ЧАСТЬ 2
Земля есть плоть и семя. Стабильность. Зарождение. Может сковать, а может придать новых сил. Также это шанс увязнуть, замутить ясную цель, либо, напротив, обрести твердую уверенность. Символ — плод. Чаще орех, совмещающий одновременно твердую оболочку и тягу к жизни ядра.
Казалось, еще только недавно он вышел из дома, а уже стемнело. В пожарной вышке бьется свет, словно в мутном фонаре.
В окошках тетки Софии тоже горел свет. Словно в чаду, Брюс вытащил из-за пазухи сильно помятый пучок розмарина и постучал в дверь.
— А, Брюс! — черный силуэт, выросший в залитой сиянием раме, разросся до самых небес. — А я уж думала, ты и забыл… Ах, досада какая, а я без розмарина приготовила, обошлась эстрагоном… Ну да в следующий раз… Ты заходи, заходи!
Брюс попятился. Из дома, из-за спины тетки Софии, что-то пробасил голос ее мужа. Она отмахнулась.
— Брюс? Ты чего это? Выпил?
Юноша развернулся и поплелся прочь. Удивленные возгласы впивались в спину, как ледышки. У него все еще изрядно шумело в ушах, а сил осталось только на то, чтобы просто передвигать ноги.
До сего дня Брюс не осознавал, что может натворить, не желая того. Не зря некромантов истребляют без жалости по всем Державным землям.
— Эй! — Тень легла поперек пути, отделилась от дороги, вытягиваясь вверх.
В сумерках и не разглядишь толком дымчатый силуэт.
— Тебе не стоит возвращаться домой.
— Привет, Дьенк.
— Там чужие люди.
— Да мне, собственно, некуда идти.
— Придумай что-нибудь!
— А зачем? С чего я стану прятаться? Если уж этой сумасшедшей так нужен этот рисунок, я отдам его, пусть подавится своей оплатой. У меня тут дом и налаженная жизнь, не хочу сдохнуть на Пустошах.
«И самое главное — тут Айка», — мысленно присовокупил Брюс.
— Ты все еще не пришел в себя? — Дьенк озабоченно пытался заглянуть в лицо. — Кто тебе позволит просто жить после того, что ты сегодня натворил на рынке?
— Это не я! — вяло отперся Брюс. — Оно само. Или маги постарались.
— Там все еще отлавливают вылезших мертвецов. Народ под сильнейшим впечатлением. Да и маги.
— Ты-то откуда знаешь?
— Я был там. Вместе с Элией… Она тоже… впечатлилась.
— А я думал, ты отправишься на поиски своего владельца.
— Я хотел… Но, понимаешь, мне, как ты сказал, некуда идти. Я не знаю направления, в котором надо начинать поиск. Я мало что помню и ничего не знаю о том, что происходит сейчас. У меня нет никаких предчувствий и озарений, кроме… Во всем мире я знаком только с вами двоими. Я даже чувствую к нам некоторую привязанность… Может, это кровное чувство? У тебя не было предков, которые воевали здесь?
— Вряд ли. Мои родичи все с другого края света. Кажется.
— И Элия никого не вспомнила… — удрученно признался Дьенк, огляделся и всполошился: — Ты куда?! Нельзя тебе домой!
С основной дороги Брюс сошел, но тропинка все еще вела к его дому на окраине.
— Там вывараны, — угрюмо напомнил Брюс. — Я не могу сбежать и бросить их запертыми. Да и вещи забрать надо…
— Какие вещи?!
Брюс отмахнулся и повернул. Чуть дальше в склоне пригорка имелась одна из многочисленных трещин, ведущих в пещеры. Их никогда не заметишь снаружи, да и изнутри не сразу. Но владелец обычно осведомлен обо всех тайнах своего жилища.
Это только о том, что творится в их собственных головах, люди имеют весьма поверхностное представление, хотя искренне уверены в обратном.
…А в доме и впрямь были люди.
Топтались, сопели, шуршали. Что-то разбили. Вообще-то обыск удобнее делать при свете, но они мучились в темноте, несмотря на то что снаружи, привязанные возле дверей, фыркали лошади, которых никто не пытался скрыть.
— Гляди, чего я нашел! — Шорох сменился торжествующим возгласом.
— Не-е, нецветная картинка должна быть…
— А это что?
— Тьфу, пакость какая! Не смотри! Говорят, колдовские закорюки в тебя прямо через глаза лезут и за мозг цепляются!
Было бы за что зацепиться, уныло вздохнул Брюс. В доме оставались некоторые вещи, которые хотелось бы забрать, но в конце концов, ничего такого, что нельзя было приобрести заново. А все, что не купить, Брюс хранил в памяти.
Кроме злополучного рисунка, который так и лежал за пазухой.
Люди побывали и в пещерах, но ничего не рискнули тронуть, поскольку вывараны явно решили, что ужин пришел в их обитель своим ходом.
— Тихо, тихо, звери, — уговаривал Брюс, открывая вольеры один за другим. — Идемте гулять…
По броне выжарок пробегали багровые переливы. Сажа сыпалась на землю. Озадаченные твари топали за Брюсом, как привязанные. Удивленные жар-птахи сновали вокруг, пытаясь во все вмешаться. Их Брюс посадил в корзинку, чтобы не светились, когда не надо.
Принесенные Кочмой яйца пришлось разбить. Как и те, что грелись на печи.
Выбравшись из пещер через дальний из разломов, Брюс не без оторопи заметил, что бугор, насыпанный над закопанным в землю любителем сокровищ, бесцеремонно разворошен. И в яме никого нет. Непоседа снова отправился развлечься.
«Железом надо…» — вспомнилось вдруг.
…Стрекотали цикады, шелестели заросли щетинника, над головой с писком носились нетопыри. Темень стояла непроглядная, Брюс не различал даже свою вытянутую руку. Кармином тлели лишь зубцы горок, да позади над Стогорами колыхалось разбавленное зарево.
Зато время от времени мрак вспарывала короткая огненная вспышка — писк летучей мыши обрывался, и на миг перекатывался багровый перелив по гребню выварана. Звери на ходу закусывали.
Вот попробуй в такой тьме выбрать нужную из горок, прозванную Зеленым гребнем. Днем ее хорошо видно — она ярче всех соседних, но ночью все горы черны.
Поколебавшись, Брюс выпустил жар-птах на свободу. И тут же наступил на кого-то, лежащего на земле.
— Ты чего топчешься?! — недовольно воскликнул некто, прикрываясь от внезапного света и глядя снизу вверх из колючей поросли щетинника.
— А ты чего валяешься на дороге?
— У тебя что, всюду дорога? — вполне резонно возмутился собеседник. Жар-птахи кружились вокруг его головы, заставляя зажмуриваться. От их света веснушки, густо обсыпавшие физиономию незнакомца, светились, как стружки меди.
Хмыкнув, Брюс обогнул его и услышал вдруг вслед:
— Я вообще-то ногу подвернул.
— Мои соболезнования.
— Помог бы лучше… Ой, твари сущие, это кто тут у тебя?!
Ругнувшись, Брюс вернулся отогнать любопытствующих вываранов от заметно струхнувшего конопатого. Звери были сыты, так что парня они бы не тронули, но обжечь могли запросто.
Конопатый что-то еще бормотал вслед, когда караван двинулся дальше. Брюс все прочнее уверялся в том, что идет не туда, когда в распадке двух горок приметил костер и тени вокруг него.
Охотники Агги занимались хоть и опасным, но вполне законным промыслом. Никому не запрещается ходить на Горячие пустоши и выволакивать оттуда, что успеешь схватить. Так что они не скрывались и действительно принимали всех желающих.
Легкость эта как раз и настораживала.
Вываранов Брюс оставил в ложбинке, чтобы не нервировать народ. Приблизился к костру, где уже притулилось человек десять. Они вполголоса переговаривались и звучно шлепали картами, играя в Стихии. Плечистый, одноглазый Агги разместился чуть поодаль и казался громадным даже полулежа. Брюс не сразу понял, что в его позе не так.
— Еще один… — лениво констатировали у огня. Парень с черной перевязкой над локтем едва повернул голову, окатив Брюса тухлым взглядом. — Ждем или уже пошли?
— Рано еще, Скуц, — пророкотал Агги. — Пусть остынет чуток.
Остыть могла только земля на Пустошах.
— Ты бегаешь быстро? — спросили Брюса, неловко остановившегося рядом и не решающегося подсесть к костру. Вроде его и не гнали, но и не приветствовали.
— Смотря за кем.
— Остряк. И дурак. Будешь острить — первым окажешься в трещине.
— Быстро он бегает, — вступился кто-то. — Ноги длинные.
— Ненашенский ты какой-то. Чужак?
— Это тот парень, что на окраине Стогоров живет. Выжарок нянчит.
— Этот?
Теперь уже несколько взглядов ошкурили пришельца. Не с одобрением, как чуть было не вообразил Брюс, услышав предшествующий разговор, а со снисходительным пренебрежением погонщиков небесных скатов к пацану с садком пескарей.
— Меня зовут…
— Ни к чему нам твое имя. Назовешь его, если выживешь после трех ходок. Да это вряд ли.
— Не скажи. Если он выжарок приручает, то стоит приглядеться.
— Да что выжарки? Это ж детячьи погремушки. За горы зайди да хватай любую. Рукавицы только не забудь.
— Ха, я летучую видел. Ка-ак скакнет!
— Ладно летучие, я тут чревожога из пещеры под скалой поднял сдуру. Прежде-то их только в книжках видал… В сказках, что племянница читает… — Натуралист звучно поскреб в затылке.
— А ушел как?
— Да как… Как герой в сказке. Где пехом, где лётом, со всей мочи… Вспомнил, что в сказке герой сбежать не поспел и в пузе чревожога тридцать дней и тридцать ночей пекся… Ему что, герою, только закалился, а я еле ноги унес…
— Брешешь, небось!
— Не скажи… Ворочается что-то в Пасти, пыхтит, скоро за Край полезет…
Снова зашлепали карты. Зоологические новости среди охотников пользовались умеренной популярностью.
Стоять столбом было глупо. Брюс сделал последний шаг и опустился между косматым обладателем вышитой по вороту куртки и силачом с голым, лоснящимся от жара торсом. Те вполне мирно подвинулись.
— А я тебя Водой! — Шлепнула подпаленная по краю карта. — А? Про Воду-то и забыл? А она, брат, нерасторопных не любит. Все твои преграды разом снесет… Получил, а?
— Что мне твоя Вода… У меня, глядь-ка, Земля! И Древо…
— Какое тебе Древо? А Воздуха-то нет совсем! Куда ты со своей Землей, если у тебя Воздуха нет?
— Ну держи тогда Алхимика с учеником!
— А Дракона не хочешь?..
Обычно игра в Стихии требует строгости, выдержки и умения сохранять невыразительную мину при любом раскладе, но охотников такие условности волновали мало. Они подмигивали, хохотали в голос, азартно шлепали картами по песку и подзуживали друг друга.
— Ты как, а? — Брюса приглашающе ткнули в бок. Тот отрицательно покачал головой. Из его финансов только Воздушную Крепость строить…
Агги зашевелился, распрямляясь. И только теперь Брюс понял, что казалось в нем странным. Агги был четырехногим. Руки были такими длинными и тяжелыми, что ходить Агги мог только опираясь на них. При этом ноги (так и хотелось сказать — задние ноги) были у него вполне обычными, соразмерными, но заканчивались широкими расплющенными ступнями.
— Пора, — Агги со вкусом потянулся. Позвоночник у него был неестественно выгнут, такое строение больше подошло бы лошади. Только вместо лошадиной головы на широкой шее сидела человеческая. Всклокоченные волосы гривой текли по холк… то есть по спине.
Брюс с трудом отвел глаза. Он сам не выносил, когда глазеют, но прежде видеть рукоходов живьем ему не доводилось. Даже не знал, что кто-то из них до сих пор жив. По слухам, рукоходов вывел принц Муркоон, баловавшийся запретной земной магией. Планировал собрать из них личную гвардию… Принца и его телохранителей нашли однажды после учебного боя мертвыми. Размозженные черепа их выглядели так, словно были раздавлены гигантскими копытами.
— Эй, новички! Делаем только то, что говорят, и ни на палец больше. Ясно?
Новичков вместе с Брюсом было трое.
— Погодите! — К костру ковылял давешний конопатый парень. — И меня возьмите!
— Хромает, — скучно бросил Скуц, чуть повернув голову к Агги.
Рукоход повел могучим плечом, напяливая на руки странного вида перчатки, подбитые подковками. Наверное, чтобы перебирать кистями по земле было удобнее.
— Еле нашел, — отдувался довольный Конопатый, с простодушным любопытством оглядывая собравшихся.
Все занимались своими делами, собирая немногочисленные вещи и снаряжение, которое лежало поодаль. Никто ничего не говорил. Но отчего-то показалось, что если на Брюса хоть и косо, но смотрели, то на Конопатого даже быстрого взгляда не кинули.
«Мясо», — вдруг вспомнилось пренебрежительно оброненное Кочмой.
— Итак, новички! Говорю для опоздавших. Идем всю ночь. Направление — против движения земли, к Краю. На рассвете охотимся, на закате — снова назад. Добычу делим поровну на уцелевших. Все. Правила просты.
— А не лучше ли было охотиться ночью? Не так горячо.
— Умник, — неодобрительно заметил тот же, кто обозвал Брюса остряком. — Всегда находится умник с одним и тем же предложением.
— Ночью охотиться опаснее. Огненным тварям без разницы, светло или темно на дворе. Зато мы в темноте вляпнем по самые яйца.
— Садись, парень, — миролюбиво позвал Агги удивленного Конопатого. — Топать далеко, отстанешь… За уши возьмешься — убью! — пообещал он, едва Конопатый неуверенно примостился на широкой спине.
— Нас тринадцать, — сообщил негромко Скуц, обращаясь к Агги. — Как раз для жароеда. И снаряжение новое…
Агги коротко кивнул. Расплющенные ороговевшие ступни оставили в пыли округлые, с мелкими щербинами, глубокие отпечатки.
Рукоход нес взрослого человека легко, без малейших усилий. Усилия приходилось прилагать Конопатому, чтобы удержаться на покатой спине Агги, потому что хвататься особенно было не за что.
Гряды пологих, остроконечных горок то и дело перегораживали путь. Приходилось петлять между ними. С конусов горок иногда срывались шаровые молнии.
— Это земляные драконы, — равнодушно отозвался кто-то в ответ на вопрос новичка. — Сдохли и лежат. Раньше хоть клыки у них дергали, а сейчас ничего не осталось. Смотрите под ноги, тут скалозудов полно…
В складках земляных шкур таились каверны, закрытые слоистой глиняной коростой. Гнезда драконьих паразитов смахивали на зажмуренные глаза.
Разношерстая команда двигалась на лихорадочно багровеющее на востоке небо. Как только гряды горок остались позади, стало ясно, что даже ночью оно не дотлевает до мрака, переливаясь сумрачным багрянцем.
— Говорят, там маги Огневую Пасть открыли. Давно, еще до начала хода земли.
— Зачем?
— Да кто их знает, этих магов.
— Не терплю магов.
— С чего это?
— Воображают, что могут решать за других! Куда идти, что делать, как жить.
— А то без магов за тебя некому решать. Вон согнал тебя барон с земли, вот и таскаешься теперь по Пустошам. А маги тебя не трогали.
— Зато вон Агги тронули так, что… — Говорливый нелюбитель магов осекся.
Упомянутый Агги пострадавшим не казался. Бежал быстрее всех, отталкиваясь руками в перчатках, перескакивая через рытвины и складки мятой, словно жеваной земли. Привешенный на грудь фонарь освещал ему путь.
Воздух все сильнее горчил. Неразличимый пока во тьме дым исподволь ел глаза. Предусмотрительные охотники замотали лица тряпками. Непредусмотрительные новички мысленно досадовали на свою недальновидность.
Брюс то и дело оглядывался назад. Вывараны шли следом, но, кажется, их стало меньше.
— Ага. Пошли вараньи сопки. Тут саламандр много. Если словишь парочку, можешь слизью намазаться, станет легче, — посоветовали Брюсу. И тут же добавили простодушно: — Только потом прыщи пойдут.
На ногах у Брюса были крепкие ботинки, подбитые драконьей чешуей. Перчатками Брюс обзавелся накануне на рынке. И куртка, хоть и старая, прихваченная в пещерах, была сшита из кожи вулканного варана. Амулет Брюс пока оставил лежать в кармане.
Примерно в полночь сделали привал. Здесь уже не требовалось разводить костер, чтобы согреться. Земля была теплой, покрытой червоточинами, оттуда дышало зноем, а иногда и плескало огнем. Над ними охотники подогревали еду.
— Никогда здесь не был. — Сползший со спины Агги Конопатый выглядел ошарашенным и подавленным. Присел рядом с Брюсом, видно, на правах знакомого. Хотя все здесь держались поодиночке.
— Я на свадьбу хочу заработать, — сознался парень, натужно откашлявшись и глядя на Брюса красными, воспаленными от дыма глазами. — Я вообще-то плотник, но…
Брюс невольно с любопытством покосился на коллегу по несчастью.
— Пора! Идем дальше…
Рассвет здесь наступал раньше, чем за горами. К тому же растрескавшаяся багрово сияющими бороздами и язвами земля сама светилась. Иногда трещина появлялась на глазах, рассекая небольшой отряд. А иногда по насквозь прогоревшей почве вдруг растекались языки бездымного, но жуткого зеленоватого пламени.
— Это сила земли выгорает, — пояснил кто-то авторитетно. — Защита ее. Как все прогорит, так огонь дальше двинется.
Хлопья пепла носил ветер. Смог стелился понизу, завихряясь седыми космами. Дышать было трудно. Зловещая Пасть над горизонтом наливалась золотом.
— А это что такое? — невольно спросил Брюс.
Светящийся горизонт словно наискось прочерчивала длинная черная линия. Как вешка, обозначающая край земли. Или заноза, вокруг которой воспалилось небо.
— Железная башня. Только до нее не доберешься. Далеко очень. И земля там сплошь расплавлена. Да и сама Башня выгорела, только скелет торчит.
— Откуда известно?
— Маг один летал. Здесь же, на Пустошах упал. Доспехи к шкуре приварились. А еще в сильную зрительную трубу видно, что она горелая насквозь. Тебе туда, что ли, надо?
Ему? Нет!
— Эй, а это дом? И еще… И еще там!
Неровно обточенные нагромождения камней при ближайшем рассмотрении оказались оплавленными остовами домов. Очень больших домов. Судя по фундаменту, сейчас обросшему синеватым, искрящимся мхом, постройка была величиной с замок.
По гребню руин промчалась молниеносная ящерица в шлейфе мелких искр. Мох полыхнул и стал черным.
— Тут раньше люди жили.
— Это город. Тут полно домов.
— Еще лет десять назад мы до Огненного края дня три шли, а теперь за ночь добираемся. А у меня дед за луну готовился к походу… И тогда еще там, где сейчас вывараньи сопки, жилое село стояло.
— Хорош болтать! Пошли разломы и светает.
Здесь уже гореть особенно было нечему, поэтому дым почти развеялся. Только земля дышала жаром, горячий воздух струился, делая далекое — обманчиво близким и искажая то, что можно было достать рукой.
Обещанные разломы тоже были. Земля внезапно лопалась, дыша черной гарью. Но хуже были те места, где верхний слой земли — тонкий и непрочный — еще держался, а под ним таилась каверна.
Мельком оглянувшись, Брюс не заметил ни одного выварана. Скорее всего, они отстали еще на сопках, где обитали их родичи. Верно говорят — прирученных вываранов не бывает.
Лица людей были сплошь в копоти и воспалены, несмотря на повязки.
— Вот здесь, — внезапно решил Агги, ссадив Конопатого.
Место для привала выглядело не особенно удобным — пустошь и подозрительные скалы рядом. Но рукоход тоже казался утомленным. Он единственный из всех не натянул одежду попрочнее, так что из прорезей кожаной безрукавки торчали могучие плечи, словно облитые блестящим лаком.
— К Краю не пойдем. Сейчас отдохнем и идем на охоту. Вон там отличное место для засады на жароеда.
Для остальных это явно оказалось новостью. Кто-то даже вякнул нечто невнятно протестующее. Скуц зашипел злобно:
— А ну цыц! Кому не по душе, топай назад. Сказали же слушать без разговоров. Неужто такой оравой тащились, чтобы ящериц ловить?
— Ну бульжога споймали бы…
— Каждому по клочку шкурки?
— Жароед — добыча знатная. Его уже года два как никто не приносил…
Стали разбирать снаряжение, которое частью нес неутомимый Агги, а частью — опытные охотники. Они за все это время не обронили ни слова и не смотрели ни на кого из новичков.
Нехорошо как-то…
— Держи. — Брюсу вручили длинное копье из кости с наконечником из обсидиана. — Чего смотришь? Металл здесь не прочнее масла, а дерево горит.
«Кость тоже горит», — подумал Брюс, но заметил на древке потеки сероватой желчи, а на вершине наконечника — насаженный темный ноздреватый комок. Железа молниеносной ящерицы. Хватит на один разряд.
— Парень! Ты, конопатый. — Агги стянул повязку с лица, чтобы разговаривать. Теперь из-за копоти вокруг глаз казалось, что, наоборот, темная повязка у него сверху. — Ты оставайся тут, в лагере. Бегаешь ты медленно, толку от тебя не будет.
— Но… — Конопатый растерялся, глядя на охотников. Они отводили взгляды.
— Добычи будет много, тебе тоже перепадет, — пообещал Скуц, пробуя мизинцем край своего кинжала. — Ты, главное, сиди тихо и не мешай.
— Остальные — за мной, вон к тем клыкам…
Клыки — это остроконечные скальные выступы неподалеку. Между ними — ложбинка в огненных прорехах.
— По двое-трое за каждый клык. Фан! Сеть бери. Я — другой конец. Ты! Вместе с Немохом влево.
Вместе с Немохом, плешивым, но крепким мужиком из опытных охотников, Брюс двинулся влево. Устроившись за гранитом, приладив заготовленное копье и почесавшись, Немох шумно вздохнул:
— Повезло тебе.
— В чем?
Немох неопределенно хмыкнул.
— Скоро поймешь. А сейчас слушай сюда. Когда эта дура из-под земли попрет, наше дело быстро подскочить и под челюсти ей копья воткнуть. И если успеешь и сил хватит, то сразу выдергивай и еще в глаз бей… Ну они вот здеся будут…
Брюс обалдело кивнул. Представления об облике «дуры» у Брюса были весьма смутные. И где у нее челюсти, придется, похоже, решать в оперативной обстановке.
Про жароеда Брюс слышал только то, что шкура у него сплошь из самоцветов.
— Для того и нужно не меньше, чем по четыре тройки людей, чтобы наверняка бить, — продолжал Немох. — Лучше бы еще парочку, чтобы сеть накидывать, но Агги сам за троих сойдет.
«Нас тринадцать, как раз для жароеда», — вспомнилась вдруг реплика Скуца.
Брюс невольно посмотрел в ту сторону, где в лагере остался Конопатый. Место отдыха было близко, буквально рукой подать. Одинокая человеческая фигурка послушно скорчилась на земле, на ворохе оставленного тряпья, укутывавшего раньше снаряжение.
Нечто нарочито беспомощное было вы этой фигурке.
Брюсу вдруг подумалось, что в этом якобы лагере не осталось ни единого предмета, ради которого стоило бы возвращаться. Ничего ценного. Когда Брюс повернулся, озаренный неприятной догадкой, к Немоху тот широко усмехался:
— Понял-таки? Рановато. До иных доходит уже в процессе… Так что повезло тебе. Сначала-то тебя на жертву присмотрели.
— П-почему?
— Да ты чужак с виду. И последним пришел. У нас завсегда последний новичок, если не особый какой, идет на приманку или жертву. А ты, как оказалось, выжарок водишь, так что Агги тебя пожалел… Да и конопатый этот прибился.
— Жертва, — тупо повторил Брюс.
— Жароед глупый, но так просто наверх не полезет. И щупало у него длиннющее, в любом месте может из-под земли выскочить, не угадаешь, где сама туша засела. Зато живое мясо страсть как любит. Тут его негде взять, камни кругом, жароед все больше из огня жар пьет, но на живую кровь падок, жуть. Она ему вроде леденцов.
Брюс таращился, не отрываясь, на едва не причмокивающего Немоха.
— Но когда много живых сразу, он не полезет, побоится. А вот на одиночку обязательно прыгнет. Раньше коров или лошадей водили с собой, чтобы приманивать тварь, да сейчас в такую даль скотину не затащишь. А люди своим ходом идут, — охотник гыгыкнул. — Вот как парня щупалом схватит, тут уж и наш черед будет. Он из земли попрет… Да ты чего так позеленел? Сладим! Или ты из-за парня?.. Ну так правила же все знают… — Плешивый даже растерялся, подавшись назад.
Кажется, он искренне недоумевал.
«…Не терплю магов, воображают, что могут решать за других. А то без магов за тебя некому решать…»
А как Агги трогательно заботился о хромом Конопатом, самолично на спине вез!
— Ты чего затеял, что ли? Глядишь нехорошо… — Немох схватил Брюса за полу куртки. — Поздно уже. Кинешься сейчас его предупреждать — все тут поляжем. Растревожишь жароеда, он на остальных метнется. Я уже чую, как он ползет…
Брюс выдернул из кармана и накинул на шею оберег от огня. Сразу стало легче дышать, воздух стал чище и прохладнее, и все чувства резко обострились. Немох не ошибся — под землей неторопливо «шла» громадная тварь. Плыла через раскаленную почву, как корабль.
Тварь была очень большая.
Да кто он для Брюса, этот Конопатый?
— Ты не дергайся так, — словно послушав сомнения, вмешался встревоженный Немох. — Она, может, и не сожрет парня. Так, пожует чуток… Ты, главное, бей под челюсть!
«Кому?!» — захотелось заорать ему в лицо. Нет, про «мясо» Брюса и Кочма предупреждал, но одно дело — приманка, другое — жертва.
Жаль, что тут земля прогорела до самого сердца и фокус с поднятием покойников не пройдет. Тут их наверняка много, да только развеялись в пыль давно.
— Куда?!
Со всех ног, слыша за спиной изумленные возгласы и отменную ругань, Брюс кинулся наискосок, к оставленному… то есть брошенному лагерю. Удивленный Конопатый поднимался со своего места:
— Забыл что-то?
— Видишь вон ту скалу? Беги к ней изо всех сил! Там тебе все расскажут.
— Передумал охотиться? — просиял Конопатый.
— Беги! — рявкнул Брюс, сунув ему копье.
Конопатый опоздал. Брюс почти опоздал. Только жароед прибыл вовремя.
Ощущение было сродни тому, которое помогало Брюсу отыскивать золото под землей. Разница в напряжении материалов. Инородное уплотнение под поверхностью. Только на этот раз в десятки раз крупнее.
«Щупало» у жароеда оказалось и впрямь очень длинным. Сама туша зашла между скалами, где притаились охотники, а кончик с трехгранным жалом вынырнул из-под земли как раз там, где стоял еще секунду назад Конопатый.
Брызнул ворох ненужного тряпья, оставшегося от снаряжения. Багровое на конце жало, закачавшееся на изгибе чешуистого «щупала», вдруг совершенно некстати напомнило красный от злости носик Элиалии. Краем глаза Брюс видел, как, ошалело барахтаясь по спекшейся земле, отползает Конопатый. Кричать тот явно не мог.
Огненная точка двинулось сначала к нему.
— Ты, тварь!.. — прошипел Брюс.
«Тварь» услышала. Брюсу даже померещилось, что она испытующе смотрит на него. Точно так же, безглазо, как новорожденный вываран. И так же, как выварана, Брюс попытался зацепить взгляд существа.
Длилась пауза недолго. Жароед размышлял несколько мгновений (как раз хватило, чтобы тысячу раз пожалеть о своем идиотизме и мучительно пожелать обратиться в камень), а потом жало клюнуло Брюса прямо…
В оберег.
В самую яркую точку, которую тварь различила.
Брюс отчаянно хватанул ртом воздух — его словно молотом ударило меж ребер. Зато жароед вдруг оцепенел, не в силах оторвать жало от высасывающего жар камня. И дернул «щупалом», одновременно выбираясь из-под земли.
Оберег впился в монстра. Монстр заколотился в конвульсиях. Брюс оказался практически привешенным за прочную цепочку к вихляющемуся «щупалу». Его швыряло и кидало, несколько раз приложив о землю. Казалось, что шею вот-вот перережет цепью.
Потом ресурс оберега вышел.
Мелькнула отвалившаяся плеть «щупала». «Фью-ить!» — размашисто хлестнуло воздух. Брюс рухнул наземь, ударившись затылком. В черепе взорвался фейерверк. «Бам-м!..» — раскатилось между ушами.
И лишь переждав фонтан искр, Брюс снова открыл глаза.
…Ну так или иначе, тварь они отвлекли… А охотники не теряли времени даром. Здоровенная туша жароеда все еще содрогалась на разворочанной земле, утыканная гарпунами и стянутая сетью. Шкура и впрямь переливалась самоцветными огнями.
Под плоскими, косо торчащими выростами качались обломки копий. С одной стороны — четыре, с другой — три. Надо думать, это и были челюсти. Хотя больше похоже на жабры.
— Ты!.. — К Брюсу подпрыгнул задыхающийся от бешенства Скуц. — Ты! Сопляк! Запалух косоедый!
— Да оставь его, — проворчал издали Агги, примериваясь тесаком к поверженному хищнику. — Дело сделано.
— Повезло тебе, — запустил уже знакомую песенку Немох, приближаясь. Через плешь его тянулся свежий багровый рубец. — Дуракам завсегда везет.
— Вообще-то жароед всегда бьет в голову, — напомнил кто-то, задыхаясь.
На этом воспитательный момент иссяк.
— Ты смотри глаз какой! — один из охотников принялся увлеченно выковыривать из жароеда нечто бугристое и округлое.
Устоять против чистосердечного восхищения в его возгласе не смог никто. Через минуту, забыв о Брюсе, охотники мухами обсели тушу содрогающегося монстра.
…Напластанное мясо и рвано срезанную шкуру жароеда сгрузили у бурых валунов, окутанных слабой дымной вуалью, сочащейся из ноздреватой земли. Довольные охотники были настроены миролюбиво, оглаживали набитые сумки и карманы, вполголоса переговаривались. Решали, волочь ли им оставшийся костяк с собой или бросить, как есть.
Только Агги морщил лоб и смотрел косо.
— Я решил, — веско бросил Агги после внушительной паузы. — Вы нарушили правило. Ты бросил пост, а ты послушался этого помешанного и тоже убежал оттуда, где тебе было велено находиться…
— Но я не… — Конопатый ужасно расстроился и пытался возражать.
Брюс молча массировал шею. След, оставленный цепью, кровил, и щипало его от пота изрядно.
— Так что добычу мы на вас не делим. Но можете добраться до дома вместе с остальными. — Великодушию удовлетворенного охотой Агги не было границ. — Ну а если кто обижен, тот пускай своим путем идет…
— Как же… — Конопатый расстроено всплеснул руками. — Но я… мне же… Меня же с толку сбил этот…
— Нет, ну если кто-то настаивает, то в принципе мы можем повторить, — ухмыльнулся Агги, зачесывая слипшуюся от поту гриву со лба. — Нас по-прежнему тринадцать, так что еще одного жароеда завалим с ходу… Жарковато, правда.
И впрямь незаметно наступил полдень. Небо над головой стало белым и раскаленным, лишь на востоке по-прежнему тронуто розовиной. Шип Железной башни днем виделся отчетливее.
Конопатый обратно поехал на спине рукохода. Наставать на продолжении охоты он не рискнул.
— Эй… — Немох ковылял за Брюсом, догоняя. — Ну ты…
— Везучий, — раздраженно закончил Брюс. — Это я уже слышал.
— Как он тебя не испек?
— Сам удивляюсь.
— И обереги, бывало, цепляли, а все равно жароед в первую очередь живого клюет. Может, ты не живой?
— Вот и я думаю, — сухо буркнул Брюс, ускорил шаг и обогнал всю бурно радующуюся компанию.
Даже Конопатый улыбался со спины Агги.
«…для приготовления заварца ни в коем случае нельзя использовать посуду из металла. Лучше всего подойдет керамический чайничек среднего размера.
На две части вина берется одна часть рома и две части травяного чая. Добавляются сахар (либо мед) и пряности по вкусу. Смесь разогреть на открытом огне. Трава и коренья — для насыщенности и плотности, алкоголь — для возгонки крови по жилам, пряности — для аромата, а огонь — для связи всех компонентов. Употребляется как в горячем, так и в холодном виде.
Рецепт традиционен, знаком практически всем жителям Державы, но в каждой провинции есть свои нюансы. Скажем, на юге предпочитают добавлять гвоздику и перец, а на севере воду для чая берут исключительно проточную и иногда кладут сливочное масло. В городах добавляют цитрусовые, а в провинциях крошат имбирь…»
Когда показались хребты окаменевших драконов, Брюс тронул за плечо прихрамывающего Конопатого. Агги, едва земля перестала дымиться, ссадил всадника и теперь тянул вместе с парой охотников волокушу, на которой лежал потрошенный жароед.
— Чего тебе? — хмуро осведомился Конопатый, заметно отставший от остальных и провожающий уползающую тушу болезненно-ревнивым взглядом.
— Ты с ними пойдешь? Я поворачиваю вдоль гор, выйду примерно к Мокромхам. Не хочешь присоединиться?
— На кой? Я с ними.
— Смотри, — хмыкнул Брюс. — Идти еще порядочно. Может, они вновь захотят кого-нибудь подманить.
— Тебе-то что за дело? — окрысился Конопатый. — Упустил свою выгоду, так теперь жалеть поздно. И я из-за тебя!
— Чего? — поразился Брюс. — Ты так ничего и не понял?
— А чего тут понимать? Сам струсил, хотел в лагере отсидеться, да не вышло. И тварь эту к нам привлек. И охотники из-за тебя чуть добычу не упустили! Шел бы ты своей дорогой, если не умеешь работать в команде!
— Слушай, командный работник, держался бы ты от этой команды подальше, если все еще хочешь до женитьбы дожить.
— Иди, куда шел. Из-за тебя я и так ничего не получу. Эх, если бы не ты…
Брюс вдруг заметил, что Немох, ступавший впереди и явно слышавший разговор, обернулся и широко ухмыляется.
Махнув рукой на гневно сопящего Конопатого, Брюс резко взял вправо, параллельно гряде горок.
Возвращаться домой незачем, а по этой стороне идти тоже можно и не наткнешься на стражу.
Мало ли что там происходит? Выйдет к Мокромхам, там обдумает ситуацию.
— Эй! Парень! — окликнули Брюса. — Ты чего, вправду уходишь? Стой, дурень! Хочешь шип с хвоста? Двадцать серебряков стоит!
Даже такое соблазнительное предложение не остановило Брюса. Знаем мы их приманки.
…Появилась трава, пусть жесткая и колючая, но живая, застрекотали кузнечики, выпархивая из-под ног. Наконец запахло не гарью, а пылью и цветами.
Забавно, еще вчера днем Брюс и не подозревал, что жизнь резко переломится. И чего Элиалия так разозлилась? Можно ведь было попытаться договориться.
Вздохнув, Брюс снял бесполезный уже оберег и зашвырнул его подальше. С огорчением убедился, что камешек в серебряной оправе тоже пострадал от внимания жароеда — оплетка частично оплавилась.
Что ж… От попыток разбогатеть пока одни только убытки. Не пора ли внять предупреждениям судьбы?
Но внимать предупреждениям, находясь на задворках цивилизации, как-то несвоевременно. Надо хотя бы выбраться к людям.
Вечерело быстро. Гористая гряда постепенно оплывала, усыхала, сглаживалась. На обросших травой макушках стали появляться кустарники, а затем по все более отлогим склонам и отрогам принялись карабкаться вверх и деревца.
И как ни уменьшились горки, темнота скапливалась между ними, словно вода, да и усталость подвесила на каждую ногу по чугунному брусу. По Брюсовым прикидкам он уже обогнул Мокромхи и можно поворачивать к дороге. Сильно удаляться от знакомых мест не хотелось. В конце концов он не государственный преступник, чтобы рыскать по Землям, как перекати-поле.
Взобравшись на холм, Брюс увидел серебристую ленту тракта. Сразу за ним начинался абсолютно глухой с виду лес. Правее тракт делился надвое — левый уводил к городу Нестану, а правый вел к городу Чистозеру.
— Ну и зачем мне города? — размышлял Брюс вслух, спускаясь с пригорка к дороге. — Лучше углублюсь я подальше в лес, заведу себе где-нибудь домик… Нет, лучше не здесь, а подальше, где болота пошире. Построю хижину на сваях, обмажусь тиной. Так во мне точно никто чужака не распознает… И стану жить-поживать… Сам с собой разговаривать… Спячу однозначно.
Поймав себя на том, что уже с тоской оглядывается в сторону оставленных Мокромхов и Стогоров, Брюс беззвучно ругнулся и решительно зашагал к развилке.
Погодим еще заныривать в чащу окончательно. Опробуем-ка мы ее на вкус, откусив краешек… То бишь заночуем где-нибудь возле развилки, а утром решим, куда идти.
Небось Брюс не настолько важная птица, чтобы из-за него чащу прочесывали?..
…Костерок забился под корягами, робко слизывая кору и щепки понежнее. Впотьмах Брюс набирал хворост наощупь, так что пришлось брать, что ближе лежало, а в пределах досягаемости, как правило, лежит самое малопригодное. Скажем, замшелая древесина…
С другой стороны, слабый огонь не привлечет внимание со стороны, а дым отпугивает комаров.
Набросив на нечто кустообразное, низкорослое и во мраке малоопределимое (главное, что без колючек) куртку, Брюс свернулся на импровизированной постели и моментально уснул.
Вообще-то в его планы входило намерение поразмыслить перед сном о ближайших перспективах…
Можно, скажем, добраться до развалин дома предков, при помощи украденного у огненных магов заклятия восстановить все некромантские книги, сожженные и развеянные в пепел… Хм-м, придется еще заглянуть к воздушным магам, стащить формулу заклятия «возвращенного ветра» и уже тогда восстанавливать уничтоженную литературу. Затем изучить ее толком. Затем поднять из земли достаточное количество покойников, согнать всех в войско и направить его на штурм замка барона Загорского…
Хотя, чего мелочиться?
…Тонко ныли медные трубы, созывающие мертвых. Штурмовые отряды оскаленных мертвяков в проржавевших шлемах уже карабкались по скрипящим стенам дворца Земледержца на Золотой земле, и ветер разносил запах дыма и тлена…
И тут Брюс в ужасе подскочил, ошарашено оглядываясь.
Умиротворенно шелестела листва над головой. Скрипели стволы верб, обступивших Брюсово лесное убежище. Мерцали бусины «росы фей» в складках коры. Костерок совсем задохнулся и откашливался сизым дымом. Звенящие трубы обратились злобным комарьем.
«Приснится же такое!» — подумал Брюс, отмахиваясь от насекомых и пытаясь накрыться курткой с головой.
Вот только слабый запах тлена пробрался и под куртку. Как невнятное навязчивое шуршание снаружи, которое никак не вязалось с фоном ночного леса.
Брюс снова высунулся из укрытия и вытаращил глаза. Прямо напротив сидел его давешний неживой знакомец, ценитель древних кладов.
— Откуда ты взялся? — с тоской осведомился Брюс, разворошив угли и оживляя костерок.
Мертвяк не отозвался. Сгорбился на земле, посматривая на незадачливого некроманта из-под уныло обвисшего на костяной лоб клока светлых волос. К ветхим сапогам прилипли сухая трава и опавшие листья.
— Вот ведь привязался…
Судя по всему, проспать удалось пару-тройку часов, не больше. Усталость никуда не делась, только теперь ей компанию составил голод.
— Ты не возражаешь, если я все-таки отдохну?
Мертвяк не возражал. Сидел и таращился. Брюс чувствовал этот взгляд даже через куртку, которой вновь попытался укрыться. Да и запашок… затекал. Так что достаточно быстро Брюс пришел к выводу, что не так уж сильно устал. И способен еще пройтись немного.
И даже выбирать особо не стал, свернув на левую дорогу, к Нестану. Там людей обитает больше, проще затеряться. Да и за дорожным покрытием здесь присматривают, камни вовремя сгоняют обратно, не то что на соседнем тракте — сплошь ямины да колдобины. Только ноги калечить да обувь бить.
На вывеску Брюс налетел со всего маху. Аж искры из глаз посыпались. Он шел по заросшему краю дороги, глядя вниз, чтобы не споткнуться, и вдруг с ходу врезался во что-то плоское и податливо качнувшееся.
— Что за…?!
Вовсе не «…», а «Лягушья заводь», укоризненно возражала дубовая доска на цепях. Цепи уходили куда-то вверх, теряясь во тьме ветвей.
Нормальные люди ставят вывески так, чтобы их замечали проезжие. Возможно, хозяин намеренно прятал свое заведение от назойливых посетителей, но они наверняка находили его по запаху. Аромат жареного мяса Брюс почуял издали и давно гадал о его происхождении. А потом услышал и звуки — фыркали лошади.
Вот только где? Запах шел откуда-то справа… И сверху. Брюс присмотрелся и удивился еще больше. Нормальные люди и таверны строят возле дороги, а не вьют гнезда в кронах деревьев.
Нечто обширное разместилось, как сначала померещилось, прямо на ветках, затаившись во мраке. Только глаза-окна тлели желтым да горел одинокий фонарь над входом.
Это ж какие должны быть лягушки, чтобы запрыгнуть в эту заводь?
— Эй, там! — воззвали вдруг от «Заводи», и раздался металлический щелчок. — В кустах! У меня тут огнемет!
— И огнемаг в придачу, — не поверил Брюс, но из зарослей выбрался. Огнемет — не огнемет, но самострел тоже неприятная штука.
Присмотревшись, Брюс разобрал, что дом взгромоздился не на деревьях, а на толстенных каменных сваях, покрытых мхом. Ко входу ведет широкий пандус, по которому можно было завести даже лошадь, но сейчас невидимые кони шумно всхрапывали и бряцали снаряжением где-то под таверной. Видно, там разместили конюшню.
А у парнишки, что сидел под окном, свесив ноги с края площадки, и впрямь имелся самострел. А еще — краюха хлеба и чесночная колбаса, судя по запаху.
— Чего так поздно-то? В такую темь по лесу только нежить шастает.
— Ты ее, что ли, тут поджидаешь?
— Сторож я, — авторитетно сообщил парень, брякнув затвором самострела. — Ну то есть гостей привечаю, если кто с дороги не заметит.
«Вывеску бы из кустов извлекли, может, и сторож не понадобился бы», — подумал Брюс, поднимаясь по пандусу, набранному из бревен.
Судя по всему, постройка уцелела еще с незапамятных времен, когда после Сотрясения Земель здесь вместо леса стояла большая вода. Потом вода сошла, оставив после себя лишь знаменитые Мокромховые болота.
Таверна оказалась широкой, с двускатной крышей, усеянной бородавками гнезд летух и украшенной горбатыми серыми фигурами. Едва Брюс ступил на бревна ската, как одна из этих фигур сорвалась с места и с уханьем пронеслась над макушкой, задев жестким крылом.
— Сторожевые, — похвастался парнишка коллегами по службе и звонко шлепнул комара на щеке. — Зар-раза… Да вы заходите, людей они не трогают.
Вторая из оставшихся птиц повернула голову, на мгновение блеснув прозрачно-желтыми круглыми глазами.
Внутри «Заводи» было шумно, тепло и достаточно людно. Из-за темных досок, которыми были обшиты стены, таверна казалась теснее, чем была.
В правом углу скорчился странный истукан, долженствующий, видимо, то ли заполнять, то ли украшать интерьер.
Хозяин размещался у стойки в классической позе, без которой не обходится ни один владелец подобных заведений, — протирал предмет полотенцем. Предметы варьировались от ложек до тесаков (в данном случае был подстаканник), зато полотенце, не вызывающее неодобрение своей излишней чистотой, было неизменным.
У окна некий хмырь торопливо жевал, не снимая плаща. Ложка часто заныривала под низко надвинутый край капюшона. У другого окна тосковала матрона с сопящим младенцем. Источник матрониных тревог находился в дальнем конце залы, там же, где и все остальные посетители заведения.
Вокруг приземистого стола сгрудилось человека четыре, наблюдая за двумя сидящими друг напротив друга. Там играли. Судя по картам и доносившимся репликам, в «Стихии».
— Ну же, не тяни! — как раз простонал некий тип с копной рыжих волос, подбадривая парня в охотничьей шляпе.
Парень, державший карты, не отреагировал. Поза его выражала непоколебимую уверенность.
— Не торопи! — нервно вскричал бледный тип в безрукавке, попытавшись плечом стереть пот со лба. В его руках карты разве что не пищали от боли — так он вцепился в них.
Хозяин, поначалу безразлично покосившийся на Брюса (в глазах буквально заработал счетчик: одиночка, без лошади, одет просто, прибыл поздно ночью, большого навара не жди), вдруг встрепенулся, разглядев нечто, по его мнению, значимое:
— Хотите ужин? — осведомился трактирщик, отставив подстаканник и слегка поклонившись. — Комнату?
Лицо его стало несколько встревоженным. Счетчик защелкал иначе: пришел ночью, один, без страха, одет нарочито просто, высокий, худой и светлокожий. Чужак наверняка маг или, хуже того, некромант.
Может, и вправду обмазаться тиной?..
— Ужин, — решил Брюс.
Вот в чем ему повезло во всей этой истории, так в том, что, планируя купить на рынке оберег, он прихватил с собой все свои деньги. И пока расплачиваться есть чем.
— Водником его! — закричали от стола игроков.
— Так там Башня… — возразили в ответ.
Матрона скорбно вздохнула, качая младенца и буравя гневным взглядом одного из зрителей, что топтался возле играющих. Лысоватый мужик трусливо глянул из-за плеча, но сил вернуться к семейству пока не находил.
Брюс запустил ложку в сытно пахнущее мясом варево, принесенное в горшочке трактирщиком. От одуряющего запаха и иллюзии покоя неимоверно клонило в сон. Пришлось хлебнуть бодрящего свежеприготовленного заварца из глиняной кружки. Язык обожгло пряным жаром, тепло разлилось по жилам.
Резко стукнула входная дверь, повеяло сырым лесом. Ввалился бородатый человек, торопливо стряхивающий с себя хвою и листья.
— Шеггар, ты знаешь, что у тебя вокруг мертвяк какой-то бродит?
Брюс поперхнулся ужином. Хозяин лениво повел плечом:
— Там всегда что-то бродит. Я кольцо вокруг на днях обновлял, все как положено: заговоренная соль, собачья моча, дымом сгоревшего тимьяна обкурил… Так что не пройдет.
Точно! Где-то шагов за сто до затаившейся вывески Брюс словно пересек некую черту, показалось вдруг, что обожгло колючей стужей, пробрав до костей. Тогда Брюс списал это на озноб от усталости. Да и запашок мочи отвлек…
— Хотел подрезать, но впотьмах упустил. — Бородач плюхнулся на скамью возле камина. Аккуратно пристроил у ножки увесистый топор. — До утра небось уйдет.
— Другого сыщешь, — равнодушно утешил трактирщик. — Тут этой нечисти на каждом шагу.
— И то, — согласился бородач. — Мне и вовсе гиппогриф в чаще померещился.
— Так ты бы бормотуху на поганках да мертвой траве не настаивал, — осклабился трактирщик, меняя один натертый подстаканник на другой, по виду ничем не отличающийся от предыдущего.
Брюсу вдруг припомнилось, с какой беспечностью он завалился спать прямо в лесу. Стало не по себе. Все-таки засиделся он на одном месте, расслабился.
— Да-а! — торжествующе завопили вдруг от дальнего стола одновременно с разочарованным стоном.
Люди отвалились от игроков, как сытые вампиры. Проигравший бледный тип с силой стукнулся лбом о край столешницы. Разочаровавшие его карты рассыпались по полу.
— Ну ты молодец! — Паренька в охотничьей шапке одобрительно хлопали по плечам. Тот бледно улыбался.
— Ты смотри, — восхитился трактирщик Шеггар. — Девятый раз за вечер. Ай да девка!
«Девка?»
— Девка? — одновременно с Брюсом удивился владелец топора.
Они вгляделись повнимательнее. Небольшого роста парень (или девушка?) сидел ко входу спиной, так что рассмотреть можно было разве что шапку, видневшуюся из-под нее часть скулы и подбородка да мешковатую одежду простого покроя. Так сразу и не сообразишь, он это или она. Хотя…
— Точно девка, — пришел к выводу бородач. — И чего, вправду выигрывает?
— А то, — трактирщик усмехнулся одобрительно, наблюдая, как тощий кошель перекочевывает из рук павшего духом проигравшего в руки победительницы, которая довольно небрежно запихивает его в карман. — Всех обчистила. Наперво подумали, что девку легко обобрать, а она… — Он хихикнул. — Даже Бряку усы накрутила.
Усами обладал только один из сновавших вокруг стола людей. Но усатый вовсе не походил на проигравшего. Даже напротив, сиял, как начищенный серебряк, и с какой-то трепетной, восхищенной алчностью заглядывался на девушку, подсовывал кружку с парящим заварцем. Только что не рычал ревниво на тех, кто суетился рядом.
— Или везет глупой, или за нос дураков водит.
— Ну Бряка-то так просто не поводишь, — усомнился трактирщик. — Да и в «Стихии» трудно ловчить. Тут все больше от выдержки зависит, а воля у девчонки железная.
— Откуда взялась такая?
— Да Хлябь ее знает. Приехала засветло.
Девушка между тем глотнула из любезно подставленной кружки, скривилась и поднялась из-за стола.
Но уйти ей не дали. Что-то горячо бормотал проигравший, пытаясь ухватить победительницу за запястье. Заплакал младенец, когда матрона тоже подскочила к столу, оттягивая увлекшегося муженька. На девушку она зыркнула так свирепо, что та невольно отвернулась, мельком глянув в сторону Брюса.
Брюс почувствовал, что у него глаза на лоб полезли.
Из ворота кожаной куртки выбился край заправленной светлой косы. Круглая скула налилась знакомым румянцем. Шляпа съехала назад от очередного одобрительного хлопка, девушка подняла руку поправить ее. Все сомнения отпали.
Элиалия Загорская собственной персоной.
И Брюса она не узнала, отвернувшись безучастно. Ему тоже сделать вид, что видит ее впервые? Или воспользоваться моментом и прояснить их сложные взаимоотношения?
Вообще-то ничего странного в том, что Элия оказалась именно в этой таверне, не было. Из Стогоров ведет всего две дороги. Странно то, что она вообще здесь, а не дома, в замке.
Брюс всмотрелся в лица остальных посетителей таверны. Никто из них не мог служить охраной Элии даже с натяжкой. Ну разве что матрона прячет вместо младенца самострел, взведенный до визга. В прямом смысле. А тип в капюшоне заправляется ядом вместо похлебки…
Сорвавшись с места, Брюс в несколько шагов пересек залу и плюхнулся на скамью напротив Элиалии.
— Эй! — Тут же дернули Брюса за плечо. — Сейчас моя очередь, парень! Я отыграться должен!
Брюс стряхнул руку, не глядя. Элия, так же не глядя, произнесла:
— Мне надо поесть. Все игры позже.
— Сейчас, — с нажимом возразил Брюс.
— Ты что, не слышал, что девушка сказала? — усатый Бряк попытался было вклиниться между ними, но Элиалия уже подняла глаза на сидящего Брюса и изменилась в лице.
— А… Это ты.
— Вы знакомы, что ли? — удивился Бряк.
Брюс с Элией одновременно издали хоть и нечленораздельный, но однозначно неодобрительный звук, и усатый, бурча, отступил.
— Телохранитель? — предположил иронично Брюс, проводив его взглядом.
Элия не ответила, не таясь, высыпала на стол монеты из чужого кошелька и по одной закидывала их обратно, считая. Среди монет на столе поблескивали и странно знакомые треугольные предметы из серебра, смахивающие на огромные и тупые наконечники стрел. Из одного такого наконечника вместо древка торчал клок упругих перьев.
— Вы обкромсали гиппогрифа? — Брюс пораженно коснулся «наконечника» пальцем.
Элия молча придвинула серебро к себе. И второй вопрос остался без ответа.
Фонарь, висевший над столом, слегка качался от сквозняка, заставляя длинные тени скользить по полу. Одна тень Элии послушно кланялась, другая слегка запаздывала.
— Что вы здесь делаете? — предпринял Брюс третью попытку и наконец получил лаконичный ответ:
— Путешествую.
— В одиночестве?
— Это противоестественно?
— Для баронской дочери — да.
— А кто здесь баронская дочь? Может быть, ты? — она наконец прекратила пересчитывать деньги и холодно сощурилась на Брюса.
— Смешно, — согласился Брюс. — Но если не хочешь, чтобы тебя считали баронской дочерью, спрячь кольцо. — Он кивком указал на перстень, который зазывно переливался огоньками на ее среднем пальце. — И не считай деньги на глазах у всех. Особенно чужие.
Элиалия не обратила внимания ни на «ты», ни на сарказм. Вполне серьезно спросила:
— Хочешь наняться ко мне в консультанты? Однажды я предложила, а ты отказался.
— И сейчас не соглашусь. Ты себе, похоже, нашла компанию.
— Тогда чего привязался?
— Не смог сдержать удивления, увидев тебя здесь.
— Взаимно. Я думала, ты горишь где-то в Огненном краю.
— Зачем ты устроила это представление? Там, на рынке?
— По-моему, это ты устроил представление… Начался такой переполох, — она мельком улыбнулась. — Можешь гордиться.
— Я к нему не имею отношения, — попытался неубедительно отречься Брюс. — Это твои маги натворили.
— Ну тогда кто-то из них не подозревает о своих скрытых талантах, иначе с чего бы они так взбесились…
Брюс вдруг подумал, что девушка выглядит не слишком хорошо. Утомленной, расстроенной и чем-то поглощенной настолько, что ничего со стороны ее особенно не занимает. Только глаза блестят горячечно и на скулах проступили пятна, но скорее это от выпитого заварца.
— А кто-нибудь из твоих родичей подозревает о твоих скрытых талантах? — Брюс поднял со столешницы перевернутую карту. Воздушный дракон хищно оскалился с потертого прямоугольника.
Элия повела плечом, сознавшись неожиданно мягким голосом:
— Мастер оружия при дворе матушки. Это он обучал меня игре в «Стихии».
— Тот же самый, что научил владеть мечом? А про рукоделие, более приличествующее девицам, он что-нибудь слышал?
Элиалия одарила Брюса неприветливым взглядом, ссыпала оставшиеся монеты в кошелек и так резко дернула за кожаные шнурки, что один лопнул.
— Зачем ты ко мне подошел?
— Хочу отдать вот это. — Брюс вынул из-за пазухи уже изрядно мятый лист и положил его перед девушкой.
Она оживилась, выронив недовольно звякнувший кошель, и обеими руками ухватив рисунок. Несколько секунд рассматривала, стряхнула прилипший мусор, подняла сияющий взгляд:
— Я заплачу тебе… Как обещала… — И стала дергать злополучный кошель, пытаясь подцепить оборванный кончик завязки.
— В той Железной башне, что в огненных землях, никого нет. Я точно знаю, — сказал Брюс перед тем, как подняться и вернуться за свой стол.
Почти сразу же на оставленное Брюсом место плюхнулся тот, что надеялся отыграться. Он что-то горячо заговорил, но Элия не слушала, разглаживая листок с рисунком. Через ее плечо попытался заглянуть усатый Бряк, и только тогда она быстро свернула набросок пополам.
Неужто все-таки действительно хочет разыскать безумного мага?
— Хочет, — подтвердил знакомый голос. Тени в углу стали зыбкими, обтекли дымчатую, почти прозрачную ушастую фигуру. — Она давно ждала момента и наконец решилась.
— В одиночестве, через всю Державу?
— Смелая девочка. И очень настойчивая.
На взгляд Брюса, смелой девочке подошел бы гораздо менее лестный эпитет, но он сдержался, доедая остывшую похлебку и искоса поглядывая на дальний стол, где невезучий претендент на отыгрыш уже расставался с кожаным ремнем, украшенным медными бляхами.
Зачем баронессе это барахло?
Усатый Бряк пристроился рядом с Элией, что-то пришептывая ей в ухо. Мерзкий тип, неужто она сама не замечает?
— Пусть делает, что хочет, — произнес Брюс вслух, отвечая и на свои сомнения и вставляя реплику в разговор с Дьенком. — А я возвращаюсь к своей жизни. Я отдал этой путешественнице то, что ей нужно, так что…
— Ты же сам в это не веришь! — хмыкнул проницательный Дьенк.
— Ну, допустим, в Стогоры мне путь закрыт. Но я могу поселиться где-нибудь в провинции.
— После всего, что ты устроил?
— Пусть докажут.
— Они и доказывать не станут.
— Пусть найдут, — угрюмо огрызнулся Брюс. Соблазн обмазаться тиной и залечь в болотах становился все более неодолимым.
Он всего лишь хочет жить спокойно. Жениться на Аянне. Заниматься тем, что у него неплохо получается. Хотя бы растить вываранов…
Матрона, перехватив плачущего младенца наизготовку как самострел, вынудила струхнувшего супруга уйти ночевать в комнаты наверху. Стало тихо. Задремал в углу, нервно вздрагивая, не смирившийся с проигрышем тип в безрукавке. Человек в капюшоне затаился в своем одеянии, как в засаде.
Трактирщик скрылся из виду.
— …даже представить себе не можешь, сколько сумеешь заработать за одну ставку, — неслось от дальнего стола. Шепоток, словно змея в пустыне, извиваясь, прокрадывался в тишине.
Брюс и сам не заметил, как заснул за столом, встрепенувшись лишь от движения. Собранную в дорогу Элию увлекал к выходу льстивый Бряк.
— Останови ее! — едва различимый в сумраке Дьенк казался перепуганным.
Нет, эта ночь слишком длинная, и утро никак не наступает.
— Погодите! — Брюс, плохо соображая спросонья, что происходит, машинально догнал уходивших.
Бряк злобно оскалился, перехватывая Брюсову руку:
— Куда? Мы уже договорились!
— О чем?
Лицо его оказалось так близко, что капельки слюны изо рта брызнули Брюсу на грудь (выше коротышке подняться не удалось даже на цыпочках):
— Мы договорились с ней! — прошипел тот яростно и нетерпеливо. — А если ты задумал переманить ее, то будешь иметь дело с Бряком!
— Возвращайся к своим выжаркам, — Элия поплотнее завернулась в свою мешковатую куртку. — И не вмешивайся больше. У нас разные дороги.
Отодвинуть низкого и не слишком храброго, несмотря на свои заверения, Бряка было делом минуты. А вот сдвинуть Элию с места оказалось значительно сложнее, несмотря на то что и она едва доставала Брюсу макушкой до носа.
— Ты с ума сошла? Ты понимаешь, куда он тебя тянет? — Брюс и сам этого точно не знал, но уж больно физиономия Бряка ему не нравилась.
— Туда, где я могу заработать достаточно денег на путешествие, — ответила хмуро Элия. — Со мной ничего не случится, пока я буду выигрывать. А это я могу.
От подобной наивности у Брюса дыхание перехватило. Или эта девица вообще ничего не знает о реальности, или непроходимо равнодушна к собственной участи.
— Элия…
— Сударыня, — вмешался подоспевший трактирщик, — вам нужна помощь?
— Меня замучили домогательства этого человека, — резко повысила голос Элия, отворачиваясь от Брюса. — Он приставал ко мне днем. Не думала, что нагонит. Буду очень признательна, если вы избавите меня от этого наглеца.
Бряк, суетливо метавшийся вокруг, замер, просияв. Трактирщик насупился, щелкнул пальцами, и из воздуха словно соткалась сутуловатая фигура вышибалы, до того момента успешно изображавшая истукана в углу. Даже бородач с топором пошевелился, поудобнее переставив топор.
— У нас здесь такие порядки, — внушительно произнес трактирщик, — что каждый сам решает, куда и с кем ему идти.
В целом — здравые порядки.
В конце концов, почему Брюс должен вмешиваться в выдумки взбалмошной баронской дочери, которая сама жаждет неприятностей и, хуже того, вовлекает в них других? Если бы тогда он не вернулся за ней в замок… Если бы она не заявилась в его дом с шантажом и без денег…
Брюс попятился и опустился на свое, все еще теплое место.
Глухо стукнула входная дверь.
«…Обстоятельства — те же маги. Водят нас по своей воле, подчиняют себе, вынуждают делать то, о чем при ином раскладе нам и помыслить было бы боязно. Дух человеческий слывет свободным, но коли он год за годом идет на поводу внешних сил, чужой воли, сложившихся условий, то и свобода его — лишь иллюзия, что тешит разум…»
Утро так и не успело наступить.
Снаружи громко ухнула и хлопнула крыльями птица. Зазвякали сбруей кони, что-то стукнуло, обрушившись. По бревенчатому скату забухали шаги.
Такая уверенная поступь не сулит ничего хорошего.
— Эй, хозяин! — В дверной проем, едва не расперев его широкими плечами и стукнувшись шлемом о притолоку, вдвинулся человек с оружием. — Хозяин!
На груди пришельца имелся кожаный нагрудник со знакомым вензелем баронов Загорских. По контуру вошедшего мерцало блеклое сияние, словно за его спиной горела сильная лампа. Но лампы там не было, зато топтались еще двое верзил с оружием.
Окрик издал один из них. Тот, что вошел первым, давно не разговаривал. Челюсть его, разрубленная когда-то и сросшаяся криво, лишь чуть выпятилась вперед.
— Слушаю вас? — Трактирщик вынырнул откуда-то из-под прилавка.
Он безошибочно обратился к молчуну, угадав старшего.
— Мы разыскиваем преступника, — говорливый верзила шумно покопался в сумке, добывая некую грамоту и протянул ее главному. — Душегуба и грабителя… Вот тут описание…
Обладатель разрубленной челюсти небрежно щелкнул пальцами, и его подчиненный аккуратно выдвинулся вперед, чтобы продемонстрировать грамоту собравшимся.
Лязгнули мечи, когда вся троица переместилась по зале. Проснувшийся тип в безрукавке издал сдавленное вяканье, пытаясь растечься по стене. На вошедших он воззрился с ужасом. Обладатель капюшона сгорбился еще больше.
Но до них никому не было дела.
Верзила, протянувший было грамоту трактирщику, окинул взглядом обеденную залу, явно не ожидая встретить «душегуба» в первой же таверне, да так и замер, уставившись на Брюса, но не в силах побороть инерцию задуманного:
— Молодой человек, около двадцати лет… — говорил он, не сводя с Брюса взгляда. — Высокий, темноволосый, со светлой кожей. По облику нездешний… Может быть опасен…
Его начальник повернулся к Брюсу всем корпусом. Выражение лица его не изменилось ни на йоту, но Брюсу вдруг нестерпимо захотелось нырнуть под стол.
— А… — просипел вышибала из-за спин, тыча в Брюса корявым пальцем. — Этот… Вроде похож…
Только теперь Брюс осознал, что знает человека с разрубленной челюстью. Знаменитый немой Аворан Фарр. Служит у баронессы Загорской мастером оружия и капитаном замковой стражи. Наставник ее взбалмошной дочери.
— Ага, — поддакнул один из пришельцев, что маячил за широкой спиной капитана. — Он! Точно…
Все-таки неуютно в присутствии такого количества разом обнаженного оружия.
— Да что случилось-то? — ошалело поразился Брюс.
Нет, безусловно, он много чего натворил, но при чем тут баронская стража?
— Отвечай, где Элиалия Загорская, наследница ее светлости баронессы Загорской? — свирепо осведомился один из сопровождавших капитана, повинуясь его безмолвному знаку.
«Часа три, как отправилась в неизвестном направлении», — подумал Брюс, чувствуя, как холодеет под ложечкой.
— Понятия не имею, — честно выговорил он. — Была здесь, но…
— Лжешь! — зарычал страж.
Капитан сделал шаг вперед, не меняя выражения лица. Брюс невольно подался назад. Глаза у капитана были бешеные, а магический контур, заменявший воинам латы, вспыхнул резче, словно подпитавшись кагштановой яростью.
— Что ты сделал с ней, гнусный выродок? — по-прежнему говорил один из верзил, сопровождавших капитана, но Брюсу казалось, что он слышит только самого Фарра.
— Ничего я…
— Она оставила письмо своей матушке! Где все поведала начистоту! Как ты завлек ее обманом в Руины и там… Там ты ее обесчестил и надругался!
«Что? Прямо так и написано?!» Вот теперь у Брюса похолодело не только под ложечкой, но и дрогнуло сердце. Злополучное письмо, отправленное Элией еще до начала всех этих потрясений, похоже, добралось до адресата. Девушка не перехватила его. Или забыла, или не придала значения…
— Погодите! — растерянно заторопился Брюс. — Элия… То есть Элиалия была жива и здорова еще пару часов назад! Эти люди подтвердят, что видели ее невредимой… — Брюс с надеждой обернулся к трактирщику.
Тот хмуро взирал на происходящее. Бородач с топором высился за его спиной на пару с вышибалой, и композиция неприятно походила на троицу из стражей возле дверей.
— Вы же видели девушку?
— Девушку? — Трактирщик явно тянул время.
— Подтверждаешь ли ты, трактирщик, что не далее как пару часов назад ты видел в своем заведении дочь баронессы Загорской?
Вот теперь лицо трактирщика можно было читать, как книгу. В глазах его бешено запрыгал уже знакомый счетчик: дочь баронессы, пропавшая в его трактире? Этого только не хватало. Да никогда! К тому же здесь была лишь простоватая девка, ушедшая невесть с кем.
— Что вы, добрый страж, никаких высокопоставленных особ в моем скромном заведении уже много лет не видывали…
«Добрый страж» обернул к Брюсу отнюдь не добрый взгляд:
— Мы задерживаем тебя по обвинению в убийстве Элиалии Загорской. Да смилостивятся над тобой твои боги, поскольку от людей милости тебе лучше не ждать…
— Ты смотри, — пробормотал вполголоса бородач, — да от него девкам и вовсе житья нет!
— Послушайте! — Брюс все еще надеялся разъяснить ситуацию. — Она жива. Я могу доказать это. Вы догоните ее, если поспешите, она…
«Ну конечно, — усмехнулся с безмолвной иронией Фарр. И сделал знак, понятный даже без перевода — Берите его!»
— Капитан, — несколько встревожился один из стражников. — А если он… Как на площади?
— Тебе защиту для чего ставили, болван? — прошипел второй.
— А вдруг обвалится? На ножках же куриных трактир-то…
— Что обвалится? — встревожился трактирщик.
— Вперед, дурень! — зарычал, осерчав, второй из стражников.
Но сильнее на трусоватого парня подействовал взгляд капитана, брошенный через плечо.
Они двинулись вперед. Брюс мгновенно оказался запертым между стеной и столами. Лазейки не было. С одной стороны — стена, с другой — трактирщик со своими людьми, с третьей — напряженные посетители трактира, впереди — стражи.
Как на площади… От усталости и неожиданности Брюс не мог сосредоточиться вовсе, не то что пытаться колдовать. Хотя вот, вроде бы, слабо мигнул светильник слева, то ли отзываясь на неясное еще самому чароплету действие, то ли…
Капитан вдруг замер на полушаге, вздрогнув и неестественно выпрямившись, словно позвоночник его зачерствел. Глаза Фарра остекленели и помутнели, под веками заклубилась дымка.
— Ухо… ди, — с мучительным усилием, неестественно приоткрывая рот, прохрипел капитан. — Бы… стро…
Звуки, сыпавшиеся с разрубленных губ, казались стальными колючками. Вон, даже кровь показалась…
— Дьенк? — неуверенно вопросил Брюс, вглядываясь в искаженное лицо Фарра.
Ошалел не только он. Изумленные подчиненные капитана оторопели, уставясь на внезапно заговорившего начальника.
Неуклюже дернулась рука в перчатке, опускаясь на локоть Брюса. Качнулось пламя в светильнике. Тень капитана послушно шевельнулась вслед за движением огня. Вторая тень лежала неподвижно.
— Я… держу… его… — Капитан отмахнулся от спешивших на подмогу товарищей, загораживая Брюса. Побелевшее лицо усыпали крупные капли пота.
Брюс различал, как голубоватый, светящий контур вокруг капитана становится черным, словно силуэт стража очертили углем, а прежде светлые глаза наливаются кровью, разбухшие жилы страшно иссекают белки.
Толчком в спину капитан направил Брюса к выходу. Дверь заскрипела томяще медленно. Сырой запах леса Брюс хватанул ртом, словно воду.
— Бе… ги… — выдохнул в последний раз капитан и, пошатнувшись, припал к косяку, на секунду разжав хватку.
Он оказался удивительно стойким, этот капитан. Через мгновение после того, как ослабевшие пальцы выпустили его рукав, Брюс буквально спиной почувствовал, как вновь ожившая рука пытается ухватить уже воздух.
— Держи! — захрипел, сползая по стене, капитан.
Мелькнуло изумленное лицо парнишки-сторожа.
Самострел, к счастью, смотрел клювом вниз. Зато сверху резко пахнуло теплым ветром, когда обе птицы ринулись на Брюса. Коготь зацепил ухо, больно рассадив край. Другой рванул ворот. Жесткое крыло ударило по плечу.
— Вон он!..
Кричали в спину. Тревожно заржали лошади, пытаясь ринуться прочь. И те, что ночевали под таверной, и те, что были привязаны у ската. Не было времени отвязывать хоть одну из них, поэтому Брюс кинулся к чаще, пригибаясь и закрываясь руками от пикирующих птиц.
У ног клюнула землю металлическая стрелка. Вторая вонзилась в ствол вяза, брызнув светлой щепой. Третья оказалась заговоренной, увернулась от хлестнувшей ветки и впилась бы Брюсу в затылок, если бы он с ходу не вломился в заросли стрелохвата и не увяз там, ворочаясь, как сдуревший медведь в малиннике.
Говорят, семена стрелохвата специально высевали вдоль дорог разбойники. Они отлично перехватывали метательное оружие. Правда, и людей прочные ветви держали крепко.
— Там! Слева! — заорали, как Брюсу с перепугу показалось, прямо за спиной.
Брюс рванулся изо всех сил, оставляя на колючих кривых ветках клочья собственной шкуры, продрался через заросли и угодил прямо в выстуженную тишь ночного леса.
Когда же наконец утро?!
Под ноги попадались исключительно колдобины, рытвины и корни. Пару раз Брюс кувыркнулся, с силой приложившись о древесные колени плечом и копчиком. Переживать было некогда. Охотники устремлялись на шум не хуже псов.
— Вон туда повернул!
— Я вижу его, вижу!
— …на перехват!
Брызнула из-под пяток жидкая грязь, земля опасно поддалась и заколебалась под ногами. Кажется, Брюс угодил в болотное «окно», которых в лесу было полным-полно. Хорошо хоть скользнул по краю.
Стоило выскочить на прогалину, как сверху с ветвей сорвалась невесть откуда взявшаяся тяжелая птица, ударила по голове, ослепила крыльями.
Брюс отмахнулся, яростно взвыв, но ноги заплелись, и, не видя, Брюс утратил равновесие и покатился по склону, обдираясь о камни и сучья. Прошлогодняя листва и взрытый дерн забивали рот и уши.
…В лощине оказалось промозгло. Но тихо.
Замерев, Брюс слышал, как по верху прошли люди. Голос Бородача недовольно признал:
— Он где-то здесь, рядом, я чую… Но следы сейчас трудно искать. Темно.
— До утра ждать нельзя. Уйдет.
— По нашему лесу далеко не уйдешь. Все равно вот-вот рассветет…
— Эй, глядь! Там вроде что-то мелькнуло?
— Ничего не вижу.
— Да точно, гляди, бежит!
— Морок это! Ничего там нет!
— Да вон же! — Зачавкала земля под быстро удаляющимися шагами.
— Вот шальной, чего ему там померещилось, нет же никого…
— Погодь, вроде и я вижу…
— Ладно, проверим, что там вам мстится… — В интонациях Бородача скользнула неуверенность.
Хруст ветвей стихал. Брюс приник к холодной земле, пытаясь слиться с ней. Под животом мокло — там задыхался под Брюсовым весом родничок. Прелые листья облепили лицо и мешали дышать.
А ведь он прав! Засветло Брюса точно найдут. По следам. И в лесу не спрятаться — опасно, да и заблудится он моментально. Если уже не заплутал.
Вот ведь попал в историю…
Брюс завозился, выбираясь из грязной лужи. Вода текла по штанинам, хлюпала в ботинках. Кажется, дурацкая мечта обмазаться тиной сбылась.
— Дьенк? — с надеждой позвал Брюс. Вокруг уныло шелестели деревья. Далеко ухала успокоившаяся сова. Если призрак и не вернулся к Элии, то точно не поспел за Брюсовым заячьим ходом.
Кстати, об Элии… Неизвестно ни с кем, ни как она отправила письмо. И, возможно, она не указала, когда именно планирует пуститься в экспедицию в развалины. И Брюсу никогда не догадаться, что еще она там написала. Нечто драматическое вроде «если я не вернусь, в моей смерти вините высокого, темноволосого, светлокожего…»
С нее станется сочинить что-нибудь в этом духе.
Наверное, письмо принесли сегодня. Пока обыскали развалины, пока пустили погоню по дорогам… Они и не ждали найти «душегуба» так близко.
Зато теперь постараются не выпустить.
Все сильнее качались деревья. Каждый раз, когда сверху шелестело, тянуло пригнуться. Давно рассвело, но вниз, между плотно обросшими мхом и эпифитами стволами, свет сцеживался мутным и слабым.
Вдалеке лаяли собаки. Только поэтому Брюс догадывался, что ушел не так далеко от дороги, как казалось. Уж больно лес вокруг был дремуч. Он не должен быть таким, но стал после Сотрясения и большой воды, что принесла вместе с телами тысяч погибших еще много странного.
Уносить надо отсюда ноги…
Брюс снова посмотрел на небо. Больше, чем собаки, его беспокоила неопрятная туча, повисшая прямо над ним. Туча залегла низко. Ветер мотал верхушки деревьев туда-сюда, скребя ее по бугристому брюху.
Еще до того, как она появилась, над лесом зажглась на пару минут двуцветная радуга. Господа водяные маги извещали о своем прибытии…
Устрашиться и выйти им навстречу? Неловко как-то — грязен, мокр, потрепан.
Брюс опустился на выперший из земли чудовищный древесный корень. Смотреть страшно, зато сидеть удобно. В складки иззелена-бурой коры можно ладонь ребром засунуть.
Болело ухо, болели плечо и ребра, ныла, кажется, каждая косточка и очень хотелось есть. Но из доступной еды была разве что устрашающего вида поганка, нагло усевшаяся на соседний корень.
Итак, можно, конечно, попытаться найти достоинство и в таком существовании, но лучше подумать, как вернуть себе прежнюю жизнь. Для этого надо разыскать Элию. А значит…
Додумать Брюс не успел, потому что его сначала ласково погладили, а потом потянули за лодыжку. Брюс машинально дернул ногу к себе. В ответ его так же резко рванули обратно, одним рывком затащив под корень.
Едва не заорав, Брюс ухватился обеими руками за древесный изгиб и только тогда обернулся.
«По нашему лесу далеко не уйдешь…» — зловеще пообещал Бородач. Где он таскается со своим топором, когда так нужен?!
То, что держало Брюса за ногу, сильно походило на пугало, которые сооружают крестьяне из подручного хлама — из сучьев, плюща, лозы и глины. Вот только крестьяне не наделяют свои творения такими длинными щупальцами. Да и вообще их создания гораздо менее активны!
Брюс изо всех сил лягнул свободной ногой по тонкому жгуту, что обернулся вокруг лодыжки. Спружинило и слегка хрустнуло. Кажется, его собственная кость. Во всяком случае стало больно. Или это от того, что его вновь потащили назад?
Опасно затрещал корень, выгибаясь. Брюс ругнулся и попытался перехватить поближе к комлю. Этого мгновения хватило, чтобы тварь сдернула добычу со спасительного якоря и поволокла к себе.
Брюс попытался нашарить на поясе нож, но когда тебя волокут по земле, да и куртка задирается на голову, трудно совершать даже простые действия.
Туша, воняющая болотным газом и падалью, подмяла Брюса под себя. Она была неожиданно легкая, но очень костистая… то есть ветвистая. Десятки сучьев немедленно впились в пленника, как штыки. Он зажмурился, потому что мелкие ветки секли по глазам, но все же нащупал бесполезный уже нож и…
Тут тварь болезненно зашипела и отпустила Брюса, внезапно отвалившись в сторону.
С небес рухнул дождь. Тяжелые, словно свинцовые капли с силой прошивали кроны деревьев насквозь, разрывая крупные листья в лохмотья. Брюс охнул, когда ему в лоб словно ледяной гвоздь всадили, и откатился под вымоину под корнями, кажется, прямо туда, куда уползла скулящая тварь. Она первая почуяла, что дождь непростой.
Водяной маг решил одним махом прощупать всю доступную ему территорию. Грязные ручейки побежали по кавернам, унося сведения о том, где затаился беглец.
Под корнями не спастись.
Брюс выполз из укрытия и, хромая, заковылял по лесу. Дождь падал с неба сплошной стеной, мешая видеть. Истрепанные кроны не давали и иллюзии защиты.
— …там! — невнятный возглас послышался даже за непрекращающейся глухой дробью, что выбивали капли.
Охотники были рядом.
«Да что же это такое?» — в отчаянии взвыл Брюс, вновь падая в слякоть. То ли судьба решила исполнять его дурацкое пожелание столько раз, сколько он сгоряча задумал, то ли просто забавлялась.
— Сюда! — Шлепанье шагов, сдавленная ругань. Кто-то с шумом шлепнулся, поскользнувшись.
Брюс вжался в землю, мечтая слиться с ней или превратиться в амфибию. Чтобы уметь дышать грязной водой со взвесью песка и травы.
— Ну? — нетерпеливо осведомились рядом хрипловатым голосом и явно тоном старшего. — Чего молчишь? Куда теперь?
— Да не видно, — ответили после неуверенной паузы.
— Чего не видно?
— Ничего не видно. Как Клаур упал, он чашку толкнул… Она и выплеснулась немного…
— Что выплеснулось?
— Да вода же! Которую маг в чашку налил. Выплеснулась…
— Вот дурень косорукий!
— Так это Клаур…
— А чего я? Скользко!
— Иди уже! Под ноги смотри… Здесь где-то мы его в последний раз засекли… Вот ведь дурни, из-за вас с меня госпожа баронесса шкуру спустит. И маги эти… Да набулькай же еще воды в чашку, пока дождь, чтобы незаметно! Вот ведь связался…
Брюс приподнял голову, лишь когда голоса перестали слышаться за шумом дождя. В стеклянистом сумраке силуэты, мелькавшие между стволов, размывались и таяли, как акварельные.
Пронесло?
Маг не полез в мокрый лес. К счастью. В чащу послали подмогу из замка, вооруженную подручными средствами. Наверняка их много. Наверняка у мага все силы ушли на снаряжение этих охотников и на эту тучу над лесом. Наверняка…
Брюс даже не стал додумывать все преимущества создавшегося положения. Все равно недостатки перевешивали. Просто вскочил с места и понесся через чащу, уклоняясь от хлестких ветвей и стараясь не споткнуться.
В какой-то момент дождь кончился. То есть он все еще шел, но уже у Брюса за спиной. На весь лес зачарованной тучи не хватило. Мельком задрав голову, Брюс успел рассмотреть, что в брюхе тучи образовалась дыра, и сейчас она сильно напоминает все истончающийся бублик.
Как волк, Брюс оказался в кольце загонщиков, за красными флажками, но охотники об этом не подозревали. Им, похоже, даже в голову не пришло, что Брюс вернется к таверне. Иначе они оставили бы здесь хоть кого-то.
…Одиноко понурилась оборвавшая привязь лошадка у измятых кустов. Утоптанная дорога была буквально взрыта и исковеркана копытами и колесами. Из зарослей стрелохвата торчало не меньше двух десятков охвостий стрел, похвально вонзившихся почти в одну точку.
Паренька с самострелом нигде видно не было, как и птиц.
А в таверне кроме трактирщика оказался лишь все тот же бледный тип в безрукавке. Брюс рассмотрел их обоих, заглянув в окна снаружи.
— …не моя лошадь, — возмущался обладатель безрукавки. — У меня мерин был, а это кобыла!
— Ну так ждите, когда они вернутся и приведут вашего мерина. — Трактирщик поднял глаза на стук двери.
И переменился в лице. Его собеседник тоже, как только обернулся.
Наверное, Брюс был страшен и великолепен. Хотелось бы надеяться. Дождь, конечно, изрядно ополоснул его по пути, но все же… Ведь на просто изгвазданного грязью человека не станут таращиться с таким ужасом?
— Зачем ты солгал, трактирщик? — грозно осведомился Брюс, наступая на притихшую парочку.
К чести трактирщика, он почти сразу же взял себя в руки. Наверное, жизнь в придорожном трактире закаляет.
— Солгал? — Руки его потянулись куда-то под стойку.
Брюс выразительно покачал головой, выставив и скрючив перед собой замерзшие и оттого синевато-белые пальцы. При некоторой фантазии сойдет и за характерный жест некроманта. Жаль, ногти не загибаются, а просто грязные.
— Ты же знал, что девушка ушла отсюда живая и здоровая… Сидеть! — прикрикнул Брюс на попытавшегося уползти безрукавочника. Тот мгновенно сник.
— Какая девушка… Ах, та девушка! — Трактирщик верно оценил Брюсову гримасу и решил спрямить разговор. — Но я не думал, что речь идет именно о… Хорошо, — сдался он, невероятно чутко определяя, куда именно стоит уводить беседу. — Хорошо, я солгал, потому что мне нет дела до ваших сложностей. Я просто трактирщик. А как свяжешься с магами или аристократами, так шишки посыплются только на твою голову. Итак, небось, клиентов на месяц вперед распугали, все зверье разогнали и нежить растревожили… И мальчишка мой невесть куда ускакал. — В сердцах трактирщик сплюнул на пол.
— Ты знаком с этим… Бряком?
— Ну… Заходил он пару раз.
— Куда он мог увести ее?
Собеседник колебался всего лишь мгновение и все же рискнул:
— Не знаю.
— Трактирщик, — сипло заговорил Брюс (голос пропадал от холода, но вышло весьма зловеще и драматично), — ты уже понял, что я не просто проезжий… Тебя не страшит, что я встряхну твою будку на ножках и обрушу ее? Или, может быть, мне снять твой защитный круг? И поставить манок для всей окрестной нежити?
— Не пугайте меня, юноша, — раздраженно отмахнулся трактирщик. — Там, куда вы рветесь, есть некроты посильнее промокшего сопляка. Вот с ними мне меньше всего хочется связываться.
— Я здесь, а они где-то там, — решил Брюс пропустить «сопляка» мимо ушей.
— А еще неподалеку — господин маг и куча стражи из баронского замка. Уж не знаю, чем вы так допекли их.
— Куда Бряк увел девушку?
Трактирщик поколебался, морщась. Мельком покосился на припавшего к стойке и явно находящегося в полуобмороке обладателя безрукавки. Сделал Брюсу знак приблизиться.
Брюс подошел, стараясь не стучать зубами. Бледный тип ожил и торопливо отполз.
— Это дальше по дороге, в пригороде Нестана. Первый же поселок возле города. Там таверна, невзрачная такая, без названия. Если пустят вниз, то… Хотя тебя, может, и пустят, — хмыкнул он, окинув Брюса оценивающим взглядом.
Напоследок захотелось произнести что-нибудь предупреждающее, вроде «Если ты мне солгал, трактирщик, то…». Но уж больно зубы стучали от озноба, так что вряд ли вышло бы достаточно угрожающе.
Еще больше хотелось увести с собой грустную лошадку, но путь по дороге заказан, а тащить ее через чащу немыслимо.
Маленький костерок, затаившийся в ложбине, прыгал с одной коряги на другую. Брюс тянул к нему руки. Надо же, днем он согрелся под жарким солнцем, даже ухитрился вымыться и почиститься в ручье, а сейчас остатки тепла споро выметал из-под стволов сырой ветер.
Следовал Брюс направлению дороги, забираясь поглубже, как только слышал стук копыт. Так что огонь рискнул развести, лишь когда трактир и прочее осталось далеко позади.
Темно-синее небо лежало на вершинах деревьев, словно глиняная треснувшая чаша, и из щелей сочился слабенький свет звезд. Стрекотали цикады и завели хоровую далеко в чаще лягушки…
Надо же, а в мире полно островков покоя. Только не для Брюса.
Плеснул огонь, раздался хруст, из тьмы выкарабкалось нечто несуразное и угловатое.
— Откуда ты здесь… взялся?! — с бессильным возмущением осведомился Брюс, наблюдая, как вихляющийся и заметно потрепанный в пути знакомый мертвяк приближается.
Длинная и кривая его тень нелепо дергалась до тех пор, пока пришелец не опустился на землю, подбирая конечности. Одну из перчаток он потерял, а вот сапоги держались крепко.
— Железом тебя, — пробормотал Брюс, пересаживаясь. Первый же порыв ветра швырнул целый букет ночных ароматов, среди которых преобладал запашок тлена.
Мертвяк недовольно заурчал.
— Странно, что он не пытается напасть, — вдруг произнес тихий голос.
Новая тень заплясала по траве, постепенно бледнея, зато в сумерках обозначился плохо различимый, словно затертый силуэт ушастого Дьенка. Тоже тощего и костлявого, под стать мертвяку.
— Я что, оставил где-то объявление о месте встречи? — удивился Брюс. — На какое количество персон заказан обед?
— Мы народ нетребовательный, лунным светом довольствуемся. — Дьенк улыбнулся, мельком глянул на покойника и поправился. — Хотя вот такие, как он, норовят чего-нибудь поплотнее. Плоть, там, погрызть, кровушки живой попить…
Покойник смирно поворачивал голову и казался безобидным.
— Я ему золотой задолжал. Теперь только два выхода — возвращать кредит либо разбираться с кредитором.
— Странный он… — повторил Дьенк. — Я не чувствую в нем воли. Ни твоей, ни его. С поднятыми покойниками обычно не так все просто.
— Откуда тебе знать?
— Всплывает временами что-то… Помню, что была битва, и там участвовали мертвяки… Их вел… — Дьенк мучительно свел брови, пытаясь сосредоточиться, и вдруг изменился в лице: — Я помню…
— Имя?
Он удрученно помотал головой.
— Кажется, я помню, за что меня оставили там, во тьме… Я и впрямь ренегат… Я мешал тому, кто тоже я… Путался у него под ногами… то есть в душе. Он был смел, а я, наверное, трус…
Мертвяк бесцеремонно смотрел на Дьенка, а Брюс отвел глаза. Нехорошо наблюдать, как человек мучается. Пусть даже это призрак.
— А еще что-нибудь вспомнил?
— Кое-что… Так, обрывки, огрызки… Только я не уверен, что это мои впечатления…
— А чьи?
— Не знаю… Я же тень, застрявшая на полпути… Когда я нахожусь с кем-то рядом, то часть чужих впечатлений переходит ко мне… В Руинах было так много мертвецов!
Этого еще только не хватало. Брюс машинально огляделся вокруг, на всякий случай подыскивая пути к отступлению. Мало ему было жадины-мертвяка, теперь еще привяжется тень, свихнувшаяся от общества покойников.
«Стыдно, господин некромант! — встрепенулся внутренний голос. — Это все твоя клиентура!»
«Клиент» между тем жалко улыбнулся:
— Не бойся… Я не безумен. Тени не сходят с ума. Просто я немного запутался… Скажем, я помню ослепительный солнечный день. И вижу бородатого смеющегося человека в богатой одежде. Он подбрасывает меня к небу. Взлетая, я вижу флаг, на котором нарисованы горы на башне замка и глаз каменного дракона…
— Флаг спустили, когда умер барон Загорский, — заметил Брюс. — И с тех пор ни разу не поднимали.
— Это человек кажется очень счастливым. Говорит: «…ты разбудила мою душу от спячки, малышка…» Я не очень понимаю, о чем он, но от его слов радостно и спокойно…
Брюс вспомнил, что видел барона Загорского прежде лишь мельком. Мрачноватого, усталого… Мог он беззаботно смеяться, подкидывая кверху визжащую от восторга дочь?
— Только знаешь, что странно? Я могу видеть эту сцену и глазами ребенка, и глазами отца… Но она все равно счастливая… Еще я помню ужас и отчаяние. Огонь и исполинских крылатых зверей, мечущихся вокруг. И слипшиеся от пота и грязи перья и шерсть на брюхе гиппогрифа. Я должен проскочить под ним, иначе…
— Хватит! — Брюс и сам не ждал, что его голос так сильно сядет. Он не выкрикнул, а практически прохрипел, чудом удержавшись от желания вскочить и наброситься на болтливую тень.
Дьенк подался назад. Заморгал растерянно.
— П-прости… Я не подумал, что это тебя так…
— Спасибо за помощь там, в таверне, — с неловкостью перебил Брюс, досадуя на свою несдержанность.
— Я чуть не опоздал. Жаль, что это все, что я смог. Завладеть другим человеком оказалось труднее, чем я предполагал… — Дьенк потупился и виновато сознался. — Я сбежал сразу же, как только освободился. Испугался очень. Это было так… плохо.
— Чем? Капитан жив и невредим, — наверняка Брюс этого не знал, но Дьенка хотелось приободрить.
— Я рад за него, — блекло отозвался Дьенк. — Он хороший человек и выполнял свой долг… Дело в другом. Мне стало страшно за себя… Понимаешь, каждый раз, когда я вселяюсь кого-то, то не могу уйти без повреждений. Что-то теряю, вновь освобождаясь. Еще несколько вселений, и, скорее всего, я развоплощусь окончательно.
— Ты часто вселяешься?
— В капитана — второй раз. А в первый раз, когда Элия… — Дьенк, кажется, смутился и продолжил неуверенно. — В общем, неважно. Сначала я решил, что мне показалось, но во второй раз я убедился, что не ошибся.
— Жаль, — пожал Брюс плечами. — Полезное умение.
— Хотел бы вам помочь. Обоим. Но… Зато я научился делать иллюзии! — похвастался Дьенк, оживившись. — Там, в лесу, помнишь? Я отвел охотников от тебя.
Брюс помнил. Значит, вот откуда там завелись мороки в такой удачный момент!
— А как там Элия?
— Жива.
— Это хорошо. А поточнее? Где ее найти?
Он снова смешался, став практически неразличимым. Так, легкие блики на складках тьмы.
— Извини…
— За что опять?
— Я даже не призрак. Всего лишь тень. Для меня не существует пространства и времени. Я привязан к тебе и к девушке, я могу найти вас, но где это место, как его обнаружить обычным путем, я не знаю. Могу только сказать, что рядом с ней… Темно. Тесно. И доски.
— Она в гробу, что ли?
— Э-э… Еще она очень злится.
— Тут мы с ней чувствуем практически в унисон, — вздохнул Брюс в сердцах. — Вот ведь упрямая девица. И что ей взбрело в голову?
— Она… Ей нужна помощь.
— Это точно.
— Не сейчас. То есть сейчас тоже, но она нуждается в том, кто сможет помочь ей избавиться от… проклятия, — Дьенк как-то с сомнением подбирал слова, словно пытаясь собрать правду из лживых составляющих. — Она очень одинока и несчастна.
— Бедная страдающая девочка, — с досадой пробормотал Брюс, укладываясь на бок, поближе к огню. — Кто-нибудь из вас двоих может подежурить пару часов, пока счастливый беспечный герой все же поспит перед совершением подвига? А то бедную девочку придется спасать больному и потрепанному бродяге…
Ему приснилась когтистая исполинская рука с длинными кривыми пальцами, что пыталась сцапать Брюса в кулак. Но даже давний кошмар не заставил его проснуться.
«…Что зубы у них сплошь железные, так то — чистая правда. Настоящие, небось, не выдержат с утра до ночи друг о друга стучать. От злости на весь белый свет или от страха перед своими выползками… А вот что язык раздвоенный, так то не проверено. Хотя как ему не раздвоиться, коли заклятья у некромантов такие заморочные, что немудрено язык о зубы и натрое располосовать, пока выговоришь… Даром, что клыки железные.
…И про то, что мертвецов некроманты кровью приваживают, не врут. В этом они схожи со своими бывшими союзниками. Говорят, земные маги тоже своих тварей кормили собственной кровью. Да только земляки умели вдохнуть силу и жизнь в неживое, некроманты только и могут, что заставить ерзать мертвую плоть…»
Торговый город Нестан хоть и не был велик, зато славился редкой архитектурой, пережившей в целостности даже давний потоп. Длинные прозрачные шпили поднялись над лесом издали, словно иглы колоссального хрустального ежа.
Здесь местность повышалась, так что болотные лишаи исчезли, и лес посветлел и зазеленел. Город рассыпался по плоскому широкому холму, отчего сходство с ежом еще больше усиливалось.
— Говорят, этот город когда-то парил под облаками… — мечтательно сообщил Брюс, обращаясь к молчаливому неживому спутнику. — Вот бы увидеть… — Он с сожалением вздохнул, не дождавшись отклика.
Мертвяк, стойко семенивший за Брюсом следом, помалкивал. Происходящее вокруг его не интересовало, а вот солнце беспокоило. Кажется, он сильно скучал по своей норе. А Дьенк исчез еще ночью и больше не появлялся.
Сквозняком швырнуло под ноги клочок оборванного объявления: «…Ветер на заказ: от слабого до умеренного по лицензии. Внимание! Заказы на порывистый, шквалистый, а также ураганный ветер возможны только при наличии разрешение магистрата и…»
— А нам бы не помешало тебя проветрить, — заметил Брюс, выпуская клочок бумаги из рук.
Объявление шарахнулось от флегматичного мертвяка, словно почуяв смрад, и, кувыркаясь, полетело дальше.
Брюс прикрыл глаза ладонью, наблюдая, как над городским шпилем реет в воздухе здоровенный воздушный корабль. Казалось, он вот-вот снесет тонкую изумрудную башню, пытаясь пришвартоваться. Но, видно, капитан знал свое дело.
Второй корабль только что отчалил и неспешно плыл куда-то на юг, распуская крылья и сложносоставные паруса. Через борта перегибались пассажиры и махали руками оставшимся внизу.
Сторожевые небесные скаты лениво дрейфовали вокруг, смахивая на сорвавшихся воздушных змеев.
— Смотри-ка, — после того как удалось поспать, настроение резко улучшилось и хотелось общаться. И даже кстати, что спутник помалкивает. — А вон и обещанное заведение… Без названия, — констатировал Брюс, оглядев фасад невзрачного низкого домика, приткнувшегося на обочине.
Здесь не было даже конюшни. Пара лошадей лениво подбирали сорняки у дряхлой коновязи. Там же скособочилась разбитая двуколка. Скопление же десятка мрачноватых построек за таверной при желании можно было принять за поселок. А желание у Брюса было сильное.
Внутри заведние почти пустовало. Пробивающиеся через щели солнечные лучи наискось нарезали не обезображенное декором и излишней мебелью пространство гостевой залы. Вокруг балки кружил, словно заблудившийся сквозняк, крупный песнопевец. Едва различимая мелодия запутывалась в колыхании пыльной паутины.
— Закрыто, — неприветливо сообщил владелец, выгребавший кочергой уголья и золу из камина.
— Воды хоть дайте, — раздосадовано попросил Брюс.
Обладатель кочерги неохотно разогнулся, оценивающе оглядел Брюса с головы до ног, явно намереваясь послать за водой на ближайшее болото, но потом зацепился взглядом за болтавшийся у Брюса на шее камень и внезапно передумал:
— Заварца налью… Вчерашнего.
— В смысле, что вчера приготовили или что вчерашние посетители через себя пропустили и обратно отлили?
— Будто есть разница, — вполголоса проворчал притулившийся у стойки единственный посетитель.
Хозяин заведения метнул в него безнадежно-раздраженный взгляд, которым обычно награждают неистребимых крыс, и, громыхнув кочергой о совок с дотлевающими углями, потащился к стойке, на ходу небрежно отряхивая руки о штаны.
— У него вино восстановленное, — доверительно поделился худощавый пьянчуга, убедившись, что владелец заведения не слышит. — Скисшее винцо покупает, некротам носит, те, значит восстанавливают… А потом он из него пойло варит. Так что не так уж ты и неправ, — пьяница широко осклабился и подмигнул.
Брюс все больше сомневался, что пришел куда следует.
Тощий тип торопливо прихлебывал из кружки, кося вокруг заплывшим глазом. Левая рука, державшая кружку, мелко подрагивала, зато правая в заскорузлой перчатке выглядела странно неподвижной. Кажется, она даже тяжело брякнула о стойку, когда пьянчуга подвинулся, уступая место.
— Тут всегда так оживленно?
Выпивоха промолчал, покосившись через плечо. Хозяин тоже. Тихо зудел песнопевец.
Перед Брюсом оказалась наполненная кружка. Пахло от нее и впрямь чем-то… бывшим в употреблении вчера. Брюс сделал вид, что пригубил. Но старался напрасно — никто внимания на него не обращал.
Хозяин вновь шуршал золой. Пьянчуга с хлюпаньем вытянул остатки выпивки из своей посудины и теперь сосредоточенно ковырялся пальцем в потертой трубке, выскребая остатки табака.
Солнечные лучи проникали через дыры в крыше. На давно не метенном полу расплывались темные пятна от просохших дождевых луж. Между досками торчал краешек замусоленной карты, провалившейся в щель.
— Я слышал, тут у вас можно в карты поиграть? — неуклюже вопросил Брюс в пространство. Но где ему, в конце концов, набраться навыков хитроумного выуживания нужных сведения? В общении с вываранами?
Тощий тип словно и не расслышал, набивая трубку новой порцией табака. Хозяин повел ухом, как ленивый пес. Хмыкнул равнодушно:
— Играйте, кто ж вам мешает. Вон и партнер сидит. Ему даже поставить есть что, верно, приятель?
Пьянчуга криво усмехнулся.
— У меня уже и так полпальца отъели. Ты, скопидом, и отъел.
Брюс подавился, машинально отхлебнув из кружки и вдохнув исходящее от пойла амбре. Аж в глазах потемнело на мгновение и слезы навернулись. Здесь заварец на мертвой траве настаивают?
Пытаясь перебить привкус, Брюс выудил из деревянной чаши на прилавке горсть сушеных головастиков. И тут же пожалел об этом. Эти твари успели мумифицироваться. Как раз их не мешало бы у некромантов восстановить.
— Нальешь? — Тощий придвинулся и с интересом заглянул в посудину. — Я про Золотые земли расскажу. Чистую правду, а не то, что в сказках брешут… Ты ведь туда навострился, а? Угадал? Все вы туда тянетесь, а потом… Э-эх! — Он махнул левой рукой, а правая глухо брякнула о стол, словно перчатку наполняли камни. Но Брюс вдруг заметил, что из прорех на мизинце и безымянном пальце выбиваются клочья соломы.
Пьяница присмотрелся к оставленному хозяином совку с золой и углями, примерился и, ловко сунув пальцы правой руки в пепел, выудил оттуда тлеющий уголь.
Завоняло горелой кожей. По прилипшей к перчатке соломинке пополз прозрачный огонек. Словно и не заметив этого, пьянчуга погрузил уголек в чашку трубки и блаженно затянулся.
— Нечего тебе там делать, парень! — тощий кинул уголек обратно. Кончики пальцев у перчатки почернели и прогорели. Под съежившейся кожей странно блеснуло. Металл? — Не верь брехне, сожрет тебя этот город! Он и не таких жрал. Ему что? У него зубы золотые… Ну или в крайнем разе железные…
Он без церемоний сцапал кружку Брюса, видимо, решив, что совет стоил оставшегося в ней пойла. Втянул жидкость в себя и смачно отер губы, вновь увесисто брякнув правой кистью.
— Слушай, а может, ты в ученики к магу хочешь податься? — Тощий углядел у Брюса на груди камешек, приняв, наверное, за оберег. — А может, у тебя и способности есть? Так ты это… Расколдуй, а? — Он вытянул правую руку и стащил с нее обуглившуюся перчатку.
Брюс вытаращил глаза. Пальцы пьяницы оказались золотыми. В прямом смысле. Словно протезы, отлитые из золота. Только металлические пальцы плавно переходили во вполне живую волосатую плоть.
— Это мне там сделали, — пояснил тощий пьяница, горестно разглядывая свою конечность. — Маги в Золотом городе. Я на гитаре играл. Отлично играл, между прочим… Даже для этих… — Он резко кивнул под потолок, показав острый кадык. — Для песнопевцев записывался, по всем землям был известен… Все говорили, что пальцы у меня золотые. Сдуру и спьяну захотел и впрямь золотые пальцы… Дурной был… Поможешь? — Он просительно заглянул слушателю в лицо, дохнув перегаром.
Брюс отодвинулся, не зная, что сказать. Из пяти золотых пальцев у бывшего музыканта остались только три. Мизинец был сточен до основания, а безымянный — наполовину.
— Я даже не знал, что такое бывает, — чистосердечно признался Брюс.
Пьяница вздохнул, запихивая кисть в перчатку. На месте пустых пальцев в перчатке шуршала солома. Песнопевец, словно почуяв неладное, притих.
— Думал, здорово будет, а играть вовсе не смог… Неживое оно, струн не чует… А как захотел обратно все вернуть, как было, так надо мной только посмеялись. И цену такую заломили… Мизинец пришлось отдать, чтобы из города выбраться.
— Брось! — подал голос хозяин. — Небось не голым ушел…
— Ага. Да ты только и ждешь, когда я твоего пойла выпью столько, чтобы мне весь палец разом оттяпать… Вот этот? — Он выставил перед собой средний палец.
— Ты мне уже по ноготь должен!
— Щас-с! — с выражением сплюнул тощий. — Да не стоит твоя гнилая вода таких денег! Верно? — Он заботливо вернул Брюсову опустошенную кружку на прежнее место.
— Будешь всем подряд про свою беду болтать, так и вовсе без руки останешься. Если не без головы, — процедил раздраженно хозяин.
Музыкант презрительно отмахнулся.
— Ты здесь давно сидишь? — осведомился Брюс. — Не видел здесь девушку? Такая невысокая, с длинной косой? Она…
Тощий пьяница, только что горевший глазами, резко стушевался, обмяк и отполз по стойке подальше, сделав вид, что пьет из своей давно просохшей кружки.
— Ниче я не знаю…
Хозяин, наладившийся было выйти за дверь, резко развернулся:
— Парень, ты откуда такой простодушный? Твое счастье, что окраина. Если б приставал так к людям в городе, давно бы вторую улыбку пририсовали пониже подбородка.
— Я ищу девушку. Она была здесь. Играла.
— Настырный, — одобрительно хмыкнул хозяин. Поскреб щетинистый подбородок: — Девушка… Тут новеньких вчера мало было и все проиграли… А, помню! Была девица! Бряк приволок, сказал, перспективная цаца. Да так и было поначалу. Не девчонка — кремень. Блефовала — загляденье, ни жилкой не дрогнет… Да только мало этого. Как Угорь против нее сел, так она и погорела. Каменное лицо в «Стихиях» — это еще полдела…
— Где она?
— Ну проиграла она крепко, так что… На грядках ее ищи, если не продали еще.
— Где?
— Ну в полях.
— В каких полях?
— В капустных! — осерчал собеседник. — Ты что, парень, совсем дикий? И как вас только таких сюда заносит? К Яме иди. Это там, в лесу… Ну по свету найдешь, если темноты дождешься.
Брюс направился к выходу и услышал вслед:
— Эй, парень! Коли магом хорошим заделаешься, загляни снова. Вдруг расколдуешь?
Чем-то это и впрямь походило на грядки для великанов, высевающих камни. Обширная пустошь посреди живого леса была выложена кривыми линиями из известняковых обломков. При некоторой фантазии их даже можно было принять за пни, оставшиеся от каменного леса.
Брюс наступил на нечто глухо хрустнувшее. Нагнулся, поднял и не без изумления разглядел, что у него в руках — две половинки то ли плоской глиняной миски, то ли древесного листа. Даже прожилки видны. В земле было намешано много таких осколков.
Примерно в центре пустошь косо разорвало оврагом. Над впадиной клубилось золотистое марево.
«По свету найдешь…»
А еще по шуму и по запаху. Из ямы доносились смутные возгласы и воняло дымом. Подойти поближе мешали заросли черного шиповника, по прочности не уступающего колючей проволоке.
Справа вилась, огибая валуны, довольно утоптанная тропа. Нет, даже целая дорога. Там, где она ныряла во впадину, лежала исполинская каменная кисть. То ли утерянная великаном перчатка, то ли обломок мраморного колосса.
Издали казалось, что она усердно иссечена резцом скульптора, но чем ближе Брюс подходил, тем отчетливее становились заметны все складки, впадинки и морщинки. Такое не сделаешь даже лучшим долотом.
Кисть покоилась собрав пальцы горстью, под этим укрытием горел фонарь.
— Куда? — нелюбезно осведомился некий тип в кольчужной тунике, выступая из-за большого каменного пальца. В руках он держал вороненый самострел.
— Туда, — честно признался Брюс, не без усилия отрывая взгляд от громадного ногтя в лохмах слюдяных заусениц. По изгибу великанского пальца тянулись жесткие завитки шиповника.
— Домой иди, — посоветовал обладатель туники. На плече у него восседала здоровенная бородавчатая жаба, блестевшая круглыми глазками.
Вот сюрприз! Как-то эта яма своей незамысловатостью изначально сбила с толку. Обычно для спуска в овраги разрешения не требовалось.
А еще больше Брюса встревожила небрежно вычерченная поперек дороги и присыпанная золой замысловатая цепь рун. Она исподволь багрово вспыхнула, стоило глянуть на нее. И, наверное, вспышка отразилась в Брюсовых зрачках, потому что страж заметно смутился:
— А… вы это… Простите, не понял сразу… Вы можете назвать имя?
«Чье?» — захотелось уточнить, но Брюс вовремя прикусил язык. Как-то сразу стало понятно, что данный вопрос будет сильно некстати.
Жаба на плече стража перебрала лапами, продемонстрировав, что изнутри они ярко-желтые. Разинула беззубую пасть, часто задышав и задергав мясистым кадыком.
— Вы уверены, что хотите услышать имя? — величественно обронил Брюс, обращаясь к жабе.
Страж встревожился окончательно. На его физиономии явственно читалось нежелание вспоминать даже собственное имя. Для охранника подобного места он был, пожалуй, слишком впечатлительный.
Или Брюс не туда пришел?
— П-пожалуйста, — все же рискнул страж. — Имя… обязательно…
Ага. Может, и не зря он тут торчит. Наверное, взяли за мужество.
— Да известно ли вам любезный, что имя — есть особая сущность мирового эфира, приспособленная влиять на своего носителя… — Мучительно извернувшись, память выудила откуда-то с самого донышка некую случайно читанную фразу. Правда, продолжение ее начисто выветрилось. Поэтому Брюс лишь строго воззрился на стража.
Тот, словно почуяв, что завершать глубокомысленный пассаж Брюсу нечем, неожиданно встрепенулся, свел брови и поддел пальцем крюк самострела, взяв его на изготовку. Свободной рукой почесал жабий кадык и хмуро заявил:
— Правила не я устанавливал. Ежели вы, господин, не назовете имени, то я стреляю! — И дуло бескомпромиссно устремилось Брюсу в живот черным глазком.
Жаба злорадно захлопнула пасть. В уголках челюстей запенилась желтая жидкость.
Брюс мысленно прикинул свои шансы опередить заряд или хотя бы уклониться от встречи. Мучительно захотелось научиться резкому вертикальному взлету, в котором мастера воздушные маги.
— Раддок! — позвали кого-то снизу. — Эй, Раддок! Ты, что ли?
По дороге поднимался, приветливо махая, мужчина в длинном, небрежно наброшенном плаще. Плащ волочился по земле, но даже песчинки не сдвинул в нарисованном рунами знаке.
Брюс со стражем дружно полюбопытствовали, кого это он так радостно окликает. Возле обреза оврага и каменной длани никого, кроме их самих и лошадей, привязанных поодаль, не было.
Однако жизнерадостный тип явно знал, что делает.
— Шекот, пусти его! — Он приблизился и увесисто хлопнул Брюса о плечу. — Это же сын Арка из Ветишей! Ну, не узнаешь, что ли?
Теперь и Брюс его узнал. Этого человека Брюс встретил в магазине Лугося. Звали его, кажется, Риро. И, к счастью, он явно страдал склерозом.
Стражу безразличны были воспоминания о некоем Арке из Ветишей и его отпрысках, но с дороги он, поколебавшись, отступил. Лишь краем глаза Брюс видел, как он внимательно наблюдает за тем, как чужак и жизнерадостный Риро пересекают начертанный знак.
На мгновение стало холодно — и только.
Обернувшись, Брюс увидел, что страж вновь укрылся под каменной горстью. Словно мышь под скомканной перчаткой.
— Вот не ждал, что кто-то из вас появится! Не сезон вроде, — болтал довольный Риро, увлекая Брюса вниз, в полную огней земляную чашу. — Ты ставить пришел или привел кого?
— Посмотрим, — смутно обронил Брюс.
Стены оврага тоже заросли шиповником, но в просветах было видно, что они выложены терракотовыми изразцами. Факелы были воткнуты прямо в ветки.
— А отец-то как? Давно ничего про вас не слышно, — не унимался Риро.
— Нормально… — на всякий случай заверил Брюс. — Бодр, как никогда.
И это вызвало шквал реакций. Риро сначала удивился, недоуменно покосился (Брюс даже решил, что ляпнул нечто неудачное), потом вдруг расширил глаза и повернулся всем телом к собеседнику, воззрившись восхищенно:
— Так ты чего… Ты его уже?.. Не дал, значит, отцу полежать в земле спокойно? Ай да молодежь! — Риро всплеснул руками, колыхнув полами плаща, и стал похож на летучую мышь, неловко семенящую по земле.
Брюс изобразил на физиономии нечто неопределенно-польщенное.
— Ну и правильно, — продолжал между тем Риро, принявший молчание за выразительное подтверждение. — Пусть лучше сын, чем какой-нибудь чужак. Отец-то твой многим насолил, все равно кто-нибудь его поднял бы…
— Ага, — осторожно подтвердил Брюс.
— Ты только не забудь клеймо обновлять, — хихикнул Риро. — А то отгрызет папаня тебе голову. Небось, зол сильно.
— Не забуду.
Овраг оказался не так уж велик и глубок, по размеру средней замковой залы. И людей не очень много. Почти все скопились у дальнего угла, следя за возней на помосте. Там вроде бы дрались. На плечах некоторых людей топтались, балансируя, уже знакомые жабы.
— Мерзость редкая, — перехватив его взгляд, охотно пояснил Риро. — На лицо прыгнет, в глаза яд впрыснет, и через минуту нет человека… Ты поосторожнее, в ваших краях, небось, таких нет. Хотя особо не переживай, у нас здесь все по-семейному, тихо…
Может, и по-семейному. Во всяком случае то, что никакой это не оплот некромантов, Брюс понял практически сразу. Здесь вообще некромантов не было. Ну кроме Брюса и, возможно, самого Риро…
Зато были мертвяки. На помосте в гуще азартно вскрикивающих людей бились друг с другом два покойника. Меланхолично, без энтузиазма, скучно выдирая друг из друга ошметки прогнившей плоти. На шее каждого качался амулет.
Гораздо эффектнее выглядели мятущиеся вокруг тени — угольные, причудливые, страшные.
— Эх, помню, были игрища еще лет пятьдесят назад, — мечтательно вздохнул Риро. — И отец твой помнит… то есть помнил. Тогда и туши были посвежее, и силы в них вкладывали достойные, не то что эта дешевка. Кукольный театр, да и только. Покойников на соседнем болоте накопали да амулеты у шарлатанов прикупили… Да что ждать от этих лавочников!.. Да лупи же, тюфяк! — заорал он внезапно, протискиваясь между зрителями поближе к помосту.
Его сожалений Брюс не разделял и следом не полез. На подиуме один мертвец, вняв призыву, изловчился и треснул противника дубиной, снеся тому полголовы. Из черепа жертвы вывалился темный студенистый мозг в белых точках червей. Мертвяк покачнулся, выравниваясь, ворочая уцелевшим глазом, и продолжил схватку, как ни в чем не бывало.
И впрямь скучища…
Брюс, сдержал тошноту и попятился, обозревая окрестности. Никто не обращал на него внимания. Брюс двигался все дальше, пока не набрел на закуток, выгороженный в стенке оврага. Там за прочной решеткой из толстых жердин сидели люди. Два унылых мужика неопределенного возраста и чумазая Элия. Она выглядела усталой, но определенно не напуганной.
— А почему явился ты? — возмущенно осведомилась она, срываясь с места и приникая к решетке. — А где остальные?
— Заняты охотой на твоего душегуба, — огрызнулся Брюс. Не то чтобы он ждал увидеть радость в ее глазах, но хотелось бы хотя бы вежливого приветствия.
— Что?
— Неважно. Мне уйти?
— Ты за мной пришел?
— Вынудили.
— Тогда давай, открывай! — потребовала она.
При этих ее словах остальные узники тоже оживились и с надеждой заблестели в сумраке глазами.
Брюс тщетно подергал крепкую решетку под презрительным взглядом девушки. Она явно собралась съязвить что-то, когда появилось новое действующее лицо.
— Эти принадлежат мне, — заявил некий хмырь, покинувший свое место среди зрителей мертвецкого боя и приблизившийся к закутку.
Лупоглазая тварь на его плече угрожающе разинула рот.
— Я не принадлежу вам! — гордо заявила чумазая узница. — Работорговля запрещена!
— Она проиграла вчера крупную сумму денег, — словно не заметив ее реплики, сообщил Хмырь. — И не смогла отдать их. Я ее выкупил в счет долга.
— Сколько? — осведомился Брюс.
Ответ Хмыря Брюса даже не шокировал. Конечно, Элия не могла остановиться в проигрыше на меньшей сумме. Если уж забираться в дерьмо, так прямо с головой.
— Она вам нужна? — проницательно осведомился Хмырь, почесывая шейку своей жабы. — Можем поторговаться.
— На что?
— Риро замолвил за вас словечко… — Хмырь выразительно покосился назад, где Риро тянул шею, высматривая подробности боя. — Вы можете поставить кое-что… Девчонка не слишком юна, да и покрасивше мы встречали, зато, вроде, выносливая. Для «личинки» в самый раз. Думаю, трех тел за нее хватит.
Элия возмущенно фыркнула, услышав свою характеристику.
«Каких тел?» — хотел было переспросить Брюс и снова вовремя удержал дурацкий вопрос еще до того, как он сорвался с губ.
— Многовато, — веско заявил Брюс. — Взгляните, какая она строптивая. Кто с ней захочет связываться? И одного тела хватит.
— Ну что вы, молодой человек! Ее характер никого не интересует. Вы же сами слышали, рабство в нашей благословенной Державе запрещено. А покойники все смирные, если правильно приручены. — Хмырь снисходительно ухмыльнулся: — У вас опыта еще немного, верно?
Что верно, то верно.
— Ладно, пойду вам навстречу… — Фальшивая благожелательность горчила в тоне Хмыря. — Будь она помоложе и покладистей, я бы с вас и все четыре запросил. Но сейчас заказ на лебедиц, а не кобылиц…
То, что кончик носа взбешенной Элии стал малиновым было видно даже в сумраке.
— …так что я уступлю вам. Два тела — и по рукам. Только попрочнее, чтобы без гнили. Если они не выстоят боя против двух Лесковых туш, считай, что сделка расторгнута. — Ненавязчиво, но веско Хмырь перешел на «ты».
— Когда? — хрипло спросил Брюс.
— Сейчас, конечно. До утра мы разойдемся, а в следующий раз тут уже другие будут.
— Договорились. — Брюс отошел от клетки, не оборачиваясь.
Все равно спиной чувствовал, что взгляд Элии сверлит спину.
Ну, допустим, где взять одно «тело», Брюс знал, оно само следом придет. А второе?
Тьма спустилась на мир, окутав и лес, и город позади. Только шаль, что накрывала город, была расшита золотыми искрами, а лесная лохматилась клочковатым ворсом древесных вершин.
Может, пойти сейчас, найти кого-нибудь из властей, сказать, что дочь баронессы Загорской томится в ожидании помощи?
И почему кажется, что ничего из этой затеи не выйдет? Наверное, потому, что эта «яма» расположена не так уж далеко от Нестана. И быть не может, что власти не знают о ее существовании. А значит…
Брюс остановился, прислушиваясь. Тихонько шумел лес. Из ямы несся смазанный ропот голосов.
Потом он прислушался по-другому…
Нет здесь ничего. Земля на десятки шагов вглубь нашпигована камнем. Пахнет разорванными заклятиями. В чаще томится нечто большое, сонное. Спящий великан? Прямо под ногами сгусток — кувшин с медяшками.
«…покойников на соседнем болоте накопали…»
Да уж. Все в округе повыбрали… Навестить местное кладбище? И что? Когда увенчивалось успехом хоть что-то из того, что Брюс планировал наколдовать?
— Ты поможешь ей? — Дьенку нетрудно ходить беззвучно. От его передвижений даже самые тонкие травинки не мнутся.
— Не знаю.
Брюс опустился на ближайший валун. Камень был срезан косо и ровно, как спиливают деревья дровосеки. А у самой земли криво торчал сломанный сук, на конце которого поблескивали мутные кристаллы.
«Не знаю, хочу ли я ей вообще помогать, — подумал Брюс. — Не знаю, как это сделать».
— А ты не можешь залезть в этого, который хозяин Элии? — Брюс с надеждой обернулся к Дьенку. — Пусть он ее отпустит?
Тот разом сник и, кажется, даже выцвел. Лишь оттопыренные уши чуть белели.
— Я… Нескольких минут не хватит, а больше…
— Может, хоть попытаешься?
— Ну… Я не уверен… — Было заметно, как мучительно Дьенк давит из себя отказ, явно стыдясь своей слабости. Но не решаясь ей противостоять.
— Боишься драки?
— Боюсь, что не смогу освободиться…
Брюс с любопытством поднял голову. Дьенк в замешательстве топтался вокруг. Острые плечи вздрагивали.
— Это страх из прошлого… Я помню дряхлого парализованного старика и мальчика… Старик схватил мальчика за локоть… У него горят глаза… «Ты такой непоседа! У тебя сил и энергии с избытком… А я еще не закончил исследование… Дай мне немного своей живости, малыш!.. Дай!..»
Брюс и сам подпрыгнул, когда призрачная невесомая ладонь накрыла его запястье. Словно разом вытянуло все тепло из онемевшей руки. И черный, всепоглощающий страх на мгновение затопил сознание.
Сдвоенный страх остаться в плену чужой власти или больного тела навечно.
— Ты что?! — Брюс шарахнулся, растирая кожу. — Сдурел?
— Извини… — Дьенк глядел виновато. — Хотел, чтобы ты тоже понял… Не могу вспомнить, кто из них в той истории я сам… Старик с его чудовищной жаждой к жизни или ребенок, попавший в ловушку… Я боюсь и того, и другого.
Брюс опасливо оглядел запястье в поисках следов ледяного ожога. Кости до самых кончиков пальцев все еще ныли, да и в душе царило смятение.
— Ладно, я же просто предложил. Ты не обязан рисковать ради нее. Я не обязан рисковать ради нее… Что мы тут вообще делаем?
Одно из запланированных «тел» неторопливо выбралось из щели между валунами, потопталось неуверенно, скромно пристроилось рядом.
— Я ведь даже не смогу его заставить драться, — проворчал Брюс, покосившись на мертвяка. Пованивало все же изрядно, хотя на сквознячке конкурент подсох и проветрился.
Дьенк внезапно оживился:
— Я могу! Это проще, чем с живым! Он уже мертв, в нем я смогу удержаться дольше!
— Это опасно?
— Ну… — Дьенк заколебался, но все же махнул призрачной рукой. — Можно рискнуть.
— Дьенк, у тебя, вроде, цель была… в этой твоей послежизни. Хочешь бросить все ради малознакомой сумасшедшей девицы?
— Она не сумасшедшая. Просто немного упертая… А цель… Да что я знаю о цели своего существования?
М-да… Хороший вопрос. А Брюс что знает о цели своего существования? Вернуться разводить вываранов? Эдак ему даже Аянны не видать. Оценит непоседливая Айка его покорность судьбе?
— Два тела, говоришь… — Брюс задумчиво почесал в затылке. — Будет тебе два тела. А про то, что оба должны быть мертвыми, ничего в договоре не сказано!
— Что ты задумал?..
…Путь назад, к яме, оказался неожиданно долгим, хотя до спуска было рукой подать. Исправно шагавший рядом с Брюсом покойник, как только огни стали ярче и звуки резче, вдруг затрясся и попятился.
— Нет! — невнятно выдавил он, неловко двигая челюстями, хотя голос все равно исходил не из истлевшей глотки. — П-прости… Простите… Я не могу… Мне плохо…
— Погоди! — возмутился Брюс, только-только справившийся с собственными нервами. — Ты не можешь передумать! Нет времени!
— Могу, — не согласился мертвяк. И в своем обычном виде, и начиненный Дьенком, он оставался строптивым. — Давай я лучше иллюзию какую сотворю?
— А удары отражать тоже будет иллюзия?! Ты же помочь хотел!
— Я не выдержу! Мне очень жаль!
Покойник остановился, пошатываясь. Брюс тоже замер, краем глаза видя, что страж вылез из-под каменной руки и наблюдает за ними.
— Дьенк, там всего лишь ходячие трупы с плохой координацией. Мы справимся!
— Ты не понимаешь… Ты никогда не был там, где они шли в бой… Ты не знаешь, на что они способны, почуяв ТВОЮ кровь! Не ходи!..
— Дьенк… — От досады на внезапную трусость соратника Брюс даже не мог толком подобрать убедительные слова. — Дьенк, но…
— Я остаюсь! — Темная фигура стала расслаиваться. Белесая дымка выплывала из пор плотного тела, как крем из пирога.
— Ну уж нет! — разозлившись, рявкнул Брюс. Нашел время артачиться! — Тогда уж ты прости!
Страницы древней книги быстро перевернулись в памяти, раскрывая нужное место. То самое, что Брюс однажды пробовал использовать на прытком покойнике. Правда, не особо успешно.
— …Моор-Шшах… Ффэор… Агадх… ллга… — Брюс сплевывал слово за словом, как сгустки мерзкой ворсистой шерсти. Комки распрямлялись, раскручиваясь, наползая на пятившегося мертвяка.
— Нет! — запротестовал Дьенк беззвучно. Но вопль его туго ударил по ушам.
Под синеватыми плетями забилось, пытаясь вырваться, нечто белесое. Но виток за витком Брюс завязывал на плоти равнодушного мертвеца узлы. Словно паук.
— Я отпущу тебя, — пробормотал Брюс виновато. — Как только смогу…
Кажется, Дьенк всхлипывал, продолжая биться в ловушке чужой плоти. На темной коже горело заметное желтое клеймо.
Страж по имени Шекот проводил их округлившимися глазами, но задержать не пытался. Жаба с плеча заползла за шиворот хозяина.
Первым делом Брюс нашел внизу Хмыря, с которым заключил договор. Тот внимательно наблюдал за происходящим на помосте, где один из мертвецов хлестал горящим факелом по бокам второго. Сильно воняло горелой ветошью.
— Когда бой? — осведомился Брюс с хмурой деловитостью.
— Как только приведешь второго, — ответил Хмырь, с явным интересом оглядывая труп, что покачивался возле Брюса, и, кажется, оставаясь довольным.
— Вторым буду я сам.
— Прости?
— Вам не все равно — живых выставлять или неживых? Или по правилам запрещено?
— Да правил нет, но… Ты… то есть вы с ума сошли? — От изумления Хмырь снова вспомнил о вежливости.
— Если мы с ним, — Брюс дружески притянул к себе безвольное тело, — победим, то вы отдаете нам девушку. Если проиграем, вы ничего не теряете.
— Тогда вы оба перейдете в собственность Лекса, я ему должен… — оторопело произнес Хмырь. — Но вы понимаете, что живому против мертвеца не выстоять? Если только вы не думаете перехватить власть над «куклами», но они заклеймены на подчинение только одному хозяину… — Он вдруг прищурился хитро: — Хотя как раз об этом в правилах тоже ничего нет.
— Вы согласны или нет?
— Ради такого зрелища… Да!
Не угадать, кого и в чем убеждал Хмырь, но люди возле помоста живо раздались в стороны, стоило только приблизиться. Помост оказался глиняным, крепко утоптанным, покрытым потеками темной жидкости. Вяло копошащихся там мертвяков живо согнали. И даже принесли несколько новых факелов.
Минуя зрительский коридор, Брюс успел заметить вытянувшуюся физиономию Риро.
А потом Брюсу стало не до зевак, потому что угрюмый рыхлый тип по имени Лекс вытолкнул вперед два своих «тела». Здоровенных, плечистых, пусть и слегка подгнивших, но все еще вполне свежих с виду покойников. У одного была косо раскроена голова. Другой не имел носа. Но ни первого, ни второго такие пустяки не беспокоили.
— Оружие нам положено? — нервно полюбопытствовал Брюс, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Если хотите… — Ему любезно указали на кучу ржавого хлама в углу помоста.
— Отпусти! — взмолился в ужасе Дьенк.
В путах он дергался так сильно, что мертвяка-оболочку лихорадочно трясло. Зрители захихикали.
— Держи, — велел Брюс, вытянув из кучи для Дьенка вполне крепкую с виду алебарду. Вряд ли он бросится в ближний бой, а так хоть издалека пару раз махнет и противника не подпустит.
Поколебавшись, для себя Брюс выбрал меч. Очень хотелось взять шипастую булаву, но, поразмыслив, Брюс решил, что скорее тяжелая булава будет управлять им, чем Брюс — булавой. У противников в руках тоже были мечи. Простые, которые сломать не жаль.
— Начали! — гаркнул кто-то совершенно внезапно.
Тут явно не имели привычки спрашивать у противников, готовы ли те к бою.
«Тела» поперли вперед. Оба мертвяка плохо обращались с оружием, да и двигались медленно, неуклюже заваливаясь. Зато их неуклонную и скучно-целенаправленную поступь не остановить даже тараном.
— Постарайся мне не мешать, — попросил Брюс притихшего Дьенка. Тот не отозвался, но нервно вибрирующие узы внезапно перестали содрогаться.
— Не дай им задеть себя, — посоветовал глухо Дьенк. Паники в его интонациях уже не было. Была обреченность.
Поначалу Брюс не придал значения серьезности положения. Подумаешь, медлительная, не соображающая плоть.
Но потом…
Они не чувствовали боли. Они не знали сомнений. Они ничего не страшились.
Бзынь!..
С лязгом клинки скрестились. Это была ошибка. Неживой безносый верзила был гораздо тяжелее и упорнее Брюса. В два приема он пригнул меч противника, да и самого Брюса, к земле. Где-то за пределами слышимости оголтело взвыли зрители…
«Бам-м!» — клацнуло что-то. И мертвяк содрогнулся. Из-за его спины выглянула физиономия «Дьенка». И до Брюса только сейчас дошло, что он больше не чувствует сопротивления своего напарника.
— Сзади! — скомандовал разорванными губами «Дьенк».
Брюс едва успел увернуться. Тяжелое тело, смердя, по инерции проскочило мимо. Осталось добавить ему новый толчок. Мертвяк с раскроенным черепом распластался по помосту, свез кучу ржавого железа в углу, но сразу же закопошился, подбирая конечности и распрямляясь.
Упорный!
Тем временем безносый скинул легкого «Дьенка» с помоста. Хрупнула, переламываясь в древке, алебарда. Краем глаза Брюс видел, как «Дьенк» пытается уползти прочь, нырнув зевакам под ноги. Однако сердобольные зрители ловко хватают его и пинками возвращают обратно на помост.
Безносый не стал дожидаться противника, повернувшись к Брюсу. Тот, что с рассеченным черепом, тоже приблизился, зазывающе расставив руки. Левая щека его была снесена начисто и утыкана десятком мелких щепок.
Второй раз за один вечер Брюс искренне пожалел о неумении летать. Ну на что он рассчитывал, ввязываясь в это все?!
— Этот мой! — самонадеянно просипел «Дьенк», удостоверившийся, что улизнуть ему не светит. Он подобрал из разметанного вокруг оружейного хлама тесак на короткой рукояти и попытался подсечь безносого. Тяжелый мертвяк даже не заметил тщетного усилия, наступив на щербатое лезвие. Сухо хрустнуло, ломаясь, изъеденное ржавчиной железо.
Брюс попробовал сделать выпад… И нарвался на встречный.
Клинок в бурых потеках зацепил запястье. Разошлась, набухая красным, кожа. Крови было совсем немного, но отчего-то показалось, что запах ее буквально пропитал чадный, едкий воздух.
«…ты не знаешь, на что они способны, почуяв ТВОЮ кровь!..»
От вялости противников не осталось и следа. Мертвецы застыли, жадно втягивая воздух огрызками ноздрей. По неподвижным прежде физиономиям прошла судорожная дрожь.
Хуже того, зрители дружно вскрикнули и попятились, потому что ожили даже проигравшие в прежних схватках мертвяки, сваленные грудой у подножия помоста. Кто-то закричал, тряся перед собой амулетом. Кто-то, самый знающий, уже бежал прочь.
Брюс попятился. На него надвигались сразу трое мертвяков… Ковыляли трое. В их глазах зажглись жутковатые белые точки.
— Не выпускать! — заверещали в людской свалке. — Зажигай все!
Брюса внезапно заслонил «Дьенк». В руках он, наперевес, держал покалеченную алебарду. По сравнению с наступающими он казался устрашающе хлипким.
Брюс не видел, кто там и что зажигал, но дым пополз по оврагу. Дыма стало столько, что разобрать, что где происходит, оказалось немыслимым. Толчком его швырнуло на землю, и Брюс вообще перестал что-либо разбирать в происходящем, но вдруг вспомнил хитрое лицо Хмыря: «…если вы только не вздумаете перехватить власть над "куклами"…».
Сейчас самое время!
Память не подвела. Страницы книги перелистывались с устрашающей скоростью. Может, оттого, что сегодня Брюс уже проделывал нечто похожее.
— Агр… Н-ла-в… Кхе-кхе… — Брюс судорожно всхлипнул, увернулся от свистнувшего над головой меча и, сбиваясь, начал заново: — Аб… То есть Агр…
Провались она пропадом, эта некромантия с ее выморочными заклятиями!
Хотя вроде… Действует!
Сердце похолодело и стало биться реже. Дым перестал есть глаза и стал странно стеклянистым. Заломило переносицу и зачесался измочаленный язык.
Тягучие синеватые нити наконец поплыли сквозь оранжево-дымный сумрак, прошивая все вокруг. Натыкаясь на мертвых, они оплетали их. Натыкаясь на живых, просто пронзали, не заметив. Тьма колыхалась, всклокоченная бьющимися тенями. Мертвяки, содрогаясь, валились под ноги улепетывающим живым.
Получается?..
Вдруг из стен оврага, рассекая заросли шиповника, посыпались твердой чешуей терракотовые бляшки облицовки. А потом…
Кто знает, как это случилось? Оттуда же, из стен оврага, через заросли уже изрядно разлохмаченного шиповника вдруг полезло то, что Брюсу поначалу представилось белыми древесными корнями. Но они все утолщались, росли горизонтально, словно немыслимые сосульки, не сгибаясь. Только некоторые с треском обламывались, и становилась видна крупитчатая плоть.
Корни были каменные.
«Опять что-то не то сотворил», — оторопело подумал Брюс, глядя, как один из остроконечных «корней» нанизывает на себя нерасторопного мертвяка и тащит его за собой. Мертвяк вяло извивался.
Люди успевали увертываться.
— Да быстрее же!.. Что вы копаетесь?!
Знакомый голос сорвал Брюса с места. В дыму и тенях оказалось сложно найти вырытый в стене закуток. Да и торчащие из стен и все увеличивающиеся «зубья» сильно мешали.
— На голову мне не свались! — раздраженный голос Элии звучал совсем близко.
Брюс метнулся туда.
Проем, в котором растопырилась решетка, был уже изрядно осыпан, но деревянные прутья заклинило, так что выбраться узники не могли. Зато они ловко вскарабкались по тем «корням», что прорастали через их камеру. И сейчас спорили, кому первому протискиваться через узкую дыру над заклиненной дверью и сползающими сверху зарослями шиповника.
— Что у вас там происходит? — заметив Брюса, осведомилась Элия, царственно отодвигая замешкавшегося компаньона по несчастью.
— Повальное бегство, — сообщил Брюс, собираясь ее подхватить.
Но отодвинутый мужик не пожелал проникаться торжеством момента и толкнул девушку в бок, споро ввинчиваясь в дыру над решеткой. От приветствия поджидавшего внизу Брюса мужик благоразумно уклонился и во мгновение ока сгинул в дыму.
Второй товарищ по заключению девушку пропустил.
Между тем стало заметно темнее. Каменные корни заплели почти все пространство над головами. Встречаясь, два корня обвивались друг вокруг друга, скручиваясь мертвым узлом. От узла тут же извилисто разбегались трещины.
— Спасаемся? — Предложение Брюса у своенравной Элиалии возражений не вызвало. Наверное, потому, что девица откашливалась и плохо расслышала.
Они понеслись со всех ног, пригибаясь, пробивая известняковые сетки и протискиваясь там, где каменные стяжки были слишком плотные.
…Сверху это выглядело так, будто великан, чья рука перекатилась на тыльную сторону, внезапно решил заштопать прореху в земле каменными нитями. Светлые стежки, пересекающие овраг, все сокращались до тех пор, пока щель почти не исчезла, стянутая за края. Только курился дымок, торчали лохмотья черного шиповника и извивалось множество мелких трещин вокруг.
Люди в панике рассеялись по пустырю.
Вот любопытно, а сможет ли из сомкнувшегося оврага выбраться конкурент по добыче золотых сундуков? Впрочем, даже если и выкарабкается, то за ними уже не угонится… Хотелось бы надеяться.
— А ты без фатальных разрушений не можешь? — неодобрительно осведомилась чумазая Элия, стирая пот со лба.
Брюс вертел головой, пытаясь высмотреть Дьенка. Ведь призрака нельзя раздавить?
Мимо проскакала ошалевшая желтобрюхая жаба.
«…Это случилось уже после давних войн, во времена устоявшиеся и степенные. Но стихии не приемлют самоуверенного обращения. Водяные маги, исполнившись гордыни, вздумали осушить часть мокрых земель самостоятельно. Да, видно, не сладили со стихией. Случилось Сотрясение земель. Вместо малой воды пришла большая вода с Края, затопила часть прежде сухих территорий. Словно водяной зверь лизнул языком даже часть тех провинций, где веками стояла сушь. И долгое время там жить никто не мог, пока вновь все не просохло. Но на память о преступной беспечности до сих пор бурлит грязная Клеклая Хлябь…»
— Стража!
А то кто-то мог их не заметить…
Со стороны города, похоже, заинтригованные происходящим, летели воздушные скаты со всадниками на спинах. Скаты тащили в клювах и на хвостах светильники. Это утешало, значит, плеваться электричеством они не планируют.
— Ты куда? — завопил Брюс, обернувшись, чтобы увидеть стремительно удаляющуюся спину и болтающуюся из стороны в сторону растрепанную косу.
С чего она решила уносить ноги? Ясно, почему разбегаются, как мыши, завидевшие коршуна, остальные посетители «ямы». Но Элии-то, напротив, надо бы сдаваться властям и теплым родственным объятиям в перспективе…
— А ну стой!
Нагнал Брюс ее только у кромки леса. Схватил за косу, сбил с ног… То есть упустил косу и сам едва устоял на ногах, потому что невысокая крепенькая девушка была гибкой и верткой, как угорь.
— Что тебе от меня надо? — Она уставилась на Брюса с искренним неудовольствием.
— Взять за шиворот и отвести домой! Но для начала жду хотя бы благодарности.
— За что?
— За спасение!
— Спасение? Да ты чуть не раздавил нас всех!
— А ты…
Брюс и Элия одновременно пригнулись, когда над ними пронесся воздушный скат. Треугольный зверь шел низко, едва не задевая макушки деревьев, из качающегося в его клюве шара били снопы белого света, на мгновение пронизавшего, казалось, всю чащу насквозь.
Чиркнул о макушку ясеня длинный хвост, выстрелив брызгами белых искр. Испепеленные листья закружили в воздухе.
— Какой красивый… — произнесла Элия, провожая взглядом серебристое сегментированное брюхо и тяжело всплескивающие крылья в рваной бахроме.
Для городской стражи разводят скатов размахом крыльев-плавников шагов в двадцать, и сквозняком лес словно частой гребенкой прочесало. Поднялась туча листвы и мусора. Растрепанные деревья натужно и вразнобой заскрипели.
— Ну так попроси покататься, — Брюс вытряхивал из волос труху. — Они с удовольствием тебя возьмут и возвратят счастливой матушке.
— Нет, — твердо заявила Элия, снова развернулась и зашагала прочь.
Брюс нагнал ее. Ну прямо отвергнутый поклонник, добивающийся внимания надменной дамы.
— Послушай, из-за тебя меня обвиняют в убийстве.
— Странно, что только в одном, — холодно бросила она.
— Твое письмо доставили в замок твоей матери. Они решили, что я затащил тебя в развалины и там…
Элия вдруг резко развернулась, и глаза ее расширились:
— Правда?!
Брюс, кивнул, еще не подозревая, какую глупость совершает.
— Отлично! — Элия только что не подпрыгнула. — Значит, теперь меня считают мертвой! Какое облегчение!
— Ну, знаешь…
— А тебе я советую прятаться лучше. Матушка никогда не оставит поиски убийцы своей дочери. А она у меня мстительная и упрямая. — Элия улыбалась широко и весело. — Что задумала, то ни за что не бросит!
Вот почему бы не придушить ее прямо здесь? Пусть хоть обвинения будут небеспочвенными.
— Прощай… как там тебя. — Девушка снова повернулась, углубляясь в чащу.
Догонять и уговаривать? Судя по всему, характер Элиалия Загорская унаследовала от матери, так что это не имело смысла. Попробовать силу? Можно представить, что расскажет мстительная девица родичам, когда Брюс вытряхнет ее из мешка им под ноги в замке… Это если еще его не прикончат без разговоров на подходе.
Ничего не придумав, Брюс как привязанный тащился за девушкой. Ему показалось, что идет она не просто так, а весьма целеустремленно. Направление — по движению земли, на запад. Без раздумий пересекла дорогу, углубилась в Мокромховый лес.
Элия остановилась так внезапно, что от неожиданности Брюс едва не выскочил на прогалину за ней следом. Девушка даже не оглянулась ни разу за все это время. И так же, не озираясь, поднесла пальцы ко рту и заливисто свистнула.
Брюс напрягся. За то время, что она пропадала из виду, эта странная девица могла и дракона приручить. Красивого.
Но ничего не происходило. Да она, кажется, и не ждала мгновенного результата. Опустилась на землю, расположилась поудобнее, опершись о ствол дуба.
Настырное комарье в восторге закружилось вокруг, получив в распоряжение сразу две жертвы. Причем если первая свободно отмахивалась, то вскоре Брюс понял, что справляться с атаками насекомых, оставаясь незаметным, немыслимо.
И тут наконец его осенило.
— Знаешь что… — сказал Брюс, ненавязчиво выбираясь из зарослей на полянку. — Я решил продлить наш контракт.
Элия смотрела снизу вверх с любопытством. Шлепнула по щеке, припечатывая нерасторопного кровососа.
— Это позволит нам разрешить сразу все противоречия. — Брюс опустился на землю напротив девушки. Говорят, легче войти в доверие к собеседнику, когда глаза находятся на одном уровне. — В том числе и проблема оплаты. Если работа еще не завершена, то какие могут быть расчеты?
Элиалия чуть склонила голову набок.
— Мне нравится… — Прихлопнув еще одного комара, она вдруг созналась: — Я не хотела обманывать тебя. Просто ты не дал мне времени обдумать, где взять деньги… И шантажировал!
— Ты первая начала. — Теперь Брюс припечатал комара к шее. — Впрочем, неважно. Предлагаю продлить договор.
— Согласна. И думаю, что по пути к Железной башне можно будет неплохо заработать, так что я рассчитаюсь с тобой.
«Все-таки она наивная, — вздохнул Брюс. — Даже неудобно».
— Ты так и не оставила свою идею?
— Это важно для меня.
— Ты попала в неприятности в первой же таверне.
— Они нечестно играли! — Элия искренне возмутилась, сопроводив свой возглас двойным хлопком по лицу. — Я бы выиграла, если бы они играли честно! Но у них карты были…
— Вот-вот, — перебил Брюс ее, треснув себя по лбу, и внушительно повторил: — В неприятности при первой же остановке.
— Ладно, ты прав, я не всегда осмотрительна. Для того и нанимала тебя!
Заключение нового пакта вышло кровавым и шумным. Обе договаривающиеся стороны были в темных пятнышках от раздавленных комариных тушек и собственной крови. Зато, постоянно дергаясь, легко уводить взгляд и таить свои помыслы.
— Кстати, меня зовут Брюс.
— Просто Брюс?
— Брюс Дол. Я человек простой, мне длинное имя не по статусу.
— Я запомню, — как-то двусмысленно пообещала Элия.
— Так зачем ты забралась в… — Брюс не договорил. Ответ прибыл сам собой, вынудив в ужасе вскочить на ноги.
Брюс решил, что попался.
С небес, с шумом проломив свод ветвей, негодующе курлыкая и разогнав все комарье разом, свалился сильно недовольный гиппогриф. Повел помятыми пестрыми крыльями, примериваясь к тесной полянке, пригнул голову и сердито заскреб когтями.
— Заскучал? — Элия бестрепетно погладила тварь по загнутому серому клюву.
— Это же… — Брюс глазам своим не верил, разглядывая крылья гиппогрифа, кончики которых были сострижены. Аккуратно, чтобы не повредить маховые перья. Ровно настолько, чтобы срезать все серебряные наконечники. — Это тот самый, на котором ездил водяной!
— Точно! — Элия горделиво улыбалась.
Гиппогриф не казался особо обрадованным встрече, но и не пытался никого прикончить. Только свирепо косил на Брюса желтым глазом.
— Как ты…
— Я его украла.
— Как? Он покоряется только владельцу!
— Неправда. Он вообще очень спокойный. Просто не любит, когда его боятся.
Ну да. И почему Брюса не удивляет картинка, где Элия без размышлений вламывается на конюшню к гиппогрифу «покормить птичку»?.. Плевать ей, что конюхи наверняка за версту огибают стойло «птички», способной убить одним небрежным ударом клюва.
— Я уехала на нем из дома. А потом оставила возле таверны, в лесу, чтобы не привлекать внимания. Бряк предложил мне свою лошадь… Я надеялась, что Лако полетел следом и ждет где-то здесь.
— Лако?
Девушка слегка смутилась.
— Он не возражает, а мне удобно как-то его называть… Лако — от лакомка. Он мышей любит… дохлых, — все менее уверенно проговорила Элия и тут же с вызовом добавила: — Он забавный! И рад, что свободен и вновь может летать.
Гиппогриф Лако радостным не выглядел. В круглых глазах явственно читались природная злоба и презрение ко всем двуногим. Но, наверное, сейчас не самое удачное время на это указывать.
— О! Все мои запасы уцелели, — довольная Элия ворошила седельные сумки. — Я думала, что он их наверняка обронит где-нибудь… Тут есть еда. Перекусим? Заодно расскажем о своих приключениях… Это было, в общем, познавательно.
Брюс скрипнул зубами, вспомнив, как пытался затонуть в грязи.
— Перекусим. Только подальше от дороги.
— Скаты уже вернулись к городу.
Это верно. Погони с той стороны можно было не опасаться. Пока стражи приведут магов (если вообще приведут), пока те разберутся, что к чему (да и разберутся ли вообще?)…
Но, возразив, Элия все же последовала за Брюсом в чащу.
Как выяснилось, у нее было все «продумано». Она всерьез намеревалась заработать на путешествие или продать кое-какие драгоценности. «Немного. Только то, что мне дарили на именины». Случай подзаработать, играя в карты, она решила не упускать. А после того, как Бряк предложил испробовать свои силы в компании «посерьезнее», Элия попала в круговерть. Кажется, ее пытались напоить (и, видимо, удачно), и после того, как осознали, что она постоянно выигрывает, соперники пошли на подлость…
Бряк, наверное, был сильно разочарован. Рассчитывал на хитроумную специалистку в карточной игре, а привел всего лишь дилетантку, умеющую отлично блефовать.
Что было потом, Элия не помнила. Очнулась уже в яме.
— Ты удивил меня своим появлением, — честно сообщила Элия.
Брюс криво ухмыльнулся, перевязывая поврежденное запястье одолженным у девушки платком.
Они все дальше углублялись в лес. Летучие медузы дрейфовали меж ветвей, тускло мерцая. Пришлось искать тропу, чтобы гиппогриф мог следовать за людьми. Но тропа, и без того неширокая, становилась все теснее. Город, поманивший огнями, давно исчез из виду, только небо в той стороне было слегка подсвечено заревом.
— Здесь может быть опасно, — предупредил Брюс. — Этот лес стоит на болотах.
— Тропы прокладывают люди или звери. Они знали, куда идут.
— В этом лесу тропы прокладывают не только люди и звери. Вот здесь — отличное место, чтобы дождаться утра! — фальшиво обрадовался Брюс не самой презентабельной с виду просеке.
Гнилые стволы как попало завалили друг друга. Бурьян между опрокинутыми стволами торчал лохмотьями. Пахло тухлой водой, хотя притаившийся в скрюченных корнях вербы родничок казался чистым.
Гиппогрифу, впрочем, понравилось. Он с удовольствием развел крылья, взметнув тучу прелых листьев и демонстрируя свалявшийся нежный пух на боках.
— Пройдусь вокруг, может, травы полезной найду. Нам нужны силы для долгого перехода… — У Брюса даже челюсти свело от приторности своих интонаций.
Но уставшая Элия, кажется, ничего особенного не заметила, с готовностью занявшись костром. Не то чтобы Брюс был знаком хотя бы еще с одной баронской дочерью, но все-таки, по его представлениям, они себя должны вести не так хозяйственно…
Вздохнув, он вновь нырнул в лес, как в омут, — темно, прохладно, сыро и пахнет затхлостью. Здесь близость болот и Клеклой Хляби чувствовалась сильнее. Нестан располагался высоко, так что вода от него ушла быстро, отхлынув к Чистозеру, который стоял за Мокромховым лесом примерно на таком же расстоянии. Там вода держалась долго. Наверное, потому люди до сих пор селились севернее с меньшей охотой.
…Брюс ругнулся, по колено провалившись в болотное окошко. Пахнуло сероводородом. Хорошо еще, что не с головой ушел… Задуманное уже не казалось таким простым.
Костер в отдалении смахивал на одинокий, закатившийся под прогоревшие дочерна дрова живой уголек. Подмигивал, прятался за деревья.
Может, вернуться и попробовать с ней поговорить еще раз? Память тут же услужливо откликнулась, будто эхом, непреклонным «нет!», исполненным девичьим голосом.
Чертыхаясь, Брюс побрел дальше. Медузы лениво разлетались при его приближении. Глаза постепенно привыкали к темноте. Стало заметно, что земля и стволы слегка мерцают, орошенные «росой фей». Тусклой зеленью горят гнилушки, обсыпавшие корни. В зарослях справа багрово светятся чьи-то глаза… Моргнули. Исчезли.
Брюс перевел дыхание. И сразу же заметил то, что искал: небольшое, припавшее к земле растение, распластавшее листья, как пальцы. В центре — метелка усыпанного семенами цветка.
— Распространено широко, но растет исключительно в низинных, сырых землях, — с удовлетворением процитировал Брюс вслух «Свод растений». — Любит тень и сырость. В малых дозах действует как успокоительное…
— А в больших — как сильнодействующее снотворное, — откликнулась тьма внезапно. — Ты что это задумал?
Подскочил Брюс так, что треснулся макушкой о низкий сук. Вот что значит нечистая совесть! Нож, которым Брюс подрезал листья, выпал из рук и ускользнул в промоину между корнями.
— Дьенк, что б тебя!..
Это и впрямь был давешний коллега по схватке. Терпеливо подождал, пока Брюс разыщет оброненный нож, и лишь потом укоризненно заметил:
— Нехорошо так поступать.
— О чем ты? После всех этих злоключений нужно слегка успокоиться. А это — самое доступное.
— Ты срезал все листья. Хотя хватило бы и пары.
— Просто я запасливый. Еще повезло, что здесь не растет жечка. Вот как раз она вызывает временный паралич… — не без мечтательности в тоне добавил Брюс.
— Не делай этого!
— Я не хочу, чтобы меня убивали за то, что я не совершал… Мысленные пожелания в счет не идут.
— Ты все равно не сможешь вернуться к прежней жизни! Ты выдал себя.
— Не скажи! Для начала пусть попробуют доказать, что это я… — Даже Брюс понимал, что этот аргумент сильно шаткий. Некромантов так страшатся, что хватит и подозрения. Поэтому он вздохнул: — В конце концов, если за мной не будут гоняться из-за этой взбалмошной ду… то есть наследницы, я смогу затаиться и начать новую жизнь.
«С Аянной», — добавил Брюс про себя. Это тоже звучало неубедительно. Вместо перспективы стать женой изгоя стать спутницей беглеца?
— Дьенк, — Брюс поднялся с колен и встал напротив Тени, — я рад, что ты уцелел, и рад, что ты к нам снова присоединился. Но в твоих советах я определенно не нуждаюсь.
— Да. Ты предпочитаешь просто принуждать.
— Ты дал согласие!
— А потом передумал.
— Я сожалею, что заставлял тебя, но… У меня не было другого выхода!
— И сейчас нет?
— Да что ты так переживаешь? Плохо ей не станет. Ну проспит ночь. Отвезу ее к замку и сдам кому-нибудь на руки. Может, капитана встречу… — Последнее не показалось ему таким уж заманчивым. И Брюс раздраженно повторил: — Плохо ей не будет.
— Ты понятия не имеешь, что творишь.
— Я разбираюсь в травах.
— Я не про траву. Ты не можешь так поступить с ней.
— А почему, собственно? Именно так я и поступлю.
— Я не дам тебе этого сделать.
— Ну, — Брюс сорвал еще несколько стебельков растущей рядом сахарицы, — попробуй мне помешать. А предупредить ее ты не сможешь.
Дьенк не отозвался. Выглядел он потерянным. Когда Брюс обернулся через несколько шагов, блеклый силуэт исчез. Он слишком быстро принял поражение или что-то замыслил?
Опасаясь, что не все знает о способностях разделенных душ, Брюс поторопился назад изо всех сил. И с облегчением вздохнул, узрев вполне мирную картину на прогалине. Элия, как ни в чем не бывало, хлопотала, раздувая огонь под котлом.
Правда, в глубине души встрепенулось и некоторое сожаление. Может, было бы и неплохо, чтобы кто-то помешал ему совершить подлость. С бедной девочкой так поступают второй раз.
— Я не умею готовить, — прямодушно призналась Элия, разгибаясь и смахивая с раскрасневшегося лица прядки волос. — Так что просто все покидала в воду. Горячее наверняка вкуснее.
— Похлебка по-селянски, — прокомментировал Брюс несколько невнятное, но в целом приятно пахнущее варево. И, пока не передумал, ссыпал туда же принесенные травы.
— Нет! — заорал прямо над ухом появившийся Дьенк.
Брюс вздрогнул, оставшиеся в горсти листья разом спланировали в котелок.
— Для вкуса и запаха, — пробормотал он, подавив потребность потереть заложенное ухо.
Элия серьезно кивнула. Ничего особенного она не заметила и не услышала, хотя Брюсу показалось, что от душераздирающего вопля Дьенка у него в голове зазвенело.
Призрак взволнованно метался вокруг девушки, но завладеть ее телом не пытался. Ждал подходящего момента? Или не хотел приближать развоплощение?
— Брюс, пожалуйста, еще не поздно передумать!
— Сгинь, — сквозь зубы велел Брюс.
— Что? — обернулась Элия, достававшая из седельной сумки плед.
— Искра ужалила.
Дремал, спрятав голову под крыло, гиппогриф. Мурлыкал родничок. Сытый огонь облизывал закопченное дно котелка. Истертая посудина явно знавала не один привал. Булькала, распространяя ароматы, похлебка. Даже жаль, что ее не попробовать…
— Может, расскажешь, что все-таки тебя заставило отправиться в такое опасное путешествие? — стараясь отвлечься от запаха еды, спросил Брюс.
Элия, наблюдавшая за костром, отозвалась не сразу. Подняла на Брюса глаза, порыжевшие от отблесков пламени, медленно покачала головой:
— Это касается только меня.
А если бы она ответила по-другому, что-то изменилось бы?
— Пора, — игнорируя возмущенного Дьенка, который вился вокруг, обдавая колючим холодом, Брюс снял котелок с огня и налил порцию в одну из приготовленных Элией чашек. — Оцени свое кулинарное искусство.
— Пахнет вкусно, — девушка нерешительно заглянула в чашку.
Брюс налил и себе, чтобы не вызывать подозрений. Разварившийся лист кружил по поверхности похлебки. Брюс так старался делать вид, что ничего особенного не происходит, что слишком увлекся. И не сразу сообразил, что воцарившееся молчание не к добру.
Воцарившееся во всех смыслах. Внезапно смолк Дьенк. Не издавала не звука Элия.
Брюс повернулся. Дьенка нигде не было, а Элия держала обеими руками горячую чашку, кажется, не замечая жара, и смотрела на нее так, словно та внезапно превратилась в колбу с кислотой.
Потом медленно подняла на Брюса глаза. Даже огонь, окрашивающий все в оранжевые тона, не помешал рассмотреть, что они посветлели от напряжения.
— Что здесь? — Чашка в руках девушки вибрировала, содержимое едва не расплескивалось.
Брюс хмыкнул:
— Тебе лучше знать. Ты же автор.
Она прищурилась, словно выцеливала направление выстрела.
— Что за листья ты бросил?
— Разные. — Брюс как можно небрежнее пожал плечами, хотя уже чуял, что это не пройдет. — Красноцветку, сахарицу, томник… А что, слишком остро?
— Ты хочешь меня отравить?
— Нет, — Брюс отперся совершенно искренне. — С чего ты взяла?
— Тогда попробуй сам! — Она резко протянула чашку. Часть похлебки выплеснулась на угли и зашипела, источая аромат горелого хлеба и трав.
Как она могла заподозрить неладное? Еще пару минут назад она — Брюс просто знал это! — ничего не подозревала, и вдруг… Как?!
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, словно скрестив клинки и пытаясь пересилить противника. Наклоненная чашка все еще дрожала в руке девушки, и ее содержимое лилось на огонь. Душистый дым тек по прогалине, постепенно становясь просто едким.
— Мерзавец! — Элия швырнула чашку во тьму.
Удивленный гиппогриф высунул голову из-под крыла, сонно помаргивая.
— Это не отрава. — Хмурый Брюс отвел взгляд.
— Зачем?!
— Чтобы отправить тебя домой! Может, тогда меня оставят в покое?
— Ты!.. — от негодования она не находила слов, вскочила и выкрикнула свое излюбленное: — Да как ты посмел!
— Легко! — раздраженно огрызнулся Брюс, тоже поднимаясь. — Как ты посмела вломиться в мою жизнь и разрушить ее?!
— Да что ты вообще… Как ты… Гад и мерзавец!
— Самовлюбленная дура!
— Только посмей еще приблизиться ко мне!..
Она метнулась прочь, вернулась, хватая вещи и как попало распихивая их в сумку, снова ринулась прочь, в темноту, через чащобу. Только треск пошел.
Изумленный гиппогриф сунулся было следом, присмотрелся и попятился. Поколебавшись, он недовольно курлыкнул, пару раз тяжело хлопнул крыльями и взлетел неловко, как петух. Секунду-другую он бил крыльями где-то над головой (посыпались пестрые перья), а затем, видно, приноровившись, полетел прочь почти беззвучно.
Брюс с досадой опустился перед почти потухшим костерком, от которого невыносимо тянуло горечью. Содрал с запястья платок и раздраженно бросил его в огонь.
Ну и что теперь?
— Добился своего? — спросил Брюс невесть кого.
Тьма обступала прогалину со всех сторон, словно кулак смыкала. Качались взъерошенные ветерком ветви — черные, причудливые. Меж ними слабо горели точки дрейфующих поодаль медуз. Прибитый похлебкой огонек неуверенно высовывался меж прогоревших сучьев. Очень хотелось лечь рядом и выспаться.
И очень не хотелось рыскать по ночному лесу.
— Брюс! — от вопля Дьенка у Брюса снова заложило уши. — Брюс, она провалилась!
— Кто бы сомневался.
— Там трясина, и она… — Дьенк суматошно кружил вокруг. — Брюс, помоги!
— И не подумаю.
— Она провалилась почти с головой! — Если бы призраки умели дышать, то Дьенк вопил бы сейчас, задыхаясь. А так голос его звучал до неприличия ровно. Только взволнованно. — Самой ей не выбраться!
Вот ведь наказание на Брюсову голову…
— Где?
— Я… — Дьенк в ужасе замер. — Я не знаю! Я не могу показать… Я…
Тьфу!
Брюс, ругнувшись, поспешил в пролом в зарослях, оставленный убегавшей Элией. Во тьме искать следы невозможно, но она так лезла, не разбирая дороги, что, скорее всего, измочалила массу ветвей. И вряд ли удрала слишком далеко.
Проклятье! Да здесь темнотища! А после света костра так вообще словно в бочке со смолой. Даже летучие медузы куда-то подевались.
— Дьенк!
Перепуганное привидение возникло прямо перед Брюсом, заставив отшатнуться.
— Быстрее! Она тонет!
— Скажи ей, чтобы закричала. Иначе мне ее не найти…
Дьенк сгинул. Брюс во все стороны вертел головой, пытаясь приглядеться. Ночной лес вокруг жил своей жизнью: шелестели ветки, дробно протопало и пропыхтело справа, мигнули желтые огоньки слева. Крупная, с человеческую голову медуза зависла в ветках, как мягко горящий и ничего не освещающий фонарь. Россыпь зеленых светлячков на стволе рядом закрутила медленный завораживающий хоровод…
Брюс отпрыгнул прежде, чем что-то длинное попыталась сцапать его за ноги.
— Брюс… — Вернувшийся Дьенк казался ошарашенным. — Она не хочет.
— Чего не хочет?
— Звать на помощь.
И почему его это не удивляет?
— Отлично! Значит, я свободен.
— Она не выберется сама, — с отчаянием сказал Дьенк. — Помоги ей, пожалуйста!
— Забирайся в нее и заставь орать! Хотя бы подать голос!
— Я не могу.
— Боишься за себя?
— Я дал ей слово не делать этого.
Несколько мгновений Брюс недоверчиво таращился на него, решив, что ослышался. В сердцах сплюнул и в фигуральном, и прямом смысле, потому что наглый комар попытался залететь в рот.
Потом стал пробираться дальше. В темной чаще обманчивые карманы пустоты менялись непроходимыми зарослями. Земля под ногами, твердая, ворсистая от травы, местами поддавалась, хлюпая, а иногда заметно прогибаясь.
Нужно быть идиотом, чтобы нестись здесь сломя голову.
— Элия! — заорал Брюс, не выдержав. — Где ты?!
Кажется, что-то плюхнуло левее. И земля там чуть мерцала, словно покрытая прозрачной, белесой тканью.
— Я слышал тебя! — вскричал объявившийся Дьенк. — Я был с ней и слышал тебя. Ты близко!
— Элия, отзовись!..
Отозвалось все, кроме девушки. Что-то всполошилось в зарослях. Глухо ухнула сова.
— Отзовись же!.. Идиотка, — закончил Брюс с чувством, но вполголоса.
Упрямая девица молчала, словно воды в рот набрав. Или уже набрала? Брюс удвоил усилия, побежав туда, где померещился всплеск. И едва сам не сверзился, поскользнувшись. Земля вновь стала топкой и ненадежной. Удержаться помог ракитовый куст.
— Я вижу тебя! — Дьенк метался рядом.
— Я тоже вижу…
На почву, на пучки травы, на стволы деревьев здесь и впрямь словно плеснули сильно разведенной серебрянкой. Болото затаилось под тонким дерном, наверх проступая испариной белесых капель. И шагах в двадцати от Брюса поблескивающее покрывало было нарушено черным разрывом, в центре которого нечто активно ворочалось.
— Не дергайся! Я сейчас… — Брюс огляделся в поисках подходящего снаряжения.
— Уби… райся! — Элия задыхалась. — Без тебя… обой… дусь.
Вообще-то, надо признать, она держалась отлично, не паниковала, не барахталась и даже ухитрилась разжиться длинным прочным суком, который положила на трясину. Сук не давал ей погрузиться, но и только… До ближайших плакучих кустов девушка не дотягивалась.
— Держи! — Брюс протянул ей ствол тонкого деревца, пригнув его своим весом.
— Мне не… нужна… твоя… помощь! — Страха в ее голосе не было, только злость.
— Считаю до трех… А потом оставайся!
— Да… ты можешь… оставить! — Лицо девушки словно облепил черный капюшон. Только лоб, щеки и нос оставались светлыми.
— Что ты вообще обо мне знаешь? — возмутился Брюс. — Вылезай, давай! Тогда поговорим… Раз!..
— Три!.. — зло закончила она. — Я сама!
— Там что-то есть! — взвыл в тревоге Дьенк.
Там что-то и впрямь было. Серебристое покрывало вспучивалось и обтекало нечто, неторопливо плывущее под слоем дерна. И это «что-то» направлялось к Элии.
— Хватайся! — заорал Брюс. — Быстрее!
То ли тон ее Брюсов пронял, то ли она почувствовала неладное, не оборачиваясь, но, поколебавшись, а может, просто собираясь с силами, девушка качнулась, отпустила сук и ухватилась за деревце. Высвободила вторую руку, вцепилась в ветки. Задергалась, выползая на поверхность. Намокшую сумку упорная девица тянула за собой.
Бугор, наращивая скорость, устремился к разрыву. Черная жижа заволновалась.
— Быстрее!
Брюсу не пришлось ею командовать. Она знала, что делает. Не пыталась встать, а просто ползла. Брюс потихоньку подтягивал ее, бросив еще ремень. Взбудораженный Дьенк метался вокруг, не разбирая, где топь, а где твердь.
В прорехе глухо плеснула черная, словно глянцевая грязь. Там провернулось и разочарованно ушло вглубь нечто весьма здоровенное. С бахромы щупалец сорвались тяжелые капли, растекаясь жирными кляксами вокруг.
Но Элия была уже в безопасности.
— А где твой гиппогриф? — несколько нервно осведомился Брюс.
— Он не отозвался… — Девушка полусидела, опершись спиной на ствол дерева, и пыталась одновременно отплеваться и отдышаться. — Не получалось свистнуть как следует.
Если бы не ее оставшееся чистым лицо, Элиалия окончательно растаяла бы во тьме. А так Брюс словно разговаривал с парящей на весу полумаской. Ну чем не еще один призрак?
— Тебе смешно? — оскорбилась Элия.
— Смешно. Только не вздумай снова назвать меня мерзавцем!
— Я вообще не желаю тебя никак называть. И не звала тебя.
— Мы не расторгли договор. Хочешь сделать это сейчас?
Она помолчала, пытаясь отскрести ножом и оттереть руками грязь. Тухлая вонь становилась все явственнее, по мере того как черная корка высыхала. Заинтригованные медузы подтягивались поближе, просачиваясь меж ветвей.
— Впрочем, неважно, чего ты хочешь, — Брюс распалялся все больше. — Мне необходимо вернуть тебя живой. И я сделаю это. Если для этого придется действительно тащиться к этим твоим Железным башням, значит, так тому и быть. И плевать мне, хочешь ты моего общества или нет.
— Не думай, что после всего я стану доверять тебе! — так же запальчиво воскликнула Элия.
— Да упаси боги… — Брюс даже содрогнулся. — И от меня не жди доверия. Глаз с тебя не спущу ни на мгновение.
— Извращенец! — с достоинствам парировала девушка.
— Спасибо, Брюс! — Дьенк только что не напевал, довольный.
Брюс с трудом удержал странное желание невнятно зарычать. Распуганная криками нежить разлетелась и парила поодаль.
Обратно они вернулись, держась рядом, но не вместе.
Осмелевший костер выпустил длинные язычки, распробовав предложенную порцию сучьев. Прозрачный дым гнал комаров. Демонстративно улегшись к огню спиной и делая вид, что спит, Брюс слышал, как возится Элия, счищая затвердевшую грязь, замывая вещи в чахлом роднике, потроша промокшую сумку.
От усталости Брюс начал было задремывать по-честному, но встрепенулся, когда ему показалось, что девушка заговорила с кем-то. Брюс резко повернулся. Элия все еще сидела на корточках возле родника и что-то пыталась отстирать.
Может, и померещилось, что поза ее была чуть более напряженной, чем нужно.
Ладно, не пытается сбежать — и то хорошо.
«…имена магов, а с некоторых пор и родовые имена аристократических семейств, длинны и неудобопроизносимы не столько из желания своих владельцев подчеркнуть собственную значимость и отличие от простецов, но и для того, чтобы их труднее было вплетать в заклятия. Вспомним, к примеру, весьма характерный эпизод смутных послевоенных времен, когда маг Дорагеан Чудец, сражаясь с магом Товероинамилеаном Верноцветным, потерпел поражение только потому, что, произнося заклинание, потратил на пару мгновений больше, пытаясь совладать с именем противника…»
Мокромховый лес — место малоприятное. Вот не зря обе дороги огибают его. Затопившая лес вода разнесла обрывки колдовства, как заразу. Магия, выморочная, выродившаяся, прижилась здесь, пустив уродливые корни.
— Это качун, не трогай его, — корректировал Брюс ступающую впереди девушку.
Элия делала вид, что не слышит Брюса, но тянуться за всякими лесными «игрушками» прекращала.
— Там топь, иди правее, где ягоды…
Ягоды были съедобные. Брюс сорвал их мимоходом полной горстью. Делиться не стал. В сумке девушки, которую она упорно волокла с собой, была еда. Правда выглядела она после погружения в болото непрезентабельно и пахла наверняка падалью.
Упрямая Элия избавляться от еды не спешила. Брюс потихоньку саботировал, надеясь, что, проголодавшись, своенравная девица утихомирится.
— Это ты выдал меня? — осведомился Брюс в пространство.
— Да, — честно признался невидимый Дьенк.
— Как?
— Не могу сказать… Ты ведь можешь снова выкинуть что-нибудь в этом духе.
— Отличная у нас компания.
— Зато никаких недоразумений.
Прямо посреди леса выгнул спину ажурный, словно плетеный из лозы мост через небольшую лощину. Ступавшая впереди Элия без раздумий занесла ногу, чтобы ступить на причудливое плетение.
— Стой!
— Почему? — Ногу она убрала, но покосилась недовольно.
— А по-твоему не странно, что мост стоит посреди леса, там, где ни единой тропы?
Она задумалась, неуверенно разглядывая мостик. Как раз в этот момент по мосту пробежала легкая судорога — тварь устала ждать жертву в неудобной позе. Вздох, и вся конструкция рассыпалась и расползлась.
— У тебя что, начисто отсутствует инстинкт самосохранения?
Элия раздраженно повела плечом и двинулась в обход лощины.
Мерный шорох, послышавшийся в кронах, стал просачиваться каплями дождя. Брюс забеспокоился было, но дождь, к счастью, лил обычный, хотя и не по-летнему холодный, да еще и с болотным душком.
— Нужно укрытие, — решил Дьенк и за Элию, и за Брюса, упрямо не замечавших льющей с небес воды. Хотя как раз его-то дождь не тревожил.
К этому моменту лес разрезала просека, и показалась дорога, мокрая и уже разбитая в слякоть. Левее по дороге расселась таверна. Называлась она «Бурый рог», а над входом был приколочен рог зуброда — потрескавшийся, источенный червями, но все равно внушительный. Вот только неясно, планировал владелец им гостей завлекать или отпугивать?
Под навесом коротали время лошади, один вол и хромая фура. Снятое колесо с треснувшими спицами притулилось рядом, обложенное разнокалиберными инструментами. Возле раскрытых настежь окон клубились серые тучи мошки и комаров, которых не отпугивали даже рассевшиеся на наличниках мелкоеды.
— Я не пойду, — внезапно заявила Элия, с независимым видом миновав поворот к строению и вышагивая дальше.
— Почему? — На вымокшую и жалкую с виду наследницу баронов злиться не хотелось.
— Они отобрали все мои деньги, а новых я еще не заработала.
Ну, хотя бы не просто каприз, а каприз с мотивацией.
— Дорожные расходы я включу в счет, — буркнул Брюс, нестерпимо желая оказаться наконец под крышей.
Она подумала, искоса поглядывая на мерно хрупающих сеном лошадей. Вот уж не угадать, их ли довольный вид заставил ее уступить, но она повернула к таверне, предупредив:
— Мы не вместе!
После такого заявления можно было ждать, что Элия примет радикальное решение ночевать с лошадьми и волом, но она потянула бронзовое кольцо на двери таверны.
Запахло горячей едой, табаком и мокрой кожей от развешанных по стенам курток и плащей. Таверной владела семейная пара, которая неравномерно делила время между пререканиями друг с другом и обслуживанием посетителей.
В огороженном кованой чугунной решеткой очаге кружился прирученный огонь, аккуратно вылизывая бока закопченного котла с томящейся похлебкой и чайники с заварцем.
— …на Зачахлах сейчас спрос больше на позолоченные доспехи, — басил здоровенный верзила с браслетами кузнеца над локтями. — Изнанка из железа, поверху — золото. Золото до магии жадное, чары хорошо впитывает, так что прямо в металл заговор вплетается… Раньше вроде как запрещали, мол, земляки подобные художества поощряли, а сейчас послабление вышло. Только лицензию надо справить…
— Это что! — Собеседник кузнеца, казавшийся рядом с ним карликом, принял из рук хозяйки увесистый глиняный чайник, утвердив его посреди стола. Разговор затевался долгий: — На Медячьих рудниках чего удумали… Зелье работникам дают, чтобы, значит, работа в шахте им наслаждение приносила. Зелье так тебя изломает, что лишь в работе чувствуешь наслаждение. Ни девок не надо, ни еды, ни веселья человеческого… Некоторые так и падают замертво. Трудотягами их зовут… Вот ухо даю на отсечение, что не нынешние то придумки! Пованивает земной магией…
— Чего? И впрямь девок не надо? Это кто ж согласится! Небось должников загоняют?
— Куда там… Добровольцы все.
— Тут уж точно без магии не обошлось.
— А каторжанам огневицу придумали скармливать. Как только беглец дозволенную границу переходит, так самовозгорается… Пфух! И один пепел сыплется…
— На охране экономят… М-маги! — с выражением присовокупил кузнец, пристукнув кулаком о стол. Чайник подпрыгнул, плеснув темным содержимым.
Соседи встрепенулись.
— Ха! Разве ж то магия! А вот так видали? — Худосочный парень в ржавой кольчуге, которую он не снимал из загадочного упорства, походил на несостоявшегося ученика мага. На его раскрытой ладони заплясал блеклый синий огонек.
Парню поставили кружку, чтобы затих. Куда ему с невинными чудесами против трудотяг?
Брюс едва не застонал от блаженства, избавляясь от заскорузлой куртки и устраиваясь на выскобленной добела скамье. Углы стола были оклеены, словно чешуей, мелкими пластинками все того же рога зуброда, посеревшими от старости.
Объяснив диспозицию подоспевшей хозяйке и обещав заплатить еще и «вон за ту девицу у окна», Брюс попытался расслабиться. Мерная разноголосица позволяла никого не слушать и в то же время хватать обрывки информации.
— …маги всполошились. Говорят, ищут беглого некрота…
— …сюда заходили, вишь, писульку повесили…
Внутренне похолодев, Брюс повернул голову. Возле входа и впрямь висело несколько грамот. На некоторых кроме описаний были даже «отпечатки» лиц.
Брюс перевел дыхание. Хорошо, что среди магов в Стогорах не были ни одного с абсолютной памятью, позволяющей снимать «отпечатки» лиц. А на словах все люди примерно схожи.
— …ловят их, ловят, а все одно. Вон и дочку баронессы не уберегли…
Получив тарелку, Элия мельком оглянулась, полезла в сумку (Брюс уж решил, что все же за деньгами), но оказалось, что за блокнотом.
Невероятно! Она и впрямь что-то записывает!
Брякнула дверь, дохнув влагой, когда снялись со своего места кузнец и его собеседник и ушли в сумрак, нагруженные чайником с заварцем и бутылями с вином. На смену им явились новые посетители, загромыхали, рассаживаясь…
Брюс, наблюдавший поначалу за входом с болезненным вниманием, расслабился. Липкая дремота запускала сладкие пальцы за шиворот, пригибала голову к столу. Бляшки жира, плавающие по поверхности наваристого гуляша, разгорались сочным золотом. Все ярче и ярче…
Хрясь!..
— Да как ты смеешь?!
От звуков знакомого голоса, а еще больше от треска звонкой пощечины Брюса буквально передернуло. «Пусть мне это приснилось! — в отчаянии взмолился он. — Пусть мне показалось, что…»
За спиной распухала, выбрасывая протуберанцы, нешуточная ссора. И щупальца ее потянулись через всю залу, к Брюсу.
— Ты шо, ошалела, девка?! — взревело басом.
— Только прикоснись ко мне еще!
— Эй ты! Твоя девка, что ли? А ну повернись!
Вот отпереться и сказать, что не знает он никаких девок. Да что же это такое, а?
Брюс нехотя повернулся. Сцена предстала глазам красочная: пять дюжих обросших бородой мужиков, раздраженных и разгоряченных, и не менее раздраженная и раскрасневшаяся Элия, подпершая кулаками бока.
— А ну!.. — Один из мужиков потянулся схватить девушку за плечо.
— Руки прочь!
Ну истинная дочь баронов. Сколько льда в голосе… Жаль, этим бородатых не пронять. Судя по косматым безрукавкам и сапогам из тритоновых шкур, родом парни с Крупяной краины. Места сурового, неуютного и жестокого. То есть такого, где вряд ли в почете условности цивилизации. Из всех потенциально опасных субъектов, собравшихся в тесной зале «Бурого рога», Элия безошибочно выбрала самых серьезных. Нюх у нее, что ли?
— Что там у вас стряслось? — Брюс неохотно выбрался из-за стола.
— Он посмел ущипнуть меня!
— Да радовалась бы, дура!
— Да я скорее обрадуюсь, если…
— Ах ты!..
Тут случилось нечто неожиданное. Со стороны это выглядело так, будто тот из космачей, что пытался пообщаться с Элией, внезапно осип, задохнулся и задергался, хватаясь за шею.
— Э! А? Ты чего? — возгласы его удивленных товарищей не отличались разнообразием.
«Чего» с ним, мужику и самому было невдомек, хотя он активно сипел, в ужасе выкатывая глаза в багровых прожилках. Только Брюс мог различить, как Дьенк пытается завладеть телом бедолаги. И мешает ему оберег, болтавшийся в связке других на шее жертвы. В запале Дьенк не заметил преграды.
— Вы его по спине похлопайте, подавился, наверное, — посоветовал кто-то из зрителей.
— Дьенк! — вдруг воскликнула девушка. — Не надо!
Она ведь не могла его видеть! Неужто догадалась?
Космача сразу же отпустило. Он кашлял, жадно дыша и взбешенно таращась на девушку. Благодарности на его физиономии было не больше, чем изысканности в вопросе, в три приема протиснувшемся меж обволошенных губ:
— Эта… эта что… такое?
— Это? — Элия прищурилась и вдруг выбросила в сторону Брюса руку, воскликнув торжествующе:
— Это мой телохранитель! Он маг! И он сейчас вас всех в червей превратит!
Брюса словно в печенку шилом кольнуло.
Зрители дружно вздохнули. Парень в кольчуге повернулся, кривясь в презрительной усмешке. «Крайние» бородачи загомонили наперебой, как дети, торопящиеся выложить все свои обиды. В исполнении здоровенных бугаев это выглядело бы забавно, если бы каждая такая обида не требовала компенсации, сопровождающейся хрустом костей.
Брюс испытал неодолимую потребность научиться быть невидимым.
— Маг, гр-ришь? Защитник? Ну так пусть защищает!
— Мне без драк тут! — поспешил встревоженный хозяин. Его супруга благоразумно исчезла из виду.
— Без драки никак, — солидно возразил самый высокий из бородатых. — Ответ должен быть за оскорбление.
Парень в кольчуге тянул шею, разглядывая Брюса. Насмешка медленно сползала с его губ, сменяясь раздумьем. Но наблюдать стало некогда, потому что Брюсова неуемная спутница не успокаивалась.
— Ха! Держитесь от него подальше! — Элия задиристо подскочила.
— Ломали мы и магов. — Космач даже бровью в ее сторону не повел. И с охотой подхватил тяжелую скамью. — Н-ну? Годно для мага?
«А ведь он меня убьет», — пришел к не отягощенному особыми эмоциями выводу Брюс, глядя, как рассыпаются привычным полукругом остальные бородатые. На вяканье хозяина и причитания хозяйки, опасливо выглядывающей из кухни, они не реагировали вовсе. Остальные посетители обрадовано раздались поближе к стенам, готовясь к зрелищу.
— Ну что ж, маг, держись!
Первый замах скамьей благополучно прошел мимо, потому что отскочить Брюс успел, а вот стол, оказавшийся на пути скамейки, — нет. Брызнули костяные пластинки. Скамейка тоже треснула.
Аудитория ответила палитрой вздохов — от восхищенного до горестного.
— Что ж ты, маг, не колдуешь?
От второго удара Брюс тоже уклонился, но попытался достать нападавшего ногой. Впустую взболтал воздух, едва не опрокинулся на бок и… Промахнулся!
— Экий ты, маг, неловкий!
«Чего его заклинило на этом “маге”?» — мельком подумал Брюс, едва уклонившись от новой встречи с противоестественно активной скамейкой. Космач злорадно оскалился, походя с треском отломил ножку у опрокинутого стола.
— Мебель! — плачуще подал голос трактирщик. — Моя мебель! Ей же сносу не было!
— Щас-с, маг! Щас я тебя… Наколю и поджарю. — Увесистый обломок скользнул рядом, едва и впрямь не подсадив на белесый иззубренный скол.
Ну маг — так маг!
Перекатившись под укрытие другого, пока еще невредимого стола, Брюс замер на пару мгновений, пытаясь сосредоточиться. Сверху тут же увесисто бухнуло, из-под столешницы посыпалась труха. Разноцветные ботинки и сапоги, топтавшиеся вокруг, прыснули в стороны, кроме стоптанных, из тритоньей шкуры.
— Куда ж ты, маг? — Под стол сунулась всклокоченная борода и растопыренная пятерня с изъязвленными солью, толстыми, будто из слюды, ногтями. — Братец с тобой поговорить хочет! А ну вылазь!
Брюс в панике отпрянул, припав к полу, и потянул его, надеясь сбить соперника с ног. К его мимолетному изумлению, деревянный пол мигом стал ворсистым — тысячи щепок встали дыбом. И только.
Неужто тут нет ничего неживого? А если вот так?..
«Бам-м!» — треснулась скамья о бронзовый светильник, подвешенный к потолку. Пьяно закачались тени. Довести до конца задумку Брюсу опять не удалось, пришлось искать новое убежище.
Космач покачнулся, развернулся и заново примерился, готовясь метнуть ножку стола, как гарпун. Навыки охоты на подледных зверей годились и для трактирных схваток.
— Ой! — подал голос кто-то из зрителей. — Это еще что?
Брюс не сразу сообразил, что под ногами стало хрустко и скользко. Потому что между вздыбленными щепками заструились извилистые шевелящиеся дорожки.
— Колдовство! — Особо впечатлительные проворно заскочили на многострадальные столы.
Брюс брезгливо стряхнул с пальцев словно бы мелкое черное просо. Пригляделся… Дорожки состояли из высохших насекомых, в основном мошкары. Надо думать, это с запозданием откликнулись все доступные Брюсовым усилиям покойники, скопившиеся в щелях и закромах постройки.
— Ай, гадость какая!
Брюс перехватил изумленные взгляды Элии и парня в кольчуге. И упустил из виду противника, которому всякие чудеса были до вешней воды. Космач воспользовался замешательством незадачливого мага.
— Как тебе это, маг?
От удара, хоть и по касательной, у Брюса в глазах засверкало. Концентрацию сбило начисто, хотя и померещилось на мгновение, что запрыгавшие вокруг искры — это плод его магических усилий.
— Стоять! — Пробралось все же сквозь звон в голове.
Нового удара не последовало. Брюс с опаской разожмурился.
— А ну замри! — Командные нотки в голосе Элии остановили даже разошедшегося бородача. А может, он просто первый заметил то, что подействовало лучше любой интонации, — блеск дула огнестрела.
Взбешенная девушка стояла ногами на, наверное, единственном не перевернутом столе и целилась из огнестрела, который держала обеими руками. Внизу сучил конечностями и подвывал спихнутый на пол впечатлительный зевака, тот, что искал прежде на столе убежище от насекомьего нашествия. Если уж Элия принималась действовать, то не особо церемонилась.
— Э! — подал голос младший из «крайних». — Это нечестно!
— Убирайтесь! — взвыл в ужасе владелец таверны. — Вы! Вы убирайтесь! Этого еще не хватало!..
Его и огнестрел не пугал. У него самого в руках трясся старинный водомет. И указывал он на Брюса и возмущенную Элию.
— Да, да! Вы! Вы это начали, вы и убирайтесь! Или платите за все разрушения!
…Через минуту бронзовое кольцо брякнуло о закрывшуюся дверь, сразу после того, как потрепанная сумка Элии вылетела из залы таверны. Тучи комарья, кружившие вокруг окон, потянулись в сторону изгнанников. И даже остатки дохлого воинства насекомых, к великой радости мелкоедов, посыпались из щелей наружу.
Жаль, что этим дело не ограничилось.
— Ты!.. Погоди!.. Я тебя знаю! — За ними спешил парень в кольчуге. Вид у него был обеспокоенный, а в руках — косо оторванный листок, один из тех, что висели возле дверей. — Это тебя разыскивают!
— Понятия не имею, о чем ты. — Брюс отвернулся, прижимая ладонь к разбитой щеке.
— Ну как же… Написано же!.. Высокий, худой, темный волос, кожа светлая… — Парень честно попытался зачитать с листа и потому не заметил, как Брюс приблизился на расстояние, с которого можно выхватить злополучную грамоту из его рук.
Парень отпрянул, глухо звякнув оторванным краем кольчуги. Брюс схватил его за рукав, пока грамотей не вздумал сбежать:
— Награду хочешь?
Тот без колебаний кивнул.
— Девушку видишь?
— Вижу.
— Описать сможешь? Как тут, в грамоте. Невысокая, волосы светлые, коса…
— М-могу… А зачем?
— Это дочь баронессы Загорской. Когда побежишь сообщать, что видел беглого мага, скажи, что он сопровождает эту самую девушку. И она жива и здорова…
— Но…
— Не верь ему! — внезапно раздался за спиной Брюса замогильный глас.
Прислушивавшаяся к разговору Элия не теряла времени даром. Втянула щеки, закатила глаза и неуклюже ковыляла к ним, причитая перекошенным ртом:
— Не верь, несчастный! Беги, что есть сил! Он некромант! И тебя сделает ходячим мертвецом, как меня…
Парень побледнел, выпучил глаза и принялся в ужасе рваться из хватки Брюса. Затрещала ткань. Убеждать доверчивого болвана в чем бы то ни было утратило всякий смысл. Пришлось отпустить.
Брюс с Элией в бешенстве уставились друг на друга. Впрочем, поругаться всласть им не дали, потому что из таверны высыпали разгоряченные бородачи:
— Вон они! А ну, закончим разговор!..
Ну нет, с него хватит! Схватив валявшуюся на земле сумку и Элию за руку, Брюс потащил их обоих к лесу. Пару секунд девушка тормозила пятками, а потом все же припустила со всех ног. К сожалению, здесь лес был не таким непроходимым, как Мокрый, так что преследовали не отставали. Неслись сзади, азартно перекликаясь и треща ветками.
— Куда же вы! — глумливо ревели вслед. — Господин маг! Задержитесь!..
Лес резко расступился, сменившись обширным глинистым побережьем, спускавшимся к мелкой речке. Ну все…
К счастью, тут с небес тяжело плюхнулся гиппогриф, ударил несколько раз крыльями, взбивая грязь в летучую взвесь, скребнул когтями и хищно разинул клюв. В последнее время Лако показывался разве что пару раз летящим над деревьями, так что явился он вовремя.
Бородачи предпочли благоразумно ретироваться.
— Что ты наделала?!
— А ты что собирался сделать?!
— Всего лишь хотел, чтобы меня не убили сразу же, а дали хотя бы объясниться! А теперь уж точно и рта не дадут раскрыть!
— Ты не смел выдавать меня!
— А ты не смела орать, что я маг! Какой я тебе маг?
— Ты взялся меня охранять, так охраняй!
— Как тебя можно охранять, если ты сама провоцируешь катастрофы?!
— Ты должен был меня предупредить!
— О чем?! О том, что нельзя награждать оплеухами кого попало?
— Он меня ущипнул!
— А ты чего ждала? Одинокая девка в трактире!
— Я не девка!
— Забудь, что ты баронесса!
Потребовалось некоторое время, чтобы спорщики осипли и устали орать. Притихший было лес за спиной неуверенно вздохнул, стряхивая с веток капли. Торопливо зашуршали камыши у реки, когда кто-то, окаменевший с перепугу, спохватился и шмыгнул прочь. Даже дождь встрепенулся и припустил сильнее.
— Ты прекрати это… — утомленно проговорил Брюс, потирая рассеченную скулу. Кровь течь перестала, смытая дождем, но щека распухла. — Это свое бесконечное «Как ты смеешь!». Здесь все и всё смеют. Ты не в замке.
Элия дернула плечом. Светлые волосы намокли, посерели и облепили ее лицо. Мешковатая одежда висела, как на пугале. Вид у наследницы баронов Загорских был жалкий. И что космач нашел в ней привлекательного?
— Если ты сам трус, то это не значит, что другие… — надменно начала уже оправившаяся от беготни и криков Элия, но Брюс ей закончить не дал:
— Это значит, что «другие» станут подстраиваться под меня! Иначе «другие» не доберутся живыми и до следующего дорожного перекрестка!
— Угрожаешь? — она недобро прищурилась.
— Достаточно предоставить тебя самой себе!
Дождь затекал за ворот. Ругнувшись сквозь зубы, Брюс обошел топчущегося в грязи гиппогрифа и двинулся вдоль речки в поисках брода или моста. После длинной паузы следом захлюпало и зачавкало под ногами, лапами и копытами.
Мост — несколько криво сколоченных бревен — отыскался ниже по течению. Правобережный лес ничем не отличался от левобережного — прямоствольный, просвечивающийся насквозь, малопригодный для укрытия. Зато замкнутые сводом поверху кроны берегли от дождя.
Шли они, не сговариваясь, пока хватило сил.
…Опять костер и сырая земля. Хорошо хоть комаров меньше, чем на болотах. Да и перекусить удалось.
— Я не думала, что все так обернется, — завернувшаяся в куртку Элия, молча наблюдавшая, как Брюс пытается раздуть чадящий и неохотно принимающий сырые ветки огонь, вдруг заговорила.
Брюс недоверчиво хмыкнул, прижимая свободную руку к лицу. От дыма ссадину изрядно щипало.
— Дьенка надо было остановить. Ему нельзя так поступать… — Голос девушки звучал совсем тихо.
Это стало интересным. Брюс поднял голову:
— Так ты его все-таки видишь?
— Нет, — быстро возразила она. — Просто я знаю, что это был он… Не ты! Он бросился меня защищать, рискуя жизнью!
— Он призрак. Откуда у него жизнь?
— Призрачная, — подсказал немедленно объявившийся Дьенк. — Тоже представляет определенную ценность для меня.
— Поверю тебе на слово, — вздохнул Брюс, обращаясь к Дьенку. — Но пока предпочитаю наслаждаться своей обычной, живой жизнью.
— Ты все время думаешь только о себе! — Элия приняла фразу на свой счет.
— Какое совпадение! Ты тоже!
— Она беспокоилась за меня, — встрял польщенный Дьенк.
— А за меня она почему не беспокоится, подставляя под удары?
— Потому что ты сам за мной увязался!
— Ты меня вынудила! Между прочим, он тоже за тобой увязался без спросу, но к нему претензий нет?
— Он — другое дело! — Элия даже из куртки вынырнула.
— Я — другое дело, — с удовольствием эхом повторил Дьенк.
— Почему это ты — другое дело?
— Я не вредил ей ни разу!
— Он добрый!
— Откуда тебе знать, если ты даже общаться с ним не можешь?
— Это я с тобой не могу!
Бр-р!.. Брюс внезапно осознал, что у него голова кружится от странного разговора, и он толком не соображает, кому именно отвечает в тот или иной момент.
К тому же от удара все еще дребезжало в ушах. Да и скула болела.
Поэтому Брюс опять принялся раздувать огонь. Поодаль недовольно встряхнулся гиппогриф, пытавшийся устроиться в тесноте между древесными стволами. Нахохлившаяся Элия заново укуталась в куртку. Дьенк неуверенно топтался рядом с ней, смахивая на робкого ухажера, не решающегося прикоснуться к предмету своих воздыханий.
Брюс мог дать руку на отсечение, что она его не видит. Или так хорошо притворяется?
— Откуда у тебя огнестрел? — полюбопытствовал Брюс, покосившись на грязную сумку, в которой вновь исчез грозный предмет.
— От отца.
— И пользоваться умеешь?
— Умею. — Элия подтянула сумку поближе, вздохнула и созналась: — Только он не действует. Заряды кончились уже давно, да и в болоте вымок.
Брюс глотнул дыма и закашлялся. В этой девушке один сюрприз неприятнее другого. И, похоже, единственный способ избавиться от общения с ней — это позволить Элиалии Загорской получить желаемое как можно скорее.
— Гхм… Э-э… Значит, ты всерьез намерена добраться до Железной башни… — начал было Брюс.
Элия поглядела на него, как на полоумного. Отвечать на глупое вступление не стала. Слегка озлившись на свой промах, Брюс взялся за тему с другой стороны:
— Если я правильно помню, то идти придется сначала сюда… — Карты у него не было, спрашивать снова злополучный рисунок он не рискнул, поэтому просто взял палочку и принялся чертить по расчищенной от листьев земле и втыкать щепки. — Ближайшая Башня здесь. А если не повезет, то пойдем вот сюда, — вторая щепка клюнула западнее, — или вот сюда, на юг… Туда попасть было бы легче не вдоль Края, а напрямик, через Внутреннее море, но там полно поселений и застав, и без подорожной там и шагу не ступишь. Уж не говоря о том, что путь через море стоит денег… Так что остается дорога по окраинам.
Элия по-птичьи, искоса глянула на рисунок.
— Вот это — основной Прилесный тракт. Мимо Чистозера мы промахнулись. Оно и к лучшему. Дальше, если двигаться на северо-запад, крупных городов нет, но есть мелкие и поселки.
— Я изучала географию дома, — перебила девушка нетерпеливо.
— Тоже мастер оружия преподавал? — Брюс мстительно не скрыл иронии в голосе. — Ах вряд ли, он же немой!
— Да как ты… — Она осеклась, свела брови и раздраженно заметила: — Ты, болтун, и мизинца его не стоишь! — Впрочем, закончила мирно: — Я не понимаю, к чему ты это все?
— К тому, что нам надо держаться подальше от населенных пунктов, если это возможно. Скорее всего, вдохновленный твоим спектаклем парень несется со всех ног и скоро доберется до тех, кто по достоинству оценит его рассказ.
— Сам виноват, — буркнула Элия сердито.
— И основные дороги нам заказаны, потому что документов нет. В городах есть маги, так что и туда нам доступ закрыт. — Брюс сделал паузу, разглядывая чертеж и проникаясь чарующими перспективами будущего путешествия. Скорбно вздохнул и продолжил: — Но один город избежать не удастся… Вот здесь, в Каменной долине. Но до него еще добраться надо. А сколько по пути не обозначенных на карте селений, я не знаю, но там маги маловероятны.
— Хорошо бы там пополнить запас еды и раздобыть одежду посуше.
— Не надейся, что ее нам отдадут без сопротивления.
— Не смешно! — Элия, склонив голову, внимательно изучала рисунок. — Это что?
— Брошенные земли у Края. Что там — мало кто знает. Может, только те, кто живет рядом. Там твоя Башня. То есть ближайшая из Башен. — Брюс ногой затер нарисованное.
Девушка разочарованно поджала губы.
— Если она пустует, придется идти дальше, по движению земли…
Брюс предпочел сделать вид, что не услышал, занятый изгнанием полчищ комарья, воспользовавшихся дремотой костра.
— Ты никогда не задумывался, почему говорят «по движению земли»? Ведь солнце вращается вокруг земли совсем по другому пути?
Ну эту реплику можно и заметить, она вполне безопасная. Вот только ответ ограничивается лишь пожатием плеч:
— Все так говорят. Устойчивое выражение. Рудимент давних времен. Разве твой учитель Фарр не рассказывал?
Элия вскинулась было, но, не углядев в выражении Брюсова лица ничего оскорбительного, повела плечом:
— Он обычно придерживается только фактов. Говорит, что в словах таятся ловушки, ибо слова есть плоть мысли, а значит, покорны чужой воле. Он даже не одобрял, когда я читала книжки, считал, что в них самая опасность.
Как ни странно, но тут капитан Фарр, сам того не ведая, вторил Брюсову дяде-некроманту, что запрещал воспитаннику даже подходить к библиотеке. «Они выжрут твой мозг!» — твердил дядя, заловив непоседу у полок. И кажется, угроза имела вовсе не иносказательное значение.
— А ты откуда знаешь географию? — Элия распустила волосы, надеясь их просушить. Легкие светлые пряди рассыпались по плечам. Присутствие наблюдателя самоуверенную баронессу не заботило ничуть. — Ты же не покидаешь Стогоры?
Брюс не без усилия отвел глаза. Айкина стрижка была короче, а локоны всегда упрямо вились от влаги.
— Однажды я совершил очень длинное путешествие в сопровождении особых натуралистов. Хватило впечатлений на много лет.
Он не стал добавлять, что прочел все книги по землям мира, какие только мог достать, пытаясь вычислить место, звавшееся его домом. Брюс не помнил названия родного поселка, даже не помнил провинции. Но помнил путь, которым его увозили. И пытался по книгам определить, откуда началось это путешествие…
Элия помолчала, упрятав подбородок в ворот куртки. Кончики влажных прядей высыхали и топорщились. Брюс пошевелил хворост, пытаясь развеселить пригасший огонь. И внезапно услышал:
— У тебя лицо распухло.
— К утру будет еще хуже.
— Я действительно не думала, что… Мне казалось, что мага они должны испугаться… А они не испугались. Почему?
— На Крупяной крайне люди черствые. Их и драконами не запугаешь, у них свои страшилки. К тому же так они тебе и поверили!
— Ты и в самом деле странный маг… Ты вправду некромант?
— В моем приговоре значилось именно такое обвинение.
— Про тебя рассказывают разное.
— Что, например?
Она снова повела плечом, не ответив. Но, судя по гримаске, которую она мельком состроила, вряд ли это было нечто лестное.
— И не страшно было соваться в логово к тому, про которого рассказывают «разное»?
— Я подумала, что уж ты точно можешь мне помочь… К тому же мне не бывает страшно. Никогда, — добавила она мрачно.
— Повезло тебе.
— Ты так думаешь? — она вдруг уставилась на Брюса так, что ему стало неуютно.
— Это был неудачный комментарий, — вмешался примолкший было Дьенк.
— Что такого я сказал? — удивился Брюс, ответив сразу обоим.
— Однажды… Много лет назад через замок Загорских проезжала женщина, — заговорила Элия отстраненно, но с напряжением. В глазах ее плясали отраженные огоньки. — Она путешествовала откуда-то с Края земель. В замке ее хорошо приняли, барон был добрым человеком и хорошим хозяином. К тому же тогда он был страшно счастлив: после долгого, многолетнего ожидания супруга наконец родила ему дочь…
Так, так, так… А ведь его не сказками потчуют. Брюс не решался даже комара прихлопнуть, чтобы не спугнуть сторожкую рассказчицу.
— К тому моменту девочке уже исполнилось пять лет, и как раз был день ее рождения. И ей подарили маленькую лошадку… Только девочка хотела лошадку большую, и, пока все отвлеклись на угощение, она невесть как оседлала одного из жеребцов, что принадлежали приезжим… А конь сорвался с привязи и понес ее на дорогу… Приезжая женщина оказалась ведьмой. Так вот, она остановила жеребца еще до того, как ребенок сорвался. Но, к величайшему всеобщему удивлению, когда девочку сняли с седла, она беззаботно смеялась. Приключение ее только развеселило… И ведьму это чрезвычайно позабавило. «Какая храбрая девочка! — сказала она. — Что ж, желаю тебе навсегда остаться такой бесстрашной!..»
Элия повернула голову к Брюсу, в глазах ее все еще билось пламя. Светлые волосы, обрамлявшие лицо, казались неестественно темными по сравнению с белизной щек.
— Это и есть мое проклятие. Ведьма забрала мой страх. Может быть, она действительно хотела одарить меня. А может, просто посмеялась.
Брюс молчал, не находя слов.
— Думаешь, это весело — жить вовсе без страха? — Элия смотрела на него в упор. — У тебя отняли нечто важное. Забрали кубик из пирамидки… — Она сделала резкий жест, будто взяла невидимый кубик с земли. — И жизнь стала сразу иной. Конструкция еле стоит. — Теперь она подбросила невидимый кубик на ладони. — Какой бы я могла быть, если бы недостающий элемент был на прежнем месте?
Вот теперь многое прояснилось. Все странности в ее поведении. Только человек, лишенный страха, а с ним и инстинкта самосохранения, может вести себя так безрассудно. Можно научить его следить за своими поступками, но это все равно что все время помнить о необходимости постоянно принимать лекарство. Случается забыть…
— Человек сложнее пирамидки из кубиков.
— Вот именно… Оттого и изъян сразу незаметен. Нужно время, чтобы все разрушилось.
Элия швырнула незримый кубик в кусты. Притихший Дьенк машинально уклонился.
— Я даже не знаю, жива ли сейчас эта женщина… Никто из тех магов, которых просил о помощи мой отец, не смог забрать ее дар. Я надеюсь найти Аррдеаниакаса. Ведьма была его женой. — Элия хмыкнула и поправилась: — Одной из последних его жен.
Дьенк тоже слушал, насторожив оттопыренные уши. Но в физиономии его читалось не удивление, а сочувствие, словно история ему уже была знакома.
Элия вдруг прыснула:
— Ну и физиономия у тебя… Не можешь решить, стоит ли выразить мне сочувствие? Или ждешь удобного момента отлучиться в кусты?
— Для девицы, воспитанной в доме барона, ты слишком непосредственна. — Брюс, который и в самом деле ждал подходящей паузы, чтобы как следует почесать искусанную комарами и ссаженную скулу, смутился.
— Да. Другие тоже так говорили.
Что ж… Кому не страшно казаться смешным или странным, волен с презрением относиться к условностям.
— Особенно это удручало тех, кто желал моей руки…
— Неужто среди них не оказалось никого, кто противостоял бы твоим… чарам?
— Отчего же… Был один граф. — Элия скривила губы, пытаясь усмехнуться, но вышло натянуто: — Старик, падкий на молоденьких. Мерзкий такой и упрямый. И ничем его нельзя было пронять. Я пыталась спугнуть его и так, и эдак… Он только улыбался снисходительно… Сказал, что нет такого испытания, на которое он не пойдет ради меня… Я налила вина в два бокала и в один из них насыпала яд. Потом предложила выбрать один из них жениху…
— В чем подвох?
— А не было подвоха. Как и выбора. Он не мог победить. Любой исход подходил только мне. Либо умрет он, либо умру я. Свадьбе не бывать все равно.
— Ты очень странная.
— Он тоже так сказал.
— Он выбрал?
— Ага… Съехал через час.
Брюс моргнул оторопело. Наконец с силой поскреб зудевшую щеку и полюбопытствовал:
— Разве никто так и не приглянулся тебе?
Он не ждал, что Элия ответит. Но, видно, чувство вины размягчило своенравную баронессу. Правда, прежде чем заговорить, она поворошила подобранной веткой в костре, любуясь, как скручиваются и коричневеют листья.
— Видишь ли… Лишаясь страха, люди избавляются и от многих иллюзий. Я не боюсь услышать правду. И не боюсь увидеть ее в глазах тех, кто приезжал в мой дом… Никому из них не нужна была я.
— Ну, трудно думать о любви, когда к тебе в спальню загоняют пилозуба…
— Если бы он дал себе труд услышать меня, а не самого себя, то скорее всего понял бы, что я из тех, кто способен привести в спальню пилозуба. — Ветка с листьями, багрово тлевшими по окоему, вынырнула из огня и тоже улетела во тьму. Посыпались хлопья пепла.
Хорошо, что лес сырой, подумал Брюс, проводив ее глазами. Предусмотрительный Дьенк заранее сменил позицию, уйдя с траектории веткиного полета. Элия растирала на пальцах черные пятнышки золы.
— Хм-м… Тебе в мужья годится только покойник. Не лжет, не боится, готов молчать и слушать часами.
— Рекомендуешь кого-нибудь?
— Извини, круг общения маловат. Знаком лично только с одним, да и тот тебе вряд ли глянется. Предпочитает моду позапрошловековой давности.
— Почему ты все еще живешь в глуши? Ремесло некроманта неприбыльно?
— Я предпочитаю общаться с живыми.
— Говорят, некроманты чуют землю, потому что мертвяки им подсказывают. Снизу-то виднее.
— У тебя познания в некромантии поглубже моих. Весь мой багаж — читанная мельком в детстве книга. А если мертвяки мне чего и шепчут, то, видно, на другом языке, потому что мое колдовство кривоватым выходит.
— Что-нибудь же ты можешь?
Брюс пожал плечами:
— Клад под землей находить.
— Ну найди. Нам бы пригодилось.
— Да какие здесь… — начал было Брюс и задумался.
Потому что чуть дальше, под корнями дуба и впрямь что-то было. Какое-то смутное уплотнение. Без привкуса золота, но…
Брюс вскочил и подошел туда, зачем-то постучав пяткой по траве. На отклик, что ли, рассчитывал?
— Правда клад? — встрепенулась Элия, разом сбрасывая меланхолию. И Дьенк возник рядом, только что не посапывая от любопытства.
Как же давно Брюс этого не делал! Всего лишь несколько дней прошло, а словно год минул. Там было жарко и душно. А здесь будто в холодную несвежую воду погружаешься. Брюс закрыл глаза руками. Кожу защипало, но уже не на ладонях, а на рассаженной скуле.
Вот он! Как орех в гнилой скорлупе — темный, непрочный, неаппетитный. Брюс положил руки на скользкую от дождя траву и потянул…
— Ух ты! — обрадовалась Элия, взволнованно дышавшая рядом. — Шевелится…
Беззвучно лопались корни-бечевки, что оплетали непрочный сгусток. Что-то глухо звякнуло. Земля неохотно поддавалась… и вдруг отпустила!
— Что это? — с отвращением осведомилась девушка после выразительной паузы. Ковырнула брезгливо черную от грязи и облепленную белесыми корешками груду.
Когда-то это был деревянный сундук или короб. Но металлом его оковать не потрудились, так что в сырости он разложился до невнятных ошметков. Среди которых торчала некая невзрачная ветошь.
— Там что-то твердое, — стараясь скрыть досаду, попытался Брюс реабилитировать найденное.
— Не уверена, что хочу это видеть. — Разочарованная Элия повернулась и зашагала к костру, собирая на ходу волосы в привычную косу.
— Драгоценности под деревьями не заводятся сами собой, — проворчал Брюс ей вслед и поколупал палкой в извлеченной груде. Там и впрямь что-то растопырилось и тихо звякнуло, разваливаясь под ветошью.
Поколебавшись, Брюс поднял округлый ком, неприятно смахивающий на череп.
— Если это еще один покойник, то он увяжется за тобой снова. — Дьенк не скрывал любопытства, вертясь вокруг.
Преодолев порыв немедленно зарыть все обратно, Брюс все же принялся разворачивать лохматый, как капуста, ком. Под слоем подгнившей ветоши стала проступать вполне еще крепкая, сильно промасленная ткань, а потом и…
— Это же шлем! — обрадовано воскликнул Дьенк. — И не ржавый почти…
Воодушевившись, Брюс разворошил остальные свертки, вылущив целый комплект железных доспехов. Такие обычно используют начинающие маги. Дешево, не слишком качественно, но придает статус.
— Им несколько лет, — решил Брюс, присмотревшись. — Ящик сгнил, потому что сыро, а так лежали они тут совсем недолго.
— Кому понадобилось прятать доспехи?
— Может, ухоронка какого-нибудь мага на черный день… А может, кто-то прикопал свои надежды стать магом… Или разбойники прикончили начинающего мага и побоялись продавать улики.
— Ну да, — с сомнением отозвался Дьенк. — И смазкой натерли, чтобы подольше сохранились. На случай, если раскаются и захотят сознаться в содеянном, а им никто не поверит.
К костру добытчики вернулись, торжествуя. Брюс выронил звякнувшее железо рядом с огнем. Элия пригляделась, оживилась, подцепила нагрудник с вмятиной, вокруг которой расползалась ржавчина, разглядывая.
— Ты понимаешь, что это значит?
— Ценность невелика, — поспешил предупредить Брюс. — Дешевка.
— У нас есть гиппогрнф! У нас есть доспехи! У нас есть маг!
Так. А почему кажется, что все эти три составляющие не имеют к Брюсу ни малейшего отношения?
«…торговец Нук Леминец оштрафован на сто золотых за незаконную попытку торговли так называемыми “восстановленными вещами”. Старые предметы обихода он принимал у населения и за оговоренную плату возвращал им первоначальный вид. Также он создавал дешевые продукты питания из отходов. Со слов торговца, необходимые рекомендации он обнаружил в архивах своего дяди по материнской линии и не подозревал, что они являются запрещенными заклятиями. За использование некромантии торговец приговорен к дополнительному штрафу в тысячу золотых и выдаче Трибуналу…»
— Ветер поднимается, — голос из шлема был гулок и странен. — У меня уже голова гудит…
Гиппогриф, на котором восседала Элия, встревожено покосился на всадницу круглым птичьим глазом. Хотя, казалось бы, кому как не ему привыкнуть к раздающимся из жестяных ведер звукам?
Ветер и впрямь усилился и пах озоном, сосновый лес вокруг беспокойно шептался, взмахивая игольчатыми лапами. Только бы не снова дождь!
Брюс с надеждой посмотрел на пока еще чистое небо.
— А еще мне все время кажется, что ветер говорит на разные голоса.
— Это эхо, — проворчал Брюс. — Шлем сними, и все пройдет.
Найденный шлем оказался сильно велик Элии, да к тому же забрало его от ржавчины заклинило намертво и не поднималось. Однако девушка, которая потратила почти всю ночь, начищая доспехи песком, отказывалась снять приобретение, мужественно снося лязг и скрип плохо пригнанных лат и скудный обзор сквозь прорези шлема.
Гиппогриф не стал возражать, когда это чудище взгромоздилось ему на спину (не без Брюсовых усилий). Зато Брюсу пришлось идти за ними пешком, хотя здоровенный гиппогриф мог бы без труда снести и двоих в доспехах.
— Ну и как это будет выглядеть со стороны? — резонно заметила Элия.
— Да здесь нет никого!
— Смотри, дорога наезжена, могут встретиться местные…
— Я спрыгну.
Гиппогриф недовольно клацнул кривым клювом, завершая дискуссию, и потопал по дороге, отгоняя растрепанным хвостом слепней. На самом деле Брюсу не так уж хотелось громоздиться на его спину, но он опасался, что упрямая девица пришпорит крылатую тварь, и тогда уже не догнать их. Взлететь — может, не взлетит, но бегает гиппогриф всяко быстрее пешего.
Однако время шло, Элия бурчала на духоту в шлеме и неудобные доспехи, а гиппогриф по-прежнему неторопливо вышагивал между двумя рядами тощих сосен, обступивших выложенную камнем дорогу.
— Там, кажется, замок.
Между соснами и осинами, как клочковатая пряжа, разрослись шиповник и стрелохват, но дальше в разредившейся чаще затаилось смутное строение, выставившее над деревьями обломанный клык одинокой башни.
— Развалины…
Даже издали было очевидно, что маленький замок давно брошен. Зубцы на стене были сбиты через один, а между оплывшими окнами безбоязненно карабкался буйный плющ.
На мгновение почудилось, что по уступчатому слому старой стены движется тень, но в такой дали, да еще за деревьями немного рассмотришь. Зверь, наверное, лазает.
— Если есть замок, значит, скоро селение. — Элия подтянула ремешок на предплечье. Гнилой ремешок с готовностью лопнул, наручь мигом брякнулась оземь, тут же хрупнув под задним копытом гиппогрифа.
Доспехи магов никогда не отличались особой прочностью, потому что не рассчитывались на отражение механических ударов.
Элия издала досадливый возглас, но наклоняться за утерянной деталью не рискнула. Брюс подобрал наручь, попытавшись выпрямить сплющенный кусок жести. И не сразу заметил, что их догоняет волна шорохов, скрипов и постукиваний.
— Э-э… Доброго денечка! — пожелали с опаской.
— И вам. — Брюс обернулся.
Телегу с решетчатыми бортами уверенно тянула лохматая пегая лошадка. Возница — мужик среднего возраста с неровно остриженными волосами, тоже казавшийся пегим и лохматым, — с любопытством окинул взглядом сначала рысящего впереди гиппогрифа и лишь затем перевел взгляд на Брюса.
— А я тут… это… до рынка съездил и теперь вертаюсь, — словно оправдываясь, признался мужик. Усы у него были знатные, длинные, почти до пояса, а кончики сложно перевиты травинками.
— Как рынок? — вежливо осведомился Брюс, алчно поглядывая на телегу. Ноги от долгой прогулки гудели, а мягкие тюки за обрешеткой выглядели заманчиво.
— Да неважно в этом году. — Мужик потянул за вожжи, приостанавливая лошадку, не считавшую болтовню людей важным поводом для задержки. — И людишек поменьше, и цены покруче. Да и не сезон еще.
Гиппогриф вышагивал неспешно, помахивая длинным хвостом. Мужик явно не решался обогнать чудище со всадником на спине, так что волей-неволей держался с Брюсом вровень. Лошадка заскучала, неодобрительно оглядываясь на хозяина.
— Издалека едете? — селянин рискнул проявить осторожный интерес.
— Угадали. — Брюс хмыкнул.
— То-то я и гляжу, облик нездешний… А господин маг путешествует? — неуверенно предположил мужик.
— Точно.
— До Края, небось?
— Это уж как получится.
— Ну так нашей дорогой только туда можно попасть. Но это придется через Гранигор ехать, а там… Магов там не привечают, сами понимаете… — (Брюс кивнул на всякий случай.) — Хотя если лётом, то через Лещинный кряж можно сразу до Озер дотянуть. Только над кряжем гарпий полно… Вам лучше бы в обход.
— Подумаем, — еще раз солидно кивнул Брюс.
— А ежели дорогой, то к нам в Верхуши попадете. Это селение такое.
— Догадываюсь.
— Ага… — Мужик снова потянул за вожжи, придерживая упрямую скотинку, норовившую непочтительно обогнать ленивого гиппогрифа.
— Как погляжу, вы не шибко торопитесь? — Мужик смотрел на «мага», но обращался к Брюсу, строя предположения. Судя по посветлевшей физиономии селянина, ему в голову явно пришла некая идея.
— А что?
— Ну… — Местный с сомнением почмокал губами, скорее по привычке, и тут же спохватился, придерживая оживившуюся лошадку. — Ежели господин маг не спешит…
— Вообще-то у господина мага полно важных дел, — на всякий случай предупредил Брюс.
— О! — Мужик явно огорчился. — Небось в Верхуши не думает заглянуть?
Неизвестно, слышала ли разговор ехавшая впереди Элия, но вид у нее был такой, словно девушку подмывает оглянуться. Хотя, впрочем, из-за неудобных доспехов любая ее поза казалась неестественной.
— А что?
— Тут такое дело… У нас в Верхушах… Дело как раз для мага.
— Знаете, пожалуй, господин маг действительно спешит… — начал было Брюс, но доспехи впереди лязгнули так выразительно, что встрепенулась даже понурившаяся лошадка и вздрогнул невозмутимый гиппогриф. Поэтому Брюс слегка уступил: — Но господин маг может задержаться, если его заинтересует дело.
И особенно оплата.
— Да вы садитесь! — Обрадовался мужик, торопливо подвигаясь на облучке. — Дело-то у нас совсем пустяковое, для мага на один глазок…
Расхожее выражение показалось Брюсу весьма двусмысленным. В их случае «на один глазок» вполне могло иметь вовсе не фигуральное значение.
— А ты-то в учениках? — слегка наклонившись к Брюсу и обдавая чесночным духом, полюбопытствовал селянин.
— Точно. — Брюс в свою очередь отклонился к краю. Чесночное амбре было крепким. Зато отгоняло мошку и комаров.
— Давно? — не отставал мужик.
— Несколько дней, — честно сознался Брюс.
— Твой мастер скор на расправу! — заметил селянин, приглушая голос и скользнув сочувственным взглядом по ссадине на Брюсовой скуле. — Тяжело приходится?
— Неописуемо! — с чувством подтвердил Брюс. Распухшая скула за ночь болеть перестала, но все еще пестрела кровоподтеками.
— Повезло тебе, — неожиданно вздохнул собеседник. — Обучишься, сам магическую грамоту получишь, станешь вольной птицей, и никто тебе не указ.
Хм-м… Есть что по этому поводу возразить, но воздержимся, пожалуй.
— К нам маги редко заглядывают. До Края, если надобность какая, они другой дорогой ездят, через Триклювец, что за лесом. Там и рынок есть, а у нас — только замок в развалинах…
— А что за замок?
— Уй! — Мужик аж голову втянул, покосившись через плечо на уже исчезнувший из виду лесной замок. — И не вспомнить бы его в таком безлюдье. Не дай боги, услышит!
— Кто?
— Да он… Ну ради кого вас в Верхушах ждут… То есть не ждут, но теперь-то страсть как рады будут!
Ох, сдается, что они зря туда едут. И уж им точно вряд ли придется порадоваться. С другой стороны, может, и впрямь ерунда какая-нибудь. Что может встревожить привычных ко всему селян? А подзаработать не помешает.
Во всяком случае отказаться никогда не поздно.
— Так что у вас за дело?
— Это лучше хозяину твоему рассказать… Мы уж подъехали, считай.
И точно. Дорога чуть вильнула, делясь на две части. Та, что поуже, побежала в распадок леса, где расположилась деревня в окружении полей и лугов. Над добротными черепичными крышами кружилась стайка сторожевых птиц, лениво огибая прицепленную к длинной мачте ловушку для воздушных угрей.
— Надо бы господину магу подсказать… — Селянин нерешительно покосился на Брюса, видимо, надеясь, что тот побежит к «мастеру» с докладом.
Гиппогриф, не колеблясь, повернул вправо.
— Неужто мысли читает? — В интонациях возницы явственно прозвучало благоговение.
— А почему Верхуши? — Брюс машинально окинул взглядом слегка покосившийся указатель на развилке.
— Так еще Низуши были, во-он там! — Махнул рукой мужик. — Да вышли все. Как и Посередыши.
Ну, объяснение нельзя назвать исчерпывающим, зато — логичное.
Как и всякое лесное селение, деревня была окружена по периметру частоколом, но уже заметно замшелым и прореженным. А въездные ворота, сбытые из крепких бревен, были распахнуты настежь и вросли в землю. Значит, селяне давно жили без опаски.
Что ж, во всяком случае здешнее «дело» вряд ли имеет отношение к заведшейся в лесу нечисти.
Женщина, продергивающая травку в поле возле дороги, разогнулась и проводила внимательным взглядом неторопливо проезжающего «мага». Кажется, она собиралась что-то крикнуть селянину на телеге, но, заметив Брюса, осеклась.
Стоило им миновать полольщицу, как она побросала дела и ринулась к деревне.
От распахнутых ворот под ноги гиппогрифа бесстрашно ринулась пятнистая собачонка, закатываясь заполошным лаем и только что не кувыркаясь от усердия. Метнулись с дороги разноцветные куры. Кто-то выглянул в окно, отдернув клетчатую занавеску.
— Вам лучше сразу туда… — Мужик спрыгнул с телеги, перехватывая лошадку под уздцы. — Вон к тому дому, где пряник над входом. Там у нас пекарь живет.
Пришлось и Брюсу спешиваться и обгонять раздраженного суматохой гиппогрифа, на спине которого опасно кренилась сразу во все стороны всадница. Не хватало еще, чтобы «маг» брякнулся о дорогу с лязгом и скрежетом на глазах всей деревни… Которая как раз полным составом сбегалась поглазеть на невиданное зрелище. Заняться им нечем, что ли?
…Сытно и вкусно пахло сдобой и пряностями. В просторной горнице запах стоял крепкий, многолетний, насыщенный, хоть режь его на части и подавай вместо пирожных.
Впрочем, на стол подали, к счастью, не воздух, а ароматное мясо, запеченное в горшках с овощами. Брюс очень старался, чтобы треск за ушами не мешал прислушиваться к происходящему. Хотя если что и мешало, так это неудержимый вой обливающейся слезами девицы в углу.
— А что же, господин маг так и не попробует угощения? — беспокойно осведомился пекарь, суетливо подвигая нетронутый горшочек железному истукану, который кое-как уместился на лавке у стола.
Пекарь по имени Улиан был дородным верзилой, в чистой, хоть и линялой, словно обсыпанной мукой одежде, и с пшеничного цвета длинными усами. В концы усов, по здешнему обычаю, были вплетены травинки.
— Господин маг предпочитает трапезничать в одиночестве, — злорадно подсказал Брюс, запуская ложку в жерло глиняной посудины.
Элия не рискнула снять шлем без посторонней помощи, но и обратиться к Брюсу за помощью она не пожелала.
— Может, тогда сначала господину магу отдохнуть с дороги? У нас и комнаты наверху для гостей всегда готовы.
Железный истукан скрипнул одобрительно, но тут уже на четыре голоса возрыдали из дальнего угла, где на длинной резной лавке рядком разместились жена и три дочери пекаря Улиана. Все упитанные, румяные, перепуганные.
— Ночь… Ночь скоро!.. Пора-а уже! — прорезалось невнятно из громогласных рыданий. — Проси, папенька!..
Пекарь страдальчески скривился, теребя себя за ус.
Собравшиеся снаружи люди загомонили, а те, что, не церемонясь, заглядывали в окна, принялись торопливо передавать свежие новости: «Господину магу отдохнуть надо… Сил набраться…»
Из-за стоящего в горнице ора разговаривать все равно стало бессмысленно, поэтому Брюс с аппетитом доедал обед, а пекарь опустился на лавку, схватившись за голову. Элия не шевелилась. Наверное, оглохла от резонирующих в шлеме звуков.
Постепенно затихли жена пекаря и две его младшие дочери. Только старшая — пухлая девица лет восемнадцати — неутомимо выла на одной ноте. Нарядное вышитое платье помялось, светлые волосы, в которые были заплетены травинки, растрепались, так что казалось, что девица только-только выбралась из сеновала.
— Вот ведь беда-то какая… — Пекарь выпустил из кулака изрядно мятый ус и уныло глянул на дочь. — Что ж теперь-то плакать…
Девица взревела так, что слезы брызнули веером. Распухший нос едва умещался между багровыми от крика щеками.
— А ну, цыц, Даринка! — не выдержал наконец сухощавый человек, что молча сидел возле дверей. — От твоего визга в голове звенит! Дуня, дай ей капель, что ли…
Как ни странно, но девица мигом притихла, выть прекратила, только всхлипывала и утирала рукавом воспаленные глаза и насморочно опухший нос. Мать поспешно сунула ей в руку синий пузырек, а сама принялась обтирать лицо дитяти платком размером с простыню.
— Простите, что вмешиваюсь. — Сухощавый сел поближе к столу. — От этих криков толку мало, а время идет, и если господин маг захочет помочь, так надо рассказать, что к чему… Я Биар, здешний знахарь, — запоздало представился он.
Элия благосклонно кивнула, скрипнув сочленениями.
— Дело, значит, у нас такое… Проклятие на нашей деревне.
Брюс прекратил жевать, встревожившись. Элия тоже замерла, перестав звякать.
— Провинились наши предки перед богами… Давняя это история. Говорят, еще до того, как земля остановилась, в замке, что в лесу, жил властитель здешней округи, барон. Странный был человек. Ввел в своих владениях право первой ночи…
Даринка всхлипнула так громко, что все машинально поглядели на нее. Девица торопливо прижала край одной из юбок к губам, в ужасе округлив глаза.
— Это бы еще можно было стерпеть, — продолжал знахарь Биар, — да только после той ночи исчезала девица навек. Ни одна не могла уберечься, если приглянется барону. Он забирал ее, утверждая, что нет преград на земле для его любви… Так его и прозвали в округе Любовником. Говорят, он души из погубленных девиц выпивал, иначе отчего жил так долго?.. В общем, однажды люди с округи собрались с мужеством, пришли в дом Любовника и убили его. Замок тоже пытались разрушить, да сил не хватило…
— Но он вернулся, — хрипло подсказал пекарь, скрутив в кулаке концы своих усов.
Те, кто маячил в окнах, и те, кто топтался снаружи, невнятно загомонили, почти сразу же смолкнув. Даже собаки, что дежурно облаивали равнодушного гиппогрифа, стихли.
— Вернулся, — подтвердил знахарь. — Только уже не человеком. Раз в год в ночь своей гибели он появлялся в округе, заходил в дома, крал девушек и волок их в свой замок. Те, кто осмеливался идти следом, видели, как он прижимает бедняжек к своей груди крепко, как любовник. Только вместо сердца у него железный шип приварен…
Брюс поежился, почувствовав озноб. Подумалось, что его проняла зловещая история, но, покосившись через плечо, он увидел замершего рядом Дьенка, завороженно внимавшего рассказчику.
— Говорят, он невесту ищет, — подала робко голос одна из сестер Даринки, жадно слушавшая явно не первой свежести байку. — Вроде как незадолго до смерти любимую повстречал, да за собой увести не успел. Теперь мается… — Последним словом в данной фразе явственно просилось «бедолага», но под взглядами окружающих романтичная девица не рискнула выдавить его и спряталась за сестру.
Даринка увесисто пихнула болтунью локтем и смачно всхлипнула. Все синонимы «бедняжки» она считала исключительно своей законной собственностью.
— Так не могло продолжаться долго, никакая защита не давала покой селянам, так что они обратились за помощью к магам… — Знахарь вдруг смешался, сбив размеренный ритм повествования и несколько сдавленно закончил: — К… кхм… к землякам… То есть к земным магам, да не помянут снова их имена…
Все присутствующие уставились на сидевшую неподвижно Элию. Она не пошевелилась, решив не одобрять, но и не порицать упоминание запретной касты магов. А может, ей вообще было ни до чего в душных доспехах.
— В общем, может, и не следовало нашим предкам так поступать. Может, если бы они обратились к другим магам, все бы было иначе… Но это случилось еще до Триединой войны, так что не знали они о злокозненности земляков… — Знахарь все же пытался оправдаться за неразумность своих предков, потом махнул рукой и закончил: — Так или иначе, они тоже не смогли одолеть чудовище. Но провертели во дворе замка дыру до самого сердца земли и скинули Любовника туда.
— Только он вылезает. — Мрачный пекарь подавал реплики, как горячие пирожки, не удержав на языке.
Знахарь кивнул. В унисон завыли женщины, тихонько, чтобы не мешать рассказчику.
— Он вылезает. Примерно раз в полсотни лет. И забирает одну из наших девушек на выданье.
Ну словно плотину прорвало! Теперь вся женская составляющая пекарского семейства, да еще и кое-кто снаружи зарыдали и заголосили. Им охотно аккомпанировали собаки. Останавливать это было невозможно, пришлось пережидать, как стихийное бедствие.
— Вот сегодня как раз такая ночь. Мы знаем, что он выбрался, — едва стало чуть тише, закончил знахарь. — А подходит только Даринка.
— А-а-а!!! — подтвердила Даринка, колыша обширными телесами. На лавке она в своем вышитом многослойном платье едва помещалась. Сестры теснились с краешка.
— И что, вы вот уже столько веков просто позволяете ему забирать девушек? — спросил Брюс. — И снова не обратились за помощью?
— Куда? — вздохнул знахарь. — В Золотые земли? Да там как узнали, что нам земляки помогли, так и сказали, что ваша это беда, сами виноваты… А странствующим магам недосуг заглядывать в нашу глухомань.
— Засыпать дыру не пытались?
— А как же! Только как ее засыпать, коли она до самого сердца земель, а может, и куда поглубже проверчена.
— Так бежали бы отсюда.
— Ну… — Аборигены неловко запереглядывались. — Привыкли уже все… Кто хотел, тот убег, почти все в округе съехали. Вон, в Низушах никого нет, и в Посередышах, и в Речухе. Земли их нам отошли. Жить лучше, не жалуемся…
— Вы, значит, решили, оставить все, как есть. А девиц в оплату за спокойствие отдаете?
— Так раз же в полста лет! А иногда и реже… Он-то снизу медленно карабкается, пока из дыры вылезет, бывает и больше лет пройдет… С последнего возвращения почти шесть десятков годов минуло. Мы-то Гэлинку готовили, да обошлось, и она уже второе дите нянчит!..
За окном живо перестроились, вытолкнув вперед смущенную женщину с ребенком. Женщина нервно тряхнула тряпичным свертком, словно для достоверности.
— Повезло, — пробормотал Брюс.
— А то! — не услышав иронию, просиял знахарь.
— Да вы не думайте, мы не звери какие! — вмешался некто снаружи. — Не все девчонки-то гибнут. Тут подвох есть, его все знают…
— Какой подвох?
— Он же дурной, этот Любовник. Как девицу видит, так голову теряет от безумия. И бежит за ней, как привязанный. Тут главное его к самой дыре вновь подвести. Девица-то прыгнет через дыру, а он тяжелый, гад, в дыру-то и падает. Снова на много лет…
— А если не перепрыгнет?
— Если не убежит или не перепрыгнет… То он за новой приходит. Так что для нас есть только один способ успокоить его. Только вот… — Знахарь поморщился, не решаясь оглянуться на скамью, где притихли женщины семейства пекаря.
— Даринка-то моя в теле. — Не стал ходить вокруг да около пекарь. — Девица-то какая! Загляденье! А прыгать… Ну куда ей скакать? Не козочка, чай… Эх!.. — Лицо его горестно исказилось.
Новый слезный водопад сопровождался разноголосым воем.
— У вас что, нет девицы постройнее? — вполголоса удивился Брюс, хотя говорить тише в таком гаме все равно не имело смысла.
— Так это… — Слегка смутился знахарь. — По традиции девственницу положено. А у нас девицы, как только срок подходит, норовят… ну вы понимаете. То ли со страху, то ли стыд совсем потеряли. Раньше-то нравы посуровее были, а сейчас… Эх! — почуяв, что сожаление его как-то не к месту, знахарь кашлянул, смешавшись.
— А я дочек в строгости воспитывал, — загордился тоже невпопад пекарь. И снова закручинился. — Старый дурак!
Его дородная супруга кивнула сразу всеми подбородками, бросив на мужа гневный взгляд.
Брюс повозил ложкой в опустевшем горшочке, где ко дну прилип разве что одинокий кружок оранжевой морковки. Круглое отверстие посудины в контексте только что услышанного наводило на неприятные ассоциации.
Если с этой тварью не справились и могучие земляки, решив избавиться от проблемы, вместо того чтобы раз и навсегда покончить с нею, значит, неучам она точно не по зубам.
Брюс покосился на рыдающую Даринку. Упитанной девушке, лишенной грации не то что козочки, даже откормленного поросенка, не перепрыгнуть и канаву возле дороги. Бедняга обречена. И помочь они ей не смогут. И как все же хорошо, что Элия не осмеливается раскрыть рот!
Напоследок отхлебнув из с готовностью подставленной кружки свежего заварца (а хорошо его здесь варят, с мятой и, кажется, рябиновым вином), Брюс повел плечами, разминаясь перед тем, как подняться на ноги.
В перекрестье чужих взглядов неуютно, но что поделаешь?
— Так что господин маг решит? — робко спросил пекарь Улиан. Круглые его щеки стали желтыми от напряжения. — Вы об оплате не беспокойтесь! Я, как видите, не бедствую. Отблагодарю!
— К сожалению… — начал было Брюс. И не закончил, едва не прикусив язык от ярости, услышав глухо донесшееся из шлема:
— Я помогу вам!
Как все-таки хочется треснуть опустевшим горшком по железному колпаку, чтобы оглушить эту сумасшедшую хотя бы на несколько минут. Этого хватит, чтобы выволочь ее отсюда прочь, подальше от зрителей.
Никто Брюсова негодования не разделил. Послышался дружный ликующий возглас. Находившиеся в горнице зеваки разом просияли. Девица Даринка разинула рот, не веря своему счастью.
«…Есть земля, вода, огонь и воздух и есть результат их взаимодействия, то, что рождает движение в природе. Есть люди и то, что возникает между ними, — дружба, любовь, ненависть. Лишь эти связи рождают движение в человеческом обществе. Есть человек и его собственные чувства, знания, желания, надежды… Лишь это связывает человека воедино и делает тем, что он есть. Лишь это побуждает его к жизни и движению…»
Словно в дурацком сне все повторяется: опушка, лес вокруг и два орущих друг на друга человека. Причем орут они все то же самое.
— Что ты наделала?!
— А ты что собирался сделать?!
— Нельзя давать людям обещание, если не можешь его исполнить!
— А с чего ты взял, что не могу?
— С этой тварью не справились даже опытные маги, а ты хочешь опять меня подставить?
— Ты только о себе и беспокоишься?
— Так ты только и делаешь, что засовываешь меня в пекло!
— Не волнуйся о своей драгоценной шкуре! Я без тебя справлюсь!
— Ты не маг!
— Ты тоже!
— Сумасшедшая!
— Трус!
— Только идиот станет влипать в каждую неприятность, что встречается на пути, по доброй воле!
— Только идиот станет отсиживаться в коморке на краю земель, разводя зверей, лишь бы не вмешиваться ни во что!
— Да что ты вообще понимаешь!
— Где уж мне, глупой, разобраться в душевных терзаниях ленивого некроманта!
— Точно! Где уж богатой наследнице разобраться в жизни тех, кому приходиться думать о последствиях каждой дурной выходки!
Дьенк вздрагивал и пригибался от каждого вопля, словно спорщики поочередно отвешивали ему по оплеухе. Лишь когда в звенящем от напряжения и комарья воздухе наконец повисла злая пауза, он расслабился, неуверенно распрямляясь. Брезгливо отошедший подальше гиппогриф звучно встряхнулся, обронив пару перьев.
Разгневанная Элия подобрала с земли вышитое платье, которое ей с готовностью вручили селяне, содрав с покорной Даринки («Это платье его невесты…»), и свирепо отряхнула обширное полотнище юбки. В такое платье могли завернуться три Элии, причем прямо в доспехах.
— Если ты собираешься добраться до своей Башни, то поехали прямо сейчас, — хмуро предложил Брюс. — Селяне решат, что у тебя ничего не получилось. Гоняться за нами они не станут. Аванс ты не взяла, так что никаких обязательств.
— Я дала слово, — отозвалась Элия. И хотя теперь злополучный шлем валялся на траве, голос ее звучал так же глухо.
— Ты ничего не сможешь сделать с этой тварью. Тут нужен маг. Настоящий.
— Я загоню ее под землю.
— Что? — снова показалось, что Брюс ослышался.
—. Я прыгаю лучше, чем эта несчастная толстуха. А ты можешь проваливать куда хочешь. Мне не нужна твоя помощь. И я не подставляла тебя!
— С чего ты взяла, что он клюнет на тебя?
— Почему бы и нет? Напялю этот балахон. В деревне сказали, что такое платье для него вроде метки…
— А еще они сказали, что невеста должна быть не познавшей мужчины.
— Да как ты смеешь?! — Кончик носа Элии знакомо покраснел, в дополнение к щекам и ушам.
Плюнув в сердцах, Брюс развернулся и зашагал прочь. Надо хоть немного побыть в одиночестве, чтобы разобраться в сложившейся ситуации.
Ветер все усиливался, оглаживая тяжкой лапой щетину сосен. Деревья гнулись и переговаривались. Прислушавшись, можно было почти разобрать отдельные слова. Брюс тревожно поежился. Нехороший ветер… И настроение мерзкое. Неприятно сглатывать обвинение в трусости. Но это лучше, чем упрямое безрассудство, с которым Элия постоянно попадает в опасные истории.
У корней ольхи рассыпалось семейство грибов-торопычей на тонких ножках с волнистыми зеленоватыми шляпками. Обладают сильнейшим слабительным эффектом…
Брюс в досаде поддал ногой зеленоватый зонтик, белесая мякоть брызнула в траву. Даже голодную Элию уже вряд ли удастся накормить грибным супчиком. А уж учитывая изрядный запас печеностей, которыми их снабдил осчастливленный пекарь, этот номер тем более не пройдет.
…Облаченная в широкое платье Элия восседала на прежнем месте, любуясь собой в маленькое зеркальце. В такое зеркальце можно было разглядеть разве что глаза и часть скулы, но девушка сосредоточенно всматривалась в кусок стекла, не замечая Брюсова возвращения.
— …не знаю, — отчетливо донеслось до Брюса, но тут, как назло, под каблуком треснула ветка, и Элия резко обернулась, нервно пряча зеркальце.
— Все-таки я сомневаюсь в твоем душевном здоровье, — хмуро заметил Брюс. — Советы зеркала еще никого до добра не довели.
Элия, быстро выпутываясь из пестрого балахона, раздраженно огрызнулась:
— Уж лучше я буду разговаривать сама с собой, чем с тобой!
— Это тоже признак сумасшествия.
Она свернула платье в ком, запихала кое-как в сумку и двинулась назад по дороге в сторону замка, на ходу откусывая от одной из пекарских булок.
К сожалению, идти пришлось не так долго, как хотелось бы.
Маленький замок Любовника врос в чащу, как инородное тело — в живую плоть. Лес тянулся через него, оплетая плющом и заращивая травой, но темные замшелые камни все равно торчали углами. Для строения, пережившего не один десяток веков, замок выглядел вполне удовлетворительно.
— Неладно здесь, — выразил вслух Дьенк то, что почувствовал и Брюс, стоило приблизиться к замку.
Смутная тревога закралась в душу, словно холодная змея. И словно змеиный — неподвижный, ожидающий — взгляд чудился отовсюду.
Элия без размышлений перебралась через пролом в стене, не утруждая себя поиском формального входа, и спрыгнула во двор. Брюс последовал за ней, озираясь.
Двор густо зарос папоротником, лопухами, репейником. Там, где кладка еще сохранилась, трава опушила все щели между камнями. Зелень мха и плющ расползались по стенами, оттеняя и без того мрачные черные провалы окон.
— Ты куда?!
Светлая коса мелькнула уже у чахлого клена, вытянувшегося возле почти целых ступеней, что вели внутрь замка.
— В деревне сказали, что он до ночи не явится, так что надо воспользоваться моментом…
— Присмотрю за ней, — решил Дьенк, исчезая.
Ну и куда их понесло? Если уж и пользоваться моментом, так для осмотра дыры в земле, через которую эта безумная собралась прыгать.
Брюс вздрогнул. Показалось, что в сквозных разломах наверху одинокой башни мелькнуло нечто темное и быстрое. Да нет, померещилось… Или ветер гоняет какую-нибудь ветошь.
— Эй! — Из окна второго этажа высунулась неугомонная баронская дочь. — Тут кости! И доспехи… Только рассыпаются уже от ржавчины… А еще тут… — она умолкла, исчезла из виду, а через несколько минут появилась на открытой галерее, что опоясывала этаж. Девушка казалась сосредоточенной и хмурой. В опущенной руке она тащила за конец шелковую замызганную ленту.
Брюс покачал головой и двинулся по периметру двора. Откуда-то назойливо тянуло розами. Местами травы стояли по пояс, а вымахавшие до самой крыши замка деревья бросали на землю длинные густые тени. Тени непрерывно шевелились от ветра, что изрядно нервировало.
Дыра отыскалась без труда. Ах, вот откуда аромат…
Брюс отшатнулся назад, когда душный сладкий запах черного шиповника перебила вонь потревоженной земли. В прямом и переносном смысле. Здесь действительно царил привкус измененной земли. Веяло земной магией.
— Ты нашел? — послышалось сверху. — Подожди, я сейчас!
А то он намеревался самостоятельно сигануть в эту дырищу…
Дыра была круглой, словно колодец. Только очень большой колодец, шагов десять в диаметре. Ровные края не оплыли за века, но четкие линии скрадывали разросшиеся кустарники. Шиповник, вперемешку с колючками, густо усеивали крупные белые цветы, горевшие в сумерках, будто лампы. И не заметить их, а потом и саму дыру, даже в темноте мог только слепец. Впрочем, и тот почуял бы неладное.
Ничто хорошее не может так приторно разить.
«…только ослепленный страстью не узрит пропасть… — поведали добрые селяне. — Но случалось, что он не прыгал следом за девицей, а нагонял ее уже в лесу…»
Но даже если неземная краса и непорочность Элии собьет нежить с толку, через такую яму девушке не перескочить.
— Уезжаем, пока не поздно, — скомандовал Брюс севшим голосом.
— Чепуха! — Элия уже топталась рядом, деловито изучая провал. — Пара пустяков.
— Ах, пустяки? — озверел внезапно Брюс, схватил изумленную девицу за руку и поволок прочь. Она пыталась вырываться и даже пинаться, но Брюс упорно тянул ее до полянки за замковой стеной и лишь там отпустил.
— Да как ты… — в бешенстве начала было она, но тут же передумала, заинтересовавшись: — Ты что-то задумал? Колдовство?
— Оно бы нам сильно пригодилось, — прошипел Брюс, вычерчивая подобранной тут же корягой линию на земле, отсчитывая шаги и рисуя вторую линию дальше. — Чтобы научить тебя летать! Прыгай!
Элия в замешательстве уставилась на Брюса, потом присмотрелась к накарябанным отметкам и нахмурилась:
— Ты специально прибавил лишнего!
— Прыгай! — рявкнул Брюс в сердцах. На самом деле он действительно прибавил, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза. К тому же на глаз точно диаметр дыры не измеришь.
Подумав, Элия отошла на несколько шагов, разбежалась и прыгнула.
— Ах! — выдохнул Дьенк, взволнованный так, будто Элия уже летела над яминой.
— Что я говорил?!
— Чепуха! Я просто не сосредоточилась.
— Когда эта тварь сядет тебе на хвост, времени сосредотачиваться у тебя точно не будет!
Элия закусила губы, отошла еще подальше, раскачалась на месте и снова побежала. Прыгнула!
— Поехали отсюда, — безнадежно предложил Брюс, глядя, как она отряхивает со штанин налипшую при падении траву.
— Я поскользнулась! — упрямо возразила девушка. — Сейчас еще попробую.
— Платье надень, — посоветовал угрюмо Брюс. — В нем прыгать еще веселее… Глядишь, как парашют пригодится, когда в дыру сверзишься.
…В лесу, несмотря на ветер, было не холодно, но костер Брюс развел, чтобы отгонять комарье и летучих медуз. К тому же возле огня близость страшного замка не так давила на сердце.
Упорное топанье, вздох и глухой удар за спиной все повторялись и повторялись.
— Она удивительная девушка, — с восхищением произнес Дьенк. — Ты ведь не бросишь ее?
— Когда она нырнет в пропасть, я точно за ней не кинусь, — предупредил Брюс угрюмо.
— Не оставляй ее… Это важно, когда рядом друг.
— Я ей не друг.
— Она не признается, но она не хочет, чтобы ты покидал ее.
— Угу. И всячески это подчеркивает.
— Наверное, в ее жизни слишком часто те, кем она дорожила, уходили… Вот она и страшится вновь признать свою уязвимость.
— Ты не забыл? Она ничего не страшится… Сдается мне, что это ты переносишь на нее свои страхи.
— Может быть… — Дьенк задумался. Потом признался смущенно: — Наверное, ты прав… Я помню…
— Только не вздумай снова прикасаться ко мне! — встревожено перебил Брюс, подавшись в сторону.
Дьенк спрятал руки за спину.
— Это даже не воспоминание… Ощущение… Тоска женщины… Она ждет человека, который не вернется… И страх за детей, которые тоже вот-вот покинут ее… Отчаяние и гнев… «Так уходите же! Уходите, вы такие же, как он!» — Процитировано было с выражением, но без должного накала.
— Сильно сомневаюсь, что ты был женщиной… — Брюс хмыкнул недоверчиво.
— Просто я помню, каково это, когда остаешься один. — Дьенк опустился поодаль, старательно избегая приближаться к собеседнику.
— Я тоже помню… — вздохнул Брюс, поморщившись в ответ на очередной «бух!». — Не переживай, во всяком случае без веского повода я эту ненормальную не оставлю… Надо что-нибудь придумать.
Надо. Только ничего не придумывается. Брюс попытался было прислушаться к замку. И во-первых, понял, что тень ему вовсе не померещилась. Тварь уже ждала в своем гнезде. А во-вторых, почувствовал, что ему она не по силам. В принципе.
— Он там, — подтвердил догадки встревоженный Дьенк, беспокойно мельтеша вокруг. — Мерзость такая…
— А поговорить с ним по-призрачному, по-родственному не попробуешь?
— Тебя это забавляет… — печально констатировал Дьенк. — Ты не чуешь того, что слышу я. От этой твари исходит зло.
— Лучше скажи, не слышишь ли ты в ветре голоса?
Простой вопрос вдруг привел Дьенка в замешательство. Он поблек и замер, почти растворившись в тенях, и ответил после короткой, но заметной паузы:
— Нет! Никаких голосов.
— Почему мне кажется, что ты говоришь неправду?
— Я же призрак, как ты выразился, — Дьенк взял себя в руки, — ветер не касается меня.
— Получилось! — раздался вдруг ликующий возглас вслед за очередным сдвоенным «бух!» по траве. — Я прыгнула!
Брюс и Дьенк обернулись и удостоились повторения победного прыжка. Элия, почти не путаясь в широких юбках, разбежалась, изо всех рванула ввысь и вперед и дотянула-таки до второй линии. Правда, отчего-то это достижение не вызвало восторга ни у Брюса, ни у Дьенка.
Запыхавшаяся девушка плюхнулась у костра, схватив пирожок из узелка, навязанного щедрым пекарем. И тут же с сожалением положила его обратно.
Брюсу захотелось выругаться в полный голос.
— Я вот думаю, — не замечая его взгляда, заговорила Элия, с усилием отводя взгляд от соблазнительной сдобы, — а если это правда? Про то, что он ищет свою потерянную любовь… Мне даже жаль его.
— Спорим, что твое сочувствие испарится бесследно, едва он появится у тебя за спиной, или… — Брюса осенила ужасная догадка. — Или ты хочешь затеять с ним умиротворяющую беседу?
Элия лишь презрительно скривилась, вороша палкой притихший костерок. Потом глубоко вздохнула:
— Просто странно, в какой ужас может обратиться даже любовь в человеке.
— Это зависит от человека. — Брюс сощелкнул с рукава отлетевшую искру.
— И для этого ему необязательно умереть, — тихо присовокупил Дьенк.
Сумерки прокрадывались между деревьями, задерживаясь все дольше. Серые тени обретали лиловость, а затем насыщались чернотой. Тьма вспенивалась, заполняя трещины и колдобины, расползалась под корнями, все увереннее обнимала деревья.
Навязчиво пахло розами, как перед грозой.
Замок затаился, выжидая. Все его окна строго смотрели на пришельцев.
— Не вздумай за мной ходить! — Элия неловко подвязала широкое платье ремнем. — Он может тебя заметить, и тогда все пропало.
— Никого он не заметит, ослепленный страстью к тебе, — Брюс скривился.
Без содрогания смотреть на это чучело, топорщившееся жесткими от вышивки складками платья, было невозможно. Хорошо еще, Даринка не отличалась высоким ростом, так что подол едва доставал Элии до щиколоток. Но ширина!..
— Мне не нужна твоя помощь, — сердито повторила Элия. — Сиди и не мешайся.
Брюс подождал, пока она уйдет достаточно, и двинулся следом.
…В сумерках замок словно увеличился в размерах, а ночью во тьме и вовсе распух, пропитав своими миазмами, казалось, все вокруг. У Брюса даже в носу засвербело.
В верхнем уцелевшем окошке башни дрожал синеватый огонек. Кроме этого — ни малейшего движения.
Куда ушла Элия, Брюс не засек, слегка запоздав, пробираясь через заросли и упустив девушку из виду. Но во дворе ее уже не было.
— Вон он! — вдруг с ужасом вскрикнул Дьенк прямо над ухом, заставив Брюса подскочить.
…«Он» стоял на той же самой галерее, по которой днем ходила Элия. Брюса ознобом дернуло от этой жуткой угловатой фигуры — неподвижный человек в доспехах. Из нагрудных лат на уровне сердца торчит длинное, в половину руки, стальное лезвие. Вместо лица — белесое тестяное месиво. Волосы паклей висят вдоль щек.
«…он хватает девушку и прижимает ее к себе, как в горячих любовных объятиях… — дрожащими голосами наперебой болтали дочки пекаря, сладко замирая от ужаса, который теперь их не касался. — И меч протыкал сердце бедняжки насквозь!..»
Брюс моргнул, и Любовник исчез, словно растворился.
— Брюс! Он рядом с ней!
Да уж видим… Нелепая фигура в растопыренном платье, заметная даже в сумраке, шла прямо навстречу засевшей в тенях твари.
— Элия! — не удержался и закричал Брюс. — Впереди!
Фигура в платье замешкалась, обстоятельно озираясь. Куда подевался Любовник, Брюс не заметил, но понесся ко входу в замок, надеясь поправить хоть что-нибудь. Запоздалые сожаления гнали его не хуже собачьей своры. Почему он так медлил? Почему все-таки не дал этой сумасшедшей по голове и не уволок отсюда?!
— Она там! — Дьенк вынырнул из стены.
Внутри небольшой замок казался запутанным и обширным. Из проломов и окон на вскрытые и раздолбанные полы лился едва различимый свет, размывавший честную тьму до лживых сумерек. Налетев на что-то громоздкое, Брюс шарахнулся назад.
— Уходи! — вдруг закричала невидимая Элия откуда-то сверху. Страха в ее голосе не было, только раздражение. — Ты отвлекаешь его! У меня все идет по плану!
Брюс замешкался, подслеповато вертя головой, потом попятился к выходу. Над головой звучно протопали, осыпая каменную крошку. Потянуло мертвечиной. Замок дышал тьмой, путая сознание.
Свежий воздух пах пылью и проклятым шиповником. Зато обзор отсюда, несомненно, лучше…
В следующую минуту сверху шумно прыгнули.
Элия, выскочившая из расселины над лестницей, мельком огляделась, заметила Брюса, успела скорчить гримасу и, подобрав юбки, уверенно понеслась прочь. Тварь, что выпрыгнула за ней следом, приземлилась бесшумно. Пробежали тусклые отсветы по вороненым доспехам, когда монстр разогнулся во весь рост. Тени у него не было.
— А ну… — Ничего разумного от неожиданности Брюс не придумал. Только подобрать ближайший булыжник и с размаху запустить в Любовника.
Тускло брякнуло.
По длинному наточенному лезвию мелькнул лунный блик. Белесая безглазая масса под копной спутанных волос исказилась быстрой судорогой. Потом Любовник повернулся и устремился за убегавшей девушкой.
Ну, осталось надеяться, что она не растеряла прыжковые навыки…
Звучно хрустели кусты. Шум удалялся. Потом опять стал приближаться. Запыхавшаяся Элия вывалилась из зарослей слева. Остановилась рядом с Брюсом, пытаясь отдышаться.
— Получилось?
— Нет, — совершенно невозмутимо сообщила она, перемежая слова жадными вдохами. — Он бежал за мной, но прыгать не стал.
Почему? Да кто его знает… Кажется, не самый подходящий момент интересоваться добродетелью девушки.
Из дальних зарослей показалась неутомимая меченосная тварь. Бег Любовника был монотонен и ровен, как по каменному полу. Только травы слегка кланялись, расступаясь. Ну, хотя бы очевидно, что не призрак.
— Я задержу его! — вызвался Дьенк, метнувшись твари наперерез.
Любовник притормозил и подался назад, словно пережидая порыв ветра. Дьенк болезненно взвыл, прикоснувшись к существу, и сразу же бросился прочь. Помедлив, Любовник свернул за ним.
— Уходим, — решил Брюс, потянув за собой Элию.
На этот раз возражений не последовало.
— Что делать? — Элия выпутывалась из злополучного платья, с треском обрывая рукава и оборки. — Нельзя так все оставлять!
— Еще как можно!
— Он не провалился, значит, пойдет искать новую жертву.
— Он наверняка пойдет искать тебя. И тебе нужно улепетывать как можно дальше, чтобы он не смог догнать. Эти твари привязаны к месту своей смерти. Беги, пока Дьенк его задержал.
Брюс, еще не договорив, осознал, что брякнул лишнее.
— Дьенк с ним?! — Элия круто развернулась, устремившись обратно.
— Стой!
К счастью, как раз в этот момент Дьенк вынырнул из тьмы. Выглядел он изрядно потрепанным и перепуганным.
— Стой, Дьенк уже здесь!
— Врешь! — Элия свирепо перебросила косу через плечо.
— Не вру… Да стой же, он хочет что-то сказать…
— Я завлек его в лес, — выдохнул истерзанный Дьенк. — Но он вернется. Я ничего не могу с ним сделать… Когда попытался проникнуть в него… — он всхлипнул в ужасе. — Это бездна!
— Дьенк тоже считает, что надо уходить, — вкратце перевел Брюс.
Элия презрительно скривилась:
— Все-таки ты врешь! Нет здесь никакого Дьенка! Он бы никогда так не поступил! Он храбрец!
Поникший Дьенк внезапно приосанился. Брюс схватился за голову. Ощущение близкой угрозы стало едва переносимым. Нечто плыло через ночной лес, приближаясь.
— Почему он не прыгнул за ней? — в отчаянии подумал Брюс вслух. — Недостаточно хороша? Не девственница? Платье дурацкое?..
— Как ты смеешь?!
— Я думаю, ему наплевать, девственница его жертва или нет, — вмешался Дьенк. — И не имеет значения, красавица девушка или дурнушка. Он слеп, я почувствовал это… Но в тот миг, когда я попытался проникнуть в него я кое-что успел почувствовать…
— Скорее, Дьенк!
— Это жажда. Он ищет чувства. Любовь и страх…
— Со страхом все ясно, а любовь? К кому? К барону?
— Не к этой твари. Вообще неважно, к кому. К мужу, к жениху, к себе самой…
— Любовь? — растерянно повторила ничего не понимающая Элия. — Что за любовь? Я должна любить этого монстра?
— Ты должна хотя бы бояться его, — безнадежно проворчал Брюс.
Больше ничего сказать не успели, потому что сгусток теней среди деревьев задвигался, обрастая металлическими отблесками. Любовник, вынырнув из гущи деревьев, заметил беглецов.
Брюс припал к земле, пытаясь запутать фигуру, что приближалась к ним.
Лес дрогнул, ощутимо заворочавшись во тьме. Казалось, каждый корешок, каждая прожилка в листьях отозвалась на прикосновение звоном. Но старый лес не чуял нежить, позволяя ей шастать по своей территории беспрепятственно. Так монстра не удержать…
Пришлось снова удирать, нарезая неровные круги вокруг развалин. Утешало одно — тварь пока не отклонялась от избранной жертвы и, похоже, действительно не слишком хорошо ориентировалась за пределами замка.
На очередной опушке сбавили ход, обессилев.
— Есть идеи? — Элия сдалась и привалилась к Брюсу, пытаясь перевести дыхание.
— Кроме той, чтобы уносить отсюда ноги?
— Я могу попробовать еще…
— Я могу попытаться увлечь его, — одновременно с Элией заговорил Дьенк. Из всей компании только он выглядел свежим, хотя и подавленным. — Только он чует, что я ненастоящий, и не станет прыгать за мной. Ему нужен кто-то во плоти.
— Одолжи у Элии тело вместе с платьем, — хмуро посоветовал Брюс, понимая, что это невозможно принять всерьез.
Элия обернулась, сведя брови.
— Я думал об этом, — неожиданно сознался Дьенк. — Но я дал ей слово и… И вообще, я не хочу рисковать ее жизнью.
— А сейчас она разве не рискует?
— Ты разговариваешь с Дьенком? — оживилась Элия. — Он что-то придумал? Ну конечно, он что-то придумал! Он умница! Говори быстрее!
Брюс отмахнулся. Дьенк поколебался, прежде чем выдать свою гениальную идею:
— Но ведь тебе я слово не давал.
— И что?!
— Нет, я понимаю, что после нашей размолвки ты не рискнешь доверить мне свое тело, но… Речь идет о жизни и смерти! А прыгаешь ты лучше, чем Элия.
— А за себя не боишься?
Встревоженная Элия затеребила Брюса за рукав:
— Что он задумал? Мне это не понравится? Это опасно для нас? А для него?
Ну во всяком случае теперь Брюс мог быть уверен, что Элия не притворяется. Дьенка она точно не слышит, иначе не позволила бы ему ввязаться в эту авантюру.
Ох, как ему это тоже не нравится. Особенно после того, что Брюс сделал с Дьенком там, возле Нестана. Впустить его в себя? Довериться ему? Ни один некромант не пойдет на такой самоубийственный шаг, имея дело с призраками… Ну или кто там Дьенк.
— Я очень боюсь, — Дьенк, почти растворенный во тьме, и говорил едва различимо. Не разобрать, какие чувства владеют им сейчас. — Но это хороший план.
— В последний момент снова передумаешь?
— Я… Не знаю. Но должен попытаться, потому что…
— Это сумасшествие. Он не поверит.
— Ему все равно. Он получит то, что жаждет. Страх… и любовь. И тело.
— Мое, между прочим.
— Я дам тебе слово, что не причиню ему вреда… Если это будет зависеть от меня.
— Обнадеживает.
Поколебавшись, Брюс отобрал платье у удивленной Элии и напялил его. Дьенк вполне разумно заметил, что для достоверности не стоит пренебрегать даже малым. Любовник слеп, но о существовании платья ведь знает. Разодранный балахон без труда налез на Брюса и повис складками, едва доставая колен. Одновременно Брюс попытался изложить план Элии.
Она закусила губы, раздумывая.
— Это Дьенк придумал?
— Точно.
— А он… Он ведь не станет в этом участвовать?
— Нет, — по наитию солгал Брюс. — Он подал идею. Как и ты. А мне воплощать это в жизнь.
— Ты симпатичный, — заметила Элия ехидно. — А в этом платье станешь совершенно неотразимым. Или ты успел познать мужчину? — нарочито удивилась она, выразительно приподнимая брови.
— Смешно, — сквозь зубы огрызнулся Брюс. — Не по душе мне это безумие.
— Вон там! — подсказал взволнованно Дьенк.
Черная тень скользила между стволами. Брюс подобрал юбки и, чувствуя себя совершенно по-дурацки, попятился к замку, не желая признаваться даже самому себе в надежде, что тварь не купилась на их дурацкую затею.
И поначалу Любовник не клюнул. Замер на несколько мгновений, словно принюхиваясь и выбирая между Дьенком и Элией, оставшимися чуть в стороне. Похоже, эта тварь была не так уж неразборчива.
А потом Дьенк метнулся к Брюсу. И Любовник уверенно повернул за ним, как стрелка компаса.
— Я буду держаться рядом, пока он не приблизится. Я не смогу владеть твоим телом слишком долго…
— Как скажешь, — буркнул Брюс, перелезая через пролом в стене.
— Ты только не сопротивляйся! Иначе нам не прыгнуть…
Нам?!
Качнулись в стороны травы, по-ночному душистые, но со сладковатым привкусом падали. Заливавший двор лунный свет казался застывшей посеребренной жижей, которая сковывала не хуже льда.
Нежить, что шла по пятам, двигалась бесшумно и быстро. В своем доме она ориентировалась всяко лучше чужаков. И успела обогнать Брюса, заступив дорогу к дыре. Вблизи стало заметно, что длинное лезвие приварено к латам криво и грубо. А в щелях запеклась земля.
— Ты! — звонко послышалось позади. — Ты! Иди сюда! — И комок глины с треском рассыпался на доспехах.
Тварь лишь слегка повернула голову, но времени хватило, чтобы проскочить мимо нее в замок. Пробежаться по ступеням и повторить фирменную выдумку Элии — выпрыгнуть из пролома над лестницей.
Больно ударили камни о подошвы. Дурацкое платье зашелестело потрепанными крыльями. В спину словно стылым сквозняком толкнуло, когда Любовник сверзился следом.
А потом…
— Пора! — выдохнул Дьенк совсем близко.
От боли у Брюса дыхание перехватило, замерло сердце и на одно ужасное мгновение померещилось, что тварь-таки настигла его. И даже успела наколоть на свой шип, иначе отчего так заныло между ребрами?
Однако, пропустив удар, сердце вновь забилось. Судорога прошла. Зато Брюс лишился способности контролировать свое тело. Сознание неукротимо заплывало смоляным мраком, облепленным хаотичными картинками:
…залитый луной двор, испятнанный длинными тенями…
…Элия, распахнувшая темный кричащий рот…
…пушистые белесые метелки трав и горящие белым цветки шиповника…
…угловатая рука в кожаной перчатке с выжженной на ней розой и тусклым кольцом на среднем пальце…
…разверстый зев в земле, откуда пахнет незнакомо и завораживающе… И…
Очень тепло и очень горько в глотке. Хочется кашлять.
Из-под распухших век катятся слезы, а если поднять их, мир вокруг расплывается. В дымных потоках путаются воздушные рыбки — снует мелкая лунная чешуя и дрейфует ленивый карп в шлейфе плавниковых перьев.
А еще Брюс мог слышать голоса. Их приносит ветер, позволяющий иногда сделать вместо едко-дымного сладко-лесной вдох. Голоса щекотные, перекликаются, зовут, ощупывают все вокруг, словно длинными усиками… «…Здесь… близко… они здесь…»
Испуганные резким движением воздушные рыбы прыснули в стороны, когда Брюс вскочил.
То есть попытался вскочить…
На самом деле судорожно дернулся на земле, тут же зайдясь в жгучем кашле.
— Ветер все время меняется, — раздался знакомый голос. Тень обогнула костер и приблизилась, превращаясь в Элию. — Надоело тебя перетаскивать с места на место…
— Хоть комары не пристают, — прохрипел Брюс, протирая заслезившиеся глаза и пытаясь оглядеться.
Каменный, иссеченный тенями двор, окруженный полурассыпавшимися стенами. Замшелая кладка покосившейся башни. Бурьян и шиповник. За ними — навечно подавившаяся зевком земля, так и не сумевшая сомкнуть челюсти.
Ну конечно! Где еще развести костерок, как не во дворе замка чудовища, от которого только-только убегали со всех ног? На это способна только Элия.
— Ты… ты бы хоть… в лес… — давясь горечью, ошеломленно выдохнул Брюс.
— Зачем? Он не вылезет лет пятьдесят.
Помотав головой и борясь с дурнотой, Брюс все-таки переместился из лежачего положения в сидячее. Странное ощущение, словно некто попытался выдрать из Брюса внутренности, а потом разочарованно напихал неподдавшееся как попало обратно, усилилось от движения.
— Вода там, — Элия, с каким-то болезненным, как Брюсу показалось, вниманием наблюдавшая за ним, кивком подбородка указала влево, где стояла наполненная кружка.
Лицо девушки явно выражало разочарование, пальцы нервозно тискали белый тряпичный комок.
Брюс схватил кружку, припал ртом к краю, успев намочить губы и… Отставил обратно. То ли от дыма, то ли из-за внезапно проснувшейся паранойи вода показалась горькой.
Поймав на себе испытующий взгляд девушки, Брюс сипло осведомился:
— Значит, получилось?
— Ты про Любовника? Да, он провалился.
— Что… было?
— Это ты мне расскажи, что было, — с каким-то напряжением в тоне потребовала Элия. — И как ты посмел… Как вы могли… Почему ты не сказал мне, что втянул в это Дьенка?!
Брюс вдруг заметил, что в руках она комкает не платок, а мятый цветок шиповника.
— Я втянул? А кто нас притащился сюда подвиги совершать? — От дыма и без того глотку саднило, так теперь и вовсе словно раскаленным наждаком прошлись.
— Я не звала ни тебя, ни его!
— Точно! Просто вынудила нас тащиться за тобой!
— Это ты! Ты, проклятый некрот, вынудил его участвовать в этом! Ты заставил его! Ты!
— Откуда ты вообще про Дьенка узнала?
— Ты в бреду говорил за него… — Глаза Элии разгорелись. — И выхаркивал его, словно мерзость какую! Ты, ничтожество, заставил его… А потом сам же и проклинал!
— Это была его идея!
— Лжец! Я же знала, что тебе доверять нельзя! Как я могла поверить, когда ты сказал, что Дьенк не пострадает?
А он разве пострадал? Хотя… Брюс не видел Дьенка и не ощущал его присутствия. Он исчез совсем или потратил на всю эту эскападу слишком много своих ресурсов?
— Разве не ты хотела от него избавиться еще не так давно? — хмуро осведомился Брюс.
— Что? — Элия задохнулась. — Ты хочешь сказать… Его больше нет?!
— Не знаю.
— Ты… Это все ты виноват! Если он… Если с ним что-то…
— Уймись! Я понятия не имею, что произошло! Не знаю, куда он подевался! Может, струсил в последний момент, как в прошлый раз, и сейчас затаился где-нибудь!
— Струсил? В прошлый раз?
На мгновение Брюсу показалось, что он слышит слабый призрачный протест. Легче дуновения ветра. Словно сама ночь слегка колыхнулась: «Молчи!»…
Может, и впрямь лучше промолчать, чем ввязываться в очередной спор до хрипоты. И без того глотка саднит. Брюс попытался встать. Ноги подкашивались.
Не дождавшись ответа, Элия тоже унялась. Несколько мгновений безмолвствовала, разглаживая на ладони изрядно потрепанный цветок шиповника. Потом сунула его в карман куртки.
— Я уезжаю. В деревне скажу, чтобы тебе оставили твою часть вознаграждения. Не бойся, лишнего не возьму. — Она хотела бросить это с презрением, но вышло не особенно эффектно.
Особенно потому, что Брюс не проникся пафосом ее страстной речи, а настороженно слушал лес.
Ветер пел в кронах. И песня его звучала тревожно. Ветер раскачивал деревья, вкладывая в шорох, стоны и скрипы, будоражащую тему. Только из-за недавнего крика не разобрать, какую именно.
— Не смей, слышишь, не смей таскаться за мной, некромант проклятый! Увижу — пристрелю! Я не шучу!
— Огнестрел сначала почини, прежде чем стрелять… Тихо! — Брюс навострил уши. В перекличке деревьев промелькнули осмысленные фразы, которые отогнали на второй план все ссоры. — Слышишь?
К чести Элии, даже в гневе он не теряла головы и могла переключаться с вещей второстепенных на важные.
— Что? — девушка нахмурилась.
— Ветер!
— Что «ветер»?
— Это свистуны… Воздушные маги. Они нас услышали. Нельзя возвращаться в поселок.
— Лжешь! — машинально выдохнула Элия.
— Они близко, если я слышу их так отчетливо.
— Я ничего не… — она осеклась, вспомнив, видно, как еще днем жаловалась на голоса в шлеме. Почему Брюс тогда не обратил на это должного внимания?
— Ветер идет по нашему следу. Скоро здесь будут гончие…
— Это невозможно! — Девушка даже ногой притопнула, не решаясь доверять очевидному. — Нанять воздушных магов не по карману даже моей матери! Это… Это невозможно!
— Ты сама слышишь.
— Тогда… — Элия выпрямилась, окинула Брюса недобрым взглядом и приняла решение: — Прощай!
Пестрый гиппогриф перемахнул через пролом в стене, словно не заметив препятствия. Брызнула из-под когтей и копыт древняя каменная крошка; пригнулся разлохмаченный репейник, когда крылатая тварь оттолкнулась от земли, унося на спине всадницу.
Брюс даже не пытался задержать их. Сил едва хватало на то, чтобы стоять. Да и то вскоре ноги подогнулись, и Брюс вновь опустился возле костра, чувствуя не злость даже, а тупое опустошение. Как раз такое, чтобы все же выпить воду из все еще полной кружки. Какая теперь разница?
Вода прохладно скользнула по раздраженной глотке. Дышать стало легче. Боль потихоньку уходила, никаких особых ощущений ей на смену не явилось. Вода была просто водой, зря Брюс подозревал Элию в коварстве.
Хотя нет, не зря, судя по дальнейшему развитию событий.
Эх ты, пирамидка без кубика…
Огонь плескался жаром. За спиной зло дышала земля, в желудке которой ворочался железный паук, пытающийся выкарабкаться наверх. Ночь окликала чужими голосами…
Брюс выковырял из ноющей ладони обломок колючки шиповника. Вспомнить, как хватался за его ветки, не удавалось… То есть, возможно, хватался не Брюс?.. Так вот откуда у Элии этот сентиментальный цветок. Не иначе Дьенк воспользовался моментом… И после этого Брюса еще обвиняют, что он воспользовался его доверчивостью!
Успокоенные тишиной воздушные рыбки только-только засновали вокруг, выхватывая из влажного воздуха комаров, как их снова распугали бесцеремонным топотом.
— Эй!
Брюс удивленно поднял голову.
Гиппогриф по имени Лако, второй раз за ночь перепрыгнувший все тот же пролом в стене, явно жаждал разнообразия, поэтому мстительно пнул кладку задними копытами. Со стуком посыпались камни, застревая в зарослях шиповника.
— Садись. — Элия выглядел ничуть не менее довольной, чем взъерошенный гиппогриф.
— Совесть замучила? — поразился Брюс совершенно искренне.
— Какая разница?
— Если в тебе вдруг проснулась совесть, я лучше сразу сдамся свистунам. Бесстрашная девица с воспаленной совестью — это приговор! В обществе магов хоть есть шанс уцелеть.
— Ладно, — угрюмо согласилась девушка, перекинув косу за спину. — Оставайся. Там на дороге как раз какие-то люди. Позвать?
Похватав немногочисленные пожитки, Брюс вскарабкался на круп гиппогрифа, издавшего недовольное курлыканье вперемешку с шипением. Элия ткнула пятками в бока скакуна. Нагруженный гиппогриф уже не мог взлететь, но и явного дискомфорта от возросшего веса ноши не испытывал, легко перепрыгивая корни и колдобины.
После серии странных телодвижений, которыми сопровождались попытки удобно устроиться на крупе Лако, Брюс все же рискнул обхватить сидящую перед ним девушку за талию.
Хм-м… Не то чтобы сейчас удачный момент оценивать достоинства девичьих фигур, но под мешковатой одеждой скрыты весьма приятные изгибы…
— Будешь распускать руки — побежишь пешком, — пообещали Брюсу зловеще.
Из кармана ее куртки торчали мятые лепестки цветка шиповника. Он выпал, как только гиппогриф резко скакнул. Белый комок остался валяться на дороге.
А Айка колокольчики любит, вдруг подумал Брюс невпопад, но с тоской.
Вдруг заворочался, всплывая из глубин недавнего беспамятства, неожиданный обрезок яркого впечатления… Невесть откуда льющаяся вода. Крошечные брызги превращаются в прозрачных бабочек и разлетаются от взмаха тонкой девчоночьей руки. В пятнистых от потемневшего млечного сока пальцах — желтый ерш одуванчика… «Подожди! Подожди меня!.. Пожалуйста!.. Ты же обещал!.. Вечно ты так…»
«…Когда изымают часть души, ее движение останавливается. А там, где нет движения, там нет и жизни. Где нет жизни, нет и смерти. Только душа без жизни — все равно что камень застывший. Подобное бессмертие — это бессмертие камня…»
От всего можно убежать, если нестись достаточно быстро. Только новый день нагонит кого угодно.
Воздух становился все прозрачнее, словно из глубин путники поднимались к поверхности. Клубился туман. Деревья стыли в невесомом молочном стекле, едва обозначенные на светлом полотне угольными штрихами стволов, ветвей и пятнышками листьев.
Но ветер выветривал муть из леса, насыщая его красками и запахами. И еще направлениями.
— Дорога.
— Вижу.
Гиппогриф свернул влево, взметнув копытами пестрый фейерверк опавших листьев. Дорога заросла опадом, как толстой шкурой, утыканной колючками подроста. Скоро здесь и следа не останется от просеки.
При такой скорости, пусть даже и смазанной чащей, ветер должен был бить в лицо. Но он, как пес, следовал по пятам, то нагоняя, то отставая.
Временами казалось, что сквозняк, задирая куртку, забирается под одежду холодными руками, ощупывая, оценивая. Однажды хватка его усилилась, порыв ветра обвился вокруг пояса, словно кнут, и попытался дернуть.
Наверху сухо громыхнуло.
Может, у него паранойя, и никто за ними не гонится? А ветер — всего лишь верный грозовой пес, который несется впереди туч, чистит путь. Вон как деревья валяет из стороны в сторону. Извилистая, но блеклая поутру молния вычертила дорожку по небу.
Беглецы неслись навстречу грозе.
Лако в восторге норовил распахнуть крылья, пытаясь взлететь. Брюс, забыв о предупреждениях, стиснул покрепче девичьи бока, опасаясь, что своенравному гиппогрифу вскоре придет в голову скинуть с крупа докучливую ношу и взмыть над лесом.
К счастью, в лесу зверю не хватало пространства, чтобы развернуть крылья, да к тому же внезапно обрушился дождь, разом пригвоздивший к земле все, что металось в воздухе.
— Отцепись! — Элия обернула к Брюсу мокрое, облепленное волосами лицо. — Дышать нечем!..
И то верно… Теперь уже стоит опасаться, как бы его самого не скинула в сердцах своенравная девица.
Дождь жалил и шипел, как водяной змей. Бурлили меж корней вздувшиеся ручейки, обросшие гривками грязноватой пены. Лес стонал, вздрагивая.
Наконец гроза ушла в сторону, порыкивая громовыми раскатами и отблескивая разрядами молний по бугристыми, сутулым спинам туч. Если кто и гонится за беглецами, то на какое-то время непогода их отвлечет. С такой бурей даже свистунам сразу не сладить.
Мелкие поселки краешком выглядывали из-за деревьев и тут же прятались, как робкие зверьки в чащу. То ли местные жители предпочитали скромное житье, то ли леса здесь уже очень разрослись, погребая под собой любые попытки человека отвоевать территорию.
— Далеко еще до города?
— Полдня пути. К вечеру будем, если ничего не задержит.
Временное перемирие, что возникло между спутниками, казалось таким же ненадежным, как отвернувшая гроза. Можно разговаривать и не замечать, как проскакивают электрические разряды.
— А дальше? Я слышала, что в Гранигор маги не суются.
— Не стал бы я на это рассчитывать… А даже если и так, то его обойти можно по краям хребта.
— Далеко. Прямиком быстрее.
— Быстрее — не значит безопаснее.
Элия презрительно фыркнула:
— Мой гиппогриф, я выбираю путь. Пассажиры могут сойти.
Ну и зачем было затевать разговор?
Лес без особой охоты расступился, обнажив каменистую равнину, продернутую редкими перелесками, как объеденное молью одеяло — уцелевшими клочьями шерсти. Потерявшейся пуговицей блестело круглое озерцо. А горизонт на западе перекрыл, как шлагбаумом, сточенный ветрами Межевой хребет.
Скакать через такую обширную пустошь, словно муравьям по плоскому блюду, было неуютно. Брюс оборачивался, пытаясь угадать миг появления преследователей. Да и Элия несколько раз оглядывалась, пока наконец не разразилась нетерпеливым:
— Может, отстали? Там, на дороге, под всадниками были простые лошади…
Брюс неопределенно пожал плечами. Может, и отстали. Только надолго ли?
— А может, и вовсе нас потеряли? — с надеждой предположила Элия.
— Здесь все дороги ведут к Гранигору, — заметил Брюс мрачно. — Не промахнутся. В лучшем случае поедут в обход и перехватят нас на выезде.
— Лако надо отдохнуть.
— Доберемся до города, там будет видно… — смутно решил Брюс.
Как ни странно, но возражений не последовало. Наверное, потому, что и вариантов не было. Единственная мощеная дорога, не мудрствуя лукаво, вела прямиком у угольному ушку городских ворот, зажатых в проходе в ущелье. Туда как раз втягивалась пара повозок.
Правда, дорога распускала стежки земляных троп, соединяющих ее с лесом и озером, но они пустовали, если не считать человека, бредущего к озеру с корзинкой и удочками.
— Здесь не очень оживленно…
— Зато красиво!
Вслед за воодушевившейся Элией Брюс поднял взгляд.
Над оплывшими зубцами гор поднимались каменные иглы спрятавшихся за хребтом городских башен — тонкие и легкие, выкрашенные солнцем охрой, золотом и жемчужным перламутром от розового до тускло-серого.
Кроме самых крайних справа. Те были обломаны и черны от гари.
Говорят, Межевой хребет полностью рукотворный. Земляные маги во время Триединой войны держали здесь оборону. Они-то и подняли часть равнины дыбом, пытаясь перегородить путь соперникам и не пустить их к последнему из своих городов.
Впрочем, помогло им это ненадолго…
Со временем искусственные горы сильно осели и производили впечатление только вблизи, особенно в шлейфе длинных теней. Некоторые вершины, как светлыми венцами, были украшены руинами сторожевых гнезд, в которых обычно держали небесных скатов. Над ними призрачно переливались воздушные кораллы. Зыбкие заросли давно не трогали, и дрожащее марево растянулось вдоль всего хребта.
— Воздушных патрулей у них нет, — прокомментировала Элия это изобилие.
— И наземных, похоже, тоже, — удивился Брюс. Ни малейших признаков городской стражи перед воротами не заметно. Или они дежурят за въездом?
Единственным комфортным способом попасть в город с этой стороны была каменная арка, сомкнувшая резной свод на такой высоте, что под ней без труда протиснулся бы и слон с осадной машиной на спине.
По бокам от арки к скалам крепились исполинские гранитные щиты с гербами. На гербах изображались вензеля давно сгинувших правителей. Зубы, жезлы, панцири… В общем, все как обычно.
— В городе расходимся. — Мирных интонаций в голосе спутницы заметно поубавилось, как только стало понятно, что прямо сейчас преследователи не появятся.
— Заманчиво.
— Я серьезно.
— Не сомневаюсь.
Жаль, что у нее глаз на затылке нет, а то прожгла бы испепеляющим взором. А так пришлось ограничиться раздраженным взглядом через плечо.
— Ты заметила, как здесь тихо? — Брюс вертел головой. Что-то было странное в этих местах.
— Ничего особенного. — Элия не признала бы его правоту в любом случае.
Арку обрамляли два исполинских ясеня, сомкнувших кроны над сводом. Молочного цвета камень был обточен так искусно, что деревья казались живыми. А вот плющ, что бежал по потрескавшимся стволам и путался в ветвях, отливал фальшивой металлической зеленью новоделов.
Знакомо заломило переносицу.
— Стой! — резко скомандовал Брюс.
— Что? — Элия недовольно обернулась.
— Предупреждение… — Брюс кивнул на поваленную стелу из мрамора, что лежала на обочине. Ее уже порядком занесло землей, и прочитать выбитую надпись можно было лишь частично.
— «…во веки веков… запрет на магию в границах города… дабы не растревожить скрытое и не подвергнуть опасности…» — Брюс спрыгнул на землю и пытался прочесть написанное, сбивая грязь каблуком.
И печать Земледержца Фелигиариуса Желтоглаза Третьего. Значит, стелу эту делали уже после Триединой войны.
— Что тебе за дело до этих древностей?
— Я вроде как маг, — напомнил Брюс. — Хотелось бы узнать, чего следует опасаться.
До въезда под арочный свод еще оставалось шагов двести, но уже отсюда Брюс чувствовал неприятное давление, исходящее от него. И неровная зелень плюща зажглась чуть ярче.
— Ах да… Маг! — Элия, которая так и не спешилась, намотала поводья Лако на кулак. — Тебе в город, значит, нельзя. Вот и славно. Погони не видно, непосредственная опасность тебе не грозит, так что времени унести ноги тебе хватит… — Одна из сумок с вещами плюхнулась Брюсу под ноги. — Прощай!
«Ох, не зарекайся», — подумал Брюс, провожая взглядом уносящегося гиппогрифа. Это они уже проходили.
На въезде гиппогриф столкнулся с пешеходами, которые покидали город. Путники, нагруженные плетеными коробами, торопливо посторонились, пропуская всадницу, переглянулись и, побросав свои коробки, ринулись обратно.
На гиппогрифа поглазеть?
Брюс попытался последовать их примеру. Сил хватило шагов на пятьдесят. Ощущение, что он идет по все сильнее раскаляющейся сковороде, возрастало с каждым мгновением. В ушах тяжело бухала кровь, отдаваясь медным звоном.
Каменные деревья заплел и задушил паразит, который и служил сторожем на городских вратах. Вблизи стало заметно, что каждый лист плюща помечен сторожевым детектором с вензелем державной Гильдии Стихий.
Когда голова закружилась, а из носа потекла кровь, Брюс сдался и отступил.
Магам здесь и впрямь не пройти. Причем не только Брюсу, но и тем, кто идет по их следу. Создатели здешней защиты были весьма бескомпромиссны в выражении своих чувств по отношению к любой волшбе.
Впрочем, в любой город можно попасть не только через парадный вход, верно?
…Бок валуна оброс слойками каменных грибов. Тоненькие пластинки были хрупкими и легко ломались, как пирожное. Но дальше по склону горы грибы становились прочнее и толще, превращаясь в целые террасы, на которых грели панцири крупные яшмовые черепахи.
Брюс машинально потрогал край шляпки каменного гриба, что выпятился из земли рядом. Надавил, навалился… Гриб тихо хрупнул и развалился, обнажив крупяную известковую мякоть.
М-да… Человек все же не черепаха. Хотя…
Брюс запрокинул голову, прикидывая. Склон не казался таким уж крутым. Поверхность его комкали складки. Кроме грибов там рос цепкий кустарник. Мраморная ящерица, словно поддразнивая, ловко заскользила по боку горы вверх.
А почему бы и нет?
Все еще колеблясь, Брюс машинально оглянулся, подыскивая седловину между вершинами поплоще, и вдруг заметил, как от кромки леса отделились всадники. Может, и обычные путники, но дожидаться и уточнять не захотелось. Глубоко вздохнув, Брюс поставил ногу на первую из грибных шляп и под зловещий хруст торопливо перенес вес на вторую ступню, успевшую утвердиться на небольшом изгибе скалы.
…Наверх Брюс выбрался измотанный, исцарапанный и злой, как василиск. Настолько пристрастившийся выискивать удобные уступы и полочки, что готовый превращать в прочный камень все, что попадается на глаза. К сожалению, здесь и так все было каменное.
Гнездо скатов рассыпалось изъеденным непогодой мраморный остовом. Задерганные ветрами деревца жались к его уцелевшим обломкам.
Зато какой вид!
Пологие отроги рукотворных гор охватывали долину подковой. Древний город лежал в низине, словно выточенный из кости. Величественный, роскошный, прекрасный… Заброшенный. Сверху было хорошо заметно, что обитавшие в городе люди обжили едва ли десятую его часть, сгрудившись в центре.
К сожалению, с внутренней стороны склоны оказались на порядок круче, чем с внешней. И здесь заниматься альпинизмом без снаряжения смогла бы разве что давешняя ящерица.
Разочарованно потоптавшись по краю, Брюс с опаской заглянул вниз. Из-под подошвы с мерзким шелестом осыпалась земля, начиненная мелким щебнем.
Нет, так дело не пойдет… Надо искать другой способ спуститься. Вон, вроде, там есть удобная ложбинка…
Действительно удобная, иначе с чего в ней засел здоровенный горный краб с детенышами? Семейство дружно выставило кварцевые клешни. Вряд ли они намеревались аплодировать неслыханной смелости незваного гостя…
Брюс и не стал ее демонстрировать, а попятился, оскальзываясь.
Порывисто дунул ветер.
Возглас, может, и почудился — на такой высоте едва ли его расслышишь, — но, обернувшись по наитию, Брюс заметил, что всадники почти добрались до городских ворот. Всего их было около двух десятков. И двое — верхом на гиппогрифах.
Видно, матушка Элии, баронесса Загорская, и впрямь настойчивая женщина, если подняла на поиски дочери такое количество магов. Или это по душу Брюса? Или они вообще по своим делам?
Как и Брюс, шагов за двести почуяв неладное, всадники сбавили ход, закружив на месте. Один поднял голову, озираясь. Показалось, или он махнул рукой? Нет! Не показалось. Всадники повернули вправо. Один из гиппогрифов чуть поотстал, наездник резко качнулся, и упругая плеть ветра едва не сшибла Брюса с ног.
Так. Вот это влип… Наружу нельзя, внутрь — невозможно.
Должен же быть хоть какой-то спуск! Брюс побежал по кромке обрыва, надеясь отыскать хотя бы намек на возможность соскользнуть. Усилившийся ветер пригибал к земле кустарник, швыряя в лицо горсти песка. Запахло дождем. Кроме воздушного, там, внизу, затеял охоту и водяной маг.
Здесь, на гребне горы, Брюс как на ладони. Не ветром снесет, так водой смоет.
Брюс выругался в голос. Ему нужно вниз! Прямо сейчас, пока не…
…Проклятье! Нельзя же так буквально!!!
Земля провалилась у него под ногами. Базальтовый пласт, козырьком выступавший над краем, оказался не таким прочным, как выглядел, и обвалился. Брюс только и успел, что судорожно охнуть и тщетно попытаться ухватиться за кусты. А потом волна осыпи покатилась вниз, увлекая за собой.
Ну все… Сорваться с такой высоты в лавине камнепада…
Брюс сжался, ожидая града ударов… Но…
Камни мелькали вокруг, во взвеси песка и пыли. С шорохом и треском земля катилась вниз, разбиваясь об одиночные деревья, вцепившиеся в склон. Пласт базальта, который подломился под Брюсом и по всем законам физики должен был уже размозжить ему голову, все еще оставался под подошвами, как приклеенный, и даже служил своеобразным тараном.
А потом…
Падение завершилось вполне плавным приземлением. В шлейфе пыли Брюс ошалело стоял у подножия горы, моргая и кашляя. Кашель был скорее нервным, потому что окружившая Брюса пыль неведомым образом даже на одежду не оседала.
— …! — высказал Брюс вслух накатившие впечатления.
— …! — отозвалось эхо практически дословно, но приглушенно и с другой интонацией.
Брюс обернулся на звук.
— Ух ты! — восхитился негромкий дребезжащий голосок откуда-то из-за пылевой завесы. — Вот не знал, что они еще действуют.
— К-кто? — ошарашено уточнил Брюс.
— Да спуски!
Поднятая пыль разредилась, и стало видно, что свалился Брюс где-то на городской окраине. От некогда высоких домов остались разве что скелеты, обглоданные ветрами. Впрочем, даже ветры не до конца еще слизали вязь каменных узоров с фасадов.
Худой сутулый человек как раз стоял под крылом каменной птицы, украшавшей провал в стене. В одной руке человек держал охапку трав, в другой — длинный шест с крюком на конце.
— Какие спуски?
— Ну которым ты скатился… Чего глазеешь? Так ты чего… случайно, что ли, слетел? — Человек, подступив ближе и разглядев на Брюсовой физиономии весьма красноречивый ответ, принялся хихикать, сотрясая травяную охапку. — И впрямь! Небось страху натерпелся?
Брюс только сглотнул.
— Ты нездешний, что ли? — с сочувствием осведомился незнакомец, опуская травяную вязанку наземь и одноруко подбочениваясь. — Что-то я тебя прежде не видал… Погоди-ка! Спуски действуют только по заветному слову… Может, ты слово какое сказал?
Ох, сказал!.. В основном проклятья и ругательства, но можно ли их считать заветными командами, избранными наладчиками неведомых «спусков» для активизации системы?
— Парень, а ты не маг? — Длинный шест подался вперед, вслед за владельцем.
— С чего вы взяли? — Брюс с опаской покосился на стальной крюк.
— С того, что нормальные люди в город через ворота въезжают. Это только магов сторож не пускает… И не выпускает, — вздохнул незнакомец с каким-то затаенным значением.
— Просто я решил осмотреться, — почти не солгал Брюс. — А потом… Как-то неожиданно все вышло.
— Ну-ну…
Сутулый, по-птичьи склонив голову, рассматривал Брюса. Брюс в свою очередь с любопытством озирался вокруг.
Дома изъедены временем и кое-где обметаны следами копоти. Сломанные балки и контрфорсы светлеют раздавленными ребрами. Фасады украшены барельефами; на гранитных листьях и плодах дремлют вереницы мраморных ящериц. Над дорогой развел ветви здоровенный, в три обхвата, дуб: наполовину — живой, наполовину — каменный. Одинаково глубокие морщины изрыли кору с обеих сторон. У корней россыпь желудей — обычных, горчичного оттенка, и пыльных, каменных.
Ветер, деликатно посвистывая, гонял пыльную поземку.
— Не людно тут у вас, — наконец рискнул признать Брюс.
— Повезло тебе. — Незнакомец, словно спохватившись, еще больше понизил голос и теперь говорил так тихо, что приходилось напрягать слух. — Магов у нас сильно не жалуют. И за колдовство штраф мигом насчитают… А уж если свидетели тому колдовству найдутся, так и им вознаграждение положено. Счастье твое, что на окраину люди боятся ходить.
Вот только этого еще не хватало! Брюс с подозрением уставился на скорчившегося в тени развалин гребенчатого монстра из мрамора. Черные трещины в зрачках зверя таили беспокойство.
— А вы, значит, не боитесь? Или вы тут специально ходите, магов ловите? За вознаграждение?
— Незачем мне.
— Так вы альтруист?
— Я траву собираю, — насупился незнакомец, пристукнув шестом. — Я травник здешний. Меня зовут Никет.
Брюс с трудом удержал смешок. Эта встреча один в один напомнила недавний эпизод встречи магов с «травником», шастающим по лесу вокруг запретных Руин. Помнится, Брюс тоже таскал с собой охапку сена…
— А шест зачем?
— Гнезда сбрасывать. — Никет сурово кивнул на конек, украшенный криво насаженным, растрепанным гнездом. Птицы шумные больно… — Он поддел косматое гнездо крюком и скинул его вниз. Разлетелись мелкие веточки. Маячившая в вышине ворона издала негодующий вопль.
— Так что за спуски? — вернулся Брюс к оставленной теме.
— Город строили земляки… — Никет ногой пошевелил пустое гнездо, успокоено пристроил шест на плечо и лишь затем снова обратился к Брюсу. — То есть земляные маги. Они с землей накоротке. Им лавину с горы спустить так, чтобы она человека вниз снесла без единой царапины, — пара пустяков. Как это там написано… м-м… «…не потревожив и край подола девы в белом платье…» — процитировал травник хоть и негромко, но с явным удовольствием. И добавил: — Вот разве что пыли за века скопилось.
Брюс с сомнением поглядел на склон, вновь притворявшийся диким и запущенным. Даже деревья, о которые только что разбивался земляной оползень, уже успели отряхнуться и подставить глянцевую листву солнцу.
— Тут, в городе, ни единого случайного камня не сыщешь. — Задетый недоверием Никет явно задался целью развеять иллюзии по поводу безобидности городского ландшафта. — Оттого все и горести.
— Какие горести?
— Ну или счастье… Это как посмотреть.
Загадочный человек. С большим крюком на шесте.
Пора прощаться…
— Ну, удачных вам находок, — пожелал Брюс, огибая травника по дуге и прикидывая направление.
Чужой, непривычный город лежал перед ним, как чаща, заманивая множеством путей. Элия, скорее всего, пересекла его, не останавливаясь. А сколько времени понадобится тем, кто остался перед городскими воротами, чтобы проникнуть внутрь? Даже если они не полезут напролом, а поедут в обход, Брюс пешим ходом не много времени выиграет.
Нужна хотя бы лошадь. Прикинув сумму наличности, Брюс скорбно вздохнул и обернулся:
— А у вас в городе где можно купить коня?
— Чего ты кричишь? — С поразительной для такого возраста прытью Никет засеменил, догоняя. На мгновение померещилось даже, что он все же долбанет Брюса своим крюком, таким гневным стало лицо травника.
— П-простите… — запнулся Брюс, невольно озираясь. А вдруг на крик сейчас сюда сбежится туча чудовищ? Иначе с чего абориген перетрусил?
Легко свистнул ветер. Костяным стуком отозвался полукаменный дуб, зашевелив листвой. Недовольный Никет сипел, перхая от торопливости, и сердито выдавил:
— Нельзя здесь кричать!.. А лошадь на постоялом дворе спроси.
— У вас и постоялый двор есть? Да кто ж сюда ездит, если вы даже магов не жалуете?
— Будто и ездить некому. Охотники бывают круглый год, на Окраину ходят. Дорога на север, опять же, короче, если напрямик… Да и люди там живут. А для вас, магов, те, кто без таланта к волшбе, и не люди вовсе?
Брюс даже смешался. Как-то странно вдруг внезапно оказаться вместо изгоя в роли мага. Позиция прямо противоположная той, к которой Брюс привык с детства.
— Да я ничего такого, вроде, и не говорил…
— Маги все высокомерны. Сразу себя с головой выдают. Что ты, что девица давешняя.
— Какая девица?
— Тоже магиня, вроде. На гиппогрифе. Ведь написано же на въезде: «верховым спешиваться»! А коли верхом желаете, так положено обмотать ноги скакуну войлоком! Будь хоть лошадь, хоть гиппогриф, хоть дракон. Там же и прикупить можно кусок войлока любого размера за пару медяков. Городу, опять же, прибыль на реставрацию мостовой, которой уж сколько веков!.. А она даже головы не изволила повернуть!
— Погодите! — прервал Брюс праведное негодование Никета. — Вы видели девицу на гиппогрифе?
— А кто ж ее не видел? Пока ее задерживали, полгорода сбежалось. Это ж надо, верхом! Да у нас даже бароны спешиваются. И войлок хорошего качества, сам герцог Неужданский не брезговал.
— Ее задержали?
— Наверное. Я не стал дожидаться, у меня свои дела.
— И куда ее отвели, если задержали?
— В Ратушу, понятно. Штраф платить. А если откажется, то… Так она твоя знакомая, что ли? То-то я и смотрю, нынче урожай на магов. То годами ни одного не видим, а то за день уже второй.
— Да какие мы маги, — вздохнул Брюс. — Просто не везет… Так где этот ваш постоялый двор?
— Провожу, если ты мне траву донести поможешь. А то заплутаешь вмиг. У нас тут улицы капризные, отвыкшие от людского внимания, могут и закрутить…
Тронутые ожогами развалины постепенно исчезали. Дома, осмелев, расправляли плечи, приосанивались, устремляли ввысь коньки крыш и шпили башен. Замыкали острые своды стрельчатые арки, заплетали металлическим ажуром сквозные проходы калитки и ограды, углами выступали лестницы, выгибали спины мосты над сухими каналами. Из-за крыш покатой спиной высунулся купол то ли храма, то ли оперного театра. Хитроумно выложенная плиткой мостовая скользила между строениями, как слепая змея, то и дело утыкаясь в тупики.
Город разил пылью, тленом и нагретым камнем. Даже солнечные блики на парапетах казались вылинявшими.
— Далеко еще?
— Почти дошли, — в пятый раз терпеливо отреагировал Никет.
Ухо ощутимо чиркнуло нечто твердое. Брюс на излете поймал довольно увесистый зубчатый лист, упавший с полуживой березы. Лист был твердый, тонкий, смутно-прозрачный, как фарфор.
Разглядывая его, Брюс краем глаза зацепил движение слева и резко повернул голову, успев увидеть, как гривастая мраморная тварь, припавшая к постаменту, лениво выпрямляется, будто раздумав прыгать.
Брюс покосился на Никета. Тот, если и заметил неестественную для изваяния прыть, то никак не отреагировал.
Может, померещилось?.. Однако от ощутимо холодного, давящего затылок каменного взгляда удалось избавиться только свернув за угол.
От трав пахло знакомо и успокаивающе. Страшно захотелось зарыться в стог сена и выспаться, как раньше. Когда жизнь еще состояла из размеренного распорядка, включающего сборы трав и кормление вываранов и исключающего бесконечные пробежки и погони. И активные статуи.
Загадочная даже для малонаселенного города тишина действовала на нервы. Брюс решил разнообразить странствие познавательной беседой, ткнув пальцем в бечевки, хаотично опутывавшие коньки крыш, шпили и ставни:
— А это для чего?
На бечевках через равные промежутки болтались большие глиняные и жестяные колокольчики. Бечевки дрожали, колокольчики прыгали. Молча.
— Сигнализация, — небрежно пояснил Никет. — Городское собрание объявить или тревогу.
Присмотревшись, Брюс вдруг понял, что колокольчики без язычков. Все до единого.
— Так они же не звенят, — оторопело возразил Брюс.
— И слава богам! Нам еще только звону не хватало… Достаточно и того, что они трясутся, и все сразу понимают, что надо спешить на площадь.
— Я смотрю, вы тут помешаны на тишине.
Никет лишь пренебрежительно шевельнул плечом.
Еще одна гривастая тварь повернула голову. Глаза ее хоть и оставались тусклыми, смотрели внимательно. Нет, это определенно не мерещится!
Брюс перехватил взгляд Никета — живой и испытующий. На этот раз тот не стал делать вид, что ничего не происходит, и мрачно проворчал:
— А говорил, что не маг… Вот потому-то у нас магов сразу раскусывают. Их «страж-львы» вмиг вычисляют.
— Страж-львы?
— Вон те, с гривами. Это еще с землячных времен осталось. Они их ставили, чтобы соперников вычислять. От каменных стражей никому не укрыться, видят насквозь.
Гривастая тварь нейтрально помалкивала, таращась вслед.
— Для травника вы неплохо осведомлены об особенностях техники земляных магов, к тому же инструкции наизусть цитируете…
Никет заметно напрягся, сбившись с шага. Черты его лица затвердели, жестко обозначив все до единой морщины и угрюмую складку у рта. Но уже через мгновение, слегка смягчившись, он снизошел до пояснения:
— Я еще библиотекарь здешний. И архив городской веду, всяких гостей-путников в реестр заношу, — не без намека добавил травник.
Представляться Брюс не спешил, поэтому Никет сердито присовокупил:
— Ты если и вправду маг, так колдовать не вздумай! У нас тут нет строже запрета.
— И кто же это запретит магу делать то, что он захочет? Неужто местный городской совет? — притворно округлив глаза, предположил Брюс.
— Смейся, — вздохнул Никет. — Посмеялись тут уже… Последний, если не ошибаюсь, больше века назад. Звали его Гербор Листяной. Слыхал?
— Тот самый? Но ведь он сгинул на Краю?
— Здесь он сгинул. В городе.
— Не верю.
— Он тоже не верил… Я ж говорю, маги высокомерны. Всюду суют свой нос, думают, все им позволено. Что им какие-то провинциалы-горожане. А тут…
— Что тут?
— Тут их встречают не горожане… Видишь? — Никет ткнул пальцем, указывая на мостовую, где среди стертой чешуи булыжника лежала круглая каменная плита, диаметром в шагов пять. На плите еще сохранились очертания неясного знака.
— Это клеймо земляков. Осталось с довоенных времен. И таких меток по всему городу тысячи. Под печатями спит Зверь. — «Зверь» он произнес едва слышно, с почтительным придыханием.
Что еще за зверь? Брюс опустился на корточки, положив ладонь на лбы булыжников, вымостивших улицу. Камень был теплый и гладкий.
— Э! Ты чего? Перегрелся?
Под мощеной улицей, будто под каменной шкурой дракона, ощущалось мерное, едва различимое содрогание. Не дыхание — скорее ощущение пустоты, обширного, резонирующего пространства, В котором затаилось нечто.
— Не трогай! — Теперь в голосе Никета послышался искренний страх.
Да Брюс и сам отдернул ладонь, едва коснувшись печати. Холодная серая плита гранита обожгла раскаленным металлом. Едва очерченное клеймо, выбитое на ее поверхности, зажглось алым на обратной стороне век, стоило мигнуть от неожиданности.
— Сдурел?! — травник снова сипел, давясь эмоциями, но не решаясь повысить голос. Щеки побагровели от натуги. Шест танцевал, будто живой, в его руках.
Он ведь не мог ничего почувствовать, верно? Так чего так разволновался?..
— Зверь… — пораженно пробормотал Брюс. — Так с войны и спит? А что Гильдия?
— А кому он сдался, этот город на окраине? — Никет отдувался, стирая со лба крупные горошины пота. — Дешевле запечатать вход для случайных магов, чтобы не потревожили чего лишнего, и оставить все как есть.
— Понятно.
— Вот потому магов горожане и не любят. Особенно таких, как ты, — раздраженно буркнул он. — А вдруг разбудят Зверя? Мы-то и сами боимся лишний раз голос повысить. Лошадям тапки надеваем, чтобы копытами не стучали…
Брюс поднял голову, с любопытством глядя на возбужденного собеседника. За его спиной выгнулась над мостовой величавая, в строгой каменной резьбе, триумфальная арка. Изваяния суровых воителей с двух сторон от проема смотрели выжидающе и спокойно, сложив руки на крестовинах мечей. Драконы развели угловатые крылья, венчая свод. Солнце легкими мазками вызолотило изгибы гранита.
…И вот под этим суровым великолепием — лошади в тапках? И багровый с перепугу горожанин?
— Жить-то надо, — словно разгадав ход Брюсовых размышлений, ворчливо буркнул Никет, пряча глаза.
Тут не возразишь.
Гривастые твари, то ли по замыслу прежних обитателей города, то ли по собственной инициативе, таившиеся в самых неожиданных местах, передавали прохожих взглядами, как бусины по слишком свободной нити.
Брюс не сразу заметил странность этого внимания. А когда засек, решил проверить. Сделал вид, что оступился и ругнулся вполголоса.
— Тише, — вздохнул Никет. — Я же сказал, что у нас за громкие выкрики и оштрафовать могут… Ты чего там колупаешься?
— Камешек попал… Я сейчас.
— Догоняй. — Никет двинулся дальше, перехватив поудобнее травяную охапку. Он давно привык ходить здесь. И уже не замечал, что гривастые твари поворачиваются и ему вслед.
Как раз сейчас одна из них, притаившаяся под уступчатой крышей маленького строения на перекрестке, шевельнула головой, провожая взглядом сутулую фигуру. И лишь потом обернулась к Брюсу.
Понятно. То-то он так перепугался там, возле клейма…
— Вы ведь тоже маг? — Брюс нагнал Никета.
Тот вздрогнул и оглянулся. Лицо его выражало не испуг, а скорее досаду и неприязнь. Словно Брюс заметил у спутника признаки проказы и бесцеремонно ткнул пальцем.
— Ну и что? — с некоторым вызовом осведомился Никет. — Пока я не колдую, я — не маг.
— Впервые вижу человека, который стыдится того, что он маг.
Ох, не впервые! А сколько раз ты смотрелся в зеркало?
— Я живу, как привык. И никуда не хочу съезжать.
— А как же нелюбовь горожан к магам?
— Я им ничего не сделал. Живу себе и никого не трогаю. Все в городе знают, кто я, но я хороший травник и могу честно зарабатывать своим ремеслом. Так что меня не трогают.
Не трогают? Словно приживалку какую… Хотя… Тебе самому это ничего не напоминает?
Сочтя тему исчерпанной, Никет зашаркал прочь, покачивая шестом на плече, как знаменем. Стальной наточенный крюк на верхушке ловил солнечные отблески, пуская зайчики по шероховатым стенам. Кое-где особняки отзывались разноцветными искрами драгоценностей, вставленных в пазы. Впрочем, в основном в стенах зияли оспины от выковырянных камней. Разросшийся плющ стыдливо прикрывал язвы неожиданно сочными пятипалыми листьями.
Стали встречаться люди — неслышные и внезапные, как мыши. Только что одежка попестрее. Короткий взгляд из-за плеча, шорох подошв, смазанный след в пыли… Может, это призраки?
…Тесноватая улица кончилась, распухнув округлым простором. Словно через соломинку надули мыльный пузырь. Зажглись радугой витражи в окнах.
— Погодите… Это же настоящий фонтанец! — Брюс сбавил шаг, глазея на возведенное в центре площади сооружение, окруженное хороводом окончательно окаменевших деревьев.
В стилизованном керамическом тростнике петляют глиняные и металлические змеи и ящерицы. Стебли растений и спинки животных усеяны множеством отверстий. Неявные изгибы, выступы, складки служат ловушками для ветра.
Раньше Брюс видел воздушные фонтаны, или фонтанцы, только крошечные, домашние. Они приплясывали, напевая простенькие мелодии. А такой величины — лишь на картинках.
— Почему он молчит?
— Старый уже… В городе полно таких, и все молчат. — Никет неприязненно покосился на фонтанец и двинулся через площадь, как показалось, старательно обходя безмолвное сооружение.
Э, нет… Дело не в старости… Брюс прикоснулся ладонью к стволу керамического тростника, бережно погладив шершавую поверхность. Диаметр полого цилиндра был величиной в его бедро. А сидевшая на нем медная, зеленая от окалины ящерица была размером с кошку.
Отверстия в тростнике, глаза и распахнутый рот ящерицы плотно забивали земля и трава. Все дыры в фонтане были тщательно закупорены. Сквознякам оставалось разве что виться вокруг переплетенных тел.
— Доброго денечка! — тихо произнесли за спиной.
У здешних обитателей и впрямь мерзкая привычка беззвучно возникать из неведомых нор. Брюс и так уже успел отбить себе локоть и колено, шарахаясь от неожиданности. Хорошо хоть на площади места вдоволь…
— Доброго дня. — Брюс уступил дорогу горожанке с плетеной влажной корзиной на сгибе локтя. Из корзины свешивались мокрые тряпичные хвосты.
Вторая горожанка с тазом, тоже полным мокрого белья, прошла мимо Никета, поджидавшего Брюса в нескольких шагах. Они обменялись едва слышными быстрыми репликами вскользь, словно летучие мыши.
Женщины одинаково поправили косынки на головах распаренными руками и принялись развешивать на фонтанце свежевыстиранное белье, прижимая его обломками изразцов, отколотыми от основания.
Ну и правильно. А в барабане хорошо грибы сушить…
— Идешь? — нетерпеливо позвал Никет.
— Что-то случилось? — Брюс кивнул наверх.
Безмолвные колокольчики плясали, как сумасшедшие. Бечевки, натянутые между шпилями крыш, вибрировали так, что сыпалась каменная крошка.
Брюс и его проводник уже успели свернуть с площади, миновать несколько поворотов и пересечь высохший канал. Теперь, кажется, глухое, пыльное безмолвие каменных улиц разредилось. В болотную вязкую тишь вклинилось невнятное журчание.
А потом Брюс случайно поднял голову и заметил скачку колокольчиков.
— Сзывают… — без особого энтузиазма прокомментировал Никет, прищурившись на дрожащие струны бечевок.
Из-за угла бесшумно, как кошка, выпрыгнула белобрысая девица и понеслась мягкими прыжками, подобрав подол платья.
— Линда! Что там стряслось? — Никет попытался заступить ей дорогу.
Та отшатнулась, расширив глаза в обрамлении жестких, будто проволочных ресниц. Но притормозила и затараторила едва ли не шепотом, сбиваясь на свистящий фальцет:
— Ой, там страсть, что творится! Говорят, печати качаются! Из земли чего-то вот-вот выползет и всех сожрет! Может, это из-за шума, который та девка подняла. А соседка Фита говорит, что видала, как по городу чужой маг шастает… Ой, Никет, а ты-то ничего такого не натворил? А кто это с тобой?
Никет помрачнел.
— Да так, путник… За золотом идет.
— Еще один? — девица хихикнула, стрельнула глазами и умчалась, беззвучно пыля пятками.
— Извини, — пробурчал Никет хмуро. — На охотника ты не похож, а за золотом вечно всякие странные типы ходят.
— За каким еще золотом?
— За Окраинным… Не слыхал, что ли? Где бывали земляки, там сплошь камни золотом проросли. — Никет криво сплюнул. — Исконные их владения под воду ушли, так неудачники со всего света к нам тащатся, надеются, что тут чего осталось.
— Находят?
— Да кто ж их знает. Обратно на моей памяти никто не вернулся. — Травник, насупившись, глядел на мечущиеся на привязи колокольчики. Почесал затылок свободной рукой, едва не обронив шест.
— Людно сейчас на площади… Не ходить бы тебе туда…
— С чего вдруг? Я законопослушный гражданин, — произнес было Брюс, прислушался в своим словами и слегка сдал в сторону: — То есть свободный человек, хожу, где хочу, каблуки железом не подкованы…
— Ты — маг.
— И что с того? Вы же сами сказали, пока не колдую — не маг.
— Время сейчас такое… Недоброе. Опять народ созывают, значит…
— Что?
— Ворочается что-то под городом. Теперь все чаще. А в Ратуше каждый раз ищут виноватых. Будто и впрямь по силам топотом разбудить древнее колдовство. Но им разве объяснишь? Упертые… А маги у нас завсегда виноваты.
— Я должен найти девушку. И лошадь. В любом порядке. Это ведь туда? — Брюс прикинул направление колокольных линий. Ориентируясь по самым густым потокам, можно, наверное, прийти к центру и без провожатого.
Никет переложил шест с плеча на плечо. Звучно поскреб подбородок.
— Я тут подумал… Могу помочь тебе как коллега коллеге, — он усмехнулся с некоторой горечью. — Если ты в Ратушу пойдешь, там в тебе мигом мага распознают.
— Ну и что? Съедят?
— Так ты, вроде, не хочешь привлекать внимания?
— С чего вы взяли?
— Да уж… вижу.
— Я не беглый преступник, если вы это имеете в виду.
— Я имею в виду, что если там сейчас такой переполох, то лучше бы никому не знать, что ты маг. У нас тут любят искать виноватых. И про вознаграждение не забывай.
— И что вы предлагаете?
— Схожу-ка я сам в Ратушу. Посмотрю, что к чему, и поспрашиваю про твою девицу. А ты подожди в моем доме. Отдохни. Надо же мне отблагодарить тебя за помощь. Одному бы мне полдня туда-сюда ходить…
А почему бы и нет?
В доме Никета знакомо пахло травами. Даже пучки все знакомые: сероватый гницветок, круглолистная сахарица, метелки жечки и полыни, белесая ломкая мята, не утратившие темную зелень стебли нестойца… И так же, как у Брюса, повсюду лежали свитки и книги. Среди них — знакомые до оскомины «Свод растений» и «Стихия символов». Вот разве что кузнечных принадлежностей не было.
— Располагайся. Я скоро! — Лязгнуло негромко, но бескомпромиссно.
А дверь у него знатная — обита металлом и снаружи, и изнутри. Кого это он опасается?
Брюс поскреб ногтем причудливый, в потеках патины завиток железного винограда, расползшегося по спине дубовой двери. Пригляделся и присвистнул — завиток прятал в изгибах защитную руну.
…Он встречал подобные руны. Они украшали каждый железный предмет в том доме, где Брюс провел детство. Чтобы покойники по ночам не захаживали без спросу.
Это чьих же визитов опасается травник Никет? Мстительных душ сорванных незабудок?
Резко, хоть и приглушенно, брякнуло. Брюс нервно оглянулся. На полке механический деревянный тритон перевернул колбу песочных часов. Крупинки морского песка лениво потянулись обратно.
На столе лежал толстенный замусоленный гроссбух. На обложке было витиевато написано: «Город запомнил. Том 9». На страницах — даты и записи убористыми буквами. Самая свежая: «…17-го числа купец Светличной Ассамблеи Туон Пряшник посетил Гранигор с дарами по случаю исцеления его дочери Лилии…»
«…пивовар Кьерр Бас был оштрафован на пять золотых и выдворен за пределы города за попытку громогласно рекламировать свое изделие…»
Строго тут у них.
Брюс полистал ближе к началу. То ли приезжих в городе было не так много, как утверждал Никет, то ли помечали исключительно заметные события, но в начале записи датировались аж прошлым веком: «…за публичное распевание песен портной Леон Гусь наказан усекновением языка…», «…за еженощный крик новорожденного ребенка Алияна Мугор выслана за пределы города…», «…за продажу магического амулета от бесплодия странствующий маг Галдоаль Снешский приговорен к десяти суткам ареста в Купели…»
Хм-м… И в Гильдии это все стерпели? Или не знают?
А неплохо устроились эти тихие мыши… Словно в амбаре покинутой сыроварни. Владеют великим городом, подъедают остатки… А любого визитера отваживают, напоминая о спящем где-то рядом котяре…
Ага, а вот и запись о маге Герборе Листяном. Почерк ровный, буквы выписаны бестрепетно, с нажимом: «…посетил город с ознакомительной целью по разрешению Золотой Академии… Исследование архитектурных памятников, подземной части города и городских архивов… Выдан сопровождающий для мага и его спутника… Маг проявил большой интерес… не внял предупреждениям… Вопреки мнению горожан, попробовал вскрыть одну из городских печатей. Это вызвало негодование и противодействие населения…
Несчастный случай, в результате которого маг погиб… похоронен в городе… На городском совете было принято решение считать его могилу безымянной и никому не указывать ее местоположение, дабы неповадно было…»
Ничего себе! Брюс присвистнул. Круто тут у них. А ведь Гербор Листяной, по слухам, был незаурядный маг. Как же он уступил каким-то горожанам? Не осмелился воспользоваться силой, чтобы не разбудить зло? Или…
Они привыкли, что маги тут бессильны. А Земледержец не пришлет роту солдат, чтобы утихомиривать здешних владетелей. Ради чего? Да кому он действительно сдался, этот городишко? Плесень на развалинах былого величия.
Неудивительно, что Никет такой зашуганный.
Брюс невольно поежился. А ведь если бы не все эти приключения, то ведь и он так же тихонько доживал бы свой век в доме на окраине, опасаясь лишний раз высунуться.
Забавно… Что там Элия говорила об изъятых кубиках? Забери из его жизни этот краеугольный камешек — дар к непредсказуемой магии, некромантов-родичей, — он стал бы счастливее? Жил бы простой, размеренной жизнью… Совсем другой жизнью. Чужой.
Влюбилась бы Айка в него иного?
Тесноватое жилище травника перестало казаться уютным убежищем. Скорее западней. Обвешанные ковриками стены давили, словно каменный кулак. Брюсу внезапно захотелось сбежать отсюда прямо сейчас.
С глухим бряканьем меланхоличный тритон вновь перевернул часы, отбивая час.
Чтобы подавить приступ паники, Брюс встал и прошелся по комнате, прислушиваясь к разновысоким скрипучим голосам половиц. Словно деревянные струны, неравномерно натянутые внутри каменной коробки… Здесь тоньше — скри-и-и-б… А здесь мягче — скри-и-ип-с… А тут — ш-шрак-к… И вот тут…
А ну-ка… Брюс опустился на корточки, положив ладони на черные от впитавшегося травяного сока и пыли доски. Повел по шершавой поверхности, прислушиваясь. В палец с готовностью впилась заноза… Тьфу!.. Примитивный сторожок.
Витой узор древесины слился в смутные муаровые разводы. А под ней, как в скорлупе, затихло нечто плотное, многослойное… Ну надо же, тайник!
Не особо отвлекаясь на этичность собственного любопытства, Брюс запустил лезвие хозяйского ножа в волосяную щель и поддел половицу.
Из узкого углубления дохнуло сеном и пылью. Сверток, обернутый заскорузлой кожей, скорчился в уголке, как зародыш. Брюс вынул его и осторожно отогнул краешек — с бумажной трубки соскользнул на пол, увесисто звякнув, мужской золотой перстень. Второй остался на свертке. На печати выдавлены кленовый лист и сплетенные буквы «Г» и «Л».
Брюс недоверчиво потер печатку. Отзываясь на прикосновения, буквы злобно почернели. Если попытаться надеть именной перстень на палец, то печать прожжет тебе клеймо до самой кости.
На том перстне, что упал на пол, тоже свивались инициалы — «Л» и «Н». Подобные перстни выдают выпускникам Воздушной гильдии вместе с патентом.
Свернутая бумага, тихо хрустя, пыталась распрямиться. Как все подорожные, грамота отличалась изрядной устойчивостью к внешнему давлению. По инструкции, ее даже сжигать положено в семи особо надрессированных огнях.
Этой бумаге мог быть и один год, и десять веков от роду.
У Брюса в руках грамота развернулась охотно, выпустив из объятий второй лист, попроще.
«…магу Гербору Листяному и сопровождающему его магу Лиину Никету свободный проезд через все заставы от самого Внутреннего моря до Края земель, а также по всем внешним островам Державы, в любую из сторон без задержек и досмотров…»
А на бумаге попроще, но зато с печатью Академии Магии с Золотых земель, уже упоминавшееся в гроссбухе письмо с просьбой провести разведку на территории города «для выявления негативных последствий Триединой войны…».
Погодите… Так сколько же лет Никету? И почему он все еще торчит здесь? Прижился? Не решается оставить место гибели коллеги и, наверное, друга? Ищет его могилу?
Брюс машинально свернул глухо хрустнувшие бумаги, надев сверху перстень и заново обернув клочком старой кожи. Потом положил обратно. В конце концов ему-то что за дело?
Скрипнула дверь. Возвратившийся хозяин занавесил взгляд пасмурно сведенными бровями. Встревоженно заметался по комнате, не находя себе место и бесцельно касаясь вещей.
— Да что там? — не выдержал Брюс.
— Ужас, что творится… — Никет наконец нашел, чем занять руки, прихватил с плиты глиняный чайник, заглянул внутрь, добавил воды из кувшина и, закрыв крышкой, поставил на огонь.
Брюс еле сдерживался, выковыривая из себя остатки терпения.
— Хуже не придумаешь. — Никет со вздохом опустился на стул. — Лопнула печать на Большой площади. В Ратуше ищут виновных… Тебе лучше туда не ходить. Дождись ночи — и прочь из города.
— Не могу я ждать ночи. А про девицу на гиппогрифе узнали?
— Задержали ее. Вроде говорит, что не маг. Да только разве немаги на гиппогрифах ездят?
— Ее отпустят?
— Ох, не знаю… Раньше бы отпустили, а теперь… Если не найдут, по какой причине печать лопнула, так, может, ее и обвинят. Я уж такое от людей слышал, что если «львы» ее не видят, значит, девица и вовсе из каких-нибудь особых магов. Может, из земляных? — Он приглушил голос и со значением приподнял брови.
Брюс мысленно ругнулся. Вот кто действительно способен на ровном месте найти себе неприятности, так это Элия. И что теперь?
— Ты чего задумал? Спасать ее, что ли? Ой, не выдюжишь…
Брюс промолчал.
Беспокойный взгляд травника зацепился за половицу, накрывшую тайник. Вроде бы Брюс вернул ее на прежнее место, никаких явных изменений не было заметно, но лицо Никета резко вытянулось и потемнело. Он поднял на Брюса суженные глаза:
— Ты видел?
Глупо оправдываться. Хотя и впрямь вышло случайно. И, опустив все предварительные обмены обвинениями и извинениями, Брюс сразу спросил:
— Как такое могло случиться? Он же великий маг! Был…
Никет тяжело вздохнул. Глаза его затуманились, обращенные в воспоминания и сожаления былого.
— И маги не всесильны… А их было много. Горожан. Они сильно разозлились.
— Так вы действительно были там? Но… Как?!
— Не знаю… — Никет отвел взгляд, снова свел брови на переносице. — Я не знаю, почему все еще жив, хотя прошло много десятилетий… Мне кажется, Гербор взял в смерть часть моей души, и теперь я обречен жить в этом городе вечно. Потому что не могу разыскать его могилу и попросить свою душу обратно…
— Что случилось тогда?
— Он был очень любопытным. Непоседа, каких свет не видывал. И ведь не молод уже, четвертый век разменял… А бесстрашный, как мальчишка. И талантлив неимоверно, даже своего учителя превзошел… Его учителем был сам Аррдеаниакас, слыхал о таком?
— Еще бы.
— Тот, говорят, тоже максималистом был. И с учеником, случалось, соперничал… Обидно, наверное, было, когда понял, что ученик оказался даровитее, и ему, великому, не прыгнуть до высот, которые брал его выкормыш…
— Откуда вам знать, что думал Аррдеаниакас? — неожиданно для себя вступился Брюс за мага. — Может, он просто гордился?
— Может, и гордился… Хотя все маги себялюбивы и не любят соперников. А уж Гербор и вовсе не терпел запретов. Зверя из-под города, вишь, ему подавай… Я помогал ему вести записи, он хотел составить реестр артефактов Триединой войны. Мы и в Среброкожье были, и внешние острова навещали, и всю Краину изведали, даже во Внутреннее море спускались… Ох, погонял он меня, а я ведь не любитель путешествий. Мне бы с травами возиться, с книгами… Честно сказать, я уж собирался расчета просить… — Никет страдальчески глянул на Брюса. — Ну на что ему сдался это Зверь? Я пытался его отговорить, а он уперся… Не знаю, как прознали горожане, что он затеял. Да только ему и печати коснуться не дали. Толпа накинулась и разорвала на части… Молча, быстро… Как крысы.
То ли свет так неудачно падал, то ли воспоминания добавили лицу рассказчика теней, но теперь стало заметно, что травник очень стар.
— И он позволил? А вы?..
— Я… Я не пошел тогда с ним… Боязно стало, вещи собирал, думал уехать… — Никет говорил, часто помаргивая. Стиснутые в замок потрескавшиеся пальцы заметно дрожали. — Куда они тело дели, мне так и не сказали. Говорят, под воздушным фонтаном закопали… Только в городе фонтанцев тьма… Так живу с тех пор. Вот уже век с лишним. Сначала меня горожане не выпускали, а после и сам город.
Взгляд Никета казался измочаленным усталостью. Брюс чувствовал, что рассказ не полон, но не решался спросить больше. Ему ли судить, мог ли Никет помочь своему другу или струсил?
Город и впрямь не выпустит травника из своих каменных рук.
Никет вздохнул, вскочил, беспокойно походил по комнате, поглядывая в окно и словно ожидая, что рассерженные горожане вот-вот появятся из-за угла дома напротив. Потом принялся звякать посудой, переливая закипевшую воду и заваривая чай, подсыпая душистых травок. Запахло мятой.
— Давно все это было, — выдохнул Никет наконец севшим голосом. — Слишком давно… Ни к чему ворошить снова.
Занимаясь привычным делом, он постепенно утрачивал суетливость в движениях, успокаивался, возвращал себе уверенность.
— Вот что… — Две чашки из черного, разрисованного золотом фарфора утвердились на столе. Глиняный закопченный чайник, задышав паром, выплеснул в каждую из чашек порцию темного, почти слившегося цветом с чашкой напитка. — До темноты тебе все равно нельзя никуда идти. Так что сиди и жди. А я в архиве поищу. Авось найдется чего про Ратушу. У земляков полно было тайных ходов…
Брюс встрепенулся.
— Я могу помочь.
— Нет, — Никет качнул головой, поставив рядом с чашками корзину с хлебом и печеньем. — В моем архиве особый порядок, только я и разберусь. Не страшись, там не так много бумаг, чтобы одному не справиться. Книги земляков уничтожали с тщанием…
Заварец у Никета был отменным. Терпкий, с легкой горчинкой. Или Брюс просто соскучился по горячей пище? Чтобы вот так, из нормальных чашек, без привкуса дыма от костра, без плавающих насекомых… И запах приятный! Мята и еще что-то знакомое…
Никет тоже взял свою чашку в ладони и теперь пристально глядел, как плещется жидкость. Не отрываясь минуту, две… Словно не решался поднять голову и посмотреть на Брюса. И снова, в который уже раз за день, он напомнил Брюсу его самого, тогда, в лесу, когда он подсыпал Элии снотворное.
Что?!!
…Никет, обрывающий лепестки с сухих соцветий, висящих над плитой. А еще знакомый аромат… Так пахнет жечка! Даже в небольших дозах вызывает почти мгновенный паралич. Хоть и временный, но…
— Извини, парень. — Никет наконец поднял взгляд на Брюса. Лицо травника ожесточилось, морщины затвердели, кожа обтянула заострившиеся скулы. Костистый нос блестел, как клюв. — Мне в этом городе жить, и не хочется ссориться с соседями. Им нужен виноватый. А я уже был им однажды… Неприятно. — Глаза Никета остекленели, но губы шевелились, выплевывая яд, облеченный в слова: — Мага и впрямь трудно победить… Но можно перехитрить… Я ведь предупреждал Гербора, что они злятся. Они мне говорили, чтоб не смели мы тревожить спящее под городом чудовище. Грозили… А он только смеялся… Самодовольный и самовлюбленный… Он бы, может, и выкрутился, а я? Да и как он смел беспокоить то, что сильнее его тысячекрат? Он бы всех тут убил! — Впервые со времени их знакомства Никет повысил голос.
Брюс пытался встать со стула, не слушая. Но слова кислотой травили душу, проникая даже через накатывающую сонную одурь.
— …они сказали, что позволят мне уйти, если я выдам им Гербора… Я знал, что поступаю правильно! Он не смел губить этих людей! Лучше один, чем они все… Я дал ему чаю… Как тебе. С травами я давно дружен, я говорил?.. Он пытался бороться, но…
Никет с искренним, кажется, сожалением наблюдал за конвульсиями жертвы. Брюс целился на входную дверь, но она плясала, мечась из стороны в сторону.
— …Они пришли и забрали его. Убили и похоронили. Сказали, под фонтанцем. А меня обманули, не позволив уйти… Я их понимаю, я бы побежал за помощью… Наверное… С тех пор я живу в городе. Только пришлось все фонтаны забить землей. Мне все слышался голос Гербора, когда ветер гулял по трубкам. Он разговаривал со мной… Сказал, что не отдаст мне душу… А люди без души живут вечно! — Никет хрипло, каркающее рассмеялся.
Брюс шарахнулся. Вроде, не так много и выпил. Но этого хватило.
Сухо брякнула, переворачиваясь в очередной раз, колба песочных часов. Равнодушный механический тритон пялил деревянные глаза. В них горели, отражаясь, искры.
Комната закружилась, из окостеневших Брюсовых пальцев выпала наконец и покатилась по столу чашка из черного фарфора, поблескивая золотым узором. Птица-Травник клонилась к Брюсу, будто намереваясь долбануть клювом, добить ослабевшего…
Успела?
Поначалу темнота казалась насыщенной, густой и деготно-горькой. И звуки вязли в ней, застывали, как в черном стекле…
«…ы!..»
«…ста…»
«…умирай…»
Ну вот еще. Умереть он всегда успеет… Брюс с усилием моргнул. Слипшиеся от мокрой пыли ресницы поддались с трудом. Зато стало понятно, что темнота вовсе не такая уж и непроницаемая. Плоть ее сверху вниз прошита тонкими нитями света.
— …шевелись! — вдруг бесцеремонно велели из мрака.
Легко сказать! Особенно если голова раскалывается от боли, конечности, словно отмороженные, а позвоночник норовит скрючиться дугой. Тело, будто одолженное, на три размера больше, и каждое движение запаздывает на три такта…
Как раз это Брюса и спасло.
— Не шевелись! — на этот раз более внятно донеслось из тьмы.
Да Брюс и сам замер, в ужасе уставившись в пропасть, оказавшуюся прямо у него под боком. Будь он чуть проворнее — так бы и сверзился.
Пропасть разочарованно дышала в лицо влагой, пахнущей камнями. Далеко-далеко внизу гортанно бурлила невидимая вода.
Переждав судорожную конвульсию в пересохшей глотке, Брюс отполз от края обрыва и тут же услышал требовательное:
— Да сиди же ты на месте!
«Раскомандовалась… Нигде нет спасения от этой нахальной девицы», — непоследовательно подумал Брюс, упуская из виду, что как раз именно стремление поспеть за этой девицей и привело его сюда… А куда?
Зрение постепенно восстанавливалось. Как и контроль над пока еще вялым телом. Во всяком случае Брюса перестало клонить сразу во все стороны. И можно было повертеть головой, не боясь, что она отвалится.
Так… Вот это да!
Каменный свод выгнул над головой черепашью округлую спину. Солнце, пробивающееся через невидимые отверстия, пронизывало сумрак золотыми строчками. По периметру свода, придерживая лапами ребра-балки, скалились мраморные чудища.
Чудищам приходилось несладко. Раньше махину потолка им помогали держать колонны-сталагмиты, что поднимались снизу, из влажной тьмы. Но сейчас больше половины подпорок не доставали до верха, торчали, словно сточенные клыки.
На плоском сломе одной из таких колонн — диаметром шага в три — Брюс и находился.
— Эй! Ты очнулся, что ли?
Поправка — не только Брюс тут находился. На соседнем столбе нахохленной птицей восседала Элия. Разговаривать можно, дотянуться — нельзя.
— И я тоже рад новой встрече.
Обложенный горечью язык пошевелился с трудом. Пересохшие губы попытались выстроить привычную артикуляцию. Ни единый звук, даже сипение, не вырвалось наружу.
Только этого еще не хватало…
— Брюс! — Элия перекатилась на четвереньки, пытаясь создать иллюзию сближения. Схватилась ладонями за край колонны, вытянула шею, рассматривая собеседника. — Ты что? Ты понимаешь меня?
Брюс кивнул и снова с опаской заглянул вниз. Внизу было темно, влажно и жутко. Скорее всего, это каменное сооружение размещалось в обширной пещерной полости, и о глубине ее приходилось только догадываться.
— У них вон там мостик подвесной есть, — подсказала Элия, махнув рукой. — И дверь за той тварью, с отбитым носом. Только самим нам туда не добраться.
Глаза привыкали к сумраку. Теперь уже без труда можно было разглядеть даже трещины на боках каменных изваяний.
Химера с полуотбитым клювом сидела прямо напротив. За ее сложенными крыльями маячили некие дощатые сооружения, прицепленные к балке на потолке проржавевшими цепями. Может, и мост… Только и впрямь не перепрыгнешь.
— Я думала, что они тебя мертвого притащили…
Брюс невольно обернулся. В голосе девушки Брюс впервые услышал отголоски пережитых эмоций. Неужто сожаление?
— А потом я заметила, что ты пошевелился, и не знала, как предупредить, чтобы ты не упал ненароком.
Вид у девушки был сильно потрепанный и расстроенный. В кои-то веки Брюсу захотелось не огрызнуться, а сказать ей что-нибудь утешающее. Но голос пропал начисто. После употребления жечки остаточный паралич голосовых связок мог держаться несколько часов. Недаром ее считают неплохим средством против болтунов и магов. Две трети заклятий имеют звуковую составляющую…
Брюс со вздохом распрямился, пытаясь хотя бы остальные части тела привести в некий тонус.
— Ну чего ты молчишь? — Колонна, на которую водрузили Элию, была чуть выше Брюсовой, так что она могла рассматривать Брюса беспрепятственно. — Не хочешь разговаривать? Разозлился?
Еще бы! Но не сейчас.
— Послушай… — Элия склонила голову, снова становясь похожей на больную птицу. — Я… Да, я виновата, что все так вышло… Хотя я же велела тебе оставить меня в покое!.. — Она чуть повысила голос, пришлепнув ладонью, и тут же сбилась. — Нет… То есть я не то хотела сказать… В общем, я прошу прощения, что бросила тебя…
Хм-м… Кто бы мог ждать от нее подобного?
— Что? Тебе этого недостаточно? Ладно, понимаю… Я… — она запнулась, сглотнула и мужественно продолжила изменившимся голосом. — Я прошу прощения и за то, что втянула во все это.
Молчание — воистину золото! Вот любопытно, как далеко она зайдет?
Пауза повисла на золотых нитях.
— Ну что ты молчишь?! Тебе недостаточно извинений? — Раскаяния хватило ненадолго. Теперь девушка готова была вновь вспылить. Вон, даже на ноги вскочила.
— В конце концов о помощи я тебя не просила! И если бы еще там, дома, ты не попытался обхитрить меня, то жил бы себе в своей халупе припеваючи!..
Брюс невольно засмеялся. Все-таки такой стремительный переход от сожалений к обвинениям, причем вне зависимости от обстоятельств, подходит Элии, как никому.
Девушка обиженно вздернула нос. Брюс, опасаясь, что сейчас она отвернется, и попытка завязать конструктивный диалог затянется, стал усиленно артикулировать, показав на рот.
Поначалу собеседница возмутилась:
— Ты еще и рожи корчишь? Нашел время! И… А! — Она встрепенулась, перестав дуться и вглядевшись внимательнее. — Так ты… Ты говорить, что ли, не можешь?
Брюс кивнул, ухмыльнувшись. И вызвал приступ нового возмущения:
— То есть ты вынудил меня извиняться без повода?
«Почему это без повода?» — спросил Брюс беззвучно.
Элия прищурилась. И неожиданно точно ответила:
— А потому что нечестно принуждать к извинениям, пользуясь уязвимостью другого! Я тут невесть сколько времени одна сижу! Я думала, что ты умер из-за меня! И Дьенк пропал, потому что я… — Голос ее повышался, готовясь превратиться в крик. Или, хуже того, в плач.
Бедная бесстрашная девочка, кажется, действительно переживала. Брюс умиротворяющее поднял обе ладони.
«Что с тобой случилось?»
И снова она, всмотревшись, совершенно верно сняла вопрос с его беззвучных губ:
— Эти люди — сумасшедшие! Они ни с того ни с сего напали на меня! Я просто хотела проехать через город, но на меня накинулись сначала двое из этой их нелепой городской стражи… — Элия изобразила размашистый презрительный жест. — Подумаешь, увальни! Лако раскидал их одним взглядом… Но потом невесть откуда еще набежали люди, принесли сети… Первую я порезала, но у них оказались еще сетки припрятаны повсюду! Одна прямо поперек дороги выпрыгнула. Для кого они их наготовили?
Для таких же самоуверенных и своенравных. Которые слишком легкомысленно относятся к безобидным горожанам.
— В общем, пока я выпутывала Лако из сетей, меня какой-то мерзавец стукнул по голове… — Элия потрогала затылок, болезненно морщась. И раздраженно заметила: — Да кто мог знать, что они такие безумные?! Что я им плохого сделала?!
«Лако слишком громко стучал копытами».
— Что значит громко?
«Надо было все же прикупить войлока, как тебе рекомендовали…»
— Ну… Там был какой-то приставала со своими тряпками, но… Да зачем они мне сдались?
«Горожане любят тишину. И не любят несговорчивых магов».
— Я… не понимаю, — беспомощно призналась Элия. — Какая тишина? При чем тут маги? Я вообще не маг!..
«Вот именно, — Брюс вздохнул и похвалил: — А ты отлично читаешь по губам».
Элия отмахнулась:
— Я привыкла разговаривать с Фарром, мастером оружия, а он немой.
Да, теперь понятно. Практика общения с безголосыми у девушки явно большая.
— Сначала они требовали штраф… — Элия вдруг передернула плечами. — Ты заметил? Они здесь так странно разговаривают. Словно боятся, что их кто-то услышит. Я поначалу даже подумала, что никакие это не городские охранники, а разбойники, которые не хотят внимания привлекать. А штрафом они выкуп называют… Там еще был такой толстый человек с мерзкой рожей — вылитый бандит, я ему чуть нос не своротила… Оказалось — старший караула.
Брюс хмыкнул.
— Денег у меня не хватало… Да и вообще, с чего это я должна им платить? За то, что они напали?.. — Возмущение в голосе Элии было совершенно искренним. — Потом меня поместили в камеру в башне. А потом принесли обед… Я выпила только воды и… Очнулась уже здесь. А еще позже приволокли тебя. Ты всю ночь пролежал.
Похоже, в этом городе не одобряют разнообразия в методах обезвреживания нежелательных заезжих персон.
«Из моих рук ты, значит, ничего не принимаешь, а из рук незнакомцев готова пить что угодно».
Элия недовольно засопела. Но долгую паузу держать не стала:
— Когда тебя притащили, я пыталась спрашивать их, что происходит… Но они казались такими встревоженными. Один, правда, брякнул, что кто-то из нас сломал печать… Это ты сломал печать?
— Ничего я не ломал. — Язык еле шевелился, обволакивая каждое слово шелестом и свистом.
— Это я виноват, — в унисон прошелестел внезапно еще один голос.
Сгинувший в неизвестности Дьенк наконец объявился. Заколыхался в сумраке белесой тенью, насквозь пробитой солнечными лучами. Будто тюль, насаженный на штакетник.
Надо же! Вся компания опять в сборе!
— Это из-за меня все…
Ну еще одно покаяние. Не многовато на сегодня? Или обстановка располагает?
— А ты-то в чем виноват? — шепот давался с трудом, но Дьенк разобрался и горестно вздохнул:
— Это из-за меня печать лопнула.
— То есть?
— Я хотел помочь Элии. Когда на нее напали, я рассердился… Но не знал, что делать, людей было слишком много! А там, под печатью, я почуял что-то спящее, но живое… Магическое. Я позвал… Нет, я просто потянулся, чтобы понять, что это, а оно уже откликнулось на зов. Наверное, тоже почуяло меня. И хотело выйти… И…
— Не тяни. Что там было?
— Я не знаю… Но нельзя было мне это тревожить! Оно сильное, древнее и… яростное. Оно спало так долго, что достаточно малейшего толчка, чтобы выгнать ЭТО наружу… Оно как рванет навстречу! Мне стало так страшно, что я спрятался.
— Как обычно. Сначала обнадежить, потом бежать…
Дьенка, кажется, задело:
— Да, может я не слишком отважен, но…
— С кем ты разговариваешь? — возмущенно вмешалась Элия, к которой Брюс сидел вполоборота. — Я же вижу, что ты шевелишь губами!
«С Дьенком».
— Он жив?! Правда жив?! Или ты придумываешь, чтобы меня приободрить?
«Делать мне больше нечего…» — И между прочим, по поводу Брюсова возвращения она так не ликовала.
— Спроси, что с ним случилось? Где он пропадал?
«Да какая теперь разница… Лучше думать о том, что случилось с нами и как нам отсюда выбираться… Кто-нибудь еще появлялся?»
— После того как они притащили тебя, никто не возвращался. И не вернется, — добавила она, выразительно обведя рукой вокруг.
Брюс тоже пригляделся и присвистнул. На бугристом сломе колонны слева свернулась клубком куча ветоши, пряча истлевшее тело. Торчали только каблуки подбитых железными гвоздями ботинок. Чуть дальше сквозняк уже унес иссохшие тряпки, и лысый человеческий череп оглаживали тонкие солнечные пальцы. Правее и ниже костяк раскинулся на спине, таращась дырами глазниц в свод.
А здесь оживленно…
— Сумасшедший город. Сумасшедшие люди. Как пауки со своими сетями… Я видела, они своим детям рты листьями липучки заклеивают, чтобы те молчали.
И почему Брюса это не удивляет? Достойные наследники обитателей некогда великого города.
— Если мы не придумаем что-нибудь, то я прыгну, — внезапно пообещала Элия. — Не хочу вот так.
«Что тут можно придумать…» — уныло пробормотал Брюс, заглядывая за край своего островка. Тьма, растворявшая подножие колонны, была такой плотной и осязаемой, что, казалось, ее можно вдохнуть. И легкие наполнятся влажной черной пылью.
Очень хотелось пить. А язык, все еще обложенный горечью трав, едва не скрежетал.
«У тебя ведь была веревка?»
— Она осталась в сумках Лако, а он убежал. А у тебя?
От вещей, которые горожане не рискнули присвоить, проку было мало. Да и найди Брюс веревку, что толку? Ее даже зацепить не за что. А спускаться куда?
Брюс невольно содрогнулся.
— Брюс! Ты же маг! Ты некромант в конце концов! Тут полно твоих… э-э… материала для некромантии.
«И чем они нам помогут?»
— Заставь их!
«Сделать — что? Сплясать, чтобы мы не скучали?»
Хотя, может, и неплохая мысль… Брюс, щурясь, изучал, как Элия выразилась, «материал». Тот, что был доступен обзору. А ведь наверняка есть еще те, кто свалился вниз…
Ушлые горожане, то ли сами, то ли с подсказки кого поумнее, придумали отличную тюрьму. Здесь даже стихийный маг оказывался в ловушке. Для воздуха — слишком тесное пространство, стихии не набрать силы. Огонь бессилен, здесь нечему гореть. Для воды пространство, наоборот, слишком велико и перекрыто камнем. Для земли… Подножия колонн утоплены в воде, значит, отрезаны от источников силы.
Вот и остаются только молчаливые костяки невезучих путников.
— Не делай этого! — вдруг встрепенулся Дьенк.
— Почему?
— Любое магическое усилие — и ОНО услышит.
— Я аккуратно… Иначе мы здесь сгнием. Я здесь, а Элия там, внизу. Ты же слышал ее обещание? Или ты ей не веришь?
— Верю… — упавшим голосом отозвался Дьенк.
Брюс опустился на колени, чтобы принять позицию поустойчивее. Мало ли что. Пальцы зарылись в мягкую пыль, слипшуюся от влаги в комки. По краешку обрыва скользил солнечный зайчик.
— Ты что? Уже колдуешь?
Еще нет. Просто решил опробовать, что за инструменты ему предоставила судьба и какую мелодию можно на них сыграть. Хорошо, что здесь так сумеречно. Можно и не закрывать глаза.
Страницы уже несуществующей книги перелистывались в памяти беззвучно и стремительно, словно сами подсказывая Брюсу нужные строки.
— Гра-Ар… Аэ… моор… Ллга… Ыавш… Кхар… Аммо…
Колючие чужеродные звуки соскакивали с языка пауками, на мгновение повисали в воздухе зримыми лохматыми точками и расползались, цепляясь за тени. Они задевали незримые струны. Беззвучная мелодия стала зловещей.
— …Ахаг… Эвар-Хга… — Заморочное заклятие смахивало на попытку откашляться. В глотке першило все сильнее. — …Н-но… Азбр-р… Шта…
— Чувствуешь? — Элия, словно слепая, водила по сторонам пустым взглядом, целиком уйдя в ощущения за пределами обычного восприятия. Даже она почуяла неладное.
Да. Именно близость ЭТОГО вынудила Брюса остановиться. За бумажной ширмой притаились львы. Неловко ткнешь пальцем преграду — и они тебя заметят.
«Дьенк сказал, что здесь нельзя использовать магию. Что она разбудит что-то спящее под городом. Это что-то очень опасно».
— Для нас?
«Для всех. Кроме Дьенка, наверное».
— А Дьенк может посмотреть, что там, под городом?
— Дьенк? — обратился Брюс к сумраку.
— Нет! Нет-нет! Снова я туда не сунусь. Ни за что!.. Даже не уговаривай.
— С тобой ничего не случится. Ты уже призрак.
— Ты не понимаешь. Это выше моих сил. Это неодолимо для меня… Я не могу, прости…
— Короче, ты трусишь.
Тщетно пытавшаяся расслышать издали тихий спор Элия нетерпеливо позвала:
— Брюс? Ты спросил Дьенка?
«Он…»
— Не говори! Пожалуйста, Брюс, не говори ей, что я испугался!
«…он исчез куда-то».
Брюс вновь зажмурился, прислушиваясь, принюхиваясь, впитывая темноту, не разбавленную, а рассеченную солнечными лучами. Храм — или что это было? — замкнул исполинский кулак. Камень, словно живая плоть, содрогался, дышал, выжидал. Храм не строили, его растили. Если потянуться… то поймаешь отголосок вибрации. Тронь сильнее, и сыграешь мелодию…
— Брюс… У меня зудят зубы!
Камень отзывался. Пел, пока еще беззвучно, но едва ощутимая дрожь нарастала. Различие в напряжении материала давало разный отклик. Нарастало хрустальное стаккато… Глухо гудел кварц… Басил гранит, утопая в ватном шелесте известняка… Кости, заплясавшие на каменных тычинках, стали легки, как пыльца…
Даже тьма отозвалась. Словно плоть, она расслаивалась неравномерно. Часть сгустилась, обретая вязкость. Выпустила бахрому щупалец…
Мерный гул прокатился под куполом.
— Смотри!
Брюс открыл глаза.
Черные тени ползли снизу, как пауки, цепляясь за выбоины и изъязвления в камне.
— Эй! Осторожнее!
Затрещало и заскрежетало так, что и у Брюса разом заныли все зубы. Со стоном сорвалась с места одна из каменных фигур и рухнула вниз, отдавшись гулким грохотом и тяжким всплеском. С каменного потолка с шелестом посыпалась гранитная крошка, напыляя и разлохмачивая солнечные нити.
Колонны качались вразнобой.
Костяки на них неловко поднимались, будто марионетки, которыми управлял неумелый кукловод. Клубок ветоши слева развернулся и дергался, трепеща обрывками вышитого по краю плаща. Вокруг химеры, словно живые, извивались ржавые цепи.
— Брюс… прекрати это… — встревожено попросила Элия.
Она балансировала, расставив руки, в центре площадки. Брюс в ужасе разинул рот. Здоровенная трещина рассекла ее колонну. С глухим вздохом гранитный столб осел на пол-локтя.
Брюс прекратил.
Тугой гул пронизывал пространство, не желая замолкать по команде. Одна за другой черные цепкие тени отваливались и падали обратно во тьму, но некоторые все еще продолжали карабкаться.
— Хватит!
— Это не я! — срывая связки прохрипел Брюс.
Вряд ли его было слышно.
Нечто огромное, могучее, незримое ворочалось где-то рядом, тяжко сотрясая все вокруг. В расширяющиеся трещины в своде хлынул свет. Несколько колонн подломилось и рухнуло в невидимую реку. Рыбный запах усилился.
Брюс вцепился в камни, пытаясь не сползти с накренившейся площадки. Пятки бесцельно скреблись, надеясь найти опору. Сумка заскользила вниз, Брюс едва успел перехватить ее за ремень. Брюсовы костяные соседи срывались вниз один за другим.
…А потом вдруг отпустило.
Тишина обвалилась ватная, обморочная, даже ворчливая вода внизу зашелестела едва различимо. Исчезла дрожь. Унялся тремор камней. Оседала пыль.
— Ну ты… Ты! Чародей! — Элия, которая так и стояла, расставив руки и ноги, наконец перевела дыхание. — Без разрушений не можешь?
«Это не я», — повторил Брюс ошарашенно, пытаясь убедить самого себя.
Элия не слушала. Колонна под ней запоздало качнулась, в очередной раз проседая. И теперь сильно кренилась вперед.
— Не двигайся! — захрипел Брюс изо всех сил. — Она сейчас рухнет!
— Куда? — деловито уточнила Элия. — Туда? А если так?
Она резво прыгнула вперед, на самый краешек и без того сильно наклоненного столба.
— Ты с ума… — Брюс даже зажмурился на пару секунд и успел в красках представить, как длины столба не хватает, чтобы достать карниз, бегущий по периметру, и колонна, бессильно чиркнув по воздуху, рушится вниз.
И впрямь чиркнуло. Но сухо, камнем о камень. По стене сразу же побежали черные змеистые трещины. Тех мгновений, что столб касался края карниза, застопорившись, Элии хватило, чтобы перепрыгнуть и схватиться за уши присевшей от ужаса горгульи.
Ш-шурх!.. Часть столба, разламываясь, полетела вниз. Косой обломок основания, белея сколом во тьме, остался на прежнем месте. У его подножия влажно чавкнуло.
— Ну вот, — констатировала хладнокровно Элия, высовываясь из-за горгульего уха и осторожно заглядывая во мрак за обрезом каменной полки. — То, что нужно.
— Все-таки ты ненормальная, — шепотом сообщил Брюс. — А если бы он был короче?
Она равнодушно пожала плечами:
— Я же все равно думала прыгнуть вниз, если ничего не выйдет.
Как и Дьенк, Брюс верил ей. Эта — прыгнет.
Прижимаясь спиной к стене, Элия переместилась по карнизу, огибая частично раскрошившиеся каменные изваяния. Добралась до химеры, исчезла за ней. Ржавые цепи позвякивали и вздрагивали, позволяя убедиться, что девушка все еще здесь. Потом все стихло.
А что если она опять…
— Эй! Ты там? — не выдержал Брюс. И пауза, воцарившаяся после вопля, показалась очень длинной.
— Крепления лопнули! — Элия вынырнула на свет, придерживая за одну из цепей. — Мост заклинило. Так что держи! — Она толкнула Брюсу цепь.
Брюс перехватил ее, подергал. Цепь была старой, ладони мигом порыжели от ржавчины, но кольцо, вбитое в свод, держало, вроде, прочно. А проверить это можно только одним способом…
И-и-йех-а!..
Приземление на узкий карниз вышло не слишком удачным. Брюс вписался в и без того раздраженную химеру. Статуя мстительно клюнула наглеца краем оббитого клюва в макушку.
Звякнула выбитой щеколдой дверь. Хлынул ослепительный свет, заставивший обоих бывших узников одновременно зажмуриться. Некто третий, пискнув от страха, метнулся прочь.
— А я думала, что мы уже за городом… — Элия разочарованно хмурилась, прикрыв глаза ладонью от солнца.
Они находились почти в самом его центре. Именно этот свод Брюс видел вздымающимся над крышами, когда они шли к дому Никета. Правее и чуть дальше вонзился в синеву неба шпиль ратуши.
Легкое бряканье привлекло их внимание.
Привязанная к вбитому в камень костылю веревка вибрировала, на ней суматошно скакали безъязыкие колокольчики. Парнишка, который, наверное, караулил у дыры в куполе, стремительно несся вниз по склону, пыля пятками. К подножию уже подтягивались люди.
— Бежим?
Ну, попробовать стоит…
…А может, и не стоит. Уже через несколько минут Брюс понял, что недооценивал тихих горожан. Они гнали чужаков упорно и ненавязчиво, как обнаглевшие мыши обезумевшего от удивления кота. И загнали туда, куда пожелали.
Площадь, словно круглая ловушка, схлопывала проходы. Дома смыкали плечи, теснясь друг к другу. Жуткие колокольчики плясали над головой, и их немой звон оглушал, буквально помрачая сознание.
Брюс и Элия заметались, затем остановились, прижимаясь спинами друг к другу. Запыхавшиеся горожане замкнули кольцо, затопив проулки и мостики. Шорох, перестук подошв, запаленное дыхание накатило и стихло.
Это было неожиданно жутко. Если бы они кричали, то было бы не так страшно. А молчаливая толпа, окружившая их, пугала.
Элия тяжело дышала рядом, пытаясь заправить косу под воротник. Коса извивалась и выскальзывала, словно живая. Взгляд у девушки был совершенно стеклянным.
— Стойте! — С перепугу у Брюса даже голос прорезался. — Я маг! Еще один шаг, и я растревожу ваш проклятый городишко и подниму все, что спит под ним!
Говорил Брюс негромко. Практически сипел. Но в невероятной тишине, которой сопровождалась вся эта погоня, даже шепот разносился на тысячи шагов окрест.
Они замерли. Блестели сотни пар глаз. Колыхались блеклыми крыльями припасенные сети.
— Не посмеешь, — сквозь зубы возразил тощий тип в богатой одежде. — Подняв древнее зло, ты погибнешь вместе с нами. Никто не в силах повелевать им, кроме сгинувших земляных магов.
Лица вокруг были разными и одновременно похожими, как плохие слепки. Белесые, невнятные, едва обозначенные. Даже детские лица выглядели уменьшенной копией взрослых. У младенца, что держала толстая молодуха, и впрямь рот был заклеен листом липучки. Младенец моргал, таращась в небо, и жизнерадостно махал выпростанной ручкой. Кое-кто тоже задрал головы и разинул рот.
Крылатый силуэт заслонил солнце. На мостовой разрасталась черная тень. Недовольный гиппогриф тяжко брякнулся возле Элии, неловко спланировав и чудом вписавшись в тесное пространство. Сердито взъерошился, оглядывая собравшихся желтыми ледяными глазами.
— Пошли прочь! — велела Элия, воодушевленная возвращением зверя.
Лако согласно клекотнул, пригибая голову и выставив зловещий клюв. В когтях, мимоходом сковырнувших парочку булыжников из мостовой, застряли клочья сетей.
А то горожане гиппогрифов не видели!
Раздавшиеся было в стороны ряды тут же сомкнулись и приблизились еще. Неумолимое наступление нервировало. Казалось, сейчас чужаков с головой накроет, будто трясина, — быстро и бесследно.
Отступая, они уперлись в растопырившийся посреди перекрестка немой фонтанец. Исполинский еж расставил забитые землей иглы-трубки. Несколько самых тонких обломились, когда Брюс неловко снес их локтем, и раскатились с тусклым звоном.
Что там Никет говорил о прикопанном под фонтаном коллеге? А что, если…
— Брюс? Кажется, они хотят стрелять…
Брюс лишь косо дернул ртом, поглощенный чарами. Прижал ладонь к ежовой морде, прислушиваясь к отклику. Каменный зверь беззвучно вибрировал, словно пытаясь выдавить из себя закостеневший крик. Керамические и металлические трубки-иглы заметно тряслись.
Ну же! Где же ты там?
Казалось, что еж сейчас сам сойдет с места, переступая тяжкими лапами с заботливо выточенными медными коготками.
— Ты что творишь, колдун?! — спохватился кто-то из горожан. Не закричал, но оклик пронизал тугую тишину, словно раскаленные брызги. Брюс даже дернулся.
— Скорее!
Каменный еж кряхтел. С сухим треском отходила и падала хлопьями коросты облицовочная мозаика. По звериной морде побежали трещины…
Бесполезно! Или мало усилий?
— Брюс… — Элия зацепила Брюса за рукав, но он стряхнул ее руку машинально, даже не задумываясь. Что-то происходило под твердой шкурой города. Что-то встрепенулось. Шорохи, скрипы, едва различимый скрежет наползали приливом.
Однако и горожане времени не теряли. Беззвучное кольцо стиснулось. Даже дышать стало труднее.
Брюс не выдержал, раскинув руки. Мощеная булыжником мостовая заворочалась, выплевывая камни. Словно гранитная змея, она взъерошила чешую. Один из булыжников с сухим треском разбился о стену дома. Люди прянули в стороны.
Тетка с младенцем присела с перепугу и метнулась за угол, прижимая ребенка.
Еж-фонтан содрогнулся, переступил лапами, из трубок разом плюнули земляные пробки, расшибаясь о стены вокруг, по перекрестку застучали комья земли. А прокашлявшийся фонтанец вдруг, покачиваясь, запел — надрывно, беспощадно фальшивя…
Мелькнувшее в толпе лицо Никета исказилось смертным ужасом. Брюс сам ужаснулся, когда увидел, как воздетые вверх руки травника сплелись было в атакующий знак. По площади поползли, завихряясь, пыльные поземки. Даже показалось, что воздух вокруг Брюса с Элией уплотнился на мгновение, подернувшись серыми рисками…
А затем Никет уронил бессильно руки и, не оборачиваясь, пошел прочь, расталкивая бегущих горожан и игнорируя суматоху.
Брюс глубоко вздохнул. Воздух пах озоном.
Никет не смог? Не осмелился? Не захотел?..
Зато он сможет и осмелится. Хуже того, он хочет этого!..
Древний город напрягся. Как тогда, на площади в Стогорах, дома качнулись, когда в фундаментах заворочались жертвы. Волны скрипов и стонов раскатились по ущельям улиц. Под каменной шкурой, под оплеткой мощеных мостовых, под седалищами строений зашевелился озадаченный Зверь…
— Нет, Брюс! — вдруг горячо зашептала Элия. — Не надо!
У виска коротко дунуло. Пронесшаяся мимо стрела выщербила стену рядом, оставив белесую язву. Девушка отшатнулась. Брюс зло оскалился, высматривая стрелка.
— Нет! — вдруг тверже и громче повторила Элия. И понеслась по нарастающей, уже непонятно к кому обращаясь: — Не смей! Нет! Нет! НЕТ!!!
Она завизжала так, что Брюс мигом оглох и присел, зажимая уши.
— КАК ВЫ СМЕЕТЕ?! ПРОЧЬ!!! ВОН!!!
В беззвучном городе крик метался, словно огонь, опаляя привыкших к тишине людей и строения, обжигая, пугая, гоня прочь. Толпа шарахнулась в стороны, раздаваясь. В голос завопили изумленные дети, добавляя хаоса. Кто-то упал с перепугу, его едва не затоптали.
Гиппогриф бешено забил крыльями, оседая на задних ногах.
— ВОН!
По круглым печатям на скрещении улиц побежали черные, словно нарисованные тушью трещины. Края одной из печатей дрогнули и принялись расходиться.
— ЗВЕРЬ!
Это стало последней каплей. Кто-то подхватил вопль девушки. Большинство бездумно прыснуло прочь.
Взбудораженный гиппогриф пятился, тряся головой. Желтые круглые глаза таращились ошалело. Элия схватила его под уздцы и прыгнула в седло. Обернулась требовательно:
— Ну?
Брюс едва успел вскочить, как Лако понесся по исковерканной мостовой, брызжа каменной крошкой. Подражая хозяйке, он гневно и громогласно заклекотал.
Беглецов не задерживали. Даже постройки, кажется, торопливо расступались и уклонялись. Дробный стук рассыпался по пустым проулкам. Безъязыкие колокольчики не шевелились.
…Трава перекатывала зеленые волны. По налитому молочной зеленью колосу полз желто-красный жук. Аккуратно полз, молча. Исполненный достоинства от сознания собственной значимости, он никуда не спешил.
— Почему ты помешала мне? — спросил Брюс, глядя, как ветер в невообразимой выси облизывает и заглаживает крутобокое облако.
Элия, валявшаяся на спине рядом, повернула голову. Отвела ворсины травы, что разделяли лица собеседников. Хмыкнула, покусывая стебелек:
— От обещанного древнего зла наверняка было бы трудно избавиться. Увяжется еще следом.
— Ты пожалела их?
— Там были дети.
— Ты испугалась за детей?
— Я… — Лицо ее забавно изменилось. Пушистая метелка щекотала бровь девушки, заставляя ее жмуриться. — Я ничего не боюсь! — Уверенности в ее голосе поубавилось. — Но мне показалось, что это будет слишком… жестоко? У тебя же просто мания к масштабным разрушениям.
— Допустим, и твой визг нанес немало разрушений.
— Это был не визг, а боевой клич!
— В самом деле? А слышен он был точь-в-точь как визг наследной баронессы, опасающейся за свою добродетель. Особенно тот момент, где про «как вы смеете?».
— Ты бы на свое лицо посмотрел, когда они приближались! Словно это ты опасался за свою добродетель!
Лако, хрустя травой, подошел поближе и нагнул клювастую голову. Грива из перьев все еще казалась взъерошенной, но бока уже не вздымались от запаленного дыхания.
— Зачем мы так неслись? Горожане не станут гоняться за нами.
— А те… другие?
Они одновременно встрепенулись, обозревая окрестности.
Рукотворный Межевой хребет с отрогами остался далеко позади, но все еще прыгал по линии горизонта, вычерчивая мягкие зубцы. Вправо и влево расстилалось полотно слегка всхолмленной долины, опушенной жидким кустарником. Впереди сумрачно и сложно синело… То ли низкие горы, то ли высокий лес.
Беглецы в этой пестрой чаше, как на ладони…
— Я должна привести себя в порядок. — Элия поднялась на ноги.
— Не исчезай, — жмурясь, вяло посоветовал Брюс. — Наши разлуки ведут только к неприятностям.
— Я обещаю, что не уеду без предупреждения, — твердо сказала она.
После паузы, глянув краем глаза, Брюс убедился, что девушка пристроилась поодаль, вооружившись зеркальцем и гребнем. Правда, ему показалось, что она не столько расчесывается, сколько напевает, глядя в зеркальце…
Всем бы такую выдержку.
До чего же мягкой здесь кажется земля. Пусть Элия там общается со своим зеркалом подольше…
— Дьенк, ты ведь разбудишь, если что?..
Ответа Брюс так и не расслышал.
— Брюс, проснись, пожалуйста. Мне кажется, это важно.
Если кажется призраку, то что ему посоветовать? Окропиться заговоренной водой?
— Отстань, Дьенк.
— Доброго денечка, — откликнулись в ответ совсем другим голосом.
Брюс подскочил.
Прямо напротив на земле сидел щуплый вихрастый паренек в просторной, давно не стиранной рубахе, подпоясанной плетеным ремнем. Даже на бронзовой от загара физиономии веснушки проступали рыжими бликами.
— Доброго денечка, — повторил парнишка, глянув выше Брюсова плеча.
За спиной грузно хрустнуло. Брюс нервно оглянулся и обнаружил гиппогрифа, тянувшего клюв к распотрошенной сумке, что валялась рядом. На приветствие аборигена гиппогриф не отреагировал, занятый бессовестным похищением сухарей.
— Я пытался тебя разбудить, — виновато сказал Дьенк, объясняясь сразу за оба вопиющих нарушения, допущенных призрачным часовым.
— Ты кто? — хрипло спросонья осведомился Брюс.
— Я Веха, — дружелюбно сообщил парень, перекатившись с пятой точки на корточки. — Я камнепас. — Он горделиво поправил длинную дудку, болтавшуюся на ремешке у пояса.
— Камнепас? — машинально переспросил Брюс, сражаясь со странной слабостью и ломотой во всем теле. Конечности разгибались с трудом.
— Камни пасу, — терпеливо пояснил Веха. — А вы охотники? Я тут почитай уже час как жду, когда вы проснуться изволите. У нас тут спать нехорошо, тут земля кусачая.
Брюс тревожно посмотрел вниз. Земля как земля. Поросла сорной травой.
— Уж вы мне поверьте. — Веха ничуть не смутился. — Это вам повезло, что день, а так бы заглотнула…
— Кто? — Растрепанная Элия показалась из лопухов.
— Да земля, — охотно пояснил камнепас. — Я как скакуна приметил, сразу сюда пошел, думал, что только кости найду… Кости она жрет медленно, только когда фосфора и кальция ей не хватает, а сейчас не сезон.
— Кальция! — Элия моргнула.
Вот и Брюс не знал, чему больше поражаться: земле, желающей разжиться кальцием за счет спящих путников, аборигену, знакомому с таблицей химических элементов, или тому, что сей абориген выжидал целый час вместо того, чтобы сразу поднять тревогу.
— А вы, стало быть, маг? И, небось, на охоту? — осведомился Веха, глядя неопределенно между Брюсом и Элией. На гиппогрифа.
— Точно, — так же расплывчато отозвался Брюс, растирая руки и ноги. — А что? Есть дело?
Элия одарила Брюса удивленным взглядом. Наверное, считала, что после приключения в Верхушах тяга к случайным приработкам у Брюса пропала начисто.
— Ага. — Веха оживился. — За три серебряка.
— Три серебряка? — разочарованно уточнил Брюс.
Веха тут же смутился, словно Брюс поймал его на горячем. Даже веснушки загорелись ярче.
— Ну… Один? — неуверенно предложил он.
Вообще-то Брюс не мастер торговаться, но даже ему показалось, что процесс движется как-то не туда. И пока они не переключились на медяки, стоит хотя бы внести уточнения.
— А что за дело?
— Вам же проводник нужен? Я сразу подумал, что, небось, люди нездешние. Через трещину перебраться не смогли.
— Какую еще трещину?
— Ну вон там же! — Парень ткнул пальцем в сторону вертикально-слоистой синевы, что закрывала окоем горизонта на севере. — В тамошнем лесу тьма всякого зверья. Нас только трещина и спасает. А охотники за нее ходят… И маги. Только маги к нам редко заглядывают. Все больше охотники… И торговцы приезжают за мрамором.
— Да. — Элия встрепенулась. — Нам надо за трещину. Так ты проводник?
Парнишка солидно вздохнул, поколебался и честно сознался:
— Вообще-то проводником у нас дядька Пех. Он всех охотников привечает. Но он их еще у города перехватывает, а раз вы здесь одни, то я и подумал…
— Так ты хочешь за серебряк показать дорогу?
— Э-э… за полсеребряка? Вы не думайте, я все в округе знаю, не хуже дядьки Пеха или Регира Путанца. Ну и на той стороне… кое-что, — правдиво присовокупил абориген.
— Договорились, — перехватила инициативу Элия. — Так у вас тут селение?
— Ну да. Во-он там! — Подбородок в брызгах конопушек двинулся вправо.
Однако попытки подняться на ноги Веха не изобразил. Даже напротив, поосновательнее устроился на месте, склонив голову к плечу и с любопытством наблюдал, как новые знакомцы впопыхах собирают пожитки. Вещей было мало. Даже сопроводив обнаружение каждой нелицеприятным комментарием по поводу аккуратности спутника, управились Брюс и Элия за пару минут.
И безмолвными утесами нависли над безмятежно улыбающимся Вехой.
— Ну? — не выдержала Элия после затянувшейся паузы.
— А?
— Идем?
— А! Так вы прямо сейчас хотите идти? — спохватился Веха. — Ага…
Этот парнишка прямо на лету хватает!
…Камней, густо рассеянных по полю, было действительно много. Некоторые — размером с кулак, другие — величиной с овцу. Крупные валуны выставили из травы сгорбленные, сизые и белесые спины и издали напоминали стадо.
— Я мигом… Только успокою их, — пообещал новоиспеченный проводник, неторопливо взбираясь на круп ближайшего камня.
Затем Веха поднес дудку к губам и издал неожиданно низкий, вибрирующий звук, от которого у Брюса заломили сразу все зубы и зачесались десны. Гиппогриф раздраженно разинул клюв и затряс головой. Зато на каменное стадо музыка не произвела никакого видимого впечатления.
— А зачем пасти камни? — осторожно поинтересовалась Элия, успокаивая гиппогрифа.
— Ну как же… — Веха посмотрел на нее как на несмышленыша, вопрошающего об очевидном. — Кто ж из неприрученного камня дом станет складывать? Он же рассыплется вмиг! Камни, как людей, воспитывать надо, передружить между собой… А если среди них злой попадется? Эдак и по голове исподтишка стукнет.
И кому придет в голову заподозрить в булыжниках такое коварство? Брюс как-то все больше от живых тварей подвоха ждать привык.
— У нас и мрамор благородный есть, — похвастал Веха. — Племенной, всех расцветок. Раньше его до Золотых земель возили, по заказу самого зодчего Нерева!
По слухам, постройки, которые возводил Нерев, противоречат всем законам архитектуры. Но стоят веками.
— Мне пока только простое стадо доверяют, в карьер не пускают. — Веха огорченно погладил свою дудку. — Зато дом тетки Ольи из моих камней сложен, вот уже пять сезонов стоит, как влитой!
Элия задумчиво потыкала носком сапога затаившийся в траве валун. И пресекла попытку новоиспеченного проводника снова плюхнуться наземь:
— Идем!
Брюсу вдруг почудилось, что каменная паства провожает их ленивыми, безмятежными, совершенно овечьими взглядами из травы.
…Все-таки это оказался лес.
Сизо-зеленый от мха, исчерканный вкривь и вкось буреломом, стиснувший кроны неразрывной хваткой, заросший кустарником и подростом, он казался сплошной стеной, туда даже солнце не решалось запустить лучи.
— Дурной он. — Веха мельком кивнул на деревья. — Ядом дышит. Как с той стороны ветер, так у нас целый сезон даже трава горькая…
Деревья цеплялись вывороченными кривыми корнями за обрез крутого обрыва, который уходил вертикально вниз. Далеко по дну ущелья бежала белесая от пены бурная речка.
— Говорят, это земляки землю раскололи, — равнодушно поведал Веха, лениво отмахиваясь от мошкары. — То ли хотели край земли для себя оторвать, то ли путь врагам преградить…
Парень даже головы не повернул, беспечно и неторопливо вышагивая вдоль кромки ущелья по знакомой тропе.
— А может, материал для строительства изъяли, — предположил Брюс вслух, заглянув в стылую пропасть. — Закон сохранения. Прочные горы из воздуха не сделаешь…
Трещина разевала в скучной улыбке длинный рот. Края этой ухмылки исчезали за горизонтом.
— Далеко тянется?
— Да уж отхватили… Там, — Веха указал вправо, на север, — в болота упирается, а за ними — к океану. А там, — теперь грязный палец с обкусанным ногтем описал дугу и ткнулся влево, — каменные драконы лежат, путь завалили.
— Живые?!
— Кто ж их ведает. Каменному дракону и век на один зевок… Может, передохли, а может, спят. Мы их не тревожим… Пришли! — возвестил Веха жизнерадостно.
Даже мошкара, кажется, зазудела тоном выше.
Небольшой поселок притаился под купами тощих выветренных скал, смахивающих на корявые деревья. Зато настоящих высоких деревьев на этой стороне разлома не было видно вовсе.
— Садоводство у вас не в почете? — простонала изнывающая от жары Элия, обмахиваясь полой куртки.
— А не растут. — Веха оценивающе прищурился на стоявшее в зените солнце. И не совсем понятно пояснил: — Траве — что? У ней корни короткие. Да и кусты еще держатся. А вот деревья каменеют…
Домики в деревне прятались под широкими плоскими крышами, зелеными от разведенных огородиков. Почти к каждой крыше прицеплены ловушки для воздушных рыб.
— Чувствуешь? — вдруг встрепенулся у Брюса за плечом Дьенк. — Заклятие…
Что-то странное присутствовало в этом безмятежном деревенском покое. Нарочитое и избыточное. Но не опасное. Может, заговор какой от хищников или недругов?
Возле каждого домика земля сплошь, шагов на двадцать, выложена колотым щебнем.
— Он ручной, — пояснил Веха охотно. — Только дичает быстро, каждый год приходится класть заново. А то каменюки с пустошей наползут, фундамент под домами расшатают и за собой уведут…
Это ж какие недобрые планы вынашивают, оказывается, смирные с виду булыжники…
Нетерпеливая Элия, завидев жилье, обогнала и Брюса, и проводника, устремляясь к людям. Ничему ее жизнь не учит, со вздохом подумал Брюс, спеша догнать неуемную спутницу.
Детей в поселке было в изобилии, а взрослых почти не видно.
— В карьере почти все, — пояснил Веха, уже знакомо махнув рукой неопределенно вправо, куда от поселка утекала добротная, выложенная резными плитами дорога, скрывавшаяся за холмом.
Дородная дама в пестром платье, подоткнув передник и подол, неторопливо выщипывала сорняки из керамической клумбы, что стояли здесь почти под каждым окном. Малышня в соседней клумбе лениво копошилась в песке. Дети постарше качались на выставленных в ряд качелях. Размеренно, как маятники. Разноцветные куры вяло ковыряли насыпь из щебня.
Солнце, кажется, застывало в неподвижном прогретом воздухе тягучей медовой канителью. Насекомые лениво перепархивали над клумбами, надолго замирая над цветами. Очень хотелось подремать.
— …заночевать, купить провизии и сменить одежду.
— Что? — Брюс отвлекся от созерцания странного идола, пристроенного на крыльце дома напротив. Идол, высеченный из темного, странно-морщинистого камня, неприятно напоминал сгорбившегося человека.
— Спокойно здесь. Отдохнуть можно, — повторила Элия. — Может, подзаработать.
— Я не умею пасти камни. А больше здесь нет ничего.
— Ну придумаем что-нибудь… О, смотри, какая красота!
Девушка с восклицанием устремилась к старухе, которая полоскала целую россыпь сверкающих стекляшек в раковине, выдолбленной из куска розоватого мрамора. Стеклышки переливались на солнце, разбрызгивая радужные искры.
— Охотники покупают, — пояснил словоохотливый Веха. — Удобно бинокли делать или костры разжигать, если спички забыл.
В раковине шуршала, отмокая, целая гора мелкой стеклянной камбалы. Свежую, только что пойманную рыбу старуха ловко выпутывала из ячеек воздушной ловушки и бросала в воду.
Справа от старухи торчала толстая жердь с насаженными на макушку медными рамами, в которых крутились на шурупах высушенные прозрачные тушки крупной камбалы. А слева расселся уже знакомый каменный идол — из мутноватого, похожего на сланец камня, иссеченного бороздами. Вокруг его башки лениво кружил вихрь песнопевца, выпевавшего дремотную мелодию.
Брюс едва не зевнул, прислушавшись.
— Большая — полсеребряка за штуку. Десяток мелких — за медяк, — доброжелательно предложила старуха, подцепляя узловатыми пальцами целую горсть сверкающего крошева.
По лицу склонившейся к раковине Элии побежали отблески. Девушка выбрала рыбку и наставила ее на ползущего по запястью жучка. В кругляше лупы крошечный жук распух до размеров упитанной мыши. На зеленоватых надкрылках обнаружились желтые точки.
Оставив Элию любоваться добычей, Брюс приценился к продуктам, развешанным поодаль. Видно, опасаясь алчности и непредсказуемости здешних камней, полоски мяса и овощей развесили на нитках и оставили вялиться на солнышке. Жевать, правда, придется долго…
— А еще есть путевая стружка.
— Какая?
— Эй, Бук, не спи! — Старушка толкнула в бок идола, что восседал рядом, и ловко поймала в горсть замешкавшегося песнопевца.
К Брюсову величайшему изумлению, «идол» с натужным скрипом и скрежетом разогнулся. С усилием распрямил каменные конечности и выставил перед собой угловатую горсть, в которой тускло серебрился мелкий порошок.
— Вот так! — Старуха подцепила щепотку порошка и подбросила вверх. Пыль на мгновение застыла в воздухе, выстроившись в отчетливую стрелку, носом указавшую север, и осыпалась.
Отпущенный на свободу песнопевец живо развеял остатки серебристой крошки и вернулся на прежнюю орбиту вокруг головы «идола».
— Никогда не собьетесь, — заверила старуха. — Ни один маг не отклонит. Берете?
— А что с ним? — Брюс не мог отвести взгляда от Бука, который мучительно медленно менял позу, поскрипывая суставами. Кожа, покрытая сероватыми жесткими струпьями, трескалась, как тонкая слюдяная корка. В щелях тяжелых век поблескивали прошитые кровавыми прожилками, но вполне живые глаза.
— Зараза каменная прицепилась. — Веха почесал нос, покосившись мельком и без интереса. — Если не лечить, так панцирем каменным и покроешься, а после и вовсе в камень переродишься. У нас тут сплошь такое. Помогает сок тысячесила. — Он задумчиво оглядел «идола» и представил: — Это дед Бук.
— Ленивый старый хрыч, — пробурчала старушка. — Подремать любит, вот и не уберегся…
— А бывает, мхом обрастают. — Веха похлопал Бука по плечу.
— Еще чего не хватало. — Старуха даже уронила камбалу в раковину. — Разведет мне сырость в доме… Ну так как? Берете?
— Знаешь, — Элия отступила на шаг, — пожалуй, мы здесь не станем задерживаться.
— Да вы не бойтесь! Чужих зараза не тронет. Это нашенское заклятие, еще со смутных времен после Триединой войны.
— Что за заклятие?
— Да один маг осерчал. Спешил сильно, помощи хотел, да пока люди собрались, пока переговорили, пока решили… «Что ж вы медлительные такие?» — рявкнул он. Плюнул в сердцах и заклятие наложил. Теперь коли кто из местных присел слишком надолго — камнем обернется. А чужаков заклятье не касается. Что чужак? Как перекати-трава — ни корней, ни основательности.
— Ну да… Нет у нас времени на основательность, это точно. Что ж вы за столько времени за помощью не обратились, чтобы заклятие снять?
Аборигены переглянулись, рассеянно пожали плечами:
— Да мы собирались… Вот уже сколько раз сход созывали, чтобы, значит, гонца в Золотой город послать… Да все как-то…
Ну да. За столько веков так и не нашли времени послать гонца.
— А маги к нам редко заглядывают… Последний был, дай боги памяти, до Сотрясения и большой воды…
Брюс ухмыльнулся. На часах в этом поселке определенно выставлены десятилетия вместо часов.
— А вы, господа маги, не глянете? — встрепенулся Веха как самый быстро соображающий.
— Знаете… Может быть, на обратном пути, — солгал Брюс под осуждающим взглядом Элии. И торопливо воззвал: — Веха! Ты вроде в проводники нанимался? Показывай дорогу.
Веха выразительно округлил глаза и потрясенно воззрился на Брюса. Тот даже отступил на шаг, обеспокоенный.
— Прямо сейчас?! — осведомился проводник с таким ужасом, словно Брюс только что предложил ему покончить с собой.
Брюс мысленно прокрутил в памяти только что высказанное требование. Кажется, в нем не содержалось ничего противоестественного. Или он что-то упустил?
— Но… я думал… что… — Веха даже заикаться начал. — Не по-людски это. Только пришли и сразу бежать. Надо же с людьми поговорить, новости рассказать…
Не так-то просто сохранять терпение, особенно когда солнце явственно накаляет макушку. Но Брюс сдержался и как можно проникновеннее сказал:
— Мы торопимся. Очень.
— Ладно, — неохотно согласился Веха. — Завтра с утра пойдем… Это достаточно быстро?
— А что там за лесом? — встряла Элия еще до того, как Брюс углубился в разъяснение сути слов «очень торопимся».
— Ничего хорошего. Голодная земля, развалины, каменные драконы… Вы дальше леса не ходите. Мне дед рассказывал, что пустые города там сильно разрослись. В ловушку заманят и не выпустят. А уж если какой простак решит на земле заночевать, то все соки из него камень выпьет…
— Города? — проигнорировав страшилку, зацепился Брюс, успевший взять себя в руки. — Там люди есть?
— Да вы что! Какие люди! Города ж одичали совсем. Но, случается, по границам шастают разбойники. Ловят одиночек. Тех, кому повезло золотые жилы найти.
— Так это правда? Что камни там проросли золотыми жилами?
— Да кто его толком знает. Но земляки там долго держали оборону, так что… Староста Марон, может, знает больше.
— Где его найти?
— Он на карьер подался, уже неделю как. Должен вот-вот прибыть.
— Вот-вот — это когда? — с опаской уточнила Элия.
— Да прямо на днях! Еще и сезон не сменится, а он приедет. Вот увидите.
Брюс и Элия обреченно переглянулись.
— Как нам перебраться на ту сторону?
— К мосту надо…
— Так он, небось, рассыпался еще в том году, — вмешалась старуха, охотно оставившая нудное занятие по промывке рыбьих тел и подключившаяся к обсуждению качества местных архитектурных достопримечательностей.
— Не-е, — Веха глубокомысленно поскреб за ухом, — это дальний развалился, а ближний вроде цел.
— Так как же он цел, если буря была.
— А чего ему сделается? Его ж маги ставили.
— Так это когда было! Даже дорога потихоньку расползается, а мост уже, поди, весь рассорился. Дунешь — рассыплется.
— Посмотреть бы.
— И то верно…
Болтовня аборигенов иссякла внезапно и бесследно, как вода в песке. Сидят, улыбаются, довольные друг другом. Ни малейшего поползновения осуществить только что высказанное пожелание.
— За год никто так и не посмотрел, цел ли мост?
— А зачем? — искренне удивились аборигены. — Кому он сдался-то?
И то верно. Зачем им мост? Живут себе, не спешат никуда, пасут свои камни… Каменеют потихоньку. Ничего им не нужно, ничего не интересно. Их традиции прочны, как гранит.
— Мы сами посмотрим на ваш мост. Хотя бы направление покажите.
— Да прямо за домами… — Брюс и Элия двинулись в указанном направлении. Отошли уже порядком, когда услышали вслед запоздалое: — Только вы не найдете сами.
Пришлось возвращаться, постаравшись все нецензурные выражения придержать при себе. Возможно, благожелательность аборигенов еще потребуется.
— Почему не найдем?
— Так он заговоренный. Если особых примет не знаешь, то и с двух шагов не увидишь.
— Веха, — собрав остаток самообладания, Брюс слегка наклонился к конопатому парнишке и внушительно понизил голос: — Вот эта девушка — великий маг, у нее даже гиппогриф есть. Она снимет с тебя заклятие, если ты прямо сейчас покажешь нам дорогу… Ну?
Веха помялся, раздумывая. Элия возмущенно уткнула кулаки в бока.
— Ну ежели так… — Парень пожевал губу, обстоятельно осматривая красную от злости Элию. — Заклятье — это было бы хорошо… А не больно будет?
— Тебе — не больно, — заверила его Элия, в свою очередь обдирая взглядом Брюса до позвоночника. А хорошо все-таки, что взгляды нематериальны. У Брюса аж кости зачесались.
— Ладно, — решился Веха. — Только пообедаем, а то…
Что там у него за очередное «а то», Брюс не дослушал, потому что ухо щипнуло ледком и раздался обеспокоенный голос Дьенка:
— Брюс, там какие-то люди…
Высушенное брюхо стеклянной камбалы в медной оправе тихонько скрипнуло, качнувшись. Самая нижняя линза была уже старой, выщербленной от непогоды.
— Плохо видно, — констатировал Брюс, попытавшись в трещинах и сколах разобрать очертания дальних перспектив.
— Это дядька Пех, — сообщил Веха, мельком глянув через мутноватое стекло. — Ведет кого-то… Быстро едут, на охотников не похожи.
Брюс похолодел. По выпуклому камбалиному боку с едва заметными прозрачными ребрышками-нитками текли, искажаясь и неравномерно увеличиваясь, фигуры пока еще далеких всадников. Толком не разберешь, кто… Хотя… Один из скакунов, вроде бы, развел крылья… Или это полы плаща всадника шевельнулись?
— Далеко еще…
Веха почесал затылок, все еще размышляя. Вздохнул:
— А может, вы дядьку дождетесь?
— Пока они доберутся, полдня пройдет.
— Не… — флегматично отозвался горе-проводник. — Эта линза отдаляет. А вот эта правду показывает… — Палец с обкусанным ногтем показал на соседнюю камбалу в оплетке из олова.
Брюс глянул — и волосы у него встали дыбом. Рассеченное шрамом лицо капитана Фарра словно сунулось навстречу. Стал различим даже жесткий изгиб носогубных складок.
— О, боги…
Зашуршал гравий за спиной, другое ухо пощекотало теперь уже теплое дыхание.
— Веха, — напряженно позвала Элия, — где этот ваш мост?
— Да там, — беспечно отмахнулся Веха. — Вам чего, он вправду занадобился?
— Покажи, где.
— А это… хм-м… ну…
— Еще серебряк накину.
— Ладно… — Веха неторопливо заправил края рубахи под поясок. Притопнул ногой, обнаружил приставший к каблуку травяной лист, принялся сосредоточенно отковыривать его.
Брюсу смертельно захотелось придать увальню ускорение увесистым пинком.
— Веха! Покажи нам путь к мосту. Живо!
— Чего кричать-то? — искренне удивился Веха, отцепляя непокорный лист. — Идем сейчас. Я вот только…
— Веха!!! — Кажется, становятся понятны чувства мага, заклявшего поселок.
Непрошибаемо толстокожий собеседник невозмутимо уточнил:
— Точно хотите?
Они хотели. Они очень хотели. И увидели. Не то, что хотели.
…Из лохматого от травы края обрыва выстреливала неожиданно изящная дуга, словно набранная из резных плоских темно-зеленых звеньев. Полого пересекала трещину и вонзалась в берег напротив. Никаких опор и подвесок. Цепь филигранных малахитовых восьмиугольников, невесть каким образом соединенных друг с другом.
— Древняя работа, — одобрительно заметил Веха. — Складно как! Песня, а не мост… Нам сейчас так камни не сговорить.
— Он прочный?
— А то! — Веха возмутился так, словно сам лично собирал странный мост. — Вы не глядите, что он хрупкий с виду, до поры не шелохнется и под танцующим драконом!
— До поры?!
— Пока заклятие не рассеется. Земляные маги гарантию давали. Даже твердознак есть там, на обороте моста.
— И… на какой срок распространяется эта гарантия?
— Вот этого никто не помнит. — Веха широко улыбнулся, будто радуясь удачной шутке.
Воодушевляет, ничего не скажешь. Красота изящной дуги из резных зеленых плиток разом померкла, уступив место неистребимому ощущению хрупкости конструкции. Помноженной на многовековой возраст.
Гиппогриф злобно мотал головой, почуяв беспокойство людей.
— А вы заклятие сейчас снимете, или обождать? — осведомился Веха, боязливо поглядывая на заволновавшегося зверя. Лако взъерошил перья, разом сделавшись раза в два толще, и недобро косил на паренька желтый глаз.
— Сейчас, сейчас, — отмахнулся Брюс, пробуя мост на прочность. — То есть обожди… Это единственный путь?
— Не-а… Был еще один мост, ниже, — ободряюще заметил Веха, отойдя подальше от негодующего гиппогрифа. — Я еще пацаном был, когда он рухнул.
Ну если раньше имелись какие-либо сомнения в прочности моста, то теперь они определенно укрепились. Жаль, что поделиться их прочностью с мостом не представлялось возможным.
— Они приближаются! — встревожено напомнил Дьенк.
Даже неясно, как поступить. Все благородные порывы пропустить даму вперед ничуть не лучше поползновений оставить ее позади. Если первый пройдет удачно, значит, у следующего за ним останется на шанс меньше. Но не факт, что даже первый сможет проскочить.
— Я пошла, — бестрепетно заявила Элия, как всегда разрешая сомнения самым бескомпромиссным и самоубийственным способом.
— Куда?! — простонал Брюс, хватая девушку за косу. То есть целился Брюс сцапать ее за руку, но успел только за косу. — С ума сошла? Забирайся на Лако!
— Кто ты такой, чтобы мне указывать? — неожиданно рассердилась она, выдергивая косу и воззрившись на Брюса. Облупившийся нос горел рубином.
— Тот, кому нужно, чтобы ты осталась жива! Если ты сдохнешь, то мне все равно не имеет смысла перебираться! — раздраженно заорал Брюс. — Чего ты выпендриваешься? Лако тебя вынесет, если мост обрушится!
— Эй, а когда вы станете снимать заклятие? — встрял Веха издали и тут же отпрыгнул еще на пару шагов, когда разозленный гиппогриф прянул в его сторону, щелкнув увесистым клювом.
Хм, а прыти аборигену не занимать…
Промахнувшийся Лако разочарованно шипел, скребя когтями. Всклокоченные перья на шее торчали и позванивали, словно шаткий воротник из отточенных черных лезвий.
— Спасибо за заботу, — прошипела Элия в тон гиппогрифу. — Но сам забирайся на Лако, если так дорожишь своей шкурой, и улетай прочь с глаз моих.
— Э… А заклятие? — не унимался настырный абориген.
— Элия!
— Он не идет ко мне, понял?! — девушка внезапно закричала Брюсу в лицо, вынудив отпрянуть от неожиданности не только его, но и Веху. — Смотри!.. — Она бестрепетно шагнула к нервничающему зверю.
Гиппогриф недобро заклекотал, оттолкнулся передними лапами и встал на дыбы, размашисто ударив воздух упругими крыльями. Взвились пестрые перья.
— Лако!
Зверь припал к земле и злобно пригнул голову, готовясь нападать. Желтые глаза горели.
— Он чует страх… Я не могу его поймать.
Ах, вот оно что!.. И не надо гадать, с чего Элия не попыталась вновь оставить его в одиночестве разбираться с ситуацией!
— Взгляните, всадники! — влез некстати Дьенк, усиливая переполох. Во всяком случае в Брюсовой душе.
— Это все ты виноват! — закричала Элия, топнув ногой. — Это из-за тебя Лако разозлился! Держись от нас подальше!
— Почему я?
— Потому что ты трясешься от страха!
— Да ты сама, небось, в ужасе! Вот он и бесится!
Разъяренный криками гиппогриф попытался атаковать едва успевшую отскочить девушку. Отступил, снова расправив крылья и обводя присутствующих тяжелым, оценивающим взглядом. Уставился на попятившегося Веху:
— Спас… сите… — ошарашено промямлил побледневший камнепас, замерев на месте.
— Это Веха! Он чует страх Вехи.
— Так пусть он убирается!
— Веха! Возвращайся назад!
Веха внезапно ожил, переводя на Брюса неожиданно трезвый и возмущенный взгляд:
— Вы же обещали! А кто снимет заклятие?!
— Пошел прочь!
— Я не уйду! Вы обещали!
Брюс метнулся к камнепасу, развернул его за плечи и наконец поддался давнему искушению отвесить тощему парню сильнейшего пинка, от которого тот прытко покатился кубарем по направлению к поселку.
— Все! Расколдован!
— Ты с ума сошел?! — завопила негодующе Элия. Разозленный гиппогриф в унисон с ней засвистел так пронзительно, что заложило уши. Всклокоченные крылья загребли воздух, гоня волну травяного мусора. Задние копыта сковырнули несколько камней.
Затем гиппогриф снялся с места одним прыжком и взмыл в небо.
А на взгорке показались всадники, один привстал в стременах, всматриваясь вперед. Веха улепетывал навстречу верховым.
Что ж, выбора не осталось…
— Бежим!
Резная малахитовая плитка чуть пружинила под ногами, словно звенья моста были проложены по воде. Беглецы перескакивали по ним, стараясь не задерживаться, и все равно Брюс замечал, как под ступнями бегущей впереди девушки плитки покрываются паутиной тонких светлых трещин. Одна рассыпалась облаком пыли. Брюс едва успел перескочить на следующую.
«Держись! Держись!» — умолял Брюс не то мост, не ту оскальзывающуюся Элию, не то самого себя. Далеко внизу клокотала, пенясь по окоему, мутно-синяя река.
«Удачного пути!» — пожелали руны на следующей плитке, прежде чем распасться.
…Сухо защелкали, осыпаясь, камешки из-под корней, впившихся в противоположный срез берега. Ввинчиваясь в чащу вслед за спутницей, Брюс не оглядывался.
«…Даже дома обращались против жильцов своих. Или, случалось, за ночь скалы окружали селения, не выпуская никого из каменного кулака. А поутру сжимали кольцо так плотно, что и века спустя меж теми камнями и лезвие ножа не протиснуть…
Бывало так, что собственная плоть человека отказывалась служить ему, и он умирал, не в силах сделать ни единого вдоха или глотнуть воды, лежа на берегу реки…»
Лес смыкал за ними стены — плотные, колючие, жилистые. Это нельзя было назвать ветками, это были настоящие замковые ворота с засовами, бескомпромиссно отсекающие путь назад. Но пути вперед тоже не было. Тропа, едва поманив, бесследно сгинула в зарослях.
Хуже всего было то, что живой лес был как попало завален лесом мертвым. Гиппогриф, наверное, уже жалел, что вернулся к неугомонным людям, ибо ему пришлось протискиваться сквозь чащобу, отчетливо скрежеща жестким оперением. Мелким людям проще было продираться через зеленое буйство, перебираясь через поваленные стволы, окостеневшие и чешуистые корни, смахивающие на змей, и через змею, притворившуюся корнем.
Брюс взмахнул руками, удерживая равновесие, когда «корень» внезапно конвульсивно содрогнулся.
— Спа… спасибо, — ошарашено выдохнул он, когда Элия деловито отсекла ножом здоровенную голову рептилии, вознамерившейся испробовать гостей на зуб.
— Смотри, куда идешь, — посоветовала спасительница раздраженно, не удостоив спасенного взглядом.
Лако с интересом потянул укороченную змею за ошметок шкуры. Из кустов справа тут же высунулась другая змеиная голова. В неподвижных желтых глазах явственно стояло неодобрение. Во весь рост.
Путники понятливо ринулись прочь.
Становилось все темнее. Деревья росли истошно и жадно, занимая каждый клочок почвы. Их словно некая сила выгоняла из земли. Большинство быстро гибло, забивая все желтым и черным буреломом. Кроны высоких деревьев застили свет растущим снизу собратьям, но подлесок не становился реже. Даже напротив, он уплотнялся, превращался в свалявшийся исполинский войлок, который не раздерешь и бороной.
Казалось, между каждыми двумя травинками непременно жаждет втиснуться третья. Все, что могло прорасти, здесь перло вверх, вширь, вглубь. И погибало от истощения, намертво сплетясь с соседями.
— Руку давай, — скомандовал Брюс, проверив на прочность очередной корень. Громадная, вывернутая из земли плеть выгнула морщинистый мост над сплошной мостовой из бледно-голубых грибных шляпок. Мост выглядел подозрительно.
Элия, поколебавшись, все же уцепилась за руку Брюса и забралась следом. Они касались друг друга всего лишь несколько мгновений, но чуть дольше, чем надо бы… Тепло словно спаяло ладони.
И это после того, как они готовы были убить друг друга на переправе?
Сверху хрустнуло, и посыпался листвяной и древесный мусор. Гиппогриф перескакивал с одной ветки, на другую, цепляясь передними когтями, как безумных размеров птица. Только задние копыта то и дело соскальзывали.
— Ему здесь не нравится, — заметила Элия, высвобождая руку и торопясь отвести смягчившийся взгляд.
— Как я его понимаю…
Пока они ползли по корню над грибным полем, от светлых шляпок с каждым неслышным вздохом отделялось облачко спор. Мгновение повисев, рой деловито устремлялся прочь в разных направлениях. Несколько спор добралось и до Брюса. Ужалило, как искрами.
— Вот пакость. — Рядом Элия торопливо заскребла кожу, расцарапывая до крови.
Тут же, будто почуяв ее запах, из гнезда, похожего на мятую берлогу, кое-как втиснутую между стволами, выставилась жуткая клыкастая харя. Может, намерения у нее были самыми дружелюбными, но Брюс и Элия вновь рванули прочь. Хватит уже общения с аборигенами.
Дышалось тяжело. Ветер безнадежно вяз в чаще. Лес вокруг вздымался такой дремучий, что, взобравшись однажды на ярус над землей, вернуться ниже невозможно. Смыкались плотные колючие щиты, под которыми что-то шуршало, голосило и бегало…
— Кого охотники здесь ловят? — мрачно осведомился Брюс в пространство.
И вдруг получил ответ:
— А вот кого! — Элия подцепила краем ножа ссохшуюся, покоробившуюся ременную ловушку, растянутую в листве. В ловушке съежилось что-то пушистое и давно дохлое. — У меня была муфта из такого зверя. Это шушуг пестрый.
— Надеюсь, твоя муфта пахла приятнее… И не поросла грибницей, — добавил Брюс, заметив, что среди ворсин длинного меха пробиваются белесо-голубые пуговицы грибных шляпок.
— Еще у меня было покрывало из цельной шкуры полосатого бузуна, — сообщила Элия. — И если он тоже водится здесь, то нам стоит уносить ноги.
— Почему?
— Этим покрывалом можно было застелить весь главный зал матушкиного замка.
— Вряд ли он здесь развернется, — с сомнением утешил Брюс.
…Зато он вполне мог развернуться здесь.
Путешественники и сами не заметили, как чудовищное буйство леса разредилось, успокоилось, полиняло, оставив после себя буреломы сухих стволов, поваленных как попало, и исполинов-одиночек, растущих, кажется, до самого неба.
Брюс прикоснулся к ближайшему дереву. Морщинистая кора была холодной, жесткой, будто каменной, хотя внешне все еще казалась живой. Зато соседнее дерево и вовсе посерело, покрывшись каменными струпьями, как лишаями.
— Там, кажется, просвет…
Торчащие ветки окостеневшего бурелома изгибались ребрами погибших драконов. Многие деревья обвились друг вокруг друга, закаменев, и больше смахивали не на растения, а на причуды сумасшедшего зодчего. Сильно пахло влажным камнем.
Глухо растрескался и осыпался вниз кусками керамики ствол дуба, который задел крылом гиппогриф. Из черного нутра, из пролома посыпалась труха гнилого дерева.
Под ногами хрустели не то листья, не то глиняные черепки.
Странное место… Не поймешь, могила города или его зародыш… И как мумия или зародыш — он уродлив.
Добрались до него уже к вечеру Чернильный мрак размывал очертания строений, придавая и без того причудливым сооружениям и вовсе инфернальный вид. Камень разросся, как коралл, выплетая твердый ажур. Мутные кристаллы, спаянные в друзы, опухолями усеивали плоскости.
Земля под ногами была полна стеклянных сгустков, как плевков. Местами стекло изъязвило почву так глубоко, что стали различимы корни фундаментов — скорее по-древесному сложные, чем геометрически правильные.
Воздух сухой, полынный, жег глотку. И ни единой воздушной рыбы не плескалось в вышине.
Вокруг на много шагов не было ничего живого, но не оставляло ощущение, что за тобой постоянно присматривают. Провалами уродливых окон, глазами со странных барельефов и блеклых фресок. Всем своим существом не-мертвый город изучал гостей.
И множественные шорохи и скрипы стлались по пятам. Обернешься — никого и ничего…
…Лако встревоженно водил головой, высматривая что-то во тьме. Гиппогриф выглядел сильно обеспокоенным. Едва остановились, как он вскочил на каменный гребень одной из недоразвитых стен и теперь сидел там — громоздкий, как василиск на курином шестке.
— Только не прямо на землю! — тревожно воскликнул Дьенк. — Вы что, забыли, что вам сказано? Земля здесь пьет все соки из живых. Она жадная, потому что голодная.
Брюс перехватил за локоть собиравшуюся опуститься Элию и подстелил свою куртку. Она кивнула с благодарностью:
— Я и забыла совсем про предупреждение… Спасибо, что позаботился.
Дьенк издал невнятный, но однозначно раздосадованный звук.
— В городах лучше не задерживаться, — пробурчал он.
— Нам надо отдохнуть, — вслух возразил Брюс.
Элия приняла это на свой счет и снова кивнула согласно.
Небо черным куполом накрывало равнину. Здесь оно казалось не далеким и недостижимым, а плотным, низким, тяжелым. Словно глиняную миску опрокинули, а в трещинки пробивается слабый свет звезд.
Синеватые огни, водившие хороводы между каменными постройками, тревожили. Изредка они очерчивали мертвенным свечением башни, превращая их в холодные свечи.
— Будем дежурить по очереди.
— Я первый, — предложил Дьенк.
— Извини, но, думаю, тут лучше довериться теплокровным.
Если он и обиделся, то никак это не выразил. Пожал плечами и растворился во тьме.
Оранжевый огонь радостно вгрызся в наскоро собранный вокруг хворост. Головешки принимали причудливые формы там, где огонь поедал древесную составляющую сушняка, и оставлял каменные наплывы.
Зато купленная в поселке за трещиной еда была разложена на тряпице и почти не тронута. Элия нахохлилась, подтянув ноги к подбородку. Брюс, мгновение поколебавшись, сел рядом. Так, что мог почувствовать плечом ее плечо.
— Спи, я посторожу.
Она рассеянно перебросила косу за спину. Посмотрела на Брюса искоса. В голубых глазах поселились оранжевые, яркие искры, словно золотые рыбки. А ресницы, обрамлявшие глаза, были густыми и темными. Наверное, щекотными, если коснуться…
Это еще что? Брюс поспешно взял в руки хворостину, чтобы унять неожиданный зуд в пальцах. Ветка треснула сухо и громко. Элия вздрогнула.
— Кто бы мог подумать, что нас занесет в такие края…
— Ты это с восхищением или с сожалением?
Элия невесело приподняла краешки губ, перевела взгляд чуть ниже, задержавшись на распахнутом вороте Брюсовой рубашки.
— Это что? Оберег?
— Память, — сам не зная с чего, ответил Брюс откровенно. — О том, что мне больше никогда не увидеть.
— С виду обычный камень. На самом деле он особенный?
— Базальт, его кругом полно. Это камешек от развалин моего дома. Особенный он для меня.
Брюс привычно накрыл камень ладонью, ощущая сгладившиеся со временем грани. Когда-то они были острее.
…Они явились днем, пришли простыми путниками, преобразившимися в мгновение ока в чудовищ, которые хлестали водяными хлыстами, гоняли по улицам тугие, жадные смерчи, плевались огненными сгустками… Они знали, что в поселок некромантов лучше идти при свете солнца, когда ночные силы спят…
Дома рассыпались во мгновение ока, с глухими вскриками. Люди едва успевали выскочить из них. Воздух был зноен и полон черных легких хлопьев, как теплого снега, и дышать было тяжело и горько. Улица сгинула во мгновение ока.
«…указ Земледержца… не знать им прощения во веки веков… нет примирения с их былыми и настоящими деяниями… где бы они ни были, кем бы они ни были… истребить до единого…»
Все, кто выше стремени гиппогрифа, погибли на месте. Мальчишке повезло родиться тощим и мелким для своих лет. Это потом он вытянулся, словно наверстывая упущенное, а тогда, замирая от ужаса, прошел под всклокоченным оперенным животом угрюмого зверя, а многие из тех, кто был младше его, — нет…
Брюс помнил, как отполз в сторону и свалился, обессилев. И таращился в небо, не замечая мечущихся людей, а видя только исполинскую когтистую руку смерти. Она высовывала кривые пальцы из-за кромки леса, готовилась сомкнуть кулак.
Именно это видение преследовало его во снах долгие годы…
А вовсе не момент рассечения.
…Уцелевших детей согнали со всего поселка, выстроив в одну недлинную цепь. И пришел человек в черном, с узким бледным лицом. Он сам походил на некроманта. В руках он держал жезл-рассекатель.
Это считалось милосердием. Не убивать детей, но рассекать их сущность надвое. Разрывая связи между человеком и его силой навсегда. Взрослых подобное убивало мгновенно, а дети выживали…
Брюс помнил, как стискивал кулаки, когда черный человек приблизился и встал напротив. Случайный камешек, что попал в руку еще там, на развалинах родного дома, был горячим и липким от пота и крови и впивался в ладонь острыми гранями. Брюс не выронил его, даже когда мир стал белым и черным, разваливаясь надвое. Ему казалось, что если крепко держать этот твердый камешек, то не сойдешь с ума…
— Ты помнишь их? — тихо спросила Элия. — Своих родителей?
— Родичей, — поправил Брюс. — В селениях некромантов не поддерживали кровных связей. Привязанности ослабляют силу. Новорожденных сразу отдают нянькам. Лишь потом, когда они становятся старше, их передают в семьи на воспитание.
Брюс заметил выражение ее лица и сказал:
— Мои приемные родители были очень хорошими людьми. Их дом я считал своим. Там было безопасно и надежно.
Во всяком случае до тех пор, пока не явились чужие.
— Ты тоскуешь по ним?
— Я тоскую по утраченной жизни, где я еще не был изгоем… Точнее, еще не понимал, что все мы изгои.
— Значит, настоящего дома и семьи у тебя не было?
— А что значит настоящий дом? Место, где тебе спокойно? Место, где тебя не предадут? Где тебя ждут и любят? Для меня, если честно, это три разных места.
Элия помолчала и произнесла, перебирая пальцами прядки в разлохмаченной косе:
— Мне отец говорил, что семья — это как гавань, где можно отдохнуть в шторм и куда хочется вернуться. Но даже из убежища обязательно должен быть выход, иначе станет душно и тесно… Если душа заякорена слишком долго, то она сгниет.
— Зато считается, что от одиночества она черствеет.
— Можно посмотреть? — Элия неуверенно протянула раскрытую ладонь. Брюс кивнул, и она коснулась камешка на цепочке.
Цепочка была короткая. Чтобы рассмотреть невзрачный камень, да еще и в неверном свете костра, ей пришлось приподняться и приблизиться настолько, что Брюс мог вдохнуть запах ее волос и кожи.
Голова закружилась.
Элия подняла глаза. Странно, в их радужке все еще плясали золотые искры, хотя костер остался за спиной. Вблизи стало заметно, что даже крапинки веснушек на ее носу зазолотились. И Брюса неудержимо манило коснуться каждой из них губами…
Их одновременно притянуло другу к другу, словно магнитом. Легко и прочно сомкнулись губы. Дыхание, опалив на мгновение, прервалось…
— Хм-м!.. — Словно ледяным сквозняком пробрало.
Слышать Дьенка мог только Брюс, но в раскрывшихся глазах Элии вдруг мелькнуло недоумение. Сладость поцелуя, так толком и не раскрывшись, внезапно обратилась пыльной горечью неловкости.
Брюс с Элией подались в стороны, несколько смущенные внезапным проявлением чувств. Это было тем более странно, что — Брюс теперь это четко осознавал — никаких особых эмоций по поводу этой светловолосой девицы он не испытывал.
Он скучал по Аянне. Сильно, до душевного надрыва. Но при этом желал повторения несостоявшегося поцелуя.
Элия морщилась, неприязненно провела рукавом по губам, перехватила взгляд партнера и еще больше смешалась. Кажется, обидеть Брюса она не хотела, но тоже плохо понимала, что произошло.
— Что заметил, Дьенк? — спросил Брюс вслух как можно небрежнее.
— Много всего любопытного, — интонации Дьенка дребезжали стеклом. — Если опустить последний эпизод, то могу сказать, что здесь творится непонятное… Хотя последний эпизод, пожалуй, тоже из той же категории.
— Начни с главного, — посоветовал Брюс с досадой, наблюдая, как Элия, неловко заслонившись плечом, торопливо застегивает рубашку и натягивает куртку, словно упаковывается в броню.
— Холодно стало, — невпопад произнесла Элия, протягивая руки к костру. — Надо бы еще хворосту…
Костер сыто перескакивал с одной недоеденной головни, на другую. Пахнущий дымом жар расходился вокруг, заставляя дрожать воздух. Протянутые к огню пальцы девушки светились алым, как и щеки. Она явно не мерзла.
— Я там видел пару веток… — пробормотал Брюс, с облегчением поднимаясь с места.
А может, и к лучшему погрузиться в ночь, как в прохладную, свежую воду. Чтобы остудить разгоряченный лоб. Проветрить гудящую голову…
«Что это с нами было?» — Брюс с силой переломил очередную подобранную ветку, наслаждаясь усилием и резким звуком. С гребня меловой обкусанной стены слева с хлопаньем сорвалось нечто крылатое, завихлявшееся в ночном небе, словно дырявое полотенце.
Стало темнее. Позади послышалось шуршание песка.
Брюс обернулся и отшатнулся, уронив подобранный хворост. Другой огрызок стены — серый, изъязвленный — невозмутимо высился там, где Брюс только что прошел. Подмигивающий огонек костра исчез. Цепочка мятых следов ныряла под стену.
Знаете что… А пожалуй, не так уж и нужен этот хворост! Запаса на всю ночь хватит…
Обогнув присмиревшую стену, Брюс бросился обратно чуть ли не бегом:
— Дьенк! Ты прав, место странное… — Брюс осекся.
У костра не было никого. Переждав приступ паники, Брюс обнаружил, что Элия стоит поодаль, за очерченным огнем кругом, и, обхватив плечи руками, смотрит во тьму. Сначала Брюс решил, что она любуется ложными огоньками, но потом разобрал тихий голос:
— …не знаю, как это объяснить и что на нас нашло. Я сама ничего не понимаю… Если ты слышишь меня, то… — Она помолчала и добавила еле различимо: — Прости.
А может, просто показалось.
Зыбкая круглоухая тень, что едва проступала во мраке, шевельнулась совсем не там, куда был направлен взгляд Элии. Дьенк отделился от пористой колонны, мельком глянул на Брюса и исчез.
Теплая кисть касалась скулы Брюса. Элия дышала ровно и легко, угнездившись под его боком и откинув руку. Брюс видел, как дрогнули ее ресницы. Девушка пошевелилась, просыпаясь. Обернула доверчивое, мятое со сна лицо.
— Э-э… — сказал Брюс, попытавшись ненароком отодвинуться. — Доброе утро.
— Д-доброе… — Элия запнулась, попытавшись так же незаметно вытащить из-под Брюса примятый край своей одежды.
Спать они легли поодаль друг от друга. Отчего же проснулись рядом, практически обнимая друг друга?
Опять удивленно встрепенулись, неуверенно пряча взгляды. Поднялись на ноги, позевывая и поеживаясь от утреннего холодка. И разом ахнули…
Всюду, куда ни падал взгляд, раскинулся безумный город. Кошмар архитектора. Нагромождения строений, одно другого причудливее. Косые стены, спотыкающиеся о выступы. Наползающие друг на друга этажи. Виадуки, заплетенные в мертвые узлы. Слепые арки, скомканные как попало ступени… Город разрастался сам по себе, как коралловый риф.
— А что, — пытаясь взломать неловкое молчание, проговорил Брюс. — По-своему оригинально. А главное, не двигается. — Брюс осторожно пнул обросший керамической чешуей фундамент башни.
Башня, что тянулась ввысь возле них, пьяно кренила приплюснутую верхушку. Окна в ней были проделаны невпопад, а очертания их неровно оплыли. Сразу за башней уходил в никуда, постепенно истончаясь, ажурный мостик. Если присмотреться к его ажуру, начинала болеть голова.
Элия Брюса не слышала.
— Я ничего не узнаю, — отчаянным голосом созналась она. В руках ее дрожал рисунок, наложенный поверх карты. — Здесь все не так.
— Здесь воевали. И долго пытались выжить уцелевшие земляные маги. Они изменили все до неузнаваемости. А твоя карта с еще дремучих времен.
— Что же делать?
— Пройдем через город, а там разберемся. На равнине далеко видно. Железная башня высокая… — Брюс вспомнил длинный шип, вонзившийся в край горизонта на Огненных землях.
Элия обернулась. Брюсу снова захотелось прикоснуться к ней. Обнять, ободрить. Она казалась такой расстроенной. И явно потянулась ему навстречу.
— Через город будет трудно пройти, — раздраженно вмешался Дьенк. — Он не выпускает живых. Вы потеряете направление, как только войдете туда. Да, еще там наверняка полно посаженных воздушными магами сторожей… Эй! Очнитесь!
— Дьенк считает, что мы не пройдем через город, — вкратце изложил Брюс, неотрывно глядя на Элию.
— Что же делать? — повторила Элия, тоже не спуская с Брюса глаз.
Рисунок выпал из ее пальцев, спланировал на песок. Они одновременно наклонились, замерли, продлевая миг касания.
— Бежать! — буркнул сердито Дьенк. — Хватит таращиться друг на друга. Вы забыли, что здесь опасно? Если будете стоять, то земля иссушит вас и превратит в пыль. А в городе это произойдет еще быстрее… Брюс, ты хотя бы слышишь меня?!
— Опять бежим, — рассеянно перевел Брюс вслух все вышесказанное.
Элия улыбалась отрешенно. Выпустить девушку из рук казалось настолько болезненным, что сейчас Брюс предпочел бы окаменеть прямо здесь, не размыкая объятий.
Гиппогриф, и без того беспокойный, сердито заклекотал, увидев в небесах нечто не приглянувшееся ему. Или, наоборот, приглянувшееся. С силой хлопнул крыльями, подняв тучу пыли, неловко прыгнул пару раз, сшибая камни, и рванул ввысь.
Пыль заставила кашлять и тереть заслезившиеся глаза.
— Отвлеклись? — сварливо осведомился Дьенк. — Идем уже?
— Что ты там говорил про бег? — спохватился Брюс.
— Городу нужны жители. Он постарается запутать вас. Смотрите только на меня. Я для него не существую, он меня не обманет.
Идти было трудно, несмотря на то, что мостовая под ногами лежала гладкая, без единой трещинки. Совершенно одинаковые камни прилегали другу к другу плотно, как чешуя змеи. И, как чешуя, выглядели не рукотворными, а естественными.
— Я муха на медовой дорожке. — Элия смахнула испарину со лба. Солнце и впрямь будто удвоило усилия, промывая пространство между постройками сухим жаром. — Ноги прилипают.
— Не дай ей остановится, — Дьенк вился вокруг, надоедливый, как овод. — Чем больше времени вы проведете в городе, тем меньше шансов выбраться. Нужно бежать.
— Когда же это кончится… — простонал Брюс.
Сухой горячий ветер шершаво обжег скулу, в надрывном стоне послышалось злорадство. Брюс судорожно всхлипнул, пытаясь насытиться воздухом, мгновенно ставшим безжизненным, лишенным кислорода.
Закашлялась надсадно Элия.
— Проклятье! Сторож! — Дьенк в ужасе прянул прочь.
Тугое тело вихря задело Брюса, упруго оттолкнув. Брюс ударился о стену; посыпалась каменная крошка. Поднятая пыль ввинчивалась в воздух, выдавая очертания воздушного стража. Тощая воронка гибко плясала на камнях, упираясь вращающейся макушкой в блеклое небо.
— Там еще один!
Воронка развернулась, припадая к мостовой. Ветряная змея заскользила поземкой, сбивая с ног. Крошечные электрические искорки заскакали по окоему стен. Растрепанная коса Элии ощетинилась вставшими дыбом волосками.
…Дышалось тяжело. Бежать, когда ноги заплетает пыльным вихрем, — еще тяжелее. Все время натыкаться на глухие тупики — тяжело втройне.
Говорят, земные маги умели ходить сквозь стены. В силах современников разве что с размаху налетать на них и, чертыхаясь, отплевываться…
— Не останавливайтесь! — нудил над макушкой Дьенк.
Он, словно нарочно, не давал ни малейшего шанса приблизиться к друг другу, подгонял, подстегивал, понукал.
— Быстрее! Быстрее!
Солнце палило, как обезумевшее. Светлые стены сияли ослепительно, выжигая глаза. Город и впрямь будто старался сомкнуть каменные ладони, не выпустить растерявшихся людей. Тысячи окон смотрели внимательно и жадно.
Возле ступеней, ведущих в никуда, скрючился выбеленный солнцем человеческий костяк. Ребра, пальцы на руках и ногах почти совсем истончились, растаяв, как леденцы. Череп, позвоночник и остальные прочные кости еще держались, но надолго ли? Город даже плоть превращал в пыль…
— Скорее! — рявкнул Дьенк в самое ухо, будто забыв о своем вечно робком тоне и подгоняя их — точнее Брюса — не хуже заправского работорговца.
— Не ори, — огрызнулся Брюс сипло. — Мы не железные…
Невысокая Элия выдыхалась быстрее, несмотря на то что производила впечатление выносливой. Вот снова пошатнулась, поскользнувшись на стеклянной язве в земле… Брюс задержался, чтобы протянуть ей руку.
— Да беги же! — завопил Дьенк.
Даже Элия вздрогнула, словно услышав его неистовый крик. И действительно прибавила шагу. Белесая каменная труха стелилась за ней сплошным шлейфом.
Поворот, еще поворот… Голова идет кругом. Кажется, что они уже заплутали, завязли в клубке каменных, путаных улиц и никогда не выберутся из города-ловушки.
— Быстрее! Быстрее!!! — голос Дьенка подстегивал кнутом.
И почему они все время куда-то несутся, а?
Строения пыльным мороком дрожали перед глазами, искрились, как сахарные, и так же таяли. Даже воздух казался липким. Каждый вдох орошал запаленные легкие приторной карамелью. И бежать получалось все медленнее, задыхаясь, волоча ноги. Они вязли в раскаленной патоке…
— Нет! Не сдавайтесь! Только не теперь… — В тоне Дьенка звенела настоящая паника. — Уже немного осталось!
Элия вцепилась в локоть Брюса. Он сам сдался бы и лег, если бы не будоражащий голос Дьенка.
Стены зданий вокруг вдруг стали длинно взбухать, покрываясь сетью мелких трещин. Словно нечто продиралось сквозь камень изнутри. Справа! Слева! Прямо за спиной!.. Брызнула колючая крошка… Продолговатые бугры устремились за беглецами прямо по стенам, вспучивая плоскости рубцами…
Это впечатлило. И откуда только силы взялись!..
Сахарно-искрящаяся арка, нелепо надсеченная сбоку, выплюнула Брюса и Элию, как зернышки перца, неуместные в сладком десерте. Но перемену они почуяли не сразу. Исчезало напряжение, разлитое вокруг. Дома рыхло проседали, как весенние сугробы. И, как сугробы, утратили всякие признаки жизни. Появился ветер, погнал людей по серым пустым улочкам, покатил им вслед комки невесомой травы. Город закончился не сразу, но теперь постройки, окружавшие чужаков, уже не источали опасность. Они были по-настоящему мертвы.
Все меньше оставалось целых домов. Вихри вылизывали выщербленные стены, тесали сколы до бритвенной остроты, заглаживали четкие линии. Уже и не разгадаешь сразу — руины это или природное нагромождение камней.
Когда сил не хватило даже на то, чтобы сделать следующий крошечный шаг, беглецы повалились под ближайшую изрытую ветром стену, в горячую тень.
И, наверное, целую вечность лежали неподвижно. Запротестовавший было Дьенк вскоре унялся, затаившись в складках камней.
— Ты снова спас мне жизнь. — Зашевелилась наконец Элия. Ее голова лежала на плече Брюса, и тот мог рассмотреть каждую песчинку, набившуюся в ее светлые волосы. — Если бы не твое упорство, мы бы не выбрались из города.
— Скажи ей! — потребовал Дьенк. — Скажи, что это я! Пожалуйста!
Элия подняла лицо — измученное, посеревшее от пыли, но с ясными, блестящими глазами.
— Да, — согласно пробормотал Брюс. — Скажу… Угу-м-м…
Говорить стало невозможно. Губы у Элии были такими мягкими и упругими, без приторной сладости, с нежным привкусом обещания.
— С ума сойти можно, — уныло проговорил Дьенк. — Эй! К вам ползет песчаная змея! Брюс, да посмотри же!
Оторваться было нелегко, но пришлось. Брюс посмотрел и с возгласом вскочил на ноги и потянул за собой девушку.
Между двумя валунами, что когда-то были основаниями колонн и еще хранили сильно заглаженные ветром граненые очертания, проползала длинная, шагов в пять, песчаная змея — струилось тело, собранное из миллионов серых и желтых песчинок, переливая мгновенно рождающиеся и так же быстро исчезающие узоры.
— Однажды я видела, как такая змея задушила курицу. — Элия, вскарабкавшаяся на гребень рухнувшей стены, с любопытством наблюдала, как песчаная тварь плавно перетекает по свободному пространству. Беззвучно и неудержимо, как поземка.
— Только та была раз в десять поменьше… На нее вылили ушат воды, прежде чем она перестала дергаться.
— Кстати о воде… — Брюс снял висевшую на поясе флягу, поболтал, прислушиваясь к скупому бульканью, и передал ее девушке. — У нас ее не так уж и много, а взять негде. Надо быть… экономнее, — добавил Брюс растерянно, увидев, как Элия переворачивает флягу к верху донышком и сцеживает последние капли.
— Хм… Кажется, я выпила все.
Брюс с шумом выдохнул. Еще пару минут назад Брюс самозабвенно целовался с этой девицей, а уже сейчас был готов убить за пару лишних глотков. Да и она, судя по лицу, не особенно сожалела о содеянном.
— Вода есть еще в сумках гиппогрифа, — переждав острый приступ ненависти к беспечности прекрасного пола, напомнил Брюс. — Но придется ждать, пока он вернется.
Они одновременно подняли взгляды в безнадежно пустое небо. Небеса были не голубыми, а белесыми, как застиранная ткань. Ни малейшего следа не то что туч, даже легких облаков.
— И как это тебе пришло в голову всю воду доверить глупой скотине? — сварливо осведомился Брюс.
— Как раз глупой скотине я и не рискнула доверить, — со злостью парировала Элия. — А Лако меня точно не бросит.
— Без воды продолжать эту авантюру не имеет смысла.
— Возвращайся, — знакомым тоном посоветовала она.
Брюс, морщась, обернулся. Город лежал позади молчаливой и неприветливой грудой развалин. Теперь понятно, почему никто из тех, кто ушел на запад, не вернулся. Даже если им удалось пройти через жадный город, второй раз туда они бы не сунулись и покинули эти негостеприимные земли наверняка другим путем. Каким?
Придется смотреть вперед, где до самого горизонта расстилалась равнина, однообразно бурая и растрескавшаяся, словно плохо загрунтованный холст, покрытый чешуей кракелюр.
…Хрустела под ногами истощенная, мертвая почва. Трещины разрастались. Если поначалу туда едва можно было втиснуть ребро ладони, то вскоре их пришлось перепрыгивать, а некоторые и вовсе обходить. Равнина превращалась в скопище бесплодных островков, разделенных каньонами. В глубине земляных ущелий нечто смутно поблескивало, словно островки там, в глубине, стягивала между собой металлическая паутина. Извилистые скальные выходы напоминали гребни драконов, застрявших в земле.
— Далеко еще? — Брюс попытался вытряхнуть из фляги хотя бы одну каплю и с надеждой глянул в безжизненное небо.
— Не знаю. — Элия устроилась рядом, изучая карту. — Все так исковеркано.
Нагретый воздух слоисто тек, струился и дрожал. Он высасывал влагу из дыхания людей. Даже воздушные рыбы не жили здесь.
— Землетрясения… — вмешался почти неразличимый Дьенк. — Карта здесь бесполезна. Здесь все еще действует земная магия. Мощь живой и неживой плоти. Даже камень покорен ей и разрастается, пусть и бесплодно. А то, что истощилось до предела — превращается в пыль и песок. Если бы не сила земного притяжения, которую вложили сюда маги, здесь бы даже камня не стало, одна труха.
Хорошо быть бесплотным, вяло подумал Брюс, зажмуриваясь. Можно болтать беспрерывно и не думать, что вместо языка у тебя во рту — высохшая пакля.
Во фляге пел ветер. За тот час, что прошел с последней попытки нацедить влаги из пустой емкости, чуда не случилось. Сосуд пустовал.
— Нужна вода, — буркнул Брюс хмуро, зачем-то покачав флягу и послушав глумливый всхлип воздуха. — Мы долго не протянем… Даже вернуться не сможем. Может, воду можно раздобыть где-нибудь под землей?
— Вряд ли, — усомнился Дьенк. — Земные маги не позволили бы подземным водам течь под своими территориями. Это же ресурс противника. Они вытягивали из камня даже те крохи влаги, что содержались в нем.
Брюс не поверил. Разумом понимал, что Дьенк прав (да и бесплодный ландшафт был тому наглядным подтверждением), но верить не желал. Опустился на колени и положил ладони на землю, прислушиваясь…
— Что там? — встрепенулась Элия, заметив, как изменилось его лицо. — Вода?
— Золото, — оторопело ответил Брюс.
Плоть скалы, в тени которой они устроились, была буквально пронизана толстыми жилами и тоненькими капиллярами золотой руды. Да что там! Даже в землю под ногами золотая жила запустила твердые пальцы, пронизав плоть равнины металлической сетью.
Нет, возможно, что термин «золотая жила» обязан своим происхождением отдаленным сходством с кровеносной системой человека, но не до такой же степени! Золотые жилы в земной плоти даже пульсировали, едва ощутимо вибрировали, словно и впрямь перегоняли токи силы.
— Ты что делаешь?
Брюс забыл про жажду, зачарованный зовом более мощным. Зажмурился, запустив пальцы в крошащуюся почву, сосредоточился и потянул. В висках забилась кровь, язык обложило солью, переносицу заломило так, что хотелось завыть…
Да, это не клады выманивать на поверхность!
Вскрикнула Элия, ахнул Дьенк… Брюс открыл глаза, слепо моргая от света, яркого, но с багровыми прожилками. Голова кружилась.
Зато вся земля вокруг, как ростками странных растений, была пронизана золотыми иголочками. Самые тоненькие из золотых капилляров вышли на поверхность.
— Это же… Золото? — Элия обломила ближайшую иголку, мягкую и податливую, каким может быть только чистый металл.
Пытаясь отдышаться, Брюс перекатился на спину, чудом не свалившись с края земляного островка. Машинально заглянул в расселину, вздохнув запах сухого камня. Во тьме, далеко внизу, клубилась пыль и смутно поблескивали тонкие нити.
Так вот что за «паутина»! Это обнажившиеся золотые жилки.
— Брюс, мы богаты! Нет, правда, это же здорово! — Ликующая Элия закружилась, вскинув руки. В кулаках сверкала золотая хвоя надерганных металлических иголочек. — Значит, это правда, что рассказывали! Здесь полно золота!
— Я бы предпочел воду…
— Держи! — Ворох золотых иголок посыпался на Брюса. — Держи! Тут больше, чем я обещала тебе заплатить! Вот, вот еще! — Она, словно обезумев, запихивала Брюсу в карманы золотую крошку, обломки, слитки покрупнее, что выползли на поверхность с запозданием.
— Знаешь, для наследницы сокровищницы барона Загорского ты слишком трепетно относишься к презренному металлу…
Элия внезапно помрачнела. Из раскрывшихся ладоней посыпался на землю золотой лом. Девушка стряхивала его с коленей, словно металл раскалился.
— Я не наследница.
— Что?
— Моя мать и ее родственники не позволят мне унаследовать ни замок, ни деньги, ни даже имя Загорских.
— Почему?
— Потому что на мне проклятие. Потому что из-за него я не смогу найти себе мужа и родить барона. Потому что мой отец… — Она вдруг осеклась и быстро глянула на Брюса. Что-то важное только что едва не сорвалось с ее губ. И Элия ощутимо вздохнула с облегчением, прежде чем продолжить: — А такая… наследница, — презрительно нажала она на определение, — не нужна моим родичам. Скорее всего, меня заточат куда-нибудь в скит, а замок перейдет к двоюродному братцу.
— Ты же говорила, что твоя мать сделает все, чтобы найти тебя.
— О да! Она предпочтет точно знать, что я умерла. Чтобы однажды я не вернулась требовать соблюдения своих прав… Так что не надейся, что она уступит. Но теперь, когда у тебя столько золота, ты можешь скрыться…
— А ты? Зачем тебе эти Башни, если ты можешь тоже жить счастливо где-нибудь?
— Нет. Я Элиалия Загорская. Барон очень меня любил и мечтал, чтобы именно я владела замком и носила его имя. Я не желаю прятаться и жить в глуши, когда трусливый и злобный Жеан сядет в кресло Загорских в главной зале. Я должна избавиться от проклятия… — Она пересыпала гнутые золотые стружки из горсти в горсть, подняла на Брюса сияющий взгляд, в котором тоже плясали яркие искорки, и счастливо засмеялась:
— Я в тебе не ошиблась.
Как случилось, что они снова смотрят друг на друга так близко, что кажется, ресницы могут зацепить…
— Пора идти, — с трудом произнесла Элия, резко отшатнувшись назад, словно увидела что-то в Брюсовых зрачках.
— Пора, — с сожалением признал Брюс.
Кто б догадался, что набивать карманы и сумку золотом — такое мучительное и раздражающее занятие. Надо было вытянуть жилу покрупнее, чтобы не маяться с золотым крошевом. Острые кончики игл, проколов ткань, вонзались в бока и спину при каждом удобной случае. К тому же чистое золото весило изрядно.
Вскоре путь на запад усыпала дорожка из золотого лома.
Под палящим солнцем, без воды, в бесплодной пустыне, перебираясь через провалы, тяжести далеко не потаскаешь. Пожадничав поначалу, путники стали потихоньку выкидывать лишнее, облегчая ношу.
Ну да ничего. И этого хватит на всю оставшуюся жизнь. Особенно если она закончится еще до заката. От обезвоживания.
— Смотри! — вдруг снова возликовала Элия. — Вон туда! Это Башня!
— Это гиппогриф! — с облегчением воскликнул Брюс почти одновременно с девушкой, когда в небесах стала разрастаться черная точка, превращаясь в пикирующего вниз Лако.
— Наверное, не нашел никого ближе, — странно прокомментировал его возвращение Дьенк.
…Веревки не хватало.
Гиппогриф недовольно клекотал, пытаясь упереться когтями в легко крошащуюся землю. Его постепенно стаскивало к краю. И Брюса тоже.
Другой конец веревки уходил вниз, в расщелину в земле, и хоть груз, привешенный к нему, весил не так уж и много, но зато активно брыкался, так что веревка ходила ходуном по краю обрыва и готовилась вот-вот лопнуть.
— Вылезай! — скомандовал Брюс утомленно. — Ничего не выходит…
Над краем обрыва, после паузы, показалась растрепанная светлая голова. Элия выкарабкалась наверх и поднялась на ноги, отряхиваясь. Вид у нее был недовольный, а упрямо выпяченная губа явственно обещала грядущий протест.
— Нам не добраться до Башни, — в который уже раз повторил Брюс. — Хватит уже.
— Мы поищем еще. Мне кажется, вон там провалы поуже…
— Обман зрения. Как только мы до них доберемся, выяснится, что провалы такие же широкие.
Элия упрямо засопела, оглядываясь. Упорства ей было не занимать. Хотя и понять ее было можно — цель уже видна, но недосягаема.
Трещины в земле разрослись настолько, что перебраться через них стало практически невозможно. Если бы у них было специальное снаряжение, то…
Уставший Лако не мог поднять даже одного всадника. Поначалу он перелетал на соседний островок, перетаскивая конец веревки. Но потом и веревки не хватило. Элия придумала было спуститься вниз, добраться до места, где ущелье сужается, и потом… Короче, все равно не вышло.
А расстояние до Железной башни сокращалось почти незаметно. Длинный шип вонзался в горизонт. Казалось, что именно от этой занозы по небосклону расползаются гнойно-желтые и воспаленные багровые полосы. Солнце садилось прямо на штырь — косматое, измятое. Нагретый воздух дрожал.
— Элия… пора возвращаться.
Она резко качнула головой.
— Там наверняка нет никого живого… — Брюс свернул веревку и пристегнул ее к седлу Лако. В раскрытой сумке стеклянно блеснуло. Ну конечно! Купленная еще в поселке сушеная воздушная камбала.
Брюс вынул линзу, протер и глянул на горизонт.
Башня прыгнула навстречу. Кратность у линзы из мелкой камбалы была невелика, но и ее хватило, чтобы различить огромные хлопья окалины и ржавчины, покосившийся остов, целые секции выдранных пролетов, будто Башню грыз исполинский дракон…
— Элия, взгляни… — Брюс протянул линзу недовольно обернувшейся девушке. Она мгновение колебалась, прежде чем взять. Наверное, выражение его лица сказало больше, чем она хотела услышать.
Нехотя Элия поднесла камбалу к глазам, а Брюс принялся упаковывать оставшиеся вещи.
Эта Башня, как и та, что располагалась на Огненных землях, была давно разрушена и мертва.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ