Подсечка получилась что надо. Размашистая, резкая, от плеча. Спиннинг согнулся в дугу. Женуа фон дер Пропст, магистр ордена монахов-рыболовов, профессор кафедры некрупной рыбы, почувствовал на противоположном конце снасти мощное ответное движение. Он скороговоркой выпалил заклинание повторной подсечки, затем, секунду посомневавшись, заклинание вываживания, ибо добыча, судя по сопротивлению, была внушительных размеров.
Леска резала воду, как раскаленный нож сливочное масло, полдня не знавшее температуры погреба. Заклинание помогало слабо. «Неужто что-то магическое зацепил? Рыбодракона, толстопузого синего окуня или же просто какая-нибудь нечисть взяла?» – думал фон дер Пропст, стараясь не форсировать вываживание. То и дело ему приходилось сдавать метры лески, крутить рукоятку катушки то вперед, то назад. Он принципиально не пользовался фрикционным тормозом, рассчитывая исключительно на свою реакцию. Леска, изготовленная мастерами-гномами из жил мохнорылого судака, крепко держала добычу, спиннинг гасил рывки невидимой твари. Профессор не спеша подводил желанную добычу к лодке.
– Кто там, покажись, – процедил сквозь зубы Женуа фон дер Пропст.
Кто-то или что-то натужно поднималось из глубины. Наконец, на поверхность всплыл и лопнул большой пузырь воздуха, затем еще один поменьше, и в метре от борта лодки плеснулся хвост.
«Налим! – подумал профессор. – Нет, сом. Сомище!! Как я играю!!! Но почему хвост у него какой-то раздвоенный? Ну, прямо, как…»
Рядом с хвостом из воды вдруг показалась рука, сжатая в кулак. В кулачок. А потом на поверхность всплыла… русалка.
– Ты что, обалдел совсем! – крикнула зеленоглазая и, мотнув роскошным хвостом, окатила Женуа фон дер Пропста водой.
Профессор непонимающе перевел взгляд с русалки на спиннинг, и в это время удилище дернулось так, что он чуть было, не выпустил его из рук. Но удержал, потянул на себя и… проснулся.
За руку его тянул факультетский котяра по прозвищу Шермилло. Он смотрел на Пропста круглыми желтыми глазами и сердито шипел:
– Обалдел, что ли совсем, профессорище? Вставай-й-й, давай-й-й. Проспиш-шь экзамены. Придут отроки, а экзамен принимать некому…
Женуа потряс головой, потер глаза и, убедившись, что перед ним не русалка, а всего лишь говорящий кот, спросил:
– Какой экзамен?
– Ну ты, братище, профессорище, даеш-шь. Сегодня же первый из основных экзаменов! И ты, кстати, его принимаеш-шь…
– Сегодня???
– Ну, даеш-шь… Опять всю ночь напролет с Алесандро Б. Зетто опыты ставил? Все новые заклинания ищеш-шь. Ну-ну, ну-ну, – Шермилло протянул фон дер Пропсту чашку с дымящимся кофе. – На вот, кофейку испей-й-й, да глаза протри, что ли. Может в себя быстрее придеш-шь.
Профессор отхлебнул ароматный сладкий кофе, присел на кровати, свесив босые ноги. Чтобы окончательно проснуться, он произнес про себя заклинание мгновенного умывания, а уже через пару секунд почувствовав себя гораздо бодрее, и стал наблюдать, как котяра возится со спиртовкой.
Факультетский кот Шермилло был ростом примерно с лекпина, абсолютно черного цвета, за исключением белоснежных кругов вокруг ярко желтых глаз. Ходить кот предпочитал на задних лапах, носил короткий сюртук коричневой кожи, очень прилично разговаривал на человеческом языке, был хитер и умопомрачительно жаден до рыбы. Несколько лет назад фон дер Пропст отбил его у бродячих циркачей, которые заставляли Шермиллу выступать перед рыночной публикой, при этом отвратительно кормили и не давали возможности ловить рыбу. С тех пор котяра прижился на Факультете. Женуа фон дер Пропст был для него старшим товарищем, а кот стал у него своего рода адъютантом, первым и незаменимым помощником по хозяйству и, кроме того, полноценным партнером на рыбалке.
Котяра поставил на спиртовку чугунную сковороду и, помешивая серебряной вилкой яичницу-болтунью, возобновил нотации:
– Безответственный ты. Накануне экзамена, мог бы и пораньш-ше лечь. Студиозы-то на тебя молятся, и ты марку факультетскую должен держать. Сейчас, давай, поеш-шь, – Шермилло поставил шипящую (и этим шипением чем-то подражающую его речи) сковородку на столик и протянул профессору ножик и вилку. – Еш-шь, а то весь день голодным будеш-шь. Когда еще эти экзамены закончатся…
– Что бы я без тебя делал? – улыбнулся профессор.
– Сдох бы, точно. Не от голода, так от разгильдяйства своего, – нагловато ответил котяра и, взяв вторую вилку, тоже стал ковыряться в яичнице. – Вообще-то, прежде чем эти яйца разбивать, не мешало бы сначала на сковородке штук пять плотвичек поджарить. Так тебе все некогда на обычную рыбалку сходить. Все опыты…
Женуа фон дер Пропст закончил трапезу, вытер рот полотенцем, после чего начал одеваться.
– Мантию, мантию парадную надень, – устроившись в кресле, котяра придирчиво следил за хозяином. Он сидел совсем по-человечески, скрестив задние лапы и держа в передней правой трубку, из которой поднимался сизый табачный дымок.
– Хватит тут курить! Ненавижу, когда курят, – профессор запустил в котяру шелковым тапком, и обязательно попал бы Шермилле в голову, если бы тот с присущей котам проворностью не пригнулся.
– Давай-й-й, давай-й-й профессорище, до начала экзамена пятнадцать минут осталось. Ты хоть помниш-шь, какой экзамен принимаеш-шь? – спросил кот, и увернулся от второго летевшего в голову тапка. Реакция у Шермиллы была – дай бог любому рыболову.
Почти все время, то есть все три дня, оставшееся после отборов до начала экзаменов, лекпин Алеф по прозвищу Железяка посвятил чтению различной рыболовной литературы: журналов, книг, пособий для начинающих. Ему всегда нравилось читать про рыбалку. Он даже был подписчиком журнала «Мормышечник» (который выходил семь раз в год – с января по апрель и с октября по декабрь) и заботливо хранил все эти журналы у себя дома в отдельном шкафчике. Правда, кроме «Мормышечника» у него имелось всего лишь пособие по подледной ловле на мормышку и справочник «Рыбалка в Среднешиманье» – книги по рыбалке стоили недешево. Но зато на следующий день после отборочных соревнований Железяка вместе со своим другом Тубузом Мораном заглянул в Факультетскую библиотеку, куда беспрепятственно допускались все абитуриенты.
Увиденное там потрясло лекпинов. Такого многообразия рыболовной литературы они и представить себе не могли. Подшивки множества газет и журналов, красочно иллюстрированные энциклопедии, карты, атласы, каталоги рыболовных снастей, приспособлений и экипировки, целые фолианты, посвященные каждому виду рыб, рыболовно-спортивные справочники и, самое главное – полное собрание «Вестника монахов-рыболовов», составителями которого были их будущие преподаватели Эразм Кшиштовицкий и Женуа фон дер Пропст.
Один из таких «Вестников» был первой в жизни книжкой, прочитанной Железякой. Прочитанной и неоднократно перечитанной. «Вестники монахов-рыболовов» были величайшим дефицитом. Та его книжка досталась лекпину в наследство от незабвенного деды Паааши, и внук очень берег ее. Вот только не уберег – пропала книжечка, украли из дома, пока был на рыбалке…
Между прочим, одной из причин, по которой Алеф мечтал поступить на факультет рыболовной магии, была гарантированная и с приличной скидкой возможность приобретать все новые рыболовные издания.
Отстояв очередь, лекпины взяли с собой столько книг и журналов, сколько могли донести до своих домиков, где и засели за чтение. Раньше для Железяки слово «экзамен» почему-то ассоциировалось с понятием «соревнования». То есть, он был вполне уверен, что сдать экзамены означало то же самое, что кого-то обыграть, обставить. А если экзамены сдавались на факультете рыболовной магии, следовательно, там надо было поймать рыбы больше других.
Но оказалось, что обловить или, другими словами, пройти отборочные соревнования – было только первым этапом на пути к факультету. Вторым и главным – были экзамены, на которых, по словам Тубуза Морана, строгие преподаватели будут мучить соискателей сотнями вопросов, потому что ловить-то всякий умеет, а сколько та или другая рыба живет, чем, почему и как питается и тому подобное, рыболовы обычно не знают. «Экзамены, – сказал Тубуз Моран, – это тоже, в некотором смысле, соревнования, но не контактные, а такие, в которых ты соревнуешься с другими в объеме имеющихся знаний. И даже не в объеме знаний, а… В общем, идя на экзамены, надо знать как можно больше. А говорить – еще больше».
Так сказал Тубуз Моран, а Железяка привык верить своему другу. Поэтому добросовестно стал набираться знаний из взятых в библиотеке книг…
И вот наступил день первого экзамена. Никто из соискателей не знал, что это будет за экзамен. Правда, накануне на главных дверях факультета появилось короткое объявление, содержание которого мигом стало известно всем абитуриентам.
«Внимание, всем поступающим! На первом экзамене не рекомендуется иметь при себе никаких письменных принадлежностей. Форма одежды – рыбацкая. Рыболовные снасти не брать!».
«Если написали, чтобы рыбацкую форму надевали, значит, наверное, ловить будем! – обрадовался Алеф. – А снасти там выдавать будут. Но какие? На что ловить-то придется? В любом случае, надо с собой побольше рыбацких причиндалов прихватить – про них в объявлении ничего не сказано».
Экипировался Железяка всегда очень тщательно, зная, что в рыбалке важна каждая мелочь. Правда, касалось это исключительно рыбалки зимней. Летом лекпин и ловил-то не так часто, и брал с собой на озеро или реку лишь парочку простеньких удочек, да несколько запасных крючков. Зимой – совсем другое дело. И хотя сейчас на дворе была макушка лета, Алеф решил экипироваться и по-летнему, и по-зимнему.
Поэтому, когда утром за час до экзамена он вышел из своего домика-норки на улицу, у поджидавших его Пуслана и Тубуза глаза на лоб полезли. Со стороны Железяка чем-то напоминал небольшую новогоднюю елку, разукрашенную множеством сверкающих игрушек. Только вместо шаров, звезд и других стеклянных украшений на лекпине висели разных размеров и форм кормушки, отцепы, глубомеры, зевники, экстракторы, ножницы… даже маленькая лопатка (вдруг придется червей накопать)…
– Ты что, сосед, так вырядился, словно одновременно на десять рыбалок собрался? – спросил Тубуз.
– А мало ли что вдруг пригодится…
Магистр ордена рыболовных монахов, профессор кафедры некрупной рыбы Женуа фон дер Пропст стремительно шел факультетским коридором, фалды парадной мантии вишневого цвета развивались сзади. Левой рукой он прижимал к груди профессорскую шапочку вишневого же цвета, в правой – держал шкатулку с экзаменационными вопросами. Кот Шермилло то семенил сзади, то вырывался вперед и, не выпуская изо рта дымящейся трубки, талдычил:
– Опоздаем, точно говорю, опоздаем. Декан узнает – неприятностей-й не оберемся. И я же во всем виноват окажусь. Позор на мою кош-шачью голову…
– Да, что ты все шипишь! Успели уже, – сказал фон дер Пропст, продираясь сквозь разношерстную толпу претендентов к массивной дубовой двери, украшенной бронзовым орнаментом в виде голов различных рыб.
Экзаменационная комната представляла собой огромное пятистенное помещение с очень высоким потолком. Вход в него был в углу, напротив была самая длинная стена, на которой висела грифельная доска, подле стоял овальный по форме мощный дубовый стол, заваленный разнообразным рыболовным снаряжением. И стол, и стоящие рядом с ним кресла с высокими спинками были украшены причудливой резьбой. Причем, у каждого кресла был свой сюжет. На спинке одного можно было различить нахлыстовика, увлеченного вываживанием крупного лосося, на спинке другого – застывшего в ожидании поклевки над колокольчиком донки рыбачка-старичка, третий сюжет радовал взгляд фигурой поплавочника, держащего в одной руке вполовину согнутую удочку, в другой – подсачек с диаметром обода очень большого размера…