ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ


КОММЕНТАРИИ К «ЭРЕ ДРАКУЛЫ»

С тех пор как «Эра Дракулы» впервые вышла в свет, некоторые читатели сделали собственные списки «заимствованных» (честно говоря, незаконно присвоенных) вымышленных или исторических персонажей, которые появляются на страницах романа. Особенно тех, которые фигурируют безымянными или под маской. Кто-то из читателей выложил свои труды в Интернет. Чтобы поддержать игру, я решил не выдавать происхождение каждого статиста или упомянутого имени (сейчас, впрочем, я даже сомневаюсь, что смог бы сделать подобное). Это вампирский роман, в том смысле, что он наживается на других произведениях литературы (в особенности на «Дракуле» Брэма Стокера) и вытягивает из них жизнь, потому я с удовольствием опознаю своих жертв. Там, где надо, приводятся дополнительные списки чтения или просмотра. Однако я боюсь выболтать слишком много и некоторые тайны все же оставлю нераскрытыми…

Эпиграф

Брэм Стокер писал слово «вер-вольф» через дефис, поэтому — из соображений единообразия — оно оставлено в такой архаической форме по всему роману. Впоследствии дефис из серии исчез. Стокер, скорее всего, ссылался на текст преподобного Сабина Бэринг-Гулда «Книга вер-вольфов» (1865). «Не-мертвые» — также стокеровский термин.

Глава 1. В тумане

Название главы происходит от романа Ричарда Хардинга Дэвиса «В тумане» (1901). Первый фрагмент (ныне утерянный) того, что впоследствии стало «Эрой Дракулы», — где даже не упоминались вампиры — назывался «Борегар в тумане». Насколько помню, там даже были сноски.

Во всех предыдущих изданиях второй абзац включал неуклюжую фразу «записывая мысли человеческого разума».

«Brevis esse laboro, как сказал бы Гораций». Включить в «Эру Дракулы» россыпь латинских и библейских изречений предложил Юджин Бирн, который заметил, что викторианцы в разговорах и письмах обычно цитировали классиков, как мы цитируем тексты поп-песен или фразы из «Терминатора». Между прочим, Гораций имел в виду противоложное тому, что говорил Сьюард. Полная цитата гласит «Brevis esse laboro, obscures fio» («Когда я стремлюсь быть кратким, то становлюсь непонятным»).

Глава 2. Женевьева

В моей библиографии существует несколько разных версий вампирши Женевьевы Дьёдонне, которые можно различить по средним именам. Их жизненные пути столь запутаны, что мне пришлось заглянуть в Википедию, чтобы написать это примечание (и не могу сказать, что оно вышло стопроцентно точным).

Первой появилась Женевьева Сандрин дю Пуант дю Лак Дьёдонне в «Дракенфелсе», романе, чье действие происходило в декорациях вселенной «Вархаммер фэнтези», права на которую принадлежат фирме «Гейме Воркшоп», — этот роман я написал под псевдонимом Джек Йовил. Все романы и рассказы Йовила, посвященные «Вархаммеру», собраны в омнибусе «Вампирша Женевьева».

Женевьева Сандрин де Л'Иль Дьёдонне — персонаж «Эры Дракулы».

Женевьева Сандрин Изольда Дьёдонне появляется в серии текстов, собранных в книгах «Человек из клуба „Диоген“», «Секретные документы клуба „Диоген“» и «Тайны клуба „Диоген“». В них также принимают участие несколько других персонажей из мира «Эры Дракулы» (включая Чарльза Борегара и Кейт Рид), и действуют они в континууме, который больше напоминает тот, где живем мы с вами.

Артур Моррисон. Моррисон был автором историй о Мартине Хьюитте, таких как «Сейф Доррингтона» и «Дитя Джейго». В Уайтчепеле «Эры Дракулы» есть несколько улиц, перекочевавших из книг Моррисона, включая трущобы, которые он назвал Старый Джейго.

Как заметил один критик, причина, по которой Холмс угодил в концентрационный лагерь, заключалась в том, что иначе я не мог справиться с проблемой, которая неизбежно случалась с историями, где фигурировали Холмс и Джек-Потрошитель: великий детектив сумел бы разгадать, поймать и заключить убийцу в тюрьму еще до обеда. Чертов Ров — это реальное место, находящееся в холмах Сассекса.

Глава 3. Ночной прием

Клуб «Диоген». Сэр Артур Конан Дойл впервые упомянул Клуб Диогена в рассказе «Случай с переводчиком» вместе с его самым выдающимся членом, Майкрофтом Холмсом, братом более знаменитого Шерлока. Позже, в «Чертежах Брюса-Партингтона» мы выясняем, что брат Майкрофт не только работает на британское правительство, но при определенных обстоятельствах он и есть британское правительство. Упоминание о том, что клуб «Диоген» стал предком «Юниверсал Экспортс» Йена Флеминга, прикрытием для британской разведки, пришло из сценария к «Частной жизни Шерлока Холмса» Билли Уайлдера и И. Э. Л. Даймонда.

Глава 5. Клуб «Диоген»

Иван Драгомилов, этичный убийца — это главный герой романа Джека Лондона «Бюро убийств» (роман не был завершен, и его дописал Роберт Л. Фиш). Фильм 1969 года по этой книге, поставленный Бэзилом Дерденом, с Оливером Ридом в роли Драгомилова — один из перенаселенных «бурлесков» того времени, которые повлияли на эту книгу. Можете посмотреть также фильмы «Другой ящик», «Лучший дом в Лондоне», «Воздушные приключения» и (особенно) «Частная жизнь Шерлока Холмса».

Глава 7. Премьер-министр

Лорд Ратвен — это главный герой «Вампира» Джона Полидори, рассказа, который основан на отрывке текста лорда Байрона. Распространено мнение, что Ратвен — карикатура на Байрона. До Дракулы Ратвен считался главным роковым красавцем-вампиром, он появился в ряде продолжений, театральных постановок и опер XIX века.

За перечисление вампирских старейшин лорда Ратвена благодарность уходит писателям Д. М. Раймеру, Чарльзу Л. Гранту, Роберту Маккаммону, Челси Куинн Ярбро, Лесу Дэниэлсу, Сюзи Макки Чарнас, Стивену Кингу, Джозефу Шеридану Ле Фаню, Мэри Брэддон, Ф. Д. Лорингу, Джулиану Готорну, Брэму Стокеру, а также актерам Роберту Куорри, Ферди Мэйну, Дэвиду Пилу, Роберту Тэймену, Беле Лугоши, Джонатану Фриду, Герману Роблзу, Глории Холден, Барбаре Стил и Дельфин Сейриг.

Глава 8. Тайна двухколесного экипажа

В названии главы кроется отсылка к детективному роману Фергюса Юма.

Красная жажда. Я обязан Джорджу Р. Р. Мартину за этот термин, который впервые появился в его романе «Грезы Февра». Также я использовал его в качестве заглавия к одному из рассказов о Женевьеве Джека Йовила.

Глава 10. Пауки в собственной паутине

Из названных и неназванных блестящих преступников викторианской и эдвардианской эпох один лишь доктор Никола, созданный воображением Гая Бутби, — неоднозначный властитель дум, который дебютировал в «Претензии на наследство» и продолжал искать эликсир жизни в поздних романах, — полностью сошел с радаров читательского внимания.

Полковник Себастьян Моран, впервые описанный Артуром Конан Дойлом в «Пустом доме», появляется в качестве повествователя в нескольких моих рассказах («Бойня в Белгравии», «Том в алых тонах», «Союз красной планеты» и других), действие которых происходит в некоей версии преступного мира, показанного в «Эре Дракулы» (только без вампиров). В конце концов все они окажутся в книге под названием «Собака д'Эрбервиллей».

Глава 11. Вопросы малой важности

В своей лекции Оскар Уайльд, разумеется, цитирует сам себя. Длинный отрывок о критике взят из его эссе «Критик как художник: с некоторыми замечаниями о важности ничегонеделания».

Глава 12. Рассвет мертвецов

Беатрис Поттер. Пояснение — это не писательница Беатрис Поттер («Сказка о кролике Питере» и так далее), а фабианская социалистка, которую больше помнят под фамилией мужа как Беатрис Уэбб.

Антология сэра Хью Грина «Соперники Шерлока Холмса» (1970), у которой было несколько продолжений, а сама она послужила основой британского телесериала, поведала читателям о ряде викторианских и эдвардианских детективов, и именно о них идет речь в главе. Создателями этих сыщиков являются Уильям Хоуп Ходжсон (Карнакки, охотник на привидений), Эрнест Брама (слепой детектив Макс Каррадос), наш друг Артур Моррисон (Мартин Хьюитт) и Жак Фатрелл (профессор Ван Дузен). Котфорд и Кейт Рид — это персонажи, которых Брэм Стокер намеревался поместить в «Дракулу», но просто не нашел для них места. Хоукшоу, когда-то столь знаменитый, что его имя стало синонимом детектива, как имя Шейлока — синонимом ростовщика, принадлежит к более раннему поколению, он появился на свет в пьесе Тома Тэйлора 1863 года «Досрочно освобожденный».

Глава 13. Тайны страсти

«Появившись в ночи призраком с Друри-лейн…» Королевский театр Друри-лейн, построенный в 1812 году, был известен в конце XIX века своими мелодрамами, зрелищами и спецэффектами. Сьюард говорит о завывающих, покрытых саванами призраках, которые появлялись в пьесах театра, а не о духах, которые, по слухам, бродили по его зданию.

Глава 15. Дом на Кливленд-стрит

Орландо — персонаж, являющийся чистейшей выдумкой. Он не имеет отношения ни к меняющему пол герою романа Вирджинии Вулф, ни к мармеладному коту, ни к телевизионному негодяю Сэма Кидда, ни к одному литературному и кино-Орландо. Наверное, мне следовало использовать другое имя, не имеющее такого количества ассоциаций, но я этого не сделал. Усугубляя ситуацию, Орландо действует — в другом альтернативном мире — в моем рассказе «Человек в Клэпхэмском омнибусе».

Глава 16. Решающий момент

Луис Бауэр — он же Льюис Бауэр, Джек Мэннингем, Пол Моллен и Грегори Энтон — герой пьесы Патрика Хэмилтона «Газовый свет», также известной под названием «Ангельская улица». Это человек, который методически сводит свою жену с ума и словно одержимый ищет рубины, спрятанные в доме по соседству. В конце пьесы он становится совершенно безумным, что объясняет, как он оказался в Перфлитской лечебнице для душевнобольных. Мне особенно нравится исполнение его роли Энтоном Уолбруком в фильме Торольда Дикинсона.

Глава 17. Серебро

Дизайн Рида. Джон Рид, более известный как «Одинокий Рейнджер», смог финансировать свой крестовый поход под черной маской (кстати говоря, как так получилось, что у одинокого рейнджера есть помощник?), поскольку нашел огромную серебряную шахту. Первоначальный смысл использования пуль, отлитых из серебра, заключался в том, что нельзя дешево забирать жизнь, но Рид располагал неограниченным запасом этого драгоценного металла, и его замысел кажется несколько малопонятным.

Глава 18. «Мистер Вампир»

Китайская кинотрадиция прыгающих вампиров (цзян-ши) — это одна из самых странных разновидностей вампиризма. Я посмотрел «Мистера Вампира» (1985) Рики Лау в кинотеатре китайского квартала Лондона еще до того, как сам фильм, его многочисленные ответвления, сиквелы и варианты оказали столь сильное воздействие за пределами своей территории. Последствием этого цикла стал тот факт, что теперь во многих фильмах жанра, от «Блэйда» до «Баффи», даже западные вампиры знают кун-фу.

Глава 15. Позер

Я действительно планировал написать в цикле «Эра Дракулы» вампирский вестерн, где Эдгар Аллан По преследовал бы кровососа Билли Кида. По даже упоминается в «Кроваво-красном бароне», подготавливая почву для этого так и не написанного романа, к тому же исторически в отряде Пэта Гарретта, когда тот отправился убивать Билли Кида, присутствовал человек по фамилии По. В «Эре Дракулы» есть момент, когда Женевьева упоминает, что была на Диком Западе в то время и видела Дока Холлидея. Оба героя участвовали бы в этом романе вместе с Дрейком Роби, моим любимым стрелком-вампиром из фильма «Проклятие мертвых», и множеством других персонажей Дикого Запада, как подлинных, так и вымышленных. Я хотел назвать историю «Шестнадцать серебряных долларов», давая отсылку к одной из жертв Кида, Бобу Оллингеру, который, по крайней мере, в паре киноверсий угрожал Билли дробовиком, заряженным измельченными монетами, и в конце получал пулю из него же («Оставь сдачу себе, Боб», — говорит Пол Ньюман в фильме «Пистолет в левой руке»). Неприятно, но теперь я не смогу написать такой роман, так как кое-кто другой воплотил сценарий с вампирским Билли Кидом. К сожалению, это был не кто иной, как Уве Болл, поставивший слабую, снятую сразу для DVD картину по компьютерной игре «Бладрейн 2: Освобождение».

Глава 20. Нью-Граб-стрит

Фрэнк Харрис когда-то был знаменит своими скандальными, хвастливыми мемуарами «Моя жизнь и любови». Джек Леммон играет его в «Отчаянном ковбое» (1958) Делмера Дейвса, но ковбойская часть его карьеры не так известна, как лондонские литературные связи, среди которых приятельство с Оскаром Уайльдом, Гербертом Уэллсом и Джорджем Бернардом Шоу. Леонард Росситер сыграл Харриса в «Бесстрашном Фрэнке, или Пикантных новостях из жизни авантюриста», телепостановке Би-би-си 1978 года.

Хотя я до сих пор считаю момент с «рассерженным маленьким американцем в помятом белом костюме и соломенной шляпе, вышедшей из моды десять лет назад» забавным, но жалею, что переместил этого персонажа во времени, так как его надо было приберечь для «Джонни Алукарда», где ему и место. Репортер Карл Колчак появляется в романе Джеффа Райса «Записки Колчака», послужившим источником для телесериала «Ночной охотник», сценарий к которому написал, среди прочих, Ричард Матесон. Роль Колчака сыграл Даррен Макгэвин, и он появился в этом образе еще раз, в «Ночном душителе» и небольшом телесериале; Стюарт Таунсенд сыграл Колчака в халтурной постановке XXI века.

Среди журналистов в «Кафе де Пари» оказались и плодовитый, хотя и совершенно забытый писатель Уильям Ле Кье, автор «Великой войны в Англии 1897 года» (1894), и Роберт д'Онстон Стивенсон, который выдвинул теорию о том, что Потрошитель совершает оккультный ритуал (тема, подхваченная Робертом Блохом в классическом рассказе «Искренне ваш, Джек-Потрошитель»), и числил сам себя в подозреваемых по этому делу.

Нед, посыльный, пришел из рассказа Говарда Уолдропа «Свисток точильщика», где можно встретить «теорию о сбежавшем паровом автоматоне». В своей дальнейшей жизни Нед — Эдвард Данн Мэлоун — стал рассказчиком в «Затерянном мире» сэра Артура Конан Дойла.

Глава 21. In Memoriam

Кладбище Кингстед — это другое название для кладбища Хайгейт — его викторианской части, а не современной, где похоронен Карл Маркс, — хотя некоторые ученые, занимающиеся «Дракулой», ставят этот факт под сомнение. Действие моего рассказа «Египетская улица» (из сборника «Человек из клуба „Диоген“») также происходит на кладбище Кингстед.

Глава 22. Прощай, желтая птаха

Монтегю Джон Друитт. Когда я впервые читал о Джеке-Потрошителе в начале 1970-х годов, то Друитта выдвигали в качестве наиболее вероятных подозреваемых — в основном потому, что он совершил самоубийство спустя некоторое время после смерти Мэри Джейн Келли. Впоследствии изрядное число конспирологов разыскало ныне более знаменитых Потрошителей. Авторы исследований посерьезнее обычно оправдывают Друитта на основании того, что тот, кто всю ночь совершал убийства в Уайтчепеле, на следующий день едва ли смог бы так хорошо владеть собой на поле для крикета, находящемся за полстраны от Лондона, как это получалось у Друитта (причем несколько раз). Адвокат и учитель, настоящий Друитт не имел отношения к Тойнби-Холлу; я поместил его туда в качестве аллюзии на музыкальную пьесу Рона Пембера и Денис де Марне «Джек-Потрошитель» (где сам однажды играл).

Медсестра пришла из часто печатающегося рассказа Эдварда Бенсона «Миссис Эмуорт», где автор старается избегнуть господствующих вампирских стереотипов, изображая в качестве злодейки женщину средних лет с совершенно обычной внешностью.

Глава 26. Размышления и увечья

Мари Мэннинг на пару с мужем Фредериком повесили в 1849 году за убийство ее любовника, Патрика О'Коннора. Мэннинги пригласили О'Коннора, ростовщика, к себе домой на обед и убили его, чтобы украсть деньги. Это дело стало известно в желтой прессе под именем «Кошмар в Бермондси». Пришедший в ужас Чарльз Диккенс посетил двойную казнь и написал по поводу нее следующее: «Мне кажется, столь непостижимо ужасающее зрелище, как злоба и неуместная веселость огромной толпы, собравшейся на казнь в то утро, не сумел бы представить ни один человек, и оно не смогло бы случиться ни в одной языческой стране, существующей под нашим солнцем». Уроженка Швейцарии, миссис Мэннинг оказалась в числе наиболее презираемых викторианских убийц и довольно долго пользовалась самой дурной славой, сравнимой с Рут Эллис и Майрой Хиндли.

Глава 27. Доктор Джекил и доктор Моро

Я вернулся в дом доктора Джекила в рассказах «Дальнейшие подробности странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» и «Лекарство на рынке» (которые в своем роде составляют «Эру Джекила и Хайда»). Каждый раз, когда я перечитываю «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда», то поражаюсь точности, с которой создана эта небольшая повесть. Значительная часть описаний в главе взята прямо из Стивенсона.

Принц Мамувальде в исполнении Уильяма Маршалла появляется в фильмах «Блакула» и «Кричи, Блакула, кричи».

Глава 28. Памела

Кэбмен Клейтон. Читатели «Собаки Баскервиллей» Артура Конан Дойла могут вспомнить его косвенное участие в преследовании сэра Генри Баскервилля. Читатели романа «Тарзан жив» Филипа Хосе Фармера узнают гораздо больше об этом выдающемся кэбмене и его взаимоотношениях с Джоном Клейтоном, лордом Грейстоком. Мне кажется, что «Эра Дракулы» принадлежит к немалому числу книг, комиксов и телевизионных программ, которые никогда бы не появились, если бы Фармер не написал книги «Тарзан жив» и «Док Сэвидж: его апокалиптическая жизнь».

Кармилла. Я хотел, чтобы девица Карнштейн появилась где-нибудь в книге, хотя ее уничтожили в «Кармилле» Ле Фаню, действие которой происходит задолго до «Эры Дракулы». Кармилла — это один из самых интересных вампирских персонажей до и после «Дракулы», а ее любопытное пассивно-агрессивное хищничество кажется мне гораздо более жутким, чем мелодраматическая плотоядность и соблазнительность, столь свойственные мужчинам-вампирам XIX века. Она также появляется в фильмах «Вампир, кровь и розы», «Вампиры-любовники», «Кровавая невеста», «Влечение к вампиру» и так далее. Оставаясь одним из главных вампирских персонажей, Кармилла редко показывается в компании с другими монстрами в историях, подобных этой (есть исключение в мультфильме «Бэтмен против Дракулы», где Кармилла играет подругу сердца графа).

Глава 29. «Мистер Вампир — 2»

Мне следовало бы назвать эту главу «Новый мистер Вампир» в китайском стиле именования сиквелов.

Глава 31. Восторги и розы порока

Генри Уилкокс. «Финансовый колосс» позаимствован мной из романа «Поместье „Говардс-Энд“» Э. М. Форстера; в фильме Мерчанта и Айвори его играл Энтони Хопкинс. Мне нравится Уилкокс как воплощение викторианского лицемерия, и я сделал его персонажем рассказов «Семь звезд: сердце мумии» (где он ссорится с Кейт Рид) и «История о шести проклятиях» (где его приглашение на эксклюзивную оргию оказывается похищено полковником Себастьяном Мораном).

Глава 33. Темный Поцелуй

Генерал Йорга. Изначально задуманный как порнофильм «Любовницы графа Йорги», «Граф Йорга, вампир» Роберта Келджана стал одним из представителей волны динамичных, созданных на современном материале вампирских фильмов, которые появились в начале 1970-х годов, хотя сам Йорга (Роберт Куорри) подражал Дракуле и был обычным аристократическим хищником в плаще. Он становится более разговорчивым в «Возвращении графа Йорги», фильме с большим бюджетом, но меньшей запальчивостью. Какое-то время Йорга был вторым по известности вампиром во всем мире — хотя вся серия выдохлась после сиквела. В мире «Эры Дракулы» я изобразил его как вульгарного подражателя Дракулы из карпатской клики. Он появится снова, вместе с вампиром-хиппи Хордой, которого Куорри играл в «Повелителе смерти», в романе «Джонни Алукард», где окажется в своем изначальном месте и времени, Калифорнии 1970-х годов.

Руперт из Хентцау. Естественно, лихой злодей из «Пленника Зенды» Энтони Хоупа. Дуглас Фэрбенкс-младший выбрал решающую роль для своей карьеры, сыграв удалого негодяя в фильме 1937 года, где главная партия досталась Роберту Колману.

Глава 34. Доверие

Художник-прерафаэлит Уильям Холман Хант вынужден был жениться на Эдит Во, сестре своей покойной жены Фанни. Всю вторую половину XIX века брак на сестре умершей жены считался согласно английским законам инцестом. В эпоху частых смертей при родах и большого количества девушек, которым не хватало женихов, случай вдовца, желающего сочетаться узами брака с невесткой, не был столь необычен, так что разразилась длительная кампания за отмену закона (об этом есть шутка в «Иоланте»), увенчавшаяся Актом о браке сестер умерших жен 1907 года. В первом черновике «Эры Дракулы» Пенелопа и Памела были сестрами; моя благодарность Юджину Бирну, который указал мне на историческое обстоятельство, согласно которому помолвка Чарльза в таком случае оказалась бы незаконной.

Глава 37. Тайное совещание на Даунинг-стрит

Мистер Крофт. Калеб Крофт, он же Чарльз Кройдон, — это один из самых скверных вампиров в литературе. Созданный Дэвидом Чейзом (тем, который снял «Клан Сопрано»), он был сыгран Майклом Патаки в фильме 1972 года «Могила вампира». Сценарий Чейза предположительно основывался на его собственном романе «Натюрморт», правда, его текст никогда никому не попадался на глаза, да и искали его немногие.

Граф Орлок. Это персонаж Макса Шрека в «Носферату. Симфонии ужаса» (1922), фильме Фридриха Вильгельма Мурнау. В данной киноленте он и есть Дракула, фигурирующий под псевдонимом, который понадобился, чтобы избежать исков по авторским правам со стороны Флоренс Стокер. В романе он приходится Дракуле отдаленным родственником.

Глава 39. Из ада

Название главы взято из одного письма Джека-Потрошителя. Его использовали Алан Мур и Эдди Кемпбелл для своего графического романа, по которому впоследствии сняли фильм братья Хьюз.

Глава 32. Самая опасная игра

Название произошло от часто публикуемого и экранизируемого рассказа Ричарда Коннела, оттуда же возник русский с татарским боевым луком.

Глава 45. Пей, милое создание, пей

Название главы отсылает к стихотворению «Домашний ягненок: пастораль» Уильяма Вордсворта.

Доктор Равна. Высокомерный, холодный вампирский патриарх, сыгранный Ноэлем Уилманом в «Поцелуе вампира», фильме производства студии «Хаммер».

Глава 57. Семейная жизнь нашей возлюбленной королевы

Название главы происходит от (возможно, апокрифического) высказывания, обычно приписываемого одной из фрейлин королевы Виктории, которая, наблюдая за игрой Сары Бернар в «Антонии и Клеопатре», произнесла: «Как же это отличается от семейной жизни нашей возлюбленной королевы».

Броненосец. В один из самых странных моментов «Дракулы» (1931) Тода Броунинга среди всяких хищников, населяющих замок Дракулы в Трансильвании, можно увидеть броненосца. Да, броненосцы живут в Америке и едва ли могут встретиться в Румынии. Лично я думаю, что это было не ошибкой со стороны создателей фильма, а символом неправильности — и он вышел более жутким, чем попытка изобразить гигантское насекомое (обыкновенных размеров жука снимали на миниатюрных декорациях) в той же сцене. Вот почему в романе этот броненосец появился снова.

Графиня Барбара Цилли (ок. 1390–1452). Императрица Священной Римской империи, королева-консорт Венгрии и Богемии, известная как «Мессалина Германии». Она сыграла важную роль в основании ордена Дракона, где Дракула получил свой титул. В ее потомках ходят все королевские дома Европы. Кроме заговоров и предательств, которые были неотъемлемой частью такого титула, как императрица Священной Римской империи германской нации, она провела свои последние дни — после неминуемого отстранения от власти, — изучая алхимию и оккультизм. Некоторые источники предполагают, что именно она послужила для Ле Фаню прототипом Кармиллы, хотя императрица удивительно редко появляется в вампирских романах.

«Кончик его меча метался, подобно стрекозе». Мои благодарности Хелен Симпсон, первому редактору «Эры Дракулы», за знание того, что я на самом деле имел в виду, хотя в рукописи было написано «метался, как львиный зев». Хелен исправила многие из моих глупых ошибок.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Когда мне было одиннадцать лет, родители позволили мне поздно вечером посмотреть по телевизору «Дракулу» 1931 года, версию Тода Броунинга с Белой Лугоши в главной роли. Я не могу преувеличить эффект, который этот фильм оказал на мою последующую жизнь, так как именно он стал той искрой, которая разожгла мой интерес к ужасам и кино. «Дракула» очаровал меня, и я стал одержим, как только может быть одержим одиннадцатилетний ребенок. Думаю, родители ждали, что мания со временем пройдет, но, как видно, этого так и не случилось. Среди моих первых опытов сочинительства была одностраничная пьеса, основанная на фильме, которую я напечатал, сыграл в ней главную роль и поставил на уроках драмы в средней школе доктора Моргана. Произошло это осенью 1970 года. К счастью, то юношеское произведение пропало. Вскоре после просмотра я прочитал (и перечитал) роман Брэма Стокера и из кожи вон вылез, чтобы пересмотреть все фильмы о Дракуле, какие только возможно. У меня был «авроровский», светящийся во тьме («Разряд пугающей молнии!») костюм Лугоши в образе графа, и я начал коллекционировать другие романы (а тогда их было гораздо меньше, чем сейчас), которые продолжали, имитировали, пародировали или откровенно заимствовали историю этого персонажа. Когда в феврале 1989 года мне случилось вернуться в здание, где находился актовый зал школы доктора Моргана, то на его сцене ставили пьесу этого года, и ей оказался «Дракула», что я посчитал знаком судьбы.

«Эра Дракулы» появилась не сразу. В 1978 году я учился в университете Сассекса, где посещал курс, посвященный поздне-викторианским протестным движениям, вели его поэт Лоуренс Лернер и Норман Маккензи (биограф Уэллса); для него я написал курсовую работу «Секулярный апокалипсис: конец света в литературных произведениях рубежа XIX–XX веков». Позднее изысканиями именно в этой области занимался главный герой моего третьего романа, «Джейго». Собирая материал для этой работы, я прочитал немало романов, посвященных вторжению на Британские острова («Битва при Доркинге» Джорджа Чесни, «Войну в воздухе» Уэллса, «Когда пришел Уильям» Саки), в которых Англию захватывали враги (обычно немцы). Уже тогда я заинтересовался «альтернативной историей» и узнал в этих практически забытых текстах, составляющих целый жанр, предвестников многих произведений XX века, в которых воображалось иное окончание Второй мировой войны с нацистской оккупацией Британии («SS-GB» Лена Дейтона и фильм Кевина Браунлоу «Это случилось здесь»). Впрочем, существовали и другие варианты: коммунистическая Британия («Когда поцелуи прекратились» Константина Фитцгиббона и «Русские прятки» Кингсли Эмиса), фашистское будущее («В конце концов, это Британия», недооцененный роман Роберта Мюллера, сериал которого, «Сверхъестественное»,[27] тоже повлиял на мир «Эры Дракулы») и Англия, захваченная Америкой, из рассказа моего друга Пола Макоули «Король под холмом». В сноске к одной из глав «Секулярного апокалипсиса», посвященной нарративам о завоевании Великобритании, я описывал кампанию Дракулы по покорению Англии в романе Стокера 1897 года как «единоличное вторжение».

Я не могу сказать точно, когда связал все воедино, но где-то в начале 80-х мне пришла в голову мысль, что в альтернативном завершении романа, в котором Дракула побеждает врагов и выполняет свое намерение завоевать Британию, есть потенциал. Мне до сих пор кажется несколько разочаровывающим то, что злодей Стокера, после столь тщательного планирования и пяти сотен лет чудовищных замыслов, как только приехал в Англию — подставился и посеял семена своего будущего падения, пустившись в неправдоподобное преследование жены провинциального стряпчего. Ван Хелсинг описывает план Дракулы в Британии не иначе как «стать отцом и зачинателем новой породы существ, чья дорога будет лежать через Смерть, а не Жизнь». Тем не менее нападение графа на Англию Стокер превращает в аллегорию атаки на викторианскую семью, символ всех тех вещей, которые писатель ценил и считал хрупкими. Мне показалось интересным исследовать Англию, целый мир, который появился бы в случае, если бы Ван Хелсинг и его группа бесстрашных убийц вампиров потерпели поражение, а Дракула стал «отцом и зачинателем» нового порядка. Я помню, как обсуждал эту идею с Нилом Гейманом и Фэйт Брукер (тогда работавшей редактором в издательстве «Эрроу») примерно в 1984 году. Нил и я тогда составляли для Фэйт книгу под названием «Ужасно до невероятия» и выдумывали идеи романов, которые могли бы ей продать (припоминаю страшные хоррор-задумки под названиями «Мурашки» и «Сцена»), Среди многих проектов, о которых мы тогда говорили, но так и не написали, была моя идея трилогии на тему «победы Дракулы», которая бы сконцентрировалась на работе вампирского государства с 1880-х годов до Первой мировой войны (Нил очень хотел написать парочку окопных сцен). Ничего у нас тогда не вышло, но я помню, что замысел крутился вокруг властных структур: он должен был разворачиваться в коридорах правительства, с Дракулой — главным героем, а сюжетом стало бы то, что на самом деле впоследствии превратилось в фон романов, — функционирование вампирской политики, восхождение Дракулы к власти и попытки британских революционных групп и иностранных держав свергнуть его с трона.

Идея собирала в моей голове пыль, а также всяких странных персонажей (Чарльз Борегар, например, появился во фрагменте под названием «Борегар в тумане», который я написал в университете: по идее он должен был стать лихим, но беспокойным викторианским героем в стиле Рудольфа Рассендила из «Пленника Зенды» или Джеральда Харпера из старого телесериала «Адам Адамант жив!»), пока в 1991 году Стивен Джонс не попросил меня написать что-нибудь для антологии, над которой он тогда работал, «Большой книги вампиров». В результате появилась «Красная власть», которая первоначально вошла в книгу Стива (напечатанную издательством «Робинсон» в Британии и «Кэрролл и Граф» в США), — это голый скелет «Эры Дракулы». Позже для антологии «Дракула» все того же Джонса я написал «Дракулу» Фрэнсиса Копполы, который появится в четвертой книге серии «Джонни Алукард». К тому времени я уже имел отношение к вампирам — писал для вселенной фэнтезийного «Вархаммера». Под именем Джека Йовила я не только разработал систему вампиризма, которая, скрещенная с почерпнутым из Брэма Стокера, перешла в романы «Эры Дракулы», но и придумал создание, ставшее их самым популярным персонажем. Между прочим, Женевьева из романов и рассказов Джека Йовила — это не тот же самый персонаж, что и Женевьева из «Эры Дракулы», она — ее трансконтинуальная кузина. Та Женевьева (в ее имени — Genevieve — нет надстрочного знака, так как примитивные текстовые процессоры того времени выбрасывали все необычные символы в шрифтах, а потому употреблять их не рекомендовалось) появилась в «Дракенфелсе» и имеет свою сложную биографию.

Для меня идеи книг подобны коралловым рифам, они построены из кусочков и обрывков, накапливающихся годами. Я придумал для «Эры Дракулы» фон действия и двух главных персонажей, а еще я (вдохновленный Филипом Хосе Фармером) понимал, что в романе будет большой список героев, где встретятся не только реальные люди викторианского периода (Оскар Уайльд, Гилберт и Салливан, Суинбёрн), но и знаменитые персонажи литературы того времени (Раффлс, статисты из рассказов о Холмсе, доктор Моро, доктор Джекил). В «Ночном мэре», моем первом романе, я уже исследовал возможность согласованного жанрового мира, где все персонажи и фигуры фильмов-нуар 1940-х годов жили бы в одном городе; было вполне очевидным шагом сделать Лондон «Эры Дракулы» таким местом, где пересекались бы истории всех великих викторианских ужасов, детективов и социальных мелодрам, происходя одновременно (да, идея восходит к фильмам вроде «Франкенштейн встречает Человека-волка»). Это добавляет роману интересную особенность — «заметь-ссылку», одни читатели находят ее раздражающей, а другим она чрезвычайно нравится: признаюсь, что испытываю некий восторг, когда заимствую персонажа у Э. М. Форстера или воскрешаю кого-то совсем позабытого, вроде доктора Никола. Это позволяет мне сделать роман не только игровой площадкой, но и минным полем, а также выйти за пределы исторической точности, воскрешая все эти лондонские истории, освещенные газовым светом и скованные туманом.

Для сюжета я нуждался во множестве вампиров, так как Дракула превратил бы немалое число британцев в свое потомство, начиная с парочки персонажей Стокера (Артура Холмвуда, Мины Харкер) и продолжая реальными людьми, от королевы Виктории до орды уличных проституток и полицейских. Я решил, что если Дракула заменит принца Альберта на месте консорта Виктории, то все остальные литературные вампиры выйдут из подполья и прибьются к его двору, надеясь достичь высокого положения. После графа самым известным вампиром в литературе был лорд Ратвен доктора Полидори («Эра» вышла еще до «Сумерек», «Настоящей крови», «Баффи» и других франшиз, которые получат свое в следующих книгах), поэтому он выдвинулся вперед, занял место премьер-министра Англии и ему предстояло находиться вблизи основных событий в течение всего цикла (в «Кроваво-красном бароне», втором романе серии, Ратвен у меня выполняет роль своеобразного Джона Мэйджора при Дракуле — Маргарет Тэтчер). Для остальных главных вампирских персонажей я взял менее известные имена, заимствуя их у Александра Дюма (из повести «Тысяча и один призрак»), графа Эрика Стенбока (из «Правдивой истории вампира», рассказа, который я нашел в антологии Джеймса Дики «Немертвые»), Джорджа Ромеро (из «Мартина») и всегда надежного Анонима (из «Таинственного незнакомца») при создании образов Костаки, Вардалека, Мартина Куды и фон Клатки. Я решил, что не буду воскрешать Кармиллу Ле Фаню, но по крайней мере упомяну ее, а также посчитал обязательным немного посмеяться над настоящей Елизаветой Батори (моя графиня большим обязана Дельфин Сейриг и фильму «Дочери тьмы», а не истории) и модными кровососами Энн Райс. Я радовался, набивая в роман столько известных вампиров, сколько было возможно, и даже написал речь, в которой Ратвен с изрядной наглостью перечисляет кровососущих пэров своего времени, крайне грубо о них отзываясь. В последующих романах мне доставляло удовольствие работать с доном Себастьяном де Виллануэвой Леса Дэниэлса и принцессой Азой Вайдой Барбары Стил, хотя я осторожно подхожу к этому вопросу, опасаясь придумывать слишком много для персонажей, созданных другими авторами, ведь они, возможно, еще не расставили все точки в судьбе своих творений.

Последним элементом, который занял свое место, был непосредственно сюжет. Мне требовался хребет для истории, который дал бы исследовать созданный мною мир, какая-то интрига, которая позволила бы провести читателей по моему Лондону, от трущоб до дворцов. Историю о Джеке-Потрошителе было бы трудно исключить из «Эры Дракулы», но идея, что неизвестным серийным убийцей оказывался вампир (тема, которую Роберт Блох осветил в рассказе «Искренне ваш, Джек-Потрошитель», а потом уже ее перекраивали на разные лады), показалась не только мне несколько устаревшей, но и не совсем подходящей для сюжета, где вампиры действуют открыто, а не прячутся в тумане. Таким образом, в перевернутом мире Джек-Потрошитель должен был стать убийцей вампиров. Стокер любезно назвал одного из последователей Ван Хелсинга Джеком, сделал его доктором и намекнул, что пережитые им в романе события явно толкнули персонажа на грань безумия. В результате доктор Сьюард Стокера стал моим Джеком-Потрошителем, обезумевшим из-за того, что пронзил колом Люси Вестенра, которую любил, и преследовавшим проституток в Уайтчепеле. Дабы запутать ситуацию еще больше, я превратил Мэри Келли, последнюю жертву убийцы, в потомка вампирши Люси и в ее подобие. История Потрошителя сегодня столь же любима теоретиками заговоров, как и убийство Кеннеди, и было довольно естественно изобразить эффект, который эти преступления оказывали на переменчивое общество. С убийцей на свободе остальные персонажи романа имели все причины — как благородные, так и довольно корыстные — найти его, помешать ему, помочь или извлечь из безумств Джека пропагандистскую выгоду. Я пытался, стараясь казаться не слишком серьезным, соединить те чувства, которые испытывал к 1980-м, когда британское правительство превратило «викторианские ценности» в лозунг, с настоящими и воображаемыми 1880-ми, где в тумане лилась кровь и повсюду ощущалось социальное беспокойство. Убийства Потрошителя также придали роману структуру: реальные даты преступлений — я не смог воспротивиться соблазну и добавил самую знаменитую вымышленную жертву Джека, Лулу Франка Ведекинда, к его историческому списку — стали вешками сюжета, а другие реальные события, вроде речи Бернарда Шоу и поддельных писем Потрошителя прессе и следствию, также стали частью фантазии.

Тема Потрошителя подразумевала точную дату действия романа, осень 1888 года. Довольно часто предполагается, что события «Дракулы» относятся к 1893 году (даты, которые Стокер приводит в романе, совпадают с этим годом), хотя в таком доводе есть изъян. Опубликованный в 1897 году, роман заканчивается главой, действие которой происходит в настоящем времени, отодвигая саму историю на семь лет в прошлое; подразумевается, что книга — это часть произошедшего, подлинная компиляция мемуаров, собранная Миной Харкер по завету Ван Хелсинга и, скорее всего, направленная для публикации самим Брэмом Стокером. Как предполагают исследователи Холмса, Конан Дойл таким же образом стал агентом по продвижению в печать мемуаров доктора Ватсона. Множество деталей — таких как использование выражения «новая женщина», сформулированного только в 1892 году, или даже сравнительная сложность фонографа доктора Сьюарда — тем не менее противоречат тому, что действие книги происходит во второй половине 1880-х. Если бы Стокер хотел уточнить год, то он, несомненно, сделал бы это — тогда еще не существовало условности придумывать для вымысла конкретные календарные даты, хотя «Дракулу» и можно назвать аналогом технотриллера XIX века. Я отдал предпочтение — как это сделали Джимми Сэнгстер, Теренс Фишер и «Хаммер филмз» в «Дракуле» 1958 года («Кошмаре Дракулы» для невежественных американцев) — 1885 году, именно тогда, с моей точки зрения, разворачиваются события «Дракулы», и решил переключиться на альтернативную линию развития где-то в середине двадцать первой главы оригинального текста (на странице 249 аннотированного издания Леонарда Вольфа). «Дракула» Стокера — это уже альтернативная история мира, временная линия, где социальный и механический прогресс движутся чуть быстрее, чем в реальности, а определенные факты лондонской географии изменены (так Лондон Стокера может похвастаться кладбищем Кингстед в районе Хэмпстед-Хита, по-видимому, совпадающим с реальным Хайгейтом). Перерабатывая историю, я взял за отправную точку вымышленный мир Стокера, а не наш, причем настолько, что даже представил публике Кейт Рид, персонажа, задуманного Стокером для романа, но впоследствии убранного из него (в сиквелах ее роль станет гораздо важнее). Есть в «Эре» и несколько других анахронизмов (некоторые из них введены намеренно), потому что я хотел наложить реальные 1980-е на вымышленные 1880-е.

Просматривая рукопись для нового издания, я боролся с постоянным искушением сделать в тексте существенные изменения. В приложениях я поместил выдержки из «Красной власти» и сценарий «Эры Дракулы» (написанный для продюсеров Стюарта Поллака и Андре Жакметтона), в которых можно найти иные варианты сюжета или дополнительные сцены, включая несколько альтернативных финалов. Я заметил ряд ошибок, которые каким-то образом проникли в первоначальную редактуру, и тайком их исправил. Так что эта книга ближе к определяющему тексту, чем любое предыдущее издание.

БЛАГОДАРНОСТИ

Конечно, этот роман не существовал бы без «Дракулы» Брэма Стокера. Так что именно ему отходит львиная доля благодарности за создание целой категории вампирской прозы. За помощь в исследовании материала, изложенного Стокером, я должен поблагодарить многих ученых. Больше всего я консультировался с «Аннотированным Дракулой» Леонарда Вольфа и «Вампирами: от лорда Байрона к графу Дракуле» Кристофера Фрэйлинга, указавших мне на множество малоисследованных областей, которые я начал изучать, но нельзя недооценивать и следующие труды: «Вампиры в легендах, фактах и искусстве» Бэзила Коппера, «Порождение Дракулы» Ричарда Долби, «Человек, который написал „Дракулу“» Дэниела Фарсона, «Книга Дракулы» Дональда Ф. Глата, «Столетняя книга Дракулы» Питера Хэйнинга, «В поисках Дракулы» Рэймонда Т. Макналли и Раду Р. Флореску, «Соперники Дракулы» Майкла Парри, «Печать Дракулы» Барри Паттисона, «Вампирское кино» Дэвида Пири, «Книга вампирских рассказов» Алана Райана, «Вампирский фильм» Алена Сильвера и Джеймса Урсини, «Голливудская готика: запутанная сеть Дракулы от романа к сцене и экрану» Дэвида Скала и «Живые и не-мертвые» Грегори Уоллера.

Вдобавок за множество исторических, литературных и фривольных деталей благодарности заслуживают следующие книги и их авторы: «Шерлок Холмс: биография» и «Аннотированный Шерлок» У. С. Бэринг-Гулда, бесценная энциклопедия «Джек-Потрошитель от „А“ до „Я“» Пола Бегга, Мартина Фидо и Кейта Скиннера, «Оскар Уайльд» Ричарда Эллмана, «Тарзан жив» и «Док Сэвидж: его апокалиптическая жизнь» Филипа Хосе Фармера, «Лондон Гилберта и Салливана» Эндрю Гудмана, пьеса «Лулу» Франка Ведекинда в переводе Стивена Гуча, «Дело Потрошителя» Мелвина Харриса, «Мир Шерлока Холмса» Майкла Харрисона, «Убийство и моральный упадок в викторианской популярной литературе» Бет Каликофф, «Викторианцы» Лоуренса Лернера, «Путешественник во времени: жизнь Г. Д. Уэллса» Нормана и Джин Маккензи, «Викторианская Англия: энциклопедия» Салли Митчелл (она оказалась особенно полезной во времена до появления Интернета, в этой книге можно было почерпнуть информацию по множеству предметов), «Дитя Джейго» Артура Моррисона (с биографической статьей П. Д. Китинга) и «Воображаемые люди: кто есть кто среди современных вымышленных персонажей» Дэвида Прингла. Из друзей, которые просматривали рукопись на различных стадиях ее создания, я бы хотел поблагодарить Юджина Бирна за детальные исторические придирки, Стива Джонса, Энтони Харвуда, Люси Парсонс и Морин Уоллер.

Я должен упомянуть разных людей, которые были милы со мной во время сочинения этого романа, тайно влияя на текст телефонными звонками поздно ночью, свободными ответами на весьма необычные вопросы, совершенно ненормальными обеденными разговорами в странных местах и общим приятным энтузиазмом. Сьюзен Бирн в особенности помогла мне пройти через трудности, связанные с четырнадцатой главой. Также спасибо Джули Экхерст, Питу Эткинсу, Клайву Баркеру (за день, когда я, пьяный, жаловался ему на длину «Имаджики»), Саскии Бэрон, Клайву Беннетту, Энн Билсон (Сосунки), Стиву Биссетту, Питеру Бличу, Скотту Брэфидлу, Моник Броклсби (больше крови, больше крови), Джону Броснану, Молли Браун (сорок седьмая глава!), Аллану Брайсу, Марку Бурману, Рэмси Кемпбеллу, Джонатану Кэрроллу, Кент Кэрролл, Дэйву Карсону (чувак!), Тому Черити, Стиву Корэму, Джереми Кларку, Джону и Джудит Клют (больше каламбуров, быстро!), Линн Крамер, Дэвиду Кроссу, Стюарту Кросскеллу, Колину Дэвису, Мег Дэвис, Филу Дэю, Элейн де Кампо, Уэйну Дрю, Алексу Данну, Малколму и Джекс Эдвардс, Крису Эвансу, Ричарду Эвансу, Деннису и Крис Этчисонам, Тому Фицджеральду, Джо Флетчер, Найджелу Флойду, Кристоферу Фаулеру, Барри Форшоу, Адриану и Энн Фрейзерам, Нилу Гейману, Кэти Гейл (Кивающая Собака, Кивающая Собака), Стиву Галлахеру, Дэвиду Гарнетту, Лизе Гэй, Джону Гилберту (за день, когда я, пьяный, жаловался ему на то, что мне не платят), Чарли Гранту, Колину Гринлэнду, Бет Гвинн, Робу Хэквиллу, Гаю Хэнкоку, Филу Харди (Общество завтраков Крауч-Энда), Луизе Хартли-Дэвис, Элизабет Хиклинг, Сюзанне Хиклинг, Робу Холдстоку, Дэвиду Хоу, Саймону Ингсу, Питеру Джеймсу, Штефану Яворзину, Тревору Джонстоуну, Алану Джонсу, Родни Джонсу, Грэму Джонсу (Бесконечное Зло в Лейчестере), Роз Кэвни, Джоанне Кэй (одной из стройных и темных), Лерою Кеттлу, Марку Кермоуду (извини, но без Линды Блэр), Роз Кидд (за интересный день в Айлингтоне), Александру Корженевскому, Карен Кризанович (милый нос), Энди Лэйну (дополнительная информация по Кругу Лайм-хауса), Джо Лэнсдейлу, Стивену Лоусу (который бы точно выпил в «Десяти колоколах»), Кристоферу Ли (и Гитти — за две недели в другом городе), Аманде Липман, Полу Макоули (партнеру по многим преступлениям), Дэйву Маккину, Тиму Мэндеру, Найджелу Матесону, Марку Моррису, Алану Моррисону (и Гоуэну — за то, что посадили меня на поезд), Синди Моул (целую), Дермоту Мурнахану (за Джорджа Формби), Саше Ньюман, Дэвиду Ньютону, Терри Пратчетту, Стиву Роу, Дэвиду Роуперу, Джонатану Россу, Нику Ройлу, Джеффу Райману, Клэр Саксби, Тревору Шоулеру, Адриану Сибли, Дэйву Симпсону, Дину Скилтону, Скиппу и Спектору, Брайану Смедли, Брайану Стейблфорду, Дженет Стори (вроде того), Лизе Татл, Алексии Вернон, Карлу Эдварду Вагнеру, Говарду Уолдропу (я недостоин!), Майку и Ли Уотенам, Сью Уэбстер, Крису Уикингу, Ф. Полу Уилсону, Дугу Уинтеру, Миранде Вуд, Джону Рэтоллу и всем мургатройдам.

Для нового издания список придется расширить — и он будет еще больше в последующих книгах. Сейчас же я упомяну Николаса Барбано, Дэвида Барраклоу, Дженнифер Брель, Софи Калдер, Билли Чейнсоу, Рона Четвинда-Хейса, Пола Корнелла, Джона Дугласа, Мартину Дрнкову, Роберта Эйтин-Бисанга, Слоан Фриэра, Тони Гарднера, Марка Гэтисса, Полу Грэйнджер, Йона Кортни-Гримвуда, Лесли С. Клингер, Ника Ландау, Джеймса Макдональда Локхарта, Тима Лукаса, Мору Макхью, Чайну Мьевилля, Хелен Маллэйн, Сару Пинборо, Криса Роберсона, Дэвида Д. Шоу, Силью Семпл, Майкла Маршалла Смита и Кэт Тречман.

Спасибо всем.

Ким Ньюман, Айлингтон, 2010

ДРАК-ПОТРОШИТЕЛЬ

Что если… граф Дракула был Джеком-Потрошителем?

Это кажется даже слишком очевидным. С учетом того, что Дракула и Потрошитель вдохновили писателей на создание целых библиотек продолжений и различных версий, логично предположить, что кто-то уже поработал с этой идеей. Но нет…

Намного более подходящим подозреваемым в уайтчепельских убийствах кажется мистер Хайд — монстр, порожденный викторианским обществом, — нежели варвар-иностранец. Хайд является Потрошителем по меньшей мере в двух фильмах («Доктор Джекил и сестра Хайд» и «На грани безумия»); Ричард Мэнсфилд (актер, якобы снявший в 1888 году со сцены постановку «Джекила и Хайда» из опасений, что возможные ассоциации между вымышленным и реальным извергом могут показаться неприятными) фигурирует как один из ложных подозреваемых в телевизионном мини-сериале «Джек-Потрошитель» 1988 года, где главную роль сыграл Майкл Кейн, а популярный образ убийцы, представляющий Джека как подавляемого викторианской моралью буржуа с традиционно скрытым внутри монстром, почерпнут из «Странной истории» Стивенсона. В многочисленных продолжениях и версиях этого дела в качестве тайного Потрошителя изображались разные канонические герои «Шерлока Холмса» — сам Холмс, Ватсон, непутевый брат Ватсона, профессор Мориарти, инспектор Этелни Джонс.

Так почему не Дракула?

В романе Брэма Стокера вампир приезжает в Лондон — предположительно между 1885 и 1893 годами (доводы разнятся) — и охотится на знатных англичанок. Нам сообщаются адреса, где он появляется (некоторые из них подозрительным образом располагаются в Ист-Энде), и практически ничего не указывает на то, что граф не утолял жажду кровью доступных уличных женщин в перерывах между визитами к более утонченным венам Люси, а затем Мины. Изуверство над жертвами могло служить сразу двум целям: скрыть отметины от укуса на их шеях и предотвратить превращение обескровленных в вампиров. Замечательно, прекрасно, так возьми и напиши об этом… Я смутно припоминаю только один вариант истории Дракулы в подобном ключе и с привлечением образа Шерлока Холмса: черно-белый комикс 1970-х годов компании «Марвел», но и там были лишь намеки и предположения, а не полноценная история. Есть также рассказ Гарри Тертлдава («Джентльмены тени»), в котором Джек-Потрошитель оказывается вампиром — но не тем самым вампиром, — и если тщательно поискать в библиотеке, то можно найти множество повествований о вампирах с упоминанием Джека-Потрошителя, равно как и наоборот.

Мой собственный дебют в (ныне весьма заезженном) жанре викторианской литературно-исторической фантастики, «Эра Дракулы», повествует, во-первых, о Дракуле, а во-вторых, о Джеке-Потрошителе. Меня подтолкнули к созданию романа истории в духе «нацисты-выиграли-войну», а в самой книге описывается, как Дракула побеждает Ван Хелсинга и прочих, затем женится на королеве Виктории, побуждая великое множество вампиров — позаимствованных мною из других книг и фильмов — открыто переехать в Лондон. Я вынашивал эту идею почти десять лет, прежде чем написать роман, и прорывом, позволившим мне сдвинуться с мертвой точки, стала мысль использовать исторические события в Уайтчепеле в качестве стержня повествования. Я не превратил Дракулу в Потрошителя. Наоборот, в моем тексте жертвы стали вампирами, а убийца — истребителем вампиров доктором Сьюардом, я увязал его мотивы с сюжетом и чертами характера героя, созданного Брэмом Стокером. Сьюард, которого Стокер наделяет склонностью к депрессии, неудачной интимной жизнью и приверженностью к наркотикам еще до появления Дракулы, как минимум соответствует многим вымышленным реинкарнациям Потрошителя, сумасшедшего врача, вершащего собственное правосудие, от «Жильца» до «Из ада». Его даже зовут Джек. Дракула и Джек-Потрошитель — а также доктор Хайд, инспектор Лестрейд, Лулу, доктор Моро и прочие — были лишь элементами, которые я хотел включить в свою историю; я не притязал на окончательную истинность в изображении этих вымышленных персонажей в той же мере, насколько не претендовал на точность соответствия исторических лиц (Оскара Уайльда, королевы Виктории), введенных мною (зачастую в вампирском обличии) в повествование, тем реальным людям, которыми они могли быть. Правда, это не говорит о том, что перед написанием романа я не проделал большой работы.

Мой собственный опыт создания книги — не считая написанной совместно с Юджином Бирном и Нилом Гейманом для одного журнала шутливой пьесы «Правда», которая заканчивалась тем, что вешала убийства Потрошителя на Сути (если вы не англичанин, то спросите об этом герое какого-нибудь уроженца Британских островов), — укрепил меня во мнении о неправдоподобности версии, согласно которой Дракула был Потрошителем. Если в поисках подозреваемых забросить сеть пошире и выловить разных литературных персонажей, годящихся на роль Джека, то мы, видимо, должны последовать авторитетному суждению Агаты Кристи о необходимости искать наименее вероятных преступников. Наш же герой (подобно реальному, знаменитому не-Потрошителю доктору Криму) уже хорошо известен как серийный убийца женщин, у него нет алиби в означенные ночи, зато есть великое множество респектабельных врагов, которые со всей ответственностью встали бы и крикнули «j'accuse», снабдив дело заведомой дезинформацией, зашитой в подкладку их собственных плащей. В этих обстоятельствах одних только кошельков жертв в заднем кармане Дракулы хватило бы, чтобы убедить Пуаро или мисс Марпл в полной невиновности графа, по крайней мере в данном деле, ложный след «обсасывался» бы на протяжении большей части книги, а затем подлинным убийцей внезапно оказался бы сельский священник или восьмилетний ребенок.

Итак, если не Дракула, то кто? Есть некоторые варианты: Джек (вновь то самое имя) Уординг или Элджи из пьесы «Как важно быть серьезным» — разве не может «бенберирование» оказаться эвфемизмом для чего-то более зловещего, нежели простое бездельничанье во время их необъяснимых исчезновений из высшего общества? Генри Уилкокс, «финансовый титан» из романа Э. М. Форстера «Поместье Говардс-Энд» (ну тот, которого сыграл Энтони Хопкинс) — к концу книги распутывается клубок второстепенной сюжетной линии, и мы узнаем, что старый лицемер погубил репутацию одной женщины, признав в ней бывшую проститутку. Один из марсиан Уэллса, разведчик, скрывающий щупальца под длинным свободным пальто необычайно большого размера и в целях эксперимента кромсающий человеческие существа, дабы выяснить, годятся ли они как подножный корм, прежде чем дать сигнал к полномасштабному вторжению. Дориан Грей — опять же, слишком очевидно. Марлоу или какие-нибудь другие путешественники Конрада, лишившиеся рассудка после соприкосновения с сердцем тьмы? Женщина, Которая Смогла? Чарльз Путер, столь поглощенный собственной незначительностью, что решается стать кем-то самым худшим из способов? Маугли, вернувшийся к звериному состоянию, будучи привезенным в сердце Империи? Альфред Дулиттл, пытающийся поймать ту шлюху, что родила его неблагодарную дочь Элизу?

Если уж на то пошло, ни одно из этих вымышленных лиц не кажется мне менее подозрительным, чем все то великое множество выдающихся викторианцев, которых время от времени рядили в Потрошители.

Впервые опубликовано в «Рипперологе»

МЕРТВЫЕ ЕЗДЯТ БЫСТРО

В огромном ангаре водопад расплавленного железа обрушился в длинную литейную форму. Сегодня выплавляли ходовую часть нового локомотива для Большой Западной железнодорожной линии, связывающей Плимут и Пензанс.

На какое-то мгновение Мэссингем растерялся посреди этого дьявольского свечения, ужасающего рева и невыносимого жара. Сколько бы раз он ни оказывался в литейном цеху, царившая здесь обстановка казалась ему совершенно непригодной для человека. Местные рабочие часто заканчивали тем, что слепли, глохли или подхватывали нервное расстройство.

Он оглянулся в поисках графа де Билля и увидел, что иностранный господин стоит в опасной близости от формы, рискуя угодить под брызги жидкого металла. Красноватые капли были подобны пулям из чистой кислоты. Они прожигали человеческую грудь или голову в одно мгновение. За двадцать лет службы на фирме Мэссингем повидал слишком много подобных несчастий.

Кто бы ни позволил гостю настолько близко подойти к отливке, ему придется ответить. Когда какой-нибудь рабочий терял осмотрительность и получал увечье или погибал, в этом уже не было ничего хорошего, но допустить подобную участь для постороннего, имевшего достаточно связей, чтобы получить разрешение на экскурсию по цеху, значило бы вызвать нежелательную шумиху. Ответственным за подобную катастрофу Совет директоров почти наверняка сделал бы Мэссингема.

Де Билль сейчас казался лишь черным силуэтом, окаймленным ярким багрянцем. Он как будто смотрел прямо на раскаленный добела металл, нисколько не чувствуя боли от нестерпимого зарева, ослеплявшего других. Мэссингем знал о графе лишь то, что тот — иностранец, чрезвычайно интересующийся железными дорогами. Совет почуял выгоду, предполагая, что странный франт занимает достаточно высокое положение в своей стране и замолвит при случае словечко, коли дело дойдет до приобретения железнодорожного оборудования ее правительством. Две трети всего мира путешествовали по рельсам, отлитым в этом ангаре, в вагонах, собранных на этом заводе, благодаря двигателям, произведенным именно этой фирмой.

— Граф де Билль, — осторожно кашлянул Мэссингем.

Его чересчур вкрадчивый голос не превзошел бы и звон чайного сервиза в гостиной, не то что оглушительный рев литейного цеха, но слух графа был так же остер, как неуязвимы его глаза. Он повернулся, сверкнул алым пламенем горнов, отраженным в зрачках, и отвесил легкий поклон.

— Я — Генри Мэссингем, заместитель управляющего, мне поручено сопровождать вас.

— Превосходно, — ответил граф. — Не сомневаюсь, что экскурсия будет в высшей степени познавательной. В сравнении с вашей великой империей моя страна пребывает в достойной сожаления отсталости. Я жажду увидеть все чудеса нынешнего времени.

Иностранец не прилагал видимых усилий, чтобы перекричать стоящий грохот, но его было прекрасно слышно. Растянутые гласные выдавали в нем человека, для которого английский оставался вторым языком, но с согласными он не испытывал проблем, разве что слегка присвистывал в шипящих звуках.

Мэссингем в сопровождении высокого худощавого гостя покинул литейные мастерские не без облегчения. Даже оказавшись снаружи, он какое-то время не мог избавиться от шума в ушах. Хотя было ветрено, нестерпимый жар плавильни все еще горел на его щеках.

При дневном свете, пусть солнце и скрывали густые тучи, граф выглядел не столь инфернально. Он был одет во все черное, подобно католическому священнику, в длинное пальто из плотной ткани явно не лондонского покроя и тяжелые сапоги, больше подходящие для гор. Забавно, но дополняла все это облачение дешевая соломенная шляпа — из тех, что покупают утром на взморье и от которых обычно избавляются уже к вечеру. Мэссингему показалось, что граф странным образом чрезвычайно гордится своим головным убором — его первым предметом одежды, купленным в Англии.

Заместителю управляющего неожиданно пришло в голову, что он не знает, из какой страны приехал граф. Фамилия де Билль звучала на французский манер, но отрывистость речи гостя отсылала куда-то в Центральную Европу, к тому постоянно перекраиваемому лоскуту карты, зажатому меж Австро-Венгрией и Российской империей. Тянуть рельсы вверх и вниз в горах стоило больших денег, и хороший контракт на прокладку железнодорожных дорог в такой стране мог бы надолго обеспечить фирме высокие барыши.

Мэссингем сопровождал графа по фабрике, знакомя его со всеми этапами производства локомотива: от начальной отливки изделий до тонкой работы с котельным железом и полировки окончательной медной отделки. Особую радость графу, словно мальчишке, доставил паровой свисток. Заводской мастер запустил двигатель на испытательном стенде исключительно для того, чтобы де Билль мог потешить свое ребячество, потягивая за цепочку и издавая пронзительное «ту-ту», которым извещают о прибытии железного гиганта на какой-нибудь захолустный полустанок.

Граф де Билль оказался горячим поклонником железных дорог, он давно выучил наизусть свой экземпляр справочника расписаний Брэдшоу и теперь впервые увидел воочию те процессы, о которых он читал и которые себе представлял на протяжении многих лет. Он, вероятно, знал о поездах больше, чем Мэссингем, в чьи обязанности входило ведение бухгалтерии, и, в конце концов, начал давать лекции, а не получать их.

— Что за мир настанет, когда стальные рельсы опоясают земной шар, — восторгался граф. — Людей и предметы можно будет перевозить в темноте, в запломбированных вагонах, пока весь мир спит. Границы потеряют свое значение, расстояния станут условностью, и под гудки поездов возвысится новая цивилизация.

— Гм… — усомнился Мэссингем, — в самом деле?

— Я прибыл сюда морем, — печально ответствовал граф. — Я — безнадежное порождение прошлого. Но я покорю этот новый мир, мистер Мэссингем. Мое самое горячее желание заключается в том, чтобы стать машинистом.

Что-то странное чудилось в этом убеждении.

Завершив экскурсию, Мэссингем надеялся увлечь де Билля в зал для заседаний, где того поджидали несколько директоров, готовых за дружеским бокалом портвейна и бисквитами вроде бы невзначай подвести гостя к деловому предложению и полных решимости, впрочем, остающейся тайной, дать графу сбежать только после того, как он оставит подпись под основательным контрактом. Личное присутствие Мэссингема на встрече не требовалось, но в случае подписания бумаг его вклад в дело не остался бы незамеченным.

— Что это за здание? — спросил де Билль, указывая на сооружение, напоминающее обычный сарай, которое ему не показали. Оно стояло в забвении, поодаль от главных цехов, позади груды отбракованных ржавых рельс.

— Нечего примечательного, граф, — отозвался Мэссингем. — Для разной чепухи, не для дела.

Слово «чепуха» возбудило любопытство де Билля.

— Звучит крайне заманчиво, мистер Мэссингем. Мне бы очень хотелось попасть внутрь.

Эта просьба затрагивала вопрос секретности. Граф не походил на шпиона другой компании, но раскрывать перед ним то, над чем работала фирма, казалось неблагоразумным. Мэссингем нерешительно пожевал усы. Затем вспомнил, что единственным обитателем здания на тот момент был Джордж Фоули со своей невероятной штуковиной. Никакого особого вреда в том, чтобы показать графу эту никчемную безделицу, он не увидел, но опасался, как бы потенциальный инвестор не счел, что предприятие и впрямь безрассудно швыряет деньги на столь очевидно обреченные проекты, и не предпочел иметь дело с другими партнерами.

— Мы выделили тут место одному изобретателю, — поспешил откреститься Мэссингем. — Я боюсь, что мы стали безопасной гаванью для сущего безумца, но вас, возможно, немного развлекут эксцентричные порождения его опытов.

Он провел графа сквозь двустворчатые ворота.

Прогремело несколько выстрелов, прокатившись эхом по жестяной крыше сарая. Огненные вспышки озарили сумрак.

В первое мгновение Мэссингем испугался, что де Билль стал жертвой покушения.

Все знали, за этими балканскими дворянами повсюду следовали анархисты, жаждавшие застрелить своих жертв из револьверов в отместку за злодеяния, вершившиеся варварскими предками аристократов на протяжении столетий.

Резкий запах серы ударил Генри в ноздри. Облака смрадного дыма медленно уплывали под крышу. Раздался плеск и шипение, как если бы на пламя опрокинули ведро воды.

Причиной звука оказались не выстрелы, а небольшие взрывы. Фоули опять безумствовал. Мэссингем вздохнул с облегчением, но вскоре оно сменилось раздражением, когда, промокнув лоб платком, управляющий обнаружил, что от взрыва его лицо запорошило каким-то маслянистым песком.

Сквозь облака дыма и пара он увидел, как Джордж и его приятель, мальчишка по имени Джеральд, суетятся вокруг машины, черные, точно зулусы, и в изодранных комбинезонах, как бродяги. Фоули был молод, и его неоспоримые таланты механика трагическим образом сочетались с воображением мотылька, постоянно порхающего между самыми непрактичными и бесполезными идеями.

— Прошу прощения, граф, — сказал Мэссингем. — Боюсь, только этого и приходится ожидать, когда кто-то посвящает себя несуразному замыслу двигателя, приводимого в движение детонацией. Все неминуемо взлетает на воздух.

— Сгоранием, — огрызнулся изобретатель, — а не детонацией.

— Прошу прощения, Фоули, — съязвил Мэссингем. — Адским сгоранием.[28]

Управляющие часто передавали друг другу записки с предложениями механика, изрядно веселясь при этом.

— Внутренним, — пискнул Джеральд, одиннадцатилетний мальчуган, всегда столь сильно перепачканный, что невозможно было сказать, каково его телосложение и цвет волос. — Внутреннего сгорания, а не адского.

— Думаю, мой вариант лучше подходит по смыслу.

— Возможно и так, Мэссингем, но взгляни…

Породивший взрывы механизм теперь трясся, испуская урчание и струю ядовитого дыма. Коленчатый вал посредством приводного ремня раскручивал колесо. Мэссингему уже доводилось видеть эти игрушки раньше.

— В пять раз эффективнее, чем пар, — прокомментировал Фоули. — Может быть, в десять, а то и в сотни…

— И в пять раз вероятнее, что такая штука тебя убьет.

— Когда паровой двигатель только изобретали, погибли многие, — заметил граф. Он рассматривал устройство Фоули, восхищаясь тем, как его детали приводят друг друга в движение. Со смазанными поршнями, рычагами и шестеренками, эта игрушка доставляла настоящее удовольствие своей сложностью. Детская мечта о чудесной машине.

— Прошу прощения, сэр, — отозвался Фоули. — А вы…

— Это граф де Билль, — пояснил Мэссингем. — Важный покупатель нашей фирмы из-за рубежа. Он интересуется железными дорогами.

— Путешествиями, — поправил граф. — Я интересуюсь путешествиями. И транспортом будущего.

— Тогда вам повезло оказаться в нужном месте, — заявил Фоули. Он не протянул для рукопожатия свою грязную ладонь, кивнув в качестве приветствия и чуть ли не прищелкнув каблуками. — Ибо именно в этой мастерской звонит похоронный колокол по всей остальной фабрике. Моя машина, моя самодвижущаяся коляска сделает паровой двигатель ненужным, как поезд упразднил за ненадобностью дилижанс.

— Самодвижущаяся коляска? — переспросил граф, растягивая слова и одновременно что-то обдумывая.

— Это просто чудо, сэр, — выпалил Джеральд, сверкая глазами. Джордж потрепал немытую копну волос мальчишки, гордясь своим верным оруженосцем.

Мэссингем подавил горький смешок.

Изобретатель повел их мимо все еще тарахтящего на козлах двигателя к покрытой пылью штуковине, размерами напоминающей небольшую телегу. Вместе с шустрым Джеральдом они сдернули и отбросили в сторону брезент.

— Это мой сгорательный экипаж, — объявил с гордостью Фоули. — Я, разумеется, потом изменю термин. Его можно назвать нефтяной коляской или авто-мобилем.

Изобретение представляло собой прямоугольную платформу, поставленную на четыре колеса с толстым ободом, над которыми, позади одного из двигателей внутреннего сгорания, размещался небольшой экипаж.

— У законченной версии будет кузов, чтобы прикрыть элементы двигателя и погасить шум. Выхлоп выводится вот по этим трубкам.

— Плоский обод колеса предполагает, что она будет идти не по рельсам, — заметил граф.

— Рельсы! — Фоули чуть ли не сплюнул. — Нет, сэр, она станет передвигаться по дорогам. Или же, в отсутствие дорог, по любой более или менее ровной поверхности. Как вам известно, поезда ограничены в своем передвижении. Они не могут ехать там, где раньше, истратив изрядные деньги, не проложили рельсы. Моя коляска, в конечном счете, сможет ехать куда угодно.

— Все время по прямой?

— Благодаря соответствующему механизму передние колеса поворачиваются устройством, подобным рулю корабля.

Такая глупость привела Мэссингема в раздражение.

— Мой дорогой граф, — продолжил Фоули. — Я предвижу, что это устройство, которое вызывает столь большое недоверие мистера Мэссингема, изменит известный нам мир, причем к лучшему. Улицы городов более не будут завалены лошадиным навозом. Снизится число смертей и увечий от животных, сбросивших своих седоков. Сойдут на нет большие катастрофы, поскольку эти повозки повинуются рулю и способны уклониться друг от друга. В отличие от лошадей, они не понесут; в отличие от поездов, их маршрут не предрешен. Сход с рельс, очевидно, также следует исключить. Первым и главным качеством сгорательного экипажа является безопасность.

Граф обошел вокруг изобретения, вглядываясь в каждую деталь, он улыбался, сверкая острыми зубами. В де Вилле чувствовалась какая-то животная сила, целеустремленность, одновременно ребяческая и пугающая.

— Можно? — иностранец указал на водительское кресло.

Фоули засомневался, но, почуяв потенциального благотворителя, пожал плечами.

Де Билль взобрался на сидение. Коляска просела под его весом. Оси покоились на рессорах, как в двухколесном кэбе. Европеец провел руками по рулевому колесу, тяжелому и тугому, словно вентили на шлюзах канала. Сбоку от водительского сиденья располагались рычаги, назначения которых Мэссингем не знал, хотя и предполагал, что один из них должен служить тормозом.

Рядом с рулем находился рожок с резиновой грушей. Граф сжал ее из исследовательского любопытства.

«Би-би-ип!»

— Предупреждать пешеходов, — пояснил Фоули. — Двигатель работает столь тихо, что необходим клаксон.

Граф улыбнулся, глаза его сверкали красным от явного удовольствия. Он бибикнул еще раз, очевидным образом покоренный. Его одержимость поездами осталась в прошлом. «Би-бип» затмил «ту-ту».

Иностранцы так походили на детей!

— Как она трогается с места?

— Заводным рычагом.

— Покажите мне, — приказал де Билль.

Фоули кивнул Джеральду, который метнулся к передку штуковины с рукояткой и вставил ту в двигатель. Он провернул ее раз, но ничего не произошло. Мэссингем уже навидался такого прежде. Обычно официальные лица, собранные лично засвидетельствовать величайший прорыв, расходились к тому моменту, когда двигатель заводился. Потом он давал несколько перебоев, позволяя коляске сдвинуться вперед на ярд или два, лишь затем, чтобы в лучшем случае заглохнуть, а в худшем — взорваться.

Если причуда Фоули взлетит на воздух и прикончит графа, отвечать за это будет Мэссингем. Иностранный господин, несомненно, испытывал тягу к смерти.

Джеральд провернул рычаг еще раз, потом еще раз и…

…и неожиданно точным и быстрым движением вынул его из двигателя. Небольшие огоньки пробежали по внутренностям машины, и поршни начали сжиматься.

Повозка тронулась с места, а граф вновь посигналил. Для счастья ему явно не обязательно была нужна машина, он довольствовался бы одним клаксоном.

Экипаж медленно катился к воротам. Изобретатель выглядел встревоженным, но не протестовал. Прибавив ходу, коляска скрылась в воротах. Соломенную шляпу графа сдуло и унесло к потолку черным дымом, густо валившим из труб позади агрегата.

Мэссингем, Фоули и Джеральд последовали за машиной к дверям в ангар. С изумлением они наблюдали за тем, как граф все увереннее управляется с авто-мобилем, крепко вцепившись в рулевое колесо и поворачивая его все более уверенно, описывая круги вокруг груды рельсов и катаясь взад-вперед между строениями и навесами.

С дороги метнулась, поджав хвост, кошка. Проходящие мимо рабочие останавливались посмотреть на невиданное зрелище. Собралась небольшая толпа бездельников, бросивших свои обязанности. Несколько директоров высунули из окон головы, сдвинув шелковые шляпы.

Это было смешное зрелище, хотя и чем-то будоражащее. Граф являл собой воплощение сосредоточенности и серьезности. Но сама машина выглядела глупо, отнюдь не так величественно, как паровой двигатель. И все же Мэссингем начал понимать, что именно Фоули увидел в этой штуке.

Граф в очередной раз бибикнул рожком. Кто-то рассмеялся.

Очарованный, Джеральд приплясывал позади повозки.

Граф сделал крутой разворот, и внезапно ноги мальчика угодили под передние колеса. Яркая кровь брызнула на маслянисто блестящий двигатель, как если бы это был Молох, требующий жертвоприношения.

Изобретатель закричал. Сердце Мэссингема словно ударили молотом.

Граф, казалось, не замечал того, что натворил, и ехал дальше, перемалывая мальчишку и весело бибикая чертовым клаксоном. Колеса окрасились красным и оставили кровавый парный след в добрых двадцать футов на изрезанной колеями земле. Рабочие бросились на помощь визжащему от боли мальчишке, чьи ноги были изломаны, а перепачканное в грязи лицо побелело.

Де Билль отыскал тормоз и остановил машину.

Фоули был слишком потрясен, чтобы произнести хоть слово.

Граф в оживлении соскочил на землю.

— Что за изумительное средство передвижения! — возвестил он. — Оно и в самом деле станет машиной будущего. Я того же мнения, что и вы, мистер Фоули. Вы сделаете мир быстрее и чище. Эти экипажи получат броню, сделав каждого ездока воином, своего рода рыцарем, слившимся с боевым конем. Вы изобрели передвижную крепость, которую можно снарядить для обороны и нападения. Эта повозка способна послужить убежищем, сухопутным броненосцем, средством для разведки и, наконец, гробом или гробницей. Я буду в числе первых покупателей вашей замечательной коляски. Можете считать меня спонсором ее производства. Я не успокоюсь, пока весь мир не станет бегать на этих двигателях адского сгорания.

Он вытянул руку, и соломенная шляпа, скользнув в завитке пара, оказалась в его длинных пальцах. Крики Джеральда сменились хныкающими рыданиями. Граф словно не замечал их, хотя Мэссингем помнил об остроте его слуха.

Де Билль щегольски водрузил шляпу на голову, издал клаксоном последний жизнерадостный «би-бип» и скрылся в черных клубах дыма, который, казалось, расступался перед ним и окутывал его фигуру, подобно мантии.

Мэссингем подумал о будущем. А пожалуй, на этом действительно можно сделать деньги.

Примечание

Я предложил «Мертвые ездят быстро» — хотя текст и не взяли — в антологию рассказов, призванных заполнить пробелы в стокеровском «Дракуле» и показать, что граф делал во время своего путешествия в Лондон, когда многочисленные действующие лица романа видели его только мельком. Риск тематических антологий заключается том, что у всех одна и та же идея, в результате получается ряд историй, которые читаются на один манер. Поэтому я решил написать рассказ о Дракуле, в котором тот никого не кусает, и сосредоточился на другой черте его характера, придуманной Стокером (а именно — на увлечении графа современным транспортом). Хотя изначальной целью было соответствовать оригинальному роману, ничто здесь не противоречит альтернативной вселенной «Эры Дракулы», и этот случай вполне мог произойти в мире цикла.

АЛЬТЕРНАТИВНАЯ «ЭРА ДРАКУЛЫ»

1: ИЗ «КРАСНОЙ ВЛАСТИ»

Как уже пояснялось выше, первоначальный набросок «Эры Дракулы» появился в «Большой книге о вампирах» Стивена Джонса. Повесть поглотил пришедший ей на смену роман, и я не вижу никакого смысла перепечатывать ее целиком — почти все из той короткой истории вошло в настоящую книгу. Однако в первоначальном варианте финальная сцена была сыграна несколько иначе. Это Раздел 18 «Красной власти» (название придумал Стив), который соответствует Главе 57 («Семейная жизнь нашей дорогой королевы»).


Королевский экипаж поджидал ее у Тойнби-Холла; суетливый кучер по имени Нетли умел искусно с ним управляться с ним на тесных улочках Уайтчепела. Нетли уже подобрал у клуба «Диоген» Борегара. Огромный черный конь и не слишком обременяющая его ноша чувствовали бы себя свободнее, окажись они на более широких проездах города. Сейчас же экипаж походил на пантеру из лабиринта в Хемптон-корте и скорее крался, нежели стремительно и изящно катился, как ему подобало. В темноте черную карету и украшающий ее герб провожали недобрыми взглядами.

Женевьева заметила, что Борегар чем-то подавлен. С той ночи девятого ноября она видела его лишь несколько раз. После Миллерс-корт, 13. Дьёдонне даже допустили в гулкие залы клуба «Диоген», где она давала показания на закрытом слушании, куда также вызвали Борегара, дабы тот отчитался о подробностях смерти доктора Сьюарда. Она поняла тайные намерения правительства и осознавала, что этот трибунал в первую очередь будет решать, какую правду скрыть, а какую представить публике. Председатель, почтенный дипломат из числа «теплых», переживший немалое количество правительственных перестановок, внимательно все выслушал, но вердикта не вынес — он лишь собирал данные, поскольку каждая крупица истины влияла на политику клуба, который часто оказывался больше чем клубом. В «Диогене» состояло очень мало вампиров, и Женевьева предположила, что тот был прибежищем столпов ancien regime, если не вообще гнездом бунтовщиков.

Выгравированное приглашение во дворец доставили ей лично в руки. Будучи исполняющей обязанности директора Тойнби-Холла, она оказалась занятой как никогда. Что-то вроде чумы прокатилось среди «новорожденных» Уайтчепела, пробуждая к жизни их необузданные оборотнические силы и порождая орды быстро умирающих, агонизирующих уродцев. Но приглашение ко двору королевы и принца-консорта не оставляют без внимания.

Возможно, их вознаградят за ту роль, которую они сыграли, положив конец деяниям Джека-Потрошителя. Тайно, но все же вознаградят.

Женевьева спрашивала себя, гордится ли Борегар предстоящей встречей со своей повелительницей, или же ее нынешнее положение его печалит. Ей доводилось слышать о том, что творится в королевском дворце. И она знала Влада Цепеша лучше, чем большинство других. Среди вампиров он всегда был Человеком, который хотел стать королем.

Карета проехала по Стрэнду и Флит-стрит, минуя заколоченные окна сожженных редакций величайших периодических изданий нации. Туман сегодня вечером развеялся, остался лишь ледяной ветер.

Тайный совет «Диогена» единогласно решил скрыть личность Потрошителя, хотя все уже знали, что его преступлениям положен конец. В Скотланд-Ярде приняли меры, комиссар ушел в отставку в обмен на один из постов в колониях, а Лестрейд и Эберлайн переключились на другие расследования. Мало что изменилось. Уайтчепел теперь охотился за новым маньяком, убийцей зверской наружности и поведения по имени Эдвард Хайд, который сперва затоптал до смерти маленького ребенка, а потом поднял ставки, пробив сломанной тростью сердце «новорожденного» члена парламента. Как только этого сумасшедшего остановят, появится очередной убийца, а потом еще один, и еще…

На Трафальгарской площади горели костры. Карету пронизали красные сполохи, когда они проезжали мимо Колонны Нельсона. Полиция постоянно заливала костры, но повстанцы разжигали их вновь и вновь. Тайком притаскивали куски дерева. В качестве пищи для костров использовали даже тряпье. «Новорожденные» суеверно боялись огня и предпочитали держаться от него подальше.

Борегар с интересом глянул на пламя, бушующее вокруг каменных львов. Изначально служившее напоминанием о жертвах Кровавого воскресенья, теперь оно получило новое значение. Из Индии приходили известия об очередном мятеже, где многие «теплые» части британских войск и чиновники встали на сторону местного населения. Сэра Фрэнсиса Варни, непопулярного вампирского вице-короля, толпа вытащила из Красного Форта в Дели и бросила в такой костер, что от кровососа остались лишь зола и кости. Колонию охватило открытое восстание. Волнения наблюдались и в Африке и Юго-Восточной Азии.

У костров дралась толпа, один из карпатских гвардейцев принца-консорта отбрасывал молодежь «теплых», пока пожарная бригада с некоторой неохотой волочила шланги. В воздухе реяли плакаты и звенели лозунги.

«Джек по-прежнему потрошит», — гласила надпись на стене.

Письма все еще приходили: нацарапанные красными чернилами каракули, подписанные «Джек-Потрошитель». Теперь они призывали «теплых» объединиться против вампирских угнетателей. Где бы ни убивали «новорожденного», «Джек-Потрошитель» брал на себя вину за это. Борегар ничего не говорил, но Женевьева подозревала, что письма отправлялись из клуба «Диоген». Она видела, как в стенах тайного правительства разыгрывалась опасная игра, различные фракции плели друг против друга заговоры, желая в конечном итоге устранить принца-консорта. Доктор Сьюард, возможно, и был безумен, но его работа не пропала даром. Даже если монстр станет героем, новым Гаем Фоксом, цель оправдывала средства.

Женевьева была вампиром, но не принадлежала к кровной линии Влада Цепеша. В результате, как и прежде, Дьёдонне осталась на обочине истории. Она не была реально заинтересована в победе ни одной из сторон. Поначалу возможность более не прикидываться «теплой» показалась глотком свободы, но правление принца-консорта осложнило положение большинства немертвых. На каждого знатного вампира с гаремом согласных на все рабынь крови в особняке приходилось по два десятка столь же жалких, что и прежде, Мэри Келли, Лили или Кэти Эддоус, и вампирские особенности для них становились болезненными зависимостями и трудностями, а не способностями и возможностями.

Экипаж, вырвавшись наконец на простор, покатил по Пэлл-Мэлл в сторону Букингемского дворца. Лидеры бунтовщиков свисали, закованные в цепи, с клеток в форме распятий, стоявших по краям дороги, и некоторые из этих людей все еще были живы. На протяжении последних трех ночей в Сент-Джеймс — парке бушевало открытое сражение между «теплыми» и мертвыми.

— Взгляни, — печально сказал Борегар, — это голова Ван Хелсинга.

Женевьева вытянула шею и увидела жалкий комок на конце пики. Некоторые говорили, что Абрахам Ван Хелсинг все еще жив, находится в рабстве у принца-консорта и занимает высокое положение, собственными глазами видя власть Дракулы над Лондоном. Это была ложь; от доктора остался лишь череп со свисающими лохмотьями, обсиженный мухами.

Они прибыли к дворцу. Два карпатца в полночно-черных мундирах с малиновыми полосами раздвинули огромные металлические ворота, словно те были шелковым занавесом.

Снаружи дворец освещался. Над ним реял государственный флаг Великобритании и штандарт с гербом Дракулы.

Лицо Борегара казалось совершенно бесстрастным.

Карета остановилась у входа, и лакей отворил двери. Женевьева первой ступила на подножку, за ней последовал Чарльз.

Она выбрала простое платье, не имея ничего лучшего и помня о том, что пышные наряды никогда ей не шли. Ее спутник надел обычный вечерний костюм. Он вручил шляпу и трость слуге, принявшему также плащ Женевьевы, и отдал револьвер. Серебряные пули при дворе не одобряли. Работа с этим драгоценным металлом каралась смертью.

Двери распахнулись, и странное создание — в пестром камзоле, сделанном на заказ и лишь подчеркивающем огромные и гротескные уродства, преувеличивающем размер выступающих из торса наростов в форме буханок хлеба, с огромной головой, похожей на шишковатую репу, на которой черты человеческого лица едва различались, — впустило их внутрь. Женевьеву захлестнула жалость к мужчине, так как она ощутила, что это был смертный человек, а не результат потерпевшей катастрофу попытки изменить форму.

Борегар кивнул слуге и сказал:

— Добрый вечер. Меррик, не так ли?

Где-то глубоко в одутловатых рытвинах чудовищного лица появилась улыбка, и слуга поздоровался, пусть его слова и прозвучали неразборчиво из-за наростов плоти вокруг рта.

— Как чувствует себя королева сегодня вечером?

Меррик промолчал, но Женевьеве показалось, что она увидела какое-то выражение в нечитаемой карте его черт, грусть в единственном открытом глазе и горькую усмешку на губах.

Борегар протянул Меррику визитную карточку и передал слова любезности от клуба «Диоген». Что-то заговорщицкое сквозило в разговоре между прекрасно ухоженным джентльменом-авантюристом и отвратительным уродливым слугой.

Меррик повел их по коридору, сутулясь, словно горилла, а его длинная лапа методично раскачивалась, продвигая вперед тело. У него была одна нормальная рука, беспомощно торчащая из тела, покрытого буграми опухолей.

Очевидно, Влада Цепеша забавляло держать это несчастное создание в качестве домашнего животного. Он всегда был без ума от уродцев и спортсменов.

Меррик постучал в дверь.

— Женевьева, — почти прошептал Борегар, — если я чем-нибудь тебя обидел, от всей души прошу прощения.

Она не поняла его. Едва у нее в голове мелькнула мысль обнять его, он наклонился и поцеловал ее в губы, на манер «теплых». Она попробовала его на вкус — и все вспомнила. Обмен кровью установил связь между ними.

Поцелуй оборвался, и он отошел назад, оставив ее в смятении. А потом двери открылись, и Женевьеву с Чарльзом допустили в присутствие королевских особ.

Ничто не могло подготовить ее к тому адскому хлеву, в который превратился тронный зал. Когда-то красивые обои на стенах были изорваны и покрыты пятнами, в воздухе стоял густой смрад застарелой крови и человеческих экскрементов, зал скудно освещался сломанными канделябрами, но был полон людей и животных. Хохот и стоны заглушали друг друга, а мраморный пол оказался обильно загажен. У ног Женевьевы крутился броненосец с седалищем, запачканным испражнениями.

Меррик представил их собравшимся, нёбо его явно пострадало, пока он произносил имена Борегара и Дьёдонне. Кто-то отпустил резкое замечание, и взрывы грубого смеха пробились сквозь гомон, но сразу оборвались, стоило шевельнуться руке величиной с окорок.

Влад Цепеш сидел на троне, массивный, словно памятник, сквозь морщинистую серую кожу неимоверно раздутого лица проступал густой багрянец. Усы, слипшиеся от свежей крови, свисали на грудь, а покрытый черной щетиной подбородок усеивали красные потеки, оставшиеся с последнего кормления. Черный бархатный плащ, оборванный по краям, с горностаевым воротником, висел на плечах Дракулы крыльями гигантской летучей мыши. Кроме плаща на нем ничего не было; его тело покрывала густая спутанная шерсть, кровь запеклась на груди и руках. Бледное мужское достоинство лежало змеиными кольцами на коленях вампира, красное на конце, словно язык гадюки. Тело принца набрякло кровью, вены толщиной с веревку пульсировали на шее и руках.

Борегара в высочайшем присутствии начала колотить дрожь, волны запаха били, подобно ударам. Женевьева взяла его под руку и оглядела зал.

— Я не мог себе представить… — пробормотал он. — Не мог…

«Теплая» девушка пробежала через зал, ее преследовал один из карпатцев в изодранном мундире. Он сбил ее с ног, ударив наотмашь медвежьей лапой, и принялся терзать ее спину трехсуставчатыми челюстями, не только высасывая кровь, но и заглатывая куски мяса.

Принц-консорт улыбнулся.

Королева стояла на коленях перед троном, вокруг ее шеи красовался шипастый ошейник, массивная цепь вела от него к браслету, свободно висевшему на запястье Дракулы. Из одежды на Виктории остались только ночная рубашка и чулки, каштановые волосы были распущены, лицо заливала кровь. Наверное, никто не смог бы узнать в этой униженной женщине ту пухлую старушку, которой она некогда была. Женевьева надеялась, что монархиня сошла с ума, но боялась, что та прекрасно осознаёт все происходящее с ней. Виктория отвернулась, не желая смотреть на трапезу карпатца.

— Ваши Величества, — сказал Чарльз, склонив голову.

Чудовищный взрыв смеха, больше похожего на пускание газов, раздался из зазубренной, клыкастой пасти Дракулы. Смрад его дыхания заполнил комнату. Словно все вокруг умерло и сгнило.

Изящно одетый юноша-вампир, из-под воротника которого вырывался целый взрыв кружев, объяснил принцу-консорту, что за гости перед ним. Женевьева узнала премьер-министра лорда Ратвена.

— Это герои Уайтчепела, — доложил англичанин, платок порхал перед его ртом и носом.

Принц-консорт свирепо усмехнулся, причем его глаза загорелись алым, как две топки, а усы заскрипели, словно кожаные ремни.

— С леди мы знакомы, — произнес он на удивительно чистом английском. — Мы встречались в доме графини Долинген в Граце, несколько сотен лет назад.[29]

Женевьева хорошо это помнила. Графиня, отличавшаяся замогильным снобизмом, собрала у себя представителей того, что она называла аристократией не-мертвых. Приехали Карнштейны из Штирии, бледные и неинтересные, несколько собратьев Влада Цепеша из Трансильвании, княгиня Вайда, графиня Батори, граф Йорга, граф фон Кролок. А также Сен-Жермен из Франции, Виллануэва из Испании и Дюваль из Мексики. На том собрании Влад Цепеш выглядел дурно воспитанным выскочкой, и на предложение начать вампирский крестовый поход под его стягом и покорить ничтожное человечество никто не обратил внимания. С той поры Женевьева изо всех сил сторонилась других вампиров.

— Ты хорошо послужил нам, англичанин, — продолжил принц-консорт, и похвала его прозвучала как угроза.

Борегар шагнул вперед.

— У меня подарок вам, Ваши Величества, — сказал он, — сувенир о нашем подвиге в Ист-Энде.

В глазах Дракулы появилась мещанская жадность подлинного варвара. Несмотря на благородные титулы, всего поколение отделяло его от изуверов-горцев, коими являлись предки Цепеша. Принц не любил ничего больше красивых вещей. Ярких, сверкающих игрушек.

Борегар вынул полотняный сверток из внутреннего кармана и развернул его.

Серебряный скальпель.

В тронном зале все смолкли. Пировавшие в сумраке вампиры, шумно сосавшие кровь юношей и девушек. Карпатцы, ворчавшие друг с другом на своем примитивном наречии. Воцарилась полная тишина.

Дракула сперва наморщил лоб в ярости, но вдруг презрение и веселье превратили его лицо в широкоротую маску.

Борегар держал серебряный скальпель доктора Сьюарда. Он забрал его той ночью у Женевьевы. В качестве улики, как она думала.

— Ты хочешь сразиться со мной этой крошечной иглой, англичанин?

— Это подарок, — ответил Чарльз. — Но не для вас…

Женевьева в нерешительности отошла. Карпатцы оторвались от своих развлечений и встали полукругом с одной стороны. Между троном и Борегаром никого не было, но если бы он сделал хотя бы движение в сторону Дракулы, между ними образовалась бы стена прочной кости и вампирской плоти.

— …а для моей королевы, — закончил Чарльз — и бросил нож.

Женевьева увидела, как серебро отразилось в глазах Влада Цепеша, подобно страху, охватывающему ребенка во тьме. Виктория выхватила скальпель из воздуха…

Все делалось ради вот этого момента, ради того, чтобы Чарльз попал пред высочайшие очи, отдав единственный долг. Женевьева, все еще ощущая во рту вкус Борегара, поняла.

Королева скользнула лезвием под грудь, прорезала сорочку до ребер, пронзила себе сердце. Для нее все кончилось быстро. Со стоном радости она упала с помоста — кровь хлынула из смертельной раны — и скатилась по ступеням, цепь загромыхала, разматываясь.

Влад Цепеш — более не принц-консорт — вскочил на ноги, плащ колыхался вокруг него, подобно грозовому облаку. Клыки выскочили из его рта, руки превратились в пучки копий. Женевьева поняла, что Борегар покойник. По могуществу монстра был нанесен такой удар, от которого он не сможет оправиться никогда. Империя, узурпированная Дракулой, теперь поднимется против него. Он стал слишком самонадеянным.

Карпатцы бросились на Борегара, их мелькающие когти и пасти окрасились алым.

Женевьева подумала, что ей тоже предстоит умереть. Чарльз пытался спасти ее от беды и не стал посвящать в свои планы. Но она упрямо настаивала на том, чтобы увидеть Дракулу в его собственном логове.

Влад Цепеш бросился на нее прямо с трона, пар струился из его рта и ноздрей.

Но Дьёдонне была старше Дракулы. И не столь ослеплена невежеством эгоистичных фантазий ныне лишившегося власти консорта. Веками принц считал себя высшим существом, отдельным от всего человечества; Женевьева понимала, что она сама — лишь клещ на шкуре «теплых».

Она пригнулась, избегая его рук, и скользнула в сторону, заставив Дракулу потерять равновесие и рухнуть подрубленным деревом на пол, кроша головой мрамор. В свои годы он стал медлительным и чрезмерно обрюзг, распухнув. Слишком много потворства собственным прихотям. Слишком малоподвижный образ жизни. Вены на его шее лопнули, брызнув струей крови, и вновь сплелись вместе.

Пока Влад ползал, пытаясь встать на ноги, его двор пребывал в смятении. Некоторые вернулись к своим кровавым удовольствиям, другие впали в оцепенение.

Женевьева ничем не могла помочь Борегару.[30]

Ратвена явно раздирали сомнения. Теперь, когда королева по-настоящему умерла, ситуация изменилась. Он мог преградить Женевьеве путь из дворца, но заколебался — политик до самого конца, — а потом отошел в сторону.

Меррик держал двери открытыми, и она спаслась из пекла и вони тронного зала. Слуга захлопнул створки и прижался к ним огромной спиной. Он участвовал в заговоре Борегара и был готов отдать жизнь за свою правительницу. Кивнув в сторону главного выхода, Меррик издал протяжный вой, который, наверное, означал «Беги!».

Женевьева благодарно кивнула Меррику и захромала прочь. Снаружи, во тьме ночи, высоко вздымались огни. Новости распространятся быстро.

Искра упала на бочонок с порохом.

2: «ЭРА ДРАКУЛЫ» (фильм)

Вскоре после публикации «Эры Дракулы» я набросал сценарий для продюсеров Стюарта Поллака и Андре Жакметона (которые появятся в романе «Джонни Алукард»). В нем я сделал небольшие изменения в сюжете и переставил по степени значимости ряд второстепенных персонажей. В этих отрывках приведены сцены, созданные специально для фильма или же измененные по сравнению с романом.

Натура. Ночь

Отрубленная голова, отдаленно напоминающая голову Питера Кашинга, наколота на пику. Отданная на волю стихий, она уже полуистлела. В тусклом свете луны еще отчетливее видны пустые глазницы. Дует ветер.

По экрану ползет текст, набранный готикой в стиле фильмов студии «Хаммер филмз».


Громогласный рассказчик


В 1885 году граф Дракула совершил путешествие из своего трансильванского замка в Лондон, намереваясь основать новый вид существ, чей путь направлен к смерти, а не к жизни. История гласит, что профессор Ван Хелсинг собрал под своим началом мужественных английских мужчин и женщин, чтобы одолеть вампира, изгнать его с этих берегов и окончательно уничтожить. Но какими бы стали Лондон и весь мир, если бы Ван Хелсинг проиграл? Вот во что мог превратиться город, если бы победил граф. Дракула силой взял королеву Викторию в жены и объявил себя принцем-консортом и лордом-протектором Великобритании и ее империи…


Музыка: энергичное вступление к «Правь, Британия». Сильный женский голос начинает петь:

Когда по воле небес Британия

из морской лазури восстала первой, —

это был договор, святая тайна,

И ангелы-стражи литанию пели[31]

Камера берет общий план, и мы видим, что пика с головой — лишь одна из целого ряда, выставленного перед Букингемским дворцом. Здание по-варварски освещено факелами. На остальные колья насажены тела. В воротах в полном облачении стоят гвардейцы с волчьими мордами.

Правь, Британия, правь волнами,

Британцы никогда не будут рабами…

Букингемский дворец. Нат. Ночь

Геральдический щит: британский лев и единорог превращены в монстров с раскрытыми пастями и наложены на штандарт Дракулы, похожий на летучую мышь. Изображение нанесено на дверцу кареты, влекомой по дороге черными конями. Гвардеец отдает честь карете. У него звериная морда, красные глаза и вампирские клыки. Главные ворота раскрываются, и экипаж катится по Бердкейдж-уок.

Лондон. Нат. Ночь

Карета едет по улицам. Перед нами мелькают картинки преображенного викторианского Лондона. Фонарщики искрой зажигают порывистое пламя газовых рожков уличного освещения, щеголеватых франтов одолевают беспризорные мальчишки, парами шагают полисмены, шарманщик играет для рогатого ребенка. Изнеженный денди в экстравагантном черном облачении пытается отбиться от толстой шлюхи: его лицо мертвенно бледно, но на щеках горят красные пятна размером с пенни; у него тоже клыки.


Почти четверть людей на улице — вампиры. Некоторые — лишь недавно восставшие из мертвых викторианцы с длинными клыками, некоторые — привезенные Дракулой средневековые монстры. Одни наполовину люди, наполовину животные, вторые страдают от разложения или увечий, третьи же грациозны и живы в не-смерти. Все провожают взглядами карету. Некоторые испуганно вздрагивают, другие срывают с голов шляпы, прочие с любопытством глазеют. Женщина осеняет себя крестным знамением; полицейский бьет ее дубинкой.


На перекрестке отряд карпатских солдат под предводительством Руперта фон Хентцау,[32] франтоватого вампира, воздвигает заостренный кол. Осужденный мужчина в одной ночной рубашке отбивается, пока солдаты не поднимают его вверх и не насаживают на пику. Кровь хлещет на мостовую. Из толпы бросается ребенок-вампир и по-собачьи начинает лакать кровь, пока его не прогоняют.


Хентцау (громко зачитывает официальное объявление)


Так сгинет каждый, кто отринет власть принца Дракулы, лорда-протектора этих островов.


Камера взлетает над каретой, словно летучая мышь, и мы смотрим сверху на город. Это Вест-Энд, хорошо освещенный престижный квартал, оживляемый театральной толпой и ночной жизнью. Крылатые формы человеческих размеров парят среди высоких зданий. Река, переливаясь в огнях красным, как если бы в ней была кровь вместо воды, течет, извиваясь, через город. Здесь бьется сердце империи. Камера углубляется во мрак, все дальше от света.

Уайтчепел. Нат. Ночь

Мы снижаемся над Коммершиал-роуд. Лунный свет пробивается сквозь клочья тумана и блестит на влажном булыжнике мостовой. Мы минуем паб «Десять колоколов», из которого доносится хриплый смех и звуки пианолы. Мы минуем Тойнби-Холл, образовательное учреждение. Камера скользит по прохожим: уличным мальчишкам, полисменам, проституткам, попрошайкам, бродягам. Мы проскальзываем в улочку, где раздается женский голос, бессловесное завывание на мотив «Мэкки-ножа». Туман сгущается. Он насыщенного желтого цвета с проблесками багрянца.


Мы следуем за увиденной мельком призрачной фигурой. Джек — мужчина в котелке и длинном черном пальто — несет в руке медицинский чемоданчик. Мы не показываем его лицо.[33] Его саквояж позвякивает, когда инструменты внутри ударяются друг о друга. Джек задерживается у начала улочки, привлеченный странной песней.


Его силуэт вырисовывается на фоне плаката. «Вознаграждение любому, у кого есть сведения, способствующие поимке „Серебряного Ножа“, уайтчепельского убийцы». Более мелким шрифтом сообщаются подробности убийства Энни Чапмен и Полли Николз. Описание Джека.

Чиксэнд-стрит, Уайтчепел. Нат. Ночь

Джек заходит в улочку. Луч лунного света озаряет Лулу, проститутку с китайской челкой. Она машет шалью, словно листом анемона. Улыбаясь накрашенными губами, она продолжает свою песню сирены. Узкое кимоно плотно обтягивает ее мальчишескую фигуру. Джек идет к ней. Джек сжимает свой саквояж.


Лулу (с легким немецким акцентом)


Мистер, мис-с-стер… Какой красивый джентльмен. Подойдите и поцелуйте меня, сэр. Всего лишь поцелуй.


Лулу манит Джека, сверкают ее покрытые лаком ногти. Джек касается ее лица. Даже сквозь перчатки чувствуется, что ее кожа ледяная. У нее изящные, жемчужного цвета клыки, а глаза переливаются красным.


Джек


Что довело тебя до… этого?


Лулу


Удача и добрый джентльмен.


Джек


Добрый?


Лулу достает веточку омелы и протягивает ее вверх.


Лулу


Поцелуй, добрый сэр. Всего лишь пенни за поцелуй.


Джек


Еще рано для Рождества. Сентябрь.


Лулу


Для поцелуя время всегда подходящее.


Лулу взмахивает веточкой и целует Джека в губы. Его саквояж раскрыт. Он втыкает серебряный скальпель между ее ребер, слегка надавив. Лулу изменяется, ее лицо становится похожим на кошачье, она злобно шипит в лицо Джеку. Ее клыки растут, она готова разорвать его горло. Скальпель входит в ее грудь, и оттуда хлещет кровь.


Камера отдаляется, когда Джек делает глубокий разрез. Туман заглушает животный вой Лулу. Затем мертвая тишина. Камера фокусируется на плакате. Мимо, шатаясь, проходит Джек, оставляя на нем кровавый отпечаток руки. Вдалеке раздаются полицейские свистки.

Гостиная, Челси. Интерьер. Ночь

Свистки постепенно заглушаются звуками не очень умелой игры на фортепьяно. В доме Флоренс Стокер на званый вечер собралось около пятнадцати хорошо одетых мужчин и женщин. За фортепьяно Пенелопа Чёрчвард, красивая, расчетливая девушка девятнадцати лет. Возле нее, переворачивая ноты, стоит Артур Холмвуд, лорд Годалминг, элегантный «новорожденный» вампир.


Пенелопа (поет)

Лишь птахой в клетке золотой она была,

Прекрасна — ты только взгляни!

О, как беззаботна, чиста и мила!..

Да ведь лик это. Что же под ним?..[34] (и т. д.)

Камера показывает сцену от лица Чарльза Борегара, красивого тридцатилетнего мужчины, не столь эффектного, но более рослого, чем Артур. Подле него Кейт Рид, 25 лет, серьезная эмансипированная женщина в очках (журналистка), а не женщина-украшение (как Пенелопа). Распоряжается порядком Флоренс, которая старше Пенелопы, но принадлежит к тому же типу. На каминной полке стоит портрет Брэма Стокера в траурной рамке — ее мужа. Чарльз хорошо скрывает недовольство тем, что Артур пытается повлиять на Пенелопу силой своего вампирского очарования. Кейт страстно влюблена в Чарльза, но понимает, что у нее нет шансов. Вышколенные слуги ожидают в сторонке.


Пенелопа (поет)

…Ведь со старостью юности жить не пристало.

И глаз услада

За старца злато

Птахой в клетке блестящей стала.

Артур первым начинает аплодировать, слегка склонившись над открытой шеей Пенелопы и вдыхая аромат; крошечные клыки бросаются в глаза, когда камера ловит его плотоядный взгляд. Чарльз подходит к фортепьяно (это разочаровывает Кейт) и вызволяет Пенелопу из возможной опасности. Пенелопа принимает все знаки внимания как должное.


Флоренс (суетливо)


Дорогие друзья, дорогие друзья, сейчас будет важное объявление. Чарльз, Пенелопа…


Чарльз чувствует стеснение; Пенелопа воодушевлена. Они в центре внимания, девушка обожает, когда ею интересуются другие, Чарльз же, напротив, не любит этого.


Чарльз


Хорошо, Флоренс. Поскольку Артур теперь носит титул лорда Годалминга, я вынужден предварить мое объявление формальным обращением: милорды, леди и джентльмены…


Артур


Давай, Борегар, выкладывай!


Чарльз


Пенелопа, э-э, мисс Чёрчвард… оказала мне честь…


Все понимают, о чем он, но у него не получается сказать прямо.


Пенелопа (нетерпеливо)


Мы поженимся. Весной. Следующего года.


Пенелопа по-хозяйски берет Чарльза за руку. Все толпятся вокруг них и устраивают овацию.


Артур (крепко пожимая руку Чарльза)


Поздравляю, старик.


Кейт, вся в слезах, обнимает Пенелопу.


Пенелопа


О, Кейт, не будь такой плаксой.


Кейт, не в силах произнести ни слова, пожимает руку Чарльза, а затем обнимает и его тоже.


Флоренс


Самое время сказать тост.


Бесси, служанка, приносит бутылку шампанского. Флоренс протягивает ее, и бутылку берет Артур.


Артур


Позвольте мне.


Флоренс


Спасибо, Арт, я такая неловкая.


Ноготь большого пальца Артура по размерам напоминает небольшой коготь. Он ввинчивает его в пробку и открывает бутылку. Наливает каждому, оставив свой бокал пустым.


Артур


Для меня это печальный момент. Я вновь проиграл моему доброму другу Чарльзу Борегару. Мне никогда не оправиться от этого поражения, но я признаю, что Чарльз взял надо мною верх. Я верю, что он станет служить моей дражайшей Пенни, как подобает мужу. Если он не будет справляться со своим долгом, то я, не-мертвый, со всей серьезностью обязуюсь не давать ему покоя до самой могилы. За прекрасную Пенелопу и достойного восхищения Чарльза…


Все за исключением Артура пьют за здоровье помолвленных. Пенелопа находит тост приятным, Чарльз готов с ним смириться. Флоренс замечает пустой бокал.


Флоренс


Прости, Арт. Я все время забываю.


Артур


Ничего страшного.


Флоренс


Я настаиваю. Бесси, лорд Годалминг не пьет шампанское. Не могла бы ты…


Бесси, слегка испугана, но она уже знает, что надо делать. Она расстегивает манжету. Артур берет ее за запястье, закатывает рукав и склоняется, как будто для того, чтобы поцеловать ей руку. Он смотрит на Чарльза и Пенелопу, глаза сверкают красным, клыки высовываются изо рта.


Артур


Чарльз, Пенелопа, я пью за вас…


Широко раскрыв рот и разведя челюсти, словно кобра, Артур сжимает запястье Бесси и слегка прокалывает кожу зубами. Он слизывает струйку крови. Все собравшиеся смотрят на него, Чарльз со скрытым отвращением, Пенелопа завороженно. Артур пьет. Бесси, веки которой трепещут то ли от боли, то ли от удовольствия, без чувств обмякает в руках Артура.


Артур (улыбаясь окровавленными губами)


Я произвожу подобный эффект на женщин. Это крайне неудобно.


Он укладывает Бесси на диван. На заднем плане дворецкий машет ароматической солью у нее под носом, приводя служанку в сознание. Пенелопа берет в свои руки ладонь Чарльза, тот на мгновение смущается. Она улыбается, и он стряхивает с себя скованность.


Флоренс


Ну-ну! Для всего этого найдется достаточно времени после свадьбы. Сегодня же вы должны быть бескорыстными и поделиться собой с нами.


Артур


Я требую своей доли по праву поверженного рыцаря. Поцелуй! Я требую поцелуя от невесты.


Чарльз бледнеет, но Пенелопа позволяет Артуру поцеловать себя в щеку; его губы оставляют у нее на коже едва различимый кровавый отпечаток. Гости толпятся вокруг, разлучая Пенелопу с Чарльзом. Тот смотрит, как она демонстрирует свое обручальное кольцо. Внезапно и пугающе быстро рядом с ним оказывается Артур. Его клыки уже втянулись, но кровь его приободрила.


Артур


Чарльз, мои искренние поздравления. Ты и Пенни должны быть счастливы. Это приказ. Нам нужны такие, как ты. Ты должен вскоре обратиться. Дела становятся все более захватывающими.


Чарльз


Обратиться?


Артур


Ты понимаешь, о чем я, Чарльз. Ты должен стать… таким, как я.


Чарльз


Вампиром.


Артур


Верно. Ты понятия не имеешь, каково это. Это жизнь.


Чарльз


Некоторые говорят, что это смерть.


Артур


Фи! Пенни прелестна, Чарльз. Этой красоте нельзя позволить увянуть. И нам нужны люди твоего склада. У нас есть возможность сделать страну сильной. Этот шанс нам даровал принц-консорт.


Чарльз


Дракула?


Артур


Мы ошибались на его счет вначале. Ван Хелсинг, Джек Сьюард и я. Он пришел не как завоеватель, но как наш спаситель.


Во время этого разговора в передней раздается звонок. Дворецкий, открыв дверь, возвращается с запиской для Чарльза. Артур заинтригован. Чарльз читает, но не говорит, о чем написано в послании.


Чарльз


Извини, Арт.

Передняя Флоренс. Инт. Ночь

В передней ждет кучер. Чарльз накидывает плащ, надевает шляпу и берет из стойки для зонтиков свою трость. Появляется Пенелопа, чтобы его удержать.


Пенелопа (раздосадованно)


Чарльз, ты же не оставишь меня так скоро!


Чарльз


Иногда мое время мне не принадлежит. Я уверен, Арт или Кейт проводят тебя домой.


Чарльз целует ее и ощущает соленый привкус. Он вытирает кровавый след с ее щеки, улыбается и выходит вместе с кучером.


Пенелопа (решительно)


Чарльз Борегар, все будет иначе, когда мы поженимся.

Переулок, Уайтчепел. Нат. Ночь

Лулу лежит, изрезанная и вскрытая, в заводи тумана, скрывающего ее самые страшные раны. Лестрейд, вампир, руководит двумя констеблями, осматривающими тело. У Лестрейда мышиные усики, котелок и кислое выражение на лице. Полицейские осаживают толпу зевак. Чарльз проталкивается сквозь людей.


Чарльз


Инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда.


Лестрейд


Мистер Борегар. Плохо дело. (Констеблям.) Дайте ему взглянуть.


Констебли отступают в сторону.


Чарльз (не моргнув глазом)


Как и предыдущие? Вырезано сердце?


Лестрейд


Чисто проделано, серебряным скальпелем. Не какая-нибудь ерунда вроде осинового кола.


Чарльз


Как ее звали?


Лестрейд


Лулу Шон. «Новорожденная» вампирша. Немка, как мы полагаем. Обычная проститутка, как и прочие.


Чарльз


Это… которая? Четвертая?


Лестрейд


Никто точно не знает. Желтая пресса уже вытащила на свет божий все нераскрытые убийства в Ист-Энде за последние тридцать лет.


Чарльз


В скольких вы уверены?


Лестрейд


До дознания мы даже не можем быть уверенными насчет Шон, хотя я и готов поставить на это свою пенсию. Я полагаю, что она третья — после Энни Чэпмен и Полли Николс.


Чарльз


Они все были… э-э…


Лестрейд


Вампиршами, сэр? Да. Серебряный Нож — убийца вампиров. Ван Хелсинг им гордился бы.


Чарльз (внимательно осматривая труп)


Этот человек ненавидит. Страстно. Убийства обычно совершаются в исступлении, здесь же видно хладнокровную работу. Он в открытую убивает прямо на улице. И он не какой-нибудь мясник, он анатомирует. Вампиров не так просто убить.


Лестрейд (приподнимает когтистую руку Лулу)


Он застает их врасплох, сэр. Иначе они разорвали бы его на части.


Чарльз


Наш Серебряный Нож не простой безумец, инспектор. У него есть мотив.


Констебли поднимают Лулу, грузят тело в фургон, запряженный парой лошадей. Толпа шепчется. Чарльз смотрит на булыжную мостовую, его отражение видно в залитой лунным светом луже крови.


Лестрейд


Его нужно остановить, прежде чем начнется всеобщая паника. Обстановка и так напряженная. Эти убийства будоражат людей, и «теплых», и немертвых.


Чарльз


Несомненно. Выглядит подходящим делом для вашего приятеля, мистера Холмса.


Лестрейд


Он не может вести расследования, сэр. У него разногласия с нынешним правительством.


Чарльз


Знаю, этот болван лорд Ратвен, премьер-министр, выслал его в бараки в холмах Сассекса. Как там их назвала «Пэлл-Мэлл Газетт»? Концентрационными лагерями?


Лестрейд (стесненно)


Именно. Он в Чертовом Рве.


Чарльз


Что ж, вам придется поймать Серебряного Ножа самому. Я подготовлю доклад, и посмотрим, чем сможет помочь клуб «Диоген».


Лестрейд (уныло)


Любая помощь будет кстати, сэр.


Чарльз


Вне всякого сомнения. Я немного покопаюсь вокруг один — может, что-нибудь прояснится.


Лестрейд (с сомнением)


Если вы считаете это разумным.


Чарльз (взмахивая тростью)


Я могу о себе позаботиться, инспектор. Секретная служба Ее Величества уже не раз толкала меня в передряги. Я сталкивался лицом к лицу с душителями Бомбея и убийцами Килиманджаро.


Лестрейд (после ухода Чарльза)


Но ты не знаком с женщинами Уайтчепела, мистер умник.

Темное место. Инт. День

Комната, зашторенная от солнечного света. Лампы, словно пришедшие из сказок об Аладдине, освещают обстановку в китайском стиле. Вардалек, горя от унижения, стоит в круге света. Рядом с ним китаянка. В комнате еще две фигуры, держащиеся в тени: отец китаянки — главарь преступного мира, и Мистер И — древний китайский вампир в облачении мандарина.


Вардалек


Насколько я понимаю, здесь можно заказать чье-нибудь убийство.


Китаянка


Многие вещи продаются во владениях моего отца. Он Повелитель Странных Смертей. Но вы из Карпатской гвардии, зачем вам просить о милости столь недостойных, как мы? Разве у вас нет друзей, куда более могущественных, чем мой отец?


Вардалек


Я не желаю вмешивать принца-консорта в такие пустяки. Это будет недостойно его.


Китаянка


Вы не желаете, чтобы граф Дракула узнал о том, как француженка взяла над вами верх на глазах у толпы «теплых» британцев?


Вардалек


Ты, дерзкая китайская бестия…


Отец китаянки хлопает в ладони, заставляя Вардалека умолкнуть.


Китаянка


Мой отец понимает ваше положение. Пожалуйста, вложите в мою недостойную ладонь несколько монет.


Вардалек достает из кошелька и отсчитывает по одной золотые монеты. Он останавливается. Китаянка не убирает руки. Он нехотя платит еще. Наконец она поворачивается и встает на колени перед отцом.


Китаянка


Отец, испрашивают смерти старейшины вампиров Женевьевы Дьёдонне. Может ли это быть устроено?


Отец китаянки хлопает в ладони. Мистер И выходит на свет. У него лицо старца, мумифицированное и покрытое морщинами, но его зеленые глаза горят огнем, клыки имеют устрашающие размеры, а раздвоенный язык похож на змеиный. Даже Вардалек смущен. Комнату затягивает клубами зеленого дыма и заливает светом. Вардалек обнаруживает, что остался один.[35]

Коммершиал-роуд, Уайтчепел. Нат. Перед рассветом

Туман редеет. Оливер[36] быстро пересекает дорогу и спешит по мостовой. Он минует переулок и вздрагивает. Не желая того, он оборачивается против своей воли и делает шаг в переулок.

Переулок, Уайтчепел. Нат. Перед рассветом

Оливер видит в конце переулка темную фигуру. Ее глаза светятся красным. Туман стелется на уровне колен. Оливер, завороженный, шаг за шагом движется к ней. Вардалек, более уродливый, чем мы его видели в последний раз, нагибается вперед, облизывая губы, его клыки торчат изо рта.


Вардалек


Славный мальчуган, подойди-ка сюда…


Оливер встает подле Вардалека, который поднимает его на руки. Оливер не сопротивляется. Вардалек целует мальчика в щеку и открывает рот, чтобы его укусить…


Кормление прерывает какой-то неясный силуэт, который быстро врывается в переулок и сбивает Вардалека с ног. Оливер падает, потом встает и бежит прочь. Вардалек поднимает глаза и видит Хентцау и Костаки с мрачными лицами.


Вардалек


Братья…

Коммершиал-роуд, Уайтчепел. Нат. Перед рассветом

Оливер в панике. Собираются люди. Вокруг стоят Джейго и его крестоносцы. На улице появляются Диармид и Кейт. Одинокий Констебль дует в свисток, но никто из полицейских не приходит на помощь.


Оливер


Он напал на меня.


Вардалек ползет из переулка. За ним по пятам идут Хентцау и Костаки.


Джейго


Джек-Потрошитель! Он — Джек-Потрошитель! Карпатец — Джек-Потрошитель!


Вардалек, напуганный, бросается назад к сапогам Костаки. Толпа распаляется и напирает, выкрикивая обвинения, плюясь и сквернословя. Оливер бежит к Кейт, которая заключает его в объятья. Костаки смотрит в лицо Джейго.


Хентцау (громко зачитывает из официального распоряжения)


Согласно приказу принца Дракулы, лорда-протектора этих островов, граф Вардалек признан виновным в вырождении.


Вардалек (растерянно)


В вырождении? Принц?


Хентцау


Я сожалею, Ваше Превосходительство, но вы обесчестили себя.


Вардалек


Дракула никогда бы…


Хентцау


Вы не знаете, каков он на самом деле, граф.


Вардалек, шатаясь, поднимается. Он потерял парик и выглядит как жалкий носферату. Румяна на его лице потекли. Он пытается улизнуть от Хентцау, но толпа стоит плотной стеной. Диармид делает записи.


Хентцау (читает)


В назидание всякому, кто злоупотребит своим положением, граф Вардалек будет закован в цепи и выставлен на очищающий свет солнца.


Вардалек (вереща)


Не-е-е-е-ет!


Костаки хватает Вардалека. Пара карпатцев вносит железную решетчатую клетку в человеческий рост. Костаки вталкивает сопротивляющегося, воющего Вардалека в клетку, и та захлопывается. Она выглядит как просматривающийся насквозь саркофаг. На крюк перекладины, нависающей над улицей и похожей на виселицу, набрасывают толстую цепь, и клетку вздергивают над толпой. Вардалек бьется внутри. Джейго, не зная, как реагировать, потрясенно наблюдает за казнью.


Вардалек


Братья, друзья мои… это ошибка. Граф Дракула не мог…


Светает. Костаки, Хентцау и карпатцы отступают в тень. На Вардалека падают солнечные лучи, и его лицо начинает тлеть и пузыриться. Он визжит и бессильно бьется в клетке. Вардалек сморщивается и обугливается, а его крики перерастают в стоны. Ломти отслаивающейся кожи падают на булыжную мостовую и шипят на солнце, словно бекон на сковородке. Из проема переулка на Вардалека смотрят Костаки и Хентцау. Толпа пятится. Хентцау сворачивает прокламацию.


Хентцау (субтитры с румынского)


Дело сделано, парни.


Костаки (субтитры)


Это было ошибкой — дать им понять, что мы тоже способны страдать и умирать. Принц совершил ошибку.


Хентцау (субтитры)


Вардалек — чертов монстр, Костаки. Неконтролируемый. Прожорливый. Таким только одна дорога.


Они смотрят в сторону Вардалека. Мы следуем за их взглядом, скользя по лицам Оливера, Кейт, Диармида, Джейго, Кэти, Мэри и китаянки.[37] К месту казни спешит Лестрейд, и ему показывают ордер Хентцау. Вардалек слабо сопротивляется, он все еще не мертв по-настоящему. Он в отчаянии. Камера взмывает ввысь, чтобы можно было взглянуть на Вардалека сверху вниз. Все смотрят на восходящее солнце. На них падает огромная тень с крыльями летучей мыши. Джейго крестится. Хентцау отдает честь.[38]

Над Лондоном. Нат. Рассвет

Мы движемся над городом, паря на крыльях огромной летучей мыши.

Гимнастический зал. Инт. День

Викторианский эквивалент зала для игры в сквош. Молодые люди фехтуют попарно, надежно защищенные масками и мягкими накладками. Слуги держат на подносах прохладительные напитки. Артур в белом фехтовальном костюме ждет, взвешивая в руке рапиру и время от времени пронзая воображаемых противников. Появляется припозднившийся Чарльз, одетый точно так же.


Чарльз


Мои извинения, Арт. Я добрался до постели лишь к рассвету.


Артур


Время для вампиров, старик. Пенни говорит, что ты настоящий повеса, таинственным образом все время где-то пропадаешь.


Чарльз


Боюсь, по долгу службы.


Артур


Долг. С этим ничего нельзя поделать.


Они встают друг напротив друга на гимнастическом мате. Остальные собираются вокруг понаблюдать за этим поединком. Чарльз со свистом рассекает воздух рапирой и тянется к маске.


Артур


Ты не против, если мы сразимся без масок, Чарльз?

Они чертовски мешают драться.


Чарльз (неуверенно)


Если ты настаиваешь.


Артур


Настаиваю. А теперь защищай честь своей прекрасной дамы…


Прежде чем Чарльз успевает до конца изготовиться, Артур наносит резкий удар. Чарльз неуклюже, но успешно парирует.


Артур


Очень ловко, Чарльз.


Артур пробует новый выпад. Чарльз с трудом защищается. Поединок продолжается. Артур излучает уверенность, двигается без видимых усилий и отпускает комментарии. Чарльз напряжен, молчалив и сосредоточен: он уступает вампиру, но полон решимости не ударить в грязь лицом.


Артур


Говорят, ты впутался в расследование дела о Потрошителе. (Чарльз утвердительно мычит.) Скверное дельце. Никакой чести. У тебя есть соображения на сей счет?


Чарльз (отражая особо коварный выпад)


Пока нет.


Артур


Жаль. Премьер-министр был бы благодарен, если б с этим делом разобрались побыстрее.


Чарльз


Как и другие прохвосты, которых я встретил прошлой ночью.


Артур


Ты слишком часто встречаешься с прохвостами. Пенни это начинает утомлять. (Он намеренно царапает рапирой лицо Чарльза.) Прости, старик. Столь беспечно с моей стороны…


Чарльз сохраняет присутствие духа. Он переходит в атаку и наносит несколько уколов в корпус Артуру.


Артур


Похоже, ты выбился вперед, не так ли.


Двигаясь с нечеловеческой быстротой, Артур прижимает Чарльза к стене и приставляет кончик своей рапиры к его горлу. Его клыки выдаются наружу. Рука Чарльза, которой он держит рапиру, блокирована, перехваченная в запястье.


Артур


Хотя это вроде уравновешивает счет.


Артур слизывает струйку крови со щеки Чарльза и отпускает его. Подходят слуги с напитками. Артур берет бокал с кровью, Чарльз — с апельсиновым соком.


Артур


Ты все еще лучше фехтуешь, чем я, Чарльз. Но даже не надейся сравниться с вампиром в скорости. Мне кажется, что ты двигаешься как улитка. Я понимаю, что ты собираешься сделать еще до того, как ты сам примешь это решение.


Чарльз


Пенни хочет, чтобы мы обратились.


Артур


Умная девушка. Ты должен заботиться о ней. Ну, твое здоровье, старик. Солнце скоро сядет, а у меня жажда, которую этим свиным соком не утолить.


Чарльз смотрит вслед Артуру. Чарльз вспотел и тяжело дышит. Он дотрагивается до своей порезанной щеки.[39]

Переулок, Уайтчепел. Нат. Сумерки

Мы около убежища Дравота. Рядом в простой одежде слоняются Артур и Хентцау. Туман вновь сгущается.


Артур


Мы с тобой во многом похожи, Руперт. Мы зависим от покровительства наших старейшин. Ты служишь Дракуле, а я — человек Ратвена. В старые времена амбициозные люди в нашем положении могли утешаться мыслью о том, что стоящие над ними не вечны, но теперь…


Хентцау


Подобный ход мыслей опасен, Артур.


Артур


Ратвен хитер, но он дилетант. Власть ему наскучивает. Тот случай с Теннисоном… Это была мелочь, совершенно детская выходка. А Дракула…


Хентцау


Безумен. Разве он не безумен? Тот курс, который он наметил… Говорят, принц прячется под маской, меняет обличия и ходит среди своих подданных, навострив уши в поисках измены.


Артур


Годы, должно быть, лежат тяжелым грузом.


Хентцау


Не все старейшины такие. Вспомнить хотя бы чертовку Дьёдонне, которая причинила столько горя покойному графу Вардалеку.


Артур


Та девушка, которую часто видят с Чарльзом Борегаром?


Хентцау


За ней стоит присмотреть.


Открывается дверь дома Дравота. Появляется Дравот.


Артур


Как, очевидно, и за этим джентльменом. Клуб «Диоген» влез в дело по самые локти. (Дравот озирается, чувствует присутствие посторонних и снова заходит внутрь.) Проклятье, я должен был помнить. Майкрофт хорошо натаскивает своих людей.


Хентцау


Ему придется выйти вновь.


Артур


Оттуда ведет дюжина выходов. Мы себя обнаружили. С таким же успехом мы можем сами зайти внутрь…


Артур и Хентцау поднимаются к двери Дравота. Артур толчком распахивает ее.

Квартира Дравота, Уайтчепел. Инт. Сумерки

Артур


Даже не заперто.


Хентцау тут же находит бумагу на столе.


Хентцау


Ого, что это?


Артур (вглядываясь в каракули)


Он попался, Руперт. Вместе со всем клубом «Диоген». Это заговор. Весь замысел породил расчетливый ум Майкрофта. Безумного убийцы вампиров, подбивающего «теплых» на мятеж, не существует. Есть всего лишь несколько умных людей, «теплых» и не-мертвых, подрывающих власть Дракулы. Мы должны схватить Дравота и разоблачить заговорщиков. Мы заслужим уважение и почет.[40]

Миллерс-корт, Уайтчепел. Нат. Ночь

Чарльз и Женевьева входят во двор. Женевьева чувствует присутствие Дравота, хотя и не видит его, сверкающего красными глазами в углу. Окно озаряется огнем свечей, и мы слышим хлюпающие звуки. Чарльз и Женевьева обращают внимание на дверь комнаты Мэри. Чарльз распахивает ее.

Комната Мэри, Уайтчепел. Инт. Ночь

Чарльз и Женевьева теряют дар речи. Сьюард стоит на коленях, прямо на кровати, посреди того, в чем едва можно признать останки Мэри. Он все еще за работой, фартук и простыни окрашены красным. В пламени свечей сверкает серебряный скальпель. Кровь и другие субстанции разбрызганы по всей кровати, по полу и по стенам, достигая трехфутовой высоты.


Сьюард


Почти готово. Я должен быть уверен, что Люси мертва.


Сьюард поднимается и тщетно пытается вытереть руки о фартук. Чарльз наводит на него револьвер.


Чарльз


Доктор Сьюард, положите нож и отойдите от нее.


Сьюард не выпускает из рук скальпеля, но отступает в сторону. Чарльз, не сводя глаз со Сьюарда, приближается к Мэри, бросает взгляд вниз, усилием воли сдерживая ужас.


Сьюард


Ван Хелсинг говорил, что ее душа не упокоится, пока она не умрет по-настоящему.


Женевьева


Ох, Джек, Джек…


Чарльз взводит курок револьвера и направляет его Сьюарду в сердце.


Чарльз


Это будет милосердием…


Едва только его палец двигается на спусковом крючке, Мэри вздымается с кровати — ее внутренности распороты, течет кровь — и обхватывает Чарльза сзади, приблизив клыки к его горлу.


Мэри


Нет, ты не причинишь вреда моему Джеку, моему доктору…


Женевьева бросается на помощь Чарльзу, но путь ей преграждает Сьюард со скальпелем.


Сьюард


Ты — Люси. Ты тоже Люси. Я должен… помочь Люси…


Скальпель Сьюарда приближается к горлу Женевьевы. Чарльз борется с тяжело раненной Мэри, вырывается и отбрасывает Сьюарда от Женевьевы. Сьюард собирается ударить скальпелем, и Чарльз стреляет ему в сердце.


Сьюард падает на кровать, в кровавые объятья Мэри. Мэри улыбается ему печально и безумно — и испускает дух.


Сьюард


Вот. Она освобождена. Бог милостив. Смотрите, она покоится с миром. Спи крепко, Люси, любовь моя. Все кончено. Мы победили графа. Зараза больше не распространится.


Сьюард умирает. Женевьева и Чарльз, потрясенные, стоят подле кровати.


Женевьева


Ты убил его. Бедный Джек.


Чарльз


Бедный Джек. Бедная Мэри. Бедная Люси. Все бедные.


Входит Дравот с узлом на плече.


Дравот


Прекрасная работа, сэр. Вы покончили с Джеком-Потрошителем.


Чарльз


Дравот.


Дравот


В этом деле с самого начала орудовали двое, убийцы работали сообща. Нам следовало догадаться раньше.


Дравот развязывает узел. Оттуда на них смотрит мертвое белое лицо, застывшее в предсмертном оскале. Артур.


Чарльз


Это же Годалминг!


Дравот


Лорд Годалминг, сэр. Он был заодно с доктором Сьюардом. Прошлой ночью они поссорились.


Чарльз


И как давно ты знал об этом, Дравот? Столько же, сколько и клуб «Диоген», который счел за лучшее не ставить меня в известность?


Дравот


Вы поймали Потрошителей, сэр. Я всего лишь присматривал за вами. Я — ваш ангел-хранитель.


Чарльз


А Джейго? Это тоже был ты?


Дравот


Это другое дело, сэр.


Чарльз


Разразится чудовищный скандал. Годалминг состоял на хорошем счету. Имел репутацию человека, который далеко пойдет.


Дравот


Его имя будет полностью опорочено.


Чарльз


И он — вампир. Это станет серьезной новостью. Предполагали, что Потрошитель «теплый». Будут последствия. Полетят головы, множество беспорочных репутаций пойдет прахом. Премьер-министр будет выглядеть очень глупо.


Женевьева (обращаясь к Дравоту)


А как насчет меня? Я теперь тоже лишний свидетель? Как Джек, как Годалминг? Как та бедная девушка? Ты же позволил ему выпотрошить ее, не так ли? Ты или Джек убили Годалминга. Затем, зная личность Потрошителя, ты просто отошел в тень и позволил ему разобраться с нею. Так было проще. Ты даже не запачкал рук. Лес рубят, щепки летят, верно? А как насчет нас, щепок?

Миллерс-корт, Уайтчепел. Нат. Ночь

Появляются Чарльз и Женевьева, следом Дравот. Раздается трель полицейского свистка. Дравот исчезает в тумане, оставляя Чарльза и Женевьеву одних.


Женевьева


Что же здесь произошло? Что же произошло на самом деле?


Чарльз


Я пока не знаю.


Женевьева


Ты станешь героем.


Чарльз


Почему?


Женевьева


У тебя нет иного выхода.


Появляется Лестрейд и пара констеблей, вместе с ними Хентцау и несколько карпатцев.


Чарльз


В том дворе убитая женщина. И пара убийц, тоже мертвых. С Джеком-Потрошителем покончено.


Лестрейд и Хентцау заглядывают в комнату Мэри. Лестрейд потрясен увиденным.


Лестрейд


Там настоящий ад.


Чарльз


Ад как раз здесь.


Появляются Кейт и Диармид в сопровождении Оливера. Вокруг толпится все больше зевак.


Женевьева


Это был Джек Сьюард.


Кейт


Доктор Сьюард?


Женевьева


Он был безумен и не отдавал себе отчета в том, что творил.


Кейт


Тогда кто же несет ответственность?


Женевьева


То, что свело его с ума.


Они смотрят на Луну сквозь редеющий туман. По их лицам пробегает тень летучей мыши.[41]

Карета. Инт. Ночь

Женевьева


Смотри, вон голова Ван Хелсинга. Выставлять ее там было ошибкой. Она не служит назиданием потенциальным революционерам, а скорее, вдохновляет их. Восстаниям нужны мученики.

Перед дворцом. Нат. Ночь

Поверх главных ворот пущена колючая проволока. Карпатцы открывают массивные литые створки, словно это шелковые занавеси, и экипаж въезжает внутрь. Дворец освещен. В небо поднимается черный дым.

Карета. Инт. Ночь

Карета останавливается перед парадным входом во дворец.


Чарльз (поднимается)


Ты можешь остаться в карете. В безопасности. Со мной все будет в порядке. Это не займет много времени. (Она качает головой.) Жени, прошу тебя…


Женевьева


Чарльз, о чем ты беспокоишься? Мы герои, нам нечего бояться принца. Я — старейшина.


Слуга распахивает двери.

Перед дворцом. Нат. Ночь

Женевьева выходит первой. За ней Чарльз. Она берет его за руку и прижимается к нему, но тот не успокаивается.


За решетками дворца толпится народ. Угрюмые лица пристально смотрят сквозь металлические прутья. Женевьева вглядывается и замечает среди прочих китаянку и плотно закутанного Мистера И.


Слуга, молодой вампир с лицом, выкрашенным золотой краской, ведет их вверх по ступеням и ударяет в двери жезлом. Те распахиваются, открывая огромный, отделанный мрамором холл.

Холл, Букингемский дворец. Инт. Ночь

Помещение напоминает приемную из «Волшебника страны Оз». Тридцатифутовые полупрозрачные шелковые занавеси расходятся от движения воздуха, когда Женевьева и Чарльз входят внутрь. Появляются слуги, чтобы помочь посетителям снять плащи. Женевьева ждет, что Чарльз восхитится ее платьем, но тот хмуро вручает свою трость карпатцу.


Чарльз (внезапно заключая ее в объятья)


Что бы ни случилось, ты должна знать. Жени, я люблю тебя.


Женевьева


И я тебя, Чарльз. Я тоже.


Чарльз


Тоже — что?


Женевьева


Люблю, Чарльз. Я тебя люблю.


Он целует ее, и они медленно шествуют по проходу к высоким дверям, раскрывающимся перед ними.

Передняя, Букингемский дворец. Инт. Ночь

Кармилла, вампирша-фрейлина, ожидает Чарльза и Женевьеву. Этот зал похож на предыдущий, но находится в большем запустении. Под ногами Женевьевы проскальзывает броненосец. Ковры перепачканы. Кармилла ведет их к внутренним дверям, те со скрипом отворяются. Слуга — Джозеф Меррик, его гротескное уродство лишь подчеркивается сшитым на заказ пестрым камзолом.


Чарльз


Добрый вечер. Меррик, не так ли?


Женевьева


Боже, это же…


Меррик


Не стоит бояться, милая леди. Я знаю, как меня называют. Человек-Слон.


Чарльз


Мадемуазель Женевьева Дьёдонне, позвольте представить: мистер Джозеф Меррик.


Меррик (целуя ее руку)


Крайне рад знакомству, мисс.


Чарльз


Мистер Джозеф Меррик — верный слуга короны.


Женевьева (тихо)


Клуб «Диоген»?


Меррик (выдавливает из себя перекошенную улыбку)


Следуйте, пожалуйста, за мной…


Они идут через еще один зал.

Зал, Букингемский дворец. Инт. Ночь

Чарльз и Женевьева следуют за Мерриком к самым роскошным из всех виденных прежде дверей, украшенным позолоченными летучими мышами.


Чарльз


Принца-консорта забавляет иметь подле себя этого несчастного.


Женевьева


Он — монстр, а не…


Чарльз


Я знаю, о ком ты. (Меррик открывает двери.) Жени, если я чем-нибудь тебя обидел, то от всей души прошу прощения.


Он целует ее вновь…

Спальня. Инт. Ночь. Ретроспекция

Женевьева, с окровавленными губами, прижимается к Чарльзу, который хотя и не спит, но погружен в свои мысли.


Женевьева


Это может длиться целую вечность, Чарльз. Действительно вечность.


Чарльз


Ничто не вечно, моя дорогая…

Зал, Букингемский дворец. Инт. Ночь

…Поцелуй прерывается. Двери распахиваются, Чарльза и Женевьеву озаряет светом. Их впускают внутрь.

Тронный зал, Букингемский дворец. Инт. Ночь

Скудно освещенный сломанными канделябрами, тронный зал кажется адским хлевом для людей и животных. Грязные картины висят под странными углами. На коврах и диванах толпятся хохочущие, скулящие, ворчащие, ноющие, кричащие создания. Практически обнаженный карпатец борется с огромной обезьяной, их ноги скребут и скользят по загаженному полу. Навстречу пришедшим элегантно поднимается Хентцау. Ратвен тоже здесь, с прижатым к носу платком, он взирает на происходящее с отвращением. Карпатец прижимает морду обезьяны к полу и ломает животному позвоночник.


Раскаты грубого хохота обрываются взмахом исполинской руки. На пальцах поднятой кисти кольцо с огромным алмазом — Кохинором, главным предметом коллекции Королевских Драгоценностей — отбрасывает блики. Женевьева смотрит на драгоценный камень и различает в нем искаженную огромную фигуру.


Камера отъезжает, и мы видим Дракулу. Он восседает на троне, массивный, словно памятник, сквозь морщинистую серую кожу неимоверно раздутого лица проступает густой багрянец. Усы, слипшиеся от свежей крови, свисают ему на грудь, Густые волосы свободно ниспадают на плечи, а покрытый черной щетиной подбородок усеивают красные потеки, оставшиеся с последнего кормления. В левой руке консорт сжимает державу, которая в ладони такого размера кажется не больше теннисного мяча.


Чарльз (ошеломленно)


Я не мог себе представить…


Черный бархатный плащ, оборванный по краям, с горностаевым воротником, висит на плечах Дракулы крыльями гигантской летучей мыши. Тело принца набрякло кровью, вены толщиной с веревку пульсируют на шее и руках. Он улыбается, обнажая желтые зубы величиной с большой палец.


Королева Виктория стоит на коленях подле трона, вокруг ее шеи — усыпанный шипами ошейник, массивная цепь ведет к браслету на запястье Дракулы. Став вампиром, она помолодела, но сохраняет достоинство пожилой леди даже в этих обстоятельствах.


Чарльз (склонив голову)


Ваши Величества…


Чудовищный взрыв смеха, больше похожего на пускание газов, раздается из зазубренной, клыкастой пасти Дракулы.


Дракула


Я — Дракула. А кто эти гости?


Ратвен


Это герои Уайтчепела, Ваше Величество. Им мы обязаны гибелью отчаянных убийц, известных под именем Джека-Потрошителя. Бесславной памяти доктора Джона Сьюарда и Артура Холмвуда, ужасного предателя…


Чарльз вглядывается в лицо Дракулы. Оно кажется нарисованным на воде; иногда оно застывает гладким льдом, но большую часть времени двигается. Под ним Чарльз видит другие личины. Красные глаза и волчьи зубы остаются неизменными, но вокруг них, под грубыми щеками, постоянно меняется форма; иногда там появляется косматая, влажная морда, иногда — тонкий, отполированный череп.


Дракула (свирепо усмехается)


Вы служили нам верой и правдой, мои подданные.

Не так ли, Вики?


Дракула протягивает руку и гладит спутанные волосы Виктории. Та съеживается. У подножия тронного помоста извивается клубок женщин-носферату — жен Дракулы. Они шипят и потягиваются, демонстрируя жажду страсти, словно кошки. Виктория явно очень их боится. Огромные пальцы Дракулы охватывают ее хрупкую голову.


Дракула


Женевьева Дьёдонне, ваше имя мне уже известно. Миледи, почему вы не явились к моему двору раньше? Вы странствовали из одного места в другое больше сотни лет, всегда испытывая страх перед ревностными «теплыми». Как все не-мертвые, вы были изгоем на лице земли. Разве это справедливо? Нас преследовали низшие существа, нам отказали в помощи церкви и заступничестве закона. Вы и я, мы оба потеряли людей, которых любили, по вине крестьян с заостренными кольями и серебряными серпами. Меня называют «Цепешем», пронзителем, и все-таки не Дракула пронзил сердце Люси Вестенра. Мой Темный Поцелуй приносит жизнь, вечную и сладостную, а серебряные ножи сеют холодную смерть, пустую и бесконечную. Однако темные ночи — в прошлом, и мы получили то, что причитается нам по праву. Все это я сделал для блага тех, кого называют носферату. Никому теперь не нужно прятать свою природу среди «теплых», никому не нужно страдать от лихорадки красной жажды. Дочь-во-тьме Шанданьяка, вы — часть произошедшего; и все же в вас нет любви к Дракуле. Разве это не печально? Разве это не отношение мелочной и неблагодарной женщины? Разве вы не были одиноки, Женевьева Дьёдонне? И разве сейчас вы не находитесь среди друзей? Среди равных?


Женевьева


Я обрела бессмертие на полстолетия раньше тебя. Когда это произошло, ты был лишь грудным младенцем. Пронзитель, мне нет равных.


Дракула свирепым взглядом смотрит на Женевьеву.


Чарльз (делает шаг вперед, засунув руку за отворот костюма)


У меня подарок — сувенир о нашем подвиге в Ист-Энде.


Чарльз достает из внутреннего кармана сложенную несколько раз ткань и разворачивает сверток. Вспыхивает серебряный свет. Вампиры, мгновением раньше шумно сосавшие кровь в темноте, внезапно смолкают. Крохотное лезвие сияет, освещая всю комнату. Карпатцы по знаку Хентцау отрываются от своих развлечений и становятся полукругом. Несколько жен из гарема поднимаются, их красные рты влажно сверкают.


Дракула (в гневном веселье)


Ты хочешь сразиться со мной этой крошечной иголкой, англичанин?


Чарльз


Это подарок. Но не для вас, а для моей королевы.


Он бросает нож. Сверкающее серебро отражается в глазах Дракулы. Виктория ловит скальпель в воздухе.


Виктория


Господи, прости меня.


Виктория втыкает лезвие себе под грудь, там, где должно быть сердце. Для нее все кончается быстро. С стоном радости она падает с помоста и скатывается по ступеням, цепь громыхает, разматываясь. Ратвен проталкивается в толпе вперед и подхватывает тело Виктории. Одним рывком он извлекает скальпель и прижимает руку к ране, словно желая вернуть Викторию к жизни. Но все бесполезно. Он встает, все еще сжимая в ладони серебряный нож. Его пальцы начинают дымиться, и он отбрасывает скальпель прочь, криком признавая свою боль. Окруженный женами Дракулы с искаженными от голода и ярости лицами, Ратвен под личиной изысканного мургатройда.


Ратвен


Все кончено, принц. Как вдовец, вы не имеете прав на власть.


Чарльз стоит неподвижно, уверенный в неминуемой смерти. Дракула вскакивает на ноги, плащ колышется вокруг него, подобно грозовому облаку. Клыки выскакивают из его рта, руки превращаются в пучки копий. Он поднимает ладонь — бесполезная цепь свисает с запястья — и указывает на Чарльза. Говорить он не может, только плюется от ярости и ненависти.


Чарльз отходит назад. Вокруг него собираются разом протрезвевшие вампиры. Женщины из гарема и офицеры гвардии. Женщины кидаются первыми и валят его на пол, разрывая на части…


Женевьева бросается в общую свалку и раскидывает противниц в сторону. Она оскаливает зубы и шипит на упавшую женщину. Гнев придает ей сил. Она высвобождает Чарльза, ударяя и пронзая врагов руками. Женевьева дерется с другими подобными ей созданиями, плюется и кричит, клочьями вырывая волосы и царапая красные глаза. Чарльз истекает кровью, но все еще остается живым.


Жены на четвереньках отползают прочь, подальше от Женевьевы, давая ей пространство. Чарльз встает рядом с нею, все еще покачиваясь. Перед ними появляется Хентцау, рыцарь Дракулы. Он сжимает кулак, и костяное лезвие выскальзывает из костяшек. Оно длинное, прямое и острое, настоящий живой меч.

Женевьева делает шаг назад, выходя за пределы действия костяной рапиры. Придворные отступают, образуя круг, словно толпа на боксерском поединке. Дракула наблюдает за ними, все еще прикованный к мертвой королеве. Хентцау ходит вокруг, быстро взмахивая мечом. Женевьева слышит шепот лезвия и секунду спустя понимает, что на ее плече зияет открытая рана, а по платью красной нитью сбегает кровь. Она хватает стул и поднимает его как щит, парируя следующий удар. Хентцау прорезает обивку и сиденье, край, клинка застревает в дереве. Когда вампиру удается его вытащить, тот кровоточит.


Хентцау


Сражаешься мебелью, да?


Хентцау взмахивает мечом рядом с лицом Женевьевы, и локоны волос вампирши взлетают в воздух. Меррик, держа в одной лапе лакея с переломленным позвоночником, бросает Чарльзу его трость с вложенной внутри шпагой. С легкостью Хентцау обезоруживает Женевьеву. Он ухмыляется и отводит руку, целя в сердце. Чарльз бьет сверху вниз, сбивая Хентцау прицел, возвратным движением кончик его шпаги проходит по челюсти Хентцау, рассекая покрытую грубой щетиной кожу до кости.


Хентцау воет и бросается на Чарльза. Кончик его меча парит, подобно стрекозе. Чарльз парирует быстрые удары, обрушивающиеся на него со всех сторон, но отступает и получает рану в грудь. Он падает. Хентцау заносит свою руку-меч как косу, лезвие со свистом начинает опускаться. Чарльз, мельком замечая Женевьеву, поднимает свое оружие. Опускающаяся рука Хентцау сталкивается с серебряным лезвием. Костяной меч падает на пол, безжизненный, начисто отрезанный у локтя. Чарльз пронзает сердце Хентцау и стряхивает мертвого вампира со своего клинка[42]


Дракула сходит с трона; пар струится из его ноздрей. Он начинает меняться в очертаниях, за спиной расправляются крылья.


Женевьева тащит Чарльза к дверям. На пути у них встает Ратвен.


Женевьева


В сторону, Ратвен.


Ратвен колеблется, затем отступает.


Женевьева (тихо)


Очень благоразумно, мой господин.


Меррик держит двери открытыми. Тень Дракулы растет, от его ярости воздух густеет, подобно туману.

Зал, Букингемский дворец. Инт. Ночь

Женевьева помогает Чарльзу выбраться из тронного зала. Она слизывает кровь с его лица.


Чарльз


Я не мог рассказать тебе.


Женевьева жестом заставляет его замолчать. Меррик закрывает двери и прижимается к ним огромной спиной.


Меррик (завывая)


Бегите.


Что-то врезается в двери с другой стороны, и когтистая лапа пробивает дерево над головой Меррика. Рука сжимается в кулак и начинает расширять дыру. Женевьева благодарно кивает Меррику и помогает хромающему Чарльзу бежать. Из раны на его груди хлещет кровь.

Передняя. Букингемский дворец. Инт. Ночь

Как только Чарльз и Женевьева бросаются бежать, двери позади них взрываются наружу. Меррик оказывается раздавлен обрушившимся деревом и тяжелыми ногами. В погоню устремляется орда придворных. Среди них, показанная только мельком, — огромная фигура Дракулы.

Мраморный зал, Букингемский дворец. Инт. Ночь

Появляются Чарльз и Женевьева, пугая одетых в ливреи вампиров. Женевьева толкает Чарльза вперед. Мы слышим шум погони. Среди грохота сапог раздаются редкие хлопки гигантских крыльев. Сквозняк колышет одежду Чарльза и Женевьевы, когда они пробегают через парадные двери.

Букингемский дворец. Нат. Ночь

Небеса с красным отливом. Горят огни. Чарльз и Женевьева появляются из дворца.


Чарльз (кричит)


Королева мертва. Правлению Дракулы пришел конец.


Женевьева оглядывается в поисках пути наружу. Толпа ревет и сотрясает ограду. Люди напирают. Ворота прогибаются. Чарльз и Женевьева бросаются вниз по широким ступеням и бегут к воротам. Китаянка кивает, и Мистер И хватается за железные прутья и ломает замок. Ворота распахиваются, Чарльз и Женевьева скрываются в толпе.


Чарльз (слабо)


Жени, Жени, Жени.


Женевьева


Тише! Нам надо торопиться.


Придворные толпой выплескиваются из дворца вперемешку с карпатцами и бросаются на толпу. Начинается общая свалка. В воздухе мелькают факелы и деревянные распятья. Женевьева все еще поддерживает Чарльза.


Дракула, огромный и в нечеловеческом облике, появляется, словно живая тень, и взирает на все красными глазами.


Кейт в мужской одежде влезает на столб, хватает череп Ван Хелсинга и триумфально поднимает его вверх. Схватка ширится. Крики: «Смерть мертвым!» Китаянка указывает на небо. Тьма, чернее, чем ночь, падает на дворец. Все вокруг застилает огромная тень, покрывающая толпу. Две красные луны глядят вниз. Медленно хлопающие крылья сбивают людей с ног. Силуэт летучей мыши заполняет небо над дворцом.


На секунду толпа замирает. А потом вдруг раздается яростный крик.


Кейт


Смерть Дракуле!


Чарльз


Кейт Рид, Мятежный Ангел…


Кричат все новые и новые голоса. В воздух летят факелы, но не достают до цели. Вслед за ними взметаются булыжники, вывернутые из мостовой. Раздаются выстрелы. Огромная тень взлетает выше. Карпатцы бросаются на толпу, размахивая саблями. Бунтовщиков легко отгоняют обратно к главным воротам.


Все


Смерть Дракуле! Смерть Дракуле!


Чарльз


Свершилось. Его власть пала.


Он теряет сознание, и Женевьеве приходится тащить его на себе сквозь людской поток.

Тихое место неподалеку от дворца. Нат. Ночь

Она кладет его на землю и расстегивает на нем одежду. Его рана глубока. Женевьева оглядывается.


Дракула сидит на крыше дворца, как горгулья, крылья сложены, словно плащ. В ночи высоко вздымаются огни.


Майкрофт (за кадром)


Империя стала подобна бочонку с порохом… но запалом остается Лондон, Борегар. И все что угодно может стать искрой.


Женевьева


Чарльз, я могу спасти тебя. Чарльз, дорогой, пей… Обратись в вампира и живи.


Женевьева прокусывает свое запястье. Кровь течет на лицо Чарльза. Он смотрит вверх, умирая, глаза его подергиваются пеленой, но он качает головой.


Женевьева


Ты не обязан становиться таким, как он. Как они.

Ты не обязан становиться таким, как я. Ты просто должен жить…


Чарльз


Я всегда буду любить тебя. (Кровь капает на его губы.)


Женевьева (шепчет)


Навеки.


Чарльз сглатывает.[43] Камера отдаляется, оставляя пару наедине, и мы видим, как стремительно распространяются известия о смерти королевы и призывы к восстанию.

Лондон. Нат. Ночь

Тень Дракулы. Крылья сложены, они на глазах уменьшаются в размерах.

ПРИМЕЧАНИЯ

Примечания составлены с учетом «Комментариев», написанных Кимом Ньюманом к новому изданию «Эры Дракулы», и не повторяют их, за исключением тех случаев, когда переводчик несколько расширил пояснение, данное автором (особенно это касается происхождения вампиров, перечисленных в седьмой главе). Строго говоря, наши заметки не претендуют на исчерпывающее толкование всех аллюзий, прямых и скрытых цитат, а также отсылок к другим произведениям, фильмам или историческим событиям, которыми богат роман. Многие тайны текста раскрываются лишь для лучшего понимания правил игры, затеянной автором с читателем, ведь немалую долю удовольствия от чтения «Эры Дракулы» составляет разгадка ее секретов.


С. 15. …от Букингемского дворца до Бакс-роу. Букингемский дворец — официальная лондонская резиденция британской королевской семьи. Что же до Бакс-роу, которая ныне переименована в Даруорд-стрит, то именно там 31 августа 1888 года Джек-Потрошитель, согласно официальной версии, убил свою первую жертву, Мэри Энн Николс по прозвищу «Полли». Улицу переименовали в том же году, дабы снизить ненужную ажитацию в Уайтчепеле.

С. 16. У меня есть омела… Во многих англоязычных странах Рождество встречают с веточкой омелы, чтобы новый год принес счастье. Ее развешивают в домах, отгоняя призраков и духов. Но Лулу Шон, как и Сьюард, имеют в виду английский обычай на Рождество целоваться под висящей на потолке омелой. Такой поцелуй считался залогом вечной любви и даже вел к неизбежному браку. Обычай имеет, с одной стороны, кельтские мотивы, с другой — происходит от скандинавских легенд. Иногда значение омелы трактуется еще шире, поскольку она не является ни деревом, ни кустарником, а пребывает где-то посередине — и символизирует тем самым свободу от всех запретов.

С. 18. …во Францию Короля-Паука, La Pucelle и монстра Жиля — имеется в виду Франция XV века. Король-Паук — это Людовик XI (1423–1483), властитель Франции, взошедший на престол в 1461 году. За беспрестанные интриги и стремление сплотить Францию вопреки желанию крупных феодалов получил прозвище «Всемирный Паук». Впрочем, вторым его прозвищем было «Осторожный», «Благоразумный». La Pucelle — Орлеанская Дева, Жанна д'Арк (1412–1413), легендарная святая, одна из главнокомандующих французскими войсками в Столетней войне. Монстр Жиль — Жиль де Монморанси Лаваль, барон де Рэ, граф де Бриен (1404–1440), учитель и соратник Жанны д'Арк, после ухода из армии увлекшийся оккультизмом и мистицизмом и впоследствии обвиненный в убийстве более 800 детей и собственных жен (хотя на самом деле жена у него была одна). Послужил прототипом Синей Бороды, в 1992 году оправдан трибуналом при французском Сенате.

Шанданьяк — персонаж романа Кима Ньюмана «Дракенфелс», написанный им под псевдонимом Джек Йовил для серии «Вархаммер фэнтези».

Тойнби-Холл — реально существующее заведение, основанное в 1884 году Сэмюэлем и Генриеттой Барнетт. Он был назван в честь оксфордского историка-экономиста Арнольда Тойнби, дяди знаменитого историка Арнольда Тойнби, активно выступавшего за социальные реформы и умершего в 1883 году. В реальности Тойнби-Холл не работал в качестве госпиталя и был задуман как место, где оксфордские и кембриджские студенты могли жить среди бедных, помогая им. Таким образом Барнетты надеялись, что будущие лидеры, увидев, как живут люди в нищих кварталах, изменят общество к лучшему. Работа добровольцев заключалась не только в посещении бедных семей и обеспечении юридической помощи, но и в ведении образовательных клубов для мальчиков, а также в чтении лекций — то есть Тойнби-Холл обеспечивал рабочим возможность продолжать образование после того, как те закончили школу. Программа Тойнби-Холла была положена в основу таких реформ, как закон о медицинском страховании (1911) и план пенсионного обеспечения (1908).

С. 23. Уильям Моррис и Г. М. Гайндман из Социалистической демократической федерации при поддержке Роберта Каннингема-Грэма, члена парламента от радикалов, и Энни Безант из Национального светского общества призывали к свержению монархии. Уильям Моррис (1834–1896) — английский писатель, художник, поэт, издатель, а также основатель и владелец знаменитой компании «Моррис, Маршалл, Фолкнер и Ко.» по производству предметов декоративно-прикладного искусства. Как и многие критики того времени (например, Джон Рескин или Уолтер Пейтер), он не верил в машинное производство, и на его фабрике все делалось вручную, а рабочие получали очень приличную зарплату. Большая любовь к Средневековью не помешала Моррису стать предтечей современного дизайна, особенно в области шпалерной выделки. Будучи социалистом по убеждениям, в реальности к 1887 году он уже не состоял в Социалистической демократической федерации, основав Социалистическую лигу.

Генри Майерс Гайндман (1842–1921) — социалист, основатель Социалистической демократической федерации — первой в Великобритании партии этого толка. Пропагандист марксистских идей, он систематически вызывал неудовольствие как Фридриха Энгельса, так и самого Маркса тем, что хотя и соглашался с исторической частью «Капитала», но не хотел иметь ничего общего с радикальными выводами «Манифеста коммунистической партии». Выступая за всеобщее избирательное право и национализацию средств производства, он слыл крайне авторитарным руководителем, а главное, был весьма переменчив в своих взглядах, то противостоя ирландскому гомрулю, то, напротив, становясь членом Ирландской земельной лиги.

Роберт Каннингем-Грэм (1852–1936) — шотландский политик, писатель, журналист и искатель приключений. Крайне колоритная фигура, он стал первым социалистом в парламенте и сумел пробиться в палату общин с предвыборной программой, требовавшей среди прочего самоуправления для Шотландии, всеобщего избирательного права, роспуска палаты лордов и отделения англиканской церкви от государства. Впоследствии его мандат приостановили и запретили посещать палату общин за неуважительные замечания в адрес палаты лордов, а также за сквернословие (Каннингем-Грэм произнес с трибуны слово «проклятье»). Он был другом Джозефа Конрада, Джорджа Бернарда Шоу, Гилберта Кийта Честертона и Джона Голсуорси.

Энн Безант (1847–1933) — писательница, оратор, борец за права женщин, пропагандистка ирландского и индийского самоуправления, одно время была лектором Национального светского общества. Правда, в 1890 году она познакомилась с Еленой Блаватской и несколько сменила свои приоритеты, по-прежнему агитируя за ирландское и индийское самоуправление, но отойдя от секуляризма и атеизма. В 1907 году Безант стала президентом Британского теософского общества.

Национальное светское общество — британская агитационная организация, основанная в 1866 годом знаменитым викторианским атеистом Чарльзом Брэдлафом, выступающая за продвижение секуляризма и отделение церкви от государства.

Элеанор Маркс, сама «новорожденная» и автор, совместно с доктором Эдвардом Эвелингом, «Вампирского вопроса»… Элеанор Маркс (1855–1898) — социальная активистка, переводчик (в частности, она переводила на английский язык пьесы Генрика Ибсена), журналист, критик, младшая дочь Карла Маркса.

Эдвард Биббинс Эвелинг (1849–1898) — социалист, атеист, переводчик «Капитала» Карла Маркса, а также партнер и сожитель Элеанор Маркс. В 1886 году они действительно написали знаменитую работу «Женский вопрос», с чем Ньюман и проводит параллель. Интересно, что Ньюман сделал Маркс «новорожденной», скорее всего, памятуя, о ее печальной судьбе, так как в реальности Элеанор покончила жизнь самоубийством, узнав о том, что Эдвард Эвелинг тайно женился на актрисе Еве Фрай.

…у округа Н нет средств и возможностей для подавления восстания. Согласно Полицейскому акту 1869 года, юрисдикция Столичной городской полиции была разбита на четыре района, каждый из которых в свою очередь делился на пять округов, и каждый обозначался буквой английского алфавита, за исключением округа Темзы. Округ Н занимал практически весь район Уайтчепела, и на его территории находилось четыре полицейских участка. К 29 декабря 1888 года в округе Н служило 587 полицейских.

13 ноября 1887 года стали называть Кровавым воскресеньем. «Кровавое воскресенье» имело место и в реальности, причем фактически с теми же участниками и в тот же день. Поводом для демонстрации в очередной раз послужил ирландский вопрос, а именно — введенные на территории Ирландии законы о приостановке Хабеас корпус, а также арест члена парламента Уильяма О'Брайена, ратовавшего за земельную реформу в Ирландии. В ходе акции последовали столкновения между полицией и демонстрантами, три человека погибли, сотни получили травмы от ударов дубинками. Каннингема-Грэма арестовали и приговорили к шестинедельному тюремному заключению. Безант также старалась обратить на себя внимание полиции, но ее попытки остались незамеченными. Надо отметить, что хотя на сцене и присутствовали войска, в наступление они не пошли. Кроме того, полиция использовала только дубинки и кулаки, приказа примкнуть штыки и обнажить сабли не было. В реальности «Эры Дракулы», как видно, все пошло по более трагическому сценарию, и можно сделать вывод, что там Кровавое воскресенье оказалось гораздо более кровавым, чем в действительности.

Женевьева провела неделю в госпитале Гая… Госпиталь Гая находится в Саутуарке, в центральном Лондоне. Он основан в 1721 году Томасом Гаем и теперь является одним из крупнейших госпиталей в Англии, а также образовательным учреждением.

С. 25. В Чертовом Рве. Чертов Ров — реально существующее место, долина в форме буквы «V» около 100 метров глубиной, расположенная в Западном Сассексе. По преданиям ее выкопал дьявол, желая затопить местные храмы. Но, работая, он разбудил старушку, которая вышла посмотреть, что происходит, зажгла свечу, отчего проснулся и закукарекал петух. Дьявол подумал, что уже утро, и сбежал, не докопав ров. Уходя, он швырнул через плечо последнюю горсть земли, из которой образовался остров Уайт. В викторианские времена это место стало настоящим туристическим аттракционом. Здесь располагались ярмарки, играли оркестры, была построена обсерватория. В те времена, когда у Ньюмана в Чертовом Рве создали концлагерь, в реальности там проложили железную дорогу для туристов, а позже — фуникулер для осмотра окрестностей.

С. 26. …в Институте рабочих юношей. Институт рабочих юношей был открыт в 1878 году торговцем Генри Хиллом для того, чтобы обеспечить для молодых рабочих иное место отдыха помимо мюзик-холлов и пабов и так уберечь их от алкоголя и греха. В институте была библиотека, шло несколько образовательных курсов, имелся зал для физических упражнений с инструктором. К 1887 году институт находился по адресу Уайтчепел-роуд, 137, и именно там проводилось дознание по делам Мэри Энн Николс и Энн Чэпмен.

С. 27. Лулу Шон — главная героиня пьес Франка Ведекинда «Дух Земли» (1895) и «Ларец Пандоры» (1904), объединенных в общий цикл «Лулу», так как эти два произведения сюжетно связаны друг с другом. По пьесе «Ларец Пандоры» Георг Вильгельм Пабст снял свой знаменитый фильм «Ларец Пандоры» (1929), где роль Лулу исполнила Луиза Брукс. Среди других воплощений этого персонажа надо отметить не законченную композитором Альбаном Бергом оперу «Лулу», поставленную в 1937 году, кинофильм Валериана Боровинка «Лулу» (1980) и двухдисковый альбом группы «Металлика» и Лу Рида «Lulu» (2011), прохладно принятый как слушателями, так и критиками. Естественно, Лулу Шон не относится к официальному перечню жертв Джека-Потрошителя (это Мэри Энн Николс, Энн Чэпмен, Кэтрин Эддоус, Элизабет Страйд и Мэри Джейн Келли), но по сюжету «Ларца Пандоры» она погибает в Лондоне, будучи проституткой, от рук одного из своих клиентов по имени Джек. Более подробный рассказ о бурной и печальной судьбе Лулу Шон см. в примечании к с. 32.

С. 28. Это одна из тех, что выгнал Бут. Уильям Бут (1829–1912) — проповедник-методист, основавший и возглавивший в 1865 году Армию спасения. Эта христианская организация предлагала помощь неимущим и занималась активным проповедничеством методизма. Для нее была характерна псевдовоеннизированная структура. Уильям Бут занимал пост генерала, других проповедников называли офицерами, а рядовых членов организации — солдатами. В своей книге 1890 года «В самой темной Англии и на пути оттуда» Бут агитировал за организацию домов для бездомных, ферм, где городских бедняков можно было бы обучить сельскому хозяйству, специальных образовательных и тренировочных центров для эмигрантов, домов для падших женщин и отпущенных заключенных. Отношение к Армии спасения было различным, многих раздражал ее воинственный образ, гимны и парады. Армия спасения во многом не разделяла позиций официальной англиканской церкви, а потому отношение Бута в романе к вампирам во многом естественно.

С. 29. — Пенелопа, мисс Чёрчвард… Родство мисс Пенелопы Чёрчвард с писателем Джеймсом Чёрчвардом доказать трудно, но, тем не менее, пройти мимо такого совпадения сложно. Джеймс Чёрчвард (1851–1936) — известный писатель-оккультист, инженер, изобретатель и завзятый рыбак. Прежде чем прославиться своими теориями об истинном происхождении человечества, он выпустил два путеводителя по рыбным местам реки Святого Лаврентия и штата Мэн. Популярность же он приобрел, когда начал писать книги о потерянном континенте Му, рае на Земле, управляемом жреческой кастой наакалов. Именно племена Му населили Землю изначально, а во всех древних религиях человечества согласно Чёрчварду можно найти следы культа солнца, который исповедовали жители потерянного континента. Свою теорию писатель изложил в восьми книгах, опубликованных в период с 1926 по 1935 год.

После Индии Чарльза отправили в Шанхайский международный сеттльмент, а затем в Египет, где Борегар работал под началом лорда Кромера. Шанхайский международный сеттльмент — территория Шанхая, с 1842 по 1943 год находившаяся под международным управлением. Ко времени службы Борегара это было место, где переплетались интересы Британской империи, Соединенных Штатов, Франции (хотя французы с 1848 года образовали у южной границы британского сеттльмента Шанхайскую французскую концессию), России и Китая, с собственной полицией, пожарной службой и даже армией. Эвелин Бэринг, 1-й граф Кромер, с 1883 по 1907 год был генеральным консулом Египта, а фактически его истинным правителем, так как мог отлучать от должности любых египетских министров, не согласных с британскими инициативами.

В Индии я знал водоносов, которые были лучше многих известных мне людей. Аллюзия на стихотворение Джозефа Редьярда Киплина «Ганга Дин» о полковом водоносе, который ценой собственной жизни вытащил раненого героя из боя. В 1939 году режиссер Джордж Стивенс поставил по стихотворению Киплинга фильм о водоносе Ганга Дине, который мечтал стать солдатом.

С. 30. …для журнала «Тит-Битс»… Английский журнал «Тит-Битс», или, если переводить полное название, «Лакомые кусочки из всех интересных книг, журналов и газет мира», был основан в 1881 году Джорджем Ньюнсом. Он пользовался большим спросом и специализировался главным образом на историях, привлекающих максимальное внимание, на драмах и сенсациях. В целом для того времени Кейт Рид работала не в самом престижном издании.

…от какого-то нового устройства под названием «пневматическая шина». Обыкновенная пневматическая шина действительно была изобретена Джоном Бойдом Данлопом в 1887 году, а на следующий год — запатентована.

Джеймс Эбботт Макнил Уистлер (1834–1903) — знаменитый художник, родившийся в Америке, но большую часть жизни проведший в Англии. Один из ведущих адвокатов идеи «искусства ради искусства». Повлиял на развитие импрессионизма и символизма в живописи.

С. 31. …поем ссоры с лордом-гофмейстером… Лорд-гофмейстер — один из главных управляющих королевского двора Великобритании, обычно ответственный за организацию всей дворцовой деятельности.

Генри Ирвинг (1838–1903) — урожденный Генри Ирвинг Бродрибб, один из самых известных театральных актеров викторианской эпохи, стал воплощением английского классического театра, первым из представителей своего цеха получив титул рыцаря. Он играл в театре «Лицеум», и его полномочия простирались гораздо дальше собственно актерских, включая функции режиссера, декоратора, художника и чуть ли не механика сцены. Брэм Стокер занимал должность управляющего в театре «Лицеум» и был близко знаком с Генри Ирвингом. Последний отличался довольно авторитарным нравом, он распоряжался Стокером чуть ли не как мальчиком на побегушках и, по одной из версий, именно он оказался прототипом образа графа Дракулы.

Эллен Терри (1847–1928) — английская театральная актриса, в викторианскую эпоху — ведущая исполнительница главных ролей в пьесах Шекспира. Стала примадонной труппы Ирвинга в 1878 году.

С. 37. Уистлер рассказывал о последних новостях своей продолжающейся распри с Джоном Рескином, жестоко высмеивая критика. Джон Рескин (1819–1900) — знаменитый художественный и социальный критик, филантроп, помогавший движению прерафаэлитов и активно пропагандировавший его. Он особо почитал творчество Джорджа Тернера, фигуры, которая в какой-то мере являлась воплощением художественной мысли викторианской эпохи. В 1877 году Уистлер подал в суд на Рескина, после того как тот опубликовал жесткую критику на его картину «Ноктюрн в черном и золотом. Падающая ракета», выставленную в Галерее Гросвенор. В своих письмах 1870-х годов, адресованных рабочим и озаглавленных «Форс Клавигера», Рескин писал о картине Уистлера следующее: «До сего дня я видел и слышал немало бесстыдства и наглости со стороны кокни, но никак не ожидал того, чтобы щеголь просил двести гиней за банку краски, брошенную в лицо публики». Уистлер надеялся отсудить у Рескина 1000 фунтов за клевету, а также возложить на него все судебные расходы. Суд состоялся 25–26 ноября 1878 года, сам критик не присутствовал из-за проблем со здоровьем, и судья удовлетворил иск художника, правда, по приговору Уистлер получил только один фартинг, а судебные издержки разделили поровну между истцом и ответчиком. В результате расходы Рескина покрыли путем общественных пожертвований, а Уистлер на процессе разорился. Художник, известный своим неуживчивым нравом, обидчика так и не простил, тогда как Рескин, к тому времени не вполне здоровый психически, практически прекратил критическую деятельность. Уистлер описал весь процесс в памфлете «Уистлер против Рескина: искусство и художественные критики», который впоследствии вошел в его книгу «Изящное искусство создавать себе врагов» (1890). Русский перевод выпущен издательством «Искусство» в 1970 году. Фактически к 1888 году распря уже давно закончилась, хотя в мире Ньюмана все могло сложиться иначе.

…когда американец сделал удивительное предположение, возможно, не слишком подходящее для преимущественно женского общества, касательно давнишнего расторжения брака своего заклятого врага. Рескин женился на Эффи Грей, дочери его знакомых, в 1848 году. Их семейная жизнь не сложилась, жена ушла от него к художнику Джону Эверетту Милле в 1854 году, и уже в июле этого года брак был расторгнут. В качестве причины развода Грей указала «неизлечимую импотенцию» мужа и его полную невозможность исполнять супружеские обязанности. Рескин все отрицал, но причины краха его семейной жизни спровоцировали живое обсуждение как среди современников, так и среди более поздних исследователей. Основания для развода назывались самые разные и самого интимного рода. Неизвестно, какое из них выдвигал Уистлер в романе, но есть несколько предположений. Сама Эффи Грей писала в своем письме родителям: «…в прошлом году он наконец поведал мне причину… он воображал женщин совершенно другими, не такими, какой он увидел меня, и он не сделал меня своей женой потому, что его отвратила моя персона в тот первый вечер 10 апреля {1848 года}». Один из первых биографов Рескина, Мэри Лютиенс, в своей работе «Милле и Рескины» (1967) предположила, что Рескина отвратило наличие у невесты лобковых волос, которых он никогда не видел у древнегреческих статуй. Другой исследователь, Питер Фуллер (в книге «Теория: искусство и отсутствие благости» 1988 года), предположил, что в подобной реакции критика виновата менструальная кровь. Этой же версии придерживаются и биографы Рескина Тим Хилтон и Джон Батчелор, также склоняющиеся к версии менструальной крови. Так что, как мы видим, у Уистлера было несколько вариантов, которыми он мог в тот вечер смутить дам.

С. 39. Фредерик Эбберлайн (1843–1929) — главный инспектор Городской лондонской полиции, возглавлявший расследование убийств Джека-Потрошителя.

Сэр Роберт Андерсон (1841–1918) — помощник комиссара, занимавший этот пост в Лондонской полиции с 1888 по 1901 год. Андерсон считал, что вокруг преступлений Джека-Потрошителя раздувают слишком много шума. Заступив на должность, он сразу уехал на длительный отдых во Францию, правда, через месяц его вызвали обратно, когда скандал из-за Потрошителя разгорелся с небывалой силой.

Дональд Суонсон (1848–1924) — старший офицер Лондонской полиции, был назначен Андерсоном ответственным за расследование убийств Джека-Потрошителя.

Уильям Тик, сержант (1845–1930) — реально существовавший офицер полиции. Как и в романе, он арестовал Джона Пицера 22 сентября и давал свидетельские показания на дознании по делу Энни Чэпмен. Некий мистер Г. Т. Хэслвуд в письме Министерству внутренних дел от 14 октября 1889 года обвинял Тика в том, что именно он и является Джеком-Потрошителем. Происхождение странной кличка Тика «Джонни Прямой» точно не известно. По свидетельству Уолтера Дью, будущего главного инспектора Скотланд-Ярда, который первым вошел в комнату, где убили Мэри Джейн Келли, Тика так называли за прямую осанку и абсолютную честность и прямоту в методах работы. По другой версии, Артура Хардинга, уголовника из Бетнал-Грин, свое прозвище Тик заработал из-за того, что подставлял подозреваемых (прозвище Upright, таким образом, происходит от сленгового выражения «fit up»). Уильям Тик стал героем очерка Джека Лондона «Люди бездны», посвященного жизни в бедных кварталах Лондона. Вторая глава книги называется «Джонни Прямой» (в русском переводе «Джонни Апрайт») и посвящена описанию жизни и быта сержанта Тика, который к тому времени уже перевелся в железнодорожную полицию.

С. 41. Уолтер Уидон Гроссмит (1854–1919), более известный просто как Уидон Гроссмит — английский писатель, художник и актер. В 1887–1888 годах в «Панче» публиковался отдельными выпусками юмористический роман «Дневник незначительного лица», проиллюстрированный Гроссмитом и написанный им совместно с его братом Джорджем. На русский язык роман переведен Еленой Суриц и издан только в 2007 году.

«Панч» — сатирическое еженедельное издание, основанное в 1847 году знаменитым журналистом Генри Мэйхью. Особо популярный в 50–60-х годах XIX века, «Панч» повлиял на развитие искусства карикатуры по всему миру и просуществовал практически до 1992 года.

С. 42. …он бы проповедовал против евреев, фениев или китайских безбожников. Фении — братские организации, главной целью которых была независимость Ирландии и установление Ирландской республики. Термин «фении» иногда употреблялся английскими властными кругами викторианской эпохи для обозначения любых движений среди низших классов, а также для всех, кто выражал сочувствие идеям ирландской независимости, — таким образом выставляя их как угрозу общественному порядку.

Говорят, темнее всего перед рассветом… — точное происхождение этого популярного выражения неизвестно. Наиболее ранним его упоминанием является текст Томаса Фуллера, английского историка и теолога, «Вид на Палестину и ее границы с гор Фасги» 1650 года. Впрочем, в 1858 году Сэмюэль Лавер, англо-ирландский поэт и писатель, в своем сборнике «Песни и баллады» приписал корни этого выражения ирландским крестьянам.

С. 46. Во время Фенианской динамитной кампании в клуб проник Иван Драгомилов… Фенианская динамитная кампания проводилась представителями Ирландского республиканского братства, которых и прозвали «фениями», в Великобритании с 1881 по 1885 год. Основной целью террористических актов была английская инфраструктура, полицейские и государственные органы. Всего за четыре года прогремело 19 взрывов.

…самозваного этичного убийцу… Драгомилова называли этичным убийцей, так как согласно сюжету романа Джека Лондона «Бюро убийств» он был председателем организации наемных убийц, которые занимались устранением продажных полицейских, коррумпированных политиков и преступников. Бюро приступало к делу только тогда, когда было уверено в стопроцентной виновности подозреваемого. В конце концов, Драгомилов получил заказ сам на себя и, согласно своему кодексу этики, принял его, но оставил за собой право защищаться.

…дела клуба «Диоген» называли Большой Игрой. Большой Игрой в XIX веке называли противостояние Британской и Российской империй в Средней Азии. Классический период Большой Игры обычно отсчитывают от русско-персидского договора 1813 года и заканчивают англо-русским соглашением 1907 года, хотя в дальнейшем частью Большой Игры называли и советско-английское противостояние в Средней Азии и Афганистане во время Гражданской войны, и даже войну в Афганистане 1980-х годов. На данный момент термин «Большая Игра» часто используется для обозначения геополитики в целом, хотя нередко упоминается и так называемая Новая Большая Игра — столкновение в Средней Азии интересов блока НАТО с одной стороны и России с Китаем — с другой. Изобретение термина обычно приписывается Артуру Конолли (1807–1842), офицеру разведки Ост-Индской компании, а в обиход это понятие ввел Редьярд Киплинг в романе «Ким» (1901).

С. 48. …сержант Дравот… Впервые сержант Дэниел Дравот появился на свет в рассказе Редьярда Киплинга «Человек, который хотел быть королем». Правда, там он выступает не в качестве исполнительного и предприимчивого служаки, а в роли авантюриста-масона, благодаря собственной находчивости и счастливому стечению обстоятельств ненадолго ставшего королем вымышленной горной страны Кафиристан. Впоследствии обман разоблачили, и Дравот погиб. В 1975 году Джон Хьюстон экранизировал этот рассказ, Дравота сыграл Шон Коннери, а его напарника Пичи — Майкл Кейн. Впоследствии Ким Ньюман в «Ча-ча-ча Дракулы», третьей книге цикла, обыграет эту роль, сделав Дравота отцом-во-тьме специального агента Хэмиша Бонда.

…сэром Мандевилем Мессерви, вроде бы ушедшим в отставку адмиралом… Непосредственно такого персонажа нет ни в истории, ни в литературе, но он, похоже, является родственником адмирала сэра Майлса Мессерви, знаменитого «М» из цикла Йена Флеминга о Джеймсе Бонде. Впервые этот персонаж под оперативным псевдонимом появляется в «Казино „Рояль“», а его имя раскрывается только в «Человеке с золотым пистолетом», когда «М» занимает должность директора МИ-6.

…Уэверли, добродушный человек, который, как понимал Борегар, единолично отвечал за падение полковника Ахмада Араби-паши и оккупацию Каира в 1882 году. Уэверли — по всей видимости предок Александра Уэверли, главы Первой секции службы U. N. C. L. E. (что расшифровывается как United Network Command of Law and Enforcement — Объединенная командная сеть закона и принуждения), в акрониме которой кроется аллюзия как на «дядю Сэма» (в русском переводе существует даже вариант Д. Я. Д. Я.), так и на Организацию Объединенных Наций. Впервые Александр Уэверли появился в известном американском сериале 1964–1968 годов «Человек из U. N. C. L. E.», где его играл Лео Г. Кэрролл. В 1882 году действительно произошла вторая англо-египетская война, когда египетские офицеры подняли восстание против хедива Тауфика и усиления влияния англичан в зоне Суэцкого канала. После бегства хедива Араби-паша, сыгравший немалую роль в восстании и получивший в новом правительстве пост военного министра, сосредоточил всю власть в своих руках. Но уже 13 июня англичане принялись обстреливать Александрию, положив начало войне, а 13 сентября в битве при Тель-эль-Кибире египетская армия потерпела поражение, и англичане взяли Каир. Араби поймали, приговорили к смертной казни, но потом сослали на остров Цейлон, откуда тот вернулся, получив помилование, в 1901 году.

С. 49. …об этих желтых дьяволах из Си-Фаня. Си-Фань — это древнее вымышленное тайное общество Китая, которое распространило свое влияние на весь мир. Впервые оно появилось в романе Сакса Ромера «Тайны Си-Фаня» (1913), где главным героем стал легендарный доктор Фу Манчу. Си-Фань, согласно книгам Ромера, организовывал убийства западных империалистов, а позже препятствовал распространению коммунизма и способствовал падению фашистских режимов. Главная задача общества — мешать действиям западных правительств и даже свергать их. После смерти Сакса Ромера в 1959 году общество Си-Фань возродилось в серии комиксов компании «Марвел». Первый посвященный ему номер вышел в декабре 1973 года.

Преступные тонги… Тонгами называли и называют тайные сообщества, часто связанные с уходом от налогов, контрабандой и организованной преступностью. В тонгах существует жесткое подчинение, их члены должны строго соблюдать тайну группы. Тонги до сих пор действуют среди китайского населения США и Канады.

С. 50. Ящик Пандоры. В названии главы дается ссылка на одноименную пьесу Франка Ведекинда 1904 года, вторую часть дилогии «Лулу», о которой мы уже писали в связи с Лулу Шон, а также на знаменитую экранизацию — немую мелодраму 1929 года «Ящик Пандоры» Георга Вильгельма Пабста с Луизой Брукс в главной роли.

Коронер Уинн Бакстер… Уинн Эдвин Бакстер (1844–1920), реально существовавший человек, бывший коронером в деле Джека-Потрошителя и проводивший дознания по большинству жертв серийного убийцы. Также он был дознавателем в деле о смерти Джозефа Меррика, Человека-Слона, в 1890 году. Отличался своеобразным стилем ведения допросов — прямотой, граничащей с грубостью.

Высокий Суд — имеется в виду Высокий суд правосудия, первая инстанция Верховного суда Великобритании, рассматривающий дела повышенной ценности или важности.

Графиня Гешвиц, мужепободная вампирша, утверждавшая, что приехала с девушкой из Германии, выболтала кое-какие факты из биографии Лулу: ряд поддельных фамилий, сомнительных связей и мертвых мужей. Имени, с которым та родилась, никто не знал. Согласно телеграмме из Берлина немецкая полиция все еще имела намерение допросить ее в связи с убийством одного из ее недавно почивших супругов. В кратком описании судьбы Лулу Шон Ньюман ссылается на изначальный текст Ведекинда. В первой пьесе дилогии, «Духе Земли», доктор Шон находит Лулу в странствующем цирке и описывает ее как «настоящее животное». Впоследствии Лулу хладнокровно убивает доктора Шона, ставшего ее мужем (до этого она довела до смерти еще двоих мужей). Ее сажают в тюрьму, откуда она сбегает с помощью своей любовницы, графини Гешвиц. После многочисленных происшествий в Европе Лулу приезжает в Лондон без гроша в кармане и пытается зарабатывать проституцией, впрочем, безо всякого успеха. В результате, по тексту пьесы, и Лулу, и графиню Гешвиц убивает некий клиент по имени Джек. Гешвиц умирает, клянясь в вечной любви к Лулу. Как видим, Ньюман графиню пощадил.

С. 51. …констебль Джордж Нив… Реально существовавший человек, бывший свидетелем по делу об убийстве Элис Маккензи, произошедшему в 1889 году. Согласно официальному заключению, это убийство не относится к серии преступлений Джека-Потрошителя.

Ребекка Космински — девятилетняя дочь Аарона Космински, двадцатипятилетнего парикмахера, которого в 1890 году положили в больницу Майл-Энд, откуда перевели в психиатрическую лечебницу Колни-Хэтч. Он проявлял явные признаки сумасшествия, и в дальнейшем именно его избрали на роль одного из главных подозреваемых в деле Джека-Потрошителя.

Мелисса д'Акве — персонаж романа Кима Ньюмена (написанного под псевдонимом Джек Йовил) «Дракенфелс».

С. 52. …доктор Джордж Бэгстер Филлипс… Филлипс (1834–1897) был официальным полицейским хирургом округа Н, то есть Уайтчепела. Он присутствовал на освидетельствованиях и дознаниях по делу Энни Чэпмен, Элизабет Страйд, Кэтрин Эддоус и Мэри Джейн Келли и первым сделал вывод о том, что Джек-Потрошитель обладает профессиональными медицинскими и хирургическими знаниями.

…Кон Донован сражался с Монком за звание чемпиона в легком весе. Кон Донован (1844 — год смерти неизвестен) — реально существовавший боксер. Его бой с Томми Монком за звание чемпиона в легком весе прошел 1 февраля 1888 года и закончился победой Донована.

С. 59. …конституционного зануды Уолтера Бэджета. Уолтер Бэджет (1826–1877) — экономист, политический аналитик и главный редактор журнала «Экономист», существующего по сей день. Был одним из самых влиятельных журналистов средневикторианского периода. Ратвен прозвал Бэджета «конституционным занудой» в частности за то, что тот прославился своим знаменитым трудом «Английская конституция» (1867) — первой аналитической попыткой взглянуть на то, как на самом деле работают и взаимодействуют две палаты парламента, корона и кабинет премьер-министра. Именно Бэджет первым указал на главенствующую роль в английской политике кабинета министров при преобладании его партии в палате общин, а отнюдь не парламента. Этот труд стал классическим и до сих пор считается одним из главных в британской политической мысли для понимания функций и принципов конституционной монархии. Разумеется, методы принца Дракулы явно шли вразрез с практикой, освещенной в работе Бэджета.

…предательскую порчу Льва XIII… Лев XIII (1810–1903) — 256-й папа римский, занимавший престол Ватикана с 1878 по 1903 год. Многими викторианцами воспринимался достаточно негативно, особенно после того, как в 1896 году опубликовал энциклику «Apostolicae curae», в которой декларировалась полная недействительность англиканского рукоположения. Также в 1879 году Лев XIII возвел в кардиналы Джона Генри Ньюмана, о котором пойдет речь дальше.

…с кардиналом Ньюманом в качестве своего тайного исповедника… Джон Генри Ньюман (1801–1890) — один из самых известных католических деятелей викторианской Англии, бывший англиканским священником, но перешедший в католичество в 1845 году. В 1879 году получил сан кардинала. Немало способствовал ослаблению антикатолических настроений в викторианской Англии. Еще в середине 1830-х годов, будучи оксфордским академиком и англиканским священником, он стал одним из главных участников Оксфордского движения, выступавшего за укрепление позиций англиканства в Великобритании, за возвращение в него многих католических традиций и ритуалов, а также за возрождение средневекового духа. Впоследствии он решил, что англиканская церковь не является апостолической, и перешел в католицизм. Принимал самое деятельное участие в лекциях и публичных выступлениях, в которых пытался смягчить последствия всплеска антикатолицизма, последовавшего за восстановлением католической иерархии в Англии в 1850 году. Также известен как литератор, теолог и философ. Самыми знаменитыми его произведениями стали «Apologia pro sua vita» (1864), история религиозных взглядов самого Ньюмана, которая неожиданно оказалась своеобразным бестселлером в викторианской Англии и обратила общественное мнение на его сторону, и «Грамматика восхождения» (1870), где Ньюман защищал само понятие веры как вполне закономерного проявления рационального склада ума.

С. 60. …тогда просто граф по фамилии де Билль… Фамилия графа де Билля упоминается как один из псевдонимов Дракулы в двадцатой главе «Дракулы» Брэма Стокера. Представившись ею, Дракула купил себе дом на Пикадилли. В данной фамилии кроется игра слов: de Ville — Devil — Dracula (румынское слово «Дракула» производно от dracul, имеющего значение «дьявол»). Есть версия, что подобную игру слов Стокер позаимствовал у Шеридана Ле Фаню. Тот в повести «Кармилла» упоминал, что существует правило, согласно которому вампиры создают псевдонимы, пользуясь буквами своего имени. Стокер, по-видимому, расширил это правило до значения слова. Также стоит отметить, что в переводе с французского «ville» означает «город», и Дракула, таким образом, предстает изрядным шутником, скрыв в одном псевдониме и свою подлинную сущность, и свою новую цель.

…мистером Д. Ф. Уоттсом. Джордж Фредерик Уоттс (1817–1903) — популярный викторианский художник и скульптор, произведения которого достаточно прочно ассоциируются с символизмом. Он испытывал на себе влияние прерафаэлитов, в поздних работах, как пишут исследователи, предвосхитил абстрактное искусство, а некоторые его творения даже напоминают картины Пикассо «голубого периода». Тем не менее Уоттс был известным портретистом и прославился циклом портретов выдающихся мужчин и женщин своего времени, так называемым Домом славы. Интересно, что в портретах Уоттс любил подчеркивать признаки напряжения и усталости, а также создавать атмосферу противопоставления сдержанности и дисциплинированности, присущих викторианцам, и их порывистости, желания постоянно действовать. Возможно, именно за это Дракула и выбрал Уоттса в качестве придворного портретиста.

…выучил наизусть «Брэдшоу»… Джордж Брэдшоу (1801–1853) — английский картограф, художник и издатель. Основатель фирмы по производству и составлению расписаний поездов, которые начали выпускаться с 1841 под названием «Ежемесячный железнодорожный путеводитель Брэдшоу». И если поначалу это была восьмистраничная брошюра, то ко времени «Эры Дракулы» «Путеводитель» превратился в фолиант объемом около 900 страниц.

С. 62. Он хочет отомстить за смерть нашего галантного генерала Гордона, отправив войска своих свирепых, но тупых вампиров, дабы те опустошили Судан и посадили на кол всех, кто принес присягу Махди. Имеется в виду взятие Хартума в 1885 году суданскими войсками под предводительством самопровозглашенного Махди (наследника пророка Мухаммеда) — Мухаммеда Ахмада. Осада Хартума длилась 313 дней, и генерал-губернатор Судана Чарльз Джордж Гордон отказался сдать город даже тогда, когда английским правительством фактически было принято решение уйти из этой страны. Тем не менее, видя, что Хартум под командованием Гордона не сдается, Британия направила так называемую Нильскую экспедицию для его освобождения. Английские войска опоздали на два дня, город взяли сторонники Махди, Гордона убили, и тела его так и не нашли. Смерть генерала Гордона произвела огромное впечатление на английское общество, он стал народным героем, а скорбь по нему, как отмечается, была «беспрецедентной». Сам же захват Хартума и последующая дорогостоящая военная экспедиция для отвоевания города считаются одним из самых больших провалов в имперской политике поздневикторианского периода.

С. 64. В «Панче» его называли «совершеннейшим мургатройдом». Лорд Ратвен получил прозвище по фамилии главных героев комической оперы Артура Салливана и Уильяма Гилберта «Раддигор», вышедшей на сцену в 1887 году. По сюжету, главным персонажем действа является сэр Ратвен Мургатройд. Его предок, первый баронет поместья «Раддигор», жестоко преследовал ведьм, и одна из них, умирая, наложила на все семейство проклятие: теперь каждый Мургатройд должен ежедневно совершать какие-нибудь злодеяния, или же он умрет в невыразимых муках. Разумеется, большинству не хотелось этого делать. Так, брат Ратвена, Деспард, мучается от того, что он, будучи невероятно хорошим человеком, вынужден совершать преступления. Поэтому он старается творить зло по утрам, а вечерами уравновешивать его добрыми делами: например, до обеда похитить ребенка, а к вечеру распорядиться насчет организации детского приюта. Ратвен довольно долго скрывается и не хочет наследовать поместье, но потом семейное проклятие настигает его, и он оказывается вынужденным творить зло: уклоняться от налогов, подделывать собственное завещание и т. д., в то время как его предки в виде призраков требуют убийства девственницы. Разумеется, все заканчивается хорошо, проклятие отступает, и главные герои веселятся на свадьбе. Мургатройды в «Эре Дракулы» — эквивалент современного движения готов, вампиры, вечно размышляющие о зле и преувеличенно от него страдающие, одновременно тяготящиеся тьмой и привечающие ее. Впрочем, сам лорд Ратвен к таким шуткам со стороны известных комедиографов относился крайне прохладно.

Мы размышляем над ужасающей возможностью того, что Альфред, лорд Теннисон, будет веками держать за собой титул поэта-лауреата. Проклятие, только представьте, «Локсли-Холл шестьсот лет спустя»! Альфред, лорд Теннисон (1809–1892) — пожалуй, самый известный и титулованный поэт викторианской эпохи, обладатель звания поэта-лауреата со смерти Уильяма Вордсворта в 1850 года и до собственной кончины. «Локсли-Холл» — его раннее стихотворение 1835 года, впервые напечатанное в сборнике «Стихотворения» (1842). Произведение представляет собой внутренний монолог солдата, вернувшегося в свой родной дом, Локсли-Холл. Как и многие другие стихотворения Теннисона, оно охватывает многие темы, и хотя сам автор писал, что этот текст в первую очередь являет молодость со всеми ее достоинствами и недостатками, в нем также присутствует описание грядущего утопического мира с воздушной торговлей, когда вся планета превратится в подобие федерации, пребывающей в мире и живущей по общим законам. Примечательно, что в 1886 году Теннисон написал продолжение, «Локсли-Холл шестьдесят лет спустя», где критиковал современное ему индустриальное общество за то, что оно во многом не смогло воплотить утопические чаяния поэта 1830-х годов. Зная его консервативный характер, можно только представить, что могло бы быть в «Локсли-Холле шестьсот лет спустя»!

С. 65. У Безумного сэра Фрэнсиса Варни, которого мы спровадили в Индию? Не думаю. Ни один из карпатских аристократов также не подходит: ни Йорга, ни фон Кролок, ни Мейнстер, ни Тесла, ни Брастов, ни Миттерхауз, ни Вулкан. А что говорить о целующем ручку Сен-Жермене, везде сующемся Виллануэве, самонадеянном Коллинзе, непроницаемом Вейланде, фигляре Барлоу, скользком Дювале? Автор уже приводил в комментариях имена тех, кому он благодарен за этот список лорда Ратвена, но мы позволим себе перечислить не только имена, но и произведения, а также фильмы, из которых пришли все эти многочисленные вампиры. Безумный, сэр Фрэнсис Варни — популярный викторианский персонаж из серии дешевых памфлетов «Варни-вампир, или Пир крови», появившихся в период с 1845 по 1847 год. Авторство сего произведения по разным версиям приписывается то Джеймсу Малькольму Раймеру, то Томасу Преккетту Престу. Варни был очень популярен, фактически среди знаменитых вампиров он занимает нишу между лордом Ратвеном и Кармиллой Карнштейн.

О Йорге достаточно подробно написал сам Ньюман. Фон Кролок — персонаж фильма Романа Полански «Бал вампиров» (1967), сыгранный Ферди Мэйном. Мейнстер впервые появился в фильме «Невесты Дракулы» (1960) Теренса Фишера, и сыграл его Дэвид Пил. Тесла не имеет никакого отношения к знаменитому ученому, а отсылает к Арманду Тесле, персонажу Белы Лугоши из фильма «Возращение Дракулы» (1944) Лью Лэндерса и Курта Ноймана. Граф Брастов пришел из романа Чарльза Л. Гранта «Тихий шепот мертвых» (1982). Граф Миттерхауз — персонаж, сыгранный Робертом Тэйманом в фильме режиссера Роберта Янга «Цирк вампиров» (1972). Вулкан — гость из романа Роберта Маккамона «Они жаждут» (1981), известного российскому читателю. Граф Сен-Жермен — персонаж целого цикла романов Челси Куинн Ярбро, изданного на русском языке. Дон Себастьян де Виллануэва — персонаж цикла Леса Дэниэлса, начавшегося «Черным замком» (1978) и закончившегося романом «Нет крови пролитой» (1991). На русском языке публиковалась повесть Дэниэлса «Желтый туман», где присутствовал Виллануэва. Барнабас Коллинз — персонаж сериала «Мрачные тени» (1966–1971) в исполнении Джонатана Фрида. В 2012 году Коллинз вновь появился на экране в римейке Тима Бёртона, где его роль исполнил Джонни Депп. Эдвард Вейланд — персонаж романа Сьюзи Макки Чарнас «Вампирский гобелен» (1980). Курт Барлоу приехал в город Салем, исполнив главную роль в «Жребии» (1975) Стивена Кинга. Мистер Дюваль — вампир мексиканского происхождения из фильма «Вампир» (1957) режиссера Фернандо Мендеса, сыгранный Эрманом Роблесом.

Бледный и совершенно неинтересный Карнштейн, все еще скорбящий по своей глупой заколотой девчонке. Персонаж повести Шеридана Ле Фаню «Кармилла». Скорбит барон Карнштейн по своей убиенной жене, по имени которой и названа повесть.

Леди Дакейн и графиня Сара Кеньон, по крайней мере, англичанки, правда, у них на двоих нет и унции мозгов. Но графиня Залеска из Румынии, Этелинда Фионгала из Ирландии, графиня Долинген из Граца, княжна Аза Вайда из Молдавии, Эржбета Батори из Венгрии? Леди Аделина Дакейн — персонаж рассказа Мэри Элизабет Брэддон «Добрая леди Дакейн» (1869). Сара Кеньон впервые появилась в рассказе Фредерика Джорджа Лоринга «Могила Сары» (1910). Графиню Марию Залеску можно видеть в фильме Ламберта Хильера «Дочь Дракулы» (1936), ее роль исполнила Глория Холден. Этелинда Фионгала — персонаж рассказа Джулиана Готорна, сына Натаниэля Готорна, «Тайна Кена» (1883).

Графиня Долинген покушалась на жизнь Джонатана Харкера в рассказе Брэма Стокера «В гостях у Дракулы» (1914). Аза Вайда предстала перед зрителями в итальянском фильме «Маска Сатаны» (1960) маэстро Марио Бавы в исполнении Барбары Стил. Ну и, наконец, кто не знает графиню Эржбету Батори? О ее историческом прототипе можно и не говорить, но Ньюман тут также имеет в виду героиню Дельфин Сейриг в картине Гарри Кюмеля «Дочери тьмы» (1971).

Торговцы предлагали ноты популярных песен, фиалы с «человеческой» кровью, ножницы, королевские сувениры. Ассортимент уличных торговцев в романе одновременно типичен для викторианской эпохи, но и имеет определенные отличия от реальности конца 1880-х годов. Весь период правления Виктории ноты популярных песен пользовались большой популярностью, но ко времени убийств Джека-Потрошителя, когда посещение мюзик-холлов стало одним из любимых развлечений в бедных кварталах, ноты стали продаваться не только в кварталах зажиточных горожан, но и в Уайтчепеле. Помимо известных партий из мюзиклов, патриотических песен и баллад большой популярностью пользовались, например, произведения, в песенной форме описывающие знаменитые убийства того времени. К тому же издатели нотных сборников одними из первых стали использовать большие цветные иллюстрации для привлечения покупателей. Фиалы с «человеческой» кровью появились для удовлетворения нужд вампирского населения Великобритании. Ножницы же явно остались единственными острыми предметами, которые было легко купить в условиях усиливающегося контроля за оружием, проводимого новым мужем королевы Виктории, хотя даже в середине века, согласно знаменитому сочинению Генри Мэйхью «Лондонские трудящиеся и лондонская беднота» (1851–1862), несмотря на широкий выбор самых разнообразных колюще-режущих предметов, ножовщики переживали не самые лучшие времена. Впрочем, зачем вампирам ножи? А вот ножницы всегда могли пригодиться при перевязки ран. Королевские сувениры — это различные предметы домашней утвари (тарелки, ложки, брелки, колокольчики) с символикой королевской семьи и портретами ее членов. В связи с тем, что в 1887 году в Великобритании пышно праздновался Золотой Юбилей царствования королевы Виктории, который в реальности Ньюмана увенчался свадьбой Виктории и графа Дракулы, подобных сувениров в Лондоне того времени было в избытке.

С. 67. …звучала ария «Забери пару алых глаз» из оперы Гилберта и Салливана «Вампиры Венеции, или Дева, Тень и Лезвие». У Артура Салливана и Уильяма Гилберта, пожалуй, самых знаменитых творцов викторианского периода в жанре комической оперы, такого произведения нет. Очевидно, что под влиянием перемен в обществе радикально изменился замысел их «Гондольеров, или Принца Баратарии» — оперы, премьера которой состоялась в 1889 году. Она пользовалась большой популярностью у публики (последний шумный успех Гилберта и Салливана), и действие ее на самом деле происходило в Венеции, однако вампиров там не было. Название арии также претерпело изменение. В оригинале это «Забери пару сверкающих глаз».

…удушений тхагов ши казней Каморры. Тхаги, или туги, — индийские бандиты, посвятившие себя служению Кали как воплощению смерти и разрушения. Их убийства отличались одним и тем же почерком — жертв душили специальным платком, румалой, с утяжелителем на конце. В официальной истории с тхагами покончили в 1830-х годах. Каморра — итальянское организованное преступное сообщество, впервые появившееся в северной Италии в конце XVIII — начале XIX века. У него был не только четко разработанный ритуал казни тех, кто причинил вред членам Каморры и особенно ее предводителям, но также свои законы и даже свой сленг.

С. 69. Дэнверс Кэрью — персонаж «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» (1886) Роберта Льюиса Стивенсона. Именно он становится второй жертвой мистера Хайда и описывается в повести как благообразный джентльмен 70 лет с белоснежными волосами. Он действительно, согласно Стивенсону, являлся членом парламента, но в принятии «драконовских» законов замечен не был.

…народом амахаггеров, которые развлекались тем, что вечерами тушили в горшках головы пленников. Племя амахаггеров впервые было описано в романе Генри Райдера Хаггарда «Она» (1887), и они действительно практиковали такой способ казнить чужеземцев — надевая им на плечи раскаленные горшки.

С. 71. …на Уайтчепел-роуд, которую в народе прозвали «Четвертью мили ужасов». Еще до убийств Джека-Потрошителя район Уайтчепела пользовался дурной славой места, где царила преступность. Перенаселенность, грязь, нищета и откровенно враждебное отношение местного населения к полиции делали территорию Уайтчепел-роуд чрезвычайно трудной для патрулирования, и полицейские предпочитали не заходить сюда без лишней надобности, а по ночам и вовсе старались ее избегать. Отсюда и пошло прозвище «Четверть мили ужасов».

Анджела Бердетт-Куттс (1814–1906) — одна из самых богатых наследниц викторианской Англии и знаменитая филантропка. Она вкладывала деньги в создание домов для помощи «падшим женщинам» — проституткам и воровкам (одно из первых заведений такого рода, коттедж «Урания», было основано ею вместе с Чарльзом Диккенсом), создавала школы в беднейших частях Лондона, одной из первых стала строить приличные дома для бедных рабочих, а также положила начало Колумбийскому рынку, обеспечившему приток свежих продуктов в злачные районы Ист-Энда.

«Десять колоколов» — бар существует по крайней мере с середины XVIII века и до сих пор, и действительно, иногда его называют баром Джека-Потрошителя — в основном потому, что там нередко бывали две жертвы Потрошителя, Энн Чэпмен и Мэри Келли.

Компания газированного хлеба — предприятие, основанное в 1862 году доктором Джоном Даглишем, где готовили хлеб по особому рецепту, без дрожжей, — только мука, вода, немного соли и углекислый газ (отсюда и название). Однако компания получила известность, больше благодаря своим кондитерским, фактически сети ресторанов быстрого питания, которые в викторианские времена славились безукоризненным обслуживанием и манерами персонала — настолько, что женщина даже без сопровождения мужчины могла там поесть, не опасаясь за свою репутацию.

Роуз Майлетт — реально существовавшая проститутка, убитая 20 декабря 1888 года. Она была задушена, поэтому к официальному списку жертв Джека-Потрошителя ее никогда не причисляли.

Джонни Тэйн… Джон Тэйн (1854 — год смерти неизвестен), полицейский-констебль, бывший свидетелем по делу Мэри Энн Николс. Его позвал Джон Нил, и Тэйн помогал грузить тело Николс в медицинскую карету, а позже дал показания, сказав, в частности, что вся спина жертвы была пропитана кровью.

С. 73. …аккордеонист заунывно затянул «Маленькую желтую птичку»-… Песня, которую напевает Женевьева, — это намеренный анахронизм со стороны Ньюмана. Впервые «Маленькая желтая птичка» (композитор Кларенс Мерфи, стихи Уильяма Харгрива) появилась в 1903 году, став довольно популярной. Впрочем, в течение всего XX века эта песня периодически звучала с экранов. Так, ее можно услышать в фильме по роману Оскару Уайльда «Портрет Дориана Грея» (1945), где песню исполняет молодая Анджела Лэнсбери, а также в сериале «Она написала убийство» (с этой же актрисой в главной роли), в эпизоде, вышедшем в 1985 году.

С. 75. …внебрачных детей Бисмарка и Джеронимо. Если про Отто фон Бисмарка (1815–1898), первого, «железного» канцлера Германской империи, рассказывать лишний раз не нужно, то про Джеронимо имеет смысл напомнить. Джеронимо (1829–1909) — это английское прозвище вождя племени чирикауа-апачей, который сопротивлялся войскам США с 1858 по 1886 год. Здесь имеются в виду популярные в викторианской Англии изображения Бисмарка в должности канцлера, а именно: в шлеме, военной форме и с саблей. Картины, изображающие Джеронимо, также пользовались популярностью — на них был длинноволосый индеец в национальном головном уборе и одежде, с винтовкой наперевес.

«Лук Купидона» — здесь имеется в виду своеобразная манера красить губы, четко очерчивая их контуры и особенно выделяя уголки, чрезвычайно популярная в конце XIX — начале XX века.

Зоотроп — аппарат для показа движущихся изображений, представляющий собой вращающийся на оси барабан с открытым верхом, в который вставлялась лента из тонкого картона с рисунками. Зоотроп, получивший широкую известность в викторианской Англии, был изобретен английским математиком Уильямом Джорджем Хорнером в 1834 году.

С. 78. …что его имя — Холлидей. Джон Генри «Док» Холлидей (1851–1887) — легендарный персонаж Дикого Запада, игрок, непревзойденный стрелок и дантист по профессиональной принадлежности. Противоречивая и трагическая фигура, человек со вспыльчивым нравом, которого туберкулез фактически сделал бродягой и игроком. Участвовал в знаменитой перестрелке в Тумстоуне. Герой многочисленных фильмов и романов.

С. 81. Матч «Джентльменов» против «Игроков». Ежегодное соревнование первого класса по крикету, проводившееся между профессионалами («Игроки») и любителями («Джентльмены»), Первый матч состоялся в 1806 году, но ежегодно состязания проводились с 1819 и до 1962 года, когда разница между профессионалами и любителями практически исчезла.

Чарльз слышал, как имя этого человека упоминали в Звездной Палате в связи с дерзкими, но в то же время удивительно изящными ограблениями ювелиров. В так и не названном персонаже «взломщика-любителя» можно угадать Артура Д. Раффлса — вора-джентльмена, героя рассказов Эрнеста Уильяма Хорнунга, зятя Артура Конан Дойла. Раффлс во многом был антитезой Шерлоку Холмсу: он жил в престижном районе Лондона — Олбани, играл в крикет за «Джентльменов Англии», а свое материальное благосостояние поддерживал путем изящных и крайне изобретательных ограблений. Как и Холмс, Раффлс был мастером маскировки и перевоплощений. Всего вышли три сборника рассказов и один роман, описывающие похождения этого персонажа. Он также стал героем многих немых фильмов.

С. 83. Его хорошо знали под именами Доктор Дьявол или Повелитель Странных Смертей. Под такими именами был известен доктор Фу Манчу, криминальный гений, знаменитый своими коварными планами и изобретательным умом, персонаж целой серии романов Сакса Ромера. Мы уже упоминали о нем в связи с тайным обществом Си-Фань. Всего Саксом Ромером в период с 1913 по 1959 год было написано тринадцать романов про Фу Манчу. Доктор неоднократно появлялся в комиксах, фильмах, книгах других авторов и был крайне популярен на Западе — достаточно сказать, что в 2009 и 2012 годах вышли продолжения официальной серии Ромера, романы «Ужас Фу Манчу» и «Судьба Фу Манчу» Уильяма Патрика Мейнарда.

С. 84. Наш любитель крикета — дилетант. Гриффин, вон там,ученый. Капитан Макхит, который, кстати говоря, шлет вам свои извинения,солдат. Сайкс — наследник фамильного бизнеса. Я сам — математик… Про любителя крикета мы уже написали, Гриффин — это, естественно, Человек-Невидимка из одноименного романа Герберта Уэллса, капитан Макхит (более известный как Мэкки-Нож) — персонаж «Оперы нищих» (1726) Джона Гея, получивший всемирную известность после «Трехгрошовой оперы» (1928) Бертольда Брехта и Курта Вайля, действие которой происходит в викторианской Англии; там он превратился в беспринципного антигероя, а впоследствии ему по распоряжению самой королевы дают титул барона. Сайкс — потомок Билла Сайкса, главного злодея «Приключений Оливера Твиста» (1838) Чарльза Диккенса.

С. 89. Мадам де ля Ружьер — отрицательный персонаж романа «Дядя Сайлас. История Бартрама-Хо» (1864) Джозефа Шеридана Ле Фаню.

…их симпатии традиционно склонялись к «Лицеуму», но нынче пришлось идти в «Критерион»… Театр «Лицеум» был основан еще в 1765 году, хотя современное его здание датируется 1834-м, и всегда отличался серьезным драматическим репертуаром. В конце XIX века, примерно с 1871 года, в театре наступила эпоха Генри Ирвинга, когда серьезные пьесы (в частности, чуть ли не весь корпус шекспировских пьес — от «Гамлета» до «Много шума из ничего») шли с огромным успехом. Понятно, что компания Флоренс Стокер предпочитала именно «Лицеум», так как Брэм Стокер работал там управляющим с 1878 года. «Критерион» во многом был противоположностью «Лицеуму». Основанный в 1874 году, к концу 1880-х он стал ведущим театром комедии в Лондоне.

С. 93. Это было нечто под названием «Выход в свет Кларимонды» известного автора «Серебряного короля» и «Святых и грешников» Генри Артура Джонса. Генри Артур Джонс (1851–1929) — знаменитый драматург, пользовавшийся большой популярностью в конце XIX — начале XX века. Впрочем, известен он и по афоризму Оскара Уайльда: «Есть три правила для написания пьес. Первое правило — не писать так, как Генри Артур Джонс; второе и третье таковы же». У драматурга действительно есть пьесы «Серебряный король» (1882) и «Святые и грешники» (1884), произведшие немало шуму и позволившие Джонсу стать профессиональным литератором. Но никакого «Выхода в свет Кларимонды» у Джонса нет. Новую пьесу он явно написал под воздействием перемен в политической жизни страны, так как Кларимонда — это персонаж рассказа Теофиля Готье «Усопшая возлюбленная» (1836), повествующего о монахе Ромуальде, который влюбился в прекрасную куртизанку Кларимонду, на поверку оказавшуюся вампиршей.

Мистер Сала говорит, что «есть разрыв в облаках, проблеск синевы в драматических небесах, и, похоже, мы добрались до конца безобразия». Джордж Август Генри Сала (1828–1895) — один из самых плодовитых и знаменитых журналистов викторианской Англии, писавший чуть ли не на любые темы, но особенно предпочитавший жанр «путевых заметок». Отличался цветастым и напыщенным стилем, что можно видеть по приведенной выше цитате.

…актеру-антрепренеру Чарльзу Уиндэму… Чарльз Уиндэм (1837–1919) — популярный викторианский актер, в основном исполнявший роли в мелодрамах и комедиях. В 1876 году он стал управляющим театра «Критерион», и именно при нем тот превратился в популярный среди англичан театр комедии. В 1902 году Уиндэму, несмотря на его «несерьезность» карьеры, был пожалован титул рыцаря.

…самого нечистоплотного литературного поденщика из писак Граб-стрит. В Британии викторианской эпохи Граб-стрит уже не существовала, так как в 1830 году ее переименовали в Мильтон-стрит, но в английском языке она стала метафорой журналистики и писательского ремесла, существующих исключительно ради денег, когда писатели и журналисты ради тиражей и громких заголовков готовы на все — в том числе на открытую ложь. В течение всего XVIII века на Граб-стрит располагалось множество издательств, и там же обитало немало литературных поденщиков, прилагавших все усилия, чтобы продать свой труд. Жадность и беспринципность газет, базировавшихся на Граб-стрит, стала притчей во языцех, отсюда и пошла эта метафора.

…зеленая гвоздика в петлице… Оскар Уайльд часто носил в петлице бутон английской садовой гвоздики (от обычной она отличается более крупными размерами и больше похожа на розу), который флористы красили для него в зеленый цвет, ставя цветок в специальный раствор зеленой краски. Как писал Уайльд в своем эссе «Кисть, перо и отрава» 1889 года, любовь к зеленому цвету всегда означает присутствие в человеке «тонкого художественного темперамента». Зеленая гвоздика также была для Уайльда символом искусственности, так как ее приходилось создавать, что отвечало его эстетическим воззрениям, а впоследствии, благодаря роману «Зеленая гвоздика» (1894) Роберта Хиченса, описывавшего любовные отношения Оскара Уайльда и лорда Альфреда Дугласа, этот цветок стал символом нетрадиционной сексуальной ориентации.

…поговорить с Фрэнком Харрисом из «Фортнайтли Ревью». После обращения тот отрастил козлиные рога… Фрэнк Харрис (1856–1931) — известный журналист, писатель, редактор и издатель, водивший знакомство чуть ли не со всеми знаменитыми и талантливыми людьми своего времени. Забавная деталь Ньюмана насчет отросших рогов не случайна, так как Харрис отличался, несмотря на свои обширные связи, раздражительным и вспыльчивым характером, а также получил широкую, но сомнительную известность благодаря многотомным мемуарам «Моя жизнь и любовь», запрещенным во многих странах за чрезмерную откровенность в описании интимных вопросов. «Фортнайтли Ревью» был одним из самых влиятельных журналов викторианской эпохи. В период редакторства Харриса с 1886 по 1894 год журнал процветал, и в нем печатались чуть ли не все выдающиеся критики и писатели того времени. Так что сам факт, что Кейт Рид могла надеяться опубликовать там свою статью, много говорит о ее карьере.

Женевьеву отправили помогать Комитету бдительности… Комитет бдительности был основан в начале сентября 1888 года уайтчепельскими бизнесменами, так как убийства плохо влияли на торговлю в районе. Комитет организовывал патрулирование улиц с полуночи до четырех или пяти часов ночи. Этим занимались как добровольцы, так и безработные, нанятые комитетом за небольшую плату. Каждому патрульному выдавали полицейский свисток, пару галош и тяжелую дубинку. Комитет даже объявил награду за поимку Джека-Потрошителя, после того как это отказался сделать министр внутренних дел, и нанял двух частных детективов для поисков убийцы.

С. 98. В «Пэлл-Мэлл Газетт» У. Т. Стэд проводил кампанию против Серебряного Ножа, сравнимую с его ранними крестовыми походами против белого рабства и детского вампиризма. «Пэлл-Мэлл Газетт» начала выходить в 1865 году и на первых порах была газетой исключительно консервативного направления. Тем не менее, когда ее редактором стал Стэд, издание приобрело ярко выраженный либеральный характер. Уильям Томас Стэд (1849–1912) — знаменитый журналист и редактор викторианской эпохи, известный, в частности, тем, что развивал принципы так называемой новой журналистики, активно продвигая идею воздействия прессы на правительство, и, как это ни странно, проложил дорогу современным таблоидам. Ньюман в тексте упоминает один из самых знаменитых эпизодов в карьере Стэда: в 1885 году своей статьей «Девственная жертва современного Вавилона» он начал кампанию против детской проституции и рабства. Для доказательства того, что все, о чем он пишет, реально, Стэд организовал «покупку» тринадцатилетней девочки Элизы Армстронг у ее отца-трубочиста. Пример существования торговли детьми оказался настолько удачным, что журналиста обвинили в похищении и отправили на три месяца в тюрьму. Популярность статей, посвященных этой теме, была огромной, а сама кампания повлияла на законодательное повышение возраста согласия с 13 до 16 лет и принятие Акта о поправках в уголовный закон 1885 года, в котором ужесточались наказания за сексуальные нападения на женщин и детей, а также вводилось более строгое уголовное преследование проституции и гомосексуализма. Стэд погиб при кораблекрушении «Титаника» 15 апреля 1912 года.

С. 99. По-настоящему ее звали Фрэнсис Коулс или Коулмэн. Фрэнсис Коулс — проститутка из Ист-Энда, ее убили 13 февраля 1891 года, в трех местах перерезав горло тупым ножом. Убийцу так и не нашли, среди рипперологов существует версия, что, несмотря на другой почерк преступления, это Потрошитель продолжил свое дело спустя два с половиной года после убийства Мэри Джейн Келли.

Чарльз Пис (1832–1879) — знаменитый грабитель и убийца из Шеффилда, ставший чуть ли не романтической фигурой из-за своего респектабельного внешнего вида, умения играть на скрипке и хороших манер. По свидетельствам современников, Чарльз Пис довел процедуру взлома до уровня искусства и изобрел целый ряд подлинно уникальных инструментов для проникновения в чужое жилище. Пис стал героем нескольких романов (среди них «Человек-дьявол» Эдгара Уоллеса), серии комиксов, а также двух фильмов.

Сержант Тик посадил под замок «теплого» сапожника по фамилии Пицер… Джон Пицер (1850–1897) — польский еврей, работавший сапожником. Он действительно одно время ходил в подозреваемых по делу Джека-Потрошителя, когда после убийства Мэри Энн Николс в газетах появилась информация о том, что полиция ищет некоего человека по прозвищу Кожаный Фартук, который плохо обращался с проститутками в Уайтчепеле. Уильям Тик, знакомый с Пицером восемнадцать лет, знал, что, говоря о Кожаном Фартуке, люди подразумевают именно сапожника, поэтому быстро препроводил того в камеру, спасая от возможной расправы. Как выяснилось, на момент убийства Николс у Пицера было алиби, подтверждаемое показаниями свидетелей.

…констебля-вампира по имени Джонас Мизен… Джонас Мизен был вторым констеблем, после Джона Нила, появившимся на месте убийства Мэри Энн Николс. В реальности он мирно вышел на пенсию в 1898 году.

С. 100. Вызвали медиумов, вроде Лиса и Карнакки. Карнакки — герой цикла рассказов Уильяма Хоупа Ходжсона (см. комментарии автора), а Роберт Джеймс Лис (1849–1931) — исторический персонаж, спиритуалист, медиум, писатель и проповедник, который во время убийств Потрошителя дважды обращался в полицию и предлагал свои услуги по поимке преступника. Оба раза его прогнали как сумасшедшего. Согласно статьям в газетах «Чикаго Трибьюн» (28 апреля 1895 года) и «Пипл» (19 мая 1895 года), Лис все-таки помог полиции поймать Джека-Потрошителя, которым оказался знаменитый врач, лечивший членов королевской семьи. Преступника заключили в психиатрическую клинику под именем Томаса Мэйсона. Если верить более поздним версиям, Джеком-Потрошителем оказался сэр Уильям Галл. Подробнее об этом см. в комментарии к с. 130.

Колни-Хэтч — психиатрический госпиталь, основанный в 1851-м и закрытый в 1993 году. Его название, наряду с Бедламом, стало именем нарицательным для обозначения сумасшествия как такового, хотя само здание в 1880–1890-х годах находилось в ужасающем состоянии. Во время расследования дела Джека-Потрошителя в Колни-Хэтч отправили уже упомянутого Аарона Космински, а также еще одного подозреваемого по этому делу, Дэвида Коэна (чье настоящее имя было Натан Камински).

Она коренилась в «двух нациях» Дизраэли… Здесь имеется в виду крылатое выражение Бенджамина Дизраэли (1804–1881), тогда еще писателя, а впоследствии премьер-министра Англии, впервые прозвучавшее в его романе 1845 года «Сибил, или Две нации» и подчеркивающее огромную разницу между богатыми и бедными, сложившуюся в Великобритании. Здесь можно процитировать знаменитый пассаж из романа, ставший визитной карточкой Дизраэли и неотъемлемой частью викторианской историографии: «Две нации, между которыми нет ни связи, ни сочувствия; которые так же не знают привычек, мыслей и чувств друг друга, как обитатели разных планет; которые по-разному воспитывают детей, питаются разной пищей, учат разным манерам; которые живут по разным законам… Богатые и бедные».

Дьёдонне нашла девушку в доме миссис Уоррен… Женевьева прибегла к услугам одного из борделей миссис Китти Уоррен, персонажа пьесы Джорджа Бернарда Шоу, написанной в 1893 году.

Тайны страсти. Название тринадцатой главы «Strange Fits of Passion» отсылает к стихотворению Уильяма Вордсворта «Strange fits of passion have I known…» (в переводе С. Я. Маршака «Какие тайны знает страсть…»), написанному в 1799 году и входящему в стихотворный цикл «Люси».

С. 107. «Ланцет» — один из самых влиятельных медицинских журналов в мире, основан в 1823 году Томасом Уокли. Выходит раз в неделю.

С. 109. Кеджери — традиционное блюдо английской кухни, как понятно из названия, пришедшее из Индии. Это смесь копченой рыбы (обычно, лосося или пикши) с рисом, карри, петрушкой, вареным яйцом и сливками.

…убийство в Биртли — это реакция на лондонские преступления. Один из неизбежных результатов широкой огласки — распространение эпидемии. Как новость о самоубийстве вызывает другое, так и описанные в прессе детали одного преступления повторяются в следующем. Даже чтение о том, как совершаются злодеяния, ведет к дурным поступкам. Убийство Джейн Бидмор 22 сентября 1888 года в Биртли какое-то время приписывали Джеку-Потрошителю из-за жестокости преступления. Жертву три раза ударили ножом в грудь и выпотрошили. В реальности убийцей оказался не муж, а некий Уильям Уодделл, который убил Джейн Бидмор после того, как она отказала ему, а затем решил замаскировать преступление под дело рук Джека. Выдержка из газеты подлинная, Ньюман цитирует статью «Политическая мораль убийств», напечатанную в «Пэлл-Мэлл Газетт» 24 сентября 1888 года.

…в «Таймс» напечатали заметку о назначении американского «новорожденного» по фамилии Джонс… Скорее всего, здесь имеется в виду Кейси Джонс (1863–1900) — инженер-железнодорожник, ставший героем американского фольклора и песенной традиции, после того как ценой собственной жизни затормозил поезд, которым управлял, и спас весь состав и пассажиров.

С. 112. Бхисти — одна из каст в Индии, которая традиционно занимается доставкой воды в дом. Также они могут носить паланкины в процессии или служить перевозчиками на реках. Другими словами, Пэм защищала сестру полкового водоноса.

С. 115. Дом на Кливленд-стрит — здесь идет аллюзия на неприятный общественный скандал, случившийся в 1889 году, когда полиция обнаружила мужской бордель в доме на Кливленд-стрит, что породило в прессе немало высказываний об окончательном нравственном падении аристократии, а член парламента от радикалов Генри Лабушер впоследствии даже обвинил правительство в том, что оно специально старается замять дело, поскольку в нем фигурируют чрезвычайно высокопоставленные персоны. Расследование вел уже известный нам инспектор Эбберлайн. Ньюман достаточно точен в изображении жертв казни. Именно эти люди в действительности и были подозреваемыми по данному делу. Владелец борделя, Чарльз Хэммонд, как это происходит и в романе, еще до начала следствия успел сбежать в Европу.

С. 116. Маккензи из Скотланд-Ярда… Инспектор Маккензи явился из уже упоминавшихся рассказов Эрнеста Хорнунга про взломщика-любителя Артура Раффлса.

С. 117. Его волки, Берсеркер и Альберт… Такие имена даны зверям неспроста. Альберт, скорее всего, назван в честь принца Альберта, покойного мужа королевы Виктории. Берсеркером же звали волка, которого Дракула освободил из зоопарка в романе Брэма Стокера.

Краем глаза Костаки время от времени замечал на дымоходах какие-то проволочные устройства… Кинематограф имеет для мира «Эры Дракулы» столь же большое значение, как и литература, и Ньюман этого не скрывает. Костаки видит на крышах телевизионные антенны, так как они изредка мелькали на общих планах в исторических фильмах того периода, ссылки на который часто встречаются в тексте романа.

Горча — персонаж из рассказа Алексея Константиновича Толстого «Семья вурдалака» (1884). Правда, скорее всего, непосредственным источником для Ньюмана стала знаменитая экранизация «Три лица страха» режиссера Марио Бавы, где в одной из киноновелл Горчу сыграл Борис Карлофф.

С. 119. Я — шталмейстер Его Высочества принца Альберта Виктора Кристиана Эдуарда, возможного наследника трона. Среди подозреваемых по делу о борделе на Кливленд-стрит действительно фигурировал шталмейстер принца Альберта, старшего внука королевы Виктории, лорд Артур Сомерсет. В реальности он, конечно, не был посажен на кол, его дважды допросили, а затем с большими проволочками выписали ордер на арест, но к тому времени лорд Сомерсет уже уехал из страны.

С. 121. Один мужчина в рваной одежде каноника… Первым арестованным по делу о борделе на Кливленд-стрит был некий Джордж Век, реально работавший на главном лондонском телеграфе, но притворявшийся священником.

С грохотом и треском она распахнулась, и мы чуть не рухнули внутрь. <…> Когда мы ворвались в комнату, граф повернул голову в нашу сторону и злобно взглянул на нас. Здесь Ньюман цитирует текст «Дракулы» Брэма Стокера, правда, не упоминает о шраме на лбу Дракулы и делает речь доктора Сьюарда более сдержанной и приземленной, убирая, к примеру, следующие предложения: «Его глаза пламенели дьявольской страстью, широкие ноздри орлиного носа хищно раздувались, белые острые зубы клацали, как у дикого зверя, с полных губ стекала кровь» (пер. Т. Красавченко).

С. 127. …как поддержал отца Годалминга, когда того принимали в Уиндэм… Уиндэм — аристократический клуб, располагавшийся в бывшем доме Уильяма Уиндэма, видного парламентария XVIII века.

С. 135. — Бэзингстоук,пробормотал Борегар… В уже упоминавшейся комической опере Гилберта и Салливана «Раддигор» слово «Бэзингстоук» использовалось старшим братом главного героя, сэром Деспардом Мургатройдом, чтобы успокоить свою жену, Безумную Маргарет, когда у той начинался приступ сумасшествия.

Грегори Фокс Моллесон — серебряных дел мастер получил фамилию в честь английского актера и драматурга Уильяма Майлса Моллесона (1888–1969), игравшего преимущественно в комедиях, хотя любителям ужасов он больше известен по своим ролям в фильмах студии «Хаммер», а особенно по роли доктора в «Невестах Дракулы» режиссера Теренса Фишера, прямом продолжении «Дракулы» 1960 года.

Мэрская цепь — традиция обязывает большинство мэров городов как Великобритании, так и Ирландии носить тяжелую церемониальную цепь — символ должности. Обычно она делается из золота, а не из серебра, и на ней крепится герб города. Цепь принято надевать поверх официальной одежды во время приемов и других торжественных мероприятий.

С. 139. Майнорис — район и улица в лондонском Сити, расположенные вблизи Тауэра.

С. 143. Бэзил Холлуорд — персонаж романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» (1891). Именно он нарисовал Дориана, а впоследствии погиб от рук своего натурщика.

С. 148. Теперь убийцу называют Билли Кид, Билли Кровь. Билли Кид (1859–1881) — знаменитый стрелок и преступник на Диком Западе, действительно ставший невероятно популярным незадолго до своей смерти. Настоящее его имя — Уильям Генри Маккарти-младший, а не Уильям Бонни, как он сам себя называл. По легенде он убил 21 человека, хотя историки склоняются к тому, что число его жертв было гораздо меньшим — не то четыре, не то девять. Конечно, шериф Патрик Гаррет не заряжал дробовик серебряными монетами, а застрелил Кида обычным образом, когда тот находился в доме своего друга, Пита Максвелла. Билли Кид стал героем множества кинолент (в России, например, был популярен фильм «Молодые стрелки» 1988 года, снятый Кристофером Кейном, с Эмилио Эстевезом в роли Билли Кида), и именно ему был посвящен единственный режиссерский опыт Марлона Брандо «Одноглазый Джекс» (1961). О Билли Киде написано немало книг, причем довольно известными авторами, от лауреата Пулитцеровской премии Ларри Макмёртри до Майкла Ондатже, автора «Английского пациента».

Нью-Граб-стрит — в названии главы заключена ссылка на роман Джорджа Гиссинга «Нью-Граб-стрит» (1891), повествующего о нравах литературного и журналистского мира Англии 1880-х годов.

С. 155. Возрожденный Гримальди. Имеется в виду Джозеф Гримальди (1778–1837) — знаменитый английский актер и комедиант, совершивший переворот в цирковом искусстве. В частности, именно он придумал современного белого клоуна с гримом на лице. Гений пантомимы, он поражал зрителей трюками, мгновенными переодеваниями на сцене и номерами, в которых часто оказывалась задействована публика. До сих пор в первое воскресенье февраля в церкви Святой Троицы в Хэкни проводится поминальная служба в честь Гримальди, куда прибывают клоуны со всех стран мира, причем во время церемонии они стоят в костюмах и гриме.

In Memoriam. В память о… (лат.). Такая надпись часто встречается на надгробиях и склепах, но помимо своего первого значения в названии главы кроется отсылка к одному из самых популярных стихотворений Альфреда Теннисона «In Memoriam», изначально задуманное как элегия на смерть друга Теннисона, Артура Галлама. Тем не менее написание произведения растянулось на семнадцать лет, и оно стало одним из самых выдающихся стихотворений английской поэзии XIX века.

С. 159. …превратилась в выставку пышного убранства высокой церкви, которая порадовала бы Пьюзи или Кибла. Термин «высокая церковь» во второй половине XIX века в викторианской Англии ассоциировался, с одной стороны, с англо-католицизмом, а с другой — с государственным англиканством, где еще сохранилась форменная пышность церемоний, что напоминало сторонникам «низкой церкви», протестантам-нонконформистам, ритуальные практики католиков. Эдвард Бувери Пьюзи (1800–1882) и Джон Кибл (1792–1866) — лидеры, вместе с уже упомянутым Джоном Генри Ньюманом, Оксфордского движения, отстаивавшего, что англиканство, православие и католицизм представляют собой три ветви единой католической веры. Кроме того, они ратовали за возрождение средневековых традиций литургии и ритуала, говоря о том, что церковь стала слишком «простой». В целом движение также было направлено против практики свободного капитализма, развивающегося индивидуализма и рационализма, характерных для начала викторианской эпохи.

С. 161. …победителя Кубка Уэссекса. Аллюзия на рассказ Артура Конан Дойла «Серебряный» (1892), в котором разыскивается пропавший скакун, главный претендент на кубок Уэссекса, а также расследуется убийство его тренера, Джона Стрэкера.

С. 166. Задолго до того как Хаксли сформулировал термин, Дьёдонне уже стала агностиком. Термин «агностицизм» был впервые сформулирован натуралистом и ученым Томасом Генри Хаксли (1825–1895) в 1869 году, когда Джон Ноулс основал Метафизическое общество для обсуждения вопросов религии и науки, основ веры, возможности бессмертия человека и т. д., где собрал чуть ли не всех знаменитых интеллектуалов и мыслителей викторианской культуры. Каждого приглашенного участвовать в дебатах общества помимо прочего просили заявить о своем вероисповедании, и Хаксли сказал, что он агностик, хотя фактически сформулировал это понятие еще в 1860 году в своем послании Чарльзу Кингсли, написав: «я не могу подтвердить или опровергнуть бессмертие человека. Я не вижу причин, по которым должен в него верить, но, с другой стороны, не вижу способов доказать обратное».

…когда в проповедях речь заходила о новом обыкновении женщин раздеваться до пояса и драться друг с другом… Традиция женских дуэлей восходит еще к середине XVII века, а в Англии первая схватка между женщинами состоялась в 1792 году. Но дуэль обнаженных до пояса дам состоялась и в действительности. Произошла она в 1892 году между принцессой Полиной Меттерних и графиней Килмансегг. За проведением дуэли и соблюдением всех необходимых формальности следила баронесса Любиньска, имевшая медицинскую степень. Именно она предложила участницам раздеться до пояса для того, чтобы избегнуть попадания в открытую рану инфекции из-за одежды. Медицинская помощь действительно понадобилась, так как графиня Килмансегг была ранена в руку, а принцесса — в нос.

…к движению по учреждению в Ист-Энде благотворительных домов… Движение по учреждению благотворительных домов заключалось в попытке создать условия, при которых богатые и бедные жили бы не столь далеко друг от друга, создавая тем самым более сплоченное общество. Для этого в неблагополучных районах учреждались так называемые благотворительные дома, где работали добровольцы из средних и высших классов общества, делясь с неимущими знаниями, повышая их культурный уровень и облегчая условия существования жителей бедных кварталов. «Благотворительные дома» предоставляли медицинскую помощь, давали возможность повысить образование или просто провести свободное время.

С. 169. Луис Димшутц, один из этих, социалистиков… Луис Димшутц (1862 — год смерти неизвестен) был уличным торговцем бижутерией и распорядителем Международного образовательного клуба рабочих. Он видел только тело Элизабет Страйд, так как Потрошитель успел скрыться с места преступления.

С. 173. Джека-Потрошителя поймали и держат в полицейском участке, личность его скрывают, так как он — из королевской семьи. Джек выпотрошил дюжину у всех на виду и скрылся от преследователей, перепрыгнув через двадцатифутовую стену с помощью пружин в ботинках. У Джека серебряный череп, вместо рук — окровавленные косы, а изо рта вырывается огонь. В первой части цитаты дается аллюзия на одну из самых знаменитых конспирологических версий о личности Джека-Потрошителя, согласно которой им был принц Альберт Виктор Кристиан Эдвард, якобы любивший пользоваться услугами проституток, в результате подхватил сифилис, потерял рассудок и стал мстить тем, кто стал причиной его болезни. Согласно другой версии, причисляющей преступника к кругам, близким короне, убийцей был кембриджский учитель принца, поэт Джеймс Стивен, известный своими мизогиническими высказываниями, чей почерк имел определенное сходство с почерком, представленным в письме «Из ада». По версии биографа принца Альберта, Майкла Харрисона, Стивен стал Джеком-Потрошителем от ревности, когда Альберт не ответил благосклонностью на знаки внимания Стивена и предпочел женское общество, после чего Стивен принялся мстить женскому полу, убивая проституток в Уайтчепеле. Обе версии возникли уже в 1970-х годах и были опровергнуты.

Еще в 1970 году появилась знаменитая версия королевского заговора, обросшая подробностями в книге Стивена Найта «Джек-Потрошитель: окончательное решение», вышедшей в 1976 году. Согласно ей Джек-Потрошитель начал свое дело, так как принц Альберт Виктор втайне женился на бедной католичке Энни Крук, и та родила ему дочку, Элис. Оба жили как раз в том самом доме на Кливленд-стрит, о котором уже шла речь. Когда королева Виктория узнала о мезальянсе, то велела премьер-министру лорду Солсбери решить проблему, так как брак с простолюдинкой-католичкой, а также католическая наследница престола могли вызвать немалые волнения в стране, вплоть до революции. По приказу Солсбери был устроен налет на дом на Кливленд-стрит, принца увезли, а Энни Крук отдали королевскому хирургу сэру Уильяму Галлу, который с помощью лоботомии лишил ее памяти. Тем не менее дочь супругов, Элис, сбежала вместе с нянькой Мэри Джейн Келли, и они укрылись в Ист-Энде, где Келли все рассказала своим подругам Чэпмен, Страйд и Николс, после чего те стали шантажировать королевскую семью. Лорд Солсбери вновь обратился к сэру Галлу, и тот лично расправился со всеми замешанными в дело женщинами по схеме, заимствованной из масонских ритуалов. Эддоус убили по, ошибке, так как та нередко представлялась клиентам как Мэри Келли. Эта версия послужила основой для графического романа Алана Мура и Эдди Кэмпбелла «Из ада» и для его одноименной экранизации режиссеров братьев Хьюз 2001 года с Джонни Деппом в роли инспектора Эбберлайна.

Еще одна версия о личности Джека-Потрошителя основана на легенде о Джеке-Попрыгунчике, некоей странной фигуре, которая нападала на женщин как минимум с 1837 по 1904 год, хотя очевидцы утверждают, что видели его и в XX веке. Джек-Попрыгунчик, согласно показаниям свидетелей, мог прыгать через здания, имел дьявольский вид и красные глаза. Некоторые люди, якобы видевшие Попрыгунчика, утверждали, что тот носил шлем, похожий на серебряный череп, его пальцы напоминали металлические когти, и он дышал белым и голубым огнем.

С. 176. Держите ее, Уоткинс… Констебль Эдвард Уоткинс (1844–1913) был первым, кто нашел обезображенное тело Кэтрин Эддоус.

Она одевалась как новая женщина… Новая женщина — идеальное феминистское представление о новой роли женщины в обществе, зародившееся в конце XIX века и получившее художественное воплощение в таких произведениях, как «Портрет леди» Генри Ирвинга (1881) и пьесы Генрика Ибсена «Кукольный дом» (1879) и «Гедда Габлер» (1890). Новая женщина должна была играть большую роль в политической и социальной жизни общества, быть независима в личной и профессиональной сфере. На деле это вылилось в борьбу за представление избирательных прав для женщин, расширение образовательных и карьерных возможностей, а также за возможность самим женщинам выбирать себе мужей, разводиться с ними и вести более свободную личную жизнь вне брака, не теряя при этом социального статуса в глазах общества.

С. 181. Элизабет Гарретт Андерсон (1836–1917) — первая женщина в Великобритании, которая получила официальную степень и статус врача и хирурга, одна из основательниц первого укомплектованного женщинами госпиталя в Британии. Она также стала первой женщиной, получившей степень и должность врача во Франции, первой женщиной, принятой в школьный совет, а также ставшей мэром и мировым судьей.

София Джекс-Блейк (1840–1912) — английский врач, преподавательница и феминистка, ставшая третьей официально зарегистрированной женщиной-врачом в Великобритании. Активно поддерживала и пропагандировала развитие медицинского образования для женщин и сама участвовала в основании двух женских медицинских школ.

Тайберн — официальное место для проведения публичных казней в Лондоне с 1196 по 1783 год. Смертные приговоры приводились в действие через повешение. Последняя казнь в Тайберне состоялась 3 ноября 1783 года. Приверженец традиций, принц Дракула не мог не возродить давний обычай.

С. 184. Образцовые здания — здесь имеются в виду здания, которые построила для рабочего класса и бедняков группа частных компаний (Общество по улучшению условий рабочего класса, Городская ассоциация по улучшению жилищ рабочих классов, фонд Пибоди, Компания зданий Ист-Энда). Помимо создания новых площадей для жизни рабочих эти компании занимались очисткой трущоб, в основном существуя на пожертвования, но при этом имея процент с любых инвестиций в недвижимость, за что подобные инициативы получили прозвище «пятипроцентной филантропии». В конечном итоге деятельность этих компаний была вытеснена полномасштабной муниципальной застройкой.

Сделав себе репутацию на Каффирской войне… Сэр Чарльз Уоррен действительно участвовал в девятой Каффирской войне (1878–1879) между английскими поселенцами в Южной Африке и местными племенами (конфликт длился почти 100 лет, начиная с 1779-го), проявив себя в командовании и получив тяжелое ранение. Он был отмечен генштабом за храбрость и заслужил внеочередное звание подполковника, после чего подавил восстание в Бечуаналенде.

Детектив-констебль Холс… Детектив-констебль Дэниел Холс был одним из трех полицейских, вызванных к телу Кэтрин Эддоус. После освидетельствования трупа в морге он выяснил, что от передника жертвы оторван лоскут, после чего вернулся на Митр-сквер и нашел обрывок одежды около дома Уэнтворт, 108–19 по Гоулстон-стрит. Там же он обнаружил и надпись на стене, практически полностью идентичную той, что приведена в романе. В реальности вместо «БАМПЕРОВ» неизвестный автор изобразил «ЕВРЕИВ», также с орфографическими ошибками. Надпись сфотографировали, после чего во избежание еврейских погромов в воскресное утро Холс стер ее, предварительно переписав в блокнот. Разумеется, ни инспектор Эбберлайн, ни тем более сэр Уоррен в реальности при этом не присутствовали.

С. 186. …которая сходила за стойкость и отвагу в Роркс-Дрифте или Лакхнау… Оборона Роркс-Дрифта — битва времен англо-зулусской войны (1879), когда английский гарнизон из 150 человек держал оборону против трех-четырех тысяч зулусских воинов. Победа осталась за англичанами, 11 из них были награждены крестами Виктории. Осада Лакхнау — длительная оборона английскими войсками резиденции в Лакхнау во время восстания сипаев 1857 года. Осада длилась с 30 мая по 27 сентября и закончилась эвакуацией британских войск.

С. 189. …моим «человеком из Порлока»… Выражение «человек из Порлока» пришло из биографии Сэмюэла Тейлора Кольриджа. По словам поэта, стихотворение «Кубла-хан» явилось к нему во сне, навеянном опиумом, и, проснувшись, Кольридж бросился записывать пригрезившиеся строки. «В то мгновенье, к несчастью, автора позвал некий человек, прибывший по делу из Порлока, и задержал его более часа; по возвращении к себе в комнату автор, к немалому своему удивлению и огорчению, обнаружил, что, хотя он и хранит некоторые неясные и тусклые воспоминания об общем характере видения, но, исключая каких-нибудь восьми или десяти разрозненных строк и образов, все остальное исчезло».[44] С тех пор выражение «человек из Порлока» стало нарицательным для обозначения незваного гостя, мешающего творчеству или какой-либо иной сосредоточенной деятельности.

С. 190. Сэр Фредерик Тревс, баронет (1853–1921) — знаменитый врач и хирург викторианской и эдвардианской Англии. Сейчас более всего известен как человек, который в трудной ситуации фактически спас Человека-Слона, Джозефа Меррика, и поместил его в Лондонский госпиталь, где тот прожил до конца своей жизни. В фильме Дэвида Линча «Человек-Слон» (1980) Фредерика Тревса сыграл Энтони Хопкинс.

…королевская кровь всегда славилась своей слабостью… Королева Виктория была больна гемофилией, из-за действия которой кровь может не сворачиваться в течение многих часов, и передала ген болезни своим дочерям, принцессам Алисе (будущей жене Николая II) и Беатрис.

С. 191. Меня поместят рядом со Суини Тоддом, Шотландцем Бином, миссис Мэннинг, Лицом-в-Окне, Джонатаном Уайльдом… Доктор Сьюард перечисляет знаменитых преступников английской истории, как реальных, так и вымышленных. Парикмахер Суини Тодд впервые появился на свет в серийном романе «Жемчужная нить: романс» (1846–1847), вышедшем в восемнадцати выпусках и, скорее всего, написанном Джеймсом Малькольмом Раймером и Томасом Пекеттом Престом, авторами «Варни-вампира». Суини Тодд — парикмахер, владевший цирюльней в доме 186 по Флит-стрит. Он соорудил специальное опрокидывающееся кресло, поставленное над лазом, ведущим в подвал. Когда Тодд приводил в действие свое хитроумное устройство, клиенты летели вниз, по пути ломая себе шеи. Тодд довершал дело, перерезая им горло бритвой (по другим версиям, он делал это сразу, еще наверху, пока жертвы сидели в кресле), после чего трупы разделывались, а из мяса сообщница Тодда, миссис Ловетт, пекла пироги, пользовавшиеся в округе большой популярностью. Согласно тексту романа, в подвале Тодда нашли останки более сотни человек. Авторы «Жемчужной нити» в предисловии к изданию 1850 года писали, что Суини Тодд был реальной личностью, хотя доказательств его существования так и не нашли. Примечательно, что еще в 1824 году появилась публикация, в которой шла речь про парикмахера-убийцу со схожим почерком преступлений, правда, действовал он в Париже. Тем не менее именно после «Жемчужной нити» Суини Тодд зажил полнокровной литературной жизнью, став персонажем многочисленных фильмов, пьес, балета и знаменитого мюзикла Стивена Сондхайма «Суини Тодд, демон-парикмахер с Флит-стрит» (1979), послужившего основой для одноименного фильма Тима Бёртона 2007 года с Джонни Деппом в роли главного злодея.

Александр Бин по прозвищу «Шотландец» — легендарный преступник XV–XVI веков, предводитель целого фамильного клана каннибалов, повинного в смерти более тысячи человек. Он родился в семье простого копателя канав, но склонности к физическому труду не имел и отправился скитаться по стране, по пути встретив женщину сходных наклонностей. Вместе они обосновались в пещере в Баннане-Хеде в окрестностях Баллантрэ, где и жили около двадцати пяти лет. У них было 6 сыновей, 8 дочерей, 18 внуков и 14 правнуков. Инцестуальный клан существовал за счет того, что грабил и убивал путников, а потом съедал их, причем довольно долго его членам удавалось совершать преступления скрытно, так что местные жители о них ничего не знали. Когда спустя немало лет о Винах все же проведали, то экспедицию по их поимке возглавил лично Яков IV Шотландский (будущий король Великобритании Яков I). Всю семью каннибалов поймали и казнили без всякого суда самым жестоким образом: мужчинам отрубили гениталии, руки и ноги, оставив истекать кровью, женщин и детей вынудили смотреть на казнь, после чего сожгли заживо. Никаких документальных свидетельств реального существования клана Шотландца Вина нет, но легенда о нем породила немало книг и фильмов. В частности, именно она стала исходной точкой для фильма Уэса Крейвена «У холмов есть глаза» (1977), а также для образа Пожирателей из сериала «Светлячок» Джосса Уидона (2002).

О миссис Мэннинг можно прочитать в комментариях автора.

Лицо-в-Окне — персонаж мелодраматической детективной пьесы «Лицо в окне» (1897) Ф. Брука Уоррена, послужившей основой многочисленных немых фильмов и нескольких звуковых, из которых относительно известной можно назвать версию Джорджа Кинга 1939 года с Тодом Слотером в главной роли. Действие в пьесе сосредоточено вокруг поимки маньяка по кличке Волк, убивавшего людей и грабившего банки в Париже 1880-х годов. Свое прозвище он получил, поскольку перед преступлениями издавал вой, похожий на волчий. Еще его называли Лицом-в-Окне, так как свидетели его деяний часто видели в окне страшное звериное лицо. В финале пьесы выясняется, что Лицо-в-Окне и Волк — это разные люди, собственно убийца и его умственно отсталый брат.

Джонатан Уайльд (год его рождения точно не известен, крещен в 1683 году — умер в 1725-м) — один из самых знаменитых преступников Великобритании XVIII века, организовавший целую воровскую сеть и одновременно вплоть до разоблачения считавшийся едва ли не главным помощником закона в Лондоне. При его участии было поймано и отправлено на казнь более 60 воров. Уайльд придумал практически безотказную схему сбывания вещей. Он управлял целой бандой преступников, хранил краденое, а как только о краже становилось известно — оповещал владельцев, что их вещи найдены, а воры пойманы. Вещи он возвращал за определенное вознаграждение (компенсацию расходов и оплату действий его команды), а полиции предлагал свою помощь в поимке воров (тоже небескорыстно — по 40 фунтов за преступника). Закону он сдавал членов враждебных банд либо же тех, кто отказывался подчиняться ему и отдавать большую часть добычи. В конце концов Уайльда разоблачили и повесили. О нем писали Даниель Дефо и Генри Филдинг, его образ послужил основой для «Оперы нищих» (1728) Джона Гея, а потом и для «Трехгрошовой оперы» Бертольда Брехта. В «Долине страха» Артура Конан Дойла Холмс сравнивает с Уайльдом профессора Мориарти. Не так давно Уайльд появился в романе «Заговор бумаг» (2000) Дэвида Лисса.

С. 198. Калме написал «Трактат о вампирах Венгрии и прилежащих к ней областей», впервые опубликованный в 1746 году, — собрание полуподтвержденных слухов и грубо приукрашенных народных сказок. Дон Августин Калме (1672–1757) — монах-бенедиктинец, известный теолог и ученый, автор девятитомного «Буквального комментария всех книг Ветхого и Нового завета», «Истории Ветхого и Нового завета и евреев», «Исторического, критического, хронологического, географического и буквального словаря Библии», множества статей на библейские и экзегетические темы. В 1746 году он написал «Трактат о явлении ангелов, демонов и призраков, а также о появлениях вампиров в Венгрии, Болгарии, Моравии и Силезии», где рассматривал возможность вампиризма. Непосредственного вывода о реальном существовании вампиров Калме не сделал, что не помешало ему размышлять об их природе, о том, действительно ли они мертвы и как выбираются из могил, об источниках их энергии и возможностях их появления. Трактат пользовался большой популярностью (что характерно, в отредактированном издании 1749 года из заглавия исчезли ангелы), а Вольтер под его влиянием даже включил статью о вампирах в свой «Философский словарь» (1764).

С. 200. Когда доктору Ноксу понадобились трупы… Здесь имеется в виду знаменитое дело об убийствах Уильяма Бёрка и Уильяма Хэра (также прозванное «Уэстпортскими убийствами»), когда двое ирландских иммигрантов в течение 1827–1828 годов продавали трупы убитых ими людей доктору Роберту Ноксу (1791–1862), так как анатомам и врачам того времени постоянно не хватало материалов для работы — до 1832 года ставить опыты позволялось на трупах исключительно осужденных на смерть преступников. Всего на счету Бёрка и Хэра числится 17 жертв. Естественно, как они, так и доктор Нокс стали героями немалого количества фильмов, начиная от «Похитителя тел» (1945) Роберта Уайза и заканчивая картиной «Бёрк и Хэр» (2010) Джона Лэндиса, которая в русском прокате получила странное название «Руки-ноги за любовь».

С. 202. Карлейлю это улица нравилась. Томас Карлейль (1795–1881) — шотландский историк, писатель, философ и социальный критик, пользовавшийся огромной популярностью в викторианской Англии и имевший репутацию пророка и мудреца. Он заложил основу своеобразного жанра викторианского нон-фикшна, где главным объектом критики становилось современное писателям общество с его индивидуализмом, рационализмом, приматом экономических интересов над всеми другими и техническим прогрессом в том числе. Среди самых знаменитых работ Карлейля можно назвать «Sartor resartus» (1834), «Историю французской революции» (1837), «Теперь и прежде» (1843), «О героях и героическом в истории» (1841). Он одним из первых развил идею о том, что история — это последовательность деяний великих людей и только герои позволяют ей двигаться вперед. За идеализацию великих личностей и культ вождя Карлейля нередко называют предтечей идеологии нацизма. Надо отметить, что Карлейль был чрезвычайно популярен в XIX веке (особенно его раннее творчество), но в XX веке его значение для английской философской мысли резко упало. Карлейль действительно жил в доме номер 5 (теперь это дом 24) по Чейни-уок с 1834 года до самой своей смерти, а уже в 1895 году там был открыт музей в его честь. Впрочем, Чейни-уок — это популярная улица в Челси, престижном районе Лондона, где жило и работало немало английских знаменитостей, от Джордж Элиот, Данте Габриэля Россетти и премьер-министра Дэвида Ллойда Джорджа до Лоуренса Оливье и Мика Джаггера.

С. 203. …как Джейкоба Марли — его цепи. Джейкоб Марли — персонаж «Рождественской песни» (1843) Чарльза Диккенса, партнер по бизнесу главного героя истории Эбенезера Скруджа, умерший за семь лет до начала действия повести. Марли первым из призраков является Скруджу накануне Рождества, и его тело было опоясано длинной цепью «из ключей, висячих, замков, копилок, документов, гроссбухов и тяжелых кошельков с железными застежками». Как признался сам Марли, он, не зная того, лично сковал эту цепь всей своей жизнью, главной ценностью в которой для него всегда были деньги.

С. 217. Восторги и розы порока. Название главы — это строчка из стихотворения Алджернона Суинбёрна «Долорес», где описывается внушающее страх и трепет сакральное существо, идеальная женщина, почти богиня, Богоматерь Боли. Стихотворение наполнено мотивами скорби по утрате язычества, а также содержит немало откровенно мазохистских образов, что важно в контексте данной главы.

С. 218. Мэри Джейн осмотрела тело Алджернона… Нелл и Мэри Келли находятся в гостях у Алджернона Чарльза Суинбёрна (1837–1909) — поэта, критика и нарушителя спокойствия викторианской литературной публики. Его чувственная, откровенно вызывающая поэзия провоцировала споры в обществе как из-за своих языческих и антитеистических мотивов, так и из-за эротических и мазохистских образов. Впрочем, критика молодого поколения того времени, признавая шокирующий, сексуальный характер его поэзии, бросающий вызов эстетическим канонам викторианства, отмечала и стиль, и сложность, признавая ранние скандальные вещи из сборника «Стихотворения и баллады» (1866) самыми выдающимися проявлениями таланта Суинбёрна и игнорируя или недооценивая его более позднее творчество. Впрочем, и откровенно враждебной критики на Суинбёрна было немало, в том же «Панче» он удостоился прозвища «мистер Суайнборн» (от Swineborn — рожденный свиньей). В контексте главы важно отметить, что Суинбёрн до 1879 года вел чрезвычайно скандальную жизнь. Маленький, хрупкий, с непропорционально большой головой, он страдал нервными припадками, похожими на эпилептические, очень много пил и постоянно ввязывался в драки, при этом обладая недюжинным здоровьем, благодаря которому приходил в себя даже после самых разрушительных похождений. Также он был склонен к мазохизму и самобичеванию, открыто посещал публичные дома и специально распространял о себе самые невероятные слухи, в частности о том, что занимался сексом с обезьяной, которую впоследствии съел. Узнать, что в историях о Суинбёрне правда, а что — нет, трудно. Так, Оскар Уайльд называл Суинбёрна «хвастуном в делах порока, который сделал все, чтобы убедить соотечественников в своем гомосексуализме и скотоложестве, хотя сам даже в самой малой степени не был ни гомосексуалистом, ни зоофилом». Характерно, что Говард Филипс Лавкрафт называл Суинбёрна единственным настоящим поэтом после Эдгара Аллана По как в Англии, так и в Америке.

С. 219. — «Твоя взяла, галилеянин бледный, накрыла мир весь серая волна,прочитала она вслух, — дыханья твоего. И мы пьяны, из Леты хлебнувши смерть сполна». Келли открыла книгу на стихотворении Суинбёрна «Гимн Прозерпине» (1866). Стихотворение написано с отчетливых языческих позиций, где христианство предстает силой нивелирующей, сменяющей многообразие языческого мира «серым» единообразием и среди прочего отражает трагедию человека, находящегося на переломе эпох, оказавшегося между язычеством и христианством. Понятно, что во многом тема «Гимна Прозерпины» затрагивает и проблемы, поднятые непосредственно в тексте «Эры Дракулы», и здесь следует отметить, что Суинбёрн в этом стихотворении показал точку зрения, альтернативную викторианским представлениям об истории и религии, подчеркнув, что для язычника римской эпохи христианство казалось варварством, а далеко не тем однозначно позитивным явлением, каковым его распространение представлялось в викторианской, да и шире, в европейской историографии того времени.

Не могу поверить, что он платит нам целую гинею. В мире нет столько олова. Уже к середине XIX века гинеей в Англии называли не монету, так как золотые гинеи перестали чеканить с 1813 года и встречались они достаточно редко, а сумму, составлявшую 1 фунт и 1 шиллинг. Разница между фунтом и гинеей заключалась не столько в сумме, сколько в социальной значимости, так как исчисление в гинеях было более респектабельным, чем в фунтах. Так рабочим или ремесленникам платили в фунтах, а джентльменам — в гинеях, и удивление Нелл относится не только к тому, что ей заплатят редкой монетой, но еще и к сумме, не положенной обычной проститутке по социальному статусу. Хотя в дальнейшем выясняется, что обеим героиням заплатили по золотой монете, Нелл говорит об олове. Одна гинея была равна 21 шиллингу и часто выплачивалась именно в такой форме. До прихода вампиров к власти шиллинги чеканились из серебра, и, очевидно, после бракосочетания Влада и Виктории эти монеты стали делать из олова.

С. 221. Теодор, приятель Алджернона, ожидал их. Имеется в виду Теодор Уоттс-Дантон (1832–1914), сыгравший немаловажную роль в жизни Суинбёрна. Когда в 1879 году поэт чуть не умер от алкоголизма и болезней, Уоттс-Дантон фактически посадил его под домашний арест в поместье «Пайне», что в Патни, где Суинбёрн провел следующие тридцать лет под его присмотром. Все биографы соглашаются, что Уоттс спас поэту жизнь и под его влиянием Суинбёрн сильно изменился, покончив с прежними повадками и сменив свои экстравагантные взгляды на чуть ли не консерватизм. Тем не менее отучить поэта от склонности к самобичеванию у Уоттса не получилось.

С. 225. Гроздья гнева. В названии главы кроется аллюзия не на знаменитый роман Джона Стейнбека, а на строчки из первого куплета «Боевого гимна республики» (ссылка на который будет дальше в тексте главы):

Я видел славу пришествия Бога,

Что вытоптал урожай, где были гроздья гнева.

С. 227. День лорд-мэра прошел месяц назад. День лорд-мэра — это торжественное мероприятие, известное также как Шоу лорд-мэра, когда лорд-мэр Сити во главе церемониальной процессии отправляется в Королевский суд, где присягает на верность сюзерену, главному судье и прочим старшим судьям. Лорд-мэр — это церемониальная должность, полномочия которой ограничиваются исключительно районом лондонского Сити. Обычай идет от времени правления Иоанна Безземельного (1199–1216), когда тот в 1215 году позволил лондонскому Сити избирать себе мэра с непременным условием, чтобы избранный чиновник являлся королю и членам Верховного суда для одобрения. С 1751 по 1959 год День лорд-мэра был 9 ноября, теперь же он проводится во вторую субботу ноября.

С. 228. Они пели песню, некогда бывшую «Телом Джона Брауна», но теперь превратившуюся в «Боевой гимн республики»… Гимн времен Гражданской войны в Америке, знаменитая патриотическая песня северян. Первоначально это была песня «Тело Джона Брауна», посвященная знаменитому аболиционисту, поднявшему в 1859 году восстание против рабовладения и повешенному в том же году. Первоначальный текст песни, получивший широкую известность, казался многим слишком грубым и непочтительным, поэтому вскоре на ее мелодию появилось множество вариантов текстов, из которых самыми популярными стали слова Джулии Уорд Хоу, опубликованные в журнале «Атлантик Мансли» в 1861 году. Сторонники Джона Джейго распевают именно этот вариант песни, подчеркивая исполнением гимна северян, что видят в вампирах рабовладельцев и предрекают им кару Господню в конце времен.

С. 232. …мургатройда по фамилии Лионкур… Незавидная судьба попасть под руку христианской демонстрации выпала Лестату де Лионкуру, знаменитому герою Энн Райс, персонажу таких романов, как «Интервью с вампиром» (1973), «Вампир Лестат» (1985), «Царица проклятых» (1988), «История похитителя тел» (1992) и др.

…руританец… Подробности о Руперте из Хентцау рассказал в комментариях сам автор, но вот о Руритании он не обмолвился. Руритания — это вымышленная страна — в Центральной Европе, где происходит действие трех романов Энтони Хоупа: «Пленник Зенды» (1894), «Сердце принцессы Озры» (1896) и «Руперт из Хентцау» (1898). Судя по книгам, это немецкоговорящая, католическая страна с сильным социальным расслоением, управляемая абсолютной монархией. Ее столица, Стрельзау, находится на железной дороге между Прагой и Дрезденом. Впоследствии Руритания стала общим термином для любой маленькой воображаемой европейской монархии викторианской или эдвардианской эпохи, ставшей сценой для романтических взаимоотношений, интриг и приключений, породив целый жанр так называемого руританского романса.

…туземные военнопленные работали на империю, а гражданское население концентрировали в особых местах, чтобы люди не помогали собственным солдатам, сражавшимся с Великобританией… Еще один намеренный анахронизм со стороны Ньюмана, показывающий, что в мире романа история Великобритании развивалась по альтернативному пути еще до прихода Дракулы к власти. В реальности концентрационные лагеря Британской империи в том виде, какими их описывает Ньюман, появились спустя десятилетие, во время второй англо-бурской войны 1899–1902 годов, а не англо-зулусской войны (1879) и первой англо-бурской войны (1880–1881), в которых принимал участие Чарльз Уоррен.

…прошлогодних празднований Юбилея… 20 июня 1887 года королева Виктория праздновала Золотой Юбилей, пятьдесят лет своего царствования. На банкете, устроенном в честь такого события в Букингемском дворце, присутствовали пятьдесят зарубежных особо королевской крови, а также члены правительств британских колоний и доминионов.

С. 235. «Барбара Аллен» — или «Баллада о Барбаре Аллен» — знаменитая английская народная песня, известная как минимум в 92 вариантах. Автор ее неизвестен, а появилась она то ли в Северной Англии, то ли в Шотландии. Первое упоминание о песне можно найти в дневнике Сэмюэла Пеписа (запись от 2 января 1666 года). В большинстве версий сюжет песни незамысловат: молодой человек умирает от неразделенной любви к Барбаре Аллен, та приходит к его смертному одру, но может сказать ему лишь следующее: «Молодой человек, вы умираете». После смерти несчастного Барбару Аллен охватывает тоска, и она тоже вскоре умирает. После этого на ее могиле вырастает шиповник, а на его — роза.

С. 243. …если вспомнить о мистере Холмане Ханте и мисс Во… Автор говорит об этом инциденте в комментариях, но здесь надо сделать некоторые дополнения. Уильям Холман Хант (1827–1910), известный английский художник из прерафаэлитских кругов, женился на Фанни Во, которая умерла при родах, после чего он решил сочетаться браком с ее сестрой, Эдит. Согласно Акту о браках 1835 года подобное действие было абсолютно запрещено и квалифицировалось как инцест, поэтому Холману Ханту пришлось вместе с невестой уехать в Италию. Законодательно подобная ситуация была изменена только парламентским актом 1907 года.

С. 255. …Генри Мэтьюз, министр внутренних дел… Генри Мэтьюз (1826–1913), первый виконт Лландаф, британский юрист и политик консервативного толка. Занимал пост министра внутренних дел с 1886 по 1892 год во втором консервативном правительстве лорда Солсбери и более прославился административными успехами, чем политической деятельностью.

Стр. 198. …кто же, в конце концов, несет ответственность за только что сформированный Департамент уголовного розыска столичной полиции. Департамент уголовного розыска был основан в 1878 году, в него входили детективы в штатском, которым прежде, согласно закону, требовалось отработать два года констеблями в форме на улицах, а уже потом переводились в департамент уголовного розыска. Изначально департамент подчинялся напрямую министру внутренних дел, но в 1888 году управление перешло в руки комиссара полиции Лондона.

С. 260. Другие имена практически ничего Артуру не говорили: Мария Спартали Стиллман, Адам Адамант, Олив Шрайнер, Альфред Уотерхаус, Эдвард Карпентер, Ч. Л. Доджсон. Мария Спартали Стиллман (1844–1927) — самая известная художница движения прерафаэлитов, написавшая за свою карьеру более сотни работ.

Адам Адамант (полное имя — Адам Ллевеллин де Вер Адамант) — персонаж телевизионного сериала «Адам Адамант жив!», демонстрировавшегося на канале Би-би-си с 1966 по 1967 год и повествующего о викторианском джентльмене, искателе приключений, замороженном своим врагом, таинственном Лицом, в 1902 году и размороженном в 1966-м. Адамант — это отважный офицер, полковник, великолепно владеющий шпагой, умелый боксер, сведущий в борьбе джиу-джитсу. Его роль в сериале исполнял Джеральд Харпер.

Олив Шрайнер (1855–1920) — южноафриканская писательница, общественная деятельница, выступавшая против имперской политики Великобритании и в поддержку буров в англо-бурской войне 1899–1902 годов. Самым известным ее романом остается «Африканская ферма» (1883), один из первых феминистских текстов, посвященный таким вопросам как агностицизм, равные права женщин и индивидуализм.

Альфред Уотерхауз (1830–1905) — один из самых успешных викторианских архитекторов, автор здания Музея естественной истории в Лондоне, президент Королевского института британских архитекторов с 1888 по 1891 год.

Эдвард Карпентер (1844–1929) — социалист, поэт, философ и пропагандист сексуальных свобод, участвовавший в создании Фабианского общества и лейбористской партии. Будучи геем, Карпентер стал одним из первых защитников прав сексуальных меньшинств в Великобритании.

Чарльз Лютвидж Доджсон (1832–1898) — настоящее имя Льюиса Кэрролла, создателя «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье».

Соме Форсайт — персонаж «Саги о Форсайтах» (1901–1921), произведения Джона Голсуорси.

С. 265. — Фи-фай-фо-фут,прошептала вампирша… Пенелопа цитирует знаменитую строчку из сказки «Джек и бобовый стебель», выдавая тем самым свои желания и новый образ поведения. Полностью четверостишие, которое произносит великан, когда чувствует присутствие Джека на кухне замка, звучит следующим образом:

Фи-фай-фо-фут,

Дух британца чую тут.

Мертвый он или живой,

Попадет на завтрак мой.[45]

В переводе Натальи Шерешевской это выражение несколько видоизменилось, так как в оригинале оно звучит «Fee fi fo fum»; в различных версиях сказки существуют и иные варианты написания, вроде «Fee foh fum». Интересно, что примерно в таком виде это выражение встречается в «Короле Лире» Уильяма Шекспира. В переводе Бориса Пастернака шекспировская «Fie, foh and fum» превратилось в «фу-фу-фу», а полностью отрывок звучит так:

Вот к башне наш Роланд идет,

Опять тот молвил: «Фу-фу-фу!

Британской кровью как несет!»

Как известно, строчка про Роланда перекочевала в стихотворение Роберта Браунинга «Чайлд Роланд к Темной башне пришел», в свою очередь вдохновившее Стивена Кинга на создание «Стрелка», из которого вырос его цикл «Темная башня».

С. 267. Если бы у Фейджина была жена… Фейджин — персонаж романа Чарльза Диккенса «Приключения Оливера Твиста» (1838), один из главных антагонистов книги, предводитель группы беспризорников, которых он учит воровать, забирая их добычу в обмен на крышу над головой.

С. 270. Энн Бонни (1702–1782) — известная пиратка, действовавшая в Карибском море. Она никогда не была капитаном корабля, но принимала участие в сражениях наравне с остальной командой, и в рассказах о пиратских «подвигах» она всегда выступает как опытный и умелый боец, уважаемый пиратами. В 1720 году корабль «Возмездие», на котором ходила Бонни, был захвачен англичанами и, по одной версии, ее повесили, а по другой — Энн выкупил ее собственный отец, и пиратка дожила до преклонного возраста восьмидесяти лет. История Энн Бонни вдохновила авторов нескольких романов, из которых наиболее известны трилогия Робин Хобб «Сага о живых кораблях» и «На странных волнах» Тима Пауэрса.

С. 272. Джордж Ласк, председатель Комитета бдительности… Джордж Ласк (1839–1919) — строитель и реставратор, в основном специализировавшийся на восстановлении мюзик-холлов. 10 сентября 1888 года он был избран председателем Комитета бдительности, органа, созданного местными предпринимателями для защиты Уайтчепела от Джека-Потрошителя. Они нанимали безработных, которые патрулировали выделенный им участок района с двенадцати до пяти часов ночи. Ласк действительно получил письмо, озаглавленное «Из ада», вместе с половиной человеческой почки 16 октября 1888 года. Также он просил защиты у полиции, так как был убежден, что за ним следит зловещий человек с бородой. Большинство «рипперологов» считает, что письмо «Из ада» действительно было написано Джеком-Потрошителем.

Еще по моим дням в Бартсе… Бартс — сокращенное название госпиталя Святого Варфоломея (Бартоломью), расположенного в районе Смитфилд, что в лондонском Сити. В нем в 1843 году открылся медицинский колледж, который существует до сих пор, правда, под названием Лондонской школы медицины и стоматологии Бартса.

С. 276. Произошло небольшое артуровское возрождение, и неодобрение правительства только придало ему сил. Для викторианской культуры действительно был характерен повышенный интерес как к средневековью вообще (причем не с позиции Просвещения, как к «темным векам», а скорее, с романтической точки зрения, характерной для уже упоминавшегося Оксфордского движения или того же Карлейля), так и к легендам о короле Артуре в частности. В исследованиях XX века внимание викторианцев к Артуру и сказаниям о рыцарях Круглого стола получило многочисленные трактовки — от попытки обрести точку национальной идентичности во время интенсивного расширения Британской империи до стихийного творческого протеста против рациональной, механистической индустриальной цивилизации, вставшей во главу угла Англии XIX века. Артуровский корпус легенд часто ассоциировался с подлинными ценностями викторианского джентльмена — истинной религиозностью, верностью идеалам чести и рыцарства, а шире, и государства, а также с куртуазными отношениями с четким распределением гендерных ролей и выдвижением на первый план идеала чистой духовной любви с подавлением сексуальности. Понятно, что подобный образ плохо гармонировал с правлением Дракулы, с вампирской чувственностью, с верностью не стране, а скорее, кровной линии и с довольно запутанным, а подчас и враждебным отношением вампиров к религии. Скорее всего, новое артурианское возрождение проходило под знаком защиты и идеализации старой, викторианской Англии, и в этом смысле запрет «Королевских идиллий» (1856–1885) Теннисона с их метафорической идеализацией правления принца-консорта Альберта, а также возможным взаимопроникновением образов Альберта и Артура в противоположность Дракуле вполне объясним.

«Король Артур» (1848–1849), эпический роман в стихах Эдварда Бульвера-Литтона — это обширное двухтомное сочинение, в котором автор довольно сильно отклонился от артурианских легенд и поместил героев цикла в совершенно непривычные обстоятельства, придумывая им самые различные приключения. Роман получил разгромную критику, не понравился читателям и сейчас фактически забыт.

«Защита Гвиневеры» (1858) — первое опубликованное стихотворение Уильяма Морриса, представляющее собой монолог королевы Гвиневеры в ответ на обвинение сэра Гавейна в том, что она изменяет Артуру с сэром Ланселотом. Стихотворение было не очень благосклонно принято после первой публикации, но затем вошло в классический фонд викторианской поэзии.

С. 287. Алан Квотпермейн — персонаж «Копей царя Соломона» (1885) Генри Райдера Хаггарда и многочисленных романов, последовавших за ним. Охотник и торговец, искатель приключений, непревзойденный стрелок.

Лорд Джон Рокстон — персонаж цикла Артура Конан Дойла «Затерянный мир» (1912), «Отравленный пояс» (1913) и «Туманная земля» (1925), путешественник, охотник и исследователь.

С. 289. Педаченко, русского агента? Полиция подозревала его, правда, недолго. Сэра Уильяма Галла, врача королевы? Доктора Барнардо? Принца Альберта Виктора? Уолтера Сикерта? Португальского моряка? Доктор Александр Педаченко, он же Василий Коновалов, он же граф Андрей Луисково — еще один кандидат на роль Джека-Потрошителя. Версию о его причастности к убийствам в 1928 году выдвинул Уильям Ле Кье в своей книге «Вещи, которые я знаю» (да, тот самый Ле Кье, что упоминается в главе «Нью-Граб-стрит»), Согласно этому тексту, Педаченко был послан в Англию русской тайной службой, чтобы дискредитировать работу лондонской полиции. Как и многие подозреваемые по делу Джека-Потрошителя, Педаченко, по слухам, закончил свои дни в психиатрической лечебнице, когда был тайно вывезен обратно в Россию, но не сумел остановиться и убил женщину уже в Петербурге. Впрочем, доктор Педаченко мог и вовсе не существовать, Ле Кье любил приукрасить факты.

Про сэра Уильяма Галла, принца Альберта Виктора и теорию королевского заговора мы уже рассказывали.

Доктор Томас Джон Барнардо (1845–1905) — знаменитый британский филантроп, основатель и директор домов для бедных детей. С момента открытия первого дома в 1870 году и до смерти Барнардо благодаря его деятельности более ста тысяч детей нашли приют и получили начальное образование. В реальности он никогда не подозревался в убийствах Джека-Потрошителя.

Уолтер Ричард Сикерт (1860–1942) — английский художник, повлиявший на развитие британского авангарда. Он верил, что снимал комнату, в которой жил Потрошитель, и даже написал картину «Спальня Джека-Потрошителя», но настоящим героем этого дела стал в 1976 году, когда вышла книга Стивена Найта «Джек-Потрошитель: последнее решение», где впервые была высказана теория королевского заговора, а сам Сикерт назван сообщником сэра Уильяма Галла со слов некоего Джозефа Гормана, якобы незаконного сына Сикерта. В 1990 году Джин Овертон Фуллер выпустила книгу «Сикерт и преступления Потрошителя», где обвиняла Сикерта в убийствах. Уже после создания «Эры Дракулы», в 2002 году, появилась книга писательницы Патрисии Корнуэлл «Портрет убийцы: Джек-Потрошитель — дело закрыто» (в русском переводе «Джек-Потрошитель. Кто он? Портрет убийцы»), где Сикерт прямо обвинялся в преступлениях Потрошителя.

Что касается португальского моряка, то в подозреваемых по делу Джека кандидатура представителя этой профессии рассматривалась чуть ли не наравне с врачом и хирургом, вот только национальность его постоянно менялась.

С. 292. …был тем же, чем Уайтчепел по сравнению с Мэйфером. Мэйфер — район в центральном Лондоне, рядом с Вестминстером, где с XVIII века располагались дома знати, часть земли принадлежала короне, а в XIX веке большие территории купила семья Ротшильдов.

С. 312. …забрызгав облицовку из портлендского камня. Портлендский камень — серо-белый, очень прочный известняк, добываемый на острове Портленд в Дорсете. Он использовался как строительный камень по всей Англии, особенно в украшении и сооружении значимых общественных зданий, от Британского музея до Букингемского дворца, от храма Святого Павла до Национальной галереи и даже до Вестминстерского дворца и лондонского Тауэра.

С. 314. Любовь и мистер Борегар. В названии главы содержится отсылка к первому реалистическому роману Герберта Уэллса «Любовь и мистер Люишем» (1900).

С. 322. …в последнее время он увлекался «Современным апостолом и другими стихотворениями» Констанс Нэйден, «После Лондона» Ричарда Джеффериса, «Подлинной историей мира» Люциана де Терра, «Эссе о фонде образования» Марка Паттисона, «Наукой этики» Лесли Стивена и «Невидимой Вселенной» Питера Гатри Тэта. Вкусы и предпочтения Борегара представляют его человеком неглупым, широко образованным, хотя и несколько эклектичным, так как в большинстве своем перечисленные работы принадлежат к далеко не самым очевидным и популярным произведениям и монографиям того времени, а вдобавок отражают весьма разные направления викторианской мысли. Констанс Нэйден (1858–1891) — английская поэтесса и философ, успевшая выпустить два сборника стихотворений (один из которых, вышедший в 1887 году, читает Борегар) и сборник эссе «Индукция и дедукция», напечатанный посмертно в 1890 году. Видная представительница лондонского научного общества, суфражистка и философ, вдохновленная идеями социального дарвинизма Герберта Спенсера, она, высоко ценимая современниками, все-таки осталась на второстепенных ролях в основном по причине своей ранней смерти.

Ричард Джефферис (1848–1887) — писатель, известный многочисленными работами об английской сельской жизни, писавший также книги о природе Англии. Впрочем, его роман «После Лондона» (1885) известен как один из первых текстов в английской словесности, где разрабатывается тема постапокалипсиса с описанием не только приключений в обществе, которое вернулось к варварству, но и падения цивилизации, того, как природа заново отвоевывает Британские острова, а ненавидимый Джефферисом Лондон превращается в ядовитое болото.

«Подлинная история мира» (1789) Люциана де Терра была опубликована в Париже и повествует об истинном устройстве реальности, которая представляет собой арену борьбы Творцов, неких присущностей, породивших все живое на Земле, кроме человека. Они способны, среди прочего, переписывать воспоминания людей, а также все книги. В результате человеческая история оказывается иллюзией, и даже содержание тех трудов, которые мы знаем, искажено и совершенно отличается от того, что на самом деле хотели сказать их авторы. Сам Люциан де Терр, известный также под именем Алана Глинна, был создан из глины творцом Махалалелем на заре времен. Умер Глинн по собственной воле лишь в 1863 году. Махалалель также создал особую породу квазилюдей, вер-вольфов, живущих в Лондоне и ненавидящих человечество. Согласно труду де Терра, в конце XVIII столетия подходит к финалу Железный век, век беспрерывных войн между творцами, и наступает Век Разума, когда люди наконец сами станут хозяевами своей судьбы. Естественно, «Подлинная история мира» полностью вымышлена, она появилась в романе Брайана Стэблфорда «Оборотни Лондона» (1990), первой части трилогии о Дэвиде Лидиарде, куда также входят романы «Ангел боли» (1991) и «Карнавал разрушения» (1994).

Марк Паттисон (1813–1884) — социальный критик, историк, литературовед, англиканский священник и ректор Линкольн-колледжа в Оксфорде. Будучи последователем Джона Генри Ньюмана, он прошел совершенно иной путь, став чуть ли не агностиком, а в своих трудах фактически придерживался секулярной точки зрения; он стал одним из основных защитников новой роли университета в современном мире и сторонником немецкой модели высшего образования с упором на семинары, конкуренцию преподавателей и непосредственное участие студентов в научных исследованиях. Среди прочего он первый начал рассматривать проблему беспрецедентного расширения университетского образования на все слои населения. Сборника «Эссе о фонде образования» у Паттисона нет, но в 1876 вышел сборник «Эссе о фонде исследований», где автор выражал свои мысли по поводу реформы как финансирования высшего образования, так и его структуры.

Лесли Стивен (1832–1904) — английский критик, журналист и альпинист, отец писательницы Вирджинии Вулф. В своей работе «Наука этики» (1885) Стивен выдвигал предположение, что этика — продукт постепенного развития, таким образом став одним из первых сторонников и пропагандистов идей эволюционной этики и биологического подхода к возникновению этических представлений.

Питер Гатри Тэт (1831–1901) — шотландский физик-математик, исследовавший кватернионы, заложивший основы топологии, а также работавший над теорией термодинамики и кинетической теорией газов. Его исследования помогли усовершенствовать термометры для измерения температур на больших глубинах и под значительным давлением. Написанная им совместно с шотландским физиком Бальфуром Стюартом «Невидимая Вселенная» (1875) была, скорее, философской работой, созданной с целью опровергнуть мнение о том, что наука и религия несовместимы.

С. 337. «Лишь фиалку сорвала я с могилы матери моей». «Фиалка с могилы матери» — знаменитая песня викторианской эпохи, сочиненная Уиллом Фоксом. Согласно воспоминаниям очевидцев, Мэри Джейн Келли пела ее в ночь перед тем, как была убита.

С. 338. …роман Марии Корелли «Тельма». Мария Корелли, урожденная Мэри Маккей (1855–1924) — одна из самых популярных английских писательниц конца XIX — начала XX века, количество проданных книг которой превысило тиражи Артура Конан Дойла и Редьярда Киплинга. Она была чуть ли не самым популярным англоязычным автором того времени и сочиняла преимущественно мелодрамы с ярко выраженными элементами мистицизма, реинкарнациями, астральными проекциями, отчего ее книги повлияли на развитие религий нью-эйджа. Критики Корелли не признавали, называя «женщиной с талантом, достойным сожаления» и «ментальностью горничной». «Тельма» — это третий роман Корелли, выпущенный в 1887 году.

С. 351. Джон Чарльз Нетли (1860–1903) — кэбмэн, согласно теории королевского заговора, участвовший в убийствах, совершаемых сэром Уильямом Галлом, управляя экипажем, в котором хирург добирался до Уайтчепела и уезжал оттуда.

С. 353. Он ходил в фаворитах покойной принцессы Александры. Бедная Алекс. Майкрофт имеет в виду принцессу Александру (полное имя — Александра Каролина Мари Шарлотта Луиза Джулия), жену будущего короля Эдуарда VII и мать Георга V. В реальности она дожила до 1925 года и умерла в возрасте 81 года.

…драматургом Гилбертом, финансовым колоссом Уилкоксом, известной реформаторгией Беатрис Поттер, радикальным редактором Генри Лабушером. О Гилберте и Беатрис Поттер Ньюман уже писал не раз. Что же касается Уилкокса, то здесь имеется в виду персонаж классического романа Эдварда Моргана Форстера «Усадьба Говардс-Энд» (1910), предприниматель и бизнесмен с большими связями.

О Генри Лабушере (1831–1912) уже кратко упоминалось в связи со скандалом по поводу борделя на Кливленд-стрит. Лабушер был журналистом, издателем, политиком-радикалом с либертарианскими взглядами и владельцем газеты «Труф» («Правда»), на которую множество раз подавали в суд за клевету. Либеральные и радикальные взгляды не мешали Лабушеру оставаться ярым антисемитом, гомофобом и всячески противостоять движению суфражизма. На политической арене он прославился тем, что с его подачи была принята поправка в уголовное законодательство от 1885 года, согласно которой гомосексуальные отношения объявлялись уголовно наказуемыми (по ней впоследствии осудили Оскара Уайльда), а также тем, что в 1892 году королева Виктория лично наложила запрет на его участие в кабинете министров Уильяма Гладстона — так радикальный журналист сумел оскорбить королевскую семью. Это был последний прецедент такого рода со стороны королевской власти.

С. 355. Капитана Эйра Мэсси Шоу, знаменитого суперинтенданта Лондонской пожарной бригады, недавно уволили с должности… Эйр Мэсси Шоу (1830–1908) действительно был суперинтендантом столичной пожарной бригады, ввел немало усовершенствований в организацию деятельности пожарных (увеличил количество участков, использовал в работе паровые двигатели, соединил все участки телеграфной сетью) и был вхож в высшее общество, став, среди прочего, близким другом принца Уэльского, впоследствии Эдуарда VII. Примечательно, что в реальности он также вышел в отставку в 1891 году, будучи несогласен с новой системой подчинения пожарных бригад.

Доктор Каллистрат — персонаж британского фильма ужасов «Кровь вампира» (1958) режиссера Генри Кэсса, сыгранный Дональдом Вулфитом.

С. 356. Последней модой «теплых» лондонцев, как богатых, так и бедных, стало чернить себе лица на манер негритянских менестрелей… Здесь имеется в виду известная практика так называемых шоу менестрелей, распространенных в Америке, когда белые актеры, выкрашенные под негров, а после Гражданской войны и собственно чернокожие разыгрывали комические сценки, демонстрировали трюки и пели негритянские песни. Подобные шоу были популярны и в викторианской Англии еще с 1840-х годов, когда с негритянскими песнями выступали отдельные артисты. Рассвет шоу менестрелей пришелся на 1850–1870-е годы, а в 1880–1890-х уже началось образование больших артистических групп с подчас чрезмерными представлениями и расширением репертуара. Характерно, что в отличие от мюзик-холлов, которые до конца века считались развлечением для низших классов, «негритянские менестрели» довольно быстро завоевали популярность среди респектабельной публики. В 1846 году группа исполнителей серенад из Эфиопии выступала перед королевой Викторией, выпускались сборники негритянских песен, а сами эти песни исполнялись даже на званых приемах, в гостиных буржуазии и среднего класса. Именно так в английскую и европейскую культуру проникли спиричуэлсы.

В контексте романа важно отметить, что в образе чернокожего менестреля преобладали черты «благородного дикаря», музыкального, но откровенно недалекого, которому прекрасно живется под властью белого господина, и со стороны английских «теплых» подобное поведение было откровенной издевкой по отношению к новой власти, а также фактической оценкой того, как принц-консорт видит своих подданных.

С. 358. …на балу Индийских офицеров… Среди офицеров, служащих в Индии, бытовало немало специфических обычаев и традиций, в том числе нередки были случаи, когда офицеры гонялись за свиньями, которых специально завозили для таких случаев, и вонзали им шпагу в анальное отверстие, нанизывая животных словно на вертел. Церемония имела символическое значение, и через нее проходили почти все молодые офицеры индийской армии. Упоминание об этой традиции отсылает к известной пьесе 1969 года «Недостойное поведение» Барри Ингленда и к поставленному по ней одноименному фильму 1975 года режиссера Майкла Андерсона с Майклом Йорком и Ричардом Аттенборо в главных ролях.

С. 362. Меррик, не так ли? Борегар встретился с Джозефом Мерриком, знаменитым Человеком-Слоном (1862–1890), ставшим эпизодическим героем чуть ли не каждого третьего романа о викторианской эпохе. Из-за врожденной болезни Меррик страдал от невероятных деформаций тела и даже не мог спать лежа, так как голова его была настолько тяжелой, что он мог задохнуться или сломать себе шею. Довольно много времени Меррик провел в качестве живого экспоната на ярмарке и даже попал в Европу, путешествуя вместе со странствующим цирком. Впрочем, поездка закончилась неудачно, цирк закрыли, а Меррика ограбил его собственный менеджер. Когда Меррик сумел добраться до Лондона, то попытался привлечь к себе внимание, но лишь собрал вокруг себя толпу зевак — помимо примечательной внешности Меррик также обладал совершенно неразборчивой дикцией (наросты на губах у Меррика увеличивались на протяжении всей его жизни). От толпы его спас полицейский, при себе у Меррика оказалась лишь визитная карточка уже упомянутого в тексте доктора Фредерика Тревса, который и забрал несчастного в Лондонский госпиталь, где тот провел остаток жизни. Благодаря стараниям доктора и директора госпиталя Френсиса Карра Гомма, история Меррика стала известна широким слоям населения, в том числе аристократии. Когда выяснилось, что, несмотря на все свои уродства, в интеллектуальном плане Меррик совершенно нормален, отношение общества к нему переменилось, и он даже удостоился визита принца Уэльского и принцессы Александры. Умер Меррик, сломав себе шею, когда, по заключению Тревса, попытался заснуть как нормальные люди, не сидя, а лежа. Судьба Меррика послужила основой пьесы Бернарда Поумранса «Человек-Слон» (1979), где несчастного урода сыграл Дэвид Боуи, а также одноименного фильма Дэвида Линча 1980 года, где роль Меррика исполнил Джон Херт.

С. 364. Женевьева узнала Кохинор, или «Озеро Света», самый большой бриллиант в мире и главный предмет коллекции Королевских Драгоценностей. Под термином «Королевские Драгоценности» подразумеваются регалии и облачения, которые монарх Великобритании носит во время коронации и на особо торжественных церемониях. С 1305 года всё расширяющаяся коллекция Королевских Драгоценностей хранится в лондонском Тауэре, представляя немалый интерес для туристов. Бриллиант Кохинор был передан королеве Виктории в 1850 году и сейчас вставлен в корону королевы Елизаветы. До смерти Виктории камень хранился по большей части не в Тауэре, а в Виндзорском замке.

С. 389. …сравнимой с Рут Эллис и Майрой Хиндли. Рут Эллис (1926–1955) была последней женщиной, повешенной по приговору суда в Великобритании за убийство своего любовника Дэвида Блейкли на почве страсти. Дело вызвало немалый общественный резонанс, его обсуждали даже в кабинете министров.

Майра Хиндли (1942–2002) — по формулировке прессы, «самая злая женщина в Британии», серийная убийца, которая вместе со своим любовником Иэном Брэйди убила пять детей в период с 1963 по 1965 год. Была приговорена к пожизненному заключению, хотя довольно долго утверждала, что Брэйди заставлял ее участвовать в преступлениях шантажом и угрозами, и признала свою вину только в 1990 году.

С. 407. «Доктор Джекил и сестра Хайд» — фильм, снятый в 1971 году на студии «Хаммер» режиссером Роем Уордом Бейкером, где Джекил превращался в женщину, которая, в свою очередь, убивает в Уайтчепеле проституток.

«На грани безумия» — фильм Жерара Кикоина 1989 года с Энтони Перкинсом (Норманом Бейтсом из трилогии «Психо») в роли Джекила и Хайда, которые в этой версии оба были Джеком-Потрошителем.

С. 409. «Жилец» — роман 1913 года Мари Аделаиды Беллок Лаундс, сюжетообразующим мотивом которого являются преступления Джека-Потрошителя. Послужил основой многих экранизаций, от немого фильма Альфреда Хичкока «Жилец: история лондонского тумана» (1926) до версии 2009 года Альфреда Ондатже с Альфредом Молиной и Саймоном Бейкером в главных ролях.

…тем, что вешала убийства Потрошителя на Сути… Сути — кукольный персонаж из передачи для детей Гарри Корбета, впервые появившийся на телеэкранах Великобритании в 1952 году. Шоу с ним продолжаются до сих пор.

…встали бы и крикнули «faccuse»… Последнее слово в переводе с французского языка значит «я обвиняю». Это аллюзия на одноименное открытое письмо писателя Эмиля Золя в защиту капитана Дрейфуса (1898), несправедливо обвиненного французским военным трибуналом в передаче секретных сведений немцам.

С. 410. Марлоу или какие-нибудь другие путешественники Конрада, лишившиеся рассудка после соприкосновения с сердцем тьмы? Женщина, которая смогла? Чарльз Путер, столь поглощенный собственной незначительностью, что решается стать кем-то самым худшим из способов? Чарльз Марлоу — главный герой знаменитой повести Джозефа Конрада «Сердце тьмы» (1902).

«Женщина, которая смогла» (1895) — роман Гранта Аллена, описывающий героиню, Эрминию Бартон, принципиально не желающую мириться с правилами поведения, принятыми в обществе, живущую самостоятельно, без помощи мужчины и семьи, и, главное, — крайне критически относящуюся к институту брака. Написанный в поддержку феминизма и образа «новой женщины», роман вызвал немало дискуссий и подвергся критике как с консервативных позиций, так и с феминистических. Дважды был экранизирован: в 1915 и 1925 году.

Чарльз Путер — главный герой юмористического романа Джорджа и Уидона Гроссмитов «Дневник незначительного лица» (1892).

С. 433. «Правь, Британия!» — британская патриотическая песня, появившаяся в 1740 году и написанная Томасом Арном на стихи Джеймса Томсона.

Загрузка...