Электрическое бессмертие

Глава 5

Глава пятая

Российская Федерация, 2013 год

Псевдорабочие дни, когда неделя разбита праздником, трудоголикам не приносят ничего, кроме ощущения ударов головой о непробиваемую стену. Невозможно что-либо делать в вакууме, ты связан с множеством людей – поставщиков, клиентов, подрядчиков, субподрядчиков, государственных чиновников. Куда ни ткнись, из телефонной трубки или месенджера доносится одно и то же: пересечёмся после праздников. Различается только форма, от уважительно-извиняющейся до приятельски-панибратской. Средний уровень отдыхает в загородных коттеджах, реальные пацаны махнули к тёплому морю до десятого. Отказавшись от нескольких приглашений в баню, на шашлык и на рыбалку, Игорь включил посредственное знание английского языка и попортил кровь китайским поставщикам. Потом набрал Олега.

Он не снял трубу, минут через десять перезвонил сам.

- Привет! Во время медитации не могу ответить. У части адептов они вообще мобилки забирают. Хорошо – «Кюмо» маленький.

- Бли-ин! Ты что, в экстремистскую секту вступил? Свидетелей Иуды-Иеговы искушения пятого дня на Москве-реке?

- За кого меня держишь, брат? Вполне вменяемые люди, последователи Рериха. Одному впаяли десять суток за появление в голом виде – парень пытался всего-навсего выразить единение с природой.

Голышом по Минску в апреле? Адекватный товарищ.

- И что же вы там делаете, гм… последователи?

- Изучаем искусство Рерихов, философское видение мира, познаём непознанное. Знаешь, наш предок Иодко сумел в электрических разрядах сфотографировать биополе человека, не только электромагнитную часть, но некую субстанцию, которую до сих пор не может обнаружить официальная наука.

- А что им нужно от тебя?

- Ничего. Тут всё добровольно. Тебе, наверно, не понять. Твой мир конкретный и определённый: купил, продал, затем, чтоб не посадили за налоги – подмазал. Люди живут и по-другому, ради духовного. Никто никому не навязывает. Садишься на циновку вдали от городского шума и смотришь внутрь себя. Там – все ответы на любые вопросы бытия.

И рецепт – как избежать спада продаж? Впору записываться в поклонники Рериха.

- Конкретизируй – где это «вдали от городского шума»?

- Деревня Прилепы. Кажется, в сторону Витебска, в принципе – недалеко от Минска.

- И то хлеб. Теперь скажи: я давал тебе бабло на подготовку документов о наших правах на недвижимость. Ты часть истратил, молчу про расходы, что я понёс, разыскивая тебя вокруг Узды. Внимание, вопрос: когда будет эффект? Второй вопрос: если ты завалил дело на корню, когда я получу назад мои бабки?

- Будда Гаутама учил не торопиться. Особенно это касается суетных дел. Смирись, не жадничай.

Игорь вскипел.

- Смиренно списать несколько тысяч баксов на Будду? Ты охренел! Сейчас же заблокирую у тебя остаток на счету. Пять тысяч на билет до Москвы и мелкие расходы. Всё!

- Не кипятись, брат. За год я освою технику проникновения в память предков. Тогда точно узнаю, происходит ли наш дед от Конрада Иодко и где искать доказательства.

- Полные штаны восторга. Полагаешь, этот год я буду тебя содержать? Ищи идиота в другом месте, понял?

- Прости, брат, убегаю. Нам привезли книгу «Тайная доктрина» Блаватской. Перезвоню.

Кое-как уняв раздражение, Игорь набрал в поисковике название этой книги. Интернет предложил множество вариаций. Оказывается, труды Блаватской, переведённые на русский язык силами Елены Рерих, весьма популярны. Придумана даже специальная наука – теософия, типа изучающая неощутимое и непознаваемое.

Он пропустил длиннейшее оглавление и введение, в предисловии наугад прочитал один абзац. «…Абсолютное Единство не может перейти в Бесконечность, ибо Бесконечность предполагает беспредельное протяжение «чего-то» и продолжительность этого «чего-то». Но Единое – Всё – подобно Пространству, являющемуся его единственным умозрительным и физическим представлением на нашей Земле или нашем плане существования – не может быть ни объектом, ни субъектом для познавания. Если бы возможно было предположить, что вечное, бесконечное Всё, вездесущее Единство, вместо бытия и Вечности, может стать, в силу периодических проявлений, многообразной Вселенной или же многообразным Существом, то это Единство перестало бы быть таковым».

Наркевич представил толпу взрослых людей, которым словно малым детям воспитательница в детском саду зачитывает всё это, а они внимательно слушают. Не знаешь – смеяться или хвататься за голову. Или задаваться вопросом, за коим чёртом кому-то нужно запудривать мозги простакам, используя псевдофилософскую ересь XIX века и обещания научить пользоваться памятью предков.

Интернет поведал, что рериховских школ несколько. «Истинные» теософы с горячностью обличают тех, кто ещё недостаточно свихнулся на восточно-религиозной почве.

Кто-то отдыхал, пьянствовал, копал огороды, другие занимались духовным совершенствованием и поминали Будду. В таком разнообразном состоянии россияне дожили до 10 мая.

Размеренный ход утренних дел по окончании праздников, когда наиболее стойкие приступают к работе, а многие только долечивают организм, разрушился телефонным звонком.

- Игорь Владимирович!

- Да. Доброе утро.

- Отложите дела. У меня тревожная новость.

Голос отставного генерал-майора сух и суров. Явно не шутит. Наркевич жестом выгнал всех из кабинета, прервав совещание.

- Я слушаю.

- Некие граждане явились с апостилированной белорусской доверенностью вашего брата на продажу его квартиры в Москве третьему лицу. Хорошо, что стандартные действия по блокировке операций с недвижимостью разыскиваемого гражданина не отменились из-за праздников.

- Твою ж ма-ать!!!

- Игорь Владимирович, это не самое худшее. Если человек подписал доверенность чёрным риэлторам, он уже не нужен. Срочно наберите его.

- Сейчас… Длинные гудки… Возьми трубку, гадёныш! Не берёт.

- Игорь Владимирович, не хочу предвещать худшего, но…

- Договаривайте!

- Я бы на вашем месте брал людей и поспешил к нему. Скоро узнаю, к какой соте подключён телефон.

- Если по-прежнему Белоруссия, у вас там…

- Есть связи. Но сейчас всё решает время. Я не могу поднять роту ОМОНа по звонку.

Буквально через десять минут «Гелендваген» начальника службы безопасности влился в бесконечные московские пробки. Наверно, имей скоростную машину где-то на выезде в сторону Смоленска, нырнул бы в подземку и на метро до Кунцево прибыл заметно быстрее. Самолёт? Интернет говорит, что в Минск летают рейсы из Шереметьево и Домодедово. Но нужно ещё добраться до аэропорта, да и время вылета неудобное. Поэтому самым быстрым средством остаётся автомобиль. Особенно если приготовиться к тому, что сумма штрафов за скорость превысит цену бензина, съедаемого тюнингованным мотором о двенадцати цилиндрах.

В утренние часы Кутузовский проспект забит в сторону центра, в противоположном направлении свободнее, поэтому до МКАД добрались быстро. За кольцевой Антон, водитель «Гелендвагена», попросил пристегнуться, так как авиалайнер фирмы «Даймлер-Бенц» скоро пойдёт на взлёт и уберёт шасси.

Скорость свыше двухсот километров в час любую автостраду превращает в раллийную трассу. Игорь снова набрал отставного покровителя.

- Место в Белоруссии уточняю, жду звонка с минуты на минуту. Больше не набирайте Олега, не садите его телефон.

- Кого сможем подключить на месте?

- Оперативные работники из уголовного розыска и КГБ. Но пока даже не знаю, кого просить – не известен район поиска.

Немилосердно кинуло вперёд – Антон увидел первый жезл.

- Сиди!

Игорь сам вылетел из машины.

- Начальник! Вопрос жизни и смерти. Поверьте! Вот справка.

Старлей сунул «справку» в карман и даже не стал показывать трёхзначные цифры на радаре, зафиксированные в населённому пункте.

- Осторожнее. Счастливого пути.

- Спасибо. Непременно.

Кроме подобных ситуаций, притормозили лишь на заправке – внедорожник в потреблении топлива решил соревноваться с «Боингом».

Мелькали города и городки – Вязьма, Сафоново, Ярцево… К обеду, а в Беларуси время отставало от российского столичного на один час, впереди вырос Курган Славы. Антон, мастер спорта по авторалли, от Московской кольцевой до окрестностей Минска уложился за пять часов. Игорю они показались бесконечными.

В Прилепах, в том самом посёлке, который Олег называл по телефону, их встретил опер из областного управления уголовного розыска, немного позднее на микроавтобусе подкатил человек, предъявивший удостоверение сотрудника УКГБ по Минску и Минской области. От москвичей не укрылось, что оба оперативника мазнули по представителю противоположной конторы не самыми благожелательными взглядами. Очевидно, межведомственные трения у силовиков бывают не только в России, и сейчас их конкуренция весьма некстати.

Посёлок, когда-то обычная деревня, а теперь вполне приличный загородный квартал коттеджной застройки занял берег водохранилища, красоты которого оценивать недосуг.

- Мы отработали большую часть домов. Принадлежат обеспеченным людям из Минска, в будний день никого нет или только охрана. По всему выходит, нужно искать в тех недостроенных, - опер показал на три дома в разной степени готовности. – Местный дед говорит, там какие-то оргии были, бегали ряженые в оранжевым, про «харю Кришны» вопили.

- Чего мы ждём? – вскинулся Игорь. – Все туда.

- У него мобильный отвечает? Наберите, - гэбист выкинул окурок и полез в бус.

Пеленг на электронное устройство показал, что сведения сыщика верны. У самой стены дома Игорь вытащил «Беретту». Мент схватил его за руку.

- Спрячьте. Будем считать – я ничего не видел. Если кого-то валить, то из моего табельного. Пошли!

Но открывать огонь не пришлось, пусть именно в этот час Наркевичу до скрипа зубов хотелось высадить магазин в ненавистную рожу, перезарядить обойму и снова давить на спуск, потом долго пинать ногами труп… В Прилепах обошлось без стрельбы.

***

Французская Республика, 1871 год

Позицию основательно затянуло дымом. Где-то по соседству начался нешуточный пожар.

- Мой генерал, версальцы подтягивают орудия!

Ярослав Домбровский осторожно поднял голову и выглянул через амбразуру, случайно возникшую меж двумя фонарными столбами, сложенными поверх баррикады. Немедленно вжикнула пуля, впившаяся в бревно в считанных сантиметрах от глаз.

Главное генерал успел увидеть – коммунар оказался прав. Канониры Тьера разворачивают пушки. Если редкий оружейный огонь как-то сдерживал версальцев, против артиллерийских орудий пехоте не устоять. Здесь, в Западном округе Парижа, у коммунаров нет ни одной самой завалящей трёхфунтовки, и никаким героизмом это восполнишь.

А почему нет? И он приказал готовиться к вылазке. Трофейные стволы ничуть не хуже.

Пока защитники баррикады проверяли оружие и коротко молились перед самоубийственным рывком навстречу пулями, рядом с командующим присел его соотечественник, совсем ещё молодой человек.

- Пан Домбровский, дозвольте – я с вами.

- Нет, Якуб. Слушайте приказ. После боя будут раненые. Займитесь ими, а для этого вы должны уцелеть.

- Так ест. Осторожнее, и храни вас Бог!

- Спасибо, Якуб, - надеясь, что по-польски здесь больше никто не понимает, он добавил на родном языке: - Париж падёт через неделю-две.

- Тогда – зачем?

- Мы, Домбровские, всегда идём до конца. Вспомни Яна Генрика. Мне пора!

Словно во сне польский доктор увидел, как коммунары взлетают на верхушку баррикады. Многие валятся под пулями, не успев спрыгнуть на ту сторону. Через считанные секунды, когда первые самые отважные бойцы ещё никак не могли добежать до артиллерийских порядков, грохнул пушечный залп.

По баррикаде ударили исполинские кувалды. Булыжники разлетелись щебнем, брызнули крошки деревянного мусора, пространство возле укрепления моментально заволокло дымом и пылью.

Кто может уцелеть в таком аду? Солдаты Домбровского переваливались обратно через завал, многие раненые. Наверно, один из десяти, минуту назад поднявшихся в атаку.

- Генерал ранен!

Его, ужаленного в бок, приволокли два коммунара, оба в крови – своей или чужой. Бегло оглядев рану, Яков пришёл в отчаянье.

- Генерала срочно нужно в больницу! Я не могу бросить здесь раненых!

- Нет выхода, месье. Баррикада сейчас падёт, версальцы пленных не берут. Лучше помогите нам.

Иодко подхватил теряющего сознание соотечественника, освободив от тяжести солдата с побелевшим лицом. Через два квартала на улице Амбруаза Паре есть больницаЛарибуазьер. Последний шанс!

Генерал умер в этой больнице через два часа. Он всю жизнь боролся с русскими оккупантами Польши, завидуя славе наполеоновского командующего Яна Генрика Домбровского, и погиб во французской междуусобице.

Наркевич-Иодко покинул осаждённый Париж, сжимаемый обручем версальских войск, весьма экзотическим образом: на монгольфьере с Центрального вокзала. Последняя новость, которую он узнал накануне бегства, была воистину кошмарного свойства. Коммунары сотнями расстреливают заложников из числа бонапартистской элиты…

Пан Яков проклял революции, начинающиеся за свободу, но отнимающие стократ больше жизней, нежели самый суровый режим. Он прервал сношения с родственниками, ратующими за новое восстание против властей Российской Империи. Много позже младшего сына, ставшего самым любимым, назвал Генриком в честь того самого наполеоновского генерала, чьи подвиги воспеты в «Мазурке Домбровского». Но не за истребление русских – за осознание порочности борьбы с ними, отчего был помилован Его Императорским Величеством Александром I, жалован званием генерала от кавалерии и назначен сенатором в Польшу.

***

Республика Польша, 1922 год

- Генрик Иодко! Полиция. Прошу следовать за мной.

Что-то внутри оборвалось. Да, с момента подписки о сотрудничестве с ГПУ он фактически примкнул к врагам Польши. О контактах с красными знает только Конрад… Откуда взялась полиция?

Человек в штатском подкараулил его на выходе из университета. Ничего не предъявил, но тон и манеры не оставили места для сомнений. Они свернули за угол улицы Голембия, где поджидало закрытое чёрное авто безо всяких внешних признаков полиции.

Сопровождающий открыл дверь и жестом приказал сесть на заднее сиденье. Генрик повиновался, полицейский устроился рядом с водителем. Машина тронулась, громко барабаня колёсами по брусчатке.

По правде говоря, в последний раз Иодко катался на моторе году примерно в четырнадцатом. Конрад часто его возил. Брат гордился автомобилем, гонял по деревням. Однажды, в порыве душевной щедрости, бросил играющим детям пригоршню конфет. Вечером Генрик случайно послушал болтовню дворовых девок.

- Бабы твердят, пан совсем из ума выжил. Конфекты в дорожную грязь швыряет.

Отсюда жизненный урок: люди часто из твоих поступков выводят иной смысл, нежели сам в них закладываешь.

Лицо представительного и хорошо одетого господина с густой бородой, находившегося на заднем диване, показалось смутно знакомым.

- Не узнал, родственник?

- По чести говоря, нет.

- Витольд Витольдович Иодко к вашим услугам.

Вроде Витольд Иодко – двоюродный брат отца…

- Ваше имение в Бобовне?

- Вспомнил! Поздравляю. Только, увы, это уже не моё имение, а товарищей комиссаров. Как и Над-Нёман не ваше. Ты, наверное, удивлён несколько экстравагантным способом восстановить родственные отношения?

Генрик чуть успокоился. События приобретают некоторую определённость.

- Арест на ступенях Ягеллонского университета действительно по-родственному трогателен.

Витольд расхохотался.

- Остёр языком. В отца.

- И всё-таки?

- Не буду томить. Некие личности, подозреваемые в работе на разведку русских, установили с тобой контакт. Полагаю, ты как польский патриот и добропорядочный гражданин должен был сообщить в дефензиву.

То есть товарищ большевик сам навёл контрразведку. Студент, не искушённый в шпионских играх, не знал, как отнестись к этому повороту.

- Почему же вы арестовали меня, а не их?

- А кто сказал, что ты арестован? Я – вообще сотрудник дипломатического ведомства. Не понимаешь? Меня попросили обсудить ситуацию с тобой приватно, по-родственному. Ты в сложном положении, постараюсь помочь.

Во что обойдётся помощь? Генрик не произнёс этот вопрос вслух.

Авто выкатилось в пригород. Наконец, за её лакированной кормой закрылись ворота высокой ограды, скрывшей от посторонних взоров частный особняк.

- Прошу!

Полицейский или, возможно, офицер дефензивы открыл дверь. Понимая, что теперь всё решают за него, Генрик выбрался наружу.

Внутри здания Витольд провёл троюродного брата в кабинет, где обнаружился армейский полковник, фамилии которого студент не запомнил. Тем более говорил практически только дипломат, военный сурово кивал, а Генрик впитывал сказанное.

- Наши отцы были не слишком дружны. Твой углубился в науку, не разделял устремления социалистов к обретению независимости Польши. Он не верил, мы одержали победу. Но не будем ворошить прошлое. Я знаю, что пан Якуб не раскрыл секрет электротерапии. После его смерти Конрад пытался врачевать исключительно повышением напряжения электрического поля, достиг общей стимуляции, но направленного воздействия на поражённый орган не получил. Поэтому санаториум прогорел.

- Верно.

Витольд простучал пальцами по столешнице нехитрую мелодию. В роду Иодко все умеют играть на фортепиано.

- Теперь самое интересное. Об этих обстоятельствах знают большевики. У них есть преимущество. Конрад презентовал красным архив пана Якуба. И, похоже, тайна электролечения им тоже не открылась. Вряд ли твой отец перед европейским вояжем уничтожил документацию, и с собой не забрал. Вывод – припрятал в Над-Нёмане. Товарищи комиссары хотят, чтобы ты её нашёл. Я ни в чём не ошибся?

- Нет.

- А почему не пришёл к нам? – пробасил единственный раз полковник.

- Угрожали.

- Следовало ожидать. И так, родственник. Ты отправляешься к русским. Как минимум, они не должны получить электрическую методу. Надеюсь, привезёшь её в Польшу. Твое образование заканчивается? Вот и будешь применять её для пользы Новой Речи Посполитой. Конраду о нашей встрече ни слова.

Генрик обречённо склонил голову. Выбраться целым из этой передряги теперь ещё труднее. Посмотрим правде в глаза – и красные, и польская власть единодушно хотят его поездки в Над-Нёман, он слишком слаб, чтобы открыто сопротивляться сразу двум могущественным организациям. Но полностью идти у них на поводу невозможно. Стало быть, от путешествия не отвертеться, а там посмотрим…

Приглушая в себе угрызения совести от сделки с красными и с соотечественниками, студент приехал на варшавский вокзал.

- Пан Кастусь!

Этим обращением Генрик обозначил рубеж. Большевикам он не товарищ. Как и они ему. Не будет именовать их так и к себе требует уважительного отношения.

- Обожди. Куплю билеты.

В варшавских железнодорожных кассах людно. Почти никто не покупает билеты в Минск или Москву. Граница, очерченная Рижским договором 1921 года, разделила государства и множество семей. С каждым месяцем пропасть становится глубже. Ещё нет запретов на перемещение граждан между Польшей и Белоруссией, а передвижение замирает. Путешествующие из РСФСР практически не останавливаются во враждебной Польше. Она лежит на пути в Западную Европу, обречённая быть транзитной территорией. Ушли в прошлое времена, когда мешочники штурмом брали вагоны. Новые белорусские власти считают иностранных торговцев спекулянтами, приравнивают к контрреволюционерам и не щадят. Да и смысл продаж исчез: на деньги, обращающиеся в новой Белоруссии, ничего в Польше не купишь. Как и белорусам не нужны стремительно обесценивающиеся польские марки.

- В Минск?

- Не-а. До Негорелого. Это первая советская станция, оттуда доберёмся в Над-Нёман.

Генрик в отчаянии прибегнул к последнему средству.

- Я же буду общаться с другими людьми? Им объясню, что агент ГПУ саботирует меры по спасению Ленина!

- Тише, лишенец! – Кастусь крутанул головой в обе стороны. Русский язык в Польше знают практически все – столетие принудительной русификации не прошло бесследно. Старик позади них и две женщины впереди ничего не уловили. Или сделали вид. – Что тебе надо?

- Объясняю в пятый раз, если с четырёх неясно. Я понятия не имею, где могут храниться документы. Какой-то шанс есть, только когда посмотрю записи отца последних лет.

Красного перекосило.

- Где я их тебе соберу? Что-то в Минске, что-то в Петрограде, главная часть в Москве.

- А вы только сегодня задумались, что документы могут понадобиться для поисков тайного архива? Вам, товарищ, всё равно – выживет или сдохнет вождь. А мне не безразлично, нужно к экзаменам вернуться в Краков.

- Твою мать!

По лицу сотрудника ГПУ было заметно, что на советской территории он не потерпел бы подобного тона. Прибил бы заносчивого шляхетского отпрыска. Он раздражает безмерно, тем более в его словах имеется доля здравого смысла.

- Ладно. Поступим так. Едем в Над-Нёман, там тебя будет сторожить верный человек. А я посмотрю, что смогу сделать.

- Теряем время. Лучше я вернусь в Краков, вы подготовитесь и свяжитесь со мной. Скажем, в июле.

Костусь уловил издёвку и стерпел из последних сил.

- Нет уж!

А Генрик не счёл нужным сдерживаться.

- В нашем имении был работник Илья. Он снимал тележные колеса, мазал руки и дремал. Как услышит шаги – главное быстрее вскочить и показать, как он устал и трудился. Вы доложили, что меня везёте и дело делается, так?

- Заткнись, выродок! Переедем границу, я тебе покажу…

- На здоровье. Клад сами будете искать?

Кастусь, электризованный настолько, что сгодился бы в гальванических опытах вместо лейденской банки, купил-таки билеты до Минска и кинулся отправлять телеграмму. Генрик забился в угол зала ожидания, тоскливо оглядывая путешествующих и станционных служащих. Послевоенная Польша так и не обрела черты родного дома. Минщина, где хозяйничают большевики, давно их утратила. Он, затерянный не только между двух стран, но меж двух эпох, несётся куда-то по воле событий. Ну, смог повлиять на товарища из ГПУ… А дальше?