Гхаар'ет, называемый своими последователями Сыном Войны, наблюдал за грозой в напряженном молчании. Все его соперники были мертвы, превратились в кровь и внутренности у его ног и ног его воинов. Они победили целое небольшое войско. Порубленные части тел Арканитов, расшвырянные по всему Гаргантюанскому хребту были свидетельством растущей мощи и амбиций Выкованных Кровью и Сына Войны. Вскоре весь План Зверя принадлежал бы ему и Кхорну.
До этого момента. До грозы…
Она с горячностью билась в небе, буря ярилась, сверкали яростные лазурные молнии.
— Что это означает, Скарку?
Жрец бойни остановился на куче черепов, запрокинул голову и посмотрел на темнеющее небо. Зловещие сумерки опустились на горы, бросая тени поперек огромных древних костей, из-за которых хребет и получил свое название.
— Это знамение, — прошептал он через бритвенно-острые зубы. — Призыв. Кхорн зовет нас в бой, Сын Войны.
Гхаар'ет чувствовал то же в своей крови, жестокий, ненасытный позыв. Призрачный сильный ветер неистовствовал на хребте, избавляя воздух от зловония крови и заменяя его чем-то другим. Дождь… сталь… молнии. Ворча, Гхаар'ет надел шлем из черного железа. Глазные щели изображала метка Кхорна, поднимаясь над головой парой рогов. Шлем, словно влитой, вцепился ему в лицо. Другие отметки оскверняли его голую плоть — подсчет убийств и проклятья демонов.
— Оставьте это мясо, — проворчал Сын Войны своим воинам, взяв свой адский топор, застрявший в трупе короля-колдуна Арканистов.
Налетчики его Выкованных Кровью оставили туши Арканитов и взялись за оружие. Некоторые недовольно роптали, но перспектива близкой битвы и убийства подавляла любое серьезное недовольство.
— Темный пир может подождать, — сказал он Скарку, привязывавшему к поясу рубиново-красный череп. Он взял с трупа Арканита его украшенную перьями боевую маску, скрыв под ней оскаленный рот.
— Кхорн вновь зовет. — сказал жрец.
— И пусть кровь течет… — ответил Гхаар'ет, но его взгляд был прикован к молниям, низвергающимся с небес.
После они спустились с Гаргантюанского хребта, пересекли сложенный из костей Мост Бездны и достигли Варнагорной равнины.
Четыре огромных тотема на красной земле этой глубокой долины поднимались так высоко, что, казалось, пробивали облака. Никого из тех, кто поднялся по ним достаточно высоко, больше не видели. Ходили слухи, что эти тотемы, высеченные в виде лиц чудовищных левиафанов, были творением рук смертных, построенные, дабы служить мостом между мирами.
Подобные разговоры разжигали в Гхаар'ете гнев, и он убивал всякого, кто посмел повторить этот слух. Но когда он увидел золотого воина, стоявшего между этих четырех столбов, он начал задаваться вопросом, не были ли дураки, чьи черепа теперь украшали его вешалку для трофеев, действительно правы.
Но теперь это не имело значение. Когда золотой воин повернулся, Гхаар увидел мощь его движений и бесстрастную маску, и понял, что нашел достойного противника своей ярости.
Скарку что-то бессвязно выкрикивал, плюясь кровавой слизью, ярость настигла его.
Гхаар'ет поумерил гнев жреца бойни и остудил горячую кровь своих воинов.
— Осторожнее. — произнес он, не отводя взгляда от золотого воина, размахивавшему молотом и щитом с изображением чистого неба, подобного которому Гхаар'ет никогда прежде не видел. — Этот мой.
Он поработил многие другие боевые банды, уничтожив тех, кто не хотел ему подчиняться… Три Глаза, Змеецы, даже Изменители Плоти Арканиты, чья кровь все еще алела на клинке его топора. Но никогда в своей жизни он не видел боевых банд с символикой, похожей на эту. Его кровь горячилась, когда он представлял бой с этим воином.
Никто не смеет перечить ему — Гхаар'ет убил всех своих соперников из Выкованных Кровью, поэтому, когда он шагнул на площадку между тотемами, он рассчитывал лично уничтожить этого чемпиона.
— Ты смотришь, мой повелитель Кхорн? — прошептал он, прежде чем указать на золотого воина топором. — Грозовой Налетчик… — крикнул он навстречу буре и ветру, которая поднялась навстречу ему, — Мой топор жаждет твоей крови! Твой череп украсит мой победный храм. — С грозовых небес на его золотые доспехи проскочил разряд. Гхаар'ет мог думать об этом воине только как о грозовом налетчике, и когда тот заговорил, голос его оказался воистину громовым.
— И вот, Зигмар видит всю испорченность Хаоса и все многообразие порожденного им зла.
Гхаар'ет нахмурился, — Зигмар? — он неудержимо расхохотался, когда грозовой налетчик указал на него молотом и принял вызов. — Зигмар мертв! Кхорн убил его, высосал мозг из его костей и пил его кровь, пока в сморщенном трупе не осталось ничего! Ха! Ты не от Зигмара, мерзавец. Сейчас я покажу тебе, почему…
Он навалился на золотого воина, размахивая топором. Первый удар Гхаар'ета пришелся на щит воина, который издал звон, резонировавший с бурей.
Отпрыгивая в сторону, уклоняясь от ответного удара молота Гхаар'ет ударил шипастым кулаком в незащищенный бок золотого воина и был вознагражден стоном боли. Тогда грозовой налетчик нанес ответный удар, пришедшийся в плечо чемпиона Хаоса, обжегший его яростью молнии. Гхаар'ет отпрянул, но превозмог боль, чтобы изучить красную жидкость, оставшуюся на лезвиях кулака.
— Итак, под этими золотыми доспехами скрывается плоть. Ты кровоточишь.
Тяжело дыша, золотой воин закричал — Азир! — и двинул кхорнита щитом с трещиной в том месте, куда глубоко впился гхаар'етовый топор, но Сын Войны успел увернуться. Он завертелся — ноги заплясали, он замахнулся топором — все единым движением, пока не почувствовал хруст связок и костей.
— Ты должен кое-что понять, Грозовой Налетчик… — Гхаар'ет преследовал золотого воина, который, шатаясь, пытался уйти прочь. Но он не мог уйти далеко. Адский клинок впился в золотого воина и Гхаар'ет сжал рукоять, словно поводок.
Фонтан крови вырвался из рта золотого воина и Гхаар'ет слышал, как кровь хлещет внутри золотой маски прежде чем стечь по шее воина. Грозовой воин попытался что-то ответить, но вместо этого упал на колени.
— Это земля Кхорна, — сказал Кхорна, вырывая свой топор и вызвав вопль агонии от противника. — И он сделал меня ее хранителем.
— Сейчас… — начал он, перехватывая рукоять топора обеими руками и разглядывая шею золотого воина, — Я тебя… — ослепительная вспышка света прервала его клятву, молния с прожилками вырвалась в бурлящие небеса, забрав с собой труп и снаряжение воина.
Гхаар'ет проследил за ней и увидел, что он вел за тотемы.
— В этой грозе я чувствую запах войны. — сказал он своим последователям, которые собрались, дабы увидеть его победу.
Схватив свой топор, он поставил одну обутую ногу на тотем, укрепился и начал подниматься…
В Лавовых песках появилась пасть змия, пожиравшая корчащихся в агонии кровавых налетчиков, исчезающих в ее огромных челюстях. Они стояли слишком близко к пасти великого зверя, они были слишком медленны и слабы, чтобы выбраться из песка, притягивающемуся прямиком в пасть.
Их товарищи из Связанных Кровью громко хохотали над их несчастьем. Таким образом Выкованные Кровью скрывали собственный страх.
Через пасть змия проглядывал гигантский пищевод, пульсирующий, горящий омут, втягивающий в себя песок и изрыгающий огонь.
Это был не просто зверь — врата в другое место, другой мир. Когда Сын Войны залез на тотем, слева, в ущельях Гаргантюанского хребта образовался огненный ад из лавовых песков. Гхаар'ет знал, что именно может ему дать пересечение этого места.
Последователей, черепа и благосклонность Кровавого Бога.
Великое множество воинов присоединилось к его армии с тех пор как он победил грозового налетчика и взобрался на тотем без страха и сомнений, но, как и у Кхорна, его жажда крови и власти никогда не может быть утолена. Он всегда хотел большего.
Гхаар'ет стоял на палубе ржавого металлического адского баркаса с царским высокомерием, одной ногой опираясь на палубу, а другой — на оканчивающийся лезвием нос. Стремясь избежать участи своих съеденных товарищей, гребцы гнали броненосец изо всех сил, разжигая кровь в своем сердце, чтобы питать кости кормы и прилагая усилия, необходимые для уклонения.
Они убьют его прежде, чем переберутся через это место. Гхаар'ет чуял, что битва уже началась. Убийство было в его мозгу. Для него это было как глоток воздуха, и его внешний вид подтверждал это. Гхаар'етовы доспехи, подарок повелителя Кхорна, на солнце светились красным. Он взмахнул копьем, которое держал в одной руке.
— Смотрите! — проревел он толпе своих воинов. — Смотрите, какого зверя я укротил!
Бросив копье, срезавшее один из клыков пасте-змия, он заметил маленькое пятнышко на горизонте.
Грозовой фронт.
— Другие воины хотят удержать нас от нашей награды, Скарку, — пробормотал он черепу, привязанному к поясу. Предзнаменования Скарку были полезны, в отличии от его вызова Сыну Войны. Никто не может бросить ему вызов и выжить. Он поклялся в этом Кхорну.
Прищурившись, Гхаар'ет присмотрелся к пятну через горячее огненное дыхание пасте-змия, вырывавшееся из носа твари. Пепел и огонь полились на его доспехи с неба, но он стряхнул их, словно нечто незначительное. Его внимание было сфокусировано на горизонте. В следующие несколько секунд пятнышко увеличилось.
Это была когорта крылатых воинов, сияющих нестерпимым блеском позолоты. Они быстро приближались, вооруженные дротиками. Их предводитель был вооружен трезубцем. Гхаар'ет прищурил глаза и признал в нем лидера, несмотря на незнакомое снаряжение.
У него вырвалось проклятие.
— Грозовой Налетчик…
Обращаясь к своему кузнецу черепов, он кипел от гнева.
— Йаарген — сбить их!
Молнии ударили шесть раз. Крылатые воины налетели на адскую баржу, сжимая в руках копья, созданные из небесной ярости. Пять гхаар'етовых воинов погибли почти мгновенно, пронзенные небесными дротиками.
Выжил только Йаарген, уклонившись от удара, прежде чем бросить во врага наковальню, прикованную к цепи. Он попал одному из крылатых в спину. Тот ослабел и рухнул вниз, словно сверкающая комета. Воин ударился о палубу адской баржи, но отправился обратно в небо прежде, чем его коснулись ножи кхорнитов.
Гхаар'ет соскочил с носа и перебежал на другую сторону. Судно попало в водоворот, и крылатые воины преследовали кхорнитов, одержимые жаждой отомстить за своего павшего товарища.
Йаарген притянул к себе свою наковальню, металл уже начал плавиться от нестерпимого жара Лавовых песков. Кузнец черепов начал раскачивать свое оружие во второй раз. Завертев три дуги перед вооруженным трезубцем воином, он издал полный гнева рев под кроваво-красным небом. Но Гхаар'ет отозвал кузнеца черепов.
— Грозовой Налетчик! — выкрикнул он, — Это ты, не так ли? Кхорн послал тебя ко мне, дабы ты еще раз умер от моего топора.
— Меня перековали. — ответил грозовой налетчик, его молниевые крылья держали его над палубой. Он смотрел на Сына Войны свысока. — Зигмар. Благодаря ему мы встретились снова.
Гхаар'ет рассмеялся. Этот золотой такой забавный, такой самонадеянный.
— Тогда давай, Грозовой Налетчик, — произнес он, отступив назад и указывая на палубу. — Или ты нападешь на меня с неба, словно трус.
Какое-то чувство, возможно гнев, блеснуло за глазницами маски грозового налетчика. Он на мгновение отвлекся, подлетев слишком близко к посте-змию, и ему пришлось быстро уворачиваться, чтобы избежать струи пламени, вырвавшейся из глотки зверя. Он все еще крутился, когда Гхаар'ет метнул в него свое раскалывающее копье. Своей облаченной в кроваво-красный металл рукой он с почти демонической силой направил оружие в золотого воина. Его копье пронзило грозового налетчика и почти разорвало пополам.
Золотой воин, хаотично крутясь, отлетел в сторону зияющей пасти змия, из его легких текла кровь. Гхаар'ет снова окликнул его.
— Возвращайся к своему беспомощному богу, Грозовой Налетчик.
Он смотрел, как умирающий воин провалился в пищевод пасте-змия и улыбнулся, когда молния, знаменующая смерть грозового налетчика, яростно взлетела над песками. Дым с проблесками огня поднимался от пасти зверя, постепенно затухая.
Пасте-змий был мертв и врата в другой мир были открыты, Сын Войны чувствовал это. Неважно, куда вел этот проход, важно лишь то, что там мог продолжиться его крестовый поход, его резня.
— Гребцы! — взревел он слугам на адской барже. — Ведите нас вниз, в глотку зверя, где мы можем принести Кхорну бесконечную пользу.
Хотя холод и немного вымораживал вонь гигантских трупов, он не мог полностью очистить воздух от сернистых испарений.
Гхаар'ет зарычал из-под демонической маски-шлема, игнорируя нападки существа, заключенного внутри его. Это только раздражало зверя, на чьей спине он ехал — бронированного монстра из крови и меди, пожалованного ему Кхорном.
Кислотный снег, странное атмосферное явление, жалил его оголенную плоть. Он зашипел и стер его со своих новых выкованных в крови доспехов, за несколько дней битвы уже покрытых зарубками. Тучные были разбиты, он и его армия прошли по их гниющим подо льдом и снегом гигантским останкам. Возможно, некоторые из этих ур-гаргантов, в которых не было никаких следов сознания, никогда и не жили, другие, стеная, бесконечно ползли через снег. В конце этого пути лежал другой мир. Гхаар'ет проезжал по их спинам, чтобы добраться до него.
— Слава Кхорну… — пробормотал он, радуясь своему последнему триумфу, но потом он увидел преграду…
Трупы-титаны завели их в овраг, который пересекал ледяной мост, достаточно высокий и широкий, чтобы они смогли пройти под ним. Но под ним стояла армия золотых воинов, крепко сжимая оружие в латных перчатках, настолько непоколебимые, что на миг ему показалось, что это статуи. Иллюзию развеяли звуки труб.
Гхаар'ет взревел перед тем, как золотые паладины бросились в атаку. Он высоко поднял топор, крича своим воинам — Обагрите красным этот лед и положите свои трофеи у подножия медного трона!
Внезапно трупы-титаны стали полем боя, когда золотые воины спустились на них. Громоподобная какофония поразила жалкие оболочки ур-гаргантов, проникая сквозь шершавую плоть и кости, паладины, как только прибыли, тут же выстроились в ряды.
Гхаар'ет пустил зверя прямо в ряды противника, его орда Выкованных Кровью тяжело следовала за ним. Паладин умер, когда в него вонзился безжалостный медный рог. Рог пробил тело воина с такой силой, что, струя крови оросила маски его товарищей, стоящих позади. Рыча, Гхаар'ет отсек ему голову прежде, чем молния забрала его.
Он продолжил скачку, не обращая внимание на бушующую вокруг него ярость и вогнал подкованные сталью копыта во второго паладина. Когда скрежет щебня и металла прозвучал над полем битвы, взор Гхаар'ета обратился на фигуру с сияющим синим плюмажем на голове и в лицевой маске, выполненной в виде раздвоенной молнии.
Гхаар'етово сердце дрогнуло, когда он разглядел через кровопролитные рукопашные схватки, кто этот воин.
— Невозможно… — с каждым вдохом лед в его венах преобразовывался в кипящий гнев. — Не может быть! — взревел он.
Этого не могло быть.
— Грозовой Налетчик…
В кулаке высокого паладина был зажат могучий молот. Он уже собрал свою страшную дань с армии Выкованных Кровью и обратил внимание на их лидера.
— Я вижу тебя, разоритель, — произнес он голосом, глубоким и резонировавшим, как грозовой фронт. — Ты никогда не избавишься от меня.
Он казался теперь гораздо холоднее, этот золотой воин, словно был вовсе не человеком, а заключенным в доспех воплощением молнии.
— Не человек… — прошептал Гхаар'ет. — Ни один человек не смог бы остаться в живых… — он воздел топор ввысь, призывая своего яростного бога. — Будь ты хоть бессмертным, хоть Изменителем-колдуном, я все равно получу твою голову, Грозовой Налетчик!
Широко взмахнув топором, Гхаар'ет пришпорил зверя в направлении своего заклятого врага. Никто не мог помешать ему — и паладины, и Кователи Крови, вставшие на его пути, находили смерть от его клинка или скакуна.
Схватка началась на покрытом ледяной коркой трупе-титане.
Грозовой Налетчик взмахнул молниевым молотом, встречаясь с рукоятью гхаар'етово адского клинка, порождая шторм, вспыхнувший белым светом. Не в силах отказаться от непримиримой вражды, кхорнит-военачальник и небесный паладин сражались друг против друга. Холм из трупов вокруг них все рос — все воины, пытавшиеся вмешаться в их схватку, были уничтожены. Воинов-Выкованных Кровью, убитых паладинами, накопилось так много, что они образовали стену из мертвецов, а на том месте, где Гхаар'ет отослал воинов-паладинов обратно на небеса, зияли почерневшие кольца выжженной земли.
Сейчас никто не осмеливался испытать на себе гнев любого из этих бойцов, и они сошлись между собой.
Презрев оборону, Гхаар'ет обратился к ярости своего повелителя и обрушил удары своего топора на поднятый молот.
— Грозовой Налетчик… — выплюнул он словно ругательство, тяжело дыша. — Почему… ты не желаешь… умереть!
Последний из его ударов расколол напополам рукоять паладинского молота, лезвие топора вонзилось в грудь воина. Даже тяжело раненый, тот продолжал борьбу, избивая незащищенный бок Гхаар'ета тем, что осталось от его молота. Ему не хватало пространства для удара обеими руками, но каждый его удар вызывал у военачальника крики боли.
Крепче схватившись за топор, Гхаар'ет бил снова и снова, разбивая паладина в клочья, забрызгивая свое лицо и доспехи кровью до тех пор, пока от его заклятого врага не осталось ничего.
На мгновение изломанный труп задержался на спине гиганта, и Гхаар'ет уже возликовал, думая, что наконец добился победы. Но тут пришла молния и, несмотря на то, что Сын Войны уже схватился за его лицевую пластину, забрала паладина обратно на небеса.
Битва почти закончилась, и, хотя золотые воины нанесли тяжелые потери, Выкованные Кровью вновь восторжествовали. Последний из паладинов упал на спину трупа-титана. Их великое паломничество подходило к концу и новый мир вновь манил их. Держа пред лицом свои обожженные руки, Гхаар'ет устремил взгляд на небо.
— Скоро мы встретимся вновь, — прошептал он. — Грозовой Налетчик…
Звуки охотничьих рогов неслись по воздуху Бездонной Ямы. Оставшиеся Выкованные Кровью брели по ней уже несколько дней. Окровавленные, израненные — их почти сломили.
— Унквар, они близко? Говори! — потребовал ответа Гхаар'ет от своего Кровавоизбранного. Двадцать выживших некогда возглавлял смертоносец, но сейчас перед ним стояло лишь четверо.
Покрытый грязью из ям и десятком красных, загнивающих ран, Унквар открыл рот, чтобы ответить, когда раздвоенная стрела пронзила его затылок. Вместо слов из его горла вырвался фонтан крови, окативший Сына Войны.
— Берите свои клинки! — закричал тот, призывая своих людей выстроиться в оборонительный круг, но двигались те с трудом. Они только что прошли по гноящемуся отстойнику, тянувшемуся на сколько хватало зрения, сквозь грязные миазмы чернели ямы. Беспокойные трупы корчились и гнили в их глубинах. Они набросились на Выкованных Кровью, жаждущие их плоти, но слишком слабые.
Сам Гхаар'ет возвышался из ям, словно медная гора, но он также был по пояс в грязи, как и его люди. Он закричал на них.
Сын Войны приказал кровавым воинам защищать своего повелителя, они настороженно разглядывали тени, бесновавшиеся на самом краю зрения. Желтушная духота повисла над этим болотом, окружив последователей Кхорна с нечестивой разумностью. Даже чумные мухи волновали их меньше того, что было за границей. Несколько мгновений ничего не происходило. Унквар уже утонул в трясине, его товарищи безуспешно пытались держать убивших его в страхе. Некая большая опасность таилась за пределами круга, и все глаза кхорнитов пытались обнаружить ее.
Когда жужжание чумных мух прекратилось, покой Гхаар'ета уже окончательно пропал. Его догадка оправдалась, когда молния ударила прямо в центр порядков Выкованных Кровью.
Сожженные и изломанные тела взлетели в воздух. Молния ударила с такой силой, что превратила болотную воду в пар. Когда вспышка от молнии рассеялась, на кольце почерневшей земли остались стоять ряды золотых воинов. Бронированная стена щитов образовала идеальное кольцо вокруг лучников, в самом центре стоял предводитель с фонарем — вид маяка опалял Выкованных Кровью и отнимал у них ярость. Прошло несколько секунд, а враждующие стороны, которых отделяло друг от друга только несколько шагов, с ненавистью наблюдали друг за другом. Гхаар'ет взвесил топор в руке.
— Убить их всех!
Давка была абсолютно дикой и кровавой. Гхаар'ет пристально смотрел на сияющий свет, кожа вокруг глаз покрылась волдырями, но сквозь них проглядывали глаза.
— Грозовой Налетчик! — ревел он, ища своего старого противника, но предводитель с фонарем был не один.
Он рубанул золотого воина, подошедшего слишком близко, продвигаясь все глубже во вражеские порядки, пытаясь найти того, кто преследовал его в кошмарах.
— Где ты, пес?
Он ударом снизу убил еще одного врага, разбив щит и послав молнию обратно в грязное небо. На мгновение желтые облака разошлись, пропуская молнию, и Гхаар'ет мельком увидел волшебное небо. Когда тьма вновь накрыла мир, тень мелькнула настолько быстро, что Гхаар'ет почти пропустил ее.
Он блокировал удар молота рукоятью топора, толкая врага. Схватив ближайшего подчиненного за плечо, прошипел ему, — Он здесь. Он пришел сюда за мной.
Кровавый угар затмевал послушника Кхорна, но Гхаар'ет не смотрел на безумную битву. Его внимание было приковано к тем, кто парил в небесах. Он чувствовал его. Чувствовал его присутствие…
— Где ты… — прохрипел он, не осознавая неминуемое поражение своих воинов. — Грозовой Налетчик?
Тучи крылатых тварей спустились через испарения, плоть горела от прикосновения их усиков. Гхаар'ет повернулся в их сторону. Ему хватило мгновение, чтобы понять, что это не животное, а воин в броне.
И когда их глаза встретились, Сын Войны понял, что его конец близок.
— Я здесь. — холодно произнес Грозовой Налетчик и пустил зазубренную сверкающую стрелу со своего лука.
Боль тысячью ножей пронзила тело Гхаар'ета. Он хотел было посмеяться над этим трагическим концом, но агония не позволила ему.
— Вы трупы, — бормотал он, пока жизненные силы покидали его тело и упал в грязь. Холодные, мертвые пальцы ухватились за его доспехи, но он не смотря оторвал их, не желая погибать не от врага.
Никакого торжества или ликования не замечалось в глазах грозового налетчика — Гхаар'ет мог их достаточно хорошо видеть через прорези позолоченной маски.
— Ты труп… — на последнем вдохе прошептал он свои последние слова.
И грозовой налетчик произнес последние слова, которые он услышит.
— Я жив.
Рыцарь-венатор взлетел высоко над Лазурной равниной, его звездный орел летел рядом с ним. Крысюки были полностью разгромлены, но их облаченные в черное ассасины спаслись во время резни, и теперь он со своим товарищем разыскивали их среди упавших статуй из кристаллов азурита.
История этого города скрывалась в веках, рыцарь-венатор позабыл многое из своего прошлого — даже имя. Зигмар сделал его бессмертным, но взамен забрал то, что делало его человеком — память, сочувствие, даже эмоции. Он воспринимал себя только как Грозового Налетчика, но не помнил, почему.
Он наткнулся на военную банду, идущую через руины, фанатики Хаоса, ищущие легкую добычу после битвы. Как только рыцарь-венатор заметил их, маленькие осколки памяти вернулись к нему.
Бросив взгляд на свою птицу, он словно копье ринулся сквозь клубящиеся облака. Немного натянув тетиву, он формировал стрелу небесной энергии. Среди толпы стоял зверь, смотрящий прямо на него. Мерзкое существо. Наполовину человек, наполовину чудовище. Клоки грубых волос словно грива спадали по оплетенному развитой мускулатурой корпусу. Кожа монстра сияла красным и из плоти торчали шипы.
Невероятно, но он единственный заметил его, и, хотя он и был искажен и видоизменен, Грозовой Налетчик увидел в единственном глазу чудовища узнавание.
Он поднялся на задние лапы, игнорируя терзающую его спину плеть жирного кровавого дикаря-загонщика. Длинный, черный язык выскользнул из пасти зверя и, сквозь вопли, пытался что-то сказать…
— Грозовой Налетчик!
Воспоминания нахлынули на рыцаря-венатора в одно мгновение. Прищурившись, он прицелился и выстрелил…
Не переведено.
Не переведено.
— Ты уверен, что это сработает, чародей? — мрачно поинтересовался герцог Фострин, владыка Небесных Отмелей.
— Да, да! Конечно, — чародей Чаликс скрестил свои руки на груди и сгорбился так, словно решил поклониться, для разнообразия проявив хотя бы тень почтения к герцогу. Фострин долгое мгновенное сверлил взглядом костлявого чародея. Тот услужливо скалил в ответ острые зубы.
— Так у вас оно есть или нет? — наконец, спросил чародей.
Фострин махнул рукой, и его Избранные, пять воинов, почти столь же грозных, как и он сам, вошли в зал.
— Вулкрис, Бартон, Хуриос, Двефт и Магаззар, — назвал Чаликс их всех по именам. Все собравшиеся в башне обрели благословения своего божества, но дары, ниспосланные Тзинчем воителям, разительно отличались от его сошедшей на провидцев благодати. Чаликс был маленьким, щуплым, сквозь его синюю кожу выпирали кости. Избранные Фострина же превратились в гигантов, возвысившись благодаря колдовству. Их тела закрывали сверкающие доспехи цветов зелени и пурпура, а лица скрывали безликие шлемы.
Вулкрис и Двефт выступили вперёд, таща извивающийся мешок, и бросили его на пол прямо перед колдуном. Изнутри что-то заскулило.
— Только не бейте его! — взмолился колдун. — Как оно? Оно прекрасно? Достойное ли это подношение для нашего господина?
— Мы гнались за проклятой тварью по всему руссетскому острову, — сказал Фострин. — И почти поймали её, когда местное племя решило бросить нам вызов. Слишком многие обнаглели, прослышав о вторжении Зигмара, и это племя не стало исключением. Когда же мы расправились с ними и погнались за тварью вновь, то Вулкрис едва не рухнул навстречу смерти с маррондовых скал. Оно стоило нам многих сил, так что лучше бы оно того стоило.
— Тогда, тогда, дайте же мне взглянуть! — нетерпеливо подскочил чародей. Вулкрис поднял мешок, сорвал верёвку, а затем вместе с Двефтом потянул его вниз, открыв голову изуродованного существа.
Пол твари было невозможно определить. Её голова превратилась в выгнутый эллипс, более широкий и тяжёлый на одной стороне, отчего существо склоняло её влево. На худой правой стороне губы трёх маленьких ртов корчились и извивались вдоль изуродованных зубов, а семь глаз, два из которых затянула молочная пелена слепоты, были натыканы на лице где попало. На положенном месте находился лишь нос, но и тот был серьёзно искажён.
— Восхитительно! — причмокнул чародей. — Просто прекрасно! — чтобы полностью оценить добычу, он рывком стянул с неё мешок. Мутант был одет в тунику из грубой ткани, сквозь которую торчали три руки, тонких, словно палки, и заканчивающихся трёхпалыми ладонями. Затылок, плечи и икры поросли похожими на проволоку волосами. Ноги были прекрасно сложенными и мускулистыми, но ступни казались слишком большими для тела. Существо дёрнулось, когда Чаликс взял его длинными пальцами за шишковатый подбородок и потянул уродливую голову вверх.
Позади чародея стояло высокое зеркало в сверкающей серебряной раме, в которой сплелись воедино тысяча образов святых служителей Тзинча. Оно ловило свет, сияющий среди колонн зала, такой чистый и резкий здесь, на самой вершине, и отбрасывало его к куполу потолка. По фрескам проносилась рябь света, такая же стремительная и мимолётная, как отражения в серебристых реках Анврока. Фострин избегал смотреть на потолок, опасаясь того, чего могли сказать ему узоры ряби. Вместо этого он глядел на своё отражение, нависшее над глупо ухмыляющимся чародеем. На его лице сияли образы, которыми его кожу соизволил отметить Тзинч. Чаликс шагнул в сторону, чтобы мутант смог себя увидеть.
Напуганное существо моргнуло и печально застонало. Из одного слепого глаза потекли густые жёлтые слёзы. Чародей ухмыльнулся ещё шире, наслаждаясь муками твари.
— Ах, ах, ну не плачь! Ты воистину благословен нашим владыкой Тзинчем! Ты совершенен! Твоё тело отмечено столь случайными изменениями, что ты станешь прекрасным подношением Изменяющему Пути.
Мутант заскулил, пытаясь уползти. Чаликс не отпускал его.
— Да, лорд Фострин, у нас есть всё, что нам нужно. Мы можем начать! — Существо попятилось, едва Чаликс выпустил его лицо, чтобы достать что-то из длинных рукавов. Чародей протянул вперёд руку, сжимая кулак. — Смотри, смотри же! Видишь? Я не причиню тебе боли. Давай, приглядись!
Мутант нахмурился, втягивая кривым носом воздух. Чаликс открыл руку, показав щепотку сверкающего порошка.
— Разве он не прекрасен? — подбодрил существо чародей, и мутант подался вперёд. Чаликс выдохнул, и облако полетело в лицо мутанта. Существо забилось, брызжа слюной, его глаза закатились в глазницах, выгнулось, а затем рухнуло на мраморный пол.
— Хорошо, как же хорошо! — хихикнул Чаликс. Семеня ногами, он подошёл к стоящему в углу зала шкафу и вытащил шкатулку, полную цветных мелков. — Вы прекрасно потрудились, герцог Фострин. Я награжу вас достойно, да, как мы и договаривались. Вам достанется много оружия и доспехов.
— Просто сделай всё как надо. Сколько времени это займёт, Чаликс?
— Терпение, терпение! — усмехнулся колдун, садясь на мрамор рядом с мутантом, и открыл шкатулку. — Я закончу до заката, да. Тогда мы будем готовы.
Фострин покосился на Вулкриса. Заскрипели кожаные перчатки воина, когда он сменил хватку на оружии.
— Садитесь, наслаждайтесь! Ешьте, пейте! — радушно предложил Чаликс. В нише вспыхнул свет, открыв для взгляда стол, заставленный фруктами и флягами с вином. — Перекусите, пока я работаю.
Фострин резко отвернулся. Его воины не прикоснулись к еде, вместо этого направившись к двери и встав на страже. Двое направили свои взгляды на девять тысяч ступеней башни, а другие остались внутри, смотря сквозь безликие маски на Чаликса. Колдун, высокомерно не замечавший их ненависти, что-то тихо напевал. Фострин же подошёл к расставленным у окон телескопам, чтобы взглянуть на Висячие Ущелья Анврока.
Башня Чаликса вздымалась ввысь на тысячи метров над небольшим островком на самом краю Небесных Отмелей, как звалось герцогство Фострина. Вдали от великих земель Анврока, Денврока и Кантрука Висячие Ущелья разделялись на части, пронизанные богатыми жилами металла и образующие в бескрайних небесах огромных архипелаг. Острова заросли растениями сверху донизу, ведь кружившее вокруг солнце освещало и их вершины, и подножия. Вдали в тысячах километров виднелся великий континент, казавшийся серой и бесформенной тучей, но внимание Фострина приковывали три главных земли Висячих Ущелий. Он присел у одного из инструментов чародея и заглянул в кристаллические линзы.
Над всеми ними бушевали грозовые облака, извергая яростные молнии. Анврок окружали огромные пики Ваультеновых гор, где в незапамятные времена построили сторожевые башни, давно разрушенные, но отстраиваемые вновь. На них мелькали крошечные огоньки, бывшие на самом деле развевающимися по ветру огромными знамёнами. В такой дали было невозможно различить символы на знамёнах, но само их присутствие означало одно — эта земля принадлежит Зигмару.
Фострин вёл телескоп вдоль гряды, пока его взгляд не обратился на Аргентина, небесного змия. Согревавшее металлическое море Великого Горнила пламя сражалось само с собой, привычные искрящиеся цвета корчились и боролись с чистым белым пламенем. Зверь был явно встревожен, и его исполинское тело извивалось и содрогалось, сплеталось и вытягивалось от безмолвной муки, пока Хаос и Порядок сражались за его душу. «Это лишь вопрос времени» — подумал Фострин. Несомненно, следующим будет кристаллический курослиск Витрикс. Все земли вокруг великого змея пали или оспаривались. За распахнутыми челюстями Аргентина на краю Великого Горнила тоже развевались знамёна Бога-Короля.
— Анврок пал, Горнило захвачено, Денврок осаждён, — вздохнул Фострин. — Маэрак и король Тронд мертвы, Кайр изгнан, Ифрикс уничтожен… скоро придёт наш черёд.
— Нет, если мы преуспеем, — возразил Чаликс, продолжая выводить круги. Верьте, герцог Фострин. Планы Великого Изменщика часто оказываются многоходовками. Теперь помолчите! Я работаю быстрее, когда меня не отвлекают.
Фострин вновь посмотрел на покорённые земли, ища среди них хотя бы проблеск возвращения Хаоса. Но не увидел ничего, хотя и смотрел, пока не заболели глаза.
Солнце спускалось по небосводу, чтобы осветить подножия Висящих Ущелий. Следом за ним на вершины больших земель прокрадывалась тьма, но острова были слишком маленькими, чтобы заслонить солнце, и потому на Небесные Отмели никогда не приходила истинная ночь. Странное сияние опустившегося солнца сверкало вокруг островов, поднимая к небу высокие столпы тьмы. Воздух в зале Чаликса пропитался синей тенью, и лишь зеркало ярко сияло, словно не отпуская схваченный свет.
— Готово! — воскликнул чародей. Он встал, отряхнул руки и оглядел свои труды — череду украшенных кругов, пересекающихся на полу.
— Вижу, ты закончил рисовать, — проворчал герцог. — И скоро мы отправимся в прибежище Оракула?
— Достаточно скоро. Само заклинание относительно несложно. Времени требуют лишь приготовления.
— И это откроет нам путь во владения Кайра?
— О да, — усмехнулся Чаликс, кладя шкатулку обратно в шкаф, и вытащил длинный нож. Затем чародей вынул его и ножен и критическим взглядом окинул клинок — немного выгнутый, шириной чуть больше пальца, тонкий как ехидная насмешка и стократ более острый. Удовлетворившись увиденным, Чаликс подошёл к мутанту и пинком перевернул его на спину, — Великий Оракул оказался небрежен. Естественно, что столь одарённый благоговением Тзинча служитель не задумывается о поражении, но ему следовало бы сделать это, о да. Теперь его нет, а логово его открыто для всех, у кого есть достойное подношение, подобающее снаряжение и требующееся мастерство. Ты обеспечил мне два материальных ингредиента, тогда как в моей скромной персоне заключена самая важная часть из всех — знание!
Чаликс опустил на колени и вонзил нож глубоко в грудь мутанта. Опьянённое наркотическими парами существо смогло лишь протестующе выдохнуть, умирая. Из его грудной клетки фонтанами забила кровь, когда колдун вырезал тёмное сердце наружу, разорвав соединительные ткани одну за другой. Он нагнулся над несоразмерным органом и прошептал какие-то неразборчивые слова, резанувшие уши Фострина. Когда же он закончил бормотать, то отвёл руку за спину и изо всех сил метнул добычу прямо в зеркало.
— Прими же искажённое сердце ради искажённого сердца, о, великий Тзинч! — закричал колдун.
Грянуло. Окровавленный кусок мяса исчез, а осколки взорвавшегося зеркала полетели в комнату. Герцог поднял руку, чтобы прикрыть лицо, но удара так и не последовало. Осколки остановились на полпути, а затем полетели назад, словно момент взрыва обратился вспять. Стекло не встал обратно в раму, но сложилось в многогранную арку, сверкающую, словно порченая радуга.
Зеркало стало дверью. За ней тянулся коридор из сияющих кристаллов, ведущий к неровным ступеням. Наружу вырвался порыв сухого и стылого воздуха, а где-то далеко протрубил рог.
— Врата открыты, о да! — счастливо кивнул Чаликс, радуясь своему успеху.
Фострин надел шлем и обнажил меч. Колдун уже бесстрашно шёл к вратам, лишь подняв полы, чтобы не вымазать их в луже крови. Избранные последовали за ним, и герцог вошёл последним.
По туннелю разнёсся треск и скрип.
— Мы словно вошли внутрь остатков зеркала, — прошептал Вулкрис, — и идём по осколкам стекла.
— Ты ближе к истине, чем думаешь, — усмехнулся Чаликс. — Это окраина Кристального Либиринта владыки Тзинча, часть его, но отделённая от целого. Здесь ничто не является тем, чем кажется, всё иллюзорно и подобно искажённому отражению тени мысли. Нам не следует медлить в поисках логова владыки Кайра, иначе нас заметят, а смертным не место во Владениях Хаоса…
Колдун поднимался по ступеням, а Фострин и его избранные следовали за ним. Путь вперёд был неотличим от пути назад, направление пути — непостоянным и необъяснимым. Герцог не мог сказать наверняка, был ли верх верхом, а низ — низом, шли ли они дальше или возвращались в логово Чаликса, незаметно свернув. За стенами рябили бесчисленные образы, и не раз Фострин чувствовал на себе взгляды, а резко оборачиваясь, видел, как его собственные отражения двигались не в такт действиям. За обманчивыми миражами крались тёмные силуэты, подползающие к стеклянистой поверхности, а затем уносящиеся прочь, оставляя за собой запах благовоний. Даже грозным избранным было не по себе, но маг спокойно семенил вперёд, не медля и не тревожась. Время начал растягиваться. Фострин не мог определить, как долго они взбирались по ступеням, пока тропа не разошлась на десятки туннелей, менявшихся местами, когда никто на них не смотрел.
— Куда идём, чародей? — мрачно поинтересовался герцог.
— Терпение, терпение. У меня всё под рукой, — Чаликс протянул руку и вытащил откуда-то из глубин одеяний цепь. На её конце висело одинокое синее перо. Он быстро укрыл его рукой. — Это пёрышко непростое, взято оно из крыла Повелителя Перемен. Оно укажет нам путь.
— Оно обманет нас, — проворчал Магаззар.
— Оно зачаровано, — хихикнул Чаликс, качая головой. — Много крови пролил я, дабы добыть его, и весьма ужасные сделки заключил, чтобы познать тайны этой магии. Но тайны я познал, — говоря, он наблюдал, как раскачивается перо. Наконец, оно повернулось и указало, но в остальном ничем не примечательный проход. Колдун без всяких сомнений направился туда, — За мной!
Ступени выровнялись, а затем привели их в пещеру, где ослепительно сияющие стены тянулись вверх и вниз так далеко, что исчезали в мерцающей дымке. От выхода из пещеры на ту сторону вёл тонкий кристаллический мостик, тянущийся до другого прохода, казавшегося лишь синим пятном на фоне сияния.
— О да, всё как описано! — довольно пробормотал Чаликс. — Идёмте! — махнул он рукой, ступая на мостик. — И осторожней, здесь скользко.
Последним шёл Магаззар. Когда он вошёл на мост, то от кристаллов донеслась чистая звенящая нота. Яркая белизна сияния омрачилась, став тёмно-красной, как кровь. Из глубин донёсся пронзительный вопль.
— Быстрее! — окликнул их Чаликс. Он подобрал полы и ускорил шаг и припустил рысью. За ним тяжело шагали герцог Фострин и его избранные, и от их могучей поступи хрупкий мостик дрожал. Он был настолько узким, что Фострин едва мог расставить ноги. Вопли приближались. Магаззар заглянул через край и закричал своим товарищам, предупреждая об увиденном. Фострин обернулся. Размытый вихрь сорвал голову избранного с его могучих плеч. Из разорванной шеи фонтаном забила кровь, и труп рухнул с моста, размахивая руками. Из глубин вырывались всё новые силуэты, вопящие, хлещущие непрошенных гостей шипастыми хвостами. Вулкрис ударил топором, глубоко погрузив его в одну из тварей, и раненное существо отшатнулось, таща за собой избранного. Воин зашатался на краю и рухнул бы, если бы Фострин не удержал его за плащ, несмотря на то, что его собственные ноги скользили по стеклу.
— Похоже, эти демонические звери — сторожевые псы Кайра, — заметил герцог. Твари плотным косяком проносились вокруг моста, а их жуткие крики эхом отдавались от стен пещеры.
— Они снова летят! — закричал Хуриос.
— Готовьтесь! — приказал Фострин. Избранные упёрлись ногами и приготовили оружие. Крикуны вновь устремились на них всей стаей, дрожа от предвкушения, но в этот раз воители были готовы. Избранные рубили, рассекая широкие тела, и уворачивались от хлещущих хвостов проносившихся над их головами тварей. Наконец, крикуны улетели, устремившись к дальней стене пещеры.
— Бегите! — закричал Фострин. И воины побежали, так быстро, как осмелились. Чародей уже был рядом с концом моста.
Ещё дважды им приходилось останавливаться, чтобы повергнуть крикунов, а затем, отогнав зверей, воины бежали. Так они добрались до дальней стороны туннеля. Первым вошёл Фострин, затем Вулкрис, Двефт, Хуриос и, наконец, Бартон. Но когда тот шагнул внутрь, то в последний раз услышал позади приближающиеся крики. Шипастые хвосты пронзили его грудь и потащили назад.
— Помогите мне! — закричал избранный. Двефт бросился вперёд, протягивая руку, но слишком поздно. Стая оторвала Бартона от земли и унесла ввысь, прежде, чем тот успел ухватиться. Полёт тварей замедлился, и они собрались вокруг обречённого воина. Крикуны кружили и петляли вокруг, то отдаляясь, то пикируя, чтобы врывать особо вкусные кусочки от сопротивляющейся добычи.
— Бартона уже не спасти, — вздохнул Двефт.
— Но почему чародей не использовал свою магию? — спросил Хуриос.
— Здесь она лишь навлечёт на нас погибель, — проворчал Фострин. — И помогут нам лишь мечи и доблесть.
Бартон прекратил двигаться. Кровь полетела во все стороны от кормящейся стаи крикунов.
— Значит, нам достанется больше добычи, — пожал плечами Вулкрис.
Они шли днями или так казалось, но не испытывали нужды ни в еде, ни в воде, ни в других потребностях тела. Чаликс вёл их сквозь леса из дрожащих камней в место, где небом была поверхность безмятежного водоёма, где плавали странные сияющие существа. Они карабкались по лестницам, которые не заканчивались, но вели к своему началу. Воины провели дни в лабиринте, слыша насмешки собственных далёких голосов, а вышли из него в стылой пустоши из соляных шпилей, где на них напали скачущие розовые демоны. После смерти каждый из них распадался на двух меньших жалких голубых существ. Эти твари были многочисленными, однако трусливыми, и бежали, когда Фострин убил их вожака. Искажалось и время, и разум. Герцог больше не мог уследить за порядком событий. Дни тянулись мгновения, а секунды растягивались на года. Фострин так и не понял, сколько же они шли. Возможно, прошёл лишь день, а быть может и целый век. Он знал лишь, что моргнул, и увидел, что они пришли и стоят у выхода из грязной пещеры, вырубленной в огромном жёлтом утёсе. Снаружи во всех направлениях тянулась равнина из безупречного зелёного стекла, исчезая в сиянии и источая кислотный свет.
— Вот мы и добрались до логова Кайра, — прошептал Чаликс. Колдун словно постарел и выглядел затравленным.
— Я ничего не вижу, — проворчал Вулкрис. Он шагнул вперёд. Чаликс протянул руку, пытаясь остановить его, но избранный оттолкнул его. — Я устал ждать, судьба ждёт.
— Постой! Нужно сначала снять последние обереги! — закричал колдун.
— Я устал ждать, — повторил Вулкрис. — Судьба ждёт.
— Держите его! — приказал герцог.
Хуриос и Двефт бросились наперерез, но все их усилия были тщетны. Избранный теснил собратьев, таща их вперёд по гладкому стеклу.
— Я устал ждать, — вновь произнёс Вулкрис пустым и тяжёлым голосом. Он шагал вперёд так, словно и не было никаких преград. — Судьба ждёт.
Фострин выбежал из пещеры на помощь своим воинам и вклинился между ними, упираясь в грудь избранного.
— Он зачарован! — закричал Хуриос.
— Я устал ждать.
— Слишком поздно! Назад, сойдите со стекла! — закричал Чаликс. — Что-то идёт!
— Судьба ждёт.
Фострин оглянулся через плечо. Из головокружительной дымки появилась мрачная тень — воин, идущий прямо к утёсу и входу в пещеру.
— Внемлите чародею. Оставьте его, — приказал Фострин. — Уходите с равнины.
Хуриос рухнул, выпустив Вулкриса, Двефт отшатнулся, а сам герцог отскочил в сторону. Избранный шёл дальше, не быстрее не медленнее, чем во время тщетных попыток других его остановить. Фострин добежал до края равнины и укрылся в пещере, откуда начал наблюдать за приближающимся воином. Он прищурился. В воине было что-то знакомое.
— Это тоже Вулкрис! — воскликнул Фострин. — Он раздвоился!
Воин был облачён в те же доспехи, что и Вулкрис, и выглядел одинаково с ним во всём за тем исключением, что левое на избранном стало правым на его двойнике и наоборот.
— Его отражение, — выдохнул Хуриос.
Воины остановились на расстоянии вытянутой руки друг от друга, подняли топоры и атаковали.
Восемь раз они наносили одинаковые удары, и восемь раз рукояти их двухлезвийных топоров сшибались вместе. На девятый раз лезвия топором пронеслись мимо друг друга и глубоко до самых сердец вонзились в тела Вулкриса и его двойника. Воины запрокинули головы и завопили, а затем взорвались, исчезнув в ревущих столпах пламени, что унеслись к далёкому горизонту и слились к неизменным сиянием.
— Смотрите! — воскликнул Чаликс. — Пролилась кровь, ставшая последним ключом.
Реальность моргнула. Равнина исчезла, а на её месте возник зал, многогранный и угловатый, словно алмаз изнутри. И в каждой грани отражался пристально смотрящий птичий глаз. Посреди зала высилась золотая статуя владыки Кайра, а над её распростёртыми крыльями парил кристалл размером с большой палец, чёрный как полночь. Улыбаясь от алчного предвкушения, Чаликс побежал к нему. Глаза подозрительно прищурились.
— Сердце Кайра Судьбоплёта, Кристалл Судеб! Смотрите, оно почти восстановилось. Мы прибыли как раз вовремя, — прошептал маг.
— Где сокровища, чародей? — потребовал ответа Хуриос. — Ты обещал нам зачарованное оружие, орудия великой мощи.
— Подождите, — Чаликс выхватил из воздуха кристалл. — С ним возможно всё.
Хуриос и Двефт сердито зашагали, осматриваясь, но поиски были недолгими. В зале не было ничего, кроме статуи и кристалла.
— И как же ты заплатишь нам? — поинтересовался Двефт. — Здесь пусто, как в голове слаанешита!
— Говори, чародей, — сказал Фострин, поднимая меч. Воины окружили Чаликса. — Что с нашей сделкой?
Двефт и Хуриос напряглись, готовясь к бою. Колдун нехорошо усмехнулся.
— Вот плата, которую вы заслужили и так хотите! — закричал он, поднимая кристалл. Из него вырвались полосы зазубренной тьмы, пронзившие Двефта и Хуриоса и мгновенно обратившие их в кристаллические статуи, что приросли к полу.
— Какие же вы глупцы, — фыркнул чародей. — Неужели вы думали, что я поделюсь любой добычей с отброса…
Глаза Чаликса расширились, а челюсть отвисла. Со скрежетом из его живота вырвался меч Фострина, а затем с кончика меча упала капля медяной крови. Герцог протянул руку, беря кристалл из слабеющих пальцев мага.
— Спасибо тебе, Чаликс, за то, что ты привёл меня сюда.
Фострин вырвал меч, и колдун рухнул со сдавленным криком. Пока жизнь Чаликса утекала, герцог смотрел на кристалл, завороженно наблюдая игру света на гранях.
— Ты… ты не был обращён? — поражённо выдохнул маг.
Фострин сорвал шлем, с лязгом покатившийся по полу, и заглянул в глаза умирающего колдуна.
— Спасибо моему деду, — он щёлкнул пальцами по кольцу на латной перчатке, по простой серебристой полосе. — Он передал мне это, а также свиток, содержащий мрачные тайны. Ты думал обмануть меня, Чаликс, рассчитывал сыграть на моём невежестве. Все вы, колдуны, одинаково презираете лучших людей. Я знаю, что можно сделать с этим, — он высоко поднял кристалл и улыбнулся, сжимая пальцы. — Душа демона теперь моя.
— Отдай её мне… Фострин… пока не поздно! — простонал Чаликс, протягивая дрожащую руку. Из его рта текла кровь.
— Уже поздно. Знаешь, ты и тебе подобные слишком долго заправляли в ущельях Анврока. Пришло время для нового порядка, созданного достойными мужами.
— Ты не понимаешь, что творишь!
— О, но я понимаю, — сказал Фострин. — И у меня есть план. Ведь ты боишься только демонов нашего владыки, не так ли, Чаликс? Я видел, как ты лебезишь и пресмыкаешься перед ними, вымаливая благосклонность. Я хочу стать одним из них. Я поглощу сердце и перерожусь, а затем вернусь в Анврок и расправлюсь с твоими жалкими сородичами. Я буду лично общаться с Тзичнем, безо всяких посредников, повелевать землями во имя Великого Изменителя, а лорды островов и ущелий вновь станут законными правителями, а не рабами капризов чародеев…
Он высоко поднял кристалл. Глаза сверлили герцога взглядами из граней.
А после этого я соберу армию и изгоню воинства Зигмара из наших земель во славу Тзинча.
Чаликс выкашлял комок тёмной крови, и лишь тогда Фострин понял, что чародей смеётся над ним.
— Какой же ты глупец… ты ничего не ведаешь о природе Хаоса. Демон не может стать владыкой людей. Ты ничего не знаешь о…
Меч Фострина опустился, расколов череп колдуна. Чаликс рухнул и умолк навеки.
— Возможно я и глупец, но ведь ты — мертвец. Завидуешь мне? — Фострин поднял кристалл, зажав его между большим и указательным пальцами. Изнутри сердца сочилась сила, размывая воздух, словно очаг. — Конечно, стоило бы захватить мёд, чтобы запить…
Он засунул кристалл в рот. Грани рассекли язык, но Фострин не ощутил боли. С огромным трудом он проглотил сердце, чувствуя, как острые края царапают пищевод до самого желудка. Несколько мгновений он стоял неподвижно и не чувствуя ничего, а затем содрогнулся от внезапной муки, согнулся пополам и завыл. Всё тело вспыхнуло и защипало так, словно в тело впивались миллионы острых игл и вырывались сей же миг. Герцог зажмурился, чувствуя, как мир вокруг наполняет безвременье ослепительной боли.
Прошла вечность — или так казалось? — а затем всё прекратилось.
Фострин обнаружил, что сжался в клубок. Он осторожно выпрямился и поднял огромные руки к изумлённым глазам. Его плоть потемнела и покрылась фиолетовыми крапинками, а из пальцев вытянулись длинные когти. Он содрогнулся, ощутив нечто странное за плечами, и позади распахнулись крылья, перепончатые, словно у летучей мыши. В кристалле пещеры отразилось его новое лицо: длинное, покрытое шипами и коронованное тремя рогами, похожими на скимитары. Улыбка открыла широкие зубы. Он ощупывал своё лицо руками и чувствовал, как при прикосновении по плоти расходится сила. Фострин расхохотался и выпрямился на своих мускулистых ногах. Герцог глубоко вздохнул. Используя кристаллические стены словно зеркало, он глядел на своё новое вместилище духа, оглядывая себя с ног до головы.
И он был очень доволен увиденным.
— О сила, о могущество! — взревел он. — Посмотрим же, как осмелятся ли жалкие колдуны Анврока бросить вызов новому императору! Я убью всех, кто не подчинится мне.
Он обернулся, ища выход наружу, желая уйти и начать своё правление. Но не увидел ничего. Герцог вновь обернулся, думая, что позабыл, где дверь, но с растущим ужасом осознал, что она исчезла. Каждая грань была такой же, через каждую продолжал смотреть прищурившийся глаз, но на месте входа осталась лишь гладкая панель кристалла. Фострин бросился к ней и ударил. Она не поддалась. Крича, новорождённый демон колотил её руками изо всех сил, бушуя, пока что-то не привлекло его внимание. Он прижался к стене. Сквозь отражения и смотрящие глаза можно было различить детали, то, что таилось за стеклянистым материалом. На полу пространства по ту сторону стены лежало тело Чаликса, огромное, словно великан. Фострин резко обернулся. Да, там стояли искажённые стеклянные статуи Хуриоса и Двефта, также словно выросшие. За ними виднелся тёмный проём двери, далёкий и похожий на пещеру. Его темница была во всём подобна меньшей копии логова Кайра. Наконец, осознавший всё герцог посмотрел вниз. Даже сквозь все искажающие отражения он увидел золотую статую и понял, что заточён в сердце Судьбоплёта.
Снаружи раздался шелест мантии и сухой двойной смешок. Глаза в кристальных стенах моргнули, а потом осталось лишь четыре глаза. А затем исчезли и они, сменившись огромными когтями, схватившими кристалл и поднявшими его ввысь. Фострин пошатнулся, когда сердце наклонилось, и понял, что на него смотрят два морщинистых лица. Кайр Судьбоплёт заглянул внутрь.
— Он не видит того, что вижу я, — сказала первая голова и насмешливо щёлкнула клювом. — и какой должна быть его судьба?
— Стоит ли мне сказать ему? Он не знал, какая будет его судьба, когда решил прийти сюда, не знает и сейчас, — усмехнулась вторая. Обе головы с умилением разглядывали схваченного герцога. — Или нам оставить это как сюрприз?
— Кайр! — закричал Фострин, вцепившись в кристалл новыми руками — не могучими, но крошечными, словно лапы гомункула. — Выпусти меня!
Демон недовольно щёлкнул клювом и затряс сердце.
— Лордом Кайром меня зовут! И я твой владыка. Обращайся ко мне подобающе.
Фострин пролетел через зал и тяжело ударился о стену. Наконец, Кайр закончил его трясти.
— Но вы мертвы, милорд, — прошептал герцог.
— Оно так и не услышало своего колдуна. Я не могу умереть, малыш.
— Я никогда не умираю, — добавила вторая голова. — Я это видел.
— Я вечен, я всегда был, я всегда буду.
— Но тебе нужно восстановиться, — недоверчиво выдохнул Фострин. — Чаликс сказал, что…
— Как можно сделать постоянную переменной? — обе головы усмехнулись. — У меня нет начала.
— И у меня нет конца, — закончила вторая голова. — Как можно превратить круг в прямую?
— Я демон, я ровня тебе! Я поглотил твоё сердце! У тебя нет права держать меня в заточении.
Обе головы расхохотались.
— Ты всё не так понял, — начала первая голова. Внешняя пещера начала исчезать, распадаться на лучи переливающегося света, унося с собой тела мертвецов. — Как среди людей есть порядки очерёдности и положения, так они есть и среди демонов.
— Ты видел нам подобных в своём мире, но всё не так понял. То были одинокие посланники. Здесь же наши владения, — пояснила вторая голова.
Исчезли последние тени пещеры. Кайр ударил могучими крыльями и воспарил, купаясь в ослепительном свете, отражающемся от острых углов.
— Узри же! — прокаркал Оракул. — Се Кристальный Лабиринт Тзинча!
И с темницы Фострина спала пелена. Его глазам престал бесконечный пейзаж из искажённых кристальных пещер, кишащих демоническими служителями Тзинча. Они тянулись вдаль, наполняя лабиринт, изливаясь из Царства Хаоса, из Владений Смертных в запределье и бесчисленные вечности. Они строили козни, интригуя против миров смертных, служителей других богов и друг друга. От увиденного Фострин отшатнулся, но уже не мог это развидеть. Теперь он был одним из демонов, и все их заботы были и его заботами. Их переплетения планов теснились и шептали в разуме герцога. Таким был ждущий его ад, вечность интриг, стократ худшая, чем владычество смертных колдунов.
— Нет! Нет! Выпусти меня, — взмолился Фострин. — Я не хочу быть частью этого, я буду править Висящими Ущельями Анврока и заберу их ради владыки Тзинча! Такой будет моя служба! Я клянусь, что сделаю это!
— Цык-цок-цыц, — прошептал Кайр. — Я не предвидел этого для тебя. Какой же жалкий клочок реальности ты предлагаешь Великому Изменителю. Ты оскорбляешь его.
— Наши мечты так часто ведут нас к погибели, — сказала Фострину другая голова. — Не расстраивайся, это не совсем твоя вина. Можешь поблагодарить своего прадеда, так прилежно хранившего посланные нами дары, передававшего их от отца к сыну. И теперь, когда свершился замысел, начинается новый. Мне нужен новый слуга. Ты подойдёшь. Отныне твоё место здесь. Фострин, ты переродился в демона, но достиг этого обманом.
— Владыка Тзинч одобряет, но есть правила, — добавила вторая голова.
— Правила, которые должны соблюдать все в лабиринте!
— Девять вечностей и один день ты будешь служить мне, — объявил Кайр. — Лишь тогда ты заслужишь украденную силу. Теперь направимся же в Шепчущий Пандемониум. Там мы начнём твоё обучение. Лишь познав боль и безумие, которые смертным познать не дано, ты станешь готов к следующей пытке.
— Мало помалу мы вырвем из твоей души всё, пока ты не будешь полностью принадлежать Тзинчу, — пообещала вторая голова.
Захохотав, Кайр взмахнул посохом и спикировал навстречу бесконечным интригам царства Тзинча, унося с собой кричащего Фострина.
Не переведено.
Не переведено.
Не переведено.
Не переведено.
Не переведено.
Не переведено.
Не переведено.