Эйс

Глава 1.Тракторист

Асе - англ. «сделать отлично, в лучшем виде...»

КНИГА 1

1. Тракторист

Луженая глотка, железный желудок…

Веселый, бесславный, живучий ублюдок.

- Я люблю тебя до слееооз, го-лу-бая луна. Голубая! - нещадно вопили в дворе старенькой трёхэтажки.

- Потому что нельзя! Потому что нельзя, потому что нельзя быть красивой такой!!! А-а-а!

Тишину будоражили отрывки популярных песен 90-х годов прошлого века. Яна, проснувшаяся за минуту до поднятого шума, тяжело вздохнула: «Началось в деревне утро...» Сольник соседского маргинала обещался затянутся надолго. Пора идти закрывать окна, распахнутые из-за изнуряющей духоты.

Яна с неудовольствием поднялась с кровати и пошла в соседнюю комнату. Конец августа выдался на редкость жарким и совсем не характерным для столицы Южного Урала. Обычно лето на излете было дождливо и хмуро, ночные температуры опускались ниже 15 градусов, народ зябнул, переодевался в легкие синтепоновые куртки и осенние ботинки. Однако, в этом году погода отрывалась на полную катушку, реабилитируясь за холодный июнь с градом и ливнями.

Едва она взялась за ручку открытого окна, как начавшееся местничковое выступление резко прервалось на полуслове. Вместо приевшихся хитов послышались избитые, глупые, давно набившие оскомину штампы-комплименты. Яне не было никакой необходимости выглядывать на улицу. Она точно знала: по двору шла молодая женщина, которой несказанно посчастливилось стать невольной слушательницей нетрезвого солиста.

- Красавица! Подскажите сколько время?! Красавица, вашей маме зять не нужен?

Не получив обратной связи на галантно-маргинальные приставания, во дворе затянули снова, вкладывая душу в каждое слово и пропуская гласные для придания особого страстного окраса исполнению:

- Я готов ц-целовть песок, по к-торому ты ходила! Ах какая женщина! Какааа-я, женщина, мне б такую!! Оуо, оуо!

«Тракторист», так соседи величали дворового тенора Виктора, выдавал с каждой песни по строчке, миксуя известные хиты в жуткое похмельное попурри. Свое прозвище он получил за особое пристрастие к названию Челябинского хоккейного клуба «Трактор», обладателя Кубка континента в 2011-2012 году и выступающего в КХЛ. Не то, чтобы забулдыга был заядлым фанатом команды, знал о ней подобные факты, или хотя бы когда-то играл в хоккей. Просто любил горлопанить. Название показалось ему зычным и раскатистым, поэтому скандировал его по любому поводу и без, взяв однажды пример с шумно проезжающей колонны болельщиков, празднующих очередную крупную победу. Следует заметить, что для него не имело значения, что именно орать. Главное, чтоб звучно, и хорошо слышно соседям на верхних этажах. С таким же эмоциональным побудительным настроем он мог выкрикивать имя индийского поэта Рабиндраната Тагора, если б о нем знал. Сочетание звучных согласных ему бы наверняка понравилось.

«Боже, когда же ты заткнёшься, падла? Когда ж циррозная печень откажет и хлебальник закроется навсегда? - раздраженно выругалась про себя Яна. - Хоть бы у тебя кадык выпал!»

Каждый раз, наблюдая за изможденным и больным существом, которое отчаянно искало любую, даже негативную энергию, Яна гадала, когда же беспробудная пьянка окончательно доконает солиста. Наверняка у обесточенного, требующего подпитки тела, через реакции на неадекватные выходки, давно перекрыты все чакры. Однако, все ожидания и наилучшие пожелания оказывались тщетны: Витек, назло законам природы, благополучно здравствовал много лет.

Истошные вопли отлично просачивались и сквозь наглухо закрытые евро окна. Предыдущие хозяева квартиры сэкономили, установив самые дешевые стеклопакеты. С таким очаровательным соседством требовались промышленные, трех камерные.

Омерзительные отголоски немного сместились в сторону. Алкаш, пританцовывая, с энтузиазмом кружился по двору, ища место с наибольшим эхом.

Орал он во всю голосину нещадно, регулярно и ежедневно. Чрезмерно и показательно хохотал, демонстрируя большие возможности луженой глотки и веселый нрав. Навязчиво лез с приветствиями, приставал с разговорами к одиноким прохожим и непременно интересовался делами жалостливых говорливых соседок. С пьяных шар Витек иногда забывал, как выглядят молодые девчонки с его двора: путали разной одеждой. Ну а поскольку девушки заслуживали особенного внимания, он, не проявляя особой избирательности и изобретательности, подкатывал и к ним, задавая вопрос: «Не подскажите, как пройти на вокзал?». Когда неухоженному кавалеру объясняли, как пройти в самую мясистую часть человеческого тела или её близлежащие окрестности – не обижался, отпускал в ответ сальные шуточки или заново принимался голосить. Произошедшее дворовый шоумен вовсе не считал неприятным инцидентом. Выслушивать унизительные высказывания в свой адрес для него казалось абсолютной нормой. Более того, пренебрежительные маты в свой адрес рассматривал как своеобразную форму общения.

«Надо же, какой оптимистичный пидор!» - после каждой словесной перепалки думала Яна, которой тоже доставалось много внимания от пьянчуги. Похоже, из жителей дома лишь она одна удивлялась его жизнерадостному отношению к обидным оскорблениям. Все остальные давно привыкли и рассматривали происходящее как бесплатный цирк.

Не смотря на кажущую коммуникабельность и неугомонную радость, добродушным назвать Тракториста можно было с большой натяжкой. Он только выглядел безобидным алкашом. На деле, у него периодически случались приступы агрессии, которые проявлялись независимо от процента спиртного, принятого на грудь. Мог бушевать и в пьяном угаре, и в редких случаях отрезвления. В такие моменты Витек сыпал отборными ругательствами, понося все вокруг. Извергаемая похабщина частенько сводилась к одному основному посылу: «Я вам, суки, сейчас тут всем покажу!». Причем не важно, находились ли во дворе свидетели праведного гнева, или на горизонте никого не наблюдалось. Соседи все прекрасно услышат.

Входил алкоголик в раж легко и с удовольствием. Грозил слабыми, вечно ободранными и грязными кулаками невидимым оппонентам, замахивался первыми попавшимися под руку предметами. Особо не полюбившимися со всей дури шарахал о землю. С равным успехом это могло оказаться собственное помойное ведро, если шел выносить мусор; палка, лежавшая поперек дороги или жестяная банка с окурками, оставленная у подъезда. Поводом для неожиданного припадка могла послужить любая бытовая ситуация: неожиданно проснувшаяся любовь к порядку, отсутствие денег на бухло или негодование после вынужденного нахождения в запертой квартире. Мать таким образом пыталась сдерживать Витька, что удавалось довольно редко. Желание похмелиться пробуждало в нем чудеса изобретательности, и он умудрялся вырваться наружу из тесной затхлой каморки, стесняющей свободную широкую натуру алкаша.

-Эй, стой! Стой говорю, у меня есть деньги, – снова заверещал Витек под окнами.

Акустике старого двора могли позавидовать лучшие концертные площадки и до Яны, проживающей на втором этаже, отчетливо доносилось каждое слово, сказанное чуть громче шёпота. При открытых окнах будто разговаривали в соседней комнате. Однако сейчас, отвечавшего было не разобрать.

- Курить хочешь? Сосать хочешь, не хочешь? - продолжил сосед и через несколько секунд сам ответил тихому собеседнику:

- Пошел на х... А я бы хотел. Пососать у кого-нибудь…

Подобный диалог с неизвестным другом вполне мог сойти за очередную шутку из репертуара «белой горячки», если бы не одно обстоятельство. С десяток лет назад, Витек почтил своим присутствием места лишения свободы. Позднее, ни один друг, или даже самый захудалый приятель по отсидке, никогда не появлялся во дворе общительного балабола. Причина банальна и очевидна: на зоне он входил в касту опущенных, что, впрочем, лично Яне казалось абсолютно закономерным. Шумных фраеров, не отвечающих за свой базар, совершенно точно там не любили.

За время заключения Тракторист хорошо усвоил три вещи: соблюдение чистоты, перевод любой непонятной ситуации в смех и покорное принятие побоев. В случае опасности всегда срабатывала моторная память: когда бьют, отвечать или защищаться нельзя. Нужно сразу юморить. Он уловил в первые дни отсидки: при удачной шутке зеки добрели и обходились без мордобития.

Отсутствие способности к сопротивлению и умению постоять за себя с физическими данными никак связаны не были. Витек имел достаточно высокий рост: около метра восьмидесяти пяти и во времена юности выглядел достаточно крепким парнем. Правда, если смотреть в корень проблемы, даже если бы увлекался спортом, это обстоятельство в колонии вряд ли чем-то смогло ему помочь. Физическая сила для выживания на зоне не всегда является главным качеством. Зэки «определяли» по другим параметрам.

Перед первой ходкой Витек был вполне симпатичным. Однако, образ жизни со временем наложил на его внешность тяжелый отпечаток. Он быстро поседел, сгорбился, отощал и сейчас его пропитая одутловатая рожа вызывала лишь омерзение. Порок проявился на лице, в прямом смысле этого слова: серо-мертвенный цвет дряблой кожи и безвольно обвисшие бесформенные губы красноречиво свидетельствовали о нездоровом существовании.

Тракторист водил тесное знакомство с хромой соседкой Яны сверху. Престарелая дама сердца звалась Олей и жила со страшненькой дегенеративной дочкой Настей, лет восемнадцати. Все вместе они бухали, дрались и трахались. Официально Витек имел статус хахаля мамашки, но алкашка – вещь страшная и непредсказуемая, поэтому кто там кого драл, распознать было невозможно, да никто и не собирался копаться в мерзких подробностях отвратной компашки. Ещё вчера он мог орать под окнами: «Оля я тебя люблю», а на следующий день, Яна, возвращаясь поздно домой, могла застать Витька с дочуркой, занимающимися сексом прямо возле дверей её квартиры, а ещё через пару дней народу являлось новое представление.

- Сука, верни телефон! – Витек держал костлявую Настеньку за горло и голосил что есть мочи.

- Витя, Витя, ну ладно, чего ты, – даже не думая кинуться грудью на защиту родной кровиночки, увещевала Тракториста мамашка.

Дочурка тем временем синела и тряслась. Скорее всего, тряслась она не от страха или недостаточности кислорода, а в связи с алкогольно-наркотической ломкой. За нехваткой денег на опохмел такое случалось довольно часто. Девицу колошматило весьма интенсивно и ходить ровно она просто разучилась. Природная грация нервного паралитика, вечно засаленные волосы и синюшная морда стали фамильной визитной карточкой родственниц.

- Я убью тебя, животное! - продолжал бушевать общий жених.

- Нету у неё телефона, - отвечала за дочку мамаша. – Ты сам потерял, наверно.

- Я на столе оставил! А как она свалила, так и телефон пропал. Тащи назад, тощая корова!

- Ну нету телефона, что ж теперь делать... – философски заключила Ольга.

Витьку и самому было совершенно очевидно: древнюю уставшую Нокию семейка успела пропить. Имущество не вернуть. Это понятно, но больше всего Тракториста бесила не кража. Обидно - ему ничего не перепало, поскольку оплаты за столь шикарный аппарат, наверняка, хватило всего лишь на одну, и увы, давно выжратую бутылку самой дешевой водки.

Чем заканчивались подобные разборки Яне не знала и не хотела знать. Беспокоило другое: как умудриться выспаться с ублюдочными соседями, а нормальный сон был просто жизненно необходим. Стрессовая работа с постоянными разъездами зашкаливала интенсивностью. При графике шесть-один она приходила домой в девять вечера и забыв поужинать, валилась спать, чтобы проснуться через пару часов от грохота и ходивших ходуном стен.

Скандалы с громкой музыкой и драки посередине ночи проходили с завидной регулярностью. Режим звучащих децибел убивал любую нервную систему. Музыка то врубалась на полную мощность хрипящих колонок, то стихала, издевательски подавая слабую надежду на спокойствие, потом вновь внезапно разрывала затишье. Паузы различной длительности не давали никакой возможности приспособиться к шуму. Как полагается, пьянь уважала блатной шансон. Особо слезливые вещи из разряда «ты меня бросил», находились на постоянном репите.

Апогеем торжества, среди разнообразных будней алкашей, случались моменты прибытия к соседке Оле второй дочки с супругом и маленьким ребенком. Посещения семейства непременно сопровождалось пьянкой и многочасовым ночным мордобитием. Яна сквозь сон слышала глухие звуки тяжело падающих тел, предметов мебели и попыткой изгнания из дома дражайших родственников, которые ночью почему-то не желали уходить. Однажды утром, выглянув в окно, Яна увидела усеянное детскими вещами дерево. Шапочка, тоненькая старенькая кофточка и дырявые носочки застряли в ветках, покачиваясь вместе с редкой листвой на ветру.

«Почти ритуальное украшение, - думала Яна, - как ленточки у шаманов на Байкале… С одним отличием: обвешали не в момент духовного просветления, а с криками и матами во время попойки. Ладно, хоть ребенка не выкинули…».

Яна периодически звонила в полицию. Те приезжали через несколько часов после вызова, каждый раз очень кстати попадая в музыкальный антракт. Она всерьез подозревала, что доблестные блюстители порядка стояли под окнами, дожидаясь паузы, чтобы зайти и изобразить удивление от ложного вызова. При этом люди в форме проявляли чудеса удивительной ментовской смекалки и поднимались не в шумную квартиру, а стучались к ней.

- Может вы все-таки наверх зайдете, поинтересуетесь, все ли живы? – пытаясь заставить выполнить свои обязанности спрашивала Яна.

Ответный аргумент ментов был железный:

- Мы приходим к тому, кто вызывал.

Женщина просто так не сдавалась, задавала наводящие вопросы о долге полицейских, о том, как поступать в соответствии с законом в подобных случаях. После настойчивых рекомендаций посетить квартиру дебоширов, представители власти неохотно соглашались, поднимались на этаж выше, робко стучались. Притихшие соседи на этот счет были бдительны. Наверняка видели приехавший уазик со спец сигналами, поскольку постоянно курили у открытых окон. Дверь, разумеется, не открывали, и раз уж страдальческий шансон не гремел по этажам, вызванный экипаж благополучно уезжал. Сразу же после их отъезда дискотека начиналась заново. Поняв, что дебилизм славных внутренних органов не победить, Яна перестала обращаться в полицию.

Однако, больше всего поражало, что все остальные соседи добросовестно выполняли роль терпил. Молчали, никуда не жаловались, хозяев притона к ответу не призывали. Через стенку с Оленькой жила семейная пара, как у них хватало терпения выслушивать концерты, оставалось загадкой. На той же площадке жил здоровенный мужик с семьей, также покорно воспринимающий ночные концерты с ежеминутными хлопанья дверьми, от которых в подъезде падала штукатурка. То ли тоже бухал и спал как убитый, то ли глухой, гадала Яна. Подобное снисхождение к скандалистам взрывало мозг. Более того, у неунывающего Витька почти со всеми сложились вполне приятельские отношения. Яна не раз наблюдала, как с ним здороваются, что-то мирно, по-дружески обсуждают. Витка выручала трезвая готовность услужить каждому. Он не раз предлагал пожилым бабкам из дома напротив вынести мусор, от безделья напрашивался помогать по дому, рассчитывая на вознаграждение магарычом.

Однажды, окончательно психанув, Яна не пожалела денег и купила электрошокер. После очередного ночного сеанса приголубила соседку, олицетворяя собой правило: безнаказанное правонарушение порождает новое. К нарушению она подключилась с удовольствием. Уж больно достали. Процедура вразумления помогла почти на месяц. Однако теперь, старая кошелка орала Яне из окна гадости, не скупясь на оскорбления, при этом старательно избегала встреч, выходя из дома только в случае острой необходимости и быстро ковыляя мимо Яниной квартиры.

В каждый ночной перфоманс Яна взывала бога к справедливости и просила наслать кару на зачинщиков попойки – Оленьку и Витька. Частично молитвы были услышаны. Иногда вседозволенность вставала на паузу и везение буйного соседа заканчивалось. Чаще всего в роли возмездия выступали люди пришлые, не привычные к местному беспределу.

На одной лестничной площадке с Яной жила немолодая скромная женщина, лет пятидесяти, к ней частенько приезжал сын Степан. Пареньку на вид было лет восемнадцать, может чуть больше. Спортивный, крепкий, коротко стриженный, со сломанными ушами. Частенько забегал к маменьке на ужин после тренировки, его большую фирменную сумку с лозунгом «Время борьбы», не заметить было трудно. Иногда он оставался на ночевку и очевидно, как-то тоже осчастливился ночным скандалом.

Днем, поймав за шкирку Витька, паренек предупредил, что внесет такой взнос за вокальные шоу, что тот не сможет унести. Угроза подействовала ненадолго. Уже через день Тракторист вопил под окнами столь же долго и протяжно. Судя по дворовым сплетням, Степа оказался человеком дела. Простым предупреждением ограничиваться не стал, и в очередной приезд, под оханье сердобольных соседок, воткнул орущего Витька головой в землю, устрашив стоявших рядом собутыльников. После публичного позора Тракторист чуток утихомирился. Однако, глубоко идущие выводы Витек делать априори не мог, и очень скоро благополучно забыл о неприятном инциденте.

Примерно через месяц, снова попав на полуночное представление, Степан вышел из квартиры. Без слов, одним ударом нокаутировал Тракториста, пнул под зад товарищу, придав направление в сторону соседнего двора, и так же молча зашел домой. На этот раз Яна наслаждалась тишиной и благолепием целых три недели, мысленно благодаря парня и молясь, чтобы обошлось без заявления в полицию. Уж здесь то менты рады будут стараться. Это не с подзаборными забулдыгами разбираться.

Мирные дни пролетели одним махом. Вскоре глобальные проблемы Витька с пониманием и памятью дали о себе знать. Никто на свете не смог бы унять тягу к веселью. Он отлежался, залечил сломанный нос и, не видя своего притеснителя, не слишком часто появляющегося у матери, взялся за старое.

Однажды вечером, хлебнув у соседской Оленьки храброй воды, решил наглядно показать жителям подъезда, кто тут есть дворовый царь и не придумал ничего лучше, как встать возле квартиры матери обидчика и потрясая руками в верх, прямо в глазок двери орать что есть мочи: «Трактор, трактор…». А в это самое время Степан поднимался вверх по лестнице.

На несколько секунд паренек оторопел от наглости и мстительной тупости Тракториста. Тот же, в свою очередь, заметив силуэт в подъезде радостно повернулся: вот они, соседи, свидетели его триумфа над соперником! Пусть знают, Витька не запугать! Однако, в этот раз поддерживающего хохота или обычного добродушного увещевания в свой адрес, забулдыга не услышал. Витек недоуменно вгляделся в полумрак, и сквозь замутненное сознание до него, наконец, медленно дошло.

- А-а-а-а, это ты, - разочарованно протянул он.

- Пойдем, - Степа мрачно и многообещающе мотнул головой в сторону улицы.

- Бить будешь?

- Пойдем, пойдем…

Тракторист покорно поплелся к выходу. Далеко идти не пришлось. Едва тот ступил из темного подъезда, Степан почти в упор выстрелил в пьяную рожу любителя скандировать из «Осы». Бесствольный пистолет был заряжен газовыми патронами. Витек рухнул тощей жопой в колючие кусты. Потом профыркался и, заливаясь слезами с соплями, с появившейся хрипотцой в голосе, одобрительно объявил:

- О-о- о! Хорошо так дало….

Ни обиды, ни возмущения. Все обыденно, как будто, само собой разумеется. После такого емкого в своей простоте комментария, злость Степана скукожилась и прыснула наружу шкодным фейерверком. Проржавшись, паренек обозвал Тракториста сутулой собакой и послав на хер, отпустил бедолагу. Что ещё делать в такой ситуации? Не убивать же придурка.