Эксперт

От автора:

Я передаю эту историю так, как ее услышал, не добавив от себя ни слова. Но должен признаться, что с тех пор, как я повстречал того парня, мои рассказы стали неотразимы для редакторов. Они настолько правдивы, что я и сам в них верю.

Ростом он был чуть повыше пяти футов, весил около ста пятнадцати фунтов, а глазами был схож с заблудившимся щенком. При взгляде на лохматую бороденку становилось ясно, что в ней обожает ночевать моль.

– Я с удовольствием выпью в вашей компании, – ответил я. – Празднуете что-нибудь?

Он покачал головой.

– Не совсем так. Топлю печали.

Я разрешил ему пожать свою руку.

– Ларри Маршалл, – сказал я.

Он потряс ее.

– Ньютон Браун. Друзья называют меня Ньют.

– Что ж, значит, у вас тоже неприятности?

– Хотите сказать, что я встретил родственную душу, что вы тоже приползли в этот оазис искать утешение в рюмке?

– Прямо в точку попали, – ответил я, не обращая внимания на изысканный слог собеседника. – Послушайте…

И я поспешил выложить ему свои неприятности, прежде чем он займется рассказом о своих.

– Это все главный редактор. Я хотел, чтобы меня перевели в корпункт в Париже, понимаете? Хотел переменить обстановку. Но вы думаете, он назначил меня?…

– И это неприятности? – прервал он меня с печалью в голосе. – Поглядите.

Он протянул мне желтый листок бумаги.

– Так вот, главный редактор, – продолжал я, равнодушно разглядывая листок… – С ума сойти! Десять тысяч долларов!

Листок оказался чеком, выписанным от имени Американской Ассоциации производителей полотенец.

– И так всегда, – жаловался он. – Никак не могу пробиться к народу. Всегда что-нибудь да случается. Не мог же я отказаться от этого чека. Теперь они, без сомнения, положат мое открытие под сукно.

– Кто что положит? – спросил я, не сводя глаз с этого желтого листочка, за которым маячила куча зеленых банкнотов.

– Ясное дело. Ассоциация производителей полотенец, вздохнул он. – За эти деньги они купили у меня сухую воду.

– Что купили? – недоверчиво спросил я.

– Сухую воду, – повторил он. – В ней заложены безграничные возможности. Революция в ирригации. Воду можно таскать в сетках. Я натолкнулся на эту идею, экспериментируя с легкой водой. Кстати, я исследователь.

И добавил совсем печально:

– Самый настоящий гений.

Теперь уж я не мог остановиться:

– А что вы собирались делать с легкой водой?

– Вы, наверно, слыхали о тяжелой воде. Ну а я пришел к выводу, что, если удастся создать легкую воду, я решу проблему тучности и похудания.

На какое-то мгновение глаза его загорелись. Мечта преобразила его.

– Боюсь, что не совсем вас понимаю, – сказал я.

– Это же проще простого, – ответил он. – Вы должны знать, что человеческое тело на девяносто процентов состоит из воды. Ну а если я смогу обычную воду H₂O заменить на легкую, люди будут весить куда меньше. Просто, не правда ли?

Несколько секунд я пытался представить себе последствия этого открытия. Затем тряхнул головой, чтобы прочистить мозги.

– Не знаю, – сказал я, чувствуя, что пора воспользоваться его приглашением и выпить. – Но чем кончились ваши эксперименты с легкой водой?

Он снова вздохнул.

– Их прекратило правительство.

– Правительство?

Ньютон Браун кивнул:

– Вы, конечно, слышали, что тяжелая вода очень важна в ядерных реакциях. Ну, это же… проще простого, не так ли? Один эксперимент ведет к другому, вот так я и добрался до ядерной антиреакции на легкой воде. Тут-то мои исследования и прикрыли.

Я было начал:

– Антиреакция… – но он поднял руку, останавливая меня.

– Простите, Ларри, но я дал слово эту проблему не обсуждать. Тема занесена Пентагоном в разряд “чрезвычайно секретных”.

– О’кей, – сказал я. – Но послушай, Ньют, чего ты не бросишь к черту эту воду? Сначала легкая вода, потом сухая. Ты выбрал себе узкую дорожку.

Он сунул чек обратно в карман и ответил со вздохом:

– Что-то в этой жидкости меня всегда привлекало. Должна же она хоть на что-нибудь годиться. Не пить же ее.

Ньютон Браун постучал кулачком по стойке, чтобы привлечь внимание Сэма, и добавил:

– Я буду счастлив предложить средство для потопления наших бед. Знаете, я ненавижу пить в одиночестве, но обычно никто не хочет мне помочь – даже мухи. Через несколько минут они начинают жаловаться на головную боль.

Я ответил несколько двусмысленно:

– Ведь я – газетчик.

Сэм подошел к нам, и Ньютон Браун сказал:

– Два “Джека Потрошителя”, пожалуйста.

Сэм глаза выпучил от удивления.

– Как? Снова? И в это время дня?

Я заподозрил неладное:

– А что делает с людьми этот “Джек Потрошитель”?

Сэм осклабился.

– Завтра утром вам покажется, что вас выпотрошили, как курицу.

– Не возражайте, Сэм. – сказал Ньют. – Два Джека Потрошителя. Это тот камень, к которому надо привязать грусть, чтобы ее утопить.

Когда Сэм притащил выпивку в громадных бокалах, каких я сроду не видывал, я сделал опасливый глоток и чуть не задохнулся.

– С ума сойти!

Ньютон Браун расплылся от удовольствия.

– Не правда ли, великолепно? Я назвал смесь в честь известного разбойника. Основные составные части – яйца, ром, абсент, водка и соляная кислота.

– Соляная кислота?

– Соляная кислота, – повторил он. – Проще простого. Кроме того, здесь…

– Лучше не говори, – сказал я с содроганием и заглянул в бокал. – Вроде бы там кусок яичной скорлупы.

– Разве? Обычно она к этому времени уже растворяется. Кстати ты так и не кончил рассказ. Что там у тебя с редактором?

Я отхлебнул.

– Он подонок. Сейчас я многое бы отдал за то, чтобы вообще избавиться от газетной работы. К сожалению, это единственное, что я умею делать с тех пор, как кончил колледж. Иначе я не могу зарабатывать на пропитание.

Ньютон Браун принял дозу убийственной смеси, я последовал его примеру.

После того как мы пришли в себя, он почесал бороденку и сказал:

– А что ты думаешь о моем суперцеребрографе?

И, прежде чем я успел ответить, он продолжал:

– Да, вернее всего, ты ничего не думаешь. Я же тебе о нем не говорил.

Я сделал еще глоток, чтобы подкрепиться, и сказал:

– Валяй.

– Это не совсем мое изобретение, – скромно заявил он. – Я натолкнулся на него, когда проводил опыты с моей машиной времени.

Я сочувственно хихикнул.

– Еще машины времени тебе не хватало. Наверно, сплошные разочарования.

– Проще простого. Я же тебе говорил – стоит мне изобрести что-нибудь путное, как они покупают у меня права и кладут вещь под сукно. – Он отпил еще глоток “Джека Потрошителя”. – Черт бы побрал этот Международный союз историков.

– Что-то я тебя не понял, – признался я.

– Купили. И положили под сукно.

В голосе его звучало озлобление.

– Ты хочешь сказать… Ну да!… А почему?

Он пожал узенькими плечиками и попросил Сэма налить еще два бокала.

– Они чуть с ума не посходили. Между прочим, я доказал, что Колумб никогда не открывал Америки. Даже моря в глаза не видал. Всю жизнь трудился в своей портняжной мастерской в Генуе.

Я не смог удержаться от вопроса:

– Так кто же тогда открыл Америку?

– Один грек по имени Попандополус. Впоследствии он открыл ресторан на Кубе. И это еще не все. Я могу сообщить, что Наполеон…

– Постой, – в отчаянии перебил его я. – Расскажи лучше о своем супердуперграфе.

– Сколько угодно, – ответил Ньют. – Ты, наверно, слыхал о церебрографии, или гипнопедии. Это метод обучения во сне. Смысл его в том, что к уху прикрепляется миниатюрный динамик и, пока студент спит, ему несколько раз проигрывают лекцию. К утру он уже знает ее наизусть.

– А какое это имеет отношение ко мне? – спросил я, допивая бокал.

Ньютон Браун кивнул Сэму, чтобы тот принес еще два бокала.

Сэм скорбно покачал головой и сказал:

– Мне бы вывеску здесь повесить: “Клиентам запрещается выпивать больше чем полпорции “Джека Потрошителя””.

Ньют и ухом не повел и продолжал, обращаясь ко мне:

– Проще простого. Мой усовершенствованный суперцереброграф подготовит тебя к новой профессии. Он действует по принципу гипноза, стимуляции желез внутренней секреции и сверхчувственного восприятия с помощью особого проигрывателя, работающего па больших скоростях. Гипноз улучшает восприимчивость твоего подсознания. За ночь ты приобретешь такие знания, как если бы всю жизнь посвятил изучению этого дела.

Я глядел на него во все глаза, запивая его слона Джеком Потрошителем.

– Ты хочешь сказать, что за ночь сможешь сделать из меня… скажем… водопроводчика, каменщика или кого-нибудь в этом роде?

Его плечики приподнялись и опали.

– И еще могу сделать из тебя специалиста по бальзамированию египетских мумий. Как это делается, я разузнал с помощью машины времени. Ты погрузишься и гипнотический транс, и проигрыватель будет нашептывать тебе на ухо. А наутро информация укоренится в твоем мозгу, будто ты всю жизнь с нею жил.

– Укоренится? – спросил я.

– Укоренится, – ответил он уверенно, и показал два пальца, что означало – еще по порции.

– И тебе останется только подать заявление, чтобы тебя приняли на данную работу. С чистым сердцем ты заявишь им, что у тебя большой опыт по этой части.

Я сделал еще один большой глоток. Постепенно меня окутывало туманом.

– Надо посмотреть, – сказал я.

– Отлично, сэр, – сказал он. – У меня записаны десятки различных профессий, и ничего не стоит добавить к ним еще сотню. Главное – выбрать.

– Ш-ш-шо-нибудь о-ош-ш-шобенное, – выговорил я. – Ш-ш-ш-шо-нибудь… у-у-у…

– Уникальное? – Он задумчиво покачнулся на стуле.

Сэм принес еще по бокалу.

Когда утром туман рассеялся, я осторожно открыл один глаз, потом второй. Без всякого сомнения, меня полностью выпотрошили и забыли положить внутренности обратно. Я услышал визгливый голос: “…вслед за пережогом третьего двигателя. В этом случае, если в качестве топлива используется одноатомный водород, теоретически скорость выхода газов достигнет двадцати одной тысячи метров в секунду, тогда как в случае с обычным водородом теоретическая скорость не превысит пяти тысяч ста семидесяти метров в секунду. Разница, однако, заключается в том…”

– Радио, – простонал я. – Только этого мне не хватало. Почему бы им не обложить эти штуки специальным налогом?

Голос умолк, что-то щелкнуло. Я растворил глаза пошире. Это было не радио, а автоматический проигрыватель у моего изголовья. Я сел и, постанывая, выключил его. Проигрыватель производил странное впечатление.

Когда он заканчивал прокручивать последнюю пластинку, все начиналось сначала.

Я потряс головой. Каким-то образом эта штука должна была иметь ко мне отношение. Но она не имела.

Я встал и осмотрелся. Сквозь распахнутую дверь, ведущую в микроскопическое сочетание гостиной-столовой-кухни, я разглядел бородатого человечка, схожего с тряпичной куклой. Человечек спал на диване. Я постарался вспомнить, кто он такой.

– Ньютон Браун, – сказал я наконец. – Чокнутый изобретатель из бара Сэма.

Он открыл один глаз.

– Не ори на меня, – пожаловался он.

– Я же шепотом.

– А похоже было, что орешь.

Он открыл другой глаз.

– Кто ты такой?

Но я сначала отправился на кухню, открыл кран и подождал, когда пойдет холодная вода, чтобы напиться. Затем сунул голову в раковину и стоял так, пока не замерз.

– Великолепно, – простонал я.

Потом я вытерся насухо и сказал:

– Меня зовут Ларри Маршалл. Прошлым вечером мы встретились у Сэма и пили “Джека Потрошителя”. Как сюда пришли – не помню. А почему у моей кровати стоит проигрыватель?

– Проигрыватель?

С похмелья он казался еще ничтожнее, чем раньше.

– На столике у моей кровати.

Он покосился на меня и почесал бакенбарды. Жизнь меркла в его глазах. Наконец он произнес:

– Похоже, что это мой суперцереброграф.

Я щелкнул пальцами.

– Теперь вспомнил? Я сказал тебе, что хочу смотаться из газеты, и ты ответил, что можешь за одну ночь научить меня чему-нибудь путному. И ни черта не вышло. Интересно, куда я засунул аспирин?

Он опустил ножки с дивана и попытался принять вертикальное положение.

– Из чего ни черта не вышло? – спросил он. – Если найдешь аспирин, дай мне две таблетки.

– Из этой супердуперштуки. Думаешь, аспирин нам поможет? Ничему меня твой супердупер не научил.

– Послушай, давай говорить обо всем по порядку, – попросил он. – Голова у меня раскалывается, и я не уверен, что только из-за похмелья. А ты почем знаешь, что ни черта не вышло?

– А чему он меня научил? Какой я был вчера, таким и остался.

Аспирин нашелся в кухонном шкафу. Я взял три таблетки, налил в стакан холодной воды и запил их.

– Разве что голова стала трещать.

Я передал ему бутылочку с таблетками.

Наевшись аспирину, он сказал:

– Сейчас возьмем пластинки и посмотрим, чему ты научился.

Он передвигался осторожно, одной рукой цепляясь за стенку и другой поддерживая голову.

Я слышал, как он колдует с машиной. Затем через несколько секунд раздался грандиозный грохот. Он вполз обратно в гостиную и признался:

– Я их разбил.

Я сел на освобожденный им диван.

– А я – то думаю, почему такой шум? – язвительно сказал я и постарался сфокусировать глаза на ручных часах.

– Черт возьми, пора на работу! Редактор мне голову оторвет.

Он со стоном опустился на стул.

– И не мечтай об этом, – сказал он. – У тебя теперь новая профессия.

– Да? – рявкнул я. – Но пока я не узнаю, что это за профессия, не лучше ли мне зарабатывать на кусок хлеба с маслом старым способом?

Ньютон Браун покачал головой.

– Боюсь, ничего из этого не выйдет. Разве я тебя не предупредил, что мой суперцереброграф не только подготавливает тебя к новой профессии, но и заодно ликвидирует ненужную память о старой? Проще простого. Зачем забивать голову лишними сведениями?

Я выпучил глаза.

– Ты что, спятил? И у тебя хватает наглости заявить, что я забыл свое ремесло газетчика только потому, что ты подключил к моему уху свои паршивые пластинки?

Он откинулся на спинку стула и зажмурился.

– Умоляю, не ори. Попробуй напечатать что-нибудь на машинке.

Злой как черт, я подошел к моему старенькому ундервуду, стоявшему на столе. Я сел за машинку и неверными пальцами потянулся к клавишам. Посмотрел на клавиши, убрал пальцы и протянул снова.

– Когда печатают на машинке, сначала закладывают в нее бумагу, – раздался за спиной голос Ньютона. – Совершенно очевидно, что, какой бы ни была твоя новая профессия, умения печатать на машинке она не требует.

Я подпрыгнул на стуле. До меня наконец дошло, в какое положение я попал.

– Ты хочешь… ты хочешь сказать, что твоя идиотская затея в самом деле удалась? Что ты вышиб у меня из головы все, что я знал о журналистике? Что я теперь даже на машинке печатать разучился?

– Проще простого. Ты же этого хотел. И отныне ты эксперт совсем в иной области.

– Но в какой? – взмолился я. – Я не знаю ничего, о чем не знал бы раньше.

В отчаянии я пробрался на кухню, открыл ящик, в котором держу инструменты, достал оттуда молоток и несколько гвоздей. Я принялся забивать гвоздь в оконную раму. Ньютон Браун подмигнул мне, когда я в третий раз подряд не попал по шляпке гвоздя, и печально покачал головой.

– Нет, ты ведь и не хотел становиться плотником.

Я хватил молотком по пальцу и бросился в ванную.

Вторую неделю там протекала труба. Я уставился на трубу.

Пустой номер. Я не имел ни малейшего представления о том, как ее починить.

– Водопроводчик из меня не получится! – воскликнул я в отчаянии, вернулся на кухню, схватил сковородку и достал из холодильника два яйца. Когда я разбил яйца, оба желтка разлились.

Ньютон Браун наблюдал за мной с интересом.

– Сомневаюсь, чтобы из тебя вышел повар, – сказал он. – К тому же ты забыл положить масло на сковородку.

Схватив карандаш и лист бумаги, я принялся рисовать.

Он заглянул мне через плечо.

– Нет, не художник, – сказал он. – Проще простого, мы решили художника из тебя не делать.

Я сказал уже без всякой надежды:

– Может, я современный художник? Абстракционист?

Он почесал бородку, снова заглянул мне через плечо и содрогнулся:

– Нет, – сказал он. – Это даже не абстракция.

В отчаянии я бросил карандаш.

– Ничего не выйдет. Потребуется месяц, чтобы перебрать все возможные профессии.

Ньют согласился со мной.

– Может, и больше. Я не записывал, какие профессии освоены проигрывателем, а их было множество. Придется изобрести какой-нибудь метод определения твоей профессии. Погоди-ка, ведь ты хотел научиться чему-то уникальному. Может, из тебя вышел эксперт по плетению лыка?

– А может быть, я дегустатор вин? – спросил я с надеждой.

Он, глубоко задумавшись, закрыл глаза.

– Где-то здесь лежит ключ к разгадке. О чем мы говорили вчера вечером?

Я щелкнул пальцами.

– Мы говорили о твоем напитке. Может, мы решили сделать меня барменом?

Он спросил:

– Как приготовить “Красную Мэри”?

– Ты что, хочешь, чтобы Маккарти начал за мной охотиться? Я обращаю внимание только на стопроцентных американок.

Он помотал головой.

– Нет, ты не бармен. О чем мы еще говорили?

Я прижал ладони к пульсирующим вискам.

– Мы обо всем говорили. О сухой воде и легкой воде. О всех водах, кроме черной.

Несмотря на похмелье, он заинтересовался.

– Черная вода, – сказал он… – Ее очевидные преимущества, надо думать, ускользнули от моего внимания.

– Возможно, она пригодится тем, кому все равно, чем мыться, – разозлился я.

– Умоляю, – сказал он. – Ты забыл о моей головной боли. Когда же начнет действовать аспирин? О чем мы еще говорили? Именно здесь должен лежать ключ к тайне.

– Давай примем еще по две таблетки, – предложил я. – Мы говорили о том, как все твои изобретения попадают под сукно, о том, что Колумб орудовал в портняжной мастерской, о Международном союзе историков и еще о ком-то, кто запретил твою машину времени. И…

– Ой-ой-ой, – произнес он, избегая смотреть мне в глаза. – Давай в самом деле примем еще по две таблетки аспирина. У меня предчувствие…

Он не закончил фразы.

– Что с тобой? – рявкнул я.

– Машина времени, – сказал он. – Тебе хотелось овладеть какой-нибудь уникальной профессией. Я понял, что он сейчас скажет.

– О нет, не надо, – попросил я.

От автора:

Если только мне удастся удержать этого парня от внешних контактов и скрыть его от Вилли Ли[1] или Артура Кларка, считайте, что я – самый удачливый человек на свете. Я уже говорил, что после встречи с этим парнем мои рассказы отличаются особой правдивостью. Я единственный из писателей-фантастов, кто может похвастаться знакомством с человеком, который специализируется по ремонту машин времени.

Мак Рейнольдс