Фанатик

11

— И почему, — пробурчал Юрий, уставившись в потолок своей каюты, — я чувствую себя бедолагой, который застрял на Святой Елене с приказом сторожить Наполеона?

Шарон опустила книгу и приподнялась с соседней подушки.

— А кто такой Наполеон? И о планете под названием Святая Елена я тоже никогда не слышала.

Юрий вздохнул. При всех её замечательных достоинствах — служивших ему последний месяц источником неописуемого счастья — Шарон не разделяла его любви к древней истории и литературе.

Разделял их, как ни странно, Каша — во всяком случае, в отношении некоторых аспектов древней культуры — и это было ещё одной строчкой в воображаемом Черном Списке Юрия. Списке, озаглавленном «Причины Моей Ненависти К Виктору Каша».

Это было ребячество, и он это понимал. Но за недели, прошедшие после того, как он арестовал Каша, Юрий обнаружил, что его злость на этого человека только усиливается. Тот факт, что злость эту — Юрий был честен с собой — вызывали скорее достоинства Каша, чем его пороки, казалось только добавлял масла в огонь.

Фундаментальную проблему представляло то, что у Каша не было пороков — за исключением того, что он был Виктором Каша. В заключении, равно как и находясь у власти, юный фанатик демонстрировал решительность, непоколебимость и ни следа сомнения в себе или страхов, которые всю жизнь преследовали Юрия. Каша ни разу не повысил голос в гневе; ни разу не задрожал в страхе; никогда не жаловался, не ворчал и ни о чем не просил.

Юрий воображал себе, время от времени, Виктора Каша на коленях, умоляющим о пощаде. Но даже у Юрия эти фантазии получались блеклыми и бесцветными — и тускнели через считанные секунды. Каша просто невозможно было представить умоляющим о чём-то. Как невозможно представить рыдающим на коленях тиранозавра.

Это было просто нечестно, чёрт его дери. А то, что за прошедшие недели заключения Каша проявил себя поклонником малоизвестной древней формы искусства, известной как кино, почему-то было худшим из оскорблений. Беспощадные мезозойские хищники не должны иметь высоких чувств.

И уж точно не должны они спорить об искусстве с людьми! Что, надо ли говорить, и делал Каша. И надо ли говорить, что он не упустил шанса попенять Юрию за пассивность.

Произошло это в течение первой недели.

— Чушь, — отрезал Каша. — Жан Ренуар — самый переоцененный режиссёр из всех, кого я могу припомнить. «Правила Игры» считается блестящим препарированием менталитета элиты? Какой смех. Когда Ренуар попытался обрисовать бессердечие высшего общества, то лучшее, на что его хватило, это глупая охота на кроликов.

Юрий уставился на него. Также поступила и майор Гражданка, оказавшаяся третьей поклонницей кино из их маленькой группы на «Гекторе» и попытавшаяся поддержать неформальной беседу на эту тему в камере Каша.

Ну, формально это была «камера», даже притом, что на самом деле это было бывшей лейтенантской каютой. Также она была формально «заперта», и, формально, снаружи у люка постоянно находилась «стража».

«Формально» было правильным словом. Юрий нисколько не сомневался, что простой корабельный замок Каша мог вскрыть секунд за десять. Так же, как нисколько не сомневался, что девять из десяти охранников, несших свою службу у его двери, скорее осведомятся у бывшего Специального Следователя, как он или она могут быть ему полезны, чем потребуют от него вернуться в камеру.

Скривившись, Юрий вспомнил собственно арест.

«Арест». Ха! Это больше походило на церемониальное шествие. Каша появился из шлюза с почтительно следовавшим за ним эскортом с оперативного соединения, а морпехи майора Лафитта и охранники Госбезопасности майора Гражданки выстроились перед шлюзом, чтобы принять его.

Теоретически они были здесь, чтобы взять его под стражу. Но как только Каша пересёк черту на палубе, отмечавшую формальную границу пространства супердредноута, морская пехота вытянулась смирно и взяла оружие на караул. Отстав не более чем на секунду, их примеру последовали выстроенные напротив охранники ГБ майора Гражданки.

Юрий был поражён, ибо не давал приказа о таких почестях. Но и отменить их он тоже не попытался. Не после того, как взглянул на жёсткие лица морпехов и охранников ГБ.

Он совершенно не понимал, как это получается у Каша, но каким-то образом…

Так, вообразил он, должна была Старая Гвардия реагировать на присутствие Наполеона. Реальность, логика, правосудие — к дьяволу всё это. В победе и в поражении Император оставался Императором.

— Если хотите увидеть по настоящему превосходное изображение безжалостности власти, — продолжил Каша, — посмотрите «Бейлифа Санчо» Мизогучи.

Взгляд Дианы утратил свою остроту.

— Ну… о’кей, Виктор, положим, что так. Я и сама фанатка Мизогучи, хотя лично я предпочитаю «Угецу». Однако я думаю, что вы несправедливы к Ренуару. Что насчёт…

— Минуточку, пожалуйста. Раз уж мы набрели — окольным образом — на эту тему, позвольте мне воспользоваться случаем и спросить комиссара Радамакэра, сколько ещё он намерен тянуть с завершением чистки.

— О чём это вы? — вопросил Юрий. Но в желудке у него при этих словах образовалось сосущее ощущение. По правде говоря, он прекрасно понимал, о чём это Каша. Он просто…

Мешкал.

— Вы знаете! — отрезал Каша. — Вы ленивы, но не глупы. Вовсе не глупы. Прекрасно и здорово, что вы создали по всему флоту командный состав. Прекрасно и то, что из морпехов и избранных охранников ГБ вы собрали крепкую команду для обеспечения безопасности и утверждения вашей власти. Но этот супердредноут — да и на «Тилдене» обстановка не намного лучше, а в некоторых отношениях даже хуже — кишит недовольными элементами. Не говоря уже о просто хулиганах. Предупреждаю вас, комиссар Радамакэр, позвольте этому протянутся достаточно долго, и начнёте терять контроль над обстановкой.

Юрий сглотнул. Каша говорил правду, и он это знал. На обеих супердредноутах был гигантский экипаж, за исключением горстки морпехов, состоящий исключительно из персонала Госбезопасности. Некоторым из этих ГБшников — майор Гражданка и сержант Ролла были превосходными примерами — Юрий готов был доверить свою жизнь. Уже доверил свою жизнь, на самом-то деле.

Остальные же… В большинстве своём были просто людьми. Людьми, завербовавшимися служить на корабль ГБ в основном по тем же самым причинам, по которым люди из нижних слоёв любого общества идут на военную службу. Способ вырваться из трущоб; приличная и регулярная плата; безопасность; тренировка; повышения. Ничего более зловещего.

Все они с достаточной готовностью восприняли смену обстановки. Особенно после того, как стало ясно, что Юрий фактически установил перемирие и никому из них не нужно бояться каких-либо немедленных ответных репрессий, пока они не нарушают мира.

Но на супердредноуте всё ещё было достаточно нижних чинов — и достаточно офицеров — которые вовсе не были довольны новым положением. Им нравилось принадлежать к Госбезопасности, и они были бы рады видеть возвращение стальной хватки этого режима — поскольку у них были все основания ожидать, что тогда они смогут вернуться к счастливым дням бытия пальцами, осуществляющими эту самую хватку.

— Чёрт побери, — недовольно заявил он, ненавидя сам факт того, что голос его звучит жалобно. — Я не подписывался устраивать Ночь Длинных Ножей.

Каша нахмурился.

— Кто говорит о ножах? И им вовсе нет нужды быть длинными. Горло человеку прекрасно можно перерезать семисантиметровым лезвием. На самом-то деле — вы что, совсем всё забыли? — именно такова была длина лезвия, предпочитаемого рекомендуемого на курсах ликвидации в академии.

— Неважно, — вздохнул Юрий. — Это была отсылка к истории. Был когда-то тиран по имени Адольф Гитлер, который после прихода к власти повернулся против наиболее активных из фанатиков, вознёсших его к ней. Правоверных, которые теперь были угрозой для него. Перебил их всех за одну ночь.

Каша фыркнул.

— Я всё равно не понимаю вас. Я уж конечно не предлагаю вам избавиться от Дианы. Или от майора Лафитта, или от адмирала Чин, или от коммодора Огилви, или от кого-нибудь из замечательных сержантов — что морпехов, что солдат ГБ — которые и являются людьми, вознёсшими к власти вас. Я просто указываю на то, что должно быть очевидным: на этих кораблях стены полно откровенных бандитов, и большую часть их вы должны были бросить в тюрьму. В настоящую тюрьму — на планете, где они не смогут сбежать, — а не в заключение подобное тому, которое устроили для меня.

Лицо Дианы Гражданки приобрело озабоченный вид.

— Хм, Юрий, как бы неприятно ни было это говорить, но я согласна со специальным… э-э, с капитаном Каша. Мне, честно говоря, даже не до забот о политической благонадёжности. У нас начинает образовываться уйма проблем с банальной дисциплиной. Уйма проблем.

Юрий колебался. Лицо Каша, казалось, на момент смягчилось.

— Вы — прекрасный щит, Юрий Радамакэр, — спокойно произнёс он. — Но республике, время от времени, нужен и меч. Так почему бы вам — на этот раз — не позволить мечу дать вам совет?

Юный капитан ГБ кивнул в сторону стоящего у него на столе компьютера. Ему, конечно же, было не место здесь. Никто в здравом рассудке не оставит компьютер в руках узника вроде Каша. Да, конечно, Юрий заблокировал его паролем. Ха. Интересно, понадобились ли Каша хотя бы пара часов, чтобы его взломать.

Однако…

Компьютер был просто символом положения такого человека, как Каша. Убрать его, было всё равно, что потребовать от Наполеона на Святой Елене спать на полу, или заворачиваться в простыню вместо одежды.

Каша, похоже, читал его мысли.

— Я не пытался воспользоваться им, Юрий, — тихо сказал он. — Но если вы зайдёте в него сами, то достаточно легко найдёте мои собственные записи. Ключевое слово «Джинни», пароль «Язык».

По какой-то причине Каша, казалось, слегка покраснел.

— Неважно. Это личное, то, что я… э-э, не забуду. Так вам откроется список персонала, на создание которого я потратил немало времени находясь на этом корабле. Персонала только «Гектора Ван Драгена», естественно. Но такой же для «Тилдена» — более объемный, на самом-то деле, поскольку на том корабле я провёл больше времени — хранится в компьютере, которым я пользовался, находясь на нём во время нашей миссии.

Необычный румянец смущения, похоже, становился интенсивнее.

— Ключевое слово и пароль для него будут «сари» и, э-э, «стряхнулахвост».

Диана расхохоталась.

— Джинни — язык — сари — стряхнулахвост, и не меньше. Виктор, ну вы и шельма! Кто мог предположить, что вы — дамский угодник? Хотелось бы встретиться с этой вашей девушкой, кто бы они ни была.

Юноша — сейчас он не выглядел фанатиком — казалось вот-вот задохнётся.

— Она не… э, ну, она не моя девушка. На самом деле она жена… э, неважно. Просто женщина, которую я когда-то знал, и которой изрядно восхищался. — И добавил, обороняясь: — «Стряхнула-хвост» является ссылкой на её прикрытие, а, э-э, «язык» тут потому… ну, неважно. Нет нужды в это углубляться.

В кои то веки Юрий был настроен дать Каша сорваться с крючка, а не продолжать подкалывать его. Фанатика Каша он не переносил. К юноше Каша… было невозможно испытывать хотя бы неприязнь.

— О’кей, Виктор, сойдемся на «неважно», — сказал он. — Но что в этом списке?

Фанатик немедленно вернулся.

— Все, кого я планировал либо арестовать, либо, самое меньшее, вышвырнуть из ГБ. Естественно, я не думал, что это получится сделать разом. Вероятно, мне удалось бы только начать это дело, поскольку я не представлял, как долго Сен-Жюст позволит мне задержаться здесь. Но вы можете сделать многое одним ударом.

Радамакэр взглянул на компьютер. Затем, вздохнув, поднялся и направился к нему.

— Ну, полагаю, мне следует хотя бы взглянуть на него.

Первым же именем в списке было «Алуэтт, Генри. Гравитационный техник первого класса».

— Чёрт, — выругался Юрий. — Со всей этой неразберихой я забыл о нём.

Запись Каша гласила:

«Порочный мерзавец. Некомпетентен и халатен, помимо всего прочего. Подозреваю, что держит свою секцию в страхе, чем серьёзно подрывает эффективность их работы. Арестовать при первой же возможности. Назначить наиболее суровое из возможных наказание, предпочтительно казнить, если удастся получить достаточные для того показания. Уверен, что удастся, как только он окажется арестован, и его товарищи по секции больше не будут опасаться возмездия».

— Чёрт, — повторил Юрий. — Я был пассивен.

Чистка была проведена три ночи спустя. Одновременно на обеих супердредноутах.

Майор Гражданка возглавляла чистку на «Тилдене», поскольку на этом корабле не были, как на «Гекторе», привычны к привлечению морской пехоты к обеспечению безопасности. Капитан Вези, к тому времени воспринявший восстановление дисциплины со слишком большим облегчением, чтобы обращать внимание на что бы то ни было ещё, не возражал. Возражали двое его офицеров из команды мостика, в том числе старпом, но этого следовало ожидать. В конце концов, их увели с мостика в наручниках. Оба были в самом начале списка Каша.

Чистку на «Гекторе», в основном, проводили морпехи майора Лафитта. Но официально их возглавлял Джейми Ролла, которого Юрий днём раньше произвёл в лейтенанты ГБ.

И это было ещё одним проявлением его пассивности. Юрий обнаружил имя Роллы в очередном списке Каша в компьютере. У этого ключевое слово и пароль были «гостиничнаякровать» и «джинрамми».

Список был озаглавлен «Перспективы повышений», а имя Роллы шло в нём первым. Примечание Каша гласило:

«Превосходный боец ГБ. Умён, дисциплинирован, выдержан. Командует уверенно и внушает подчинённым преданность. Оставлять его в нижних чинах абсурдно. Ещё одно наследие безумия Джамки. Немедленно произвести в лейтенанты. Отложить доклад в КПО. Может понадобиться здесь».

Юрия озадачили последние два предложения, и он хотел было спросить Каша, почему тот не хотел сообщать имя Роллы в Новый Париж в качестве кандидата для Курсов подготовки офицеров ГБ.

Затем, представив себе, насколько он бы страдал без успокаивающего присутствия Роллы, Юрий решил было, что понял. Хотя… с чего бы это беспокоило Каша, на самом-то деле? Тому не нужно было иметь дело с проблемой доведения революции до конца.

Но он не стал задавать этот вопрос. Его и так достаточно раздражал Каша, уже тем, что чтение его списков заставляло чувствовать себя треклятым идиотом.

Именно это, ощущал он мрачную уверенность, чувствовал тюремщик Наполеона, когда император на Святой Елене выигрывал у него партию в шашки. В очередной раз.

Алуэтта так и не арестовали. Убегая от производивших задержание, оказавшись в безвыходной ситуации, тот попытался совершить побег, забравшись в скафандр, нацепив реактивный ранец и выбравшись на поверхность «Гектора». По-видимому — наверняка уже не узнаешь — он надеялся добраться до ближайшей торговой космической станции, двигавшейся вокруг Ла Мартина по той же орбите, что и СД.

Это был бы эпический побег. Даже в высшей степени опытному и умелому в работе в открытом космосе человеку было бы непросто пересечь такое расстояние только в мягком скафандре с реактивным ранцем, без входящих в оснащение жёсткого скафандра навигационных систем.

Алуэтт не был ни особо умелым, ни опытным. Он даже не смог удалиться от корабля. Очевидно охваченный паникой, он врубил двигатели ранца на максимум и врезался в ближайший массив гравитационных сенсоров. Там он и провисел несколько минут, прижатый к массиву тягой реактивных двигателей, отключить которые он так и не смог. Либо потому, что не вспомнил, как это делается, либо — если судьба была к нему милосердна — потому, что потерял сознание в результате удара.

Но всё это представляло только теоретический интерес. К тому моменту, когда у ранца закончилось топливо, и до тела Алуэтта можно было добраться, сила удара и тяга двигателей разорвали его скафандр, по иронии, о тот самый массив, который техник не обслуживал во время своего пребывания на борту «Гектора». Остальное доделала декомпрессия. Тело, доставленное назад на «Гектор», представляло собой не более чем изломанный и окровавленный куль.

Это не принесло ему пощады. Юрий снова решил последовать совету Каша.

— Если уж вонзаете меч, комиссар, вонзайте его по рукоятку. Расстреляйте труп. Сделайте это перед строем.

Так и было сделано. Нед Пирс, в конце концов, добился исполнения своего желания и разрядил полный магазин в труп Алуэтта, пришпиленный к переборке.

Впоследствии сержант-морпех утверждал — причём громогласно — что не получил удовлетворения. Но Юрий полагал, что холодная ухмылка, появлявшаяся при этом заявлении у него на лице, выдавала его неискренность. Также, по-видимому, считали порядка сотни нижних чинов «Гектора», которых собрали в зале для проведения церемонии.

Правда, дюжина рядовых из секции Алуэтта разразились ликующими возгласами. Но даже они в тот момент выглядели бледноватыми. И у Юрия не было никаких сомнений, что ни один из них ни в малейшей степени не будет испытывать соблазна изобразить из себя второго Алуэтта. Или сделать ещё что-нибудь, что может навлечь на их головы гнев нового режима.

Это не доставило Юрию радости, хотя он оценил иронию. Он помнил древний софизм, что если Сатана когда-нибудь захватит Рай, у него не останется другого выбора, кроме как принять качества Бога. Теперь он осознал, что верно и обратное: если Бог когда-нибудь возьмётся управлять Адом, Он станет чертовски образцовым Дьяволом.

Так и шли недели в отдалённом провинциальном секторе Ла Мартин. Ни слова с Хевена. Ничего, кроме диких слухов, приносимых время от времени торговыми судами. Единственное, что было известно наверняка, это что столичная система была по-прежнему под контролем Флота, и что несколько провинциальных секторов подняли под руководством Госбезопасности мятеж против нового режима.

Но в секторе Ла Мартин сохранялось спокойствие. По истечении месяца гражданские власти стали настолько самоуверенны, что принялись требовать у Радамакэра — теперь называемого всеми «комиссар Ла Мартина» — возобновления антипиратских патрулей. Да, инцидентов пока не было. Но коммерсанты не видели оснований рисковать бездействием.

Когда Юрий заколебался, гражданская делегация потребовала позволить им поговорить с Каша.

— Зачем? — потребовал ответа Юрий. — Он находится под арестом. У него нет здесь власти. У него даже больше нет звания, за исключением капитанского.

Бесполезно. Лица членов делегации были упрямо непоколебимы. Юрий вздохнул и распорядился привести Каша.

Каша выслушал делегацию и — надо ли говорить — без колебаний заявил:

— Конечно, вам следует возобновить патрулирование. Почему бы нет, комиссар Радамакэр? У вас всё вполне под контролем.

Юрий до хруста сжал зубы, увидев удовлетворение на лицах гражданских. Именно так — именно так! — рыбаки со Святой Елены обратились бы к Императору, чтобы тот рассудил их спор с его стражей о необходимости починки рыбачьих сетей.

Но он всё-таки приказал возобновить патрулирование.

На самом-то деле у него не было выбора. Юрий понемногу начал понимать, что Каша был прав насчёт своего ареста. Неким не поддающимся объяснению образом легитимность самого Юрия как-то проистекала из того факта, что в глазах всех он был тюремщиком человека, который был последним представителем режима Сен-Жюста в секторе Ла Мартин.

Если бы тот, кого он держал под замком, хоть раз возразил против этого, или пожаловался бы, дела могли пойти по-другому. Юрий часто ловил себя на желании, чтобы репортёры, часто появлявшиеся на «Гекторе» чтобы ещё раз сфотографировать Каша В Плену, выдали бы подходящий образ. Образ мрачного, ссутулившегося, замкнувшегося в себе тирана, наконец-то загнанного в угол.

Но… нет. Публикуемые в газетах снимки были всё теми же. Юноша, несгибаемый и исполненный собственного достоинства, выглядящий скорее как принц в изгнании, чем фанатик в заключении.

Когда он сказал об этом Шарон, та просто рассмеялась и велела ему перестать дуться.

Затем, наконец, до них дошло официальное слово. Курьерский корабль с Хевена доставил официальные депеши нового правительства.

Юрий опознал характерный гиперслед курьера, как только тот совершил альфа-переход. Ничто иное, в конце концов, при таких малых размерах не было способно передвигаться в гиперпространстве, так что это не мог быть ещё один торговец… или военный корабль. Немедленно, Юрий созвал старших командиров флота на мостик «Гектора». К тому моменту, когда курьер сблизился на дистанцию, с которой можно было начать передачу, все они уже были там. Адмирал Чин, коммодор Огилви, комиссар Вилкинс, капитан Вези, майоры Гражданка и Лафитт. Капитан Райт, недавно получивший повышение чтобы занять место Галланти на «Гекторе». И, конечно же, Шарон.

Первые же строчки первого сообщения вызвали у Юрия вздох облегчения. Начиналось оно с заявления, что адмиралом Тейсманом было установлено новое временное правительство. Гражданское правительство. В конце концов, военной диктатуры не будет. За исключением возвращения старого режима это было худшим кошмаром Юрия.

Дальше шёл список имён — перечень членов нового временного правительства. Первое же из имён едва не заставило сердце Юрия остановиться.

«Элоиза Причарт, временный Президент».

Король мёртв — да здравствует Королева. Любимица Сен-Жюста. Колесо сделало оборот, и мы там, откуда начинали.

«Всем нам конец».

Но взгляд уже скользнул дальше по списку, и Юрий осознал истину ещё до того, как услышал потрясённый шёпот Шарон.

— Господи Иисусе Всемогущий. Она должно быть с самого начала была в сопротивлении. Взгляните на прочие имена.

Остальные столпились вокруг них, пытаясь заглянуть в список через плечо Юрия.

— Ага, ты права, — согласился Юрий. — Многих из них я знаю лично, по старым временам. Как минимум половина списка из Апрелистов. Причём лучших из них, по крайней мере из тех, кто выжил в последние десять лет. Эй… смотрите! Они даже заполучили Кевина Ушера. Не думал, что он всё ещё жив. Последнее, что я о нём слышал, что его разжаловали в морпехи. Я думал, что за это время они сделают так, что он исчезнет где-нибудь без лишнего шума.

— Кто такой Ушер? — спросил Огилви.

— Чертовски хороший морской пехотинец, насколько я знаю, — оскалился Лафитт. — Никогда не встречался с ним лично, но знаю двух офицеров, служивших с ним на Земле. — Лафитт ухмыльнулся. — Заметьте, что по их словам он пьёт как сапожник и едва ли представляет собой подобающий образец полковника. Даже время от времени встревает в потасовки в барах. Но его солдаты на него молятся, а мои знакомые офицеры — оба они хорошие ребята — сказали, что в бою будут рады видеть его рядом. Что, единственное, и имеет значение.

— Я знаком с ним, — спокойно сказал Юрий. — Когда-то был знаком достаточно хорошо. Это было давно, но…

Взгляд его с удовлетворением задержался на имени Ушера. И, даже с большим удовлетворением, на его должности. «Директор Федерального Следственного Агентства».

— Что такое «Федеральное Следственное Агентство», как вы думаете? — спросила Женевьева Чин.

— Не уверен, — ответил Юрий, — но предположу, что Тейсман решил — или, может быть, это была Причарт — расчленить Госбезопасность и отделить полицейские функции от разведывательной деятельности. Слава Богу. И Кевин Ушер стал главой полицейских. Ха!

Он едва не пустился танцевать джигу.

— Имейте в виду, это всё равно, что ставить курицу командовать лисами. Кевин Ушер — коп, подумать только! Но он очень, очень, очень крутой кочет. — Юрий улыбнулся майору Лафитту. — Соболезную бедным лисам. Не могу представить себе человека настолько сумасшедшего, чтобы ввязаться в потасовку с ним.

Пока он предавался удовольствию лицезрения имени Кевина, Шарон продолжала читать список. Внезапно она разразилась бурным смехом. Почти истерическим, на самом-то деле.

— Что там такого смешного? — спросил Юрий.

Шарон, сама нетвёрдо стоя на ногах, взяла его за плечи и более-менее силой усадила.

— Тебе лучше читать дальше сидя, — хохотнула она. — Особенно когда доберёшься до имён временных губернаторов секторов.

Её палец уткнулся в строчку.

— Взгляни. Вот Ла Мартин.

Юрий прочёл имя нового временного губернатора.

— Вот уж на самом деле принц в изгнании! — закатилась смехом Шарон.

Радамакэр прошипел команду.

— Приведите Каша. Приведите его сюда. Немедленно.

Когда на мостик вошёл Каша, Юрий размашисто шагнул ему навстречу и швырнул список на ближайшую консоль.

— Взгляните сюда! — осуждающим тоном приказал он. — Прочитайте это!

Озадаченный Каша пробежал глазами по списку. В первый раз быстро, бегло просматривая. Затем, когда он начал с начала и медленнее, Юрий осознал истину. Осознал без тени сомнения.

К концу чтения несгибаемый юный фанатик исчез. Перед комиссаром остался всего лишь юноша двадцати четырёх лет отроду, выглядевший даже моложе своих лет. Слегка смущённый; весьма неуверенный.

Его тёмные глаза — карие глаза — даже заблестели от слёз.

— Свинья, — прошипел Юрий. — Подлая скотина. Ты лгал мне. Ты лгал всем нам. Лучший чёртов лжец из всех, что я встречал в своей жизни. Ты всех нас держал за идиотов!

Он обвиняюще ткнул пальцем в список.

— Признай это! — рявкнул Юрий. — Всё это было Богом проклятым притворством!