Эйнемида III. Надежда на весну.

Глава XV

– Так значит, не веришь в лесных скитальцев, а царица? – весело спросил Велевойс, приятельски подмигнув Кинане. В почти одинаковых куртках болотного цвета, с длинными рогатинами в особых кольцах на сбруе, они ехали бок о бок по обрамлённой вековыми соснами лесной дорожке по усыпаной сухими иголками, слегка припорошенной снегом земле. Вороной Оникс загадочно косился на буланую кобылу гисерского вождя и Кинане приходилось слегка умерять пыл скакуна. Нельзя же показаться хозяевам настойчивыми.

За неделю, минувшую со дня приезда в Заркевест, Кинана и молодой вождь сблизились, к вящему неудовольствию «царицы-матери», её родичей, а заодно и Аттала, имевшего свои представления о том, что позволительно в отношениях с варварами и что нет. Как и обещала, Кинана делала всё, чтобы выставить вождя в наилучшем свете. Устроит Велевойс пир – царица поднимает чашу за чашей, на все лады превознося смелость, ум или, по настроению, учтивость вождя, благо заранее выпитый отвар из горных трав не даёт свалиться с ног от неразбавленного зернового вина. Затеют гисеры свой жуткий танец лезвий, где бритвенно-острые клинки мельничными лопастями мелькают в полупальце от лиц танцоров и редкий круг обходится без кровавой раны – назначенная судьёй Кинана вручает зелёную ленту лучшему: вождю Велевойсу. Как играть в нехитрую, но любимую гисерами игру с разноцветными зёрнами, Кинана – отличный игрок в тавулорис – разобралась за четверть часа, что и подтвердила, разбив в пух и прах нескольких вождей, включая одного из троицы дядьёв. Один Велевойс в нелёгкой борьбе сумел отстоять честь гисерского народа, вызвав радостный рёв столпившихся у доски зевак. На каждом пиру «царица герозов» восседала подле вождя, заливисто смеясь его шуткам – кстати, весьма остроумным и не по-варварски утончённым. В общем, поводов восхищаться своим молодым правителем у гисеров имелось хоть отбавляй. На устроенную Велевойсом охоту они тоже отправились вместе, тем более что добыча вызывала у Кинаны огромное любопытство.

– Твои охотники, кажется, не шутили, – улыбнулась она Велевойсу. – Видно, придётся поверить. Хотя да, для нас ликаркуды – легенда. Рассказывают, что, когда наши предки шли в Эйнемиду, на них напали люди верхом на таких чудовищах. Мой предок Хорол убил такого и носил его шкуру. Но с тех пор волкомедведей никто не видел сотни лет.

– Их очень мало, раньше было больше. Дураги называют их форманзами, что значит «бывший человеком». Давным-давно, наш народ оказался в беде, на него напали сильные и злобные враги, и было их столько, сколько листьев в лесу. Нашим предкам грозила гибель, и тогда владыка Тавез избрал из народа лучших воинов. Он дал им умение превращаться в зверя, но наказал использовать этот дар только для защиты народа. Воины-звери разбили врагов и истребили их до последнего человека, но затем предки нарушили завет Тавеза. Они пошли войной на соседей и поработили их. Чем чаще воины обращались в зверей, тем меньше в них оставалось человеческого. Со временем они потеряли способность становиться людьми. Долгое время они помнили свой народ, верхом на них наши предки ходили в бой – наверное тогда с ними встретился и твой предок. В конце концов, звериное начало взяло верх, они обратили свои клыки и когти против людей. Это жуткие чудовища, у них человеческий ум и звериная сила. Наши люди боятся и почитают их. Есть завет: каждый лесной скиталец, появившийся на землях гисеров, должен быть убит, дабы освободить его человеческую душу от звериной, и вернуть его к отцу Тавезу. Может нам повезёт сегодня – это огромная слава.

– Ты уже видел таких?

– Нет, что ты. Чудо, что его заметили дровосеки, и чудо, что остались после этого живы. Последний раз скитальца видели при моём прадеде и поймать его не удалось. Френдр, вождь сваддов, убил скитальца лет тридцать назад. Я видел шкуру у них, в Хадфродде.

В голосе вождя чувствовалась зависть. Хороший охотник пользовался среди гисеров почётом. По важным поводам гисерский воин украшал себя шкурой, когтями и клыками лучшего из убитых им зверей, и чем ценнее был трофей, тем горделивее красовался перед соплеменниками его обладатель. Кинана даже видела вождя, с ног до головы завёрнутого в чешуйчатую кожу дракайны. Велевойс пока мог похвастаться лишь кабаньей шкурой и наверняка мечтал выйти к соплеменникам с мехом легендарного лесного скитальца на плечах. Какой гисер не мечтал об этом?

– Желаю тебе добыть такую же шкуру, вождь Велевойс, да направит Тиратос твоё копьё, – сказала Кинана. Вождь тут же расцвёл.

– Надеюсь, наш Зеграр с вашим Тиратосом будет согласен! Это было бы славное дело! – рассмеялся гисер и помрачнел. – К тому же зверь убил моих людей.

– Это важно для тебя? – спросила Кинана.

– Люди делают вождя. Без людей, вождя не существует. Заботясь о них, я забочусь и о себе.

– Это слова мудрого правителя, – совершенно искренне сказала Кинана. – Не ожидала, что северянин окажется таким… Таким как ты, Велевойс.

– Благодарю тебя, царица, – улыбнулся вождь и странным взглядом посмотрел на девушку. – Кинана, я хочу поговорить с тобой начистоту. Я…

Протяжный вой прокатился по лесу. Кажется, не так далеко, ближе к горам.

– «Иду по зрячему», – выдохнул Велевойс, возбуждённо стискивая поводья. – Началось…

Он освободил висевшую на кольцах рогатину и всадники, горяча коней, помчались на зов.

***

Поляна выглядела так, словно здесь потрудилась целая дюжина мясников. Пять человек, пять лошадей и пара собак, все растерзанные до неузнаваемости, утопающие в собственной крови. Насколько могла разобрать Кинана, не пропало ни единого куска мяса. Зверь убивал не из голода и не защищая свою жизнь. Он убивал, чтобы убивать.

– Делсевез, – печально сказал Велевойс. – Он был хорошим человеком.

Кинана заметила сине-белую шнуровку на полуоторванной от тела ноге. Делсевез – вождь одного из малых кланов и один из немногих искренних сторонников Велевойса, а остальные, значит, его люди. Молодой вождь получил тяжёлый удар, и его врагам ради этого даже не пришлось ничего делать.

– Как это получилось? – выдохнула Кинана, не в силах оторвать взгляд от побоища.

– У скитальца человеческий ум, – рука вождя сжала древко рогатины так, что казалось, крепкий копейный ясень вот-вот расщепится, как тростник.

– Где остальные охотники? – от осознания того, что они вдвоём в лесу, где рыщет способный растерзать пятерых всадников зверь, Кинане стало не по себе. Это было даже хуже, чем в осаждённой крепости или по пути на верную смерть от клинка Ангвеземеста. Одно дело – пасть, защищая родную страну, и совсем другое – быть сожранной заживо в забытых всеми богами лесах на краю света.

– Были здесь, – сказал вождь, цепким взглядом опытного ловца осматривая поляну. – Следы там, у тропы. Наверное, собаки взяли след. Слышишь, лай на севере.

– Что будем делать? Едем следом?

– Да, но сперва… – он поднёс хитро сложенную ладонь ко рту, и у Кинаны на мгновение заложило в ушах от пронзительного воя.

– Я дал знать где мы, – пояснил Велевойс. – Зеслев, наверное, места себе не находит.

– Как вообще получилось, что мы остались одни? Ты же вождь, у тебя должны быть телохранители.

– Мужчине не нужны телохранители, – гордо выпрямился Велевойс и, мгновение спустя, добавил. – Это я просил Зеслева не следовать за нами, чтобы… Ладно, некогда разговаривать. Едем, – он в последний раз обвёл взглядом кровавую поляну, выругался по-гисерски и тронул поводья, направляя коня к ведущей в горы тропе.

– Как тихо, – промолвила Кинана, когда они отъехали от поляны на полстадия. Широкая лесная дорога бежала на север, свежие следы коней были хорошо заметны на сыроватой земле, но собачий лай стих вдалеке. Зимний лес хранил сонное молчание, лишь высокие кроны сосен шумели под лёгким ветерком.

– Слишком тихо, – сказал Велевойс. – Я…

Его выдали размеры. Гигантская туша размером с хорошего вола и так сумела оставаться незамеченной необычайно долго, но хруст сухих веток под трёхпудовой когтистой лапой и колыхание кустов, задетых покрытым густой чёрной шерстью боком, привлекли внимание жертв. Зверь немедленно понял, что замечен, и тут же громко затрещали кусты, безжалостно сминаемые могучим телом. Ни рёва, ни рыка – лесной скиталец нападал молча.

Огромный, чёрный, похожий на медведя, но вдвое больше и намного быстрей, зверь вырвался из-за деревьев, и в два скока преодолел расстояние, отделяющее его от жертв. Огромным прыжком ликаркуд бросился на стоявшего ближе Велевойса. Вождь успел поднять лошадь на дыбы, и удар когистой лапы пришёлся в кобылу. С жалобным ржанием буланая завалилась набок, увлекая за собой всадника. Из распоротого поперёк брюха, на землю вывалились дымящиеся внутренности.

Гикнув, Кинана пустила Оникса вскачь, целя рогатиной в брюхо зверя, уже готового прикончить ошеломлённого падением Велевойса. Ликаркуд увернулся, но совсем не как обыкновенный зверь. Он отмахнул летящее к нему железное остриё лапой, точно вооружённый мечом человек, и тут же ударил в ответ. Лишь то, что Оникс был Ониксом уберегло коня и всадницу. Страшные когти прошли всего в полупальце от ноги Кинаны.

Придавленый к земле мёртвой лошадью, Велевойс отчаяно пытался вытащить ногу, а Кинана делала всё, чтобы отвлечь зверя от поверженного вождя. Не обращая внимания на призывы спасаться, она волчком крутилась вокруг ликаркуда, дразня его, подпуская почти вплотную и уворачиваясь в последний миг, чтобы близость добычи не дала зверю вспомнить о более доступной цели. Безумная игра со смертью, но надолго ли хватит удачи и сил? Велевойс, оставив пустые увещевания, подал, наконец, сигнал «вижу добычу». Оставалось надеяться, что помощь придёт раньше, чем выдохнется Оникс или ветреной Дихэ надоест помогать герийской царице.

Но волкомедведь не был обычным зверем, животная ярость и жажда крови не застили ему разум. Коварством и хитростью тварь не уступала самому страшному из зверей: человеку. После нескольких бесплодных атак ликаркуд не просто понял, что достать вёрткую цель нелегко – он понял, как заставить её вступить в бой. В очередной раз промахнувшись, он бросился не на Кинану, а к силящемуся высвободить ногу Велевойсу.

Кинана успела. Пустив коня в безумный карьер, она догнала зверя, когда до Велевойса, отчаянно сжимающего бесполезную рогатину, оставались считаные локти. Удар пришёлся ликаркуду прямо в оскаленную морду. Зверь замешкался на миг, но этого хватило Кинане, чтобы соскочить с коня и, с рогатиной наперевес, встать между ним и Велевойсом. Мысль «Даяра Неистовая, что я делаю?!» ещё успела мелькнуть у царицы в голове, а затем волкомедведь помчался на неё.

Шага за четыре до Кинаны чёрная туша взметнулась в прыжке, чтобы, походя, смять кажущуюся беззащитной жертву, и девушка сорвалась с места, выбрасывая вперёд рогатину – как учил отец: уверенно, мощно, вкладывая в удар все силы, целя в сердце. Попала! Рогатина вонзилась точно в грудь зверя, и сам он, силой своего прыжка, насадил себя по самую поперечную перекладину. Рёв ярости и боли сотряс высокие кроны деревьев. Кинана подняла голову, и её глаза встретили глаза зверя над оскаленной, истекающей кровью и слюной пастью. Человеческие глаза.

С бешеным рыком, насаженный на рогатину ликаркуд рванулся вперёд, но упёртое в землю древко, прижатое всем весом девушки, выдержало – благословите все бессмертные и даэмоны прочный селакский ясень. Зверь рванулся снова, и ещё, и ещё. Рогатина трещала, страшная пасть щёлкала так близко, что на спину Кинаны оседали горячие хлопья слюны, кинжально-острые когти едва не касались её волос, но и девушка, и рогатина держались, хотя мышцы уже сводило болью, а дерево похрустывало всё жалобнее. Кто сломается первым? Вдруг ликаркуд замер, давая царице мгновение передышки, а потом его лапы мягко легли на перекладину рогатины и окровавленное древко медленно, но неумолимо поползло из покрытой чёрной шерстью груди.

Не веря собственным глазам, Кинана яростно зарычала и изо всех сил ткнула рогатину вперёд. Зверь тут же рванулся к девушке, и она еле успела уткнуть древко в землю. Ликаркуд опять потянул рогатину из груди, и опять Кинана вонзила глубже, едва успев защититься от ответного рывка. И снова, и снова. Проклятая тварь раскачивала её, как дровосеки подпиленное дерево. Кинана рвала связки, с её губ рвался надсадный рык, не уступающий рёву чудища, кожаные перчатки едва не дымились, перед глазами плыло, но она держалась с истинно герийским упрямством. Вперёд и назад, вперёд и назад, толкнуть – упереть, толкнуть – упереть. Всё уже почти кончено, но пока ещё есть силы, упереть и толкнуть, упереть и толкнуть. Неестественно считать себя мёртвой, когда ты жива, а умирает, не значит умер, так ведь, мудрая Аэльмеоннэ? Толкнуть – упереть, толкнуть – упереть, толкнуть, толкнуть, толкнуть …

Лай собак донёсся издалека, и только сейчас Кинана поняла, что слышит его уже давно. Могучие гисерские псы, гладкошёрстые, крепконогие, с тупыми морщинистыми мордами, неслись по дороге, высоко подкидывая лапы и заливаясь надсадным лаем. Первый пёс прыгнул, целя зубами в ухо. Ликаркуд небрежно отмахнулся, захлёбывающаяся кровью собака покатилась по земле, но другие уже были рядом. Они набрасывались на могучего зверя со всех сторон, тот яростно отбивался когтистыми лапами, а Кинана, ещё не веря в случившееся, лежала на рогатине, не давая ликаркуду освободиться. В воздухе висел густой тошноворный запах крови.

Всадники вылетели на дорогу следом, пена летела с боков их полузагнанных коней. При виде желанной добычи раздался торжествующий вой, и они с ещё большим рвением, погоняя лошадей кинжалами, ринулись вперёд. Всех опередил двоюродный брат вождя Леверез. Он на полном ходу занёс рогатину обеими руками, и длинное стальное остриё со всего маха вошло прямо в сердце ликаркуда.

***

Аттал тяжело дышал, переводя дух. После столь долгой и бурной речи немудрено. За без малого четверть часа, на Кинану излился целый водопад отборной казарменной брани, но гисеры отнеслись к такой непочтительности с полным пониманием, равно как и к тому, с какой нескромностью Аттал ощупал свою царицу с головы до ног. Многие из них чувствовали примерно то же, а Зеслев даже несколько раз согласно кивнул, слушая сентенции герийского стратега о том, что Кинана легкомысленная идиотка, сумасшедшая и вообще какого сатира они вдвоём попёрлись по следу чудища, если надо было дать сигнал и ждать на месте? Надо полагать, сам Зеслев, хоть и был посдержаннее, думал совершенно о том же. Впрочем, Кинана понимала, что досадуют оба умудрённых мужа не столько на подопечных, сколько на самих себя. Оставить тех, кого клялись защищать, вдвоём, в лесу, где рыщет опасное чудище, дать этому чудищу едва не сожрать своих подопечных – облажавшемуся так не позавидуешь. Разумеется, вслух Кинана этого не сказала, да и вообще на Аттала не сердилась. Лицо стратега бледностью спорило с мелом, производя особенно сильное впечатление вкупе с иссиня-чёрными волосами и бородой.

– Прости меня, Аттал, я сглупила, – сказала царица, кладя руку на плечо агемарха. – Я постараюсь быть осторожнее, обещаю.

– Постараешься… – проворчал Аттал, но не отстранился. Пар уже выкипел, и стратег всё яснее осознавал, какую оплошность совершил. Кинане было его даже жалко. – Я как представлю, что явился бы в Грейю с твоими обглоданными костями…

– Зато теперь вождь нам обязан, – не разжимая зубов, тихо промолвила Кинана.

– Нет худа без добра… – буркнул стратег. – Я оставил тебя одну. Больше этого не случится.

– Ну, в баню и в уборную-то отпустишь? – усмехнулась Кинана.

– Она ещё и шутит… – хмыкнул Аттал недовольно, но девушка почувствовала, что именно такая неказистая шутка сейчас и требовалась. – Надо будет, и в баню вместе пойдём, – стратег исподлобья взглянул на царицу, и впервые в его обществе Кинана ощутила не опасность, а нечто иное. Что-то, в чём сама себе не вполне отдавала отчёт. Этому жестокому, гордому и своевольному человеку, прошедшему сотни битв и убившему сотни людей совсем не всё равно, что она, семнадцатилетня царица без царства, о нём думает. Это лестно.

– Прости, что подвергли тебя опасности, царица герозов, – Зеслев подошёл к ним и строго посмотрел в глаза Кинане. – Ты не бросила моего вождя и билась храбро. Я, кажется, понимаю, как тебе удалось одолеть Ангвеземеста. Спасибо тебе.

– Не за что благодарить, Зеслев, – в тон ему ответила Кинана. – Если бы мне не повезло так же, как вождю Велевойсу, уверена, он бы меня тоже не оставил.

– Не повезло… – хмыкнул Зеслев, почти так же, как недавно Аттал. – Ему повезло, что он вообще жив остался, да и тебе тоже. Кто, сломя голову, лезет в чащу и не смотрит по сторонам, долго не живёт. Впрочем, – тяжело вздохнул он, – сегодня мы все были не на высоте…

– Да уж, – скривился Аттал. Ему заметно не понравилось, что кто-то другой указал на его ошибку, хоть упрёк и не был высказан прямо.

– Главное, мы все живы и всё закончилось, – ободряюще улыбнулась Кинана. – Думаю, и я, и вождь Велевойс научимся на этой ошибке, мы ведь ещё молоды.

Пока они беседовали, вокруг кипела работа. Трое гисеров свежевали тушу. Ценный трофей доверили лучшим из лучших, но и те работали необычайно медленно. Прочие охотники занимались своими делами. Кто отдыхал после погони, расположившись прямо на земле с флягой в руке, кто протирал запареного коня, а кто попросту глазел на легендарного зверя. Большая компания собралась возле Левереза, с торжествующим видом показывающего всем свою рогатину, покрытую тёмной кровью по самую крестовину. Отец и дядя убийцы ликаркуда, находились тут же. Их лица сияли от гордости.

– Вот кто сегодня на горе, – недовольно скривился Зеслев. – Они и без того слишком громки на советах, а теперь ещё и это. И мать вождя, которая больше заботится о семье своего отца, чем сына…

Кинана понимающе кивнула. За неделю, проведённую у гисеров, она получила некоторое представление о местной политике. Клан Ровсеваз, из которого происходила Гезевра, подчиняется велевойсову клану Авсенз, но у варваров нет понятия о царском роде. Любой клан может стать главным, если все с этим согласятся. Ровсевазы – самая влиятельная семья в здешних краях. Прочие кланы Предгорий признали юного Велевойса верховным вождём-наизарком, опасаясь честолюбия Ровсевазов, те же стремятся править уже самим Велевойсом, в чём им потворствует его мать. Ещё несколько крупных кланов хотят того же, но для себя, сам же вождь ищет поддержки у мелких кланов и простых воинов. В такой путанице любое преимущество соперника может значить многое, а уж такое, как слава убийцы лесного скитальца… Младший из Ровсевазов молод, хорош собой и отважен. Не задумается ли кое-кто, что он стал бы лучшим наизарком, чем нынешний?

– Я одного не понимаю, – подумала вслух Кинана. – Как такое может быть, что мать стоит не за сына, а за кого-то ещё, пусть даже и родных братьев?

Ей вспомнилась Талая. Можно представить, что бы вышло, если бы её брат царевич Никомед осмелился косо посмотреть на Аминту. А лучше даже не представлять.

– Есть женщины, чьё лоно – плодородная земля, а есть те, чьё огонь, – веско сказал Зеслев. – Для первых важнее то, что из лона выходит, а для вторых – что входит.

Коротко кивнув, он отошёл. Кинана с Атталом переглянулись.

– Он что, имел ввиду, что мать вождя спит с собственным братом? – округлила глаза Кинана, из осторожности переходя на изысканный староомфийский.

– А что не гекзаметром? – усмехнулся агемарх. – Я бы поставил на племянника. Молодой, красивый. Если женщина в летах, но её кровь ещё горяча, это опасное сочетание.

– Ты так хорошо разбираешься в женщинах, Аттал? – иронично подняла бровь царица.

– Это не так сложно, – ухмыльнулся тот своей обычной наглой улыбочкой.

– И, как видно, невысокого о них мнения… – Кинана осторожно поднялась и поводила шеей, чувствуя зарождающуюся ноющую боль в натруженных связках плеч и локтей. Суметь бы завтра руку поднять.

– Обычно, они не заслуживают иного.

– И я тоже? – девушка через плечо покосилась на собеседника, так и не убравшего с лица ухмылку.

– Ты не женщина, ты царица, – невозмутимо ответил Аттал.

Охотники, наконец, сняли с туши покрытую длинной чёрной шерстью шкуру, и один из них с поклоном протянул её сидящему на камне Велевойсу. Все гисеры собрались вокруг, возбуждённо переговариваясь. Подошли поближе и Аттал с Кинаной. Велевойс принял шкуру из рук охотника и, чуть прихрамывая на повреждённую ногу, вышел вперёд.

– Тевз довсол дорозн парто авазвад… – начал он по-гисерски и Аттал тут же принялся переводить на ухо Кинане.

– Этот трофей должен принадлежать достойному, кто лучше всех проявил себя в ловле и был самым отважным. Его получит…

Молодой вождь обвёл взглядом охотников, жадно пожирающих взглядом заветную шкуру. На мгновение его взгляд задержался на двоюродном брате и его хвастливо выставленном на обозрение окровавленном копьё. Губы Велевойса тронула лёгкая усмешка, а затем он звучно произнёс:

– Кэнана, санаизарке герозор…

Перевода не требовалось. Повисла напряжённая тишина, и все глаза обратились на Левереза, мрачно смотрящего себе под ноги. Наконец, он поднял на Велевойса взгляд и медленно, с расстановкой произнёс что-то по-гисерски. Вождь спокойно ответил. Кинана коротко взглянула на Аттала, с усмешкой наблюдающего за разгорающимся спором.

– Спрашивает: это оскорбление? – ответил на немой вопрос Аттал. – Говорит, нельзя выше него ставить женщину и чужеземку. Говорит, это он убил зверя. Вождь отвечает: ты нанёс последний удар в спину. Она нанесла первый удар в грудь и билась со зверем один на один. Сколько бы ты против него продержался один? Варвар говорит: женщину нельзя ставить выше мужчины, она не может быть отважнее, это оскорбление. Вождь говорит: это не оскорбление, если она отважнее…

Все замолчали. Руки гисеров потянулись к оружию, глаза настороженно и цепко всматривались в каждого соседа. Одно движение, и тишина взорвётся кровавой схваткой. Кинана обеспокоенно огляделась: тридцать с небольшим гисеров, да они с Атталом. Вождь Анзас ни за кого, Зеслев и его семеро бойцов – люди Велевойса, а вождь Зорак открыто держит сторону Ровсевазов. Пятнадцать против одиннадцати, считая герийцев. Если только Леверез решится…

Рогатина Левереза взмыла вверх, окровавленное остриё метнулось к вождю, но ещё быстрее оказался Зеслев. Тяжёлый охотничий топорик свистнул в воздухе, и Леверез, схватившись за пробитую грудь, рухнул наземь. Вопль ярости пролетел по лесу. Ровсевазы схватились за оружие и… взвыли от боли. Копья и ножи людей Зорака вонзились в их доверчиво открытые союзникам спины. Горло Гослова перерезал сам Зорак, с которым дядя вождя безмятежно перешучивался несколько мгновений назад. Пара ударов сердца, и окровавленные тела троих Ровсевазов легли к ногам Велевойса, за всё время расправы не шевельнувшего и мускулом. Вождь сидел с чёрной шкурой в руках, на его лице играла зловещая усмешка.

– Ты сделал правильный выбор, Зорак, – промолвил он. В голосе переводившего Аттала почувствовалось неподдельное восхищение. – Ансаз, ты видел всё. Он ударил первый, вызова не было. Так?

– Не было, – вождь Ансаз ошеломлённо сглотнул, окидывая взглядом побоище. Его рука непроизвольно сжала нож, но видно было, что достать оружие он не решится.

– Я был в своём праве, Ансаз? – настойчиво повторил Велевойс. – Ты подтвердишь это собранию?

– Подтвержу, – Ансаз судорожно дёрнул головой. Очевидно, это должно было означать согласный кивок.

– Да будет так, – сказал Велевойс и обернулся к Кинане. – Твой трофей, царица герозов.

На руки царице легла покрытая неожиданно мягкой шерстью шкура. От чёрного меха тошнотворно пахло кровью.