Если уходят пришельцы

4.

– Говорил уже – совсем не учил! Но задолго до этого узнал я о научных подвигах Николая Ивановича Вавилова, а он, между прочим, свободно владел двадцатью двумя языками. Удивляюсь, как он в них не путался! Я Вавилова тогда боготворил и только позже в нем разочаровался. Но об этом – как-нибудь потом. Вавилова тогда весь мир почитал. Вот я однажды проснулся и почувствовал, что свободно владею двадцатью двумя языками, как Николай Иванович. В общем, стал я с той поры настоящим полиглотом!

– Дед! Давай без приколов! Видите ли! Проснулся – и стал! А где тяжеленный труд? Ты меня за кого принимаешь? – не сдержался я от разочарования.

– Ну, что ж! Вот ты и попался! – бурно обрадовался дед. – Оказывается, и сам понимаешь, что работать всё равно придется! Но у меня, верь или нет, тогда случилось всё запросто, само собой! Как бы тебе объяснить… Не с того места мы сию историю ворошим… Да, уж ладно! Расскажу! Мне было тогда всего-то лет десять или одиннадцать. Я до самозабвения увлекался астрономией, в чем мне помогал наш учитель физики и астрономии, Николай Петрович. Правда, астрономию в школе мы ещё не изучали, но с его помощью я уже соорудил свой телескоп. Инструмент получился знатным, хотя всего-то девяносто крат. Трудно передать, сколько излилось наших восторгов, когда с Николаем Петровичем впервые посмотрели в ночное небо! Он и сам-то забыл, что давно не мальчишка – радовался не меньше моего, созвездия разные показывал и называл их, как положено! Кассиопея, Северная корона, Медведицы – Большая и Малая, Сириус, Вега в созвездии Лиры, Альтаир, Денеб. Крохотный с виду Мицар – мы им своё зрение проверяли… Южное небо Украины, оно ведь, Сережка, чернющая бездна! Не то серое пространство, которое в твоем сером Саратове! А в Украине небо даже на ощупь – полноценный бархат. И все звезды мерцают, переливаются. Видны все-все, от крохотных пылинок до светящихся шаров! Далекая и неизведанная красота нашего бескрайнего мира тогда надолго увлекла моё воображение! Ни о чём ином я и думать не мог! Только небом и грезил! Только и ждал ночи!

– А линзы, дед, ты сам шлифовал?

– А! Заинтересовался! Было дело… Правда, для начала Николай Петрович кое-что, похожее на линзы, где-то сам раздобыл. А потом мы долго пыхтели над конструкцией своего телескопа. Проблем там было много. Не только с линзами, но и с фокусными расстояниями. А ещё тубус – конусную трубу нужной длины пришлось из бумаги клеить. Слой на слой. Удивительно прочно вышло! Штатив соорудили непростой, регулирующийся по высоте, окуляр с поворотным зеркальцем приладили, чтобы шею не скрутить… Я, когда делали, торопился, всё подгонял – хотелось поскорее наблюдением заняться, а не технической рутиной, но Николай Петрович притормаживал, учил меня терпению. «Поторопишься, говорил он, любое дело испортишь! В работе всякий шажок важен и требует к себе подлинного уважения! Хотя, кто же спорит, последний шаг – он самый приятный! Однако и первый, самый трудный, может радость доставлять! Но лишь потом, после трудной победы».

– Дед! А каким же боком твой телескоп с английским связан?

– Не перебивай старших! Не то бестолочью останешься, внучок мой любимый! – сказал дед строго, но с доброй усмешкой. – Всё тебе сразу подай!