Элеонора Августа

Глава 10

Кавалер не мог сидеть на месте спокойно. Казалось бы, что нужно-то тебе, чего неймется: Кленк и Роха ставят лагерь, ужин варится, дороги, ведущие к городу, запираются палисадами. Офицеры его не новички: и Брюнхвальд, и Эберст, и Пруфф на войнах седыми стали. Люди инженера Шуберта уже облепили холм, что был у восточной стены, фон Реддернауф отправляет разъезды во все концы. Время отдохнуть, ногу не бередить – она и так ноет после марша, – поесть, может, даже поспать, ведь Волков не спал толком со вчерашнего дня. А генерал не может, ему на месте не сидится.

Сидя на телеге у разложенной на мешках карте, он спрашивал у капитана Дорфуса:

– Если город будут деблокировать, откуда нанесут удар? – В том, что горцы попытаются это сделать, у него сомнений не было, он-то на их месте уж точно попытался бы, даже не имея больших сил.

Дорфус тоже смотрел на карту.

– Ну уж не с севера.

Это и так было ясно. Оттуда они пришли, там силы горцам не собрать.

– На западе крупных городов нет: горы, деревни и граница, – продолжал капитан. – Думаю, если и придут, то либо с востока, либо с юга; скорее всего, с юга, в Мюлибахе войско соберут и оттуда пойдут.

Да, генерал и сам так думал.

– Сходите к капитану Пруффу, – заговорил он после минутного размышления, – кулеврины ему для пробития стен не понадобятся, пусть отправит их с канонирами на южный перекресток к полковнику Брюнхвальду.

– Да, генерал, – ответил капитан Дорфус, забрал карту и ушел.

А Волков полез в седло и, уже усевшись, крикнул денщику:

– Гюнтер, есть что из еды у тебя?

Гюнтер нашел, даже к поварам бегать не пришлось. Принес кусок еще не черствого хлеба с подсохшим куском сыра, передал господину, и тот по въевшейся в него с юных лет солдатской привычке стал есть это прямо на ходу, в седле.

Сначала поехал на западную дорогу к Эберсту. Ну конечно же, неправильно его офицеры наметили палисады. Не удержался, полез советовать. Напомнил, что не только дорогу из города надо блокировать, но и дорогу к городу, то есть еще и контрпалисад нужно ставить. А места под него офицеры не наметили. Те соглашались, обещали исправить. При этом Волков поймал на себе недовольный взгляд полковника Эберста. Кавалер его понимал: не дело генерала заниматься заборами. Дело генерала – вести людей. А если генерал ездит и раздает советы ротмистрам, так, значит, он, скорее всего, волнуется. А людишки, особенно нижние чины, отлично чувствуют, когда старшие волнуются, и начинают волноваться сами. А солдатам волноваться нельзя ни при каких обстоятельствах. А посему генерал должен быть спокоен и строг и во всякие мелочи, типа заборов, не лезть. С этим и ротмистры с капитанами разберутся.

И, поняв это, генерал уехал. Но не в лагерь, где ему уже разбили шатер, а на южную дорогу, к полковнику Брюнхвальду. А тот ему без обиняков и говорит:

– Вы, господин генерал, напрасно не отдыхаете. Надобно вам вина выпить да поспать. А тут я и сам управлюсь, волноваться вам не о чем, уж поверьте.

– Я просто хотел узнать, прислал ли вам Пруфф кулеврины, – говорил Волков.

– Кулеврины мне тут будут очень кстати, – обрадовался полковник, – но пока артиллерист мне их не прислал. Уже знаю, куда их поставить, так что жду.

Кавалер думал уже в лагерь поехать, а тут как раз гулко бахнула первый раз пушка. Он уже по звуку знал, что это била не полукартауна, а новое, недавно купленное орудие. Генерал обрадовался. А вот и дело, что отвлечет его от волнений, переживаний и никому не нужной суеты. Волков поскакал к городу, и все молодые господа поехали за ним, им тоже было интересно посмотреть, как ядра разбивают городские ворота.

Вокруг города селились те, кому за стенами купить дом денег не хватало. Особенно много было посадов вдоль южной дороги, по которой и ехал сейчас генерал. Люди выходили из домов, из лавок, еще вчера в лавках шла торговля, а тут раз – и война, враг пришел, из пушек по городу палит, по дороге настоящие кавалеры ездят, с гербами неведомыми и знаменами. Вот люди и выходили из домов, таращились на выезд генерала. По уму, так надобно бы сжечь все посады вокруг города, а людишек разогнать, как и полагается делать при осаде, согласно ремеслу воинскому. Но Волков не хотел обозлить горожан и посадский люд. К чему плодить лишних врагов и людскую злобу? Так и доехал он до места, где прямо посреди улицы стояли пушки. Тут же были пехотинцы, телеги с ядрами, с порохом. На одной из телег стоял капитан Пруфф.

– Вельдбеккер! Давай уже, не жди приказа, стреляй по готовности! – кричал он.

– Да, господин капитан! – отвечал какой-то канонир, которого Волков еще не знал. – Пали, ребята!

Один из канониров поднес к запальному отверстию палку со скрученными вместе тлеющими фитилями. Полукартауна так рявкнула, что кони под кавалером и молодыми господами заволновались, заходили, стали подскакивать, чуть подбрасывая вверх передние ноги, – верный признак того, что могут и на дыбы подняться. Перепугались коняги.

А Волков видел, как ядро врезалось не в ворота, а правее, в стену башни, выбив из нее брызгами обломки старого кирпича.

– Дурак ты, Вельдбеккер! – снова закричал Пруфф. – Ядро и два с половиной совка пороха кинул впустую! Как ты собираешься стрелять в движущиеся баталии, если ты в неподвижные ворота попасть не можешь? Перережут нас горцы, всех перережут с такой твоей стрельбой.

– Извините, господин, – отвечал крепкий бородатый канонир, – еще не пристрелялся, не обвык.

– Не обвык он! – фыркнул Пруфф недовольно и тут, увидев генерала, стал слезать с телеги. – Господин генерал, мы уже начали. – Капитан поклонился Волкову, подошел ближе и аккуратно намекнул, что генералу тут не место: – Господин генерал, здесь опасно.

– Что, враг стреляет с башен? – спросил кавалер.

– Что? Враг? – Пруфф повернулся и посмотрел на башни. – Да нет же, сии башни к артиллерии не приспособлены из-за зубцов, их строили, когда пушки еще были не столь в ходу, как сейчас. – Капитан на секунду замолчал. – Просто пороха для кидания ядра приходиться класть много, по два с половиной, а то и по три совка. Пушка может не выдержать, хоть и не старая еще. В общем, тут опасно.

А Волкову уже поднадоело, что офицеры его отовсюду выпроваживают, он и сказал артиллеристу твердо:

– Ничего, ремесло воинское само по себе опасно, мне не впервой, так что побуду тут. Посмотреть хочу, как вы ворота бьете.

Пруфф вздохнул и развел руками: ну, как вам будет угодно, я, мол, вас предупредил.

Генерал спешился, нашел место, где можно вытянуть ногу и откуда ему будут видны ворота, уселся. К этому времени уже зарядили новую пушку. Лаутшланг был готов, и форвардер криком сообщил о том капитану.

– Ну так запаливай, запаливай, говорил же, не ждите приказа, палите сами! – отозвался Пруфф, снова залезая на телегу.

Лаутшланг бьет басовитее, чем полукартауна. Ахнул так ахнул. Крупное ядро летит медленно, его даже видно. Чуть не долетев до ворот, оно со звонким щелчком чиркает о мостовую, что уложена перед воротами, и, отскочив от нее, пробивает внизу одной из створок ворот аккуратную дыру.

«Выше надо брать».

Волков повернулся поглядеть на Пруффа, а тот молчит: капитан знает, что канонир все видел и сам, так что без окрика исправится.

Следующей должна стрелять полукартауна. Но не стреляет.

– Какого дьявола ты тянешь, Вельдбеккер?! – закричал Пруфф. – Пали уже, или ты ждешь, пока солнце сядет?

– Сейчас, господин капитан, – ответил канонир, – не хочу опять промазать.

Он сидел и сидел у пушки, все уже смотрели на него, а он все копался. Волков уже стал злиться: да сколько же можно?! Наконец канонир отошел от орудия и скомандовал:

– Запаливай!

Тут же к орудию подбежал артиллерист с длинной палкой, на конце которой тлели фитили. Бах-х – коротко и зло ударило орудие. Много дыма, его клубы с ветром долетают и до генерала.

Ворота, как все стены, как и все башни города, старые. Некогда они были необычайно крепки. Лет сто пятьдесят назад дуб, оббитый толстой железной полосой, готов был встретить любого врага. Прочное дерево сдержало бы любого врага, но не пушечное ядро. Ядро из картауны, разогнанное в длинном стволе двойной порцией пороха, ударило точно в стык створок. Прямо в железные края обеих половинок ворот. И ударило так, что одна из полос погнулась, а вторая так и вовсе отлетела от створки и с грохотом упала на мостовую перед воротами.

«Отлично! Не зря этот Вельдбеккер так долго целился».

– Ладно, неплохо, Вельдбеккер, неплохо! – похвалил капитан Пруфф. – Продолжайте, ребята, продолжайте!

Волков еще посидел, поглядел, как артиллеристы почти без промаха укладывают одно ядро за другим в старые городские ворота, и потом все-таки уехал оттуда, чтобы не мешать людям работать. Пообедал или, вернее, уже поужинал, посмотрел, как Роха и Кленк ставят лагерь. Он бы делал по-другому. И снова отправился объезжать окрестности, первым делом заехав на холм к инженеру Шуберту.

Несмотря на вечер, все работали, все трудились. Ни понукать, ни вдохновлять никого не было нужно. Офицеры объяснили нижним чинам, те понимали, что все, что строится вокруг города, – то для сохранения их же жизней, и не отлынивали. А пушки били и били по воротам. И этот звук успокаивал всех, кто его слышал, ну, разумеется, за исключением осажденных.

Волков почти не спал, не мог от себя отогнать мысли. Вернее, вопросы. А вопросы были просты: откуда придут силы, чтобы деблокировать город? Сколько при том будет людей? И когда это случится? Три извечных вопроса войны, над которыми всякий, кто хоть раз брал на себя смелость вести в бой людей, ломал голову. Три главных вопроса: где? сколько? когда?

В общем, спал генерал урывками и встал еще до зари, чтобы поговорить с возвращавшимися из разъездов кавалеристами.

Среди ландскнехтов нашлись охотники, который пошли ночью посмотреть, что там с воротами, хорошо ли побиты. Вернулись и рассказали офицерам:

– Двери разбиты в щепки, держатся на честном слове. И горожане их не ремонтируют, и вообще ничего за дверьми не слышно. Словно спят, сволочи. А еще эти дураки раньше времени опустили решетку. И поэтому ядра, пробивая ворота, еще и всю решетку им переломали.

– И никаких ремонтных работ они не ведут? – удивлялся Эберст.

– Ни единого звука слышно не было, ни огонька не видно, – отвечали лазутчики.

– Хм, – удивлялся полковник Брюнхвальд, – «коридор» нам готовят. Думают, что мы ворота добьем и через них в город пойдем.

«Да, скорее всего, так и есть. „Коридор“, „крысиный тупик“, „каменный мешок“ – названия разные, суть одна: бойня для вошедших, и горожане наверняка уже это приготовили».

Волков бывал в таком «коридоре» однажды. Тогда свою гвардию в пролом стены вел молодой герцог да Приньи. Повел сам, чтобы перед сиятельными своими дружками удалью своей похвастать. Бóльших потерь, чем в тот день, гвардия герцогов де Приньи вряд ли когда несла.

– Да, – согласился генерал, – надобно пушки перетащить на холм и начинать бить стену, делать большой проем. В «коридор» через ворота я людей не поведу. Инженер Шуберт, вы подготовили позиции для артиллерии?

– Почти все готово, – отвечал инженер. – Вырублю ступени, как солнце встанет.

А тут Пруфф и сказал:

– Дозвольте вам возразить, господа офицеры, и вам, господин генерал.

Все молча уставились на артиллериста, ожидая, что он скажет, и тот заговорил:

– А я предлагаю добить ворота до конца и войти в город. Да, я знаю, что такое «каменный мешок», но раз мы о нем знаем, то и неожиданностью он для нас не будет. Возьмем с собой фашины, доски от арбалетных болтов и потихоньку двинемся, посмотрим, что да как, и если они нам подготовили засаду, так просто подожжем фашины, устроим в городе пожар – сушь вон какая стоит, – подожжем, что сможем, да отойдем.

– А бывали ли вы в таких «мешках», дорогой капитан? – с едва заметной издевочкой поинтересовался полковник Эберст.

– Нет, – отвечал артиллерист, – но я такие «мешки» сам устраивал. – И тут же едко добавил, глядя на полковника: – А если среди пехотных офицеров храбрецов не найдется, так я сам готов в ворота штурмовую колонну повести.

Чтобы прервать дискуссию в подобном тоне, Волков сказал:

– Инженер Шуберт, пока ступени не рубите, подготовьте штук сто фашин и щиты из досок, полсотни будет довольно. Может статься, что все это к полудню и понадобится.

Уж никто бы не сказал, что капитан Пруфф душка или, к примеру, приятный человек, но то, что он тверд, как и положено офицеру, и что опытен – тут ни у кого сомнений не возникало. Волков и на секунду не усомнился в том, что если надобность возникнет, то артиллерист станет во главе штурмовой колонны. Другое дело – сможет ли он равноценно заменить офицера-пехотинца? Но встать впереди, под знамя, он точно не испугается.

– Хорошо, капитан, будь по-вашему, – сказал генерал, – если до полудня доломаете ворота, решим, кому пойти в город.

Пруфф, как и всякий самолюбивый человек, всегда радовался, когда выходило по его. И сейчас, кланяясь генералу, он улыбался.

А Волков с едва сдерживаемым волнением думал о том, что колонну поведет сам. Да, сам. Ведь ничто его сейчас так не истязало, как вынужденное генеральское безделье. А еще он находил оправдание себе в том, что у него лучший в армии доспех. Как в таком доспехе отсиживаться в шатрах? Генерал был уже готов идти. «Быстрее бы Пруфф управился с воротами». Единственное, о чем он теперь думал, так это о том, что сказать офицерам, когда они примутся его отговаривать.