В это самое «хорошо» мне верилось с большим трудом.
Буквально зашвырнув меня в коляску, над которой по случаю небесной мороси был раскрыт капюшон, вир уперся взглядом на дорогу. И лишь с силой сжатые кулаки выдавали то, каким гневом кипит мой опекун.
Я испуганно сжалась в своем углу сидения, судорожно теребя озябшими пальцами тайно переданный мне бабушкой предмет. На ощупь, в руках было сжато что-то небольшое, продолговатое и удивительно холодное. Там же имелась тонкая металлическая цепочка, которая извивалась в кулаке тонкой змейкой и все время норовила выскользнуть наружу.
«Кулон» — догадалась я, аккуратно прощупывая пальцами острые грани предмета — «Видимо, магически заряженный на вызов»
Вот только чем бы мне помогло истеричное призывание бабушки в портативное устройство связи, случись то, о чем я боялась даже думать?
Очень осторожно я спрятала украшение в кармане юбки, пытаясь не совершать при этом резких движений.
« Я рядом» сказала она. Что значит рядом? Пока Ада доберется до меня может произойти что угодно. Даже самое непоправимое.
Я тоненько всхлипнула, чем и привлекла внимание погрузившегося было в свои мысли мужчины:
— Что рыдаешь? — неожиданно грубо рявкнул на меня он — Страшно? Правильно. Бойся меня. Раз не получилось по-хорошему, то пусть будет так!
— Вир Драг… — пискнула я.
— Чего тебе не хватало? А? — не слушал меня опекун, все больше заводясь — Чем я тебе плох оказался? Я же хотел нормально все сделать! Чтобы постепенно… Неужели за столько лет ко мне не прикипела? Я же с тебя пылинки сдувал, баловал! Думал, проникнешься. Присмотришься. Ну разница в возрасте — подумаешь? Маленькие девочки любят мужчин постарше. Думал, сейчас заберу тебя к себе и у нас будет время, чтобы ты успокоилась, подумала, комфорт оценила. Спальню тебе из Фиры заказал! Шмотками роскошными весь гардероб забит. Драгоценности вон фамильные из столицы забрал. Ладно, думаю, горе у нее. Сейчас в себя придет, увидит все это и сама не захочет уходить. А там цветы, конфетки и все на мази! Так нет же!
— Вир Драг, пожалуйста… — еще тише выдохнула я, все более вжимаясь в спинку сидения.
— Что «пожалуйста»? Что «пожалуйста»?! Надо тебе было перед теткой истерики закатывать? Черт… Теперь все планы коту под хвост.
— Отпустите меня — всхлипнула я — Я не хочу… Я не смогу жить с Вами.
— Что?! — практически ахнул мужчину — Что ты сказала?!
— Я не смогу с Вами жить. Пожалуйста! Мне не нужно ничего. Драгоценности эти, платья… Я ничего не возьму. Просто отпустите меня! Я… я боюсь Вас!
— Ты никуда не уйдешь! — рявкнул опекун, от чего дрогнул и покачнулся магический светильник, подвешенный к закрытому капюшону коляски — И точка. Боишься? Ну, значит пусть будет так!
Экипаж качнулся и мягко остановился у входа в особняк. Едва лакей успел опустить подножку, как вир вылетел из коляски и, буквально, рывком вытащил меня следом:
— Быстро в дом, Делия! К себе, наверх!
Не дожидаясь повторного приказа и ничего не видя перед собой от слез, я влетела внутрь. Мужчина не отставал ни на шаг. Но едва дворецкий успел закрыть за нами дверь, как к хозяину вылетел его секретарь:
— Вир Драг! Вот! Это пришло буквально пять минут назад.
— Что это? — ледяным голосом произнес опекун, так и замирая с пальто, в руках, которое он не успел кинуть подоспевшему слуге.
— Это… уведомление о назначении даты суда по пересмотру дела об опекунстве над несовершеннолетней вирой Адаль — Он состоится послезавтра…
Я пораженно замерла в руках лакея, который как раз помогал мне снять и мое пальто.
— Ах, вот как? — безэмоционально проронил мужчина и чрезмерно аккуратно передал-таки свою мокрую от дождя одежду лакею — Быстро…
— И это еще не все — подавленно проронил секретарь — Вот!
— А это? — почти незаинтересованно дернул бровью вир.
— Это уведомление об одобрении ходатайства верховной ведьмы Темного ковена о включении ее в состав комиссии по рассмотрению дела…
На миг мужчина просто застыл. А затем внутри его грудной клетки зародился животный рык, который секундой позже буквально сотряс богатый холл дома:
— Тварь! Ведьма! — и вир заметался по залу, поминутно зарываясь пятерней в свои густые волосы — Ты! Это все ты виновата! — вдруг взревел он, обвиняющее тыкая в меня пальцем.
Я перепуганно отпрянула, практически прижавшись спиной к лакею, который так и не успел снять с меня промокшее пальто.
— Я не понимаю…
— Договорилась с теткой, да? Решила от меня улизнуть? Какая же ты тварь… А впрочем, чему я удивляюсь? Темные ведьмы все твари! Все до одной! А я ее пожалел… хотел по-людски с ней… Темная гадина! Но теперь все! Быстро пойдешь в след за своей мамашей! Обойдемся без игр.
— Вир Драг — я откровенно расплакалась, прижимая к щекам ладошки — О чем Вы?
— В комнату! Живо! И не высовывайся оттуда, покуда за тобой не придут! — рявкнул опекун, для наглядности указав мне пальцем в сторону лестницы на второй этаж — Ты — дернул он подбородком в сторону секретаря — Срочно отправь уведомление о моем обязательном присутствии на суде. И в наивежливейшей форме! Пусть через пару минут ко мне в кабинет зайдет дворецкий.
— Так точно, вир — поклонился за его спиной упомянутый слуга.
— Отправлю ответ через минуту — подтвердил и свое поручение секретарь.
А мужчина тяжелым быстрым шагом направился в кабинет, даже не бросив взгляда на мою летящую вверх по лестнице фигурку.
Вихрем ворвавшись в свою, к слову и правда весьма богато обставленную комнату, я прямо с разбега кинулась на кровать и, зарывшись лицом в подушки, зашлась горькими рыданиями.
— Мама… мамочка — навзрыд плакала я — Почему? Как ты могла оставить меня ему?
Тело мое стрясалось от нервного перенапряжения и разрывающей тоски.
Я плакала по своему беззаботному детству. По потерянному ощущению спокойствия и надежности. По тихой размеренной жизни в нашем небольшом, но таком уютном доме, в который я больше никогда не вернусь.
Нет, между мной и мамой никогда не было особенно теплых чувств. Я с некоторым удивлением всегда наблюдала, какой глубокой и теплой казалась любовь матерей моих подружек к собственным дочерям. Моя же мать, скорее, вела себя как наставница. Заботливая, внимательная, строгая. Но и только. Ее больше интересовало мое физическое здоровье, ухоженность и беспрекословное послушание, нежели душевное состояние. Вся сила ее огромной, пылающей любви доставалась исключительно мужу. Если бы я лично не видела, каким восторгом и обожанием загораются ее глаза, стоит отцу войти в дом, никогда бы не поверила, что она вообще может чувствовать что-то большее, чем просто легкая привязанность. Даже родная дочь вызывала у нее любые чувства: от гордости до злости. Но никогда не удостаивалась и сотой части той всепоглощающей любви, которую она питала к собственному супругу.
Задевало ли меня это? Как ни странно, нет. Я никогда и не нуждалась в ее любви. Мне вполне хватало того, что я чувствовала за своей спиной поддержку, заботу и надежность семьи. В принципе, меня больше радовали спокойствие и свобода, нежели проявление чувств. Даже отец, поначалу пытавшийся всеми силами компенсировать нехватку материнской любви у своей дочери, вскоре обнаружил, что я скорее тягочусь его чрезмерными эмоциями, нежели ищу их.
— Она темная — со смешком, целовала его в висок мать — Ей это не нужно. Никому из нас не нужно.
— Но ты другая — мягко говорил отец, накрывая своей мозолистой ладонью лежавшую у него на плече женскую ладошку.
— Только с тобой — жарко выдыхала ему в ухо жена — Мне нужна только твоя любовь. И ничья больше. И свою я тоже целиком отдаю тебе.
Наверное поэтому меня не особо удивило, что после ухода мужа моя мать не нашла больше в себе сил жить. Меньше, чем за пару недель она словно высохла изнутри. Казалось, горе выкачало из нее все соки, силы и даже само желание дышать.
Глупо было рассчитывать, что чувства к дочери заменят ей единственного любимого человека. И, все-таки, мне было обидно.
Обидно за то, что она так плохо озаботилась моим дальнейшим будущим, недальновидно передав в руки этому пугающему, явно недоброму мужчине.
Я плакала от безысходности и страха за свою дальнейшую жизнь. От бессилия, потому что пока не имела возможности хоть как-то самостоятельно о себе позаботиться. От обиды на то, что мой дар, судя по всему, оказался настолько слаб, что даже мамину работу в деревне я не смогла бы полноценно продолжить. А, значит, и обеспечить себя я тоже не смогу!
— Мамочка, как ты могла? Ты же не подготовила меня к тому, что я останусь одна… Как мне жить?
Вскоре, подушка насквозь промокла. А я, устало, перешла к судорожным всхлипам и шмыганью носом. Вокруг было неожиданно темно. Комната, оказалось, уже погрузилась в серые холодные сумерки. Дождь за окном усилился, постепенно перерастая из мелкой мороси в полноценный осенний ливень.
Я с трудом села на кровати, огорченно отмечая тупую головную боль, которая часто сопровождала любые сильные всплески моих эмоций. Нужно было срочно успокоиться, пока она не переросла в откровенную мигрень.
Кряхтя, я попыталась аккуратно слезть с кровати, как в мое бедро уперлось что-то острое, ощутимо уколов нежную кожу. Я ахнула и тут же залезла рукой в карман, вынимая наружу забытый мной подарок. В тусклом свете ярко мигнул резными гранями небольшой продолговатый прозрачный кристалл, ограненный в форме капли. Верх кристалла оказался запаян золотым наконечником с просверленным в нем отверстием, через которое была продета тонкая цепочка. Собственно, острый металлический наконечник и впился в мое несчастное бедро, привлекая внимание.
Я тихо вздохнула и, с неожиданной для себя сентиментальностью, одела кристалл на шею, спрятав его под платьем. Едва я пригладила лиф, как в дверь аккуратно постучали.
— Д… да! — охрипшим от слез голосом отозвалась я.
— Вира Адаль! — громко произнесла из-за двери моя горничная — Вир Драг просит Вас спуститься к ужину.
— Я… передайте ему, что я не голодна — проговорила я.
— Но… Он сказал, что это не обсуждается. Вы позволите мне войти и помочь Вам переодеться?
— Тогда так и говорите, что это приказ — злобно огрызнулась я, самостоятельно распахивая перед опешившей служанкой дверь.
— С вашего позволения — коротко присела передо мной горничная и тут же кинулась к гардеробу, из которого уверенно извлекла темно-серое шелковое платье, с завышенным лифом и мягкой, длинной юбкой, украшенной изящной вышивкой чуть более темного оттенка. Квадратный глубокий вырез лифа прикрывали стального цвета кружева, прошитые россыпью мелких хрустальных страз. Точно такие же кружева оторачивали и скроенные легким фонариком короткие рукава платья.
— У меня траур, Риза — холодно бросила я, едва взглянув на чрезмерно дорогой для обычного ужина наряд.
— Серый цвет допустим для траура — тихо отозвалась прислуга — Как и коричневый, темно-лиловый, темно-зеленый и темно-синий…
— Значит у меня глубокий траур — огрызнулась я — Если другого черного платья в гардеробе нет, то я , пожалуй, спущусь в этом.
И я демонстративно развела руки, чтобы горничная могла всласть полюбоваться на изрядно помятый наряд.
— Но вир Драг…
— Это не вир Драг похоронил сегодня родную мать — злобно крикнула я — Я пойду в черном, или вообще не выйду из комнаты.
— Он убьет меня, если… — вдруг всхлипнула Риза.
— Что? — нахмурила я брови — О чем ты? Почему? Мало ли что я капризничаю. Он же должен понимать, что ты не можешь повлиять на мое решение!
— Нет, вира — и губки служанки затряслись — Он… Ох… Пожалуйста!
— Но Риза… — неуверенно обронила я, глядя, как девушка снова бросилась в гардеробную.
— Вот! Смотрите! У Вас есть чудесное болеро из черного гипюра! Оно с длинным рукавом — так не понадобятся перчатки. А бриллиантовые пуговки отлично будут сочетаться с хрустальным блеском страз на лифе…Только примерьте, вира! Пожалуйста…
— Д…да — неуверенно протянула я — Так платье будет казаться более строгим…
— Вот видите? — засуетилась с облегчением горничная — Давайте-ка я расстегну вам платье. Оно все измялось! И подол насквозь сырой и в грязи…
Каких-то двадцать минут спустя я уже медленно спускалась по лестнице, облаченная в изящный дорогой наряд из темно-серого шелка и черное гипюровое болеро, удачно дополняющее платье вместо накидки. С убранными назад локонами, перевитыми нитками из мелких хрустальных кристаллов, маленькими сережками с горным хрусталем в ушах и мерцающем острыми гранями в ложбинке между грудей каплевидным бабушкиным кулоном, я вся искрилась в лучах магических светильников, не хуже новогодней елки.
Вир ждал меня у подножия лестницы, голодным взглядом пожирая мою согбенную горем и страхом фигурку, и как-то нехорошо ухмылялся.
— Я уже заждался тебя, Делия. Проголодалась? — и мужчина преувеличенной галантностью протянул мне руку.
— У меня нет аппетита — тихо ответила я, нехотя вкладывая пальцы в его горячую ладонь.
— Зато я умираю от голода — хищно прохрипел он и с силой сжал мою руку, принудительно опуская ее себе на локоть — Едва дождался ужина.
— Стоит ли портить себе ужин моей компанией? Я сегодня совсем не расположена к светской беседе. Было бы лучше, если бы Вы позволили мне поесть у себя — проговорила я, упорно отворачиваясь от его странно-голодного взгляда.
— Не говори глупости — хмыкнул он, провожая меня к моему месту за столом и вежливо отодвигая для меня стул — Я отпустил слуг. Думаю, сегодня нам более не понадобятся их услуги. Как думаешь?
— Я думаю, что тогда мне тем более стоило поужинать наверху — упорно пробормотала я.
— Какой ужин без тебя? Нет, моя дорогая. Это решительно невозможно. Особенно после того, как ты все испортила…
— Я не понимаю Вас — едва слышно отозвалась я, бесполезно поднимая и вновь опуская на стол вилку.
— Разве? — сардонически ухмыльнулся мужчина, вальяжно откинувшись на своем стуле и вертя в сильных пальцах хрупкую ножку бокала с рубиновым вином — Ну как же, девочка моя. Ты так сильно рыдала на груди у своей тетки, что она не преминула исполнить свою угрозу. Воспользовалась, видимо, какими-то связями… иначе с чего бы за твою слабую кровь решил бороться Темный ковен? Не знаешь, а?
— Я ничего не знаю, вир Драг — покачала я головой — Я не понимаю…
— Да все ты понимаешь, Делия — отмахнулся мужчина, аккуратно ставя бокал на стол и в упор глядя на меня — И ведь как она торопится! Время… Его у меня теперь совсем нет, ты это понимаешь? Чтобы прибыть в столицу к суду я вынужден буду выехать уже завтра. Завтра! А это значит, что провернуть нужно все уже сегодня.
— Что п…провернуть? — сглотнула я ставший неожиданно вязким воздух — О чем Вы говорите?
— Выпей вина, Делия — вместо ответа устало выдохнул опекун — Сегодня был просто ужасный день. Ты поспала после похорон?
— Нет.
— Конечно нет. Глаза красные и опухшие. Пей.
Я послушно подняла бокал и смочила пересохшие губы вином.
— Глотни нормально — поморщился мужчина — Ну же!
Я снова подняла бокал и заставила себя сделать ощутимый глоток. Терпкий напиток пролился в горло, обдав небо кислинкой и слегка обжигая гортань.
— Как ты думаешь, Делия — не обращая внимание на то, как я сморщилась от вкуса вина, продолжил вир — Если бы не вся эта история с твоей теткой, если бы ты пожила тут подольше… Полгода, к примеру… Ты смогла бы…полюбить меня?
— Что?! — не ко времени поднятая мной вилка снова со стуком упала на стол — Вы… вы имеете в виду, как отца?
— Конечно нет — мрачнея лицом, рявкнул опекун — Не стой из себя дурочку. Ну так что? Каков твой ответ?
— Я…мне кажется…
— Ну?
— Я не знаю…
— Да или нет, Делия? — рявкнул опекун, впечатывая в стол раскрытую ладонь.
— Мне очень жаль, вир Драг, но я боюсь что, наверное… нет — заикаясь и бледнея, выговорила, наконец я.
— Значит нет? — снова нехорошо ухмыльнулся мужчина, внешне успокаиваясь и снова откидываясь на спинку — Позволишь удовлетворить мое любопытство? Почему же нет, Делия? Чем я тебе не подхожу?
— Я не знаю — испуганно пискнула я, безошибочно отмечая, как наливаются нездоровой злостью его глаза.
— Разве я чем-то плох? Может быть урод?
— Нет, что Вы… у Вас все хорошо — продолжала пищать я.
— Разве я не щедр с тобой? Не забочусь о тебе?
— Заботитесь…
— Может быть я чрезмерно строг? Или я обижаю тебя?
— Нет же!
— Тогда почему нет, Делия? — по-змеиному прошипел он, наклоняясь вперед — Ответь!
— Вы старый! — не помня себя, вскрикнула я, вскакивая со стула — Вы не понимаете? Вы… Мне же всего шестнадцать! А Вы даже старше моего отца!
Минутный порыв, неожиданно, окатил меня странным головокружением. Перед глазами разлилась темнота и меня слегка шатнуло.
— Сядь — холодно бросил вир.
И я тут же послушно опала обратно на свое место, недоуменно хлопая глазами.
— Выпей. И не стоит так нервничать. Ты еще слишком слаба.
Я медленно кивнула и обеими руками схватила бокал с вином, жадно выпив сразу больше его половины.
— Лучше? — безразлично поинтересовался он глядя, как на мои бледные щеки постепенно возвращается румянец.
— Да… благодарю Вас — едва слышно проронила я, с ужасом отмечая, что сказала не правду.
Мне не было лучше. Мне просто стало иначе. Жар, который так скоро окрасил мое лицо и утолил жажду, теперь медленно спускался на грудь и распирал ее изнутри, замещая собой воздух. Я поняла, что начинаю откровенно задыхаться.
— Вир Драг… — несмело прошептала я, поднимая на него полные недоверчивого страха глаза.
— Кстати, ты не права — словно не расслышав моего голоса, задумчиво проговорил опекун, зачем-то лениво проверяя пальцем остроту столового ножа.
— Что? — я нахмурилась, пытаясь сосредоточиться на его лице и голосе — Что…что со мной?
— Ты совсем не права, крошка. Я младше твоего отца. Причем почти на полвека, девочка.
— Что? — мне казалось, что ве вокруг погружается в серый туман. Даже слова слышались теперь, словно через вату — Простите, я не понимаю Вас.
— Сколько лет, по-твоему, было твоему отцу?
— Ну… тридцать пять. Как и маме — недоуменно ответила я — Они рано поженились и потом сразу родилась я и…
— Твоему отцу незадолго до смерти стукнуло девяносто, моя драгоценная — перебил меня вир — А мать успела разменять сотню.
— А? — я никак не могла ни вникнуть в смысл фраз, ни вообще сосредоточиться хоть на чем-то — Я… мне нехорошо… Простите, я…
И я попыталась подняться со стула.
— Ну-ну… куда же ты? Ай-ай-ай, милая. Ты так себя покалечишь — прошептал, неожиданно, мне в самое ухо откуда-то взявшийся мужчина, и мои плечи обожгло теплом его рук, не давая мне позорно рухнуть в обморок — Давай-ка я возьму тебя на ручки, а то сама ты не дойдешь.
— Куда Вы меня несете? — невнятно протянула я.
— Расслабься, детка — хмыкнул вир и поудобнее перехватил меня под коленками — Тебе не стоит сейчас напрягаться. Будет только хуже. Это пойло и здорового мужика с ног, при необходимости, свалит. Что уж говорить о тебе. Одно хорошо — отходит оно крайне быстро. Так что, нам бы поторопиться, крошка моя.
— Оставьте меня — прохрипела я, но мужчина лишь теснее прижал меня к груди и быстро прошел в кабинет, ногой затворив за собой двери.
Меня небрежно швырнули на диван. А сам опекун, тем временем, быстро активировал защиту кабинета, создавая по всему его периметру звуконепроницаемый полог.
— Что вы делаете? — прохрипела я, пытаясь приподняться и сесть в более-менее приличную позу.
— Всего лишь пытаюсь удостовериться, что нам никто не помешает — улыбнулся вир, выходя из-за стола и становясь перед ним, откинувшись на столешницу для упора — Итак, Делия. Я думаю, нам пришла пора поговорить на чистоту. Ты не против, деточка?
Я не ответила, все еще борясь с собственным непослушным телом в попытках разместить себя на сидении.
— Итак, моя дорогая, своими необдуманными поступками и привлечением твоей тетки к этому вопросу ты сделала так, что времени просто не осталось.
— Какого времени? На что? — отозвалась наконец я, неловко откидываясь на спинку.
В голове очень медленно прояснялось. Не настолько, чтобы я могла хотя бы поднять руку, но, по крайней мере, я начала улавливать смысл сказанного.
— Ни на что, собственно — развел руками вир — Скажу тебе честно, я и правда не хотел, чтобы ты хоть когда-нибудь узнала обо всем этом. Думал создать для тебя райскую жизнь, холить и лелеять тебя… покуда ты была бы со мной. Но что поделать? Ты сама все испортила.
— Я все еще не понимаю Вас, вир Драг — сухо обронила я — Вы хотели поговорить честно? Так давайте уже начнем.
— Как прикажешь, моя драгоценная — шутливо поклонился мне мужчина — С чего бы начать? Наверное с того, как однажды я получил в наследство от дальнего родственника этот дом. Я приехал сюда не особо надеясь обнаружить хоть что-то более-менее ценное. И, неожиданно для себя, нашел настоящий клад! Нет, моя девочка, я вовсе не о спрятанных где-нибудь в камине монетах, если ты так подумала. Я сейчас говорю о твоей усопшей матери. Я чуть не выпал с двуколки, когда прямо мне на встречу, по обычной проселочной дороге, с корзиной каких-то трав в руках вышла та, кого уже сотни лет все считают не более, чем легендой-Грааль!
— Мою мать звали Аделина — хмыкнула я.
— Ты-ж моя глупышка — рассмеялся опекун — Ее дар. Искра, мерцающая в ее груди. Это Грааль! Дар вечной жизни!
— Вы думаете, что моя мать была бессмертной? — горько ухмыльнулась я — Ну, тогда сегодняшние похороны разве не подтверждают, что Вы ошиблись?
— Конечно нет, волшебная моя! Сегодняшние похороны всего лишь итог нашего с ней знакомства.
— Вы… вы убили ее?! — ахнула я, порываюсь вскочить на все еще непослушные мне ноги.
— Ну тихо, тихо, девочка. Скажем, она и сама хотела уйти за грань. Так что, назовем ее смерть всего лишь последней помощью от лучшего друга.
— Она не была бессмертной! — крикнула я — Она была обычной темной ведьмой! Лечила людей, наводила проклятия. Смотря за что больше платили!
— Одно другому не мешает — покачал головой вир — Увидеть эту искру — сродни чуду! И я не мог налюбоваться тогда на переливы вечной жизни в ее груди.
— Как Вы смогли увидеть искру? Ее нужно захотеть показать, иначе она скрыта от посторонних глаз.
— Только не для меня — самодовольное ухмыльнулся он — Таких как я называют…
— Пиявками — злобно выдохнула я, вспоминая слова бабушки на похоронах.
— Накопителями — казалось, совершенно не обиделся мужчина — Хотя, признаюсь, простонародный термин чем-то более точен. Как бы тебе объяснить природу моей искры… Дело в том, что изначально я пуст. Но стоит мне захотеть, и я с легкостью высасываю любой дар из другого человека. Только, обычно, я делаю это осторожно. Сперва мне нужно, как бы, присосаться — создать постоянный уверенный близкий контакт. Потом постепенно активировать и расширить канал. Ну а уж после, я могу наслаждаясь потягивать чужую искру, словно коктейль через трубочку. Я могу опустошить человека за пару недель. Грубо, жестко… Как твою мать, например. А могу наслаждаться процессом годами, десятилетиями. Пользоваться крупицами чужого таланта, словно своим. Иметь все блага источника, не впитывая при этом искру целиком. Ведь если я возьму искру в себя — это легко отследить. За такое инквизиция в момент лишит меня жизни. А в моем случае — я пуст. Лишь мой собственный дар и тонкий ручеек постоянно прибывающей чужой магии. Так безопаснее, согласись. Хотя… Иногда объект противится. Не хочет становиться донором. Догадывается обо всем, или блокирует меня интуитивно. Вот тогда я выпиваю дар сразу и целиком. Я запираю чужую искру глубоко внутри — в накопителе. Делаю запас, так сказать. И продолжаю потом поглощать дар уже оттуда. Такая практика, конечно опасна — ведь чужую искру в моем накопителе, при желании, легко обнаружить!
— Зачем же вы убили маму — ошарашенно прошептала я — Ведь могли питаться годами…
— Мог. И питался — кивнул собеседник — Сперва мне хватало и этого. Я сразу понял, что твоя мать питает твоего отца своей силой. Они и переехали в эту деревню специально, чтобы на старом месте не возникло никаких вопросов — ведь шли года, и девяностолетний старик никак не мог выглядеть, как тридцатипятилетний. Я собирался пить их еще многие годы. Но тут родилась ты. Когда я увидел яркую искру Грааля в твоей груди, малышка, я понял, что не хочу подбирать больше крохи с чужого стола. Мне нужен был мой собственный Грааль. Который так же будет питать лишь меня одного! Многие годы…Сотни лет! Я решил во что бы то ни стало забрать тебя себе.
— У меня нет такого дара! — вспыхнула я — Я бы точно о нем знала!
— Тебе мать даже простой дар темной ведьмы закрыла печатью — хмыкнул мужчина — Она так боялась, что найдутся охотники на такую драгоценную искорку, что не заметила опасность у себя под носом. Но даже думай она, что окружающие видят в тебе бездарную пустышку, мне бы она просто так тебя не отдала. Как ты правильно заметила, староват оказался сорокалетний мужчина для шестнадцатилетней девушки. Тем более, что я еще и женат. Как я ни старался посеять в их умах мысль о том, что ты мне симпатизируешь, твои родители только отмахивались и списывали все на мои шутки, да твои юношеские заблуждения. Поняв, что добровольно мне тебя не отдадут, я решил, что нужно действовать. Ждать более было нечего — надеяться на смерть твоих родителей уж точно не приходилось! А ты в любой момент могла влюбиться в какого-нибудь прыщавого идиота и выскочить замуж. Твоего отца я высосал разом. Рыбалка — отличный повод остаться без свидетелей. Горе, от которого слегла твоя мать стало еще лучшим поводом, чтобы ее иссушение списали на боль невосполнимой потери. А ее разногласия с родней практически сделали меня единственным приемлемым вариантом для опеки над тобой. Эти две недели, пока я не отходил от ее постели, она, глупая, и не предполагала, что я пью ее до дна. Еще и упрашивала меня не бросать тебя одну.
— По Вам и не скажешь, что вы разжились Граалем — роняя злые слёзы с подбородка, прошипела я — Видимо, Вы и в молодости были старообразным!
— Ха-ха-ха! — неожиданно разразился смехом вир Драг — А ты колючка, оказывается! Ну так даже интереснее… Ты плохо слушала, малышка. Ее дар в моем накопителе. Если бы я сразу, на глазах у всех знакомых, просто омолодился на десяток лет, неужели бы это не вызвало подозрений? Нет, моя хорошая. Такими напитками, словно хорошим вином, наслаждаются не торопясь, смакуя… и без свидетелей!
— Если вы уже выпили ее — злобно мотнула подбородком я — Зачем тогда понадобилось удерживать меня? Пейте свое ворованное чудо! И оставьте меня в покое!
— А вот это еще одна особенность Накопителя — недобро прищурился опекун — Чужой дар в нас не приживается. Я могу пользовать его, покуда он не закончится. Но дно однажды все равно покажется. Грааль не зажжется во мне искрой, даря бессмертие. Я выпью его из накопителя и процесс моего старения запустится заново. Другое дело пить неиссякаемую чашу, правда же, искорка? Я собирался влюбить тебя в себя постепенно. Ты бы точно не устояла. Опыт, моя сладкая, куда важнее в таких делах, чем пылкие ухаживания краснеющих идиотов. Мы были бы чудесной парой. Ты, не зная, поила бы меня сладким бессмертием ( благо, твоя мать позаботилась о том, чтобы это навсегда оставалось для тебя тайной), а я баловал бы мой Грааль и носил тебя на руках… Но ты все испортила! Твоя неуемная тетка начала войну. И у нее все шансы забрать опекунство себе. Кровь не водица. Тем более, ведьмовская кровь. А уж если соизволят спросить твоего мнения… О! Ты сегодня наглядно мне показала, что побежишь от меня задрав юбки! Нет, драгоценная моя. Прости, но рисковать своим чудом я не намерен.
— Что…Что Вы собираетесь со мной сделать? — прохрипела я внезапно севшим голосом, обхватывая пальцами судорожно дернувшееся горло.
— Есть не так много аргументов, которые перебьют в суде даже родственные связи. Самый верный — это стать твоим мужем. Никто не посмеет оспорить брачный союз.
— Что? — я ахнула и вжалась в спинку кресла с такой силой, что, казалось, еще немного и провалюсь прямо сквозь него — Но… Это невозможно! Вы женаты!
— Увы — развел руками опекун — Но, на наше счастье, есть ведмовской обряд, крошка. Твои прародительницы, видишь ли, никогда не гнушались пользоваться чужими мужчинами. Для темных святого ничего нет. Потому и создали прекрасную альтернативу единому союзу. Все легитимно и законно, кроме некоторых маленьких нюансов — в едином реестре и на фамильных древах такой союз не отобразится. Потому и моя супруга о нем не узнает.
— Я не дам своего согласия — просипела я, с ужасом глядя, как вир достает мел и начинает уверенно вырисовывать круги и пентаграммы прямо на темном паркете.
— Конечно дашь, девочка. Ну конечно же дашь! — и мужчина выставил в лучах разноцветные свечи.
— Вы не заставите меня! — взвизгнула я, хлопнув ладошкой по шелковой обивке — Ничто не заставит!
Вир тяжело вздохнул и снова устало прислонился к столу:
— Ну, хорошо. Давай тогда так: я уже понял, что глубоко противен тебе…
— Бесконечно противны! — вскрикнула я — Вы убийца!
— Пусть так — бесстрастно кивнул он — Тогда ты должна понимать, что однажды переступив черту я уже не остановлюсь. Мне нечего терять. И даже больше — теперь, зная все правду, ты для меня опасна. Поэтому, если ты сейчас не войдешь в круг, то я просто выпью тебя целиком. Да, это не даст мне желаемого бессмертия. Но, согласись, иметь в накопителе аж две искры Грааля и пару сотен лет дополнительной жизни и молодости лучше, чем попасть в лапы инквизиции после того, как тебя заберет тетка и ты сдашь меня властям.
Я замолчала. По моему лицу нескончаемым потоком текли слезы, безвозвратно заливая роскошный лиф платья соленой влагой.
— Ну, тише, моя красавица… Бог свидетель, я не хотел, чтобы ты вообще обо всем этом знала. Ты могла прожить бесконечно долгую, счастливую жизнь даже не предполагая, что ты Грааль и питаешь собственного, горячо любимого мужа — ласково проговорил вир, пытаясь погладить меня по голове.
Я резко отшатнулась от него, словно от паука. И мужчина с силой сжал губы, подавляя раздирающую его ярость:
— Время вышло, Делия. Либо ты сейчас входишь в круг, либо…
Глаза вира пылали кровавыми отблесками его искры. Он уверенно встал посреди комнаты, прямо в центр магического круга и выжидающе, спокойно смотрел на меня. Казалось, он ни секунды не сомневается в моем выборе. Да, собственно, в нем не сомневалась уже и я.
— Гореть Вам в аду — прошипела я, медленно поднимаясь с дивана на все еще непослушные ноги, и делая неуверенный шаг ему навстречу.
— Правильный выбор — довольно мурлыкнул мужчина, подхватывая меня под руку — Хорошая девочка.
— Чтоб ты сдох — просвистела я сквозь зубы, вырывая руку из захвата и становясь напротив жениха.
— А вот это теперь очень вряд ли, моя бесценная — и опекун быстро полоснул по собственному запястью острым кухонным ножом, явно захваченным со стола на ужине. Быстро подставил под стекающие капли большой серебряный кубок, изукрашенный рунами-Клянусь кровью, клянусь жизнью, клянусь силой.
Я молча протянула ему навстречу свою руку и с точностью повторила слова.
Наша кровь мерцала зеленым светом, смешиваясь в сосуде, к которому тянулись тонкие нити активированных пентаграмм.
— Хранить твое тело, любить твою силу. Кровь к крови, жизнь к жизни, смерть к смерти. Покуда душа в теле — навеки твой.
— … навеки твоя…
Кровь из кубка отдавала терпким ежевичным вином, чуть пощипывая язык и обволакивая неба.
Вспыхнула и погасла под ногами последняя пентаграмма, погружая кабинет в ночной сумрак. Я медленно подняла к глазам правое запястье и тихо расплакалась — на месте недавнего пореза руку покрывала изящная вязь ведьмовского обряда, мерцающая в ночи настоящим золотом.