Эл-Эн

Выпуск 8. Ломка

У меня ломка.

Лёгкая. Пиик!

Я как в кислотном бэде.

Только глюков пока нет.

Ну просто стрёмно.

Напряга.

Не знаю, как доеду.

Вокруг какая-то хрень творится.

Люди какие-то странные.

(Я странный?)

— Продолжай, Чыф.

Я пытаюсь писать, отвлечься.

Я не был дома: я сегодня впервые не принял таблетку.

Хотя эти обезболивающие ни хрена не помогают.

Меня кроет.

Словно всё сжимается физиогномически.

— Да, Чыф, я слушаю.

Я клянусь: где-то звонит телефон! Старый, дисковый, таких уже нет —

Дззыннь! Дззззззззыннь! Дзз…

Металлически звонит колоколом-кузнечиком из прошлого.

Чёрт, я клянусь: я слышу, как звенит телефон! Старый дисковый эбонитовый телефон. Но этот вопрос определяющий: откуда он здесь, в электричке?

— Продолжай.

В определённый момент у всех начинают звонить мобильные телефоны. Сраная какофония.

— Я слушаю, Чыф.

Реальность бесконтрольна — теперь это очевидно. Но является ли это доказательством или опровержением существования бога?

— Да, Чыф?

Какого хрена этот урод стоит рядом?

Я могу воткнуть ручку ему в бедро. Или нет: в основание коленной чашечки будет даже лучше.

Интересно, а он слышит, что я о нём тут говорю? Я буду называть его «джинсовый хер». Потому что я убеждён, что сквозь его джинсы, которые прижимаются ко мне, я близко-близко чувствую его пенис, и его массивный член явно джинсовой природы. Он угрожает мне.

— Продолжай.

В 17:46. Она едет домой электричкой в 17:46. Второй вагон с конца — тот, что предпоследний и не воняет мочой.

— Кто, «она», Чыф?

Тут едет она. Девушка.

Ни разу не ехал с ней по дороге домой.

В принципе я могу проследить и узнать, где она живет.

Кажется, она в моей власти.

Я чувствую, что мои веки холодные, когда их закрываю: это забавно, потому что нечто подобное я чувствую впервые.

Нет, у неё самодовольное еПиик! о. Уже сейчас хочется послать ей сигнал: «Иди на Пиик! или будь проще!»

— Чыф, ты ещё тут?

Да ну в задницу, амфетаминовые отходняки — и то были приятнее!

Такое чувство, что я сейчас где-то проснусь.

Как же Пиик! вокруг доПиик! я еПиик! их звонков, сраные телефоны!

А ещё SMS-ки. Вот что раздражает столь же сильно, даже рядом жмущийся Джинсовый Хер с этим не сравнится.

В сущности ты вряд ли знаешь Джинсового Хера.

Он стоял рядом, прижимался ко мне, а я чувствовал оральную угрозу вторжения и его джинсовую природу, наряду с тем, что он наверняка был кукожист, потен и мясист.

Настоящего имени этого парня я не знаю, но он реально заслуживал того, чтобы я воткнул ему ручку в бедро.

— Девушка всё ещё там, Чыф?

Твою мать, эта сраная черноволосая шалава — почему она мне когда-то нравилась по утрам, когда я видел её по дороге на работу? Ну очевидно же, что во всём виновато утро, ведь сейчас, вечером, мне вполне понятно, что такая мразь не заслуживает моих симпатий.

Что она вообще о себе думает, а?!

Не-ет, я определённо рад, что я не буду знаком с этой девочкой.

Пошла она на хрен, то есть.

— Как ты, Чыф?

Да, я готов интеллектуально принять тот факт, что сейчас мне тяжело от всего, но зачем всё это?

Пиик!, только не это —

Это входящее в вагон — «Здравствуйте, уважаемые пассажиры, извините, что обращаюсь к вам…» —

Он втюхивает книги якобы за бесценок. КНИГИ — ну надо же! Да ведь всем в вагоне насрать! Он должен быть несчастен говорить здесь об этом — о книжках и детских Пиик! раскрасках.

— Что ты думаешь, Чыф?

Где любовь, где равенство, где дорога?

Рассуждая вслух о чужой совести, она прежде всего рассуждала об упущенной личной выгоде. Так всегда.

— Это интересно, Чыф.

Момент смерти — это мгновение за секунду до того, как ты не успеешь понять, что всё уже закончилось. То есть, непосредственно Я не почувствует никакой смерти. Не успеет. Значит, её нет.

— Ты тут, Чыф?

И я решил познакомиться с черноволосой:

— Как вы относитесь к сексу по глупости?

— М-м, хуже, чем к сексу по уму. Но лучше, чем к сексу по расчёту.

— Меня зовут Чыф.

ШТО?!

Мы пожали друг другу руки. Я прикоснулся к ней.

— Фефия.

Ещё одно странное имя моей жизни.

Тряхнул головой и наваждение пропало. Нет, я сижу тут. Один сам с собой и своими проблемами. И она рядом.

— Опиши то, что ты чувствуешь, Чыф.

Доващение (от слова «ВАЩЩЕ») себя многоточиями, когда я не понял, где кончается её заинтересованность и начинается моя неуверенность в том, что будет дальше. Кто должен сделать первый шаг?

К чему всё это приведёт?

Меня ломает бессонница и прерывающее состояние сознания — когда у Я нет точки опоры. Это как обосраться во время секса и получить от этого удовольствие. Хотя раньше ты не замечал за собой такое. Но теперь вот тебе это снится, и ты смеёшься. Это когда девиативность прёт изо всех щелей, ты ржёшь и упиваешься сливками говна и не можешь остановиться — настолько ты андерграуден и болен.

Дальше ты хочешь заниматься сексом только ради того, чтобы обосраться и убивать людей.

— Продолжай, Чыф, мы слушаем.

Фефия пообещала, что поймёт меня. Но нам было ехать друг с другом всего лишь семь станций. Влюблённость на семь станций размазывается тонким слоем варенья.

Я — пожиратель кислорода.

— Как у тебя дела?

— Что тебе нравится?

— Давай поиграем в игру, я буду говорить всякую фигню бессвязную, потеть и материться, а ты будешь делать вид, как будто тебе нравится такой тип парней.

— Ты очень забавный, Чыф.

А, она уже начала играть со мной…

— Что ты имеешь ввиду, Чыф?

Проблема в том, что я скован общественным ожиданием продления рода. Мы хотим трахаться, чтобы заканчиваться, как люди: чтобы рождались дети, и мы упаковывали себя в них, заботились о них, и забывали о себе самих.

Фу.