Глава 17

— Мадемуазель, от вас что, водкой пахнет?

— Угу.

— Вы что, пьете?

— Нет, я умывалась.

"Турецкий гамбит"

Мелкий осенний дождь за окном. Дробный стук капель по подоконнику заставляет открыть глаза и встретить очередной день… без него. Я заставляю себя не считать их, но календарь безжалостно напоминает мне об этом.

Неделя… Десять дней… Пол месяца… с того дня, как я умерла. Меня захоронили в фамильном склепе вместе с моей пра-пра-пра-прабабушкой королевой Мелиссой. Моя душа покоится там, в душной тесноте, под тяжёлой каменной плитой.

А тело живёт. Оно ест, спит, пьёт, посещает ванную комнату. Оно даже умудряется улыбаться при встрече с университетскими друзьями — приятелями, делиться впечатлениями о жизни во дворце, подробно и обстоятельно рассказывать о выдающемся гении господине Сарториусе.

Сокурсники даже затащили меня на студенческую вечеринку, где мне пришлось быть гвоздём программы, рассказывая леденящую кровь историю о поисках королевы Мелиссы и героической битве с призраком.

Романтичные барышни закатывали глаза от страха, охали и падали в объятия смышлёных кавалеров. Прожжёные алхимики размышляли о способах уничтожения умертвия особо изощрёнными способами. Скептики сомневались в достоверности моего рассказа. В общем, было весело.

О моей душевной драме не знал ни кто. Я не делилась этим с сокурсниками. Мне было вполне достаточно ежедневных излияний по этому поводу по комперу от подруг, и задушевных бесед с Лизеттой. Иначе не стал бы петь наш голосистый Хантон душевную песню о любви, которая заставила рыдать моё сердце, потому что это была наша история…

Пересеклись дороги наши лишь на миг.

Твой взгляд один, и, вдруг, огонь в душе возник.

Во мне печаль поёт натянутой струной.

Ну почему ты не со мной, не со мной?


Ты далеко, а с тобой всё говорю.

Как объяснить, что всей душой тебя люблю?

Что без тебя жизнь стала серой и пустой.

Что все мечты мои с тобой, с тобой.


Свет горит в окне.

Где-то вдалеке

Он светит мне, лишь мне,

Лишь мне.


На небесах за нас давно всё решено.

Но никому об этом знать не суждено

Тот путь пройдём, что предназначен нам судьбой.

Я лишь молю, что б быть с тобой, с тобой.


Ыыыыы! Это что, такой оскал судьбы — злодейки? Я и так тоннами вливаю в себя валерианку, пустырник, даже фенобарбиталом иногда пользуюсь… не часто. А меня по оголённым нервам плетьми хлещут! За что?

— Хантон, что это за песня? — хватило сил спокойно задать вопрос.

— Понравилась? Услышал где-то…

— Угу… Не знаешь, кто автор?

— Да я не интересовался… Что ещё спеть?

Ребята стали просить его исполнить что-нибудь весёлое, а я отправилась домой.

Из весёлого, в моей голове сейчас остались только междометья и экспрессивные звукосочетания.

— …ять!

— … здец!

и

— Йух!

Выздоравливаю? Или осеннее обострение?

Распустилась ты, Петра! Ходишь, сопли на кулак наматываешь, вместо того, что бы предпринять хоть что-то!

А вот и нет! Я всю сеть пролазила, выискивая свежие сведения о профессоре Сарториусе!

Сарториус… Со дня похорон королевы я ни разу не назвала его по имени… Даже, когда набирала запрос в поисковике компера, руки непроизвольно дрожали.

Ну, если он так не хочет, что бы ты его нашла, пойди человеку навстречу… оставь его в покое! Займись чем-нибудь полезным, продуктивным!

Чем? Если мне даже в университете каникулы продлили, и половину экзаменов за следующий семестр поставили. Для этого мне хватило нескольких прочитанных лекций для студентов и преподавателей о моей научной работе под руководством профессора… ыыы… Сарториуса, медного купороса ему на завтрак!

Крестиком, что ли научиться вышивать? Или, вместе с Лизеттой, начать вязать пинетки будущему племяннику?

В жутком расположении духа я вернулась домой, где гадина — судьба добила меня визитом позднего гостя. Глядя на посетителя, я мысленно перебирала способы его медленного умерщвления. Нет, я не кровожадная… Но я плотоядная, и мне что-то сильно не хватает протеина!

Мой испепеляющий взгляд абсолютно не возымел на него никакого действия.

Алберт мирно распивал коньяк в обществе моей семьи и вёл с ними лёгкую, непринуждённую беседу. Разъярённая фурия в исполнении Петры Олмарк-Леманской не имела успеха у зрителей. Они словно меня не замечали.

— Добрый вечер, — прорычала фурия, изображая крайнюю степень недовольства.

— Добрый вечер, Петра! — радостно отозвался Алберт.

Ну, и зачем надо ТАК улыбаться? Добиваемся эффекта самовозгорания? Только что-то огнетушителей рядом не вижу, или брансбойта растянутого. Я же ещё и керосинчику добавить могу! Нет, улыбается, глазами зелёными сверкает!

Очень хотелось спросить: "Чё надо, барииин?". Сдержалась. Мелькнула мысль, что он привёз сведения о местонахождении Сарториуса, которого по распоряжению принца искали все службы королевства. Но вовремя поняла, что для этой миссии Жорж вряд ли послал ко мне Алберта. Или он по личной инициативе, так сказать…

— Нам надо поговорить, — спокойный голос, дружелюбгый взгляд.

Не обманывает? Хм… Видно будет.

— Я догадалась… — успокаиваюсь. — Ри, — поворачиваюсь к брату, — мы займём твой кабинет?

— Пожалуйста… Ужинать будешь?

— А гость уже ужинал?

По лицу Алберта пробегает волна недовольства, но он быстро берёт себя в руки, и улыбается так же ослепительно.

— Да.

— Тогда, не буду. Идем… Алберт, — говорю, делая усилие над собой. Ведь собиралась обратиться к нему на "Вы" и "господин Ланге".

Благодарный взгляд. Как хочется верить этим насмешливым зелёным глазам, которые могут быть такими искренними.

— Присаживайся…

В кабинете брата уютно. В детстве я любила играть под огромным дубовым письменным столом, сооружая из него пещеру первобытного человека. При желании, на внутренних стенках тумб до сих пор можно найти процарапанные силуэты животных. Да, я предпочитала реализм и делала наскальные рисунки… мелом. А вход в мою пещеру закрывала шкура бурого медведя…

— Я прекрасно понимаю, что ты меня не ждала.

Гость уселся в кресло, предназначенное для посетителей. Я заняла место хозяина.

— Не ждала, ты прав.

Смотрю Алберту в глаза, пытаясь понять, кто он сейчас? Друг? Мнимый влюблённый? Или офицер тайной службы Его Величества?

— Я приехал извиниться перед тобой, — я подняла бровь, типа, удивилась. — И всё объяснить.

Смущённый Алберт, это конечно занимательное зрелище.

— Я слушаю.

— Петра, я виноват перед тобой в том… что пытался использовать тебя… в своих личных целях.

Было видно, что говорить ему трудно. Алберт делал паузы, подбирая слова, отводил виноватый взгляд, нервно сцеплял и расцеплял пальцы.

— Я это поняла…

— Когда? — сцепил пальцы, подпёр подбородок.

— Точно не скажу, но… сразу, наверное. А на яхте я убедилась в этом окончательно.

— Всё правильно… — расцепил пальцы. — На яхте я всё окончательно испортил!

— Нечего было портить, — успокоила я его невесело.

— Я мог… Нет, я должен был тебе объяснить всё сразу. По крайней мере, это было бы честно по отношению к тебе!

— Объясни сейчас… Я постараюсь понять тебя.

— Понимаешь… я… Я не могу любить.

— В каком смысле? — напряглась я от ТАКОГО признания. Это он про чувства или физиологию? Не с первым, ни, тем более, со вторым, я ему помочь никак не могла.

— Я не способен полюбить девушку, — успокоил, спасибо… — Сначала это меня не волновало. Примерно лет до двадцати. А потом мне показалось странным, что друзья вокруг меня флиртуют, влюбляются, заводят романы, женятся, я же — как замороженный. Мне, конечно, нравятся девушки. Я понимаю их красоту, и телесную, и душевную. Но дальше этого понимания дело не идёт. Родители тоже стали беспокоиться, видя мою холодность. Друзья в нетрадиционности подозревали, — на его щеках проявился лёгкий румянец. Как мило. — Можно было бы плюнуть на это… Но, я чувствовал себя ущербным. Мне было недоступно то, о чём так страстно пишут поэты… — он судорожно сглотнул, помолчал, собрался с мыслями. — Я решил узнать причину моей… нет, не болезни. Не могу подобрать слова.

— Душевного анабиоза, — предложила я ему термин.

— Точно! Врачи тут бессильны по понятным причинам. Маги тоже не помогли. Проклятья никакого на мне не было.

— Типа "Венка безбрачия"?

— Да. Тогда я оккупировал королевскую библиотеку и стал искать хоть что-нибудь, что могло мне подсказать… помочь… Я нашёл, Петра. Нашёл старую, рукописную книгу, в которой рассказывалось о путешествиях одного рыцаря по миру. Думаю, это были его путевые заметки. Так вот этот рыцарь описал одно уникальное место в горах Ришна, которое исполняет желания.

— Исполняет желания? Что, как в сказке?

— Не совсем. Оно даёт ответы на твои вопросы. А что с этим делать, человек уже решает сам!

— И что, всё так просто? — засомневалась я в его правдивости.

— Нет, не просто. Во-первых, это место труднодоступно. Во-вторых, работает оно, если можно так выразиться, оно всего два раза в год. В дни весеннего и осеннего равноденствия, когда все силы уравновешиваются в Природе. И только в эти дни, тем, кто проведёт сутки в медитации на вершине горы, открываются тайны. Да и то не всем. На праздные вопросы, типа, как выиграть миллион, ответа никто не получит. Только на жизненно важные…

— И ты побывал там? — почему я спросила с такой надеждой?

— Да…

— И получил ответ?

— Да… — он опустил голову и долго молчал. Я не понукала его, ждала, когда сам будет готов, — .Это моя карма. Расплата за прежнюю жизнь, в которой я очень плохо обошёлся с любившей меня женщиной…

— Ты… — я собралась с духом, — бросил её?

— Нет… хуже. Я обрёк её и… нашего ребёнка на смерть.

— Хлор! — у меня мурашки побежали по всему телу.

Лицо Алберта имело такое скорбное выражение, словно этот страшный поступок он повторил и в нынешней жизни.

— А она, умирая, молилась за моё благополучие! Петра, я имел в той жизни такое прекрасное чистое чувство!!! Но я отрёкся от него, в угоду каких-то политических целей. А в этой жизни всё наоборот. Я имею всё, о чём мечтал в той, но только не могу полюбить… как бы я этого не хотел!

— Ангидрит твою, Алберт! И что?! Как от этого избавиться? Ты узнал?

— Узнал, — он тяжело вздохнул и снова посмотрел на меня виновато. — Через какое-то время я должен был встретить девушку, которая своими усилиями…

— Усилиями? — поразилась я. — Не чувствами?

— Усилиями, — подтвердил Алберт, снова вздохнув, — помогла бы мне научиться любить. Я подумал, что это ты. Прости! Ты была моей надеждой!

Он что-то ещё говорил о своих мечтаниях, надеждах, но я не слушала, обдумывая его слова. Мне не давало покоя слово "усилия". Не любовь, не нежность, а усилия. Ведь где-то… только что… это было… Леда!!!

— Алберт, ты ошибся…

— Я это понял, и теперь мне никто… Всё бесполезно…

— Ты ошибся в выборе девушки! И она тоже ошиблась в выборе объекта, так же как и ты, и потерпела фиаско! Вас судьба свела вместе, а вы не поняли!

— Ты это о ком? — глаза Албертанемного повеселели.

— О Леде конечно! Она же Сарториуса два месяца обрабатывала, воздействуя на его ментал. Два месяца пыталась внушить ему любовь!

— Дьявол!!! — побледнел Алберт. — Какой же я…

— Не ругайся! А почему ты Ванессу не попросил рассчитать? Вон как у неё всё правдиво получается?

— Я… постеснялся.

В горы Ришну пойти, это ему раз плюнуть! А сестру друга попросить расчёт сделать — слобо! А ведь Ванесса на самом деле великолепная предсказательница. Принца через неделю определила, на одних расчётах. Вот только с Александром заминка вышла. Его из памяти Ванессы тоже убрали, и она не могла всё взять в толк, чего это он её опекает? А когда по результатам математического анализа поняла, что это её родной брат, целый день пребывала в шоке от того, что не смогал сразу догадаться.

— Дурак ты, — выпалила я. Не обиделся? Согласен со мной. Нуу, что же… Всё! Я его услышала, поняла и простила! Он не издевался надо мной, а пытался, очень пытался полюбить. Я и сама виновата в этой путанице. Ведь с самого знакомства больше всех общалась именно с ним. Вот и сбила парня с нужного направления. Теперь мне надо ему помочь! Как? Уговорить Леду повторить свой эксперимент. Ведь влюбляться в него самой не надо! Или надо? — Алберт, а девушка должна сама полюбить тебя?

— Я точно сказать не могу, но, мне кажется, нет, не должна… Ты ведь не… Прости.

— Не бери в голову! — во мне зашевелился червячок азарта. Вот оно, полезное дело, которым я займусь. — Я уговорю Леду… — взвесила в уме аргументы, которыми буду убеждать подругу, — уговорю! И пусть только попробует отказаться, психолог-эмпат хлорноватистый! Ты согласен?

— Разумеется! — глаза Алберта снова сияли жизнью, улыбка сводила с ума.

Бы… Сводила БЫ с ума, если бы не один сероводородный профессор, запудривший мой мозг. Ну, да не о нём сейчас речь.

— Петра, это ещё не всё! — остановил меня Алберт, так как я уже собиралась подниматься из кресла.

— Да? А что ещё? Мне надо этого бояться? — спросила игриво, а у самой сердце в желудок ухнуло. Лицо Алберта стало уж слишком серьёзным.

— Рассказал я тебе всё, — слава богам, я вздохнула облегчённо, — но… Я ведь не за твоей помощью пришёл, а как раз наоборот. Что бы тебе помочь, подсказать…

— Мне?..

— Я же был там… в горах Ришна. Этой осенью ты уже не успела, но весной…

Он смотрел на меня с какой-то странной надеждой. Я верила в его искреннюю помощь, но… Зачем?

— Зачем мне идти в эти горы?

— Что бы найти ответы на свои вопросы…

— Ты считаешь, что я их не знаю? — сказала с такой горечью.

Мне не хотелось сейчас высыпать на него весь тот мусор, который скопился в моей буйной голове. Ответов на вопрос, почему ОН ушёл, у меня было достаточно.

Первый — испугался моего титула. Очередная, три тысячи восемьсот тринадцатая благодарность обоим королям за моё величие!

Второй — я слишком непредсказуемая, и поэтому надо держаться от меня подальше. Уж больно много мороки с такой спутницей. То по морю куда-то топает, то в огонь лезет, то с призраками подземелье не поделит. Глаз да глаз нужен.

Третий — отбор закончился, и он вернулся к своей семье. Мужчина то он взрослый, вполне мог уже давно обзавестись и женой, и детишками. А лёгкий, ни к чему не обязывающий флирт с ученицей… Кому же неприятно приятно провести время? Ведь замуж он меня не звал, в отличие от моих, более счастливых подруг. И Хлоя, и Селена сразу после бала красовались в новых колечках, закрепивших их статус невест. А я даже внимания на это обстоятельство тогда не обратила. Так счастлива была…

Четвёртый — разлюбил… Так быстро? А что, так бывает, резко захотелось, резко расхотелось… С первого взгляда влюбился, со второго задумался, с третьего испугался, с четвёртого смылся. Нормально!

Пятый… ну, и так далее. Фантазия у меня бурная. Думаю, что какая-нибудь из причин является достоверной. А то и сразу несколько.

— Ты не думаешь, что можешь ошибаться? — тоном профессионального психотерапевта поинтересовался гость.

— Алберт, прошу, не начинай! Мне достаточно промывальщиков мозгов. Лизетта, пользуясь своим положением, ежедневно ведёт со мной душеспасительные беседы, а я не могу отказать беременной женщине. Кстати, спасибо тебе за избавление от сегодняшней порции слезливых историй со счастливым концом, где все жили долго и счастливо, и умерли в один день… перепив денатурата.

— Так докучают?

— Докучают?! Слово-то, какое… Нет, хы, они не докучают! Они долбят кору моего головного мозга, надеясь доковыряться до древесины! А я, между прочим, от этого страдаю…

Хм, про страдания, это я зря сказала. Имела то я ввиду одно, а он поймёт другое… Хлор, сама запуталась!

— Значит, весной в горы ты не пойдёшь?..

— Почему это ты так решил? Может, и пойду… Кто знает, что произойдёт за эти пол года. Я, например, в начале лета считала, что у меня будут очередные весёлые студенческие каникулы, а вместо этого я… ладно. Забыла…

Угу, себе то не ври. Забыла она! Целых три раза забыла, и сто тридцать три раза вспомнила.

— Если надумаешь, обращайся! Я тебя провожу.

— Спасибо! А туда далеко добираться?

— Не близко. Это надо на корабле миновать Темский полуостров. Через пески не пройти.

— Ну, это смотря как идти… Я пройду.

— Серьёзно? — удивлён, словно я скрывала эту информацию.

— Я к хиппам уже несколько лет езжу. Хорошие ребята, открытые. Между прочим, Танец Огня они меня научили танцевать.

— Да ты что?!! А вы тогда нас так поразили… — поцокал он языком. — Сначала двигаются, как самые соблазнительные гурии, потом огонь, словно домашнего кота, глядят… Я бы многое отдал за повторение того танца.

— Вот будем у хиппов, станцую, — ехидно усмехнулась. — Только будь готов к тому, что то, что ты видел на "Вилле Рос" — цветочки! А весь танец — это, я тебе скажу, ягодки-арбузы!

— О, я уже в предвкушении!

— Леда тоже со мной к хиппам напрашивалась. Так что в путешествие можно будет отправиться втроём!

Повисла неловкая пауза. Вроде всё сказано… Но остался один, очень щекотливый вопрос. Каждый из нас это понимал, но не решался его затронуть. Я думала, что если бы Алберт знал что-то о Сарториусе, то сказал бы мне. А он ждал моего вопроса. Но я молчала.

Гордость? Нет. Страх, услышать что-то ужасное… или неприятное для себя. Я безумно хотела узнать правду, и также безумно этого боялась.

Опасаясь поднять на своего гостя глаза, взяла со стола карандаш и начала крутить его в пальцах.

— Петра, — заискивающий голос Алберта, — ты не обидишься, если я спрошу…

— У, — пусть понимает как хочет.

— Что ты чувствовала, когда… ну… я…

Поняла. Ему интересны мои ощущения от его поцелуев. Леда изобразила бы в этом месте кавычки.

— Как бы тебе не пришлось на меня… Ой! — прикрыла ладонями рот, поняв, что только что сморозила.

— Что, — сморщил он нос, — так противно?

— Алберт, прости! Ты не сердишься на меня?

— Не сержусь! Но, ты скажи. Противно, да?

— Нет. Холодно… как от мороженой рыбы. Ой!

— Да не ойкай ты! Не ты первая так говоришь, — усмехнулся Алберт задорно. — Нет, что бы научить…

— Чего научить? — вытаращила я на него глаза.

— Целоваться, — продолжал смеяться этот нахал.

— Ты смеёшься надо мной, да? — надула губки и нахмурила бровки.

— Я совершенно серьёзно! Научи, а?

Я с интересом уставилась на это зеленоглазое чудо. И на что это он меня подбивает? А действительно, на что? Я, судя по последним достоверным сведениям, девушка свободная, можно сказать одинокая. Почему же я не могу оказать своему другу столь незначительную услугу?

Не знаю, то ли выпитый на вечеринке бокал вина, наконец, сделал своё хмельное дело, но трезвым моё решение назвать было нельзя. Я согласилась!

Конечно. Я же теперь профи в этом деле!

— А давай! — Грациозно выползла из-за стола, приняла, как мне показалось, нужную позу и сообщила Алберту: — Что тебе нравится в моих губах?

— Они розовые, — верно подметил парень. — Достаточно пухлые… Всё.

— Уффф, — я с сожалением посмотрела на этого ловеласа. — Если ты будешь так думать о губах девушки, ты никогда не поцелуешь её по-настоящему!

— Объясни!

Легко… давать советы. Ну, Петра, назвалась сексинструктором, выполняй поставленные задачи.

— Ты, какие фрукты любишь?

— Виноград, — пробормотал ошарашенный Алберт, с недоверием взирая на меня.

— Сейчас устроим.

Я сбегала на кухню и принесла блюдо с виноградом для гостя и грушами для себя. Оторвала небольшую гроздь от большой ветки и протянула ему под нос.

— Рассказывай мне, что тебе нравиться в винограде!

— Он такой… плотный и, одновременно, упругий, — сверкнул на меня глазами Алберт. — Он прозрачный, как янтарь, — я оторвала ягоду и поднесла ко рту парня. Он чуть коснулся её губами. — Его кожица бархатистая и тёплая, — я провела виноградиной по его губам, — а под ней находится сочная сладкая мякоть, которая так и манит… — я положила виноградину ему в рот. — Ммм

— Вкусно?

— Божественно!

— А теперь так же романтично о губах девушки!

— Я понял, Петра! Может, перейдём непосредственно к процедуре?

— Ууу… Мне надо… расслабиться!

— Как на яхте? — усмехнулся он.

— Да! Сейчас принесу! — Я спустилась в гостиную, где у камина всё ещё сидел Рихтер, взяла со стола недопитую бутылку коньяка и бокалы. — Ты, из какого пил? А, не важно…

— Петра! — удивился мне в спину брат.

— Так надо, Ри! Я уже большая!

Рихтер промолчал. Наверное, решил, что за один вечер я не сопьюсь. И пьяная, но нормальная сестра лучше, чем трезвая, и прибывающая в чёрной депрессии.

Алберт разлил коньяк по бокалам. Мы чуть стукнулись ими и выпили. Он пригубил, я почти залпом и до дна. Долго пыталась продышаться и сообразить, чем надо тушить пожар в горле.

— Лихо!

— Водички дай, — прохрипела, судорожно тыкая пальцем в графин с водой.

Хлор, Петра, не умеешь пить, так хоть за знающими людьми понаблюдай! Глотонула, как воду!

— Лучше?

— Спасибо! Зато голова зашумела сразу…

— Я могу уже попробовать? — приблизился он ко мне, внедряясь в мою интимную зону.

— Пробуй, чего уж там…

Алберт наклонился и коснулся меня достаточно напряжёнными губами. Но на мороженую рыбу это уже не походило. Потом осторожно раздвинул мои губы своим языком…

Я отшатнулась.

— Прости… Я не могу…

— Понимаю. Но, ты оттолкнула меня не сразу!

— Да. Ты делаешь огромные успехи! У тебя получилось нежно, чувственно… Это я не могу…

— Спасибо тебе, — он одобрительно похлопал меня по руке.

— Не за что… Давай я тебя провожу до твоей комнаты.

Я чувствовала себя смущённой, а Алберт сиял. Хотя бы одному из нас хорошо.

На пороге его комнаты он чуть придержал меня за руку.

— Завтра продолжим?

— Ууу… Спокойной ночи!


Назавтра ничего продолжать не пришлось Пошутил он так. С самого утра Алберт возвращался в столицу через университетский портал. Я пошла проводить его. За одно на лекциях посижу. Хоть как-то отвлекусь.

Пока мы шли по коридорам университета, я поймала столько завистливых женских взглядов на себе и восхищённых на Алберте, что задумалась над справедливостью его заявления о том, что помочь ему, кроме нас некому. Судя по готовности девушек познакомиться с этим красавцем немедленно, помощниц он мог найти навалом. Просто он не там искал.

В кабинет ректора заходить не стала. Чмокнула Алберта целомудренно в щёку и повернула в сторону лекционной аудитории.

— Пиши! — услышала в спину.

Кивнула головой, не останавливаясь.

В перерыве между лекциями в нашу аудиторию прибежал запыхавшийся ректор и срывающимся голосом сообщил, что только что получил письмо от господина профессора Сарториуса, в котором он извещает о том, что в следующем семестре сможет прочитать курс лекций в нашем университете. И что это он выполняет просьбу его ученицы герцогини, а теперь принцессы Алфеи Олмарк-Леманской!

Аудитория взорвалась аплодисментами, ректор чуть в ноги мне не бухнулся, а я поклялась накормить этого гения бертолетовой солью! А потом наесться самой…за компанию.

Загрузка...