Если немного помечтать... Уборка орбит и ремонт спутников

Кори Доктороу. Прыгуны по измерениям

Поймите меня правильно — мне нравится первозданная природа. Мне нравится, когда небо чистое и голубое, а в моем городе не громыхают автомобили и отбойные молотки. Я не приверженец технократии. Но, черт побери, кто бы отказался от полностью автоматизированного, самозаряжающегося личного оружия с лазерной наводкой? Как вам такая фразочка? Я наконец-то выучил ее однажды вечером, в очередной раз услышав от очередного прыгуна. Когда тот стоял у меня в спальне, наставив свою «пушку» на другого прыгуна, и перечислял ее многочисленные достоинства: «Это полностью автоматизированный, ля-ля-ля… Брось оружие, руки за голову, ля-ля-ля…». В тот месяц я слышал подобный диалог почти каждый день — всякий раз, когда прыгуны из другого измерения катапультировались в мой дом, ранили его, разбивали окно, рыбкой ныряли на улицу и гонялись друг за другом по моему злосчастному городку, ломая все подряд, до полусмерти пугая зевак, а затем перескакивая в другое несчастное измерение, чтобы продолжить это развлечение уже там. Сволочи.

А мне оставалось лишь как следует кормить свой дом песком, чтобы заменить разбитые окна. Если нашествие прыгунов будет продолжаться, то придется дать ему команду отрастить ноги и отправиться на берег. Кстати, ну почему, черт подери, это безобразие всегда происходит в моем доме?

Снова заснуть мне сегодня уже не удастся, это точно. Осенний ветер, врывающийся в разбитое окно, приносил запахи клена, лесного перегноя и сена, но был настолько холодным, что при выдохе появлялся пар, а все тело покрылось гусиной кожей. Кроме того, разгром на улице прыгуны устроили оглушительный — сплошной грохот и вопли раненых домов. Утром домохозяевам работенка найдется, тут и говорить нечего.

Поэтому я напялил халат и шлепанцы, проковылял по лестнице на кухню, нацедил в кружку кофе из одного соска, добавил молока из другого, выждал, пока уличный кавардак переместится к полям, где созревали велосипеды, вышел и постучал в дверь Сэлли.

Окно ее спальни распахнулось, показалась голова.

— Это ты, Барри? — спросила, она.

— Да, — отозвался я, пытаясь разглядеть ее сонное лицо сквозь вырвавшееся изо рта облачко пара. — Впусти, а то помру от холода.

Окно закрылось, через секунду распахнулась дверь. Сэлли накинула на свои широкие плечи пуховое одеяло, оставшись под ним в просторной ночной рубашке, из-под которой выглядывали хорошо мне знакомые кончики длинных пальцев. Когда-то у нас с Сэлли был роман. И отношения стали настолько серьезными, что мы состыковали наши дома и соединили кровати. Когда я ее щекотал, она поджимала пальцы на ногах. Мы и сейчас друзья — черт, наши дома и поныне стоят рядом, — но я уже пару лет не видел, как она поджимает пальцы.

— Господи, неужели сейчас три часа ночи? Не может быть! — воскликнула она, когда я шмыгнул в теплое нутро ее дома.

— Может. Борцы с преступностью в иных измерениях плюют с высокой колокольни на распорядок дня простых смертных. — Я плюхнулся на кушетку и уселся по-турецки, сунув окоченевшие пятки под бедра. — И меня уже тошнит от этого дерьма, — заявил я, массируя виски.

Сэлли уселась рядом, накрыла мне колени стеганым одеялом и стиснула мою руку:

— Мы все от этого страдаем. Джефферсоны уже собираются перебраться в другое место. Они написали двоюродным родственникам в Ниагара-Фоллз, и те ответили, что ни о каких прыгунах там не слыхали. Но хотела бы я знать, сколько нам еще предстоит терпеть?

— Понятия не имею. Прыгуны могут убраться хоть завтра. Не могут же они заявляться сюда вечно?

— Джинна обратно в бутылку не затолкаешь. Раз у них теперь есть прыгалки для скачков в другие измерения, то не рассчитывай, что в один прекрасный день прыгуны просто забросят их куда подальше.

Я не ответил — возразить было нечего — и лишь сидел, тупо уставившись на абстрактную мозаику, покрывающую стену ее гостиной: тесно подогнанные кусочки алюминия, пластика, несъедобного даже для самого всеядного дома, редкие кусочки обкатанного волнами стекла, иногда попадающегося на берегу, и сгруппированные по цвету кусочки винила.

— Тут дело в другом, — продолжила она. — Мы. отказались от технократических идей, отыскав то, что работает лучше. Никто ведь не заявлял, что, мол, технократия слишком опасна и от нее нужно избавиться ради нашего же блага. Она попросту отжила свое. Стала несовременной. Но для этих парней прыгалки никогда не устареют.

На улице продолжался грохот, который время от времени перемежался чмокающими звуками торопливо уползающих прочь домов. Дом Сэлли сочувственно вздрогнул, по мозаике волнами прошла рябь.

От толчка кофе в кружке заколебался. Я вытянул руку, чтобы не залить одеяло, и плеснул немного на пол. Дом принялся жадно всасывать лужицу.

— Никакого кофеина! — воскликнула Сэлли, вытирая следи кофе чулком. — От него дом становится слишком нервным.

Я уже открыл было рот, чтобы высказаться по поводу сумасшедших теорий Сэлли насчет домов, якобы способных заменить мужа, но тут дверь сорвало с петель. В гостиную ворвался прыгун в нелепой технократической броне, уселся и трижды выпалил в сторону двери: один заряд прошел сквозь дверной проем, а два других опалили плоть дома.

Мы с Сэлли нырнули за кушетку как раз в тот момент, когда в дверь вкатился второй прыгун и открыл ответный огонь; он не попал в противника, зато начисто снес со стены мозаику; Все мои органы ухнули туда, где они обычно спасаются в подобные моменты.

— Ты цела? — крикнул я сквозь грохот.

— Вроде бы, — отозвалась Сэлли. В паре дюймов над ее головой в стену врезался зазубренный кусок пластика. Дом взвизгнул от боли.

От шального заряда кушетка вспыхнула, и мы проворно отползли. Второй стрелок отступал под залпами, а первый исполнял механизированные гимнастические упражнения по всей гостиной, увертываясь от направленных в него выстрелов. Наконец второму удалось смыться, первый повернулся к нам, сунув оружие в кобуру.

— Очень сожалею насчет беспорядка, ребята, — пробурчал он сквозь забрало шлема.

Я онемел от возмущения. Однако Сэлли приставила к уху согнутую ладонь и гаркнула:

— Что?!

— Извините, — повторил стрелок.

— Что?! — снова крикнула Сэлли, затем повернулась ко мне: — Ты слышишь, что он там бормочет? — При этом она мне подмигнула.

— Не-ет, — протянул я. — Ни слова не разберу.

— Извините, — сказал он, на сей раз громче.

— Мы! Тебя! Не понимаем!

Прыгун раздраженно поднял забрало и рявкнул:

— Мне очень жаль, ясно?

— Сейчас узнаешь, что такое «очень жаль», — пообещала Сэлли и ткнула ему большим пальцем в глаз. Прыгун взревел и закрыл перчатками лицо, а Сэлли выхватила у него из кобуры «пушку». Затем постучала рукояткой по шлему, чтобы привлечь внимание, и отошла на несколько шагов, нацелив оружие на незваного гостя. Тот уставился на нее уцелевшим глазом, в котором стало постепенно отражаться понимание ситуации, поднял руки и сплел пальцы на затылке (см. процедуру ареста, пункт такой-то).

— Скотина, — припечатала Сэлли.

Звали этого придурка Ларри Роман, что объясняло слово РОМАН, нанесенное по трафарету на каждой части его доспехов. Выковырять его из брони оказалось задачкой посложнее, чем добыть мясо из клешни омара, и на протяжении всей этой процедуры он ругал нас последними словами. Но Сэлли невозмутимо держала прыгуна на прицеле, пока я стаскивал с него пропотевшую скорлупу, а затем связывал запястья и лодыжки.

Дом Сэлли был серьезно ранен, и я сомневался, что он выживет. В любом случае, его побелевшие и утратившие эластичность стены указывали на серьезность проблемы. Отобранная у Романа прыгалка оказалась любопытным и компактным устройством — ромбовидным, размером с предплечье, на вид отлитым из единого куска металла и покрытым непонятной мешаниной органов управления, словно впрессованных в его поверхность. Я осторожно положил ее на пол, не желая случайно перенестись в другое измерение.

Роман наблюдал за мной здоровым глазом (тот, в который ткнула Сэлли, набух и заплыл) со смесью возмущения и тревоги.

— Не волнуйся, — успокоил его я. — Играться с этой штуковиной я не стану.

— Зачем вы это делаете?

Я кивнул в сторону Сэлли:

— Это ее шоу.

Сэлли пнула тлеющую кушетку.

— Вы убили мой дом, — заявила она. — Вы, свинячьи задницы, постоянно вваливаетесь сюда и начинаете пальбу, совершенно не думая о людях, которые здесь живут.

— Как это — «постоянно вваливаетесь сюда»? Да сегодня трансустройство вообще было использовано впервые.

— Ага, конечно, — фыркнула Сэлли, — в вашем измерении. Ты немного отстал от жизни, парень. Эти гребаные прыгуны уже несколько месяцев носятся здесь и палят куда ни попади.

— Врете, — не поверил парень. Сэлли облила его ледяным презрением. Я мог бы сказать ему, что одолеть Сэлли в споре невозможна Я так и не узнал ни единого способа переспорить ее, но тупое отрицание здесь точно не сработает. — Послушайте, я офицер полиции. А тот, кого я преследую — опасный преступник. Если я его не поймаю, вам всем будет грозить опасность.

— Да неужели? — протянула Сэлли. — Даже еще б6льшая опасность, чем та, которой вы, придурки, нас подвергаете, когда палите в нас?

Парень сглотнул. Лишившись брони и сидя в одном хайтековском нижнем белье, он наконец-то испугался.

— Я лишь исполнял свою работу. Защищал закон. А вот для вас это кончится большими неприятностями. Мне надо поговорить с кем-нибудь из местного начальства.

Я кашлянул:

— В нынешнем году начальство — это я. Я здешний мэр.

— Да вы шутите!

— Это административный пост, — сообщил я. В свое время я изучал древнюю историю и знал, что обязанности мэра некогда были совсем другими. Но я хорошо умею вести переговоры, а в наши дни это основное требование к мэру.

— И как вы собираетесь со мной поступить?

— Уж что-нибудь да придумаем, — заверила его Сэлли.

На рассвете дом Сэлли умер. Он испустил душераздирающий вздох, а из его сосков начала сочиться черная жижа. Воняла она отвратительно, и мы отвели дрожащего от холода пленника в мой дом.

Здесь было ненамного лучше. В разбитое окно спальни всю ночь дул холодный ветер, из-за чего нежные внутренние стены с тонкой корой покрылись изморозью. Но мои окна выходили на юг, так что, когда встало солнце, в уцелевшие окна полился маслянисто-желтый свет, прогрел стены, и я услышал, как внутри заструился сок. Мы налили себе кофе и продолжили спор.

— Я ведь уже говорил: где-то неподалеку бродит Осборн, а у него мораль шакала. Если я его не поймаю, всех ждет беда. — Роман все еще пытался убедить нас вернуть ему снаряжение и отпустить в погоню за злодеем.

— Кстати, а что он такого натворил? — поинтересовался я. Мне не давало покоя чувство гражданской ответственности — а вдруг этот парень действительно опасен?

— Да какое это имеет значение? — проговорила Сэлли. Она забавлялась с костюмчиком Романа, давя в пыль силовыми перчатками камешки из моего настенного орнамента. — Все они ублюдки. Технократы, — процедила она и раздавила очередной камешек.

— Он монополист, — ответил Роман, словно это объясняло все. Наверное, он правильно понял выражение наших лиц, потому что продолжил: — Он старший стратег в компании, которая делает сетевые фильтры для оценки релевантности. И они внедрили в компьютерные сети зловредные программы, которые ломают любые стандартизированные продукты конкурентов. Если его не арестовать, он станет владельцем всей информационной экологии. Его необходимо остановить! — воскликнул Роман, сверкнув глазом.

Мы с Сэлли переглянулись. Сэлли не выдержала и расхохоталась:

— Так что он натворил?

— Он занимался нечестным бизнесом!

— Что ж, полагаю, в таком случае у нас есть шансы выжить, — заключила она и снова взвесила на руке оружие полицейского. — Итак, Роман, ты говорил, что у вас только-только изобрели прыгалку?

Ее вопрос озадачил Романа.

— Ну, это… трансустройство, — подсказал я, вспомнив, как он его назвал.

— Да, — подтвердил он. — Его разработал ученый из университета Ватерлоо, а Осборн его украл — и был таков. Нам пришлось изготовить еще одно, чтобы пуститься за ним в погоню.

Ага! Наш поселок как раз и построен на костях университета Ватерлоо, и мой дом, наверное, стоит на том самом месте, где располагалась физическая лаборатория или где она до сих пор находится в технократическом измерении. Вот вам и объяснение моей популярности у прыгунов.

— А как им пользоваться? — небрежно спросила Сэлли.

Ее тон не обманул ни меня, ни Романа. Когда она пытается говорить небрежно, это более или менее эквивалентно обычному допросу третьей степени.

— Этого я сообщить не могу, — отчеканил Роман, придав лицу; выражение суровой верности служебному долгу.

— Да брось ломаться-то, — сказала Сэлли, вертя в пальцах прыгалку. — Кому от этого хуже станет?

Роман молча уставился в пол.

— Значит, будем действовать методом тыка, — подытожила Сэлли и поднесла палец к одной из многочисленных встроенных кнопочек.

Роман простонал.

— Ничего не нажимайте! Прошу вас! — взмолился он. — У меня и без этого проблем хватает.

Сэлли сделала вид, будто не расслышала:

— В конце концов, неужели так трудно разобраться самим? Барри, мы же изучали технократию… давай подумаем вместе. Тебе не кажется, что это выключатель?

— Нет-нет, — запротестовал я, включаясь в ее игру. — Ни в коем случае нельзя тыкать в кнопки наугад! А вдруг тебя перебросит в другое измерение? Роман облегченно вздохнул. — Сперва надо эту штуковину разобрать и посмотреть, как она устроена. У меня в кладовке есть кое-какие инструменты.

— А если они не подойдут, — подхватила Сэлли, — то я уверена, что этими перчатками мы ее легко вскроем. И вообще, даже если мы ее сломаем, то в крайнем случае поймаем того, другого парня… как там его… Осборн? У него еще одна есть.

— Ладно, покажу, — буркнул Роман.

Роман сбежал, когда мы закончили завтрак. По моей вине. Я рассудил, что, показав нам, как работает прыгалка, он крепко увяз и деваться ему некуда. Мы с Сэлли так бурно спорили о том, следует ли его развязать, что едва не расплевались, но меня после этого охватила такая ностальгия по нашему романтическому прошлому, что я, пожалуй, размяк и утратил бдительность. К тому же стало легче на душе (есть все же принципы гостеприимства, в конце концов), когда мы развязали визитера и, усадив за стол в моей уютной кухоньке, предложили ему мюсли.

Он оказался гораздо коварнее, чем я предполагал. Парень с квадратной челюстью и голубыми глазами (точнее, голубым и черным благодаря Сэлли) убаюкал меня, внушив ложное ощущение безопасности. Когда я отвернулся, чтобы нацедить чашку кофе из соска в кухонной стене, он опрокинул стол и смылся. Сэлли выстрелила в него. Заряд попал в мой и без того перевозбужденный дом, из-за чего сработал бачок в туалете, ас полок посыпалась разная мелочь, Мы и ахнуть не успели, как Роман уже сверкал пятками в конце улицы.

— Сэлли! — возмутился я. — Ты ведь могла его убить! Она побледнела, уставившись на оружие:

— Но я же не хотела! Это был рефлекс.

Мы напялили ботинки и отправились в погоню. К тому времени, когда я заметил Романа, тот успел добраться до поля, выдрать с корнями созревший горный велосипед и теперь наворачивал педали, улепетывая в направлении Гелфа.

Вокруг нас собралась группа зевак — чуть ли не все население городка, облаченное из-за холода в шерстяную одежду и рукавицы. Мы с Сэлли все еще щеголяли в пижамах, и я заметил, как местные сплетники взяли это на заметку. К ужину вся домосеть будет кипеть новостями о нашем воссоединении.

— Кто это был? — спросил меня Лемюэль. Он был мэром до меня, и ему до сих пор нравилось проявлять особый интерес ко всем новостям и событиям городка.

— Прыгун, — ответила Сэлли. — Технократ. Он убил мой дом. Лемюэль щелкнул языком и скривил круглое румяное лицо:

— Плохо. Дому Бекеров тоже конец. Барри, тебе надо послать кого-нибудь в Торонто, договориться насчет дополнительных семян.

— Спасибо, Лемюэль, — отозвался я, стараясь не выказывать раздражения. — Я так и сделаю.

Он поднял руки:

— Я не пытаюсь учить тебя, как надо делать твою работу. Просто хочу помочь. В такие времена нам нужно держаться вместе.

— А я просто хочу поймать этого сукиного сына, — заявила Сэлли.

— Думаю, он скоро вернется в свое родное измерение, — предположил Лемюэль.

— Не-а, — возразил я. — У нас его… ай! — Сэлли наступила мне на ногу.

— Да, я тоже так думаю, — сказала она. — А как насчет второго? Кто-нибудь видел, куда он рванул?

— Умчался на восток, — сообщил Езекия. Он был сыном Лемюэля, и вдвоем они здорово напоминали две фигурки из русских матрешек: румяные, с округлыми животиками, круглолицые и важные. У него здорово получалось выращивать сигаретные деревья, а его роща была местной туристической достопримечательностью. — Может, отправился в Торонто.

— Вот и хорошо, — сказала Сэлли. — Тогда я пошлю весточку. Далеко не убежит. Его перехватят, и тогда мы с ним разберемся.

— А как насчет твоего дома? — поинтересовался Лемюэль.

— Что именно?

— Ну, тебе надо поскорее вынести из него веши — домохозяева захотят разобрать его на компост.

— Тогда скажи им, что могут перетащить мое барахло в дом Барри, — решила она, и я заметил, как люди обменялись многозначительными взглядами.

Сэлли лихорадочно работала в домосети, а домохозяева, радостно мне улыбаясь, тем временем сновали между нашими домами с охапками ее вещей, но я-то знал: любые поздравления все еще преждевременны. Сэлли перебиралась ко мне вовсе не из романтических побуждений, а по причине целесообразности — ее главной мотивации почти в любых обстоятельствах. Вся напряженная, она писала на стенах домосетевым стилусом, нетерпеливо дожидаясь, пока ее далекие адресаты не напишут ответ, и вскоре каждая стена моего дома покрылась надписями, сделанными временным пигментом. Осборна никто не видел.

— Может, он вернулся в свое измерение? — предположил я.

— Нет, он здесь. Я видела его прыгалку до того, как он вчера ночью сбежал — она была сломана.

— Может, он ее починил.

— А может, и нет. Этому безобразию надо положить конец, Барри. Если не хочешь помочь, так и скажи. Но перестань меня отговаривать.

— Она бросила стилус на стол. — Так ты со мной или как?

— С тобой, с тобой, — торопливо отозвался я.

— Тогда одевайся.

Я уже был одет, о чем ей и напомнил.

— Натягивай доспехи Романа. Если мы собираемся поймать Осборна, то должны быть с ним на равных, а мне эти железяки не по размеру.

— А как же Роман?

— Он вернется. Его прыгалка у нас.

Как там я ее называл? Нелепая технократическая броня? Снаружи, может, и так. Но облачившись в нее… о, я становился богом. Я шагал в семимильных сапогах и в них мог подпрыгнуть до верхушек деревьев. Я мог видеть в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах — и даже в электромагнитном, так что теперь мог наблюдать химически кодированные сигналы домосети, ползущие по корневым системам, которые соединяли все дома. Слух у меня стал острым, как у кролика. Вздохи ветра, шорохи лесных зверушек и глухое журчание древесных соков — все эти звуки я четко слышал и безошибочно засекал направление, откуда они доносятся. Мы пустились в погоню за Романом, и я быстро выработал стратегию поиска: подпрыгивал на максимальную высоту, быстро разворачивался и на лету осматривал местность в инфракрасном диапазоне, чтобы засечь любой объект с человеческими очертаниями. Оказавшись на земле, я подхватывал Сэлли и мчался вперед, не желая ждать, пока ее медленные, ничем не усиленные ноги поспеют за моими гигантскими прыжками, а потом опускал ее и повторял прыжок.

В такой манере мы двигались часа два, погрузившись в нечто вроде приятной задумчивости и очарованные буйством красок одеяла из осенних листьев, пестревшего далеко внизу. В старых книгах поры технократии я видел цветные иллюстрации, показывающие землю с большой высоты и даже из космоса. Мы многое оставили в «прежней жизни», но вот полеты мне отчаянно хотелось вернуть.

К тому времени, когда мы приблизились к Гамильтону, стало холодать. Подумать только, к Гамильтону! Всего за два часа! Я привык, что поездка из дома в Гамильтон означает утомительный день в седле велосипеда, но вот он я — уже на месте и даже не запыхался. Подхватив Сэлли на руки, я помчался к городу широкими прыжками, любуясь факелом закатных лучей над холмами, как вдруг что-то сильно ударило меня сбоку. Я инстинктивно прижал Сэлли еще крепче, но она уже исчезла из моих объятий — и слава Богу, потому что в этих механизированных доспехах я мог бы сломать ей позвоночник.

Я рухнул на землю. Протестующе взвыли приводы и моторы. Приподнявшись, я услышал крики Сэлли и тут же увидел ее — она извивалась в руках убегающего Осборна.

Они двигались на запад, обратно к нашему городку, и я гнался за ними, пытаясь выжать из своего облачения все возможное. Но Осборн управлял доспехами так, словно в них родился. Каким же должно быть его измерение, если там люди перемещаются огромными прыжками на не знающих усталости и бесконечно сильных ногах, наслаждаются усовершенствованным зрением и рефлексами, воспринимая препятствия географии, времени и пространства как ничтожную преграду?

Я потерял их возле Фламборо. Паника колотилась в моем сердце, пока я искал их во всем электромагнитном спектре и напрягал слух, пытаясь расслышать возмущенные крики Сэлли. Но несколько секунд размышлений подсказали, что паниковал я напрасно. Они могли направляться только в одно место — в мой дом, к прыгалке.

Да только фокус заключался в том, что прыгалка была со мной, аккуратно закрепленная в небольшом отсеке на левом набедреннике. Такой же отсек на правом набедреннике заполняли разные выдвигающиеся штучки, предназначенные для выживания в аварийных условиях, и коллекция таблеток — пищевых добавок, по словам Романа. Так что быстро смыться из моего измерения Осборну не удастся.

Я помчался к дому со всей возможной скоростью в уже наступившей почти полной темноте. За моей спиной вставала кровавая луна, и я дважды терял направление, сбитый с толку странными тенями, которые луна отбрасывала с непривычных для меня небесных точек наблюдения. И все-таки в одиночку я добрался до дома менее чем за час, потому что больше не тратил время на поиски.

Биосистемы моего дома создавали мешанину инфракрасных теней, и определить, находятся ли внутри Сэлли и Осборн, было невозможно. Пришлось вскарабкаться по термоизолирующему плющу на северной стороне и далее пауком пробираться вдоль стены, заглядывая в окна.

Я обнаружил их на веранде с задней стороны дома. Осборн сидел без шлема (у него оказалось на удивление мальчишеское добродушное лицо, что застало меня врасплох) и ел кусок тыквенного пирога из моего холодильника, направив оружие на Сэлли, которая испепеляла его взглядом, сидя на расшатанном плетеном стуле — она подарила его мне на день рождения пять лет назад.

На веранде ярко горела биолюминесцентная лампа, и я знал, что ее свет падает на окна изнутри. Осмелев, я присел и на корточках прокрался вдоль окна, размышляя над тем, как действовать дальше. Шлем Осборна стоял на холодильнике, слепо уставившись на меня лицевым щитком. Пистолет гость держал в левой руке, пирог — в правой, а палец — на спусковом крючке. Ясно, что я не смогу разоружить его быстрее, чем он выстрелит в Сэлли. Придется начать переговоры. В этом я настоящий мастер. Поэтому меня и выбрали мэром: я мог торговаться с высокомерными жлобами из Торонто по поводу семян домов, с придурками из Гамильтона о саженцах холодостойких цитрусовых, с бродячими цирками, требовавшими велосипеды в обмен на вечернее представление. Когда мэром был Лемюэль, то к марту у нас вообще не оставалось велосипедов — весь урожай уходил в обмен на то, что нам требовалось. А уже через год моей работы нам пришлось вырастить дополнительный сарай с крюками на всех стропилах, чтобы подвешивать лишние велосипеды. Я начну переговоры с Осборном об освобождении Сэлли и вырву из него обещание навсегда убраться из нашего измерения в обмен на его проклятые железяки.

Я уже поднял руку в перчатке, собираясь постучать в окно, как на меня навалились сзади.

У меня хватило ума сдержать возглас удивления. Моторы в доспехах взвыли, не давая мне упасть.

Протянув руку назад, я ухватил незнакомца за плечо и перебросил через голову, шмякнув о землю. Он едва подавил стон. Вглядевшись в инфракрасную картинку, выведенную на забрало шлема, я увидел Романа.

— Вы не можете отдать ему трансустройство, — прошипел он, массируя плечо. Я ощутил укол совести: ему наверняка было очень больно. Уже лет десять я никого не бил — шлепки не в счет. Да и с кем у нас драться-то?

— Почему?

— Я должен отдать его в руки правосудия. Только он знает ключ доступа к своим вредоносным программам. Если он сейчас сбежит, мы уже никогда его не поймаем — и весь мир окажется у его ног.

— Он схватил Сэлли. И если для ее освобождения придется вернуть ему прыгалку, то именно так я и поступлю.

«Какое мне дело до твоего мира, приятель?» — подумал я.

Роман где-то украл шерстяное пальто и пару еще не созревших резиновых сапог, но под пальто так и остался в одном белье, и губы у него стали буквально синие. Мне же было тепло и уютно в обогреваемых доспехах. Сквозь окно веранды доносились приглушенные голоса. Я рискнул, приподнялся и заглянул в окно. Сэлли яростно поносила Осборна, но слов я различить не мог, лишь ее гневные интонации. Осборн ухмылялся.

Окажись у меня такая возможность, я сказал бы ему, что это неудачная стратегия. Он снова усмехнулся, и тут я с ужасом и восхищением увидел, как Сэлли вскочила, не обращая внимания на оружие, и замахнулась на него стулом. Защищаясь, Осборн поднял руки, и его оружие уже не было нацелено на Сэлли. Не размышляя, я прыгнул в окно, уподобившись герою допотопных книжек, перекатился, ударил его по лодыжкам, схватил за руку, сжимающую пистолет, и мой улучшенный слух донес одновременно крики Сэлли, удивленный возглас Осборна и рев продирающегося в разбитое окно Романа — наверное, он поранился осколками стекла. Я упорно пытался дотянуться до незащищенной головы Осборна, но тот оказался слишком быстрым — как его мир, где время измеряется долями секунды, так что я, никогда не меривший время единицами более мелкими, чем утро или день, не мог с ним тягаться.

Он начал палить из пистолета наугад. Завопил раненый дом. Я и ахнуть не успел, как Осборн уложил меня на живот и уселся сверху, придавив руки, а потом снова направил оружие на Сэлли.

— Жалкий лопух, — вздохнул они прицелился. Я отчаянно извивался, пытаясь высвободить руки, и тут мне попалась прыгалка. Ни секунды не задумываясь, я нажал сразу на все подвернувшиеся кнопки, и мир встал на голову.

Помню тягучий момент ужаса, когда мир расплылся, а потом снова стал четким. Все это произошло так быстро, что на описание ушло времени больше, чем на само событие, но осознал я это лишь несколько дней спустя. Осборн все еще сидел на мне верхом, но я быстро стряхнул его, вскочил, выхватил свой пистолет и направил ему в переносицу.

Осборн медленно встал, держа руки на затылке, и взглянул на меня с легкой усмешкой.

— В чем дело? — произнес кто-то за моей спиной. Держа Осборна на прицеле, я подался влево, чтобы взглянуть на говорящего.

Это оказался я.

Я, но в затрапезном домашнем халате и шлепанцах. Глаза у меня слипались, я был отощавший, изможденный, бледный и трясся от ярости. Осборн воспользовался моим замешательством и сиганул наружу сквозь окно веранды (опять целое). Я дважды выстрелил ему вдогонку, но попал в дом. Тот завопил, с полок что-то с грохотом посыпалось.

— Да сколько же можно! — заорал я-второй, прыгая мне на спину и безуспешно пытаясь сорвать с меня шлем. Я аккуратно вернул оружие в кобуру, снял перчатки и поймал суетливые руки.

— Барри, — сказал я.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Сперва слезь с меня, Барри, ладно?

Он спрыгнул, и я повернулся к нему. Потом медленно расстегнул защелки шлема и снял.

— Привет, Барри.

— Ни хрена себе, — протянул он, скорее раздраженно, чем удивленно. — Мог бы и догадаться.

— Ты уж извини, — смущенно пробормотал я. — Я лишь хотел спасти жизнь Сэлли.

— Господи, зачем?

— А что, у тебя проблемы с Сэлли?

— Да она продала нас с потрохами! Этим гадам из Торонто! У нас и пары велосипедов не осталось.

— Торонто? И сколько нам нужно домов?

— Домов? — усмехнулся я-второй. — В Торонто больше не делают дома. Подожди-ка. — Он ушел и вскоре вернулся с массивным громоздким ружьем — прямых форм и со следами обработки, и я сразу понял, что оно изготовлено, а не выращено. Ствол у него был толщиной с мой кулак. — Гражданская оборона, — пояснил он. — Идея Сэлли. Нам полагается быть наготове, чтобы в любой момент отразить нападение мародеров. Запашок чуешь?

Я втянул носом воздух. И точно, он пованивал аммиаком и серой, резко отличаясь от привычной осенней свежести.

— Откуда вонь?

— Фабрики. Боеприпасы, оружие, доспехи. Все сейчас делают только их. А еды мало, кормимся пайками. — Он кивнул на разбитое окно. — Твоего приятеля ждет большой сюрприз.

Словно в подтверждение его слов за окном громыхнул далекий выстрел. Барри-второй мрачно ухмыльнулся:

— Одним прыгуном меньше. Я бы на твоем месте снял все это, пока кто-нибудь не пальнул в тебя.

Я начал стягивать доспехи Романа, и тут мы услышали ответную стрельбу — грохот пистолета, почти цивилизованный по сравнению с помпезностью самодельных мушкетонов конструкции Сэлли.

— Он парень ловкий, — заметил я.

Но тут Барри-второй побледнел и замер, и мне пришло в голову, что Осборн почти наверняка стрелял в кого-то из тех, кого этот Барри считал своим другом. Я всегда соображаю не очень быстро.

Избавившись от доспехов, я сразу задрожал от холодного ноябрьского воздуха.

— Пошли, — скомандовал я, размахивая оружием Романа.

— Тебе нужно пальто, — возразил Барри-второй. — Подожди. — Он ушел в дом и вернулся с моим некогда лучшим пальто, с большим пятном справа на груди — напоминанием о том, как несколько лет назад я небрежно позавтракал черникой прямо с куста.

— Спасибо, — поблагодарил я, ощутив тревожную дрожь, когда наши руки соприкоснулись.

Барри-второй указывал путь, держа в вытянутой руке биолампу, а я следовал за ним. Походка у него была какой-то косолапой и крадущейся, но я поймал себя на том, что шагаю точно так же, к тому же я испытывал нарастающую неловкость от всей этой ситуации. Пытаясь взять себя в руки, я раз десять споткнулся, пока мы не добрались до места, где Осборн устроил перестрелку.

Это оказалась полянка, на которой я летом частенько устраивал пикники. Лампа осветила мощные стволы деревьев, иссеченные шрамами от выстрелов, и ямы с тлеющими в них углями, похожие на злобные глаза. Свет выхватывал туманные клочья древесного дыма.

На краю поляны мы обнаружили лежащего на спине Езекию. Его левая рука превратилась в мешанину искалеченной плоти и зазубренных обломков костей. Дышал он часто и неглубоко, широко распахнутые глаза уставились в небо. Увидев нас, он потер их здоровой рукой.

— В глазах двоится. Проклятое ружье взорвалось у меня в руке. Проклятое ружье. Вот ведь гадство!

Никто из нас и понятия не имел, о первой помощи, поэтому я оставил Барри-второго возле Езекии, а сам отправился за подмогой, продираясь сквозь темный, но знакомый лес.

Где-то неподалеку в поисках прыгалки рыскал Осборн, желая вернуться домой. Прыгалка лежала в кармане моего запятнанного пальто. Если он найдет ее и пустит в ход, то я останусь здесь, где в руках взрываются ружья, а Барри желает смерти Сэлли.

Улицы городка — обычно приветливая улыбка аккуратных домиков — превратились в кривую ухмылку с зияющими дырками в тех местах, где стояли дома моих соседей, сбежавших после нашествия прыгунов. Но клиника Мерри все еще была на прежнем месте, и я осторожно направился к ней, ощущая затылком воображаемые глаза, следящие за мной из темноты.

Я почти дошел, когда сбоку выскочил Осборн, грубо сцапал меня и помчался обратно в лес. Мы летели под ночными небом, прыгалка оказалась прижатой к моему боку его жесткими металлическими объятиями, и когда он наконец выпустил меня, я попятился, стремясь оказаться от него подальше.

— Давай сюда, — приказал Осборн, наставляя на меня оружие. Голос у него был холодный, не допускающий возражений. Но я профессиональный переговорщик. И, если прижмет, соображаю быстро.

— Мои пальцы сейчас на ней, — сообщил я, нащупав прыгалку сквозь ткань кармана. — Стоит только нажать, и я исчезну, а ты застрянешь здесь навсегда. Может, отложишь пупку, и мы поговорим?

Он усмехнулся точно так же, как и тогда на веранде:

— Исчезнешь, но только с пулей в брюхе. Мертвый или умирающий. Снимай пальто.

— Я буду мертв, а ты окажешься в заднице. Если я отдам тебе эту хреновину, то все равно буду мертв, а ты смоешься. Убери пушку.

— Никаких вариантов. Пальто. Он небрежно пальнул в землю передо мной, окатив фонтаном горячих земляных комочков. Зашебуршились перебитые корешки домосети, пытаясь обогнуть поврежденный участок. Я так перепугался, что едва не нажал кнопку, но все же напряг волю и сдержал пальцы.

— Пушку, — повторил я, очень стараясь говорить спокойно, но даже мне собственный голос показался писклявым. — Послушай меня. Внимательно. Если мы и дальше будем спорить, кто-нибудь наткнется на нас. И, вполне возможно, этот кто-нибудь окажется вооружен. Не все ружья в этом мире взрываются при выстреле, — надеюсь, — и тогда ты очень пожалеешь. Да и я тоже, потому что ты наверняка успеешь выстрелить в меня. Убери оружие, мы все обсудим. И найдем решение, при котором оба останемся живы.

Он медленно сунул оружие в кобуру.

— Брось его в сторону, ладно? Недалеко, всего на пару метров. Ты ведь парень шустрый.

— Вот ведь нервный ублюдок, — процедил он, покачав головой, но все же отбросил пистолет на несколько шагов.

— Ну вот, — сказал я, стараясь скрыть вздох облегчения, — теперь давай поговорим.

Он медленно поднял щиток шлема и уставился на меня, как на кусок дерьма.

— На мой взгляд, — начал я, — нам нет нужды хватать друг друга за горло. Тебе нужно измерение, где ты можешь свободно передвигаться, чтобы избежать ареста. А нам нужно, чтобы никто больше не являлся в поселок и не палил по нашим домам. Если мы все сделаем правильно, то сможем установить длительные отношения, выгодные как для тебя, так и для нас.

— Что тебе нужно?

— Ничего такого, чего ты не смог бы выполнить, — ответил я и начал торговаться всерьез. — Во-первых, ты должен отнести меня туда, откуда уволок. Езекии нужен доктор.

Он ошеломленно покачал головой:

— Ну, ты и проныра.

— Сперва Езекия, потом все остальное. Если станешь возражать, это лишь затянет переговоры. Поехали. — Я без лишних церемоний прыгнул ему на руки и постучал по шлему. — Давай, трогай.

Он прижал меня к груди и побежал.

— Ладно, — сказал я, когда луна ушла за горизонт. Переговоры шли уже несколько часов, мы значительно продвинулись к цели. — Ты получаешь безопасный доступ в поселок, когда пожелаешь. Сможешь там укрыться, переодеться, и так далее. В обмен на это мы сейчас туда вернемся, и я отдам тебе прыгалку. Романа ты заберешь с собой — мне все равно, какие разборки вы с ним устроите в своем измерении, но в нашем ты его и пальцем не тронешь.

— Хорошо, — угрюмо согласился Осборн, и это стало крупным шагом вперед — еще два часа назад он собирался пристрелить Романа, как только увидит. Я же полагал, что в своем измерении облаченный в доспехи и вооруженный Роман получит хороший шанс постоять за себя.

— И еще одно условие, последнее. — Осборн выругался и сплюнул на мягкую землю поляны, где Езекия лишился руки. — Пустячок. Когда в следующий раз заявишься в поселок, принесешь нам запасную прыгалку.

— Зачем?

— Не твое дело. Считай это гарантией сделки. Короче, если хочешь появляться здесь и рассчитывать на нашу помощь, ты должен передать нам трансустройство. Или сделка отменяется.

Пусть и не сразу, но вскоре я получил его согласие. Переговоры — это почти всегда изнурительная война, а я человек терпеливый.

— Гражданская оборона, да? — спросил я Сэлли. Она разглядывала стену в своем новом доме, на которой был нарисован чертеж уже знакомого мушкетона.

— Да, — подтвердила она тоном, намекающим: «Отвали, я занята».

— Хорошая идея.

Эти слова сработали, как затычка для готовой вырваться наружу тирады. Мне редко удается ее удивить, и я насладился моментом удовлетворения.

— Ты так считаешь?

— О, конечно. Позволь тебе кое-что показать.

Я протянул ей руку, а когда она се взяла, нащупал в кармане прыгалку, и вселенная встала на голову.

Как бы часто я ни посещал измерения технократов, меня всегда поражает изящество облаченных в доспехи прохожих, их ошеломляющие прыжки над сверкающими зданиями и дорожками. Я очень старался, но так и не смог понять, как им удается не столкнуться друг с другом.

В этой версии их мира оружейный магазинчик назывался «У Эдди». Предыдущий из тех, которые я ограбил, носил гордое название «У Эда». Различия мелкие, но мои (уже отработанные) действия не менялись. Мы смело зашли в магазинчик, и я любезно помахал Эду/Эдди.

— Привет!

— Привет, — отозвался он. Показать вам что-нибудь, ребята? Сэлли до боли стиснула мою руку. Я решил было, что ее взволновал наш скачок в другое измерение, но, проследив за ее взглядом и выглянув в окно, я понял: в этом мире есть кое-что здесь неуместное. В конце улицы, среди сверкающих ромбовидных зданий, вцепившись в бетон корнями домосети, стоял домик, который прекрасно смотрелся бы в нашем городке. А перед ним я увидел парочку в добротной шерстяной одежде и замечательно созревших резиновых сапогах. Знакомую парочку. Я и Сэлли. А вдоль по улице, направляясь к оружейному магазинчику Эда/Эдди, вышагивала еще одна парочка — тоже Сэлли и я. Ухитрившись растянуть губы в улыбке, я выдавил:

— Как насчет вот этого полностью автоматизированного, бронебойного, самозаряжающегося личного оружия с лазерной наводкой?

Эд/Эдди протянул его мне, и, едва мои пальцы обхватили рукоятку, я взял Сэлли под руку и нажал кнопку на прыгалке. Вселенная снова встала на голову, и мы очутились дома — на поляне, где за тонкой, как волосок, гранью в пространстве неделю назад одна из версий Езекии потеряла руку.

Я вручил оружие Сэлли:

— Там, откуда оно взялось, есть и еще.

Она задрожала, и на миг мне показалось, что она собирается на меня заорать, но тут она рассмеялась, и я к ней присоединился.

— Слушай, а не хочешь перекусить? — спросил я. — За тем велосипедным полем обычно находится отличная итальянская забегаловка.