Эксперимент с неуправляемыми последствиями

Александр Горбовский

Эксперимент с неуправляемыми последствиями

Это было недоброе утро. И недобрым был его мертвенный свет над пустынным космодромом. Ровная, как стекло, поверхность космодрома выходила из-за горизонта и уходила за горизонт.

Здесь проходила черта, по другую сторону которой начинался Космос. И начинались иные масштабы времени, пространства и всего сущего.

В предрассветном пепельном свете стояли трое. Они ждали, когда из мглы возникнет сияющий шар корабля, чтобы, прочертив ослепительную дугу, исчезнуть в темном жерле шахты.

Этот участок космодрома считался карантинным. Здесь шахты, скрытые глубоко под землей, принимали редкие корабли из опасных, далеких и малоизвестных концов Вселенной.

Звездолетчик Мартель, самый младший из троих, был здесь впервые. Другим был начальник Проекта. Третьей была женщина.

Куда бы ни посмотрели они, ландшафт везде был одинаков. Зеркальная поверхность космодрома отражала нависшую над ней мглу, и в этой беспрерывной протяженности не было ни проблеска, ни просвета.

Так стояли они. Временами начальник произносил какие-то незначащие слова, не имеющие отношения к тому, почему оказались они здесь. Мартель кивал головой, думая о своем.

Женщина не обращала внимания на них обоих. Женщина, о которой было известно лишь ее звание, малоприметными звездочками обозначенное на рукаве. Она была из Службы Благополучия.

Пилот корабля, возвращения которого ждали они, был мертв. Это был третий за последнее время. Все они один за другим погибали на планете Цевера. При обстоятельствах загадочных и непонятных. Мартель был четвертым, кому предстояло отправиться на эту планету, чтобы выяснить причину гибели тех, кто не смог вернуться живыми, и выполнить задание.

Сверкающий шар появился внезапно. И, вычертив огненную дугу, бесшумно ушел а провал ближней шахты.

Третий пилот погиб так же, как и двое других. Он лежал у подножия пульта с широко раскрытыми глазами и с выражением ужаса на застывшем лице. Он умер мгновенно.

Как и у первых двух, это произошло через несколько минут после посадки на планете. Как и другие, он не покидал корабля, и силовое поле, окружавшее корабль, оставалось включенным.

Установив маяк, Мартель должен был сделать то, что было не менее важно: узнать, отчего погибли те, кто побывали на Цевере. И, кроме того, устранить опасность для маяка, если такая существует.

Вступив в строй, маяк замкнет собой цепь сверхдальней связи. Кто-кто, а Мартель хорошо знал, как это важно в Космосе. Корабли, потерявшие направление, корабли, заблудившиеся в пространстве, обретали теперь путеводную нить, уводящую их от гибели. Мартель думал о тех, кто будет принимать сигналы его маяка. Даже когда сам он и дети его детей обратятся в прах и будут забыты, маяк все так же будет источать свои импульсы в черное небо, указывая путь к спасению.

Установить маяк на Цевере было несложно. Труднее было другое - найти силы, не желавшие этого. И убившие трех предшественников Мартеля. Если силы эти угрожают Маяку, они должны быть нейтрализованы. Сделать это мог только человек.

Корабль, на котором предстояло лететь Мартелю, был готов, дата назначена, маршрут известен, задание - тоже.

Когда до отлета оставались считанные часы, Мартель почувствовал, что между ним и миром, окружавшим его, разверзается пропасть. Он продолжал еще ходить среди этих людей, говорить что-то, насвистывать, совершать привычные действия. Но внутренне он был уже не здесь. Он был уже там, на Цевере, один на один с ситуацией, которая ожидала его там. И он знал, что никто из тех, кто сейчас рядом с ним, ни в чем не может помочь ему ни словом, ни советом, ни делом.

Тщетно в оставшееся время знакомился он с материалами других экспедиций, побывавших в чужих и враждебных мирах. Если бы это могло помочь чем-то, если бы были какие-то аналогии, эксперты по Проекту давно установили бы это.

Как порождение кошмара проходили перед ним кибернетизированные миры Веги, пожравшие своих создателей. Он видел зловонные болота Антея и его чудовищных обитателей, зловещих уленей с наэлектризованными щупальцами. Надрывно, безумными голосами кричали гарпии. Но среди всех этих существ не было такого, которое могло бы проникнуть сквозь экран защитного поля и убить пилота, находящегося внутри корабля.

За несколько часов до отлета какой-то человек из Службы Благополучия пришел за Мартелем.

Мартеля ожидала женщина, встречавшая вместе с ними третий корабль. Она кивнула, и человек, который привел Мартеля, неслышно исчез. Наступила пауза. Женщина смотрела куда-то далеко-далеко и молчала.

- Я пригласила тебя, - сказала она наконец, - чтобы поговорить о твоих похоронах...

Странное начало. Монотонным голосом она принялась обсуждать разные варианты погребения. Опытный звездолетчик, он знал, что такое небытие, сквозь тонкую обшивку корабля не раз ощущал его близость. Но и ему разговор этот показался тягостным и зловещим. Он попытался прекратить его, но женщина продолжала вести свою тему.

Тогда он спросил:

- Чего ты хочешь?

Она ответила вопросом:

- Ты понимаешь, что можешь погибнуть?

И стала говорить ему то же, что последние дни он не раз говорил сам себе. Но только в глубине души. И только наедине с собой. Слышать сейчас эти слова, произносимые вслух, было страшно. Казалось, все это относится не к нему, а к кому-то другому, кого он смутно знал когда-то. И тогда он спросил еще раз:

- Чего ты хочешь?

Но теперь вопрос его прозвучал уже по-другому, и он сам почувствовал это.

- Я хочу, чтобы ты вернулся, - сказала женщина. Сказала так просто, почти жалобно: "Я хочу, чтобы ты вернулся".

Мартелю показалось, что говорит она не ему, а кому-то, кого нет здесь.

Через минуту он знал уже, о чем идет речь.

После того, что случилось с первым пилотом, на втором и третьем кораблях были установлены датчики. Кристаллы, незримо притаившиеся где-то, фиксировали все, что происходило на борту и вне корабля. Впрочем, все ли?

Желтовато-серая каменистая пустыня открылась взгляду Мартеля. Изломами и уступами уходила она к тусклому небу, столь же безрадостному, как сама планета. И все это время, от приземления корабля и до его трагического отлета, ничто не сдвинулось, ничто не шелохнулось в этом мертвом пейзаже.

Чуть скосив глаз, Мартель мог видеть, что происходило в это время внутри корабля. Вот последний раз полыхнуло и погасло красное табло. Ровным зеленым светом засветился пульт наземных данных. Едва слышно пропел зуммер. Высокий блондин с крупным лицом поднял голову. Пилот третьего корабля Ральф стоял в нескольких шагах от Мартеля. И хотя Мартель отлично понимал, что это лишь иллюзия, порожденная памятью кристалла, то, что было перед ним, сейчас представлялось более реальным, чем мертвое тело, которое он видел несколько дней назад. Жизнь всегда убедительнее небытия для тех, кто находится по эту сторону черты. Вот Ральф поднял руку (тогда это была еще живая рука) и выключил пульт. Мартель старался не пропустить ни одного движения, ни одного жеста. Пока все было так, как и должно было быть. Выждав секунд десять, Ральф снова протянул руку и включил панораму обзора. Картина, возникшая перед ним, повторила уже знакомый унылый ландшафт. Какое-то время Ральф вглядывался в него, потом медленно повернулся к шкафу. Одной рукой он открыл дверку, другой - стал вынимать скафандр, как вдруг что-то помешало ему. Он замер. Казалось, он прислушивается к чему-то. Потом он резко обернулся и стал всматриваться в стену, будто силился увидеть там что-то. Что-то, что оставалось незримым для Мартеля, потому что на матовой зеленоватой стене не было ничего. И вдруг картина исчезла. Она просто пропала, непроницаемый мрак внезапно возник на ее месте. Когда через шестнадцать секунд изображение возникло снова, Ральф с искаженным в беззвучном крике лицом лежал на полу кабины. В этой позе его и нашли, когда ведомый автоматами корабль возвратился на Землю.

То, что произошло со вторым пилотом, кадр за кадром повторяло эту картину. Словно два актера разыграли одну и ту же сцену. И в конце - та же поза и то же выражение ужаса перед лицом чего-то, видимого и открывшегося только ему одному.

Не маяк должен быть установлен. И Мартель понимал, что нет иного пути, как самому вступить в тот же круг.

- Я хочу, чтобы ты вернулся, - повторила женщина.

...Когда-то эти эксперименты проводились над планариями, над крысами и животными. Мартель смутно помнил, что знал обо всем этом. Кажется, крысу учили бежать к кормушке, когда зажигался свет. Потом другим крысам вводилась вытяжка от "научившейся", и они, едва зажигался свет, тоже бежали к кормушке. В то время говорили о передаче памяти на молекулярном уровне. Упоминали об аминокислотах, спорили о ДНК и прочих вещах.

- Мозг Ральфа, - сказала она, и чувствовалось, как трудно ей произнести эти слова. - Мы приготовили вытяжку из него...

Специальные стимуляторы должны были усилить действие инъекции. Если они сработают, все, что видел, что узнал Ральф в последние мгновения своей жизни, проснется в сознании Мартеля. Он, подобно тем крысам, воспримет чужой опыт.

- Я согласен, - сказал Мартель раньше, чем успел понять, действительно ли он согласен. Скорость принятия решения опережала работу мысли. Это было профессиональное.

Женщина улыбнулась, и снова ему показалось, что улыбка эта предназначалась не ему, а кому-то другому.

- Сюда, пожалуйста, - сказала она. - Сюда... - И указала на проход, открывшийся в стене.

Корабль находился в пространстве. Его вел автомат, и пульт управления не был освещен. Если бы не индикатор, указывающий, что за обшивкой находится сейчас звездная бездна, можно было бы подумать, что корабль неподвижен, что он покоится где-нибудь в запасной шахте на дальнем поле космодрома.

Мартель достал колоду карт и принялся раскладывать пасьянс.

Все время он думал о Ральфе. Он искал в себе какие-то проблески пробуждения чужой памяти. Но ничего не было. Значит, эксперимент не удался, и все, что относится к крысам и планариям, относится только к ним. В тайном чувстве облегчения, которое испытал он при этом, было что-то малодушное, и Мартель устыдился этого.

Сверкая радужной оболочкой силового поля, шар двигался к планете Цевера. Впрочем, если говорить точно, он летел не совсем в сторону планеты. Возможно, даже в направлении, прямо противоположном. Ибо лететь по прямой к точке, удаленной на тысячи световых лет, было бы бессмысленно. Столь отдаленные районы были бы вообще, недостижимы с Земли, если бы не существовало так называемых "провалов пространства". Наблюдателю с Земли они представлялись как черные пятна, угольно-черные пятна на фоне звездного неба. Любое тело, входящее в него, исчезало, чтобы через мгновение "вынырнуть" на расстоянии в сотни и тысячи световых лет от этой точки. Были случаи, когда не удавалось даже установить, куда, в какой из районов Вселенной попадал корабль, "вынырнув" из провела. Правда, в окрестностях Солнечной системы таких "провалов" было немного. И лишь несколькими из них можно было пользоваться для навигации. Куда вели остальные, не знали: ни один из кораблей, рискнувших войти туда, обратно не возвращался.

Когда корабль вошел в первый провал и миновал его, сигнал возвестил Мартелю о том, что это произошло. Сам он этого не заметил бы. Он раскладывал пасьянс. Неведомые миры окружали корабль, но он продолжал свой путь мимо них, не замедляя движения и не сворачивая с пути. Никогда еще человек не останавливался здесь, чтобы бросить мимолетный взгляд на иную жизнь. Вселенная бесконечна, а человек мал, и время, отведенное ему, кратко. Все в том же беспрерывном, неодолимом движении корабль двигался к другому провалу, возникавшему на его пути.

Этапы полета не интересовали Мартеля. Откинувшись на спинку, он принялся сочинять балладу о Старом Звере, который жил один в гулкой стеклянной пещере, и вход в нее день ото дня зарастал травой...

Так минуло какое-то время. И вдруг Мартель почувствовал, какими-то неведомыми путями понял, что сейчас корабль войдет в очередной провал. Именно сейчас. И действительно, через мгновение сигнал возвестил об этом.

Это был знак. Чужая память, введенная в него, начинала пробуждаться.

Еще несколько раз входил он в провалы пространства, которые все дальше и дальше уводили корабль. Но тщетно Мартель прислушивался к себе. Память Ральфа, если только это была она, больше не выдавала себя ничем.

Он снова стал сочинять стихи. Красное табло, вспыхнув, прервало его занятие. Корабль шел на посадку.

Вскоре табло погасло. Чуть слышно пропел зуммер. Осветился ровным зеленым светом пульт наземных данных. "Сейчас", - успел подумать Мартель. Но ничего не произошло. Почти машинально он выключил пульт и так же машинально включил панораму обзора. Картина, возникшая перед ним, повторяла ландшафт, который он уже видел. Какое-то время он бездумно всматривался в него. Однообразные каменистые изломы. Привычным жестом, не глядя, Мартель протянул руку к шкафу, где лежал скафандр. И вдруг:

"Разум Цеверы приветствует тебя".

Именно так были расположены строки. Так и всплыли они вдруг в памяти Мартеля. Где и когда мог он видеть или прочесть их?

Мартель не успел ни задать себе этот возрос, ни ответить на него. Странное чувство тревоги охватило его вдруг. Казалось, кто-то притаился за спиной. Мартель резко обернулся. На стене каюты белым пламенем встали слова:

"Разум Цеверы приветствует тебя".

Буквы погасли и опали.

"Теперь узнай о себе правду", - всплыло в памяти.

"Теперь узнай о себе правду", - встали строки.

Через мгновение слова опали и погасли.

И вдруг он зажмурился, плотно закрыв глаза рукой.

Он сделал это прежде, чем успел даже подумать, почему он поступает так. Память и воля Ральфа, повелевшие ему сделать это, вспыхнули на мгновенье, чтобы тут же исчезнуть навсегда. Дальше этой черты памяти Ральфа не было, сам Ральф не перешел этот рубеж. С этого момента Ральф был уже мертв.

Когда Мартель открыл глаза, строки исчезли. Он поднес руку к стене. Она оставалась холодной и гладкой, не хранила никаких следов.

Теперь он знал путь, которым приходит смерть. Несколько слов, которые убивали. Их гибельного смысле не мог выдержать человек.

С какой целью делал это чужой разум? Было ли это нападением? Или попыткой контакта?

Мартель не имел ни времени, ни склонности предаваться раздумьям. По опыту других ситуаций он знал, что ожидание - худшее, что мог он сделать. Только действие давало ему какой-то шанс.

Мартель снял поле, окружавшее корабль, надел скафандр и вышел навстречу неизвестному.

Если он погибнет, полетят другие. Один за другим будут прилетать они на Цеверу, пытаясь сделать то, что должен был сделать он, Мартель. И кто знает, сколькими еще жизнями придется расплачиваться за его неудачу. Нет, он не должен позволить убить себя! Только это избавит других от гибельного пути на Цеверу. Мысль эта показалась Мартелю даже более важной, чем маяк и все, что связано с ним.

Мартель взбирался по каменистым изломам. Гигантские ступени то вздымались, превращаясь в заостренные гребни, то зеркальными плитами расстилались у самых его ног. Гладкие плиты так тайно, так незаметно начинали свой уклон, что невозможно было различить, где крутизна переходила в провал и пропасть.

Возле корабля царило оживление. Роботы, выгрузив все необходимое, принялись сооружать маяк. Массивное коническое тело, окрашенное в ярко-красный цвет, ждало, когда фермы опорных конструкций примут его. Но до того как монтаж будет завершен, Мартель должен найти "источник опасности". Так обозначено было это в его задании - "источник опасности". Сам "источник" называл себя "разум Цеверы". Но это ничего не меняло. В разных мирах, на разных планетах "источники опасности" имели разные лики: тектоническая деятельность, радиация, биологические силы... И всякий раз различны были средства для их обуздания.

Разбежавшись, Мартель прыгнул через расщелину, но ноги его вместо твердой почвы ощутили вдруг пустоту. С коротким вскриком он рухнул в пропасть.

Правда, падение продолжалось мгновения. Гравитационные подушки включились автоматически и вынесли его на край уступа. Но этих мгновений было достаточно, чтобы сердце зашлось от страха. От древнего, первобытного страха. Хотя он понимал, что не может разбиться. Хотя он знал, что неуязвим. Но на какое-то мгновение древняя память предков оказалась сильнее краткой памяти его жизни.

Страх этот преобразил Мартеля. Откуда взялась эта настороженная, крадущаяся походка? Эта цепкость движений, этот прищуренный, неотрывный взгляд, способный подметить малейшую угрозу, малейшее движение, если бы только оно было.

Но мир, окружавший его, продолжал оставаться все в той же оцепенелости. Каменистые уступы все так же громоздились один на другой, уходя к пепельному горизонту.

Мартелю показалось, он увидел вдруг, как сквозь статичность этой картины проступает застывшее движение. Словно мгновение назад все это пребывало в некоем едином ритме и вдруг замерло, застыло на полутакте, полуслове.

"Разум Цеверы приветствует тебя", - вспомнил он слова, которые пришли на ум за мгновение до того, как он прочел их. И вторую фразу он тоже смог знать заранее. Не будь памяти Ральфа, он едва ли догадался бы избежать гибельного смысла, который несла последняя, третья фраза. Но память Ральфа ничего не говорила о ней, об этой последней фразе. Едва подумав об этом, Мартель спохватился и попытался уйти от этой мысли. Потому что, если фраза эта всплывет в сознании, ему будет уже не отгородиться от нее ни сомкнутыми веками, ни ладонями рук. Но, хотя он и пытался заставить себя думать о другом, мысль его продолжала работать все в этом же направлении.

Окружив себя оболочкой силового поля, Мартель взмыл вверх, в тусклое небо, и стал медленно кружиться там. Он то опускался ниже, то снова взлетал кверху, замирая вдруг неподвижной точкой в самом зените. Отсюда, сверху, то, что выглядело бессмысленным нагромождением камней, имело, казалось, некую тайную логику. Линии, переходы и изгибы рельефа, сколь бы ни были они изломаны и асимметричны, были выдержаны в едином масштабе и не нарушали его. Понять скрытный смысл увиденного Мартель не мог. Так дикарь, увидевший печатный текст, может лишь догадываться, что это нечто большее, чем просто орнамент, но бессилен понять значение и смысл написанного.

"Разум Цеверы" молчал. Тщетно блуждал Мартель среди каменистых изломов, тщетно кружил в безрадостном, тусклом небе. Ничто не говорило о том, что он не один в этом пустынном мире. Мартелю не оставалось ничего, кроме как возвратиться на корабль.

Описав большую плавную дугу, он опустился возле шара. Роботы один за другим проползли, прошли, проскакали мимо него, втягиваясь в разверстое чрево корабля. Они завершили свое дело. Маяк утвердился над каменистой пустыней. Красной каплей, яркой точкой нарушил он монотонность пейзажа.

Мартель вошел в каюту и почувствовал усталость, желание лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать. Он попытался стряхнуть странное оцепенение, которое волнами поднималось откуда-то из самых глубин его сознания, разорвать паутину каких-то смутных чужих мыслей, незнакомых голосов и лиц, всплывавших в памяти.

Вдруг знакомое чувство тревоги охватило его. Показалось, что кто-то находится на корабле. Мартель чувствовал это. Через мгновенье белым пламенем вспыхнули строки.

Но Мартель не видел их. Сквозь плотно сомкнутые веки он чувствовал только яркий свет, который то вспыхивал, то исчезал, чтобы через секунду появиться снова. Так продолжалось с минуту.

Убедившись, что строки пропали окончательно, Мартель решился открыть глаза.

Он бросился к пульту. Датчики, расположенные внутри корабля, как и в первый раз, не отметили ничего. Волнистые линии индикаторов мерно подрагивали у самой нижней черты. И только установленные снаружи...

Он едва успел закрыть глаза. Строки вспыхнули внезапно, и на этот раз не было чувства, которое предупредило бы его об этом. Хотя он отреагировал почти мгновенно, взгляд успел выхватить и запомнить три слова: "При обратной последовательности..."

Сжимая ладонями веки, он чувствовал сквозь них белый свет и ждал, когда это кончится. Но этому, казалось, не будет конца. Когда же строки, наконец, исчезли, Мартель не решился уже открыть глаза.

Повязка на глазах оградила от гибельных строк, которые пытался навязать ему "разум Цеверы". Со стороны он походил на человека, собравшегося играть в жмурки. Не было только видно его партнера. Но партнер был. И Мартелю казалось, он знает теперь, где искать его.

Мрак глухой стеной обступил Мартеля, и знакомый мир зримых предметов исчез. Его окружал теперь мир, воспринимаемый на ощупь, мир, границы которого очерчены были вытянутой рукой.

Чувствуя, что должен спешить, Мартель снова двинулся к пульту. Ощутив под пальцами знакомую клавиатуру, Мартель нажал на клавиш, который был самым левым. Это означало: "Я отдаю приказ". Пальцы его двигались все увереннее и быстрее, набирая индексы, которые жили в памяти так четко, как если бы он родился с этим знанием.

Кончив делать это, он прислушался. Не было слышно ни звука, но он знал, что, повинуясь его приказам, из недр корабля выползали аппараты каких-то немыслимых форм. Вот они выползли и замерли, застыли рядом с шаром, ожидая команды. Потом дрогнули и одновременно рванулись с места. Пластаясь в воздухе перепончатыми крыльями, роняя кольца голубого пламени, припадая к камням, извиваясь и ввинчиваясь между скалами, они устремились на северо-восток. Туда, откуда датчики, расположенные вне корабля, смогли уловить слабый импульс.

Мартель ощупал повязку на лице и приготовился ждать. Он не знал, сколько времени прошло. Очевидно, ровно столько, сколько нужно, чтобы аппараты, посланные им, достигли своей цели. Когда это произошло, Мартель услышал сигнал, возвестивший об этом.

Он попытался было представить, что происходит сейчас там. Он не видел экрана, не видел, как огромная пещера темными перекатами, рывками надвигалась на него. Мглистые сумерки царили под глухими сводами, и в этом свете едва различались белые грушеобразные гроздья, свисавшие со стен и откуда-то сверху. И нити, множество белых нитей, исходивших от них и исчезавших среди камней. Они тянулись к другим таким же пещерам, углублениям и нишам, где свисали такие же белые гроздья, связуя их в единую сеть. Ослепительный голубой свет вспыхнул вдруг, на несколько мгновений ослепив всю пещеру. Акция началась.

Но каплевидные дыни, гигантские белые груши не реагировали ни на свет, ни на тепло, ни на излучения. Не реагировали на ультразвук. Аппараты пронзали гроздья насквозь, обдавали кислотами и сжигали в медленном пламени. Не было такого враждебного действия, которое не было бы пущено в ход, но ни одно из них не встречало ни малейшего сопротивления и никакого противодействия. Исчерпав свои возможности, аппараты замерли.

"Реакции нет, - сообщали они на корабль. - Реакции нет".

Теперь Мартель знал, что "источник опасности" мог воздействовать только на биологические объекты. Но не на механизмы, не на аппараты.

Маяк не был биологическим объектом, значит, он вне опасности.

Когда аппараты вернулись, Мартель скомандовал "старт" и вывел корабль на орбиту. Он сделал это по-прежнему вслепую, на ощупь. Только когда планета осталась внизу, он решился чуть сдвинуть повязку. Но тут же рывком вернул ее на место.

Белый свет метался по кабине.

Этого он не ожидал. Этого он не предвидел. Торопливой рукой Мартель набрал индекс, выводящий корабль на обратный курс к Земле. В положенном месте и в надлежащее время Шар вошел в "провал пространства", чтобы тут же вынырнуть в другом, дальнем конце Вселенной. Мартель снял повязку, и не успел раскрыть глаза, как сквозь сомкнутые веки почувствовал знакомый белый свет.

"Разум Цеверы" не выпускал его. Расстояние не защитило. Мартель представил себе, как, вернувшись на Землю, он привезет с собой эти бегущие строки, способные убивать.

Он должен избавиться от этого либо никогда больше не возвращаться на Землю.

Шар замедлил движение и сверкающей точкой замер на фоне черного неба. Через мгновение он как-то неожиданно легко сорвался с места и, раскручиваясь по гигантской спирали, устремился к Цевере, в направлении, откуда прибыл.

При всей кажущейся бессмысленности в том, что делал "разум Цеверы", должна была таиться какая-то своя логика. Какой-то свой, пусть иероглифический, но смысл. Но тщетно ломал голову Мартель, пытаясь нащупать во всем этом какую-то путеводную нить.

Он не видел, когда на экранах начала вырастать Цевера, но именно тогда первая смутная догадка осенила его.

Если он угадал, если "разум" хотел, чтобы он вернулся, строки должны исчезнуть. Он снял повязку. Строк не было. Он был на верном пути. Теперь он должен был угадать второй шаг. И Мартелю казалось, он сделал это. Мартелю казалось, он понял, чего хотела от него эта планета и о чем взывали вставшие перед ним строки.

Едва корабль приземлился и вспыхнуло зеленое табло "твердь", Мартель включил панораму обзора. В сотне шагов над каменистой пустыней возвышалось кроваво-красное тело маяка. Неужели все дело в этом, только в этом? Неужели это так важно?

Мартель наблюдал, как, покинув корабль, аппарат приблизился к маяку. Хлынули пенные струи, и на мгновение маяк словно растворился в них. Когда бурые хлопья опали, кричаще красное пятно исчезло. Того же цвета, что и каменистое плато, маяк стал почти неразличимым на фоне окружающего ландшафта. Ничто не нарушало теперь однообразной монотонности, простиравшейся от горизонта до горизонта.

Мартель стал ждать. Он ждал подтверждения, что сделал именно то, чего от него хотели. Но знака не было. Не было ничего. Может, это и было знаком.

Вспыхнул сигнал отлета. Планета провалилась куда-то вниз и, обратившись в тускло мерцающую точку, исчезла среди звезд. Минуло какое-то время, и глухое, мерное уханье заполнило корабль. Это маяк возвещал, что команда "пуск" принята. Цепь дальней связи замкнулась. Проект вступил в строй.

Мартель коснулся одной из клавиш, и в корабле сразу стало тихо. Только сейчас почувствовал он, как устал. Захотелось лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать. Он лег, закрыл глаза. И снова навязчивая паутина каких-то незнакомых голосов, слов и мыслей окутала его. Так он лежал, пока корабль, набирая скорость, удалялся от планеты. Так лежал он, пока корабль входил в "провалы пространства" и выходил из них. Все новые сцены и лица роились в его памяти, кто-то называл его Ральфом, а он все пытался не забыть что-то, но что? Время остановилось.

Когда Земля была уже недалеко, он заставил себя встать. В ушах стоял тонкий звон. Потом это прошло. С недоумением взглянул он на колоду карт, неведомо как и почему попавшую на корабль. Кабина показалась ему почему-то больше обычной. Но, может, он ошибается? Может, он ошибается?

Вспыхнул глазок локатора. Земля приняла его позывные.

- Вас вижу, вас вижу, - раздался голос дежурного наблюдателя. Назовите себя.

- Корабль "Цевера - Земля", - ответил он и удивился своему голосу. Командир корабля Ральф, Говорит командир Ральф.

Он коснулся клавиши спуска и вдруг увидел свои руки. Это были чужие руки.

Корабль шел на посадку.