В «Сглазе» тихо не бывает никогда, но тишина, воцарившаяся между мной и незнакомцем, бездонна, как пучина. Когда становится очевидно, что без подсказки незваный гость ничего объяснять не станет, я жестом велю ему подождать и обхожу стойку. Один раз оборачиваюсь убедиться, что он наблюдает за мной, затем шагаю к дверям. По меньшей мере секунд десять вдумчиво изучаю вывеску с названием нашего бара, картинно киваю, а затем возвращаюсь на место за стойкой.
– Вы сказали «Элизиум», – говорю я. – Однако, судя по всему, находитесь в баре под названием «Сглаз». И меня это не устраивает, потому что я очень четко всем дала понять, что Обществу здесь не рады.
Незнакомец пытается в меня вцепиться, да так быстро, что я готова поклясться: в нем есть змеиная природа. Я отшатываюсь и врезаюсь в кого-то, кого еще секунду назад рядом не было. К счастью, этот неведомый кто-то оказывается быстрее меня, хватает незнакомца за запястье и отбрасывает его руку прочь прежде, чем тот успел бы схватить меня за горло. Но еще немного – и он бы успел, так что сердце у меня колотится как бешеное и в висках пульсирует боль. И тут я слышу над ухом напряженный голос Бетти.
– Прошу, – говорит она. – Мы ведь это обсуждали.
Чужак выдергивает руку из хватки Бетти и мрачно смотрит на нее.
– Ты говорила, что она будет нам содействовать. Ты снова мне солгала, Александра?
Бетти касается моего плеча и осторожно отодвигает в сторону, чтобы встать рядом. Я перевожу взгляд с нее на незнакомца и вижу у него в глазах враждебность, а у нее – тревогу. Бетти быстро опускает взгляд, но поднимает руки, то ли пытаясь его успокоить, то ли прося прощения. Я никогда не видела, чтобы Бетти кому-то в чем-то уступала, и мне становится не по себе: сердце определенно пропускает удар, и не один, а этак с полдюжины. Борясь с нервной дрожью, я сглатываю и снова оглядываю незваного гостя.
– После стольких лет ты все еще мне не доверяешь? – спрашивает Бетти.
– Насчет него ты ошиблась, – не сдается чужак. – А насчет нее?
– Она человек, – говорит Бетти. – Они любят спорить, такова их природа. В конце концов она все поймет и не станет перечить.
Краем глаза я замечаю движение и использую это как предлог, чтобы уйти. Поспешно отойдя подальше, я наливаю выпивки паре гостей в другом конце стойки. Но знаю, что вернуться все же придется, потому что Бетти известно то, что хочу узнать я, и выяснить, что здесь забыл этот тип, тоже было бы неплохо.
На трезвую голову, однако, я точно к ним идти не хочу, поэтому по пути прихватываю бутылку виски. У Бетти уже наготове стаканы: по «олд фешену» для них с незнакомцем и «коллинз» для меня. Ей даже хватает чуткости подождать, пока я выпью половину, и только потом начать разговор. За пару минут Бетти успела подуспокоиться, поэтому голос у нее почти что прежний. Но ей меня не обмануть: я все еще вижу, как напряжены ее плечи. А я-то думала, вампиры никого на свете не боятся.
– У нас к тебе пара вопросов, – говорит Бетти.
– Никаких «мы» тут вообще быть не должно, – отрезаю я. – Ты прекрасно знаешь, что им сюда нельзя.
Чужак дергается, будто снова хочет на меня прыгнуть, но на этот раз остается на месте. К напитку он так и не притронулся – просто медленно крутит стакан в руках.
– У тебя есть еще один-единственный шанс оказать нам содействие. Если не станешь, я оторву тебе голову, распотрошу мозги и сам найду там все, что мне нужно знать.
– Это вряд ли, – парирую я. – Я стержень Элизиума. Ты не можешь причинить мне вред и не вызвать тем самым гнев Хранителей. А будучи мертвым, найти ты уже ничего не сможешь, правильно? Так что давай, пригрози мне еще разок и увидишь, что будет.
Он отодвигает стакан, будто собирается проверить, не вру ли я, но Бетти оказывается быстрее и разворачивает меня к себе. Пальцами она впивается мне в плечи почти до крови, но вырваться я не могу.
– Эвелин, это важно, – говорит Бетти и легонько трясет меня, чтобы подчеркнуть свои слова. – Обычно твой нрав меня забавляет, но сейчас не время для споров. Просто расскажи все, что нам необходимо знать, и мы уйдем.
– У меня есть вопросы, – настаиваю я.
– Наши важнее, – возражает она.
– Да иди ты к черту. – Я снова тщетно пытаюсь высвободиться из хватки Бетти, а затем беспомощно тыкаю ее пальцем в грудь. – За все время, что мы знакомы, ты вообще хоть раз отвечала на мой вопрос нормально? И вот теперь ты заявляешься сюда, притащив с собой человека из Общества – а ведь ты обещала, что ноги их здесь не будет, – и ждешь, что я стану помогать? Нет уж. Сначала отвечай, – я повышаю тон, видя, что Бетти хочет возразить. – Томас был прав насчет Хроноса? Насчет того, кто… – Я слышу, как начинает дрожать мой голос, и прочищаю горло, прежде чем продолжить: – Кто все это устроил?
Бетти задумчиво смотрит на меня, будто пытается понять, почему мне так важен ответ. Она знает о произошедшем не больше Каспер: лишь что Нотт изменил мою жизнь навсегда, уничтожив Элизиум. Но ведь когда я умоляла Томаса взять свои слова назад, Бетти была на другом конце провода. Неизвестно, оставалась ли она на линии до самой его смерти или ушла играть с посетителями «Сглаза» в игры разума, чтобы разогнать их и поскорее вернуться домой.
Я еще сильней толкаю ее пальцем в грудь.
– Да или нет?
Бетти отпускает меня.
– Да.
Весь воздух мгновенно испаряется из комнаты, и я падаю на колени: Бетти больше не держит меня и не может помочь мне устоять на месте. Я сжимаю кулаки и сквозь ноги Бетти смотрю в пустоту. Чувствую, как жжет щеки – то ли от слез, то ли от криков, которые разъедают мне грудь изнутри. Наконец сумев вдохнуть, я давлюсь, кашляю и чуть не прокусываю себе губу, пытаясь сдержать рыдания. Не знаю, с чего я решила, что мне полегчает, если я узнаю ответ. Мне тошно от того, что я вообще об этом спросила.
Адам жив. Он пережил все, что сотворил со мной и Элизиумом, и шестнадцать лет занимался черт знает чем. Растил Сиару? Не знаю. Даже если Адама видели, это не значит, что и Сиара тоже жива. И я с ужасом осознаю, что, даже если она жива, я все равно ничего не могу поделать. Если Адам не подойдет к Элизиуму ближе чем на пять миль, я никогда не увижу их обоих.
Бетти берет меня за щеки и тем самым выдергивает из пучины мыслей. Я обнаруживаю, что она присела на корточки возле меня. Бетти ждет, пока я посмотрю на нее в упор, и только потом спрашивает:
– Ты меня слушаешь?
Мне приходится пару раз себя ущипнуть, чтобы расставить мысли по местам. Я киваю, и Бетти оглядывается на гостя. Когда я упала на колени, наблюдать за мной с табурета ему стало неудобно, поэтому он подошел к узкому проему, через который мы с Бетти обычно выходим из-за стойки. Чужак коротко кивает, разрешая Бетти продолжать расспросы, и она оборачивается ко мне.
– Мы ищем одного человека, – говорит она. – У Сульфура есть основания полагать, что он находится в Элизиуме…
– Именно там он и находится, – встревает юноша так резко, что Бетти поджимает губы. – В радиусе пятидесяти километров я могу найти его везде. Он там, хотя ты сказала, что нет.
– Я сказала, что за все три года, что жила там, я его не видела, – говорит Бетти так примирительно, как только может. – Вот почему мы пришли поговорить с тобой, Эвелин. Ты живешь в Элизиуме куда дольше меня и уникальным образом связана с ним, а значит, у тебя найти этого человека шансов куда больше. Ты знаешь всех, кто приходит и уходит из Элизиума, верно?
Я знаю, к чему ведет эта беседа, но отвечаю лишь:
– Да.
– Он пропал без вести…
– Был похищен, – снова перебивает Сульфур.
В его голосе слышится ярость, но на этот раз она обращена не к нам. Губы Бетти слегка подрагивают – не испуганно, а сочувственно. Она оборачивается к Сульфуру и тихо говорит:
– Мы вернем его, я обещаю.
– Не пришлось бы и возвращать, если бы его не похищали, – рявкает Сульфур, но резко отмахивается и замолкает. Потом отворачивается от нас и взлохмачивает себе волосы, да так яростно, что царапает виски. Затем выпаливает нечто на непонятном языке, возможно испанском, и снова оборачивается к нам со словами: – Спроси ее, где он.
Бетти поворачивается ко мне.
– Его похитили восемнадцать лет назад, и вернуть его необходимо сегодня. Без него у Общества нет будущего. Так что, прошу тебя, скажи: нет ли в Элизиуме гостей, о которых ты мне никогда не рассказывала и которых никто больше там не видел?
– Ты про Роза, – говорю я. Бетти непонимающе качает головой, и я объясняю: – Серый парень с красными волосами, да? Каспер вчера ночью нашла его в подвале, в коме. Я хотела тебя о нем спросить, но ты отправилась в Юту исследовать Хронос сразу же, как вернулась домой. Кто он, Бетти? Неужели он правда проспал там все это время?
Бетти открывает рот, но первым голос подает Сульфур:
– Как ты, блядь, его сейчас назвала?
Я смотрю на Сульфура. Его взгляд до странности пуст.
– Роз. Потому что Спящую красавицу…
Сульфур бросается на нас, и хотя Бетти пытается защитить меня, она не успевает. Он хватает ее за руку и рубашку и перебрасывает через стойку, прочь с дороги. Я слышу звон стекла и грохот столов и стульев: то ли Бетти неудачно приземлилась, то ли посетители в испуге вскакивают на ноги, то ли и то и другое. Я быстро встаю, но Сульфур слишком близко – сбежать не выйдет.
Он сжимает меня за горло и впечатывает в дальнюю стену. Стойка не спасает, и я врезаюсь спиной и затылком в полки на стене. Бутылки сыплются мне на плечи, а одна попадает и по голове. Я вцепляюсь в руку Сульфура, пытаясь ослабить его хватку и сделать вдох. Посетители окружают его, пытаются оттащить от меня, кажется, Даллас кричит где-то на фоне. Бетти расталкивает всех и хватает Сульфура за локоть.
– Мы должны уйти, – говорит она. – Сейчас же.
Но поздно. В облаке искр над головой Сульфура возникают Фалькор и Смерг. С криками ярости они набрасываются на него, и по стойке, задевая посетителей, которые стоят слишком близко, бежит синее пламя. Я чувствую в воздухе всплеск незримой энергии – и огонь чернеет.
Я всю жизнь прожила на юге, но ни в одно лето не знала такого жара, какой ощутила сейчас. Бутылки с ликерами лопаются на стеллаже, а за ними и те, что стоят вдоль стены. Кажется, я плавлюсь – мои пальцы соскальзывают с руки Сульфура, и я не знаю, стекает ли по моей руке пот или кожа. Отовсюду слышны крики, а пламя раздирает бар на части.
Фалькор прыгает на Сульфура, навострив клыки и когти, но тот отшвыривает его в сторону, как комара. Смерг подлетает сзади и избегает той же участи, но черное пламя на стойке принадлежит не ему. Я вижу, как оно касается крыла Смерга, и с оглушительным криком он взмывает в воздух.
Я выпускаю руку Сульфура, и сил сопротивляться у меня больше не остается. Недостаток воздуха берет верх над паникой, все вокруг подергивается чернотой. Мы все здесь умрем, и я никогда не узнаю, жива ли Сиара.
Я не помню, как падала. Не помню, как Сульфур меня отпустил. Но вдруг раз – и я лежу на барном коврике, съежившись и не видя ничего вокруг, кроме лап Фалькора. Задыхаясь, я ловлю ртом воздух так яростно, что легкие будто рвет на куски. Пытаюсь поднять голову и посмотреть, куда делся Сульфур. До меня не сразу доходит, что потолок исчез. Его просто сорвало со здания, а небо надо мной кишмя кишит Хранителями.
Смерг падает рядом со мной, и я с трудом приподнимаюсь на локте, чтобы его осмотреть. Пламя со Смерга спало, но половина его тела уже обуглилась. Прямо на моих глазах по его туловищу расползается тень. Смерг стонет, тщетно пытаясь встать. Фалькор тянется к брату, завывая, но не может броситься к нему и оставить без защиты меня. Смерг запрокидывает голову, бьется, как дикое животное, и чернота достигает его горла. Он уже не может говорить и только безмолвно хрипит, глядя в небо над нами. Затем ожог доходит до его челюсти, и Смерг безвольно падает на пол.
Фалькор все еще издает ужасные звуки. Оцепенев, я не сразу понимаю, почему слышу его. Рев пламени стих, как и крики моих посетителей. Все либо сбежали, либо мертвы. И у меня страшное предчувствие, что я знаю, какой вариант верен.
Совсем рядом мелькают когти, и я прижимаюсь к Фалькору. Он опускается на корточки и теперь почти что на мне лежит, а его завывания перерастают в гортанный рев, который я не столько слышу, сколько чувствую. Я жду, что Хранители потребуют объяснений, но они молчат. Вероятно, они поняли все сами или же спорят между собой так, что я не слышу. Я осмеливаюсь снова взглянуть на небо и чувствую, как мое нутро выворачивается наизнанку при виде того, как их много. В последний раз я видела столько Хранителей в день, когда пал Элизиум.
Я касаюсь дрожащими пальцами бока Фалькора, и тот слезает с меня. На ноги я встаю со второй попытки, потому что, дотронувшись до стойки в первый раз, едва не поджариваю себе пальцы. Наконец я все же встаю и в немом ужасе взираю на руины, которые еще недавно были «Сглазом». Стены и пол черны от сажи, везде, где стояли чашки и бутылки, лежат груды битого стекла. Металлическая стойка и полки покоробились от жара. Трупов нигде не видно, но входная дверь все еще закрыта. Значит, выйти отсюда не смог никто. Я слышу испуганный вопль, и, вероятно, он мой, но я не узнаю собственный голос. Я зажимаю себе рот, но задыхаюсь от воспоминаний о криках посетителей.
Хранители один за другим исчезают из виду, и вокруг начинают звенеть сирены. Пожарные и полиция уже в пути, но спасти они никого не смогут. Огонь возник и погас слишком быстро, он был слишком горяч, а потому потушить его было невозможно и спасти хоть что-то под этой крышей тоже. Когда пожарные вышибают дверь, никого, кроме меня, в баре нет.
Первый пожарный успевает пройти лишь несколько шагов, когда дверь кухни рядом со мной вдруг распахивается, и в зал вваливается Бетти. Она едва стоит на ногах и падает на барную стойку. Ее волосы обгорели – осталась лишь тревожно короткая копна, а сама Бетти промокла до нитки. Вода стекает по ее изорванной одежде, а вдоль спины и живота струится кровь. Я мгновенно понимаю, что это раны от когтей Хранителей. Эти уродливые царапины я узнаю где угодно.
– Алекс! – Джуд пробивается в зал, не обращая внимания на пожарных, которые пытаются выволочь его назад. – Эви!
Бетти отрывисто дышит и смотрит на меня.
– Эвелин, мы должны уйти.
Времени на споры она мне не дает и на Джуда даже не смотрит – просто хватает меня за запястье и тащит на кухню. Кухня почти цела, потому что черный огонь бушевал в главном зале, и я едва сдерживаю всхлип, увидев, как Даллас полулежит на плите. Он так неподвижен, что кажется мертвым, но ран не видно – только отпечаток окровавленной руки на рубашке. Похоже, он пытался выйти в зал, но кто-то с нечеловеческой силой оттолкнул его назад.
– Бетти, – еле выговариваю я. – Ты спасла…
Бетти открывает заднюю дверь и волочет меня к велосипеду. Судя по крикам сзади, кто-то за нами гонится, но Бетти смотрит не туда, а на реку Саванна. Хранители уже там: они длинной вереницей парят над поверхностью воды. «Ищут Сульфура», – осознаю я и вдруг понимаю, почему Бетти вся мокрая. Она вытащила его из «Сглаза» прежде, чем Хранители добрались до них обоих. Бетти говорила мне, что Хранители ненавидят воду, но только пожала плечами, когда я спросила почему. Но если Сульфур в самом деле там, рано или поздно ему придется всплыть, чтобы сделать вдох. И я знаю: именно этого-то Хранители и ждут.
– Мы не можем так просто уйти, – говорю я.
Бетти хватает замок моего велосипеда и одним мощным рывком ломает его.
– Я не допущу, чтобы твой длинный язык завел нас обеих в могилу. Живо возвращайся в дом, а я встречу тебя там, как только смогу. Авлин! – зовет она, и рядом со мной возникает Фалькор. Он скалится на Бетти и приваливается к моей ноге. На миг он даже кажется страшным – для полупрозрачного малыша-дракона это почти подвиг. – Береги ее. У нас есть всего несколько минут, пока лиманцзичи не поняли, что Сульфур не в реке.
– Кусаки кусают куски себе не по зубам, о да, всегда, – говорит Фалькор хмуро. Я никогда не слышала в его голосе такой злобы. – Кусаки думают, что не могут умереть. Мы думать, они забыть, как легко они сгореть в прошлый раз.
– Сейчас не время, – напряженно говорит Бетти, потому что остальные члены спасательной бригады уже идут к нам.
От одной мысли об уходе я чувствую себя тварью: отчасти потому, что тогда спасателям покажется, будто я в чем-то виновата, а в основном потому, что я поверить не могу, что вот так легко бросаю людей, которые погибли из-за Бетти. И все же я сажусь на велосипед и на всех парах еду на Главную улицу. Я не знаю, сможет ли Бетти в самом деле так надолго загипнотизировать столько людей, чтобы обеспечить мне побег, но верю, что она знает свое дело, и не оглядываюсь. Не хочу видеть, на что теперь «Сглаз» похож снаружи. Не хочу видеть, как пожарные идут за мной, пока их не останавливает Бетти, или как Хранители безмолвно и яростно парят над мутной водой.
Врезаться в какую-нибудь машину и разбиться насмерть я, впрочем, тоже не хочу, поэтому на светофорах по пути в Элизиум торможу как полагается. Когда я сворачиваю на свою улицу, волна облегчения бьет меня под дых. Но развеивается оно быстро: на лужайке перед домом я вижу Хранителей, которые уже дожидаются меня. Я проезжаю последние пару домов, до белых костяшек крепко вцепившись в руль, и останавливаюсь у почтового ящика. Медленно слезаю, гадая, ждут ли они именно меня или просто охраняют свою собственность. Затем осторожно шагаю вперед и отшатываюсь, когда один из Хранителей широко распахивает крылья.
Словно камни, Хранители падают с небес, и на лужайке Элизиума их становится все больше.
«ТЫ ДОЛЖНА БЕЖАТЬ».
Лишь это предостережение я успеваю услышать, прежде чем вокруг вспыхивает черное пламя. Я кричу и припадаю к земле. Мой велик летит в меня, врезается мне в плечо и падает набок. Я оглядываюсь и вижу Сульфура. Он стоит через улицу напротив, привалившись к соседской машине, чтобы удержаться на ногах. Сульфур прижимает руку к животу – судя по тому, сколько крови у него на белой одежде, если бы не это, у него бы вывалились внутренности. Его огонь пылает лишь несколько секунд, а затем гаснет.
– Я не позволю тебе забрать его, – говорит он хриплым, булькающим от крови голосом. – Мне плевать, чего хочет Нотт. Я убью тебя, но не позволю забрать его.
Услышав фамилию Адама, я застываю как вкопанная, и Сульфур хватается за последнюю соломинку. Он отскакивает от машины и мчится на меня. От боли и увечий бежит он с трудом, но все равно быстрее, чем я. Сульфур хватает меня за лицо, но его руки скользки от его собственной крови, и удержать меня как следует он не может. Фалькор вцепляется ему в запястье, тем самым ослабив хватку еще больше, и я ухитряюсь вывернуться. Затем пинаю Сульфура в живот, как раз туда, где зияет рана, причем пинаю с такой силой, что сама чуть не падаю. Тот отшатывается назад, и Хранители вступают в дело. Как один, они бросаются вперед. Черное пламя, словно щит, вспыхивает вокруг Сульфура, но затем вместе со своим колдовством он тонет в груде извивающихся тел Хранителей.
Я отступаю к дому по тротуару, не в силах отвести взгляд от целой горы белых чудовищ, и спотыкаюсь о крыльцо. Схватившись за косяк, чтобы не упасть, я чувствую, как от моего прикосновения оживает Элизиум. Колдовство ревет во мне громче, чем грохотали взрывы в баре. Кажется, что еще немного – и оно разорвет меня на кусочки. Не только дом отвечает на зов, но и сама лей-линия. Молнией беспощадного жара она проносится по моим венам и мчится к лужайке. Ее мощь так велика, что мне приходится сесть, чтобы не рухнуть на месте.
Энергия искрится в траве вспышками белого света, и передняя стена дома идет трещинами и начинает с грохотом обваливаться. Куски штукатурки и кирпича летят в груду тел на лужайке, и я запоздало понимаю, что дом защищает не меня, а Сульфура. Я изумленно наблюдаю, как портал восстает против собственных стражей и раскидывает их, как котят.
Я чувствую, как у меня на кончиках пальцев словно хрустит лед, – и лишь это предостерегает меня о том, что портал вот-вот откроется.
Никогда на моей памяти Элизиум не открывал врата по собственной воле, но, когда я оборачиваюсь, серебристый свет, исходящий с порога, почти слепит меня. Это незамкнутые врата – экстренный выход без определенного пункта назначения. Я больше десяти лет такого не видела – с тех самых пор, как Хранители впервые ополчились на моих жильцов за то, что те произнесли вслух имя Нотта. Увы, фея, которая призвала эти врата, не успела добраться до них живой.
На одно безумное мгновение мне кажется, что врата предназначены мне, но я понимаю, что нет. И смотрю на то, что еще осталось от Сульфура. Он стоит на четвереньках, почти припав лицом к бетону. Пока что огненный щит все еще его защищает, но уже заметно слабеет. Вероятно, потому что Хранители нанесли слишком много ударов, или же потому что Сульфур потерял слишком много крови. Без сомнения, если бы не вмешательство Элизиума, дольше нескольких секунд этот щит бы не продержался. Я моргаю, и перед глазами предстают останки Томаса Везера в кухне. Это сотворили всего лишь двое Хранителей. Готова спорить, когда эта гигантская стая закончит с Сульфуром, от него не останется вообще ничего.
Я решительно намерена бросить его умирать. После всего, что он сделал с моими посетителями в «Сглазе» и пытался сделать со мной, у меня нет ни единой причины за него вступаться и помогать. Но когда колдовство Элизиума сотрясает меня снова, я чувствую в нем отчаянную, почти испуганную нотку и до сих пор слышу эхо имени Нотта на устах Сульфура. Так что встаю, стараясь не обращать на хор криков «Не надо», мечущихся у меня в мыслях, и иду по тротуару к нему.
Он знал, как рискованно идти за мной сюда, но, как и Томас, все равно пришел. Ему нужен юноша, который спит под Элизиумом, то самое существо, которое, как считает Бетти, служит ключом к выживанию Общества. Не могу сказать, что после всего произошедшего меня очень волнует судьба Общества, но я должна знать, как все это связано со мной. Судя по всему, Адам предупреждал обо мне Сульфура, а значит, все это время он знал, что я пережила падение Элизиума и с тех пор застряла здесь. Адам привел меня сюда и оставил не просто так.
Я уже на полпути к Сульфуру, когда его огонь с шипением гаснет. Один из Хранителей бросается на него, но очередной кусок стены Элизиума отшвыривает его на другую сторону улицы. Еще двое пытаются напасть и получают столь же мощный отпор. Я беспрепятственно добираюсь до Сульфура, хватаю его под локти обеими руками и тащу к дому.
«ТЫ ДОЛЖНА ОСТАНОВИТЬСЯ».
– Да иди ты на хуй, – говорю я, но даже не знаю точно, обращаюсь ли к Сульфуру, к Элизиуму или к Хранителю. Я вцепляюсь в Сульфура крепче и подтаскиваю его за собой еще на шаг. Он что-то хрипит – неразборчиво, но все равно на удивление враждебно. Я яростно дергаю его за локоть.
– Если не поможешь мне, сдохнешь здесь и сейчас!
Встать Сульфур не может, но более-менее способен ползти. Он позволяет мне поволочь его дальше по тротуару. Когти щелкают в дюйме от моего лица, и Элизиум опрокидывает очередного Хранителя на лужайку.
Кровь у Хранителей синяя, и это новое знание придает мне сил.
На этот раз я оглядываюсь, проверяя, куда иду, чтобы опять не споткнуться о крыльцо. Но добраться до него мало: Сульфур уже почти без сознания, а мне попросту не хватает сил, чтобы затащить этот мертвый груз наверх на последние семь дюймов. Я смотрю на Фалькора, но тот сгорбился на своем постаменте и оглядывает происходящий на лужайке хаос, разинув рот. Я едва ухитряюсь выдавить «Пожалуйста», как он вскакивает и издает визг. Я снова оглядываюсь на двор и успеваю увидеть, как Хранитель едва не сносит Бетти голову. Передняя стена у Элизиума закончилась, и теперь снарядами служит мебель. Вращаясь, мимо Бетти пролетает диван. Она пригибается и бежит к нам.
Бетти взмахивает рукой, безмолвно приказывая мне отойти. Я отшатываюсь с дороги, и она хватает Сульфура под руки и швыряет его в дверной проем. Сульфур исчезает в лучах серебристого света, и колдовство Элизиума потрескивает у меня в груди, соединяя портал с дальним уголком мира. Еще мгновение – и врата исчезают. Бетти так крепко обхватывает меня руками, что становится трудно дышать, и затаскивает в дом.
Наконец колдовство Элизиума с рокотом затихает. Оно выполнило свою задачу – помогло Сульфуру спастись – и теперь возвращается в привычное состояние покоя. Хранители, однако, успокоиться не спешат: я слышу, как они кричат, снова и снова атакуя здание. Мы с Бетти успеваем добраться до гостиной, когда Хранители пытаются войти следом. Один пробует запрыгнуть внутрь со стороны разрушенной стены, но поскольку Хранители не могут войти в любую комнату, где находится Бетти, его вышвыривает наружу. Бетти медлит секунду, словно убеждаясь, что защита работает, а затем тащит меня к лестнице.
Она что-то говорит, но я не слышу и позднее даже не вспомню об этом, потому что Хранителям незачем находиться рядом, чтобы мне навредить. Я связана с их вратами, и от этой связи Бетти защитить меня не сможет. Они все еще кричат, но теперь уже у меня в мыслях: гнев вероломства, жажда убийства – я все это слышу. Колдовство Хранителей совсем не похоже на магию Элизиума – оно больше напоминает зазубренный, маслянистый хаос, который наполняет мои легкие и душит меня.
Я зажимаю уши, будто это в самом деле может помочь, но хор становится все громче, пока и я сама не начинаю кричать, и весь мир вокруг превращается в бездну ослепляющей боли.
Я просыпаюсь, вижу рядом мертвеца и призрака и тут же жалею, что я сама не призрак и не мертвец. Мне больно, что ни делай – от первого вздоха до опрометчивой попытки сесть. Будто кто-то во сне раскатал меня скалкой в лепешку. Черт, да даже глаза у меня болят и как будто пересохли. Я снова их закрываю, но облегчение обманчиво, потому что из-за такой боли уснуть снова я точно не смогу.
– Эви? – зовет меня Каспер откуда-то справа. – Ты очнулась?
– Да, – пытаюсь ответить я, но мой язык превратился в кусок мела, а горло – в наждачку. Секунду я чувствую жжение, затем давлюсь и мучительно кашляю, не в силах сдержаться. Боль настолько адская, что я наконец ухитряюсь пошевелиться и сворачиваюсь на боку в позе эмбриона, сжавшись в комок так крепко, как только могу. Надеюсь, мне просто кажется, что мои ребра сминаются друг о друга.
Каспер что-то утешительно бормочет, но толку от ее утешений никакого. Я бы велела ей заткнуться, но боюсь снова открывать рот. Так и лежу, безмолвная и несчастная, пока наконец мне не удается сделать вдох так, чтобы не запершило в горле. Я осмеливаюсь снова открыть глаза и вижу, что Каспер слезла с кровати и сидит на коленях рядом, всматриваясь мне в лицо.
– Кошмарно выглядишь, Эви, – говорит она.
Показать ей средний палец сил у меня хватает. Она усмехается – одними губами – и указывает на тумбочку. Я вижу там кувшин с водой, пузырек обезболивающего и письмо, написанное изящным почерком. Письмо я пока не трогаю, а вместо этого забрасываю в рот сразу четыре таблетки. Поначалу глотать воду так больно, что мне хочется рыдать, но затем мое горло слегка расслабляется, и наконец я могу напиться вволю.
– Александра говорит, что, пока она не проснется, из этой комнаты тебе выходить нельзя, – сообщает Каспер. – А я должна за тобой приглядывать. Она жутко разволновалась, кстати. Не видела, что я здесь, совсем рядом, и звала меня снова и снова. Как минимум раз семь сказала мне за тобой присмотреть. Хорошо еще, что мне нравится ее голос, а не то надоело бы это слушать. Вот только я не понимаю, почему она не стала ничего объяснять, – продолжает Каспер хмуро. – Не сказала, с чего вдруг Хранители слетели с катушек, почему твои жильцы разбежались и почему…
– Стоп, – перебиваю я, уставившись на нее. – Что?
– Это ты о чем? – переспрашивает Каспер.
Только теперь, услышав ее слова, я чувствую в колдовстве Элизиума что-то неладное. В доме осталось только двое обитателей: Бетти и я сама. Все остальные покинули пристанище, чтобы не попасть под раздачу. Хранители, конечно, изрядно их перепугали – сначала расчленив представителя Атлантского Гнезда, а потом напав на Элизиум, – но ведь Хранителям не впервой обходиться с Обществом жестоко.
– Никого нет, – говорю я, потому что мне нужно услышать это, чтобы поверить.
– Ты ничего не помнишь? – спрашивает Каспер, а потом отмахивается от собственного вопроса и продолжает прежде, чем я успеваю ответить: – Мы ждали вас обеих в коридоре, когда Александра наконец затащила тебя внутрь. Остальные хотели знать, почему Элизиум противостоит Хранителям, но потом ты психанула. Добиться от тебя ответов мы так и не смогли, в итоге ты вырубилась, а Александра только и сказала, что в город прибыл Сульфур Сон. И пуф! – Каспер хлопает в ладоши, но хлопка не слышно. – Твой вирн даже не задержался, чтобы поспорить. Умчался так быстро, будто в доме начался пожар. Остальные решились не сразу, но последний ушел как раз перед тем, как ты проснулась. Я хотела что-нибудь подслушать, разузнать, не скажет ли кто из них чего-нибудь интересного, но Александра уже попросила меня присмотреть за тобой, и отказать прекрасной барышне в беде я просто не смогла.
– Бетти никакая не барышня.
– Но она в беде. На дворе уже темно, а она все спит, – замечает Каспер. – Хранители чуть ли не в клочья ее порвали, но теперь, похоже, она наконец исцеляется.
– Она не спит, – напоминаю я Каспер, оглянувшись на Бетти. Моя квартирантка-вампирша даже не потрудилась переодеться, когда ложилась в постель. Ее постельное белье пропитано кровью почти до черноты, а изорванная одежда держится на честном слове. Но Каспер права: раны от когтей Хранителей уже не так глубоки. Потеряв столько крови, Бетти наверняка проснется очень голодной. Придя к этой мысли, я чувствую, что находиться в одной комнате с Бетти, когда та очнется, мне совсем не хочется.
– Так кто такой этот Сульфур Сон? – спрашивает Каспер.
– Мудак распоследний.
– Поподробней, пожалуйста, – просит Каспер, пока я снова глотаю воду.
– Не знаю, – признаюсь я и утираю рот рукавом. – Бетти сегодня привела его в «Сглаз», и…
Вспомнив о «Сглазе», я сбиваюсь с мысли. Достаю телефон и открываю его. Батарея почти разрядилась, но, судя по уведомлениям, у меня двадцать один пропущенный. Есть еще несколько сообщений, и я просматриваю список, не открывая их. Среди отправителей я вижу имя Далласа и обмякаю от облегчения. Поверить не могу, что Бетти додумалась его спасти. Уж не знаю, намеренно ли или он просто стоял у нее на пути, когда Бетти пыталась вытащить Сульфура из бара, но, если честно, меня это не волнует. Мне достаточно знать, что он все еще жив.
Напоследок я замечаю время: еще только слегка за полночь, а значит, я пролежала без сознания примерно часов пять. Я откладываю телефон, так никому и не ответив. Я не знаю, что за легенду Бетти всем скормила, и потому не представляю, что нужно говорить, чтобы все подтвердить.
– И‑и-и? – спрашивает Каспер, явно слегка сердясь, что ей приходится постоянно меня тормошить.
– И он там все сжег. Он… – Я тяжело сглатываю и начинаю снова, чувствуя, как слова кинжалами терзают мне грудь. – Он убил семерых посетителей и одного из моих драконов, лишь бы до меня добраться. – Но закончить вот так я не могу, потому что не хочу думать об этом и не вынесу потрясенных требований Каспер все объяснить подробней. Я снова тяжело сглатываю, пересиливая боль с привкусом предательства, и твердой рукой выбрасываю «Сглаз» из головы. – Он искал Роза.
Каспер трясет головой, и я вспоминаю, что так и не рассказала ей о прозвище, которое в итоге придумала для загадочного жильца. В объяснения я не пускаюсь, потому что мысли о Розе меня отвлекают. Вместо этого я размышляю о реакции Сульфура. Бетти держала его в узде, пока мы разговаривали, с осторожностью смягчала его гнев и враждебность, но все полетело к чертям, как только они узнали то, что хотели. И не потому что Бетти и Сульфуру я стала больше не нужна, а просто потому, что я дала спасителю Общества дурацкое прозвище.
– Спаситель Общества, – тихо говорю я вслух, потому что это наводит меня на новый тревожный вопрос. – Эй, Каспер. Если Роз и впрямь так важен для Общества, с чего бы Хранителям хоронить его заживо?
– Ничего не понимаю, – говорит Каспер.
Я тянусь за письмом Бетти, надеясь найти там хоть какие-нибудь ответы, но в записке сказано лишь: «Эвелин, постарайся никого больше не угробить, пока я отдыхаю. А когда я встану, мы с тобой побеседуем о том, чего едва не стоила Обществу твоя беспечность. До тех пор держись рядом со мной, чтобы лиманцзичи не смогли тебе навредить. Сегодня ты выбрала сторону, даже если не собиралась, и простят ли они тебя за это – вопрос спорный».
– Порой я искренне не выношу людей, которые меня окружают, – говорю я Каспер. Она наклоняется прочесть письмо, и я переворачиваю его, чтобы ей было удобнее. Дочитав, Каспер присвистывает и наконец говорит:
– Видимо, это все.
– Нет, – отрезаю я и сминаю письмо в шарик. – Мне надоело ждать объяснений, особенно учитывая, что Бетти вряд ли что-то скажет мне напрямик. На этот раз мы пойдем к источнику всех бед. Сделай мне одолжение – проверь, здесь ли до сих пор Хранители.
Каспер вскакивает на ноги и убегает. А через минуту возвращается с мрачным видом:
– Двое на кухне, один в гостиной. Они никогда раньше вот так не оставались ждать, по крайней мере на моей памяти. Они на тебя очень сильно злы, да?
– Рада, что ты заметила, – ворчу я, поднимаясь. Стоять больно, но я медленно потягиваюсь, унимая жгучую боль в конечностях. И одновременно продолжаю говорить, отчасти чтобы отвлечься от боли, а отчасти – потому что мне нужно услышать все это, чтобы разобраться самой. Картина, которую я рисую, нисколько не радует, и я все больше жалею, что во все это сегодня ввязалась.
– Думаю, происходящее связано с войной, – говорю я. – Других вариантов придумать не могу, учитывая времен- ны´е рамки и участников событий. С одной стороны у нас Хранители, а с другой – вампиры и Сульфур. И Роз, – добавляю я. Каспер хмурится, и я наконец объясняю: – Серый парнишка из подвала. Наверняка есть и другие люди, подобные ему, потому что Фалькор и Смерг говорили во множественном числе о «спящих», которые связаны с разрушением Хроноса. Но по некой причине именно Роз – ключевой элемент событий. Бетти сказала, что от него зависит будущее Общества. И поэтому восемнадцать лет назад его похитили. Хранители похоронили его здесь и с тех пор держат под присмотром.
– Вот почему уничтожили Элизиум, – заключает Каспер. – Вампиры пытались его вернуть, но не смогли. Но почему не попробовали снова?
Ответа на этот вопрос я не знаю и только чувствую в горле кислый обжигающий привкус, от которого меня тошнит. Я знаю, что Адам сражался на этой войне. Он пришел к нам, ища спасения от кошмаров, и мама сразу его впустила. Она давала ему снадобья и самоцветы, чтобы держать худшие страхи в узде, и велела мне не спрашивать его о них. Сказала, что сыпать соль на незажившие раны будет жестоко. Мне было всего шестнадцать, я впервые влюбилась и была твердо намерена послушаться. И даже не задумалась о том, на чьей стороне сражался Адам.