тупо, с остервенением, мочу монстров. Без удовольствия, словно выполняя тяжелую, грязную работу. Тот, давний поединок, не прошел даром. Но о нем позже.

Время от времени общаюсь с товарищами по несчастью. Говорят, нас стало тридцать. Значит, после меня здесь появились еще трое. А недавно пошли слухи об исчезновениях. Вроде бы пропали несколько «посвященных». Проверить невозможно, но дыма без огня не бывает.

Мы — работники службы «телефона доверия». Преданно служим техническому монстру, внутренне ненавидя его. Главные адепты и заклятые враги. Каждый из нас мечтал уничтожить телефон. И каждый потерпел поражение в честном поединке с НИМ. С тем, кого за глаза зовут «Абонент».

Пять лет жизни я отдал ЕМУ, верный своему слову. За это время я преодолел солидный отрезок «пути». И понял, что смогу уйти отсюда. Все, что хотелось высказать, занесу в тетрадь. Если задуманное удастся, ОН прочтет мои записи.

Я странный. Меня не понимают и считают ненормальным. Не краду деньги и не бросаю мусор мимо урны. Не возмущаюсь в очереди и уступаю старушкам место в трамвае. Не курю и не наркоман. Но это ничего не значит в глазах окружающих. Дело в том, что я совершил непоправимое. Покусился на самое святое в сегодняшней жизни — на телефон.

Я с детства не любил его. Возможно, по мере взросления удалось бы примириться с неизбежным. К сожалению, не сложилось. Родители считали себя великими педагогами. При любой возможности они заставляли звонить родственникам. Долгое время спасало отсутствие телефона. Не было его в квартире! Но те редкие звонки, когда требовалось идти к соседям и под пристальными взглядами чужих людей брать трубку, погружали в пучину уныния. Если же я пытался обойтись без любопытных ушей и скрепя сердце шел к телефону-автомату, то… Неожиданно выяснялось, что в имеющихся на весь район пяти автоматах ловить нечего. У трех оборваны трубки, четвертый гордо несет табличку «не работает», а пятый с завидным упорством поглощает монеты. При этом вовсе не собирается ни соединять тебя с собеседником, ни выплевывать мелочь в окошко с лживым названием «возврат монет». Как правило, поход по телефонам-автоматам оканчивался ничем.

Шли годы…

Школа закончилась, и учителя распрощались с учениками. Зато другое государственное учреждение не замедлило напомнить о долге перед Родиной. Тогда это называлось: «Почетная обязанность!». Бланк повестки бросил на нары призывных пунктов и раскрыл двери казарм. Стильную одежду сменила функциональная. Легкомысленные кроссовки капитулировали перед кирзачами. Команды: «Кругом! Шагом, марш! Смирно!» — убили живое общение. Семьсот тридцать дней «в сапогах». Армейская служба.

И там, в дали от дома, это исчадие ада, именуемое средством коммуникации, попило моей кровушки вволю. Стоишь дневальным «на тумбочке», и тебя постоянно достают звонки. С командного пункта, автопарка, столовой, да и еще бог весть откуда. И это в то время, когда ты с частотой замкнувшего реле вскидываешь руку к виску или, реагируя на чужих офицеров, орешь дурным голосом: «Дежурный по роте — на выход!!!».

Думаете, мучения кончились с окончанием службы? Как бы не так! А вы пробовали позвонить из института и попытаться получить позарез нужную формулу по сопромату? Кто пробовал — поймет. Остальным объяснять бесполезно.

В это же время — о ужас! — наш дом телефонизировали. В прихожей возле двери обосновался красный, угловатый, громко трезвонящий монстр. Помимо перечисленных недостатков, он обладал скверной слышимостью.

Молодость — пора бесхитростных забав. У меня появилась девушка. К несчастью, у нее тоже был телефон. К чему приводит общение по проводам вместо реального, объяснять не нужно.

Как бы в насмешку судьба уготовила мне работу, связанную с постоянными телефонными переговорами. Более того, на рабочем столе стоял только один аппарат, обслуживающий два номера. Его приходилось переключать с одной розетки на другую. Постоянные вопросы: «А куда я попала?» — и: «На месте ли Владимир Иванович» — страшно бесили меня. Отчаянно хотелось указать, в отверстие какой именно части тела попала звонившая и в каком конкретно учреждении должен находиться искомый индивидуум. Сдержаться удавалось не всегда…

Событие, круто изменившее жизнь общества, явилось в мир тихо, без помпы. Как робкая поросль на старом пожарище. Трудно поверить — пройдет совсем немного времени, и черные краски сгинут в буйстве зелени. Пришел Его Величество СОТОВЫЙ. Будучи дорогой игрушкой, он не досаждал, оставаясь привилегией бандитов и политиков. Но постепенно дешевел, становясь доступным простым смертным. Соты разрастались, охватывая страну пусть невидимой, но очень липкой паутиной. Попавший в сеть, пропадал навсегда…

Человечество подсело на сотовый наркотик. Дешевый, сладостный, доступный. Втянулось с радостью, искушаемое рекламой и не желающее думать о последствиях. Последние не заставили себя ждать.

Сотовый убил радость живого общения. Обыватели перестали нуждаться в обществе себе подобных. Хомо сапиенс стремительно превращался в хомо сотикус. Люди превратились в говорящих зомби. Пустые глаза, сотовый у уха. В кафе они умудрялись перекусить между разговором. В общественном транспорте разрывались между телефоном, кондуктором и желанием не проехать нужную остановку. Идущие по улице, ведя оживленный разговор, старались не угодить под колеса. Сидящие за рулем, отвечая на звонок, пытались не задавить первых. Как правило, это удавалось.

Долго смотрел я на медленную деградацию человечества. Вначале равнодушно. Потом с раздражением и досадой. Но когда все разговоры свелись к обсуждению новой модели сотового, не выдержал. Захотелось уничтожить электронное исчадие ада. И даже память о нем развеять в прах. Появилась мечта — вернуть людям прелесть общения. Когда, глядя в глаза собеседника, не натыкаешься на остекленевший взгляд, а видишь блеск глаз и ощущаешь живое течение мысли.

Вскоре решение было принято. Перчатка брошена. Война объявлена. Живые против зомби. Сапиенс или сотикус.

Я с жаром принялся задело. Вначале изучил современную технику. Ту, что могла соперничать с ненавистным сотовым.

Увы, путь оказался тупиковым. Даже новейший видеофон является правнуком телефона. А телепортатор могут позволить лишь единицы. Те, кто приобрел личную АЭС. Такие люди существовали и пользовались последними достижениями техники. Но, как и первые мартовские лучи, погоды они не делали.

Затем пришло время изучения религии. Начиная от древних Вед и кончая современным учением Хаббарда. Это привело только к одному. Я убедился в хитрости составителей религиозных доктрин. В остальном — полное фиаско. Все ссылки на использование левитации и мгновенного перемещения в пространстве были тщательно искажены. И, увы, сделаны непригодными к использованию.

От религии цепочка потянулась к философским учениям. «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» — просил классик. И человеку, столько почерпнувшему из сокровищницы знаний, стоило остановиться. И я, несомненно, сделал бы это, услышь хоть одно предостерегающее слово. Но сказать его было некому. Родня — далеко. Знакомым — некогда. А с возлюбленной я расстался. Она слишком любила болтать по телефону. Мудрый совет не прозвучал и движение по пути познания не прекратилось.

Изучение трудов по магии и волшебству оставило четкое ощущение: «Трачу время зря!». Зато эзотерические учения подсказали — я на правильном пути. Ведь вершина любой эзотерической системы — выход из тела. Свободное блуждание нашего «духа», он же «астральный двойник», где угодно. Отсюда всего один шаг до визуального общения на расстоянии. Прошло несколько лет, в череде семинаров по эзотерике, и шаг был сделан. Теперь выход из тела стал казаться забавой для начинающих. Но чтобы стать таким «начинающим», стоило потрудиться. Соискатель должен упорно работать над собой в течение года, полностью отказавшись от никотина и алкоголя. Ясно, что для широких масс этот метод не подходит. Не в Китае живем, в России… Именно поэтому была разработана оригинальная методика. Простейшая в пользовании, но дико сложная в научном обосновании. «ВОЛ» — техника визуального общения людей. Достаточно произнести кодовую фразу в определенной тональности или напеть нужный мотив, как происходит чудо. Сознание раздваивается. Основное «Я» позволяет вести обычный образ жизни: ходить, есть, реагировать на опасности. Вторая составляющая создания, так называемое «Я — там», может в это же время посещаться с нужным человеком. Вне зависимости от расстояния. Увидеть, поговорить, продемонстрировать объемное изображение. Даже почувствовать запахи!!! Недоступными оставались лишь тактильные и вкусовые ощущения. Но к ним, честно говоря, я и не стремился.

Счастливый и одухотворенный, я стал продвигать детище в жизнь. Для начала решил одарить открытием близких людей. Их реакция сравнима с ушатом ледяной воды, окатившим мою просветленную голову. Правду глаголет старая истина: «Нет пророка в своем отечестве». Озадаченный, я попытался осчастливить всех, с кем был знаком. Пусть чуть-чуть и едва. Не тут-то было… Те, кто составлял абсолютное большинство, говорили: «Старик! Зачем тебе все это надо? Сотовый стоит копейки, весит граммы и очень удобен. А ты советуешь петь какие-то странные мелодии. Забудь об этом!». Другие вроде бы соглашались попробовать. Но, увидев обращающийся к ним бестелесный призрак, сильно пугались. Одни закатывали истерику, другие — впадали в ступор. Стыдно признаться, чтобы связаться с нужным человеком, приходилось пользоваться вызовом, аналогичным телефонному. Вначале вопрос подсознанию вызываемого: «Не желаете ли, дорогой друг, пообщаться со мной?». И только после подтверждения — визуальное общение. Выражаясь образно, ВОЛ пытался сдвинуть тяжеленную арбу людских пристрастий и привычек.

Не сдаваясь, я приступил к обучению всех желающих. Точнее, попытался начать. К моему удивлению, народ не ломанулся неисчислимыми толпами за халявной возможностью. Более того, делающих обучиться практически не находилось.

Газетные объявления: «Обучу технике визуальной связи па расстоянии» тоже не имели успеха. Такая же участь ждала и организованные мною семинары. Зато не замедлили появиться те, кто предпочитает не светиться. Не афиширует свое существование и деятельность. Еще бы. Для любого «рыцаря плаща и кинжала» визуальная связь без применения технических средств была бы просто Божьим даром.

Первыми появились «Большие дяди с рыбьими глазами». Они вели себя культурно, вежливо и почти без угроз. Так, легкие намеки на крупные неприятности. Затем упор па внешних и внутренних врагов. В конце концов согласился обучить их контору тонкостям ВОЛа. Но не сложилось. Они потребовали эксклюзивности обучения и полной секретности. Вовремя вспомнил, что изобретателя пороха умный монарх держит взаперти. В тайном месте. Чтобы соседям секрет не выдал. Во избежание… Пришлось отказаться. Тогда вызвавший меня «на беседу> и такой любезный полковник ГБ перешел к неприкрытым угрозам.

Иметь во врагах всесильное ведомство не хотелось. Пусть к этому стремятся отдельные подвижники и заложники совести. Я — «посвященный», а не шизофреник-мазохист. Быстро сориентировавшись, принял ответные меры. Из памяти говорящего незаметно извлек сведения о высоком начальстве. В обычной ситуации прорыв в чужую психику невозможен. Но в любом правиле бывают исключения. Угрозы и агрессия открывают маленькие дверцы в чужом подсознании. Я не замедлил воспользоваться представившейся возможностью.

Запрос: «Данные по непосредственному руководителю?»

Информация: «Генерал В.И.Р., пол, возраст, семейное положение. Должность и звание. Награды и отличия. Телефоны: рабочий, домашний и, конечно, сотовый. Куда ж от него, поганца, денешься. Адрес, краткое досье».

Считал информацию и, осмыслив, наметил тактику воздействия. Вперед!!!

Уход в ВОЛ, и появление фантома перед глазами ошарашенного В. И. Р. Надо отдать должное, он оказался сильной личностью. Несмотря на шоковое состояние, наотрез отказался свернуть операцию. Пришлось пообещать, что буду появляться каждую полночь. Причем не бесплотным, молчаливым призраком, а с воплями, стонами, воем… Раскрашу роскошную обитель генерала кроваво-красной и траурно-черной палитрой. Не забуду о бодрящем запахе свежей крови и зловонии тления. Короче, качественные ночные представления с упором на элементы фильма ужасов. Возможно, с привлечением в зрители членов семьи.

Мужественный, волевой человек — абы кого не берут в космонавты. Не страшащийся никого и ничего в реальности. Он убоялся мира иллюзорного. И дрогнул. И уступил.

Сидящий перед моим «Я» полковник услышал зуммер вызова и поднес сотовый к уху. Выслушал, изменился в лице. Несмотря на терзавшие сомнения, возразить не решился. Ответил: «Есть» и, пожелав успехов В дальнейших исследованиях, отпустил с миром.

Визит к полковнику был первой ласточкой. Вскоре «большие дяди» пошли потоком. Они различались цветом кожи, национальностью и акцентом. Представляли несопоставимые по могуществу страны. Поклонялись разным богам и имели непохожие идеалы. Общим было только одно — требования. Полная секретность и эксклюзивное использование техник ВОЛа.

Представителей секретных служб сменили лидеры не менее тайных террористических организаций. Справиться с ними оказалось сложнее. Но фанатизм слеп и потому уязвим. Найти шатающийся кирпич в здании очередной античеловеческой доктрины — не задача для «посвященного».

Затем настал черед политиков, а чуть позже криминала. Последними в хвост очереди пристроились люди бизнеса.

Как правило, общение проходило спокойно, без неожиданностей. По уже описанному сценарию. Впрочем, душе не прикажешь. Некоторых, особенно приглянувшихся мне людей, я обучил. Но, помня о необходимости «защиты от дурака», давал не всю информацию. Ограничил использование подбором нужного звукоряда конкретным личностям. Не распахнул дверь настежь, а вручил личный ключ. Пользоваться сам — можешь. Передать другому — нет. Своеобразная «проверка на экологичность». Спросите: «Зачем я это сделал?». Отвечу: любой художник нуждается в признании таланта. ВОЛ— мое творение. И я — его художник.

Так продолжалось около года, пока однажды не случилось событие, круто изменившее мою жизнь.

Теплым летним вечером я гулял в парке. Дневная жара уже спала, а до ночной прохлады было еще далеко. Солнце садилось, и величавые сосны потянулись длинными тенями к моим ногам. Запах раскаленного асфальта сменился ароматом хвои. Легкий ветерок принес свежесть. Дышалось легко и свободно. Народу поубавилось. Молодые мамаши с колясками и вездесущими егозами уже закончили прогулки. Пенсионеры прекратили шахматные баталии и покинули парковые скамейки. А толпы шумной молодежи, будоражащие тишину диким хохотом, еще не появились.

В одиночестве бродил я по опустевшим аллеям, наслаждаясь покоем. Спокойствие во всем. Даже суетливые белки перестали скакать по веткам, иногда спускаясь вниз и выпрашивая подачки. Только в немногочисленных кафешках бурлила жизнь. Воздух оглашали убогие мелодии бездарных хитов. Под бессмысленные слова, рвущиеся из динамиков, народ накачивался третьесортным пивом. Выпив кружку, наливал по новой, заедая убогое пойло сухариками, таранькой, кальмарами и прочим пищевым мусором.

На одной из относительно спокойных аллеек я и повстречался с ним. С тем, кто определил мою судьбу на несколько долгих лет.

Одет дорого, но не броско. Светло-серый костюм, двойка, явно от прославленного кутюрье. Ну, в крайнем случае пошит на заказ. Даже дорогой бутик для этого круга людей — моветон. Стильный темно-серый галстук, слепящая безукоризненной белизной рубашка. Не ускользнули от моего внимания перстень с бриллиантом и старающийся остаться неприметным «ролекс». Сотового не наблюдалось, но по малозаметному выступу пиджака угадывалось — он на месте.

Действительно, сотовый на поясе носят только мелкие торговцы, в кармане рубахи — тинейджеры, а в сумочках-барсетках — мелкий чиновный люд. Встреченный мной человек явно принадлежал к элите общества. Чувствовалось, что за поворотом парковой аллеи, закрытой для проезда автомобилей, стоит черный «гелендваген». Ну, в крайнем случае тоже «мере», только «шестисотый». Нашпигованный накачанными молодцами в черных костюмах. С припухлостями подмышкой. С глазами, навсегда упрятанными за темными стеклами однообразно-стильных очков.

Незнакомец критически оглядел мой помятый, купленный на распродаже костюм, и едва заметно усмехнулся. Но не презрительно, как ожидалось в подобной ситуации, а по-доброму, с пониманием. Среднего роста, коротко стриженный, с чуть начинающей седеть темно-русой шевелюрой. Острый взгляд серых с голубизной глаз привлекал и одновременно пугал. Осанка и манера держаться вызывали уважение. В незнакомце чувствовались несокрушимая воля и необоримая сила. Чем-то неуловимо он напоминал молодого Берия, хотя явно был славянского происхождения. Он поздоровался. Я ответил.

— Столики под открытым небом располагают к беседе, — многозначительно намекнул неизвестный.

Я не неврастеник. Не страдаю мнительностью. Но, услышав предложение незнакомца, ощутил неприятную внутреннюю дрожь. Противно заныло под ложечкой. Согласился… Что-то подсказало мне: «Согласись. Упрямство обойдется слишком дорого!». Когда небожитель с вершин власти нисходит до простого смертного, тому необходимо согласиться на беседу. Информация не бывает лишней, да и для здоровья полезнее.

Незнакомец выбрал отдельно стоящий столики заказал минералки. Расторопный официант, словно из воздуха, вынул пару поллитровок «Борской». Странно… Приведись мне делать заказ, я выбрал бы именно эту воду. Чуть солоноватую, отлично утоляющую жажду. Несколько неожиданное совпадение.

Сев на хранящие дневное тепло пластиковые стулья, мы стали с интересом изучать друг друга.

«Кто ты — человече?» — подумал я. Судя по виду, преуспевающий владелец крупной фирмы или глава преступной группировки. Возможно, известный политик. Но внимательно посмотрев в лицо незнакомца, понял, что ошибся. Бездонный взгляд отливающих сталью глаз, гордая посадка головы и улыбка не оставляли сомнении. Это равный по силе духа человек. Возможно даже, как и я, «посвященный».

До этого момента мне не доводилось встречаться с равными, и я несколько опешил. Не от большого ума, а скорее от растерянности, я сказал себе: «Ну что, прощупаем Неизвестного?» — и выйдя из тела, нырнул в ВОЛ.

Перед моим «Я — там» возник зеркальный шар. На первый взгляд он казался монолитным. Посмотрим внимательнее… Я тщательно исследовал сферу со всех сторон, в надежде найти хоть какое-нибудь повреждение. Царапину, трещинку, щелку. Все было тщетно. Защита незнакомца оказалась непреодолима для меня! Я вернулся в тело. Увы, попытка прощупать сознание незнакомца окончилась неудачей.

В реальном мире прошли секунды. Я с опаской глянул на сидящего напротив. Он изменился. Глаза искрились весельем. Незнакомец, несомненно, почувствовал попытку проникновения и явно осознал ее результат. На миг глаза его затуманились, и я ощутил дискомфорт. Что и говорить, ощущение не из приятных. Воображение сразу пришло на помощь и нарисовало странную картину.

Внутри меня находится огромный детский мяч. На разноцветную игрушку прыгает маленький карапуз, стараясь сплющить. Мячик вырывается и, распрямляясь, сбрасывает шалуна. Глаза сидящего напротив обрели мысль, и мини-футбол закончился.

— У вас оригинальная защита, — похвалил таинственный собеседник. — Никогда не видел ничего подобного. Будто бронированный сейф поместили в огромный куб студня. Пытаешься добраться до замка, а студень не пускает. Причем становится то твердым, как гранит, то упругим, как губчатая резина. А то возьмет и расступится. Ты пронзаешь его и проваливаешься в пустоту. Очень необычная защита, а главное — непреодолимая.

Спасибо за хорошую оценку скромных возможностей, поблагодарил я. Оставаться в долгу не в моих правилах, и я вполне искренно ответил на комплимент:

— Ваша защита тоже впечатляет. Она не блещет изысками, зато подкупает совершенством. Сфера — вершина формы.

Он кивнул, принимая похвалу на свой счет.

— Почти как легенда о двух мечах. Мече разрушителе и мече, обходящем препятствия, — услышал я в ответ.

А ты не так прост. Начитан и блещешь эрудицией. Ясно, твой имидж «крутого» — маскировка. Под ней скрывается «посвященный». Равный мне по силе. Черт! Ситуация вышла из-под контроля. Надо выпутываться из нее, пока не увяз окончательно. Мысли лихорадочно метались, как мухи над навозном кучей. Я оставался в прострации, пока в голову не пришла неожиданная идеи. Как мне показалось, удачная. «Интересно, знаешь ли ты притчу о двух выдающихся самураях? Если знаешь, то мы с полуслова поймем друг друга и любой вопрос решим мирным путем». Отпив минералки, я, хитро прищурившись, спросил:

— Простите, уважаемый, не вы ли будете Миямото Мусаси? Мои оппонент на секунду растерялся, затем, подумав, рассмеялся и ответил:

— Да, а вы, конечно, Ягю Дзюбэй? Теперь улыбнулся я.

— Ну что ж, — удовлетворенно возвестил незнакомец. — Хорошо, что мы поняли друг друга. Идти в корчму нам не придется. Мы и так сидим в кафе. А облавные шашки «го» мы вполне сможем заменить. На что-нибудь другое, более устраивающее нас обоих. Не подумайте, что я имею что-нибудь против этой древней красивой игры. Она великолепна. Не случайно, что именно ее переняли японцы у китайских мудрецов. А какие названия: «дамэ», «атари», «секи», «ко». Не игра — поэзия. — Мой собеседник только что не облизнулся. Так сидит кот над блюдцем густой сметаны, предвкушая удовольствие. — Но, к сожалению, длинновата. Я не располагаю стольким свободным временем.

Незнакомец прервал монолог и внимательно посмотрел мне в глаза:

— Согласны?

— Хорошо, — не стал возражать я.

— Тогда давайте познакомимся и спокойно обсудим нашу проблему.

Я кивнул.

— Для удобства общения условимся о следующем. Вы зовете меня «Абонент». Я вас — «Двадцать седьмой».

— Почему Двадцать седьмой? Что за странный номер? — Мои глаза удивленно расширились.

— Ничего странного. Уверяю вас, что уже сегодня вы это поймете, — успокоила странная личность, назвавшаяся абонентом. — Вы — враг «сотового». Ненавидите его и мечтаете уничтожить.

Неизвестный ожег меня резким взглядом. Словно хлестанул плеткой.

— Я фанатик, посвятивший жизнь развитию сотовой связи. Более того, я неофициальный владелец сотовой паутины нашего шарика. Ваши намерения уничтожить «сотовый» вынуждают меня принять серьезные меры.

Абонент сделал глубокомысленную паузу. Видимо, чтобы я проникся…

— Не забывайте о том, что я знаю о вас все, а вы обо мне ничего. Я давно слежу за вами и знаю о делах, пристрастиях и привычках. Я спокойно смотрел на ваше обучение и на первые робкие попытки выхода из тела. Затем вы стали «посвященным» и создали систему ВОЛ. Я слегка встревожился, но крайних мер решил не принимать. Кстати, вас никогда не смущали некоторые странности? Люди, которых вы пытались обучить, шарахались от вас, как от чумы? А то, что все ваши семинары проваливались? Смущало? Правильно! Это моих рук дело. И что тайных агентов, террористов, политиков и бизнесменов должно было быть в сотни раз больше. А к вам тек тоненький людской ручеек, причем из личностей, наиболее спокойных и покладистых. Это вас тоже не удивляло? Удивительная наивность для «посвященного». Впрочем, это нормально. Достигший высот в духовной жизни забывает о реальности. Все визитеры проходили строгое сито моего отбора. И все было бы хорошо, отсылай вы их с порога подальше. Но вы изменили правила игры. У вас, видишь ли, проснулось чувство непризнанного художника. Как результат вы обучили ВОЛу несколько человек. — Уловив удивление в глазах собеседника, подтвердил: — Да, знаю скольких и конкретно кого. — Абонент с досадой глянул на меня. — Спасибо хоть за то, что не научили их нести знание дальше. Ситуация могла пойти лавинообразно и выйти из-под контроля. К частью, этого не произошло. Именно поэтому вы сейчас живы и даже находитесь в добром здравии. А я трачу на вас драгоценное время, — почувствовав недоверие, решил объяснить подробнее. — Думаете, вы неуязвимы? Не воображайте несбыточного! Для простых смертных — да. Но среди «посвященных» вы равный среди себе подобных. Для меня не составит большого руда сменить вам этот свет на тот. Поверьте. Весь вопрос в том, что у нас, «посвященных», своя мораль. Поэтому я не могу банально замочить нас в каком-нибудь темном переулке. Но выход есть! Проверенный и надежный. — Я терпеливо ждал конкретного предложения. И оно последовало: — Я предлагаю вам «состязание равных». Выиграете вы — я отказываюсь от всемирной сотовой паутины. Более того, приложу все силы, чтобы ВОЛ распространился. Стал привычным в разных слоях общества и широко шагнул в жизнь. Выигрываю я — вы забываете о системе и начинаете заниматься тем родом трудовой деятельности, который покажется мне целесообразным. Согласны?

— Да, — коротко подтвердил я. — Тем более что выбор невелик. Или состязание с непредсказуемым результатом. Или в лучшем случае пышные похороны, а в худшем — заброшенный лог в глухом лесу.

— Правильно мыслите, — отдал он должное моей сообразительности. — Но последняя ситуация это далеко не худший случай. Уж вы поверьте моему опыту.

Я обреченно пожал плечами. Что же тут скажешь? Информации — ноль. Придется принять на веру. Как говаривали в местах, не столь отдаленных: «Не веришь? Прими за сказку!». Будем считать, что принял.

— И еще одно. Всего минуту внимания, пожалуйста, — предложил он.

— Внимательно слушаю…

— Поскольку состязание предлагаю провести я, то вы выбираете его вид. Если силы равны, то следующий вид единоборства предложу я. Случись так, что и он окончится вничью, кинем жребии. Согласны?

— Конечно! — возликовал я. Победа сама просилась в руки. Главное, не ошибиться с выбором. Я ненадолго задумался, а потом с воодушевлением резюмировал: — Мой вид состязания — игра «уголки».

Произошедшее следом озадачило. Увидев зажегшиеся надеждой глаза у воспрянувшего духом конкурента, он улыбнулся. Добро так, с пониманием. И неожиданно похвалил мои выбор:

— Стоящая игра. Необычная. Знаете, — констатировал он очевидное, — вы явно тяготеете к восточной культуре. Из всех шашечных игр, вы выбрали самую нехарактерную для европейца.

Да, я действительно люблю эту необычную и красивую игру. В ней за кажущейся простотой скрывается океан возможностей для опытного игрока. Нет жестко поставленных ограничений и не надо уничтожать «армию» противника. Цель — опередив соперника, перегнать девять фишек с одного конца шахматной доски на другой. Вроде бы ничего сложного нет. Но у вашего партнера та же задача. Вскоре ваши «войска» сталкиваются и упираются друг в друга. С этого момента начинается самое интересное. Поиск лазеек, обманные маневры, обратные отскоки. Да, мало ли приемов игры, незнакомых дилетанту. Попробуйте в час пик в узком городском автобусе сделать невозможное. Быстро провести группу пассажиров с задней площадки на переднюю, одновременно пустив им навстречу такую же компанию. Бить морды и скакать по сиденьям нельзя. Ходить по ногам и головам — тоже. Нечто подобное происходит при игре в «уголки».

Но опытный игрок может совершить невозможное. Вошедшие быстренько просочатся сквозь толпу, расточая улыбки и не толкаясь. А я не просто хороший игрок. Я — мастер. Именно поэтому я выбрал необычную игру на состязание. Была смутная надежда, что соперник не является ее поклонником и ценителем. В этом случае он обречен.

Увы, я оказался неправ. Дальнейшие события подтвердили это.

Перед началом игры мы сконцентрировались и представили огромную голографическую проекцию шахматной доски. Действительно, зачем таскать с собой громоздкий деревянный ящичек, когда и доску, и фигуры можно представить в воображении?

Я играл белыми и представил свои фигуры в виде группы светловолосых викингов. В рогатых шлемах и со здоровенными топорами в руках. Как бы в отместку соперник поместил в своем углу доски племя дикарей. Огромных чернокожих каннибалов с копьями в мускулистых руках. Могучие торсы едва прикрывались тростниковыми юбочками. Особенно колоритно выглядел вождь. Его нос был аккуратно проколот и украшен человеческой костью.

Игра началась. Я провел быструю лобовую атаку, успев провести двух викингов на его территорию. Он применил тактику глухого охвата и намертво закупорил центр. Я вынужденно пустил фигуры по флангам. Отходы, подставки, блокировки и многоходовые комбинации принесли успех. Я закончил первым. Но, к сожалению, этого было недостаточно для победы. Начав вторым, он имел в запасе один ход и, виртуозно использовав его, свел партию вничью. Доска с фигурами растаяла в воздухе. Прощайте воинственные дикари севера. Не поминайте лихом, чернокожие дети Африки. Вы не сумели выявить победителя.

Абонент с облегчением вздохнул и удовлетворенно подвел итог:

— Играете вы великолепно. И игру подобрали отличную. Беда для вас только в том, что я тоже очень люблю «уголки». В противном случае мои шансы были бы невелики. Но продолжим. Теперь моя очередь выбора.

Он не задумался даже на секунду. Ясно, тактика поединка продумана заранее:

— Я выбираю старый добрый «DOOM». Не третий, не четвертый и, разумеется, не первый. Второй! Сражаться будем на территории уровня: «Системы контроля». Если запамятовали, то напомню. Это первый лабиринт из серии «Эволюция». Уровень сложности — легкий.

Я слегка приободрился.

Уловив блеск воодушевления в моих глазах, он посоветовал:

— Не радуйтесь заранее. Разумеется, я в курсе, что вы западаете по этой старой стрелялке. Отлично знаю, что хорошей графике предпочитаете захватывающий сюжет и играбельность. А конвульсивному дерганью лазерной мыши противопоставляете долбеж по клавишам. Как говорится, на вкус и цвет… Но, боюсь, весь ваш опыт бесполезен.

Я не смог сдержать гримасы легкого недоумения, и оппонент не замедлял пояснить:

— Играть будем не на компах и не по локалке. Выйдя из тела, мы внедрим свои «Я — там» в виртуальную оболочку игры и окажемся в начале этапа. Цель проста. Пройти территорию лабиринта, перебив монстров, и нажать на красненькую кнопочку с надписью «EXIT». Вышедший из лабиринта становится победителем.

Одарив меня стальным взглядом, уточнил:

— Все ясно?

— Разумеется, — с некоторой обидой ответил я. — Что ж тут непонятного? Не первый год клаву топчем.

Он удовлетворился ответом и продолжил:

— Тогда небольшая просьба. Не начинайте палить в меня сразу.

— Это еще почему?

— Стоит немного осмотреться, как вы поймете, что пройти уровень в одиночку не реально.

— И что же вы предлагаете?

— Очистить территорию от мутантов и только потом вволю поохотиться друг за другом. Впрочем, — спохватился он, — это только пожелание. Вы вольны поступать так, как посчитаете нужным. Начинаем?

— В бой! — решительно бросил я.

Выход из тела, мерцание, блики и наконец… О-о-о! Такого я даже не мог представить. Эстетика, изящество, красота…

Я оказался на округлой веранде. Могучие каменные столбы подпирают высокую крышу. Оконные проемы без стекол и даже без признаков существования рам. Ясно, так и задумал неведомый строитель. Полы гулкие, из грубо обработанного серого гранита. Почему-то стилизованные под броневые листы, густо усеянные заклепками.

«Что за странная фантазия? Не полы, а горячечный бред свихнувшегося архитектора, — озадаченно размышлял я. — Оригинально, нет слов, но как-то слишком мрачно».

Под окнами весело искрилось ультрамарином рукотворное озеро. Водный ров в защищенном донельзя средневековом замке. Вот ближайшая ассоциация, пришедшая мне в голову. Озерцо оказалось вытянуто подковой и зажато между верандой и наружной каменной стеной,

Та впечатляла. Составленная из грубо отесанных, но довольно плотно пригнанных каменных валунов. Какой неведомый строитель возвел эти неприступные стены? Я присмотрелся. Обтесанные вручную глыбы казались фальшивыми. Ясно, средневековый антураж — обман. Здесь царство техники и продвинутых технологий.

За стеной, на расстоянии пары часов ходьбы, возвышались величественные горы. Голые, без растительности, со шрамами оползней и сахарными снеговыми шапками на вершинах.

Я окинул взглядом горизонт. Куда ни глянь, мрачные, унылые горы. Только по центру веранды проглядывал узкий просвет. Долина? Неизвестно… Каменная стена надежно хранила тайну.

Что-и говорить, работа программистов игры даже на экране впечатляла. А уж в реальности…

Ощущая ноздреватую шероховатость пола, я ежился от ледяного ветра, налетающего с горных вершин и заставляющего вскипать бурунами небольшое озерцо. Бр-р-р. Холодно и неуютно.

Рядом я уловил мерцание. Воздух сгустился, потемнел, и на веранде возник ОН. Видимо, задержался с выходом из тела.

Я внимательно осмотрел коллегу по игре, покосился на себя и опять перевел взгляд на потенциального противника. Да… Просто нет слов. Такого разочарования я давненько не испытывал.

Абонент выглядел потрясающе. Точно сошедший с рекламных плакатов, призывающих на контрактную службу в штатовский спецназ. Отутюженная, с иголочки, форма, умело расцвеченная камуфляжными пятнами. Удобные высокие ботинки на шнуровке. Явно титановые вставки в подошве. Хочешь, по огню пробежать можешь или по кольям — ничего не случится. Голову венчал сферический шлем с опускающимся защитным стеклом. «Пуленепробиваемый, — мелькнула мысль. — И стекло бронированное!» Кисти рук защищены перчатками. Черными, с открытыми пальцами, не стесняющими движений ладони.

Но что возмутило больше всего: в наплечной кобуре покоился мощный «Зиг-зауэр», Штучное оружие, уникальное как по техническим характеристикам, так и по цене.

Соперник огляделся, прошелся, сделал несколько махов и приседаний, проверяя, как сидит экипировка. Достал пушку и, проверив обойму, перезарядил. Оставшись довольным, внимательно оглядел мою скромную персону и задумчиво протянул:

— Да… Вон оно, как бывает.

Как не удивляться. Рядом с бравым «Джи-Ай» уныло стоял невысокий солдатик, облаченный в форму давно не существующей Советской Армии. Неподъемные кирзачи-говнодавы. Потертая хэбэшка с несвежим подворотничком. Ремень с гнутой бляхой, свисающий по самые причиндалы. Под левым погоном приткнута сложенная вдвое пилотка. На голове, вы не поверите, стальная каска! Кажется, в таких воевали еще в Великую Отечественную. Откуда такая древность?

Не веря своим глазам и покосившись на ладные ботинки коллеги по состязанию, я снял сапог. Мать твою… портянка! А что с оружием?

Обуреваемый нехорошими предчувствиями, я полез в висевшую на ремне кобуру. Мог бы и не заглядывать. Форма кожаного чехла четко указывала на модель — «Макаров». Проверил, обойма полная. Дико захотелось завопить во весь голос: «Люди! Где справедливость?!». Сдержался. Вместо этого подошел к партнеру и, пристально глядя в глаза, стараясь не дать волю эмоциям, зло спросил:

— Что за хрень? Почему такая разница в экипировке и вооружении? Это твои происки?!

Видимо, ожидавший подобного, Абонент возразил. Спокойно, без эмоций. Словно мы все еще сидели в кафе, а не находились в иллюзорном мире:

— Видите ли, подсознание — штука коварная. Я стараюсь выглядеть на все сто. Всегда. Тщательный подбор дорогой одежды и сопутствующих предметов, создающих имидж, — мое кредо. Поэтому подсознание оснастило меня «по полной». Самым лучшим из имеющегося на сегодняшний день. Вы — моя противоположность. Разгильдяй, одевающийся непонятно во что и даже не замечающий убогости внешнего вида. Соответственно требованиям и получите заказ. Я ни при чем.

Переваривая услышанное, я искал аналог случившемуся. Нашел. Ситуация напомнила историю из детской книжки. Два юных бездельника, вместо того чтобы готовить уроки, стали превращаться в насекомых, в надежде повалять дурака. Удалось стать бабочками. Аккуратный мальчик — роскошным дальневосточным махаоном, а грязнуля — невзрачным капустником.

— Экипировка, ладно. А оружие? — не сдавался я.

— Что, оружие?! — возмущенно откликнулся соперник. — Калибр одинаковый. Боезапас по пятьдесят штук на каждого. Трофейные патроны подходят к обоим пистолетам. Таковы условия игры. А то, что вместо мощного ГШ-18 вам в руки попала плюгавенькая милицейская пукалка, я не виноват. Разбирайтесь со своими скрытыми комплексами.

— Хорошо, убедили.

Мы подошли к казавшемуся неподъемным дверному блоку. Люминесцентные лампы по бокам проема издевательски подмигивали, словно дразнили; «Не поднимешь! Не поднимешь!».

— Тяжелая, наверное? — кивнув на дверь, обратился я к соседу.

— Ерунда, — пренебрежительно бросил тот. — Вон там, снизу — сенсоры. Прижми ладонь, и все. Гидравлика поднимет блок, и путь свободен.

«Стоп!» — закричат он, увидев, как я, нагнувшись, потянулся к датчику.

Резко отдернув руку, я недовольно спросил:

— В чем дело?

— За дверью несколько мутантов. Шесть солдат, вооруженных пистолетами, и розовый кусака.

— «Розовый кусака»? — переспросил я.

— Да. Плотоядная свинья-переросток. Зубищи, как у саблезубого тигра, рога — бычьи. Взгляд охристых глаз гипнотизирующий. Смотрите, не попадитесь сдуру. Быстро бегает на задних ногах. Очень верткая. Мало того, что попасть тяжело, так еще и на выстрел крепка. Из пистолета не остановишь, пока не вгонишь обойму. Очень опасный зверь. В две пушки мы сможем завалить его, но попадем под перекрестный огонь. Солдаты медлительные, но меткие, и шесть стволов — не шутка.

— Что предпримем? — отдал я инициативу более опытному игроку.

— Выход есть. — Он кивнул на приступок.

Там покоился черный ящик. Красный крест на крышке недвусмысленно намекал — аптечка.

— Ускорители, — подытожил коллега. — Из серии «неистовство». Вкалываешь шприц и на некоторое время превращаешься в берсерка. Абсолютно не чувствуешь боли, силы удесятеряются. Можешь перебить голыми руками взвод противника. — Вопросительный взгляд в мою сторону. — Не желаете попробовать?

— Честно говоря, нет. Я и на компе этой фишкой не пользовался. А уж в реальности…

— Хорошо. Как только я вколю препарат, открывайте люк и отскакивайте с дороги. Могу нечаянно зашибить. Оружие держите наготове. Вдруг потребуется огневая поддержка.

Откинув крышку аптечки, достал лекарство:

— Готовы?

— Да.

— Поехали! — С этими словами Абонент всадил шприц-тюбик в предплечье. Прямо через ткань комбинезона. Резко сдавил.

«Да ты, братец, мазохист! — подумал я. — А главное, чтобы не оказался садистом». Лицо спецназовца окаменело. Глаза зажглись нездоровым блеском.

— Открывай, — прохрипел он.

Резко метнувшись вниз, я прижал ладонь к сенсору. «Вж-ж-жик», — откликнулась гидравлика, и многотонная дверь легко взлетела вверх. Помня об опасности, я перекатился за спасительный выступ, освобождая дорогу. Вовремя. Мимо с грацией гепарда пронесся взбесившийся «Джи-Ай».

Прыгнув в центр коридора, в самую гущу ничего не подозревающих мутантов, он словно мельница на ветру замолотил руками. С чем сравнить увиденное? Шар, сбивающий стройные ряды кеглей? Нет. Смерч, разметавший корабельную армаду? Нет. Мастер кунг-фу, ведущий смертоносный танец среди толпы «плохих парней»? Несколько ближе, но тоже не то. Более всего зрелище напоминало мультик «Остров сокровищ». Джим, впавший в неистовство, крушит пиратскую ватагу. Нечто подобное наблюдалось и здесь.

Мгновение, едва уловимый глазом прыжок, и следующие один за другим — два звука. Сухой от резкого удара и влажное чмоканье — от размазанного по каменной стене мутанта. Жуткая пантомима, сопровождающаяся серийными: «Бац. Чвак… Бац. Чвак… Бац. Чвак…» Стены украсились тошнотворными узорами. Зеленоватой слизью, бурыми, мерзко воняющими кишками, розоватыми мозгами и киноварью кровавых потеков. На некогда чистом полу застыли неаппетитные, измочаленные тушки. Назвать оставшееся телами просто не поворачивался язык.

Последний из монстров совершил запланированный полет, и жуткий танец закончился. Действие транквилизаторов подошло к концу. Истребитель мутировавшей нечисти остановился, пытаясь прийти в себя. Его глаза стали приобретать осмысленное выражение, когда ладно лежащий в ладони «Макаров» трижды плюнул свинцовой слюной. Неожиданно появившийся из-за угла седьмой (!!!) охранник завалился на спину, не успев выстрелить.

— Спасибо! — искренне поблагодарил пришедший в себя игрок. — Откуда он взялся? По игре их должно было быть шесть! Я не преминул напомнить:

— Ты же сам предупреждал: «Не расслабляйся! Возможны неожиданности»,

— И то верно, — признал он. — Но одно дело советовать. И совсем другое — помнить с возможных каверзах игры самому.

Мы собрали трофеи. Семьдесят «маслят» в обоймах. Неплохо, целый арсенал. Поделили по-братски. Жаль только, оружия нет. Сгинул мутант, и «пушка» исчезла. Такая вот подленькая вводная. Что ж, о стрельбе «по-македонски» придется забыть.

— Очухался? — спрашиваю.

— Порядок! — показывает кулак с поднятым большим пальцем.

— Куда дальше?

— Давай заглянем наверх лестницы. Да, именно этой. Там смотровая площадка, на которой можно найти изумрудную корону. Правда, она нам не понадобится.

— Тогда зачем лезть?

— Возможно, там скрывается ящер-огнеметчик. Он может спуститься в любой момент и ударить в спину.

— Которым огненными шарами швыряется? — спросил я, проявляя эрудицию.

— Да, — короткий, но емкий ответ.

— Помню, помню. Опасная тварь. Ладно, хоть медлительная. Пока повернется, пока шар зажжет, можно успеть отскочить. Беда только оружие очень мощное. Металл плавит. Песок в стекло спекает. А медлительного десантника, — выразительный взгляд в сторону соперника, — превращает в качественно приготовленное жаркое. Или лангет. Кто знает, что эти ящеры больше предпочитают. Словом, это не то существо, которое можно оставлять в тылу.

Аккуратно, стараясь не шуметь, мы ступенька за ступенькой преодолеваем лестничный пролет. Не дожидаясь неприятностей, еще в движении, открываем огонь. Влажное харканье «макарова» перемежается грозным рявканьем «зига». Полное ненависти раскатистое шипение и мягкий шорох сползшего по стене тела.

Абонент не ошибся. На досках настила, оскалившись в предсмертной гримасе, лежал огнеметчик. Чья больная фантазия создала такого урода? Гладкая, без признаков ушей голова. Ничего не выражающие рубиновые глаза со змеиными зрачками. Бульдожья пасть с частоколом акульих зубов. А тело? Было полное ощущение, что с мелкого бурого медведя сняли шкуру и украсили костяными шипами. Как апофеоз абсурдного действия напялили получившееся на прямоходящего ящера. Скажете — бред? Я с радостью соглашусь, если бы не одно «но». Одно из бредовых воплощений лежало перед нами. А сколько их будет еще? Одному Богу известно. Ну, возможно, еще и создателям игры.

Заряжаем пистолеты и, снаряжая обоймы, корректируем план действий. Задача — охранники на балюстраде. Лестницы нет, она не активирована. Спуститься и атаковать монстры не могут. Они как на ладони, а мы в укрытии. Вывод. Спокойно постреливаем из-за угла, стараясь не подвернуться под шальную пулю или огненный шар.

Сказано — сделано! Не прошло и минуты, как мы, поочередно меняясь, стали нашпиговывать мутантов свинцом. Ощущения, как в тире. Палишь, перезаряжаешь, опять палишь, иногда уступая место желающему пострелять. Монстры падали один за другим, даже не успевая ответить или бездарно промахиваясь. Мы расслабились… Как выяснилось, напрасно.

Режущее глаз свечение возникло неожиданно. Еще бы! Огненный сгусток летел из-за угла!!! Так талантливый футболист, закрутив мяч «сухим листом», посылает его в обход голкипера. «Этого не может быть!» — здравый, но ничего не объясняющий вопль изумленного сознания.

К счастью, сработали рефлексы. Тело без участия разума рвануло в укрытие. Я среагировал, но недостаточно быстро. Сгусток мерцающей плазмы ударил в стену, щедро расплескивая вокруг пылающий напалм. Увесистый блин раскаленной субстанции, отлетев, замер, плотно охватив левое предплечье. Пламя охватывает рукав хэбэшки. Горю! Жар донимает. Больно. Больно! БОЛЬНО!!!

Рукав обугливается, отслаиваясь маленькими, тлеющими лоскутами. В нос бьет жуткий коктейль ароматов. Амбре плавящихся волос и приторно сладкий запах горелого мяса.

_ А! — А! — А! — А! — забыв обо всем, я катаюсь по загаженному полу, пытаясь сбить пламя. Не сразу, но благодаря былому опыту это удается.

Можно не любить армию. Презирать царящие там порядки. Потешаться над тупостью командиров. Нельзя не признать лишь одного: там хорошо учат. Многому, и в том числе, как потушить горящим напалм.

Ставлю финальную точку, погрузив тлеющий рукав в растерзанные внутренности розового кусаки. Шипение, тошнотворный дымок — и с пламенем покончено. Спасибо тебе, свинья-переросток.

Теперь восстановить здоровье. Нужна аптечка. Где аптечка? Полцарства за аптечку…

Вот же она, в углу. Никто не удосужился подобрать, идиоты. Срываю крышку ящика и прижимаю маленький контейнер к ране. Боль вновь накатывает, но терплю. Только в этом спасение.

Анализ, зуммер, мерцание индикаторов, и в руку впиваются иглы. Одна, две… десять! Впрыскивается раствор и жить становится легче. Огненная пелена, охватившая тело, спадает. Проходит боль. Обгоревшая рука регенерирует прямо на глазах. Удачно успел. Пискнув в последний раз и высветив на дисплее: «ноль», аптечка рассыпается. Небольшой ожог все же остался, видимо, не хватило лекарства. Но это уже мелочь. Еще повоюем. Вот только одежи жаль. Щеголяй теперь, солдатик, в прожженной куртке с обугленным рукавом.

Немного придя в себя, осмотрелся. Да, партнер времени зря не терял. Пока я катался по полу и выл раненым бизоном, он расправился с охраной и, активировав лестницу, захватил балюстраду. Обнаружив тайный рубильник, открыл дверь на задний двор. Успел смотаться туда и запустить программу снятия маскировки. Теперь все тайники и схроны — наши.

Молодец! Но слишком безрассуден. Встретила бы его у компа пара огнеметчиков… И все. Хана! Один ствол на двух косматых? Не смешите меня. Там бы и остался.

Лучезарно улыбаясь, «Джи-Ай» спустился с лестницы. Не переставая набивать обоймы, поинтересовался:

— Оклемался? Я думал, тебе крышка. Ладно, хорошо то, что хорошо кончается, Держи трофеи. — И он высыпал мне в карман горсть маслянистых, таящих смерть, цилиндриков.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — Куда направимся дальше?

— Видите пишу?

— Вижу. — В каменной стене просматривался прогал.

— Там скрывается пулеметчик. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: идти с двумя «пукалками» на пулемет — безумие!

— А элемент неожиданности?

— Уважаемым! Против шестиствольного «станкача», способного очередью перерубить дерево, не спасет никакая внезапность. Единственное, что может помочь, — более мощное оружие.

— И вы знаете, где им можно разжиться?

— Конечно, — подтвердил соперник. — Впрочем, как и вы сами, — не удержался он от мелкой колкости.

— Знаю, — согласился я. — За этой дверью. — Небрежно ткнул стволом в направлении стальной плиты, украшенном титановым обрамлением.

— Правильно, — похвалил Абонент, словно учитель ответившего на «отлично» ученика. — Там можно найти отличный «помповик».

Я не стал отвечать на подначки. Поединок, по сути, еще не начат. И кто станет победителем, большой вопрос… Цыплят, как известно, по осени считают. А если не устраивает время увядания природы, то вспомним другую пословицу: «Весна покажет, кто где срал!»

Поэтому вместо ядовитого ответа, вертевшегося на языке, смиренно вопрошал:

— И кому достанется ружьишко? Сами понимаете, это серьезный аргумент в решении нашего спора.

Против ожидания всегда вежливый и корректный противник допустил бестактность. Озорно сверкнув глазами и улыбнувшись в тридцать два зуба, он выдал:

— Кто первый встал, того и тапки!

Отлично. Постараюсь завладеть смертоносном игрушкой первым. Главное, не забыть об огнеметчиках, о которых умышленно умолчал визави.

— Будьте очень осторожны — трава ядовитая. Одежду и обувь не снимать. — Абонент явно потешался.

Ну-ну. Продолжайте в том же духе.

Жму кнопку, и люк уносится вверх. Путь свободен. Одновременно влетаем во внутренний двор. Абонент идет вперед, а я осматриваюсь.

Тихо, красиво и никого. Только на горизонте белеют знакомые вершины. Шквалистый ветер вздымает волны на густой траве. Слева устремляется ввысь стена. Плиты выщерблены временем и непогодой. Камень шершавый, в потеках, местами поросший зеленоватым лишайником.

Прямо крепостная стена. Без зубцов и бойниц, по с галереей для обороняющихся. Интересно, кто осмелится напасть на логово мутантов? Неужели есть такие безумцы? Возможно, и есть. Но скорее всего в горах обитают более опасные чудища, чем здесь.

Справа возвышается смотровая башня, напоминающая огромную восьмигранную гайку. На изящных бетонных столбах покоится внушительная крыша. Под ней, на потолке, длинные ряды горящих светильников. Забыли выключить с ночи? Часть ламп разбита и скалится осколками, как акульими зубами. Конечно! Это же та смотровая площадка, где завалили огнеметчика. Вот и славненько. Теперь можно не опасаться брошенных сверху огненных шаров.

Так… Показалось или нет? Что-то белеет в дальнем углу? Всматриваюсь повнимательнее. Аптечка! Вот удача, так удача. Черт с ним, с «помповиком», обойдусь как-нибудь. Но здоровье необходимо восстановить полностью.

Хватаю аптечку, и повторяется знакомая процедура. Анализ, зуммер, пара уколов, и я выгляжу как огурчик.

А что поделывает мой партнер, который соперник? Смотри-ка. Он собрался завладеть ружьем. Неслышно подкрался к башне и осторожно заглядывает за угол. Случившееся потом ошеломило.

Рассерженное шипение, сухой треск зажигающегося шара, захлебывающийся лай «зига». Все произошло столь молниеносно, что звуки сложились в дикую какофонию. «Джи-Ай» отпрянул, и снаряд прошелестел рядом, выжигая в зелени травы, безжизненную дымящую полоску.

Из-за угла появился разъяренный мутант, а Абоненту именно в этот момент приспичило сменить обойму. Надо помочь.

«Макаров» дергается. Раз, другой, третий. На косматой груди появляется пара сочащихся кровью отверстий. «У-У-А-А-А-У-У-У», — третья пуля попала в костяной нарост и с визгом ушла на рикошет.

Злобный клекот, приближающийся сноп огня. Прыжок вперед, переворот через голову. Увернулся. «Так, так, так», — еще три выстрела. Это подключился соперник. Удачно попал и, главное, отвлек чудище.

Шипение, огненный след, и Абонент корчится на траве, пытаясь сбросить горящий ботинок. Вначале тихо, потом начинает ругаться, орать и выть от боли.

Добиваю обойму, целясь монстру в голову. Вообще-то занятие рискованное. Мутант — ящер. То есть пресмыкающееся с маленьким мозгом, хорошо защищенным костяным панцирем. Но мне везет. Одна из пуль находит слабую точку, и голова чудовища взрывается алым фонтаном. Безмозглое тело еще живет своей непонятной жизнью, потом, споткнувшись, падает, накрыв катающегося по траве Абонента.

Невероятно, но густой мех чудища надежно перекрыл доступ воздуха, и пламя погасло. Имей я старую добрую шинель, не сумел бы справиться лучше.

С трудом отвалив с партнера тяжелую тушу, сую в руку аптечку:

— Лечись!

— Спасибо, — шепчут побелевшие губы. В наполненных страданием глазах — благодарность.

Отвернувшись, слышу жужжание зуммера и слабый стон. Запах лекарства приятно щекочет ноздри. Пора искать то, зачем пришли.

Вот она, игрушка. С ладным ложем и длинным стволом. Стоит, прислоненная к стене башни. Рядом, словно семейка опят, среди листвы, желтеет горсть винтовочных патронов.

Беру ружье, осматриваю… Класс! Это настоящий «винчестер». И не просто, а легендарная девяносто четвертая модель. Пусть ему за сотню, возраст солидный. Пусть скоба-рычаг уступает современным «помповикам». Но именно эта модель являлась одним из величайших достижений конструкторской мысли. Надеюсь, не подведет и сейчас.

Щелк, щелк, щелк. Магазин «винчестера» заполняется смертоносным грузом. Все! Теперь я вооружен и очень опасен. Рисуясь, кладу ствол на плечо. Хорош… Почти что Гойко Мятич.

Подхожу к Абоненту. Он оклемался, но аптечка исчезла безвозвратно. Завистливо глядя на заслуженный ствол, констатируя произошедшее, вопросительно предлагает:

— Тапки ваши. Может, и пулеметчика возьмете на себя?

— О чем речь?! Конечно! — Успех вскружил голову, и я необдуманно соглашаюсь на предложение. — Но вы страхуйте! — спохватившись, озадачиваю соперника. — Готовы?

— Йес, — неожиданно перешел на английскую мову странный коллега.

Покидаем негостеприимный, но оказавшийся таким удачливым дня меня двор. Теперь можно к долгожданной нише. Я — впереди, визави — на подхвате.

— Зеркальце есть? — неожиданно интересуюсь у партнера.

— Зачем? — обалденевает тот.

— За надом!!! Есть или нет?

— Есть.

— Давайте.

Я рассуждал правильно. Если человек аккуратист по жизни, то и в виртуальной реальности он должен иметь предметы, влияющие на имидж. Логика не подвела. Коллега по игре протянул маленькое, изящно оформленное зеркальце.

Беру в руку и, осторожно вытянув, чуть выдвигаю за край ниши. Что тут у нас творится? Зеркальный кругляш рассеивает мрак неизвестности. Всматриваюсь…

В нише хозяйничает пулеметчик. Бросив беглый взгляд, понимаю — я, молодец! Умница, что не выскочил сразу с «винтом» наперевес. Шансы одолеть монстра исчислялись бы долями процента. Еще бы! Вы видели такое? Я не удосужился. Не пришлось. И к счастью.

Пулеметчик напоминал огромный платяной шкаф, стоящий на ногах-тумбах. Узловатые руки навевали воспоминания о дубовых ветвях. Это громоздкое великолепие было обличено в пурпурный комбинезон и надежно защищено бронежилетом. Именно из-за последнего движения монстра казались нарочито медлительными. Действительно! Куда торопиться, если тело надежно защищено, а руки, силой не уступающие гидроцилиндрам, сжимают шестиствольный пулемет. Его место на борту боевого вертолета. «Апач», «Сикорский» пли «МИ» — вот техника, достойная грозного оружия. Но скорострельный «станкач» находится в руках медлительного, несокрушимого, как боевой робот, пулеметчика. Терминатор, возможно, сумел бы справиться с подобным оружием, но всеобщий любимец Рэмбо — отдыхает.

Выждав, пока пулеметчик обернется спиной, выпрыгиваю из укрытия и прямо с пояса, не целясь, начинаю палить в единственное, не защищенное доспехами место. В голову.

Лязгает передергиваемая скоба. Глухо ухает ствол. С визгом уносятся прочь попавшие в бронежилет пули. Монстр ошеломлен и оглушен. Но несмотря на контузию, пытается развернуться и наказать обидчика.

Не выйдет! Один из торопливых выстрелов оказался верным. Тупая пуля вошла в незащищенный затылок, и тяжеленное тело рухнуло вниз, заставив задрожать чугунные плиты.

Я не успел сориентироваться, когда ворвавшийся в нишу Абонент протянул руку к пулемету, держа в другой, готовый к выстрелу «зиг-зауэр». Ствол смотрел в мою сторону.

Что ты хотел сказать, бравый десантник? «Не подходи!», «Пулемет мой!»? А может, просто хотел выстрелить в меня? Не знаю. И не узнаю никогда.

В углу возникло мерцание, и прозрачные челюсти хищника сомкнулись на вытянутой руке. Невидимка!!! Откуда он здесь?!

В игре эти твари появляются только на втором уровне. Видимо, опять гримасы подсознания.

Успел прозвучать одинокий выстрел, когда держащая пистолет рука со смачным хрустом отделилась от тела и исчезла в утробе невидимого чудища. Брызнула пульсирующая струя, и Абонент заорал. Громко, отчаянно. Но не смог заглушить методичное хрумканье, от которого стыла кровь в жилах. Медленно, но верно клацающая пасть приближалась к плечу. Так затачивают карандаш на убогой китайской точилке. Сходит на стружку древесина, но готовый к использованию грифель постоянно обламывается. И так раз за разом. Жадные челюсти уже подбирались к шее несчастного, когда я наконец очнулся. Вышел из состояния прострации и открыл огонь по невидимке.

Скажу честно, зрелище — не для слабонервных. Странное, но завораживающее. Свинец входит в мерцающий туман, смачно чвакает, и из образовавшегося в пустоте отверстия вылетает алая плюха. Растекается и застывает фрагментом киновари на сюрреалистической картине.

Выстрел, второй, третий. Только давит на курок уверенный палец. Только передергивает скобу умелая рука. Только уносятся стреляные гильзы, выброшенные безжалостным экстрактором.

На задворках сознания мелькнула мысль: «Может, оставить монстра в покое? На время. Пусть догрызает соперника. Словно известный мавр, сделает свое черное дело и сможет удовлетворенно уйти в небытие. И я вроде бы ни при чем. Не стрелял, не убивал. Чист, как простыня девственницы».

Несмотря на подленькие мысли, руки сноровисто работали: снаряжали пустеющий магазин и снова заставляли ствол забиться в смертельном кашле.

Каюсь… Занятый своими мыслями, я не уловил момента, когда мертвый невидимка медленно осел. Заряды попали в орущего от боли Абонента. Тот замолчал, и стал запрокидываться навзничь.

Я подскочил к нему в надежде помочь, но не успел. Последнее, что сумел воспринять, стекленеющий взгляд и стихающий шепот мертвеющих губ:

— Это подло! Подло воспользоваться случаем. Подло убивать исподтишка… Подло… — Недавний соперник затих и упокоился рядом с монстрами. Теплая компания.

Не прошло минуты, как тело партнера заискрило и, сделавшись прозрачным, исчезло. Прощай «Джи-Ай». Ты был хорошим бойцом. Ловким, выносливым, целеустремленным. Просто сегодня не твой день. Фортуна на моей стороне.

Еще немного, еще чуть-чуть — и победа в кармане. А с нею такая желанная привычная реальная жизнь. Главное теперь — не погибнуть по глупости. Дойти до выхода из лабиринта.

Я оглядел поле боя. «Зиг-зауэр» и весь арсенал исчезли вместе с хозяином. Обидно, но не смертельно. Попинал ногой, а затем тщательно ощупал тушу невидимки. Противно, конечно, но что делать?

Как и ожидал, ничего полезного не обнаружил. Но заглянув за неожиданно обнаруженный выступ, обомлел: «Мать моя!». Целых две аптечки. Причем больших. Вот смех-то. Абонент склеил ласты в двух шагах от спасения. Такова, знать, его планида.

Но вернемся к пулеметчику. Пора помародерствовать или, говоря культурно, собрать трофеи.

Отстегиваю ремешки и снимаю с еще теплого трупа кофр с лентой и соединенный черным проводом аккумулятор. Неслучайно пулеметчик был здоровенным амбалом. Таскать такую тяжесть, не шутка! Пристегиваю громоздкие прибамбасы к бедрам и пытаюсь поднять пулемет.

— У-Е-Е-Е-Е, — тяжеленный, зараза.

Как говаривал мой знакомый: «Да, мы не Шварценеггеры!». А если облегчить «машинку»?

Отстыковав разъем, снимаю батарею. Плавное нажатие на курок — ничего. Чуть сильнее — тишина. Давлю что есть силы — опять облом.

«Не бабахает!!!» — сокрушался классик. Полностью обеими руками поддерживаю его.

А если попробовать иначе? Щелчок, и питание восстановлено. Клацанье пряжки, и громоздкий кофр валится на бетон, выпустив наружу струящуюся змеей ленту. Направляю «станкач» в коридор и жму на курок. Веселое жужжание электропривода меняет картину. Странное «беличье колесо» раскручивается в смертоносном хороводе. Стволы расцветают яркими лепестками, и сильнейшая отдача впечатывает стрелка в стену.

Ударившись головой, теряю сознание. Всего на миг, но этого достаточно. Пулемет выпадает из ослабевших рук и откинутой сошкой пробивает правый сапог. Под стальным напором дробятся кости ступни. Боль заволакивает сознание, как липкая субстанция — армейскую обувку.

— А! — А! — А! — А! — ору от нестерпимой боли, прыгая на одной ноге. С трудом поборов желание пнуть коварную железяку, тянусь к аптечке. Благо, не далеко.

В-ж-ж-ж-ж-ик! — и статус-кво восстановлен. Вновь получаю возможность рассуждать здраво: «Значит, с пулеметом наперевес не получится! А если по-другому? Установить «станкач» в лифте, и лежа на полу, подождать, пока двери откроются. А там залить все живое тугой свинцовой струей! А что, может сработать».

Прихватив аптечки и синий ключ, волоком подтаскиваю шестистволку к кабине. Аккуратно опускаю поклажу на плиты и беру «винт» на изготовку: «Приготовиться!»

Голубая призма с мягким чмоканьем тонет в глубине замка. Гаснет сияние охранного контура, и дверцы лифта гостеприимно распахиваются.

Резко впрыгиваю в кабину и, уперев ствол в волосатую грудь огнеметчика, жму на спуск. «Бум-м-м-м», — отзываются на выстрел стены. Отдача рвет «винчестер» из рук, но я стою несокрушимым монолитом. Зарядом картечи монстра отбрасывает назад и с размаху швыряет в зеркальную стену. Локоть успевшего сдохнуть чудовища бьет по красной кнопке…

Кто мог предвидеть такое? Только не я…

Створки сомкнулись со змеиным шипением. Кабина лифта дрогнула и отправилась прямиком в ад.

Что противопоставить толпе поджидающих мутантов? «Макаров» с парой обоим? «Винчестер» с десятком патронов? Не прокатит! Единственная надежда на победу растаяла туманом, оставшись за закрытыми дверями. «Обратного пути нет и не будет!» — я знал это слишком хорошо. Оставалось одно. Единственный шанс на тысячу. Презреть страх, боль, панику и попытаться прорваться сквозь строй чудовищ почти что с голыми руками.

Лифт встал, и плавно разъехавшиеся двери выдали пропуск в небытие…

Дальнейшее запомнилось смутно. Многоголосица выстрелов и оскалы монстров. Падающие уроды и рвущая тело боль. Зуммер аптечки и тупые удары свинцовых градин. Сознание заволокло алой пеленой, и истерзанный мозг отключился…

Я очнулся. Удобное пластиковое кресло надежно держало тело, все еще дергающееся в последних конвульсиях. Сердце стучало в районе горла, грозя разорвать артерии сумасшедшим пульсом. «Приди в себя! — потребовало сознание. — Бой в лабиринте окончен, но состязание продолжается!»

Немного успокаиваюсь и, подняв глаза, вижу живого и здорового соперника, освещенного лучами заходящего солнца. Оранжевые отблески создали чудный камуфляж на строгом костюме незнакомца. Абонент смотрит мне в глаза. Взгляд сочувствующий. Увидев, что я пришел в себя, резко меняет выражение. Теперь взгляд осуждающий, с легким оттенком сожаления. Маскирует эмоции, гад! Боится, что прочту истинные чувства.

— Надо же?! Опять ничья, — удивленно воскликнул незнакомец. — Вы сильный соперник, дошли почти до конца. Я наблюдал. Если бы не досадная мелочь, могли выиграть. — Губы раздвинулись в кривой усмешке. — Не вышло. Перефразируя классика, можно сказать: «Пулеметы отстучали похоронную мелодию, и рука, дотянувшаяся до аптечки, была рукой покойника».

Абонент сурово нахмурил брови:

— А со мной подленько поступили.

Я промолчал. Какой смысл оправдываться? Все равно не поверит. Я бы и сам не поверил. А соперник продолжал обличать:

— Не ожидал от вас. Сразу видно вы — начинающий. Опытный «посвященный» никогда не опустится до подлости. Такова наша мораль. Кроме того, неблаговидный поступок отбрасывает нас назад от достигнутой точки «пути». Запомните это.

Он с легкой укоризной поглядел на меня и продолжил:

— Вы достойный противник, — констатировал он уже с уважением. — Никогда не встречал такого.

— А часто приходилось? — полюбопытствовал я. Информация, она и в Африке информация. Вдруг узнаю что полезное.

— Достаточно, — расплывчато ответил мой визави и добавил: — Вы скоро сами все узнаете. Но, — встрепенулся он, — поединок не закончен. Выбираем по состязанию и бросаем жребий. Ваш выбор! — вопросительный взгляд буравил переносицу.

— Решка. «Бои покемонов». Три захода по одному покемону. За заход по три атаки.

— Интересный выбор. — Соперник нисколько не удивился, — Пикачу, Райчу, Няо и прочие… Вы, конечно, Сатоси, а я, разумеется, Кодзиро.

Я удивленно, более того пораженно, вытаращился на говорящего. Единицы ценителей знали настоящие имена героев сериала. Остальные довольствовались убогой американской версией. «Эдак, пожалуй, он и в этом состязании не уступит», — мелькнула упадническая мысль.

— А я выбираю «Бой удавов».

— Кто будет кидать монетку?

— Разумеется, не вы.

— Но и не вы!

— Согласен. Нужен кто-нибудь посторонний. Любезнейший! — обратился он к собирающему пустые бутылки пожилому бомжу. Возможно, тот и не был бомжем — одежда выглядела вполне ухоженной. Но следы пристрастия к зеленому змию явно просматривались на морщинистом лице. — Позвольте оторвать вас от дела. Буквально на одну минуту.

Собиратель тары опасливо приблизился, не выпуская из рук сумку с добычей.

— Будьте добры, подбросьте эту монету так, чтобы она упала на стол и не скатилась, — с этими словами Абонент сунул в грязную руку двухцветную монету. «Юбилейный» червонец, машинально отметил я.

Монета взлетела, блеснула в лучах уходящего солнца и, приземлившись, завертелась волчком. Мы завороженно уставились на вращающийся диск, напряженно ожидая результата. Шмяк! Ожидаемого числительного не оказалось. Вместо привычного орла-мутанта мне душевно улыбался Гагарин. Не повезло…

— Благодарю вас, — прозвучали слова Абонента, обращенные к пожилому человеку. — Можете забрать монету. На память.

Мгновение, и блестящий кругляш исчез в натруженной ладони. «Вот это реакция, — изумился я. — Сам Копперфильд позавидует!» Добровольный помощник отправился по делам, а мы вернулись к своим баранам.

— Итак… — Неизвестный подчеркнул очевидное. — «Бой удавов». Он введен в память многих моделей «сотового». Но мы будем играть, выйдя из тела. Используем опыт прошлого состязания. Каждый будет удавом определенного цвета. Бой произойдет на ограниченной площади. Цель игры — вцепиться в хвост, а затем поглотить соперника. Съеденная дичь увеличивает длину тела. Проглоченные несъедобные предметы уменьшают скорость. Удар о препятствие — на время парализует. Гильотины укорачивают и могут убить. Игра идет в несколько этапов с постоянным усложнением. Проглоченный или убитый удав — проигрывает. Вперед!!!

Мы оказались на каменистой площадке, щедро присыпанной песком. Крупные песчинки и мелкие камушки стали неприятно покалывать мою ставшую глянцевой кожу. Я превратился в толстого, но не лишенного грациозного изящества изумрудного удава. В противоположном углу площадки лежало свернутое тугими кольцами рубиновое тело. Это был ОН. Абонент.

Извиваясь, я бросился вперед, стремясь зажать соперника в угол. Не успел! Рубиновый удав плавно прошелестел сбоку и едва не схватил меня за хвост. Быстро развернувшись и описав дугу, я клацнул челюстями. Но там, где мгновение назад пульсировал пурпурный кончик, оказалось пусто. Противник ускользнул.

Мы обманывали друг друга ложными бросками. Оттесняли, струились и перекатывались. Вскоре на нашем пути стали попадаться вкусные резвые кролики. А из трещин выросли и злобно ощетинились иглами колючие неудобоваримые кактусы. Сдуру поглотав и тех, и других, мой удав изменился. Он стал длинным, неуклюжим и очень медлительным. От рокового укуса спасло внезапное появление препятствий. Рубиновый бросился молниеносно и очень точно, но произошло неожиданное. В решающий момент между нами возник булыжник. Об него он со всего маху и приложился.

Используя неподвижность соперника, я все же сумел подобраться к вожделенной цели, но… облом! Перед изумрудным носом очень не вовремя возникла гильотина. Блеск медленно падающего ножа завораживал. Но остаться без головы не входило в мои планы. Сбросив оцепенение, я отвернул.

Постепенно игра усложнялась. Сверху посыпались гранитные глыбы. Они стали пребольно колотить по змеиным телам. Чуть позже из земли вспучились маленькие вулканчики. Шипя газом, они расплескивали вокруг лужи огнедышащей лавы. Потом поверхность ристалища покрылась сетью трещин. Широких и узких, глубоких и не очень. Часть трещин застыла в неподвижности. Но несколько, видимо, особо вредных расщелин быстро перемещались, меняя размеры и форму.

«Ну и фантазия у тебя, любитель трезвонящих побрякушек!» — только эта мысль прокручивалась в мозгах изумрудного змея.

Мы много раз теряли и отращивали хвосты. Ударялись о препятствия и застывали в неподвижности. Приходили в себя и снова бросались в бой.

Не знаю, какие бы еще каверзы придумал автор игры. Прилет инопланетян? Резкое обледенение? Падение ядовитых жаб с неба? Можно предположить все, что угодно. Вот только увидеть все это глазами зеленой тучной змеи не удалось.

Во время очередного броска к такому желаемому рубиновому хвосту меня накрыла туча пепла. Ослепленный, я не заметил, как прямо перед мордой раскрылась глубокая трещина. Чтобы не рухнуть вниз, попытался зацепиться за ближайший валун. Выгнув мускулистое тело петлей, резко бросил его как ковбой — лассо…

Тщетно. Голова с телом уже устремились вниз, когда трещина сузилась. Неожиданно стремительно, а главное — сверху. В мгновение ока я остался висеть над бездной. Как кот за шкирку, пойманный коварной трещиной. Лишенный возможности выглянуть, гадал, остался на поверхности кончик хвоста или нет? Не повезло! Крохотный изумрудный кончик едва возвышался над каменистой поверхностью. Я понял это, когда почувствовал, как холодные цепкие челюсти вцепились в хвост. Впились и стали медленно поглощать. Соперник поступил как гурман, высасывающий содержимое яйца через иголочное отверстие. Он медленно поглощал тело, оставляя сморщенную, пустую оболочку. «Это конец!» — мелькнуло в угасающем сознании, и я буквально вывалился в реальность.

Вновь я осознал себя только за столиком летней кафешки. Абонент сидел напротив, вперившись в меня немигающим взглядом удава, я шевельнулся, и его взгляд обрел осмысленность.

— Очухались? Ну и отлично! — услышал я. — Вынужден сообщить вам о поражении.

Почувствовав, что я не осознал важности услышанного, он жестко припечатал:

— Вы проиграли! Теперь, согласно нашей договоренности, вы хороните ВОЛ в своем сознании. Кроме того, начинаете заниматься тем, чем я сочту целесообразным!

Я понуро кивнул.

— А целесообразным я считаю следующее. — Голос говорящего обрел стальные ноты, и победитель отчеканил: — С завтрашнего дня вы будете работать на меня. В одном из отделений телефонной компании. Жить там же. Номер со всеми удобствами рядом с рабочим кабинетом. На выходе охрана. С правилами распорядка ознакомитесь на месте. Служба, где вам предстоит трудиться, называется «Телефон доверия».

Это было последней каплей издевательства, и я не выдержал:

— Вы заранее знали, что я проиграю?

— Конечно, — последовало утверждение смутной догадки.

— Но почему? — завопил я, пугая остальных отдыхающих.

— Опыт, — не обращая внимания на окружающих, спокойно ответил бывший соперник. — Думаете, что вы уникальны? Отнюдь! Вы двадцать седьмой в длинном ряду психов, одержимых идеей уничтожить телефон. Каждому я предложил состязание. Никто не отказался. И все потерпели поражение! С этой теплой компанией вам предстоит теперь постоянно общаться. Я был настолько ошарашен услышанным, что глупо спросил:

— Почему все проиграли?

Его глаза стали скучными. Так тускнеют глаза учителя, объясняющего бестолковому ученику элементарную задачу.

— Вы из тех, кто не любит и даже ненавидит телефон. Я отношусь с уважением и просто люблю эта чудо техники. А любовь в нашем мире всегда берет верх над ненавистью!

Из докладной записки охранника

Объект: Сектор «R». Служба «Телефон доверия».

…Во время утреннего обхода подконтрольной территории было зафиксировано следующее. Произошло ЧП.

Объект, более известный под кодом «Двадцать седьмой», исчез. Детальный осмотр мест проживания и работы ничего не выявил. Датчики слежения не зафиксировали выхода из корпуса. Периметр запретной зоны не пересекался посторонними. Видеокамеры не зафиксировали движения, но записи с носителя удалены. Охрана ночной смены не заметила ничего подозрительного.

В зоне проживания под матрасом обнаружена тетрадь. Проверка почерка подтвердила авторство «Двадцать седьмого». Как вещественное доказательство прилагается к докладной.

В тетрадь вложен лист, заполненный странными знаками. Скорее всего неизвестный шифр. Почерк тот же. Записка прилагается.

Учитывая участившиеся случаи исчезновения «объектов» (№ 5; № 15; № 27) за последний год предлагаю: в целях исключения подобных инцидентов в дальнейшем дооснастить охранный контур системами ЛУЧ, СПРУТ и МЕНТАЛ…

Зашифрованная записка

Здравствуйте, Александр Федорович.

Да, уважаемый «Абонент», теперь я знаю ваше имя и отчество. Уверен, вы не удивитесь, увидев зашифрованное послание. «Посвященный» вашего уровня легко прочтет его. А тем, кто не достиг высот познания, эта информация вредна. И потому не будет доступна. Но к делу.

Вспоминая трагические события нашего знакомства, вынужден признать — во многом вы были правы.

Что любовь берет верх над ненавистью.

Что подлость отбрасывает назад.

Что у «посвященных» своя мораль.

Умолчали только о связи морали с уровнем посвящения. Чем выше уровень, тем больше возможности. Но в геометрической прогрессии растет ответственность за совершенные поступки.

Вы предложили мне, как и всем остальным, «Состязание равных». У нас не было шанса на выигрыш. Вы могли легко победить любого из нас даже в первом состязании. Но предлагали еще два. Уверенно, не жалея себя, сражались, создавая у соперников ощущение равенства сил. И только в конце с минимальным перевесом выигрывали состязание.

Я долго пытался понять, зачем такой фарс? И только продвинувшись по пути, понял. Вы оценивали нас как будущих учеников. Послушников, кадетов или монахов, взятых в обучение помимо своей воли и даже не догадывающихся о своем предназначении. Часть испытуемых, «застывшая» в начальной стадии посвящения, была безжалостно отсеяна вами. И только люди ищущие, способные к преодолению тягот «пути», оказались в вашей службе. Не знаю, благодарить вас за это или проклинать. Прошлого не вернешь. И лет, проведенных в комфортном заточении, тоже. Я многое потерял, но приобрел не меньше. Успешно продвигаясь по пути, я повысил свой уровень и сравнялся с вами. Теперь мое слово, данное вам пять лет назад, утратило силу. Я с полным правом отказываюсь от него.

«Посвященный» ВСЕГДА подчиняется собрату, достигшему более высокого уровня. Но НИКОГДА отставшему на «пути». Именно в этом и заключается наша мораль.

Вы больше не властны надо мной. Прощайте. Ваш «Двадцать седьмой». Человек, который ненавидел телефон.

Сообщение. Абонент — технику

Произошла очередная запланированная «утечка». Код объекта «27-П-2». Встречайте.

Шифрограмма. Техник — координатору

…В одном из обучающих центров «воспитуемый» под номером 27, «посвященный» второго уровня, совершил переход на следующую ступень. Годен к дальнейшему обучению.

Координатор. Распоряжение

«Воспитуемого» № 27, прошедшего обучение в отделе «Телефон доверия», отправить в школу «Ментальной разведки». Учитывая уровень «посвященного», зачислить сразу на вторую ступень в ЗНИИ ЧКиРВС.

Перехваченная мыслеформа

… В звездном секторе ОМИКРОН, на третьей планете от светила, зафиксирован рост плотности ментальных сигналов. Принять меры по устранению возможной опасности.

P.S. ЗНИИ ЧКиРВС — Земной Научно-Исследовательский Институт Частичных Коррекций и Разведки Временных Секторов.

© Л. Рузанкин, 2007

Алексей Талан АТЛАНТЫ

Веришь — не веришь. Детская игра. Простая и понятная даже для семилетнего ребенка. Ничего сложного.

Прикладываю руку к иллюминатору, забавному анахронизму, и смотрю сквозь полуметровые лупы с фильтрами на Солнечную систему. Отсюда — лишь еще одна искорка в безбрежном черном океане. И не подумаешь, что в ней скрыт целый мир. Но там есть взбитые из воздушной перины облака, соленое море и вкусные пироги на домашней веранде. Там есть все, о чем мы сейчас мечтаем. Любимые, родители, друзья — они все там, в этом крохотном светлячке. Верю ли, что я в силах обеспечить им покой и безопасность? Верю, что скоро вернусь домой, крепко всех обниму и никогда больше не отправлюсь на окраину Вселенной? Да. Все, что у нас есть, — вера в счастье и любовь.

Отворачиваюсь от иллюминатора, и автоматика закрывает стекло герметичной броней.

— Подготовиться к маневрированию! Экстренное ускорение через пять минут!

Проходит меланхолия и легкая головная боль. В голову словно дунул свежий ветер — так все стало чисто и ясно. Бегу по коридору к лифту; на дежурном табло мигает оранжевый код, нужно немедленно занять свои места.

У полупрозрачной кабины ждет Кейси.

— Доброе утро, Алекс! — Кейси протягивает руку и улыбается. У него еще не высохли волосы. Общий подъем объявили только пятнадцать минут назад, но на этаже остались лишь мы вдвоем — остальные разбежались кто куда.

Заходим в лифт, Кейси жмет кнопку главной палубы. На мгновение появляется сладкое чувство полета, душа словно уходит в пятки, а у Кейси нелепо поднимается в воздух сноп сбившихся волос. Это мы преодолели мертвое кольцо. Наш корабль, патрульный «Святогор», разделен на два гравитационных колодца, две сферы-модуля, которые создают притяжение, вращаясь в противоположные стороны.

Лифт мягко переворачивается. Теперь висим головой вниз к покинутой нами сфере. Но мы этого, конечно, не ощущаем — невесомость. Через секунду все заканчивается. Ботинки мягко амортизируют об пол, и дверь резко уходит в сторону.

— Хм-м, — бурчит Кейси. — Сегодня много народа.

— Неудивительно, — отвечаю я, — оранжевый код. Перед рубкой с нашей, спальной южной стороны пусто. Зато у северного лифта выстроилась постоянно прибывающая очередь — пилоты, инженеры, физики и биологи. Последние предпочитают ночью не спать, а вести архиважные исследования. Они — наш балласт, который делает вид, что занят в космосе изысканиями, хотя на самом деле регулярно устраивает заплывы на скорость за бортом в скафандрах и режется в виртуальные игры.

Капитан Рик, подтянутый мужчина сорока лет, машет нам рукой и поднимает правую бровь в задорном фирменном стиле. Это меня немного успокаивает. Значит, все будет в порядке? А тогда к чему такой аврал?

— Побыстрее! — торопит капитан.

Рядом с ним сидят Вячеслав и Кирилл — штурман и оператор. Ребята бессменно отвечают за полет и бесперебойную связь корабля. За ними ряд из шести кресел — для группы пилотов.

Мы с Кейси садимся на свои места во втором ряду. Обмолвиться словечком не получается — грозный взгляд капитана отбивает желание говорить. Кейси выдавливает вымученную улыбку, а я устраиваюсь поудобнее и жду с замиранием сердца. Оранжевый код на «Святогоре» включали лишь один раз, когда после очередной волны Леонидов сразу пятнадцать метеоров устремились в Сферу Человека. У нас тогда как раз кончались торпеды. К счастью, все обошлось. Кирилл, наш оператор, вовремя наладил связь с цепочкой маяков-передатчиков, и пять бесцеремонно улизнувших метеоров перехватили боевые крейсеры.

Угрюмый негр Филипп, японец Ким, немец Джон и итальянец Ролан только еще протискиваются с северного входа. Удивительно притихли обычно шумные молодые кадры науки — им, наверное, впервой видеть оранжевый код. Только сейчас догадались — из уютных застенок лабораторий откомандировали их в самое пекло, на окраину Вселенной.

На самом деле, конечно, никакая это не окраина, а всего лишь пограничная зона рядом с активным потоком метеоров. Тем более мы не боевой корабль, а патрульный, и наши противники — замороженные до абсолютного нуля каменные глыбы. Но гражданских не сложно удивить и этим. Мало ли, какие байки рассказывают про нас…

В третьем ряду — три инженера и три физика. Следующий ряд — три физика и три биолога. Последний — четыре биолога и два медика. Вроде все в сборе.

Достаю из подлокотника усик микрофона с наушником и закрепляю на волосах. То же делают и остальные.

— Поехали, — шепчу личный «горячий код». Кресло тут же мягко опрокидывается и перехватывает прозрачными ремнями. Теперь отсюда выбраться не удастся и очень крепкому атлету. Полимерные ткани гибкие, но по стойкости на разрыв лишь чуть уступают углеродным нанотрубкам, из которых делают тросы орбитальных лифтов. Регулируется растяжимость ремней с помощью электричества. Но это вовсе не означает, что, если что-то выйдет из строя, мы застрянем в креслах навсегда. Через несколько минут после отключения энергии волокна ослабнут и ремни соскользнут на пол.

Украдкой гляжу на табло над приборной панелью перед капитаном и понимаю, отчего так тихо. На табло сменился код. Ярко-красный круг. Символ экстренной опасности. Максимально возможный — следующий, красный квадрат. Он высвечивается, когда случается разгерметизация или пожар.

— Ребята, Леониды сегодня разбушевались. Вероятность попадания в Сферу Человека есть у пяти метеоров.

Мы молчим. Посмотреть сейчас выражение на лице Кейси нельзя. Наши головы крепко и надежно зафиксированы. Переговариваться — значит перебивать Рика. К тому же в эфире — ни звука. Полная солидарность.

— Ситуация в общем-то стандартна. Выпускаем два бота — Алекс и Кейси сегодня по расписанию, а Филипп и Ким пойдут внештатно. Все как обычно — расстреливаем атомными торпедами. — Когда Рик начинает отдавать команды не привычными лаконичными фразами, дело труба. — Четыре часа назад мы засекли космический корабль в пределах светового года, — без всякого перехода признается капитан. — Судя по остаточному излучению, он только что финишировал из гиперпространства. Связь установить пока не удается.

Рик замолчал. Тишина. Раздается негромкое бурчание двигателей и робкая, чуть ощутимая волна вибрации пробегает по всему кораблю. «Святогор» берет курс на проблемную зону метеорного потока Леониды. В кресла мягко, но твердо впечатывает перегрузкой.

— Я считаю, что это десантный корабль Алдарисов, — сказал Вячеслав. — Не удивлюсь, если через несколько часов появится еще штук пять-десять кораблей. Обычно крысы никогда не финишируют в одиночку боевыми.

— Может, обойдется? — жарко шепчет Ролан.

— Разумеется, — снисходительно цедит Ким.

Алдарисы — разумные грызуны. Крысы ростом в полтора метра. Прямоходящие, с купированными эволюцией хвостами. Очень опасная раса. Единственная, которая близко знакома человечеству. Единственная, с которой налажен какой-никакой торговый обмен. И еще — крысы никогда не финишируют боевыми вхолостую. У Алдарисов психология хищников.

— За нами — Заря с двухмиллионной колонией, — спокойно говорит Рик. — Четыре месяца назад на ней построили двухходовый стационарный телепортер. Канал на Землю открывается в центре Европы.

Обнаружить такой туннель можно хоть на другом конце Галактики. Как только открывается канал, вблизи планеты и звезды наблюдаются колебания струн. Эти возмущения сразу же фиксируются любым прибором.

Демонтировать телепортер не так-то просто. Это ведь самый настоящий прокол, а не отверстие в песочной горке. Если представить нашу Вселенную как скомканную тряпку, то дырочка, которая соединяет две стороны складки, будет гиперпространственным туннелем. Далеко так прыгнуть все равно не удастся — чудес не бывает, зато может повезти как на «острую» складку, так и на «пологую». В первом случае придется расходовать гораздо меньше ресурсов, зато и далеко уйти не получится.

Туннели можно пробивать лишь в строго определенных областях, да и ведут они всегда в одно место. Так что прыгнуть от Земли в любую точку Вселенной не выйдет при всем желании.

Корабли совершают прокол, тратя уйму энергии. А телепортер пробивает туннель и поддерживает его открытым энергетическими импульсами. Для поддержания входа, в отличие от первоначального пробивания, достаточно небольших затрат энергии, примерно раз в месяц. Так что, дела плохи, — прокол не закроется, хоть ты тресни. А значит…

— Связь с командованием станет возможной лишь через сутки, когда мы выйдем из экранирующих поясов метеоров. За это время боевой корабль Алдарисов приблизится к орбите Зари, первой колонии человечества.

Меня окатило ледяной волной.

— Корабль Алдарисов приближается к нам со стороны потока и доберется к Леонидам через сутки. Хотя никаких признаков агрессии он не проявляет — (да пока и не может! — вставил возмущенно Кейси) — мы должны сбить астероиды до того, как крысы подойдут на расстояние торпедного залпа.

Значит, так. Аладарисам лететь до Зари два дня. Нам — один с небольшим.

— Как только боты будут выпущены, мы начнем двигаться в сторону Зари, чтобы доложить орбитальной станции. Мало ли что… — Рик сделал паузу. Не знаю уж, случайно у него вырвалась последняя фраза или намеренно, чтобы встряхнуть нас.

— Через полчаса можно будет отстреливать боты. Ребята, готовьтесь, — сообщает штурман.

— Вопросы! — приказал Рик.

К концу тридцатой минуты мы стояли на стартовой площадке в легких пилотных скафандрах. Рик, в парадной форме с четко отглаженными воротничками, давал последние наставления.

Капитан держался уверенно, но был бледен. Из всего экипажа правду сейчас знали только мы — шесть пилотов, капитан, штурман и оператор.

Пока «Святогор» приближался к Леонидам, из гиперпространства вынырнули еще четыре крейсера Алдарисов, способные в одиночку расправиться с любой нашей орбитальной станцией. О кровожадности крыс в Галактике ходили легенды. Они уничтожали слабые и дерзали поколебать величественные расы. Но у любой агрессии должна быть причина. Иначе — уже безумие.

Самый ходовой товар на просторах Галактики — благоприятные для развития белковой жизни планеты. Не секрет, что лет двадцать назад Алдарисов крепко прижали могучие и, слава богу, практически недосягаемые гуманоиды Хризы. Крысы потеряли ряд ценных планет и теперь должны как-то расселять эвакуированные миллиарды. Драться Алдарисы за жизненное пространство будут беспощадно — их враг, Хризы, продолжает давить.

Пора. Я кивнул Рику, и мы с Кейси забрались в кабину небольшого бота. Расстреливать из-за экрана уютного кокпита метеоры не сложно. Один штурман и один стрелок. Устремляем две атомные торпеды в черное пространство. Убеждаемся, что цель поражена, и летим обратно.

— Удачи, парни. — В шлемофоне раздается голос Рика. — Мы ждем вас у Зари!

Капитан быстрым шагом выходит из ангара. Кресла чуть откидывают нас назад и прижимают ремнями. Под руки выезжает панель управления и джойстики. На экране кокпита начинают пробегать зеленые строчки системной информации, а на щитке шлема появляются мои и Кейси медицинские данные. Между нашими креслами раздался голографический объем звездной карты.

— Все в норме, старт разрешаю! — сообщаю я в микрофон.

— Мы готовы! — слышу по рации голос Филиппа.

Кейси умудряется высвободить руку из-под ремней и по-мальчишески помахать коллегам. Ответный жест мы уже не видим. Бронированный металл обшивки накрывает кабину, делая истребитель похожим на гигантскую ртутную каплю.

— Ни пуха, — говорю всем я.

Резкий толчок, и мгновенно теряется вес. Плазменные катапульты, заполонив эфир электромагнитными помехами, выстрелили боты в бездну космоса.

Первый приказ — уничтожить пять метеоров, которые направляются в густонаселенную автоматикой и станциями космическую Сферу Человека. Рутина. Но если с ней не справиться — могут погибнуть сотни и тысячи людей, будет серьезно повреждена космическая инфраструктура. Такое случалось не раз, пока не появились патрули метеорных потоков.

Вторая задача — собрать как можно больше сведений о десанте Алдарисов.

Проверяю скорость и траекторию. Пока бот полностью полагается на заданное катапультой ускорение.

После старта проходит семь минут.

— Пора, — говорю я.

Но Кейси и так без напоминаний тянется к тумблеру и активирует двигатели, чтобы начать маневрирование.

Нам, похоже, не повезло. Человечество, зародившееся в относительно спокойном уголке Галактики, безмятежно развивалось, счастливо полагая, что оно единственно такое уникальное. Когда мы вышли в космос и заявили о себе, оказалось, что никто с распростертыми объятиями нас не ждет. Скорее, наоборот, будут рады, если мы сгинем или хотя бы отвяжемся, вместо того, чтобы приставать с торговыми, военными и прочими пактами. Обмен продукцией — еще куда ни шло. Но кому выгодно поручаться за расу и тратить на нее время, если она владеет всего двумя планетами и совершенно не умеет воевать?

Установив четыре Контакта, человечество успокоилось. Пережило крушение тысячелетней мечты об эре космических полетов на край света и встреч с мудрыми инопланетянами. Мы не нашли ни одного бога и не встретили ни одного коварного врага. Сейчас все еще куда прозаичнее.

Крысы, зажатые в угол, не повернули носа и от двух жалких планет, находящихся на приличном отдалении от основного ареала. И теперь, похоже, через три-четыре дня, грядет бесславный конец Человека, эдакого безбашенного мечтателя, которому одним равнодушным движением докажут его никчемность.

До встречи с метеорами, которые нужно уничтожить, — еще два часа. Обычно, коротая время, мы с Кейси сражались в виртуальные игры. Но сегодня прикидываем траектории, вычисляем скорости движения и записываем, сколько и в какой последовательности кораблей Алдарисов десантировалось. Два последних, судя по габаритам и неуклюжим пропорциям, — определенно транспортники. Не удивлюсь, если крысы обнаглели настолько, что захватили с собой пару миллиардов жителей. А что, разумно. Если адский огонь пятки лижет, чего ждать-то?

Бот Филиппа и Кима взял на себя три астероида и отошел по широкой дуге влево. «Святогор» полностью пропал с радаров, и теперь с ним связь получится установить лишь у самой Зари. Позади, далеко-далеко, неделя пути — Земля. Впереди — граница Сферы Человека, отмеченная метеорными потоками. Справа и тоже чуть позади, в двадцати семи часах полета, — Заря, первая и единственная колония человечества. Население — всего ничего, два миллиона. Эвакуировать за сутки при всем желании не выйдет и больше десятка тысяч.

Мы и Алдарисы сближаемся. Они все на наших радарах, как на ладони… Как и мы — на их. Восемь крейсеров образовали подобие сферы. Единственно возможное построение в космосе при сегодняшнем развитии военной техники — корабли одинаково защищены товарищами от атак с любого направления. В космосе никогда наверняка не знаешь, откуда явится за тобой противник.

Два гигантских транспортника, вытянутых как баклажаны, — в середине. В таких кораблях умещаются миллионы. В крейсерах же наготове лишь около сотни отборных десантников.

Мне почти не страшно. Неприятно лишь, что придется просидеть в скафандре еще часов тридцать. Теоретически, конечно, находиться в боте можно и без какой-либо защиты. Полный скафандр, то есть шлем и костюм, требуется лишь при возвращении и старте. Но иногда наличие индивидуальной защиты обязательно — так катапультироваться можно в любую секунду.

— Гес, я поймал первый, — сообщил напарник.

Кейси безошибочно выделил из потока вразнобой летящих огромных камней два, самоуверенно нацеленных в Сферу Человека. На экране кокпита каменюги получили яркую фиолетовую окраску. Кейси выбрал один, и тот обзавелся табличкой с красными, постоянно обновляющимися циферками.

— Мне нужно две минуты, держи по вектору, — попросил друг.

— Хорошо. — Я кивнул в ответ.

На объемной звездной карте, Проецируемой между мной и Кейси, из начала координат протянулась желтая стрелочка направляющего вектора. Я легонько тронул джойстики, и бот устремился к цели.

— Ровнее, — сосредоточенно сказал Кейси. Я переключил пару тумблеров скоростей и снова взялся за джойстики. Лицо взмокло, и я включил внутренний кондиционер. Никогда так не волновался при рейдах в Леониды.

В объеме карты нарисовалась увеличенная модель крейсера Алдарисов. Видны грозные раструбы твердотельных лазерных пушек, утопленные в корпус пусковые торпедные установки и защитные лазеры-иголки, усеявшие всю поверхность. Нас разделяет метеорный поток и восемь часов полета.

— Ровнее! — громче повторил Кейси. Наш кораблик на карте на пару градусов отклонился от желтого вектора.

Я выбросил все из головы и полностью нагрузился в управление кораблем. Я — это блестящая капля, которой плевать, что вокруг нее снуют крысы или взрываются сверхновые.

Моя цель — это упоение полетом, радость от невероятной скорости, наслаждение хищника от погони за жертвой.

— Я готов, — сказал Кейси.

Фиолетовый камушек на экране окрасился в красный цвет и рядом с табличкой появилась фраза: готовность к поражению.

Щелкаю тумблером, фиксирую курс корабля и убираю руки от джойстиков. Напарник вжимает клавишу активации турели и на карте видно, как навстречу метеору летит искорка с мгновенно истаивающим хвостом.

— Меняем курс, второй на подхвате, — бодро сказал Кейси. Пока торпеда еще мчится вперед, я уже перестраиваю бот на новый вектор.

Только бы крысы не увеличили скорость и не достигли метеорного потока раньше времени, которое мы рассчитали. Мы с Кейси и Филипп с Кимом успешно расстреляли метеоры и теперь отправляемся к Заре. «Святогор» нас не слышит и не видит, но он опередит нас на несколько часов и доложит орбитальной станции. Та — подаст сверхмощный импульс на земные станции.

Космофлот, который мы копили и наращивали назло всем скептикам и пацифистам, отдыхающим на Багамских островах, стал внушительной силой, даже по меркам Алдарисов. Я верю — наши должны успеть. Вопреки здравому смыслу, военные год за годом выбивали сумасшедшие суммы на строительство и разработку новейших крейсеров, отрабатывали в космосе нелепые маневры и подглядывали за вооружением вероятного противника — наиболее близких к нам рас.

Вроде бы все ясно — человечество лишь жалкая букашка на давно разлинованной звездной карте Галактики. Куда уж нам тягаться с многомиллиардными расами, вольготно чувствующими себя в объеме нескольких кубических парсеков. Ан нет, неугомонные человечишки что есть силы выкобениваются и грозят безразличной пустоте деревянными палками.

— Как думаешь, «Святогор» успеет? — спрашивает Кейси.

— Успеет, — без тени сомнения говорю я.

Вдруг эфир разрезает голос Филиппа. Мы возвращаемся, их бот идет позади нас и первым получает информацию с радаров.

— Корабли Алдарисов вплотную подошли к Леонидам! Они не собираются их обходить!

Подразумевалось, что крысы не попрут напролом сквозь бешеный, неведомо кем запущенный, каменный поток. Алдарисы должны были обойти Леониды либо над, либо под плоскостью относительно нас. Это заняло бы часов пять.

— Что они делают, Филипп? — спросил Кейси. Вопрос риторический. Ответ невероятен, но возможен лишь один.

— Они расстреливают поток и идут насквозь! Представляешь? Там уже вакуум, наверно, кипит! — доносится до нас горячий голос Филиппа.

— Я подсчитал, они сэкономят четыре с половиной часа, — вмешался спокойный японец. — Есть вероятность, что они потеряют один или два крейсера, но пройдут поток. Они нас заметили и стали действовать на опережение. Похоже, у них и мысли не было, что человечество выставит противометеорные патрули.

— «Святогор» не успеет, крысиные корабли быстрее, — подвел итог Кейси.

В космос не пускают никого ниже офицера, так что ребята подобрались ответственные и толковые. Среди всей четверки нашивки полковника лишь у меня.

Думаю секунды две. Весь мой боевой опыт — безжалостные выкладки на плацу, тренировочные полеты в ближнем космосе и год командировок на патрульном. В общем, десять лет службы, если считать те пять, что я провел в Международной Космофлотской Академии.

Еще мальчишкой я ждал инопланетного вторжения и представлял себя спасителем человечества с обложки фантастической книжки: дымящийся бластер в руке, красотка под мышкой и нога на трупе зеленого врага. Сейчас я готов выпороть того эгоистичного паренька.

— Принимаю на себя боевое командование по штатному расписанию, — четко сказал я и активировал сигнал экстренной тревоги. До этих слов оба бота были независимы друг от друга и подчинялись только «Святогору».

Красный круг поселился в правом верхнем углу экрана кокпита. Вдолбленные в каждого космонавта рефлексы не дадут лишний раз промедлить — символ экстренной опасности подогревает лучше любого адреналина.

— Бот «Беспощадный», принял! — тут же, словно этого и ждал, отозвался Ким. Все правильно. Хоть пилот и Филипп, старшие нашивки у японца.

— Разворот на 360 градусов и подготовиться к атаке.

— Принял! — отозвался Филипп.

Я тронул джойстики и наш с Кейси бот тоже начал разворот.

Крысы сейчас застряли в метеорном поле. Залп может замедлить движение Алдарисов. Весь наш торпедный запас — по сути, минута работы для защитных лазеров крейсеров. Тем более торпеды долетят до крыс, когда они практически пройдут Леониды. Но, кто знает, вдруг именно наши торпеды станут роковыми?

Я думал минуту. В голове крутилась глупая, но неизбежная мысль. А что, если у Алдарисов нет ни малейшего намерения вступать с человечеством в конфликт (по-честному — стирать с карты Галактики)?

Иногда, конечно, есть вещи, с которыми трудно поспорить, даже если очень хочется не верить.

Я решил. И пускай нас осудят потомки.

Пальцы сами откинули крышечку кнопки одновременного отстрела всех торпед.

Ребята ждут моей команды. Я глянул на напарника — Кейси уже навел на радаре торпедные траектории на группу объятых термовспышками кораблей Алдарисов. У парней колебаний нет ни капли. Но я старший по званию. Мне положено сомневаться.

Накатывает ледяная волна и лишает воли. Осторожно, как во сне, накрываю роковую кнопку крышечкой. Будем верить.

— Включаем полный форсаж и двигаемся в сторону Зари!

Форсированная скорость означает не только быстрый износ двигателя, но и перегрузку в два g, которую мы будет испытывать в течение восьми часов. Надеюсь, ничего непоправимого с нами не произойдет.

— Принял! — отрапортовал Филипп.

Через четыре минуты Кейси завершил расчеты и мягко утопил кнопку экстренного ускорения. На карте радужным пятном распух один из крейсеров крыс, не выдержав сражения с метеорным потоком и не дождавшись наших торпед.

Дистанция торпедного залпа, если кто не помнит — тридцать тысяч километров. Лазерный луч бьет еще ближе. Бой в космическом пространстве — в первую очередь мастерство пилота. Автоматике не составит труда расстрелять торпеды и точно навести орудия на корабли противника. Просто когда снарядов пара сотен и они летят со всех сторон, защитные системы уже не успевают.

Бой в космосе — шахматный поединок, предсказать исход которого не возьмется ни один компьютер. Корабли, едва подойдя на приемлемую дистанцию, начинают бомбардировать друг друга. Подставить под залп корабль нужно так, чтобы защитная автоматика могла сбить все торпеды. Когда тебе начинает казаться, что в траекториях одной-двух ты чуть не уверен, надо без колебаний пробивать гиперпространственный туннель. Направленный атомный взрыв без труда уничтожит или неотвратимо повредит даже самый совершенный корабль землян или Алдарисов.

Но прокалывать пространство можно, если бой ведется в открытом космосе. А если отступать некуда? А если позади- Земля? Что делать тогда?

Я знаю.

Знает каждый.

Надо яростно и без оглядки бросаться в бой. Надо драться, как в последний раз. Кидаться в вихрь бесшумных атомных взрывов и смертельных, режущих обшивку за секунды, лазерных лучей. Бросаться в атаку, не боясь смерти и ни на секунду не забывая — права проиграть нет.

Одна на всех.

Мы мчимся к Заре так, что двигатели между импульсами не успевают остыть и поднимают температуру в кабине. Уже 35 градусов, но скафандры пока не кондиционируют — экономим ресурс. Через три часа достигнем «Святогора», коснемся его лазерным лучом и отправим рапорт: «Боевая сфера Алдарисов прошла сквозь метеорный поток Леониды и движется к Заре». У «Святогора» после этого останется двенадцать минут до отправки сообщения на орбитальную станцию. Надеюсь, мы все правильно рассчитали.

А пока нужно следить за дыханием. Восемь часов при двух g, да еще в такой парилке, и почувствуешь себя как после тридцатикилометрового марафона.

Я закрыл глаза и стал мечтать, как возвращаюсь домой. Как меня встречает жена, как радостно повисает на шее, и как я клятвенно ей обещаю раз и навсегда завязать с военной карьерой. Я буду самым обычным инструктором по рукопашному бою в каком-нибудь учебном заведении для располневших или отощавших интеллектуалов. Я буду проводить вечера, гуляя с семьей по влажному песку и слушая шум волн. Я стану лежать на диване, пить кофе со сливками и читать захватывающие книжки про приключения в космосе.

А еще я буду очень-очень легким, невесомым, как воздушный шарик.

Я открыл отяжелевшие веки и окинул кабину ошалевшим от перегрузки взглядом. Кейси не спит, а продолжает считать траектории Алдарисов. Молодец, хоть кто-то занимается делом в последние часы существования человечества, а не строит сумасшедшие планы. Мне же делать нечего — полет стабилен и вмешиваться не имеет смысла.

— Гес, гляди. — Кейси медленно указал на карту. Пять крейсеров Алдарисов набирали скорость, оставляя транспортники беззащитными. Корабли крыс мчались к нам, боясь не успеть.

Значит, они потеряли еще один боевой. Но вряд ли это нам поможет. Какая разница — два или три тигра на одну проворную лань? Не стоит, правда, забывать, что лань умеет быстро бегать и очень хочет жить.

— Знаешь, Кейси, мне кажется, я придумал, как спасти человечество от тотального уничтожения.

— В самом деле, Гес? — шутливо спросил друг. — В этом случае ты очень обяжешь меня, моих родителей и бабушку с дедушкой.

Я улыбнулся и стало как-то проще. Кто бы мог подумать, что ответ за судьбу всей расы будет лежать на горстке людей на дальнем фронтире человечества? Людей не самых умных и правильных, не самых добрых и ответственных. Самых обычных.

— А у меня дома осталась жена, — сказал я Кейси. Он это знал и так, просто хочу выговориться. — Я очень хочу ее увидеть и обнять. Мы поженились всего три года назад. По прибытии на Землю разорву контракт и навсегда уйду из Космофлота.

Кейси ничего не сказал.

— Гес, выкладывай свой план. — В шлемофоне раздался ровный голос Кима.

— Я согласен с тобой, Гес, — сообщил через минуту Рик. Мы стоим в рубке, у приборной доски. Весь остальной экипаж в сборе и давно закрепился в креслах.

На Заре дежурит полный гарнизон на случай внутренних беспорядков. Двести пятьдесят человек молодых десантников, чей опыт — года два тренировок. Каждый из нашего экипажа, даже хилые с виду биологи и инженеры, провел обязательные четыре сезона в тренировочных лагерях Сахары, Прибалтики и Сибири. Отбор в космические войска много жестче, чем в наземные. Как оказалось, не зря космонавтов обучают биться на планетах начитавшиеся приключенческой литературы генералы. Вот так — пришла беда, откуда не ждали. Готовы ли мы встретить ее во всеоружии? Не рано ли расслабилось человечество, лишь вчера разучившееся бояться саблезубых тигров и предусмотрительно оснастив дома обогревом от зимних холодов?

Я полковник. Значит, командовать обороной внизу, на Заре, буду я.

— Глупо, безумно, но у нас все равно ничего другого нет, — сказал Рик. Он выглядит как всегда, волосы уложены аккуратно, на лице — строгое выражение. — Алдарисы мчатся к нам, потеряв в метеорном потоке два крейсера. Они будут драться яростно.

— Да, — говорю я. — Командуй готовность к посадке.

— Связь установлена, — сообщил Вячеслав.

На экране появилось изображение, и капитан включил громкую связь.

— В чем дело, патрульный? Почему оставили пост? — С экрана большого дисплея строго вопрошает сам командующий орбитальной базы. Невысокий, одутловатый и с начинающейся залысиной мужчина. Когда воинская служба успела превратиться в мирную профессию?

— Вторжение Алдарисов! Как единственный боевой корабль в секторе, принимаю командование! — командным голосом четко сказал Рик. Молодчина! Вспомнил давно забытый и условный пункт Устава, в котором управление в нештатных ситуациях переходит не стационарным центрам, как в наземных войсках, а подвижным единицам. Помнится, спорный пункт был.

— Приказываю готовить сверхмощный импульс для рапорта в Командование Космофлота: «Нападение Алдарисов на Зарю с целью захвата телепортера и проникновения на Землю. Состав флота врага — пять крейсеров и два транспортника. Критическое время — семь часов».

Через восемь часов крысы прибудут на орбиту. Но при всем желании наш флот, законсервированный в центре Сферы Человека, никак не успеет раньше. Это понимают все. Нужно во что бы то ни стало задержать Алдарисов перед телепортером хотя бы на час.

Глаза командующего начали моргать. Смысл сказанного Риком дойдет не сразу. Пускай. Гораздо важнее, чтобы рапорт в Центр отправили как можно скорее.

— Через сутки человечество будет стерто с лица Галактики. Руки в ноги и выполнять! — заорал Рик. В любой другой ситуации я бы усмехнулся. Но не в этой. Сейчас было страшно от того, как себя ведет всегда хладнокровный капитан.

На орбитальной базе и не думали растеряться. На экране щелкнули пальцами, подозвали техников и, не прерывая связи, стали отдавать приказания.

— Рапорт будет послан через полчаса, — донеслось из динамиков через минуту.

— После полная эвакуация на поверхность Зари, — хрипло сказал Рик. Похоже, его наконец-то проняло. Не каждый день приходится кричать на тех, кто старше тебя вдвое по званию. — Экипажам всех объектов ближнего космоса приказать вернуться на планету!

— Выполняем! Мы только что получили на радарах корабли Алдарисов, — сообщил командующий. — Впереди пять крейсеров, идущих форсажем.

Скоро сверхмощный импульс орбитальной станции вырвется из раструба генератора, пронесется сквозь пространство и ударит в первое звено цепи маячков-передатчиков.

Верю ли, что есть любовь? Верю. Верю ли, что нужно защищать близких и ограждать от всех напастей? Верю. А верю ли, что через два-три дня человек перестанет существовать? Решаю твердо — нет. Но чтобы подтвердить веру, нужно действовать.

Отжимаю кнопку на крохотном передатчике, и купол нейтрализующего электронику поля охватывает площадь трех с половиной километров. Алдарисы высадятся в прибрежной зоне. Нас мало — их сотни. Но у нас козырь. Враг не подготовлен к ведению боев с использованием лазерных мечей.

Невозможное изобретение, граничащее с фантастикой. Его создали двадцать лет назад и активно стали применять в локальных конфликтах и в борьбе с терроризмом. Открытая информация, которую никто из других рас всерьез не принял. Зато можно гордиться: неугомонному человечеству удалось создать кое-что, способное удивить окружающий мир.

После того как подойдет флот, мы сможем отступить в телепортер.

Над Зарей зависли «Святогор» и орбитальная станция. У них есть кое-какое вооружение, и его вполне хватит, чтобы отвлечь минут на двадцать крейсеры Алдарисов. Но патрульный кораблик и орбитальная станция, у которой лучше всего получаются метеопрогнозы, никудышные противники настоящим боевым кораблям.

Тем не менее даже одна торпеда смертельна и заставит обратить на себя внимание. А в небе Зари — сто двадцать пять торпед в патронниках турелей.

Можно ли верить самому себе, когда стоишь на краю Вселенной? Можно ли поверить своему сердцу, бьющемуся в унисон с той, что рядом? Что нам стоит — протянуть руки и подставить их навстречу солнечному свету? Что нам стоит — замереть на краткий миг и оглянуться? Пропустить мир через всю душу и — поверить?

Не знаю, какое бы я принял решение, если Алдарисы намеревались просто уничтожить этот двухмиллионный поселок. Не знаю, да и… знать не хочу.

Мирные жители ничего не подозревают, полагая, что сейчас на берегу проходит очередная бесполезная тренировочная выкладка. Пробовать эвакуировать хоть несколько тысяч за оставшиеся полчаса — бессмысленно. К тому же Алдарисы плевали на поселок.

Сейчас мы стоим на песке перед океаном. Позади нас в двухстах метрах высится громадина телепортера — выбеленная арка в серое ничто. Рядом с ней — неприметные здания и трансформаторные будки.

Двигаться непривычно, будто сковывают рыцарские доспехи — сила тяжести на Заре в 1,2 раза больше земной. Впрочем, после 2 g можно притерпеться. Я смотрю в небо. Оно такое же обманчиво спокойное, как и на Земле — белые облака и бьющая в глаза синева.

В наших руках лазерные мечи. Нас двести пятьдесят шесть человек. Весь экипаж «Святогора», кроме Рика, Вячеслава и Кирилла, гарнизон из молодых мальчишек, которых оказалось всего двести тридцать да плюс двое с орбитальной станции. Вот и все, что удалось наскрести беспечному человечеству для защиты своей границы. Мы разучились ждать врага, мы допустили слабину, и за это сейчас платим…

Когда бежишь на свет. Когда начинаешь верить в чудо. Когда наконец-то у тебя есть за что идти. За что бороться и за что сражаться…

Я думаю, у нас всегда есть за что идти вперед. Просто порой мы это забываем, и тогда нахалка-судьба с ядовитой ухмылкой решает нам напомнить… -

В этой жизни не бывает ровных дорог. В этой жизни не осталось ничего, чтобы мы не смогли понять. У нас остались мы сами. Неразгаданные знаки на мокром асфальте. Радужные блики на каплях слепого дождя.

Нам не будет покоя. Где-то там, за далеким поворотом у самого горизонта, нас ждет новая страница. Яркая и горячая. Обжигающе холодная и безумно красивая. Такая, какую мы выберем для себя. Сами.

Главное — это успеть поверить.

Главное — это успеть протянуть руку.

Главное — это вовремя открыть глаза.

Я смотрю на спокойное, уверенное море, Оборачиваюсь и встречаю взгляды тех, кто стоит за моей спиной. И ясно понимаю, что мы примем этот бой. Безудержный и страшный.

Нам нельзя отступать.

Я смотрю на яркое солнце, на зеленые, как дома, поля, и становится немножко грустно.

Но иначе никак. Мы привыкли идти только одним путем. Мы привыкли верить только в красивые сказки. Мы привыкли верить самим себе.

Несмотря ни на что, мы еще не разучились любить. Это наша беда. Это наше спасение. Ну что же. Пусть так.

Мы готовы?

— Вперед? — шепотом, одними губами, спрашиваю я.

— Вперед!!! — ревут люди.

Нас возмутительно мало.

Лишь горстка на краю вселенной.

Капля света в бездонном океане.

Но ведь у нас есть шанс? У нас может получиться.

Перехватываю удобнее меч и поднимаю руку вверх.

Сейчас.

Еще чуть-чуть.

Небо меняется, и его цвет из безмятежно синего становится багровым.

Десантные капсулы прорезают облака, оставляя турбулентные разводы. Еще немножко.

С шипением падают в океан каплевидные серые шлюпки.

Десант Алдарисов. Раса, в которую мы не сумели поверить. Раса, которую мы не научились бояться. Враг, который пришел сам.

Где-то там, далеко-далеко, сейчас прилежно учатся в школах дети, сидят в офисах в аккуратных костюмах серьезные мужчины. У них свой мир. Они в него верят.

Вот только на границе сейчас стоим мы.

Нам ведь тоже хочется покоя и свободы. Самую капельку. И дома меня ждет жена.

Алдарисов много. Они не забыли, как проходили восемь часов назад безумный поток Леониды. Они не забыли, как бросили беззащитными два транспортника. Им нельзя проиграть. У них бесценный опыт, набранный в тысячелетних схватках, и врожденная кипящая ярость.

Но отнимать всегда проще, чем создавать, и поэтому — мы в своем праве. Мы — на своей земле.

С нами наша неистовая вера в горячее светлое завтра, наша безудержная любовь и наша воля. Мы обязательно здесь простоим. Те часы, пока будет идти сигнал о вражеском вторжении со сбитых маяков в Центр. Пока будут мчаться самые мощные боевые крейсеры. Пока к телепортеру на Земле подойдут войска.

Я знаю. У нас должно получиться. Вопреки всему.

Алдарисы задержатся на этом песке на два часа. И Флот успеет. И Командор отдаст приказ. Я верю.

Я смотрю на темно-зеленый скафандр, на крысиную морду полутораметрового чужака, неуклюже выбирающегося из воды, и выбрасываю вперед руку. Мой меч зажигается серебристым пламенем и выжигает след ядовитого озона.

— Замереть! — кричу я. — Дождемся, пока подойдут! Держать ряды!

Огромная крыса недоуменно смотрит на отказавшийся работать в нейтрализующем поле бластер. Противник отбрасывает ненужное оружие, делает неуловимое движение. Из лап выносятся длинные металлические когти. Алдарисы сбиваются в кучу напротив нас. С минуту пожирают безумным взглядом, а затем бросаются вперед.

Мы не можем стоять на месте. С каким-то совершенно безумным воплем я бегу вперед. На врага. Так делали наши предки, защищая свои дома. Так же поступаем и мы. И, надеюсь, мы сумеем оставить хоть что-то для потомков.

© А. Талан, 2007

Василий В. Головачев ПОДЗЕМНАЯ ПТИЦА Фантастический рассказ

Северцев возвращался из экспедиции буквально окрыленным: сбылись все его самые смелые предположения, и он действительно убедился и истинности смелой гипотезы академика Воробьева, что вся Земля пронизана искусственными тоннелями, проделанными в толще земных пород на разных глубинах в эоцене, то есть десятки миллионов лет назад!

О тоннелях Северцев узнал еще в юности, прочитав в газете сообщение о загадочном событии в Подмосковье, в окрестностях Солнечногорска.

Водитель Верешенской сельской администрации Владимир Сайченко обнаружил в озере Бездонном спасательный жилет Военно-морских сил США с идентификационной надписью, согласно которой он принадлежал матросу Сэму Беловски с эсминца «Колуэлл», взорванного террористами двенадцатого октября двухтысячного года в Аденском порту. Тогда погибли четыре матроса, а десять пропали без вести, в том числе и Сэм Беловски.

Каким образом спасательный жилет матроса из Индийского океана попал на территорию России, в Подмосковье, преодолев за три года четыре тысячи километров, объяснить так никто и не смог. Зато ученые выдвинули свою версию, поддержанную авторитетами, в том числе академиком Воробьевым, но она была настолько необычная, что показалась широкой общественности невероятной. Однако ученые не отказались от идеи, собрали факты и сделали несколько экспедиций, прежде чем идея из гипотезы превратилась в научную парадигму.

Северцев, известный путешественник и экстремал, присоединился к группе спелестологов — исследователей искусственных подземных пещер и ходов, в отличие от спелеологов, изучающих естественные пещеры, — уже после того, как были открыты тоннели в Крыму — Мраморная пещера в горах Чатырдага оказалась частью такого тоннеля, — на Кавказе и под легендарной Медведицкой грядой в Поволжье, детально обследованной экспедицией «Космопоиска» под управлением Вадима Черноброва.

После этого Северцев побывал на Новой Земле, на Алтае, на Урале, в Северной Сибири, на Дальнем Востоке и везде находил подтверждения тому, что существует гигантская система тоннелей, соединяющих материки.

В настоящий момент он возвращался из двухмесячной экспедиции, изучавшем горный массив Татры Бескиды на границе Словении и Польши, где был обнаружен вход в тоннель. Сомнений в том, что этот тоннель — искусственного происхождения, ни у кого не возникло. Часть хода сохранила первозданную трапециевидную форму, а стены его были такими гладкими и блестящими, будто их покрыли слоем стекла. Размеры же обнаруженной части тоннеля были таковы, что в нем свободно мог разместиться железнодорожный состав.

Такие же тоннели, соединенные колодцами и шахтами, были обнаружены и в Эквадоре, в провинции Морона-Сантьяго. Северцев там не был, почитал отчет аргентинского исследователя Хуана Морица, в котором описывалась система подземных коридоров и вентиляционных шахт общей протяженностью в сотни километров. На глубине более двухсот метров шахты входили в такие же гладкие, словно покрытые глазурью, тоннели, возраст которых «зашкаливал» за десятки миллионов лет.

Были открыты подобные выработки и в Чили — в сорока километрах от города Чичуана. Здесь побывал приятель Северцева Дима Храбров, который привез из экспедиции впечатляющий фильм о спуске под землю в районе старых шахт по добыче медной руды. Храбров смог спуститься на глубину около ста пятидесяти метров и снять вход в тоннель, опускавшийся под углом в тридцать градусов в необозримые глубины земли.

Сам же Северцев исколесил практически всю территорию России и стран СНГ в поисках тоннелей и мог теперь с ответственностью заявить, что система эта существует с незапамятных времен. Не было лишь практического обоснования ее создания. Северцев не раз беседовал с разработчиками гипотезы, но и доныне ученые только разводили руками, не зная, для чего кому-то понадобилось пробивать в толще горных пород такие ровные и длинные штреки.

Конечно, кое-какие идеи у спелестологов были. Но Северцев считал их некорректными. К примеру, спелестолог Павел Мирошниченко утверждал, что тоннели созданы древней цивилизацией Земли, существовавшей в начале плейстоцена, в качестве транспортных артерий. Другие ученые говорили о пришельцах, спустившихся с небес и живших под землей вследствие необходимости защиты от солнечного излучения, а также о «цивилизации минералов», которая и оставила после себя следы — тоннели, являвшиеся результатом ее деятельности.

Сам Северцев склонялся к мысли, что тоннели создала предшествующая гиперборейской цивилизация, исчезнувшая как раз около тридцати миллионов лет назад. Тоннели были нужны создателям в качестве бомбоубежищ во время войн с другими цивилизациями Земли. Но уверенным в истинности идей Северцев не был и озвучивать их не торопился. Несмотря на множество свидетельств существования тоннелей, материала для выводов не хватало. Зато хватало стимулов, чтобы и дальше заниматься поисками подземных «червоточин». После встреч с геологами Северцев начал всерьез подумывать о новой экспедиции на Урал, в район Нижнего Тагила, где, по расчетам, должны были сходиться четыре линии тоннелей, ведущих на Дальний Восток, на запад, на юг и на Крайний Север России, к Северному Ледовитому океану.

Из Татр он доехал до Санкт-Петербурга на машине экспедиции, а оттуда сел на «Голубую стрелу», способную доставлять пассажиров в столицу всего за три с половиной часа. И надо же было такому случиться, что в спальном вагоне он нос к носу столкнулся с Вадиком Сурковым, давним школьным приятелем, с которым он когда-то сидел за одной партой и которого не видел уже лет двенадцать.

Вадим его не узнал. И лишь когда Северцев напомнил ему кличку — Сурок, приятель наконец созрел.

— Олег?! Оглобля?!

— Он, — кивнул, улыбаясь, Северцев.

Сурков облапил его, притиснул к широкой груди.

— Осторожней, мужчина, — выдохнул Северцев. — Неправильную мы тебе кликуху дали — Сурок, Медведем надо было звать.

— Так я раньше худенький был, — виновато отозвался Сурков, бородатый, широкий, выпуклый со всех сторон.

— Зато ел больше всех, вот и результат.

Их потеснили входящие пассажиры, и приятели вынуждены были разойтись по своим купе. Потом поменялись местами так, чтобы ехать вместе, и принялись вспоминать былые годы, выставив на столик бутылку водки — Сурков и закуску — Северцев. Олег алкоголь не употреблял, но сделал глоток за встречу, а вот Вадим пил с удовольствием, почти не хмелея, лишь глаза заблестели да щеки покраснели.

— Я геолог, — пожал он круглыми мощными плечами, — часто по экспедициям мотаюсь, а там без спирта нельзя.

Разговорились о нынешнем житье-бытье.

Северцев рассказал о своих похождениях, признался, что археолог из него получился «нестандартный», так как он не любил месяцами сидеть на одном месте и раскапывать древние городища и могилы, зато повидал немало интересного.

— Ну а сейчас ты чем занимаешься? — поинтересовался Вадим, успевший поведать свою историю: учился, женился, родил двух детей — мальчика и девочку, помотался по России-матушке.

Северцев оживился.

— Ты слышал что-нибудь о системе тоннелей, обнаруженных под землей?

— Доносилась слухи, — кивнул Сурков, стягивая рубашку; в купе было не жарко, но после выпитого Вадим вспотел. — Но я этим особенно не увлекался.

— Так вот, система существует! Видел бы ты Мраморную пещеру в Крыму! Я там был трижды, нашел продолжение тамошнего тоннеля. А сейчас возвращаюсь из экспедиции из Татр, где также исследовал систему искусственных ходов.

Вадим с любопытством посмотрел на лицо Северцева.

— Серьезно? Ты видел эти ходы?

— Не то слово — видел, я их засиял на видео. Жаль, что многие тоннели затоплены. Не хочется распаковывать сумки, но кое-что я тебе все же покажу.

Олег достал цифровой фотоаппарат, включил, нашел один из последних снимков Бескидского тоннеля, вывел на экранчик.

Вадим посмотрел, хмыкнул.

— Действительно, похоже на метро… А рельсов вы там, случайно, не нашли?

— Шути, шути, — не обиделся Северцев. — А между прочим, эти тоннели тянутся под всеми материками, образуя целую сеть! И строили их десятки миллионов лет назад!

— Кто?

— Не знаю. Может быть, перволюди, великаны, если вспомнить легенды, уж очень большие это коридоры. А может, другие разумные существа, что жили на Земле до людей. Или пришельцы.

Вадим махнул рюмку водки, захрустел маринованным огурчиком.

— Ну и зачем это им понадобилось? Северцев сконфузился, развел руками.

— Загадка! Гипотез много, толку мало. Наш руководитель экспедиции профессор Васильев предложил гипотезу, что тоннели строили для жилья. Но мне кажется, что причина другая. Приеду домой, отдохну, пороюсь в архивах и снова махну в экспедицию.

— Куда?

— По всем нашим расчетам под Уралом на глубине в полкилометра должен находиться перекресток тоннелей, там сходятся три, а то четыре и пять подземных дорог. Попробуем добраться до него. Вдруг обнаружим там город?

— Шамбалу, блин! — фыркнул Вадим, как-то странно глянув на собеседника.

— Почему бы и нет? — пожал тот плечами. — Не Шамбала, конечно, но один из центров древних цивилизаций. Может быть, там и гиперборейцы жили после гибели Арктиды.

— А где точно располагается этот ваш «перекресток»? Есть расчеты?

— Могу нарисовать. Карта сети имеется, но она тоже в сумке.

— Нарисуй.

— Это западнее Черноисточинска, есть такой городишко недалеко от Нижнего Тагила.

Сурков, встопорщив редкие брови, перестал хрустеть огурцом.

Олег понял его по-своему.

— Там был Вадим Чернобров со своим «Космопоиском», а он очень точен в своих построениях.

— Нет, я верю, просто странно…

— Что?

— Ничего. Рисуй.

Северцев достал листок бумаги и принялся рисовать, сопровождая свои рисунки пояснениями. Сурков внимательно слушал, вдруг из скептически настроенного обывателя превратившись в журналиста, берущего интервью. Во всяком случае, так мимолетно подумал Северцев, отвечая на вопросы Вадима.

— Ну, если это правда… — сказал Сурков, заканчивая «интервью».

— Конечно, правда, — рассмеялся Северцев. — Впрочем, я тебя понимаю. Поверить в такое трудно, а тем более — объяснить, зачем нашим допредкам понадобилось протягивать тоннели под всеми материками.

— Сам-то что думаешь?

— Понимаешь. — Северцев взъерошил волосы на затылке. — Фантазии не хватает! Все попытки объяснения причин стандартны, ни одна меня не устраивает. Чтобы создать такую разветвленную масштабную систему ходов, нужна великая цель. Какая? Транспортные артерии? Не верю! Способ выживания? Может быть, но тоже не верю. Предки прятались в тоннелях во время войн с Пришельцами? Бред! Тоннели строили сами пришельцы? Допустим. Но для чего? Чтобы там жить? Не понимаю.

— Ясно, — кивнул Сурков, продолжая разглядывать рисунок. — Интересная штука. А что, если я предложу тебе одну идею?

— Валяй.

— Я не просто геолог…

— Поздравляю. Начальник партии, что ли?

Вадим отмахнулся.

— Я не о том. Слышал что-нибудь о Нижнетагильском НПО?

— Я к нему никаким боком…

— На заводе обкатан первый в мире подземоход. Северцев присвистнул.

— Ты серьезно?!

— Я был на испытаниях. Мало того, я включен в состав экипажа второго испытательного похода.

— В качестве кого?

— Специалиста по геоморфологии. Я же по образованию геоморфолог. Так вот, к чему это я все говорю? Не хочешь вместе с нами прогуляться по глубинам земли?

— Чего? — удивился Северцев. — Ты-то сам понял, что сказал? Я ведь по образованию археолог, а не геолог. Да и кто меня возьмет? С какого бодуна? В качестве кого?

— Нам нужен СШП — специалист широкого профиля, — не обиделся на «с какого бодуна» Вадим. — Экипаж подземохода состоит из пяти человек, четверо есть, в том числе и я, пятый заболел. Я могу поговорить с начальником экспедиции Скорюпиным, и тебя возьмут.

— С ума сойти! — покачал головой Северцев, сраженный предложением. — Естественно, я «за»! Но что я буду делать?

— Поработаешь фотокорреспондентом, поваром и медбратом. А главное, побудешь проводником, покажешь путь к тому месту, где сходятся твои тоннели. Думаю, начальство заинтересуется твоим рассказом.

— И вы готовы направить туда подземоход? — недоверчиво спросил Севернее.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Сурков. — Нам все равно, в каком направлении буравить землю. Конечно, в первую очередь мы выполним научную задачу по изучению мантийных плюмов под Уралом, однако один из них как раз и лежит под Черноисточинском. Я как услышал о нем — аж в груди екнуло! Бывают же совпадения!

— Да уж! — согласился Северцев. — Не зря-таки я тебя встретил. — Он подозрительно посмотрел на приятеля. — А ты не заливаешь — про подземоходы-то? Что-то я не слышал об их разработке.

— Я сам отреагировал примерно так же, когда узнал, — расплылся в улыбке Вадим. — Оказалось — правда! Но… ш-ш-ш! — прижал он палец к губам. — Это секретная техника! Тебе придется подписать кучу бумаг о неразглашении гостайны. Да и вообще скорее всего тебя проверят в спецотделе, не шпион ли.

— Не шпион, — отмахнулся Северцев. — И родственников за границей нету. Все бумаги в порядке. А что такое «мантийным плюм»?

— Плюм — это от английского «plume» — перо. Физически же плюм выглядит как колонна разогретого газо-жидкостного флюида, похожая на пучок перьев, которая поднимается из глубин Земли и выносит на поверхность через вулканические жерла и трещины массы расплавленных пород. Корни плюмов находятся в нижней мантии, глубже, чем слой конвекции, и туда нам пока не добраться, а вот на глубину двух-трех километров наш подземоход опуститься сможет.

— Но ведь на Урале нет действующих вулканов.

— А верхушка плюма — фазовая аномалия — есть, причем близко к сублатеральной границе коры. Урал — это вообще выдавленные десятки миллионов лет назад через разлом коры лавовые массы, с запрятанными в глубине горячими очагами. Ученые до сих пор гадают, что произошло, по какой причине разломилась мощнейшая тектоническая плита.

— Воина, — сказал Северцев.

— Что?

— Возможно, земля потрескалась в результате войны древних цивилизаций. Вот и возраст тоннелей тоже насчитывает тридцать с лишним миллионов лет. Вдруг правы спелестологи, и тоннели — самые настоящие бомбоубежища?

— Этот вопрос не ко мне, — фыркнул Вадим. — Я человек практический, фантазировать не умею. Ну как, согласен?

— Абсолютно! — Северцев протянул ладонь, и Сурков ударил по ней своей ладонью.

Как оказалось, слова школьного приятеля не расходились с делом. Он в тот же день переговорил со своим начальством, предложил кандидатуру Северцева, и уже на следующее утро, второго августа, Олег имел беседу в Управлении геологоразведки, располагавшемся на улице Михеева, отдельно от Министерства природных ресурсов, с одним из руководителей проекта «Крот». Звали руководителя Борис Захарович Фрадкин, был он молод и энергичен и долго Северцева расспросами не мучил. Они сошлись в главном — в стремлении к постижению тайн и остались довольными друг другом.

В обед Северцев поговорил еще с одним специалистом, теперь уже из другой прикладной области, оберегающей государственные секреты, был проверен на наличие родственников за границей (таковых не нашлось), подписал соответствующую бумагу о неразглашении государственной тайны и к вечеру освободился, слегка обалдевший от стремительного развития событий.

Вечером он встретился с Вадимом в ресторане, а на следующий день улетел в Нижний Тагил.

В то, что он и в самом деле взят в экипаж подземохода, Северцев поверил, лишь добравшись на вертолете до полигона Нижнетагильского научно-производственного объединения и увидев этот самый подземоход.

Больше всего этот аппарат высотой с десятиэтажный дом походил на ракету со срезанным носом и без стабилизаторов. По его корпусу вился спиралью желобок, а материал корпуса — цвета кофе, отливающий вишневым накалом, напоминал керамику, а вовсе не металл, и выглядел маслянисто гладким. Северцев даже погладил его пальцем, обходя подземную машину кругом, и убедился, что он и в самом деле гладкий как жидкое стекло.

— Корпус покрыт особым веществом, помогающим создавать слой плазмы, — пояснил главный инженер полигона, наблюдавший за Северцевым. — Этот слой играет роль своеобразной смазки. Кроме того, корпус будет защищен магнитным полем, возбуждающим в слое плазмы такие отталкивающие силы, что подземоходу не страшны даже внутриядерные давления. Я имею в виду ядро Земли. Вообще при создании этой машины были использованы все новейшие технологии, так что перед вами самая настоящая техника завтрашнего дня.

— Ни одно государство в мире не имеет такого аппарата, — добавил Вадим, с гордостью поглядывая на приятеля, будто это он был создателем подземохода.

— А почему вершина тупая?

— Это не вершина, — улыбнулся инженер. — Это корма. Там стоит реактивный двигатель с тягой в две с половиной тысячи тонн, как на космических кораблях. Он будет толкать машину под землей.

— Я не вижу буровых резцов…

— Их нет. Точнее, есть нечто вроде шнека для отвода породы при низких давлениях, а сам бур — энерговакуумный, он распыляет породу струей направленного ядерного распада по методу Леонова.

— Кто это?

— Изобретатель теории упругой квантованной среды. Сам он уже совсем старик и в экспедиции не ходит, а вместо него в экипаж зачислен его ученик Белый. Ну, все, я побежал готовиться к запуску, а ты проведи товарища внутрь, пусть осмотрится.

Инженер исчез за дверью ангара, в котором стоял подземоход, имеющий номер ПВ-314.

Сурков хлопнул Олега по плечу.

— Пойдем покажу интерьеры.

— Как вы его называете? Или у него нет имени, только номер?

— Почему командир предложил называть его «Грызуном», мы согласились.

— Не слишком красивое имя.

— Какое есть.

У подножия подземной «ракеты» открылся щелевидный люк. На бетонный пол ангара брызнула струя света.

Сурков первым полез в люк, призывно махнув рукой. С чувством странного стыдливого стеснения — будто его обманывали — Северцев последовал за товарищем.

Диаметр подземохода в самой толстой части сигары достигал пяти с половиной метров. Там же располагались одна под другой — по оси машины — кают-компания и жилой отсек, оборудованный специальными койками, которые крепились к стенкам, потолку и полу отсека множеством пружинных растяжек.

Весь подземоход пронизывала шахта подъемника, имеющая выходы в отсеки управления, агрегатный, жилой, исследовательский — с аппаратурой, позволявшей дистанционно изучать горные породы, и десантный, через который можно было во время остановок выйти наружу для изучения попадавшихся по пути пещер и полостей.

Северцев потрогал рукой скафандры в боксе, предназначенные для выхода, похожие на космические, полюбовался дверью вакуум-ядерного бура в носу «Грызуна», — доступ в отсек бура был категорически запрещен, — и сомнения его потихоньку уступили место чувству восхищения. Подземоход существовал реально, он жил, дышал, следил за гостями и ждал команды начать движение. Мечта фантастов прошлого была воплощена в металле.

Вернулись в довольно тесную рубку управления, где располагался футуристического вида пульт, двухметровое вогнутое зеркало локатора овальной формы, напоминающее стеклянный колодец, уходящий в бесконечность, и три кресла со сложной системой амортизации.

— Здесь будут сидеть командир, пилот и оператор систем безопасности, — сказал Сурков.

— А мы где? — поинтересовался Северней.

— Мы будем жить в исследовательском отсеке, рядом с камерой десанта.

— Там же тесно как… в душевой!

Вадим хмыкнул.

— А ты привык к роскошным апартаментам?

— Да нет, это я к слову… кстати, полигон и ангар не охраняется? Я что-то охраны не заметил.

— Еще как охраняется! — ухмыльнулся Вадим. — Везде камеры слежения понатыканы, датчики, системы опознавания. А что к нам никто не подходит и документы не проверяет, так это потому, что наши физиономии введены в компьютер опознавания, и охрана нас не трогает. Мы допущены к объекту. Вопросы по существу есть?

Северцев почесал затылок.

— Нет… хотя до сих пор не верится, что это все не сон.

— Стартуем — поверится, — рассмеялся геолог.

Старт «Грызуна» снимали телекамеры в ангаре и передавали экипажу, так что Северцеву удалось не только почувствовать его внутри подземохода, но и увидеть со стороны. Правда, ничего особо впечатляющего он не увидел. Все же подземоход стартовал не вверх, а вниз, и его ракетный двигатель включился лишь в тот момент, когда он погрузился в пол ангара и опустился под землю на глубину в полсотни метров.

Вакуумный бур работал практически бесшумно, поэтому внутри подземохода тоже было тихо. Те же, кто наблюдал за стартом издали, могли слышать лишь свистящий шорох и редкие скрипы, постепенно стихающие по мере удаления огромной машины. Вскоре передача с поверхности земли прекратилась, экраны в отсеках переключились на передачу изображении от локатора и боковых телекамер — через компьютер, синтезирующий видеокартинку таким образом, чтобы экипажу были видны все трещинки и пустоты в породах, а также сами породы, да еще в объеме, и Северцев, затаив дыхание, сосредоточился на экране локатора и на своей аппаратуре, в которую входили фото- и кинокамеры, датчики подземных звуков, излучений и температур. Вопреки ожиданию, температура по мере погружения «Грызуна» в недра Земли росла медленно, и на глубине ста метров она составляла всего двадцать шесть градусов по Цельсию.

— Интересно, мы туда же вернемся, откуда стартовали? — вспомнил он вопрос, который хотел задать еще во время знакомства с подземоходом.

— Нет, развалим к черту ангар, — ответил Вадим, занятый работой со своим научным хозяйством; в отсеке их было всего двое. — «Грызун» возвращается на полигон, поближе к ангару, а потом его доставляют на базу на специальной платформе.

— Здорово! — сказал Северцев, не вдумываясь в ответ геолога. Эмоции перехлестывали через край, нервная система «дымилась», о таком путешествии он и не мечтал, и в голове мысли не задерживались.

На протяжении часа картина в зеркале локатора и в боковых экранчиках не менялась.

Подземоход опускался строго по вертикали сквозь верхние слои почвы, наносные породы, слои песка и глины, и экраны показывали проплывающие мимо темно-коричневые трещиноватые стены с рисунком пересекающихся прослоек, более темных или более светлых. Потом пошли твердые породы, граниты и гнейсы, и рисунок изменился, запестрел вкраплениями разного цвета, складывающимися в удивительные «мозаичные панно» и «пейзажи».

Изредка подземная «ракета» вздрагивала, как бы проваливалась и тут же замирала на месте, преодолевая более рыхлые породы, и вестибулярный аппарат Северцева начинал бастовать. Но вертикальная вибрация длилась недолго, и он тут же забыл о своих ощущениях, продолжая вглядываться в экраны отсека.

На глубине около двухсот метров подземоход отклонился от вертикали на тридцать градусов и остановился. Кресла в отсеке автоматически подстроились под это отклонение, и следить за экранами стало неудобно.

— Надень шлем, — посоветовал Сурков, натягивая на голове специальное устройство для прямого наблюдения: сигналы с телекамер подавались прямо на окуляры шлема, и операторы могли работать с аппаратурой, не приспосабливаясь к положению кресел.

Северцев взялся за шлем. Лицевая пластина шлема была непрозрачной, потом налилась светом и протаяла в глубину. Впечатление было такое, будто он вылез из отсека и находится впереди подземохода без защиты. Потом на внутренней стороне лицевой пластины показались стенки отсека, видимые как сквозь толстое стекло, визирные метки, и Северцев начал видеть одновременно внутренности отсека и изображение с видеокамер и локатора. Пришлось потратить какое-то время, чтобы привыкнуть к новому положению.

Подземоход продолжал стоять на месте, и Олег спросил:

— Почему стоим?

— Рекогносцировка, — ответил Сурков. — Надо определить дальнейший маршрут и доложить наверх о нашем положении.

Картинка на экране локатора изменилась еще раз.

Локатор в данный момент смотрел вперед, точно по ходу движения, заглядывая на глубину до пяти километров, компьютер обработал полученный отраженный сигнал, и теперь экран казался иллюминатором подводной лодки, опускающейся в глубины океана.

— Успеем попить чайку, — добавил Вадим, — а то в горле пересохло.

Северцев с удивлением обнаружил, что с момента старта прошло два с лишним часа.

— Мы за это время прошли всего полкилометра? — с разочарованием спросил он. — С какой же скоростью ползет наш драндулет? Двести метров в час? Так мы далеко не уедем.

— Не забывай, что это всего лишь третий испытательный поход. Команда наверху пробует все режимы и следит за работой всех систем. Мы с тобой — только научный балласт.

— А не сбрсят нас как настоящий балласт, — фыркнул Северцев, — с борта подводной лодки?

— Не сбросят, — улыбнулся Сурков. — Тут захочешь — ничего за борт не выбросишь. Кстати, все отходы жизнедеятельности проходят напрямик в камеру распада, так что мы никоим образом не засоряем экологическую среду. Что касается скорости, то «Грызун» способен мчаться как рысак — со скоростью до сорока километров в час! Проверено.

— Круто! В таком случае мы дойдем и до ядра.

— До ядра не дойдем, у нас другие задачи. Но в маршрут заложены и координаты Черноисточинска. Посмотрим, существуют ли в действительности твои тоннели.

— Не мои.

— Какая разница? Доставай термос.

Они разлили чай по пластмассовым стаканчикам, съели по бутерброду, запили горячим напитком.

— Как настроение, пассажиры? — заговорил интерком отсека.

— Бодрое! — ответил Вадим командиру.

— Поехали.

Подземоход пришел в движение.

Двенадцать часов бодрствования у экрана пролетели незаметно.

Северцев сделал около двух сотен фотоснимков спецаппаратурой отсека и почти заполнил флэшку фотоаппарата, выбирая довольно часто выплывающие на экране изумительно красивые «каменные пейзажи».

За это время подземоход останавливался еще несколько раз, а однажды экипажу даже удалось выйти в подземный грот, через который проходил маршрут. Грот располагался на глубине километра и представлял собой газовый пузырь в магматической породе, венчавшей тот самый «мантийный плюм», о котором говорил геолог.

Ничего интересного, кроме кристаллов пирита, в пещере отыскать не удалось, на тоннель она не походила, и Северцев остался слегка разочарованным, ожидая появления «объектов с явно выраженными признаками искусственного происхождения». Но тоннелями пока «не пахло», локатор не видел ничего похожего на прямые выработки или шахты.

Легли спать.

Вадим уснул мгновенно.

Северцев долго ворочался, привыкая к новому положению, прислушивался к тихим шелестам, доносившимся в отсек из-за обшивки, пытался представить толщу горных пород над головой, но не смог. Не хватило воображения. В конце концов уснул и он, а проснулся от толчка.

Подземоход резко остановился, койка-гамак закачалась на растяжках, ослабивших рывок.

Северцев подхватился на койке, прислушиваясь к тишине отсека, глянул на соседние койки. В одной спал бортинженер подземохода Андрей Чураков, остальные были пусты. Вадим тоже отсутствовал.

Северцев торопливо натянул рабочий комбинезон, спустился вниз, в свои отсек. Сурков встретил его возгласом:

— Садись за пульт. Похоже, мы наткнулись на тоннель. Честно говоря, я не верил в твои домыслы.

— Это не домыслы, — пробормотал Северцев, ныряя в кресло, развернулся к экрану.

На экране, на фоне малинового «ковра» виднелась черная полоска, пересекавшая экран наискось.

— Тоннель! — прошептал Северцев.

— До него около трех километров, мы сейчас идем чуть выше, но командир готовится повернуть.

— На какой мы сейчас глубине?

— Почти два километра. До базы — шестнадцать, до Черноисточинска — двадцать три.

Северцев покачал головой.

— По нашим расчетам глубина залегания сети тоннелей не превышает полутора километров.

— Ты уверен? Северцев помолчал.

— Нет.

— Вот и проверим ваши расчеты.

Подземоход, продолжавший двигаться прежним курсом, начал поворот. Кресла снова изменили положение, удерживая ориентацию седоков по вертикали.

— Пойдем в кают-компанию, — предложил Вадим, — чаю попьем.

— А мы успеем?

— «Грызун» идет в режиме «крота», минут сорок в запасе у нас имеется.

— Пошли, — согласился Северцев, ощутив голод.

Прямая линия в растворе локатора, похожая на искусственный штрек, оказалась вполне, естественным разломом коры длиной около двадцати километров. Подземоход достиг его за час после обнаружения, какое-то время шел параллельно, изучая геометрически правильное явление природы, и лег на прежний курс.

Разочарованный Северцев нахохлился в кресле, переживая нечто вроде угрызений совести. Получалось, что его гипотеза об искусственном происхождении сети тоннелей неверна, и он напрасно уговорил руководителя экспедиции двинуться к Черноисточинску, предполагая под этим городком наличие подземного «города», узла стыковки тоннелей. Добавил переживаний и Сурков, заметив, что для науки отрицательный результат — тоже результат. И Олег, не зная, куда себя деть, угрюмо занялся исполнением своих обязанностей, положенных ему как члену экипажа.

Однако переживания его длились недолго.

Уже через два часа подземоход достиг вершины древнего мантийного плюма под Уралом, расположенной чуть восточнее Черноисточинска, и обнаружил еще две прямые линии в недрах земли, похожие на коридоры. Или на более плотные рудные тела. Линии сходились в одном месте, а это по мысли Северцева подтверждало гипотезу о нахождении здесь узла соединения тоннелей, и он заявил об этом Вадиму.

— Подползем ближе — увидим, — ответил тот сочувственно.

Подземоход ненадолго остановился над горбом плюма, — температура горных пород вокруг сразу подскочила на полсотни градусов, — а потом устремился к удивительно ровным линиям, которые могли быть как тоннелями, так и естественными границами разноплотностных сред или разломами коры.

Однако на этот раз Северцев мог праздновать победу: линии и в самом деле оказались искусственными выработками, ровными, неповрежденными, а самое главное — снабженными системами вентиляции! Несмотря на то, что штреки эти располагались под землей на глубине трех километров, заполняющим их воздухом можно было дышать.

Сначала подземоход остановился рядом с одним из тоннелей, выйдя в параллель с ювелирной точностью (пилот «Грызуна» был мастером своего дела), и экипаж, ошеломленный открытием, — в подземные тоннели мало кто верил, — с час гулял по громадному коридору трапециевидной в сечении формы, уходящему в глубины земли.

Затем подземоход достиг стыка тоннелей, аккуратно «пришвартовался» боком к подземной полости, так что люк выхода оказался прямо в пещере, и Северцев, наконец, увидел узел соединения четырех тоннелей, о чем мечтал еще до похода. Однако городом эту гигантскую подземную выработку назвать было нельзя.

Идеальный шар диаметром около двухсот метров!

Пористые стены, усыпанные кристалликами горного хрусталя, довольно крупными, с палец мужчины, трудно поддающиеся напору. Геонавтам едва удалось выломать несколько штук, так крепко они сидели в породе стен.

Утомленные слепящим глаза сверканием от включенных прожекторов члены экипажа вернулись на борт «Грызуна», и Вадим сказал, прищурясь, когда они сняли скафандры:

— Ну и где же твой город?

— Я надеялся… — ответил разочарованный и смущенный Северцев, вертя в пальцах кристалл.

Вадим засмеялся.

— Не переживай, все равно это колоссальной важности открытие. Тоннели существуют реально, они образуют целую есть, разве этого мало? Осталось только объяснить, ради чего предки ее создавали, понеся огромные затраты. Ведь если тоннели пронизывают все материки — масштаб строительства настолько огромен, что невозможно представить цель!

Включился интерком отсека:

— Мужчины, прошу подняться в рубку.

Сурков и Северцев переглянулись.

— Сейчас нам скажут, что мы возвращаемся, — предположил геолог.

— Я останусь, — буркнул Олег.

Вадим снова засмеялся, похлопал его по спине и двинулся к осевому лифту.

Он оказался провидцем.

Командир подземохода Скорюпин объявил им свое решение.

На все исследования «научной группе» давалось двое суток. После этого «Грызун» делал петлю вокруг узла стыковки тоннелей и поворачивал обратно к полигону.

— Но ведь мы не успеем даже… — заикнулся Вадим.

— Дискуссий не будет! — отрезал Скорюпин. — Тестирование систем «Грызуна» закончено, лимит времени исчерпан, собран большой объем данных, обнаружен целый ряд существенных недостатков машины, их надо устранять на базе. Только после этого можно будет думать о новой экспедиции к этому «воздушному шарику».

Скорюпин кивнул на мерцающий в экране сфероид пещеры.

Исследователи вернулись в свой отсек в невеселом настроении, но времени оставалось так мало, что предаваться унынию не стоило. И они включились в работу, начав с составления плана выходов наружу для изучения тоннелей и «стыковочного города».

Двое суток истекли практически незаметно.

Командир дал экипажу еще два часа на итоговые разборки исследований, и подземоход двинулся в обратный путь, осторожно обходя искусственную полость и тоннели, созданные неведомыми строителями миллионы лет назад. На расстоянии в полкилометра от шаровидной пещеры «Грызун» повернулся к ней «спиной», устремился прочь, увеличивая скорость до максимальной… и тут же резко остановился!

Собравшиеся было отдохнуть Вадим и Олег — за двое суток они спали не больше четырех часов каждый — замерли, прислушиваясь к шелестящей тишине отсека, посмотрели друг на друга.

— Неисправность? — высказал общее опасение Северцев.

Но он ошибся.

— Пассажиры, быстро в рубку! — раздался голос командира. Северцев и Сурков, одинаково озадаченные и встревоженные, метнулись из отсека к лифту.

В рубке управления собрались все члены экипажа, с трудом разместившись между креслами командира, пилота и безопасника, как они называли между собой Валентина Биронта, бортинженера, отвечающего за работу систем защиты подземохода.

— Что случилось? — выдохнул Сурков. Биронт молча ткнул пальцем в экран локатора.

В жемчужном «колодце» экрана виднелась «червоточина» с искрой на остром конце, и эта «червоточина»… росла! Искра двигалась!

— Что это?!

— Это мы у тебя хотели спросить, — скривил губы штурман «Грызуна» Андрей Чураков.

— Оно… движется?!

— Как видишь.

Командир пробежался пальцами по сенсорной клавиатуре управления, и на экране высветился алым столбец символов и цифр.

— Глубина три и две десятых… Размеры: двенадцать в диаметре, двадцать семь по длине… Судя по отражению — тело не металлическое… и движется почти нам навстречу!

— Обалдеть! — сказал Сурков.

— Может быть, мы спим? — эхом отозвался штурман.

— Неужели это еще один подземоход?!

— Второй «Грызун» еще только готовится к пуску…

— А если это не наш?

— А чей?!

— Американский, — буркнул Биронт, нервно теребя бородку.

— Чушь! — взорвался Скорюпин. — У американцев нет таких машин!

— Может, это японцы? — предположил Сурков.

— Ты еще китайцев вспомни.

— Зачем гадать? — не выдержал Северцев. — Давайте подойдем к этому «кроту» поближе и выясним.

Геонавты переглянулись.

— По местам! — решительно скомандовал Скорюпин. — Всем надеть скафандры! Быть готовыми к выходу!

Вадим и Олег скатились вниз, в свой отсек, натянули спсцкостюмы, не надевая шлемы, приникли к экрану. Видеосистема «Грызуна» теперь показывала одну и ту же картинку: рябой буро-красно-коричневый «ковер» гранито-гнейсовых пород и «червоточину» в нем — след чужой машины, продолжавшей двигаться прежним курсом — на двадцать градусов левее подземохода и чуть ниже.

С час ничего особенного не происходило.

Командир развернул подземоход и направил его к «червоточине», уходившей влево. Машина, проделывающая эту «червоточину», продолжала неутомимо грызть горные породы в прежнем направлении, словно не замечая собрата. Однако слепым этот «крот» или «червяк» не был. Когда расстояние между подземными машинами сократилось до полутора километров, чужак замер, а потом вдруг двинулся к «Грызуну», развернувшись почти на месте! «Грызун» так разворачиваться не умел. Минимальный радиус его разворота равнялся тремстам метрам.

— Интересно, что он задумал? — пробормотал Вадим, давно перестав следить за своими приборами. — Неужели пошел на таран?

— Подземный Талалихин! — фыркнул Северцев. — Японский камикадзе!

Но и Олегу стало не до смеха, когда чужак со сказочной быстротой преодолел полтора километра и вышел точно в лоб «Грызуну».

Командир подземохода остановил бур.

Чужая машина продолжала двигаться навстречу.

— Пассажиры, готовы к десанту? — раздался голос Скорюпина.

Вадим и Олег торопливо надели шлемы.

— Готовы! — доложил геолог. — Что надо делать?

— Если он не остановится — пойдем на таран!

Северцев глянул на спутника, но сквозь конусовидный шлем лица Суркова не увидел.

— Другого выхода нет?

— Предлагайте.

Чужой «крот» приблизился вплотную.

— Мы согласны!

— Внимание! Включаю бур! Приго… — Скорюпин не закончил.

Чужой подземоход остановился, носовым выхлопом уничтожил оставшуюся перегородку между собой и «Грызуном». На экране в облаке редеющего дыма обозначился его острый нос.

Командир прокашлялся.

— Экипаж… — Пауза. — Ваши предложения?

— Включай бур, — мрачно сказал Биронт. — Если он включит первым…

— Посигналь, — предложил штурман.

— Я выйду! — сказал Северцев.

— Не сходи с ума… — начал Сурков.

— Я выйду и помахаю фонарем, чтобы там поняли, что у нас на борту есть люди.

— Рискованно, — пробормотал Скорюпин, размышляя над решением.

— Кто не рискует, тот не празднует победу, — усмехнулся Олег.

Скорюпин несколько раз включил и выключил боковые осветители; носового прожектора подземоход не имел.

Чужой «крот» не ответил. Боковые телекамеры «Грызуна» не видели его напрямую, но все же геонавты могли оценить, что находившийся впереди механизм ничего в ответ не включает.

— Я тоже выйду, — мрачно сказал Вадим.

— Зачем? — возразил Северцев. — Уж если рисковать, то одному. Тем более что без меня вы обойдетесь.

— Ты у нас прямо герои-камикадзе, — усмехнулся Скорюпин. — Александр, так сказать, Матросов. Однако мы не на войне и впереди не амбразура дота с пулеметом.

Северцев покраснел, мысленно поблагодарив непрозрачную пластину шлема, сквозь которую Вадим не мог видеть его лица.

— Я имел в виду…

— Отставить базар! Выходим вдвоем! Андрей, возьмешь управление на себя!

Штурман промолчал.

— В случае чего — уходите па базу на рысях, — продолжал Скорюпин. — Олег, три минуты на сборы.

Северцев молча метнулся к лифту.

Они стояли посреди грота, проделанного в толще горных пород бурами обоих подземоходов, и рассматривали чужую машину, освещенную лучами нашлемных фонарей.

Нос этой машины был острым, в отличие от тупо срезанного носа «Грызуна», и чешуйчатым. Да и вся она, точнее, видимая ее часть, напоминала морду земного зверька — броненосца, а также червя, каждое колечко которого вдобавок еще было покрыто рыбьей чешуей, отсверкивающей в лучах фонарей маслянистой малахитовой зеленью. Однако в сечении «броненосец» был трапециевидным, что сразу напомнило Северцеву форму уже виденных им тоннелей. Не было сомнений: те тоннели тоже делала машина подобная этой! Хотя тут же в голове возник вопрос: не могла же она прокладывать тоннели миллионы лет?..

— Или могла? — вслух подумал Олег.

— Что? — раздался в шлемофоне голос командира, стоявшего рядом.

— Подойдем ближе?

Скорюпин помигал фонарем, направляя луч на чешуйчатый нос подземной машины.

Ничего не произошло.

Тогда Северцев нагнулся, поднял камень и бросил.

Раздался глухой стук, будто камень попал в деревянную стенку.

— Он не металлический? — послышался в шлемофонах разведчиков голос Суркова; весь экипаж, затаив дыхание, сейчас приник к экранам и видел то же, — через телекамеры скафандров, — что и Северцев с командиром.

Олег поднял еще один камень, бросил: прозвучал тот же глухой деревянный стук.

— Странно… — Скорюпин не договорил.

Чешуи на носу подземохода вдруг встопорщились, по ним запрыгали синие электрические змейки.

— Назад! — рявкнул Скорюпин.

Геонавты бросились к своей машине, ожидая мощного разряда энергии в спину, однако этого не случилось.

Что-то лязгнуло, по гроту пронеслась серия тонких свистов.

Беглецы оглянулись.

Под острым носом чужого подземохода образовалось звездообразное отверстие, обрамленное встопорщенными зеленоватыми чешуями.

Скорюпин и Северцев посмотрели друг на друга.

— Нас приглашают в гости, — хмыкнул Олег.

— Не ходите! — предупредил Биронт. — Это ловушка! Вас не выпустят!

— Смысл? — пожал плечами Северцев.

— Все равно не ходите! Они же не вышли к вам?

— Может, аппарат работает в автоматическом режиме? — робко предположил штурман.

— Проверим! — решительно обронил командир, направляясь к люку в чужой подземоход.

Они преодолели горы камней, обрушившихся на пол со свода пещеры, и лишь подойдя вплотную, оцепили размеры подземной машины, принадлежавшей неизвестно кому. Выглядела она как гигантская живая гора, слепо взирающая на людей черным зрачком люка.

— Что, если это и в самом деле живое существо? — со смешком произнес Северцев. — А это его рот?

— Мал больно, — хмыкнул Скорюпин, задрав голову к дыре люка. — Помоги-ка.

Они начали стаскивать камни в одну кучу, сооружая нечто вроде пандуса. Управились с этим нелегким делом за двадцать минут. Северцев первым поднялся на импровизированный пандус и заглянул в темное отверстие люка, испытывая странное ощущение: страх пополам с любопытством.

Внутри коридора, уходящего в недра подземохода, вспыхнул неяркий лиловый свет, но по-прежнему никто не спешил встречать гостей.

— Я бы на вашем месте не рисковал, — снова напомнил о себе осторожный по натуре Биронт. — У вас же нет никакого оружия.

— Мы не воевать пришли, — буркнул Скорюпин. — Олег, давай я пойду первым.

— Я уже внутри, — сказал Северцев и ловко перелез через чешуйчатый «ошейник» люка на покатый пол коридорчика.

Дальнейшее произошло в течение секунды.

Коридорчик под ногами Олега, бугристо-гладкий, влажный, коричнево-бордовый, похожий на глотку кита, вдруг конвульсивно сжался, так что разведчик не мог двинуться с места, и его понесла вперед непреодолимая сила!

Что-то крикнул вслед Скорюпин.

Олег хотел ответить, но не сумел: перехватило дыхание…

«Глотка кита» вынесла его в какое-то темное помещение и оставила в неглубокой выемке в полу.

Северцев выдохнул, расцепил судорожно сжатые челюсти, выпрямился, сжимая кулаки и вертя головой в полной темноте. Фонарь погас и не желал включаться. Лишь в глазах прыгали и вращались огненные колеса.

— Командир! — позвал Олег.

— Здесь я! — сдавленно ответил Скорюпин, и Северцева сбила с ног какая-то масса.

— Черт! Кто здесь?!

— Говорю же — я! — отозвался Скорюпин, оказавшись той самой массой. — Темно, а фонарь не работает.

Тотчас же стены помещения засветились изнутри нежным опалом, и геонавты наконец смогли оглядеться.

Они находились внутри помещения странной формы — посреди дольки апельсина, пересекающейся с еще двумя такими же дольками. Мало того, в стенах этого помещения из матового стекла — с виду — виднелись перепоночки и зернышки, довершающие «апельсиновое» впечатление. Посреди срединной «дольки» из пола вырастало сооружение из того же материала, напоминающее оплывшую тушу слона и кресло одновременно. А в этом кресле сидел…

— Здрасьте! — пробормотал Северцев, сглатывая.

Существо в кресле не пошевелилось.

Больше всего оно напоминало слизня с головой крокодила из старых фантастических фильмов о «Чужом».

— Извините, что мы без спроса… — продолжил Скорюпин.

— Он… оно нас не слышит. Помнишь фильмы «Чужой» и «Чужие»?

— Не помню.

— Я видел в детстве, этот зверь — копия «Чужого»… Это пришельцы!

— Не знаю, пришельцы это или нет, но он, по-моему, мертв!

Однако и Северцев, и Скорюпин ошибались.

Во-первых, то, что они приняли за кресло и за существо в нем, таковыми не были. Это стало понятно уже через минуту, когда «слизень-Чужой» заговорил с ними.

Во-вторых, к пришельцам с небес эта техника не имела отношения. Как будто…

«Слизень» вдруг покрылся слоем извилистых электрических змеек (Северцев и Скорюпин невольно отступили), над ним колечком всплыл световой нимб, и гости услышали хрустящий, ломкий, посвистывающий «голос»:

— Эли ггео уно о-о-о…

— Что?! — машинально отозвался Скорюпин.

Северцев усмехнулся.

— Он предложил нам по чашечке кофе.

— На какой языке он говорит?

— Ни на одном из известных, насколько я понимаю. И это вообще не язык. Я имею в виду — не звук.

— А что?

— Телепатическая связь.

Скорюпин осторожно двинулся к «слизню» с устрашающей головой, вытянул руки в стороны.

— Мы не вооружены… можете нас не опасаться… кто вы? «Чужой» покрылся новым слоем искр, все помещение передернуло конвульсивное сокращение стен.

— Ну его к дьяволу! — отступил Скорюпин.

Северцев вдруг обошел его, приблизился к «слизню», вглядываясь в его жуткую, вытянутую вперед морду.

— Это автомат!

— С чего ты решил?

— Живой организм непременно обратил бы на нас внимание. А этот зверь только выглядит живым. Его делали не люди, но в программу заложили встречи наподобие нашей. Иначе он бы не остановился. Возможно, он способен выполнять не одну функцию — дырявить земную кору.

— Ну и фантазия у тебя!

— Это не фантазия, я так чувствую.

— Почему же я ничего не чувствую?

— Ты командир, ты настроен иначе. — Северцев сделал еще шаг, дотронулся до скользкого на вид бока «слизня». — Покажи, что ты делаешь.

«Слизень-Чужой» буквально «поежился» как живое существо (вопреки мнению Олега), выдал шлейф электрических змеек, и эти змейки развернулись в двухметрового диаметра прозрачно-голубой шар, на котором обозначились желто-коричневые пятна материков.

— Глобус!

— Земля?

— Материки имеют другие очертания… по это все же Земля! Прозрачный шар стал более плотным, как кусок желе, и в нем появились огненные паутинки, пронизывающие материки и ныряющие под океаны и моря.

— Тоннели?!

Это и в самом деле были тоннели, следы которых обнаружили экспедиции спелестологов. Они обнимали всю планету, соединяясь в красивую ажурную сеть.

На глобусе замигал огонек. Он замыкал одну из линий красного цвета, пересекающую, судя по всему, Уральские горы.

— Место нашей встречи, — сообразил Северцев. — Интересно, куда «крот» направится дальше?

— Для нас это не имеет значения.

— Для нас — не имеет, для создателей машины — имеет. Как бы задать ему вопрос, чтобы он понял и ответил?

— Думаешь, поймет?

— Ответил же он на мой первый вопрос?

— Если его делали не люди…

— Кто бы ни делал, подземоход имеет какие-то электронные или иные мозги и способен к вариабельному поведению. А вообще классная была техника! Недаром подземоход работает уже столько лет и не ломается!

По стенкам отсека управления пробежала новая волна «мышечных» сокращений.

Скорюпин отступил назад, к дыре выхода.

— Пошли отсюда! Кто знает, что у него на уме.

— Сейчас, только спрошу его, для чего они роют тоннели.

Однако Северцев не успел задать свой вопрос.

Выгнувшаяся бугром стенка отбросила его в дальний конец отсека, и он провалился в темноту небытия…

Кто-то тряс его за плечо:

— Олег, вставай! Нас вызывают в рубку!

Северцев подхватился на койке, разлепил глаза, увидел встревоженную физиономию Вадима.

— Что?! Где я? Как вы меня вытащили?!

— Откуда? — не понял Сурков.

— Из кабины «крота»… меня сильно ушибло… — Северцев осекся, внезапно осознавая, что поход к чужому подземоходу ему всего лишь приснился. — С ума сойти!

— Сон? — догадался и геолог. — Тебе приснился кошмар?

— Не то чтобы… — Северцев помял лицо ладонью. — Приснилось, что мы встретили чужой подземоход.

— Сон в руку, что называется. Локатор засек в двенадцати километрах от нас, на глубине четырех километров, движущееся тело. Помчались в рубку.

— Серьезно? — не поверил Олег.

— Будем решать, — Вадим полез из отсека отдыха, — что делать.

Изумленный известием Северцев оделся за несколько секунд и последовал за геологом.

В рубке управления собрались все члены экипажа, с трудом разместившись между креслами командирской команды.

На фоне коричнево-багрового «колодца» локатора была отчетливо видна медленно удлиняющаяся «червоточина» с искоркой на конце.

— Вот хрень! — озабоченно сказал Скорюпин, оглянувшись на экипаж. — Что скажете?

— Американцы? — неуверенно предположил Биронт.

— Скорее уж японцы, — буркнул штурман.

— Пассажиры, ваше мнение. Кто это? Что предлагаете делать?

— Не знаю, — виноватым тоном отозвался Сурков.

Все посмотрели на Северцева.

А он вспомнил свой сон и подумал, что все их прежние домыслы о «подземоходах», роющих тоннели в земной коре, вероятнее всего, чепуха! Тоннели делали не машины, а настоящие «кроты», для которых твердые горные породы — что мягкая почва для обычных кротов.

Пауза затянулась.

Северцев откашлялся.

— Надо идти навстречу… лоб в лоб… Если он остановится — есть шанс начать переговоры.

— С кем? — хмыкнул Биронт.

— Какая разница? Может быть, это действительно чей-то подземоход. А может быть, — Северцев помолчал, — подземная птица.

Экипаж смотрел на него непонимающе, и Олег добавил:

— Мой друг разработал гипотезу, по которой на ядре Земли существует иная жизнь. Для ее представителей породы верхнего слоя планеты — что воздух для наших птиц. Сами они очень плотные и живут на ядре Земли, а птицы…

— Поднимаются в «воздух», — засмеялся Вадим. — То есть «летают» под землей и оставляют следы — тоннели, так?

Северцев кивнул.

Вадим перестал смеяться.

— Ну, дружище, и фантазия у тебя!

Северцев посмотрел на командира, в свою очередь, рассматривающего его физиономию.

— Проверим?

Скорюпин раздумывал недолго.

— Все по местам! Идем на таран!

«Грызун» устремился навстречу «подземной птице»…

© В. Головачев, 2007

Юрий Манов ПОСЛЕДНИЙ ДОВОД

Поеживаясь от утренней сырости, бог богов Зевс подошел к самому краю облака, локтем оперся на связку молний, почесав густую бороду, глянул вниз на Олимп. Улыбнулся, потому как увиденное его порадовало. На вершине горного массива, несмотря на раннее время и густой туман, суетились малюсенькие фигурки человечков в ярких фирменных комбинезонах и касках, тарахтела строительная техника — полным ходом шли приготовления к презентации по случаю открытия туристического комплекса «Боги Олимпа». Комплекс обещал получиться на загляденье: суперсовременная лечебница для астматиков и остальных, кому необходим свежий горный воздух, роскошный пятизвездочный отель со всеми мыслимыми и немыслимыми изысками, альпийские домики для VIP-пepcoн вдоль по склону с персональными вертолетными площадками, блистающее огнями казино «Улыбка Фортуны» в виде классического греческого храма с колоннами и портиками, аквапарк под прозрачным куполом — даже отсюда видна статуя обнаженной Афродиты, выходящей из пены. А еще смотровая площадка, слаломная трасса с подъемником, ледяная дорожка для санок и боба, трамплин. И главное украшение комплекса — развлекательный центр с концертным залом внутри огромной статуи. Статуи ему, Зевсу, главному Богу Олимпийских Богов!

— Да, больших высот мастерства достигли смертные, раз умудрились построить такое и на такой высоте! — вслух подумал Зевс. — Шутка ли сказать, почти три тысячи метров над уровнем Средиземного моря! Это, пожалуй, и главному умельцу Олимпа Гефесту вряд ли под силу…

Зевс принялся переводить метры в стадии, но быстро сбился и стал оглядываться в поисках подходящего облачка, чтобы поделить в столбик.

— В добром ли расположении ты, любезный супруг мой? — услышал он за своей спиной. Богиня Гера в строгой синей тоге стояла, почтительно склонив голову, увенчанную скромным золотым венком. Несмотря на более чем трехтысячелетний возраст, Гера была по-прежнему красива, но не той красой юных дев, что скоро увянет от излишеств молодости, а красотой солидной матроны, уважаемой матери семейства. А впрочем, что значит для богини каких-то три тысячи лет? Самый расцвет…

— Рад видеть тебя, возлюбленная жена моя Гера, — ответил Зевс, любуясь статью своей жены, идеально прямой линией ее носа от самых бровей — эталона для скульпторов всех времен, — как рад видеть тебя всегда в вечности.

— А не слишком ли часто, муж мой, ты любуешься на обнаженную Афродиту, что блестит там внизу? Твоя жена начинает ревновать, — погрозила Гера пальчиком и поцеловала мужа в щечку, осторожно, стараясь не коснуться связки огненных молний.

— Разве может сравниться какая-то Афродита с тобой, Богиня Богинь? — нежно приобнял жену за талию Зевс. — Глянь-ка лучше, как быстро работают.

Гера осторожно выглянула за край облака, и счастливая улыбка озарила ее лицо:

— О, великий Зевс, это просто прекрасно! Неужели все налаживается, и… — Богиня не договорила фразы и испуганно замолчала. Зевс не любил, когда при нем вспоминали о трудных временах забвения, когда об Олимпийских Богах смертные либо не говорили вообще, либо с насмешкой. Что, согласитесь, было еще обиднее.

— Ну не сердись, муж мой, я просто хотела сказать, что люди, наконец, снова взялись за ум. Это ли не конкретный пример их почитания истинных богов? — и она указала рукой вниз на комплекс.

— Так-то оно так, — не стал спорить Зевс, — но…

Зевс не договорил, нахмурился. Случайная серая тучка, попавшаяся ему на глаза, немедленно разразилась молнией. Зевс жадно глянул вниз. Но глупые смертные и не подумали, как встарь, кидаться на колени и молить милости у верховного бога, а глянув на атмосферное явление, продолжили копошиться на стройке. Зевс хотел было метнуть туда молнию побольше, но вспомнил о громоотводе — подлом изобретении Гермеса и отложил огненную связку. Снова нахмурился.

Вот уже несколько веков Зевс был не в духе. С тех самых пор, когда по всей Римской империи стали скидывать с постаментов его статуи и разрушать величественные храмы. И никакие беды, насылаемые им на смертных — мор, войны, извержения и землетрясения, не могли убедить человечество, что оно совершило ужасную ошибку. Правда, во время эпохи Возрождения и начала проведения Олимпиад он несколько повеселел, но не сказать чтобы особо. И вот еще какая беда: все Олимпийские Боги как-то быстро адаптировались к новой действительности, особо порезвился Марс в последнем столетии. А в перерывах между войнами влюбленные смертные славили Афродиту — Венеру, торгаши молились Меркурию — Гермесу, украшали его изображениями носы торговых кораблей. Помнили смертные о Нептуне — Посейдоне, боге стихий водных, и приносили ему жертвы, помнили о боге недр Вулкане. В общем, каждому богу нашлось применение, только он один остался просто Зевсом… И что с того, что его италийским именем Юпитер названа самая крупная планета Солнечной системы, конкретно Зевсу никто хвалы не возносил, а это обидно…

Но от обязанностей верховного Бога никакая обида не освобождала, и Зевс, закинув связку на плечо, двинулся к тронному облаку.

Марс вышел из облака, бряцая латами, протопал до золотого трона верховного Бога, учтиво поклонившись, тут же уселся в облако. Перевел дух, сотворил хрустальный бокал, выжал в него из небольшой тучки минералки и, заморозив тучку до конца, побросал в пузырящуюся жидкость кубики льда.

— Жара! Что-то Атон нынче разошелся не по сезону, палит как микроволновка, — сказал Марс, сделав большой глоток. — Надоела эта жара!

— Так ты бы железки свои поснимал, — предложил Зевс, делая знак купидончику, чтобы не шланговал и работал опахалом бойчее, — все равно войны большой нет.

— Твоя правда, — согласился Марс, но доспехи не скинул, а лишь снял боевой шлем, увенчанный высоким гребнем, и небрежно кинул его в облако. Тут же два африканских племени на границе Анголы перестали обстреливать позиции друг друга из орудий и объявили перемирие, сосредоточившись в основном на грабежах окрестных деревень.

— Лысеешь, друг мой, — участливо сказал Зевс, оглядев солидные залысины милитаристского Бога.

— Да уж, — согласился Марс, одним глотком осушая бокал до дна, — нервы совсем ни к черту. И ни минуты покоя: одни эти арабы с евреями чего стоят! Совсем вымотали…

Бог войны отстегнул меч, и израильский премьер приказал отвести «Центурионы» с шестиконечными звездами на бортах от палестинского Вифлеема.

— Тебе-то чего нервничать? — улыбнулся Зевс. — Локальные конфликты повсеместно, еще две станции твоего имени к Марсу запустили, «Олимпик» марсельский в полуфинал Лиги Чемпионов вышел, живи и радуйся.

— Ты еще батончик «Марс» вспомни, — отмахнулся Бог войны.

Зевс пожал плечами:

— Гера сказала, у тебя ко мне какое-то дело?

— Ах да… — Марс подумал и взялся за ремни нагрудной матрики. Бородатый моджахед снял папаху с зеленой лентой, почесал бритый затылок и гортанно крикнул в микрофон рации, что пока обещанных денег не привезут ему лично, он уводит свой отряд в горы на зимнюю базу. Спецназовский полковник, которому принесли расшифровку радиоперехвата, облегченно вздохнул, отменил боевую операцию, подмахнул приказ в финчасть о расчете дембелей и завалился спать прямо на топчанчике в штабном вагоне. Впервые за последние трое суток. Все это произошло за время, пока Марс выдавливал в бокал очередное облачко. Течение времени у смертных несколько отличается от течения времени небожителей.

— Послушай, великий Юпитер, — обратился к Зевсу Марс на привычном ему италийском. — Что ты думаешь про наши олимпийские дела?

— В смысле? — Зевс сделал вид, что не понял.

— Тебе не кажется, что этот мальчишка Меркурий несколько зарвался? Нет, я, конечно, понимаю, он — твой сын, но, извини, у римских Богов не принято, чтобы сын зазнавался перед отцом… Короче, ты меня понимаешь?..

Зевс понимал, но виду не подал. В общении с этим прямолинейным воякой он чаще всего прикидывался простачком, что давало время обдумать уклончивый ответ на прямо поставленный вопрос.

— Чем же тебе насолил мой сын Гермес? — Зевс щелкнул пальцами, подзывая молоденького купидончика. Тот сделал в воздухе лихой вираж и почтительно преподнес шефу серебряный рог с амброзией.

— Чем насолил? — зловеще прошипел Марс. — Так он всем теперь командует! Но не впрямую, а исподтишка, мерзавец! Всех подкупил, всех! Ну скажи, великий Юпитер, было ли в истории такое, чтобы страны воевали из-за падения каких-то котировок на какой-то проклятой торговой бирже? Это что, повод для войны? Да мне стыдно даже про это слышать! Надо же придумали: котировки! Иное дело, когда из-за яблока раздора государства великие друг на друга войной пойдут, из-за Елены Прекрасной или островов спорных, из-за рудников золотых. Но чтобы из-за котировок, чтобы цены на нефть сбить!..

— Ты знаешь, что люди называют нефть черным золотом? — осторожно спросил Зевс.

— Слышал, слышал, — заверил Марс, — это твои греки все придумали, не зря ж исстари нефть греческим огнем прозвана.

— А о том, что тем же греческим огнем с древних времен люди корабли противника в баталиях морских жгли, ты не говоришь, и про напалм из той же нефти забываешь? И что танки-самолеты бензином, солярой заправляют, ты, разумеется, тоже забыл…

Марс набычился:

— Да я не про то хотел сказать. — Он почесал залысину. — А про что же я хотел? Вот, проклятия Аида, забыл совсем! Ладно, как вспомню, загляну…

Марс поймал еще одно облачко, выдавил его прямо себе на грудь и, отфыркиваясь, принялся надевать матрику.

Джип с дипломатическими номерами подъехал к небольшому дому, обнесенному бетонным забором с бойницами. Из кабины вышел высокий человек в камуфляже, выложил на капот брезентовую сумку и расстегнул молнию. Появившийся из дома клювоносый абрек закинул автомат за спину, запустил руку внутрь сумки и вытащил несколько пачек зеленых денег. Разорвав одну из них, проверил деньги на просвет, достал из кармана трубку и, нажав на кнопку, прохрипел гортанно:

— Хозяин, все нормально, дэнги прыбыл!

Той же ночью отряд несколькими колоннами стал спускаться по ущелью. Русский полковник в штабном вагончике наклонился над картой и сверил показания осведомителей с данными авиаразведки.

— Петраков! — крикнул он в шипящую, как масло на сковородке, рацию. — Дай-ка из «Градов» по четырнадцатому и пятнадцатому квадратам, да мин не жалей, хорошенько дай…

— Так вот, — продолжал Марс, прилаживая просоленные, потертые ремни матрики под мышками, — я о твоем сыне. Тебе, конечно, виднее, но многие авторитетные боги недовольны…

Он пристегнул меч, и в Иерусалиме около уютного кафе взорвался напичканный взрывчаткой смертник. Еврейский премьер дал команду, и израильская военщина стала привычно утюжить танками арабскую деревенщину.

— Конечно, вы — греки, всегда к торговле были неравнодушны, — закончил Марс, — но всему же есть предел…

Бог войны встал, по-армейски оправился, надел шлем и шагнул с облака. Чернокожие парни в одинаковых камуфляжах с одинаковыми автоматами Калашникова тут же перестали грабить деревни и попрыгали в окопы. Первый снаряд с воем пролетел над кабиной крашенного в белый цвет джипа с буквами «UNO» на дверях.

Гера в последний раз провела кисточкой по ногтю мизинца и полюбовалась на результат работы. Результат ее удовлетворил. Хороший все-таки нынче лак для ногтей на Олимпе. Что ж, хоть какая-то польза от этого несносного Гермеса, небесного фарцовщика, зачатого ее мужем от этой дуры Майи явно по неосторожности. Жаль, очень жаль, что в те времена люди еще не придумали этих маленьких резиновых штучек. Скольких проблем они помогли бы избежать на Олимпе, тем более учитывая темперамент Зевса. Вот так получается, герои были, а презервативов не было, теперь наоборот…

Гера вооружилась цилиндриком туши для ресниц с золоченой надписью «Paris» и сделала знак Афродите. Богиня любви послушно взяла в руки зеркало и наклонила его, чтобы жене главного Бога было удобнее наводить красоту. Но порой она тайком посматривала за край облака на свою статую, по колено утопавшую в пене шампанского.

— Ровнее держи, не отвлекайся, успеешь еще насмотреться, — одернула ее Гера. Афродита испуганно вздрогнула, едва не выронив зеркало, а Гера продолжила: — Вот о чем я хотела с тобой поговорить, милочка. Я тут на днях просмотрела аналитические исследования социологов… Что-то ты мало стала уделять внимания белым народам, европейцам в частности. Скоро ведь совсем растворятся они в племенах иноземцев. А ведь европейские народы первыми приняли истинную веру в Богов Олимпа, и они в основном сохраняют нам преданность, порой даже не сознавая этого.

— А я-то при чем? — нервно дернула плечами Афродита.

— Как при чем? — удивилась Гера такой несообразительности. — Не от тебя ли в первую очередь зависит приумножение народонаселения? К примеру, никак не могу понять, чем тебе так по нраву этот Китай. Ну ладно, Индия — это понятно, храм любви, Камасутра, Тадж Махал, но Китай?..

— А че я? Я ничего такого, я ко всем одинаково… — залопотала Афродита.

— Так почему же тогда европейцы и одного ребенка завести считают достаточным, а китайцы плодятся, как кролики?

— Слушай, Гера, только не надо на меня чужих собак вешать, ладно? — неожиданно грубо возразила Афродита. — Я отвечаю за любовь, а с любовью в Европе все в норме, как и везде. А то, что они рожать не хотят, это к Деметре, или скорее по твоей части. Ты же у нас Богиня плодородия и брака.

— А ты, милочка, что-то осмелела в последнее время, — удивленно сказала Гера. — Думаешь, если везде салонов красоты да бутиков в честь тебя названных пооткрывали, то и главному богу перечить можно? А то, что болезни дурные тоже в честь тебя «венерическими» именуются, ты забыла?

Афродита насупилась:

— А я ничего против Зевса и не сказала, я к людям ко всем одинаково, а это им решать, детей рожать или карьеру делать. А болезни, так то — по-италийски…

— Ладно, ладно, заплачь еще. И вот что, ты хоть и Богиня любви, но похоть свою могла бы чуть умерить. От твоих шашней с Аресом у Гефеста уже такие рога повырастали, что скоро в кузне не поместятся. А Гефест — сын мне, хоть и хромой…

Фемида развлекалась. Она клала на одну чашу весов дело обвиняемого, а на другую — уголовный кодекс. Дождавшись, пока стрелка весов укажет на «пожизненно», она быстро меняла кодекс на новый, дополненный и хохотала, глядя, как в новой редакции УК грехи обвиняемого вместо пожизненного срока тянули на место депутата в Государственной думе. Заметив Зевса,_: Фемида засмущалась, отложила УК и сделала вид, что полирует и так блестящие от постоянного употребления чашечки весов.

— Приветствую тебя, Фемида! — поклонился учтиво Зевс.

— Славься во веки, великий Бог Богов, — почтительно склонила голову Фемида.

— Какие новости там, внизу? — скорее для порядку поинтересовался главный Бог.

— Ах, — махнула рукой Фемида, — не минуты покоя. Замучили совсем, судятся где только можно, юристов расплодилось, что собак нерезаных. А как тут одной успеть? Да ладно бы по делу, а ведь все больше в арбитражный суд обращаются с исками. И столько в них наворотят… А я в финансах, сам знаешь, ни бум-бум. Прямо голова кругом идет. Вот держу порой весы, глаза повязкой закрыты, но все равно чувствую, какая-то сволочь за одну чашечку дергает потихоньку. Пробовала мечом его достать, да разве попадешь с глазами-то закрытыми…

— Да, да, — согласно кивнул Зевс, — времена меняются… Слушай, Фемида, ты знаешь все законы, так что скажи мне… Только это между нами, договорились? Есть ли в законах что-либо про… статус Главного Бога?

Фемида вроде и не удивилась вопросу, достала какой-то толстенный свиток и, шевеля губами, начала его просматривать:

— Закон сохранения энергии — не то, закон всемирного тяготения — тоже, закон Ома — совсем холодно… Ага, вот, — сказала Богиня торжественно, — из «Свитка законов мироздания». Статья шестая: «Всякий Главный Бог считается главным по совокупности храмов, в честь него возведенных, и по числу славословий от смертных исходящих, а также по числу жертв ему принесенных».

— И все? — с надеждой спросил Зевс.

— Пункт второй, — прочитала Фемида, — «Если занимающий пост Главного Бога не имеет перевеса по указанным вышеназванному в пункте 1, статьи 6, то иной Бог, опережающий Главного Бога по указанным показателям, имеет право на заявку своих претензий на ежегодном Олимпийском фестивале».

Зевс вцепился в свою бороду пятерней и застонал…

— Что с тобой, великий Бог? — встревожилась Фемида.

— Зубы, записался сегодня к Эскулапу, — соврал Зевс и шагнул с облака.

Зевс нервничал, злился, метал молнии. Реки вышли из берегов, Европу затопило, бурные мутные потоки сносили мосты. Огромный орел с изрядно полысевшей головой ловко увернулся от очередной молнии и приземлился у ног хозяина. Зевс, потянувшийся было за новой порцией небесного огня, заметил птицу и отложил страшное оружие:

— Что нового на Олимпе, мой верный друг?

— Если верить слухам, то все так, как и говорил Марс. Как ты и предполагал, величайший, — почтительно поклонился орел.

— А именно?

— Меркурий что-то замышляет, и в самое ближайшее время. Он стал очень популярен у смертных.

Зевс покачал головой:

— Неужели смертные нынче перестали бояться небесного огня? Неужели успехи в торговле для них важнее, нежели слава героев, подвиги?

— Мир изменился, Зевс, люди обленились и привыкли к комфорту. Все на Земле обрело цену, поэтому и развелось так много торгашей. Вот ты сколько молний только что потратил, а им хоть бы хны, они о страховке думают.

— Грустно это, — сказал Зевс и с сожалением глянул вниз. — Если честно, скучаю я, друг мой, о временах былинных героев, о коих складывались мифы и легенды.

— Не осталось героев, — согласился орел, — не о ком больше петь старику Гомеру… Разве что…

— И не думай об этом! — Зевс понял, куда орел клонит. — Прометей — вор, а не герой, и наказан по справедливости! Хотя… хотя если он образумился… Ладно, обмозгуем. И вот еще что, слетай-ка ты к Геркулесу, давно про его подвиги ничего не слышно, не захворал ли, часом?

— А что делать со слухами? Пресечь?

— Только хуже будет. Нет, слухи будем распускать сами, и ты мне в этом поможешь…

Дионис, Бахус и Вакх по традиции соображали на троих. Рог изобилия, зажатый между двумя пальмами, был покрыт разноцветными потеками от вин и ликеров, из него что-то капало. Около рога спали вповалку в густой траве с десяток обнаженных сатиров, нимф и наяд, тут же похрапывал зеленый змий. Совсем зеленый от выпитого.

Главные алкогольные Боги возлежали за мраморным столом, уставленным кувшинами и бутылками. Боги спорили.

— А я говорю, лучше крепленое красное! — утверждал Дионис.

— Водка, и еще раз водка! И никаких там саке и джинов. Только пшеничная и только сорокаградусная! — возражал Бахус с татуировкой профиля Менделеева на левой руке.

— Коньяк! — заявил Вакх и некультурно рыгнул.

— Все сидите? — укоризненно сказал орел, приземлившись на край стола. — И пьете, и пьете, и пьете… — Когтистой лапой он скинул в траву штоф «Смирновки». — Думаете, все, кончился Олимп? Вот вам! — и орел сложил из перьев правого крыла фигу.

— Закуска, — сказал Бахус, увидев птицу.

Орел от греха вспорхнул, отлетел на край полянки и оттуда крикнул:

— Вот вы пьете, а против Зевса — папки вашего, заговор замышляется! Только никому ни слова, это тайна…

— Да ну, правда, что ли? — протянул Дионис, выслушав орла до конца. — Ну и дела! Что боги скажут, как услышат? Не боись, тайну гарантируем…

Хмельные боги согласно закивали головами, но при слове «тайна» несколько нимф заинтересованно подняли головы. Орел улетел довольный, он-то знал, хочешь распустить слух, расскажи «секрет» пьяному и потребуй с него клятвы молчать…

Орел спланировал на вершину горы, выпустив лапы, совершил касание, запрыгал по относительно ровной площадке, смешно хлопая крыльями. Переведя дух, огляделся.

— Все проклятия Аида, и сюда добрались! — вскричал он и мощными когтями начал вырывать из скалы блестящий альпинистский костыль. Скала крошилась, но костыль не поддавался.

Прометей в бейсболке с лейблом «Эверест» принимал солнечные ванны. Равнодушно глянув на орла, он снова прикрыл глаза:

— Напрасно стараешься, это легированная сталь, нержавеющее покрытие, не то что эта рухлядь, — сказал он лениво и почесался. Ржавые цепи на его руках слабо звякнули. Орел рассмотрел изрядно попорченный коррозией металл и грустно покачал головой:

— Да уж… Но что ты хочешь, сколько веков прошло…

— Веков не веков, а этот костыль, к примеру, тыщу лет в скале торчать будет и даже налетом не покроется, хоть и выкован смертными, а не этим хромым идиотом Гефестом. Вот так! Что, будешь сегодня клевать? — перешел Прометей к делу и кивнул на свой изодранный бок.

— Нет, — грустно покачал головой орел. — Врачи категорически запретили. Эскулап, как посмотрел мои анализы, сразу все мясное запретил. Диета!

— Да, обломился ты, значит, на свежую печеночку-то? Орел согласно кивнул, мол, чего и говорить, обломился, но формальности ради подрал-таки когтями Прометееву печень, не особо, впрочем, усердствуя. После чего уселся на валун, тяжело дыша.

— Одышка? Стареешь? — участливо спросил Прометей.

— Все мы стареем, смены нет, люди новых богов не придумывают, старых забывают, Правда, тебе беспокоиться нечего, ты-то себе бессмертие у смертных обеспечил…

— Может, махнемся местами? — предложил Прометей.

— Спасибо, я как-нибудь так, — отказался орел. — Что альпинисты-то сказали, как тебя увидели?

— Да чуть не подрались от огорчения. Их старший утверждал, что этот пик еще непокоренный, а тут я. Они посчитали меня каким-то альпинистом — отшельником, свихнувшимся от гордыни, но вымпел свой все-таки оставили.

Орел, смешно подпрыгивая, подбежал к трехцветному вымпелу, водруженному на вершине горы, схватил его клювом и сбросил вниз.

— Зря ты так, — укоризненно сказал Прометей. — Люди старались, в такую высь лезли…

— Вот весь ты в этом, Прометей! — перебил его орел. — Ничему не научился за столько веков. Глянь, что они с огнем, что ты у Зевса спер, начудили. Лесные пожары, горящие нефтевышки, огнеметы, шашлык на косточках, барбекю, тьфу, — сплюнул орел, вынужденный стать вегетарианцем. — Слушай, есть дело…

Прометей удивленно глянул на огромную птицу.

— Зевс решил простить тебя…

— Здрасьте, а побыстрее он это решить не мог?

— Не ерничай, садись, поговорим по-деловому.

Прометей решил, что прикидываться больше нет нужды, выдернул изъеденные ржой скобы из гнезд в скале и присел на камень рядом с птицей.

— В общем, ты знаешь, что там внизу творится, — заложив крылья за спину, орел начал мерить площадку шагами.

— Допустим.

— На Олимпе дела не лучше, интриги, разброд. Боги с людьми заигрывают…

— А я-то с какого боку?

— Тебя люди любят, — доверительно сказал орел, — ты их пахать-сеять научил, ремеслам разным. К тому же ты вроде как невинно пострадавший, а они таких любят особенно.

— Не тяни, пернатый, давай к делу…

— В общем так, если Зевс дарует тебе прощение, сможешь ты убедить людей, что пахать землю и ковать железо — хорошо, а торговать — не очень?

Прометей задумался:

— А для чего?

— Торгаши больно много на себя берут.

— Торгаши, это значит Гермес? То-то он мне вчера машинное масло для цепей предлагал в кредит. Нет, не мое, ну не мое это! — наконец сказал Прометей с досадой. — Интриги эти, семейные разборки. Есть ведь специальные богини по этой части…

— Ты так и не поумнел за столько лет, — покачал головой орел, — короче, Зевс предлагает тебе сделку. Соглашаться или нет — думай сам, нравится здесь торчать — на здоровье… Ладно, завтра загляну, а сейчас полетел, еще столько дел…

Мистер «Олимпия» занимался на тренажере у себя в пентхаусе, стены тренажерного зала были увешаны почетными дипломами, стеллажи уставлены кубками и чемпионскими поясами. Атлет не жалел себя, пот градом скатывался по его красивому телу. Когда огромная птица влетела в окно, он недовольно поморщился и пробурчал что-то насчет сетки от москитов, которую давно пора установить.

— Привет, Геркулес! — сказал орел, махнув крылом.

— Здорово, птица, — сказал мистер «Олимпия», вытирая пот полотенцем. — С чем пожаловал?

— Твой отец великий Зевс беспокоится, как у тебя идут дела?

— Передай моему отцу, что дела у меня идут превосходно, замечательно, просто великолепно! И еще передай, что я уже не маленький, что я давно вырос, мне почти три тысячи лет, и нет никакой необходимости постоянно контролировать меня.

— Твой отец любит тебя, — тихо сказал орел.

— Я тоже люблю своего отца, можешь сказать ему об этом, но у меня куча дел! Ты даже не представляешь себе, сколько у меня дел: на носу новый чемпионат «Мистер Олимпия», и мне отстаивать титул, а еще киносъемки, презентации, реклама…

— Послушай, Геркулес, скажи слово, и этот титул ты получишь немедленно. Разве твой отец — не верховный Бог? Разве не в его власти все происходящее на Земле?

— Как же, в его власти. Знал бы он, какие здесь интриги, какие бешеные «бабки» здесь кру… — Геркулес замолчал на полуслове, видимо, понял, что сказал что-то не то.

— Договаривай, не стесняйся, — предложил орел, внимательно разглядывая атлетическую фигуру богосына.

— А нечего мне стесняться. Скажи отцу, что я благодарен за его заботу, но всего привык добиваться сам. Пока, птичка…

Геркулес набрал номер и раздраженно кинул в трубку:

— Абонент «Меркурий». «Братуха, срочно свяжись со мной, есть срочное дело»! Подпись «Герк». Да, да, «Герк» от сокращенного «Геркулес». Передавать через каждые пять минут полчаса.

Геркулес бросил трубку и раздраженно прошелся по пентхаусу небоскреба, одного из высочайших в этом великом городе, и глянул в открытое окно. Пушистые кучевые облака сегодня были как раз чуть ниже окон его жилища. Правильно про них говорят, небожители…

— Мой любезный братец! — прозвучало с облака. Меркурий в легкомысленной гавайской рубахе немыслимой расцветки, в длинных до колен «бермудах», в шлепанцах с крылышками на босу ногу мягко приземлился и принял Геркулеса в объятия.

— Что за спешка такая, братец?

— Есть причина, — сказал Геракл и кивнул на супермодный диван в виде пухлых женских губок. — Садись, поговорим.

Меркурий воспользовался предложением и развалился, взгромоздив ноги на стеклянный столик. Скинув сандалии, Бог пошевелил пальцами ног:

— Устал, совсем замотался, столько дел. Да еще эта жара. Хоть в Австралию лети, там сейчас зима…

— Не до Австралии сейчас. Ко мне прилетал Орел!

— И что надо было этому прохиндею? — будто и не удивился новости Меркурий.

— А хрен его знает, выставил я его, не дав клюва раскрыть…

— Это ты зря, — сказал бог торговли, беря из вазочки со льдом и вкладывая в рот ярко-алую клубничку. — С этим типом надо держать ухо востро, тот еще наушник.

— Странно это, неспроста ведь прилетал, тем более сейчас. «Твой отец любит тебя», — передразнил Геркулес хриплый голос орла. — Эх, жалко я ему тогда шею не свернул, но я же не альпинист по этим горам чертовым лазить…

— По мифу ты ему шею свернул и Прометея освободил, — хмыкнул Гермес, — значит, так оно и было.

— Да, смертные, они такие доверчивые, их в чем угодно убедить можно. Но Орел — совсем другое дело…

— Это точно. — Меркурий быстро сожрал остальные ягоды, занычив золотую зажигалку со стола в карман «бермудов». — Только причин для беспокойства не вижу.

— Не видишь? Тогда посмотри на связки молний, что таскает всюду с собой наш папаша. Он с ними нынче вовсе не расстается.

— Подумаешь, молнии. Мои агенты запросто тебе ракету крылатую с ядерной боеголовкой достанут, было бы желание. Ты, Герк, не дрейфь и голову себе не забивай. Готовишься к чемпионату, так готовься. Я хоть всех кого надо подмазал, но форму все-таки держи. Помни, что от победы твоей много зависит, очень много. Мне нужен хороший повод и эффектный выход. Не понимаешь? Потом поймешь…

Орел дослушал разговор до конца, спрятал слуховой аппарат под крыло и, сильно оттолкнувшись мощными лапами, бросил свое тело в восходящий воздушный поток.

Кентавр повел ноздрями, учуял новый запах и пронзительно заржал. Кентаврихи, пасшиеся на лужке, немедленно встали в круг, оставив жеребят в центре. Но это был не соперник и не хищник. Орел, широко распахнув крылья, спланировал и ловко приземлился на большой валун.

— Приветствую тебя, любимец Зевса, — сказал он, почтительно склонив голову.

Кентавр переступил с копыта на копыта, близоруко щурясь.

— Ба! Сколько зим, сколько лет! Тебя ли я вижу?! Вот не ожидал, — и кентавр заключил птицу в мощные объятия.

— Вот медведь! — еле перевел дух орел. — Чуть не раздавил!

— Да что медведь! — хохотнул Кентавр. — Я тут недавно одного гризли голыми руками завалил, веришь ли?

— И не сомневаюсь, — поддакнул орел, откровенно любуясь мощным торсом бородатого мужчины в расцвете сил. Торс переходил в прекрасное тело благородного скакуна. Приветливо кивнув и женам Кентавра, орел огляделся по сторонам. — А у вас тут уютно.

Действительно, долина была просто райская: буйно цветущая зелень, немыслимые тропические плоды, прозрачные ручьи и озера.

— Да уж, — гордо сказал Кентавр, — только гнус замучил…

Только теперь орел заметил, что все бока у Кентавра в старых шрамах от расчесов, а вокруг него и кобылиц, подошедших поближе к гостю, вьются рои мелких насекомых. Только там, куда доставал хвост, кожа у кентавров была гладкая и лоснящаяся. Орел ловко склюнул с бока Кентавра раздувшегося от крови овода и предложил:

— Есть разговор тет-а-тет, ты не против? Только хорошо бы в уединенном месте…

Кентавр гостеприимно развел руки в стороны, мол, какие могут быть сомнения, и поскакал, показывая дорогу.

В общем-то Лемурия была совсем маленьким островом. Отсюда, с вершины ее главного вулкана, давно потухшего, можно было разглядеть весь остров, разве что восточная часть терялась в тумане, скрывавшем остров от кораблей, самолетов и фотокамер спутников. Везде на зеленых пастбищах виднелись стада красивых полулюдей-полуконей. Кентавр был явно удивлен сделанному предложению. Он чесал в затылке пятерней и мучительно размышлял:

— Нет, конечно, заманчиво, — поскреб он искусанный злобными насекомыми бок. — Популярность, это всегда хорошо. Тем более сам Зевс предлагает. Но что мы с этого конкретно получим, с этой натурализации?

— Популярность, известность! — в который раз втолковывал непонятливому орел. — Ваш остров «случайно» откроет путешественник Конюхов, он как раз подплывает, вас будут показывать по всем каналам целые сутки.

— Как это показывать?

Орел понял, что погорячился: объяснить мифическому существу принцип работы телевидения не было ни возможности, ни времени, но он все-таки попробовал:

— Представляешь колодец Оракула?

— Допустим.

— Вот в воде этого колодца смертные могут видеть все, что творится за многие стадии от их дома.

— И что, все смертные имеют по собственному колодцу?

— Что-то типа этого, — заметив, что сказанное не произвело должного впечатления на Кентавра, орел добавил: — Кроме этого в неограниченных количествах «Фумитокс» и капканы на хищников!

— Фу-ми-токс? — с трудом выговорил по складам незнакомое слово Кентавр.

— Да, — сказал орел и достал из-под крыла желтый баллончик.

— Ну и дела. — Кентавр удивленно смотрел, как мухи и оводы стремительно меняют курс, не долетев и метра до его полного вкусной крови тела, обрызганного из баллончика. — Не кусают! Совсем не кусают! Скажи Зевсу, что я согласен, но «Фу-ми-токс» вперед…

— Э-э-э, — проговорил орел, оглядевшись по сторонам. — Совсем вы, девоньки, опустились.

Действительно, мифические сирены выглядели совсем неважно; обрюзгшие тела, отвисшие груди, никакого намека на талию. Начесаные волосы свисали космами, перья скомканы или беспорядочно топорщились, да и жилища сирен были им под стать. Грязные, небрежно свитые гнезда, вокруг разбросаны яичная скорлупа и обглоданные кости. Большей частью рыбьи, но попадались и человеческие.

Весь берег восточной оконечности Лемурии, что облюбовали себе сирены, устилали обломки кораблей, в основном рыболовецких шхун и яхт. Встречались, правда, и обломки покрупнее — остовы сухогрузов и даже пара лайнеров. Метрах в пятидесяти от кромки воды орел с удивлением увидел ржавый корпус небольшой подводной лодки, застрявшей в рифе. На нем копошились с десяток сирен, по всей видимости, они пытались вскрыть лодку чудовищным консервным ножом. Орел и в молодости относился с отвращением к падали, а сейчас он просто зажал клюв от чудовищной вони помета и тухлой рыбы.

— Эй, красотки, кто здесь за главного? — спросил орел двух сирен, затевавших ссору за плиту мороженой рыбы около обломков сухогруза. Плита была серая, грязная, из нее пучил глазами замороженный минтай. Мифические дивы на секунду оставили разборки, одна указала когтистой лапой куда-то в сторону скалы и снова кинулась в драку. Полетели перья.

Старшая сирена сидела в гнезде на яйцах, около нее молодая самка пялилась в навигационный пульт по всему снятый с какого-то военного судна. Пульт украшала выцветшая надпись «ДМБ-83» и изображение голой русалки в обнимку с якорем.

— Кхе, кхе, — обратил на себя внимание орел.

Старшая самка посмотрела на пришельца без особого интереса, зато молодая тут же состроила ему глазки.

— Не отвлекайся, дуреха, — прошипела старуха, — смотри, у тебя какой-то сухогруз прет прямо в зону. Посмотри, не танкер ли? Тогда объявляй готовность номер три!

Молодуха спохватилась и, высоко подняв голову, запела. Запела мощно и красиво, орел не заметил, как заслушался, и едва не свалился с камня. Команду услышали, сирены на берегу закудахтали и стали собираться в стаю. В лапах некоторых орел разглядел арфы. По всему коварные девы собирались сбить сухогруз с курса с целью банального мародерства. Орел поморщился от слишком высоких частот и сказал:

— Меня прислал Зевс.

Похоже, имя Бога Богов произвело на старуху мало впечатления.

— Что он хочет? — спросила она, подвигая яйца, что лежали по краям гнезда, ближе под крылья.

— Хочет внести изменения в лоции, — сказал орел и выдернул из-под крыла свиток. Сирена развернула пергамент, удивленно вскинула брови:

— Открыть путь в Лемурию? Он что, сдурел?

— Ты это, язычок-то придержи. А то Зевс тебе быстро перья повыщипывает, — предупредил орел.

Старуха оставила угрозу без внимания и снова впялилась в пергамент:

— С другой стороны, нам же лучше, турист попрет. Если корабли будут идти через Бермудский треугольник, то вот тут мы их и будем перехватывать, а то от минтая у меня уже несварение…

Орел плюнул и взмахнул крылами…

Кентавр, благоухая «Фумитоксом», отбивал копытом такт, а Тарзан шумно пыхтел, «качая железо» от груди.

— Ну как, мой мальчик? — спросил Зевс, спускаясь с облака, как по трапу самолета.

— О Зевс! — Кентавр преклонил одну ногу и приветственно забил копытом. — Безумно счастлив видеть тебя! А твой внук достоин самых лучших похвал!

— Вы успеете к сроку? — осторожно спросил главный Бог.

— Не сомневайся, в успехе я просто уверен.

— Ну смотри, если чего надо помочь, ну там стероиды, анаболики. Ты же знаешь, я — всемогущ!..

— Что ты! Что ты! — замахал руками и хвостом Кентавр. — Ничего этого не нужно, это же настоящий олимпийский атлет!..

Тарзан отбросил чугунный блин, поднялся на ноги и, покачивая мощными бедрами, подошел к тренеру, поклонился Богу. Зевс невольно залюбовался статью юноши и потрепал его по густым белокурым волосам…

А Кентавр насупился:

— Ну и чего ты встал? А ну бегом вокруг острова с ускорением! Три раза!

— Правильно, правильно, — поощрительно сказал Зевс, с восхищением глядя на мощные мускулы спины удаляющегося атлета. — Ты давай построже с ним, расслабляться некогда…

Зевс понял, что Кентавр не так просто отправил Тарзана на пробежку, наверное, хотел поговорить наедине. Что ж, имеет право, он взялся сделать из Тарзана чемпиона, и, по всей видимости, чемпион из Тарзана получится. А Зевс всегда щедро награждал за оказанные ему услуги.

— В общем так, великий Бог, — начал Кентавр, смущенно прокашлявшись. — Мы тут с вожаками соседних стад посовещались и решили… Не надо нам натурализации…

— Что так? — удивился Зевс. — Вы представляете, какая популярность вас ждет у смертных? Выпуски «Новостей», «В мире животных», канал «Дискавери»…

— Да представляем, чего уж там, но…

— Жены? — догадался Бог.

Кентавр кивнул:

— Как они эти модные журналы листать начали, так на этой диете помешались, спасу нет. Воют по ночам, ржут, жалуются, что у них крупы жирные, а грудь маленькая. У них же получается 90-60-160. Почти все «на силикон» записались и не жрут ничего. От голоду на ветру шатаются, а все равно не жрут — худеют. А гривы с хвостами! Бигуди, химия, мелирование, с ума сойти можно! Нет, лучше уж мы здесь, по старинке…

— Так чем же мне тогда отблагодарить тебя? — спросил Зевс.

Кентавр воровато оглянулся:

— Я слышал, там у смертных есть такая штука, «Виагра» называется. Сам видишь, жен у меня целое стадо, а годы-то уже преклонные…

Зевс громко рассмеялся:

— А конский возбудитель тебе не подойдет? Да шучу, шучу я… Будет тебе «Виагра».

— Послушай, Зевс, а откуда на нынешнем Олимпе такой красавец? Неужто правда Геркулесов сын? — спросил Кентавр на прощание.

— Помнишь седьмой подвиг Геракла?

— Это когда твой сынуля сорок девственниц за ночь испортил?

— Ну да. Так вот, портил он, а алименты платил я. Конечно, понимаю, не до детей ему тогда было, молодо — зелено, геройства совершал. Зато какая нам с Герой радость на старость лет, и внуки-внучки такие хорошенькие удались. Некоторые в папу — бессмертные…

— Ну и как у нас дела? — спросил орел, вразвалочку подходя к фигуре, блаженствующей на шезлонге у самого моря.

— Что? Пива? Нет, лучше джин-тоник охлажденный, трубочки не надо, — пробормотала фигура, приподнимая козырек бейсболки. — А, это ты… Я подумал, официант. Эй, гарсон! — крикнул Прометей в сторону мини-бара, но официант в сомбреро был довольно далеко и не услышал, а вставать титан ленился.

— Как с заданием, что дал тебе Зевс? — нетерпеливо переспросил орел.

— А никак, — ответил Прометей и снова опустил козырек бейсболки с надписью «Эверест» на нос.

— Что значит «никак»? — поразился орел.

— А то и значит.

— Подожди, подожди, — нервно затопал лапками по песку орел. — Как же так, ведь Зевс простил тебя.

— Ну и?

— И ты обещал…

— Что я обещал?

— Ты обещал научить людей, что производить — хорошо, а торговать — плохо…

— Я что, идиот? — Прометей снова поднял козырек. — Это Канары, приятель, тут мировой курорт, тут только отдыхают, покупают и продают, сувениры в основном. Ну, тратятся, в общем, и никто ни хрена не работает. Даже этот чертов официант только вид делает, что работает, бездельник! А я им тут говорить о пользе труда и вреде торговли буду? Фигня это все…

— Ну переберись в другое место, в крупный промышленный город.

— Не-а, мне здесь нравится, — лениво ответил Прометей.

— Значит, ты отказываешься выполнять условия сделки? — спросил орел зловеще.

— Вот именно, так можешь и передать. И не шипи так зловеще, не боюсь. А может, хочешь еще печенку мою поклевать? Так я тебе сейчас шею сверну, гриф недоделанный! Хотя ладно, живи, лень задницу с места поднимать. За долгие века стояния там, прикованным к скале, я нашел, знаешь ли, свою прелесть в безделье. Я ничего больше делать не буду, только лежать и наслаждаться жизнью.

Потрясенный орел молчал.

— А теперь кыш, пернатый…

— Устал, устал, малыш. — Зевс гладил своего любимца по головке. — Малыш много сегодня поработал, много летал…

Орел благодарно щипнул Зевса за палец и тут же наябедничал на Прометея. Зевс расхохотался:

— Слушай, я только что вспомнил, что на Олимпе нет своего Бога лени. Думаю, Прометей на это дело теперь сгодится. Всегда лучше иметь штатного лентяя, нежели бунтовщика.

Гефест решительно выдохнул и дернул за шнур стартера. Машина задрожала, внутри нее что-то забулькало, затарахтело, и колесо завертелось.

— Все, — сказал изобретательный Бог, — перпетуум-мобиле готов. Извольте!

Меркурий осторожно посмотрел на вечный движитель и усомнился:

— Слышь, братец, какой такой перпетуум-мобиле, когда ты при мне в бак заливал из канистры?

— Это вода, — ответил Бог, утирая руки ветошью.

— Ну и?

— Воды у нас завались! Моря и океаны! А еще круговорот воды в природе, так что будет работать вечно. Забирай!

— Слышь, Гефест, такого уговора не было. Мне такой движитель и на хрен не нужен, с ним вся мировая экономическая система рухнет. У меня ж все на нефти держится.

— Твои проблемы. Так берешь?

— Беру, беру… — заторопился Гермес и выложил плату — бочку амброзии и полный комплект инструментов автомеханика фирмы «БОШ».

Гефест откинул крышку фирменного ящичка, с нескрываемым восхищением глянул на инструменты, провел по стройным рядам ключей ладонью. Не отрывая глаз от нового приобретения, вытащил пробку из бочонка хитроумным штопором собственного изобретения, залез в бочку указательным пальцем, лизнул продукт, оценивая качество, и утвердительно кивнул:

— В расчете.

Гермес закусил губу. Честно говоря, в новом движителе, а тем более вечном, у него особой надобности не было. Этот заказ — повод сделать заманчивое предложение нелюбимому сыну Зевса. Для заговора — самый подходящий союзник: Зевса терпеть не мог, еще бы, тот его два раза с Олимпа скидывал. Геру тоже не жаловал, хоть и матерью приходится. А с его хитрыми штучками кое-кому на Олимпе запросто можно хвост прижать. Но возникла проблема: этот тупой ублюдок думать ни о чем не хотел, кроме как о своих железках. Вот и сейчас он установил бочку с гонораром под верстак, придвинул поближе ящик с инструментами и, счастливо улыбаясь, тут же похромал к своему горну выдумывать очередную фигню типа ящика Пандоры. Осталось одно средство — бить на ревность, и бог торговли решился:

— Жене подарочек готовишь? — спросил он как бы между прочим, глядя через плечо кузнеца на чертеж алмазной короны.

— Ей, Афродите, — впервые за вечер улыбнулся Гефест.

— А ты знаешь, что у нее с Марсом, то есть Аресом шуры-муры?

— Ну и что, — не удивился кузнец. — Она богиня красивая, видная, пусть порезвится, пока молодая.

— Наконечники для рогов себе лучше выкуй, — зло крикнул Меркурий и, забыв о перпетуум-мобиле, все быстрее вращающем колесо, выбежал из кузницы.

— А что, это идея, — сказал Гефест и тут же сделал набросок чертежа на листе пергамента.

Боги, шумно гомоня, рассаживались вокруг золотого трона. Как всегда, не обошлось без скандала: в этот раз неразлучная троица Бахус, Вакх и Дионис приперлись вместе, тогда как место для бога виноделия по штату было только одно. Алкаши попробовали было силой занять место Клио, музы истории и просвещения, но были биты Аидом, которому наступили на руку, он как раз выбирался из своего подземелья, жутко воняя серой. Скандал удалось замять, пьяницы слились в более или менее трезвого Дионисия, тот занял свое место, пьяно рыгнул, и тут же золотые трубы оповестили о явлении Главного Бога.

Усевшись на трон рядом с Герой, Зевс внимательно оглядел присутствующих. Меркурий в окружении молодых богов сидел на отдельном облаке в золотом облачении и нервно кусал губы. Зевс глянул в лицо Фемиде и по ее бледности понял: Меркурий решился. На коленях у богини правосудия лежал золотой свиток, и Зевс догадывался, что было в нем. Но не Меркурий сейчас беспокоил Зевса, с ним все было ясно. Зевс снова принялся всматриваться в лица богов: кого же Меркурий склонил на свою сторону, кто ж еще может участвовать в заговоре из авторитетных богов? Нептун? Да, Нептун, тот может, Нептун с торговлей повязан накрепко, а значит, и с Меркурием. Но Нептун спокойно сидел в своем облаке, почесывал спину трезубцем и мило беседовал с женой Амфитритой. Гефест? Очень выгодный союзник, от его хитроумных изделий не один бог на Олимпе уже имел бледный вид. Но Гефест что-то чертил на пергаменте, происходящее его, видимо, мало волновало. Может быть, Фортуна? Тоже дама к деньгам неравнодушная. Но богиня удачи с раскрасневшимися от бессонных ночей глазами (сказывалось увлечение преферансом) то и дело посматривала вниз на «Улыбку Фортуны» и свою статую, казино украшавшую…

Снова загремели небесные трубы. Специально приглашенный Орфей спел специально сочиненную песнь по поводу открытия нового развлекательного комплекса на вершине Олимпа. После чего началось обсуждение видов на ближайшую Олимпиаду. Далее в повестке дня был вопрос по Прометею, тот возлежал на персональном облаке кверху брюхом и делал вид, что происходящее его не интересует. Собрание единодушно решило возвести Прометея из титанов в Боги, с присвоением почетного звания Бога лени. Решив этот вопрос, боги посчитали мероприятие законченным и уже стали подниматься с мест, чтобы отправиться по своим неотложным делам, когда Гефест молча водрузил на золотой столик странный прибор с оралом и чем-то щелкнул:

— Мы ведем прямой репортаж с супершоу года «Мистер Олимпия-2002»! — раздалось из орала хрипло. — На сцене самые красивые и мощные мужчины планеты!

Боги замерли и тут же снова расселись по местам. Как они могли забыть, ведь сегодня шоу, проводимое в их честь…

— Итак, на подиум выходят три вышедших в финал претендента! Это лучшие из лучших! Трепещите, женщины мира, и лучше сядьте, чтобы не упасть в обморок от этой красоты и мощи! Итак, приветствуем финалистов: мистер Рррррррррусский Медведь! Представитель корпорации «Рунефть» из далекой России!

Дождавшись, когда восторженные вопли стихнут, ведущий продолжил:

— Мистер Тарррррррзан! Никому неизвестный до сего дня дебютант, поразивший всех без исключения! Он представляет корпорацию «Олимпус», и… — зал едва не взорвался от воплей восторга, — и встречайте фаворита, обладателя звания «Мистер Олимпия» трех лет подряд, мистера Геррррррракла от «Меркурий инкорпорейшн»!

Боги повскакали с мест и бурно зааплодировали, ну как же, сын главного Бога! И только Зевс заметил, что Меркурия на месте нет.

— И «Мистером Олимпия» становится…

Зал в предвкушении замер, только лохматый сатир, сидевший в первом ряду прямо у судейского столика, ухмыльнулся и показал Геркулесу оттопыренный средний палец руки. Геркулес, готовый услышать свое имя, в мгновение побледнел.

— …Таррррррзан! «Олимпус корпорейшн»! — выдохнул ведущий, и зал взревел. На небесах реакция была иная: боги, болевшие за Геркулеса, разочарованно заулюлюкали.

Члены жюри недоуменно переглянулись, победитель — смуглый красавец с белокурой гривой ослепительно улыбнулся и принял стойку, в выгодном свете показывающую его бицепсы. Две дивы с длиннющими ногами, едва прикрытыми коротенькими туниками, завизжали и, пробежав мимо Геркулеса, подхватили нового героя под руки, поволокли его на подиум.

— Извини, батя, — то ли показалось, то ли на самом деле услышал Геркулес. А победитель уже поднимался на верхнюю ступеньку пьедестала, и супердива в короне мисс Вселенной увенчивала его золотым венком.

— Великий Зевс, тебе победу посвящаю! — крикнул Тарзан в микрофон.

— Вы слышали, слышали?! — вскричал ведущий. — «Мистер Олимпия» посвящает победу главному олимпийскому Богу! Какое остроумие! — и зал снова взревел.

Меркурий глянул по сторонам, врубил свои сандалии в режим «турбо» и выпорхнул из зала, спугнув охранника. Геркулес побледнел еще больше и прошептал: «Все пропало».

Геркулес тихо плакал в своей уборной. Речь победителя, в которой он возносил хвалу Меркурию, скомканной валялась в мусорной корзине. Орел, запертый в клетке, грыз прутья и грозился заговорщикам страшными карами. Меркурий не обращал на него внимания, сидел в глубоком кресле и хмурил брови:

— Ничего не понимаю, я же их всех купил, всех судей, я даже «Рунефти» отступные дал, купил им кусок хохляцкого нефтепровода. И что это за контора такая «Олимпус инкорпорейшн»? «Олимпус» — это ведь фотоаппарат? Почему не знаю?

— А ты не догадываешься? — всхлипнул Геркулес.

— Дай подумать… Батя наш подсуетился, разнюхал что-то, старый хрыч? Ладно, эффектного выхода не получилось, полечу-ка я наверх и попробую остановить Фемиду… до следующего раза.

Боги шумно поздравляли Зевса и спрашивали друг друга, что это за неведомый Тарзан — почитатель Олимпийских Богов? Зевс принимал поздравления, но успел заметить, как Меркурий потихоньку выскочил из облака и, прокравшись к Фемиде, что-то ей прошептал. Та отрицательно мотнула головой и встала, подняв над головой меч. Боги удивленно посмотрели в ее сторону, и даже пьяненький Дионисий, проснувшись как раз в этот момент, спросил:

— Фим, ты что? Танец с саблями Хачатуряна задумала? Фемида опустила меч и торжественно сказала:

— По закону мироздания!

Боги затихли.

— Великий Зевс! — торжественно сказала богиня правосудия. — Ты Бог Богов, но и Боги живут по законам! Поступила претензия.

Боги удивленно ахнули, лишь Гефест остался невозмутим, он вставил себе в уши какие-то проводки и теперь слушал репортаж с футбольного матча. В отличие от большинства богов, болевших за афинскую «Олимпию» или марсельский «Олимпик», он болел за команду кузнецов — «Металлург».

— Что за претензия? — «удивился» Зевс. Фемида развернула свиток:

— Согласно закону мироздания Богом Богов может быть Бог, в честь которого на земле построено больше храмов.

— А что, есть претенденты?

Меркурий в золотом облачении вспорхнул с облачка и встал перед золотым троном, гордо подняв голову, увенчанную золотым венком.

— Ну и сукин же ты сын, — пробасил с места Марс. — Извини, Гера, я вовсе не тебя имел в виду…

Результаты подсчета были неутешительными. Боги Олимпа давно не вели статистики, и теперь выходило, что торгаш Меркурий давно обошел всех по числу изображений в книгах, на денежных знаках, на эмблемах фирм, в изваяниях, упоминаний в Интернете. А по названиям фирм аж на порядок. Но вот с храмами возникала путаница, что из них Считать классическим храмом в честь бога, а что нет?

Боги спорили до темноты и решили перенести прения на завтра.

— Папа, можно тебя на минутку, — сказала Афина, пробираясь к Зевсу сквозь толпу богов, выражавших свою преданность. — Это очень важно.

— Чего-то подобного я и ожидал, — грустно сказал Зевс, глядя на пару циклопических зданий-близнецов в Нью-Йорке. В центре площади у подножия Всемирного торгового центра на фоне медного земного шара парил… Меркурий, бог торговли в крылатых сандалиях. Зевс снял очки и тяжело вздохнул:

— Скажи, Афина, эти здания могут считаться храмом во славу Меркурия?

— Ты же знаешь правила, великий Зевс. «Если на площади у храма стоит статуя или иное изображение Бога, считать храм этому Богу посвященным», — тихо процитировала закон богиня мудрости, опираясь о копье. — И завтра весы Фемиды склонятся в сторону Меркурия, в этом нет сомнений…

— Какое коварство! Но я этого так не оставлю! — вскричал Зевс и вытащил из связки молнию.

— Подожди, пап! — схватила его за руку Афина. — Вспомни второй закон: «Никогда Бог не поднимет руки на храм другого Бога»! Твоя молния вернется в тебя же. Ты что, не понимаешь, это же провокация!

— И то верно. — Зевс бессильно выронил молнию, она, шипя, провалилась сквозь облако, и израильский авиалайнер рейса «Тель-Авив — Москва», дымя двигателем, обрушился в Черное море.

— Ну вот, опять евреям досталось, а крайними окажутся хохлы, — констатировала Афина, оглянулась по сторонам и зашептала на ухо отцу. По мере шептания лицо Зевса все больше и больше расплывалось в улыбке.

— Ну дочка, ну голова! Не зря тебя зовут богиней мудрости! Но что скажут другие Боги, тот же Арес, то есть Марс?

— Да пообещай ему пару маленьких войн мирового масштаба. С Саддамом хотя бы или с этими талибами. Заодно поправишь отношения с Буддой. Талибы его древнейшие изображения в скалах взорвали, а наказать он их не может, не его зона влияния. Только надо переговорить, сам знаешь с кем.

Зевс вообще не любил общаться с монобогами — несмотря на общее небесное происхождение, общих тем для бесед у них как-то не находилось. А как тут найдешь, когда твой собеседник заявляет, что он, собственно, един, а тебя как будто и не существует. Тем более — Аллах. Его религия запрещала изображение главного Бога, а разговаривать с бесформенным облаком было как-то некомфортно. Причем этот относительно молодой, а потому — горячий Бог сейчас был явно не в духе. Он только что со скандалом выпроводил делегацию из 40 разгневанных гурий. Девственницы явились с резонными претензиями — им явно грозила безработица. Все дело в том, что в последнее время в рай попадало все меньше дееспособных мужчин. В основном — убеленные сединой старцы, всю жизнь следовавшие законам шариата. Но какой толк со старца, у которого и на одну девственницу сил не часто хватало? А молодежь все больше предпочитала чтению Корана телевизор. Правда, все чаще на небеса отправлялись террористы-смертники, но по причине мощности новой взрывчатки в райские сады они попадали не полностью, а частями. Какая радость ласкать душу мужчины, у которой то одного нет, то другого, а некоторые вообще прибывали, разнесенные на молекулы.

Не порадовал и пророк Муххамед. Утром он приволок на рассмотрение Аллаху книгу, в которую лично занес имена правоверных, согрешивших потреблением алкоголя, а то и сала.

Учитывая, что книга была величиной с железнодорожный вагон, расстроиться было с чего. Причем Пророк останавливаться на достигнутом не собирался. Вот и сейчас он сидел на краю облака и смотрел через подзорную трубу вниз на бригаду таджиков-шабашников, взявшихся за постройку свинарника где-то в рязанской глубинке. Зловеще улыбаясь, Муххамед записывал имена отступников в пергамент, приговаривая по арабски: «Я те покажу, как водку трескать! Я те покажу: «Мы под крышей — Аллах не видит!» Зато я все вижу!»

Аллах, наконец, заметил Зевса, сделал вид, что обрадовался и принял облик убеленного сединами старца:

— Славься во веки веков, о древнейший из Богов! — сказал он не без ехидства. Своей молодости Аллах не стеснялся, а, наоборот, словно специально подчеркивал своим возрастом амбиции. Хотя древних богов старался без причины не обижать и языческими обзывал их только за глаза.

— Привет и тебе, бог восточных народов, — не остался в долгу Зевс.

— Так уж и восточных, — тут же ощетинился Аллах. — А ты знаешь, сколько в Африке правоверных? А в Штатах?

— Вот насчет Штатов я и хотел с тобой поговорить, — сказал Зевс и выложил свою проблему.

— Что ж, — погладил бороду Аллах. — Конечно, дело рискованное, но… Но мы — Боги — должны помогать друг другу. Тем более в Греции сейчас очень меня чтут, да и на Кипре тоже. А Америка мне никогда не нравилась, да и в Коране про нее ни слова. Хорошо, считай, что договорились…

Утром боги уже не окружали Зевса и не толпились в очереди у трона, чтобы первыми поклясться Главному Богу в преданности. Они сидели на своих местах и стыдливо прятали глаза. По всему, каждый из них прикинул ночью расклад сил и понял, на чью сторону склонится чаша. Портить отношения с новым Главным Богом совсем не хотелось. Лишь верный Марс, не терпевший Меркурия, да Венера, заявившая, что настоящая любовь не продается, разместились рядом с золотым троном.

— Что ж, начнем, — сказала Фемида грустно, — извини Зевс, закон суров, но он закон!

Она надела повязку на глаза и вытянула вперед руку с весами. Боги ахнули, чашечка со славой Меркурия резко пошла вниз. — О, муж мой, — всхлипнула Гера…

— Подожди, — остановил ее Зевс, глядя на часы. Неожиданно чашечки весов в руках Фемиды покачнулись и почти выровнялись. Зевс зловеще усмехнулся. «Быть войне», — пробормотал Марс и напялил на голову шлем.

— Смотрите, смотрите, крикнул какой-то пухленький купидончик, указывая пальчиком вниз. Боги толпой хлынули к краю облака.

Суперсовременный «Боинг» сделал вираж над Нью-Йорком и, ревя реактивными двигателями, понесся на второй небоскреб. Первый, его брат-близнец, уже горел, из окон циклопического здания вырывались языки адского пламени…

Календарь на экране автопилота «Боинга» показывал 11.09.2002. Часы — девять двадцать утра. Точное время атаки террористов на вторую башню Всемирного торгового центра.

© Ю. Манов, 2007

Евгения Шаталина ШАМБАЛА

— Ты все поняла?

— Да, мам!

— Смотри, будь осторожна в лесу: не разговаривай с незнакомцами, не сходи с тропинки, не поворачивай назад, не оглядывайся… — Мать перечисляла давно известные правила.

— Да, да, мам! Не в первый раз! — нетерпеливо перебила девочка.

— И еще… Надень ты наконец свою шапочку!

Девочка вздохнула — ну как же без нее. Одной рукой взяла корзинку с пирожками, другой со злостью нахлобучила красную шапочку почти до самых глаз. Ну вот, теперь, кажется, все формальности соблюдены. Пора и в путь! Тропинка начиналась почти от самого дома. Красная Шапочка тихонько напевала. Она знала, что в лесу водятся волки. Она будет готова к встрече с ними.

— Сережа! Тебя к телефону! Ты что, опять у этого ящика? Сколько ж можно?

— Ну что там еще? — Сергей с досадой оторвался от любимой игры.

— Как ты разговариваешь с матерью? Совсем ошалел от компьютера! Вот выкину его к чертовой матери!

Опять завела свою старую песню о главном, подумал Сергей и взял трубку.

— Привет, Серега! Как дела?

— А, привет, Макс! Да мать опять разошлась!

— Из-за компа?

— Ну! Достала уже!

— Ладно, не парься! Ты к Муфлону сегодня идешь?

— Надо подумать… У меня вообще-то дела…

— Волков мочить? — иронически засмеялся Макс. — Кончай ломаться, приходи, будет круто! Митька какой-то сюрприз обещал. Покруче твоей Красной Шапки!

— Ладно посмотрим.

Больше всего Красная Шапочка любила маки. Из них получалось отличное сонное зелье.

Она собирала цветы на своей любимой поляне, когда ее окликнули.

— Здравствуй, девочка!

Красная Шапочка обернулась. Над ней возвышался огромный, небритый мужик.

— Здравствуй, дяденька!

— А что делаешь ты одна в лесу, разве волков не боишься?

— Бабулю хочу проведать. Говорят, заболела она.

— А что у тебя в корзинке?

— Лекарства и пирожки.

— А водочка есть?

— Нет.

— Не угостишь меня пирожком?

— Не про твою честь!

— Зря ты так девочка! — всхлипнул дядька. — Жалко пирожок для старого больного волка. Смотри, как бы еще не пожалеть!

Красная Шапочка только фыркнула.

— А где твоя бабка, говоришь, живет? — спросил «волчара».

— Аккурат в конце этой тропинки и живет…

— А-а… Ну извини, дела! Рад был познакомиться. Нарвав цветов, она отправилась дальше. За поляной тропинка внезапно оборвалась и девочка оказалась прямо перед деревянным домиком. Она знала, что ей нужно было туда, но зачем — забыла.

Хотя домик был несколько странный, прямо-таки жутковатый — забор полусгнил, покосился, в окнах вместо стекла — паутина, Дверей вообще не было. Девочка, набравшись храбрости, перешагнула порог и вошла вовнутрь, вспугнув своим появлением стаю ворон. Прогнивший пол проваливался под ногами, и она чуть было не упала. Побродив по дому и не найдя ничего интересного, девочка вышла через заднюю дверь во внутренний дворик. Заросли бурьяна были ей по пояс. Посреди дворика стоял стол, покрытый скатертью, по всей видимости, когда-то белой и нарядной, а теперь покрытой какими-то бурыми пятнами. В центре стола торчал большой нож для рубки мяса. Подойдя поближе, девочка вытащила его. Лезвие было в крови. Сзади послышалось глухое рычание. Обернувшись, она увидела, что всего в двух шагах от нее стояла отвратительная тварь, похожая на огромную собаку.

Тело у нее было покрыто язвами, шерсть свалялась. Тварь зарычала громче и оскалилась. Из пасти стекали ручейки розовой пены. Девочка не успела вскрикнуть, как тварь бросилась на нее и повалила на землю.

Среди сверстников Сергей слыл «ботаником» и больше любил свой компьютер, чем всякие тусовки. В виртуальном мире он чувствовал себя гораздо лучше и увереннее. А красоток с порносайтов предпочитал реальным подругам. Хотя у него была неразделенная любовь к девочке из параллельного класса. Звали ее Настя. Она была высокая, стройная и уверенная в себе девушка. Но Сергей скорее бы сунул руку в огонь, чем заговорил бы с ней. И все же, несмотря на некоторые странности, в кругу своих друзей он пользовался уважением, как человек разбирающийся в компьютерах.

Этим вечером у Митьки Филонова, известного как Муфлон, собралась компания любителей компьютерных игр. Кроме Сергея и Муфлона, там были толстяк Макс, друзья Андрюха и Пашка. Были, конечно, и девчонки, одноклассницы Маринка, Светка и… Настя. Сергей обомлел, когда ее увидел. Сначала он хотел уйти, но не нашел подходящего повода, пришлось остаться и делать вид, что ему тоже очень весело.

Вечеринка шла своим чередом. Все пили пиво и смотрели клипы по DVD. Потом пили коньяк, а девушки кофе с ликером. Все уже хорошенько набрались, когда Муфлон предложил покурить «траву». Возражений не было. Муфлон уверял, что «трава — первый сорт!» Сергей же не курил вообще и почти не употреблял алкоголь. Но отказаться постеснялся.

Пашка с комфортом сидел на диване, в стельку пьяные Маринка и Светка висли на нем. Настя сидела в кресле напротив, словно на троне, и невозмутим курила. Казалось, что ни выпивка, ни «трава» ее не берут. У нее были длинные темные, волосы, смуглая кожа, голубые глаза и идеальная фигура. Остальная компания попадала на пол.

— Ну что, Сергей, как дела на хакерском фронте? — затягиваясь сигаретой, спросил Муфлон.

— Без перемен… — ответил он, выпуская дым.

— Он по сказкам тащится, — подал голос Андрей. — Красной Шапочкой прикидывается.

Все, кроме Насти, дружно заржали. Сергей покраснел.

— Так ты еще играешь в это старье? — удивился Муфлон.

— Не твое дело! — огрызнулся Сергей.

— Знаю, знаю! — закричал Пашка. — Там Красная Шапочка рубит волков на куски.

— Да ладно! — повторил Муфлон. — Старье все это, у меня есть кое-что получше.

Муфлон вытащил из кармана диск и дал его Сергею.

— Ого! — поразился он. — Шамбала! Вот это да!

— Кажется, я что-то слышал об этом, — сказал Павел, — но это запрещенная игра.

— Ходили слухи, что все, кто в нее играл, погибли или сошли с ума, — добавила Света.

— Да, типа в игре всякие ужасы происходят, вот игроков и клинит, — сказал Пашка.

— Короче! — крикнул Муфлон. — Хорош пургу гнать!

— А меня заинтриговали! Муфлон! Где у тебя комп?! — заорал Андрей, вставая и снова падая.

— Да, где?

— Давай сыграем!

— Йо! Йе! — послышались одобряющие крики.

И вся компания шумно отправилась в комнату Муфлона.

Дальнейшие события Сергей помнил смутно. По дороге, кажется, кто-то упал. Кажется, это был он сам. Или диван… Или он с диваном. Сегодня это уже не важно, потому что на этом месте Сергей отключился, и что было в игре, тогда он так и не узнал…

— Добрый вечер! Добрый вечер! Добрый вечер, дорогие друзья! Тема нашего эфира сегодня: «Компьютерные игры — миф или реальность?» Я представляю вам наших гостей — известных психологов, артистов, священников. И главный вопрос сегодня: опасны ли компьютерные игры? Спросим мнение наших зрителей.

— Я мать двоих сыновей, и я тихо шалею, глядя на то, как на глазах у старшего сына, ему два года, отец расстреливает живое существо, пусть виртуальное, пусть даже и монстра. Но сын-то в это верит! Он кричит: «Папа, не надо!» Пока еще, слава Богу, он не привык к этому зрелищу, оно еще не стало для него чем-то нормальным.

— Жизнь — это игра, зачем создавать из всего проблему? Надо жить играючи и наслаждаться.

— Существуют полезные игры. Квесты, например. Развивающие мышление, логику, воображение.

— А я люблю рубилово! Я вообще очень агрессивный! А в жизни тоже, между прочим, хватает и насилия, и агрессии. Все как с цепи сорвались!

— Компьютерные игры — это наркотик. Начинаешь играть — и ты уже на крючке! Игра затягивает. Бывало, что и я сутками не отходил от компа. Спал по два часа в день.

— Итак, мы видим, что мнения разделились. Но виртомания, то есть зависимость от компьютера, — это действительно болезнь. Примером тому — трагедия в Ростове-на-Дону. Когда двое подростков, наигравшись в компьютерную игру «Шамбалу», пришли в школу и расстреляли своих одноклассников. Погиб весь класс. По этому факту возбуждено уголовное дело. Родители потерпевших подали иски в суд на фирму производителя этой игры. И сегодня у нас в гостях представитель этой фирмы — вице-президент компании «Манила» Александр Романов!

Слышны аплодисменты, гневные выкрики и улюлюканье.

— Добрый вечер! Сразу хочу сказать, что все это полная чушь и клевета. А к суду надо привлекать тех малолетних преступников, которые расстреливали своих друзей!

Сергей ужинал в своей комнате, одним глазом косясь в телевизор. Услышав знакомое название «Шамбала», заинтересовался было, но досмотреть передачу ему так и не дали. Зазвонил мобильник, это был Макс:

— Привет, Старый!

— Макс, ты куда пропал, тебя уже три дня в школе нет?!

— Да кому нужна эта твоя школа! Есть вещи поважнее и поинтереснее! Слушай, это не телефонный разговор. Дуй ко мне!

— Сейчас? Так ведь поздно уже!

— И что? Мамочка заругает? — съехидничал Макс. Наскоро собравшись и оставив родителям записку, Сергей на цыпочках, чтобы не засекли, выскользнул из квартиры. Было начало девятого, поздно уже ходить в гости, но Макс жил на соседней улице. Уже через полчаса Сергей был у друга. Не успел он позвонить в дверь, как она распахнулась перед ним. В прихожей было темно и никого не было.

— Ау! Есть кто живой?

— Повой! — эхом отозвался Макс.

— Вот придурок! — пробормотал Сергей.

— Сам дурак! — донеслось из комнаты Макса. Слегка сбитый с толку Сережа пошел на голос. В квартире было темно и безлюдно. По памяти и на ощупь отыскав нужную комнату, Сергей лишь поднес руку к двери, как она распахнулась перед ним. В комнате Макса горел лишь монитор компьютера.

Макс сидел за ним и даже не шелохнулся при появлении друга.

— Кончай придуриваться, ты! — слегка испугавшись, закричал Сергей, потыкав пальцем Макса. — Ты живой или мумия?

— Иди ты к черту! — огрызнулся Макс. — Что так долго? Уснул по дороге?

— Я тоже рад тебя видеть! — съязвил Сережа. — Что случилось-то?

— Ничего не случилось, старик, все нормально, — не отрываясь от компьютера, проговорил Макс.

— Но…

— Да, я хотел поговорить. Точнее, показать тебе кое-что. Да дома я был все это время. Играл в эту чертову «Шамбалу». Затягивает, зараза!

Сергей рассматривал друга, за последнее время он как-то странно изменился.

Выглядел он больным и измученным, осунулся, под глазами появились огромные синяки и в то же время в нем появилось что-то новое. Сергей все это отметил про себя и хотел было спросить об этом, но Макс его опередил:

— Что, не нравится, как я выгляжу? На себя посмотри, урод! Сергей растерялся и не ответил. Макс словно угадывал его мысли.

— Да, я читаю твои мысли, дружок! — самодовольно ухмыльнулся Макс.

— Ага, конечно! — усмехнулся Сергей. — А о чем я думаю сейчас?

— Сам ты придурок! Да, я действительно уже трое суток играю в эту долбаную игру!

— А как же?..

— Да, трое суток не спал. А о моих нуждах не беспокойся! — усмехнулся Макс.

Дверь распахнулась и в комнату въехал сервировочный столик, на котором была курица-гриль, хлеб, бутылка холодного пепси и два бокала. Сергей выпучил глаза.

— Угощайся! — предложил Макс.

— Как это?

— Телекинез! — важно сказал Макс.

— Да ладно! Там, наверно, кто-то спрятался за дверью, кто тебе все это накрыл.

— Не веришь, тогда смотри!

Бутылка пепси задрожала, пробка слетела, издав легкий хлопок. Затем бутылка поднялась в воздух и сама наполнила бокалы пенящейся пепси-колой. Сергей остолбенел.

— Ну как тебе? — спросил Макс, довольный произведенным впечатлением.

— К…к…ак это?

— Это все игра! — Лицо Макса так и сияло восторгом. — Она дает могущество, и это реальность!

— А летать ты умеешь?

— Я — нет. А вот ты…

Вначале Сергей ничего не почувствовал, пока не заметил, что смотрит на Макса сверху вниз. Он беспокойно заозирался, и впрямь комната куда-то уплыла.

— Эй! — заорал он из-под потолка. — Верни меня на землю! Через минуту Сергей плавно опустился на диван. Макс давился от смеха.

— Теперь веришь? — спросил он.

— С трудом.

— Суть игры в том, чтобы пройти все уровни и достичь сказочного города Шамбалы. Выигравший становится властелином жизни. Ты видишь, что все это по-настоящему.

— Так ты ее прошел?

— Не до конца. Но ты видишь результат.

— Слушай, дай поиграть!

— Ха! А ты знаешь, что в эту игру можно играть и вдвоем. Так даже будет легче…

Солнце едва всходило над заснеженными вершинами Моксальвата, когда из маленькой деревушки вышли два юноши — воина. Небо было прозрачным, словно голубой лед, и в то же время чуть светилось. Снег на горных вершинах искрился под лучами солнца, словно горсти алмазов и жемчугов. Деревня находилась в удивительной горной долине. А воздух свежий и такой насыщенный, что его можно было бы есть.

Некоторое время юноши шли молча, любуясь красотой окружающего мира.

Один из них был старше, на вид более крепким, высоким, с длинными светлыми волосами. На правой щеке красовался шрам, отчего у него был несколько суровый вид. Второй был помоложе и пониже ростом. У него были черные короткие волосы и голубые глаза. Одеты они были простовато. Оба были вооружены кинжалом и топориком.

По всему было видно, что высокий был старшим в паре. Он хорошо ориентировался на местности и знал дорогу. Долина кончилась, впереди виднелся небольшой лесок, но чтобы попасть в него, надо было перейти через маленькую, но бурную горную речушку.

— Касатики! — раздался старушечий голос. — Не поможете бабушке?

Возле реки на большом камне стояла старушка.

— Бабушка старенькая. Помогите перейти бабушке, а она вам за это погадает.

На цыганку она была не похожа. Обычная старушка, маленькая и тоненькая как ребенок, с пушистыми седыми кудрями и тоненьким голоском, она производила очень трогательное впечатление. Высокий, легко перепрыгивая с кочки на кочку, приблизился к старушке и, взяв ее на руки словно куклу, с такой же легкостью перебрался через реку.

— Ай, молодец! Сила-то богатырская! — воскликнула старушка. — А звать-то вас как?

— Я Каин, — ответил светловолосый, — а это мой друг Ворон.

— А куда путь держите? Не в Шамбалу ли?

— В Шамбалу! — хором ответили друзья.

— Да-а! — задумчиво протянула старушка. — Все хотят могущества, но не все знают ему цену…

— А какова цена? — несмело спросил, молчавший до этого Ворон.

— Вот что я вам скажу, касатики. Путь в Шамбалу труден и опасен, вы себе даже и не представляете насколько… Но раз вы мне помогли, то услуга за услугу, подскажу вам дорогу. Сначала пойдете сквозь заколдованный лес, затем через Русалочье озеро, потом город призраков, потом через Волчьи горы, ну а там… Вас выведут… В пути вас поджидают всякие… неожиданности.

Возможно, вы встретите врагов, вам придется сражаться. Если вы их победите, то и душа, а следовательно, и жизненная сила, и могущество врага переходит к вам. Ну а если убьют вас, то соответственно, — старуха хихикнула, — вы отдадите свою душу.

— Спасибо тебе, мудрая ведунья, за твои наставления, — начал было Ворон.

— Подожди благодарить, молодой человек, — оборвала его старушка. — А лучше скажите мне, касатики, вам нужны волшебная карта и компас, с которыми вы никогда не собьетесь с пути?

— Нужны вообще-то, — ответил Ворон.

— Только это не подарок, могу продать недорого.

— А как насчет того, что мы уже тебе помогли, бабуся?

— Так я вам тоже помогла — советом. Или вы думаете, что перевели старушку через ручеек, и она вам по гроб жизни будет обязана?

— И что же ты хочешь? — спросил Каин. Старушка хитро сощурилась на Ворона.

— Твою душу.

— Ого, бабуся! — воскликнул он. — Не жирно ли будет?

— В самый раз! — улыбнулась старушка. — Она у тебя чистая, наивная и к тому же — любящая. Разве я не говорила вам, что цена могущества здесь — душа?

— Нет… — Ворон был шокирован.

— Не говорила? Чертов склероз! Или маразм?.. А впрочем, один хрен… Так как насчет души?

— Нет!

— А компас и карта — хорошие! Ни за что не заблудитесь!

— Я сказал — нет!

— Не хотите отдавать всю душу, отдайте хотя бы часть.

— Как это — часть? — не понял Ворон.

— Обыкновенно — часть, — нетерпеливо произнесла старушка. — И волшебное зелье, заживляющее раны, дам в придачу. Но только плата с каждого! Согласны?

Каин и Ворон переглянулись.

— Давай! — шепнул Каин. — Часть души — это не вся душа.

— Согласны! — протянул руку Каин.

— А ты? — спросила старуха у Ворон.

Ворон молчал.

— А ТЫ? — повторила старуха.

— Д-да… -

— Что ж, кредит открыт! — пробормотала старуха и рассмеялась.

Она достала нож, подошла к Ворону и полоснула его по запястью. Не успел он ни возмутиться, ни испугаться, как она поднесла соломинку к ранке и высосала несколько капелек крови. То же самое она проделала и с Каином. Потом пробормотала что-то на непонятном языке и обернулась вокруг себя. Глаза ее вспыхнули красным огнем. На несколько секунд она утратила свое обаяние и стала похожа на ведьму. Затем она вновь стала прежней.

— Вот и все, касатики! — засмеялась старушка. — Видите, это не больно! Уговор есть уговор: вот вам карта, компас и зелье. Идите на север по этому компасу. И да пребудет с вами Шамбала!

Голова раскалывалась. В ушах стоял оглушительный звон. Павел выключил компьютер. Он потерял счет времени и не помнил, сколько длилась игра. Звон не умолкал. Голова сейчас разорвется. Что же это такое? Паша встал из-за стола. Его мутило.

Комната расплылась, на пару секунд исчезла, и Пашке показалось, что он все еще в игре и рядом кто-то есть. Кто-то враждебный.

— Доигрался! — пробормотал он. — Прощай крыша — хали-гали!

Обернулся, глянул в зеркало и похолодел… Его отражение было каким-то странным. Он вспомнил сцены из фильмов ужасов или из собственных кошмаров. Зеркало отражало труп. Лицо у двойника было мертвенно-серым, глаза закрыты. Из глаз и из носа стекали струйки крови. В висок иглой впилась боль. Видение долго не исчезало. В голове снова взорвался звон.

— Да это же в дверь звонят! — догадался он.

— Леха, ты? Кончай звонить! Сейчас открою!

Это действительно был Алексей, с которым они играли вместе в рок-группе.

Вид у этого Лехи был несколько ошалелый. В голове разорвалась очередная бомба.

— Да не ори ты так! — простонал он. — Я помню, что сегодня выступление. — Павел зажмурился.

— Я вообще-то молчу! — растерялся Леха. — Ты как? Что с тобой?

— Ничего! — со злостью ответил Пашка. — Все отлично.

— Все давно собрались! Тебя ждут. Ты хоть идти сможешь?

— Я же сказал, все в порядке!

Через полчаса они были на репетиции. Уже три года Павел играл в рок-группе, которую сам же основал. Он был талантливым гитаристом и автором почти всех песен группы. Группа состояла из четырех человек. Пашка играл на соло-гитаре, Леха — ударник, Стас из параллельного класса — на басу, вокалистка была Настя, та самая девушка, в которую был безответно влюблен Сергей. Она же исполняла партию флейты и клавишных. Постоянного клавишника в группе не было. Последнее время группу стали активно продвигать, и сегодняшнее выступление в клубе могло стать решающим в карьере юных музыкантов. Ходили слухи, что в клуб должны были прийти важные шишки со студии.

Когда Леха и Пашка пришли, Стас и Настя уже начали репетировать. Стас что-то тихонько наигрывал на гитаре, а Настя ему подпевала. У нее был очень красивый голос, глубокий и серебристый. Ребята играли негромко, но у Павла голова разболелась еще больше. В ушах, словно испорченное радио, зашептали несколько голосов. Павел испугался. Это уже не смешно!

Ребята замолчали. Стас кивнул в знак приветствия. Настя встревоженно посмотрела на Павла.

— Паша! Ты в порядке? — спросила она. — Ты же весь зеленый, на ногах не стоишь!

— Да что вы все заладили одно и то же! Все в порядке! — разозлился Пашка.

Хотя сердце у него колотилось как бешеное. Павел внимательно глянул на Настю.

Красивая она все-таки, раньше он этого не замечал. И что-то еще… Откуда-то появилось знание, что он ей небезразличен. Пашка чуть улыбнулся.

— Ну если все в порядке, может быть, начнем? — недовольно проворчал Стас.

Стас недолюбливал Павла, он завидовал ему, потому что тот был талантливее, пользовался успехом у девушек прямо как настоящая рок-звезда. Все это Павел понял прямо сейчас. Ему стало страшно. Казалось, он сходит с ума.

— Может быть, отдохнешь? — встревоженно спросила Настя. Павел мотнул головой и взял гитару. Кивнул Стасу и ребята стали настраиваться.

Репетиция прошла как обычно. Стас не попадал в ритм и ругался с Павлом.

Настя пыталась их помирить. Через два часа Павел, как лидер, был более или менее удовлетворен игрой группы. Пора было идти на сцену.

В зале начал собираться народ. Звукорежиссер настраивал аппаратуру.

Уже стоя за кулисами, Павел почувствовал непонятный страх. Ощущение было такое, словно загнали в угол и стены стали смыкаться. Раньше он ничего подобного не испытывал. Перед глазами, как живые, замелькали темные тени. Но вот ведущий объявил их группу, надо было взять себя в руки и идти на сцену. Полный зал народу, и все пришли послушать их выступление. Наверное, среди них были и те «шишки» со студии.

Снова удар в голову и мир пошатнулся. Яркий свет, крики толпы, выкрики ведущего — все это слилось воедино. Павел почувствовал, как океан мыслей и эмоций этой толпы накрывает его с головой, и он тонет в нем.

Стас незаметно подтолкнул его, и Павел через силу заиграл свою партию. Ребята начали свое выступление. Зрители танцевали возле сцены и подпевали.

Павел вспомнил старый клип своей любимой группы «Evanescence» — «Going under», когда толпа фанатов рок-группы превращается в монстров. Сейчас он чувствовал то же самое. Он видел насквозь их души, искалеченные и темные, молодые и старые. Вот группа подростков пьющих пиво. Такие юные и уже мертвые. Единственная их цель в жизни — хорошо оттянуться, не важно где, не важно как. Словить хоть какой-нибудь кайф. Оттянуться по возможности так, чтобы на следующий день долго вспоминать, кто они и на какой планете находятся. Вот толпа пьяных распоясавшихся парней что-то орущих на сцену матом. Там одна агрессия и тупость. Жирный лысенький дяденька со студии, недовольный тем, что он вынужден тратить свое время на «всю эту ерунду». Рядом с ним нетрезвая блондинка с пустой пивной бутылкой, не жена, не любовница, а наложница — секретарша. Павел почувствовал удушье. Боль становилась совсем невыносимой. Голова разрывалась на части.

Глянув в зал, он заметил горящие красные огоньки — волчьи глаза. Они, казалось, были повсюду. Огромные черные волки с Волчьих гор подступали к сцене все ближе и ближе, окружая его. Они всегда преследовали свою добычу молча и молча разрывали ее на куски. Павел больше не мог играть и только сжимал обеими руками гриф. The show must go on! — музыканты продолжали выступление без него.

Что-то капнуло на гриф. Павел поднес руку к лицу, из носа шла кровь.

Волки уже совсем близко. Они пришли за ним. Вот один из них, вожак, прыгнул на сцену. Ни музыканты, ни зрители их не замечали. Волк остановился в метре от Павла и, не мигая, уставился на него. Павлу стало жутко. Взгляд у волка был вполне осмысленный, словно тот тоже был разумен. Холодный безжалостный взгляд убийцы.

На сцену запрыгнули еще два волка. Павел попятился, но, зацепившись за провод, упал. Волки бросились на него. Волки вцепились ему в ноги. Павел хотел закричать, но повернув голову, он увидел вожака прямо возле себя.

На секунду их глаза встретились, и вожак впился Павлу в лицо.

Каин и Ворон, весело переговариваясь, шли через заколдованный лес. Это действительно было какое-то сказочное место. Они совсем углубились в чашу, вокруг были вековые дубы с причудливо закрученными стволами и ветками, напоминающими лапы. Заросли кустарников и какого-то вьющегося растения путались под ногами, лезли в лицо и мешали идти.

— Ворон! Ты меньше и ловчее меня, тебе надо идти впереди и расчищать путь нам обоим. А то мы так не пройдем.

— Хорошо!

Ворон осторожно пошел вперед, орудуя топором и расчищая путь товарищу.

Лес становился все гуще, опускались сумерки, и от этого он становился еще более зловещим. Заросли стали такими густыми и непроходимыми, что даже Ворону было трудно идти. Несколько раз он спотыкался о лежащие повсюду ветви лиан и в конце концов, потеряв равновесие, полетел кувырком в тот самый момент, когда Каин был готов нанести ему удар кинжалом в спину.

— Ты что?! — закричал Ворон.

Глаза Каина горели дьявольским огнем.

— Извини, друг, но дальше наши пути расходятся. Каждый достигает Шамбалу в одиночестве.

— Но почему ты хочешь меня убить?! Мы же друзья!

— Здесь нет друзей. Здесь нет ни дружбы, ни любви, все это мусор, который мешает Главному Пути. Я буду Властелином Жизни, но сейчас я убью тебя и завладею твоей душой. Извини, ничего личного, это игра.

И Каин бросился на своего младшего товарища, размахивая топором. Он был более сильным и опытным воином, но Ворон был более ловким и успел увернуться в последний момент от топорика Каина, который разрубил деревце в щепы. Ворон сделал кувырок назад и вскочил на ноги, отразив удар веткой. Топор разрубил ее пополам и ранил Ворона в правое плечо. Удар прошел по касательной и рана оказалась неглубокой. Лианы мешали движениям Ворона, но замедляли и его врага. Так как топор он выронил при падении, а кинжал еще не успел достать из ножен, Ворон был совершенно безоружен. Удары градом посыпались на него, а он только уворачивался и защищался. Каин злорадно улыбался, уверенный в своей силе.

Сергей встал из-за стола.

— Мне, пожалуй, пора, поздно уже! Что-то я заигрался тут с тобой.

— Сядь на место и продолжай игру! — прошипел Макс.

— Хорошо, давай я завтра приду и еще поиграем!

— СЯДЬ НА МЕСТО И ПРОДОЛЖАЙ ИГРУ!

Сергей вдруг почувствовал, что его не держат ноги, и упал на колени.

Сервировочный столик задрожал, поднялся в воздух и, перелетев через всю комнату, с силой врезался в стену. Послышался звон разбитого стекла, на обоях остались следы от пепси-колы и жареной курицы. Осколки бутылки и бокалов рассыпались по полу. Сергей вскрикнул, один крупный осколок вонзился ему в правую руку. Еще один полоснул по ноге под коленом.

— Я мог бы убить тебя сейчас, — проговорил Макс. — Но я лучше сделаю это в Шамбале. Будь хорошим, сядь на место и продолжай игру!

— Ты спятил!

Еще один осколок распорол Сергею предплечье.

— Прикуси язык, психиатр хренов!

— Зачем тебе я? Играй один, ты, маньяк!

— Мне нужна твоя душа! Неужели ты не понял, что это не игра, а реальность! Ты нужен мне! Играй!

Ворон был все еще безоружен и быстро слабел, в то время как его противник, казалось, становился все сильнее. Каин словно пил его жизненную силу как сок. Еще один удар в голову, но Ворон успел нагнуться и лезвие срезало клок волос. Каин подобрал волосы и усмехнулся.

— Что ж, буду расправляться с тобой по частям!

С силой размахнувшись, нанес удар по колену. Ворон упал, вскрикнув. Каин приготовился добить врага, но Ворон хлестнул его по ногам лианой. Каин упал, но оружие не выронил. Ребята покатились по земле. Каин был больше и сильнее. Ему доставляло удовольствие бить прямо в открытые раны своего друга.

Он навалился на Ворона, одной рукой прижимая его раненое плечо к земле, другой рукой пытаясь нанести решающий удар. Ворон, защищаясь, схватился здоровой рукой за лезвие топора, а другой пытался вытащить нож. Топор оказался прямо у его горла. Каин давил изо всех сил. Из руки Ворона потекла кровь. Казалось, еще немного и все будет кончено. В тот самый момент, когда силы Ворона были уже на исходе, он успел вытащить нож и вонзил его Каину в живот. Каин замер и выпустил топор из рук. Ворон успел убрать голову и топор вонзился рядом. Каин был мертв.

Сергей вышел из игры. И только теперь он заметил, что Макс лежит на полу, скорчившись. Пошатываясь, Сергей подошел к нему и перевернул. Судя по всему, он был мертв. Остекленевшие глаза были полны ужаса. Лицо побелело и перекосилось от боли, руки были прижаты к животу.

Это был его близкий друг, с которым они вместе выросли. Сергея вырвало. Правая рука, в которую вонзился осколок, сильно кровоточила, болело и ныло все тело, словно он и вправду только что сражался. Болело плечо, куда был ранен его персонаж в игре.

Было уже поздно, но родителей Макса дома не было. Макс говорил, что они уехали на дачу. Сергей огляделся и подумал, что окружающий разгром похож на место преступления, к тому же повсюду его следы. В ванной нашел аптечку и перебинтовал свои раны. Затем сходил на кухню и принес веник, совок, ведро с водой и тряпку. Стараясь не смотреть на своего бывшего друга, он смел с пола осколки и остатки обеда, вымыл пол. Взгляд его упал на разломанный сервировочный столик. Так и не придумав, куда его можно деть, Сергей положил его возле тела Макса.

Убрав все следы, Сергей вытащил диск с игрой и выключил компьютер. Потом он снова тщательно протер все отпечатки и только после этого покинул квартиру своего друга. Когда он пришел домой, уже начинало светать. Он, не раздеваясь, пошел в свою комнату и включил комп.

Ворон сбросил с себя Каина, затем вытер нож о траву. Достал волшебное зелье и обработал свои раны. Старуха была права: они тут же затянулись. Он посмотрел на Каина. Тот лежал на спине, раскинув руки и уставившись в небо. Каин его предал, но он все же был его другом. Ворон решил, что похоронит его прямо здесь.

Осмотревшись, он нашел свой топор. Затем стал копать могилу ножом. К счастью, земля была сухой и достаточно мягкой. Он закрыл глаза своему бывшему другу, забрал у него оружие и карту, затем завернул его в плащ и опустил в яму. Сверху забросал землей и ветками, сделав небольшой холмик.

Похоронив своего друга, Ворон поспешно ушел и даже не оглянулся. На ходу достал волшебную карту. Надо было идти на восток к Русалочьему озеру. Судя по карте, оно было в получасе ходьбы.

Лес постепенно редел, солнце слепило глаза. Птицы выводили трели, о чем-то переговаривались цикады на своем языке.

Ворон вышел на небольшую поляну, усыпанную ландышами и вереском. Она была бы очень красивой, если бы не двое убитых юношей, лежавших прямо среди моря цветов. Чуть поодаль мирно паслись их лошади, равнодушно поедая ландыши. Ворон подошел поближе к убитым. Они были очень молоды, совсем мальчики. Один из них был убит стрелой в сердце и все еще сжимал в руке короткий меч. Другого, видимо, застали врасплох. Он лежал ничком с ножом в спине. В руках у него был арбалет. Ворону вдруг показалось, что у него дежа-вю. Может, эти двое убили друг друга так же, как хотел убить его Каин? Решив, что в любом случае этим двоим уже терять нечего, Ворон завладел оружием убитых, после чего, обыскав лошадей, нашел небольшой запас еды, дротики и флягу с водой. Затем сел на лошадь и продолжил путь.

Далее тропинка шла вновь через лесок и круто сворачивала влево. Наконец Ворон увидел озеро. Оно блестело и переливалось на солнце, так что Ворон невольно зажмурился. Картина была настолько необычной, что походила на мираж. Озеро лежало в небольшой долине между гор, которые почтительно расступались перед ним. Озеро было слегка подернуто туманной дымкой, что придавало ему мистический вид.

В том, что это было то самое Русалочье озеро, Ворон убедился по карте. Но дальше, судя но карте, надо было идти через озеро. Ворон объехал берег на лошади, но не нашел ни брода, ни моста. Может, надо идти вплавь? Лошадь наотрез отказалась идти в воду, как Ворон ни старался. Пришлось ему спешиться и идти одному. Ворон попробовал воду рукой. Она оказалась теплой. Тогда он снял обувь и пошлепал босиком по мелководью. И только после этого он отважился зайти в воду.

Вода совершенно не ощущалась. Ощущение было странное — словно он идет не в воде, а в Зазеркалье. Но идти было легко и приятно, и Ворон шел, пока вода не дошла ему до горла, потом поплыл. Он был очень сильным пловцом. Проплыв несколько метров, он вдруг почувствовал, что что-то его тянет под воду. Ворон сделал усилие, чтобы плыть дальше. Но это не помогло. Его все сильнее тянуло на дно. Он попытался вернуться на берег, но словно попал в какой-то водоворот. Ворон в панике стал барахтаться, но и это не помогало. Нырнув в очередной раз, он вдруг понял, что прекрасно дышит под водой, ему стало любопытно, он перестал барахтаться и пошел на дно.

Первым делом Ворон осмотрелся и не поверил собственным глазам. Он находился в каком-то помещении, напоминающем то ли большую пещеру, то ли грот. Пол был из мрамора, возле стен стояли белые мраморные колонны и разнообразные весьма причудливые статуи. Особенно он обратил внимание на бюсты в виде бородатых голов. Они, очевидно, принадлежали каким-то гномам. Ворон подошел к одной такой бородатой голове в шлеме. Немного подумав, он почесал ей подбородок. Голова вдруг важно покосилась на него и мурлыкнула: «Спасибо!»

Ворон опешил, он не ожидал, что бюст окажется живым. Он почесал в затылке и попятился. Неожиданно что-то просвистело у него над ухом и больно ударило в плечо. Ворон инстинктивно потянулся к ушибленному месту и нащупал дротик. Еще несколько дротиков просвистели у него над головой, и он едва успел нагнуться. Пара-тройка дротиков воткнулись в колонны, а один попал в статую. Статуя громко выругалась. Ворон спрятался за колонну и попытался осмотреться. На противоположном конце зала прятались в засаде гномы. Ворон достал арбалет и зарядил стрелу. Какое-то время он выжидал, но гномы тоже не двигались. Тогда он решил осторожно пробираться дальше.

— Эй! — крикнул он нападавшим. — Давайте поговорим! Я вас не оби… — Ворон еле увернулся от брошенного ножа, — …жу!

Ворон подобрал нож. По всей видимости, гномы были настроены очень решительно. Они ответили ему градом стрел и дротиков. Ворон перебегал от колонны к колонне, стреляя из арбалета в гномов. Но пока результат был нулевой у той и у этой стороны. Гномы тоже бегали по залу, прячась за колоннами. Наконец стрела Ворона угодила в цель, один из гномов был ранен в руку. Другого он убил его же собственным ножом. Гномы дружно закричали от ярости и стали осыпать его проклятиями.

Статуи в это время что-то громко скандировали. Одни болели за Ворона и кляли гномов на чем свет стоит. Другие болели за гномов и рычали, шипели и ругали Ворона. Одна статуя даже укусила его за руку.

Неожиданно гномы получили подкрепление. Они теперь не только прятались за колоннами, но и летали под потолком на каких-то приспособлениях, похожих на диски. Ворону пришлось совсем худо, его обстреливали со всех сторон. Ворон понимал, что нападавших больше и что запас стрел и дротиков у него не резиновый. Он пытался подбирать стрелы и дротики нападавших. Летающие гномы пользовались метательными дисками и бумерангами. Попасть в них было сложно, так как они ни секунды не находились на месте, а маневрировали слишком быстро и непредсказуемо. Однако стрелы Ворона все же попадай и в цель. Он сумел снять двух летунов и трех бегунов. Гномы тоже иногда попадали в цель. Ворон был уже с ног до головы покрыт мелкими ссадинами, царапинами и кровоподтеками. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не случай.

Сбив очередного летуна, Ворону удалось завладеть его летательным диском. Конечно, это было не так просто. Если неподготовленный человек впервые встанет на скейтборд, ему будет весьма сложно удержаться, а летающий диск это еще сложнее. Ворона тряхнуло так, что он едва не свалился, затем диск полетел рывками, словно бешеная лошадь. Ворон с трудом удерживал равновесие, понимая, что от этого зависит его жизнь. Теперь он был на виду и более уязвимым для стрел гномов. Две стрелы попали ему в плечо и целый букет в место, что находится пониже спины. Он уже просто рычал от боли и злости. Усилием воли он все же овладел управлением летательного диска и с помощью арбалета расчищал себе путь. Ворон летел как ветер, на ходу стреляя в гномов. Наконец ряды нападавших стали редеть. Теперь ему попадались лишь небольшие группы гномов, с которыми он справлялся без особого труда. Ворон попытался левой рукой вытащить стрелы из своей задней части. Это было ужасно больно, казалось, что они там застряли навсегда. В результате этих действий он потерял управление и врезался в колонну. Свалившись с диска, Ворон, кувыркаясь, перелетел через весь зал и, ударившись о противоположную стенку, потерял сознание.

Экран монитора вдруг погас. Сергей от неожиданности чуть не свалился со стула. Рядом стояла мама.

— Мам, ты что, с ума сошла?! Компьютер сломаешь! — закричал Сергей.

Мать отвесила ему подзатыльник.

— Не ори на мать! Ты знаешь который час? Уже половина восьмого, тебе что, в школу не надо?

Сергей не знал, который сейчас час, и совершенно забыл про школу. Он даже почти забыл, что его зовут Сережа, а не Ворон. Удивительным образом компьютерный мир выходил на первое место, в то время как реальность становилась все более иллюзорной. Он не помнил, когда он начал игру, последнее, что он помнил, это как он вернулся от Макса. Это было в пятницу вечером. Или в субботу? По всей видимости, он за компьютером уже больше суток. Какой сегодня был день, он тоже не знал. Видимо, понедельник. И он уже опаздывал в школу.

— Спасибо, мам! — крикнул он, срываясь с места.

— Куда ты? А завтракать? — крикнула вдогонку мать, но он был уже далеко.

Подхватил в прихожей свой рюкзак, брошенный там еще в пятницу и забытый на все выходные, и полетел по лестнице. Выскочив на улицу, Сергей взял старт чемпиона, но на свой автобус он все же опоздал. Следующий автобус через полчаса, а пешком до школы — сорок минут. Не думая ни о чем, Сергей рванул через перекресток. Визг сирен и лязг тормозов оглушил его. Краем глаза он заметил, что две машины столкнулись друг с другом. Водители вышли из машин и что-то кричали, бешено жестикулируя и указывая на него. Все это казалось нереальным и далеким, и Сергей мчался дальше. Грузовик, надвигавшийся на него, тоже казался нереальным.

— Это все игра! — прошептал он, глядя на приближавшуюся машину. Какое-то мгновение и грузовик прошел сквозь него, а он бежал дальше, не успев осознать случившееся. Сзади послышался рев тормозов и грохот аварии, на этот раз настоящей. Сергей оглянулся и увидел, что грузовик столкнулся с иномаркой. Водитель иномарки погиб, двое пассажиров ранены — почувствовал Сережа. И снова пришло успокоительное сознание того, что это все нереально, а продолжение игры.

Сергей не заметил, как добежал до школы. Он глянул на часы. Дорога заняла всего каких-нибудь пять минут, при том что раньше у него уходило сорок минут на то, чтобы добраться до школы. Сергей вспомнил перекресток, грузовик и аварию. Что-то поменялось в этом мире, с тех пор как он выключил компьютер, а может быть, он сам?

Настя стояла и смотрела на лицо на фотографии, такое знакомое и любимое. Чуть грустное выражение лица, спокойный, уверенный взгляд и смущенная полуулыбка. Лицо Павла на могильном памятнике. В это было трудно поверить, но она сама видела его смерть. Прошло сорок дней, а ей все снился этот вечер, вечер их последнего выступления. После смерти Павла группа фактически перестала существовать. Настя на минуту закрыла глаза и увидела его перекошенное, залитое кровью лицо. Она так и не смогла понять, отчего погиб Паша.

В тот день у нее было какое-то нехорошее предчувствие. Она видела, что Павлу было плохо, но ничего не сделала, чтобы ему помочь. А у него вдруг начались конвульсии посреди концерта, он упал прямо на сцене. Врачи сказали, что-то вроде кровоизлияния в мозг, но она-то видела. Его лицо было перекошено от ужаса, из глаз и из носа текла кровь, Он был дико напуган и словно сражался с кем-то невидимым. Задумавшись, Настя не заметила, что стемнело, и пора было возвращаться. Когда Настя вышла за ворота кладбища, уже совсем стемнело. Идти надо было через пустырь. Настя вспомнила лицо Павла, и собственные страхи показались ей мелкими и незначительными. Настя пересекла пустырь и вошла в маленький дворик.

— Девушка, можно вас на минутку? — послышалось у нее за спиной.

Настя, не обращая внимания, продолжала свой путь.

— Что же вы молчите, девушка! — настойчиво повторил голос.

Дорогу ей преградили две высокие фигуры. Настя развернулась, чтобы идти назад, но к ней подошли еще трое. Она попыталась их обойти, но ее грубо схватили за руку.

— Гордая, сука! — прошипел один из них. — Не хочешь познакомиться с интересными людьми, ну так мы тебе сами покажем что-то интересное!

— Отпусти! — крикнула девушка. — Помогите!

Настя рванулась изо всех сил, но ее крепко держали двое парней. Заткнув ей рот перчаткой, ее потащили в подъезд заброшенного дома. Настя попыталась вырваться, но, получив ногой в живот, обмякла. В полубессознательном состоянии она почувствовала, как ее бросили на холодный грязный пол, как срывают с нее одежду. Какая-то черная тень промелькнула между ними, и ее насильника подняло в воздух. Перелетев через пролет, он вывалился в окно. Его приятели нервно озирались, пытаясь разглядеть нападавшего в темном подъезде. Но тень двигалась быстрее, чем их сонные мысли. Двое других были спущены с лестницы, еще один под шумок сбежал. Один из хулиганов вытащил нож.

— А ну выходи, тварь! — крикнул он. — Кончай играть в прятки!

«Тень» действительно перестал играть в прятки. Перед ними стоял невысокий парень в черном костюме. В темноте было плохо видно его лицо, но он показался Насте странно знакомым.

Увидев и оценив своего противника, хулиган ухмыльнулся и попер на Настиного спасителя, размахивая ножом. «Тень» взлетел в воздух и, сделав сальто, врезал противнику ногой в челюсть. Через минуту все было кончено. Незнакомец подошел к Насте.

— С вами все в порядке? — спросил он, склоняясь над ней. Настя смогла наконец его рассмотреть.

— Сережа, ты? — изумилась она.

Казалось, Сергей был в еще большей растерянности.

— Настя… — Он замолчал.

Перед ним была его мечта во плоти, но он не знал, что говорить. Казалось, эта минута длилась целую вечность.

— Как ты?.. — наконец спросил он.

— Не так уж плохо, благодаря тебе, — улыбнулась девушка. — Помоги мне.

Сергей подал Насте руку и помог ей встать. Настя смущенно поправляла одежду.

— А ты, оказывается, герой! — усмехнулась она, хотя в голосе ее слышалось восхищение.

Рядом с Настей его геройство сразу куда-то улетучилось, у Сергея подкашивались колени.

— Можно я тебя провожу? — спросил он.

— Конечно! Это было бы здорово! — отозвалась Настя.

Они шли по ночному городу, взявшись за руки. Настя оказалась простой земной девушкой, а вовсе не богиней, которую он себе нафантазировал. Она слегка подшучивала над ним и весело смеялась над его шутками. Ему казалось, что они знакомы уже целую вечность, он рассказал ей о себе все. Рассказал ей и о Шамбале. Только о том, что случилось с Максом, не сказал.

— Шамбала… — задумчиво произнесла Настя. — Знакомое название… Это в нее мы играли тогда у Муфлона… И Паша был еще жив…

— Что значит… Что с Пашкой? — спросил Сергей.

— Паша умер… Ты разве не знал?

— Нет. Когда? Как это случилось?

— Сегодня сорок дней.

— Как это произошло? — повторил Сергей.

— Он упал прямо на сцене во время концерта! У него случился припадок. Он… он… — Настя разрыдалась.

Сергей был шокирован услышанным. Невольно вспомнился Макс.

— Врачи говорят — кровоизлияние в мозг… — всхлипывала Настя.

Сергей не знал, как ее утешить, и только гладил по волосам. Плача, она прижалась к нему всем телом, и он обнял ее. Внезапно пошел дождь, но они этого не замечали и так и стояли под дождем, обнявшись.

— Пойдем домой, — наконец сказал Сергей. — Здесь холодно и дождь…

Настя молча кивнула.

Ворон очнулся в каком-то домике, лежа на кровати. Он осмотрелся: комнатка была очень маленькой, чем-то похожей на одиночную камеру. Мебели в ней почти не было. Только небольшой столик в углу и кровать, на которой он лежал. Точнее, даже не кровать, а что-то вроде топчана. Окон в комнате тоже не было. Он попытался вспомнить, где он, но не получалось. Он вспомнил Русалочье озеро, сказочное подземелье с живыми статуями, драку с гномами. Драка с гномами! Он же был ранен, да еще в такое интересное место! Ворон ощупал себя, но не нашел никаких следов ран. Ворон встал с топчана, голова слегка кружилась. Он вспомнил свои полеты на метле, то есть на диске. Ворон усмехнулся. Надо будет еще раз попробовать.

Дверь приоткрылась и в комнату вошел незнакомый парнишка. Ворон потянулся было за кинжалом, но его не было. Он осмотрел комнату, его оружия нигде не было.

Но незнакомец не обнаруживал никакой враждебности. Наоборот, он принес ему копченого мяса, вина и фруктов. Увидев, что Ворон очнулся, он остановился в нерешительности, смущенно улыбаясь.

— Где я нахожусь? — спросил Ворон. — Это тюрьма? Я пленник?

— Нет, нет! Что вы, что вы, — пролепетал паренек. — Это дом моего отца. Вы были ранены, я хотел вам помочь.

— А где мое оружие?

— Я не знаю… Я принес вам немного еды, не хотите? — Паренек поставил поднос на стол.

Ворон действительно почувствовал волчий аппетит и набросился на еду.

— Слышишь, малый! Как там тебя?

— Лео, господин…

— Лео? Замечательно… — протянул Ворон, набивая рот едой. — Можно тебя попросить об услуге?

— С радостью, господин…

— Да какой я тебе господин? — разозлился Ворон. — Называй меня Вороном.

— Хорошо, господин… В-ворон.

— Мне нужно выйти отсюда.

— Откуда? — не понял Лео.

— Из озера…

— Из озера?! — Лео испугался. — У вас, наверно, опять жар. Вы не в озере, вы в комнате.

— Так, ты меня не путай, ладно! — Теперь Ворон был озадачен. — Я хочу выйти из этого озера и найти город призраков.

— Вы шутите? Вы не в озере, а в лесу, в моем доме, рядом с городом призраков.

— ???!!!

Ворон подавился куском мяса и закашлялся. Лео стоял как вкопанный и испуганно таращил на него глаза. Ворон сильно покраснел и выпучил глаза, пытаясь знаками попросить Лео о помощи. Наконец Лео сообразил, что нужно похлопать Ворона по спине. Ворону полегчало, он выпил немного вина.

— Как это перед ним? — кашляя, спросил Ворон. — Я же только что был в Русалочьем озере.

— Не знаю, я вас нашел в лесу, недалеко от моего дома.

— А ты не врешь?

Лео захлопал глазенками.

— Я правда нашел вас на улице недалеко от моего дома. Вы были ранены.

— Ладно, проехали! — махнул на него рукой Ворон. — Ну хоть оружие поможешь достать?

— У моего отца была дубинка, кажется… Ворон воздел глаза к небу.

— Ну давай хоть это! — вздохнул он.

Лео ушел. Ворон пытался собраться с мыслями. Он никак не мог поверить, что он не в озере. Он машинально потянулся во внутренний карман куртки за картой и… не нашел ее там. Он стал в панике ощупывать все карманы. Результат нулевой. Он не только лишился всего своего оружия, но и карты, и волшебного зелья. Его обокрали! Может быть, этот Лео… Он прислушался. За дверью послышались шаги. Легок на помине! Ворон спрятался за дверью. Как только Лео вошел в комнату, Ворон набросился на него и схватил за горло.

— Ты, маленький гаденыш! Ты мне все наврал! Ты украл мою карту, зелье и оружие!

— Не-е-ет, господи-ин… — прохрипел Лео.

— Кто ты? Что тебе нужно от меня?

— Я хотел вам помочь…

— Где я нахожусь?

— Вы в доме моего отца…

— Что это за место?

— …

— Что это за место? Отвечай!

— Мы находимся в лесу.

— Где город призраков?

— За холмом.

Ворон отпустил Лео, тот схватился за горло, переводя дух.

— Где мои вещи? — устало спросил Ворон.

— Я не знаю, — отрезал Лео.

— Ладно, прости меня за грубость. Но мне нужна твоя помощь…

— Я дам вам дубинку отца и уходите…

— Проводи меня в город призраков.

— Нет! И вы не ходите, там слишком опасно! Вам лучше вернуться домой!

Лео вдруг осекся. Ворон подозрительно взглянул на него.

— А кто ты такой, чтобы знать, что мне лучше?

Лео промолчал.

— Давай свою дубинку и я уйду.

Лео принес дубинку. Ворон повертел ее в руках, примерился и пару раз взмахнул ею.

— Не ахти что, но сойдет, — констатировал он. — Можешь показать мне дорогу?

— Я провожу! — неожиданно сказал Лео.

Домик Лео находился в лесу. Это был даже не домик, а полуземлянка, спрятанная за деревьями и незаметная для глаз окружающих. Ворон и Лео вышли из леса и пошли по широкой, каменной дороге.

Вскоре Ворон и вправду увидел город. Впереди виднелись ржавые ворота с надписью «Опасная зона!» и забор с колючей проволокой. Ворон толкнул ворота и они со скрипом отворились. Он ожидал увидеть старинный город с деревянными воротами и башенками, но город оказался несколько странным. Старинные дома соседствовали с современными улочками. Но они были совершенно пустыми. Не было ни людей, ни животных, никакого транспорта. Только ветер разгонял кучи мусора туда-сюда. И запах гнили. Лео побледнел. Ворон остановился посреди улицы в нерешительности.

— Та-а-ак… А теперь куда?.. — задумчиво протянул он.

— Пойдемте лучше отсюда, — пробормотал Лео. — Люди рассказывают, что в этом городе происходит что-то нехорошее…

— Да здесь повсюду что-то нехорошее! — проворчал Ворон. — Я должен идти через город призраков дальше. Ты знаешь, как найти Волчьи горы?

— Не-е-ет…

— Э-эх! Я карту потерял! Ладно, по дороге разберемся! — махнул рукой Ворон. — Эй, Лео! Ты со мной или пойдешь домой к папке?

— Нет, я пойду отсюда! Здесь опасно! И вы тоже уходите!

— Ладно, давай! — Ворон дружески похлопал Лео по плечу и пожал ему руку. — Спасибо тебе за помощь! И не поминай лихом, если что!

И каждый пошел в свою сторону.

Ворон шел по пустынной грязной улице мимо каких-то сараев и заброшенных домов. Карты у него не было, дороги он не знал и спросить было не у кого. Ворон глянул на небо, но и солнца не было видно в этом городе. Только серые облака и туман. Он шел наугад. Любой город, даже самый большой, можно пройти из конца в конец, решил он. Однако, поблуждав по улицам часа два, он немного изменил свое мнение. Туман стал ещё гуще, видимость была совсем плохая. Несколько раз он чуть ли не натыкался на полуразвалившиеся стены домов. К тому же ему стало казаться, что он ходит по кругу. Куда бы он ни пошел, где бы он ни свернул, он все равно возвращался к тому дому, откуда начал свой путь.

— Чертовщина какая-то! — выругался он. — Медом здесь, что ли, намазано.

Ворон вдруг почувствовал, что до него кто-то дотронулся. Он не раздумывая врезал дубиной по туману. Кто-то вскрикнул.

— Не убивайте меня! — послышался знакомый голос.

— Лео? А ты что тут делаешь? — изумился Ворон. — И какого дьявола ты крадешься?

— Ворота были закрыты! — Лео был очень испуган. — Я не смог уйти.

— Та-ак… — протянул Ворон. — Интересная ситуация получается! А другой выход здесь есть?

— Я не знаю… Но, наверное, должен быть…

— Естественно… — размышлял Ворон вслух. — Там, где есть вход, должен быть и выход. Пошли! Найдем его!

Внезапно тишину прорезал душераздирающий крик. Лео побледнел, Ворон сжал дубинку.

— Значит, мы здесь не одни… — проговорил он, оглядываясь по сторонам.

Но больше никаких звуков не было, вокруг стояла мертва тишина.

— В любом случае нам надо идти, — проговорил Ворон. — Надо найти выход отсюда.

И они принялись искать его вдвоем. Но и вдвоем у них было столько же успеха, сколько и у Ворона в одиночку. Они проблуждали по улицам еще несколько часов и поняли, что заблудились окончательно. Сгущались сумерки. Надо было подумать о месте для ночлега. К счастью, вокруг было много пустых домов, так что спать под открытым небом им бы не пришлось.

— Привал! — скомандовал Ворон. — Темнеет уже. Нам надо где-то переночевать. Давай пойдем в тот дом.

Лео кивнул. Они вошли в первый попавшийся дом. Он сохранился лучше других. Дом был каменный. Дверь была прочной и почти целой. Окна были забиты снаружи досками. Внутри все было покрыто толстым слоем пыли и паутины. Видно, хозяев давно не было дома. Но не было ни насекомых, ни мышей, ни каких-либо других признаков жизни.

— Довольно мило! — улыбнулся Ворон, хотя ему было немного не по себе.

Оглядевшись, он заметил в углу камин.

— А вот это весьма кстати! — обрадовался он. — Значит, мы ночью не замерзнем!

Ребята развели огонь в очаге, используя старую мебель для растопки. В доме действительно стало теплее. Согревшись, Ворон вспомнил, что у него есть желудок, но он забыл туда что-нибудь положить. К тому же у него закончились запасы продовольствия. К счастью, Лео не забыл прихватить пару пирогов, колбасу, сыр и флягу с вином. Друзья начали трапезу. Неожиданно в дверь постучали. Лео пошел открывать. Ворон стоял рядом, держа наготове дубинку.

На пороге стояла девочка лет пяти. Она была одета в розовое платьице, на голове белые бантики, в руках плюшевый медвежонок.

— Как ты сюда попала, малышка? — спросил Лео.

Девочка не ответила. Она с любопытством разглядывала его.

— Проходи, малышка! — сказал Лео.

Девочка переступила порог дома. Ворон подошел к ней.

— Как тебя зовут? — спросил он.

Девочка молча сосала пальчик.

— Может, она потерялась? — предположил Лео.

— Где твои папа и мама? — спросил Ворон.

Девочка покачала своего медвежонка.

— Может, она говорить не умеет? — сказал Ворон.

— Здесь очень опасно для нее, — проговорил Лео. — Надо отвести ее в безопасное место, где о ней бы позаботились.

— Вот ты и отведешь! — ответил ему Ворон. — Тебе ведь здесь тоже не нравится.

— А может, она голодная? — предположил Лео.

Он протянул ей кусок сладкого пирога. Но девочка не обратила на него внимания.

Она продолжала укачивать своего мишку.

— Странный ребенок! — пробормотал Ворон.

— Пойдем поближе к очагу, малышка! — сказал Лео, беря ее за руку.

Но девочка вцепилась в его руку зубами. Оттолкнув Ворона с недетской силой, она набросилась на Лео, пытаясь добраться зубами до его горла. Лео держал ее за хрупкие плечи, отпихивал ее от себя, словно взбесившуюся собаку. Девочка при этом издавала характерное рычание. Дело кончилось бы плохо, но Ворон, опомнившись, ударил маленького монстра дубинкой по затылку. Девочка потеряла сознание.

Лео в ужасе отпихнул ее от себя.

— Ч-что это было? — заикаясь, выговорил он.

— А я знаю? — ответил Ворон. — Надо избавиться от нее, пока она не опомнилась.

Ворон взял ее на руки и вынес за дверь. Но на улице ему стало нехорошо. Вся улица была заполнена людьми. Они словно стекались отовсюду к их дому. Толпа жадно тянула свои руки к нему и рычала, как маленькая девочка с медвежонком.

Ворон бросил девочку в толпу, вернулся обратно в дом и захлопнул дверь.

— Что с тобой? Что случилось? — встревоженно спросил Лео.

— Кажется, мы здорово влипли! — ответил Ворон. — Там толпа зомби жаждет с нами познакомиться.

— Я так и знал, что это плохое место! — воскликнул Лео.

— Знаю, знаю! Помоги лучше! — проворчал Ворон, придвигая стол к двери.

Дверь затряслась от многочисленных ударов снаружи. Ворон и Лео принялись строить баррикаду. Но было ясно, что долго они не продержатся, зомби было слишком много. Они ломились в двери и в окна. Казалось, что они готовы разнести весь дом, чтобы добраться до Лео и Ворона.

— Мы пропали! — в отчаянии прошептал Лео.

— Нужно поискать другой выход! — крикнул Ворон.

Зомби тем временем пробили деревянную обшивку окон и пытались пробраться в дом.

— Здесь есть чердак! — закричал Лео.

Ребята бросились вверх по лестнице» Один из зомби ввалился в комнату. Лео выхватил горящую головешку из камина и ударил ею зомби в лицо.

— Быстрее! — закричал Ворон. — Уходим!

Ребята полезли на чердак, когда зомби уже начали заполнять комнату. Один из них уже на лестнице, схватил Лео за ногу. Лео ткнул его горящей головешкой, зомби отпрянул, но искры разлетелись во все стороны. Перила вспыхнули. Ворон и Лео поднялись на чердак и захлопнули за собой дверь. В дверь колотили со страшной силой. Вокруг все грохотало. Чердак заполнил дым, внизу начинался пожар.

— Надо выбираться отсюда, — сказал Ворон. — Здесь мы либо сгорим, либо попадем к ним на ужин.

— Куда теперь? — нервно спросил Лео.

— Попробуем через крышу! — скомандовал Ворон.

Ворон вылез через окошко на крышу и помог Лео, который все еще сжимал в руке факел.

Зомби окружили дом. Ворон стал осматриваться в поисках пути для отступления.

Прорваться сквозь толпу зомби ему не представлялось возможным. До соседней крыши было не очень далеко.

— Можно попробовать прыгнуть, — сказал Ворон, указав на соседнюю крышу.

Лео кивнул.

Стены дома горели. Зомби пытались влезть на крышу, но огонь останавливал их. Некоторые из них горели. Огонь защищал Ворона и Лео от зомби, но и заставлял их спешить.

— Давай пока мы не изжарились! — крикнул Ворон.

Ворон разбежался и прыгнул первым.

— Лео! Давай! — крикнул он другу с соседней крыши.

Лео швырнул факел в толпу зомби и прыгнул вслед за другом. Он чуть не сорвался, но Ворон успел подхватить его за руку. Толпа зомби устремилась за ними.

— Что теперь? — тяжело дыша, спросил Лео.

— Туда! — сказал Ворон, указав на следующую крышу.

Дома на этой улице стояли довольно близко друг от друга.

И вновь друзья стали прыгать. Но дальше отступать было некуда. Следующий дом был последним. Разъяренная толпа не отставала. Ворон сжал в руках дубинку и приготовился к последнему бою. Один из зомби попытался влезть на крышу. Ворон сбил его ударом дубинки.

— Эх! Здесь бы надо оружие помощнее дубинки! — вздохнул он.

Словно в ответ на его мысли, прозвучал резкий хлопок, в толпу нападавших упал какой-то камень, и один из зомби загорелся. Затем это повторилось снова и снова. Толпу зомби кто-то обстреливал. Рядом с домом остановилась крытая повозка.

— Эй! — позвал неожиданный спаситель. — Сюда, скорее!

Но до повозки им придется прорываться сквозь толпу. Ворон отодрал от крыши какую-то доску с гвоздями и дал ее Лео. Они разбежались и прыгнули. Толпа расступилась. Зомби остановились в нерешительности. Они стояли вокруг Ворона и Лео и смотрели на них с интересом и отчаянной надеждой. Они были не зомби, они были людьми! Но исхудавшие, оборванные и искалеченные, с безумными глазами, они были похожи на зомби. Ворон и Лео тоже растерялись от такого поворота событий. Из толпы вышел высокий тощий мужчина и, протягивая свои длинные руки-крючья к ребятам, просвистел:

— Помоги-и-ите!

— Помогите нам!

— Помогите! — эхом вторила ему толпа.

Люди-зомби наступали на них, тянулись к ним, пытаясь схватить и разорвать на кусочки.

— Уходим быстро! — крикнул Ворон, сшибая одного из них дубинкой.,

Лео последовал за ним, на ходу орудуя доской с гвоздями. Добравшись до повозки, ребята запрыгнули внутрь и повозка рванулась вперед. Зомби попытались преградить им путь, но возница огрел их кнутом. Повозка неслась по улицам мертвого города со скоростью ветра.

Настя и Сергей снова гуляли вместе по ночному городу. Прошло уже довольно много времени с того вечера, когда они встретились в старом заброшенном доме. Они подружились. Но в последнее время между ними стало возникать что-то более важное, чем дружба. Сергей давно любил эту девушку, и она, кажется, это чувствовала. О любви она пока не думала, но Сергей ей тоже нравился. Не нравилось ей только его чрезмерное увлечение компьютерными играми. И то, что он постоянно бредил «Шамбалой». Иногда она с ужасом замечала, что он становится похож на Павла в день смерти. Однажды она тайком взяла у него диск с игрой, чтобы узнать, что его привлекает в этой игре. Игра одновременно поразила и испугала ее. Казалось, что она представляет собой совершенно реальный мир. Ей казалось, что она не сидит у монитора, а по-настоящему участвует во всех событиях в игре. В то время как реальная жизнь как-то поблекла по сравнению с игрой, Это ее и напугало.

В этот вечер они вновь заговорили об игре.

— Зачем тебе это нужно? — неожиданно спросила она.

— Ты о чем?

— Шамбала…

— Я… не знаю… Что это ты вдруг? Все люди играют в игры.

— Но ты не просто в нее играешь, ты постоянно говоришь мне об этом. Ты словно постоянно в «Шамбале».

— А что в этом плохого? — с вызовом спросил Сергей. Она посмотрела ему в глаза. В ее глазах блестели слезы.

— Я боюсь… — прошептала девушка.

Сергей обнял ее за плечи, как в тот вечер, когда они только познакомились. Некоторое время стояли молча.

— Ты говорил, что Макс умер как-то странно? — встрепенулась Настя.

— Да… Кажется, сердечный приступ или что-то вроде того, — уклончиво ответил Сергей.

— А у Павла было кровоизлияние, в мозг…

Настя горько усмехнулась.

— К черту все это! — неожиданно крикнула она. — Ничего у них не было! Они же были молодые, здоровые парни! Их убило что-то другое.

— И что-же это?

— Хотела бы я знать… — Настя пристально посмотрела на Сергея.

Они стояли посреди улицы и разговаривали. Мимо пробежала какая-то дворняжка. Мельком взглянула Насте в глаза и побежала через улицу дальше по своим делам. Из-за угла выскочила машина. Послышался глухой удар. На глазах у ребят собаку протащило по асфальту несколько метров. Настя закричала. Машина, не сбавляя ходу, уехала. Настя бросилась к собаке. Она была еще жива. Изо рта текла пена, живот был распорот и часть внутренностей вывалилась наружу. Собака хрипела. Настя заплакала.

— Надо что-то сделать… — Ее трясло. — Надо кого-то позвать…

— Ее не спасти все равно…

— …спасателей, ветеринара… — не слушая его, продолжала девочка. — Да сделай же что-нибудь!

— Хочешь я ее вылечу? — спросил Сергей.

Настя словно не слышала его.

Сергей молча склонился над собакой. Он ласково погладил ее по голове. Собака с трудом подняла голову и попыталась его лизнуть. Настя смотрела на них, не отрываясь, но Сергей просто гладил собаку. И под его руками раны затягивались, кровь засыхала. И вот уже Сергей гладил живую и здоровую собаку. Она виляла хвостом и подпрыгивала, пытаясь лизнуть Сергея в лицо.

— Как… ты… это сделал? — прошептала Настя.

Сергей не ответил, он и сам этого не знал.

— …Это… Шамбала, да?

— Да, — с трудом ответил он. — Вероятно…

Настя заплакала.

— Как же ты не понимаешь, что это опасно! Ты же болен!

Сергей разозлился.

— Но что я сделал плохого? — закричал он. — Исцелил бедную собачку? Так это легко исправить!

Сергей положил руку на голову собаке. Она преданно посмотрела ему в глаза. Но вот взгляд ее стал постепенно угасать.

— Прекрати!

Сергей не ответил.

— Не смей!

Настя дала ему пощечину. Сергей пошатнулся и выпустил собаку. Она, заскулив, убежала. Сергей был в бешенстве. Насте стало страшно. Таким она его не знала.

— Не смей мною командовать! — прорычал он.

Он коснулся ее щеки, и она перестала ее ощущать, словно ей сделали обезболивающий укол. От его руки словно шел лед, и он распространялся по всему телу. Она почувствовала, как стынет кровь в жилах, ей стало трудно дышать. Сергей вдруг отпустил ее.

— Что со мной? — пробормотал Сергей. — Настя!

Она не отвечала. Сергей подхватил ее на руки. Настя подняла голову. Из носа текла кровь.

— Прости меня! Я действительно болен.

Карета остановилась на окраине города.

— Кажется, оторвались, — сказал возница.

— Кто ты такой и откуда ты взялся? — спросил Ворон у незнакомца.

Парень усмехнулся.

— Что ж, позвольте представиться. Меня зовут Охотник. Здесь у меня кое-какие дела.

— Какие дела? — не унимался Ворон.

— Вероятно, такие же, как и у вас. Вы ведь в Шамбалу идете? — Парень хитро сощурился.

— Это не важно, — отрезал Ворон. — Нам надо из этого города убраться поскорее.

— А что это за люди? — спросил Лео.

— Потерянные души.

— Они что — зомби?

— Не совсем. Они потерялись в реальности. В общем, все, кто сбивается с пути в Шамбалу, попадает сюда, в город призраков. Они не могут найти обратный путь и жутко страдают из-за этого. А побыв здесь целую вечность, кто угодно превратится в зомби.

— А что они хотели от нас? — спросил Ворон.

— Они хотят только одного — свободы. Возможно, они думали, что, забрав вашу жизненную энергию, им бы удалось вырваться отсюда. Но теперь-то вы со мной, значит, в безопасности. — Охотник горделиво приосанился.

— И ты знаешь, как отсюда выбраться? — спросил его Ворон.

— Знаю. Но надо торопиться. Ворота открываются на рассвете. Если мы не успеем, то навсегда останемся здесь.

И Охотник снова погнал лошадей. Близился рассвет, небо светлело. Охотник гнал изо всех сил. За поворотом показались ворота города. Они медленно открывались. Но путь им преградила какая-то фигура. Ворон вышел из повозки, держа наготове дубину.

Рядом с воротами стояла маленькая девочка с медвежонком. Девочка смотрела на него укоризненно, нахмурив бровки. Ворону вдруг стало стыдно, что он ударил ребенка.

— Поехали с нами, детеныш! — Ворон потрепал ее по голове. Девочка отстранилась и протянула ему своего мишку. Ворон машинально взял его.

— Ты еще вернешься сюда! — произнесла она неприятным недетским голосом.

Медвежонок на ощупь был липким, словно покрытым какой-то слизью. У него был только один глаз, да и тот болтался на ниточке. Зато у него зияла настоящая пасть от уха до уха. Ворон с отвращением выбросил игрушку. И запрыгнул в карету. Девочка недобро смотрела им вслед, пока они не скрылись.

Сергей решил рассказать Насте о том, что произошло с Максом. Он боялся, что она начнет обвинять его в смерти друга, но она сосредоточенно молчала.

— Я убил человека, Настя. Я убил своего друга.

— Нет, его убила «Шамбала», так же как и Павла. Она сначала дарит человеку ощущение могущества. Словно бы делает из него супермена. А затем отнимает разум и убивает. Но зачем?

— Ей нужны души игроков. Вся игра построена на том, чтобы победить врага и завладеть его душой.

— Но зачем все это? Как простая компьютерная игра может делать все это?

— Надо узнать, кто и зачем ее создал и как все это остановить, — предложил Сергей.

— А может, сначала найдем остальных игроков, — сказала Настя. — Ты помнишь, кто был тогда на вечеринке, когда Муфлон принес диск.

— Там были я, ты, Макс и Павел — уже мертвы, сам Муфлон, Андрей и девчонки какие-то.

— Маринка и Светка, — подсказала Настя. — Но они не играли тогда, думаю, что у них бы и мозгов на это не хватило.

— Надо найти всех, на всякий случай.

Прежде всего Настя позвонила Маринке, известной сплетнице. Она действительно ни разу не играла в «Шамбалу». Но зато от нее Настя узнала, что Светка с родителями месяц назад уехали в Америку. Ни о Муфлоне, ни об Андрее она ничего не знала. Сергей решил навестить Андрея, Он приблизительно знал, где тот живет. Андрей жил на третьем этаже старенькой пятиэтажки. Дверь ему открыла женщина в черном.

— Тебе чего, мальчик?

— Здравствуйте, — несмело начал Сергей. — А можно увидеть Андрея?

Женщина пошатнулась и слегка побледнела.

— Ну что ж, проходи, — сказала она.

Сергей вошел за ней. Квартира была полна незнакомых людей. Они сновали туда-сюда. Он заметил на кухне много цветов. Две женщины готовили еду.

— Иди за мной, мальчик, — позвала его женщина в черном.

Она привела Сергея в просторный зал, украшенный цветами и венками. Из магнитофона играла траурная музыка. Посреди зала стоял гроб.

— Здесь ты можешь увидеть Андрея, — сказала женщина и заплакала.

Сергей на ватных ногах подошел к гробу. Лицо Андрея было спокойным, словно он спал.

— Что случилось. — Голос его не слушался, он откашлялся. — Как он умер?

— Он умер сидя за компьютером, — сквозь слезы сказала женщина. — Он все играл в какие-то компьютерные игры. А однажды вечером я его нашла мертвым.

На похороны Сергей не остался. Ему было неуютно как-то в доме у мертвого Андрея. Может, еще и потому, что он словно бы заглянул и в свою могилу. Он поспешил вернуться к Насте.

— Ну что ж, — подытожил он. — Остается Муфлон и мы.

— Ты думаешь, он еще жив?

— Надежда умирает последней! — ляпнул было он и осекся. Не хотелось думать о смерти.

К Муфлону они решили пойти вместе. Какова же была их радость, когда дверь им открыл сам Муфлон.

— Здорово, ребята! — поприветствовал он их, криво ухмыляясь. — А я вас ждал.

— Здорово, Муфлон! Ну как ты? — закричал Сергей.

Они так обрадовались, что готовы были расцеловать его.

— Я в порядке, — все с той же ухмылочкой ответил Муфлон. — Господа, давайте не будем тратить время на всякие сентиментальные глупости. Его у нас и так мало осталось.

— Итак, вы хотите взломать «Шамбалу», — протянул Муфлон, удобно устраиваясь в кресле.

— Ты знаешь как? — спросил Сергей.

— Знаю. Никак.

— Как это так?

— Так это так. Никак! — передразнил его Муфлон. — Я уже попробовал. Винчестер полетел.

Сергей присвистнул.

— «Шамбалу» нельзя сломать. И коды там не действуют. Их просто нет. Там нет никаких законов, это самая настоящая виртуальная реальность. Она скорее сломает наш мир. Что она и делает, кстати.

— Разве это возможно? — удивилась Настя.

— Это философский вопрос, что более реально жизнь или игра. Мы все живем в «Матрице». А ты разве не замечала, что игра реальна?

— Но кто-то же ее создал! — воскликнул Сергей. — Должно же быть хоть что-то.

— Вот это другой вопрос! — ответил Муфлон, вскакивая. — Я тут кое-что нарыл.

Муфлон протянул им диск.

— Я тут взломал кое-что другое, пока мой комп не накрылся. — Муфлон усмехнулся. — Ведь у меня не только винт, у меня и мамка сгорела. В общем, надо почти полностью блок менять. Так что посмотрите дома, ребятки. И еще, ребята, не знаю, увидимся мы или нет. «Шамбалу» можно сломать, но сделать это можно не с помощью кодовых программ, а по-другому как-то.

— Как по-другому?

— Знал бы, сам сломал.

— Ничего они не прекратили! — воскликнул Сергей, стукнув по столу кулаком. — Как же она в продаже-то оказалась?

— Смотри, тут написано, что создатель «Шамбалы» неизвестен, — сказала Настя. — А может, ее и не создавал никто? Может, это и не игра вовсе, а другое измерение?

Сергей пристально посмотрел ей в глаза.

— Ты была там?

— Где? — не поняла Настя.

— В «Шамбале».

— Почему ты…

— Муфлон же еще намекнул. Ты там была! Признавайся!

— Ну да… я хотела узнать, что ты в этом находишь! Мне просто стало интересно!

— Боже, Настя! Ты же знаешь, как это опасно! Значит, ты тоже!

— Заразилась? — подсказала Настя.

— Да, не до твоих шуточек сейчас! Это не смешно!

— Прости! Я же беспокоилась о тебе!

— Я тоже беспокоюсь о тебе! — Сергей обнял ее. — Ты мне дорога, и я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— И что мы теперь будем делать? — спросила девушка.

— Не знаю еще. Но Муфлон говорил, что «Шамбалу» можно сломать как-то по-другому.

— Ты знаешь как?

— Пока нет, но я думаю, чтобы это узнать, надо идти туда.

— Нет! — Настя испуганно замотала головой.

— Иначе мы никогда этого не узнаем!

— Она убьет тебя!

— Она убьет всех нас, если мы ничего не будем делать. Ведь мы уже в нее играли, не забывай!

— Я пойду с тобой!

— Исключено!

— Я уже там была, господин Ворон.

— Что? — Сергей не верил своим ушам. — Ты Лео?

— Да, господин.

— С ума можно сойти! — рассмеялся Сергей.

— Я все равно пойду с тобой, хочешь ты этого или нет.

— Ладно, согласен. Только от меня ни на шаг.

— Слушаюсь, господин!

Охотник остановил повозку в лесу на поляне.

— Привал! — предложил он.

Ребята и правда устали от ночной гонки и согласились. Рядом протекал ручей. Все смогли напиться и умыться ледяной ключевой водой. Ворон опустил голову прямо в воду.

— Хороша водичка! — воскликнул он, поливая Лео ледяной водой. Тот отвечал ему той же монетой.

— Да-а! Водичка что надо! — ответил Охотник. — Еще бы и позавтракать не мешало бы!

— Но у нас ничего нет! — сказал Лео. — Наши запасы кончились.

— Тут наверняка найдется какая-нибудь дичь! — предположил Охотник. — Может, поохотимся?

— У нас из оружия только эта дубинка, — посетовал Ворон.

— Идете в Шамбалу и без оружия? — удивился Охотник. — Удивительно, как вы еще живы до сих пор! Ладно! Благодарите Высшие Силы, что вы встретили Охотника! У меня есть лук и стрелы!

Охотник гордо поднял голову и засиял так, словно ожидал шквала оваций. Но оваций не последовало. У Охотника нашелся еще топор и нож. Ворон вызвался пойти поохотиться вместе с ним. А Лео остался возле повозки разводить костер.

Через некоторое время охотники вернулись. Охотник нес целую связку диких уток. Он громко смеялся и болтал без умолку. Ворон же, наоборот, был хмурым и недовольным. Ему не удалось никого поймать, а лук свой Охотник так и не дал. Лео ощипал и выпотрошил уток и нанизал их на вертел. Уже через полчаса вся компания лакомилась ароматной дичью.

— А зачем вам Шамбала? — поинтересовался Охотник.

Лео вопросительно посмотрел на Ворона. Тот слегка растерялся.

— Затем что так нужно! — отчеканил он.

— Кому нужно? — не унимался Охотник.

— А тебе-то что с того? — огрызнулся Ворон.

— Мне-то ничего, — ответил Охотник. — Но тот, кто идет в Шамбалу, должен четко осознавать, чего он хочет. От этого может зависеть ваша жизнь.

— А ты зачем туда идешь? — в свою очередь, спросил Ворон.

— Я Охотник, исследователь по жизни. Мне интересно в жизни все попробовать на своей шкуре.

— Ты хочешь исследовать Шамбалу? — скептически усмехнулся Ворон. — Ты думаешь, что ее можно так просто разложить по полочкам.

— Я этого не говорил, — возразил Охотник. — Но понять, где мы находимся и ради чего мы все это делаем, было бы очень полезно.

— У меня когда-то была волшебная карта, — мрачно сказал Ворон. — Но ее украли.

— Карты тоже могут врать. Дело не в карте. Здесь нельзя верить никому.

— Даже тебе? — Ворон сощурился.

— Может быть, и мне. Я ведь ненастоящий. Вы тоже ненастоящие. Все это маски.

— Все понятно, — констатировал Ворон. — Ты либо перегрелся, либо подхватил какую-нибудь заразу в городе призраков.

Охотник засмеялся.

— Я не сумасшедший.

— А может быть, он прав? — неожиданно поддержал его Лео.

— Да это чистая философия! — отмахнулся Ворон.

— Ну же, Ворон! Сними свою маску! — поддразнил его Охотник. — Ты так и не вспомнил, зачем ты идешь в Шамбалу?

Ворон не ответил. Ребята закончили завтракать.

— Дальше нам придется идти пешком. Впереди горы, там повозка не проедет. Вам лучше хорошо вооружиться и держаться вместе. Мало ли что.

Лео потушил костер и засыпал его землей. Затем он сходил к ручью и наполнил все фляги водой. Остатки завтрака он аккуратно сложил в дорожный мешок. Ворон взял у Охотника нож, а топорик отдал Лео, кроме того, Охотник в лесу нашел весьма внушительную палку и торжественно вручил ее Лео. Теперь вся компания была хорошо вооружена и дружно потопала в горы. Охотник, как более опытный из них, шел впереди и показывал дорогу.

Солнце палило невыносимо. Идти нужно было все время в гору. Ворон и Лео еле передвигали ноги. Пот с них лил в три ручья. Охотник же как ни в чем не бывало бодро шагал впереди.

— Куда мы идем? — спросил Лео.

— В Шамбалу, конечно! — засмеялся Охотник.

— Ты знаешь, где она? — спросил его Ворон.

— Никто этого не знает, но мы найдем, — обнадежил его Охотник.

— Может, немного отдохнем? — жалобно попросил Лео.

— Скоро придем! — подбодрил его Охотник.

Но прошло еще часа два, а конца пути не было видно.

— Смотрите, что тут есть! — вдруг воскликнул Охотник. По обеим сторонам тропинки все было усыпано красным.

— Земляника! — воскликнул Ворон.

Голодные и уставшие они кинулись собирать ягоды. Они были очень мелкие, но сладкие, и путникам они показались восхитительными. Немного наевшись, они пошли дальше. Идти уже было веселее. Можно было срывать и есть ягоды прямо на ходу, так как они росли повсюду. Лео так и сделал. Он подбегал то к одному кустику, то к другому. И так увлекся сбором земляники, что не заметил, что отстал от остальных. Он сошел с тропинки и, наклонившись, шарил рукой в кустах в поисках ягод. Вдруг рука его коснулась чего-то мягкого и липкого. Он посмотрел на руку, она вся была перепачкана красным соком. Он попробовал его на вкус. Сок оказался соленым, как кровь. Сердце вдруг понеслось вскачь. Дрожащими руками он отодвинул кусты. Перед ним лежал растерзанный человек. Лицо у него было съедено и по нему ползали мухи и личинки. Рук у него не было вовсе, живот был распорот и внутренности выпали наружу. Лео зажал рот рукой. Его выворачивало наизнанку. Он выскочил из кустов как ошпаренный и побежал по тропинке вслед своим товарищам. Ему вдруг показалось, что за ним кто-то внимательно наблюдает. За каждым деревом ему виделся кровожадный убийца. А лес вдруг покрылся кровавыми пятнами. «Это не земляника, это кровь!» — подумалось ему.

Он налетел на Ворона со всего размаха.

— Полегче! — закричал на него Ворон. — Иначе я тебя убью когда-нибудь!

— Там… там… там… — Лео не мог отдышаться.

— Что там? — спросил его Охотник.

— Там…

— На попей воды! — Ворон протянул ему флягу с водой.

Лео схватил флягу и стал жадно пить.

— Все не выпивай! — предостерег его Охотник. — Нам еще долго идти. Говори, что произошло?

— Там человека убили! — наконец выговорил Лео.

— Ты видел, кто это сделал? — спросил Ворон.

Лео покачал головой.

— Я видел его останки. Его словно разорвали. — Лео закрыл лицо руками.

— Так, тихо! — скомандовал Охотник. — Без паники! Я слышал, здесь есть волки!

— Мы догадались, что в Волчьих горах есть волки! — ехидно сказал Ворон.

— Они необычные волки! Здесь находится граница мира. Что там за ней — никто не знает. Они стражи. Говорят, что они вообще не волки, а адские твари, просто отдаленно напоминающие волков.

— Спасибо утешил! — воскликнул Ворон. — Что будем делать?

— Идти дальше! Не назад же возвращаться! — улыбнулся Охотник, потрясая луком.

Охотник, как всегда, шел впереди, держа лук на изготовку, Ворон и Лео шли сзади, вооружившись дубинками и топориком. Они оглядывали каждый куст, всякий раз ожидая нападения. Но вокруг было тихо. Только ветер едва шелестел листвой. Они подошли к перевалу.

— Нам надо перейти через эти горы, — проговорил Охотник. — В горах они вряд ли нападут.

Охотник спрятал лук за плечи и уверенно полез наверх. Дороги не было, ребята прыгали по огромным валунам, разбросанным повсюду. Охотник показывал путь, на какой уступ лучше встать, за какой куст уцепиться. Таким образом, они взошли на первую гору. Поднявшись, они устроили небольшой отдых. Лео достал фляги с водой и путники смогли утолить жажду.

— Это только первая, самая маленькая гора. Дальше нас ждет Волчье ущелье и скалы. Они неприступны, но я знаю тропинку. Если повезет, мы перейдем их с такой же легкостью, как и эту.

Но тропинка оказалась завалена камнями.

— Не повезло! — философски заметил Охотник.

— И что теперь? — спросил Ворон.

— Есть еще один путь, — неохотно проговорил Охотник. — Но я бы не хотел…

— Что за путь?

— Внутри скал есть подземный ход. Это старая заброшенная шахта. Там настоящее подземелье. Мы можем пройти по ним на ту сторону скал.

— Так в чем же проблема?

— Не знаю… Не нравится мне это подземелье! — передернул плечами Охотник. — Возможно, там волки.

— Ты сам там бывал? — поинтересовался Ворон.

— Нет.

— Значит, ты знать этого не можешь. Возможно, что волки остались за той первой горой, ведь в горах они не нападают.

— Это только твое предположение.

— Другая дорога есть?

— Нет.

— Значит, у нас нет выбора, — констатировал Ворон.

— Хорошо, это здесь… рядом.

Они спустились вниз. Охотник показал ребятам заваленный ветками проход. Ребята принялись его расчищать.

— Ты уверен, что хочешь спуститься туда? — спросил Охотник у Ворона.

Ворон с недоумением посмотрел на него.

— Мы уже обсудили эту тему.

— Что-то мне подсказывает, что кто-то из нас не сможет перейти на ту сторону.

— Ты что, испугался? — хмыкнул Ворон.

— Возможно, — невозмутимо ответил Охотник. — Ты должен вспомнить что-то важное.

— Что, например?

— Кто ты и зачем сюда пришел?

Ворон уронил охапку сухих веток.

— Ты что, совсем ошалел? Я помню, кто я, и я иду в Шамбалу.

— Хорошо. — Охотник слегка тряхнул его за плечи. — Зачем тебе Шамбала, ты помнишь?

— Я хочу получить силу.

— Какую силу?

— Могущество.

— Для чего?

— Я хочу вернуть своего друга.

— Ты помнишь, как его звали?

— Да. Его звали Каин и он предал меня.

— Нет. Его звали по-другому.

— Я не…

— Не позволяй себя запутать!

— Что…

— Вспомни, кто ты.

— Я знаю тебя? Кто ты?

— Тебе не нужно могущество. Это не твое. Это Шамбала. Зачем ты сюда пришел?

— Я хочу… Я хочу… узнать истину.

— Хорошо. Будь начеку — и ты ее узнаешь.

Ребята расчистили проход. Лео взял одну из крупных веток, обмотал ее тряпками и зажег. Охотник первым спустился в шахту, держа свой лук наготове. За ним шел Лео с факелом, последним шел Ворон, вооруженный топориком и ножом, прикрывая тыл. Проход был достаточно просторным, что они могли бы пройти и втроем. В шахту вели кем-то неумело вытесанные и полуразвалившиеся ступеньки. Спустившись, они оказались в одном из коридоров шахты.

— А ты знаешь дорогу? — поинтересовался Ворон у Охотника.

— Вообще-то нет.

— Как же мы выберемся?

— Узнаешь в свое время.

Они вошли в комнату, заваленную углем.

— Так как же мы пройдем, если мы не знаем, куда идти? — не унимался Ворон.

— Не волнуйся, возможно, кто-то из нас останется здесь.

— Ты нарочно нас сюда завел? — закричал Ворон, хватая Охотника за рукав.

Охотник высвободился.

— Мы должны были сюда прийти, таково условие игры.

— Какой игры?

— Ну, молодец! — воскликнул Охотник. — Ты должен вспомнить! Иначе мы все погибнем!

— Кончай ломать комедию, предатель! — вскричал Ворон, выхватывая нож. — Это тебе не поможет!

— Смотрите! — прервал их Лео.

Они были не одни. В глубине комнаты на деревянном помосте стояло несколько странных животных. Они были чем-то похожи на гиен, но обладали невероятно длинными развитыми конечностями. Шерсть у них была черного цвета, а глаза ярко-красные, как у вампиров. Они стояли, не издавая ни звука и не двигаясь, и только внимательно наблюдали за незваными гостями.

— Это те самые волки? — дрожащим голосом спросил Лео.

Охотник кивнул, поднимая лук и прицеливаясь.

— Ну что ж, нам, вероятно, придется драться!

— Ты был прав, — произнес Ворон. — Они и вправду адские твари!

Комната стала наполняться «волками». Они стекались отовсюду. Но нападать не спешили, выжидая удобный момент. Ребята встали спина к спине, готовясь к нападению.

— Есть идеи? — спросил Ворон.

— Драться или сбежать, — ответил Охотник.

— Куда?

— В иную реальность.

Несколько «волков» кинулись на них. Охотник подстрелил одного из них. Он заискрился, словно его ударило молнией, по его телу прошла судорога.

— Что это? — спросил Ворон.

— Стрелы волшебные. Бей их! — закричал Охотник, выпуская вторую стрелу.

Одно из чудовищ бросилось на Лео. Он ткнул его факелом в морду. «Волк» отскочил, не издав ни звука. Лео размахивал факелом так, что «волки» не решались на него нападать, а только с жадностью глядели на него своими красными глазками. Но вот они, словно по невидимому сигналу, бросились на ребят все вместе. Несмотря на яростное сопротивление путников, волки тоже не отступали. Они вцеплялись в ноги своим жертвам, в руки, пытаясь выбить оружие. Ворон без устали орудовал своим топором, отрубая животным лапы и головы, Охотник укладывал своими стрелами одного волка за другим, но на смену павшим приходили другие и не было им числа. Один из «волков» все еще стоял на помосте и не принимал участия в битве.

— У меня кончаются стрелы! — крикнул Охотник.

— А волки, кажется, не кончаются! — ответил Ворон, раскраивая череп одному из нападавших.

Но «волки» вдруг стали почему-то отступать. Ими словно руководила некая невидимая сила. Они отступили, словно схлынула черная река. Остался только тот, что стоял на деревянном помосте. Он стоял неподвижно, глядя Ворону прямо в глаза. Глаза зверя завораживали Ворона, он почувствовал, что его тянет в бездну. Волк постоял немного на помосте и исчез в темноте.

— Почему они ушли? — спросил Лео. — Их ведь было больше, чем нас.

— Не знаю. Но, по-моему, нам рано радоваться, — сказал Охотник. — Они вернутся.

Ворон осматривал свои раны.

— А эти укусы не заразны?

— Я понятия не имею, — ответил Охотник. — Сейчас на это нет времени, нам надо продолжить путь. Волки могут вернуться.

— А ты о чем-нибудь имеешь понятие? — иронически спросил Ворон. — Мы даже не знаем, куда идти!

— Сейчас не время ссориться! — попытался их примирить Лео.

— Послушай! — проговорил Охотник. — Мы сможем выбраться!

— Ну уж нет! — отрезал Ворон. — Ты пойдешь теперь сам по себе. Я тебе не доверяю!

— Не дури! — возразил Охотник. — Нам лучше держаться вместе!

— Но как мы можем доверять тебе, если мы даже не знаем, кто ты на самом деле!

— Но Ворон… — начал было Лео.

— Оставь его! — прервал его Охотник. — Я пойду первым. Охотник направился дальше по одному из подземных коридоров.

— Зря ты так! — сказал Лео. — Он был прав. Мы должны держаться вместе.

— Я ему не доверяю. Он мог бы нас убить. Внезапно послышался крик.

— Это Охотник! — сказал Лео.

— Туда! — крикнул Ворон.

И друзья понеслись на звук его голоса. Охотник лежал на полу, всего в нескольких шагах от места сражения, сломанный лук валялся рядом. Его горло было разодрано, из него толчками текла кровь, но он был еще жив и силился что-то сказать. Ворон упал на колени рядом с Охотником.

— Прости меня! — Ворон приподнял голову Охотника. Охотник пытался что-то сказать, но слышался только хрип.

Ворон склонился над ним.

— Амулет… — прошептал Охотник на ухо Ворону.

— Что?

— Мой амулет! Быстрее… Другое измерение…

Ворон увидел на шее у Охотника амулет в виде солнца. Он сорвал его.

— Быстрее… Спаси меня…

— Но что делать?

— Возьмите с Лео меня за руку…

Ворон дал знак Лео, и они взялись за руки, касаясь амулета. Охотник беззвучно шевелил губами.

Стены подземелья растаяли. Сергей и Настя осознали себя, сидящими за компьютером в комнате Сергея. «Шамбала» затягивала все сильнее. Она становилась все реальнее, вытесняя тот мир, который они оба знали. Они чувствовали себя так, словно проснулись от кошмарного сна, который стал явью. Зазвонил телефон. Сергей взял трубку.

— Алло! Здравствуйте… Ч-то?! Как это случилось? Да, хорошо, мы приедем!

Сергей положил трубку.

— Что? — Настя вопросительно глядела на него.

— Муфлон в больнице… Настя вскрикнула.

— У него был приступ, что-то вроде астмы.

— Он жив?!

— Он в коме. Его мать просила приехать.

Сергей шел подлинному больничному коридору. Сам он лежал в больнице всего один раз в жизни — два года назад ему вырезали аппендицит. Но всякий раз, когда он навещал своих друзей и родственников, его поражала особая мистическая атмосфера больницы. Вероятно, сами больницы — это средоточие человеческих страданий и смерти, одиночества и надежды, молитв и покаяния. Даже когда он случайно проходил мимо, его охватывал непонятный трепет. Словно его душа одновременно хотела и плакать, и петь. А в пустом больничном коридоре было еще и что-то страшноватое. Сергей вспомнил известные фильмы ужасов, когда жертва бежала по больничному коридору, а за ней неотступно следовала тьма. Ему показалось, что он тоже персонаж какого-то абсурдного фильма ужасов, и сейчас из-за поворота появятся черные волки с глазами вампиров, или сумасшедшие зомби повалят из палат. Он передернул плечами и невольно ускорил шаг.

Муфлон находился в реанимации и к нему не пускали даже родственников. Его мама, Мария Семеновна, сидела в коридоре белая как мел. Она не плакала и никак не выражала своих эмоций. Она просто сидела на стуле, уставившись в стену напротив.

— Здравствуйте… — нерешительно произнес Сергей.

Она ответила не сразу. Только когда он поздоровался повторно, она слегка вздрогнула и повернулась к нему.

— А, это ты, Сережа. Здравствуй…

— Как… он?..

— Дима? — Она нервно улыбнулась. — Дима в коме. В коме Дима…

— А что… ну… случилось?..

— Я сама не знаю!!! — внезапно выкрикнула она. — Я была на работе… Димочка был дома один… Прихожу, а он… — Она зарыдала.

Сереже стало неловко рядом с этой скорбящей женщиной. Почему-то он почувствовал себя виноватым перед ней.

— Он… корчился на полу и задыхался… У него изо рта шла кровь! — Мария Семеновна говорила сквозь душившие ее рыдания.

— А компьютер у него работал? — осторожно спросил Сергей.

— Какой компьютер? Мой сын умирает, при чем здесь компьютер?!

— Простите, пожалуйста… — стушевался он. — С ним все будет в порядке…

Последние слова прозвучали не очень убедительно. Сергей и сам в это не очень верил.

— Меня к нему не пускают! К нему никому сейчас нельзя. Так что, ты иди домой!

Сергей продолжал стоять, не решаясь двинуться с места.

— Ты слышишь меня?! — прикрикнула на него Мария Семеновна. — Уходи!

Сергей медленно повернулся и на ватных ногах пошел прочь.

— Подожди! — крикнула ему вдогонку Мария Семеновна.

Сергей повернулся к ней.

— Вот. — Мария Семеновна порылась в сумочке. — Дима просил тебе передать, перед тем как… — Она снова заплакала.

Сергей подошел к ней и взял небольшой сверток.

— А теперь иди домой…

Выйдя из больницы, Сергей позвонил Насте, но ее мобильник не отвечал. Сергей направился на троллейбусную остановку. Погода была солнечная, день можно было назвать чудесным, если бы не все что случилось. «Значит, Муфлон играл в «Шамбалу». Но как? У него ведь винчестер полетел основательно?» — недоумевал он.

Подошел его троллейбус. Сергей запрыгнул в него, на ходу доставая мелочь. Народу внутри было не очень много, но мест свободных не было и он встал у окна, держась за поручень. На сиденье рядом с ним сидела очень красивая блондинка и разговаривала по мобильной гарнитуре. Она громко смеялась при этом, а поскольку гарнитуру сразу было не разглядеть, выглядело это весьма забавно, словно девушка увлеченно беседует сама с собой. Народ на нее опасливо оглядывался по понятным причинам. Но несмотря на ее лучезарную красоту, Сергею она показалась глупышкой.

Рядом сидели два алкаша. Когда на следующей остановке вошла немолодая женщина, один из них поспешил ей уступить место. Второй стал шумно восхищаться его поступком.

— Ну ты молоток! Да-аа! Не перевелись еще мужики на Руси! Я восхищен! Я просто восхищен! — восклицал он. — Я теперь просто обязан сделать то же самое!

В троллейбус вошла женщина с двумя сумками. Алкаш бросился уступать ей место. Женщина смущенно отказывалась, но ее таки усадили. И двое пьяных «джентльменов» гордо раскачивались посреди троллейбуса, рискуя упасть на других пассажиров.

Сергей невольно улыбнулся. Кто-то тронул его за руку. Он обернулся. Рядом стояла девчушка лет шести с плюшевым медвежонком в руках. Она была совсем не похожа на своего виртуального прототипа, но Сергею вдруг стало неуютно.

— Чего тебе? — немного резковато спросил он.

— Дай! — коротко потребовала малышка.

— Что тебе дать? — не понял Сергей.

— Дай! — настойчиво повторила девочка, показывая ручкой на пакет, который Сергей держал в руках.

— Да что ты хочешь? — недоумевал он.

— Отдай! — Девочка схватила пакет и потянула его на себя. Сергей не отпускал. Пассажиры стали оборачиваться. Девочка завопила.

— Что за безобразие! — воскликнула полная женщина с кошелками. — Ребенка обижают!

— Вызовите милицию! — вторила ей старушка.

Послышались и другие возмущенные крики. На помощь поспешила кондукторша.

— Молодой человек! Что здесь происходит? — строго спросила она.

— Я не знаю, чей это ребенок, — стал сбивчиво объяснять Сергей. — Она хотела украсть мой пакет.

— Да как вы можете? — воскликнула полная женщина с кошелками. — Она же такая крошка!

— О ком вы говорите? — не поняла кондукторша. — Какой ребенок?

Сергей огляделся вокруг. Девочки не было.

— Она же только что была тут! — воскликнула старушка. — Может, она потерялась? Ведь ребенок один в троллейбусе!

— Уважаемые пассажиры! — закричала кондукторша. — Кто видел маленькую девочку?..

Но она как сквозь землю провалилась. Сергей не стал дожидаться продолжения шоу и поспешил выйти на первой же остановке.

Дома никого не было. Сергей еще раз позвонил Насте и, не дозвонившись, написал ей эсэмэску, чтобы она срочно пришла к нему. Он хотел распечатать пакет вместе с Настей, но любопытство взяло верх. Внутри он нашел какой-то странный код, состоящий из цифр и букв и… амулет с изображением солнца.

— Значит, Муфлон был Охотником! — поражение воскликнул он. — Но как же он играл, у него же компьютер сломан?! И что все это значит?

Сергей и сам не заметил, как надел амулет и принялся читать записку.

Ворон шел по подземелью один. Прошло уже много времени с того момента, как напали волки и Охотник погиб. Лео кудато пропал. Факел тоже давно догорел и Ворон блуждал в полной темноте. Он продвигался на ощупь, стараясь не производить лишнего шума. Он боялся, что не сможет дать отпор волкам один и в полной темноте. Он увидел красные огоньки и схватился за кинжал, но нападения не последовало. То ли волки его не замечали, то ли ему показалось. Вдруг он почувствовал какую-то прохладу. Может быть, впереди выход? Ворон поспешил вперед. Коридор стал расширяться, но вопреки его ожиданиям это был не выход. Он оказался в просторном зале, освещенном факелами. Множество черных волков повернулись в его сторону, готовые к нападению. Ворон внутренне сжался. Но нападения не последовало. Волки расступились, и Ворон увидел женщину, сидящую на каменном троне.

— Ну вот мы и свиделись, касатик! — сказала она.

— Это вы? — изумился Ворон.

— Что, так изменилась? — засмеялась она. — Теперь ты знаешь цену могуществу и власти?

Она заметно помолодела и похорошела и выглядела лет на сорок.

— Да, знаю.

— И ты готов ее заплатить?

— Нет, я хочу отказаться…

— Что-что? — изумилась женщина. — От чего ты хочешь отказаться?

— От могущества.

— Касатик! — укоризненно вздохнула она. — Отказываться поздно! Назад дороги нет!

Ворон молчал.

— Ты мне должен, ты помнишь это? — В голосе у нее появился металл.

— Я не могу… — с трудом выдавил Ворон.

— Мы же договаривались! — закричала колдунья. — Мне нужна твоя душа!

— Но я не согласен! — крикнул Ворон.

Колдунья побледнела и вскочила на ноги. Волки бросились к нему, но остановились.

— Ладно, — смягчилась колдунья. — Я дам тебе время для раздумья. Мы еще поговорим об этом.

Сергей пришел в себя в своей комнате. Был уже глубокий вечер, но свет в комнате не горел. В комнате послышался шорох. Сергей едва различил в темноте чей-то силуэт. Он вскочил и зажег лампу. Перед ним стояла Красная Шапочка.

— Этого не может быть!

Красная Шапочка медленно повернулась к нему и достала из своего плаща нож.

— Ты не настоящая! — закричал он на нее.

Красная Шапочка медленно приближалась к нему.

— Это неправильно! Ты же из другой игры! Она взмахнула ножом…

Сергей сидел на полу в луже крови. Он не помнил ни что произошло, ни как он оказался сидящим на полу. Перед ним лежала Настя, прижимая руки к животу. Сквозь ее пальцы текла кровь. Сергей осознал, что сжимает в руках нож, и с ужасом отбросил его. Кошмар осуществился, он убил свою любимую девушку! Сергей бросился к Насте.

— Прости меня! — Он приподнял ее голову.

Девушка открыла глаза.

— Ты только не умирай! Слышишь меня?! Не умирай!

Он сосредоточился. Он молил волшебную силу о помощи. Но она не приходила. Он хотел отдать ей свою кровь, он бы с радостью умер бы за нее. Но он не мог ее исцелить. Только теперь он понял, как его обманули!

Сергей бросился к телефону. Но трубка была мертва. И мобильник тоже почему-то вышел из строя. Он в отчаянии отшвырнул от себя телефон. Внезапно тот зазвонил. Сергей поднял трубку.

— Это тебе не поможет!

Голос был знакомым.

— Макс?!

— Ты скоро умрешь!

Сергей в ужасе бросил трубку.

— Сережа! — позвала его девушка. — Не уходи!

Он опустился на колени рядом с ней.

— Ну что ты! Я не уйду! — пробормотал он.

Ему вдруг стало нечем дышать и он расстегнул воротник рубашки. Его рука нащупала амулет. Он вспомнил о свертке, который ему передала мать Муфлона. В кармане он нашел записку. Он взял Настю за руку и стал читать вслух заклинание, написанное на клочке бумаги… В глазах все поплыло, привычная действительность исчезала. В глаза ударил яркий свет, он зажмурился, а когда открыл глаза, он оказался один в комнате, полной яркого света.

— Ну, здорово, Ворон! — услышал он знакомый голос.

Перед ним стоял Макс. На правой щеке у него был шрам, как и у Каина, только еще больше.

— Я не Ворон, мое имя Сергей! — ответил Сережа.

— Ты убийца! — отрезал Макс.

— Ты сам на меня напал! Это ты хотел меня убить!

— Но убил меня ты!

Сергей почувствовал холод. Он явственно увидел перед собой мертвого Макса. Он знал, что это именно Макс заставил его увидеть.

— Прости…

— Поздновато просить прощения! — ехидно ухмыльнулся Макс. — Но я все же рад! Теперь я отомщен!

Сергей оглянулся вокруг.

— Где я?

— Там, куда ты стремился попасть: в «Шамбале».

— Так это все не игра?

— Ну наконец-то до тебя это дошло! Я тебе это еще тогда говорил!

— Что это за место?

— Можешь считать это параллельным миром, если тебя это устроит.

— А почему ты здесь?

— А мы все здесь, — улыбнулся Макс. — Все игроки когда-нибудь попадают сюда. Ты тоже будешь здесь. Посмотри туда!

Сергей увидел Город Призраков словно на большом экране. Толпы неприкаянных зомби мечутся по его улицам, крича от ужаса и отчаяния, и среди них он увидел Настю. Она стояла в толпе других людей, ее волосы развевались на ветру, а глаза почернели. Немного вдалеке он увидел и Муфлона. Он сидел в одном из домов, уронив голову на руки.

— Ты уже давно потерял свою душу! Убийца своих друзей!

— Я спасу их!

Макс расхохотался.

— А силенок хватит?

Глаза Макса почернели. Сергей почувствовал, что падает в пропасть.

— Они все мои! — донесся до него измененный голос Макса. — И ты тоже!

Сергей оказался на улицах мертвого города. Он бродил по улицам в поисках своей любимой девушки и не находил ее. Мимо него ходили измученные люди-зомби, его толкали, но никому до него не было дела. Никто больше на него не нападал, словно он сам стал одним из них. Он пытался найти то место, которое он видел в своем видении, но город запутывал его. Навалилась какая-то апатия, чувство обреченности. Ему казалось, что все его усилия бесполезны и захотелось махнуть на все рукой и уснуть прямо на мостовой. Кто-то его окликнул. Сергей обернулся. Перед ним стоял Пашка. Он с трудом его узнал.

— Здесь выхода нет! — сказал Пашка. — Ты ищешь не там.

— А ты знаешь где? — с надеждой спросил Сергей.

— Найди себя.

Павел развернулся и пошел прочь, не оглядываясь.

— Настя! — крикнул Сергей. — Прости меня!

Сергей упал на колени. Амулет стал горячим.

— Я еще живой! — пробормотал Сергей.

Сергей приложил руку к груди, от амулета шло тепло.

— Ведьма! — закричал он. — Я тебя не боюсь! Я еще живой!

Он вдруг увидел, как лица окружающих начинают меняться. Плоть разлагалась. Они превращались в живые трупы с пустыми глазницами. Сергей понял, что ждет человека, который попадает в город призраков. Ему стало страшно. Амулет снова стал холодным, как обычная пластмасса. Откуда-то появились полчища крыс. Они вылезали из окон домов, из мусорных баков, неслись по улицам сплошным потоком. Они стаями бросались на людей-зомби, которые даже не пытались убежать или сопротивляться. Крысы были повсюду, они окружили Сергея со всех сторон. Бежать было некуда. Сергей давил их ногами, отбрасывал от себя, но их было слишком много. Они окружили его, взбирались по его ногам, прыгали ему на грудь. Но внезапно они отпрянули от него, словно обжегшись. Сергей дотронулся до амулета, тот был теплым. Он пошел дальше по улицам города, крысы разбегались перед ним.

Вдруг один из домов привлек его внимание. Он показался чем-то знакомым. Сергей некоторое время всматривался в него. Это был тот самый дом, в котором они с Лео прятались от зомби. Хотя Сергей отчетливо помнил, что тот дом сгорел. Он толкнул дверь, она оказалась незаперта. Сергей вошел внутрь. В комнате царил полумрак. Окна были забиты досками, и свет поступал сквозь дыры в стенах. Посреди комнаты за столом сидели его друзья, Муфлон и Настя. Сергей бросился к ним, но они не шелохнулись. Сергей окликал их, пытался их расшевелить, но все было безрезультатно. Тогда он встал на колени перед Настей и уткнулся в ее руки. Настя продолжала сидеть неподвижно.

— Настя, я пришел за тобой! — тихо сказал Сергей. — Пойдем домой!

— Она не может пойти с тобой, — услышал он голос Муфлона.

— Почему?

— Мы пленники этого города.

— Неужели отсюда нет выхода?

— Выход есть, но уйти отсюда можешь только ты. Знаешь городские ворота?

Сергей молча кивнул.

— Это портал в твой мир. На закате они закроются, если ты не успеешь, то тоже останешься здесь навсегда.

— Почему мы не можем уйти все вместе? Ведь вы же еще живы!

— Мы умираем, нас убивает «Шамбала»… и ты.

— Все равно нужно бороться! Вы идти сможете?

— У нас мало сил, уходи один.

— Возьмите мои, ведь по правилам игры это возможно?

— Никто еще в «Шамбале» не отдавал свою жизненную силу добровольно!

— Ну так я буду первым! Ты знаешь, как это делается?

— Не стоит тебе…

— Скажи, как это делается!

— Есть заклинание, и ты должен пролить свою кровь.

— Ты знаешь это заклинание?

— Оно написано на обороте твоего амулета.

Сергею до сих пор не приходило в голову посмотреть, что находится на обратной стороне солнечного амулета. Среди мусора, валявшегося на полу, он нашел осколок стекла и рассек себе руку, затем стал читать заклинание. Кровь медленно потекла на пол, в то же время Сергей почувствовал, как медленно вытекает его жизненная энергия. Но вместе с тем он увидел, как оживают и наливаются соком его друзья.

— Остановись! — сказал Муфлон. — Иначе ты сам не сможешь идти!

— Как ты? — спросил Сергей у Насти.

— Я в порядке! — улыбнулась девушка.

— Я тоже в порядке, — передразнил ее Муфлон.

— Так идем! — воскликнул Сергей. — Надо спешить! Ребята вышли на улицу. В городе не было ни одной живой души, даже крыс. Улицы города словно вымерли. Исчезли даже звуки. Город превратился в кладбище самому себе. Муфлон хорошо помнил дорогу. Он как и всегда был впереди. Город не мог его запутать, и через несколько минут ребята добежали до городских ворот. Они уже закрывались.

— Быстрее! — закричал Муфлон.

Они кинулись к воротам, но дорогу им преградила старая колдунья.

— Куда же вы, касатики? Вы мне все нужны!

— Уходите! — крикнул Сергей своим друзьям. — Я ее задержу!

— А как же ты? — закричала Настя.

Из-за домов стали появляться черные волки — слуги старой колдуньи. Через минуту уже вся улица стала черной.

— Уходите! — кричал Сергей, хватая за руки колдунью. — Муфлон, уведи ее!

— Нет! — закричала Настя. Но Муфлон силой подтащил ее к воротам. Еще через мгновение они прошли через портал. Последнее, что увидела Настя, что на Сергея набросилась целая стая волков.

Сергей очнулся в больничной палате. Сознание возвращалось медленно и тягуче, словно он выныривал в реальность с большой глубины. Он не мог понять, снится все это ему или нет. Он пошевелил левой рукой, она была тяжелая, как гиря, и не слушалась его. Зато он заметил, что запястье у него почему-то забинтовано. Попробовав шевельнуть другой рукой, он почувствовал, что в нее воткнута игла. Он попытался сфокусировать взгляд и понял, что лежит под капельницей. Через несколько минут вошла молоденькая сестра.

— С добрым утром! — улыбнулась она ему и ловко вытащила иглу.

— Привет! — попытался бодро ответить ей Сергей, но получилось что-то невнятное.

Медсестра забрала капельницу и вышла, чуть было не столкнувшись в дверях с его мамой. На ней был накинут медицинский халат поверх пальто, а на голове смешная шапочка, словно она собралась идти в душ. Мать тяжело дышала и раскраснелась, то ли от усталости, то ли от волнения.

— Слава Богу, ты живой! — выдохнула она, увидев, что он пришел в себя. — Как же ты так мог!

Сергей попробовал вспомнить, что произошло, но перед глазами мелькали только красные огоньки.

— Что… — Голос его тоже не слушался. — Мама, что произошло?

— Ты что, не помнишь? — Мать заплакала. — Ты перерезал себе вены, вот что произошло! Спасибо Настеньке, она вовремя, «скорую» вызвала!

— Так она жива?

— Типун тебе на язык! Жива твоя Настя! Обещала тебя навестить. Зачем же ты это сделал, Сережа? Тебя кто-то обидел?

— Я и сам не знаю…

Через пару дней Сергей пошел на поправку. Врач пообещала выписать его на выходные. Настя пришла его навестить, принесла ему букет роз и кучу всякой вкуснятины. От нее он узнал еще одну приятную новость: Муфлон пришел в себя. А так как он находился в том же самом корпусе, только на этаж ниже, они решили его навестить вдвоем.

Муфлон вальяжно лежал в постели, смотрел ужасы по DVD и потягивал сок из баночки. Увидев ребят, он царственно махнул им рукой.

— Умеешь ты устраиваться в жизни! — с завистью протянул Сергей.

— Надо уметь не устраиваться, а жить! — снисходительно ответил Муфлон. — Хотя ты тоже молоток! — добавил он.

— Это в каком смысле? — не понял Сергей.

— Ты все-таки сумел взломать «Шамбалу»!

— Но как?! Я думал, что это иная реальность!

— Правильно. Но в этой реальности не предусмотрена любовь и самопожертвование. Когда ты пожертвовал собой ради нас с Настей, ты разрушил магию «Шамбалы», или что-то вроде того.

— Значит, мы все-таки победили «Шамбалу»? — радостно вскричали Сергей и Настя.

— Возможно, что мы закрыли один из порталов, ведущих в наш мир, но есть и другие.

— Какие другие? — спросила Настя.

Муфлон посмотрел на монстров на экране, выругался сквозь зубы, выключил телевизор и отшвырнул пульт.

— Чем черт не шутит!

© Е. Шаталина, 2007

Евгений Лукин ДЕНЬ ДУРАКА

С каждым новым ремонтом крохотный бар местного Дома литераторов становился все непригляднее, обретая помаленьку черты заурядной забегаловки. Повылиняла былая роскошь: исчезли зеркала с потолка, взамен панелей из тёмного дерева стены обметал бледный пластик, незыблемые кожаные диваны уступили место подозрительным по прочности трубчатым стульям. Впрочем, на отчётных собраниях очередная перелицовка неизменно ставилась в заслугу правлению, причём особо подчёркивалось, что бар стал выглядеть гораздо современнее.

В чём-то это соответствовало истине. В конце концов пенсионер, шарящий по мусорным бакам, тоже, как ни крути, примета нашего времени.

Кажется, богадельня доживала последние годы. Когда-то владевшие нераздельно первым этажом, а ныне ютящиеся в двух кабинетах, писатели держались за пресловутый бар, как белые за Перекоп. Сдача его буржуинам означала бы гибель культуры в целом. Ходили, правда, слухи, что власти вот-вот утратят остатки совести и взвинтят арендную плату. На лакомые квадратные метры в самом центре города охотников было более чем достаточно. Какое бы вышло казино!

А пока что бывшие проводники идей и властители дум заглядывали сюда на сиротливо съёжившийся огонёк, пили дешёвую водку, ругали размножившееся низкопробное чтиво и тосковали вслух по незабвенным временам, когда человек человеку был ещё товарищем, а не господином.

Отдали Родине жизнь без остатка. Ни слова для себя, всё для народа. И таких людей бросить на произвол судьбы! Подобный поступок можно было бы назвать свинским, умей государство совершать иные поступки.

— М-мерзавец! — с негодованием выговорил прозаик областного масштаба Арсений Сторицын, швырнув газету на стол. — И мы ещё за него голосовали! — Залпом допил остывший кофе и уничтожающе покосился на равнодушного Мстишу Оборышева. — А всё ты!.. — сварливо попрекнул он сотрапезника.

— Всё я… — безропотно согласился тот.

— Ты и твоя телебанда! — поддал жару Сторицын.

— Телебанда — это такой африканский танец, — меланхолично отозвался Оборышев. Подумал — и добавил: — А может, латиноамериканский…

Народное выражение «сидит, как нагорелая свеча» с поразительной точностью соответствовало облику Мстислава Оборышева. Начать с того, что в профиль черты его и впрямь напоминали вислую гроздь застывших восковых струек. Да и анфас тоже. Словно бы лицо совсем уже изготовилось стечь в рюмку, над которой его обладатель горбился без малого четверть часа, но затвердело на полдороге. Последним, очевидно, схватился длинный каплевидный нос.

Физия неизменно кислая, однако это была особенная кислота, скорее свойственная уксусной эссенции, нежели тронувшемуся молоку. Даже когда Мстиша молчал, мнилось, будто мысли его так же едки и внезапны, как суждения вслух. Писателем Оборышев не был, хотя, говорят, тайком что-то кропал. Всю жизнь проработал на телевидении. Карьеры не сделал. В ханжескую советскую эпоху явный цинизм, пусть даже и тихий, начальством не одобрялся, а когда времена сменились, то быстро превзошли в цинизме самого Мстишу, так что взойти по головам на вершину жизни в бурные девяностые ему, как ни странно, помешало ханжество, стыдливо называемое порядочностью.

— А уж врали-то, врали! — не унимался Арсений. — Такого нам из него ангела изобразили перед выборами…

— Почему врали? — благостно осведомился Оборышев. Безумное праздничное утро кончилось, и теперь он отдыхал от трудов праведных.

— Это ты меня спрашиваешь, почему? — взвился заводной Сторицын. — И на храм-то он пожертвовал!..

— Пожертвовал…

— И набережную озеленил!..

— Озеленил…

— И дороги в порядок привел!..

— Привёл…

— Та-ак… — опасно откидываясь на спинку хлипкого металлического стула, зловеще протянул Арсений. — А теперь, значит, выясняется: и взятки-то он берёт!..

— Берёт…

— И с криминалитетом якшается!..

А как же…

— Нет. я так не могу! — взревел член Союза писателей, оборачиваясь к стоике. — Леночка, будь добра, налей и мне сто грамм!

Действительно, беседовать с Мстишей… Чёрт, придумают же имечко — даже и не выговоришь! Так вот, беседовать с Мстишей на патетические темы было всегда крайне затруднительно, особенно если он поднимал на тебя исполненные сожаления глаза — и делалось вдруг неловко.

Чокнулись. Арсений с маху ополовинил стопку. Мстиша, как всегда, чуть пригубил.

— Родимые пятна социалистического реализма, — с прискорбием подытожил он. — Положительное — положительно, отрицательное — отрицательно.

— А разве нет? — страшно выкатывая глаза, вопросил прозаик.

Этот являл собою совершенно иной образчик реликтовой фауны. Если Мстиша Оборышев смотрелся в писательском баре несколько чужеродно, то Арсений не просто соответствовал интерьеру — он был его неотъемлемой частью и, казалось, выцветал вместе с ним.

Первую книгу Сторицын издал в те ещё времена, когда члена Союза писателей с первого взгляда трудно было отличить от члена правительства. Естественно, что вскоре Арсений уже не ходил, а шествовал, не говорил, а вещал — словом, полностью осознал свою персональную ответственность за судьбу России. Спросишь его, бывало, который час, — ответит не сразу: призадумается тревожно, затем одарит испытующим взглядом из-под привскинутой брови, словно бы недоумевая, как это тебя могут интересовать подобные мелочи. Вздохнёт, вздёрнет обшлаг рукава — и оцепенеет над циферблатом, озадаченный мельтешением мгновении. Сам-то он привык мерить время веками.

Подсекли злые люди становую жилу русской литературе, а заодно и Арсению Сторицыну. Поредела его уникальная библиотека, потускнела позолота лауреатского значка, а под пиджаком взамен солидной рубашки с галстуком возникла призовая маечка, пересечённая надписью «фанта». И с каждой новой перелицовкой прозаик терял прежний лоск, становясь, мягко говоря, всё современнее.

— Ты мне одно скажи, — наседал правдолюбец Арсений. — Где вы, друзья, наврали? В хвалебных передачах или в разоблачительных?

Мстиша уныло шевельнул свечными наплывами бровей.

— Дьявол и телевидение, — изрёк он, — если и врут, то исключительно с помощью правды.

Умение ставить собеседника в тупик было у него, надо полагать, врождённым. С вилкой в руке Арсений Сторицын вопросительно уставился па развесистое хрустальное бра — наследие сталинского ампира, каким-то чудом пощажённое бесчисленными ремонтами.

— Возьми любой кадр, — миролюбиво, предложил Оборышев. — Правда? Правда. Вранье возникает лишь на уровне монтажа. Стало быть, что? Стало быть, враньё состоит из правды.

— Нет, позволь! — снова обрёл дар речи Арсений. — Как это из правды? Меня, допустим, ты ни в чем разоблачить не сможешь! Монтируй, не монтируй…

— Это почему же не смогу? — опешил Мстиша.

— А в чём?

— Да уж найду…

— Найди!

Мстиша озабоченно заглянул в свою стопку, словно обнаружив в ней соринку. Сосредоточился.

— Закончил повесть, — с горечью поведал Арсений. — О живых людях… А издательство вот-вот коммерческим сделают… И на что жить? Дачу продать? Кому она нужна!.. Леночка! Налей ещё пятьдесят под карандаш. Отдам-отдам — мне сегодня Алексей Максимович от литфонда на бедность подкинет. Аж целых пятьсот рублей… Так в чем ты меня разоблачать собрался, Мстиша?

— Знаешь, — задумчиво молвил тот. — Тут наш национальный праздник приближается…

— Это какой?

— Ну… День дурака. Первое апреля.

— Приближается! Ещё февраль не кончился… И что?

— Ставь бутылку — разоблачу… Нет, ты не боись. Под занавес скажу: шутка, мол. Дескать, с первым вас апреля, дорогие горожане…

В бар заглянуло смуглое личико сатанинских очертаний. Легок был на помине лирический поэт Алексей Максимович Тушкан, глава агонизирующего литфонда.

— Здорово, Сильвестрыч, — бодро приветствовал он Арсения. — Ого! У вас тут что, интервью?

Перескочил порог и явился во всей красе — как из табакерки. Ни дать ни взять, Мефистофель в миниатюре. Увеличить раза в полтора, сменить жестяной теноришко на глубокий бас, плащ через плечико, шпагу на бедро, перышко в берет — и прямиком на оперную сцену.

— Я интервью… — мечтательным эхом откликнулся Мстиша. — Ты интервьёшь… Он интервьёт…

— Это меня уже от вас интервьёт!.. — огрызнулся мелкий лирический бес, водружая на свободный стул портфель, набитый столь туго, что его хотелось сравнить с бумажником. От безденежья — чего ж не сравнить?

— Здорово, Лёха… — благосклонно пророкотал приосанившийся Арсений Сильвестрович, — Вовремя ты, вовремя…

Портфель открыли. Понятно, что обилия купюр внутри не обнаружилось. Папки, папки, папки — и в каждой, надо думать, чья-нибудь рукопись. Вот делать нечего людям…

Затем из тесноты портфельного нутра был бережно высвобожден тоненький пластиковый пакет с ведомостью и немногочисленными сотенными бумажками. Спрессованный манускриптами, он, казалось, имел теперь всего два измерения. Идеальная плоскость — хоть на уроках геометрии демонстрируй.

— За неимением крови пишем чернилами, — провозгласил, а может, процитировал кого-то Сторицын, ставя подпись где надо. — А ты что ж, собачий сын, не снимаешь? — надменно оборотился он к Мстите. — Взялся разоблачать — разоблачай…

Необходимо приостановиться и сделать пояснение. В самом начале своей неголовокружительной карьеры Оборышев около года работал редактором, но с корочками корреспондента-кинооператора. Такое случалось частенько, однако настырный юноша, должно быть, ненавидя по молодости всё номинальное, и впрямь освоил смежную профессию. Как известно, телевизионщики подобно иеговистам всегда ходят парами. Оборышев же несколько раз ухитрился сдать материал, будучи един в двух лицах, А когда ему принимались пенять, что негоже, мол, — невозмутимо предъявлял удостоверение. Потом, разумеется, редакторское место для него сыскалось, но камеру из цепких рук Мстиша так и не выпустил.

— Сейчас, — покорно согласился он, освобождая объектив от крышки.

— Вы что, с ума сошли? — завопил лирик с портфелем, пытаясь прикрыть ведомость безнадежно узкой ладошкой, — Приключений на свою голову ищете?..

Так и не выбрав, которую графу следует прежде всего утаить от общественности, он наконец сообразил по-ментовски заткнуть жерло объектива в целом.

— Отлично, — сказал Мстиша, опускай камеру. — Снято.

Тушкана еле убедили, что это была шутка, — и остервенело осунувшийся поэт сгинул, не оставив даже запаха серы. Ему ещё предстояло облагодетельствовать сегодня по меньшей мере трёх малоимущих литераторов. Дурацкие, согласитесь, шуточки: обиваешь пороги, клянчишь, изворачиваешься, с ведомостями химичишь, а им тут, понимаешь ли, хаханьки…

— Пересчитай, — посоветовал Мстиша.

Арсений машинально пересчитал пять сотенных, а когда поднял глаза, то увидел, что его снова снимают, причём как-то не по-людски — от бедра. Вроде бы из-под полы.

— Что, пацан? — ворчливо осведомился он. — Тебе небось такие крутые бабки и во сне не снились?

— Хотелось бы всё-таки знать, — занудливым ревизорским голосом поинтересовался Мстиша, перехватив камеру как положено, — за что вам были сейчас выплачены деньги.

— Это не деньги, — буркнул прозаик. — Это слёзы.

— А всё-таки: за что?

— Ну, хватит, хватит! — нахмурясь, прикрикнул Арсений. — Подурачились — будя… Леночка! Давай-ка, лапушка, рассчитаемся. Сколько там за мной?

— Хватит так хватит, — не стал противиться покладистый папарацци и поставил камеру на стол — далеко не откладывая.

Взяли ещё по пятьдесят капель и по салатику. Потом ещё по пятьдесят. После расчёта с барменшей вспомоществование от литфонда заметно приуменьшилось. Прозаик пригорюнился.

— И что обидно, Мстиша, — с болью в голосе покаялся он. — Демократию-то я принял без колебаний…

— Как Маяковский революцию, — понимающе кивнул тот. — Моя демократия.

— Слышь! — вспылил Арсений Сильвестрович. — Ты это мне брось тут кого ни попадя к столу поминать! То дьявола, то Маяковского… — Усмехнулся, повеселел. — Партбилет, правда, не сжег, — доверительно сообщил он, становясь таинствен и многозначителен. Подмигнул, полез в правый внутренний карман пиджака и неспешно развернул на столе лоскут алого бархата. Полюбовавшись на реликвию, вновь завернул и спрятал. А современные документы Арсений, надо полагать, носил в левом кармане. Спрятав, закручинился вновь: — Да-а, были времена… Ценили писателя, берегли… Всё хорошо — одно плохо, — совсем уже мрачно закончил он. — Чего не могу простить советской власти — так это гонении за веру…

— А кто гонял-то? — полюбопытствовал Оборышев.

— Да я же и гонял, — удручённо признался Сторицын и, подумав, размашисто осенил себя крестом. — Гос-споди, прости мою душу грешную…

Мстиша задумался. Точнее — помолчал. Что, впрочем, применительно к нему означало одно и то же.

— Любой переворот, — философски заметил он, — это прежде всего много жулья. Конечно, обидно: вроде победил — и тебя же обувают…

Утешить, что ли, хотел?

Арсений досадливо тряхнул редеющей гривой и вдруг со стуком отставил стопку. Глаза его сверкнули грозным озорством.

— А что это ты аппаратуру зачехлил? — неожиданно возмутился он. — День дурака? Будет тебе сейчас День дурака! Обращение дурака к народу… Сымай, тудыть твою!..

Мстиша, не переча, обнажил оптику.

— За что деньги, говоришь? — неистово переспросил член Союза писателей и, заламывая бровь, жутко уставился в камеру. — За то что я… — тут он звучно впечатал в грудь растопыренную пятерню, — …Арсений Сильвестрович Сторицын! Ведущий прозаик! Автор нескольких романов! Лауреат региональной премии! Вынужден на склоне лет влачить нищенское существование… Почему? А времена такие… Каждому своё! Умеешь воровать — живи и благоденствуй. Не умеешь — ложись и помирай… Э! Э! Ты куда камеру повёл? Ты чего?!

Мстиша Оборышев, полуотвернувшись, запечатлевал в подробностях хрустальное бра, затем навёл алчно поблескивающую линзу на стопки и салатик. Кстати, замечательные были стопки, чуть ли не в серебро оправленные (на самом деле, конечно, в мельхиор). Правда, осталось их — раз-два и обчёлся. А когда-то хватало на всю организацию.

Наконец, сохранив для истории разрозненные крохи былого великолепия, оператор снова взял в кадр львиное лицо прозаика.

— Всё рассмотрел? — ядовито спросил тот. — А теперь попробуй смонтируй…

Вместо ответа Мстиша как-то по-пижонски кувыркнул камеру и уложил ее боком на стол, попутно уронив ложечку на блюдце.

Словно в ответ звону ложечки, в приоткинутые фрамуги актового зала, а оттуда уже в сопредельный бар проник удар колокола. Писатель и телевизионщик в недоумении посмотрели друг на друга. Что за диво? Ближайший храм располагался в трёх долгих кварталах отсюда и, насколько известно, в эксплуатацию ещё введён не был.

Не поленились — вышли посмотреть.

Снаружи стояла оттепель, пахло весной. Небольшой крёстный ход как раз поравнялся с Домом литераторов. Десятка два бледных чернобородых юношей в приталенных рясах несли на высоких древках хоругви, напомнившие циничному Оборышеву ползунки о трёх штанишках. За иноками следовали двое седоусых есаулов с иконой. Низкорослые, пузатенькие, одним видом своим станичники наводили на горькие мысли о сталинских репрессиях, уничтоживших всё высокое и стройное, что было в казачестве.

Далее шла паства. Просветлённая прихожанка в платочке время от времени взывала прозрачным неземным голоском: «Христос воскресе» (это в феврале-то!), — и колонна подхватывала: «воистину воскресе!» Но самое странное: впереди процессии под полковым красным знаменем медленно катил микроавтобус с динамиком, воспроизводя вперемежку колокольный звон, церковное пение и музыку композитора Блантера. Невольно захотелось протереть глаза и прочистить уши.

— Это в честь чего такое? — ошалело спросил Арсении.

— А-а… — вспомнил Мстиша. — Сегодня ж двадцать третье!

— День рождения Красной Армии?!

— Был! А теперь это День защитника Отечества. Вполне православная дата.

— Позволь… — совсем растерялся Арсений. — Недавно же ещё разоблачали — говорили: большевистская выдумка… никакой победы в тот день над немцами не было…

— Ну это смотря как смонтировать… — с видом знатока заметил Мстиша.

Короток месяц февраль, но память человеческая ещё короче. А тут ещё март прицепился. Словом, к тому времени, когда в квартире Сторицына погожим первоапрельским утром раздался телефонный звонок, Арсении уже и думать забыл о давнем уговоре.

— Включай телевизор, — приказал Оборышев. — И бутылка с тебя.

— О чем ты, Мстиша?

Мстиша объяснил. Арсений оцепенел.

— Ты что? Дурак? — рявкнул он так, что даже в голову вступило. — Шуток не понимаешь?

— И это ты мне говоришь в День дурака? — озадаченно прозвучало в наушнике. — По-моему, очень даже забавный прикол — почти на столичном уровне…

Предчувствуя недоброе, Арсений швырнул трубку и как был в трусиках с пуговками, заметался в поисках пульта. Нашёл. Врубил.

Омерзительный гогот за кадром, а на экран выпрыгнуло и закривлялось не менее омерзительное слово «криминашки». Далее посыпались кадры кинохроники, чередуясь с фрагментами художественных фильмов: пальба, гульба, тюрьма, Аль Капоне, Солоник, Бармалей…

— Величайшие преступники всех времён и народов, — с идиотской задумчивостью проскрипел голос Мстиши Оборышева. — В их судьбах присутствует что-то общее: ни один не ушёл от расплаты. Хотя случаются исключения. Проживает в нашем городе человек, против которого бессильны и прокуратура, и криминалистика.

На экране обозначилась и с лёгкой брезгливостью глянула на телезрителя грандиозная мордень. Арсений Сторицын хотел содрогнуться — и вдруг засмотрелся. Во-первых, давно его не показывали по ящику, а во-вторых, хорошо был схвачен Арсений. Эпически.

— Мзду ему приносят непосредственно в бар, — сухо информировал Мстиша.

Изображение стало подергивающимся, нечётким, серовато-зеленоватым. Видны были только толстые пальцы, сноровисто пересчитывающие купюры неизвестного достоинства. В углу зажглись белые буковки: «Типа скрытая камера».

— Позвольте представить: Арсений Сильвестрович Сторицын, литератор, член областной писательской организации. Но пусть это не вводит вас в заблуждение. Если помните, подпольный миллионер Корейко и вовсе числился мелким служащим…

На экране по-прежнему перелистывались купюры. По второму или уже по третьему разу.

— Хотелось бы всё-таки знать, — занудливым ревизорским голосом произнёс Мстиша, — за что вам были сейчас выплачены деньги.

Новый кадр: Сторицын, прячущий нажитое. Развязная самодовольная ухмылка:

— Что, пацан? Тебе небось такие крутые бабки и во сне не снились?..

— А все-таки: за что?

— Это не деньги, — последовал пренебрежительный ответ. — Это… (би-ип)

Арсений (живой, не экранный) моргнул. Неужели он мог так выразиться при Леночке? Да нет! Быть не может! Нежные девичьи уши прозаик обычно щадил.

— К сожалению, все попытки выяснить, за что причиталась полученная нашим героем сумма, — с прискорбием продолжал Мстиша, — натолкнулись на решительное сопротивление тех, от кого эта сумма исходила…

По размытой ведомости (резкость умышленно сбита) заметалась узкая ладошка — и телевизор взвизгнул отчаянным блатным фальцетом:

— Вы что… (би-ип) Приключений на свою… (би-ип) ищете? После чего объектив, как можно было предвидеть, заткнули.

— Но в конце концов после долгих расспросов ответ нами был всё же получен, — обрадовал зрителей незримый Мстиша Оборышев.

Возникший на экране лик дышал угрозой.

— За что деньги, говоришь? (жуткая пауза) За то, что я (звучный удар в грудь) Арсении Сильвестрович Сторицын!.. (би-ип, би-ип. би-ип, би-ип — губы прозаика выразительно шевелились, при желании можно было даже прочесть по ним отдельные матерные слова) Почему? А времена такие… Каждому своё! Умеешь воровать — живи и благоденствуй. Не умеешь — ложись и помирай… (би-ип, би-ип, би-ип)

— Нет, ложиться и помирать Арсений Сильвестрович явно не собирается, — известил Мстиша. — Судя потому, каким он себя окружил комфортом, Арсений Сильвестрович намерен именно жить и благоденствовать…

Что у фотографии, что у видеозаписи есть удивительное свойство: какую бы гадость вы ни сняли, она всё равно будет выглядеть лучше, чем на самом деле. Стало быть, можете себе вообразить, как раздраконил Оборышев хрустальное бра и оправленные в мельхиор стопки.

— Э! Э! Ты куда камеру повёл?.. — прозвучал кровожадный рык из-за кадра. — Ты… (би-ип, би-ип, би-ип)

Роскошное логово криминального авторитета кувыркнулось с грохотом и дребезгом (а всего-то лишь ложечка грянула о блюдце!) и навсегда завалилось набок. Надо полагать, отважному телекорреспонденту были причинены тяжкие телесные повреждения.

И наконец в кадре возник создатель всего этого непотребства.

— Вы, очевидно, спросите, — заговорил он, — почему бездействует прокуратура и почему бессильна криминалистика? По одной простой причине: Арсений Сильвестрович Сторицын чист, как слеза. Это талантливый писатель, гордость нашего города, честнейший культурнейший человек, а то, что вы сейчас видели, — не более чем шутка. С праздником весны, дорогие горожане! С первым вас апреля, Арсений Сильвестрович!

Арсений Сильвестрович закряхтел, выключил телевизор и призадумался. С одной стороны, увиденное было не смешно, да и просто возмутительно. С другой — чем-то оно ему понравилось. Отрезать Бармалея в начале и Мстишу в конце — и оч-чень даже, знаете, этак… смотрится. Он-то думал, клоуном выставят, а так… Круто, круто…

Пора было, однако, звонить Оборышеву. Но пока шёл к телефону, тот замурлыкал сам. Арсений снял трубку, готовый ответить на каноническое «ну как?» безразличным «да знаешь, так себе…»

— Что, ворюга? — с нежностью спросил незнакомый мужской голос. — Допрыгался?

Над полукруглым козырьком подъезда Дома литераторов сияли молочно-белые буквы, слагающиеся в жуткое слово «Клоацина». Так называлась фирма-арендатор, продвигающая на рынок итальянскую сантехнику. Но если присмотреться, то справа от входа можно было заметить и серебристо-серую доску, удостоверявшую, что тут же располагается местное отделение Союза писателей. Перед стеклянными дверьми воздвигся хмурый охранник, пытаясь связаться с кем-то по сотовому телефону. Тем же самым занимался и стоящий неподалёку милиционер, но, кажется, с меньшим успехом. Рация в руке его шипела и трещала.

Причиной беспокойства представителей силовых структур было небольшое, но шумное скопление народа на тротуаре. Судя по всему, люди пришли против чего-то протестовать, причём по велению сердца. Ни единого типографского или хотя бы выведенного на принтере плаката, всего две картонки с каракулями вкривь и вкось. На одной значилось: «Пируете? А народ вымирает!» На другой — коротко и ёмко: «Доколе?!» Десяток пенсионеров и примерно столько же горластых корявых тёток в обязательных вязаных шапках — шерстяных и мохеровых. Возраст политической зрелости. Как только женщине становятся не нужны буржуазные прокладки, она выходит на улицы и требует возвращения справедливого строя.

Подробно живописать собравшихся нет смысла. Возьмите любую фотографию любого стихийного митинга — и на вас уставятся те же самые люди, даже если один снимок сделан сегодня в Решме, а другой лет двадцать назад в Кинешме. Не меняются повреждённые жизнью лица, не снашиваются вязаные шапки…

За неимением трибуны или хотя бы ступеней речи произносились с крышки канализационного люка.

— Миллионы гребут!.. — изнемогал сорванный в поисках правды старческий голосишко. — Гонорары?.. Не бывает таких гонораров! Это сколько понаписать надо, чтобы миллион получился?..

Потом зачитали по бумажке что-то гневное, а саму бумажку вознамерились прилепить к стеклянным дверям, однако охранник не позволил: двери, как и узорчатая мостовая перед ними, являлись собственностью фирмы-арендатора. Русский бунт был, по обыкновению, бессмыслен — стать же беспощадным ему не давала малочисленность участников. Наконец, посовещавшись, прилепили рукописный упрёк к серебристо-серой доске с выпуклыми литерами — уж она-то наверняка принадлежала Союзу писателей.

Не доезжая десятка метров до сборища, к тротуару причалила легковушка местного телевидения, откуда выскочил и обмер, остолбенев, Мстиша Оборышев. Черты редактора как никогда напоминали теперь застывшую гроздь восковых струек.

Полчаса назад, получив от начальства задание отразить какой-то митинг, он, естественно, напомнил о своей принадлежности к редакции культуры. На это ему с угрюмой усмешкой ответили, что, во-первых, митингуют перед Домом литераторов, а во-вторых, сам заварил — сам и расхлёбывай. До последнего мгновения Мстиша надеялся, что слухи о происходящем сильно преувеличены.

Ай-яй-яй-яй-яй, что делается! Совсем народ сбрендил…

Оставив оператора искать ракурсы (выехали, как и полагается, вдвоём), Оборышев, доставая на ходу корочки, устремился прямиком к милиционеру.

— Здравствуйте! Телевидение. Не подскажете: митинг санкционирован?

— Разбираемся, — уклончиво заверил тот.

Подошёл охранник и попросил не брать в кадр слово «Клоацина», поскольку в связи с акцией протеста это может опорочить имя фирмы. Оборышев пообещал, что не будет.

Створки витринного стекла шевельнулись. Толпа, утробно заворчав, подалась к низенькому плоскому порогу, но из прозрачных дверей вышла всего-навсего Олёна Стременная, корреспондент «Вечерки». К ней кинулись с расспросами. Выпытали, что творческая интеллигенция в лице напуганного секретаря СП затворилась в своей башне из слоновой кости и к народу скорее всего не выйдет. Разочарование было столь велико, что досталось ни в чем не повинному сержанту милиции.

— Ну вот чего ты тут маячишь?.. Чего маячишь?.. — визгливо крикнула ему самая ветхая из протестующих. — Криминалитет тебе в лицо смеётся, а ты маячишь!..

— Дурдом! — негромко, но отчётливо выговорила Олёна, поравнявшись с коллегой. — Ну что, господа телевизоры? Чья наводка была? Мирзоева, небось?

— Мирзоева?..

Страшна была Олёна, как смертный грех, и по нынешним временам это давало ей право держаться с высокомерием первой красавицы. Казалось, она и косметику-то употребляет не с тем, чтобы скрыть, а с тем, чтобы дерзко подчеркнуть все свои изъяны.

— Только не прикидывайся кабелем! — предупредила она. — Месяц назад Мирзоев в Думе на творческие союзы наехал. Никакой от них, дескать, прибыли — ущерб один. А господа писатели через прессу огрызнулись…

— Ты сама-то вчера передачу — видела?

— Видела…

— И?..

— Сработано чистенько, — вынуждена была признать Олёна. — Даже если Сильвестрыч в суд подаст, ловить ему нечего… — Покосилась на прилепленную к серебристо-серой доске бумаженцию. — Конец богадельне. Теперь им на волне народного гнева в аренде, верняк, откажут…

Чуть ли не со страхом Мстиша вгляделся в толпу. Восковые наплывы и бугорки, составлявшие его лицо, дрогнули, как бы начиная плавиться.

— Полагаешь, митинг проплаченный?

— Да ну «проплаченный»! Когда бы кто успел? Сами…

— Но ведь смех был за кадром! И объясниловка в конце! День дурака…

Пожала худыми, как вешалка, плечами.

— Да у этих каждый день такой! Один начал смотреть с середины, другой не досмотрел, третий — вовсе… думает: раз писатели, то, значит, крутизна — по-другому не достанешь… — Олёна вдруг осеклась и уставилась на Мстишу Оборышева. — Так ты что? — испуганно спросила она. — Нечаянно?.. Не по заказу?..

Два поколения. Два мира. Две судьбы. Циник-теоретик и циник-практик. Олёна Стременная зачарованно смотрела на безнадёжного перестарка с высоты своей блистательно уродливой молодости, не понимая, как можно было сделать пиаровский материал бескорыстно! Всё равно что выйти на митинг и не взять за это ни цента…

— Извините… — прервал затянувшуюся паузу подошедший оператор. — Мстиш! Работать будем?

«А кто для себя и бесплатно дурак, тот очень немногого стоит…» — горестно повторяя эти бессмертные строки Бёрнса и бессмертном переводе Маршака, Мстиша приблизился к толпе.

Лучше бы он этого не делал.

— Смотрите, Оборышев! — ахнул кто-то. Мстишу окружили.

— Я вас сразу, сразу узнала! — трясла и теребила его коренастая хриплоголосая мегера в мохнатой вязаной шапке цвета утопленника. — Мы преклоняемся… Мы преклоняемся перед вашим гражданским мужеством!.. Если эти мерзавцы тронут вас ещё раз хоть пальцем… Мы вас в обиду не дадим! Слышите? Не дадим! До президента дойдём!..

Внезапно Мстиша обнаружил, что уже стоит на крышке канализационного люка и что все на него смотрят.

— Послушайте, — сделав над собой усилие, заговорил он, — это была юмористическая программа…

— Мы всё понимаем… Мы…

— Нет, не понимаете! — Впервые за многие годы Мстиша повысил голос. — До конца смотрели? Помните, что я сказал в конце?

— А то нет?..

— Да молодец! Продёрнул по первое число!..

— Чист, говорит, как слеза!.. Клейма, слышь, ставить негде, а всё чист!..

— Да! Чист!.. — Мстиша почти кричал. — Сторицын — такой же пенсионер, как и вы! Ему жить не на что! А вчера был просто розыгрыш в День дурака. Первоапрельская шутка…

Секунда-другая оторопелой тишины, а потом — кликушеский заполошный вопль:

— Сколько он тебе заплатил, иуда?!

© Е. Лукин, 2007

Святослав Логинов ВЫСОКИЕ ТЕХНОЛОГИИ

Конец смены, есть конец смены — и не хочешь, а устанешь. Руки гудят, топор притупился, культиватор, напоминающий крошечный серп на длинной рукояти, ужасно мешает и кажется совершенно бесполезным. Так нет, непременно нужно колючий лопушник выкорчёвывать культиватором, чтобы корень оказался выдернут не менее чем на одиннадцать сантиметров. Десять сантиметров составителей регламента не удовлетворяет. А казалось бы, тяпни топориком в основание стебля — и вся недолга; пойдёт от уцелевшего корешка молодая зелень, следующая бригада добьёт, всё равно после первой корчёвки этой зелени остаётся выше головы. В конце концов, колючий лопушник вырастает там, где пропольщики, шедшие впереди, допустили брак. Их за такие недоделки не наказывают, лучше лишнюю травину пропустить, чем выдрать нежный росток элюра.

А вот когда в дело вступят браковщики, подросшие элюры будут нещадно вырубаться, освобождая место тем своим собратьям, которые сумеют пройти контроль. Элюров будет становиться всё меньше, кроны их всё величественнее, уже никакая травяная мелочь не сможет им помешать, хотя земля у подножия гигантского ствола по-прежнему будет рыхлиться и удобряться дважды в год. Только полоть станут уже не вручную, а мощными культиваторами, установленными на тракторах. Кстати, вся эта техника тоже, по сути, каменный век — механическое уничтожение сорняков. Но когда дело касается элюра, современные методы неприменимы — никаких гербицидов или генетически модифицированных насекомых допустить нельзя.

И всё-таки ухаживать за большим элюром куда как легче, чем волочить лямку пропольщика или редильщика. Чем крупнее элюр, тем проще иметь с ним дело, могучее дерево и само может постоять за себя. А у идущих в первых рядах всё зависит от человеческих рук, технику ни на прополку, ни на прореживание не поставишь.

Прореживание сорных деревьев — адская работа, но всё же ему повезло, на прополке приходится труднее: целый день согнувшись, руки в земле, кожа трескается, пальцы изувечены артритом, к старости пропольщики все как один горбаты. Правда, работают они не десять часов в сутки, а только шесть и перерыв у них полуторачасовой. Иначе нельзя, попробуй больше шести часов на прополке простоять… то есть простоять не сложно, но результат окажется плачевным. А ведь большинство народу трудится на прополке; трактористов и агрономов — единицы в сравнении с армией пропольщиков. Жаль только, что Маркел идёт в самой первой цепи редильщиков, так что труд его отличается от прополки не принципиально, особенно если на плантации слишком много попадается лопушника и другой вредной травы, пропущенной предшественниками.

Удар колокола, возвещавший конец рабочего дня, застал Маркела в ту минуту, когда он сражался с особо вредным лопухом. Колючая тварь не желала выдираться по правилам, цепляясь корневищем за землю, а совсем рядом трепетал круглыми листочками молоденький элюр, который никак нельзя было повредить.

Бросить всё как есть? За ночь помятый, с надломленным стеблем лопушник подвянет, и с ним вовсе будет не совладать. Мелкие колючки начнут осыпаться и, разумеется, все окажутся в рукавицах и под рубахой, обратив рабочий день в пытку. Задержаться на пару минут? Сверхурочная работа запрещена категорически.

Маркел присел на корточки, не щадя топора, который всё равно будут точить, в два удара взрыл землю у основания сорняка и затем уже культиватором выдрал мерзавца, как и полагается, с корнем длиной не одиннадцать, а все двенадцать сантиметров.

Вот и всё. Пошабашили и бегом-бегом, чтобы учётчик не записал задержки. Теперь завтрашний день не начнётся вознёй с колючкой. Лишь бы контролёр, надзирающий за бригадой, не заметил, что последнюю бурьянину Маркел выдрал не по правилам. Хотя, конец смены, контролёр тоже устал, да и много у него таких, как Маркел — в бригаде пятнадцать человек.

Интересно, что будет, если его поймают на подобном нарушений? Наставники внушали, что страшнее преступления нежели нарушение технологии не бывает. Но это такая мелочь, которую никак нельзя посчитать преступлением. Хотя, с другой стороны, на работе мелочей не бывает, это в свободное время, находясь в общежитии, человек может совершать мелкие, извинительные проступки, за которые в худшем случае пожурят на собрании. Всё, что происходит на работе, относится к ведению технологического контроля, а это служба, которая не любит шутить, отбраковка может последовать за самую неожиданную пустяковину. Впрочем, чего ради контролю придираться к нему, ведь он всё сделал хорошо: топор всё равно нужно точить, а в остальном его результат от правильного не отличается, но даёт экономию времени и сил. Что важнее: хороший результат или правильный процесс? В школе твердили: «Хороший результат невозможен без правильного процесса, нарушение методики недопустимо!» Но ведь методики пишутся людьми, не господь же бог их придумал! В противном случае сомнение было бы ересью, а так это всего лишь сомнение. Вот только делиться им с соседями остро не рекомендуется. Законом никакие разговоры не запрещены, но за такое простодушный слушатель может и харю начистить, и кого потом сочтут зачинщиком ещё неведомо. Серьёзная драка пахнет серьёзными последствиями, отбраковка, как известно, касается не только плохо растущих элюров.

В общежитии Маркел появился самым последним, хотя в нормы уложился. Культиватор поставил у стойки, топор с маху швырнул в стену, где уже торчали четырнадцать других топоров. Дурацкая традиция — демонстрировать, что ты ничуть не устал, а топор не затупился. Обычно Маркел аккуратно клал топор на стеллаж, но сегодня он и без того вернулся последним, так что попусту выпендриваться не стоит. Надо быть как все, не первым, но и ни в коем случае не последним, и взгляд контролёра будет скользить по тебе, не замечая.

— Ну ты мастак! — преувеличенно громко восхитился маркеловским ударом коллега Фермен. — Я этот бросок освоил, ещё когда головастиком был, а ты, вишь, только сейчас!

Лицо Фермена лоснилось от пота. В руках он держал полную миску и в перерывах между фразами, смачно чавкая, заглатывал пищу. Вообще-то до ужина было ещё полчаса, вернувшиеся со смены рабочие шли мыться и лишь потом заказывать ужин, каждый по своему вкусу. Чтобы приготовить заказанное, уходило обычно минут пять. Но Фермен любил жрать: побольше и немедленно, а что запихивать в утробу, ему было безразлично. Поэтому он, не дожидаясь, пока начнёт работу повар, наваливал себе миску неоформленной пищи и, расхаживая по раздевалке, чавкал. Кажется, он полагал, что другие завидуют ему в эту минуту, хотя другие предпочитали дождаться ужина и есть как люди. Коллега Раис однажды шёпотом признался, что его мутит при взгляде на чавкающего Фермена.

Слишком долго нежиться под душем Маркел не стал, вышел вместе со всеми, хотя уже давно шло личное время, когда действуют поблажки и всякий может давать волю своей индивидуальности. Народ толпился вокруг повара, наперебой заказывая любимые блюда. Маркел попросил много жареной картошки и кусок свежезапечённой буженины. Подумал и добавил к заказу литровую кружку молока. Заказ его был простым, другие изобретали блюда вычурные, порой умудряясь поставить повара в тупик, что, вообще говоря, не поощрялось, хотя и лежало в рамках допустимого.

Уединиться с бужениной Маркелу не удалось. К нему немедленно подсел Фермен, всё ещё таскающийся со своим тазиком.

— Ну чо, переучка, — прочавкал он, — чо вчера вечером вычитал поучительного? Делись информацией.

«Информация» — любимое маркеловское слово, Фермен давно подметил это и при каждом удобном случае подкалывал коллегу.

— Поем, поделюсь, — ответил Маркел, стараясь не думать, что его ужин изготовлен из той же синтетической пищи, что и ферменовская перемазь.

— Кушай, кушай! Пожрать — это святое.

Коллега Раис, невысокий и худенький, какие обычно попадают на прополку, уселся рядом с Маркелом с другой стороны, поставив перед собой глубокую тарелку супа. Раис отчаянно любил суп и готов был заказывать его и на завтрак, и на ужин.

— Не помешаю?

Маркел, не отрываясь от буженины, приглашающе кивнул. Миниатюрный редильщик был ему симпатичен.

— Калья! — сообщил Раис, зачерпывая горячую жижу с янтарными блёстками жира. — Настоящая калья готовится на отваре из ершей, потом бульон процеживается и осветляется осетровыми молоками. Последними кладутся звёнышки стерляди. И ни в коем случае не солить!

— Что так? — спросил Фермен, отодвинув наконец свою лохань. — Без соли ненажористо выходит.

— Огуречный рассол! — возвестил Раис, внушительно воздев ложку. — Опускаем в бульон стерлядь и тут же доливаем огуречного рассола. Разумеется, не бочкового, огурчики должны быть самолучшими, их кладут за три минуты до окончания варки, так что в тарелке они слегка похрустывают.

— Так это у тебя рыбный рассольник, что ли? — полупрезрительно поинтересовался Фермен.

— Это калья! Рыбный суп — порождение невежд, а калья — произведение искусства! Недаром в народе говорят: где калья, там и я.

Маркел с интересом покосился в сторону тарелки соседа. На вид в калье не было ничего особенного, но аромат разливался такой, что даже сытое брюхо непроизвольно начинало отделять желудочный сок.

«Надо будет завтра попросить у повара такую же калыо, что Раис заказывал», — подумал Маркел.

Повторять чужие заказы считалось неприличным, но Маркел давно привык не обращать внимания на подобные мелочи. Это же не технологию прореживания нарушить, а всего лишь нормы приличия. Фермен, вон, чавкает и рыгает за столом, но никто ему словом не попеняет.

Тревожным звоночком в памяти прозвучало воспоминание о лопушнике, выдранном не по правилам. Хотя какое это к бесу нарушение, подумаешь, топор вместо культиватора. Главное — результат.

— Мне сегодня лопушник попался необычный, — произнёс Раис, приподняв голову от кальи. — Корень у него не редькой оказался, а мочковатый. Я всю землю изрыл, нет корня — и все тут! Вернее, корней полно, но разлапистые, как, скажем, у манжетки. Еле выбрал один корешок нужной длины, а то не знаю, что и делал бы.

— Манжетка — не наша печаль, — заявил Фермен, — с этим — к пропольщикам. Из трав наш только лопушник. Потому наш культиватор от ихнего и отличается, что он под лопушник заточен, а не под манжетку или полынь.

— А я вот о чём думаю, — сказал Маркел, наколов на вилку последний кусок буженины, — зачем нам вообще ручная работа? Вы посмотрите на нашу жизнь: всюду высокие технологии, нанотехника, и только в самом главном, в выращивании элюра — ручной труд, словно и не было тысячелетия технического прогресса. Первая волна пропольщиков вообще голыми руками трудится, им даже перчатки запрещены. Откуда и зачем этот каменный век?

— Как зачем? — удивился Раис. — Чтобы элюр был.

— А зачем элюр? — неожиданно для самого себя произнёс Маркел. — Нет, я всё понимаю, элюр есть элюр, но для чего он? Должна же быть какая-то конечная цель… Уже сейчас рост самых больших элюров превысил полкилометра. А что потом? В конце концов, пределы прочности существуют Для любого материала, и законы физики не отменить даже ради элюра. Так до каких пор он будет расти и что станет потом? Я искал в информационных сетях материалы об элюре… ничего, кроме обучающих сайтов.

— Ты, наверное, плохо искал, — покачал головой Раис и с сожалением отодвинул пустую тарелку. — Материалов полно. Картины, фотографии, фольклорные сборники. На сайте «Новая мифология» был?

— Так то — мифология. Сказки, легенды, былички разные и небывальщины. А генетику элюра кто-нибудь изучал?

— Какая же у него генетика? — вновь удивился Раис. — Это же элюр! Ты телевизор-то смотришь, хотя бы «Хронику дня» или, как некоторые, — Раис стрельнул глазами в сторону Фермена, замершего с открытым ртом, — дальше своей бригады ничего не видишь и телик включаешь только ради мультсериала?

— Ты это к чему? — не понял Маркел.

— Ты хотел биологию элюра? Ну так смотри: ростки элюра появляются только среди молодой лесной поросли, в основном на лесопосадках. Рассказы о луговых элюрах из области «Новой мифилогии». Но на лесопосадках элюрчики очень быстро забиваются травой и кустарником, поэтому прежде они погибали все до единого. Чтобы элюр вырос, лесопосадки нужно пропалывать и прореживать — и не один раз. Нам это ясно, как дважды два, но прежде этого никто не делал, вот элюр и оставался незамеченным.

— Да знаю я! Это любой школьник знает.

— А ты умей делать выводы из тривиальной информации. Мы, — Раис понизил голос, — редильщики, а по сути — те же пропольщики. Вырубаем иву, ёлочки, ольху — да и то не подряд, а именно прореживаем, чтобы остальным вольготней рослось. Только лопушник изводим под корень, так на то он и есть лопушник — не дерево, а дурная трава. Элюра мы и коснуться не смеем, хуже преступления нет. А редильщики третьего эшелона, что здесь лет через сорок пойдут, этот самый элюр редят почём зря. У браковщиков комиссия собирается по поводу каждого неформатного дерева, а редильщик знай топором помахивает, словно перед ним не элюр, а какая-нибудь черёмуха. Так что ничего сакрального в элюре нет, одна технология.

— Что ты мне прописные истины талдычишь? Ты выводы давай из своей тривиальной информации!

— Первый вывод уже был: в элюре нет ничего сакрального, так что «Новая мифология» оказывается в пролёте. Теперь дальше… Тебе доводилось видеть, что происходит со срубленным или просто серьёзно повреждённым элюром?

— Нет, — твёрдо произнёс Маркел заведомую ложь.

То была давняя вина, преступление, оставшееся незамеченным, но рубцом лёгшее на совесть. Случилось несчастье в самом начале карьеры…

Человек, посвятивший пару месяцев любой работе, начинает чувствовать себя крутым специалистом и действовать рискованно. Маркел тоже в ту пору полагал, что освоил все. премудрости профессии, и обращался с нежными проростками элюра запанибрата. Как и следовало ожидать, в конце концов он доигрался. Вырубал куст ивы, зажавшей в кольцо стволик элюра; топор пел в руках, срубая ивовые ветви, лезвие замирало в полусантиметре от запретного ствола. Маркел наслаждался сложной работой и собственным мастерством, совершенно забыв про культиватор, который торчал за плечом. И в какую-то минуту, наклоняясь, Маркел чиркнул лезвием по ветке элюрка. Даже не срезал, а всего лишь поцарапал древесную кожу. Но рана была нанесена железом, и для неокрепшего элюрчика этого оказалось достаточно. Через минуту листья сначала на раненом сучке, а следом и на всём деревне поникли, ветви обвисли бессильно, кора принялась лопаться, и из трещин потекла слизь, похожая на гной, сочащийся из воспалённой раны. Через пять минут от миниатюрного деревца не осталось и следа.

Остаток дня Маркел трудился как заведённый, стараясь… что?., исправить или уменьшить нанесённый вред?.. Нечего тут уменьшать, нечего исправлять. Он погубил растущий элюр, и не важно, что редильщики последнего эшелона вырубают кучно растущие элюры десятками. Возможно, именно этот стволик должен был уцелеть при прореживании и отбраковке, раздаться вширь и ввысь, стать величественным деревом, одним из тех, кому присваивают собственные имена и показывают в кинохронике. А он загубил его одним неловким движением. Плевать, что в регламенте не сказано, где должен находиться культиватор во время вырубки сорных растений, регламент не резиновый и не может предусмотреть всё. Достаточно, что там сказано: «При работе в непосредственной близости от растущего элюра редильщик обязан обеспечить безопасность последнего». А он не обеспечил, и теперь поздно каяться, прощения быть не может. Лишь где-то в самой глубине души попискивала безумная надежда: а вдруг в эту минуту контролёр смотрел в другую сторону и ничего не заметил? Но как жить, зная, что угробил элюр, и не случайный росток, а вполне приличное пятилетнее деревце?

Однако случилось так, что преступная маркеловская небрежность и впрямь осталась незамеченной, а впоследствии выяснилось, что и жить с подобным грузом на совести очень даже можно. Во всяком случае, каяться в давнем преступлении Маркел не собирался и на вопрос, видел ли он, что происходит с повреждённым элюром, не колеблясь, отчеканил:

— Нет!

— Такое действительно редко по телевизору показывают, — согласился Раис. — Жуткое зрелище: дерево за несколько минут расплывается в кашу. Ничего не попишешь, метастабильное состояние. И тем не менее он стоит, растёт помаленьку и не падает, несмотря ни на какие пределы прочности. А вот измерительные приборы к нему не подключишь, они с ходу нарушат весь баланс, гибель последует немедленно. И генетику с цитологией тоже не поизучаешь, элюр немедленно в слизь обратится, так что изучать будет нечего.

— Должны же существовать экспресс-методы, — упорствовал Маркел. — Сам же говорил, срубленный элюр пару минут держится. Хоть что-то, да узнали бы, а то растим и сами не знаем что.

— Я те дам — незнамо что! — выпал из прострации Фермен. — Мы элюр растим!

— Во-во! — поддержал коллегу Раис. — Слушай вокс попули, он вопить попусту не станет.

Обеденное время давно кончилось, народ разбредался по своим комнатушкам, лишь ещё двое редильщиков, сидя за столом, резались в скоростные шашки, азартно ударяя ладонью по кнопке часов. Скоро отбой, а это уже время регламентированное: не выспишься, не восстановишь силы — назавтра не сможешь как следует работать. Вот зимой, когда жизнь на делянках замирает, и народ — пропольщики, редильщики и браковщики — уходит в трёхмесячные отпуска, всякий может вставать и ложиться, когда заблагорассудится. Даже в санаториях и домах отдыха распорядок дня более чем свободный. А в сезон режим — закон! На летние месяцы даже семейная жизнь замирает, люди растят элюр, и это важнее всего.

— Ладно, — сказал Маркел. — Сдаюсь. Хотя мне всё равно непонятно, почему в быту у нас нанотехнологии, а на работе — каменный век. Как-то это неестественно получается.

— Слушай, — спросил вдруг Фермен, — что за нанотехнологии ты поминаешь? Не врубаюсь я что-то.

— Это просто, — улыбнулся Маркел. — Нанотехнологии у нас всюду, едва ли не всё вокруг изготовлено с их помощью. Вот, скажем, сломалась у тебя ложка, что ты делать будешь?

— С чего это она сломается? — возмутился Фермен. — Я одной ложкой который сезон ем и ничего ей не делается.

— Я, например, возьму и сломаю. Что делать будешь?

— В морду дам.

— А потом?

— Новую закажу. — Фермен кивнул на стоящую в углу низкую тумбу сервисного центра.

— И что же, ложка так сама и сделается?

— Конечно! А как же ещё?

— Нет, братец, сами вещи только ломаются, а чтобы их делать, нужны технологии. В прежние времена, чтобы ложку получить, нужно было взять кусок дерева и ножичком выстрогать из него ложку. Видел, как коллега Никтон в свободное время деревянные фигурки вырезает? Вот так же и ложку. Это если деревянную надо. А если металлическую, то там другие технологии были, посложнее.

— У сервиса заказать проще, — не согласился Фермен.

— Тебе проще, а на самом деле в сервисном центре сложнейшие технологии. Микроскопические информационные системы, наноботы, которые буквально по молекуле собирают всё, что душе угодно. Это сейчас, заказал нужную вещь и горя не знаешь, а прежде всякую мелочь нужно было своими руками делать, как Никтон нэцкэ. И обед варить, и посуду мыть, и одежду шить — всё своими руками. А нарушишь технологию — ничего у тебя не получится: сиди голодный, или раздетый, или без нужной вещи. Потому и специалистов было много разных. Скажем, вместо нашего повара был бы человек, который умеет варить обед. Ничем другим он бы не занимался, но на каждое блюдо уходило бы у него несколько часов, так что все ели бы одно и то же. Сегодня калью, завтра — кашу размазню.

— Погоди! — остановил лекцию Фермен. — Если каждый в своём деле дока, и это дело много времени отнимает, то когда людям элюр растить?

— Вот то-то и оно! Пока люди жили в дикости, то никакого элюра не растили. У них в ту пору одна задача была — с голоду не помереть. И только когда появились высокие технологии, люди начали растить элюр.

— Ну тогда пусть их, эти технологии, — смилостивился Фермен. — Только от элюра они пусть держатся подальше. Я там как-нибудь и без наноботов управлюсь.

Утро следующего дня началось как обычно. Подъём и скорый, заказанный с вечера завтрак. Тут уже нельзя изводить повара заказами, а потом смаковать удивительное блюдо. Всё должно быть готово к сроку и съедено в пять минут. Общежитие за ночь передвинулось на полкилометра, чтобы бригада не тратила времени на дорогу, топоры наточены, культиваторы начищены до сияющего блеска. Подготовлено всё, работа ждёт.

Маркел шел, радуясь, что день не придётся начинать вознёй с увядшим лопушником, осыпающим тебя тучей въедливых колючек. Лопушник уже выдран и валяется на куче древесного лома.

Именно там он и лежал, а рядом с кучей сидели, поджидая Маркела, трое мужчин в форме контролёров. Один из них рассеянно вертел в руках линейку для измерения длины выдранного корня. Такие же деления были нанесены у Маркела на рукояти культиватора, но контрольный эталон являлся как бы символом высшей власти, и казалось удивительным, что им можно измерять длину корня не только теоретически, но это действительно делалось минуту назад. Легче представить, как древний царь своим скипетром разбивает голову непокорному. Ведь скипетр — это изначально всего лишь боевая дубинка, так что череп им расколоть очень даже можно.

Внутренне замерев, Маркел подошёл к контролёрам.

— Там должно быть двенадцать сантиметров, — стараясь выглядеть спокойным, произнёс он, — разве что за ночь корень малость усох.

— Не усох, — успокоил контролёр. — Все двенадцать сантиметров на месте. А вот топориком ты его зря…

Небо качнулось и косо пошло на Маркела.

— Прошу сдать инструмент и следовать за нами. — Тон просьбы, чисто приказной, не терпел возражений.

— Но ведь я… — начал было Маркел.

— Все объяснения потом, — предупредил старший, забирая топор из ослабевшей руки.

Главный контролёр региона оказался женщиной, чего Маркел никак не мог ожидать. Подавляющее большинство женщин трудилось на прополке, хотя, как говорят, кое-где встречались бригады редильщиц, да и среди браковщиков женщины тоже попадались. Рассказывают, что когда-то существовали смешанные бригады, но потом в управлении контроля сочли, что это вредно сказывается на качестве работы, и мужчин с женщинами развели по разным бригадам, так что встречаться они могли лишь по окончании сезона полевых работ. И теперь при виде женского лица Маркел совершенно некстати вспомнил, как во время прошлого отпуска познакомился с молоденькой пропольщицей и как чудесно жил с ней целых два месяца.

Пропольщики — самая низшая ступень совершенного общества, их легко узнать по морщинистым обветренным лицам, согбенным спинам, рукам с навечно въевшейся землёй. Но Моника отработала только первый сезон, так что кожа у неё была не задубелой, а загорелой, и фигурка сохраняла первозданную стройность. Конечно, ей было лестно, что за ней ухаживает не корявый пропольщик, а редильщик. Кажется, она даже связывала с курортным романом какие-то надежды на улучшение своего положения, хотя всякий знал: упасть в пропольщики можно, подняться из пропольщиков — нельзя.

А теперь такая же бессмысленная надежда овладела уличённым преступником: ведь не может женщина слишком сурово отнестись к его проступку. В конце концов, никакого вреда элюру он не нанёс и вряд ли достоин полной отбраковки. Ну, переведут в пропольщики, в крайнем случае вообще отстранят от работы с элюром; говорят, где-то ещё сохранились профессии, не связанные с великим деревом. Но всё-таки он останется жив, хотя даже Моника, ежели вдруг им доведётся встретиться, не испытает при виде бывшего любовника ничего, кроме презрительного отвращения.

Госпожа старший контролёр была не слишком молода, но лицо её сохраняло привлекательность, ведь ей никогда не приходилось заниматься физическим трудом под палящим солнцем, проливным дождём, страдая от комаров, слепней и беспощадного гнуса. Она всю жизнь провела в кабинете, решая судьбы людей: кого оправдать, кого, строго предупредив, перевести на худшую работу, а кого попросту забраковать, лишив права на жизнь. Человек, не нужный элюру, не нужен и обществу, такие существовать не должны. Именно от этой женщины сейчас зависело, будет ли существовать Маркел. Казалось бы, зловещая профессия должна оставлять на лице следы более явные, чем ветер и зной, однако и в этом плане лицо начальницы ничем не выделялось. Симпатичное лицо, неотмеченное печатью демонизма.

— Мне сообщили, что ты хотел что-то сказать по существу дела, — произнесла главный контролёр, когда их оставили наедине. — Говори, я слушаю.

— Понимаете, — заторопился Маркел, — я, конечно, виноват, я нарушил регламент, но нарушение никак не касается сути дела. То есть по отношению к элюру никакого нарушения не было. Я действительно ударил в землю топором, чтобы быстрее выдрать лопушник, я понимаю, топор от этого ненормативно тупится, но ведь это произошло в самом конце смены, я спешил, чтобы уложиться в нормативные тридцать секунд после сигнала. А топор ночью всё равно будет точиться…

— В тридцать секунд ты тоже не уложился, — сухо заметила контролёр, — так что за тобой сразу два технологических нарушения.

— Я хотел как лучше…

— А это — третье нарушение, причём самое серьёзное. Где-нибудь в регламенте записано, что надо делать «как лучше»? Нет, там написано, что надо делать «как следует». «Лучше», как и «хуже», является отклонением и подлежит наказанию. Если другие нарушения можно считать лёгкими, то за это полагается отбраковка, вариантов здесь нет.

— Элюру вреда не было, — пролепетал Маркел. — Всю жизнь работал как следует, первый раз оступился…

— Врать не надо, — оборвала его контролёр. — За тобой ещё числится погубленный элюр, семь лет назад. Тогда тебя простили и, как вижу, зря.

— Как?! — воскликнул Маркел.

Многое слилось в непроизвольном выкрике: удивление, стыд, ужас при мысли, что давнее преступление, которое он считал похороненным, известно… И как ни странно, была в этом вопросе надежда: раз уж то, запредельное деяние простили, то сейчас-то за что казнить?

— Так-то вот, — покивала контролёр. — Простили тебя. Между прочим, я и выносила решение. Ты небось думал, что хуже вины не бывает, а между тем среди пропольщиков, почитай, ни одного нет, кто бы в таком деле повинен не был. Новорожденный элюр от земли едва видать, среди травы его не вдруг и отыщешь, и нежный он, коснись неловко — и конец. Так что губят их пропольщики, иной раз сами того не замечая. А мы всё замечаем и прощаем проступок или нет, смотря по обстоятельствам. Иной раскаивается в содеянном, руки на себя готов наложить. А другой принимается едва ли не героем разгуливать: вот, мол, какие штуки мне с рук сходят. Задумываться начинает о непотребном, разговорчики разговаривать: зачем мы элюр растим и нельзя ли это как-нибудь иначе делать, чтобы ручки белые пожалеть и спину не натрудить. Вот этих субъектов мы отбраковываем в ту же минуту.

— Разговоры не запрещены, — шёпотом произнёс Маркел.

— Разумеется, не запрещены. А как мы иначе будем узнавать, кто о чём думает? Легко запретить разговоры, но мысли-то не запретишь, а от них самый вред. Вот ты поначалу, после той оплошки, вёл себя как следует, но постепенно начал думать не о том, за умные беседы принялся, и уже тогда я знала, что тебя придётся отбраковывать. Так что твой вчерашний поступок только ускорил неизбежное.

— Но почему, — с отчаянием выдохнул Маркел, — если даже гибель молодого элюра бывает простительна, вы считаете опасными обычные мысли, из которых не следует никаких поступков?!

— А твой вчерашний поступок откуда следует, как не от вредного направления мыслей? Это всё вещи взаимосвязанные. Вот что, — контролёр вскинула голову и совершенно по-человечески улыбнулась Маркелу, — ликвидировать тебя я всегда успею, а прежде давай проанализируем твои разговоры. О чём ты думал, какие планы лелеял, я не знаю, а разговоры — вот они. Итак, о чём ты вчера беседовал с коллегой Ферменом?

— Я с ним вчера толком и не разговаривал, он же полный неуч, с ним говорить, что со стенкой.

— И всё-таки?

— Он меня спросил, что такое нанотехнологии, и я объяснил на доступном уровне.

— Замечательно! А до этого ты упомянул, что в быту у нас нанотехнологии, а в отношении элюра — ручной труд. А ты подумал, что если мы применим нанотехнику при выращивании элюра, наноботы могут внедриться в его плоть и напрочь изменить все свойства. Хорошо, если элюр при этом погибнет, а если нет? Это будет уже не элюр, а нечто чудовищное и непредсказуемое.

— Не внедрятся. У наноботов предусмотрена программа самоликвидации после окончания работы или при отклонении от заданного режима.

— А кроме того, у них имеется постоянно действующая программа самовоспроизведения. И я не могу утверждать наверное, какая из этих программ возобладает. К тому же не надо забывать, что наноботы — объекты молекулярного уровня. Они чрезвычайно легко мутируют. Представь, что они возьмут пример с тебя, начнут работать не «как следует», а «как лучше», и изготовят коллеге Фермену ложку с термоядерным приводом, которая станет кормить коллегу насильно, пока у него брюхо не лопнет.

— Этого не может быть. В каждой наносистеме существуют специальные наноботы-убийцы, которые уничтожают любой объект, чьи параметры отличаются от нормативных.

— А если мутировавший нанобот никак не нарушает технологический процесс, но потенциально способен это сделать? Его тоже отбраковывать?

— Разумеется, — ещё не осознав, куда клонит собеседница, ответил Маркел. — Это же основы техники безопасности.

— Ну вот, — резюмировала госпожа главный контролёр, — я знала, что ты умница и поймёшь, за что тебя отбраковывают. И чем ты в таком случае недоволен? Да ты не беспокойся, вешать тебя я не собираюсь; активизируем программу самоликвидации, а всё остальное ты сделаешь сам.

© С. Логинов, 2007

Евгений Малинин АТТРАКЦИОН (из цикла «Жизнь на Земле»)

Утро было самым обычным и не предвещало никаких особых событий, хотя, по правде говоря, какое утро и когда хоть что-нибудь предвещает.

Генеральный Менеджер компании «Вам будет что вспомнить! Инк.» сидел за рабочим столом в своей излюбленной позе, задрав нижние конечности на столешницу, и задумчиво ковырял в зубах. Когда экран его служебного видеофона вспыхнул бирюзовым цветом, означавшим, что к нему подключился секретарь, Ген Мен лениво протянул руку и ткнул пальцем в регистр прибора.

— Ну что там еще?.. — буркнул он, не дожидаясь, когда на экране появится симпатичная мордашка его мобильного секретаря.

— Один из клиентов настаивает на личной встрече с вами! — бодро доложил мелодичный голосок.

«Ну вот! — мрачно подумал Ген Мен. — Опять какой-то скандалист явился требовать назад свои галакты. Интересно, чем мы этому-то не угодили — недостаточно бурная страсть, слишком мало славы или просто чересчур быстро вернулся назад?..»

Это были три основные причины недовольства клиентов «Вам будет что вспомнить! Инк.» и в обязанности Генерального Менеджера как раз входило убеждение недовольных в невозможности получения хоть какой-то компенсации. Ген Мен вздохнул, пробурчал:

— Раз он настаивает, мы его примем… Проводи его в мой офис… — и принялся приводить себя в рабочее состояние.

Он отключил видеофон, стянул конечности со стола и, набрав гостевой шифр на панели экспресс-бара, принял донельзя занятой вид. Через секунду в кабинете прозвучал мелодичный звоночек, сигнализировавший, что посетитель находится в трех шагах от двери. Ген Мен нажал ярко-красную кнопку, спрятанную в подлокотнике кресла, и дверь распахнулась. Этот жест предупредительности всегда самым благостным образом влиял даже на совершенно рассвирепевших клиентов.

Но на этот раз в офис Ген Мена вошел явно не склочный скандалист, требовавший возврата заплаченных за участие в Аттракционе денег. На пороге возник спокойный, уверенный в себе, но несколько задумчивый субъект, среднего возраста в изысканно дорогом, наряде и с изумрудной тросточкой в первой руке. Бегло осмотрев шикарный кабинет Генерального Менеджера, он пробормотал что-то вроде: «Тускловато живет местный Ген Мен…» — и, не спрашивая разрешения, спокойно направился к креслу для посетителей.

Разместившись напротив дежурно улыбавшегося Ген Мена, посетитель махнул одним из указательных пальцев вверх-вниз:

— Сотрите свою улыбку, любезный. Я не собираюсь у вас ничего выпрашивать.

— Тогда чем могу служить? — явно невпопад спросил Ген Мен, несколько опешивший от столь неожиданного обращения.

— Мой доктор посоветовал мне слегка развеяться… Встряхнуть, так сказать, свою нервную систему. А поскольку моя младшая сестренка все уши прожужжала мне про ваш Аттракцион, я тоже решил попробовать. Только сначала я хочу поподробнее узнать, что это за… развлечение такое. Клео — довольно взбалмошная особа, и хотя она уже дважды побывала в вашем Аттракционе, толком у нее ничего узнать нельзя. Как у любой женщины, только охи да вздохи, да невнятные воспоминания о каких-то там ночах и вопли, что теперь ей будет что вспоминать всю оставшуюся жизнь. Так что, расскажите-ка мне поподробнее, чем вы там развлекаете публику — глубокий зондаж мозга, церебральные импульсы высокой частоты, медиумный распад сознания или тривиальный гипноз?

— Я не имею права раскрывать вам секреты разработанной нашей компанией эксклюзивной технологии, но заверяю, что ни один из упомянутых вами примитивных, варварских методов воздействия на психосоматическую систему живых существ нами не применяется. Наш Аттракцион — это нечто совершенно другое!.. Могу вам открыть маленькую тайну- под него нами арендована целая планета! Но больше о технологии ни слова! И потом, — Ген Мен перешел на вкрадчиво-доверительный тон, — клиенту ведь важны испытываемые им ощущения, а не методы, которыми мы этого достигаем. Во всяком случае здоровье и личностные характеристики наших клиентов не только не страдают от участия в Аттракционе, а наоборот, приобретают необычайную яркость и чувствительность!.. И самое важное это то, что каждый наш клиент с полным правом может сказать: «Мне есть что вспомнить!»

— Вот, вот, — задумчиво согласился посетитель. — Именно то, чего мне не хватает — яркость и чувствительность ощущений.

— Тогда наш Аттракцион именно то, что вам необходимо. Вы можете немедленно обсудить все аспекты вашего участия в Аттракционе с нашим менеджером… — бодро закончил разговор Ген Мен.

Посетитель задумчиво посмотрел на хозяина офиса и спокойно возразил:

— Нет. Раз уж я зашел к вам и раз уж вы убедили меня принять участие в вашем Аттракционе, я именно с вами и буду обсуждать все аспекты моего участия в нем. И не возражайте! — Посетитель поднял левую верхнюю ладонь, останавливая протест Ген Мена. — Тем более что у меня, возможно, будут требования, которые не сможет удовлетворить рядовой менеджер.

— Я, уважаемый, обсуждаю участие клиента в Аттракционе только в том случае, если сумма сделки превышает триста галактов! — с достоинством произнес Ген Мен, пытаясь внушить этому наглецу необходимое почтение к своей персоне.

— А почему вы, драгоценный мой, решили, что этот контракт будет стоить меньше? — ласково поинтересовался тот. — Я, знаете ли, не привык отказывать себе в удовольствиях, -

— Хорошо, — сдался Ген Мен. — Я готов уделить вам немного своего времени… Так какие же ощущения вы хотели бы испытать и какие впечатления вас влекут?

Посетитель неожиданно протянул третью руку к забытому Ген Меном экспресс-бару и нажал клавишу исполнения. На панели прибора появились два запотевших бокала. Он взял один из них, слегка пригубил содержимое и, недовольно скривив левое лицо, вернул его на панель. Затем перевел задумчивый взгляд первой пары глаз правого лица на ошарашенного Ген Мена:

— Я хотел бы испытать чувства и переживания неординарной личности… Что вы можете мне предложить в этом плане?..

Ген Мен придал всем своим трем лицам высокомерное выражение и коротко произнес:

— Все!

Однако этот твердый ответ явно не удовлетворил посетителя. Он скривил правое лицо и брезгливо проворчал:

— Терпеть не могу таких расплывчатых ответов… Давайте конкретнее!..

Такая неадекватная реакция застала Ген Мена врасплох. Он привык, что при слове «Все!» клиент впадает в эйфорию и начинает сыпать своими примитивными желаниями.

Чтобы хоть как-то скрыть свою растерянность, Ген Мен выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда роскошно изданный проспект Аттракциона, но почему-то не решился предложить его своему странному посетителю. Вместо этого он принялся сам лихорадочно листать глянцевые страницы, с которых выпрыгивали в окружающее пространство рекламные призывы вперемешку с изображениями умопомрачительных монстров и невероятных механизмов. При этом Ген Мен бормотал про себя:

— Неординарная личность… неординарная личность… Наконец он остановился и, победоносно взглянув на посетителя, заявил:

— Вот что вам нужно! Художник с мировым именем, непризнанный при жизни, но получивший мировую известность после смерти! Представляете, вы будете навечно записаны в скрижали истории Аттракциона как величайший гений искусства!

Посетитель пожевал губами и с минуту подумал, а затем лениво ответил:

— Ну что ж, мысль попасть в скрижали истории, пусть даже вашего Аттракциона, мне нравится… Но вот — художник… Я, признаться, с большим недоверием отношусь к славе мастеров искусства… Вся эта слава, как бы это проще выразить… придумана, что ли! Иногда кажется, что большинство восхищающихся искусством сами не понимают, чем они восхищаются и в чем заключается гений художника. Ведь определенных критериев этой славы нет. Сегодня восхищаются одним, завтра — другим. Сегодня раскупают порнороман одного гения, а завтра, глядишь, о гений забыли, а его произведение считают далекой от искусства пачкотней! Причем это касается и художников, и ваятелей, и писателей, и драндычей, и кантователей, и криконатулов, и всех остальных деятелей искусства. Нет, вы мне подберите более конкретное поле деятельности. Что б, знаете ли, всем было понятно мое величие, без занудного камлания каких-то там критикаторов!

— Да?.. — в очередной раз растерялся Ген Мен. Этот посетитель действительно был очень привередлив и его действительно вряд ли смог бы удовлетворить рядовой менеджер компании. Но Ген Мен не зря все-таки был Ген Меном. Поэтому он собрался с духом и бодро продолжил работу:

— Ну что ж, раз вас не прельщают переживания художественной натуры, я могу предложить изысканные нюансы психологических и физических коллизий, свойственных деятельности финансового гения! Представьте себе, что вы одним росчерком пера…

Но посетитель не дал ему закончить:

— Вот уж этого не надо! Деятельности финансового гения мне и в обычной жизни хватает! Так что заниматься этим еще и в вашем Аттракционе — увольте!

— Ага… — На этот раз возражение клиента почти не сбило Ген Мена с толку. Он словно ожидал подобной реакции. — Тогда остается последнее… Но этот вариант очень дорог!

И он выжидательно посмотрел на своего посетителя.

— Я вас слушаю со вниманием… — подбодрил тот хозяина кабинета.

— Война! — коротко предложит Ген Мен.

Все девять глаз клиента взвились под потолок, выдавая глубокую задумчивость, в которую тот впал. Но уже через пару минут шесть глаз из девяти вернулись на место, и он задумчиво протянул:

— А что?! Это, похоже, интересная мысль!.. Существо, способное управлять огромными армиями, мыслить стратегически, раскрывая замыслы неприятеля и обыгрывая его еще до начала сражения…

— Кх-м, — кашлянул Ген Мен, привлекая к себе внимание размечтавшегося клиента. — К сожалению, я должен вас предупредить, что участие в средних размеров войне в качестве одного из военачальников весьма дорогое удовольствие, выражающееся в сумме…

— Милейший, вы меня не поняли, — с усмешкой перебил его посетитель. — Я не собираюсь участвовать в «средней войне». Я имею в виду руководство огромными армиями и глобальными битвами… Может быть, на протяжении всего времени моего участия в Аттракционе.

Ген Мен выпучил все свои глаза:

— Но ведь это же колоссальные деньги!

— А разве я просил вас считать мои деньги? — устало улыбнулся посетитель. — Мне сказали, что ваша фирма может выполнить любое пожелание клиента, однако меня не предупредили, что при этом она еще будет и подсчитывать мои доходы!

Ген Мен выпрямился в своем кресле и гордо ответил:

— Наша фирма действительно способна удовлетворить любое желание клиента! Любое!

— Даже если я пожелаю взорвать ваш Аттракцион вместе со всеми его участниками… — не спросил, а как-то между прочим констатировал посетитель.

Только теперь до Ген Мена дошло, что сегодняшнее утро его крупно обмануло! День подарил ему совершенно потрясающего клиента. Он, хрипло втянув воздух, схватил с панели экспресс-бара успевший нагреться бокал и одним махом выпил его содержимое. После этого, зажав бокал- в третьей правой руке, он с дрожью в голосе ответил:

— Даже это… Чисто технически такая акция вполне выполнима. Но тогда вам придется возместить наши убытки и выплатить компенсацию участникам Аттракциона, не получившим свои ощущения и впечатления. Ведь им придется досрочно выйти из Аттракциона, и они не получат обещанного удовольствия…

Посетитель тонко улыбнулся всего одним лицом и негромко произнес:

— Ну, так далеко я все-таки заходить не собираюсь. Остановимся на полководце, но чтобы он одновременно был и крупнейшим государственным деятелем.

Ген Мен перевел дух.

— Значит, крупнейший военачальник и одновременно крупнейший государственный деятель? — деловито уточнил он. — Так, может быть, вы сразу войдете в Аттракцион как один из монархов?

— Нет, нет… — категорично отверг это предложение клиент. — Никаких принцев и королей, никакой зеленой, голубой или фиолетовой крови. Все это сразу отдает пошлятиной или сказкой для детей! Самый рядовой участник Аттракциона постепенно, но достаточно быстро занимающий необходимое положение… Ну-у… может быть, попозже… в качестве особых почестей от потрясенных сограждан…

Ген Мен торопливо записывал в память личного моносервера пожелания клиента, а тот, внезапно ощутив вдохновение, продолжал:

— Причем личность должна быть в меру возвышенная, я бы сказал даже, одухотворенная. Не какой-нибудь там рубака, ничего не знающий, кроме устава, и ничего не умеющий, кроме как махать оружием! Нет, скорее… инженер, хорошо представляющий себе возможности самого современного вооружения! — Обе верхние руки Ген Мена с непостижимой скоростью летали над панелью сервера.

— И чтобы от сражения к сражению росла слава непобедимого полководца, но каждое сражение должно быть новым проявлением военного гения! — продолжал развивать свою мысль заказчик, загоревшийся явно не свойственным ему энтузиазмом.

— Ну с этим аспектом в принципе ясно, — пробормотал Ген Мен, внимательно вглядываясь в экран монитора. — Теперь о государственной деятельности. В чем, по вашему мнению, она должна выражаться? — Он бросил быстрый взгляд на посетителя и предложил: — Может быть, в завоевании новых территорий для своей страны?

Клиент задумчиво погладил голый череп левой головы и, быстро обдумав предложение, слегка переиначил идею:

— Да, конечно… Но начать можно было бы с освободительной войны…

«Далась ему эта война! — раздраженно подумал Ген Мен. — Просто терминатор какой-то!» Но вслух он, конечно, ничего не сказал. А посетитель продолжал:

— А затем законотворческая деятельность, направленная на благо моего народа! Это, как мне представляется, должно дать совершенно потрясающие воспоминания!

— Как это?! — переспросил Ген Мен. — Как это может быть, законотворческая деятельность и вдруг направленная на благо народа? — И он уставился на посетителя всеми своими глазами, хотя прекрасно знал, что это верх невежливости.

Посетитель бросил в его сторону косой взгляд и резко ответил:

— «Как это» — это уже ваше дело!

— Ах да, конечно… — спохватился смутившийся Ген Мен и снова быстро застрочил что-то на своем сервере.

— И еще одно. — Посетитель поднял вверх один из указательных пальцев, подчеркивая важность следующей фразы. — Мне хотелось бы испытать беззаветную любовь женщины к себе… Даже нескольких женщин… Но одной женщины — очень беззаветную…

— Да, да, — продолжая строчить, бормотнул Ген Мен. — Я помечаю, что в Аттракционе вы будете в прекрасном виде…

— Э-э! — остановил его недовольный голос клиента. — Никаких напомаженных красавчиков! Внешность должна быть самой непрезентабельной. А то, знаю я вас, состроите какого-нибудь верзилу с физиономией Адоникса!

— Но за что же тогда вас будут любить беззаветной любовью?! — в очередной раз растерялся. Ген Мен.

— А за что любят неординарную личность? — тонко улыбнулся клиент. — Ну, остальное вы, надеюсь, додумаете сами…

— Конечно, — быстро согласился Ген Мен. — Только несколько наводящих вопросов…

Клиент состроил недовольную физиономию, но вопросы, судя по всему, были действительно необходимы.

— Не хотите ли испытать какие-нибудь муки?

— Не понял, — поднял шестую бровь посетитель. — Муки в каком смысле?

— Ну… в прямом, — ничуть не смутился Ген Мен. — Большинство наших клиентов заказывают различные мучения — сожжения, повешение на кресте, пытки в специально отведенном для этого месте… Некоторые вообще тащатся от раковой опухоли. Правда, как правило, они просят отнести муки на конец пребывания в Аттракционе.

— Нет, от мук увольте! — твердо ответил клиент.

— Тогда последнее, — торопливо проговорил Ген Мен, уловив нетерпение посетителя. — Время пребывания в Аттракционе и способ ухода из него? Может быть, хотите погибнуть в сражении?

Клиент несколько задумался, и Ген Мен решил посоветовать:

— Предусмотренная вами программа потребует довольно длительного аттракционного времени…

— Нет, — сразу возразил клиент. — Длительного времени я уделить Аттракциону не смогу… Возьмите… ну хотя бы среднестатистическое время пребывания. А насчет ухода… Что-нибудь безболезненное… Вот что! — Его глаза сверкнули озарением. — Ваше предложение насчет боли и мучений натолкнуло меня на одну мысль. Пусть в конце я испытаю жестокое разочарование и крушение, попаду в лапы своих врагов, и пусть они меня… ну хотя бы… отравят, что ли. Только без боли! — твердо подчеркнул клиент, и Ген Мен злорадно подумал: «Тоже мне — вояка!»

— Когда мне прислать секретаря за контрактом? — лениво поинтересовался посетитель, поднимаясь с кресла.

— Ну что вы, уважаемый, — с некоторым оттенком превосходства ответил Ген Мен. — Мы не задерживаем наших клиентов и не заставляем их ждать… Контракт уже готов!

И он указал на выползающую из щели сервера матово мерцающую ленту.

— Вот только цена вашего контракта, — несколько растерянно пробормотал он, подхватывая выскочивший лист и рассматривая последние его строки.

Клиент осторожно вытянул ленту у Ген Мена из рук и, в свою очередь, посмотрел в конец текста.

— Всего лишь?! — несколько разочарованно протянул он. — А я думал, вы меня разорите. Эту сумму я готов заплатить наличными прямо сейчас.

И он размашисто черканул по листу правым верхним мизинцем, подписывая контракт.

— Наличными!!! — У Ген Мена отвалились все его три челюсти, но клиент только молча кивнул.

Ген Мен дрожащим пальцем подписал контракт, и тот медленно растаял, оседая в банке коммерческой документации мира.

А будущий выдающийся деятель Аттракциона спокойно положил на стол Генерального Менеджера две толстые пачки слабо мерцающих галактов.

— Я прибавил две тысячи лично для вас… — небрежно бросил клиент. — Когда я могу войти в Аттракцион?

— Через двадцать общегалактических часов, уважаемый, — задрожавшим голосом ответил потрясенный Ген Мен. — Нам нужно некоторое время на подготовку…

Через двадцать общегалактических часов, в строгом соответствии с подписанным контрактом в Аттракционе «Вам будет что вспомнить!» на острове Корсика, в городе Аяччо, в семье местного адвоката родился второй сын. Адвоката звали Карло Бонапарте, а новорожденному дали имя Наполеон.

© Е. Малинин, 2007

Владимир Михайлов «СТЕЛЛАРНАЯ СКОРАЯ»

Долетели до Инфанты спокойно, встретила Сергеева не то чтобы большая делегация, но те, кто прибыл к посадке, были людьми в этом мире едва ли не самыми значительными. Да иначе и быть не могло, тут все, кому следовало, знали — кто прилетел и зачем.

Погода была хорошей, ясной. Правда, стояла неожиданная жара, даже чересчур, если верить прежним описаниям. И сухо, очень сухо, воздух чудился пересохшим до ломкости: казалось, резкое движение — и он обрушится, рассыплется в порошок. Да ладно — с таким ли ещё приходилось встречаться?

Вертушку подали чуть ли не к трапу севшего «Пирогова» (хотя среди осведомлённых корабль этот носил кличку «Скальпель»), не какую попало вертушку, но с гербом и бортовым номером 001. Рукопожатия оказались уважительно-твёрдыми, слова приветствия — такие, какими встречают равных. «Достойная у вас машина, весьма внушает», — одобрил глава встречавших, задрав голову, чтобы увидеть макушку «Пирогова», громадного шара на курьих (при посадке на поверхность) ножках.

Сергеев всегда обращал внимание на подобные вещи: кто встретил, как, на чём отвезли, где поселили, какой персонал приставили для обслуживания — и так далее. Страшно ругал себя за это, старался убедить, что это всё — суета сует, он же не политик, не чиновник, не сверхмагнат или там родовитый аристократ — он астрохирург со «Стелларной скорой». И найдите-ка титул повыше! Сто раз обещал себе не обращать внимания на такого рода мелочи — но никак не получалось. Честолюбие заедало.

Конечно, не во время работы: тогда любая посторонняя мыслишка, невзначай промелькнувшая, могла означать конец всему — и свой в первую очередь. Но во время работы нос задирать было не перед кем. В месте, которое они привыкли называть «операционной», людей даже в горячие часы было не больше, чем пальцев на руке, и работали они вместе уже столько времени, что порою члены бригады представлялись Сергееву чуть ли не его собственными органами: дополнительными руками, ногами, глазами, ушами. Но не станешь ведь перед собственным организмом становиться в третью позицию, надуваться индюком.

Ланда, местное светило, стояла за спиной. Перед тем как подняться по трём ступенькам в вертушку, Сергеев остановился. Вынул из кармана футлярчик с рабочими очками. Надел. Встречавшие, видя, что он не спешит, тоже остановились в трёх шагах, главный из них не то чтобы нахмурил брови, но сделал намек на такое движение — хотя лишь на долю секунды. Сергеев же повернулся и стал глядеть на Ланду — прямо, в упор, очки (так их для простоты называли, на деле приборчик был куда сложнее) позволяли. Ему это было необходимо, первый взгляд для него всегда означал очень многое. Когда всё замечающие журналисты однажды попытались спросить его о смысле этого движения — не было ли оно просто ритуальным, своего рода доброй приметой, — он ответил так: «В древние времена хороший врач по цвету и запаху мочи ставил точный диагноз без всяких лабораторий; вот и я так же». В сказанное вцепились: «Вы отрицаете надобность лабораторных анализов?». Он ответил вопросом же: «Вы же не против существования автомобилей, верно? Но пешком ходить всё же не разучились — бегаете рысью, я только что видел. Вот и я — не собираюсь терять то, что получил от природы». С той поры об этом не спрашивали.

Сейчас он смотрел на здешнюю подательницу жизни — около трёх минут, вельможи терпеливо ждали. Наконец отвернулся, снял очки, убрал футлярчик в карман, медленно, глубоко вздохнул. И тут же словно сменил маску — улыбнулся, как все подумали, весело, беззаботно, — и у окружающих отлегло от души. Повернулся к стоявшему за его спиной в шаге Первому ассистенту, борцовского облика врачу по фамилии Грубко. Кивнул ему:

— Ничего неожиданного. Ещё уточним, конечно. Работайте пока по схеме два — пять.

Снова к здешним:

— С вашего позволения — едем?

И, повинуясь приглашающему жесту, первым ступил на трап.

Обед считался торжественным, в честь прибывших, но на самом деле был, конечно, деловым, и после неизбежных протокольных речей за столом пошёл разговор о делах — достаточно откровенный обмен мнениями, поскольку посторонних тут не было.

— Можете ли вы, президент, поделиться вашими впечатлениями от увиденного?

Сергееву понравилось такое к нему обращение. Он и на самом деле был президентом — ИКА, Интерклуба Астрохирургов, звание, по сути дела, чисто почётное, в Галактике всяких клубов были, наверное, десятки, а то и сотни тысяч, следовательно, и президентов — никак не меньше. При этом большинство их никакими особыми свершениями в своих областях не славилось, просто были они хорошими, компанейскими, как говорится, людьми, любителями что-нибудь организовать, возглавить и потусоваться. И всё же когда тебя именует «президентом» не кто-нибудь, а другой президент, настоящий, что возглавляет целый мир, совершенно независимый и достаточно богатый, — это приятно, никуда не денешься. И невольно постараешься ответить как можно ближе к истине — соблюдая, конечно, и условие врачебной тайны:

— Ну, что же — первое впечатление совпало с теми предварительными выводами, которые вам уже известны. Положение серьёзное. Но я не взял бы на себя смелость назвать его критическим. Похоже, что до этого не дошло, и вы обратились к нам своевременно.

— Президент Сергеев (тут пришлось слегка поморщиться, как бы давая понять: «да ладно, я человек скромный, к чему такая официальность!»), я понимаю, что у вашей профессии, как у любой другой, существует своя этика и свой набор правил. Но мне хотелось бы, чтобы вы приняли в расчёт нашу ситуацию во всей её полноте. А именно: Инфанту населяет шестьсот миллионов человек. Что с ними произойдёт, если оправдаются наихудшие предположения — вам ясно, как и любому из информированных людей. Чтобы предотвратить гибель населения, пусть даже какой-то его части — мы должны располагать временем. Вы ведь понимаете, между мгновением, когда мы объявим всеобщий сигнал бедствия и попросим помощи у всех миров, способных оказать её, и реальной возможностью эту помощь оказать, неизбежно пройдёт немало дней. И нам необходимо знать, каким временем мы можем располагать в действительности. Нельзя представить себе положение, когда гибель этого мира — если она произойдёт — будет означать и гибель людей, его населяющих. Я понимаю, что сейчас вы не можете с уверенностью сказать ни «начинайте эвакуацию немедленно», ни, напротив, «Не беспокойтесь, гибель вашему миру не грозит». И всё, о чём мы вас просим, — это дать нам такой ответ как можно скорее — и как можно откровеннее.

— Господин президент, — ответил Сергеев. — Мы прилетели сюда для того, чтобы решить две задачи. Первую из них вы только что исчерпывающе сформулировали. Но я всё-таки прежде всего не диагност, хотя в нашей команде такой есть. Я оператор. И поэтому вторая моя задача — по возможности устранить источник наших общих беспокойств. А вот насколько это практически возможно — этого по первому впечатлению не определишь. Тут надо, так сказать, потрогать своими руками.

— И когда же вы собираетесь это сделать?

— Сейчас команда заканчивает закреплять «Скальпель» — так мы между собой называем наш корабль, наш рабочий инструмент, — на грунте. Затем постараемся как можно точнее отработать предстоящие действия на модели.

— Простите — на модели чего?

— Вашего светила, Ланды. Нашего пациента.

— Как же?.. А, разумеется, я понял. Компьютерная модель?

— Вы прекрасно всё поняли. Построение модели — сложный и тонкий процесс. Когда она будет готова — проведём репетицию предстоящих действий. Конечно, трудно ожидать, что наша модель будет соответствовать оригиналу во всех подробностях, но это нам и не нужно, главное — оказаться как можно ближе к тому, что в нашем случае является патологией. Определить то, что болит, и найти наилучший путь для устранения источника боли. Лишь после этого мы взлетим и направимся к объекту. Впрочем, мы привыкли называть объекты нашей деятельности пациентами или же больными. Традиция, не более, потому что в первые годы существования «Стелларной скорой» туда брали в основном настоящих медиков по чьему-то чиновному недомыслию, и лишь когда они взмолились… Да, впрочем, это вам не интересно. Извините.

— Нет, отчего же. Итак, вы взлетите, направитесь к Ланде… Как близко вы собираетесь к ней приблизиться?

— До возможного предела. Для того чтобы всё получалось как можно надёжнее, нам понадобятся такие количества энергии, какие проще всего получать от самого светила, находясь как можно ближе к нему.

— Но, надеюсь, останетесь в пределах допустимого риска?

— Ну… Всегда приходится считаться с риском, но рисковать входит в нашу профессию, но никак не в вашу. Сблизившись с Ландой, сделав окончательные замеры и анализы, как можно точнее представив себе картину патологии, мы выберем самый подходящий метод вмешательства — и применим его. Само вмешательство — собственно операция, — как правило, занимает немного времени, несмотря на громадные, по людским меркам, масштабы пациента. Потому что и применяемые при этом силы и мощности тоже, не побоюсь сказать, гигантские. Так что мы вернёмся сюда лишь после окончания работы — чтобы здесь привести в порядок самих себя и провести обязательную после работы ревизию состояния корабля. Потому что нередко приходится, едва закончив один выезд, спешить по новому адресу. Это — отрицательная сторона монополистического существования, а мы до сих пор единственная такая организация в населённой Галактике. И, похоже, конкурентов не предвидится.

Я имею в виду не наш корабль, вы понимаете, но всю компанию «Стелларная скорая».

— За какой же срок вы рассчитываете всё сделать?

— Построение модели и репетиция займут в сумме сутки с небольшим.

— Следовательно, вы отправитесь на настоящую операцию через сутки. А когда вернётесь?

Сергеев пожал плечами. И сказал:

— Si.

Присутствующие — во всяком случае, большинство их — восприняли это слово, как испанское «Да».

Но по-латыни это означает «Если». А с латынью так или иначе знаком любой медик. Даже астро. Такова традиция. Хотя на самом деле астрохируртия — чистой воды физика. Впрочем, некоторые утверждают, что и химия к ней тоже причастна.

Вернувшись на «Скальпель», Сергеев выслушал доклад о готовности, кивнул и сказал:

— Отдыхать, настраиваться на работу. Медитировать и всё прочее. Через шесть часов, как обычно, начнём строить модель. Завтра, с утра откушав, приступим к репетиции — запустим в неё зонд… Словом, рутина, сенсаций не предвидится.

— Построим по два-пять? — на всякий случай спросил Грубко.

— Думаю, что ничего более серьёзного не понадобится. История болезни?

— Я загрузил уже последние анализы. Думаю, теперь картина будет полной.

— Спасибо. Готовьте всю наблюдательную технику и вирт-креатор для работы. Я пока посмотрю, что нового в наблюдениях.

Он смотрел на дисплей, где результаты анализов сменяли друг друга, повинуясь его негромким командам. Большинство просматривал бегло: они лишь подтверждали то, что находилось в истории болезни и на основании чего была уже в уме набросана схема предстоящего оперативного вмешательства. Случай нельзя было отнести к уникальным, таких операций Сергеев сделал за последние годы уже шесть… Почему шесть? Семь! Пожалуй, всё же шесть, потому что седьмая (вообще-то по порядку она была пятой) оказалась неудачной — чего-то не учли, следовательно, чего-то не сделали, спохватились поздно, когда процесс было уже не остановить — пришлось эвакуировать планету. На помощь тогда пришли флоты двадцати трёх миров, да и населения там было на два порядка меньше. Надо было, конечно, сделать серьёзный разбор ошибок — но пришлось в пожарном порядке лететь на операцию, ставшую шестой по счёту. Там всё удалось сделать просто классически, словно по заказу для учебника — и предыдущая неудача как-то легко отошла на задний план, до вскрытия причин руки так и не дошли. Но в голове осталось, всё время с тех пор работало, как проблесковый маяк: семь раз отмерь перед тем, как резать, не пять и не шесть, а никак не меньше семи.

Чёрт, да он и семьдесят раз отмерял бы — если бы оставалось время, но ведь у нас как? Приглашают тогда, когда уже не врача надо звать, а ритуальную команду! Но об этом сколько ни долби, не доходит. Легкомысленная раса — люди, думают о чём угодно, только не о последствиях…

Так, так. Ланда по сути нормальное светило класса G2, то есть до последнего времени именно таким и считалось. Радиус-семьсот восемьдесят тысяч километров, масса -2,2 на десять в тридцать третьей, температура поверхности — шесть с небольшим тысяч, и так далее. Но уже с распределением плотности полной ясности почему-то до сих пор не было, да и сейчас нет. Собственно, что значит — «почему-то»? Мир ещё молод и обитатели его в первую очередь заняты своими внутренними делами, до серьёзного отношения к центру системы им ещё далеко, светит, греет — и ладно, чего же ещё? Тем более что у Ланды есть свой паспорт, куда все нужные сведения занесены ещё перед тем, как решить вопрос о заселении Инфанты. Все её физические характеристики. Не зря ведь существует в Галактике Конфедеральная Астрографическая комиссия, то есть целый дом астрофизиков плюс пара прекрасно оборудованных кораблей плюс всякая мыслимая аппаратура плюс компьютерная система, четвёртая по мощности в Конфедерации. Вот эта комиссия и исследует звезду, чью систему предполагается колонизировать, и все результаты заносятся в паспорт. Всё по правилам, чего же беспокоиться?

То есть именно так дело обстояло до недавних времён. До первого звоночка. Позвонили в него, как это нередко бывает, любители, без которых и в молодых мирах дело не обходится. Взяли вот и заявили, что, согласно их наблюдениям и вычислениям, параметры Ланды не совпадают с теми, что внесены в паспорт, в частности температурный градиент, а он зависит от распределения плотности, от прозрачности внутренних слоев вещества, через которые проходит излучение, и даже что и сами эти слои, их число и состояние не соответствуют официально зарегистрированным. А поскольку никто не пытался обвинить Комиссию в неточности наблюдений и неверности выводов, то объяснение оставалось лишь одно: структура Ланды меняется, и процесс этот происходит достаточно быстро.

Нет, это вовсе не послужило поводом для приглашения команды Сергеева. Точно так же, как не обращаются к хирургу, если у человека разболелась голова. Сперва посоветуются с терапевтом, в ход пойдут таблетки, капсулы и микстуры.

Поставят диагноз, два, три, десять. И лишь поняв, что всё это не помогает, призовут «Пирогова» с его бригадой.

Не надо только думать, что терапевтов звали зря. То есть в данном случае астрофизиков соответствующего направления. Их диагнозы сейчас занимали достойное место в истории болезни Ланды. И немало помогли в создании той картины, которую сейчас и предстояло проверить уже не методами наблюдений и компьютерных анализов, но для начала хотя бы пальпированием больного, чтобы убедиться в том, что болит у него именно там, где должно.

Или — совсем в другом месте.

Мысленная картина, которую Сергеев создал и сейчас усердно разглядывал, была в общем достаточно стандартной и скорее успокаивала, чем волновала. Она говорила о том, что некоторое вмешательство действительно понадобится, и отнюдь не на уровне (если оставаться в пределах медицинского словаря) иссечения или ушивания грыжи, и даже не аппендэктомии — однако будет не намного сложнее.

Дело по этой картине сводилось к тому, что один из нескольких концентрических составляющих тело звезды слоев стал более прозрачным для прохождения потоков энергии к поверхности, сравнялся по этому показателю с вышележащим слоем и слился с ним. Точнее — находился в процессе слияния. Это облегчило излучению солнечных недр, с их миллионами градусов, путь на поверхность и далее — в пространство. Изменение этого излучения, воспринимавшееся людьми на Инфанте просто как некоторое потепление, и было замечено любителями. При этом они не сразу ударили в набат, но лишь после того, как убедились, что энергопоток растёт хотя и достаточно медленно, но непрерывно, то есть речь идёт о процессе, а не об очередной флуктуации.

Увеличение прозрачности одного из слоев могло иметь своим источником только одно: изменение его химического состава. То есть каких-то элементов стало больше, других — меньше, сколько и каких — ещё предстояло выяснить. Компьютер, а точнее вирт-креатор, занимаясь построением модели светила, будет раскидывать пасьянс, предположительно подставляя на свободное место бериллий, бор, углерод, азот, железо сверх положенного. А может быть, и что-нибудь потяжелее, это покажут спектральные анализы — спектрографы сейчас пашут без устали, их тут целая батарея. И когда вирт-креатор остановится на самой правдоподобной кандидатуре в нарушители порядка, то вмешательство сведётся к тому, чтобы вернуть соотношение элементов в газе, составляющем именно этот слой, к его нормальному состоянию — такому, каким оно было ещё совсем недавно.

Сделать это будет возможно, уменьшая количество того элемента в этом слое, увеличение которого и нарушило равновесие. Другой способ — увеличить количество второго элемента, чтобы восстановить соотношение — вряд ли возможно было использовать, потому что речь шла о таких количествах вещества, какими человек до сих пор не располагает.

Таким образом, нужно было: во-первых — определить причины такого процесса и источник элемента, разбавляющего, так сказать, состав слоя.

И прежде всего — какой же именно элемент оказался во вредном избытке. Почему вдруг? Откуда взялся? В результате естественного развития или чьего-то вмешательства — произвольного, случайного — или?..

А во-вторых, устранить этот источник, или, как привычно подумал Сергеев, новообразование. Опухоль.

Дальше — уже технология. Но о ней надо будет думать после того, как виртуальная картина подтвердится в реальности. Подтвердится хотя бы в главном.

Сергеев откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, изрядно уже уставшие, до острой рези.

Ну, что, похоже, подошли уже к действиям. Пора, пора.

— Посмотрим своими глазами, — сказал он экипажу за ужином, когда созданная вирт-креатором модель звезды уже зажила своей жизнью. У них принято было за трапезой говорить о делах. Но не о тех, что были сегодня и здесь.

А о завтрашних и послезавтрашних, более интересных — потому что будущее всегда интересней сиюминутного, текущего. Всякий другой разговор непременно сбивался на ностальгические темы, из которых главными были — родные места и женщины. А точнее, в обратном порядке, потому что женщина — это уже более чем половина родных мест, да и всей жизни. Нет, только о будущих делах.

— С какой дистанции будем работать — там, на месте? — на всякий случай уточнил Грубко, великий любитель точности и определённости.

— Ну, естественно, с безопасной, — ответил Сергеев. — Как всегда. Чтобы не слишком уж перегружать криогены раньше времени. Пока у меня такое ощущение, что у больного назревает локальный выброс, этакий не слабый протуберанец. Значит, орбиту построим такую, чтобы нас не задело ненароком.

— Может, этим всё и ограничивается? — Гордин всегда надеялся на лучшее. — Если это у него абсцесс, прорвётся — и он придёт в норму сам собою?

— Я бы в это поверил, — Сергеев покачал головой, — если бы с тяготением тут было всё в порядке. Но по сравнению с паспортной величиной похоже, что ускорение свободного падения к Ланде уменьшилось, хотя и не намного. А это может означать, что скорость её вращения вокруг оси увеличилась. Это не могло не сказаться и на интенсивности излучения. А почему ускорилась? Пока мы этого не поймём, мы вообще ничего не поймём. Здешние наблюдатели — я с ними перемолвился словечком — уверяют, что никаких серьёзных выбросов за те полвека, что этот мир наблюдает Ланду, не происходило. А если не выброс, а наоборот — удар извне, падение по касательной какой-то серьёзной массы, которая смогла проникнуть достаточно глубоко и там остаться? Научным доказательством свою интуицию я назвать не могу, но она мне нашёптывает, что тут патология — где-то на границе третьего-четвёртого слоев. Да и ВК соорудил модель именно с учетом такой возможности. Хотя я ему не подсказывал.

Возражать никто не стал: что Сергеев сильный интуит, было признано давно и повсеместно.

— Значит, — завершил разговор хирург, — как только позавтракаем с утра пораньше — все на репетицию…

Это всегда вызывало некоторое волнение, сопровождавшееся то ли усмешками, то ли улыбками: когда на дисплее ВК появляешься ты сам, совершенно точный — но вовсе не отражение, потому что сидишь здесь и наблюдаешь, а он занят совсем другими делами, и работает, даже не глянув в твою сторону, словно он — это и есть ты, а тебя, сидящего тут, вообще не существует. К этому, правда, пора бы привыкнуть давно — и всё же каждый раз почему-то получалось как бы заново, и ощущался в душе какой-то дискомфорт. Во всяком случае, первые минуты. Потом на всякие эмоции уже не оставалось времени.

Не оставалось — потому, что надо было внимательно следить и за собою-виртуальным, и за такими же коллегами: они сейчас, управляемые вирт-креатором, выполняли все те действия, какие в стадии реальности придётся совершать самим, и по действиям своих моделей можно было заметить — совпадает ли происходящее в виртуали тому, что должно будет делаться в жёстком мире (так назывался у них реальный мир в отличие от «мягкого» виртуального — потому, что там ошибку можно было исправить, откатив время назад, а в реальности — увы…).

Сейчас вирт-бригада в своём пространстве была занята проверкой корабля, копии «Пирогова», он же «Скальпель». Всех его систем, а в особенности тех, что относились к категории спецтехники и кому предстояло: одним — работать в сверхэкстремальных условиях, другим же — обеспечивать возможность такой работы.

Но этим была занята лишь малая часть всех возможностей вирт-креатора. Потому что большая часть его мощностей и ёмкостей сейчас, работая на полную мощность, всё уточняла модель Ланды, используя для этого и материалы текущих наблюдений, и теоретические программы, а также данные, имевшееся и в паспорте светила, и во многих других источниках. Что-то приходилось дополнительно вносить уже по ходу работы. Так что с каждой минутой деятельности вирт-бригады уделялось всё меньше внимания, и в конце концов наблюдать за нею остался только Гордин, а остальные перешли к главному пульту ВК и той группе мониторов, что показывала, как завершается рождение виртуальной копии того светила, с которым им придётся вскоре соприкоснуться и физически; Насколько продукт окажется действительно копией реальной звезды, сказать не смог бы никто, но хотелось верить, что расхождения не будут играть решающей роли, хотя наверняка проявятся в каких-то мелочах.

— Герм, — попросил Сергеев Грубко, — на второй монитор дай, пожалуйста, её последний снимок, не тот, что из паспорта, в том же масштабе. Сравним.

Сравнили.

— Налилось яблочко, — заметил Лейкин. — Посмотрим спектр — в световых и ультрафиолете? Для порядка.

— А смысл? — сказал Сергеев. — С поверхностью ещё успеем. Нужно больное место.

— Интересно, — проговорил Грубко не то чтобы встревоженно, но во всяком случае с некоторым удивлением. — Почему он ставит опухоль между четвёртым и пятым слоями, а не так, как мы предполагали?

— Спроси у него, — сказал Сергеев хмуро.

— Внести поправку?

— Нет, посмотрим, куда его заведёт логика. Как там с кораблём — готов? Лейкин, подключай «Скальпель» к модели — пусть и они там наблюдают и делают свои выводы. А их сразу показывать нам. Кстати, почему я их не слышу? Связь с вирт-бригадой где? Гордин!

— Связь в норме, — откликнулся Гордин. — Я прослушиваю. Но до сих пор ничего… Ага, шеф, он хочет с тобой говорить.

— Кто — он?

— Да ты.

— Дай громкость.

Сергеев повернулся к дисплеям малой группы. На одном из них вирт-Сергеев глядел сюда, на реального. Кивнул:

— Докладываю: мы уже в полёте. Стартовали спокойно, вышли на орбиту нормально. Не вокруг Инфанты, конечно, а на ландоцентрическую, чтобы объект постоянно просматривался прямо по курсу. Наконец, уравновесились. Внимание! Орбитальную скорость уравниваем со скоростью вращения Ланды, чтобы скорости совпали через… двадцать минут. Большое пятно видите? Там и будет точка вхождения.

Словно тёмная клякса на курином желтке, пятно подползало неторопливо, всё медленнее, медленнее…

— Стоп! Сравнялись. Не выпускать! — Это было обращено уже к вирт-бригаде.

— Держим надёжно, — откликнулся виртуальный Грубко.

— Анализ, структуру модели получили? — Это реальный Сергеев спросил у мнимого себя.

— Всё в порядке.

— Проверьте ещё раз установленную дистанцию от поверхности до объекта воздействия: триста шестьдесят тысяч.

— Нет, у нас четыреста тридцать.

— Должно быть триста шестьдесят.

— Должно быть столько, сколько есть.

«Вот чёртова кукла, — подумал реальный Сергеев. — Ладно, пусть…».

— Работайте дальше.

Грубко же Сергеев — в реальности — сказал:

— Переключи всё на них. Дальнейшее будем видеть их глазами.

Теперь всем казалось, что это они летят, что с ними — реальными — всё происходит. Сергун даже поёжился, не очень уверенно сказал:

— А может, запустим сперва зонд? Они то есть пусть забросят…

— Смысл? — спросил Сергеев. — Нам-то самим не придётся им пользоваться, к чему же зря тратить время?

Зонд — это было бы очень хорошо хотя бы потому, что безопасно для людей и всего корабля. Но в этом случае «безопасно» означало «бесполезно», слова эти становились синонимами.

Когда-то, в самом начале, думалось, что именно так и станут они работать. Казалось простым и логичным: приблизились к звезде, запустили зонд — виртуальный, конечно, — считали с него всё, что нужно, и только после этого подошла очередь реальных инструментов. Но оказалось, что и сам этот план был как бы виртуальным, а на практике никуда не годился. Не реализовывался.

Потому что предполагалось — как говорится, по умолчанию, — что нужная комбинация частот, остро направленная, мощная, сможет нормально — или почти нормально — действовать в среде газа, состоящего из ободранных атомов, при температуре в миллионы градусов по Кельвину. Беспрепятственно выполнять свои функции. Именно потому, что газ этот, вся звезда целиком и полностью относится к реальному миру, а зонд — к виртуальному, с реальностью вроде бы не взаимодействующему. Так что градусы эти ему не помешают. Он их даже не заметит.

Ha деле же ни одна из попыток внедрить такой зонд не удалась. И не из-за вмешательства каких-то неизвестных, враждебных сил. Всё было очень просто. Направленное излучение спокойно проходило корону, но как только пыталось углубиться в слои со всё более высокой плотностью и температурой, его начинало размывать. Потому что не только газ варился там крутой кашей, но и неизбежно возникающие при этом поля вихрились таким кордебалетом, а излучение звёздных недр, вроде бы вопреки расчётам, создавало такую броню для всего, пытающегося проникнуть внутрь, что даже и массивные тела, притягиваемые звездой, в немалой степени затормаживались таким сопротивлением. Мощность же направляемого кораблём энергопотока была настолько мизерной, что даже сквозь первый слой не проходила. Тут нужно было бы оперировать нейтринным зондом или чем-то в этом роде. Однако такие конструкции пока находились лишь в разработке, и до практического их применения оставались даже в самом лучшем случае ещё годы.

Противостоять силе можно было только силой. То есть на крошечном участке звёздной поверхности сконцентрировать такой поток пета- и экзаэлектронвольт и эргов, какой ещё неизвестно как себя повел бы, если бы даже технически это оказалось возможным в условиях пусть и большого корабля, но и так уже переполненного всякой спецтехникой.

То есть получалось, что использовать виртуальный зонд можно было бы только в условиях виртуального же светила, но никак не реального. Его и использовали — на досуге, потому что это был интересный, красивый процесс. Но — бесполезный на практике.

Все это прекрасно знали, и если Сергун сейчас об этом заговорил, то разве что от волнения. Работа же от этого не задержалась ни на секунду.

Для начала операции вирт-«Скальпелю» пришлось разогнаться как следует. Ланда на всех мониторах повисла неподвижно, словно прибитая гвоздями. Фильтры позволяли разглядывать светило спокойно, в надежде увидеть ещё что-нибудь такое — важное, но до сих пор ускользавшее. Но глядели так — между прочим, потому что потрогать такую тюху почти собственными руками — очень не шуточное дело. Орбитальную скорость «Пирогова» установили больше, чем скорость собственного вращения звезды, так что она как бы совершала медленный пируэт.

И вирт-люди на борту вирт-«Скальпеля» жили своей короткой, но напряжённой жизнью.

— Грубко!

— Программа к запуску готова.

— Лейкин — уточнять расстояние заброса с точностью до десятков метров, поскольку на абсолютное попадание рассчитывать трудно. А ты, Сергун, — прокладываешь трассу зонда, чтобы сразу было накрытие, без пристрелочных вилок.

— Всё сделано.

— Полная фиксация всей картины! Всё писать. Определить точку перехода и совершить заброс.

— Вектор определён. Место цели — четыреста тридцать от поверхности.

— Пошёл отсчёт. Три, два… пуск!

Реальный Грубко на реальном «Пирогове» проговорил:

— Не слишком ли много чести для схемы два-пять?

— Ну, — ответил Сергеев медленно, как бы на ощупь выбирая слова, — как говорится, когда в дверь звонят — это, вернее всего, почтальон, а не принцесса. И тем не менее бывает, что именно промокшая принцесса ищет прибежища. И придётся стелить постель именно для неё.

— Это из сказки, — сказал Лейкин. — А мы — в реальности.

— Пока жизнь идёт лишь в виртуальной реальности. А это, собственно, и есть та же сказка — на нынешний лад.

— Смотреть и дальше будем через них? — поинтересовался Лейкин — так, для порядка. Потому что все знали методику и понимали, что реализацию второй схемы, любого её варианта, на модели только так и можно увидеть.

— А ты что, сам туда к ним захотел? — удивился Сергеев. — Тогда подай рапорт, рассмотрю на досуге.

— А когда досуг будет?

— Хотелось бы, чтобы без затяжек. Ну, всё. Они пошли.

Несуществующий в реальности корабль, быстро наращивая скорость, устремился к светилу, такому же ненастоящему (для всех, кроме виртуального экипажа), но по всем впечатлениям ничуть не менее грозному и величественному, чем подлинное. Корабль мчался, так и хочется сказать, самозабвенно, словно поставив на карту собственное существование ради выполнения поставленной задачи. В общем, так оно и было.

Даже у реальных, находившихся сейчас в полной безопасности людей захватывало дыхание. Как и каждый раз, когда им приходилось наблюдать реализацию второй схемы.

— Шеф, ты бы подсказал им — изоляторы…

— Сергун, сколько раз повторять — он меня не воспринимает, только ВК.

— Да знаю я. И всё-таки…

Но вирт-креатор, хорошо настроенный, справлялся и сам.

— Температура на обшивке — девятьсот двадцать.

— Изо-раз! — скомандовал тот Сергеев.

— Есть изо-раз.

Наблюдающие снаружи — если бы такие имелись — в эти мгновения увидели бы, что корабль словно бы окунули в голубую краску — а до того он был обычный, тёмно-серый, почти чёрный. Цвета маренго, сказал бы специалист.

На экранах обоих «Пироговых» Ланда росла, ширилась, растекалась, как блин на сковородке, всё яснее просматривались на её поверхности струи, течения, места потемнее и посветлее, большое пятно, неподвижно стоявшее в курсовом прицеле корабля — потому что он выдерживал теперь ту же угловую скорость, что и сама цель. Всё было правильно, но с каждой минутой становилось всё грознее, всё больше давило бы на психику, на чувства и ощущения — однако виртуальные люди этими свойствами наделены не были, поскольку считалось, что им это ни к чему.

— Температура — три тысячи шестьсот!

— Изо-два!

— Есть изо-два.

Вторая изолирующая от внешних воздействий полевая обшивка окружила корабль, позволяя его содержимому продолжать нормальное существование.

— Скорость?

— Скорость расчётная. До соприкосновения с поверхностью — восемь минут.

Это условно, конечно. Поверхность звезды — не асфальтированная равнина. Вообще не равнина. Скорее, огненный океан во время крепкого шторма.

— Изо-три — зеркальное!

— Есть, зеркальное. Зеркальное выставлено.

Теперь снаружи корабль казался бы самосветящимся телом.

— Сейчас войдут! — проговорил Сергеев-реальный неожиданно охрипшим голосом. — Сукины дети, это же не вторая схема, третья! Не было такого уговора! Креатор глючит? Или что?

Сидевший рядом Грубко не ответил, лишь вытер пот со лба.

Вихри пламени всех оттенков оранжевого бушевали на всех экранах. Трудно было поверить, что это лишь созданное электроникой изображение. Реальная команда «Пирогова» чувствовала, что вокруг становится всё жарче. Здесь, у них. Сергун даже протянул руку и перевёл кондиционер на усиленный режим. Никто не возразил.

Да, мнимый корабль уже внедрился в тело звезды и продолжал движение вглубь — не точно к центру, но по хорде туда, где на границе двух соседних слоев находилась, по расчётам вирт-креатора, причина опасных изменений, происходивших сейчас в теле звезды.

Пламя за бортом приобретало, казалось, всё более угрожающий цвет. Температура окружавшего корабль газа уже перевалила за миллион градусов. Проникать сквозь него становилось всё труднее: на уровне, на котором корабль сейчас находился, плотность окружающей среды была уже в полтора раза выше, чем у воды. И каждое колебание этой среды должно было бы швырять корабль из стороны в сторону, как ореховую скорлупку. Сила отталкивания, существующая в недрах звезды, заставляла корабль расходовать всё больше энергии на преодоление пространства. Элементарные частицы, разгоняющиеся до пятисот километров в секунду, должны были прошивать корабль и всё, что в нём находилось, миллионы раз в секунду. Приборы в рубке виртуального «Скальпеля» показывали полный разгул жёстких излучений. По сути, судно с людьми находилось здесь как бы в недрах непрерывно работающей термоядерной бомбы — то есть в обстановке, в какой всякое нормальное существование просто не было возможным.

И тем не менее «Скальпель» упорно продвигался к намеченной цели. Но по единственной причине: по той, что его на самом деле не существовало, как и той звезды, в недрах которой он сейчас двигался и где программой было предусмотрено, что все действующие за бортом силы не должны были оказывать на корабль никакого воздействия. Можно было сказать, что звезда этот корабль не видела, не воспринимала и потому никак не реагировала. Она жила своей кратковременной жизнью в схемах вирт-креатора, корабль — своей, Поэтому, неуязвимый по определению, он уже через какие-то полчаса (а можно было сделать это и за секунды, но ведь и проходимый им путь, пусть воображаемый, в чём-то соответствовал реальности, поэтому стоило проследить и за ним перед тем, как обратиться к результатам) должен был соприкоснуться со своей целью, с источником опасности. Людям (живым) казалось, что минуты эти стали прямо на глазах растягиваться. Людям виртуальным, конечно, вообще ничего не казалось.

Но вот пришло и это время.

Непрерывный спектральный анализ окружающего газа в последние секунды начал показывать неожиданное и значительное увеличение количества ядер бора, углерода и кислорода, и в меньшей степени — бериллия. Это, в общем, сенсацией не было — они и раньше присутствовали в теле звезды, а тут возникла просто неожиданная их концентрация. Но вот неожиданное присутствие свинца и ещё более — актиноидов заставляло серьёзно задуматься.

По первому представлению — именно их присутствие привело к возникновению в теле звезды таких реакций, которые и вызвали в том слое, в каком они оказались, усиление активности, слияние со следующим по глубине слоем — и так далее.

Изменив курс, корабль принялся оконтуривать ту часть среды, где содержание этих элементов было выражено ярче всего. Объём оказался достаточно небольшим — по звёздным масштабам, конечно.

Думать о причинах возникновения такой аномалии сейчас никто не собирался. Сейчас основной задачей становилась собственно хирургическая операция, то есть удаление заражённого объёма газа из тела звезды. В принципе в этом ничего необычного не было: такого рода операции командой уже проводились, порой это получалось достаточно просто, в иных случаях возникали немалые сложности, однако методика проведения таких операций была известна, а необходимым для этого инструментарием виртуальный корабль обладал.

— Ну что, попробуем сами? — спросил Лейкин в реальности. Сергеев покачал головой:

— Мы всё ещё только наблюдатели. Смотрим и пишем. Разбор — потом. Их ошибки нам легко заметить, а со своими бывает труднее. И если они вдруг найдут новые ходы, нам тоже будет легче их заметить и оценить: когда делаешь сам, порой даже не соображаешь потом, как же это у меня такое получилось, не можешь восстановить последовательность событий. Нет, пусть работают. Тем более что ВК нас и не спросил, он не хочет перепоручать задачу кому-то другому.

И в самом деле, в виртуальном мире работа уже развернулась вовсю.

После недолгого совещания группа в недрах звезды вместо предварительно намеченной схемы два-пять решила применить три-один, или, попросту говоря, методику второго центра.

Любое тело, как известно, притягивает к себе так, как если бы вся его сила притяжения была сосредоточена в самом центре. Хотя кроме этой силы внутри нормальной звезды действует и другая сила — центробежная. Она помогает излучению, в частности свету, и солнечному ветру покидать светило и устремляться во всех направлениях пространства.

Эта сила и должна была работать в качестве одного из инструментов при реализации схемы три-один. Хотя и не главного.

Главным же инструментом по схеме предстояло послужить гравигену. Искусственному источнику силы тяготения. Таких аппаратов на борту виртуального корабля было два. И обоим предстояло вскорости начать свою работу.

Первый гравиген корабль должен был оставить здесь, внутри звезды, в месте, которое, согласно показаниям приборов, примерно соответствовало центру заражённого тяжёлыми элементами объёма. И включившись, стать для этого объёма центром тяготения, более мощным, чем естественное притяжение самой звезды, Всей её массы, составлявшей 2,2 на 10 в 27-й степени тонн.

Это было возможно, поскольку объём, на который предстояло влиять, был, в масштабах звезды, крайне незначительным и представлялся сферой с радиусом менее тысячи километров.

Конечно, и тут требовались такие мощности, получить и пользоваться которыми в планетарном масштабе было вряд ли возможно. Но тут проблемы энергии вообще не существовало: само светило являлось колоссальным её источником, и самым сложным было — использовать эту энергию тут, на месте, нужным образом. Гравигены и были предназначены именно для этого. Однако способны ли они просуществовать в таких условиях столько времени, сколько нужно им для выполнения задачи, не превратившись сразу же в такую же плазму, какая окружала их? Иными словами — могла ли в недрах звезды, с её миллионными температурами и неуправляемыми потоками энергии, существовать область, в которой изготовленный людьми аппарат, да и сам корабль, мог бы проработать пусть даже весьма ограниченное время?

Собственно, вся астрохирургия тогда и началась, когда на этот вопрос был найден утвердительный ответ. Оказалось, что — можно. Потому что, обладая практически неограниченным источником энергии, можно получать температуры в пределах десятков градусов по Кельвину. Охлаждая прежде всего сам аппарат, позволяя ему существовать в этой среде, не разрушаясь, а следовательно — работать достаточно долгое время. Так что когда удалось, после многих неудач, создать подобную конструкцию, задача оказалась в принципе решённой — остальное было делом техники, и она его совершила.

Гравиген, став центром притяжения в нужном объёме, должен был одновременно начать двигаться (увлекая с собой и подчинившуюся ему массу) по кратчайшему расстоянию к поверхности светила, а затем и вырваться за его пределы и тащить извлечённую из звезды опухоль всё дальше от неё — впрочем, не так уж далеко и не так долго, поскольку это газовое облачко, едва выключится гравиген, неизбежно начнёт рассеиваться, и какие-то части его под влиянием солнечного ветра станут уходить всё дальше, не представляя более для светила и всей его системы ровно никакой опасности. Ланда же вернётся к обычному режиму своего существования, не представляя более угрозы для жизни на Инфанте.

А для того чтобы возникший центр притяжения с окружающей массой сразу же, ещё находясь на глубине, начал движение к поверхности, авторы схемы, не полагаясь на одну лишь центробежную силу, решили использовать второй гравиген, которому предстояло играть роль своего рода буксира. Выброшенный в пространство на нужном расстоянии от поверхности светила и включённый на рассчитанную мощность, он образовал бы с первым таким же устройством систему из двух взаимно притягивающихся тел. Тела эти, естественно, начнут сближаться, но поскольку второй гравиген был значительно более мощным, то и движение к нему из недр звезды будет значительно быстрее встречного движения самого буксира. Так что встреча их произойдёт уже за пределами звезды, а дальше оба аппарата начнут работать синхронно, уводя газовый комок всё дальше в направлении, перпендикулярном плоскости орбиты Инфанты. Возможно, потребуется воздействовать на извлечённое тело, чтобы ускорить его рассеивание.

Так это представлялось людям, так программировалось и так реализовывалось в виртуальной репетиции.

И реализовалось. Опухоль была иссечена, извлечена и выброшена, так сказать, на свалку. Медики так не делают, но в галактическом пространстве не водится ни крыс, ни, скажем, бродячих собак (во всяком случае, до сих пор они не замечались), так что избавляться от отбросов в виде быстро развеивающейся плазмы, не засоряющей окружающую среду, не возбраняется. Кроме, конечно, той их части, которыми станут заниматься, условно говоря, звёздные патанатомы в поисках причин и следствий.

— Ох, — проговорил донельзя утомлённый Лейкин. — Наконец-то. Честное слово, это, по-моему, самим делать легче, чем вот так наблюдать за этими… за теми нами. Шеф, неужели прямо сейчас — разбор полётов?

— Нет, — сказал Сергеев. — Мы все на пределе. Отдых, расслабление. Обед. Потом ещё раз пройдём по всей записи, очень внимательно.

— Но первое-то впечатление у тебя есть, я думаю? — спросил Грубко.

— Ну… Думаю, что у нас получится в этом же роде. По такой же линии. На порядок труднее, конечно, потому что виртуальность создаём мы, а реальность — Господь, а он, как сказал один великий, не зол, но бывает достаточно ехидным.

Или в этом роде, за точность не ручаюсь.

— По-моему, — сказал Сергеев, когда после второго и третьего просмотров записи команда занялась разбором, — картина достаточно ясная, и ВК её смоделировал весьма убедительно. Вероятнее всего, звезда не так давно — развитие по времени мы построим сразу после этого обсуждения — притянула к себе некое тело, скорее всего блуждавший астероид, а не голову кометы. Явление обычное, но в нашем случае астероид оказался состоящим из тяжёлых элементов. Скорость его, надо полагать, была достаточно невелика, иначе он прошел бы по параболе или даже гиперболе и ушёл своим путём, в крайнем случае, оказался на эллиптической орбите и падал бы на Ланду достаточно медленно. Однако масса его оказалась достаточно большой, чтобы он, врезавшись в звезду, не разбрызгался и не сгорел уже в верхних слоях, но углубился до уровня, на котором ВК его и смоделировал. И там стало проявляться его влияние. К счастью, мы успели достаточно быстро, пока это инородное тело не успело ещё растаять совершенно, распространиться по всему слою. Это дало возможность извлечь его быстро и аккуратно — во всяком случае, на модели. Остаётся лишь повторить сделанное в натуре — с таким же по меньшей мере успехом. Вот так это мне представляется. Давайте другие мнения — если они есть, конечно.

— Могло ли столкновение пройти совершенно не замеченным с Инфанты? — подумал вслух Лейкин.

— Да сколько угодно, — ответил ему Грубко. — Астрономия в этом мире вообще в зародышевом состоянии, одни любители, да и тех не очень-то и много, а обсерватория занята в основном прогнозированием погоды — вот к этому тут относятся серьёзно. Как и во всех молодых мирах. К тому же, судя по модели, это тело надвигалось откуда-то с северных румбов — а там ничего интересного для наблюдателей-любителей нет. Чёрная материя. Да и заселён мир неравномерно, одно полушарие, по сути, океанское, и если во время приближения и падения тела на звезду к светилу было обращено то полушарие, то кто там смог бы увидеть хоть что-нибудь — без фильтров, простым глазом? Учитывая, что размеры метеорита таковы, что его отсюда без техники вообще не увидишь? Нет, это, думаю, вполне объяснимо.

— Принимается, — сказал Сергеев. — Что ещё?

— Потом, — ответил Грубко. — По ходу действия — если вопросы возникнут.

— В таком случае готовимся к выходу на операцию. Каждый знает своё дело.

И все разошлись по местам.

Места, которые члены команды должны были занимать во время операции, находились в одном и том же помещении, называвшемся оперативной рубкой. Так что для того, чтобы каждому оказаться на своём посту, достаточно бывало двух-трёх секунд.

Но не на этот раз. Потому что прежде, чем утвердиться перед своим пультом, следовало в последний раз тщательно осмотреть те системы, механизма и устройства, которые и должны были выполнить всю предстоящую работу. А до них добираться было достаточно далеко.

Сам корабль, при взгляде извне, выглядел большим, даже очень большим шаром, совершенно гладким, без каких-либо выступов, антенных выростов, и даже те стояночные амортизаторы, что поддерживали «Пирогова» в нужном положении на поверхности планеты (в тех нечастых случаях, когда приходилось совершать посадку на грунт), выдвигались только в последние минуты спуска. Так что при первом взгляде людям со стороны казалось, что и внутри корабля просторно, так что можно даже заблудиться без проводника.

На самом же деле людям внутри было тесно. Свободного места там было ровно столько, сколько требовалось, чтобы не натыкаться друг на друга, а в каждой каюте — не сходя с места, рукой достать всё, что понадобится.

Весь остальной немалый объем занимали две группы технических устройств: жизнеобеспечивающие и оперативные.

К первым относились прежде всего стационарные криогены. Они занимали больше всего места и представляли собой шесть концентрических сфер, вложенных одна в другую и заполненных компрессорами и трубопроводами, составлявшими систему охлаждения. Система должна была обеспечить сохранность людей и механизмов в горячей, даже неимоверно горячей, раскалённой среде — сохранность на достаточно продолжительное время, до — трудно поверить — трёх часов. Дольше ни одна операция, для которой кораблю приходилось проникать в недра звезды, продолжаться не могла. Поэтому всё, что можно было сделать, не погружаясь, делалось, пока корабль ещё оставался в пространстве, не соприкасаясь со светилом.

Однако даже эта мощная криосистема не обеспечивала бы сохранность корабля. Поэтому самая внешняя сфера корабельного пространства была занята не холодильной системой, но представляла собой сложнейшую схему троники, обеспечивающую защиту обшивки корабля от физического соприкосновения с окружающей средой. Эта система выставляла изолирующие полевые оболочки, те самые изо-раз, два и третью, зеркальную, чьи модели использовались уже на виртуальной репетиции. Без них соваться в звезду нечего было и думать — даже на считанные минуты.

Оперативная же система, занимающая следующий за криогенами слой, была заполнена в основном мощнейшими стационарными гравигенами, которым, видимо, и предстояло выполнить основную работу по чистке звёздных недр — таким способом, каким была вычищена виртуальная Ланда. На время их работы членам команды следовало, запустив программу, укрыться в антиграв-капсулах, иначе их просто размазало бы по креслам, откуда они стекли бы на палубу в виде суспензии.

Всё остальное, что было на корабле, умещалось в пределах самого малого, внутреннего шара. И там примерно половину объёма занимала энергетическая установка, черпающая энергию из окружающей среды — чего-чего, а энергии в звезде хватало — и обеспечивающая деятельность и криогенов, и полевых оболочек, и всего прочего — вплоть до освещения всех отсеков и плиты на камбузе.

Другая же часть являлась то ли складом, то ли гаражом — в общем, хозяйственным помещением. Во всяком случае, именно там находились до поры до времени малые криогены — реальные прототипы тех, при помощи которых была проделана виртуальная операция по извлечению инородного тела. Этим аппаратам предстояло работать и в операции реальной, первыми вступить в соприкосновение со звездой, своей гравиметрикой нащупывая опухоль и как бы указывая (если понадобится) путь к ней кораблю с его гравитехникой главного калибра.

И наконец, двигатели «Пирогова» располагались по соседству со складом, то есть, хотя это может показаться странным, достаточно далеко от внешней оболочки корабля. Это вряд ли было бы возможным, будь двигатели ракетными. Но о таких все уже давно забыли. Для движения служили грависистемы второго порядка, чьей задачей было — нужным образом искривлять пространство. Мощность они получали от уже упоминавшихся больших гравигенов.

Так что теперь все члены команды разошлись (а порой и расползлись) по своим заведованиям для последнего осмотра и прозвона.

Через два с лишним часа они вновь собрались в рубке, чтобы доложить об исправности механизмов и систем и готовности их к работе.

Оставалось лишь одно: начать и кончить.

Начали нормально.

С Инфанты стартовали на раннем рассвете — чтобы поменьше зрителей собиралось. Подошли к звезде без происшествий, легли на стационарную орбиту, удерживаясь постоянно над одной и той же точкой поверхности, где пятно, хотя и сократившись в размерах, всё ещё оставалось достаточно заметным ориентиром. Включили гравиметрию. Аномалия — участок, где тяжёлых ядер было необычно много — просматривалась отчётливо. Хотя и не совсем там, где на модели поместил её вирт-креатор.

— Ушла глубже, — констатировал Грубко. — Ничего удивительного: должна же она притягиваться к центру, пока ещё сохраняет компактность. Думаю, мы её вовремя перехватили. Повезло.

— Помилуй Бог, — ответил Сергеев старинной цитатой. — Тут везение, там везение — пора бы сказать и об умении!

Цитаты он, как всегда, перевирал. Зато в распоряжениях был точен.

— Изо-раз поставить.

— Есть, изо-раз. Поставлен.

— Автономный гравиген первый к запуску!

— Первый к запуску готов.

Сергеев сделал несколько пассов правой ладонью над приёмной пластиной, уточняя траекторию, по которой сейчас предстояло уйти гравигену. По ней же, если схема два-пять не сработает, пришлось бы идти к звезде и самому кораблю. Однако, хотя он был к возможной атаке готов, хотелось надеяться, что без этого обойдётся: мощности запускаемого гравигена должно было хватить на создание независимого центра тяготения для ограниченного объёма.

— Первому — пуск!

Через секунду ответ:

— Пошёл первый!

В подтверждение сказанному первый автономный тут же возник на дисплее курсового монитора — чёрный матовый шар устремился к намеченной точке поверхности, быстро уменьшаясь в размерах.

— Лейкин, контроль и поправки курса!

— Идёт точно по расчёту.

— Включить автономные действия!

Команда ушла к улетающему всё дальше аппарату. И сразу же начала действовать. Заметно было, как чёрный шарик превратился в зеркальный — теперь уже в искру на фоне жёлтого пламени.

— Команду на трансляцию!

— Пошла команда на трансляцию. Принята. До входа две минуты. Одна. Тридцать секунд. Десять. Вошёл!

Все одновременно вздохнули — сразу полегчало на душе.

На экранах взвихрилось пламя. Индикаторы приборов здесь, на пульте, разом ожили, замигали, поползли, пошли, побежали по шкалам. Температура, излучение, напряжение гравитации, сопротивление среды, давление, пройденный путь…

Три минуты, пять. Десять. Двенадцать…

— Ну, кажется, всё в…

И — полная чернота на экранах. И — все столбики измерителей обрушились на исходные нули.

— Связи нет!

Это и так все поняли без комментариев.

— Гордин, восстановить связь немедленно! Резервный канал! На всю мощность!..

— Включено. Веду поиск. Сильные помехи.

Это-то понятно: тут без помех и не может быть — в таком адском вареве. Но куда девался автономный? Даже в самом скверном случае, даже сгорая и превращаясь в излучение, гравиген должен был самое малое подать сигнал бедствия. И по возможности назвать причину. Хотя бы одним словом. Полсловечком. Но ведь не было ничего! Ни малейшего намёка…

Полчаса угробили на то, чтобы докричаться до исчезнувшего, нащупать хотя бы слабый след. Если аппарат разваливался по дороге, то немалая энергия, запасённая гравигеном, должна была хоть на какие-то минуты обозначить трассу, дать самое малое направление для поисков ответа. Но…

— Ни слова, о друг мой, ни вздоха, — процитировал Сергеев, сам не помня кого. Включил журнал. — Шестнадцать часов десять минут. Всякая связь с автономным гравигеном-первым утеряна в пятнадцать сорок. Попытки восстановить до сих пор успеха не принесли.

— А может, это только со связью катавасия, а он продолжает идти нормально? И начнёт работать по программе? Тогда мы это почувствуем: наша гравиметрия покажет. — Такую оптимистическую мысль высказал Сергун, притяженец на здешнем жаргоне.

— Люблю весёлых, — сказал Сергеев, — и находчивых. Но на этот раз как-то не… а впрочем, ему туда было ходу два часа до включения гравигена? Значит, осталось менее полутора. Ладно, столько мы потерпим. Тем временем подумаем: каков следующий шаг?

Собственно, долго раздумывать не приходилось. Возможностей было и всего-то две: запустить автономный-второй — или слезать со схемы два-пять на схему три, но не «один», как сделали виртуалы, а куда серьёзнее — три-три, а если не повезёт, то и три-четыре. До которой, как все подсознательно надеялись, дело не дойдёт.

— Рисковать вторым я не стану, — проговорил Сергеев решительно. — Если бы у нас было хоть слабое представление о том, что приключилось с первым — тогда можно было бы. Но если не знаешь, где лежат грабли, то вернее всего и во второй раз на них наступишь. Нет, это вариант непродуктивный: просто будем пытаться оттянуть неизбежное подальше. Но ведь всё равно от три-четвёрки не уйти. Разве что вернуться на Инфанту и объяснить, что медицина здесь бессильна? Не верю, что среди нас найдутся сторонники такого варианта, но — всё бывает. Итак?

Никто ничего не сказал, все только покачали головами — видимо, отрицая возможность позорного возвращения.

— Итак, ещё час ждём. Не расслабляться, следить за приборами. Ну а если ничего не изменится…

— Шеф, может, тогда лучше сейчас пообедаем? — проявил Грубко разумную инициативу. — Знаешь, сытому как-то веселее…

— Согласен. Обедает первая пара, за ней вторая, я — последним. Грубко, Сергун — на камбуз. Да придумайте там к столу что-нибудь такое…

— В смысле — какое, шеф?

— Ну, праздничное, что ли.

Вкусным ли оказался обед — как-то не заметили, жевали автоматически. Но уж праздничным он никак не получился.

Все сроки миновали, и уже совершенно ясно было, что гравигена-первого им больше не видать и не услышать. И нерешённая задача вдруг как-то выросла в объёме, нависла над командой, как подмытый валун на склоне, который вот-вот дрогнет и покатится вниз — сперва медленно, потом всё быстрее, подпрыгивая на неровностях и грозным рокотом предупреждая об опасности. Так что секунды остаются на выбор решения: бежать со всех ног или?..

Или. Конечно же, только «или».

Так что ни один не удивился, услышав команду:

— Схема три-четыре. Полная готовность.

Что в общем-то считалось равносильной другой команде, существовавшей якобы в древности:

— Грудью на амбразуру, бегом — марш!

Хотя такое выполнялось без команды, и тут только сам исполнитель мог быть себе командиром.

А вот «схема три-четыре» действительно была командой. И никому даже в голову не пришло что-нибудь возразить против неё. Хотя в голову-то скорее всего приходило, и даже не одному. Но выражения в словах, жестах или хотя бы взглядах не нашло.

Значит, полная готовность.

Сам «Пирогов-Скальпель», собственно, и так был готов ещё до выброса автономного гравигена. Но полагалось ещё раз провести проверку всего на свете. Провели. Готовность подтвердили, голосом и выражением лиц дополнительно докладывая: не только механизмы и системы исправны и настроены, но и сами люди в полном порядке. Собственно, это было заранее ясно.

Осталось только ещё раз пройти по схеме — пока теоретически.

— Давайте с самого начала. Значит: отход, разгон, прыжок, переход в Простор. Вопросы, неясности?

Тут вроде бы всё было ясно. Не впервой, как говорится, с трубкой на крыше.

— Дальше: самая изюминка. Как можно точнее определить точку выхода. Выйти точно — даже не половина, а пожалуй, три четверти успеха.

— Две трети будет точнее, — высказал мнение Грубко, поклонник точности.

— Спорить не будем…

(Смысл этого выражения зависит от интонации. То ли оно значит «Ты скорее всего прав, но не стоит на этом задерживаться», то ли имеется в виду: «Тут есть две точки зрения, одна — моя, другая — ошибочная».)

— …ты вот что скажи: сколько времени уйдёт на отыскание проекции Ланды в Просторе?

Может быть, для некоторых этот вопрос нуждается в пояснениях. Дело в том, что (это вам скажет любой специалист) наше привычное пространство из Простора всё же просматривается, хотя и не очень определённо. Оно воспринимается оттуда как плоскость, то есть всё как бы отстоит на одном и том же расстоянии от наблюдателя; так древние представляли себе небо: все звёзды и прочие небесные тела — на одной и той же плоскости. И воспринимается нормаль к тому же как сквозь матовое стекло, или, ещё точнее, сквозь достаточно плотный туман, когда не столько видишь, сколько дорисовываешь воображением. При таком наблюдении порой один объект накладывается на другой, возникают и другие искажения, так что если ты и нацелился на объект, то полной уверенности в том, что это именно он и есть, никогда не бывает. Чаще это приводит лишь к потере времени. Но нынешний случай был вовсе не таким.

По той понятной причине, что сами поиски Ланды из Простора особой сложности не представляли: она так или иначе оставалась ближайшим самосветящимся небесным телом. Но определить при этом, какое же расстояние отделяет корабль от желаемой точки выхода, практически невозможно, потому что внутри самого Простора определить твоё местоположение нельзя: Простор всё время волнуется, он скорее океан, чем твердь, и даже при самой серьёзной попытке можно ошибиться на сотни тысяч километров. В пространстве наверстать их, как уже сказано, вопрос времени. Но в недрах звезды пройти лишнюю сотню тысяч… Тут даже самые убеждённые оптимисты остерегутся дать гарантию. Потому что при всём техническом вооружении корабль может просуществовать внутри звезды, даже в средних слоях… собственно, никто вам не скажет сколько. Даже из людей, там бывавших. Назовут какие-то имена кораблей и скажут: «Амбруаз» пробыл там час сорок пять, «Асклепий» — почти три часа, но вынырнул оттуда уже таким, что… ну, людей спасли, и слава Богу. «Листер» же умолк уже через пятьдесят четыре минуты, и вот уже пятнадцать лет не появляется, ясно, да? Зато четвёртый через три пятнадцать выскользнул свеженьким, как говорится, без царапинки. «Тёмное это дело», — скажут вам профессионалы, хотя именно света там, внутри, полным-полно.

Вот почему вопрос, обращенный к Грубко, был, пожалуй, самым главным. И в какой-то степени равносильным другому: «Быть или не быть?».

— Минут двадцать, — ответил Грубко без колебаний. — Мы же почти рядом, да и пространство прогнуто очень основательно, спасибо Ланде.

— А когда войдём, сколько уйдёт на установку курса?

На это ответил уже Сергеев:

— Практически ничего. Поскольку мы войдём с той стороны, где аномалия находится ближе всего к поверхности тела, и курс будет требовать минимальной корректировки, не более. Если верить ВК, на нужную точку мы пробьёмся не более чем за час, а гравигены включим сразу же после пролома — чтобы ещё до сближения аномалия уже ощутила наше влияние и даже начала встречное движение. И одновременно запустим в её центр оставшийся автономный-второй. Вот, собственно, и всё — останется только выходить из звезды с инородным телом на буксире.

— Жаль, — проговорил Гордин, — что нельзя будет оттуда уйти тем же способом вместе с аномалией. Через Простор.

Все только улыбнулись — хотя и не очень весело. Набрать в недрах звезды такую скорость, какая нужна для прорыва Серебряного кордона — это даже и теоретически не получалось. Выходить придётся, своим телом пробиваясь сквозь бушующие волны миллионоградусной плазмы. Но на это, собственно, и рассчитывали.

— Ну, всё, — сказал Сергеев. — Больше тянуть время невозможно. Внимание: всем занять места в капсулах, проверить средства управления из них. Доложить о готовности. Грубко?

— Курс для пролома установлен и введён в систему.

— Сергун, жизнеобеспечение?

— Все три изополя готовы к работе. Герметичность обеспечена. Комплекс впуска Простора проверен.

— Гордин?

— Двигатели в полной готовности, нарушений и сбоев нет.

— А энергетика?

— Как всегда, шеф, всё под завязку. Преобразователи настроены на новый режим.

— Лейкин, гравигены?

— В порядке и готовности к полной нагрузке.

Сергеев почему-то вздохнул. Просто так — без мыслей, без чувств.

— Старт.

Разогнались на пределе разрешённого. На долю мгновения упёрлись в граничный слой неизвестно чего — тот, что отделяет пространство от Простора. Все закрыли глаза. Но и сквозь опущенные веки, даже сквозь фильтры прорвался, ударил по глазам белый, ни с чем не сравнимый серебряный свет. Это и был миг перехода сквозь Серебряный кордон.

И вот уже вокруг — туманная субстанция Простора. Можно перевести дыхание: один порог опасности остался позади. Но нет времени на переживания.

— Грубко, видишь Ланду?

— Минуточку, минуточку…

Грубко крутил лимбы, сгущения и разрежения субстанции Простора стремительно сменялись на экранах. Нужен большой опыт, чтобы сразу, не размышляя, даже не понять, но почувствовать: это — просто уплотнение среды, а вот там… нет, левее, на шесть градусов севернее, это…

— Есть проекция! Уточняю курс… Готово.

— Сергун! Изополя установить, полости загрузить Простором!

Это требует времени: по хронометру — шестнадцать минут для установки, заполнения пространств между установленными полями окружающей туманной ватой, уплотнения её компрессорами, опрессовки и закрытия доступа.

— Жизнеобеспечение в порядке!

Едва уловимая пауза перед командой, после которой возврата больше нет:

— Всем — внимание! Обратный переход в нормаль!

С тем, чтобы в этой самой нормали — обычном пространстве — оказаться внутри тела Ланды, больного светила.

— Поехали!

Низкий, громкий стон прошёл по всему кораблю, ощутимая вибрация всей громадной машины. Стон сразу же перестал быть слышным. Потому что корабль окунулся в неимоверный рёв. В яростное рычание. Обрушившееся со всех сторон. Без особого труда пробивавшееся сквозь все защиты: изоляторы, обшивку, переборки, капсулы, наушники…

Так звучат триллионы тонн неимоверно раскалённой плазмы. Это её голос, так светило выражает свою радость жизни, ощущение собственной мощи. Звёзды тихи, лишь когда наблюдаешь их издали.

Что ещё вокруг?

Ничего, кроме огня. Вернее — огней. Потому что их много. Потоки и валы, сталкивающиеся, взлетающие и опадающие друг сквозь друга, закручивающиеся вихрями, чью величину не оценишь, поскольку они не умещаются ни в одном поле зрения. Разные оттенки пламени, так как и температура их варьирует, и то, что несколько прохладнее, кажется тёмным. Поэтому перед глазами (надёжно защищенными, конечно, иначе беда) постоянно возникают и опадают, сменяя друг друга, гигантские полотна и скульптуры, взлетают огненные драконы и распластываются в прыжках светлопламенные тигры, играя друг с другом, а вдали на фоне оранжевого неба возникают багровые башни невиданных крепостей, целые города — чтобы через мгновения их захлестнули крутящиеся валы тёмно-золотого океана. Наверное, на это можно было бы смотреть бесконечно.

Да. Если бы не местный отсчёт времени на борту корабля. Здесь оно измеряется по-своему: секунда — это много, неимоверно много, если весь век корабля (и всего в нём) в этих условиях вряд ли превысит три часа. А работа ещё и не началась.

Три часа. Несмотря на то, что пока всё выглядит вполне нормально. Пусть снаружи на первое изополе обрушиваются разряды сказочной мощности, но оно выдерживает — и будет выдерживать ещё самое малое сорок минут. Затем его всё-таки сорвёт, раздерёт в клочки неимоверная, бушующая вокруг энергия — и тогда натиск примет на себя изо-два. Но когда первое поле скажет своё «прощай», вместе с ним развеется и первый слой того, чем заполнен Простор и что было засосано в полость между первым и вторым изо. И вот это — самое опасное.

Потому что сейчас вся вакханалия, всё буйство ядерных метаморфоз ничуть не касается корабля. Иначе обшивка его уже через мгновения начала бы закипать и испаряться.

Секрет в том, что субстанция Простора не обладает никакой теплопроводностью. Идеальный термоизолятор. До того как это было открыто, нечего было и думать о путешествии в недра даже самой слабой звезды. И вот теперь «Скальпель» защищен двумя достаточно толстыми слоями этой субстанции, и слои эти удерживаются вокруг корабля изополями. Которые способны выдержать не более… то есть не сами поля, конечно, но их генераторы, вынужденные работать, как говорится, на расплав подшипников.

Так что любоваться некогда.

— Грубко, всё наврано! Гравископы вовсе не показывают аномалии там, где ей следовало быть. Так что отставить пока гравигены! Мы что, неверно вышли?

— Вышли совершенно точно. По модели. Граница четвёртого-пятого слоев, триста сорок тысяч от поверхности, температура среды соответствует.

— Но аномалии нет на месте!

— Может быть, она уже растаяла? Мы не успели?

— Не должна. Включаю круговой гравипоиск. Если через десять минут она не обнаружится, нам придется…

— Тихо всем! Без паники! Гравилокатор фиксирует уплотнение… точнее, компактный сгусток массы, И, судя по параметрам, это она и есть.

— Ура!

— Стоп радоваться. Срочно — курс на аномалию.

— Меняю курс на… Э, Сергеев, удивить тебя?

— Попробуй.

— Такое впечатление, что аномалия имеет собственное движение. И сейчас идёт по хорде, направляясь к третьему сверху слою.

— Вот и следуй за нею, нагоняй! Она нам делает подарок: облегчает задачу.

Гравигены включим только, когда обойдём её и сможем взять на буксир.

Где-то шесть минут с секундами всё так и шло. Аномалия неспешно уходила — не совсем по хорде, скорее по ветви орбиты, то ли круговой, то ли эллиптической — внутри тела звезды. И при этом…

— Ребята, похоже, она не теряет своей массы. Не тает. Как-то противостоит.

— Разберёмся потом. Гордин, давай полный вперёд, время уходит. Сергун, ясно же было сказано: гравигены не трогать! Оставь их в покое! Гордин, ты оглох? Полный вперёд, пол-ный!

— Шеф, всё на пределе. Быстрее нельзя.

— Мы же не добираем — сколько?

— Шеф, похоже, плотность среды тут подросла. Хотя мы вроде бы идём, скорее к поверхности…

— Мне это сильно не нравится. Если она действительно собирается кружить вокруг центра, не сгорая, то у нас ничего не выйдет. Ну, что же: раз мы не можем приблизиться на оптимальное для операции расстояние, начнём действовать прямо отсюда. Сергун, гравигены к запуску на полную! Грубко, курс на аномалию. Начнём притягивать к себе. Не хочет по-хорошему — заставим силой. Готов?

— Всё готово к запуску.

— Давай! А то наше первое изо уже начинает уставать.

— Пошла гравитация! Эх, дубинушка, ухнем!

— Сама пойдёт.

Странное ощущение овладело всеми: какой-то лихости, стремление двигаться, что-то делать, ввязаться в схватку. Что бы там ни грозило, какими ни оказались бы потом последствия.

— Фокусируй поточнее!

— Мимо не пройдёт. Ага, смотри: почувствовал!

— Не нравится, да?

— А ты не лезь в чужие звёзды!

Словно с кем-то живым схватились, способным осмысленно противостоять.

Хотя На самом деле только одно тут могло выступать против них: смертоносные недра самой звезды, лишённой разума и потому неспособной понять, что не ради своего удовольствия или выгоды вторглись люди в её чрево, но ради её же, Ланды, блага.

— Глядите: зацепили! Мы её зацепили, видите — траектория изменяется. Ого, как круто, ничего себе вираж!

— Не упускай её из фокуса. Хорошо! Сближаемся. Сейчас уцепим её всерьёз.

— Слушай, тут что-то не так. Не может она, даже будь она твёрдым телом, развивать в этой среде такую скорость.

— Она и не твёрдое тело. Скорее излучение, пакет волн, очень компактный. И потому…

Размышления пришлось прервать. Новый звук возник внутри корабля — резкий, тревожащий, заставляющий обратить внимание на…

— Внимание! Первое изо уничтожено. Опасность!

— Отработало с честью. По максимуму. Сколько у нас остаётся времени?

— Удрать ещё успеваем.

— Дурак. Чтобы закончить работу.

— На полчаса, думаю, можем рассчитывать. Грубко, дистанция?.

— Ещё самую малость…

— Гордин! Где скорость? Где, я спрашиваю…

— Движки выдают всё!

— Сергун, у нас что, перебой с энергией?

— Всё в ажуре, шеф. Сосём, как голодный младенец титьку.

— В чём же… А, чёрт! Плотность! Тут уже не полторы воды, а вдвое больше. Откуда? На такой глубине этого быть не должно. Груббер, что с дистанцией?

— Как заморожена. Не сокращается ни на метр. Стой… пошло увеличение. Эта хреновина уходит в отрыв, вот в чём дело. Хотя…

— Ну, что «хотя»?

— Это нас выжимает, выталкивает к поверхности. За кормой плотность уменьшается, и нас выносит…

— Лейкин, гравигены! Спишь?

— Всё на пределе. Но нас выталкивает в разы сильнее.

— Дистанция удвоилась! И она…

Снова вой, от которого завибрировало всё вокруг, даже зубы застучали. Но на этот раз корабль предупредил ещё и голосом:

«Произошёл срыв второго изополя. Опасность. Примите меры к нормализации условий. Необходим выход в нормаль».

— Второе не должно было сдать так быстро. Должно было ещё минут двадцать… Ребята, у меня такое ощущение, что это не мы атакуем, а нас. Что там с аномалией? Грубко!

— По нашим данным — остановилось.

— Тогда — вперёд!

— Мы упёрлись, как в стену. И нас по-прежнему несёт к поверхности. Дают двигаться только назад.

— Да кто даёт?!

— Смотрите! Всем смотреть! Что она делает? Что…

И в самом деле было на что посмотреть.

Потому что плотная аномалия прекратила движение совсем ненадолго. И вот уже начала разгоняться снова. Быстрее. Быстрее…

— Этого не может быть!

— Невозможно!

— У меня крыша едет?

— Куда она прёт? Куда? К центру звезды? Что у него за мощность? Что его так тащит — или толкает?

— Да глядите же! Она сейчас…

— Ребята, внимание на пульты! Сейчас нас выкинет в пространство к чёртовой бабушке!

— Внимание! Моторы — стоп. Гравигены — стоп. Всякая активность — стоп!

— Видите? Видите???

Они увидели. На считанные мгновения словно туннель возник между ними и аномалией. Включилась оптика, прямое видение. Но только на мгновения. А затем…

Туннель вспыхнул белым, серебряным светом. Светом кордона. И погас.

— Лейкин, ты что-нибудь наблюдаешь? Фиксируешь эту… аномалию? — спросил Грубко.

— Что-то я не…

— Ищи! Ищи! Лейкин ответил:

— Да что тут искать? Ты что, сам не видел, как он ушёл в пролом? В Простор? И нам дал понять, что нам здесь делать нечего. Лихо, ничего не скажешь.

— Разговоры потом, — проговорил Сергеев. — Сейчас это солнышко нас выкинет, как…

Как пробку из бутылки согретого шампанского — именно так их и вышвырнула звезда, поддав скорости. Наверное, красивым был бы протуберанец для наблюдателей. Последнее изополе ухитрилось уцелеть, так что «Скальпель», можно сказать, почти и не пострадал. Люди тоже. Но у корабля переживаний не бывает и недоумений тоже, а у людей их оказалось предостаточно.

— Хотел бы я понять, кто это и откуда, — ни к кому, собственно, не обращаясь, произнёс Сергеев, когда, проверив матчасть и установив уже курс на Инфанту, все собрались то ли поужинать, то ли позавтракать — в общем, набраться бодрости. — Вы успели хоть разглядеть? Насколько я заметил, не похоже ни на одну конструкцию из нашей цивилизации. Что они там делали?

— Это не главное, — сказал Грубко. — Сейчас, во всяком случае. Я о том — кто они и откуда. Вселенная просторна, жилплощади хватает, А вот что они там делали… вот, пожалуйста: я только что взял последнюю спектрограмму. Нормальная, спокойная звезда, никаких аномалий и температура поверхности, кстати, снизилась — такой уровень был до её заболевания. То есть наше дело сделано. Инородное тело извлечено и теперь находится неведомо где. Вполне можем считать, что это мы его и выдавили. Чем плохо? Что мы все сидим, как лимонов объелись?

— Это ещё вопрос, — усомнился Лейкин, — были ли они инородным телом.

— Галактические пираты, — серьёзно изрек Сергун. — Внутри звёзд они организовали базы и укрываются от властей. А нас приняли за полицейский крейсер и слиняли.

— Скорее всего, — предположил Серёгин, — они тоже — чья-нибудь «скорая помощь», только скорость у неё — не сравнить с нашей. И мощность, кстати, тоже. Первыми увидели, первыми прибыли, всё сделали и слиняли. Невежливо, конечно: могли бы с нами и познакомиться, вы не думаете?

— У «скорой» времени может и не найтись, — сказал Гордин. — Ладно, а что будем докладывать на Инфанте?

— А ничего, — ответил Сергеев. — Доложим по связи прямо отсюда: всё в порядке, Ланда опасности более не представляет, с чем и поздравляем. Мы люди скромные. Расчёты у клиентов всё равно с нашей «Стелларной скорой». Конечно, приветствия там, пресса, подарки, всё такое — но ведь мы их и не заработали, верно? Я так думаю. А потому готовьтесь к разгону, к выходу в Простор — и Домой. Хоть немного дома побыть, пока где-нибудь снова не загорелось. А то если и там нас кто-нибудь обгонит — стыда будет на всю Галактику.

© В. Михайлов, 2007

Ирина Сереброва ХОЗЯИН МУНЛАНДА

— Двести тысяч. — Стивен Торрес сделал крохотную паузу и уточнил: — Каждому.

— Нет. — Владимир поджал губы и отвернулся. Аиша знала: он всегда так делает, когда решение принято и спор бесполезен. И втайне обрадовалась, что ей не придется делать собственный выбор.

В конце концов именно Владимир — капитан экспедиции. Аиша с Толиком обязаны следовать его распоряжениям. Как посмеивается Толик, «Володька у нас луноход, а мы при нем лунатики».

Сейчас Толик не смеялся. Аиша насторожилась, увидев, как внимательно и азартно поблескивают его глаза. Медленная улыбка Торреса показала, что он тоже это отметил.

— Двести пятьдесят тысяч.

— Исключено, — бросил Владимир.

— Вообще-то двоих из вас для работы должно быть достаточно, — промурлыкал Торрес. Его рука нырнула куда-то между белых кружев на груди, и в холеных пальцах закачалась чековая книжка. Ногти розовыми зеркальцами отражали рассеянный свет жилого модуля.

Еще и маникюрный набор с собой, наверное, через космос протащил… Аиша поймала себя на том, что сжимает кулаки, пряча собственные неухоженные кисти.

Взгляд Стивена Торреса остановился на ней. В который раз женщина задумалась: известно ли сумасшедшему миллиардеру, что глаза его имеют в точности тот же пронзительно голубой оттенок, что и светящаяся в вечной черноте лунного небосвода Земля?

Известно, наверное. «Он вообще слишком много понимает и о себе, и о других людях», — подумала Аиша с недовольством, чувствуя, как шумно начинает биться в висках кровь и краснеют щеки, пока Торрес молча разглядывает ее лицо.

Конечно, он еще неделю назад был на Земле. Четыре дня пути в комфортабельной ракете, больше напоминающей роскошный отель — для удобства космотуристов буквально все, включая, разумеется, искусственную гравитацию. И вторые сутки по земным часам здесь, в обычном модуле для работы и проживания небольшой экспедиции. Луна еще не успела оказать на него влияния, ясно заметного у команды, которая провела вдали от родной планеты пять месяцев.

Истончившиеся от потери жидкости ноги, потихоньку атрофирующиеся мышцы, одутловатые физиономии… На фоне чеканного профиля гостя последствия жизни при сниженной силе тяжести казались особенно неприглядными.

И именно сейчас выясняется, на кой черт Торресу сдался этот дорогостоящий, даже при его миллиардах, вояж.

— Триста тысяч, — будто не заметив смущения женщины, предложил Торрес. — Как вам, мисс Аиша?

— Во-первых, не мисс Аиша, а космометеоролог Акирова, сколько же можно повторять?! — крикнула она, радуясь возможности выплеснуть гнев. — Во-вторых, с любыми предложениями по поводу моих непосредственных обязанностей обращайтесь к командиру Семенову!

— Ну, мое предложение никак не входит в круг ваших непосредственных обязанностей, — мирно сообщил Торрес. — И я не уверен, что уважаемый Владимир вправе решать, получат ли его подчиненные по триста тысяч за небольшое дельце в свободное от основной работы время… или останутся без этой приятной суммы.

— Давайте закончим беседу, мистер Торрес. — Командир встал и сделал несколько шагов к двери жилого отсека.

— Триста пятьдесят тысяч, — словно не услышав, произнес Стивен. В наступившей тишине громко скрипнули зубы Владимира.

— Зачем нам здесь ваши деньги, мистер Торрес? — Толик пнул тренажер, на котором занимался, когда Стивен вошел в кают-компанию. Предложение туриста заставило забыть о спорте.

Тренажер пискнул и заурчал.

— Здесь вы с ними ничего не сможете сделать, это верно, — согласился Торрес. — И до конца вахты вам еще четыре месяца. Но я ведь могу передать чеки вашим семьям. Или вы сами можете их отослать с попутным транспортом.

— У меня нет семьи, — отрезала Аиша. И выругалась про себя — Стивен опять посмотрел на нее.

Каждый его взгляд заставлял ее остро почувствовать себя не космометеорологом, а женщиной. Но такой женщиной, у которой что-то не в порядке — не то размазалась помада, не то юбка расстегнута… Это было тем более странное ощущение, что помады и юбки остались в далеком для Аиши подростковом периоде.

— Я знаю, мисс Акирова. — Голос Торреса звучал по-прежнему мягко. — Возможно, вас устроит счет в любом названном вами банке?

— Меня, мистер турист, вполне устроит, если вы вспомните о каких-нибудь собственных делах и перестанете отвлекать нас своей ерундой!

— Вы восхищаете меня, мисс Акирова, — покачал головой Торрес. — Не каждая женщина способна назвать триста пятьдесят тысяч «моем ерундой». Впрочем, я понял вашу позицию.

Он поднялся так резко, что сниженная гравитация подбросила его вверх. Взметнулись накрахмаленные кружева белой рубашки, прошелестели быстрые шаги, тихо прожужжала дверь теплого отсека.

Аиша отрешенно подумала, что другой человек показался бы в такой ситуации смешным. А Стивен Торрес напомнил птицу, снявшуюся с места по каким-то своим птичьим резонам.

— Я уже гадал, до какой суммы он намерен дойти, — осторожно сказал Толик.

Владимир, которого уходящий Торрес едва не сбил с ног, вернулся и сел на прежнее место.

— Ну, он, конечно, сумасшедший, но ведь не совсем же дурак, — сухо проговорил командир. — Триста пятьдесят тысяч — и так совершенно нереальная цена всего лишь за то, чтобы вкопать четыре столба в указанных Торресом местах. Если бы мы согласились, вышло бы больше миллиона…

— Но ведь зачем-то же ему это понадобилось. — Пальцы Толика забегали по кнопкам, и тренажер плавно изменил конфигурацию. Космонавт вольготно устроился на сиденье, сложив ноги по-турецки. — Неужели хоть кто-то из нас действительно поверил, что миллионер может оплатить трое суток проживания в модуле экспедиции просто ради того, чтобы полюбоваться поближе на красоты Луны?!

— Скорее уж красоты Земли. — Аиша мотнула головой туда, где за иллюминатором чудесным елочным шаром в бело-голубых переливах висела Земля.

Под иллюминатором валялся скомканный лист тонкого пластика. Никто не убирал его, но и не вешал отчего-то на прежнее место со вчерашнего дня, когда Торрес безошибочно угадал единственное на весь модуль окно. Сорвал скрывающий иллюминатор земной пейзаж, ничем особенным не выделявшийся среди других таких же, развешанных по стенам, и застыл, мечтательно глядя на Землю.

Родная планета как раз вошла в полную фазу. Диск ее был почти в четыре раза крупнее, чем сама Луна при взгляде с Земли. Звезды вокруг казались брызгами отраженного света.

Они здесь никогда не мерцали.

— Хотел бы я увидеть солнечный ветер, — сказал вчера Торрес. Толик невольно фыркнул.

— Ветер — всего лишь фигура речи, мистер Торрес, — снисходительно пояснил Владимир, — речь идет о солнечном излучении, увидеть его на Луне невозможно.

— Да, конечно, — рассеянно сказал гость, не отводи зачарованного взгляда от лунного пейзажа. Аише захотелось встать и глянуть через его плечо. Удостовериться, что там та же скучная картина, которую все они видят ежедневно: серая равнина, на горизонте четко прорезаны далекие хребты. — Но если нет ветра, то откуда эти песчаные волны?

И резко отошел от иллюминатора, чтобы вернуться в свою каюту.

— Это не песок, а лунная пыль, реголит… — пробурчал Толик Торресу в спину. — Здесь не пляж какой-нибудь! Этим туристам только бы на песочке под солнышком поваляться…

— Глупая шутка, — вырвалось у Аиши. Толик изумленно прищурился на женщину, которая обычно не торопилась делиться своим мнением.

— Стивен Торрес не просто турист, — поддержал ее Владимир. — Это один из самых богатых людей мира, и деньги ему, между прочим, не по наследству достались. Поэтому я лично считаю: если уж он решил сюда прилететь, то хорошо знает и про реголит, и о гелии-три, который можно из него добывать. Толик, сколько там этого добра нужно для покрытия мировой потребности в энергии за год — двести тонн? Неудивительно, что мистер Торрес заинтересовался.

— Можно будет здесь добывать гелий-три или нет, зависит от нашей работы! — Когда речь заходила о его профессии, Толик терял чувство юмора. — Новая энергия для старушки Земли — это, конечно, прекрасно. Но развертывание производства встанет правительству в такую копеечку, что если мы с вами ошибемся в расчетах — Россия к концу века с долгами не рассчитается.

— Хорошо, что ты это помнишь, — заметил Владимир. — Вот и посмотрим, что нужно здесь Стивену Торресу, миллиардеру…

Оказалось, Стивену Торресу нужно вкопать в лунный грунт четыре металлических штыря, образующих квадрат со стороной около десяти километров.

И каждому взявшемуся за эту работенку он готов заплатить по триста пятьдесят тысяч.

— Кто бы сказал, почему это скромное желание так напоминает мне о временах золотоискательства на Аляске? — протянул Толик.

— Успел вкопать столбы — территория твоя, — вспомнилось Аише. — Со всей золотодобычей.

— Золото, золото, золото! — корча зверские рожи, хриплым басом пропел Толик. И тут же поправился: — То есть нет… Гелий-три, гелий-три, гелий-три!..

— Финансов на организацию добычи и транспортировку на Землю у него вполне хватает. — Пальцы Владимира выбили глухую дробь по пластиковой стенке модуля. — Только господин миллиардер почему-то не учитывает, что согласно международным конвенциям лунная территория не может принадлежать отдельным людям.

— Но если это действительно так, то мы ничем не рискуем! — подскочил Толик. — Володька, треть миллиона тоже ведь на реголите не валяются…

— Я уверен, что Торрес лучше нас всех осведомлен о местах, где могут или не могут валяться деньги. И поэтому еще раз говорю: нет! — Владимир кольнул взглядом Аишу и буквально пригвоздил к месту Толика.

— Нет так нет. — Мягкий голос Стивена Торреса заставил всех троих вскинуться, будто пойманных за запрещенной игрой детей.

Вроде бы ушедший миллиардер как ни в чем не бывало стоял в проеме жилого отсека. Никакой звук не выдал его преждевременно. Казалось, космический модуль принимает Торреса в качестве хозяина, а не гостя.

— Невежливо так подкрадываться! — рявкнула Аиша, снова вызывая удивленные взгляды товарищей.

— Возможно, вы в данном случае правы, мисс Аиша… то есть космометеоролог Акирова. — Женщина побагровела, заподозрив издевку в изысканно вежливом тоне. — Однако у меня всего лишь появилось другое предложение, не столь глобальное. Прошу вас составить мне компанию за стаканчиком виски.

Рука Торреса вынырнула из-за спины, покачивая бутыль со светло-коричневой жидкостью. В ответ на бульканье мужчины совершенно одинаково дернули кадыками.

— Я не пью спиртное, — заявила Аиша, вставая. — И Владимир с Анатолием тоже не пьют на работе!

— Вроде бы вы на сегодня работу закончили, — напомнил Торрес. — Кроме того, скажу без ложной скромности: это великолепное виски. Коллекционное, конечно. Неужели откажетесь хотя бы попробовать?

Миллиардер склонил голову, с легкой улыбкой наблюдая борьбу на лицах Владимира и Толика. Пальцы любовно оглаживали стекло с выпуклым тиснением, будто изучали изгибы красотки.

— Не знаю, сколько оно стоило на Земле, — пробормотал Толик, — но здесь его цена за счет транспортировки выросла тысяч на двадцать…

— Толик, за счет транспортировки и твой ежедневный рацион стоит тех же денег, — ледяным голосом напомнила Аиша.

Мужчины переглянулись, будто она сказала что-то до крайности нелепое.

— Хорошо, мистер Торрес, — решившись, махнул рукой Владимир. — Мы попробуем немного. Аиша, давай и ты, за компанию?

— Когда мужчины заводят речь о чем-то «за компанию», из этого обычно не выходит ничего хорошего.

— Да ладно тебе, Аиша. — Толик одним прыжком переместился с тренажера за столик кают-компании. — Не будь занудой, выпей с нами капельку.

— Одна капелька, другая, и происходит то, чего нельзя поправить, — Аиша чувствовала, как на глазах выступает злая влага.

Много лет назад ее отец в гостях не удержался от выпивки, хотя был за рулем. И он, и мама Аиши погибли в аварии. Именно тогда девочка раз и навсегда решила, что небо ее интересует гораздо больше, чем Земля со всеми обитателями.

Толик с Владимиром уставились на Аишу с укором. Стивен Торрес просто скользнул мимо. Негромко, но уверенно брякнуло о столик стекло. Миллиардер посмотрел на женщину из-за плеча с ласковым пониманием.

Его силуэт в стильном камзоле из черной в синеву ткани и четкий остроносый профиль резко напомнили Аише ворона. Который нашел добычу и терпеливо ждет, когда уйдет мешающая ему любопытная девочка.

Аиша открыла рот для очередного возражения, но Владимир с Толиком вздохнули с такой одинаковой досадой, что она только и смогла сказать:

— Я пойду в рабочий отсек, проверю систему контроля метеоритной опасности.

И позорно ретировалась.

За следующие полтора часа Аиша сняла показания со всех приборов — даже тех, которые вполне могли подождать несколько дней, — и ввела данные в программы. Взгляд плавал в потоке знаков на мониторе, ни за что не цепляясь. Интерпретировать результаты не получалось — смысл ускользал от нее, будто усмешка гостя с Земли.

«Нужно просто пойти и поспать, — сказала она сама себе как могла убедительно. — Завтра постараться игнорировать Торреса. А послезавтра, то есть через тридцать часов, этот надутый щеголь уже уберется отсюда».

Аиша произнесла кодовые фразы окончания сеанса работы. Помедлила, успокаивая нелепый страх покинуть убежище, открыла дверь в кают-компанию. Только так и можно было пройти в жилой отсек.

Настороженно замерла, оценивая обстановку.

Владимир спал, руки его расслабленно болтались по обе стороны заботливо разложенного на манер кровати тренажера. Толик, мерно покачиваясь, навис над столом, где красовались три пустые бутылки, и вещал что-то Торресу.

Сидящий спиной к Аише миллиардер был по-прежнему прям и небрежно элегантен. На пьяного он решительно не походил.

— Ты ловкий черт, Стив, — донесся заплетающийся голос Толика. — Тут одно из самых удачных мест для добычи гелия-три на всей этой чертовой Луне… Не просто равнина между чертовым морем и чертовыми горами, нет… Тутошний реголит имеет оптим… мальный минеральным состав, чтобы удерживать гелий-три, и размер у него, того… имеет значение, гы-гы… Я совсем недавно про это доложил, а ты, черт, как узнал? У тебя в Центре есть подвязки, да?

Толик попытался дружески ткнуть Торреса кулаком в грудь, промахнулся и с грохотом шмякнулся лицом на стол. Стол стремительно сложился, Толикова туша рухнула на пол.

Через пару секунд космонавт с кряхтением завозился и сделал попытку встать. Торрес подал ему руку, небрежно дернул вверх, словно поднимая упавшую игрушку.

— Триста пятьдесят тысяч, — четко произнес миллиардер. — Поехали?

Толик, шатаясь, закачал головой и дикими зигзагами двинулся к шкафу со скафандрами.

Этот придурок разобьет луноход, ясно поняла Аиша. И даже если они с Торресом не погибнут сразу, то при температуре лунного дня плюс 120 по Цельсию их шансы выжить близки к нулю.

Особенно учитывая, что лунный день продлится еще шесть земных суток.

— Володя! Володя, вставай! — затормошила она растянувшегося на тренажере командира. Тот ответил только слабым мычанием.

— Толик! Не смей брать луноход, или я сейчас доложу обо всем в Центр!

— Я сегодня говорил тебе, что ты з-зануда? — Толик возился со скафандром. Рядом спокойно ожидал уже снаряженный к выходу Торрес. — Докладывай… только я все равно поеду, и ничего мне твой чертов Центр н-не сделает…

— Боюсь, мисс Аиша, вам придется поехать с нами. Я знаю, возможность несчастного случая для вас перевесит возможности денег. — Ухмылка Торреса была откровенно наглой. — Хотя, повторяю, ваши волнения будут оплачены. И даже щедрее, чем вы оба можете предположить…

Аиша никогда не была так близка к тому, чтобы располосовать кому-то лицо ногтями.

— Хорошо, мистер Торрес, я сама поведу луноход, — сказала она глухо. — Только будьте любезны, сядьте у меня за спиной, чтобы я не видела вашей гадкой физиономии.

— Мне это нетрудно, мисс Аиша, — насмешливо поклонился Торрес. — Ах да, чуть не забыл…

И пока Аиша влезала в скафандр, зачем-то собрал пустые бутылки из-под виски и сунул в пластиковый пакет.

Металлические штыри, конечно же, обнаружились в багаже миллиардера. Толик, увидев их, закачался. В шлемофоне скафандра раздалось:

— Я еще помню, ик… когда эту ф-фигню заметил, сперва подумал: как его на таможне не задержали? А потом понял: какая, ик, чертова таможня между чертовой Землей и чертовой Луной?! Это тебе не из Европы в Штаты… да?

Торрес вместо ответа сунул Толику в руки сумку, длинную и объемную. Хлопнул по плечу, задавая направление к тяжелому луноходу.

Мрачная Аиша уже переминалась около «лунного багги» и не сразу поняла, в чем дело.

— Эй, мистер турист! — гавкнула она. — Куда вас понесло? Мы обычно ходим па легкой машине!

— Дорогая мисс Акирова, — один голос Стивена Торреса в шлемофоне вызывал в памяти его обычную ухмылку, — я, конечно, могу последовать вашему любезному предложению. Но, видите ли, определенные правила гласят, что металлические столбы должны быть не просто вкопаны в грунт. Иначе их слишком легко будет убрать. Под каждым из них на глубине полутора-двух метров должен быть заложен нетленный предмет…

Фигура миллиардера в скафандре выразительно покачала пакетом с пустыми бутылками.

— И скажите мне, милая девушка, чем вы собираетесь выкапывать достаточно глубокие ямы, если мы отправимся на легкой машине? Руками?!

— Я не милая девушка… — привычно огрызнулась Аиша сквозь дурацкое хихиканье Толика. — Погодите… Вы хотите сказать, что собираетесь использовать для этого буровую установку при тяжелом луноходе?!

— Представляю, как Аиша в скафандре сидит и копает в реголите эту чертову яму! — Толиково хихиканье перешло и булькающим хохот.

— Заткнись, пока я не надумала закопать тебя самого под одним из столбов в качестве нетленного предмета! — бешено прошипела женщина.

— Ну, если вы уже просчитываете варианты, значит, принципиальное согласие достигнуто. — Торрес даже в скафандре умудрился отвесить изящный поклон. — Заводите машину, мисс Акирова.

Черное небо, равнина разных оттенков светло-серого, резкие тени вдали… Пейзаж за стеклом лунохода, казалось, почти не менялся после того, как экспедиционный модуль скрылся из виду. Движение машины сопровождалось тихой, почти незаметной вибрацией. Сзади доносилось мерное сопение уснувшего Толика.

Аиша заскучала бы, если б не острое ощущение присутствия за спиной Стивена Торреса.

— Серебряная планета. — Внезапно оказалось, что Торрес уже стоит рядом, с непонятным восторгом созерцая однообразные окрестности. — Даже не надеялся, что здесь будет так красиво!

Аиша только пожала плечами.

— А со временем, когда мы здесь обустроимся… — мечтательно протянул миллиардер и замолк.

Поддерживать разговор Аиша не хотела, но через несколько минут любопытство победило неприязнь.

— Вы действительно считаете, что достаточно вкопать четыре столба — и можно обустраиваться?

— А вы никогда не слышали о такой маленькой стране под названием Силанд, мисс Аиша?

— Кажется, нет, — признала она. — И что это за страна?

— Я расскажу вам чуть позже. Время поднимать вашего напарника, я планировал установить первый столб именно здесь.

Разбудить Толика удалось, но попытка снова влезть в скафандр оказалась ему решительно не по силам. Торрес, похоже, готов был терпеливо ждать. Но Аиша, послушав мученическое пыхтение коллеги, распорядилась:

— Вам придется выйти в одиночку, мистер турист. Толик сделает яму нужной глубины, вы опустите туда… ваш нетленный предмет. Потом луноход засыплет яму, вы воткнете сверху столб и вернетесь к нам.

Миллиардер с сомнением бросил взгляд на взмокшего Толика, который с облегчением избавлялся от неподатливого скафандра.

— Нужной глубины, говорите, — пробормотал он.

— Поэтому я и говорю — пойдете один, — повторила Аиша, — кто-то же должен проконтролировать настройку аппаратуры. Стоило это предвидеть, прежде чем спаивать мужчин, — не удержалась она от ехидства.

— Ну что ж, это будет даже символично, — улыбнулся чему-то Стивен Торрес.

— А что там за зеленый огонек у тебя в чертовом скафандре? — вдруг подал реплику Толик.

— Индикатор работы видеокамеры, — безмятежно ответил миллиардер, — должно быть документальное подтверждение освоения территории.

— Освоение, гы!.. — осклабился Толик.

Торрес, не обращая на него внимания, подошел к шлюзовой камере.

— Эй, держитесь подальше от техники, когда она работает! — крикнула ему в спину Аиша. — И вообще лучше выжидайте, пока уляжется пыль!

Реголитовая пыль повисла вокруг буровой установки перламутрово-серым облаком, которое росло в объеме вместе с глубиной ямы. Вой работы бура исчезал в лишенной воздуха поверхности Луны, и бронированное стекло лунохода казалось экраном, па котором разворачивается черно-белое немое кино.

Фигура Торреса повела рукой с металлическим штырем — словно рыцарь, копьем примеривающийся к цели. «Сейчас опять сказанет что-нибудь пафосное», — подумала Аиша.

— Будто снегопад из серебра, — произнес Торрес изумленно, — а находиться внутри, должно быть, удивительное ощущение!

— Не советую проверять, справятся ли с этим испытанием фильтры скафандра, — саркастически ответила девушка.

Частицы лунного грунта больше всего напоминали очень мелкую и липкую стеклянную крошку, из-за которой фильтры приходилось менять после каждого выхода наружу. А лунной технике требовалась усиленная защита, отчего все здесь было неуклюжим и громоздким.

Рядом шумно вздохнул Толик.

— Два метра, — напомнила Аиша.

— Угу, — не отводя глаз от посверкивающего облака, он ткнул пальцем в сторону приборной доски, где шел отсчет глубины. На лице космонавта застыло странно сентиментальное выражение.

Писк отметил конец работы бура, и Толик, словно очнувшись, занялся аппаратурой. Едва буровая установка отъехала в сторону, Торрес зашагал к вожделенной яме, над которой еще не осела пыль.

— Он все-таки ненормальный! — всплеснула руками Аиша.

— Будто ты этого раньше не поняла, — прозвучал из динамиков лунохода замедленный голос Владимира. — Только вы оба, похоже, не сильно от него отстаете.

— Да неужели командир проспался?! — нашла женщина новый объект для ехидства.

— Возвращайтесь на базу, — велел Владимир.

— Еще три ямы, и вернемся, — пообещал Толик. Миллиардер тем временем вынырнул из серого облака и призывно махнул штырем.

— Отойдите, мистер Торрес, я подвожу машину, — предупредил Толик. По правому борту лунохода начали разворачиваться суставы агрегата для забора грунта.

Яму засыпали в несколько движений ковша, но кружение пыли возобновилось. Терпения Торресу едва хватило дождаться, пока сложится агрегат.

По смутным движениям в облаке угадывалось: вот он воткнул штырь, вот потоптался вокруг, утрамбовывая лунный грунт… До космонавтов донеслось ликующее:

— Заложен первый столб, отмечающий границу государства Мунланд!

— Объяснитесь, мистер Торрес, — произнес ледяной и будто даже протрезвевший голос Владимира, едва миллиардер вошел в луноход из шлюзовой камеры.

— Охотно, мистер Семенов, — спокойно отозвался турнет. — Кстати, рад, что вы снова с нами!

— Я слушаю. — Аиша искренне позавидовала хладнокровию Владимира.

— Во-первых, должен сообщить, что сам факт отсутствия в луноходе еще не лишает вас обещанной премии в триста пятьдесят тысяч. — Торрес легко освободился из скафандра. Раскинулся в одном из сидений лунохода так непринужденно, будто под ним было мягкое широкое кресло, а не жесткий пластик. — Во-вторых, настало время сделать предложение, от которого вы вряд ли сможете отказаться…

— Да, все уже поняли, что вы мастер разнообразных предложений, — хмуро заметил командир.

— В этом секрет моего успеха. — Торрес подмигнул Аише, она побагровела в новом приступе замешанной на смущении злости. — В разговоре с мисс Акирова я упоминал маленькую страну Силанд. Не вдаваясь в лишние подробности, расскажу краткую историю ее возникновения. В годы Второй мировой воины Великобритания для обороны побережья запустила плавучие платформы с размещенными на них фортами. А в 60-х годах некто майор Бейтс поселился на одной из платформ и объявил ее суверенным, государством, княжеством Силанд. Лишить платформу этого статуса никто не смог, так что прецедент в мировом праве имеется.

— И, конечно, ваши юристы уже наготове, — понимающе отметил Владимир.

— Совершенно верно, — кивнул Торрес. — Схема действий продумана и отработана. Собственно, дело уже зашло так далеко, что у вас как у главы экспедиции осталось только два варианта. Первый — просто не мешать, это уже обеспечит вам обещанную сумму денег. У меня была возможность внимательно изучить не только свой контракт космотуриста, но и ваши рабочие контракты…

— Так у тебя, черт, все-таки есть подвязки в Центре! — с остатками пьяного простодушия воскликнул Толик.

— Словом, такая возможность у меня была, и поверьте, там нет ничего такого, что навлекало бы на вас ответственность за мои действия. Хотя без дисциплинарного взыскания навряд ли обойдется, — зубы Торреса блеснули, — но предложенная вам сумма наверняка возместит некоторые мелкие неудобства.

— А второй вариант? — с мрачной иронией осведомился Владимир.

— Второй вариант я, пожалуй, изложу после следующего столба, тем более что мы подъезжаем к намеченной точке… Хотя, чтобы не терять времени, поступим так; экипаж лунохода действует по той же схеме, а пока я буду снаружи, мисс Аиша может поглядеть содержимое вот этой сумки.

Прочные шнуры, стягивающие на совесть упакованный сверток, пришлось разрезать. Первая находка была такой очевидной, что Аиша почти не удивилась.

— Флаг, — прокомментировала она для Владимира, остававшегося на положении слушателя. — Белый круг посередине черного поля. Лаконично, ничего не скажешь.

Помимо флага, внутри оказалось еще несколько маленьких свертков.

— Дай помогу, — подлез Толик.

— Уже помог чем сумел, — отвела его руки Аиша. — За приборами следи, чтобы мистер турист не ухнул куда-нибудь!..

В самом тяжелом из свертков оказались деньги: пачка банкнот и несколько столбиков монет. На каждой красовалось изображение луны и чеканка: «Bank of Moonland».

— Да это, похоже, золото и серебро! — присвистнул Толик, дотянувшись-таки до любопытного.

— Тебе было сказано следить за приборами, — обозлилась женщина.

— А чего за ними следить, Торрес уже бутылку похоронил, сейчас закапывать будем.

— Ну так давай закапывай!

Из самого легкого и компактного свертка выпала россыпь маленьких бумажных квадратиков с изящно прорисованными картинками лунных пейзажей — почтовые марки.

И несколько паспортов — новеньких, но сделанных по старой технологии: книжечкой с обложкой тонкой кожи.

С первого же раскрытого паспорта на Аишу посмотрело собственное лицо.

— Черт! — с испуганным восхищением выкрикнул Толик, схватив свой паспорт.

— Володя, у него тут документы, согласно которым не только он сам, но и вся наша экспедиция является гражданами Мунланда, — сообщила Аиша.

— У каждой страны должно быть постоянное население, — донеслось со стороны шлюзовой камеры. Торрес, которому надоело всякий раз возиться со скафандром, на этот раз избавился только от шлема. — Это и есть мое предложение к вам. Все-таки вы уже фактически лунные жители, при этом двойного гражданства никто не отменял. Наверное, излишне говорить, что в ближайшие несколько лет Мунланд станет не только самой богатой, но и самой перспективной страной мира. Перед гражданами Мунланда откроются невиданные возможности…

Зависла пауза. Аиша то придвигала, то отодвигала паспорт со своим фото, не глядя ни на миллиардера, ни на Толика.

Толик, кстати, тоже молчал. Даже сопеть перестал.

Конечно, звездное небо было для Аиши привлекательнее, чем Земля.

Но и чем Луна — тоже.

Однако на Луне звездного неба было куда больше, чем на Земле.

И все-таки принять гражданство государства, расположенного не на Земле… Слишком сложно было определить соотношение перспектив и рисков.

Опять же, этот ловкий позёр Стивен Торрес в качестве главы государства! Есть над чем задуматься.

«Послушаю, что скажет Владимир», — решила Аиша.

— Боюсь, мистер Торрес… — прозвучало наконец из динамика.

— А вы не бойтесь, — перебил Стивен. — Просто подумайте еще. У вас пока есть на это время. Нам осталось вкопать еще два столба, после чего я официально объявлю Мунланд суверенным государством. Я предусмотрел различные версии развития событий, и право выбора, безусловно, остается за вами. Хотя, поверьте, для всех нас будет гораздо интереснее, если вы станете первыми гражданами Мунланда.

Ответа командира Аиша ожидала почти со страхом. Но тот промолчал.

Обычной легкой болтовни не было, и каждый новым звук воспринимался особенно остро. Аиша ощущала и легкую вибрацию движения лунохода, и тихий гул аппаратуры. Спиной чувствовала шорох, когда Торрес, не вмешиваясь в размышления космонавтов, менял положение.

Толик время от времени принимался нервно барабанить пальцами по подлокотникам, шелестел страницами паспорта, пересыпал в ладонях монеты. И опять все смолкало.

Когда Торрес вышел наружу в третий раз, Аиша робко позвала;

— Володя…

— Не мешай думать, — тяжело донеслось из динамика. Перед четвертым столбом Толик не утерпел, поинтересовался:

— Что вы закопаете на этот раз, мистер Торрес? Бутылок у вас, помнится, было три.

Миллиардер молча разжал кулак. На пальце закачался металлический жетон на цепочке — имя с фамилией, группа и резус крови.

— Все-таки любите вы эффектные жесты, — съязвила Аиша.

— Прежде всего потому, что они работают, — невозмутимо пояснил миллиардер. — Поэтому лично я в успехе предприятия уверен.

Аиша и Толик переглянулись.

— Ну? — спросил космонавт, едва за Торресом прожужжала дверь шлюза.

— Не знаю, — вздохнула Аиша.

— Вот и я, — криво усмехнулся напарник. — Такие задачки перед нами в Центре не ставили.

— Теперь отправляемся в этот квадрат, — распорядился вернувшийся Торрес. Глаза его сияли. — Фактически мы уже находимся на территории Мунланда, друзья! Мисс Аиша, продублируйте, пожалуйста, запись объявления суверенитета.

Фигура Стивена Торреса, держащего в руке флаг с белым шаром на черном фоне, выглядела донельзя торжественной. Утопив древко в лунный грунт, миллиардер произнес:

— Я, Стивен Торрес, обращаюсь к мировому сообществу, чтобы объявить: сегодня, двадцать восьмого сентября две тысячи…

И с длинным всхлипом упал, взметнув облачко пыли.

— Мистер Торрес, что случилось? — вскрикнула Аиша, перебивая обеспокоенный голос Владимира из динамика.

Толик, в несколько прыжков оказавшийся у шлюзовой камеры, бросил:

— Биометрия скафандра пропала!

Скорее всего он мертв, поняла Аиша. Хотя признать это — даже видя, как пыль в медленном кружении оседает на неподвижном теле — казалось невероятным. В Стивене Торресе было столько жизни и энергии…

Может быть, просто очередной экстравагантный жест на миллиарды зрителей?

— Утешает одно, — сообщил Владимир, — что бы там с ним ни произошло, при подобных обстоятельствах мы по контракту не несем никакой ответственности…

На черно-белом экране к лежащей фигуре брела другая, с неуклюжей торопливостью переставляя ноги. Дошла, склонилась.

— С наибольшей вероятностью — удар микрометеорита, — доложил Толик. — Разгерметизация скафандра и смерть.

— Да, этого даже Торрес не смог предусмотреть, — с истерическим смешком произнесла Аиша. Из разжавшейся ладони на пол лунохода звонко шлепнулся новенький паспорт.

В душе зрела непонятная пустота. Неужели теперь все будет по-прежнему? Впереди четыре месяца жизни по давно отработанному расписанию, где нет места странным высказываниям о красоте лунных пейзажей…

— Зато выбор сделан. — В голосе Владимира звучало облегчение. — Луне не нужны хозяева.

— Ага, теперь-то уж точно сделан, — с непонятным весельем сказал Толик. Выпрямился, взялся рукой за флаг и поинтересовался: — Аиша, ты все еще ведешь запись? Тогда я, Анатолий Вольский, обращаюсь к мировому сообществу, чтобы объявить…

© И. Сереброва, 2007