Енох

Роберт Блох Енох

Это всегда начинается одинаково.

Вначале появляется ощущение.

Ты никогда не чувствовал, как маленькие ножки разгуливают по твоему черепу? Шагают прямо по макушке: туда-сюда, туда-сюда.

Вот так это и начинается.

Ты не видишь того, кто разгуливает, ведь это происходит у тебя на голове. Если ты хитер — можешь выбрать момент и резко скользнуть ладонью по волосам. Но его на это не поймаешь. Он знает. Даже когда прижмешь ладони к голове, он обязательно ухитрится выкрутиться.

Или же спрыгнет прочь.

Он ужасно ловок, этот Енох. И его не сбросишь со счета. А если перестанешь обращать на него внимание, он пойдет дальше: скользнет вниз по затылку и зашепчет прямо в ухо.

Чувствуешь, как крошечным холодным тельцем он плотно прижимается к основанию мозга? В его коготках есть что-то обезболивающее, ведь они не причиняют страдания, хотя позже ты обнаружишь на шее царапины, из которых продолжает сочиться кровь. Но именно сейчас ты занят лишь маленьким холодным тельцем. И пытаешься оказать сопротивление, чтобы не слышать его слов. Потому что если прислушаешься — пропадешь. Уж тогда придется ему подчиниться.

Да, он хитер и злобен!

Он знает, чем грозить и как запугивать, если посмеешь сопротивляться.

Впрочем, я делаю это редко.

Когда я не сопротивляюсь, все идет неплохо, потому что он сумеет убедить и настоять на своем. То, что он обещает своим шелестящим шепотком, звучит заманчиво…

И к тому же, он сдерживает обещания.

Местные жители думают, я — бедный, ведь у меня нет денег и живу я в старом сарае на краю болота. Но он дал мне богатство.

После того, как я выполню его желания, он уносит меня — прочь из тела, — на несколько дней. Я знаю, кроме нашего, есть и другие миры: те, где я — король.

Люди смеются надо мной и говорят, будто у меня нет друзей, а девушки из нашего поселка называют меня "чучелом". Но иногда, когда я выполню его просьбу, он приносит мне все сокровища мира.

Скажешь, мечты? Не думаю. Скорее, та, другая жизнь — сон. Та, что в развалюхе на краю болота. Она уже не кажется реальностью.

Взять эти убийства…

Да, я убиваю людей. Этого хочет Енох, об этом и шепчет — убивать их для него.

Мне не нравится. Бывало, я противился, но теперь и не пытаюсь. Он хочет, чтобы я убивал для него, Еноха — существа, живущего на макушке моей головы. А я не могу его увидеть, не могу поймать. Я лишь чувствую, слышу и подчиняюсь ему.

Иногда он оставляет меня в покое. А потом вдруг начинает скрестись под крышей моего мозга. Я слышу разборчивый шепот, рассказывающий о ком-то, переходящем наше болото.

Не понимаю, откуда он про них знает. Видеть их он не мог, но описывает совершенно точно.

— Один бродяга идет по Айлсорси Роуд. Низенький, толстый, с лысой головой. Тем легче для тебя.

Потом с минуту смеется и продолжает:

— Звать его Майк. На нем коричневый свитер и синий комбинезон. На болото он свернет минут через десять, на закате солнца. И остановится под большим

деревом, рядом со свалкой… Пожалуй, спрячься за ним. Подожди, пока он начнет

собирать деревяшки на растопку. А дальше — сам знаешь. Возьми топорик. Поторопись!..

Иногда я спрашиваю Еноха о том, что он мне даст, но обычно верю на слово. И знаю, что так или иначе, но мне придется сделать это. Поэтому можно сразу браться за дело. Енох никогда в делах не ошибается и всегда уводит меня от неприятностей.

Точнее, так оно и было — до последнего раза.

Однажды вечером я ужинал в сарае, и Енох сказал мне об этой девушке.

— Скоро она тебя навестит, — прошептал он. — Красавица, вся в черном. У нее одно замечательное достоинство — изящное строение черепа, просто изящное.

Вначале я решил, что он говорит об одной из моих наград. Но Енох говорил о живом человеке.

— Она подойдет к двери и попросит помощи. Починить ее машину. Она поехала по проселочной дороге, надеясь попасть в поселок коротким путем. Но машина увязла в болоте и одна из шин требует замены.

Забавно было слушать, как Енох рассуждает об автомобильных шинах. Но он и в них разбирается. Енох знает все.

— Ты пойдешь с ней, после того, как она попросит. Не бери ничего с собой. У нее в машине — гаечный ключ, воспользуйся им.

На этот раз я пытался сопротивляться, долго хныкал и отказывался.

Тогда он рассмеялся и объяснил мне, что именно сделает, если я откажусь. Потом повторил это пару раз.

— Будет лучше, если я сделаю это с ней, а не с тобой, — напомнил Енох. — Или же предпочитаешь…

— Нет! Нет. Я все сделаю.

— Пойми, ведь и я ничего не могу поделать. Мне необходимо периодически обслуживать себя для поддержания жизни. И сохранения сил — чтобы служить тебе. И дарить всякую всячину. Вот почему ты должен мне подчиниться. Иначе я всего лишь останусь здесь, и…

— Нет. Я все сделаю.

И я подчинился.

Она постучала в дверь довольно скоро, и все случилось, как нашептывая Енох. Девушка оказалась симпатичной блондинкой. Мне нравятся такие волосы. И я рад был, когда мы отправились вдвоем на болото, что мне не придется их повредить. Я ударил ее ключом под затылок.

И Енох объяснил, что мне следовало делать. Поработав топориком, я отнес тело в плывуны. Енох проводил меня и предупредил насчет следов; я уничтожил их.

Я волновался из-за машины, но он научил, как воспользоваться концом прогнившего бревна и подтолкнуть ее. Я не уверен был, что она потонет, но она затонула. И так быстро, что я глазам не поверил.

Туг мне полегчало, и я забросил туда же гаечный ключ. Потом Енох приказал мне отправляться домой.

За эту услугу Енох пообещал нечто особое, и я мгновенно погрузился в сон. Но успел заметить, как голове стало легче, потому что Енох заспешил на болото за своей добычей.

Не знаю, долго ли я проспал. Должно быть, долго. Помню лишь, что когда начал просыпаться, то каким-то образом уже понял, что Енох вновь со мной и что случилось нечто непредвиденное. Потом я окончательно проснулся, услышав стук в дверь.

С минуту я ожидал, что Енох шепнет мне, что делать, но сейчас он спал, потому что всегда спит после этого. Целых несколько дней его не может разбудить ничто на свете, и я в это время полностью свободен. Обычно это радует меня, но не сейчас, когда я нуждался в его помощи.

Стук в дверь усилился, ждать было нечего, поэтому я встал и открыл ее. Через порог шагнул старый шериф Шелби и сказал:

— Пойдем-ка, Сет, я забираю тебя в участок.

Я промолчал, а он внимательно оглядел черными глазами-бусинами содержимое моего сарая. Когда он посмотрел на меня, я так испугался, что мне захотелось куда-нибудь спрятаться.

Конечно, он не мог увидеть Еноха. Как и никто другой. Но Енох был на месте: я чувствовал, как он тихонько полеживал на макушке черепа, укрывшись волосяным одеялом, прижимаясь к торчащим вихрам и подремывая спокойно, как младенец.

— Старики Эмили Роббинс сказали, что она собиралась срезать дорогу через болото, — объяснил шериф. — Мы проследили следы шин вплоть до старых плывунов.

Енох забыл об отпечатках шин. Что я мог ответить?

— Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя, — предупредил Шелби. — Пойдем, Сет.

Мы отправились. Выбора у меня не было. Когда мы приехали в поселок, патрульную машину просто атаковали все местные зеваки. В толпе были и женщины, призывавшие мужчин "разделаться" со мной.

Но шерифу удалось их отогнать, и я наконец очутился в тюрьме, в полной

безопасности. Он запер меня в средней камере. Две боковые оказались свободны, так что я был в одиночестве. Не считая проспавшего все это время Еноха.

Ранним утром Шелби куда-то направился, прихватив нескольких своих помощников. Наверное, собирался попытаться вытащить тело из зыбучих песков. Мне он не задал ни единого вопроса, и это меня тревожило.

С Чарли Поттером дело обстояло по-другому, уж он хотел знать все. Шелби оставил его хозяйничать в участке на время своего отсутствия. Немного погодя Чарли принес мне завтрак и принялся задавать вопросы.

Я по-прежнему молчал, не собираясь болтать с таким тупицей, как Чарли Поттер. Сам он решил, что я тронулся умом, так же думала и толпа снаружи.

О чем я мог рассказать Чарли? Все равно, он не поверил бы скажи я ему про Еноха.

Поэтому я молчал. И слушал.

Тогда Чарли рассказал мне о поисках Эмили Роббинс и о том, как шериф Шелби давненько занялся некоторыми исчезновениями. Чарли разболтал, что будет большой процесс и из центра уже выехал окружной прокурор. И еще он слышал, будто они пригласили доктора, чтобы немедленно меня осмотреть.

И точно: едва я позавтракал, как появился доктор. Чарли заметил, как он подъехал, и проводил его внутрь, поспешив, чтобы не впустить одновременно с доктором парочку настырных олухов, ошивающихся снаружи. Думаю, те хотели меня линчевать. Но доктор уже был рядом — эдакий малыш с забавной бородкой. Заставив Чарли удалиться в свою контору у входа, он уселся снаружи камеры и заговорил со мной.

Звали его доктор Силверсмит.

Как раз до этого момента я ничего особого не чувствовал. Все случилось так быстро, что я не успел как следует подумать. Это походило на отрывок сна: шериф с толпой, разговоры о суде и линчевании, тело в болоте…

Но появление Силверсмита каким-то образом изменило положение.

Конечно, он был реальностью. И разговаривал со мной спокойно, как полагалось настоящему доктору; похоже, он собирался отправить меня в лечебницу после того, как они найдут мою мать. О том, что с ней случилось, он спросил едва ли не сразу в начале нашего разговора. Казалось, он довольно много обо мне знал, поэтому мне с ним было легче.

Вскоре я уже рассказывал ему всякую всячину: о том, как мы с матерью жили в сарае и как она варила приворотное зелье на продажу, о большом котле и ночном сборе трав. О тех ночах, когда она уходила одна и я слышал доносившиеся издалека странные звуки.

Дальше мне не хотелось рассказывать, но он все равно знал. Знал, что ее называли "колдуньей" и даже то, каким образом она умерла — когда однажды вечером к нам пришел Санто Динорелли и зарезал ее, потому что она дала приворотное зелье его дочери и та сбежала с охотником. Силверсмит знал и о том, что я с тех пор жил в сарае один.

Но он не знал о Енохе.

Том самом, что спал все это время у меня на макушке, не заботясь о том, что со мной происходит…

Почему-то я вдруг заговорил с доктором о Енохе. Я хотел объяснить, что ту девушку убил, собственно, не я, поэтому пришлось упомянуть Еноха и рассказать, как мать заключала ту сделку в лесу. Меня она с собой не взяла — мне было лишь двенадцать, — но забрала у меня немножко крови, уколов иглой и собрав ее в бутылочку. Не знаю, что именно она там делала, но когда она вернулась утром, то Енох уже был с ней. Видеть я его, конечно, не мог, но мать рассказала о нем, и я почувствовал, как он уселся мне на голову.

"Он будет с тобой всегда, — сказала она. — Будет заботиться о тебе и помогать, чем сможет".

Все это я осторожно выложил доктору и объяснил, почему должен подчиняться Еноху, после того как потерял мать. Енох защищал меня, как она и предполагала, зная, что я не выживу один. Я объяснил это Силверсмиту, поскольку счел его умным и способным к сочувствию человеком.

Но ошибся.

И сразу это понял. Потому что чувствовал, как он буравит меня взглядом, не переставая поглаживать бородку и повторять, словно заведенный: "да — да, конечно".

Глаза у него были те же, что у шерифа Шелби. Словно бусины. Подлые. Недоверчивые, следящие и подсматривающие глаза.

Потом он принялся задавать всякие забавные вопросы. Казалось, он должен спросить о Енохе, ведь в нем ответы на все вопросы. Но вместо этого Силверсмит хотел узнать насчет каких-то других голосов, слышимых мной, и еще — видел ли я нечто такое, о чем заведомо знал, как о нереальном.

Затем спросил о моих ощущениях после убийства Эмили Роббинс и не хотелось ли мне… — но этого я не повторю! Ей-богу, он разговаривал со мной едва ли не как с сумасшедшим!

Поэтому я посмеялся над ним и закрыл рот на замок.

Постепенно он сдался и ушел, покачивая головой, прочь. Я вновь посмеялся вслед, зная, что он так и не разнюхал того, что ему хотелось.

А хотелось ему вызнать тайны моей матери, мои и Еноха тоже.

Но у него не вышло, поэтому я и посмеялся. Потом лег и заснул и проспал почти до вечера.

А проснувшись, увидел прямо перед решеткой камеры незнакомца с толстой, улыбающейся физиономией и славными глазами.

— Привет, Сет, — поздоровался он дружелюбно. — Как спалось?

Я потянулся к макушке. Еноха не нащупал, но знал, что он там и все еще спит. Он перемещается быстро, даже когда спит.

— Не волнуйся, я тебя не обижу, — сказал толстяк.

— Вас прислал доктор?

— Вовсе нет, — засмеялся он. — Мое имя — Кэссиди. Эдвин Кэссиди, окружной прокурор. Здесь все под моим началом. Ты разрешишь мне войти и присесть?

— Я заперт.

— У меня есть ключи.

Он вытащил их, открыл камеру, вошел и уселся рядом, на койку.

— Вы не боитесь? Ведь меня считают убийцей.

— Нет, Сет, — засмеялся Кэссиди. — Не боюсь. Знаю, что ты вовсе и не думал никого убивать.

Он положил ладонь мне на плечо, и я не сбросил ее. Ладонь была славная, мягкая и пухлая. На пальце у него было широкое кольцо с поблескивающим на солнце алмазом.

— Как поживает Енох? — спросил он.

Я сильно вздрогнул.

— О, не волнуйся. Этот глупец-доктор рассказал мне о нем, когда мы столкнулись на улице. Но ведь он не понял, что такое Енох, не так ли, Сет? А мы с тобой понимаем.

— Доктор думает, что я псих, — прошептал я.

— Между нами, Сет, — вначале и впрямь трудно было в него поверить. Но я только что прибыл с болота. Шелби со своими людьми все еще работает там. И продолжает копать… Они нашли тело Эмили Роббинс, совсем недавно. И других тоже. Тела толстяка, маленького мальчика и еще индейца. Видишь ли, зыбкий песок сохраняет тела.

Я наблюдал за его улыбчивыми глазами и понял, что этому человеку можно доверять.

— Они найдут и остальных, если продолжат работу, ведь так, Сет?

Я кивнул.

— Но я не стал там ожидать. Я видел достаточно, чтобы поверить тому, что ты говорил правду. Ведь это Енох заставил тебя проделывать все это, так?

Я снова кивнул.

— Прекрасно, — заметил Кэссиди, сжимая мое плечо. — Как видишь, у нас с тобой полный контакт. Поэтому я не обижусь, если ты мне кое о чем расскажешь.

— А о чем вы хотите узнать?

— О многом. Вообще-то, меня интересует Енох. Скольких именно он попросил тебя убить — количество?

— Девятерых.

— И все спрятаны в плывуне?

— Да.

— Ты знаешь их имена?

— Только некоторые.

Я перечислил их.

— Иногда Енох просто сообщает приметы, и я встречаю людей по ним.

Кэссиди тихонько хмыкнул и вытащил сигару. Я нахмурился.

— Не хочешь, чтобы я закурил?

— Пожалуйста, не надо. Моя мать не любила этого и мне не позволяла.

Кэссиди хмыкнул погромче, но все же спрятал сигару и наклонился поближе.

— Ты можешь здорово помочь мне, Сет, — шепнул он. — Ведь ты знаешь, чем занимается окружной прокурор?

— Ну, он наподобие юриста. Присутствует на суде и прочее…

— Верно. Я буду на твоем процессе, Сет. Скажем так — ты не хотел бы встать и рассказать публике обо всем случившемся, а?

— Нет, мистер Кэссиди. В поселке злые люди. Они меня ненавидят.

Здесь мне захотелось, чтобы Енох проснулся и помог мне, но он продолжал спать. Тогда я поглядел на прокурора и решился:

— Хорошо. Пожалуй, я расскажу обо всем, что знаю.

И я это сделал.

Тут он перестал посмеиваться — наверное, настолько заинтересовался, что на это просто не осталось времени.

— Еще один вопрос. В болоте обнаружено несколько тел. Мы можем идентифицировать Эмили Роббинс и еще нескольких, но желательно узнать еще кое-что. Ты не мог бы сказать мне, Сет, — где головы?

Я встал и отвернулся.

— Этого я не скажу. Потому что не знаю.

— В самом деле?

— Я отдал их Еноху, понимаете? Из-за них-то я и должен был убивать. Потому что ему нужны эти головы.

Похоже было, Кэссиди удивился.

— Он всегда требует, чтобы я отделял головы и оставлял их. Тела я прячу в плывун и отправляюсь домой. Он усыпляет и награждает меня, а потом возвращается к головам. Именно они ему и нужны…

— Зачем, Сет?

— Пожалуй, вам не стоит их разыскивать, потому что вы их вряд ли сможете опознать.

Кэссиди выпрямился и вздохнул:

— Но почему ты позволяешь Еноху все это проделывать?

— Приходится. Иначе он сделает это со мной. Это его обычная угроза Поэтому я и подчиняюсь.

Прокурор смолк и лишь следил, как я расхаживаю по камере. Потом вдруг занервничал и даже слегка отпрянул при моем приближении.

— Ведь вы объясните все это на суде, да? Про Еноха и прочее?

Он покачал головой:

— Я не собираюсь говорить о Енохе на процессе, да и тебе не советую. Никто и никогда не узнает про Еноха.

— Но почему?

— Я пытаюсь помочь тебе, Сет. Но знаешь, о чем скажут люди, если ты сболтнешь им про Еноха? Скажут, что ты сумасшедший! А тебе это вовсе ни к чему.

— Да. Но чем же вы мне поможете?

— Ведь ты боишься Еноха, — улыбнулся он. — Скажу напрямую: положим, ты отдашь его мне…

Я выпучил глаза.

— Да. Скажем, ты отдашь мне Еноха прямо сейчас. И я позабочусь о нем на время процесса. В этом случае ты ему не подчиняешься, и можешь о нем не говорить. Впрочем, он и сам вряд ли хочет, чтобы о его делах узнала публика

— Верно. Енох очень рассердится, он очень скрытен. Но я ни за что не отдам его вам без разрешения — а он сейчас спит.

— Спит?

— Да. У меня на голове. Только вы, конечно, не можете его видеть.

Кэссиди глянул на мою макушку и снова хмыкнул:

— О, когда он проснется, я сумею все ему объяснить. И я уверен — он согласится, что это к лучшему, и будет счастлив.

— Что ж, хорошо, — вздохнул я. — Но вы обещаете, что позаботитесь о нем по-настоящему?

— Конечно.

— И дадите ему то, что требуется. Согласны?

— Еще бы.

— И не откроетесь ни единой душе?

— Ни единой!

— Но вы уже знаете, что с вами случится, если откажетесь дать Еноху то, чего он желает, — предупредил я прокурора. — Тогда он возьмет это у вас — силой!

— Не беспокойся, Сет.

Тут я на мгновенье замер. Потому что сразу почувствовал легкое движение. Енох просыпался!

— Он проснулся, — шепнул я. — Теперь я смогу ему все рассказать.

Да, он проснулся: я почувствовал, как он ползет по коже под волосами, приближаясь к уху.

— Енох, слышишь меня? — шепнул я.

Он услышал.

Тогда я объяснил ему положение. Насчет передачи мистеру Кэссиди.

Енох промолчал.

Прокурор тоже молчал и лишь улыбался. Думаю, со стороны мой разговор с "пустым местом" выглядел довольно странно.

— Иди к мистеру Кэссиди. Прямо сейчас.

И Енох ушел.

Я всего лишь почувствовал легкость на голове, вот и все — но знал, что он ушел.

— Ощущаете его, мистер Кэссиди?

— Что… О да! — воскликнул он и встал.

— Заботьтесь о нем как следует.

— Обязательно!

— Не надевайте шляпу, Енох не любит шляп, — предупредил я.

— Извини, забыл. Что ж, Сет, пока я прощаюсь с тобой. Ты мне здорово помог — с этого момента можем забыть о Енохе и никому о нем не рассказывать. Я вернусь, и мы поговорим о процессе. Кстати, этот доктор Силверсмит собирается убедить всех и каждого, что ты — псих. Может, тебе лучше отказаться от всего, что ты ему наговорил, — ведь Енох-то у меня…

Отличная мысль, я сразу понял, что прокурор — умный парень.

— Как скажете, мистер Кэссиди. Только будьте с Енохом поласковей, и он ответит вам тем же.

Прокурор пожал мне руку и ушел вместе с Енохом. А на меня вновь навалилась усталость — может, от напряжения, а может, потому что уж очень непривычно было без Еноха. В общем я снова заснул.

И проснулся ночью, оттого что старина Чарли Поттер колотил ногой в дверь, держа поднос с ужином. Он вздрогнул и отпрянул, услышав мое приветствие.

— Убийца! Они выудили из болота девять тел. Безумный дьявол!

— Эх, Чарли! А я-то думал, мы подружились.

— Псих! Сейчас я уберусь отсюда — оставив тебя запертым на ночь. Шериф приглядит, чтобы никто не вломился сюда для линча над тобой. Но сдается мне, это напрасная затея…

И Чарли, выключив все освещение, ушел. Слышно было, как он выходит на крыльцо и запирает дверь на висячий замок.

Совершенно один в тюрьме! Как это странно — находиться в полном одиночестве, даже без Еноха.

Я провел рукой по волосам на макушке: странное, потерянное ощущение.

В окно светила луна; я стоял рядом и смотрел на пустынную улицу. Енох всегда любил Луну, она оживляла его, делала беспокойным и жадным. Интересно, как ему живется у мистера Кэссиди?

Должно быть, я простоял так долго. Потому что, обернувшись и прислушиваясь к возне у двери, почувствовал, как онемели ноги.

Замок щелкнул язычком, и в камеру вбежал Кэссиди.

— Сними его с меня! Сними немедленно! — кричал он, запыхавшись после бега и впиваясь ногтями в голову.

— Что случилось?

— Енох — твое существо, — я-то думал, что ты псих — может, теперь уже психом стал я сам, но прошу, убери его прочь!

— Мистер Кэссиди! Я же предупреждал вас насчет Еноха.

— Он ползает там, я его чувствую. Слышу то, о чем он шепчет!

— Но я все объяснил: Енох о чем-то просит, так? Придется дать ему это. Вы обещали.

— Не могу. Я не стану убивать, он не сможет меня заставить…

— Сможет! И заставит.

Прокурор вцепился в решетку двери.

— Сет, ты должен помочь мне. Позови Еноха, забери его — упроси вернуться к тебе. Поторопись!

— Хорошо, мистер Кэссиди.

Я позвал Еноха. Он не ответил. Я снова позвал — молчание.

— Не вышло, — вздохнул я. — Он не вернется. Вы ему понравились.

Прокурор заплакал. Это поразило меня и вызвало сочувствие. Он так ничего

и не понял. Я-то знаю, на что способен Енох, когда начнет нашептывать свои просьбы: вначале уговаривает, потом умоляет, а затем — угрожает…

— Лучше подчинитесь ему. Он сообщил, кого следует убить?

Кэссиди плакал, не обращая на меня внимания. А потом, вдруг, вытащил связку ключей, открыл соседнюю с моей камеру, вошел и запер дверь.

— Нет, — всхлипывал он, — я этого не сделаю!

— О чем это вы?

— Я не стану убивать доктора Силверсмита в отеле и отдавать Еноху его голову. Я останусь здесь, в камере — в безопасности! О дьявол, о исчадие ада…

Он повалился набок и я, сквозь разделяющую камеры решетку, видел, как он сидит, согнувшись в три погибели и впившись пальцами в волосы.

— Пожалуй поторопитесь! — позвал я его, — Иначе Енох что-то сделает. Пожалуйста, мистер Кэссиди…

Тут прокурор слабо вскрикнул и, скорее всего, потерял сознание, потому что не ответил и перестал дергать себя за волосы. Я окликнул еще раз, но он промолчал.

Что мне оставалось делать? Я уселся в темном углу своей камеры и следил за лунным светом, который всегда действует на Еноха непредсказуемым образом.

Вдруг Кэссиди завопил. Негромко и как-то сдавленно.

Я знал, что это Енох — берет то, чего хотел, — у самого прокурора.

Стоит ли смотреть? Его не остановишь, а прокурора я ведь предупреждал…

Я сидел и зажимал ладонями уши, пока все не кончилось.

Снова повернувшись, обнаружил, что Кэссиди сидел, привалившись к прутьям. Стояла тишина.

Тс-с, вот оно! Мурлыканье. Тихое, еле слышное. Так мурлычет Енох, будучи сыт. Теперь царапающие звуки — это коготки приплясывающего после охоты за пищей Еноха, мурлыканье и царапанье доносились из головы Кэссиди.

— Это Енох, да, и он счастлив!

Счастлив был и я.

Просунув руки сквозь решетку, я вытащил связку ключей из кармана прокурора, открыл свою камеру и вновь стал свободен.

Больше здесь делать было нечего, да и Кэссиди не воскресишь. Енох тоже здесь не останется.

— Ко мне, Енох! — позвал я.

Вот тут-то я чуть было в первый раз не увидел его: нечто беловатое, блеснув, метнулось из большой красной дыры, проеденной в затылке прокурора.

И я ощутил легкое, холодное и нежное тельце, опустившееся на макушку и понял, что Енох вернулся домой.

Пройдя по коридору, я отпер наружную дверь тюрьмы.

Крошечные ножки забегали по крыше моего мозга.

Вместе мы вышли в ночь. Луна сияла, все замерло в молчании и лишь тихий, счастливый смех Еноха шелестел в моем ухе.

Robert Bloch. Enoch (1946)

Журнал "Измерения", 1991, № 1

Перевод Александра Юрчука

Иллюстрации Сергея Лемехова и Андрея Карапетяна

Первая публикация в журнале "Weird Tales", September, 1946[1]