Эльф под горой

ГЛАВА 8. ТЕЛЛИАРОН, ЗАРНАТХ. ВЫЖЖЕННАЯ ЗЕМЛЯ

Зажгли костры. Где-то неподалеку заиграла лютня, девушки затянули баллады Дарона. Благодаря царской милости моим подданным дали время собрать обоз, к завтрашнему вечеру мы покинем границы безопасного Светлого леса. Дом, в котором мы жили много столетий в достатке и благоденствии.

Куда идти теперь? Уронив голову на сложенные руки, я сидел в шатре, не торопясь выходить к эльфам: что я должен им сказать? Они ждут ободрения, ждут светлой жизни впереди, но я не могу врать. Северные земли принадлежат людям и азагурам, нам такое не по зубам, юг занял Светлый лес, который мы обязаны покинуть навсегда, с запада нас подперло Царское море, для которого у нас нет кораблей. Оставался только восток: гоблины и орки, за которыми идет Чернолесье.

— Телль? — Даландин приоткрыла полу шатра, ожидая разрешения, чтобы войти.

— Я хочу побыть один, — огрызнулся я, но девушка вошла и вопреки моему желанию, села рядом.

Легкая рука легла на моё плечо, синие глаза смотрели с такой заботой, что это раздражало.

— Я сказал, что хочу побыть один, — не слишком вежливо напомнил я.

— Тебе нельзя сейчас быть одному, — возразила Даландин и, взяв мою руку, заставила ее обнять. — Я знаю, о чем ты думаешь, как и все в этом лагере.

— Неудивительно! — хмыкнул я, — теперь, когда мы подходим к границам гоблинов, половина передумала и не знает, как вернуться.

— Эти эльфы верят в тебя больше, чем ты сам! — возразила Даландин, вцепившись в меня решительным взглядом, — они взяли с собой своих детей, и повели за королем, который достоин этого титула.

— Они позабыли о том, что Дарон не бесконечен! — разозлился я, — что земли для лучшей жизни давным-давно заняты, и нас может приютить разве что Чернолесье!

— Не говори так! — Даландин от возмущения вскочила на ноги, — все мы знали, куда идем, но также мы знали, за кем идем. Так выйди к своему народу и ободри их, а не отсиживайся тут!

Я взглянул на эльфийку: на белом лице девушки проступил румянец, она смотрела на меня решительно и гордо, и сколько бы я не злился, она была права. Тяжело вздохнув, я встал на ноги и вышел из шатра.

Музыка сразу прекратилась, все глаза смотрели на меня, Даландин была права — мою поддержку тут ждали все.

— Жители Светлого леса, все те, кто пошёл за мной, — несмело начал я, — завтра мы достигнем границ эльфийских земель и вступим на территорию гоблинов. Наш путь лежит в Чернолесье, и я не могу обещать вам, что там будет так же хорошо, как здесь. Каждый, кто передумал, может сейчас вернуться, — я окинул взором слушателей, но никто из них не последовал прочь, — путь наш будет труден, но о нём сложат баллады.

Вдруг над лесом пролетел знакомый крик, эльфы устремили глаза вверх, в поисках издавшего его зверя. Мгновение и над головой промелькнули золотые крылья, мой желтоглазый союзник приземлился рядом, с длинной шеи свисали порванные цепи. Орлиная голова уткнулась в мою грудь, бока тяжело вздымались, из-под ошейника сочилась кровь.

— Теллиарон наш король! — воскликнул кто-то, и другие голоса вторили ему.

Рассвет встречал нас промозглой сыростью, мы провели последнюю ночь в светлых землях и теперь вступили в чужие владения. За семь дней, если двигаться быстро мы пересечём земли гоблинов и выйдем в дикий лес, но там едва ли будет безопаснее: ни клыкастые орки, ни ушлые гоблины не спешили заселять эти земли.

Когда-то, едва не тысячу лет тому, это место занимал Магикон, простираясь до самого Желтого моря. Орки тогда бросили свое королевство и оттеснили гоблинов, земли азагуров были раздроблены надвое, когда Магикон расширял свои границы до Чернолесья. А в Магиконе к власти пришёл сильный маг, какие рождаются едва ли раз в несколько тысяч лет. Аламирилил Алый имел такое прозвище заслуженно — его войско стихий омывало кровью все земли, через которые проделывало путь, он был первым и единственным магом, овладевшим в совершенстве всеми четырьмя стихиями. Читая летописи его сражений я ненавидел его и восхищался одновременно, Сабат, мой старый нянька, рассказывал, что даже доспехи короля, отлитые из лучшей стали в Дароне, не выдерживали его силы, в порыве битвы раскаляясь до красна. Но даже такому величию не суждено было править вечно.

Но у всякой прекрасной баллады есть начало и есть конец, Аламирил Алый потерял рассудок. Яростный, кровожадный, безумный и с артефактом элементов в руках — со временем и с пытками, что устраивал безумец, его возненавидели даже собственные подданные. Чувствуя брешь в стене, враги сплотились: азагуры, орки, тролли и гоблины, которые были безжалостно потеснены могучим соседом пришли к соглашению и напали на Магиконскую империю. О той битве сложено немало песен и легенд, единственный раз в истории земли драконьих детей породили сильного короля. Барион Железный, — легендарный воин Дарона, — будучи совсем юным, в возрасте шестнадцати лет, подхватил меч из рук убитого отца и пронзил великого мага, положив конец самому ужасному войску за всю историю. Правда, дальше союзному войску пришел конец, азагуры вышли из альянса, устремив мечи теперь на прежних помощников.

Так, драконы магиконцев полегли следующими, Барион Железный повёл азагуров на все земли разом, за триста лет изничтожив всех драконов и запугав соседей, король аспидов стал повелителем бессмертной орды, ещё одного великого войска.

В этих славных битвах сгинул артефакт стихий, про него остались только байки, что няньки рассказывали на ночь. Были ли элементали уничтожены на том месте, где убили Аламирила Алого, как говаривала половина люда в Дароне, или же просто зарыты в Чернолесье, никто не знал. Однако то ли потому, что артефакты и вправду хранились в тёмном лесу, то ли потому, что магия стихий была запретной и оставляла след, так или иначе, земли восточного леса поглотила скверна. Столь черная и липкая, что даже гарпии — дикие полулюди-полуптицы, рвавшие добычу на части и не знавшие насыщения, ушли из этих мест, поселившись севернее. А скверна продолжала порождать уродов даже через тысячу лет.

Всплыла картина из далекого детства — бродячий цирк гоблинов пришел на Весеннее благоденствие в Светлый лес, я был тогда так мал ростом, что возможно это воспоминание слишком уж искажённое. Но перед глазами и сейчас стояла громадная клетка, закрывшая в стальном чреве нечто отвратное: лысое четырехлапое существо с обвисшей кожей в нарывах и язвах, извергавшее из двух голов жуткий хрип. Гоблины утверждали, что то были волчата, взращенные в утробе матери скверной.

А теперь мне предстояло не только пройти эти земли, но и найти место в них и уберечь тех, кто последовал за мной. Это пугало похлеще эшафота в Светлом городе, ведь что такое идти одному, а что такое распоряжаться сотней судеб?

Я пребывал в смятении все эти дни, что мы шествовали по странному пейзажу. Зарнатх то был песчано-пыльным и ровным на много миль, то вдруг нашу колонну обступали горы, прорезаемые ручьями и густым лесом. Земля под ногой была сухой и неплодородной, к такой почве в Светлом лесу мы не привыкли. Еды было мало, наш единственный маг земли, женщина, останавливалась и то и дело взращивала для всех нас какие-нибудь ягоды на засохшем безжизненном кусте, измучанные и голодные мы шли вперед. Весь день до самого заката солнце нещадно палило, иссушая последнюю траву и наши бедные головы, ветер, сухой и теплый сначала казавшийся таким ласковым, теперь, на шестой день пути растрескал кожу, а губы и вовсе изранил до крови. Жители Зарнатха больше приспособились к такой жизни: мелкий рост, на голову, а то и две ниже эльфийского, помогал экономить еду, грубая серая кожа с толстыми морщинами не так быстро обветривалась, удерживая воду внутри, и не боялась солнца, а длинные носы помогали учуять запахи и словить редкую добычу. Но даже приспособившись лучше остальных, гоблины больше полюбили прохладные подземелья, чем поверхность, перерыв сотни миль они устраивали свои города под землей, где могли расти грибы, коими они и питались. За весь долгий путь нам не встретились сморщеннолицые, лишь однажды вдалеке нас видели дети, но подойти не решились, скрывшись в горах.

Нам приходилось туго, припасы закончились, на редких кустах далеко не всегда получалось взрастить съедобные плоды и тогда я приказал охотиться. Мы, эльфы, почти не ели мясо, да и откуда в Зарнатхе нормальная добыча? Пришлось немало вытерпеть, запихивая в рот куски жареной ящерицы, змеи, а то и вовсе горсть жуков. И если раньше на каждом привале мои эльфы пели, то теперь все молчали, потупив глаза в огонь, над которым поджаривалось что-то едва ли съедобное.

Но хуже всех приходилось моему грифону, птица, что съедала раньше половину лошади, голодала. Он уже не летел, а брел за колонной, я опасался, что скоро мой желтоглазый друг останется лежать на этой земле и мне придется его добить.

Два последних дня мы пробирались по засушливой равнине, наконец, вдали показались горы, за которыми нас ожидал переход по еще более опасным владениям орков, и только потом нас встретит свободная земля — Чернолесье. Вдалеке зеленели деревья, значит, там была вода. Путь к долгожданным вершинам устилал лес, влажный и живой, мы тихо пробирались вперед, укрывшись в сени деревьев.

От размышлений оторвал возглас грифона: тихий рык вырывался из груди животного, гриф зарычал, всматриваясь в заросли, что расположились впереди. Обнажив меч, я подал знак Ивиру, мы двинулись вперёд. Но не успели проделать и пары шагов, как натолкнулись на гоблинов. Они сразу бросились на нас, завязался бой, к нам поспешила подмога. Мечи стучали недолго, короткое сражение завершилось горстью упавших сморщеннолицых, их был всего десяток. Пара-тройка убежала, скрывшись вдали, я было решил нагнать беглецов, но Ивир остановил меня.

— Телль, не время, надо бежать отсюда и как можно скорее, гоблинов в тоннелях искать бесполезно, — и я согласился.

Скорее всего, сбежавшие уже достигли нор, Зарнатх был гораздо больше в глубину, чем могло показаться снаружи. Ходы целой сетью пресекали все горы и равнины их владений. Говорят, что у этих проныр есть лазейки не только под Зарнатхом, а в огромных тоннелях подчас терялись и сами гоблины. Так или иначе, но Ивир был прав — сбежавшие приведут подкрепление.

Мы вернулись на тропу и осмотрели пожитки сморщенных. Это был небольшой торговый караван: десяток медведей в упряжи с тюками, утыканными всяким барахлом для продажи, и горстка гоблинов, его сопровождавших. Но и эта мелочь была удачей: припасы, теплые шкуры, ткани, немного монет и прирученные медведи. Разгрузив тяжелогружёные повозки с медлительными медведями в упряжке, мы, распределив ношу на всех и быстро двинулись вперед, я приказал воинам замыкать колонну, пропуская вперед женщин.

Согласно карте, мы выбрали самый кратчайший путь в Чернолесье, но даже так нам придётся провести в чуждых землях еще одну ночь, а если учесть разграбленный караван, то становилось и вовсе неспокойно.

Мы шли до глубокой темноты, лишь когда олени и эльфы стали спотыкаться в темноте, сделали остановку, достигнув Серых гор, что располагались в землях гоблинов и тянулись к троллям и Чернолесью. Мелкие горы с серыми камнями едва в два раза превышали деревья, но из-за ширины и постоянно осыпающихся вершин были весьма небезопасны. К тому же, какой-нибудь тролль мог запросто забрести в Зарнатх и устроить под горой жилище.

Но темнота надвигалась. Нас было всего чуть больше сотни, воинов набиралось меньше сорока. Рискуя попасть под обвал, я все же приказал двигаться к самой горе, чтобы укрыться у подножия, так, хотя бы с одной стороны, у нас будет стена.

К счастью, гора оказалась свободна, изможденные и уставшие мои подданные укладывались спать прямо на земле, даже не расставляя шатры и не разжигая костры. Разделив воинов на две половины, мы принялись дежурить. Грифон, бесшумно ступая на мягких лапах, шествовал рядом со мной, этому ночному хищнику нравилась компания, в ночной прохладе он чувствовал себя лучше и теперь то и дело норовил побаловаться. Оттолкнув голову с орлиным клювом, что заставляла себя гладить, преграждая путь, я пошел быстрее. Животное, недовольно фыркнув, осталось позади, как вдруг прямо в меня из зарослей полетела стрела:

— Подъём! — закричал я, гриф тут же бросился в чащу, обнажив клинок, я побежал за ним.

Новая стрела со звоном отскочила от кольчуги из эльфийской стали, в тёмном лесу мелькали силуэты, ко мне уже спешила помощь, неожиданно на поляну выскочил громадный медведь, метра два в холке, в лунном свете блеснули три глаза осквернённой твари. Седок направил зверя на меня, я увернулся, чудом не попав в мощную челюсть, гриф бросился на чудище. Острый клюв впился в шкуру, но медвежьи зубы успели схватить ногу грифона. Когти орла вцепились в грудь медведя, тот лишь сильнее сжал зубы, намереваясь откусить ногу сопернику. Истошный вопль грифа и хриплый рык смешались с гулом сражения. Я бросился на помощь грифу, пытаясь пронзить обидчика, но задел лишь наездника:

— Телль! — закричал за спиной Ивир, отбивая атаки гоблинов, что лезли из чащи, словно речные тугуны на запах крови.

Я бросился к другу, оставив сцепившихся в смертельной схватке животных, сморщенные всё прибывали, выскакивая из-за деревьев. Как вдруг совсем рядом со мной в дерево врезался глиняный кувшин, разлетевшись на осколки, он выплеснул содержимое на ствол, и в ту же секунду в небо взмыла огненная стрела:

— Ещё! Ещё огня! — кричала Даландин, десятки стрел посыпались на деревья, наши лучницы целились в сосны.

— Отступаем! — скомандовал я, поняв их план.

Выхватив горящую стрелу из дерева, я бросился к грифону. Ловкий прыжок и шкура медведя вспыхнула, словно солома, зверь разжал зубы и, позабыв обо всём на свете, бросился в чащу, сбивая на пути бегущих гоблинов. В лесу начался пожар.

Раненый грифон хромал сзади, едва поспевая за мной, стволы смолянистых сосен разгорались сильнее, самые отчаянные ещё продолжали бой.

— На гору! — скомандовал я, отбивая выпады сморщенных.

Заложив пальцы в рот, свистнул, приказывая грифу взлететь. Жар опалял лицо, в жутком, первобытном реве полыхали сосны, огонь всё быстрее распространялся, бросив мечи, гоблины побежали прочь, но жёлтые языки пламени преграждали им дорогу, обваливая сгоревшие макушки. С другой стороны, отгоняя прочь от горы, засели мои воины.

Жар становился невыносимым, бросив сражение, мы устремились на спасительную каменную вершину, за нами бросились и гоблины. Пустив вперёд женщин и обоз, мы добивали выживших, едва справляясь с недостатком воздуха. Голова кружилась, но я не опускал остриё, угощая им сморщенных. Поднимаясь всё выше за своими воинами, я начал лучше дышать. Под нами разверзлась огненная бездна, лес полыхал с низким рёвом, будто сама земля кричала через погибающие в пламени деревья.

Лучники подбадривали нас стрелами, помогая справиться с гоблинами, ползущими вверх из дымовых клубов. Как вдруг Ивир упал, сорвавшись вниз, покатился с горы в удушливую серую пелену. Не раздумывая, я бросился за ним прямо в густой дым, закрыв лицо, наощупь пробирался вниз, натыкаясь на спешащих к вершине гоблинов. Никто уже не сражался, важнее стало спастись от огня, охватившего лес.

— Ивир! — дым резанул горло, закашлявшись, вновь позвал друга, но он не откликался, щипало глаза, я пытался найти его, но в такой пелене это было бесполезно.

Сознание мое начало затуманиваться, пошатываясь, я повернул к вершине раздумывая возвращаться. Неожиданно кто-то тронул за плечо, дрогнув, развернулся, в пелене едкого дыма стоял сморщеннолицый и указывал вправо. Я бросился в указанном направлении, споткнувшись о тело. Гоблин помог поднять Ивира, вместе мы дотащили тело к вершине. Чистый воздух был таким резким, что я не мог надышаться, выкашливая остатки едкого дыма:

— Прекратить бой! — скомандовал я, — прекратить! — и мои воины опустили мечи, позволяя сморщенным взобраться на спасительную вершину.

Я опустил друга на землю, лицо его было бледным, склонившись, пытался прощупать сердцебиение, но ничего не находил:

— Даландин! — кричал я, дочь лекаря уже спешила на помощь.

Жена Ивира обвила мужа руками, причитая и плача. Даландин и ещё двое эльфиек склонились над моим другом, пытаясь что-то сделать.

— Что мне делать? Дали, что? — кричал я, не находя себе место.

— Уведи её! — крикнула девушка, сверкнув синими глазами так решительно, словно была воином.

Я попятился в сторону, подняв на ноги жену Ивира, оттащил её прочь. Женщина рвалась к мужу, отчаянно пытаясь освободиться, и вдруг он выгнулся, захрипел. Ивир закашлялся, вновь глотая воздух, я почувствовал такую слабость, что чуть не упал на колени.

Та ночь выдалась странной. Мы просидели на вершине горы, выжидая пока наш единственный маг призовет дождь, и пожар внизу уступит дорогу. Вокруг с таким же мрачным видом сидели гоблины, взирая то на свой горящий лес, то на нас. Я велел продолжать патруль на всякий случай, хотя боевого настроя у сморщеннолицых не было.

Ивир окончательно пришел в себя, его уложили на повозку к медведю, оставив в руках заботливой жены. Осмотрев грифона, я попросил лекарей заняться ранами крылатого, лапа его была изрядно разорвана медвежьей пастью.

Я сидел, оперевшись спиной о камни и смотрел на чернеющие дымные просторы, что проступали под редеющими клубами, пожар отдалялся, скоро можно будет идти. Даландин молча присела рядом, положив мою голову себе на плечо:

— Спи, Телль, тебе надо отдохнуть, — ласково попросила она, и я вряд ли мог противиться этому.

В коротком сне меня преследовала эльфийка с двухголовым младенцем на руках, умолявшим больше не жечь леса.