Эхо 13 Забытый Род

Интерлюдия 0 — Яков

Пока я добрался до суда, прошло куда больше времени, чем я рассчитывал. Почти две недели. Для мира, который должен возглавлять, — слишком долго. Но бюрократия была, есть и будет всегда. Она не исчезнет даже там, где магия способна перевернуть горы.

Всё началось просто. Последние разрешения, последние возможности — и я использовал их, чтобы на излёте заглянуть в миры, к которым привык. Знал: в ближайшее время дорога в них будет закрыта. И всё же я хотел увидеть ещё раз. Особенно тот — его мир. Мир Аристарха. Я слишком к нему привык. Даже мысли теперь у меня текут в его стиле. И, пожалуй, это самое странное: я никогда не думал, что что-то способно настолько изменить меня. Шестнадцать веков я был дворецким — и вот привычка въелась так глубоко, что даже моё сознание теперь думает иначе.

Я привык к порядку, но здесь его слишком много. Сначала — проверка документов. Потом — медицинское обследование, лечение, изменения. Дальше — сверка уровня магии. Подтверждение статуса. Передача этого подтверждения в другое министерство, которое утверждает его окончательно. И всё это в закрытом хабе, из которого я не могу выйти ни на шаг. Город, огромный, словно отдельный мир — и всё только для тех, кто вернулся обратно.

Как же это всё надоело.

И только сейчас, спустя две недели по меркам того мира — а время течёт почти одинаково, — я смог добраться до зала суда. Теперь останется лишь пережить их пафос.

Перед уходом я всё же успел одно. Якорь. Если этот мальчишка ещё раз умрёт, он сможет попасть в один из миров Эхо. Не мой пантеон. Странное слово, но именно так я привык называть вещи за две с половиной тысячи лет странствий. Наш мир — хаб, их мир — песочница.

И вот теперь я стою перед судом.

Тьма. В центре — круг света. В нём стою я.

Да, я знаю: зал велик. Квадратов сто пятьдесят, может, двести. Но его нарочно заливают тьмой, оставляя только этот островок света. Старый пафос, пришедший из давних времён. И отказаться от него они так и не смогли.

Зачем? Для чего эта игра в величие? Я ведь сам когда-то мог сидеть на их месте. Но не захотел. Я исследователь, а не чиновник. И сцены меня не интересуют.

Голос ударил в стены, разлетелся эхом по тьме:

— Эвельхим. Ты вернулся после двух с половиной тысяч лет. По нашим меркам — это мало. Но даже в них ты успел использовать все десять своих возможностей. И ради чего? Ради мальчишки. Ты уверен, что мы не должны принять меры, чтобы никто об этом не узнал?

Я вздохнул.

— Хватит. Вырубайте этот свет. Вырубайте пафос. Синдер, я знаю, что это ты. И знаю, что вас там ещё четверо. Выключите свет. Давайте говорить. Я только избавился от ваших бесконечных бумаг и проверок.

Я выдержал паузу и добавил:

— Можете звать меня пока Яковым. Мне так привычнее.

Кто-то в темноте усмехнулся и хлопнул в ладоши. Свет рухнул. Зал стал обычным: современный, с гладкими стенами, с рядами кресел, с консолями и мерцающими панелями. Всего лишь технологичное помещение.

Наверху, на постаменте, где любят сидеть «высоко-высоко» — так, чтобы каждый снизу чувствовал разницу, — вспыхнуло движение. Четверо спрыгнули вниз. Двое мужчин, две женщины. Всем на вид лет по тридцать. Тела — словно отточенные статуи, лица — гладкие, кожа и волосы — идеальные до смешного.

На их фоне я выглядел стариком. Специально. Я всегда удерживаю возраст на том уровне, где он удобен для разговора: не слишком юный, чтобы меня принимали за мальчишку, и не слишком дряхлый, чтобы жалели. Пусть сразу понимают, кто перед ними, и как с ним говорить.

В нашем мире возраст — игрушка. Хочешь — шестнадцатилетний юнец, хочешь — восьмидесятилетний старец. Я уже переживал и то, и другое. По несколько раз. Честно сказать, давно сбился со счёта, сколько мне лет. Да и не важно. Здесь решает не календарь, а сила. И сколько магии в тебе осталось.

Первым, конечно, заговорил Синдер. Самый болтливый из всех. Остальные играли в судей куда серьёзнее: отчёты, формальности, редкие вопросы. А он — всегда был живее. Когда-то мы собирались вместе путешествовать. Два лучших выпускника Академии. Нам обоим предложили стать судьями. Я отказался. Он — нет. Вот и вся разница.

— Ну что, Яков, — усмехнулся он. — Ладно, Яков так Яков. Давай, рассказывай. Как там было? Что нового? Я уж заждался. Думал, раньше вернёшься. Или хоть бы заглядывал иногда.

— Ты же знаешь, — ответил я, — просто так вернуться я не мог.

— Да ну, — отмахнулся он. — Решили бы. Вернулся бы — а там уже и разобрались. Я, между прочим, теперь судья. Поздравь: вторая ступень.

Я приподнял бровь:

— Целая вторая? Какой прогресс.

— Смейся, смейся, — хмыкнул он. — Их всего двадцать пять, но сам понимаешь: возможностей у меня теперь больше.

— Две с половиной тысячи лет ради второй ступени, — я покачал головой. — А ведь в Академии ты был куда шустрее.

Он фыркнул, но глаза блеснули обидой.

— Слушай, ты сам мог бы ещё походить по мирам. А теперь сам себя запер. Лет на пятьсот минимум. Всё зависит от них, — он мотнул головой в сторону троицы.

Они смотрели молча. Мужчина и одна женщина держали каменные лица, будто так и надо. А вторая вдруг покраснела. Я её знал. Точнее — когда-то знал. Имя, увы, выскользнуло из памяти.

Синдер замолчал на секунду, взгляд ушёл в сторону. Я сразу понял: до него дошли отчёты. Система подгрузила пачку информации прямо в голову. Я слишком хорошо знал этот жест.

Да, дошли отчёты по мне. У нас это всегда так: входишь в мир — и система подгружает накопленное. Бумаг не нужно, всё приходит прямо в голову. Пока я был там, связь с серверами была обрезана, а теперь вот они. Сотни писем.

Я ожидал больше. А… вот вижу, архив. Улетели по сроку давности. Ладно. С этим разберёмся позже.

Синдер перевёл взгляд на меня. Улыбка вышла натянутой.

— Слушай, друг Яков, — сказал он с лёгким нажимом, — отойдём?

Я коротко усмехнулся и двинулся следом. Отойти — значит дать ему слово, и я знал, что прозвучит дальше.

Он видел отчёты. В расходах на магию цифры слишком велики для того, что я сделал. Любой, кто умел читать между строк, понял бы: я оставил крючок. Для мальчишки. Для Аристарха. Пусть даже он умрёт — я хочу, чтобы он смог вернуться. Чтобы добрался до самой сути Эхо. Для исследователя это важнее всего. Для меня — тоже.

Синдер знал это. Он был там, когда я впервые выбирал миры для работы. Он помнил, что я никогда не действую «впустую».

— Скажи мне, друг Яков, зачем ты потратил те двадцать пять тысяч единиц? Только не говори, что ещё одно перерождение дал…

Я промолчал. Взгляд у меня всё сказал за меня.

Синдер зашипел:

— Да чтоб тебя… Ты понимаешь, что я обязан закрыть тебе дорогу минимум на пару тысяч лет? А ещё и припечатать сверху лет на пятьсот?

Я пожал плечами.

— Но это ты судья второй ступени, Синдер. Так уж придумай сам, куда я мог вложить столько силы.

Он уставился на меня, потом махнул рукой:

— С тобой всегда так… Как обычно! Ладно, придумаем. Но обещаешь, что потом всё расскажешь? Что было, зачем, как именно?

— Обязательно, — усмехнулся я. — Когда скажешь, тогда и расскажу.

— Сегодня, — отрезал он. — Сегодня ты мне всё расскажешь. Я закончу работу через пару часов, и мы встретимся. Ты всё выложишь. Жуть как интересно.

— Ну что ж, — сказал я тихо. — Попробуй в очередной раз вытащить мою задницу.

Синдер скривился, но улыбка мелькнула:

— Главное, чтобы эти трое не начали давить. Я здесь старший, так что смогу прикрыть. Ты, по сути, ничего особенного не натворил, поэтому высших судей сюда не позвали. Можно будет немного поиграть с правилами.

Он чуть повернул голову и кивнул в сторону девушки.

— К тому же, — добавил с усмешкой, — у тебя здесь есть поклонница. Видишь? Ларинель всё ещё сохнет по тебе.

Я замер, и вдруг память щёлкнула.

— Точно… Ларинель. Мы вместе учились. Она была на год младше.

— Да-да, она за тобой всё время бегала, — усмехнулся Синдер. — Ладно, я и так нарушаю немало правил, разговаривая с тобой здесь, внизу. Понимаешь же: это не самый высокий Суд, а значит, могу позволить себе вольности. Но давай всё же вернёмся к заседанию. Без этих световых представлений, — он махнул рукой в сторону уже погасших кругов, — но по протоколу.

Он повернулся в сторону троицы и негромко добавил:

— Ларинель, подойди. Обними своего старого друга. Мы же все вместе учились в Академии, помнишь? Уверен, ты тоже хотела бы его поприветствовать так же, как и я.

Она на секунду растерялась, потом, не глядя на остальных, подошла ко мне, протянула руку. Я пожал её ладонь. Она шагнула ближе и коротко обняла меня.

— Я рада, что ты вернулся, — сказала тихо. — Хотя знала: с тобой ничего не случится.

Я только усмехнулся. Сводник.

Через миг они оба — Синдер и Ларинель — легко вернулись наверх. Трое судей, молча наблюдавших, сделали то же самое. И вот они снова сидели на своих местах. Синдер откинулся в кресле, постучал пальцами по подлокотнику и произнёс уже вслух, официальным тоном:

— Ну что ж, коллеги. Продолжим заседание.

И суд начался. Голоса загремели уже в официальном тоне. Всё вернулось в привычное русло.

А я вдруг поймал себя на странной мысли.

Почему у нас имена как у эльфов из мира мальчишки? Мы же люди.

Что случилось с этим миром, что мы начали называться чужими именами?

Ответа у меня не было.

Интерлюдия 1 — Максим

Чай был горячим, ладонь горела от кружки, но отпускать не хотелось. Я сидел и ловил себя на том, что за много лет впервые чувствую усталость. Не ту, что приходит после тренировок или ночных дежурств. А ту, настоящую, когда внутри пусто и тянет вниз. Наверное, потому что раньше не было таких противников, как сегодня.

Напротив сидел Кирилл Евгеньевич. Он держал чашку так же, как и я, и молчал. В его взгляде не было ни паники, ни страха, только тяжесть. Впрочем, сейчас мы оба думали об одном.

— С ними будет всё в порядке, — сказал я. Хотя понимал, что это больше вера, чем факт.

Он качнул головой.

— Я уже вызвал всех лучших медиков, какие есть в Красноярске, — ответил он спокойно. — Формально у меня нет права так распоряжаться, но иначе было нельзя. Мы с тобой не справились, Максим. Это факт. Но Аристарх с Миленой защитили край от монстра. Наград за это никто не даст, я уверен они замнут эту историю, как со стороны императора, так и со стороны вашего рода. Обеим сторонам есть что скрывать.

Он замолчал, перевёл взгляд в сторону и тихо добавил:

— Только учти: мой боевой состав тоже пострадал, канцелярия не допустит бездействия с моей стороны — он тяжело вздохнул. — Я не могу сорвать всех медиков только на восстановление этих двоих и держать их вечно возле них. И самое странное, что на них нет ни одной ссадины. Ни у твоего Господина, ни у Милены. Они просто лежат без сознания. Поэтому, если медики окажутся бессильны, они будут отозваны.

Я сжал левую ладонь в кулак. Правая всё ещё висела плетью, чужая. Сорок три бойца канцелярии мертвы. Два чуть ли не сильнейших бойца Красноярска полностью без сил. Первый убийца Империи без сознания и сильно ранен. Больше шестидесяти бойцов ранены. И все это сделал один элитный отряд Клыка чуть больше чем в пятисот человек.

Если бы я выложился с Клыком иначе… может быть, они бы не пострадали.

И вместе с этой мыслью перед глазами снова вспыхнул бой.

Воздух дрожал от запаха озона, земля под ногами вибрировала, будто где-то рядом раскатился гром. Клык шёл прямо на меня — быстрый, как живая молния. Я встретил его лоб в лоб, и всё вокруг сразу превратилось в гул и свет.

Первый удар прожёг пространство, щит взвыл, грудь свело от удара током, но я удержался. Второй залил всё вокруг белым сиянием — деревья вспыхнули и рухнули, чёрные стволы осыпались щепками. Клык не жалел своих — его волна молний снесла ближайших наёмников, тела дернуло, крики заглохли. Он шёл на меня, будто больше никого в этом лесу не существовало.

Я сблизился, выбил его руку, пробил локтем в корпус. Он перехватил удар, и земля дрогнула, когда мы врезались друг в друга плечами. Молния сорвалась прямо из его ладони, раскатилась по земле, обжигая сапоги и сбивая с ног двоих своих же бойцов. Они рухнули рядом, но он даже не оглянулся.

В этот момент что-то обожгло бок. Пуля. Осколок металла влетел под рёбра, горячая боль пронзила тело. Я только скрипнул зубами. Кровь брызнула, но рана тут же затянулась, мышцы стянулись — регенерация сработала. Боль осталась, и это мешало драться, каждый шаг отзывался жжением в боку, но вырубить меня этим было невозможно.

Я навалился корпусом, ударил коленом, вбивая его в ствол дерева. Дерево взвыло, кора разлетелась во все стороны, но он не замедлился — ладонь сверкнула, и он рванул мне в лицо. Ушёл на полшага, ударил сверху вниз, поймал его руку и провернул кисть. Хрустнуло. Он скривился, но вместо того, чтобы отступить, залил ладонь молнией, словно заставил сломанную руку работать снова. Запахло палёным мясом.

Мы снова сцепились. Его удары стали ещё безумнее: он бил сразу двумя руками, даже сломанной, плевал на боль, каждая вспышка ослепляла и резала уши. Я шёл вязко, шаг за шагом, сбивая его дыхание, заставляя тратить силы. Вокруг гремело, трещало, ломались новые деревья, земля вспучивалась от энергии, но всё сводилось к одному — мы стояли друг против друга, и никто не собирался отступать.

Клык рванул вперёд — и я не успел. Его кулак врезался в ребра, разряд прошёл сквозь тело, и на миг всё внутри вспыхнуло белым светом. Нервы словно вырвали из-под контроля, мышцы дернулись сами. Я пошатнулся, и он тут же добавил второй удар — в печень. Боль прорезала бок, дыхание сбилось, но я удержался на ногах и ответил коротким апперкотом, заставив его отступить.

Скорость. Она решала всё. Я работал на пределе, и всё же он иногда опережал меня, иногда отставал. Вероятнее всего, потому что приходилось тратить время на новые усиления — магия требует секунды на подкачку. В этом и преимущество пути силы: мы работаем телом, а не формулами. Но даже так — магия оставалась сильнее. Будь он полноценным одиннадцатым рангом, я бы уже лежал в земле. Но он был лишь десяткой, и потому у меня оставались шансы.

Я перехватил его руку, ударил коленом в поддых. Он скривился, но отскочил и почти сразу врезал мне сверху вниз — ладонь сверкнула, щит дрогнул, и ток прошёл по позвоночнику, обжигая каждую нервную ветвь. На миг мир замер, и я едва не рухнул. Сжал зубы, шагнул вперёд — и врезал ему в лицо. Оба качнулись, оба остались стоять.

И тут он отстранился. Слишком явно. Я сразу понял — готовит что-то. Воздух загудел, в пальцах сверкнуло, и в следующее мгновение между нами закружился сгусток молний. Шар. Классика. От него не убежать — он преследует цель, пока не взорвётся.

Я ушёл по дуге от шара, но в сторону клыка, он понял мой замысел. Он знал — мне его может хватить, чтобы я не смог дальше вести схватку в том же ритме. Поэтому мы начали играть в кошки-мышки. Только за кошкой бежит еще шаровая молния. Я перекинул все силы в ноги.

— Не уйдешь. — рыкнул я. И одним прыжком сократил расстояние.

Я рванул в клинч, ухватил его за руки и прижал к себе. Ток бил сквозь ладони, прожигая мышцы, но я не отпускал. Он рвался, но понимал: не успевает. Шар догонял нас.

Вспышка — и мир содрогнулся. Разряд прошёл насквозь, боль выжгла каждую жилку. Но я держал его. Весь удар мы приняли вместе. Втрое меньше, чем если бы шар влетел только в меня — и этого хватило.

Клык скривился, глаза его на миг потемнели. Я отпустил руки и отшатнулся. Оба мы стояли, тяжело дыша, и оба знали: эта схватка ещё не закончена.

Мы понимали: если продолжим в том же духе — кто-то из нас падёт. И это «кто-то» решалось сейчас.

Я напитал руку силой, позабыв о защите. Плевать. Если эта тварь выживет до приезда барона — восстановится. И даже если ему никто не заплатит, захочет убить Аристарха Николаевича хотя бы из мести. Просто за то, что его избил дружинник. Я видел это в его глазах — точно так же, как он читал мои. Один удар. Решающий.

Он заметил, куда уходит моя сила. Это было видно — жилы вспыхнули, воздух дрогнул. Но это был обман. Я накачивал вторую руку, скрытно, малыми порциями. Не для того, чтобы пугать — чтобы пробить.

Мы сошлись.

Поймал мою руку — ту самую, что я выставил вперёд. И в неё, без остатка, выпустил всё, что копил.

Молния вошла, как раскалённый клинок. Я успел только одно — выстроить каналы так, чтобы энергия не пошла по телу. Заблокировал. Разрывом, болью, но заблокировал. Пусть выходит через руку.

Разряд пронёсся насквозь. Кость треснула, кисть изломало, мясо вспыхнуло, как обугленный уголь. За спиной воздух рванул, старое дерево разлетелось в щепки. Щепки и кора полетели в сторону поместья, свистя, как пули.

Но Клык пострадал сильнее. Он перехватил мою руку, и вся энергия, что мы оба вложили в этот миг, взорвала его конечность изнутри. Кости вывернуло, мясо разлетелось клочьями, от руки осталась только дымящаяся каша.

Я не дал ему времени осознать это. Вторая рука уже шла в цель. Удар в голову — прямой, решающий. Щит принял часть, но не спас. Клык отлетел, пронёсся над землёй и рухнул в лес, впечатавшись в ствол.

Перед глазами плыло, но я видел: он больше не встаёт. Жив, да. Но без сознания. И вряд ли скоро придёт в себя. И мысль двенадцатый ранг меня спас. Боги все таки тоже могут умереть.

И последнее, что я успел заметить, — дальше по поляне уже практически всех наёмников добил Кирилл. Кто ему позволил включить боевой режим? Давно он не снимал печати, давно не убирал ограничения.

Я же вырубился. И за это мне стыдно. Очень. Хотелось бы, чтобы никто не узнал.

Но я пришел в себя, когда собака Змей тащил меня на себе. Нашел все таки меня, гадёныш.

Он и дотащил к остальным, потому что вокруг нас на сотню метров всё превратилось в выжженное поле и обугленные тела.

В том виде, в котором я был, я мало отличался от них. Потому мне и выдали более — менее чистую одежду, а лицо и руки я хотя бы успел умыть из походных фляжек агентов канцелярии. Не положено так встречать барона. А барона встречать надо было.

Мы сели в машины, собрали в охапку Первого убийцу Империи. Я бы его, конечно, уложил прямо там, но правила аристократии простые: сначала с ним должен разобраться наш господин. Только после этого могут включаться инстанции, законы и канцелярия. Всё происходило на земле Аристарха Николаевича, и нападение на него, и эта бойня.

А союзники, даже такие… тоже считаются. Хоть я бы и предпочёл его добить. Бесит он меня почему-то.

Мои мысли прервал голос Кирилла:

— Макс, ты опять завис. Такое ощущение, что у тебя мозги только когда дерёшься работают, — он усмехнулся и добавил, — а мы вроде чай пьем, а не собираемся морды бить. Лицо у тебя слишком сильно интеллект показывает.

— Ха-ха, — посмеялся я. — Ты это зря. Если что, я вообще-то по званию старше был, пока не вышел из канцелярии.

— Да ну? — он фыркнул. — Вот уж кому канцелярия точно не по нутру. Сухарь из тебя хреновый. — он добавил, — ты же сам говорил, "Бумаги не по мне, пусть ими кто-то другой занимается. А я лучше задержу какого — нибудь аристократа, который устраивает пытки в своем подвале".

— Поэтому я и здесь, — пожал я плечами.

Он прищурился:

— Но ведь ты до сих пор агент.

Я достал из кармана кристалл связи и маленький кубик, который любому покажется игрушкой. Но Кирилл понял сразу.

— Больше нет, — сказал я спокойно. — С этого дня я служу только ему. Барону. Аристарху Николаевичу.

Кирилл усмехнулся, но глаза его были серьёзны.

— Никогда не думал, что услышу от тебя такое.

— Я тоже. Но после того, что было у лимузина… — я замолчал, и перед глазами снова встал лес.

Милена сорвалась вперёд. Господин — за ней.

А я стоял и не мог пошевелиться.

Сил не осталось. Даже держаться на ногах было тяжело.

— Схвати её, — бросил господин.

Я хотел ответить, но не смог. Только мотнул головой. Со стороны это выглядело жалко, будто я струсил. Но дело было не в страхе. Я пытался включить боевой режим. Пытался, но вместо силы получал только боль.

И всё же меня удивило не это. Господин сорвался сам. Рванул за Миленой, обойдя даже Кирилла. А Кирилл… да, я бы не сказал, что он лёгкий противник в спаррингах. Но и он был выжат до дна, в таком же состоянии, как и я. И, конечно, не стал бы работать с бароном в полную силу, даже если бы захотел.

Мы всё равно дернулись следом. Я — с болью в каждой жиле, не сумевший включить режим. Кирилл — так же. Он сделал шагов десять, максимум пятнадцать, и рухнул. Попытался сорвать ограничители, но тело не выдержало. Его скрючило, и он заорал так, что лес отозвался эхом.

Хорошо хоть, дружинники сидели по машинам. Только выбирались наружу и не видели, что происходит с нами.

Я бежал что есть силы. Хотя какие там силы? Это был бег скорее нулевого ранга, и то медленнее. Каждая жилка внутри горела, каждый шаг отзывался болью. Но я не собирался останавливаться.

Через полминуты я наткнулся на картину, в которую не сразу поверил: монстр лежал, и рядом с ним — они. Господин и Милена. Оба без сознания.

Я рванул к Аристарху Николаевичу. Пульс — еле ощутимый. Он дышал, но так, будто любое мгновение могло стать последним. Я понимал: должен тащить его. Но взгляд всё равно метнулся к Милене. У неё тот же пульс, та же грань между жизнью и смертью.

Яков ясно дал понять: все они должны выжить.

И я решил для себя — сделаю так.

Я поднял их. Господина крепко обхватил вокруг тела здоровой рукой и прижал к боку, Милену перекинул через плечо. На ту самую сторону, где рука была раздроблена, чтобы на нее пришелся меньший вес госпожи. Боль взорвалась в голове, будто раскалённый прут пронзил насквозь. Но я шёл. Каждый шаг был пыткой, но я шёл.

И именно в этот момент я понял: я больше не агент канцелярии. Хватит. Мне плевать, что они узнают. Да, у меня будут проблемы. Но только у меня. Этот род трогать они не посмеют. И господин не должен будет даже узнать, какую цену я заплачу.

Когда меня впервые отправили к нему, я не понимал, зачем. Агент моего уровня в какой-то провинциальный дом? Я думал, меня просто списали, потому что слишком часто позволял себе спорить с начальством. Тогда я попал к его родителям, а потом остался, когда он сам встал во главе. Пацан. Странный, хилый, без магии. Но… в нём было что-то другое.

Он никогда не унижал своих дружинников. Всегда держался наравне. Хоть мы и старались сохранять дистанцию — «аристократ» и «дружина» — но он не позволял этого. И сейчас он показал то, чего я никогда раньше не видел в подобных людях: готовность рисковать собой ради нас. Ради тех, кто по кодексу должен был положить свои жизни за него.

Я знаю эти ритуалы. Я знаю, как работают древние договоры аристократии. И всё же он пошёл вперёд. Без колебаний.

А я шёл следом, с ними обоими на руках, и понимал: теперь это мой господин. Не мальчишка, не пацан. Господин. И если есть тринадцатый ранг, четырнадцатый или даже пятнадцатый — я дойду. Только ради того, чтобы защищать этот род.

Через несколько десятков шагов меня догнал Змей. Не знаю, что он увидел во мне в тот момент, но глаза его горели той же решимостью, что и мои. Он подхватил обоих — и уже собирался тащить меня на плечах. Но я мотнул головой: вперёд. Бери их и неси быстрее.

Когда мы подошли к машинам, я впервые спросил:

— Где Кирилл Евгеньевич?

Дружинники только пожали плечами. Никто не знал. Позже я понял: его занесли в лимузин. И сделали это не бойцы, а две невесты барона.

Да, одна из них — императорская дочь. Да, они могли остаться в стороне. Но они поступили по-человечески: не дали упасть лицом в грязь главе Красноярской канцелярии. Пусть и не все знали, кто он на самом деле, но они прекрасно понимали: раз он рядом с нами, значит, это человек важный. И оставить его лежать на дороге они не позволили.

В этом тоже проявилось благородство рода. Не показное, не выученное по протоколу — настоящее.

Все расселись по машинам, и колона тронулась в сторону поместья. Девушки делали вид, словно ничего не произошло, и словно это не они затаскивали Кирилла Евгеньевича в машину, испачкав себя и платья кровью. Настоящие благородные дамы.

Кирилл же пришёл в себя только на подъезде к поместью. Я еще тогда усмехнулся про себя, "Завтра ему будет плохо. Второй раз попытаться снять ограничение, еще и без сил".

Мы добрались до особняка. Ольга со Златой вместе со Змеем отнесли Милену в её комнату. Я же взял господина. Никому не хотел доверять эту ношу, хоть Толик и протянул руки. Нет. Это только я.

Я уложил его в постель и хотел остаться рядом. Хотел быть первым, кто увидит, как он откроет глаза. Хотел стоять рядом и охранять, пока он дышит.

Я не такой уж плохой глава дружины. И он выживет. Он обязан выжить.

Но Кирилл вытащил меня. И вот теперь мы сидим на кухне, пьём чай, ждём лекарей из Красноярска. А я только сильнее злюсь от собственного бессилия. Потому что ничего больше сделать не могу.

Глава 1

Запах гнили. Тягучий, сладкий, неотвратимый. Я иду на него, не сопротивляясь. Под ногами хрустит падаль, в зубах рвётся плоть. Глоток за глотком. Хочу расти. Хочу быть больше. Жрать, пока не останется ничего.

Проглатываю, тяну в себя.

Хочу расти.

Хочу стать больше.

Хочу силы.

Каждый кусок разлагающейся плоти даёт мне чуть-чуть. Ещё шаг. Ещё вдох. Ещё рост. Голод не уходит, он только крепнет. Но и я крепну вместе с ним.

…и вдруг — класс. Тусклый свет освещает парты. Запах тряпки и старого пола.

Скрип мела. Тетрадь. Я сижу за партой. Восемь лет. Но думаю на все двадцать. Я решаю примеры быстрее учителя. Я понимаю каждую формулу глубже, чем он. Но сижу молча.

Потому что она там.

И смотрю на неё. Кристина. Десятый класс. Длинные волосы, улыбка. Она даже не замечает меня. Для неё я ребёнок. Для себя — взрослый. Но всё равно прихожу. Каждый раз. Ради неё.

Вспышка. Плац. Яков рядом. Деревянный меч в руках. Удар, ещё удар. Ритм. Дыхание. Пот льётся по спине. Всё знакомо, каждое движение отточено. Но что-то не так. Я боковым зрением замечаю её. Кристину. Здесь, в этом мире. Она стоит у края плаца и машет мне рукой.

Я поворачиваюсь — и картинка рушится.

Опять класс. Четырнадцатое февраля. Я иду к ней с Валентинкой в руках. Помню это. Помню, как сердце стучало. Помню, как потом она отказала. Но сейчас — всё не так. Я хочу не подарить ей открытку. Я хочу схватить её за руку, утащить глубже, туда, где земля сырая. Пусть сгниёт. Пусть станет вкуснее. Я съем её, и стану сильнее.

Я хочу закричать, остановиться, но не могу. Я не управляю собой. Это не я. Это чужое. Это память из кристалла.

Где я?

Сон?

Кома?

Так выглядит небытие?

Я что опять умер?

Внутри всё перемешалось: школа и плац, голод и чувства, Кристина и Яков, гниль и математика. И я уже не знаю, кто из нас думает. Я или они.

Картинки продолжали меняться одна за другой. Я перестал различать, где мои, а где чужие. Я уже жрал дружинников — их крики казались музыкой, кости трещали, а я считал удары, как на тренировке с Яковом.

Стою с мечом в центре лаборатории. Столы, колбы, запах озона. Передо мной — биомеханические прототипы, те самые роботы, что должны были заменить солдат в борьбе с террором. Они идут на меня. Я режу их мечом. Сталь об металл, искры, и я улыбаюсь.

Я сижу за длинным столом, спина ровная, пальцы правильно лежат на вилке. Передо мной туша монстра, уже полусгнившая. Я режу её, как фуа-гра, и подношу куски ко рту. Гной в бокале искрится, как вино, я пригубляю — и не забываю вытянуть палец.

Рывок. Теперь я в белом халате. Передо мной мензурка. Я держу её идеально прямо, по всем правилам аристократического этикета, будто это кубок на приёме. Но в другой руке бьётся сердце. Красное, живое. И я понимаю — не может оно биться. Так не бывает.

Нет. Это не я. Это чужое. Это кристалл. Это воспоминания, которые не должны принадлежать мне.

И среди этого хаоса — вспышка.

Нить. Струна. Я вижу её внутренним зрением. Она не похожа на обычные линии Эхо — слишком светлая, слишком тонкая, но живая. Настоящая. Моя.

Я тянусь к ней разумом. Представляю руку — не физическую, а воображаемую. Воображаемая ладонь хватает нить, и я начинаю наматывать её на запястье. Медленно, осторожно. Каждый виток — как шаг по зыбкой почве.

И вместе с этим краски блекнут. Гной теряет запах. Сердце перестаёт биться. Лес растворяется. Но не до конца. Бредовые картины ещё рвутся, накладываются одна на другую.

Но у меня уже есть за что держаться.

Голос. Сначала глухой, будто сквозь толщу. Но чем сильнее я наматывал нить на руку, тем яснее становились слова.

— Молодой господин… я же вам говорил, будьте осторожны со своими экспериментами. Так себя до могилы доведёте. А заодно и меня тоже. Я человек уже взрослый… старый даже, по вашим меркам.

Я не удивился. Яков. Конечно, Яков. Но почему здесь? Я ведь видел, как он уходил. Или не уходил? Может, он и вправду никогда не покидал этот мир?

Он стоял прямо передо мной. Только не в тех одеждах, что я помнил. Не классический костюм, не строгий сюртук. На нём был странный наряд: футуристичный, будто собранный из синтетики, но не дешёвой, рыночной, а какой-то иной, не похожей ни на ткань моего прошлого мира, ни на материалы этого. Словно это мог быть его настоящий облик… или всего лишь образ, созданный моей головой посреди этого безумия.

Я попробовал что-то сказать, но понял — рта у меня нет. Лицо гладкое, пустое. Поднял руку, коснулся и убедился: так и есть.

«Опять без слов. В прошлый раз не успел, а теперь и вовсе молчу. Да кто он вообще такой? И как это возможно?»

Яков усмехнулся краем губ, словно слышал каждую мою мысль:

— Не стоит удивляться моему виду. Я и сам не ожидал, что мы встретимся так скоро. Вы не поверите, сколько проблем мне создаёт то, что я сделал. Для меня, не для вас.

Он сделал шаг ближе. В его взгляде мелькнуло что-то уставшее, слишком человеческое.

— Давайте договоримся, молодой господин. Не убивайте себя. Каждый раз вытаскивать вас мне слишком дорого обходится.

Он протянул руку — и слова прозвучали, как приговор:

— А сейчас… доброе утро. Проснитесь.

Глава 2

Я открыл глаза — и сразу понял: не могу двигаться.

Впервые такое со мной после использования силы.

Потолок… вроде мой. Те же доски, те же узоры в древесине. Всё то же самое. Звуков нет. Нет, не так: я не оглох — я слышал, но вокруг стояла глухая, непривычная тишина.

По прикосновениям я чувствовал тело полностью. Всё было в порядке. Даже сумел провести быструю диагностику через Эхо. Значит, Эхо есть. Значит, я всё ещё в мире, где оно существует. Уже хорошо.

По ощущениям в теле тоже ничего не изменилось. Почти.

Кроме одного.

Ранг. Я стал третьим.

Но это невозможно. Вся та сила, что я пропускал через себя, не могла поднять меня так быстро. Что же произошло?

Я чувствовал внутри ещё одну странность — дополнительный, чужой источник. Тьма. Мой прежний сосуд Эхо не был таким. Теперь он казался грязнее, тяжелее. И ещё… что-то изменилось в самом строении Эхо. Но глубже залезть я не решился. Боялся, что снова потеряю сознание.

Это было неправильно. Почему я не мог даже работать со своим источником? Почему он вдруг стал таким сложным? Почему я не мог использовать собственную силу, чтобы изучить и понять своё состояние?

И ещё одно. Если я в том же мире, где и был — почему рядом никого нет? Никто не караулит у постели? Неужели меня бросили? Глупость. Я же господин. Или всё-таки кто-то есть?

Попробовал повернуться — но куда там. Тело меня не слушалось, хотя каждую его клетку я ощущал ясно.

То, что Милена использовала в бою с монстром, было её родовое Эхо.

До этого, на тренировках, всё выглядело иначе. Там она пользовалась обычной магией — огнём, вплетённым в воздух. Смесь вышла сильная: пламя разгорается ярче, когда его подхватывает ветер, а воздух, наоборот, становится резче, когда в нём вспыхивает огонь. Хорошее сочетание, понятное и предсказуемое. Но это было лишь плетение стихии.

А сейчас — другое. Родовое Эхо. Настоящее. То, чего я раньше в ней видел только в источнике.

И именно оно помогло ей пробить монстра.

И тут я понял главное: мне нельзя больше оставаться в неведении. Я обязан знать все возможности тех, кто рядом со мной. Милены, Ольги, Златы — каждой. Любой их сюрприз может оказаться фатальным. Родовое Эхо — слишком серьёзная сила, чтобы она всплывала внезапно, в бою.

Я начал разбирать её плетение мысленно. На монстре это сработало так: часть энергии она смогла усвоить, а то, что не поддалось, уходило в мутацию. Поэтому в её силе и появилась эта странная отметина. Значит, у неё действительно шестой ранг магии. Сила усваивается — и она становится её. Не усваивается — превращает сосуд, искажает тело. Вот откуда эта мутация.

И если родовое Эхо действует не только на чудищ, но и на людей?.. Тогда всё куда опаснее. На мне оно могло бы сработать так, что я просто не пережил бы.

Эта мысль заставила меня сжать зубы…

Хех, ничего не вышло… Мышцы челюсти тоже еще не пришли в чувство…

Значит, правда: если бы Милена хоть раз использовала своё родовое Эхо на мне — я бы уже сдох.

Сама суть её дара страшна. По сути — это поглощение чужого Эхо. Вытягивание сил, что принадлежат другому. И при этом она их не разрушала, а забирала в себя, переплетала с собственным сосудом.

Может ли она делать это постоянно? Насколько быстро иссякнет? И как сама после этого чувствует себя? Вот что действительно важно.

И ещё одно.

Почему никто до сих пор не заметил, что я очнулся?

Да где все.

Я пить хочу.

На дворе ведь вроде бы день. По крайней мере, глазам кажется светло. Или это вовсе не солнце, а просто чёртов светильник?

Ладно, продолжаем думать. Делать все равно больше нечего.

И надеяться, что всё-таки весь мой род не перебили подчистую, а я не остался здесь один. Может, меня просто решили не добивать. Я, наверное, и правда выглядел как труп. Хотя… меня же не ранили. Значит, и не должен был выглядеть так уж безнадёжно. Возможно, решили, что я в коме и не приду в себя без ухода. Логично, в общем.

Сколько мой организм сможет протянуть? Три дня? Пять? Десять без еды и воды? Хотя нет… тело, усиленное Эхо, способно вырабатывать ресурсы из самой магии. В таком режиме я, может, и двадцать дней выдержу. А может, и полгода. Или даже год. Но проверять это на практике совершенно не хочется. И главное — что со мной будет через эти полгода? Смогу ли я вообще восстановиться?

Хорошо. Продолжаем думать дальше.

Нападение. Шесть сотен элитных наёмников. И это действительно элита. Судя по словам Максима Романовича, среди них были даже маги десятого ранга. А это безумно дорого.

Для сравнения: если взять весь мой род за время правления барона, он бы вряд ли смог наскрести разве что на одного такого мага — и то, чтобы нанять его на пару часов боя. Не больше. Потому что, как я понимаю, десятый ранг обойдётся в пятьдесят, а то и шестьдесят тысяч за один выход. Это колоссальная сумма.

Но вот вопрос. Как вообще получилось так, что мы сумели отбиться? Да ещё и с минимальными потерями?

Я понимал: у Максима теперь двенадцатый ранг. Но как он его получил?

Когда я смотрел на его Эхо раньше — ему было ещё далеко до перехода. После того дня, когда в меня попали, я заметил, что в его структуре действительно что-то изменилось. Но не настолько, чтобы сразу эволюционировать в двенадцатый. Там появились новые плетения, более строгие, более сложные, чем прежде, но я не верил, что они так быстро выведут его на новый уровень.

А теперь — факт. Максим двенадцатый.

Хорошо. Дальше. Убийца номер один. Его ранг я тоже видел — одиннадцатый. Но модификаций в нём столько, что казалось, у него вообще не осталось собственного Эхо. Целиком чужой, искусственно собранный сосуд. И всё же — сильный боец.

Кирилл Евгеньевич… вот тут всё сложнее. Когда он сбросил щиты и остался почти без сил, я впервые увидел его настоящий запас. Огромный. Внутри него явно была какая-то модификация, способная включаться в нужный момент. Но даже с этим — как он выдержал бой? Да, сорок человек погибло… Больно признавать. Но сорок тел — это не ответ на вопрос, как можно было сдержать шесть сотен элитных, среди которых десяток магов десятого ранга.

И в этот момент я вдруг почувствовал: пальцы.

Правой руки.

Я могу ими шевелить. Значит, не всё потеряно.

Но вместе с этим пришло и другое осознание: мой источник Эхо изменился. Он уже не тот, что был до комы. Сосуд другой, структура другая. Чужая, незнакомая, словно с примесью тьмы.

И тут во мне пронеслась мысль:

А вдруг я и правда умер?

А вдруг это уже не мой прежний мир?

В голове отозвались слова Якова, его голос — ровный, усталый:

Если он сумел перетащить меня сюда однажды — почему не мог сделать то же самое ещё раз? Может быть, это уже новый мир Эхо. А я… опять умер.

Если вспомнить моё же предположение о параллельных мирах… то всё складывается логично. Где-то сейчас может существовать ещё один Аристарх Николаевич. Или, может быть, вовсе не Аристарх — но барон, такой же, каким я был когда-то.

Тогда усталость Якова и его слова становятся понятнее. Возможно, он снова переродил меня.

Теперь ясно и другое: почему тьма показалась знакомой. В прошлый раз в моей голове были только мои собственные образы. А теперь во мне живёт память сразу трёх существ.

Первая — моя собственная.

Вторая — того барона, чьё место я занял в этом мире.

Третья — Морока, которого я поглотил через кристалл, вместе с его накопленной памятью и обрывками души.

Выходит, пока шёл переход между мирами, все эти воспоминания наслаивались друг на друга, смешивались, перекручивались. Поэтому в голове и царил хаос.

Но тогда возникает новый вопрос.

Почему я не чувствую свежих воспоминаний? Почему во мне не появилось ещё одно сознание?

Значит ли это, что я всё-таки остался в своём мире?

Или же три прежних памяти — моя, барона и Морока — просто поглотили, сожрали и убили ту личность, в чьё тело я попал?

И тогда становится понятно, почему до сих пор никто не зашёл и не проверил меня.

Может быть, здесь этот «барон» уже давно считается овощем, пустой оболочкой, почти трупом.

А может, он вообще не барон. Простолюдин.

Именно поэтому никто и не приходит. Никто не следит. Для них я уже не существую.

Меня по-настоящему обнадёжило: двигаться снова можно. Сначала пальцы, потом — вся кисть. Значит, не всё потеряно.

Я сосредоточился, попробовал направить в руку и силу, и магию одновременно. Пусть пути переплетутся — вдруг так восстановление пойдёт быстрее. И правда: через несколько секунд локоть послушался, сустав мягко дёрнулся, а затем рука чуть согнулась. Трудно, будто каждое движение стоило целого боя, но результат был.

Постепенно контроль возвращался. Ладно, руки ожили. Теперь — дальше. Челюсть, язык, горло. Нужно хотя бы звук выдавить. Хоть один. Если кто-то рядом — услышит.

Я поднял руку, ждал реакции… тишина. Никто не подошёл. Никто не заметил.

Значит, действительно — рядом никого нет.

Пара минут — и я уже ощущал язык. Он ворочался тяжело, словно чужой, но хотя бы двигался. Следующим шагом стала челюсть. Я знал, какие именно мышцы отвечают за речь: жевательные, подъязычные, щёчные, те тонкие пучки, что тянут уголки рта и помогают выталкивать воздух сквозь связки. Всё это я начал напитывать Эхо, словно вручную подгонял каждую клетку к жизни.

Оказалось мучительно сложно. Во рту десятки мелких мышц и нервов, и заставить их работать синхронно — почти невозможная задача. Я понимал: руки ещё можно сдвинуть усилием, они завязаны на спину, крупные нервы, привычное управление. Но язык и гортань — куда сложнее. Чтобы подарить себе голос, мне нужно было буквально залить мышцы энергией, протолкнуть её в каждую связку, в каждое волокно.

И я вдруг поймал себя на мысли: возможно, сейчас ими двигает не столько анатомия, сколько моё Эхо. Оно берёт на себя роль нервов, заменяет их.

Значит, шанс есть. Если я сумею напитать горло, язык, гортанные мышцы — я смогу выдавить звук. Слово. Крик. Что угодно.

И я осознал: могу говорить.

Внутри всё сработало по тому самому шаблону, которого я ждал ещё при первом пробуждении. В этом мире. Или в том…

Я прохрипел. Хотел выдавить хоть что-то — «помогите», «я жив», любое слово. Но вместо этого из горла вырвался лишь набор хрипящих, сиплых, шипящих звуков. Значит, не до конца проработал мышцы. Одно дело знать анатомию, и совсем другое — суметь ею правильно пользоваться.

И вдруг совсем рядом прорезался голос:

— Он очнулся!

Женский. Значит, кто-то всё это время сидел рядом, но задремал и не заметил, как я шевелил руками.

Звук долетел до меня глухо, словно сквозь толщу воды. Уши ещё не слушались, нервы и перепонки едва справлялись со своей задачей. Но одно я уловил точно: это был голос женщины. И он казался до боли знакомым.

По-моему… это была Ольга.

А может — я просто хочу верить, что это Ольга.

Глава 3

Да, это была Ольга. Слава Эхо…

Слава Эхо… значит, я всё-таки остался в своём мире. Ну в не том, в котором я родился. В том, к которому уже успел привыкнуть. Пусть времени прошло немного, но он стал для меня почти родным. Здесь у меня появилась своя — семья…

Я понял, что это она, когда Ольга наклонилась и обняла меня так крепко, что её сапфировые волосы упали прямо мне на лицо. Сквозь их холодный шёлк я почувствовал тепло её слёз. Хоть она и аристократка, и умеет сдерживать и не показывать свои чувства, но, может быть, она действительно любит меня. И от этой мысли внутри стало удивительно спокойно и светло.

«Моя…» — слово едва мелькнуло в голове, но его тут же смыло жгучее чувство жажды.

— …Воды, — прохрипел я.

Но воды мне не дали. Вместо этого меня зацеловали и перекричали мои слабые звуки:

— Жив! Он жив!

Ее радости не было предела.

— Ура, он очнулся!

Я услышал сколько искренности было в ее голосе. Ждала. Искренне ждала.

— Я думала, ты больше не проснёшься… что ты умрёшь!

Я всё-таки попытался перекричать ее радость — жажда была сильнее всего. Внутри словно горело: влаги не хватало отчаянно. Я понимал — во время восстановления организм пожирает внутренние ресурсы, но никогда раньше не испытывал такой жажды. Есть хотелось куда меньше.

И я мог предположить, почему. Монстр, которого добила Милена… его имя я так и не узнал, надо будет уточнить позже… он был кислотного типа. И, вероятнее всего, часть его Эхо, пропитанная этой кислотой, попала в мой организм. Она высушила меня изнутри, выжгла жидкость. Организм, пытаясь избавиться от чужеродного, выводил его вместе с влагой, регенерируя ткани — и потому жажда стояла такой невыносимой.

Теперь я понял, что значит настоящий откат. В прошлые разы, даже когда я терял сознание, всё переносилось легче. Но сейчас… хуже не было никогда. Или, может быть, я пришёл в себя слишком рано. Возможно, если бы Яков дал мне полежать ещё день или два, я чувствовал бы себя лучше. Но зная его — сделал он это не случайно.

— Воды… — прохрипел я, а потом почти выкрикнул.

Ольга поняла сразу. Поднесла стакан и стала поить меня мелкими глотками. Воды хотелось так жадно, что я захлёбывался; большая часть проливалась мимо, но всё же кое-что попадало в горло. И стоило влаге коснуться желудка, я ощутил: мышцы оживают.

Я смог приподняться, перехватить стакан рукой и уже пить сам — жадно, почти без передышки.

А Ольга всё бегала рядом, то плакала, то смеялась сквозь слёзы. Рыдания и радость сливались в одном дыхании. И я понял: да, она действительно любит меня.

А я… люблю ли я её?

Да. Люблю…

И нет, это говорил не только ритуал во мне. Возможно, в Ольге тоже отозвался ритуал, хотя… ещё до него она смотрела на меня тем самым взглядом — немного игривым, с блеском в глазах.

Я вдруг понял: обо мне, наверное, никто никогда так не переживал и не заботился, как мои две невесты. Со Златой всё ещё непонятно, но с Ольгой и Миленой — точно.

И тут меня кольнула мысль: если я сам едва держусь, то в каком же состоянии сейчас Милена?

Я попытался резко встать — и чуть не рухнул лицом в пол. Но в последний момент меня подхватили сильные руки. Максим. Ну а кто же ещё мог появиться здесь раньше всех?

Я был уверен, он наверняка постоянно держал ухо у моей комнаты. И даже удивился — как это он так поздно пришёл, как не заметил моих попыток пошевелиться?

Но больше всего меня насторожило другое: его руки дрожали. Не от страха. Совсем от другого. Я ясно видел, как его Эхо вибрирует, напряжено, словно готово сорваться. Это была злость. Но не на меня.

Злость — на что-то другое или на кого-то. Я понял когда он начал говорить.

— Господин… извините. Я не смог… Я не справился…

Эти слова ударили в самое сердце. Паника сжала грудь.

Неужели с Миленой что-то случилось?

Неужели я так долго был без сознания, что не смог её спасти?

Неужели она умерла?..

Но Максим продолжил:

— Я не смог уберечь вас от того, что произошло, господин… Я должен был быть сильнее. Я обещаю, Аристарх Николаевич, больше такого не повторится.

Слово «господин» в его голосе прозвучало иначе, чем прежде. В нём было что-то новое, тяжёлое. Казалось, этот случай изменил нас всех.

— Ничего страшного, Максим, — сказал я тихо. — Ты сделал всё, что мог. В той ситуации никто не справился бы иначе. Ты и так сделал больше, чем я мог бы просить.

Я замолчал, но слова сами сорвались:

— Что с Миленой?

Максим вздрогнул. Я почувствовал это, и сердце у меня ухнуло вниз. Неужели с ней правда что-то случилось? Не может быть…

— Она в коме, — ответил он после паузы. — Как и вы. Не приходит в себя. Вы пролежали так пять дней. Мы поддерживаем её состояние, кормим, поим… но боюсь, что…

Он осёкся. Слова оборвались, повисли между нами.

— Я пришёл в себя, — сказал я. — Значит, пойду посмотрю на неё.

А про себя я подумал, наверно именно поэтому Яков разбудил меня именно сейчас, выпнув из того мира. Вероятнее всего я нужен Милене именно в этот момент. Нужно спешить. Медлить нельзя…

— Куда?! — взвизгнула Ольга. — Полежи, Аристарх! Ты только что очнулся. Куда ты пойдёшь? Ты не сможешь ничего сделать! Ты ещё полностью не восстановился!

— Нет, — покачал я головой. — Я должен. Я обещал себе: никто не умрёт рядом со мной. Никто.

Я поднялся. Ноги подкашивались, тело шатало из стороны в сторону, но я шагнул. Максим Романович подхватил меня, поддержал. Через пару шагов он просто поднял меня на руки.

— Максим, отпусти, — прохрипел я. — Я мужчина. Я сам пойду.

— Господин, — его голос звучал твёрдо, — хотя бы здесь сэкономьте силы.

Мы подошли к двери. Максим уже тянулся, чтобы открыть её, но створки распахнулись сами.

На пороге стояла Злата.

Она бежала сюда — это было видно не по капелькам пота, а по растрёпанным волосам, сбившимся в пряди.

— Жив? — она окинула меня быстрым взглядом, фыркнула. — Ну и слава Эхо.

И тут же развернулась и ушла.

Я проводил её взглядом и только подумал: Что за странная девушка… Ладно, с этим разберусь позже.

Ольга за спиной продолжала кричать:

— Положи его обратно в кровать, Максим! Да хоть привяжи! Или выруби — пусть ещё поспит! Он же опять полезет куда-то, снова потеряет сознание! Ты же знаешь, он не остановится!

Максим ответил спокойно:

— Я не могу ему перечить. Он мой господин.

— Ну, славненько — усмехнулся я, устроившись у него на руках по удобнее. — Тогда приказ: неси меня к Милене. Будем разбираться.

Я постарался придать голосу более лёгкий, даже весёлый тон — чтобы хоть немного успокоить Ольгу. Она и так станет ходить за мной, как наседка за цыплёнком. Я даже не удивлюсь, если она начнёт бить меня по рукам, когда я попробую заглянуть в Эхо Милены.

Мы пошли дальше. Я удивился: Милену положили совсем недалеко. Вероятно, все прекрасно понимали и заранее предполагали — как только я очнусь, первым делом отправлюсь к ней.

Не удивлюсь, если где-то в соседней комнате держат и Первого убийцу Империи. Точно так же догадались, что я обязательно захочу проверить и его.

У входа стоял Филипп. Вид у него был хмурый, усталый — похоже, моя потеря сознания ударила и по нему. Он склонил голову:

— Господин.

И больше ничего не сказал. Понимал: сейчас не время для разговоров.

Мы прошли дальше, всего две двери — и оказались в её комнате.

Оказалось, здесь тоже спальня. Я невольно отметил про себя, как удобно всё устроено у аристократов: отдельные покои, будто заранее рассчитанные для жён. Похоже, весь этот коридор с обеих сторон уставлен такими спальнями.

Мы вошли в комнату — и я сразу увидел: Эхо Милены в дисбалансе. И я понял, Яков как обычно все предусмотрел, он разбудил меня вовремя. Медлить нельзя. Вокруг неё витала сила. Значит, я так и не сумел вытянуть из неё всю энергию монстра. Хорошо хоть, мутаций не было.

Я понимал: ситуация не самая сложная… но вот хватит ли у меня сил и возможностей? В этом сомнение грызло сильнее всего.

Максим усадил меня к себе на колено, обнял, чтобы я не завалился набок. Со стороны это, наверное, выглядело так, будто он держит ребёнка. Малыша, который ещё даже шею не умеет держать. Мысль показалась смешной, но смех быстро пропал — я слишком ясно осознавал: моих собственных сил может не хватить.

Ольга подошла ближе.

— Я понимаю, может быть, это и не поможет… Но я могу рассказать про своё родовое Эхо, — сказала она тихо.

Она взглянула на Максима. Тот поднял глаза и произнёс твёрдо:

— Говорите. Когда господин придёт в себя окончательно — я тоже дам клятву верности. Пройду ритуал, что связывает, как и вас. Только не как жениха и невесту, а как воина. Есть и такой.

Я хмыкнул.

— Ну, в принципе, это было не обязательно… Я и так тебе доверяю. Ладно. Давай, Ольга, рассказывай.

Ольга начала рассказывать, и я уловил главное. Её родовое Эхо не имело отношения к бою — и даже поддержкой в привычном смысле его трудно назвать. Скорее, это способность связывать сразу два источника. Она становилась чем-то вроде проводника, узла, через который чужие Эхо начинали резонировать.

Один из тех, кто оказывался в связке, получал возможность пользоваться силой другого, усиливая собственный аспект за его счёт. Сама по себе это не ударная магия, но стратегически — вещь колоссальная. Два обычных воина могли превратиться в одну силу, куда более мощную, чем сумма их способностей.

В голове у меня сразу мелькнула картинка из старых фильмов, где герои в разноцветных костюмах собирались в одного огромного робота. Смешная, но на удивление точная ассоциация.

Правда, пока Ольга могла делать это лишь через прикосновение. Поняла она это случайно — коснувшись одновременно Милены и Златы. С того момента осознала, как именно работает её Эхо. Судя по её реакции и смущению, воспоминания об этом были для неё далеко самые не безобидные. Я бы даже сказал интимные…

Постепенно, собирая всё в цепочку, я пришёл к простой мысли: да мы, мать его, нагибаторы этого мира — если сумеем развить свои способности.

Можно представить бой: я держу при себе монстра десятого ранга, синхронизируюсь через Ольгу с Миленой — и использую силу монстра, которую она впитала, как свою собственную. Её дар позволяет не просто поглощать, но и направлять эту мощь в боевое русло. А так как у меня есть предрасположенность к любой магии, я могу воплотить её во что угодно. Хоть в гигантский огненный шар — такой, каким все в тайне всё мечтают запустить небо. Только этот шар будет питаться силой существа ранга девятого или десятого.

Если бы тогда с нами была Ольга, мы бы едва ли почувствовали того монстра: её синхронизация позволила бы сразу выровнять поток энергии и направить его в нужное направление. Есть, конечно, один нюанс: чтобы схема сработала, нужно сразу три условия — карманный монстр десятого ранга, которого не жалко; возможность втроём синхронизироваться; и достаточно времени, чтобы всё провернуть. В реальном бою нам такую роскошь вряд ли дадут. Хотя… если допустить, что Эхо развивается, однажды Ольга сможет работать и на расстоянии.

Но всё это рассуждения на будущее. Сейчас же в Милене бурлит чужая энергия, не дающая ей очнуться. И я могу попробовать использовать этот избыток, чтобы восстановить её источник.

Что до самой Ольги — её обычной магии я толком не видел. Да, что-то есть, но сила крошечная, слабая. Впрочем, неудивительно: её каналы были разрушены, и хотя я их восстановил, до полной формы ещё далеко. Но даже сейчас её родовое Эхо уже может спасти Милену.

Я решил начинать:

— Я начинаю, — сказал я, собираясь сосредоточиться.

— Хорошо, давайте приступим, — кивнула Ольга. И потянула руки ко мне и к Милене.

Максим вмешался:

— Может, использовать мою силу? Я за пять дней полностью восстановился, энергии во мне достаточно. В Милене сейчас грязная, чужая сила — она может навредить и вам, и госпоже Ольге.

Я покачал головой:

— Нет, Максим. Здесь всё работает иначе. Именно эта энергия — ключ. Только через неё мы сможем вытащить Милену.

— Максим, держи меня. Это будет больно, — сказала Ольга, посмотрев на Максима.

— Тогда давайте искать другой путь, — выдохнул я и посмотрел на Ольгу. — Я не хочу, чтобы тебе было больно.

Она ответила твёрдо, хотя голос дрогнул:

— Всё в порядке. Я выдержу. Начнём. Максим, держи меня крепко. Я не хочу чтоб из-за меня что-то пошло не так. В прошлый раз я почувствовала боль, но я не знаю как это будет в этот раз. Если сорвусь, процесс развалится. — она вздохнула. — Милена и моя подруга.

Ольга первой протянула руку и коснулась меня. В тот же миг я почувствовал её Эхо — и понял, что она не до конца осознаёт собственный дар. Она не только соединяла нас, но и сама отдавалась потоку. Её сила вдруг стала моей: я ощущал её и мог пользоваться ею, словно ещё одним собственным источником.

Затем её ладонь легла на Милену. Тело Ольги вздрогнуло, пальцы дрогнули, и я схватил её за руку — не дать отдёрнуть, не позволить сорваться. Она решилась, и я не мог подвести: она спасала подругу, а я — свою невесту. Максим накрыл её ладонь своей и прижал к Милене, удерживая всё тело Ольги, чтобы она не вырвалась.

Сначала дрожь была лёгкой, почти незаметной. Но когда я протянулся к струнам, что переплелись в источнике Милены, её дёрнуло сильнее. Боль накатила на неё волной. Максим без слов схватил ближайший стул, выломал ножку и сунул ей в рот, чтобы она не прокусила себе язык. Ольга закричала, глухо, сквозь дерево — а я в этот момент увидел всё.

Струны. Их сотни, тысячи, переплетённые в трёх людях. Во мне, в Ольге, в Милене. Я искал чужеродные нити — те, что поселились в Милене после монстра. Но они словно сами находили дорогу в Ольгу, проникая в её источник и разрушая его. Я перехватывал их, выдирал, и тогда сила текла через неё в меня. Уже очищенная, преобразованная.

И в этом крылась новая беда: я не мог усвоить эту энергию. Её нужно было куда-то выпускать. Попробовал сбросить её просто так — не вышло. Чистая сила не уходила в пустоту. Единственное заклинание, которое я когда-либо отработал, было заклинанием огня. Я собрал энергию — и ударил ею в окно.

Я ждал слабого языка пламени. Но в следующее мгновение из рук вырвался столб огня, такой ярости и мощи, что он с ревом прорвал стекло и залез на стены. Камень не загорался, но если бы вокруг было дерево — от дворца остались бы одни угли и пепел. Секунды я просто выпускал поток, пока тело не начало сдавать. Каждая порция силы монстра пожирала и мою собственную. Мой план о «трио нагибателей» рушился прямо на глазах.

Сознание плыло. Я понял, что таких процедур придётся провести минимум пять-шесть, иначе Милену не очистить. Возможно, будь мы равны по рангам, синхронизация прошла бы чище. Но я — третий, Ольга — первый, Милена — шестой. Баланса не было. И потому первой отключилась Ольга. Я сам едва держался — но всё же увидел, как лицо Милены разгладилось. Оно стало спокойным, лишённым той мучительной тени, что висела на нём все эти дни.

А потом тьма накрыла и меня.

Ну хоть в этот раз я теряю сознание счастливым. Понимая, что Милене уже не чего не угрожает.

Я рад…

Глава 4

Тьма в этот раз отступила легко, почти без борьбы. Тело слушалось, движения давались просто — я чувствовал себя лучше, чем ожидал.

Странно, но я почему-то ждал, что проснусь рядом с кем-то. Однако комната оказалась пустой. Я повернул голову — на столе тускло горел всё тот же чёртов светильник. Всё было как обычно: я в своей комнате, и только собственное дыхание нарушало тишину.

Только сейчас я осознал: дел невпроворот. Как минимум, разобраться с Миленой, понять, что происходит в доме. Но одно было ясно совершенно точно: моё пробуждение случилось вовремя. Идеально вовремя. Если бы я очнулся хотя бы днём позже — даже несколькими часами позже — уже не смог бы исправить то, что происходило в Милене. Я знал это всей кожей, всеми нервами. И понимал: как всегда, Яков разбудил меня ровно в тот момент, когда это было нужно.

Я поднялся и первым делом пошёл в душ. Запах от меня стоял тяжёлый, неприятный — неудивительно. Пять дней без движения, всё это время тело потело, вытаскивало из себя яд, который прошёл через меня вместе с монстром и Миленой.

Да и сейчас, даже пропуская чистую энергию, я чувствовал: в меня проникали крошечные осколки чужой силы. Но организм справился. Жажды и голода такой силы, как в первый раз, не было.

Хотя — есть хотелось по-настоящему. Есть и пить… Хотя нет… Жрать и пить, хоть и звучит не по аристократически. Организм требовал своё, как бы быстро Эхо ни восстанавливало меня.

Душ окончательно привёл меня в порядок. Я проснулся по-настоящему и решил: хватит прятаться по коморкам. Нужно идти в большую столовую, к своим людям. Там быстрее найду того, кто расскажет, что вообще произошло за эти дни.

Как ни странно, ещё до выхода я почувствовал за дверью Эхо Максима. Он стоял на страже, знал, что я проснулся, но не входил. Верный, упрямый.

Мысленно я хлопнул себя ладонью по лбу. Чёрт. Я ведь совсем забыл про Первого убийцу. Надо будет посмотреть, что с ним. Всё-таки он сыграл немалую роль в том, что мы выстояли. Вернее, Канцелярия, вместе с ним и Максимом, сумела остановить шесть сотен наёмников. Странно только, что его Эхо я до сих пор не чувствую. Какая же модификация у него такая, что даже от меня скрыта?

Я вышел из душа и натянул привычный комплект: чёрная рубашка, брюки, ботинки. На пояс повесил меч — без него теперь было неуютно. Сделал глубокий вдох и двинулся к двери.

Когда подошёл, створка распахнулась сама, и передо мной оказался Максим.

— Доброе утро, господин, — сказал он, кивнув.

— Доброе. Давай рассказывай, уверен, новости есть, — ответил я. — Только по дороге, Максим. Я умираю с голоду. И кофе. Срочно. Иначе точно помру окончательно. Что происходило за эти пять дней?

Мы пошли по коридору в сторону столовой.

По пути Максим коротко отчитался. Событий было немного, но каждое — с весом: я в отключке, Милена в отключке, Первый убийца — тоже. Ольга носилась между нами, но больше времени проводила у моей кровати. Злата делала вид, что ей всё это неинтересно, иногда и вовсе глядела так, будто ждёт моей смерти и отмены свадьбы — но по мелочам было видно: переживает.

Максим признался, что у него открылась новая способность: он стал видеть Эхо магов. И по его ощущениям, вокруг поместья крутятся как минимум четверо высоких — выше восьмёрок, точных рангов он не возьмётся назвать. Я усмехнулся — очень похоже на людей Его Величества, приставленных присматривать за Златой. Может, и ошибаюсь, но логика сходится.

Ещё: у биржи труда выстроилась очередь желающих в дружину — пока Максим никого не принимает, ждёт моего слова. Туша убитого нами девятого ранга оказалась ценной, ядро он продал сразу — на случай срочной поездки в столицу. Решение верное: у нас ещё лежит испорченное ядро восьмого ранга, а деньги сейчас важнее. В общей сложности с «кислотного вепря» (так и назовём этого кабана) вышло сто тридцать пять тысяч. Жить становится ощутимо легче.

На столе в кабинете — письма. Одно от Императора, второе от герцога Петрова, плюс прочая корреспонденция. Дела, в основном, рутина, но откладывать нельзя. На мой вопрос о Первом убийце Максим фыркнул и ответил: лежит недалеко от покоев Ольги, связан, в сознание не приходил.

Я решил сразу после завтрака нанести визит.

Не успели мы зайти в столовую, как сразу вбежала тётя Марина — раскрасневшаяся, с тем самым взглядом, в котором и страх, и радость. Чует она мое желание поесть, что ли? Я кивнул — она обняла меня крепко, горячо забормотала:

— Господин, ну что же вы… За полтора месяца уже дважды до полусмерти! А я же старенькая… У меня сердце слабое…

— Какая вы старенькая, тётя Марина, — усмехнулся я. — Вам всего лет пятьдесят.

— Фу, хам, — вспыхнула она, потом спохватилась: — Простите, господин.

Мы втроём рассмеялись — и я почувствовал, как напряжение, державшее дом эти дни, наконец отступило.

— Что с Ольгой? — спросил я между глотками кофе.

— Пришла в себя раньше вас, — ответил Максим. — Сейчас у вас в кабинете, бумаги разбирает вместе со Златой. Позвать?

Дверь распахнулась сама, и Злата, не утруждая себя стуком, бросила:

— Не надо никого звать. Мы сами умеем приходить.

Я лишь подумал: «Почему же ты такая… стерва?» — и отпил ещё кофе. Дел — гора, времени — в обрез. Сначала — письма. После — к убийце. И снова — к Милене. А сейчас — завтрак.

Мы сели за стол. Максим уже собирался уйти — раньше он мог спокойно посидеть рядом, но теперь, когда к трапезе добавились ещё две аристократки, он явно решил, что его место где-то в стороне. Но я его остановил.

— Садись, — сказал я. — Теперь ты ешь вместе с нами.

Он хотел возразить, но я махнул рукой. Я решил для себя: он останется. Ведь он собирается принести клятву верности, и для меня он уже не просто воин, не просто командир дружины. Он — часть семьи. Может быть, как старший брат. Или младший. А может, какой-то дядюшка по линии тёти, который приехал издалека, но всё равно будет считаться своим. Я даже усмехнулся — странно, что в голове роятся такие сравнения, но суть одна: теперь он из близких, и я доверяю ему.

В его взгляде появилось то, чего раньше не было. Да, он и раньше был предан, уважал меня, но сейчас в нём чувствовалось нечто другое, более глубокое. Взгляд человека, который готов идти до конца. Поэтому он будет сидеть за моим столом вместе со мной.

Я ведь изучал документы и законы Империи: если доберусь до герцогского титула, смогу через Императора пожаловать баронский титул близкому человеку. Делается это, конечно, официально — но если в жёнах у меня будет дочь Императора, думаю, по блату получится выбить титул для Максима. Если он, конечно, захочет. Так что пусть привыкает быть аристократом.

Я усмехнулся своим мыслям. Вот уж далеко решил заглянуть: за полтора месяца дважды едва не умер, а уже размышляю о том, как стану герцогом.

Я усадил Максима рядом и принялся за еду. Тётя Марина со слугами накрыли стол так, что он ломился. Я даже посмотрел на Максима с расширенными глазами:

— А это нормально, что у нас столько еды? Я ведь знаю, что дела у рода не самые лучшие.

Он тоже усмехнулся.

— Господин, еда в крае недорогая. Да и во всей Империи. Что-что, а с доступностью еды проблем никогда не было. С жильём — да, беда, некоторые дружинники живут впритык. Но столы накрывать мы можем.

Я кивнул и снова потянулся к блюдам. Организм требовал своё: сначала яичница с беконом, потом жареная картошка, потом куриная ножка, ещё кусок мяса. Пил морс прямо графинами — осушил почти литр. Эхо черпало силы из внешнего мира, но этого было мало, тело требовало нормальной еды.

За столом царила напряжённая тишина. Злата попыталась фыркнуть, когда увидела, что Максим сидит с нами, но тут же резко замолчала. Я заметил, как она дёрнулась — Ольга, похоже, под столом дала ей понять, что стоит держать язык за зубами. По лицу Златы было видно: слова «с каких пор простолюдин сидит за столом с аристократами» уже вертелись у неё на языке. Но, видимо, Ольга намекнула ей, что этим она оскорбит не Максима, а нас обеих — и меня, и её.

Ольга, напротив, смотрела на Максима спокойно и с благодарностью. Она прекрасно понимала, что в тот день он был готов отдать жизнь не только за меня, но и за неё. Мы все тогда были под ударом.

Пока я ел, девушки тихо переговаривались между собой, но культурно, без лишнего. Не мешали и не пытались вмешаться в мой разговор с Максимом.

И только когда я доел и почувствовал приятную тяжесть в животе, Максим наконец заговорил. Он явно ждал, пока я утолю голод.

— Господин, — начал он серьёзно, — когда вы будете готовы… Мы проведём ритуал служения. Моё желание поддерживает ещё двадцать дружинников. Мы хотим принести клятву верности вашему роду и вам лично. Хоть сейчас.

Я поднял на него взгляд. Именно этого вопроса я и боялся. Не их верности — в ней я не сомневался. Я боялся себя. Каждый раз, когда нас связывало Эхо, меня тянуло лезть глубже, в тот самый тёмный колодец, где перемешаны три жизни сразу. И после последнего провала — уже после комы — ко мне вернулись те же безумные картины: воспоминания троих существ, живущих во мне, наслаиваются, спорят, дерутся за место в голове. Я вижу, как моё Эхо меняется. Не хуже и не лучше — просто иное. И знаю себя: если дать мне повод, я полезу ещё глубже. И опять рискну сознанием.

— Слушай, Максим, — сказал я ровно, — давай сначала о другом. У кого из дружинников проблемы с жильём? Может, выделим деньги, поставим рядом с поместьем посёлок — чтобы семьи жили рядом с мужьями. Это важнее.

Он сразу понял, что я уводил разговор. Моргнул, попытался смягчить взгляд, но покачал головой:

— Нет, господин. Мы решили. Мы готовы.

Я вздохнул.

— Мы же даже ритуал толком не знаем… Я не хочу делать наспех. И… — я запнулся на долю секунды, — сейчас много других дел. Я в вас уверен.

Максим поднял ладонь, мягко перебивая:

— Об этом не беспокойтесь. Яков всё объяснил мне ещё давно. Если придёт день — вот ритуал, который свяжет наши судьбы с вашей. Техника безопасная, отработанная.

Я машинально чертыхнулся про себя. Чёртов Яков. Вечно шагает на два хода впереди меня.

— Хорошо, — сказал я вслух. — Тогда так: сегодня разгребём всё накопившееся, а к вечеру вернёмся к этому вопросу. Я не отказываюсь. Я — переношу.

— Договорились, господин. — Максим кивнул. — Я вечером зайду к вам и уточню время. На один круг уйдёт не больше получаса. В ритуале участвуют сразу по пять человек — нам хватит четырёх кругов.

Проныра. Всё узнал, всё подготовил. И отговорки у меня кончились.

Я отложил салфетку, поднялся из-за стола и легко поклонился:

— Дамы, до скорого.

Злата уже раскрыла рот — по выражению лица было видно, что она собиралась о чём-то заговорить, — но тут же осеклась: Максим шагнул рядом со мной первым. Аристократические рефлексы сработали точнее любых приказов: перебивать того, кто уже занял разговор, — дурной тон. Даже если этот «кто» — простолюдин. Она лишь тонко скривила губы и промолчала. Ольга проводила меня взглядом — тёплым, спокойным; благодарность к Максиму в её глазах читалась без слов.

Мы вышли в коридор. Я едва заметно замедлил шаг, собирая себя, и продолжил уже вполголоса:

— Про посёлок для дружинников не забывай. Посчитай смету: земля, бараки под старт, потом — нормальные домики. Если всё пойдёт, перевезём семьи ближе. Это будет намного безопаснее. Сейчас у нашего рода много врагов, и я хочу по возможности обезопасить всех своих людей.

— Сделаю, господин, — так же тихо ответил Максим. — Сегодня к вечеру принесу прикидки. И… насчёт ритуала — я понимаю ваши причины. Но мы рядом. Мы держим.

Я кивнул. Внутри всё равно дрожало — не от страха перед клятвой, от страха перед собой. Хотелось дотянуть до Академии, окрепнуть, научиться держать эти чужие струны так, чтобы не проваливаться. Но день уже шёл своим чередом.

— В кабинет, — сказал я. — Письма, потом — к убийце. Вечером вернёмся к клятве.

Максим шагнул вперёд, распахнул передо мной двери. Я прошёл, чувствуя на плечах взгляд Златы из столовой — колючий, сдержанный — и лёгкий, почти невесомый вздох Ольги. В делах было много рутины. Внутри — слишком много перемен. Но порядок выстраивается только шагом. Сегодня — делами. Вечером — ритуалом. И в оба раза — без права на провал.

Интерлюдия 2 — Злата

Когда мы приехали в поместье после всего, что случилось, я никак не могла прийти в себя.

Я знала о многих тайнах Империи — отец часто доверял мне куда больше, чем полагалось дочери. Иногда даже заставлял приносить клятвы о неразглашении. Но то, что происходило здесь… выходило за все границы моего понимания.

Рассказ главы дружины моего будущего мужа (да, отец, можешь злорадствовать сколько угодно — я уже решила: он будет моим мужем) поразил меня до глубины души.

Три человека. Всего трое. И они положили отряд из шести сотен элитных наёмников. Да, там были воины Канцелярии, но даже без них картинка складывалась одна: три человека против целой армии.

Я слышала о сильных в Империи, о легендах, но чтобы так…

А потом — монстр девятого ранга. Он не просто его увидел, он ещё и сразился с ним. Как?.. Почему не скрыл от меня и от главы Канцелярии Красноярска свою силу рода? Зачем так открыто? Да и сам Кирилл Евгеньевич — я его знала, он бывал у отца, ведь служил не только главой канцелярии Красноярска, но и в Тайной Канцелярии. Я привыкла к его холодной уверенности, к тому, что он всегда держит всё под контролем. Но здесь, рядом с этим бароном, даже он вел себя иначе.

И всё же они вдвоём с Миленой каким-то образом победили монстра. Потом их внесли в машину полумёртвыми… и уложили на сиденья, словно хрупкие сосуды.

Мы прибили в поместье. Я пошла за еще одним странным дружинником, несущим Милену в её комнату. Ольга пошла со мной. Максим и Кирилл Евгеньевич понесли барона.

И всё время у меня в голове звучало одно: да что здесь, мать его, происходит? Почему вокруг этого человека кружат такие силы?

Почему отец доверил меня именно ему?

Пять дней я пыталась хоть что-то узнать у Ольги. Но она молчала, как шпион. На любой вопрос отвечала одно и то же: «Пройдёшь ритуал — сама поймёшь. Может, тогда и Аристарх сам расскажет».

Аристарх, Аристарх, Аристарх… Все только о нём и говорят. «Господин», «барон», «наш господин».

Что с ним не так? Почему дружинники смотрят на него так, будто готовы умереть по одному его слову? Почему в их глазах такая преданность, словно у них нет другого рода, куда можно было бы уйти?

Род-то бедненький. Денег у них немного. С чего такая верность?

Может, стоит написать отцу, попросить прислать сюда денег? Хотя… нет. Я гордая. Буду держаться сама.

С едой здесь проблем не было. Тётя Марина готовила так, что я забывала про все вопросы. Её пирожки… ах, пирожки! Никогда в жизни я не ела вкуснее. Хорошо хоть фигуре это не угрожало — магия спасала.

И всё же атмосфера этого дома давила. Я ловила себя на том, что всё время думаю о нём.

Делаю вид, что злюсь, что лучше бы он умер, и свадьба рассыпалась. А внутри тревога точит, и сердце ноет, и шаги сами тянутся туда, где он лежит.

Пять дней я ходила по коридорам и думала только об одном человеке.

Почему я всё время думаю о нём?..

И тут настал день, когда он очнулся.

Я услышала крик Ольги. Нет, не потому, что оказалась рядом. Не потому, что случайно подслушала. Хотя… Кому я вру? Сама себе. Я подслушивала. Я ждала. Я знала, что эта барышня взвизгнет, как девица, увидевшая мышь, когда он придёт в себя. И я была готова это услышать.

Я сорвалась и побежала. Но — опоздала. Его уже выносил на руках Максим.

Куда он его несёт? Куда же ещё… конечно, к Милене. К этой… милой. Да почему к ней?! Почему не ко мне? Почему не проверил, как я? А если бы я пострадала?

…И почему я вообще об этом думаю? С какой стати я жду его внимания? Я ведь не хочу замуж за него. Совсем.

Или… хочу?

Я фыркнула и ушла, сделав вид, что мне всё равно. Жив и жив — и ладно. А сама потом сижу и думаю о нём. Может, всё-таки сходить? Может, проведать? А вдруг ему плохо? Может, воды принести? Или еды? После пяти-то дней без сознания…

Я ведь даже заметила, что у него в комнате стоял только графин, и еды рядом не было. Почему я вообще обратила внимание на такие мелочи? И почему Ольга не позаботилась? Дура… Разве не очевидно, что он захочет есть? Может, сходить к тёте Марине и попросить что-то вкусное, что он любит?

…А потом я остановилась. С какой стати я должна кому-то что-то носить? Я не служанка. Я — дочь Императора.

И всё же ноги сами понесли меня в сторону кухни.

И тут я его снова увидела. На руках у Максима. Он опять был без сознания. И у меня самой чуть сердце не остановилось. Да сколько же можно? А если он и вправду умрёт? А если я так и не успею понять, хочу ли быть с ним или нет?..

За Максимом шагал мрачный и молчаливый Филипп. Я слышала, что это его личный человек. Не дружинник, не подчинённый Максима Романовича, а только его. Личный охранник. Смешно даже: охранник, у которого сил едва на пятый, ну может седьмой ранг пути силы. Но так говорили. Так шептались в коридорах, и я подслушивала. Да-да, я подслушиваю. Потому что мне интересно.

А потом пришла ночь. Ночь после того, как он снова потерял сознание. Я ворочалась до рассвета, не могла уснуть. И в этой темноте наконец призналась себе: он мне не безразличен.

Люблю ли я? Нет. Так сказать не могу. Но точно знаю: равнодушной он меня не оставляет. Слишком он… интересный. А я люблю интересное.

Значит, завтра я проведу ритуал.

Пусть хоть удовлетворит моё любопытство. Но я должна узнать, что же с ним не так.

А если не будет так интересно, то обращусь к отцу. Я уверена, он найдет способ, как отменить ритуал. Наверное…

Глава 5

Мы дошли до кабинета почти в молчании. Максим был погружён в свои мысли — по выражению лица я мог догадаться, что он уже мысленно прикидывал, где именно разместить ту самую деревню, о которой я обмолвился. Решение вышло спонтанным, но я прекрасно понимал: оно необходимо.

С врагами, которые могут позволить себе нанимать элитных бойцов, предательство может прийти не через золото, а через страх. Достаточно пригрозить семьям дружинников — и всё. Поэтому укрепить их рядом с родом, под нашей защитой, значит защитить и себя.

Максим явно не хотел меня оставлять: слишком боялся, что я снова полезу куда не нужно и потеряю сознание. Но я его спровадил:

— Максим, у тебя остаются обязанности главы дружины. До вечера. А вечером обсудим ритуал.

Он кивнул, но всё же уточнил:

— Господин, вы же пойдёте к "этому"? — он скривился.

— Пойду, — подтвердил я.

— Тогда прошу: предупредите меня. Я должен сопровождать вас. Вдруг это была спланированная ловушка, чтобы подобраться ближе и убить вас.

Я усмехнулся:

— Отличный план — сначала перебить шесть сотен наёмников, а потом надеяться, что я останусь жив и удобен для удара. Если бы хотел меня убрать, проще было бы оставить всё так, как было.

Максим нахмурился, но промолчал.

А я поймал себя на мысли: может быть, это действительно тот самый человек, про которого говорил Император. Тот, кто должен встать на мою службу. Но пока что Максиму я об этом не сказал. Надо убедиться окончательно.

Зайдя в кабинет, я сразу прошёл к своему столу. На столешнице, как и ожидал, лежала стопка писем.

Первым я взял в руки конверт с императорской печатью. Всё — дорого, богато, сдержанно-величественно. Распечатал и удивился: внутри оказался вексель — если говорить проще, чек на два с половиной миллиона рублей. Подарок от Его Величества.

К векселю прилагалось короткое письмо, написанное, судя по почерку, самим Императором. Я видел в нём руку импульсивного человека, который, тем не менее, умеет держать себя в рамках. Письмо было защищено печатью уровня десятого ранга — явно рассчитано только на мои глаза.

В нём стояло всего несколько слов: «За доставленные неудобства».

И вот угадай теперь, про какие «неудобства» шла речь. Про Злату? Или про то, что за монстра девятого ранга не будет никакой официальной награды? Может, эти два с половиной миллиона и есть та самая награда. Забавно, что сумма оказалась ровно такой, чтобы выкупить мой завод, если я решу разорвать контракт.

Решение за мной: вложить всё в завод, начать новое производство или растянуть на нужды рода. При уровне жизни, который уже наладил Яков, этих денег хватит лет на сто. Но жить так, как жил род до меня, я не собирался. Я хочу его поднимать. Решать буду позже.

Следующее письмо — от Петрова. Тут всё было предсказуемо: приглашение на бал. Хоть теперь он и не первый человек в Красноярске, но всё равно остаётся «первым среди первых».

Открыл. Точно: завуалированные, напыщенные фразы, всё как положено. «Приходите на бал, мы будем рады. Сообщите любую дату — и мы подготовимся».

Иногда мне кажется, что у аристократов слишком много свободного времени. Бал — в любой день, по первому желанию. Когда они работают? Ведь у них тоже должны быть свои дела. А я вот мечтаю хотя бы о трёх копиях себя — одного меня явно не хватает.

Вижу, конечно, что часть документов по экономике рода уже разобрана — этим, скорее всего, занимались Злата с Ольгой. Но всё равно. Дел слишком много.

И что делать с этим приглашением? Понятное дело, Петров звал не только меня, но и всех моих невест. Теперь их три. И одна из них — дочь Императора. После такого нападения едва ли кто-то рискнёт повторить атаку, особенно с учётом четырёх магов высокого ранга, что крутятся сейчас вокруг поместья.

Кстати, интересно… Может, велеть Максиму вынести им еды? Жалко же, бедолаг. Вряд ли им в лес прямо приносят провизию. А может, и приносят. Но тогда Максим наверняка заметил бы сопровождающих. Я уверен, он чувствует и более мелких магов. Наверное, стоит распорядиться, чтобы их подкармливали. Всё-таки защищают они не нас напрямую, а Злату.

Вернемся к Петровым.

Отказать Петрову я уже не мог — его сыну обещал появиться на вечере. Понимал, что проблем это создаст немало, но деваться некуда. Прятаться больше не получится: я стал заметной фигурой. А вместе со мной — и мои невесты.

Кстати, о невестах. Нужно будет обязательно поговорить с девушками, когда Милена придёт в себя, — а я верю, что это случится скоро. Я ведь до сих пор толком не знаю, к каким родам они принадлежат. Наверное, лучше сначала обсудить всё со Златой и Ольгой, пока Милена без сознания, и дождаться её полного выздоровления. А в то, что она поправится, я не сомневался. И приложу все силы, чтобы это произошло как можно скорее.

Следующие письма оказались куда прозаичнее. Платёж за свет, за отопление. Я даже усмехнулся: центральное отопление, да ещё и сюда проведено? Мир продвинутый… хотя нет, всё проще — к дому и деревням подведены источники Эха, которые и обогревают. Получается, плачу я не только за себя, но и за ближайшие деревни.

Эти бумаги я сразу отложил в папку со счетами и платежами. Надо, пожалуй, поручить всё Ольге. Не то чтобы у меня совсем не было времени, но я хотел сразу выстроить систему: чтобы у каждого было своё дело. Если оставить девушек без обязанностей — начнут заниматься глупостями. По Злате это особенно заметно: видно, её никогда не подпускали к настоящим делам, поэтому характер у неё такой стервозный. А так — будет привязана к делам вместе с Ольгой, займутся финансами рода.

Вот эту стопку я отложил для неё. А что касается крупных вложений… тут придётся советоваться. Хоть я и изучил этот мир, но до конца ещё не понимаю, какое производство мы можем открыть. Или, может быть, проще отжать завод, чисто из принципа, разорвать контракт и наступить конкурентам на мозоль. Но решать это буду позже.

Сейчас же меня занимало совсем другое. Первый убийца. Я должен узнать, что с ним.

Максим, конечно, никуда не ушёл. Он думал, я не замечаю, что он топчется всего в десяти шагах от двери. Словно я ребёнок и не пойму этой игры.

Я открыл дверь:

— Ладно, Максим, пошли. Ты ведь сам знал, что я управлюсь раньше, чем через полчаса.

Он улыбнулся, хотя в глазах мелькнуло лёгкое удивление, что я его раскусил.

И мы пошли к Первому убийце.

Идти далеко не пришлось — пару коридоров, и мы уже были на месте. Максим распахнул дверь, и я застыл.

— Да боже, Максим… — выдохнул я. — Это что, шибари?

Убийца был связан так, будто не пленника обезвредили, а коллекцию морских узлов демонстрировали. Да, я понимал: человек опасный. Но он всё-таки пять дней провалялся без сознания. В таком виде это выглядело… избыточно.

Я подошёл ближе. Первым делом — к его Эхо. Теперь, когда он лежал беспомощно, я мог рассмотреть его структуру детальнее. И только сейчас понял, что именно произошло.

Какая-то часть его мутации была буквально вырвана, отрезана, и теперь пыталась выжить отдельно. Эхо боролось само с собой.

Варианта у меня было два.

Первый: восстановить этот осколок, вернуть его в источник. Но я знал, чем это закончится — потеря сознания, падение в тот тёмный колодец, где сталкиваются воспоминания трёх существ внутри меня. Каждый раз, когда я туда проваливался, моё Эхо менялось, переплеталось с чужим. Я боялся снова туда попасть, но… иногда этот страх был сродни искушению.

Второй вариант: отрезать этот фрагмент окончательно. Очищение сделало бы сосуд проще, чище. Но можно было пойти дальше — не просто отсечь, а заставить его поглотить собственный излом, встроить его в источник так, чтобы он стал частью его силы. Это было рискованно, но при удаче дало бы усиление.

Я вздохнул. Если Император говорил именно о нём — о том, кто должен встать ко мне на службу, — то усиливать его стоило. Пусть даже ценой ещё одного риска.

Я сосредоточился. Перед глазами струны Эхо постепенно складывались в символы, привычные для моего восприятия. Нити тянулись друг к другу, связывались в узлы. Я отметил ту самую линию, что тянулась к символу мутации.

— Ага, вот она… — пробормотал я.

Перенёс пару связок, подвинул одну «строчку». Символы будто откликнулись, переложились на место. Чуть больше концентрации — и структура сменилась.

Я даже не потратил много сил. Путь Силы поддавался куда проще, чем путь Магии. Но всё равно голова закружилась, и пришлось сдерживаться, чтобы не рухнуть прямо здесь.

И тут убийца вздохнул. Глубоко, тяжело — так дышит человек, возвращающийся издалека. До этого его дыхание было тихим, почти незаметным, как и пульс. Теперь грудь вздрогнула, воздух рванулся внутрь.

Через полминуты он открыл глаза.

А я уже пошатывался, сел прямо на пол, чувствуя, как силы уходят. Максим попытался подхватить меня, но я отмахнулся. Хватит уже таскать меня на руках, как барышню. Нужно и самому чувствовать землю под ногами.

Убийца приходил в себя. Максим мгновенно включил боевой режим: мышцы напряглись, Эхо вспыхнуло, будто он ждал атаки в любую секунду. Паранойя? Возможно. Но хуже от этого точно не будет.

Я прикинул: в нынешнем состоянии этот человек точно не справится с Максимом. Да и в равных условиях… они близки. Максим только что перешёл на двенадцатый ранг, его сила ещё не раскрылась полностью. А вот мутации в теле убийцы давали ему такую гибкость, что одиннадцатый ранг выглядел куда опаснее, чем на бумаге.

Он открыл глаза, повёл плечами, будто проверяя, жив ли ещё, — и вдруг широко разинул рот:

— #!@%$!.. &*?!.. %$#@!..!?&!.. #$%!..

Поток лился без остановки, одно слово за другим, тяжёлый, грязный, настоящий пятиэтажный.

И не сбавил обороты:

— %?!@!.. &^%$!.. $#!?.. @&*%!..

Только потом, выдохнув, он перевёл взгляд на меня. Губы дрогнули, голос осип, хриплый, будто прожжённый табаком и кровью:

— Господин… разреши служить тебе.

Я моргнул. Ну вот уж чего-чего, а такого приветствия я точно не ждал. Хоть бы спасибо сказал. А он… Сначала выдал такую поэму, что у Максима брови подпрыгнули, а теперь ещё и клятву бросил на хрипе.

Максим, напрягшийся, как перед ударом, даже сбился с ритма. Его Эхо заметно осело, боевой режим схлопнулся, как свеча на сквозняке.

«Ага, — мелькнуло у меня. — Вот она, слабость двенадцатого ранга. Пятиэтажный словарь. Надо будет держать это под грифом тайны рода».

— …Чего? — одновременно вырвалось у нас с Максимом.

Интерлюдия 3 — Марк

@#!%!.. наконец-то перестали жечь по мне со всех сторон.

Не значит, что расслабляться можно. Просто теперь вместо «каждую секунду» — «каждую третью».

Ладно. Двигаюсь к центру. Там мясо.

Там вся сволота собралась.

Прыжок. Ветка, скрип. Ещё прыжок.

@#$%! да как же давит-то! Эхо в воздухе такое густое, будто в смоле двигаюсь.

Даже мне тяжело, а я по пути силы. Всё тело ломит. Каждая жилка трещит.

Хвост отрезанный тоже даёт о себе знать. Баланс сбит. Чувствую: с моим Эхо что-то не так. Оно ведёт себя чужим. Словно внутри меня поселилось не моё.

Но хрен с этим. На последних силах — добью. Пока ещё могу.

Вижу их. Девятки. Две сразу.

@#!%!!

Рывок, и вот они уже внизу. Минус две.

Кровь в ушах стучит, сердце выламывается наружу. Держись, Марк, держись.

И тут сверху — тень. Чужое Эхо, огромное. Летит прямо в меня.

Я отпрыгиваю, едва ветка не ломается под ногами. Удар в землю. Вспышка. Поляна дрожит.

Да ну на @#!%!.. десятка!

Я смотрю — и понимаю: это не обычный удар. Это не пламя, не молния, не лёд. Это чистое Эхо.

Чистое, серое, голое.

Какого @#$%?..

Как он бьёт чистым Эхо?!

Ни одного аспекта. Ни огня, ни воздуха.

Только пустая мощь, серая и вязкая. Словно сама основа мира по мне шарашит.

Зачем? Зачем так силы палить?

Я сжимаю зубы. Уклон. Прыжок вбок.

@#!%!.. Да ещё и второй пошёл!..

Меня сминает воздухом, в спину давит, ребра трещат. Но я держусь. Держусь, сучары.

Сил нет уже, @#!%… Совсем нет.

Одного десятку ушатал. Второй держит. Хоть и дальник, но легче, думал я… Ага, щас. Легче он, @#!%.

Опять вспышка. Ещё одна. И ещё.

По мне хлещет так, будто из автомата шмаляет — только вместо пуль чистое Эхо. Серая масса. Маленькие заряды, десятки их, сотни, весь воздух этими кусками забит.

#!@%$!.. как он вообще так делает?!

Я прыгаю вбок, ветка хрустит под ногой, успеваю перекатиться. Следующий удар в землю — взрыв, куски глины и щепки в лицо. Чуть голову не снесло.

Опять залп. Сука, да у него патроны не кончаются!

Уши закладывает, ребра гудят. Баланс сбит, без хвоста совсем жопа. Каждое движение — как по лезвию.

Он что, вообще силы не тратил в этом бою?! Половина их уже легла, больше половины! А он шпарит по мне, как будто я тут главный враг.

Почему я? Почему именно я?!

Это что, @#!%.. личные счёты?!

Я влетаю за ствол, спина горит от касательного удара. Пахнет гарью. Дым жжёт глаза. Лес пустой, выжженный.

Канцелярия же рядом, бей по ним! Чего ты в меня @#!%?.. Я же так, мелочь хотел повырезать, под шумок.

Да ну нафиг такие пироги…

— Отстань, сука! — зубы скрипят, но в голове только это. — Я не хочу с тобой драться! Иди найди себе других, @#!%..

И тут вижу.

Мразь бегает по полю. Людей режет, будто косит траву.

Что это за хрень…

Какая скорость?! Даже мне, с моими модификациями, до него — как до неба.

@#!%… даже не уверен, что Максим с этой тварью справится.

Хоть бы эта тварь на нашей стороне…

Вглядеться толком не могу: то ли силы кончились, то ли мозги уже не варят. Всё плывёт, мутит.

Ладно. С десяткой всё равно придётся разобраться. Хрен с ним.

Хотя… похоже, второй отстал. Пошёл драться с этой тварью. Ну… удачи тебе, друг. Даже я отсюда понимаю — это не простой противник.

Слава Эхо, слава яйцам, что он не против меня.

Хотя чувствую — всё, силы на исходе.

Внутри давит так, будто меня Эхо изнутри оглушает.

@#!%.. вот уже второй раз по ветке промахнулся ногой. Не… всё, Марк, отбегался ты. Сейчас ещё эта тварь сюда придёт и сожрёт тебя.

А почему бы и нет?

Он же не знает, что я на его стороне. Может решить, что я за тех.

И тогда мне — трындец.

Ага… он заметил этого мага. Значит, мелочь ему неинтересна. Он идёт сюда. Быстро идёт. Бежит!

Ну всё. Жопа и мне, и магу, и всем, кто там остался.

Что это за мразь?.. Почему я про него не знал?

Что нужно было с собой сделать, чтобы так себя изуродовать?..

И я ловлю себя на мысли: хочу так же. У меня аж слюна потекла от осознания этой силы.

Ага. Добрался до мага. Щит лопнул, будто бумажный.

Маг был напитан чистейшей энергией Эхо, а его всё равно просто размазало.

Ага вся эта сила наружу волной.

Эвакуируюсь!

Ага сейчас @#!%….

Чёрт… я не уйду от этой волны.

Мне @#%@!%

Вот и всё. Жопа настала.

Удар.

Пустота.

…

Сознание вернулось резко. Первое, что понял — я жив. Значит, не сдох.

Руки связаны. Тело скручено.

И сразу из меня рвануло. Поток грязи, всё, что накопилось за бой, хлынуло наружу:

— #!@%$!.. &*?!.. %$#@!.. @#%@!%!..

И даже этого показалось мало:

— %?!@!.. &^%$!.. $#!?.. @&*%!..

Я задыхался, хрипел, но матерился. А значит — жив. Раз могу материться, значит, всё ещё здесь.

Волна злости схлынула, и я вдруг почувствовал чужое Эхо.

Сначала напряжённое, жёсткое, как пружина.

Это Максим. %?!@!

Он держал стойку, готовый меня добить, если что. Но стоило мне выдохнуть всё это — и напряжение спало. Боевой режим схлопнулся. Его сила, только что рваная и колючая, осела, стихла.

Я скосил глаза — и разглядел его. Барона. Того самого пацана. Бледный, уставший, но сидит прямо, смотрит пристально.

И тут пришла простая мысль: ну раз уж меня нашли, связали, не убили… почему бы не пойти на службу прямо сейчас?

Удобный момент. Какая разница, что я весь скрученный, что руки затянуты узлами, что стою, как кусок мяса на верёвке. Главное — жив.

Губы пересохшие, голос осип, но слова сами сложились:

— Господин… разреши служить тебе.

А в голове стучало одно: примет ли он меня? Такого.

Глава 6

Я сделал вдох, стараясь собраться с мыслями. Решение нужно принимать осторожно. Согласиться сразу? Наверное, это было бы правильно: глупо отказываться от такой силы. Но прежде чем дать ответ, я решил задать вопрос.

— Скажи, у тебя хватило бы денег, чтобы построить несколько детских домов? А может, и Красноярск… хотя бы маленький город?

Он усмехнулся одними губами. Голос шёл хрипом, словно каждое слово цеплялось за горло и рвалось наружу с усилием:

— Если собрать всё моё состояние… хватило бы и на столицу. Так что… вы богаты, господин.

— Придётся тебя разочаровать, — я покачал головой. — Денег у тебя больше нет. Их забрал Император. В обмен на свободу. Условие простое: клятва верности моему роду. Твои бумаги сожгут, начнёшь жить как новая личность — мой личный дружинник. Как это проведём по документам, уточним позже, но суть такая.

— Что?! — одновременно сорвалось у них с Максимом.

Тон у каждого был свой: Максим — из-за того, что Император отпускает такого убийцу и, похоже, отдаёт его под моё начало; пленный — потому что только сейчас понял, что остался без копейки.

Я глянул на Максима и слегка усмехнулся:

— Понимаю, почему он злится: потерять такие капиталы обидно. Но ты-то чего кипятишься? У нас новый дружинник намечается. Принесёт клятву — и будет служить мне. Что плохо?

— Никогда, — отрезал Максим. — Через мой труп. Я его своими руками удавлю, чтобы неповадно было. Господин, что вы творите? Зачем нам убийца? Он перебил кучу народа!

Связанный хрипло усмехнулся:

— «Кучу» — громко сказано. Второй номер убил больше. Он брал дешёвые заказы часто, я — дорогие и редко.

Каждое слово давалось ему с усилием, но говорил он ровно, без оправданий.

— Мне всё равно, сколько, — Максима снова повело. — Я не пущу его под одну крышу с вами и вашими невестами. Сегодня он связан, а завтра?

Я поднял ладонь, пресёк:

— Завтра он будет связан ритуалом. Жёстко, без лазеек. Не отвертится. И, если честно, для тебя в этом сплошные плюсы: ты боялся, что я отложу ритуалы. А теперь, при новых обстоятельствах, придётся провести их сегодня.

Максим сжал челюсть, отступил на шаг и коротко кивнул.

— Иди готовь всё необходимое, — добавил я. — Круг, печати, свидетелей. А я пока поговорю с нашим гостем.

Максим фыркнул, но пошёл выполнять приказ. Уже закрывая за собой дверь, я успел заметить на его лице тень довольной улыбки. Он понимал: от ритуала не отвертеться. Даже если захочет причинить вред — Эхо не даст. Клятва связывает намертво: от меня до самой дальней родственницы, что затерялась в пятом колене, если я буду о ней помнить.

Я перевёл взгляд на связанного. Взял меч, поддел лезвием верёвки.

— Скажи, как тебя зовут?

Я почувствовал, как за спиной напряглось Эхо Максима: боевой режим включился почти инстинктивно, едва убийца начал освобождаться. Но быстро стих. Он уловил то же, что и я: наш гость даже не подумал нападать.

Тот заговорил с трудом, будто каждое слово давалось через рваное горло:

— Марк. Просто Марк. Больше ничего не помню — ни фамилии, ни отчества. Обычный простолюдин… сын шлюхи.

Я кивнул. Для него это звучало как приговор, но в его голосе не было ни жалости, ни оправдания. Просто факт.

— Ну что, Марк, кушать хочешь? — я прищурился. — Я вот, придя в себя после пяти дней без сознания, есть хотел зверски. И пить тоже.

Он усмехнулся, уголки губ чуть дрогнули:

— В принципе, я могу жить без еды месяцами. Может, даже годами. Но… честно, пока сидел здесь и караулил ваше поместье, очень захотел попробовать пирожки тёти Марины.

— О, ты даже о ней знаешь? — я вскинул бровь. — Любопытно. Ладно, идём перекусим. Заодно расскажешь, как тебя так угораздило и почему решил мне служить. Если, конечно, хочешь об этом говорить.

Он поднялся, хрустнув суставами так, что звук прошёл по телу, будто щёлкнул десяток сухих ветвей. И тут я впервые взглянул на него по-настоящему. Всё время до этого — бессознательное тело, скрытые глаза, внимание моё было приковано к Эхо. А сейчас…

Глаза у него точно были не человеческие. Веки — обычные, кожа живая, но то, что скрывалось под ними, выдавалo в нём нечто иное. Мутация.

И меня невольно кольнула мысль: сколько сил мне понадобится, чтобы исправить всё это? Чтобы вживить мутации в его плоть так, чтобы они перестали проступать наружу.

Марк заметил мой взгляд и хрипло проговорил:

— Я готов с вами пообщаться, господин. Голос надо восстанавливать, так что уж простите мою хрипоту… и сквернословие тоже. Я привык разговаривать в голове — и то редко. Для меня это всё новое, я сам удивлён, что всё так вышло.

Он задержал дыхание и добавил:

— А пошёл я к вам служить просто. Я пообещал себе: если не смогу убить кого-то дважды, со второго выстрела, то пойду к нему на службу. Вы — единственный, кто выжил не только после второго, но и после третьего. Второй я, правда, не засчитал… там всё было слишком нечестно и непонятно.

Мы не пошли в столовую — свернули на кухню второго этажа. Нет, я не был зверски голоден, но кто в здравом уме откажется от выпечки тёти Марины? Да и чашка крепкого чая пришлась бы кстати. Нужно было хоть немного отвлечься, сбросить напряжение.

Тем более я понимал: сейчас поговорю с Марком — и сразу после придётся идти к Злате. Она ждёт разговора, и лучше всё решить сегодня, чем откладывать.

В голове уже вертелась мысль: этот день станет настоящим вечером ритуалов. Не четыре, как подсчитал Максим, и даже не пять с учётом появления нового дружинника. Я почему-то был уверен: Злата тоже решит пройти ритуал именно сегодня.

Вопрос оставался только один: будут ли ритуалы тянуть силы из меня, или Эхо возьмёт всё на себя? Главное — не свалиться где-нибудь без сознания. Ещё хуже — не влезть в чужое Эхо с головой и не попытаться на автомате исправить мутацию. Сегодня риск сорваться куда выше.

За перекусом Марк сказал, что Император вряд ли знает обо всех его заначках. Может, в самых глухих тайниках остались неприкосновенные резервы. После ритуала он хотел бы проверить.

Я лишь кивнул. Не возражал. Денег роду нужно много, и лишними они точно не будут. Хоть сейчас и упало на счёт два с половиной миллиона, но слишком уж эта сумма ровно совпадала с выкупом завода. Слишком уж соблазнительно было перекроить чужую судьбу — так же, как когда-то перекроили мою.

Стоило ли оно того? Разум говорил — подумать ещё. Но нутро шептало: да, стоит.

За чаепитием нас и застал Максим Романович. Вошёл, окинул взглядом картину и сухо бросил:

— Так. Ну ты у нас будешь рядовым.

Марк поднял глаза, хрипло усмехнулся:

— Да ты @#$%!.. Я и «рядовым» тебе %$#@! не разбить за это?

Максим не моргнул:

— Рядовой, так не позволено разговаривать со старшим составом. Хочешь что-то «разбить» — плац к твоим услугам. Сыграем, поработаем в полную силу.

Я не выдержал и вмешался:

— Девочки… не ссорьтесь. Сначала ритуал закончим, а потом уже будете мериться, у кого меч длиннее.

Оба синхронно повернули головы в мою сторону. Марк фыркнул:

— А что, мне теперь всегда быть аристократом, если вы так разговариваете?

Максим мгновенно подхватил:

— Пошли, рядовой, со мной. Клятву выучишь. Или ты только убивать умеешь, а на тридцать слов мозгов не хватит?

Марк зашипел сквозь зубы, глаза сузились, но потом перевёл взгляд на меня. Я кивнул.

— А нет, господин, такой клятвы, чтобы я не попал в подчинение этому @#$%?.. — процедил он.

Я пожал плечами:

— Сам не знаю. Максим Романович объяснит.

Максим усмехнулся победно:

— Объясняю, рядовой: ритуал привязывает нас не к роду, а к Аристарху Николаевичу лично. Так что даже в этом случае я стою старшим по званию. Так что давай-давай, шевели ножками. А то смотри — расселся как барин. Вечером, глядишь, ещё и наряд вне очереди получишь. Уборка туалетов.

Я мысленно схватился за голову.

«Боже ты мой. Взрослые мужики. Одни из сильнейших в Империи… и ведут себя как дети. Куда я попал?»

Марк поднялся и ушёл вместе с Максимом. По коридору ещё доносились их перекрики и ругань — два взрослых мужика, а ведут себя как мальчишки на базаре. Драться они пока не станут, это я понимал. Марк ещё не в том состоянии, чтобы всерьёз тягаться с Максимом. Но по его скорости восстановления я видел: рано или поздно стычка всё равно случится. И тогда, зная их обоих, в поместье могут полететь стены. Всё-таки двое почти двенадцатого ранга, схлестнувшиеся в полную силу… перспектива не самая радужная.

Я допил чай, сделал вдох и поднялся. Пора было идти к Злате. Хотя — зачем идти, если искать её и не нужно? Вот она уже сама идёт мне навстречу. Случайность? Или она действительно следит за каждым моим шагом?

Я не успел открыть рот, как она начала первая:

— Аристарх, нам нужно поговорить. Срочно. Сейчас же.

Я кивнул, отвечая спокойно. Почему-то даже не удивился. Тему, которую она собиралась поднять, я и так предугадывал.

— Хорошо. Пройдём в кабинет. Пообщаемся там. Заодно расскажу тебе о нововведениях.

Она прищурилась:

— Нововведениях? Каких ещё нововведениях?

Я позволил себе лёгкую усмешку:

— Дойдём — узнаешь.

По дороге мы шли молча. Расстояние до кабинета было коротким, но даже его хватило, чтобы Злата снова покраснела. Какая же она легкоранимая… будто сама в своих мыслях уже напридумывала себе сцен, и теперь краснеет от собственных фантазий. Стервоза, подумал я, но, наверное, это больше ширма. Маска, за которой она прячет смущение и уязвимость. Хотя, может, и ошибаюсь. Но стервозности в ней точно хватает — и придётся что-то с этим делать.

В кабинете я нарочно не стал говорить сразу, подошёл к столу, открыл папку и начал раскладывать бумаги. Злата в это время уже притопывала ножкой. «Аристократка, а ведёт себя как девчонка в ожидании сладостей», — мелькнуло у меня. Но это даже неплохо: значит, здесь она чувствует себя свободнее. Значит, признаёт меня своим.

— Видишь? — я показал на папку. — Финансы рода.

— Видела, — кивнула она. — Мы с Ольгой их разбирали.

— Так вот, отныне это ваша обязанность. Вы вдвоём занимаетесь финансами постоянно.

— Почему я? — фыркнула Злата. — Я же дочь Императора. Я вообще не должна ничем заниматься!

— Объясню по-человечески, прежде чем ты взорвёшься, — ответил я спокойно. — Ольга — девочка из интерната. Она умеет экономить, но боится больших сумм. Ты, наоборот, знаешь, что такое огромные деньги. Для тебя цифры в миллионы — не страшны. Вот и получится тандем: одна будет осторожной, другая — смелой. А вместе вы создадите баланс.

Она нахмурилась, но промолчала.

— Кстати, — добавил я, — мы строим деревню для дружинников. Такие нападения ещё будут, а их семьи должны быть рядом и в безопасности. Ваша задача — правильно распределить деньги. Ну и ты, как императорская дочь, вполне можешь выбить скидки или льготы. Почему бы не использовать твои возможности?

— Значит, я просто инструмент? — прищурилась она.

— Нет, — покачал я головой. — Но глупо не пользоваться шансами, которые есть у рода.

Она сжала губы, потом резко выпалила:

— Я хочу пройти ритуал.

— Какой именно? — уточнил я. — Ритуал дружинников?

Лицо Златы вспыхнуло целиком. Я почти видел, как краснеют даже её уши и пятки.

— Нет! Такой же, как у других невест. Я хочу, чтобы ты рассказал мне свои тайны. А я — тебе свои. Только не те, что касаются отца.

— Тайны мне твои не нужны, — усмехнулся я. — Своих хватает. Но хорошо. Сегодня проведём.

— Так просто? Ты не будешь отказываться?

— Зачем? Сегодня у меня клятву принесут двадцать один дружинник. Среди них Первый убийца Империи. Так что одна императорская дочка в списке меня не смутит.

— Тогда я прохожу первая, — выпалила она.

— Как скажешь, — пожал я плечами. — Только иди и учи клятву. Мне там всё равно всего пару слов сказать.

— Хам! — выкрикнула она и развернулась к двери.

Я остался один, опустился в кресло и прикрыл глаза. «Хам… ну, хам так хам», — усмехнулся я. Вечером меня ждут ритуалы. Много ритуалов. Главное — не свалиться без сил и не провалиться снова в тот тёмный колодец душ. Он с каждой встречей становится всё ближе. И я всё меньше понимаю: это ведёт меня к силе или к пропасти?

Глава 7

Я посидел пару минут в кабинете, но вдруг понял — а чего я сижу? У меня же Милена до сих пор без сознания. Как я мог забыть о ней? Подлец. Встал, вышел в коридор и направился к её комнате.

По пути в голове крутилась одна мысль: а что, если попробовать самому? Без Ольги. Хоть немного прочистить её Эхо, помочь хоть чем-то. Но стоит ли рисковать? Сегодня я уже потратил слишком много сил. Шанс снова потерять сознание слишком велик.

Я открыл дверь и зашёл. Милена лежала тихо, её дыхание было ровным. Источник Эхо медленно перерабатывал чужеродную силу. Может, она придёт в себя раньше, чем я ожидал, и тех пяти-шести процедур, что я считал необходимыми, вовсе не понадобится.

Я подошёл ближе, взял её ладонь и уже мысленно потянулся к её схеме. Но тут же дёрнул себя. Это было не моё желание. Что-то иное внутри толкало меня к этому шагу. И я почти уверен — это не те две чужие личности, что гнездятся во мне. Это само Эхо словно тянуло меня к познанию.

Я хотел ещё раз подумать над Миленой, но вдруг по всему поместью взвыла сирена. Резкий вой резанул уши, заставил подпрыгнуть — воздушная тревога.

Воздушная тревога? В замке?

Нас что, решили бомбить?

Я сорвался с места и рванул к выходу. Лестница, пролёты, холл. Распахнул тяжёлые двери — и уже перед входом стояли Максим Романович и Марк.

— Максим Романович, что происходит? И, пожалуйста, выключите эту сирену! — и добавил. — Думаю, и так все уже услышали.

Максим что-то сказал в рацию. Вой стих.

— Прорыв. Из разлома вышло большое скопление тварей. Двигаются к деревням. Надо собирать людей и выдвигаться.

— Плохо, в какой машине еду я?

— Ни в какой, господин, — он даже не моргнул. — Вы остаётесь. А с вами — этот рядовой.

Марк прошипел, скрежетнул зубами, но промолчал.

— Подожди… — я вдруг повернулся к лесу.

Взгляд зацепился за одну точку: все четверо магов, о которых говорил Максим, стояли вместе. Я ощутил их Эхо — напряжённые, сдержанные всполохи силы, будто они сами нарочно собирались так близко, чтобы легче контролировать происходящее.

Если правильно направить звук через струны, можно пустить его по воздуху, превратить сам воздух в проводник. Голос станет громче, чище, словно рупор из стихии. Я собрал Эхо, заставил его переплестись с аспектом воздуха — и крикнул:

— Эй, вы, четверо! Да-да, я вижу вас. Стоите кучкой.

Слова разнеслись далеко, будто ударили в звонкий колокол.

Ответа не последовало.

Я обернулся к Марку:

— Ты их видишь?

— Вижу, — хрипло буркнул он.

— Стрельни так, чтобы никого не зацепить, но чтобы поняли — мы знаем, где они.

Марк, не раздумывая, подпрыгнул метра на три, достал пистолет и выстрелил. Я заметил, как пуля врезалась в дерево. Эхо ствола дрогнуло.

Я повторил громко:

— Мы знаем, где вы. Может, поговорим?

Тишина тянулась, пока вдруг из леса не донёсся глухой окрик:

— Не положено!

— А что именно не положено? — крикнул я в ответ, усилив голос через воздух.

— Разговаривать!

— Так, а чё решили заговорить?

— Так, а чё стреляете?

— Потому что молчите!

— Так не положено говорить!

И тут Марк, даже без всякого Эха, рявкнул так, что уши заложило:

— А вам, @#%!.. положено жопу лопухом вытирать?!

Я даже моргнул — его голос разнёсся так, словно он и сам был Магом Воздуха.

— Да-да, — я тут же подхватил, — а у нас, между прочим, туалетная бумага есть. И не только. Хотите — накормим, напоим, душ, чистая одежда, всё как у людей. Может, выйдете и поговорим нормально?

— Не положено! — и уже чуть тише. — Вообще-то у нас есть туалетная бумага.

— А что тогда положено?

— Охранять!

— Ну так охраняйте, — усмехнулся я. — Прорыв ведь к деревням идёт. А потом сюда придёт.

Пауза. Тишина сгустилась, только ветер по ветвям гулял.

И наконец — всё тот же лесной голос, уже не такой уверенный:

— Хорошо… мы выходим. Только не атакуйте.

— Да уж, — пробормотал я. — Нам сейчас только с вами драться и не хватало.

Из чащи вышли четверо. Чистые, строгие линии Эхо вокруг — да, сильные маги — ранги не ниже восьмых.

К этому моменту сзади уже подошли Ольга и Злата, Филипп молча стал рядом со мной.

Я повернулся к Максиму:

— А если они поедут с нами? Всё-таки четверо магов, да ещё выше восьмого ранга. Может, и я поеду? Мне же расти нужно. Как я научусь себя защищать, если буду всё время сидеть дома под замком?

Максим тяжело вздохнул:

— Это прорыв. Даже я не уверен, что справлюсь. В прошлый раз ваши родители погибли именно в таком прорыве… — он запнулся, но договорил.

— Я понимаю, Максим, — ответил я. — Но не хочу прятаться за спинами своих людей. К тому же у нас есть четверо магов восьмого ранга.

— С чего вы решили, что мы поедим с вами? — раздался голос сбоку. Один из магов выступил вперёд, его Эхо ощущалось особенно ярко. Он протянул руку. — Антон. Рад знакомству.

Я пожал ладонь, кивнул:

— Очень приятно. — Я решил давить. — Это прорыв. Я уже говорил: сначала они ударят по деревне. Там нажрутся людьми, напитаются их силой и яростью, а потом придут к нам. Тогда у стен сражаться будет в разы тяжелее: твари станут злее, сильнее, неудержимее. Вы — маги Империи. Ваша обязанность — защищать слабых, а не отсиживаться в тени. Проще и правильнее остановить волну там, на подходе, пока кровь ещё не пролилась.

Я повернул голову и посмотрел на Злату.

— И вам самим будет легче охранять того, кого вы охраняете, если монстры вовсе не доберутся сюда.

— Да, вы правы, — продолжил он. — Если дать монстрам дойти до деревни, они напьются человеческой силы и станут сильнее. И да, не факт что мы в четвергом сможем сдержать всех монстров у поместья, если вы все там поляжете. Поэтому да, мы вступим в бой вместе с вами.

— Ну вот и отлично, — я усмехнулся и повернулся к Максиму. — Готовь машину. Я еду с вами.

Максим хотел что-то сказать, но промолчал.

Правда была в другом. Сегодня мне совсем не хотелось проводить ритуалы. Не то чтобы лень — просто внутренне отторгал саму мысль. А тут представился удобный повод. Тем более я чувствовал, что стал увереннее. Всё-таки третий ранг по пути магии давал о себе знать. Даже сейчас, когда я использовал воздушные потоки, всё шло легко и естественно. Да, по сути, это всего лишь бытовая магия, ничего особенного. Но ещё недавно сплести хоть крошечное заклинание было для меня проблемой, а теперь это казалось почти привычным.

Ну и так же я смогу накормить меч и себя силой Эхо убитых монстров.

Хоть мне всё это боком не вышло.

Глава 8 + иллюстрация

Я уже собирался идти в сторону оружейных складов, чтобы экипироваться. Всё-таки я не Максим — у меня нет такого уровня защиты, и хороший костюм лишним точно не будет.

Но тут я услышал голос Златы:

— Ну всё, я тоже пошла тогда собираться.

Я обернулся:

— А ты куда собралась?

— Ну куда-куда, с вами, — ответила она, вскинув подбородок. — И вообще, если посмотреть по рангам, я сильнее тебя. И по магии, и по пути силы.

— Дочка Императора остаётся в поместье.

— Нет! Я пойду с вами.

— А кто будет защищать Ольгу и Милену? — я не отступил. — Марк остаётся, но он ещё не восстановился.

— Пусть тогда Филипп останется с Марком. — не сдавалась Злата.

— Филипп слабее тебя. Значит, остаёшься ты. Ты — невеста, и твоя обязанность заботиться о других невестах. Ольга и Милена будут под твоей защитой.

Она тут же скривилась, словно подросток, которому запретили пойти гулять с подружками:

— Ну пожалуйста, Аристарх… ну чего ты, Арий… я буду хорошо себя вести. Честно-честно! Буду слушаться и тебя, и Максима.

Зал в шоке — то есть все кто стоял перед поместьем. Никто не ожидал увидеть дочь Императора в таком виде — капризной, с дрожащей губой и почти детским нытьём. Даже я поперхнулся воздухом: не укладывалось в голове, что эта девушка — из императорской семьи.

Отказать ей было чертовски тяжело. Она выглядела до смешного мило, и я уже чувствовал, как начинаю краснеть. Ещё чуть-чуть — и я бы сдался. Но я всё же выдохнул:

— Нет.

Развернулся и пошёл к складам.

И всё же краем глаза я заметил: даже четверо магов, что сначала кивали в знак согласия со мной, под конец уже умилялись, смотря на неё. Злата выглядела как тот самый кот из известного мультика — с огромными глазами, от которых почти невозможно отвернуться.

В оружейке всё прошло по будничному сценарию. Мне выдали куртку третьего ранга — тот же артефакт из кожи монстра, что давали и в прошлый раз: тяжёлая в руку, но тянется и садится по фигуре так, будто шили под тебя. К ней приложили автомат — АК-12, современная модификация с усиленным стволом и пробивной силой. Я понимал, что стрелять толком не умею: память барона тянула скорее к клинкам, чем к огнестрелу, но автомат взял — лишним не будет. Пистолет — Glock 17 — повесил на бедро как запасной.

Остальная броня состояла из лёгких защитных панелей: налокотники, наколенники, щитки для голени и вставки на бёдра. Всё сидело плотно, словно под меня шили, при этом не мешало двигаться. В каждом элементе ощущалось слабое Эхо — хватит, чтобы смягчить падение, отбить удар или остановить укус мелкой твари. Против крупного монстра это защита символическая, но лучше так, чем совсем без неё.

Через минуту я уже стоял перед колонной машин. Максим коротко дал расчёт:

— Двадцать — двадцать пять минут до выхода монстров из зоны разлома. Идут толпой в сторону Вишнёвки. Ехать десять минут. — перевел дыхание и продолжил. — Я выдвигаюсь вперёд своим ходом. Кто может обогнать автомобиль — идёт со мной. Ждать не буду.

Змею достался пост старшего за колонной. Он хотел спорить — видно было по лицу — но сдержался. Я не удивился: хотя у него не самый высокий ранг, в бою он намного хитрее и опаснее многих. Вспомнил наш первый спарринг — тогда он целенаправленно подался мне. В следующих встречах выиграть у него не получилось: мог исчезнуть и появиться там, где я никак не ждал, хоть я и следил за его силой Эхо.

Мы расселись по машинам. Маги оказались в моей — похоже, охранять они должны были не только Злату, но и меня. Всё-таки я теперь жених дочери Императора. А может, это просто совпадение: с остальными они почти не разговаривали, а со мной хоть какой-то контакт уже был, вот и выбрали знакомую компанию.

Ехали молча. Дорога заняла всего минут семь. Мы двигались в ту же сторону, что и заводы, и я всё это время думал: придут ли на помощь наши так называемые союзники — Барон и Граф, которые сейчас держат завод? Но почему-то я был уверен: нет, не придут. Не удивлюсь, если это они и подкинули монстров, устроив этот прорыв.

Или дело в другом. Вспомнились недавние события: девятый ранг монстра. Для наших мест это выглядело слишком странно. Да, есть зоны разломов куда крупнее, там подобные твари встречаются чаще — там им проще выжить. Но в нашем крохотном разломе, двадцать — двадцать пять километров… это выбивалось из привычной картины.

Походу, что-то изменилось в самом мире. И, почему-то, я связывал это с Яковом. Пока он был рядом, монстры будто избегали его. Или, возможно, он просто своим присутствием сдерживал их. А когда ушёл — баланс сломался.

Хотя, может, причина в чём-то другом. Пока слишком мало данных, чтобы делать выводы.

Приехав на место, я удивился: вокруг было тихо. Я даже заглянул внутрь разлома — движение есть, но сначала казалось прежним. Потом вдруг понял, о чём говорил Максим: это уже не хаос — это стройное, прямое движение, и оно приближалось. Я насторожился: девяток и восьмёрок не видел — в основном шестые и седьмые ранги, пятого и даже четвёртого тоже попадались, по меркам моего зрения их было очень много.

Колонна остановилась у Максима. Он шагнул вперёд и рявкнул так, что у всех сразу выпрямились спины:

— Все, кто выше седьмого ранга пути силы, — со мной в разлом!

Я вздрогнул. Его голос звучал так, будто выбора у нас нет и никогда не было.

— Берём удар на себя, остальным будет легче! — продолжил он. — Заходим глубоко: пятьсот метров, максимум километр. Потом — постепенное отступление.

Правильная тактика. Простой шаг за шагом, без лишней бравады. Максим всегда говорил так, что спорить не хотелось.

— Маги восьмого ранга! — он резко повернулся к ним. — Под моё командование или сами?

Они переглянулись. Антон шагнул вперёд:

— Командуй.

— Отлично, — коротко бросил Максим. — Заходите с нами. Работаете массовыми атаками, накрываете площадь. Наша цель — остановить тварей ещё в разломе. До ближайшей деревни десять километров. Это наш запас для отступления. Дальше — начнут гибнуть мирные. Никто этого не хочет!

Я посмотрел на лица людей — никто не спорил. Даже самые упрямые слушали его молча.

Максим выдержал паузу и резко скомандовал:

— Всем надеть передатчики! Проверка связи!

Щёлкнули замки гарнитур, в эфир пошли короткие доклады:

— Группа один — на связи.

— Группа два — на связи.

— Группа три — на связи.

— Группа четыре — на связи.

Я невольно усмехнулся: никаких тебе «Альф», «Боровов» или «Сёмг». Просто группа один, два, три, четыре. По-своему даже удобно — не надо ломать голову над позывными.

— Минута готовности! — рявкнул Максим. — По шеренгам: Девятые — вперед, за ними восьмые, затем седьмые. Равняйтесь. Не бежим насмерть — идём делать своё дело. Маги в конце — бьем по области.

— ЕСТЬ, — рявкнул хор голосов.

Я видел решимость в их глазах. Не страх, а боевой счёт. У кого-то на губах всплыли зубастые улыбки — не от радости, а от охоты. Мы шли не торопясь. Мы шли спокойно, потому что торопиться было некому — вернуться должны все, кто может, а остальным — уже не помочь.

— Защищаем край, — бросил Максим тихо, чтобы услышали только свои. — За дом, за семьи, за тех, кто остаётся позади.

Каждый понял, что вернутся могут не все. Но шаг не остановился. Колонна вошла в тень разлома, и мир словно задержал дыхание.

Я вдохнул крепко — и шагнул с ними.

Глава 9

Колонна шагнула в зону разлома. Воздух сгустился и стал вязким, я двинулся вместе со всеми.

Максим обернулся — проверял строй. Его взгляд скользнул по бойцам и остановился на мне.

— Ваше благородие, — произнёс он с лёгкой иронией. Не насмешка, не издёвка — скорее напоминание: радуйтесь, что вас вообще взяли, а не оставили в поместье. — А вы-то куда направились?

Я не остановился.

— Куда и все. Я седьмого ранга, как те, что идут впереди. И ещё маг третьего. Я могу пригодиться. Да, я не главный боец, но и стоять за спинами не собираюсь. Хватит меня охранять. Если однажды рядом не окажется тебя — что тогда? Так и подохну, ничего не умея? Мне нужно расти. Развивать силу. Поэтому спорить мы не будем. Я иду с вами. Держусь в конце, вместе с магами.

Максим уже раскрыл рот, чтобы возразить, но я пресёк:

— И ещё, Максим. Не вздумай крутиться возле меня. Ты прекрасно знаешь: основная боевая единица здесь — ты. Весь прорыв из разлома будет держаться на тебе. Так что будь там, где положено. Но и не рискуй зря. У нас пятнадцать километров для отступления. Используем их, если придётся.

Я повысил голос, чтобы услышали остальные:

— И запомните: я запрещаю вам сегодня погибать. Кто погибнет — будет считаться предателем рода.

По рядам прокатилась короткая усмешка. Напряжение спало, кто-то даже ухмыльнулся шире.

Я отметил это про себя. Пафосные речи звучат красиво, но редко работают. А вот простая шутка — разряжает воздух, даёт уверенность и напоминает: их ценят живыми, а не мёртвыми. Иногда это мотивирует куда сильнее любых лозунгов.

Максим задержался на миг. Его взгляд встретился с моим — и в нём мелькнуло всё сразу: злость и тревога, понимание и мрачное согласие. Он видел, что я не сверну. Да и сам знал: ему не суждено вечно стоять рядом.

Последний раз метнул глазами — и включил боевой режим.

Я едва не зажмурился. Максим вспыхнул, как прожектор. Взгляд Эхо пришлось приглушить — иначе бы ослеп напрочь. Я уже видел одиннадцатый ранг в полном разгоне, и того хватило, чтобы ослепить меня. А сейчас — двенадцатый. Пусть и не на пике, но силы в нём было столько, что воздух звенел.

И вот — он исчез. Только что стоял рядом, и вот его уже нет. Скорость превзошла всё, что я мог отследить. По ощущениям — на уровне моего «сверхрежима», только для него это теперь обычный шаг.

Я продолжал идти в строю, держась рядом с магами. Мы двигались вглубь, и я думал: Максим не зря согласился отпустить меня. Он понимает, что мне нужно подниматься. Через пять месяцев Академия, и там не будет никого, кто станет прикрывать каждый мой шаг. Там — дуэли, там вызовы. Большинство приходят туда первым — вторым рангом. А я уже третий по магии и седьмой по силе. Я слишком выделяюсь. Меня будут проверять. Давить.

Максим это знает. Поэтому и отпустил: я должен расти.

Мы углубились дальше. И тогда я почувствовал — не отдельные всполохи, а сплошное море. Эхо дрожало впереди стеной. Сотни, тысячи, а может, и десятки тысяч существ двигались на нас.

Дружина растянулась в длинную шеренгу: сто пятьдесят бойцов, плечо к плечу, и ещё четверо магов — цепью, с шагом десять метров между ними. Я стал с ними же, по центру, сохраняя такое же расстояние.

Впереди сгущался мрак, в котором копошились силуэты. А за спиной у нас оставались деревни.

Я прищурился: Максим не задержался на первых рядах. Пятёрки, шестёрки, семёрки — мелочь. Он даже не притормозил, прошил их на ходу и ушёл дальше, туда, где начинались восьмые и девятые.

Я невольно пересчитал в голове правила, о которых он меня учил. Человек — не зверь. Мы учимся убивать и себе подобных, и монстров; разум, тактика, артефакты и нормальное оружие сглаживают разницу. Потому шесть — седьмой ранги для подготовленного дружинника — это по сути «один к одному»: не подарок, но и не пропасть. А вот выше начинается другой счёт.

У магов к монстрам — шаг в два ранга: восьмого держит маг десятого, девятого — двенадцатый. По Пути Силы — жёстче: минус четыре ранга к зверю. И всё равно эта математика не догма: опыт, броня, связка и голова на плечах нередко сводят теорию к нулю. Именно этим мы и берём.

Значит, при двенадцатом Максим должен забирать девяток — тяжело, но уверенно. А вот десятки… даже всей толпой будет больно. Я вслушался в Эхо ещё раз — десяток пока не видел. Восьмые были: две явные точки глубже по фронту. И один мощный всполох в самом конце — крупный. Девятый? Или всё-таки десятка? Слишком далеко, картинка пляшет.

Спереди один за другим гасли огни Эхо — Максим работал походя, не вяз в мелочи. Он правильно распределил силы: нам — строй и «младшие», ему — те, кто может прорвать линию.

Я проговорил в гарнитуру:

— Контакт через полторы минуты.

Эфир ответил ровно и коротко, как надо:

— Группа один — есть.

— Группа два — есть.

— Группа три — есть.

Голоса пошли цепью, уверенный ритм «есть, есть, есть», без суеты и лишних слов. И в этот момент в воздухе прорезался другой звук — низкое, протяжное, родовое:

— Ух.

Первый «ух» ударил в грудь, и я сразу понял — начинается то же самое, что и тогда. Волна накрывает, мысли очищаются, и вместе с этим приходит странная эйфория. Страх уходит, на его месте — азарт. Я уже чувствую удовольствие от шага вперёд.

Второй «ух» — тело становится лёгким, словно каждое движение заранее выверено. Мышцы слушаются идеально, шаги ложатся в общий ритм. Мы идём не толпой, а единым строем.

Третий «ух» — зрение меняется. Я перестаю всматриваться в плетения Эхо. Они исчезают, словно стали лишними. Я вижу только бой. Вижу то, что должен убить.

Четвёртый «ух» — кровь остывает, голова становится холодной. Все лишние эмоции исчезают. Остался расчёт: траектория удара, скорость рывка, точка равновесия монстра. Всё просто, как формула.

Пятый «ух» — дыхание синхронизируется с шагами. Я чувствую эхо сотни тел вокруг, они дышат вместе со мной. Это не магия, это соединение душ. Мы стали одним телом.

Шестой «ух» — мир замедляется. Я вижу, как первый монстр срывается в прыжок, считаю угол, скорость, момент силы. В голове мелькают формулы: сила тяжести, инерция, траектория падения.

Седьмой «ух» — я поднимаю руку, и огонь выходит не как пламя, а как уравнение. Я направляю поток так, чтобы он ударил по влаге в воздухе, превратив её в кипящий пар. Завеса ослепляет, зверь теряет ориентацию, и дружинники добивают его без труда.

Восьмой «ух» — следующий удар. Я усиливаю пламя не для горения, а для скачка давления. Вспышка превращается в ударную волну — суставы твари трещат, и она падает на бок.

Девятый «ух» — я вижу новые цели: длинноногая тварь, похожая на зайца; массивный кабан с клыками; шестилапый лев. Я не даю им названий — я вижу их движение, их слабые точки, и вхожу в бой, как в задачу по математике.

Десятый «ух» — и первая тварь влетает прямо на строй. Прыгучая, длинноногая, будто заяц с клыками до пояса. Я вижу траекторию заранее: угол прыжка, высоту, куда ляжет масса. Шаг вбок, вспышка — и я направляю огонь не в тушу, а под лапы. Воздух мгновенно раскаляется, пар обжигает суставы — зверь теряет равновесие. Дружинник рядом добивает его клинком.

Одиннадцатый «ух» — и слева выходит кабан-мутант, рога как у быка, кожа в наростах. Земля под ним уходит вниз — маг земли расколол пласт. Я подхватываю момент: запускаю шар огня прямо в яму, но не взрываю его. Я меняю напряжение, чтобы он растёкся, стал вязкой массой. Подмешиваю туда щепоть кислотности и тепла — и уже не шар, а бурлящая магма прилипает к телам. Крик, визг, запах жжёной плоти — и из трещины уже никто не выбирается.

Двенадцатый «ух» — и над головами свистят воздушные лезвия. Маг воздуха рассекает сразу пятерых, туши разлетаются клочьями. Но я замечаю: один ещё жив, лапы дрожат, он пытается подняться. Я кидаю туда тонкий поток огня, но не для урона — а чтобы воспламенить кислород вокруг ран. Вспышка ослепляет его и окончательно валит.

Тринадцатый «ух» — пространство рядом начинает сжиматься, изгибаться. Маг пространства ловит в кривую петлю сразу троих, и они застывают в уродливых позах. Но один, похоже, вырывается. Я добавляю крошечный импульс пламени в его рот — мгновенный пар в лёгких, он захлёбывается и снова падает в петлю.

Четырнадцатый «ух» — и строй гудит целиком. Я слышу, как на левом фланге «ух» выходит короче, дрожит. Проблема. Я ещё не повернул голову, а уже понимаю: там бойцу тяжело. И тут же другой дружинник оттуда выбрасывает гранату — взрыв рассеивает волну монстров и даёт секунду отдышаться. Мы все связаны этим ритмом.

Пятнадцатый «ух» — и уже ближний бой. Волчья стая врезается в строй. Когти, клыки, кровь. Я подныриваю под челюсть, бью огнём прямо в носовую полость. Не прожигаю, а создаю давление: глазницы взрываются паром, зверь ослеплён, падает под ноги. Удар клинка сверху — и он больше не встаёт.

Шестнадцатый «ух» — тварь с шестью лапами, словно лев, но вытянутый, как змея. Сразу рвётся на двоих. Я просчитываю: вес смещён в передние конечности. Значит, если выбить равновесие — он рухнет всем корпусом. Я ставлю огненный импульс под задние лапы — воздух резко нагревается, мышцы сводит. Зверь падает — и его добивают копьями.

Семнадцатый «ух» — справа ещё один провал, звук идёт тише. Я чувствую это нутром. Перевожу взгляд: там пробился монстр с костяным панцирем, дружинник еле держит его. Я бросаю туда пламя не прямо, а скользящим потоком, чтобы создать перепад температуры между панцирем и мягкой тканью. Хруст — и броня трескается. Боец добивает его в щель.

Восемнадцатый «ух» — и бой уже льётся как река. Я перестал считать секунды. Каждый шаг — формула. Каждый вздох — уравнение. Мои глаза ловят движение, мозг считает траекторию, тело выдаёт ответ. Мы не люди и не бойцы сейчас — мы стая. Совы рода.

Я перестал считать «ухи». Теперь они звучали сами, на автомате. Я ухал вместе со всеми, но не вслушивался. Бой жил своим ритмом: выстрелы били справа и слева, кто-то уже рубился в упор, клинки и топоры сверкали, кто-то отступал на шаг, перегруппировывался, но ни одна позиция не пустела — если кто-то отходил, его место тут же прикрывали. Даже маги, хоть и не принадлежали нашему роду, вошли в этот ритм. Они двигались слаженно, будто и их тоже захватил наш транс.

В трансе я почти перестал видеть Эхо как плетения. Всё превратилось в точки — простые метки жизни. Живое или мёртвое, вот и вся разница. Я словно смотрел на мир через тепловизор, где главное — не форма, а факт существования.

И тогда в этой сетке вспыхнуло сразу два сияния. Первое — возвращался Максим. Его свечение стало тусклее, неровнее, чем раньше. Я сразу понял: он не просто прошёл вперёд и вернулся — он бился. На нём отпечатались следы боя.

Рядом с ним двигалась другая точка, яркая и массивная. Девятка. Но и её свечение уже не было таким, каким было. Оно потрескалось, колыхалось — значит, она тоже потратила силы. Максим всё-таки зацепил её.

Я вышел из транса, позволив себе снова взглянуть на картину в целом. И тогда заметил странное: между бойцами, между каждым из нас, протянулись тонкие струны Эхо. Они не принадлежали ни к одной стихии, но связывали строй в одно целое.

До столкновения оставалось меньше двух минут.

Я сжал оружие и поймал себя на мысли: если даже Максим не смог добить её… сможем ли мы удержать строй?

Максим резко ускорился. Он и так мчался быстрее любого из нас, но, приближаясь к строю, словно сорвался с цепи. Прямо по пути он смёл десятки монстров — пробивал их как живой таран, не тратя ни секунды. Мелочь ещё кишела в лесу, но он прорезал её насквозь и встал рядом со мной.

— Господин, мы отходим, — сказал он тяжело, но уверенно.

— Все настолько плохо? Кто там?

— Это Пеклоход. Щиты у него слишком крепкие, я не пробиваю их даже артефактным клинком. Нужна поддержка. В разломе мы его не сломим. Выводим за пределы зоны. Там подпитки Эхо у него не будет, — тут же переключившись на рацию.

Его голос гремел в эфире:

— Маги, прекращаем бить по тварям! Вся мощь — на преграды. Перекрывайте ему путь, рушьте землю, заставляйте менять маршрут. Нам нужно замедлить его любой ценой.

Приказ прозвучал — и сразу пошёл отклик. Маги, не теряя времени, начали действовать: каменные пласты вздымались из-под земли, трещины расползались в стороны, воздух наполнился гулом плетений. Каждый знал: времени мало.

Максим не остановился:

— Дружина рода! Отходим по десятке. Группа один — пошёл!

— Есть! — откликнулся командир первой группы. Десятка дружинников начала движение, остальные тут же прикрыли их место.

— Группа два, держим тылы! — рявкнул Максим. — Остальные — по порядку! Отходим на километр, выходим из зоны.

В ответ раздалось стройное: «Есть!» — и процесс пошёл. Группы начали посменно отступать, сохраняя строй. Никто не паниковал: всё было организованно, чётко, каждое движение в ритме боевого транса.

Я наблюдал за Максимом. По его эхо было видно: бой с Пеклоходом дался нелегко. Но он всё ещё держался прямо, светился силой и оставался готов к бою. Его проблема была не в том, что он устал, а в том, что сам, в одиночку, он не пробивал эту тварь.

Я быстро проанализировал ситуацию. Он прав. Это решение единственно верное. В зоне разлома монстры получают подпитку от Эхо, их щиты становятся плотнее, удары тяжелее. Мы уже замечали это раньше, когда бились за пределами зоны — там дружинники справлялись куда проще. Значит, сейчас единственный шанс — вытащить Пеклохода за границу.

Максим прикрывал магов. Они полностью сосредоточились на создании преград и не могли отвлекаться на мелочь. Лишь маг воздуха действовал иначе — его сила не позволяла воздвигнуть настоящие барьеры, зато он бил так, что вместе с монстрами валил целые деревья. Воздушные лезвия уходили вглубь леса, срезая стволы в метр-полтора толщиной, и они падали, перекрывая дорогу.

Максим тем временем работал по мелочи. Для него это выглядело как простая разминка. Он двигался сквозь тварей, словно коса через траву, не встречая сопротивления. Я видел: он использует от силы десять процентов своего потенциала. Если бы не бой с двумя восьмёрками, он, наверное, в одиночку мог бы остановить весь этот прорыв.

Я тоже начал отходить. От меня толку в этой фазе боя почти не было. Моей магии третьего ранга не хватало на массовые заклинания, и я понимал: сейчас я скорее балласт, чем помощь. И всё же я отметил важную деталь во время родового транса (да, пусть будет родовой транс) — я почти не строил привычных плетений. Я просто пользовался струнами Эхо напрямую. Там, где мне нужно, я заставлял силу работать, не думая о формулах.

Маги, конечно, тоже умели воздействовать на расстоянии, но не такого уровня. На третьем ранге это точно невозможно. Вывод был очевиден: это не мои собственные умения, это родовое Эхо и боевой транс. Оно позволяло мне действовать иначе, чем остальные.

Мы двигались организованно. Группы сменяли друг друга, маги возводили барьеры, и через пять минут мы уже почти достигли границы зоны разлома. Тварь замедлилась, преграды её сдерживали, но не надолго. Мы выиграли сорок секунд, не больше. И всё же этого оказалось достаточно: каждый шаг приближал нас к тому рубежу, где её сила должна ослабнуть.

И вот я впервые увидел её целиком. Огромная гусеница, метров пять в холке. Тело из сотен сегментов, сотни лап шевелились в мерзкой ритмике. Она была красной. От неё шёл жар, такой плотный, что сухие деревья вокруг начинали тлеть и загораться сами собой. Я поймал себя на абсурдной мысли: а если такие гусеницы превращаются в бабочек, то какой чудовищной была бы эта бабочка? Но это был не насмешливый курьёз, а холодный страх.

Огненный исполин полз прямо за нами. Каждое движение сопровождалось треском, паром и запахом гари. Мы знали: ещё шаг — и начнётся настоящая схватка.

Пару раз на пути Пеклохода Максим сам выходил вперёд, чтобы выиграть дружине секунды для отступления. Он не выглядел уставшим — силы у него хватало. Но я видел, как его собственные щиты трещали от жара. Вокруг монстра стояла волна пламени, плотная, как стена. Даже в Эхо отчётливо светилось: аспект огня. Но не чистый — там было что-то ещё, примесь, от которой жар становился вязким, словно смола.

Максим бил прицельно. Целился в глаза, в сочленения сегментов, в самые уязвимые места. Я видел, как его Эхо сталкивалось с Эхо щита твари. Кинжал был напитан до предела, удар пробивал защиту — и всё же не насквозь. Щит дрожал, терял часть силы, но восстанавливался почти мгновенно. Урон был, но не критический, не смертельный.

Теперь я понял, что имел в виду Максим, когда говорил о бессмысленности боя в зоне. Этот щит жил не сам по себе. Его регенерация шла напрямую от разлома. Давление Эхо подпитывало монстра и каждый раз возвращало ему защиту. В сущности, сам лес, сама зона была его щитом.

И я не спорю — я и сам чувствовал, как разлом работает на меня. Моё тело будто впитывало чужую силу, мышцы были налиты, дыхание ровное. Этот эффект действовал на всех: и на нас, и на тварь. Разница была лишь в том, что нам приходилось держать строй, а она могла ломиться напролом.

Тем временем первые группы уже вышли за границу зоны. Там их встречали машины. Люди быстро меняли оружие — в ход шло тяжёлое вооружение. Я с удивлением отметил, что у рода нашлось нечто большее, чем автоматы и пулемёты. На позиции появились гранатомёты РПГ-29, тяжёлые пулемёты «Корд», даже несколько переносных зенитных комплексов «Игла».

Я никогда не видел этого в оружейке. Вероятно, такие вещи не держат на виду. Они хранятся для крайних случаев. И похоже, именно такой случай настал.

Самый большой вклад в замедление Пеклохода вносил маг земли. Его плетения больше всего мешали монстру двигаться. Несколько раз он буквально раскрывал перед ним землю, и вся туша проваливалась в яму. Да, для чудовища с сотнями лап это не было смертельной проблемой — оно переворачивалось, кувыркалось, но через пару секунд выбиралось наружу. Всё же каждое такое падение стоило ему времени, и это было нашей победой.

Меня радовало ещё одно: монстры не шли на максимальной скорости. Если бы эта гусеница могла бы разгоняться до скорости Максима, она смела бы нас в клочья за считанные секунды. Вероятно, одиннадцатые или двенадцатые ранги способны двигаться на полную, но такие твари не покидают глубину разлома. Их сила слишком завязана на подпитке зоны.

Я заметил и другое: чем ближе Пеклоход подбирался к краю, тем слабее становилось его Эхо. Не катастрофа, но три — четыре процента он уже потерял — и это лишь от расстояния. Здесь, на периферии, давление разлома слабее, чем в центре, и монстр терял часть мощи просто от того, что шёл вперёд.

Когда мы сами приблизились к выходу, я ощутил странные вибрации Эхо позади и по бокам. Кто-то двигался к нам. Я присмотрелся — люди. А потом услышал звук, от которого по спине пробежали мурашки. Вертолётные лопасти.

Вертолёт? В Красноярске у кого-то есть собственные вертолёты? Сначала я подумал: Канцелярия. Но стоило вглядеться — и сомнения отпали. На бортах были гербы. Значит, техника принадлежала какому-то роду.

Я не успел разглядеть, чьи именно, но нутром чувствовал: здесь замешаны герцог, барон и граф. И если это так, значит, вся эта помощь — лишь прикрытие. Очередная попытка подмять под себя завод.

Мысль ударила внезапно: «Чёрт. Если они добьют девятку, мне придётся делиться!» С прошлого такого монстра мы выручили больше сотни тысяч — и это при том, что Максим продавал трофеи поспешно, не торгуясь, опасаясь, что меня придётся увозить в столицу.

Я поднял голову — над лесом летели шесть вертушек. Три напоминали российские Ми-28, две — европейские «Тигры», и одна, будто из американских фильмов, похожа на «Апач». Современные боевые машины, каждая с подвесами под ракеты и пушки. Но я почти сразу отметил: да, они похожи, но не совсем. Что-то в пропорциях, в деталях выдаёт модификации. И скорее всего — модификации под Эхо.

Вертушки сделали первый круг, зависая прямо у границы зоны. Я сразу понял: внутрь разлома они не сунулись. Могут — техника явно модернизирована под Эхо, — но это риск для двигателей и всей начинки. Поэтому они дали круг проверки, удостоверились, что мы все вышли, и только тогда пошли на второй заход.

И вот грянул первый залп. Я видел, какая мощь заключена в этих боеприпасах: уровень девятого — десятого мага. Из каждого борта вылетело по две ракеты — двенадцать одновременно, и все легли в цель. Казалось, Пеклоходу конец, после такого не живут.

Но случилось невероятное: ракеты не долетели. Они рванули в метре от монстра — жара хватило, чтобы детонация сработала раньше. И всё же взрывная волна ударила как надо. Щиты твари просели ощутимо, Эхо вокруг пошло рябью.

На втором круге вертушки зашли снова и выпустили ещё по две. На этот раз залп стал окончательным. Красная туша содрогнулась, тело изломилось, и вся эта масса рухнула, сотрясая землю.

Я стоял и только качал головой. Девятый ранг. Вот так, за пару заходов. Легко, слишком легко. И в тот же момент рядом раздался голос Максима, сухой и злой:

— Охренеть… только что в воздухе сгорело больше шести миллионов.

Глава 10

Что удивительно, никто к нам не подошёл и даже не попытался заявить права на победу. Вертушки развернулись и ушли в сторону, машины так же молча развернули обратно. Ни приветствия, ни требований, ни даже намёка: «Смотрите, это сделали мы». А ведь только что в воздухе сгорело шесть миллионов рублей.

Я почесал затылок.

Интересно… это помощь от моих врагов, чтобы потом выставить счёт? Или же кто-то другой — богатый местный род, решивший помочь начинающему роду Романовых? Если есть враги, должны быть и союзники. Или нет? Иногда мне кажется, что судьба щедра именно на врагов. Может, это и правда помощь от герцога Петрова, графа Корнеева и барона Румянцева?

— Максим, — повернулся я к нему. — Так точно? Шесть миллионов?

— Ну да, — кивнул он. — Каждая ракета по двести пятьдесят тысяч. Вы же сами видели, какой всплеск Эхо был? Это боеголовки, усиленные чистой материей Эхо. Их делают из крайне редких монстров. Одна штука — четверть миллиона. Обычно такие применяют только против девяток, десяток или, не дай Эхо, одиннадцатых.

Он сделал паузу и добавил:

— А одиннадцатые ранги вообще легенда. Их в истории всего около десяти было. Последний, появившийся в Сибири, снес пол-границы России и Китая. Тогда погибло с сотню магов десятого и одиннадцатого ранга… да что там, целая тысяча магов полегла. Именно после этого и начали делать такие ракеты. Другого способа остановить того монстра просто не было.

Я присвистнул. Вот тебе и цена вопроса: сражения, в которых сама земля трещит, и стоимость залпа равна состоянию мелкого городка.

— Что теперь? — спросил я.

— Ждём, пока эпицентр остынет, — ответил Максим. — Имперские маги потушат пожары, негоже жечь тайгу. А вы можете возвращаться в поместье. После смерти девятки мелочь сама разбежится. Дальше тут будет беготня по лесу за остатками. В принципе, это уже наша работа.

Он усмехнулся, но я уловил в его голосе усталость.

— Но если хотите, можете пройтись по лесу, добить тех, кто ещё шевелится. Это и силы пополнит, и к следующему рангу приблизит.

Я так и сделал. Ещё около часа ходил между деревьями, протыкая недобитков клинком и чувствуя, как Эхо снова наполняет меня. Клинок тоже требовал подпитки — я до конца не понимал зачем, но нутром ощущал: так надо.

Возле поверженного монстра задержался дольше. Это был чёрный, как уголь, волк — шерсть блестела влажным жирным блеском, а клыки тянулись до самой нижней челюсти. Лапы ему перебило, он хрипел и только скрежетал зубами. Я вогнал клинок в его грудь и попытался проследить за потоком. Эхо скользнуло по лезвию, достигло рукояти — и просто исчезло. Ни накопителя, ни всплеска силы, будто меч проглотил её и вычеркнул из мира.

Я нахмурился. Вырвал клинок и, для проверки, метнул его в другую тварь. Та напоминала лису, но с вытянутым телом и раздвоенной пастью, из которой вырывался сиплый свист. Лезвие вошло точно в бок, но Эхо осталось внутри. Клинок стоял, не втягивая ничего. Я подошёл, обхватил рукоять — и только тогда поток рванул в металл. Значит, без меня он был всего лишь сталью. Работал только в связке со мной.

Снова отметил странность. Если находиться в разломе на пределе возможностей своего ранга — сила растёт. Стоит переступить дальше — она начинает уходить. Эхо словно живёт своей жизнью, дышит, ставит правила. И чем больше я с ним сталкиваюсь, тем яснее понимаю: это не просто энергия или материя. В Эхо есть свой разум.

Я вернулся к стоянке, которая уже организовалась прямо на месте боя. Мы с дружинниками решили далеко не разъезжаться и остались там же, где всё и началось. Одна из машин уже грузилась частями монстров — их отправляли в поместье. Имперские выкупщики не любили приезжать на место и брать товар сразу: можно было, конечно, но тогда с нас снимали пятнадцать процентов за сбор и транспортировку.

Я решил сесть в кузов чтобы подтвердить свои теории и подумать. Не хотелось ехать духоте в закрытой кабине. По дороге начал думать о том, что произошло. Как так вышло, что в бою мне почти не приходилось использовать плетения? Это было странно. Я попробовал несколько раз во время поездки сделать то же самое, но ничего не вышло. Да, я мог собрать плетение в воздухе, но через тридцать — сорок сантиметров сила ослабевала, и оно рассыпалось. Даже маленькая струя огня не могла оторваться дальше, чем на полметра от моей руки.

Из учебников я знал: на втором — третьем ранге заклинания и должны держаться близко к телу — в пределах пяти — двадцати пяти сантиметров. Лишь после пятого ранга маги начинали выносить плетения дальше, и это ускоряло применение. Как тогда, когда на меня накладывали щит: маг не собирал его возле себя и не «бросал» в мою сторону, он сразу выстраивал защиту вокруг меня. И это экономило время.

За этими мыслями мы добрались до дома. Я чувствовал, что у меня осталось достаточно сил, чтобы попробовать восстановить Милену. Но в голову пришла ещё одна, странная и, возможно, самоубийственная идея. Я вспомнил о своём клинке. Он поглощает энергию. А что если не выпускать силу в воздух, а направить её в клинок? Вдруг он сможет принять её? Идея была рискованной, но день уже клонился к вечеру.

Когда мы вернулись к поместью, картина получилась почти будничной. Машины разгружались у складов, туда же сгружали туши монстров — их ждали мастера и хранители, чтобы рассортировать добычу по ячейкам и хранилищам. Дружинники без лишних слов взялись за работу: кто тянул обугленные шкуры, кто поднимал ящики с костями, кто проверял целостность артефактных частей. Я задерживаться там не стал — всё равно моё участие в этом было символическим.

Сошёл с кузова и направился в сторону поместья. Мысль была простая: поесть. Голод пробрал сильнее усталости, и на ноги толкал именно он. В обеденном зале меня встретила одна из служанок — я даже имени её не знал, не успел за эти дни со всеми познакомиться. Она поклонилась и спросила:

— Что будете желать, господин?

— Что-нибудь быстрое, — ответил я, садясь за стол.

— Сейчас есть окрошка, — предложила она.

— Отлично. Тогда окрошку и что-нибудь на второе.

Через несколько минут передо мной стояла глубокая тарелка. Казалось бы, не сезон, но холодная окрошка на кефире зашла идеально. Тётя Марина уже знала, что я люблю именно так, но её сегодня не было, и служанка постаралась ничуть не хуже. Запил всё терпким ягодным морсом — холодным, чуть кисловатым, он отлично резал вкус кефира.

На второе принесли жаркое из утки — с мягким мясом, впитавшим густой соус, и румяными кусочками картофеля. Рядом — пара хрустящих перепелят, жаренных до золотистой корочки. Молодая картошка слегка удивила: осень, а на столе блюдо, будто из начала лета. Но я не стал задумываться — ел медленно, с удовольствием, смакуя каждый кусок. А в финале попросил кофе: не потому что клонило в сон, усталости я почти не чувствовал, но лишняя бодрость перед тем, что собирался сделать, не помешает.

Только после этого поднялся к себе. Решил действовать «неправильно»: сначала поесть, а уж потом в душ. Голод оказался сильнее желания смыть с себя гарь и пот.

Когда начал раздеваться, понял, что идея поесть в таком виде была, мягко говоря, сомнительной. На мне засохшая кровь, грязь, пот, разодранная в нескольких местах одежда — выглядел я скорее как загнанный дружинник, чем как господин аристократ. Усмехнулся: никто даже не подал виду. Все прекрасно понимали, откуда мы вернулись. Если я сидел за столом и ел — значит, прорыв отбит, а значит, поместье и деревни в безопасности.

Я принял душ, переоделся, натянув на себя чистую одежду стандартную для меня: темная рубашка и черные брюки.

Взял клинок.

Теперь — к Милене.

В доме было тихо. Никого рядом. Даже Злата, похоже, где-то пряталась, обиженная. На расстоянии я уловил лишь присутствие Марка — он держался настороже. Это было кстати. Если я сейчас попробую выжечь энергию Милены в клинок и потеряю сознание, ничего страшного. Зато от ритуалов можно будет сегодня отговориться.

И я наконец признался себе честно: причина, по которой я избегаю ритуалов, вовсе не в лени и не в страхе. Дело в другом. Эти обряды слишком уж односторонние. Те, кто проходят их, отдают свою жизнь за мою. А меня это формально ни к чему не обязывает. Они становятся привязанными ко мне навсегда. И часть меня — та, что пришла из прошлого мира, — называет это рабством.

Да, здесь это считается нормой. Но во мне всё равно сидит ощущение, что так неправильно. Значит, остаётся только одно: если я всё же буду связывать с собой людей через ритуал, то буду вести себя с ними не как хозяин, а как человек. И буду отдавать им столько же, сколько они будут отдавать мне. Не использовать их, а защищать.

По пути к комнате Милены я вдруг поймал другую мысль: а что, если попробовать вернуть Марку человеческий облик? Рано или поздно придётся делать ему документы, а с его внешностью сложить два и два сможет любой. Если он должен стать дружинником нашего рода, то и выглядеть должен как человек, а не как продукт мутаций. Мысль засела в голове, но я отложил её на потом.

Зайдя к Милене, первым делом ощутил: давление чужого Эхо стало слабее. Оно стабилизировалось, хотя ещё не до конца. Но я понимал — Милена выкарабкается. Более того, её сила подбиралась к грани: она готова была шагнуть на седьмой ранг по магии.

Я взял клинок. Попробовал соединиться с ним через Эхо — и у меня получилось. Плетения отозвались, и самое главное: клинок не оттолкнул меня, а принял. Словно признал хозяином. Вновь мелькнула мысль: Эхо — это не просто материя. Оно живое, системное, в нём есть воля.

Клинок тоже будто понял, что я собираюсь делать, и дал согласие. Я сел на пол, положил его на колени, одной рукой удерживал рукоять, другой дотянулся до Милены. В тот миг в голове всплыла нелепая ассоциация: подключение принтера к компьютеру по кабелю. Хотелось усмехнуться: когда-нибудь мы дойдём до беспроводного Wi-Fi, и прикосновение станет не нужно. Пока же без него — никак.

Я прикоснулся к Милене. Схема плетений открылась передо мной, как разложенный чертёж. Я сразу понял, за какие узлы нужно тянуть, чтобы снизить напряжение её Эхо. Я не менял её силу напрямую, но подталкивал родовое Эхо Милены работать в нужном направлении. Излишки уходили в клинок, и тот принимал их без сопротивления.

Но вскоре я заметил странное: моя рука словно приросла к Милене. Плетения связали нас так крепко, что я не мог отдёрнуть ладонь. Внутри поднялась волна паники — я не понимал, что именно происходит.

Не за себя — умирать я уже умел. Страх бил в сердце потому, что рядом была она. Милена. Я не хотел стать причиной её гибели. Но паника быстро уступила место холодному расчёту: я заставил себя смотреть, что делает Эхо.

Клинок втягивал потоки чужой энергии — ровно, жадно, не оставляя во мне ни капли. Я видел, как линии плетений дрожат, как струны переливаются, как символы складываются в узор. Родовое Эхо Милены синхронизировалось с клинком, и они будто работали вместе, отдавая всё внутрь металла.

Она слабела. Я чувствовал, как её уровень падает. Сначала шестой ранг, потом пятый. Я сжал зубы, глядя, как её дыхание становится всё более тяжёлым. Чужая сила девятого ранга ещё тлела в ней, но клинок вытягивал и остатки других монстров, накопленные ею раньше. Всё уходило в меч, и я не видел конца.

Я дёрнул рукой — без толку. Плетения держали железной хваткой, и попытка вмешаться отозвалась острой болью в висках. Голова будто раскалывалась, но я не остановился. Я заставил себя всмотреться глубже.

Перед глазами хаос начал складываться в систему. Узлы стали символами, линии — струнами, всё это сливалось в схему, которую я мог читать. Я видел, какие нити держат поток, какие можно ослабить. Но пока я разбирался, Милена рухнула ещё ниже. Четвёртый ранг… третий… Я чувствовал, как сердце сжимается: если не успею — она просто рассыплется.

Клинок продолжал высасывать. В нём не появлялось ни света, ни огня. Он был как чёрная яма, поглощавшая всё, что попадало внутрь. Милена бледнела, и я ловил себя на мысли: ещё мгновение — и она умрёт, а я так и не пойму, как это остановить.

Я вцепился в плетения, перебирал струны, искал правильный узел. Каждое неверное движение отдавало болью, но я не отпускал. В голове мелькали формулы, схемы, будто я решал задачу по физике с ножом у горла. Секунда за секундой я складывал символы, сдвигал их, и наконец почувствовал: вот эта нить, если дёрнуть — связь ослабнет.

Я потянул. Узел начал расползаться. Клинок ещё втягивал силу, но уже не так яростно. Милена осела до второго ранга — и только тогда связь оборвалась.

Я рухнул на пол, задыхаясь. Милена дышала — медленно, но ровно. Чужой силы в ней не осталось. Ни капли. Всё ушло в клинок, растворилось, как будто никогда и не существовало.

Я поднял взгляд на оружие. Оно выглядело так же. Не светилось, не пульсировало. Но я знал: оно хранит в себе то, что забрало. Где-то внутри, в глубине металла, исчезли силы девятого ранга и следы всех монстров, что кормили Милену раньше.

И это было открытие. Я нашёл способ использовать родовое Эхо Милены так, чтобы очищать её, а не губить. Но цена оказалась жестокой: её собственная сила обнулилась до ее родного ранга.

Я почувствовал, как слабость подкрадывается сначала в колени, потом во весь корпус — будто кто-то тихо вытягивает из меня силу. «Нет опять… тьма?» — мелькнуло в голове. Но будто бы держусь. Милена открыла глаза и заплакала — не от боли, а от облегчения.

— Ари, ты жив? — её голос дрожал. — Я думала, ты умер…

Я улыбнулся, хотя во рту горчил привкус крови. Видимо прикусил губу, когда пытался распутать плетение.

— Ну, фактически один раз я уже умер, — сказал я, нарочно легко. — Но второй пока не планирую.

Она фыркнула:

— Дурак, — прошептала она. — Я видела, как ты бросился ко мне. Я думала, тебя разорвут. Я хотела тебя спасти, а в итоге — ты спас меня.

Всхлип, и в слове «дурак» было больше любви, чем упрёка.

— Вот так и живём, — ответил я, подмигнув. — Ты меня спасёшь, когда буду стар и бестолков, а я — пока что спасаю тебя в рассрочку.

— Я тебе так должна… — прошептала она, вздыхая.

— Мы же помолвлены, да? Скоро ты будешь моей женой, а какой я муж, если не могу защитить жену?

Она попыталась встать, с силой подтянула себя, но лицо исказилось от усилия.

Я встал. Рванулся подхватить её — и мир вдруг покачнулся. Нога подогнулась, голова закружилась, и я вместо героического подъёма рухнул на кровать рядом. Неудачно, нелепо — и оба мы засмеялись, смех был хриплым, но искренним. Нелепо вышло — вместо того чтобы поддержать её, я сам рухнул к ней на подушки, уперевшись лбом о её плечо.

Она потянулась ко мне, стараясь обнять, но силы её подвели. Я чувствовал, как её ладонь легко скользнула по моей руке, и запах — чистый, мыльный, тёплый — ударил в нос. Наверное, Ольга следит со служанками за ее телом и гигиеной. Это был запах дома: свежесть белья, чуть сладкая парфюмерия и память о кухне.

— Милена, не вставай, — прошептал я, хватая её за руку, чтобы удержать.

— Ты пахнешь домом, — пробормотала она и улыбнулась.

— Это пампушки — хмыкнул я.

Она уткнулась мне в ладонь и сжала сильнее, в её голосе — и забота, и упрёк:

— Ты идиот. Не умирай без меня, договорились?

— Договорились.

Я попытался улыбнуться, но ответ был тихим силы уходили:

— Сейчас… только чуть-чуть полежу, и пойдём дела делать.

Пульс замедлялся, мир сгущался по краям; последние образы — её ресницы, капля слёзы, свет в комнате — плавно разбегались. Я слышал, как она шепчет моё имя, и в голове промелькнула мысль совсем простая и человеческая: «Ещё чуть-чуть… и я попаду во тьму».

Тьма пришла ровно и спокойно.

18+ Дополнительная Глава 1 — Ради него… + иллюстрация

Заметка автора

Эта глава имеет пометку 18+. Здесь встречаются эротические и откровенные сцены.

Важно понимать: всё происходящее в этой главе не отражает прямых чувств между персонажами. Участники сцены не испытывают романтической привязанности друг к другу — они действуют ради главного героя.

Сюжетное значение этой главы минимально. Основной акцент сделан на эмоциях и ощущениях героев в конкретной ситуации.

Если подобный контент вам не интересен, главу можно пропустить. В следующей главе начало будет содержать краткий пересказ этих событий (2–6 абзацев) без 18+, и сюжет продолжится без потери смысла.

Конец заметки

Он обмяк, веки сомкнулись, дыхание стало глубоким и ровным. Я осталась рядом, смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Лицо казалось таким спокойным, будто он просто уснул после долгого дня. И всё же сердце сжималось: вдруг это не сон? Вдруг он больше не откроет глаза?

Я сжала его руку крепче, словно боялась отпустить, и только тогда заметила, как силы покидают и меня саму. Голова закружилась, тело налилось свинцом. Хотела ещё хоть минуту, ещё хоть мгновение смотреть на него, удерживать рядом… но веки сами сомкнулись, и я провалилась во тьму.

…

Проснулась я уже в тишине. Комната утонула в мягком полумраке, лишь дыхание рядом напоминало — он жив.

Я ещё какое-то время лежала, глядя, как он спит. Его дыхание было ровным, спокойным, и это успокаивало сильнее любых слов. Я и сама не заметила, как глаза начали закрываться. Силы будто покинули меня, тело обмякло, и я провалилась в сон.

Очнулась в полудрёме. Воздух в комнате был тяжёлым, но рядом всё так же дышал он. Живой. От этого внутри разлилось тепло, и всё же оставаться здесь я больше не могла.

Тихо, стараясь не разбудить его, я поднялась и босыми ступнями прошла к двери. Мир плыл, движения были словно во сне. Я не думала ни о чём, только о том, что хочу смыть с себя эту усталость.

Дверь в душевую закрылась за мной, и лишь тогда я позволила себе глубоко выдохнуть.

Я заметила, что на мне легкий пеньюар розового цвета. Точно Ольга одевала. Сбросила его — и только тогда поняла: под ним ничего. Ольга… точно она. Скорее всего это она следила, чтобы служанки обмывали меня все эти дни. Вроде и соперница, а всё же… как подруга.

Кожа ощущалась чистой, свежей, только лёгкая испарина напоминала о последних часах. Я повернула кран, и только тогда в комнате зашумела вода, ударяясь о кафель. Капли брызнули на ладони — тёплые, живые. Я шагнула под поток, закрыла глаза, позволила струям стекать по лицу, по груди, смывать усталость.

Мысли снова возвращались к нему. К тому, что он лежит там, в соседней комнате, едва дышит. К тому, как он снова оказался рядом, снова спас. От этих мыслей внутри поднималось странное тепло — смесь благодарности, страха и чего-то другого, чего я боялась назвать.

Я провела рукой по животу, по бёдрам, задержалась на талии. Вода текла вниз, и казалось, будто не капли, а его ладони. Сердце пропустило удар, дыхание сбилось. Я опёрлась рукой о стену и позволила себе чуть задержаться в этом ощущении.

Я взяла флакон геля и выдавила немного в ладонь. Пена лёгким облачком легла на кожу, скользнула по животу и груди. Хоть за мной и ухаживали все эти дни, но собственный запах чистоты и свежести был нужен мне самой. Я хотела лечь к нему не просто так — я хотела, чтобы, когда он проснётся, первым делом почувствовал меня. Мою кожу. Моё тепло.

Провела ладонями по талии, по бёдрам, скользнула вниз. Мягкая пена обволакивала каждый изгиб, стекала по внутренней стороне ног, и я медленно вела пальцами, словно прорисовывала линии тела заново. Чуть задержала ладонь на изгибе ягодицы, затем — на второй, тщательно омывая каждую.

Вода смывала следы пены, открывая свежесть кожи. Я провела по ней ещё раз, уже без спешки, наслаждаясь тем, как гладко и упруго тело откликалось на прикосновения. И чем дольше я намыливала себя, тем сильнее внутри поднималось чувство ожидания: скоро я вернусь в спальню. К нему.

Дверь тихо приоткрылась, и в душевую шагнула Ольга. Волосы растрёпанные, глаза ещё сонные, но голос спокойный:

— Ты как себя чувствуешь? — голос Ольги прозвучал мягко, почти заботливо. — Ничего не болит?

Я обернулась, вода стекала по плечам.

— Всё в порядке. Он… он вытащил меня. Сама не знаю как. Я уже почти потеряла силы, а потом просто очнулась рядом с ним. Сама понимаю не больше тебя. Вот только пришла в себя — решила смыть всё.

Ольга кивнула, скрестив руки на груди. Взгляд у неё был внимательный, чуть прищуренный.

— Для Ария моешься?

Я хмыкнула, опуская взгляд.

— А для кого же ещё? Не хочу, чтобы он почувствовал рядом грязь и пот. Хочу лечь к нему чистой.

Она усмехнулась уголком губ.

— Тогда я тоже. — Она потянулась к завязкам шелковой ночной рубашки. — Всё равно уже проснулась. Ты не против, если присоединюсь?

— Не против, — сказала я и снова повернулась к воде. — Места хватит.

Ольга шагнула под душ, прикрыла глаза, позволила струям смывать остатки сна. На её лице мелькнула тень улыбки.

— На кресле затекла так, что, наверное, ещё час и меня пришлось бы откачивать. Лучше уж рядом с вами.

Я улыбнулась и пожала плечами.

— Ну, место в кровати есть.

— Вот и отлично, — ответила она и взяла флакон с гелем для душа. — Поможешь мне спинку намылить?

Я на миг замерла, потом взяла гель и выдавила немного на ладонь.

— Давай.

Она повернулась, и я провела руками по её спине, натирая ее мылом. Движения были обычными, но напряжение уже появлялось — в воздухе, в тишине между фразами.

— Знаешь, — вдруг сказала Ольга, — я в последнее время очень часто думаю о нём именно в душе.

Я застыла.

— Ты тоже? — сорвалось у меня прежде, чем успела подумать. — Один раз… да.

Ольга чуть повернула голову, взглянула на меня через плечо. В её глазах блеснула ирония, но в голосе слышалась искренность:

— Ты не против, если я сброшу напряжение прямо сейчас? Оно копится, и… невыносимо.

Я глубоко вздохнула, омывая руки струями воды.

— Нет, не против. Я бы тоже сама… сбросила напряжение.

Ольга усмехнулась и, наклонив голову, встряхнула волосы.

— Вот именно. Ты-то пять дней валялась без сознания с ним, а я одна бегала, на нервах, с вами обоими. Хоть мы и соперницы, и обе его невесты… но подругой ты мне всё равно стала. — Она взглянула на меня мягче. — Я за тебя переживала, знаешь?

Меня кольнуло неожиданное тепло. Я отвела глаза, чувствуя, как щеки начинают наливаться жаром.

— Спасибо.

Она шагнула ближе, так что струи душа упали и на её плечи, и на мои.

— Слушай, а давай сделаем ему подарок? — голос у неё стал тише, почти заговорщицкий. — Если он проснётся, мы будем обе готовы. Как тогда, в замке у Императора… Поможем друг другу. Я тебя помою, а ты потом меня. Так вроде бы не так стыдно.

Я усмехнулась.

— Ну… так действительно проще. Когда сама себя трогаешь — словно что-то запретное. А если подруга помогает… почти что безобидно.

Ольга улыбнулась в ответ и подняла руку, выдавив каплю геля.

— Тогда позволь начать.

Она подошла ближе, положила ладони мне на плечи и мягко провела вниз, вдоль рук, а затем вернулась к шее. Пальцы скользнули по ключицам, задержались там на миг, и только потом опустились ниже, к груди. Я вздрогнула — не от её прикосновений, а от того, что это происходило по-настоящему.

— Расслабься, — прошептала она, — мы же просто моемся.

Её ладони легли на мои груди, тёплые, мыльные. Она проводила кругами, массируя их так, будто и вправду пыталась смыть всё до чистоты. Но движения становились всё медленнее, ощутимее. Я почувствовала, как соски напряглись под её пальцами, и прикусила губу.

— Видишь? — Ольга тихо усмехнулась. — Так вроде бы не стыдно.

Я не удержалась и прикрыла глаза, позволяя ей продолжать.

Я почувствовала, как её ладони становятся смелее, и неожиданно поняла: Ольга права. Не то чтобы мне нравились её прикосновения сами по себе, но в них я могла вообразить его руки. Представить, что это он скользит по моей коже, что это он доводит меня до дрожи. Когда трогаешь себя сама — воображение работает хуже, а тут… всё иначе.

Я глубоко вдохнула, набрала гель в ладони и шагнула ближе.

— Хорошо… Тогда теперь моя очередь.

Ольга чуть приподняла подбородок и усмехнулась, позволяя мне коснуться её. Я провела ладонями по её плечам, медленно обводя изгибы ключиц, потом спустилась ниже, к груди. Кожа была гладкой, скользкой от мыла и воды. Я мягко сжала её грудь, стараясь не задерживаться, но пальцы сами чуть соскользнули на соски.

Она едва заметно вздрогнула, но не отстранилась. Наоборот — придвинулась ближе, так что наши тела соприкоснулись.

— Не останавливайся? — прошептала она.

Её ладони в этот момент начали скользить ниже, к животу, а затем и дальше. Я замерла, сердце забилось чаще. Ольга уже не просто мыла — она будто прижималась ко мне всем телом, то ли случайно, то ли намеренно.

Струи воды текли по нам обеим, запах геля смешивался с теплом кожи, и я вдруг ощутила — напряжение растёт. Всё это мы делаем не ради себя. Ради него. Чтобы, когда он проснётся, мы были горячими, готовыми… и он видел, что мы обе принадлежим ему.

— Слушай… — Ольга замялась, будто не решалась сказать, но всё-таки выдохнула. — Ты ведь… целовалась с ним?

Я удивлённо покачала головой:

— Нет. Даже этого не было.

Она чуть усмехнулась, но тоже смутилась:

— Значит, я не одна. Я тоже — нет.

Мы обе замолчали. Только шум воды заполнял паузу. Я уже хотела перевести тему, но Ольга вдруг тихо добавила:

— Знаешь, я читала где-то… девчонки учатся целоваться на помидорах. Или на яблоках. — Она улыбнулась неловко. — Но мне кажется, лучше пробовать не на овощах. А… друг на друге.

Я почувствовала, как заливаюсь краской:

— Ты что… это же…

— Да знаю, — перебила она поспешно. — Но мы же подруги. А вдруг он проснётся, и мы обе окажемся… неумелыми? Неловко же будет.

Я прикусила губу, сама не веря, что отвечаю:

— Ну… может быть, ты права.

Мы переглянулись — и обе засмеялись, слишком нервно, слишком громко.

— Попробуем? — спросила она шёпотом.

Я глубоко вдохнула.

— Давай… только это останется между нами.

Мы придвинулись ближе, и я первой дрожащей рукой коснулась её плеча. Горячо. Мыло стекало вниз по коже, и пальцы будто прилипли.

Наши губы встретились осторожно — словно случайно. Касание короткое, невинное. Но сердце тут же ухнуло вниз.

Я закрыла глаза — и на миг забыла, кто передо мной. В голове вспыхнул образ: это он. Его дыхание, его ладонь на талии, его губы. От этой мысли жар вспыхнул сильнее, и я потянулась ещё раз, уже смелее.

Ольга вздрогнула, но не отстранилась. Её пальцы легли мне на талию, скользнули чуть ниже. Она тоже закрыла глаза, будто убегала в ту же иллюзию. Наверное, и ей казалось, что это он, а не я.

Поцелуй стал глубже. Я уже не стеснялась открыть губы, позволить языку коснуться её. Мы обе задыхались от этого жара и сами же пытались спрятать смущение в этой близости.

Руки сами нашли путь: я прижала её к себе, обхватила за спину, чувствуя упругую влажную кожу. Она ответила тем же, прижимая сильнее, позволяя телам соприкоснуться полностью.

Мы обе дрожали — не от холода, а от того, что внутри клокотало. Я слышала, как её дыхание сбивается, как с губ срываются тихие стоны, и понимала: это не для меня, это для него. Но в этом и была правда момента — мы обе делали это ради него.

Её ладони уже блуждали ниже талии, мои — сильнее сжимали её талию, и через поцелуй мы делились одним и тем же жаром, одной и той же иллюзией.

Поцелуи становились всё горячее. Я ловила её дыхание, её вкус, и не могла остановиться. Сердце билось в висках, и внизу всё горело сильнее с каждым касанием.

Её ладонь скользнула по моему животу, задержалась на бёдрах — и я вздрогнула, когда пальцы осторожно коснулись лепестков. Горячо, влажно… слишком откровенно, но я не оттолкнула её. Наоборот, прижалась ближе, будто сама просила продолжать.

Я ответила тем же. Мои пальцы нашли её изгибы, скользнули вниз, нащупывая ту самую жемчужину, о которой мы обе боялись даже подумать вслух. Когда я коснулась её — лёгко, почти невинно, — она застонала мне в губы. Звук этот пронзил меня, и я поняла: мы обе уже потеряли контроль.

Мы стояли лицом к лицу, прижимаясь телами. Её грудь тёрлась о мою, соски напряглись и дрожали от каждого движения. Она дышала тяжело, срываясь на стон, а я сама тонула в этих ощущениях.

Каждый наш поцелуй становился глубже, каждый вздох — горячее. Её пальцы уже уверенно ласкали мои лепестки, скользили по влажной коже, иногда дразнили бусинку так, что я выгибалась всем телом. В ответ я делала то же самое, чувствуя, как её цветок раскрывается под моими движениями, как влага скользит по моим пальцам.

Мы обе знали — это не между нами. Это ради него. Чтобы лечь рядом горячими, пульсирующими, готовыми. Чтобы, когда он проснётся, отдать ему всё это без остатка.

Ольга первая решилась — отстранилась от моих губ, скользнула по щеке и шее, оставляя влажные поцелуи, и опустилась ниже. Я затаила дыхание, когда её губы коснулись груди, а язык дразняще провёл по соску. Тело выгнулось само собой, руки вцепились ей в плечи.

В душевой оказалось сиденье — каменное, широкое, удобное. Мы опустились на него вдвоём, тесно прижимаясь. Я села сбоку, она устроилась напротив, и теперь её ладони свободно скользили по моим бёдрам. Я чувствовала, как пальцы идут всё ниже, как задерживаются на самом краю, и сердце билось так сильно, что казалось — оно вырвется наружу.

В ответ я тоже решилась. Провела ладонью вдоль её живота, коснулась влажной кожи ниже пупка и, дрожа, нырнула пальцами туда, где её тело уже горячо отзывалось на каждое движение. Она вздрогнула и прикусила губу, но не остановила. Наоборот, пальцы её вошли в меня в тот же миг.

Это было слишком… но я не могла оторваться. Наши руки двигались синхронно, то медленно и дразняще, то глубже, быстрее. Губы снова встретились, слились в поцелуе, глуша стоны. Влага текла всё сильнее, пальцы легко скользили, заполняли, дарили то напряжение, от которого кружилась голова.

В какой-то миг я почувствовала странное: будто внутри меня дрогнули струны Эхо. Тепло, лёгкий толчок — и вдруг связь. Та самая, что я ощущала, когда я была той ночью с ним. Я замерла, осознавая: выходит, Яков был прав. Это работает не только с ним. Мы обе — невесты, и в момент, когда полностью открываемся, Эхо откликается.

Я не успела ничего сказать — Ольга, видно, тоже ощутила. Её движения стали резче, смелее, дыхание сбилось, губы скользнули ниже. Она целовала меня по животу, по внутренней стороне бедра, и в следующий миг горячее дыхание коснулось там, где я уже горела вся.

— Ольга… — сорвалось с губ, но голос дрожал не от протеста, а от накатившего жара.

— Не останавливайся, — сама прошептала я, вцепившись пальцами в её волосы.

Я выгнулась, когда её язык коснулся лепестков, раздвигая их, дразня жемчужину. Каждое движение отзывалось искрами по всему телу. Я застонала громче, чем хотела, прижимая её голову ближе, а она только усмехнулась, будто ждала этого.

Вспышки накатывали волнами. Я уже не знала — то ли я сама двигаюсь навстречу её губам, то ли это Эхо толкает нас сильнее. Между нами тянулась связь, оголённая до предела. И я понимала: да, это не любовь. Это не страсть к ней самой. Это желание быть ближе к нему — через всё, даже через это.

Я чуть отстранилась, глядя в её глаза, и вдруг поняла — так нечестно. Всё время я только принимаю. А она… она ведь тоже вся горит.

Я мягко подтянула Ольгу к себе, уложила её на пол рядом с душевой скамьёй. Сама легла на спину, закинула ногу на её бедро и шепнула:

— Давай… вместе.

Она сначала удивлённо вскинула брови, потом усмехнулась и, скользнув ко мне, прильнула губами. Мы целовались, наши пальцы сами находили дорогу к влажным лепесткам друг друга. В каждом движении было смущение, но и что-то большее — азарт, желание подарить не только себе, но и ей.

— Ты хочешь… так? — прошептала Ольга, когда поняла мой замысел.

Я только кивнула, и мы поменялись. Я легла на скамью, потянула её выше, и вот уже её бедра оказались над моим лицом, а мои — над её губами. Поза сблизила нас сильнее любого поцелуя.

Первое прикосновение — и мы обе едва не вскрикнули. Язык находил жемчужину, пальцы раздвигали лепестки, дыхание сбивалось. Каждое движение откликалось вдвое сильнее, потому что я чувствовала её жар — и знала, что в этот миг она чувствует мой.

Язык нашёл её жемчужину в тот же миг, когда её губы накрыли мою. Мы двигались в одном ритме, словно отражения друг друга, и чем дальше, тем сильнее накатывала волна. Лепестки дрожали, бёдра сами прижимались ближе, дыхание становилось резким и рваным.

Я чувствовала, как её тело напряглось надо мной, и поняла: она близко. А вместе с ней — и я. Одновременно.

— Ещё… не останавливайся… — вырвалось у меня сквозь стоны, и в этот же миг мир вспыхнул белым.

Жар пронзил изнутри, всё сжалось и разжалось разом, в груди вырвался крик, и в ту же секунду я услышала её голос, дрожащий в унисон. Мы получили удовольствие одновременно, трясясь и задыхаясь, цепляясь друг за друга, пока волна не схлынула.

Несколько мгновений мы лежали неподвижно, тяжело дыша, пока вода душа смывала остатки жара. Потом мы переглянулись — в глазах было смущение, но и понимание.

— Пойдём… — первой прошептала Ольга.

Мы ещё раз сполоснулись, молча, без слов. Просто смыли следы, будто и не было этого. Но внутри я знала: было. И это стало чем-то больше, чем просто стыдной минутной слабостью. Это — часть нас.

Мы вернулись в комнату. Он всё так же спал, дышал ровно, спокойно. Мы тихо скользнули под одеяло, по разные его стороны. Чистые, расслабленные, но с сердцами, всё ещё бьющимися быстрее обычного.

Я закрыла глаза, чувствуя его рядом. Всё это было не ради нас. Ради него. Чтобы, когда он проснётся, мы были готовы.

Глава 11

Я проснулся не сразу. Сначала уловил тепло — с обеих сторон кто-то прижимался ко мне. Открыл глаза: Милена и Ольга спали рядом, дыхание их было ровным, лица спокойными. На секунду задержался взглядом — и поймал себя на мысли, что впервые за долгое время просыпаюсь в таком настроении.

Решил еще пару секунд понежиться в объятиях девушек, стараясь не разбудить их. Пусть отдыхают. Они заслужили.

Я понимал: ночь прошла, и теперь нельзя позволять себе расслабляться. Род только зарождается, и пора начинать решать его проблемы, а не жить в иллюзии отдыха.

Осторожно вылез из под одеяла и объятий девушек, стараясь не тревожить Милену и Ольгу. Обе спали крепко, тихо дышали, и вид у них был такой спокойный, что будить их точно не хотелось.

Ночью оказалось жарко — вещи оказались разбросаны по полу. Я нашёл рубашку и штаны, трусы так и не обнаружил. Усмехнулся про себя: значит, буду любовником «без комплекта». Натянул штаны прямо на голое тело, застегнул пуговицы рубашки и тихо поднялся.

У двери задержался на секунду. Приоткрыл её и выглянул в коридор — пусто. Хорошо. Выскользнул наружу и так же осторожно прикрыл за собой, стараясь, чтобы замок не щёлкнул слишком громко.

Шёл почти на цыпочках, словно Казанова, убегающий от чужих жён. Смешно, конечно, ведь это мои невесты. Но ощущение было именно таким — что я делаю что-то запретное, и сейчас кто-нибудь выйдет в коридор и поймает меня с поличным. Вот кого я точно не хотел бы встретить в этом коридоре — так это Злату. Уж она-то не упустила бы случая обрушить на меня весь свой сарказм. А то и скандал закатила бы. Почему-то я был уверен: если она поймает меня сейчас, выйдя из комнаты Милены, разговор будет долгим и крайне неприятным.

К счастью, путь оказался коротким. Добежал до своей спальни почти бегом, захлопнул дверь и только тогда позволил себе выдохнуть. Даже самому смешно стало — чего я, собственно, боюсь? Наверное, воспоминания о вчерашнем: я обещал провести ритуал, но так и не сделал. А Злата ведь умеет пылать — и в переносном, и в прямом смысле. Я уверен, что она вчера весь вечер ходила по поместью, сверкая своими огненными волосами, и явно готовилась устроить мне разнос. Уверен, разговор ещё впереди.

Я скинул одежду и пошёл в душ. Ночью так и не дошёл — вырубился без сил, хотя и просыпался пару раз, спасибо девушка за это. Но полноценного отдыха это не дало. Тёплая вода стекала по коже, и именно в этот момент я позволил себе сосредоточиться на главном.

Экономикой займутся Ольга со Златой — пусть будут при деле. Милене тоже стоит найти задачу, чтобы её родовое Эхо не пропадало впустую. А вот политикой займусь лично. И первое, что требует решения, — это ужин у герцога Петрова.

Кто-то помог нам с девятым рангом, выпустив по монстру залп на шесть миллионов. В голове сразу всплыло сравнение: один местный рубль равен десяти тысячам в моём прошлом мире. Выходит, тогда в воздухе сгорела сумма, за которую в моей реальности можно было половину Африки купить. Сумасшедшие деньги. И за такие траты просто «спасибо» не говорят.

Кто же это был? Канцелярия? Нет, на вертушках были гербы. Столица? Слишком быстро. Значит, кто-то из местных родов. Союзники или враги? Если союзники — замечательно, у меня появляется покровитель, готовый швырнуть шесть миллионов ради моего выживания. Если враги — тогда мои два с половиной миллиона, что выделил король за победу над прошлым монстром, и в придачу Злата, спущенная ко мне из дворца, окажутся лишь жалкой подачкой.

А ещё я был уверен: тем, кто помог, мои деньги будут неинтересны. Значит, потребуют что-то другое. Но что именно?

Я выключил воду, вытерся, оделся и, всё ещё обдумывая эти мысли, направился на кухню. Там меня встретила тётя Марина.

— Доброе утро, молодой господин.

— Доброе, тётя Марина, — ответил я с улыбкой. — Подайте, пожалуйста, кофе в кабинет.

— С кофе булочки будете? Только из печи.

— Нет-нет, спасибо. Только кофе.

Конечно, я прекрасно знал, что «только кофе» у неё не бывает. И правда: едва я вошёл в кабинет, как следом за мной вошла она с подносом. Кофейник на подогреве, чашка, и целая гора выпечки — булочки, печенье, пирожки.

Я покачал головой, усмехнулся. Главное, чтобы Злата или Марк сюда не заявились. Эти двое готовы учуять выпечку тёти Марины за пару километров. Будет цирк, если заявятся сюда вдвоём — словно та самая мышь из старых мультиков про бурундуков, летящая на запах сыра. Кстати, прямо перед смертью узнал интересный факт, о том что в том мультике Мышь вышла замуж за Муху, и у них родились 42 МышеМухи.

Тётя Марина поставила поднос на стол.

— Вот, молодой господин. Всё горячее, всё свежее, — сказала она и привычным движением поправила полотенце на плече.

— Спасибо, тётя Марин, — я кивнул.

Она улыбнулась, махнула рукой.

— Да ладно вам. Это же моя работа — кормить вас так, чтобы всегда были сыты, да с кофе горячим.

Развернулась и ушла, оставив за собой лёгкий запах свежей выпечки.

Я задержался взглядом на двери. Хоть формально я и барон, а она всего лишь кухарка и служанка, мне приятно относиться к ней по-человечески. Всегда считал: манеры нужны не для показухи, а для самого себя. «Спасибо» и «пожалуйста» — простые слова, но именно они не дают превратиться в свинью, которая воспринимает заботу окружающих как должное. Люди рядом не должны чувствовать понебратства или пренебрежения.

Почта выглядела как сплошная лавина писем. Я пролистал первые десятки — от мелких родов, торговцев, союзов, даже парочка явно военных предложений, отмеченных красным «важно». Все они походили друг на друга: формальности, дежурные слова о зарождении рода, общие обещания «сотрудничества». Вежливость, без которой они бы потеряли лицо.

Я решил отсортировать список — и тут удивился. Помимо даты и важности, почту можно было фильтровать по статусу рода. Стоило выбрать эту опцию, как передо мной встала привычная иерархия: двенадцать древних родов, к которым теперь относился и я.

Пока я читал письма, машинально тянулся к чашке: не заметил, как выпил первую, налил себе вторую. Булочки с подноса исчезали сами собой — то ли две, то ли пять, я не считал. Выпечка тёти Марины была лучшей в моей жизни, и я ел их, не задумываясь, словно между строками письма находил повод ещё раз откусить.

Я открыл послания князей одно за другим. Везде одно и то же — поздравления с возрождением рода, немного разными словами, но суть одна. Формальность, которую они просто обязаны были соблюсти. Если бы кто-то из них не отправил послание, об этом узнали бы другие, и репутация оказалась бы подмоченной.

Каждый из двенадцати отметил и ещё один момент: изъявили желание присутствовать на моей свадьбе. Ну а как иначе? Всё-таки дочь Императора выходит замуж за одного из тринадцати. Было бы странно, если бы хоть кто-то из них отказался. Для них это возможность показать уважение, для меня — напоминание о том, какой резонанс имеет мой брак.

Особняком выделялся князь Оболенский. Его письмо было не просто поздравлением. Он ещё раз поблагодарил за выбор вечера в столице, подчеркнул, что двери его дома всегда открыты для меня, моих невест и даже дружины. Хоть это и выглядело как простая вежливость, я поймал себя на мысли, что это ещё и экономия. Портал до столицы стоит безумных денег, но хотя бы на жильё тратиться не придётся. Ирония — вот так начинаешь считать расходы, когда понимаешь, что твой род беден.

Кофе закончился, и я уже потянулся к кофейнику, когда дверь распахнулась — тётя Марина появилась с новым кофейником, словно почувствовала. Старый забрала, новый поставила, даже слова не сказала. Я заметил её лишь тогда, когда дверь за ней уже закрывалась.

Мысль промелькнула сама собой: может, она родственница Якова? Появляется ровно тогда, когда нужно, двигается тихо, будто ниндзя. А если она такая же, как Марк, и скрывает силы? Я усмехнулся. Нет, ерунда. Я уже просканировал почти всех в поместье, и Эхо в ней точно не ощущалось.

Ну что ж, кухонный ниндзя так кухонный.

Я сделал глоток свежего кофе, отломил ещё одну булочку — и нехотя переключил внимание на письмо, которое откладывал до последнего. Приглашение герцога Петрова. Хотел бы обойтись без этого, но выбора у меня не было.

От Герцогского рода Петровых,

В лице Герцога — Ивана Васильевича Петрова,

Великому и Древнему тринадцатому Баронскому Роду Дому Романовых,

Барону Аристарху Николаевичу Романову.

Ваше Благородие!

Позвольте от имени Дома Петровых выразить искренние поздравления с возрождением Вашего Рода и с тем значимым событием, которое ныне объединило нас под сенью Императорского Двора. Вестью о восстановлении тринадцатого древнего рода поделились все наши дома — и для нас это не просто повод к торжеству, но и честь: быть причастными к этому моменту, почитать память Ваших предков и разделить радость вместе с Вами.

В знак этой симпатии и глубокого уважения имею честь предложить Вам провести торжественный ужин в честь восстановления Рода Романовых в стенах нашего дома. Мы готовы взять на себя организацию вечера «под ключ»: от подбора меню и приглашённых артистов до охраны и транспортного сопровождения. Если Вы сочтёте возможным принять приглашение — обозначьте, пожалуйста, удобную для Вас дату и формат — и мы сделаем всё, чтобы мероприятие соответствовало значимости момента.

Со своей стороны можем гарантировать следующее:

Пир и банкетный сервис невиданного размаха: яства и гастрономические сюрпризы со всех концов Империи, составленные лучшими поварами на шего округа.

Музыкально-зрелищная программа: приглашённые артисты и ансамбли высшего класса, подчёркивающие торжественность вечера.

Приглашение достойнейших представителей знати: князья, герцоги, графы, бароны и другие члены высшего общества — по Вашему желанию и при нашем содействии.

Транспорт и логистика: мы организуем подачу карет/автомобилей, сопроводительный эскорт для безопасного и уважительного прибытия Вашей свиты и гостей. По желанию можем подготовить отдельные покои и сопровождение для членов дружины и близких.

Возможность индивидуальных пожеланий: если Вы желаете видеть на вечере конкретных артистов, темы шоу-программы или особые декорации — сообщите нам; мы сделаем всё возможное в пределах разумного бюджета и сроков.

Отмечу также практический момент: минимальное время подготовки, при котором мы гарантированно сможем собрать программу и логистику высокого уровня — шесть часов с момента получения подтверждения. Тем не менее для более масштабных и специфических пожеланий потребуется дополнительное время, о чём мы заранее уведомим Вас при уточнении деталей.

Если финансовая сторона каких-либо экстравагантных пожеланий потребует отдельного обсуждения, мы заранее сообщим оценку и предложим варианты исполнения. Но основная ставка нашей благотворительной инициативы — снять с Вас бремя организации: Вам остаётся только выбрать дату и утвердить список гостей.

Для оперативной связи назначаю в нашем доме ответственным за подготовку (и ваше прямое контактное лицо) камер-юнкера Михаила Сергеевича — он примет от Вас любые требования, зафиксирует пожелания и организует всё необходимое. Контакт для подтверждения: m.sergeevich@petrov.house или телефон, указанный в приложении.

Будем чрезвычайно признательны за известие о Вашем решении в удобный для Вас срок. Примите, прошу, моё глубочайшее уважение и уверение в том, что Дом Петровых рассматривает это приглашение как честь и радость — приложим все усилия, чтобы вечеp остался в памяти как достойное отражение величия Вашего Рода.

С величайшим уважением и надеждой на скорый ответ,

Иван Васильевич Петров

Герцог, от Рода Петровых

P.S. В случае согласия укажите, пожалуйста, предпочитаемый формат — праздничный ужин, приём-салон или интимный семейный вечер; а также ориентировочное количество сопровождающих и пожелания по меню (вегетарианское/традиционное/аутентичные региональные блюда). Мы адаптируем программу под Вас и готовы сообщить предварительный план в течение трёх часов после получения подтверждения.

Я дочитал письмо — и невольно усмехнулся.

«Интересно, если я скажу, что хочу зелёное фламинго и розового слоника — они правда будут их красить? Или побегут искать среди тварей разлома?»

Шутки в сторону. Но вслух фыркнуть хотелось.

«Карета? Серьёзно? Они вправду подгонят карету к моему дому? Да до меня минимум сто пятьдесят, а то и двести километров. Бедная лошадь, которая это потащит…»

Смех, конечно, смехом, но суть ясна: герцог готов на всё, лишь бы ужин прошёл в Красноярске у него. Он ведь понимал — письмо я получил ещё до поездки в столицу, и рассчитывал перехватить меня раньше Императора. Но опоздал. Теперь выходит, он будет не первым. Вопрос только: отразится ли это на его репутации? Или, раз уж речь идёт о Красноярске, именно он станет здесь первым?

До сортировки я видел и другие приглашения на ужин, но письмо Петрова выделялось: оно не просто поздравление, а официальное заявление, внесённое в имперские архивы. Герцог тем самым гарантировал, что берёт все расходы на себя — и никаких счетов потом не предъявит. В Империи такое практикуется: после бала хозяин имеет право выставить гостю счёт. Князья редко этим пользуются, но, скажем, тот же Оболенский мог бы и провернуть такой финт.

А тут — отметка архива, подтверждение расходов. И выходит, что я теперь могу потребовать хоть того самого зелёного фламинго.

Почему именно фламинго и фиолетовый слоник крутятся у меня в голове?

Ладно, бред.

Надо отвечать. Будем писать в том же духе.

От баронского рода Романовых,

в лице барона Аристарха Николаевича Романова,

к великому герцогскому роду Петровых,

в лице Его Сиятельства, герцога Ивана Васильевича Петрова.

Ваше Сиятельство!

Прежде всего позвольте выразить глубочайшую признательность за оказанное честь и внимание моему роду. Для скромного баронского дома Романовых великая привилегия — получить столь скорое и столь значимое приглашение из рук одного из древнейших и уважаемых родов Империи.

Я хотел бы принести искренние извинения за столь долгую задержку с ответом. До недавнего времени мой род ещё не был окончательно утверждён Империей, и по установленным правилам я не имел права направлять подобные письма. Затем последовал вызов ко двору Его Императорского Величества, и лишь после возвращения в Красноярск появилась возможность обратиться к вам с заслуженным ответом.

Отдельное сожаление вызывает то обстоятельство, что, несмотря на то, что именно Вы, Ваше Сиятельство, оказались одним из первых, кто изъявил желание устроить торжество в честь возрождения моего рода, судьба распорядилась так, что первый ужин был проведён в доме князя Оболенского. Прошу отнестись к этому с пониманием: приглашение было сделано лично и в самый неожиданный для меня момент, и я не счёл возможным отказаться.

Тем не менее, я воспринимаю Ваше письмо как официальное и исключительное подтверждение того, что именно род Петровых станет первым, кто в Красноярске организует ужин в честь моего рода. И пусть этот ужин станет не менее важным и знаковым событием, чем тот вечер в столице.

Что до самой организации — позвольте мне отказаться от экстравагантных пожеланий. Я полностью доверяюсь величию и возможностям Вашего славного дома. Уверен, что пир, устроенный Вами, будет блистать в веках. Музыканты, артисты, яства — пусть всё будет на усмотрение Вашего Сиятельства.

Со своей стороны я подтверждаю: я готов прибыть в любое удобное для Вас время — хоть завтра, хоть сегодня — в сопровождении моих трёх невест: госпожи Милены, госпожи Ольги и госпожи Златы Олеговны Рюриковны, а также в сопровождении двух дружинников, верных стражей моего рода.

С величайшим уважением к Вам и к роду Петровых,

Барон Аристарх Николаевич Романов.

P.S. Если по каким-либо причинам моё письмо не дойдёт непосредственно до Вас, прошу считать его направленным также вашему доверенному лицу, указанному в адресной строке переписки.

Ну всё, главное дело сегодняшнего дня я сделал — письмо отправлено. Можно наконец разбираться со всеми бумагами. Хотел уже перейти к документам, даже мелькнула мысль — может, всё-таки взглянуть и на экономическую часть. Полностью доверить это девушкам я ещё не готов, да и самому стоило бы разобраться.

И вот в этот момент в кабинет буквально ворвалась Злата.

— Да как ты посмел!.. — начала она с напускной строгостью, но тут же запнулась, заметив поднос. — О, булочки? Я ещё не завтракала.

Не дождавшись моего ответа, схватила одну, откусила с жадностью и, едва прожевывая, заговорила дальше:

— Тэто… тетя Марина пекла?

Я усмехнулся:

— Да.

— Щас… — промямлила она уже с набитым ртом, кивнула и сунула себе в руки ещё одну.

Я смотрел на неё и невольно улыбался. На балах она — аристократка, безупречная, гордая, сдержанная. А дома, едва почувствует себя своей, превращается в упрямую, стервозную девчонку. Милую и несносную одновременно.

— Да как ты пффсмел!.. — снова попыталась изобразить возмущение, жуя, и это выглядело настолько нелепо, что я не удержался от смеха.

Да ну нет…

Можно сегодня обойтись без приключений и скандалов?

Глава 12

Злата уже раскрыла рот, явно собираясь продолжить свою тираду, но я поднял руку.

— Секунду, дай почту гляну. Потом договорим.

На моих глазах она захлебнулась воздухом и даже на миг замолчала. Вид у неё был такой, будто я вырвал у неё из рук корону. Но я уже скользнул взглядом по экрану.

Новое письмо. Герб Петровых. Логично.

«К 16:00 будет подан лимузин для трёх невест, отдельная машина для дружинников. Организация вечера полностью на нашей стороне. Благодарим за честь и скорый ответ. С нетерпением ждём вас в резиденции», — примерно так выглядело содержание, утопленное в витиеватых оборотах.

Я даже удивился. Злата всё ещё стояла рядом, надутая, но молчала, лишь нервно притоптывала ножкой. Ну-ну. Значит, не так всё сложно, как я думал. Может, всё-таки поддаётся дрессировке? Я усмехнулся. В голове сразу всплыло сравнение с диким зверем. Хотя, пожалуй, оно не так уж и далеко от истины. Или она сейчас играет в покладистость потому, что ей от меня что-то нужно. Впрочем, мы это скоро выясним.

Злата уже расправила плечи, готовясь выдать мне весь накопленный пафос, но я поднял руку:

— Подожди. Все вопросы потом. У меня для тебя есть очень важное задание.

Она моргнула, приподняла бровь:

— Какое ещё, к чёрту, задание? Я пришла ругаться! Ты мне вчера обещал ритуал. А я узнаю, что после прорыва ты не пошёл готовиться, а завалился к Милене и остался там на ночь. А утром, когда я шла в твой кабинет, из её комнаты выходит Ольга. Можешь не рассказывать — весь замок слышал, чем вы занимались!

— Злата… — я вздохнул. — Давай к ритуалу вернёмся позже. Сейчас слушай внимательно. Сегодня мы едем на бал.

— На какой ещё бал? — она даже отшатнулась.

— Званый ужин у герцога Петрова. Считай, самый влиятельный род Красноярска.

— Влиятельный? Герцог? — она фыркнула. — Вот был бы князь — другое дело. Ладно, не спорю, это выше графа или барона. Ты уж извини, я просто привыкла к столице, где всё крутится вокруг князей и крупных герцогов.

Я усмехнулся:

— Мы в Красноярске. И здесь Петров — самая крупная фигура.

Злата нахмурилась, но кивнула.

— Иван Васильевич Петров. Герцог. Артефакты, оружие, контрабанда. Контракты с Японией, Китаем и С.В.Е.Т. На Севере его недолюбливают. К отцу он лоялен, заговоров за ним не замечено. Но тип скользкий. Хотя… если смотреть честно, он одна из главных шишек в твоём Красноярске. Почему не переезжает в столицу? Да потому что здесь проще провернуть свои делишки.

Я даже приподнял бровь. Похоже, вместе со стервозной невестой я получил ещё и энциклопедию по аристократам Империи. И решил уточнить:

— Ты так про всех знаешь?

— Не про всех, — пожала плечами она. — Но процентов восемьдесят крупных аристократов могу перечислить с фактами. Баронов знаю меньше, но многих тоже. А вот графы, герцоги и князья — да, почти все. Не лично, конечно. Папа часто рассказывал.

— Полезно, — признал я.

Она тут же снова вернулась к атаке:

— Но к ритуалу мы вернёмся! Ты обещал, что я буду первой. А вчера просто вырубился.

— Я не мог иначе, — перебил я. — Я вытащил из Милены всё, что её убивало. Вылечил — и сам потерял сознание.

— И как ты это сделал?

Я усмехнулся:

— Пройдёшь ритуал — узнаешь.

— Тогда давай прямо сейчас.

— Не сейчас. Надо готовиться к ужину.

Она прищурилась:

— После ужина?

— Если будут силы — да.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Хорошо, но ты обещал, — протянула Злата и прищурилась. — И какое же задание ты хочешь мне поручить?

— Всё просто, — пожал я плечами. — Как и в прошлый раз: собери девочек. Милену, Ольгу — помоги им собраться к ужину.

— То есть я у тебя служанка, чтобы бегать по дому и искать твоих невест? — фыркнула она.

— Ну, вообще-то ты тоже моя невеста, — спокойно ответил я. — А они твои подруги. Можно сказать, почти родственницы. Ты же не хочешь, чтобы наш род выглядел как-то плохо?

Она вскинула подбородок:

— Пока что я только невеста. Свадьбу мы с тобой ещё не сыграли, и по фактам к твоему роду я не отношусь.

— Ладно, не будем придираться к словам, — я вздохнул. — Девчонки и сами оденутся, но есть нюанс. В столице нам подарили платья и аксессуары — именно их они должны надеть. Будет неправильно, если явятся в чём-то другом. Я уверен, на ужине будут журналисты. Петров не упустит случая показать себя хозяином второго ужина возрождённого тринадцатого рода. Поэтому ты должна помочь им выбрать наряды из тех подарков — и правильно подобрать украшения. Ты лучше понимаешь, какие рода могут оказаться нам нейтральными, а какие враждебными.

Злата фыркнула снова, но уже с лёгкой усмешкой:

— Ну вообще-то я ещё не принадлежу твоему роду. Пока я дочка Императора. Формально я только твоя невеста.

— По факту — моя, — не удержался я от улыбки.

— Формально — ещё нет, — прищурилась она. — Даже ритуал не прошли. Кстати, ритуал ты мне обещал.

— Если не хочешь — ну тогда и ритуала не будет. И свадьбы тоже, — сказал я, нарочно спокойно, но твёрдо.

Злата прищурилась.

— Ты меня пугаешь? — фыркнула она. — Решил напугать? Вообще-то, если помнишь, нас женили без нашего ведома.

— Помню, — кивнул я. — Но раз уж ты пришла ко мне требовать ритуала — слушай и меня. Я прошу тебя как будущий муж: помоги своему будущему роду.

Она вздохнула, закатила глаза.

— Хорошо, хорошо. Ладно. Но помни — ты обещал. — Развернулась и ушла, не хлопнув дверью, но оставив за собой ощущение, что спор ещё не окончен.

Я остался один. И только тогда память выдернула меня обратно в то место, куда я упал после работ с Эхо Милены. Колодец. Чёрная бездна, где шевелилась чужая воля. Там, где разум монстра пытался взять верх.

Я видел, как его тьма накатывает, как вытесняет чужие воспоминания, как пробует занять пустоты внутри меня. И что страшнее всего — я чувствовал, как во мне самом просыпается жажда. Жажда сожрать, разорвать, уничтожить. Всё меньше в этих порывах оставалось меня, Аристарха, и всё больше — чудовища.

Пока две человеческие личности — моя и того самого прошлого барона — держат оборону. Но каждая схватка становится тяжелее. И я не мог не признать: если так пойдёт дальше, я рискую потерять себя.

Филипп. Только он может помочь. Но это потом. Сейчас — ужины, ритуалы, игры в аристократию. А там посмотрим, кто кого.

До ужина оставалось ещё время. Я глянул на часы — 9:30 утра. По факту до 16:00 у меня впереди целый день. Почему бы не проверить, что там у Максима с разбором монстров? Собрали ли всех, удалось ли хоть что-то выручить? И что с тушей девятки — объявился ли кто-то, претендовал ли на неё?

Чтобы не бегать по поместью, я набрал Максима по телефону. Ответил он сразу:

— Да, Господин.

— Где ты? Я подойду.

По голосу слышно — тренируется.

— На плацу, господин.

— Хорошо. Сейчас буду.

Я направился к плацу. Может, получится и самому размяться: после вчерашнего чувствую прибавку сил. Нет, до следующего ранга я ещё не дотянул, но возможности явно выросли. К тому же я ещё ни разу не пробовал свой третий ранг в дуэли с дружинниками.

И надо предупредить Максима: он и Марк поедут со мной на ужин к Петрову. Только вот как поступить с Марком? Или лучше взять Филиппа? Наверное, так и сделаю: Филиппа — рядом, а Марка отправлю двигаться сбоку, проверять территорию.

Поймал себя на мысли: всё это начинает выглядеть как классический «рояль» в книгах, когда автор щедро сыплет плюшками на голову главного героя. Только вот в моём случае — плюшки ли это? Два сильных бойца в моём роду звучит красиво. Но, как показала практика, они не так уж и непобедимы. Максим, хоть и двенадцатый ранг по Пути Силы, не справился один с девяткой. Значит, и его силы не безграничны, и считать его непрошибаемым не стоит.

А Марк вообще отдельная история. Наёмный убийца, тихушник — да, убить по заказу он сможет. Но в роли дружинника и охранника он пока никак не подходит, пока я не приведу его внешний вид в норму. Этим тоже придётся заняться.

Злата — отдельная удача. Энциклопедия по аристократам Империи в юбке. Но вместе с тем и дополнительная проблема: теперь я под постоянным прицелом камер. Императорская семья всегда на виду, и я до сих пор удивляюсь, почему у ворот ещё не пасутся журналисты. Может, вышел указ или есть ещё какая-то причина.

Все эти мысли крутились у меня в голове, пока я шёл к плацу. И вывод был один: то ли это и правда подарки судьбы, то ли проблемы, последствия которых я пока даже не понимаю.

Я вышел к плацу — и застал неожиданную картину: Максим рубился не с дружинниками, а с самим Марком. Оба работали не в полную силу, но Эхо вспыхивало от каждого удара, словно искры на ветру. Завидев меня, они синхронно прекратили и пошли навстречу.

— Доброе утро, господин, — спокойно бросил Максим.

— Д-оброе… — прохрипел Марк, ухмыляясь.

И одновременно, как сговорившись:

— Мы так понимаем, ночь у вас была… очень бурная?

Я едва не зашипел от досады и хлопнул себя ладонью по лбу. Ну конечно! У этих двоих слух, как у хищников. Слышат, блин, всё. И как мне теперь заниматься любовью, если каждый шорох они ловят на другом конце особняка?

Судя по моему лицу, догадаться им было несложно — и оба заржали в голос.

Я смотрел на них и думал: ну как мне всерьёз выглядеть главой рода, если даже мой глава дружины и первый наёмный убийца Империи ржут надо мной, как школьники? И всё же, где-то глубоко внутри было тепло. Потому что эти двое уже переставали быть просто «моими людьми». Они становились друзьями.

— Вообще-то, — заметил я сухо, — вы должны следить за своим господином, а не за его спальней.

От этого они рассмеялись ещё громче.

— Господин, — прищурился Максим, — так кто же лучше?

— Да идите вы оба в баню!

— Баню-то мы как раз и просим, — хмыкнул Максим. — Наши ребята жалуются: парилка разваливается. Надо бы восстановить.

— Ладно, поговорим о финансах. А пока — как дела с монстрами?

Максим поморщился, и тут Марк, не выдержав, влез:

— Говори уж прямо… без в. выкрутасов. Всё благодаря великому… и могучему Марку, @#$%! — просипел сияющий от гордости убийца.

— Да-да, именно благодаря этому недоразумению, — кивнул Максим. — Мы сбыли часть туши не через Империю, а иначе. На чёрном рынке цена вышла выше.

— Чёрный рынок? — я приподнял бровь. — А это вообще не обернётся проблемами?

— Господин, — пожал плечами Максим, — род сам решает, как распоряжаться добычей. Чёрный рынок не всегда такой уж чёрный. Там хватает серых сделок, ничего противозаконного.

Марк, едва разговор зашёл о деньгах, начал сипло хрипеть и выдать целую тираду ругательств. Его даже не смущало, что я здесь «господин».

— @#%& император… — прохрипел он зло. — И вправду подчистили… в..все мои нычки. Всю жизнь собирал…, а в итоге нашёл только ж. жалкие восемьсот тысяч в тайнике, про который сам давно забыл.

Я про себя заметил, что ему стало легче разговаривать. Меньше хрипов. Меньше свистов. Все-таки общение с Максимом идет ему на пользу. Они стали закадычными врагами.

Я приподнял бровь. Значит, служба Императора прекрасно знала, где хранятся тайники первого убийцы Империи? И раз всё это время его не брали — значит, был нужен. Наверняка выполнял кое-какие заказы и для них. Впрочем, неудивительно.

— Восемьсот тысяч — тоже сумма, — заметил я.

— Сумма-то неплохая, — хрипло согласился Марк. — Но придётся вас огорчить. Чтобы стабилизировать мои мутации, мне нужно четыреста пятьдесят тысяч. Уже договорился с человеком, он всё проведёт.

Слово «стабилизация» меня зацепило. Раньше с таким не сталкивался, придётся уточнить позже. Но сейчас — не время.

— Ладно, — я перевёл взгляд на Максима. — Сегодня у нас ужин у Петровых.

Тот скривился так, словно укусил лимон.

— Что-то не так? — уточнил я. — Есть счёты с герцогом?

— Да нет уж прямо счётов, — нехотя ответил Максим. — Но его дружинники слишком часто заходили в наш разлом. Всегда будто «случайно». Формально они не нарушали закон: были без гербов и опознавательных знаков. Но мы-то знали, кто они. Некоторые раньше работали у нас. А после смерти ваших родителей дела у рода пошли хуже, чем при них. И нам оставалось только смотреть. По закону Империи охотиться на чужой территории не запрещено.

Я кивнул. Всё логично.

— Сейчас ситуация меняется, — продолжил Максим. — Раз мы стали тринадцатым родом, то к нам должны закрепить ещё один или два разлома. Но беда в том, что рядом нет ни одного свободного. Значит, либо чиновники выделят новые земли, либо нас оставят в покое.

Я усмехнулся:

— В покое нас точно не оставят. Давить будут — вопрос лишь когда и как. — По деньгам, — перешёл я к главному.

— В общей сложности заработали около трёхсот пятидесяти тысяч, — отчитался Максим. — Пару туш забрали императорские маги, но всего одну восьмого ранга. Девятка почти вся сгорела — после тех ракет там и кристалла не осталось.

Я нахмурился. Значит, расчёт был именно на это: чтобы мы не получили основную прибыль. С девятки могли бы вынести ещё сто пятьдесят, а то и двести тысяч. Но кто-то постарался оставить нас без заработка.

Триста пятьдесят тысяч — тоже немало. Но слишком уж часто за последнее время мы сталкивались с высокоранговыми монстрами. Если это устроили Граф и Барон, то у них был резон. Они понимают, что такими темпами я соберу нужные два с половиной миллиона и выкуплю завод обратно.

А ещё впереди наверняка «подарок» от Императорского дома. Всё-таки прорыв мы остановили. Пусть официально это никак не афишируется, но Император не мог остаться в стороне. Вопрос только в том — что именно придёт. Искреннее вознаграждение… или новая головная боль.

Если всё сложить, то наш род уже нельзя назвать бедным. Императорские два с половиной миллиона, плюс сбережения рода, плюс новые триста пятьдесят тысяч — выходит чуть больше трёх миллионов. Сумма внушительная, и распоряжаться ей нужно с умом. Точную сумму сказать не смогу, так как невесты уже начали подготовку к свадьбе.

Только вот нельзя идти по стандартным дорожкам «попаданцев»: открыть самогонный заводик или подобную ерунду. Мир здесь почти не отличается от моего прошлого — те же технологии, схожие производства, оружие хоть и местное, но всё равно повторяет аналоги. Придётся искать что-то более хитрое. И желательно так, чтобы я сам был минимально вовлечён: нужен бизнес, который сможет работать без постоянного моего участия.

Вернуть завод? Мысль есть. Но тогда останется меньше миллиона на руках. Впрочем, даже этих денег хватит надолго. Только вот, глядя на отчёты, понимаю: прибыль там не сказочно велика. Одна из сделок у новых владельцев тянула на миллион, но чистая выгода — всего около двухсот тысяч. Поймал себя на мысли: смешно, три миллиона на счету — и уже двести тысяч кажутся копейками. Хотя, может, это и правильно. Бедный всегда мыслит бедно, богатый считает деньги лишь инструментом — и богатство к нему тянется.

Но и тратить надо с умом. У кого-то телефон в кредит — это радость. У меня же речь идёт о совсем других суммах. Первое, что нужно сделать, — дать команду Максиму: закупить обмундирование и боезапас. Чую, прорывы ещё будут. И скорее всего — скоро.

— Ладно, Максим, — сказал я. — Ситуация такая. В 16:00 к нам приедет машина от герцога. Едем я, ты, мои невесты и ещё один. Думал взять Марка.

— Я не поеду, — прохрипел тот. — Людей не люблю. Лучше рядом пройду, в стороне.

— Я тоже к этому склонялся, — кивнул я. — Поэтому поедет Филипп. Всё-таки он мой фамильяр, а после ритуала мы почти не общались. Надо наверстать. Марк, возьмёшь свои игрушки, пройдись по лесу, проверь путь. Герцог, может, и проложит дорогу, но подстраховаться надо.

— После тренировки сразу выйду, — коротко бросил Марк. — Всё прочищу и буду держать под контролем до самого герцогского дома.

Я усмехнулся. Уверен, у этого человека в голове карта всех аристократических поместий Империи.

— Фамильяр, значит? — протянул Марк. — А это как?

Максим усмехнулся:

— Понравится. Хочешь, и с тобой ритуал провернём?

— Чего? — нахмурился Марк.

— Потом узнаешь, — ухмыльнулся я. — Ладно, утро, пора размяться. Только просьба — по лицу не бейте. К ужину должен выглядеть прилично.

Оба переглянулись, хищно усмехнулись.

— А может, я все-таки с дружинниками? — предложил я.

— Нет, — синхронно ответили они. — С нами.

Максим подмигнул:

— Я ему рассказал, как вы сами лезли в первые ряды в разломе. Так что тренировка у нас для вас, Господин, уже готова. Хотели стать сильнее? Мы готовы.

И да, я точно знал: этот день спокойно не пройдёт. Синяков, может, и не останется, но болеть тело будет наверняка.

Может не стоило напрашиваться на тренировку?

Глава 13

Три часа Марк с Максимом гоняли меня по плацу. Нет, прямых ударов я от них не получал — весь смысл был в другом. Они заставляли меня бить, а сами лишь играли на разнице в опыте: шаг в сторону, лёгкий уход, подставленная нога — и вот я уже лечу корпусом туда, куда они запланировали.

Я быстро понял: дело не только в силе. Тело у меня крепкое, подготовленное, но до уровня Максима Романовича и Марка-тихушника ещё далеко. Их движения были слишком точными, выверенными, будто каждая ошибка с моей стороны заранее записана у них в голове.

Дружинники стояли вокруг, наблюдали. Но никто даже не подумал ухмыльнуться или бросить подколку. Не из-за уважения к моему титулу — к этому они привыкли. А из-за уважения к самому факту: я решился выйти в спарринг с двумя такими монстрами.

После тренировки я вернулся в дом, принял душ и спустился в столовую. Тётя Марина уже ждала — поставила передо мной тарелку ухи и тарелку жаренного риса с курицей в хрустящей панировке. Простая еда, но пахла так, что я ел, не отвлекаясь, пока не осталась только пустая посуда.

На минуту даже захотелось завалиться на диван и предаться той самой «свинячьей болезни» после еды. Но день был расписан под завязку. Дел хватало.

Мне нужно было взглянуть на Эхо Филиппа — ещё до ужина. Хотел проверить один замысел: если всё получится, я избавлюсь от навязчивых кусков памяти монстра, что прорываются в моё сознание и тянут за собой чужие желания. А может, заодно и сам Филипп станет сильнее.

К тому же мы толком и не разговаривали после ритуала. Да, здоровались, виделись, но нормального общения не было. Бумагами занимались дружинники или Максим Романович — такие вещи не требовали моего вмешательства. Всё и так было подготовлено ещё Яковом. Мне же оставалось только иногда кивнуть и подписать то, что и без меня давно решили.

Но вот с самим Филиппом стоило наконец пообщаться как положено.

Я решил пойти к нему. Искать его смысла не было — фамильяр чувствовался на расстоянии. Стоило лишь выбрать направление, и шаги сами вывели меня туда, где он находился.

Я вышел из дома и обошёл поместье к заднему двору, туда, куда обычно тянуло Филиппа — к бельевой, где на верёвках колыхалось свежее бельё. Уже заранее знал: найду там не только его. Света тоже будет рядом.

Любопытный момент. Ещё в первый раз я уловил в ней проблеск Эхо — незначительный, но явный. Теперь же, после того как восстановил канал Ольге, у меня появилась идея. Почему бы не попробовать и со Светой? Эксперимент. Почти как в одном из любимых романов Мэри Шелли — «оно живое», ха-ха. Усмехнулся про себя, представляя себя злым учёным.

Картина была ожидаемой: Филипп ворковал со Светой. Она внешне держалась спокойно, даже чуть холодно, будто не собиралась показывать лишнего. Но Эхо не обманешь. В его всполохах я ясно видел то, что она прятала: симпатию, интерес. Те же чувства, что открыто сияли в самом Филиппе. Он проявлял их прямо, а она прятала под маской равнодушия.

Я задержался взглядом на Эхо Филиппа. Оно изменилось. Он стал сильнее. Не потому, что тренировался — нет, это чувствовалось иначе. В структуре его Эхо я видел перелив собственной силы. Моё Эхо питало его, часть моих нитей встроилась в его сосуд, подпитывая и укрепляя его. За счёт этого он рос, становился выносливее, крепче.

Но главным было другое. Чем ближе я подходил, тем отчётливее видел: в нём начали рождаться каналы магии. Когда-то там не было ни малейшего намёка. А теперь — тонкие линии, узоры, символы. Они только зарождались, но процесс уже шёл.

И тут меня кольнула мысль. К Филиппу я могу подключиться легко — рукопожатия хватит, чтобы проверить свою задумку. Но вот со Светланой? Как коснуться так, чтобы это не выглядело странно или двусмысленно? Поблагодарить, похлопать по плечу? Слишком прямолинейно.

Решение оказалось глупым, но единственным. Я притормозил шаг, прикинул расстояние и понял: остаётся сыграть в старый добрый «аниме-метод». Неуклюжесть — наше всё. Да, будет выглядеть дико: воин по Пути Силы седьмого ранга спотыкается на ровном месте. Но времени придумывать что-то лучше уже не было.

Сделав шаг, я будто запнулся и едва не потерял равновесие. Плечом задел Светлану — и в тот же миг протянулся к её Эхо. Вспышка — и я ощутил: да, это возможно. Сил сейчас не хватит, но даже этого касания было достаточно, чтобы нащупать её схемы и попытаться подтолкнуть одну из них к росту. Символы дрогнули, будто оживая, ускоряя развитие.

— Простите, — выдохнул я, выпрямляясь. — Видимо, ноги после тренировки ещё не держат.

Филипп обернулся и поклонился:

— Здравствуйте, господин. Мы видели, как вы тренировались с Максимом Романовичем и Марком. Честно сказать, это произвело впечатление. Для всех дружинников выйти против них — всё равно что шагнуть в мясорубку. Мы знаем, на что они способны. А вы вышли добровольно. За это вас уважают все.

— Да ничего страшного, — ответил я, чуть усмехнувшись. — Я сам хотел стать сильнее. Так что нормально, если тренироваться с теми, кто сильнее меня. Рост воина так и происходит — через боль и ошибки. Но да, признаю, с ними тяжело. Очень.

Филипп кивнул, соглашаясь, и мы обменялись короткой улыбкой.

— Разреши? — я протянул руку.

Он вложил ладонь в мою без вопросов, полностью доверяя мне. На миг ощутил знакомое переплетение нитей, перелив силы — и всё, достаточно.

— Спасибо. Всё понял. Отлично. Кстати, сегодня ты едешь со мной. В сопровождении, вместе с Максимом. Ужин у герцога Петрова.

— Да, господин. Никаких проблем, — спокойно ответил он.

Мы перекинулись еще несколькими фразами, потом попрощались, и я направился готовиться.

До выезда оставалось чуть больше трёх часов. Я попробовал было заглянуть к девушкам, но едва подошёл к их комнате, как изнутри донёсся спор на повышенных тонах. Влезать туда — всё равно что шагнуть в клетку к медведям, которых только что разбудили после спячки. Перспектива сомнительная. Так что я благоразумно развернулся и пошёл собираться сам.

Время пролетело быстро, и ровно через два с половиной часа к воротам особняка подали машины. Главный акцент — длинный чёрный лимузин с тонированными окнами, под блеск которого Петров явно хотел вложить часть своей репутации. Для дружины выделили отдельный внедорожник, массивный джип, больше похожий на военный транспорт, чем на просто автомобиль сопровождения. А следом за ними выстроились ещё три машины охраны — чёрные седаны, в которых угадывалась привычная аристократическая сдержанность и намёк на силу.

Колонна смотрелась внушительно. Сомнений не оставалось: это не просто «поездка на ужин». Это демонстрация. И, разумеется, реклама для всего Красноярска — кто именно сегодня прибывает в дом Петрова.

Мы расселись по местам, и кортеж тронулся.

С Максимом мы ещё до выезда договорились: до самого особняка я буду ехать в салоне с гарнитурой, чтобы слышать его переговоры с Марком. У Марка стояла такая же — и пока он прочёсывал первые двадцать пять километров, в эфире звучал только мат. Всё чисто, ни одной засады, а он ворчал, что «такого уважаемого убийцу отправили на пустую прогулку».

Но я и сам понимал: сегодня сюда никто не сунется. Во-первых, ужин был организован за один день, а именно в течение 8 часов, и я не уверен что за такой короткий срок возможно было бы подготовить покушение на убийство. Во-вторых, слухи летят быстро: после того как в этих лесах полегло шестьсот элитных наёмников, мало кто рискнёт собирать маленькую группу ради налёта на барона. Самоубийц немного.

Максим подтрунивал его по рации:

— Прыгай, прыгай, белка.

Марк в ответ только хрипел и матерился. Они ругались постоянно, но я видел — безопасность на высшем уровне.

Девушки в салоне выглядели безумно прекрасно. И в то же время — напряжённо. По чуть надутым губам Златы и Ольги я понял: скорее всего, именно они сцепились, когда я проходил мимо их комнаты. Милена к таким сценам отношения не имела: последние годы, проведённые в дружине, сделали её слишком жадной до любого праздника. Для неё сейчас любое торжество — повод пожить как девушка, а не как воин. Она и так знала, что в любом платье будет ослепительна.

А вот Злата и Ольга явно чего-то не поделили. Всю дорогу они сидели, отвернувшись друг от друга, упрямо дувшись. Разговоров почти не было: стоило Ольге или Милене повернуться ко мне — и они краснели, а Злата всякий раз демонстративно фыркала.

Я же мог наконец спокойно додумать то, что крутилось в голове уже не первый день. План, который я выстроили с Сергеем и Светой, должен сработать. Эксперименты будут, и если удача улыбнётся — я, возможно, смогу избавиться от той сущности, что всё сильнее давит изнутри.

До резиденции Петровых мы добрались без помех. На подъезде упёрлись в пробку: десятки машин выстроились в ряд у ворот, и вспышки камер сверкали непрерывно. Но, как и на приёме у князя Оболенского, для нас выделили отдельный путь. Настоящий зелёный коридор. Всё-таки главный гость вечера был именно я.

Стоило миновать ворота — и сразу стало ясно: здесь не просто богатство. Здесь демонстрация. Сад развернулся перед нами театральной декорацией, спроектированной так, чтобы впечатлять ещё с первых метров. Аллеи вытянуты прямыми линиями, газоны выстрижены до миллиметра, деревья подсвечены снизу так, что их кроны парили в воздухе. По бокам шли каналы с водой, подсвеченные мягким голубым светом. Это была не природа — а мануфактура, где каждая ветка и каждый камень куплены, подогнаны и выставлены, словно экспонаты.

Сам дом вырастал за садом, и его облик говорил громче любых слов: самый богатый человек Красноярска живёт здесь. Это был не старый замок, ухоженный и подлатанный, как у Оболенского. Нет — здесь чувствовался жест: сломать прежнее и построить заново по последней моде. Панорамные окна в пол, стальные балки, стеклянный купол целого крыла, подсвеченные колонны, которые больше похожи на прожектора статуса, чем на элементы фасада. Я даже не удивился бы, если бы когда-то здесь действительно стоял замок, но Петров решил, что камень устарел, и заменил его на стекло и бетон.

С инженерной точки зрения некоторые решения поражали: такие пролёты из стекла держать сложно, нужны сложнейшие опоры и миллионы на расчёты. Но Петрову это было только в радость. Деньги здесь текли рекой, и он явно наслаждался тем, что может позволить себе то, чего не сделает никто другой. Если у Оболенского главное — это сохранённая история рода, то у Петрова — вечная погоня за модой. Он словно говорил: выше меня в Красноярске нет никого, и я покажу это каждому, кто сюда войдёт.

Лимузин сделал полукруг вокруг центрального фонтана. Струи били выше самой крыши, подсветка играла всеми цветами, и даже наш длинный автомобиль не выглядел нелепо на этом круге почёта. Всё было рассчитано: размер, масштаб, свет. Помпезность доведена до грани, и только там, где уже начинался перебор, её обрывали, оставляя ощущение «вкуса дорогого».

И вот впереди протянулась красная дорога. Широкая, вычищенная, под мощным светом прожекторов. По обе стороны — ограждения, за ними толпы журналистов, вспышки, камеры. Охрана выстроилась цепью, держа людей на расстоянии. Картина напоминала приём у Оболенского, но здесь всё было масштабнее, ярче, громче.

В пробке за воротами я успел заметить машины куда дороже нашей. Значит, здесь собрались и столичные гости. Второй ужин в честь Тринадцатого рода — событие, ради которого обязаны отметиться все. Я не строил иллюзий: приехали не ради меня, а ради статуса. Не удивлюсь, если в зале окажутся князья из столицы.

Лимузин свернул на выделенную аллею, обогнул сияющий фонтан и остановился перед красной дорогой. Камеры вспыхнули, журналисты навалились на ограждения, охрана держала их жёстко. Водитель заглушил мотор, и в тишине я обернулся к девушкам.

— Ну что ж, — сказал я тихо, — начинается вечер. Надеюсь, все вернёмся домой живыми.

Они посмотрели на меня хмуро, и ни одной лишней улыбки не мелькнуло на их лицах: каждая прекрасно понимала, что сегодня Император не появится, и никакой протекции за моей спиной нет.

А в голове кольнула мысль: может, всё-таки обойдётся? Может, эти дуэли на балах — просто клише из книг? Но я-то был не в книге. И слишком уж очевидным казалось: сегодня кто-то попробует меня убить.

Глава 14

Мы вышли из машины. Дверь открыли дружинники, и по этикету первым ступил я. Хоть моим невестам и протянули руки, предлагая помощь, я взглядом показал, что справлюсь сам. Поэтому сам выпустил каждую — одну за другой.

Самое смешное: порядок оказался обратным. Первой вышла Злата, за ней Ольга, и последней — Милена. Не удивлюсь, если за те несколько секунд, пока я поднимался, Ольга со Златой успели обменяться молчаливыми фырканьями. Соперничество между ними ощущалось даже без слов.

Вспышки камер били по глазам без остановки, заливая пространство светом так ярко, будто вспыхнуло пламя. Я уже ничему не удивлялся: всё это было частью спектакля, поставленного для того, чтобы ещё раз подчеркнуть величие Петрова.

Если у Оболенского нас встречал лишь распорядитель, то здесь стоял сам герцог — рядом со своим наследником. Они вышли вперёд: герцог протянул руку в знак приветствия, следом за ним сделал то же Фридрих. Всё — как положено: правильные позы, нейтральные выражения лиц, ничего лишнего. Аристократические привычки в чистом виде.

Пожав мою руку, герцог вежливо спросил:

— Вы не возражаете, если мы сделаем пару кадров для газет? Такое событие для Красноярска не каждый день. В столице, возможно, подобное стало привычным, но здесь рождение нового великого рода — большая редкость. Прошу вас, не откажите в таком удовольствии.

Сказано это было безупречно: мягко, культурно, так, чтобы просьба не прозвучала приказом и не пошла дальше пересудами. Я кивнул:

— Разумеется, я не возражаю.

— Тогда прошу, — герцог жестом указал на специально подготовленную фотозону.

Мы прошли чуть дальше, и я увидел стенд с гербом, подсветкой и фоном для прессы. Я бы не удивился, если бы меня тут поставили как обезьянку на пляже, чтобы каждый гость мог сделать снимок на память. Конечно, никто бы себе такого не позволил, но мысль показалась настолько смешной, что я едва не усмехнулся вслух.

Герцог выделялся в красном сюртуке, сшитом из плотной ткани с лёгким блеском. Чёрные лацканы, тёмные пуговицы, белоснежная сорочка и тонкая чёрная лента галстука на шее — всё подобрано так, чтобы смотреться броско, но не вычурно. Красный оттенок явно был выбран намеренно: рядом со мной в синем он выглядел как противоположный полюс.

Фридрих же был в белом. Камзол из плотного гладкого материала, серебристые пуговицы, строгий прямой крой. Белизна ловила свет камер и подчёркивала его фигуру так, что взгляд сам цеплялся. Наряд не выглядел празднично-наивным — скорее, подчёркнуто холодным, без единой детали лишнего.

Их герб заслуживал отдельного внимания — тяжёлый силуэт слона, исполненный в том самом стиле, что в моём мире был характерен для индийских храмов. И здесь Индия существовала, но жила по принципу куда более суровой Северной Кореи: полностью закрытая территория, на которую не мог попасть никто извне. Про неё ходили легенды — говорили, что внутри скрываются особые артефакты, что там есть уникальный разлом, из которого выходят редчайшие монстры и детали для модификаций. Поэтому меня не удивляло, что герцог Петров выбрал именно этого зверя для символа рода. Такой герб выглядел как откровенное заявление: если нужно, он достанет даже то, что закрыто для всего остального мира.

Что удивило меня больше всего — они не возражали фотографироваться и с моими невестами. С одной Златой это было бы понятно: дочь Императора любили и почитали все. Но и к Милене с Ольгой отнеслись так же, без тени пренебрежения. Либо играли очень тонко, либо действительно считали естественным, что всё должно выглядеть именно так.

И вот в такие моменты я особенно ощущал, что я чужак. Для них эта игра в роли была чем-то привычным и естественным, для меня же — сценой, в которой я участвую по чужим правилам. Но во мне жил и барон, обученный тем же манерам, что и эти аристократы. И именно он подсказывал: каждый шаг, каждый жест сейчас был сделан вовремя и в правильном месте. Герцог и его сын выглядели по-разному — красный и белый, — но вели себя одинаково. Даже двигались синхронно, словно заранее отрепетированная сцена.

Фотосессия заняла всего пару минут. Все мы — даже я — встали рефлекторно, как положено: каждый на своём месте, в правильной позе, будто всё это было заранее отрепетировано. Этого оказалось достаточно: одна-две минуты — и я был свободен.

Герцог, сохраняя безупречную вежливость, заговорил первым:

— Аристарх Николаевич, прошу простить меня. Подъезжают новые гости, а я, как хозяин дома, обязан встретить каждого лично. Проходите: ужин уже накрыт, у официантов есть лёгкий алкоголь и безалкогольные напитки. Через сорок минут начнётся первое шоу. Надеюсь, у нас ещё будет время пообщаться. Но сейчас, извините, я должен откланяться.

— Конечно, Иван Васильевич, всё прекрасно понимаю, — ответил я.

И я отметил: ни «здравствуйте», ни других формул приветствия здесь не прозвучало. В здешнем этикете рукопожатие уже считалось достаточным знаком уважения, слова были бы избыточны. Тем более в окружении вспышек и шума журналистов: в моём мире люди попытались бы перекричать толпу, но здесь повышение голоса считалось бы ошибкой для аристократа. Жест и момент были важнее любой реплики.

Мы с невестами прошли в зал. Я не удивился, что он выглядел современно: на первый взгляд — классический бальный, колонны, высокий потолок, блеск паркета. Но стоило присмотреться — и было понятно: достаточно пары переключений, и это помещение превращается в клубную арену со светомузыкой. Универсальный зал, одинаково подходящий и для бала, и для современной вечеринки.

Масштаб поражал. Здесь могло уместиться две-три тысячи человек, хотя с улицы размеры здания выглядели куда скромнее. Ещё больше удивляло то, что этот зал находился сразу за гостевым холлом. По сторонам уходили лестницы на верхние этажи, а сам дом явно тянулся глубоко вглубь территории. Я понимал: за этим залом скрываются ещё помещения, и Петров даже здесь нашёл способ показать, насколько велики его ресурсы.

Девушки двигались так же чинно, как и на приёме у Оболенского, только на этот раз нас никто не объявлял. Возможно, так было задумано, а возможно — просто формат ужина требовал большего «современного» вида. У Оболенского звучали имена — дань традиции. Здесь — тишина и движение без лишних слов.

Столы ломились от закусок. Главное отличие тоже бросалось в глаза: если у Оболенского на каждом квадратном метре стола было пять блюд, то здесь — восемь. Казалось, Петров специально изучил чужое меню и решил превзойти соперника во всём.

И тут я заметил самого Оболенского. Он шёл в нашу сторону, и люди расступались перед ним так, будто проходил сам Император. Каменное лицо сохраняло невозмутимость, но микродвижения — уголки глаз, брови, лёгкая тень улыбки — выдавали раздражение. Его бесило, что ужин у Петрова вышел даже богаче, чем у него самого. Хотя времени на подготовку было у обоих примерно одинаково, в столице всё доставалось проще и быстрее, а Петрову пришлось многое везти срочными порталами.

Зал был выдержан в тех же поведенческих красках, что и у Оболенского: люди переговаривались небольшими группами, кто-то держался у столов, официанты двигались по толпе с подносами, на которых блестели бокалы и даже ряды шотов. Я невольно удивился: Петров, похоже, решил дать выбор буквально во всём, что можно было успеть организовать за шесть — восемь часов. Выложился на полную.

На нас обратили внимание, но уже не так, как на приёме у Оболенского. Там мы были центром, здесь — лишь точка интереса. Впрочем, это было закономерно. В толпе я заметил несколько обособленных групп, к которым почти никто не подходил. В этих кружках стояли представители других Тринадцати родов. Они бросали короткие взгляды в мою сторону, но никто не задерживался. Жест был очевиден: мы почтили тебя присутствием, но общаться пока не намерены. И я, признаться, тоже не горел желанием заводить беседы.

Главное было выдержать время. По правилам этикета, если ужин устраивается в твою честь, ты обязан находиться на нём не менее четырёх часов. Это — минимальный срок, допускающийся лишь при форс-мажоре вроде войны. А по нормам приличия — пять. И учебник по аристократическим правилам, кстати, существует вполне реально: в нём это прописано чётко, как свод законов. В моём мире обучение этикету было скорее формальностью; здесь же — почти наукой. Так что впереди меня ждало пять часов, и единственная надежда была на то, что я смогу их пережить без дуэли.

Я решил действовать так же, как в прошлый раз: двигаться к столам, прикрываясь ими и стеной, создавая себе более безопасную зону. Слишком часто именно в толпе и на открытых пространствах случаются вызовы. Сейчас я чувствовал себя увереннее: третий ранг давал мне возможность сражаться на равных с магами четвёртого-пятого рангов. Управление Эхо стало точнее, я начал лучше видеть структуру потоков, даже пару раз сумел спутать движения Максиму и Марку, перенаправив их потоки в сторону. Это давало преимущество почти в два ранга, хотя в итоге победы мне пока не приносило.

Но желания сражаться всё равно не было. Я не пацифист, но понимал: любой вызов будет с преимуществом на стороне противника. Формально я числился вторым рангом, третий ещё не был зафиксирован, и вызывать меня имели право маги вплоть до девятого. Да, вряд ли кто-то из старших позволит себе «опуститься» до подобного вызова. Но если это всё же случится, скорее всего, это будет четвёртый или пятый ранг. С ними, в теории, я уже мог справиться.

Мы начали двигаться к столам. Толпа расступалась медленно, но упруго — словно у аристократов действительно были глаза на затылке. Никто не врезался в нас, не пытался встать на пути: один шагал в сторону, и вся цепочка позади смещалась вместе с ним. На первый взгляд всё выглядело естественно, но именно в такие моменты я держал себя максимально настороже. Стоило кому-то нарочно сделать шаг назад — и это легко могли трактовать как оскорбление.

Я чувствовал, как Оболенский изменил свою траекторию. Он тоже понял, что мы идём к столам, и скорректировал шаги так, чтобы наши маршруты пересеклись. Со стороны это выглядело как случайность, но я понимал: началась игра. Теперь каждая мелочь могла обернуться ловушкой.

Я сосредоточился. В Эхо вспыхивали разноцветные оттенки эмоций: спокойствие, раздражение, зависть, интерес. Где-то ровный поток — безопасно. Где-то всполох искры — скрытая злость. Были и те, чьи эмоции я почти не мог прочитать: сильные маги глушили Эхо, скрывали чувства за стеной силы. Там я ориентировался по микродвижениям: случайный взгляд в мою сторону, задержка дыхания, улыбка, за которой проскальзывает неприязнь. Всё это я считывал и обходил, корректируя шаги.

Я отмечал: вот женщина слишком активно жестикулирует бокалом — риск того, что «случайно» прольёт; вот мужчина во время смеха краем глаза косит в мою сторону чаще, чем нужно; там стоит маг шестого ранга — опасный уровень, его я лучше обойду; а вот девятый — он слишком высок для того, чтобы опуститься до вызова. Всё это я просчитывал мгновенно, выстраивая маршрут так, чтобы мы проходили там, где шанс конфликта минимален.

Девушки двигались рядом со мной идеально ровно. Все трое были воспитаны одинаково, держали шаг и спину безупречно. Лишь Злата привычно шла на полшага впереди — жест, въевшийся в неё, как в дочь Императора. Но это не мешало, а лишь подчёркивало ритм. Мы выглядели цельной четвёркой, а я вёл их так, чтобы места хватало каждому нашему шагу.

Я понимал: это тоже бой. Бой без оружия и заклинаний, где любая ошибка — повод для дуэли. И потому действовал так, как и подобает мастеру: использовать всё — зрение, слух, чтение Эхо, микромимику, логику — чтобы не дать ни единого шанса застать себя врасплох.

Мы встретились у столов так, словно это произошло случайно. Каждый из нас просчитал маршрут так, чтобы сойтись именно здесь — но выглядело это естественно, будто стечение обстоятельств. Первым, как и подобало его положению, руку протянул князь.

— Аристарх Николаевич, — сказал Оболенский, его губы тронула лёгкая улыбка. — Рад приветствовать вас на этом вечере.

— Добрый вечер, князь Оболенский, — ответил я и принял рукопожатие.

Он слегка повернулся, кивнул моим спутницам:

— Дамы.

Уважение было проявлено ко всем троим сразу, ровно и без акцентов, даже Злата — дочь Императора — не была выделена отдельно. И именно это выглядело показательным: князь умел держать баланс.

— Иван Васильевич, — произнёс он дальше, — сумел превзойти ожидания. Приём получился… более чем достойным.

Я уловил в его улыбке напряжение. В микродвижениях — тень раздражения, жёсткий излом бровей, едва заметное сжатие уголков губ. Слова звучали вежливо, но внутри кипела злость и досада: он не ожидал, что Петров осмелится и сможет превзойти его собственный ужин.

— Да, — ответил я спокойно. — Признаюсь, и для меня многое стало неожиданным.

— Хм, — Оболенский чуть качнул головой, и в его глазах мелькнула тень усмешки. — Впрочем, неожиданности — украшение любого вечера, не так ли?

— Совершенно верно, — кивнул я.

Разговор звучал лёгким и формальным, но за словами читалась борьба. Князь вежливо признавал чужой успех — и одновременно ненавидел сам факт того, что ему пришлось это сделать.

И именно в этот момент к нам подошёл парень. Без всяких предисловий, прямо и нагло он сказал:

— Я вызываю вас на дуэль. Вы оскорбили меня тем, что не ответили на моё письмо.

В зале повисла тишина. Я удивился настолько, что даже не сразу нашёлся с ответом. Злата, обычно державшая лицо, сбилась на вдохе. Оболенский только скосил взгляд и хмыкнул, как будто это шоу приготовили специально для него.

Передо мной стоял парень — лет девятнадцати, подтянутый, ростом почти со мной. Светлые волосы, ярко-голубые глаза, лицо, будто сошедшее с плаката для девичьих мечтаний. Настоящий принц. И, к сожалению, настоящий идиот.

— Простите, — я чуть склонил голову, — не могли бы уточнить, о каком письме идёт речь?

Он выпрямился, чеканя каждое слово:

— Алексей Вячеславович Исаков. Наследник баронского рода Исаковых. Покойные родители госпожи Ольги обещали её мне в жёны. Я направил вам официальное письмо с требованием отказаться от помолвки. Вы проигнорировали его.

Ольга в этот момент едва не поперхнулась канапе, которое так неосторожно отправила в рот. Глаза округлились, пальцы судорожно потянулись к бокалу. Злата прикрыла губы ладонью — я заметил, как уголки её глаз дрогнули от удовольствия. Милена отвернулась, но лёгкая дрожь плеч выдала её смех.

Я вздохнул, пытаясь не рассмеяться вместе с ними: картина напоминала комедийный этюд.

— Господин Исаков, — я говорил вежливо, но мягко, — такие вопросы решаются не вызовом на дуэль, а документами. Если у вас есть доказательства, бумаги, печати, готов рассмотреть их в спокойной обстановке. А пока это больше похоже на театральный номер.

— Документы у меня с собой, — горячо парировал он. — Готов предъявить прямо сейчас. А если вы отказываетесь — то честь требует боя. Смертельного.

Ольга уже собралась было сделать глоток вина, запить застрявшее канапе — и снова поперхнулась. Я отчётливо видел, как её Эхо дёрнулось в страхе, будто она услышала собственный приговор. Злата же сияла так, словно только что услышала лучшую новость дня: «одной соперницей меньше». Милена, храня видимость равнодушия, в Эхо тихо переливалась радость.

Я поднял ладонь, словно останавливая его порыв:

— Смертельного? Простите, но зачем столь крайние меры? Если вдруг один из нас погибнет… а хуже того — оба, разве это не обернётся трагедией для самой госпожи Ольги?

Ещё одна попытка Ольги сделать глоток — и она почти поперхнулась воздухом. На этот раз я уже едва не рассмеялся.

— Я вовсе не избегаю вашего вызова, — продолжил я спокойно, — но прошу ещё раз взвесить. Мы можем решить это иначе: завтра, в моём поместье, при свидетелях и документах. Вы предъявите свои права, я — свои. И тогда решим по закону и чести.

— Вы хотите уклониться? — прищурился он.

— Совсем нет, — я слегка улыбнулся. — Я лишь хочу, чтобы всё выглядело достойно. Не будем же мы устраивать смертельное зрелище перед дамами и полным залом аристократов? Разве это не унизит и вас, и меня?

Я видел, как его Эхо дрогнуло: смесь сомнений и обиды. Он колебался.

— Хорошо, — выдохнул он после паузы. — Если вы настаиваете… пусть будет дуэль до первого ранения.

Зал зашумел. Я склонил голову в знак согласия. Ольга наконец проглотила злосчастное канапе, и я уловил в её взгляде облегчение. А в Эхо Златы и Милены плескалась такая радость, что я едва сдержался, чтобы не рассмеяться в голос.

— Тогда договоримся сразу, — произнёс я ровно, глядя Исакову прямо в глаза. — Если я побеждаю дуэль, вопрос закрыт. То, что принадлежит мне по праву, останется со мной.

Я сделал короткую паузу, и зал будто навис в ожидании.

— Если же побеждаете вы, — продолжил я, — завтра приезжаете в моё поместье со всеми документами, юристами и нотариусами. Я выставлю вам счёт за то, за что получил госпожу Ольгу. Вы ведь знаете, по какому праву она принадлежит мне и моему роду.

Ольга дёрнулась, вино едва не пролилось из бокала. Глоток застрял в горле, и она снова закашлялась, а глаза метнулись в мою сторону с отчаянием.

— Знаю, — отчеканил Исаков. — За долги её брата-предателя. Но это никак не мешает мне получить её в жёны. И если вы надеетесь на лёгкую победу — вынужден вас огорчить. Я — седьмого ранга по Пути Силы и третьего по магии. А вы… всего лишь второго.

В зале прокатился лёгкий ропот. Я чуть приподнял бровь и позволил себе тонкую улыбку:

— К сожалению для вас, — сказал я негромко, — теперь и я того же ранга, что и вы. Так что дуэль будет в равных условиях.

Лицо Исакова дёрнулось. Я добавил, чуть наклонив голову:

— И так как вызов прозвучал от вас, право выбора оружия и условий остаётся за мной. Вы согласитесь с моими правилами?

Исаков вскинул подбородок, чеканя каждое слово:

— Я, Алексей Вячеславович Исаков, признаю правила, которые установил барон Аристарх Николаевич Романов. А именно: если я проигрываю дуэль, то отказываюсь от всех притязаний на руку и сердце Ольги Кирилловны Белозёрской и не осмелюсь более тревожить ни её, ни вас.

Ольга захлебнулась воздухом, вцепившись пальцами в бокал. На щеках проступил румянец, глаза метнулись к полу — я видел, как её Эхо дрожит от ужаса.

— В случае же моей победы, — продолжил Исаков, — я прибуду завтра в ваше поместье с юристами и нотариусами. Вы выставите счёт за долги её брата, предателя рода, а я внесу оплату и получу право быть её женихом по закону Империи.

Злата не скрывала довольной ухмылки, в её Эхо пылала радость. Милена смотрела холодно, но я уловил в микродвижениях лица — ей тоже было приятно: соперниц меньше.

Я кивнул.

— Отлично. Тогда подтверждаю: дуэль — без оружия и без магии.

В толпе прошёл гул. Для большинства это звучало безумием, но для меня всё было иначе. Сегодняшние тренировки с Максимом и Марком ясно показали: даже восьмые и девятые ранги по Пути Силы двигаются для меня слишком медленно. Марк — убийца одиннадцатого ранга, монстр скорости, Максим — двенадцатого, и оба шлифовали мои реакции. После этого смотреть на движения Исакова будет сродни наблюдать за черепахой.

Я едва заметно выдохнул. Четыре десятка минут — достаточно, чтобы собраться. И, возможно, даже успеть взглянуть на выступление, о котором говорил герцог Петров.

Сцена этого события закрылась тишиной, полной ожидания грядущего боя.

Глава 15

Сорок минут подготовки, казалось, должны тянуться вечностью. Но пролетели они неожиданно быстро.

Мы провели время за беседой с Оболенским. Разговоры были лёгкими: о погоде, финансах, текущих событиях. Он вскользь упомянул, что в столице уже знают о том, что произошло со мной и Миленой. Его удивление при встрече было вполне искренним: он ожидал увидеть нас не в добром здравии, а мы стояли перед ним живыми и целыми. Но уточнять подробности он не стал, и я был только рад. Слишком велик риск, что нас слушают. Пусть лучше судачат и сами додумывают, что именно произошло.

Он же поздравил нас с отражением прорыва монстров из разлома. На этом беседы закончились, и вскоре Оболенский отошёл к другим аристократам.

К нам же снова подходили гости. Здоровались, представлялись, предлагали визитки. Я поймал себя на мысли: обещал давно завести собственные, но так и не сделал. Зато теперь в кармане у меня скопилось около двадцати разных визиток, включая пару герцогских из столицы. Любопытно, ради чего они так усердно набиваются в знакомые? Из-за того, что я представляю древний род? Или всё же потому, что в числе моих невест — дочь Императора?

Когда рядом с тобой оказывается особа такого уровня, твоя собственная значимость сразу меркнет. Впрочем, приятно, пусть даже это попытки заручиться моей протекцией. Хотя какая от моего рода протекция? Всего-то около двухсот пятидесяти дружинников. Да, очередь новых желающих встать под наше знамя растёт, но всех их нужно проверять. Не каждый выдержит.

И вот, подошло время. Сорок минут подготовки к дуэли, как и предписано кодексом, истекли. Я снял сюртук, засучил рукава и решил: постараюсь закончить всё как можно быстрее.

И, конечно, не обошлось без пафоса. Герцог поднялся на трибуну… вернее, трибуна сама выехала в центре зала, и он оказался на пьедестале. Он любил такие спектакли. Человек с огромными деньгами должен был демонстрировать и уровень. И я понимал: за показной мишурой скрывается чёткий сигнал. Союзникам — вот какой высоты он ждёт. Врагам — вот какой мощью он располагает.

За все эти сорок минут, кстати, никто так и не подошёл с расспросами о монстре девятого ранга. Зато я заметил в толпе двух условных врагов — графа и барона. Они держались подальше, взгляд отводили намеренно, лишь бы не встретиться со мной глазами. Я тоже делал вид, что их не замечаю, полагаясь больше на боковое зрение. И слава богу, возможностей моего мозга хватало, чтобы улавливать детали даже так.

Герцог Петров взошёл на пьедестал, и трибуна сама подняла его над залом. Он развёл руки, будто дирижёр перед оркестром, и его голос уверенно разнёсся по залу:

— Приветствую ещё раз всех, с кем не успел лично поздороваться из-за организации события, которое нас ожидает. Господа и дамы, князья и герцоги, графы и бароны!

Он сделал паузу, дождался тишины и улыбнулся.

— По плану прямо сейчас должны были выступить «Кицунэ», танцовщицы из японской столицы. Для этого вечера их доставили порталом всего за три часа — особый подарок нашим гостям. Но, — он слегка повернул голову, и прожектор ударил прямо в меня, выхватив из толпы, — наш виновник торжества, барон Аристарх Николаевич Романов… и барон Алексей Вячеславович Исаков решили преподнести публике ещё один сюрприз.

Я моргнул, чуть прищурился от света. Всё отрепетировано, всё слажено. Когда они успевают? Да, у Петрова наверняка целая армия помощников, но всё равно — поразительная скорость организации. Круто, конечно. Если бы только я сам не оказался в центре прожектора.

Петров продолжил, наслаждаясь каждой фразой:

— Давно в моём доме не звучали слова вызова на дуэль. И ещё дольше здесь не проходили сами дуэли.

Я мысленно хмыкнул. Значит, и правда редкость. Ну что ж, поздравляю себя: счастливчик, которому выпало оказаться в исключении. Или автор книги, если он пишет её обо мне, специально тасует карты, чтобы я попадал во все редкие случаи подряд.

— Поэтому, — герцог сделал жест рукой, — выступление «Кицунэ» состоится после. А сейчас — дуэль.

Он выдержал паузу и произнёс с особым нажимом:

— И так как поединок проходит в стенах моего дома, секундантами выступим мы сами. От лица барона Исакова — мой сын. От лица барона Романова — я лично.

Толпа загудела, впечатлённая пафосом момента.

Я тем временем отметил про себя: девушки всё это время молчали. Они наконец-то позволили себе поесть. Теперь я понял, почему Ольга так жадно боролась за то несчастное канапе: за сборами они толком не успели нормально пообедать. Конечно, тётя Марина наверняка что-то приносила — она следит не только за мной, но и за моими невестами. Особенно за Златой: та настоящая фанатка её выпечки. Но видно было, что времени на еду всё равно не хватило.

Поэтому сейчас каждая из них ела больше, чем обычно позволила бы себе в свете аристократии. Всё выглядело в рамках этикета — аккуратно, изящно, без спешки. Но я-то видел: они действительно голодны. Даже это в чём-то стало комичным. Милена и Злата ели почти с удовольствием, словно вместе с закусками проглатывали и тихую радость: «Если он проиграет дуэль — соперниц станет меньше». Их Эхо сияло мягким довольством.

Ольга же заедала тревогу. Её пальцы дрожали на бокале, глаза бегали по залу. Каждый кусочек давался ей с трудом. Мне даже стало немного жалко их всех — целый день голодные, а даже сейчас, в этом аристократическом великолепии, не могут по-настоящему насытиться.

И вот — три девушки, три разных судьбы, три разных взгляда. Всё это сплелось в одну картину, когда закончилось пафосное вступление Петрова.

Прожектор медленно скользнул в центр зала. Аристократы начали расходиться, освобождая пространство. В полу зашуршали механизмы, и я понял: в зале скрыта арена. Пол в центре начал подниматься чуть выше остального, превращаясь в ринг. Я также увидел, что это дорогой механизм, так как он работает не на электричестве, а на силе Эхо. Вот почему движения ринга были настолько плавными. Ещё пять минут назад здесь могли кружиться пары в вальсе, а через час — дёргаться под техно. А сейчас — ринг для дуэли.

— Дуэлянты, прошу на арену, — голос герцога разнёсся над залом.

Я снял меч, и отдал его Ольге вместе с сюртуком, со словами "Сохрани его до моей победы". После чего направился в сторону подъема на арену. Смешно: бой без оружия и магии для меня выглядел как обычный мордобой. Но седьмой ранг по Пути Силы — это не шутка. Такой уровень достигается через боль, унижение и бесконечные тренировки.

Оболенский упоминал, что моему сопернику столько же лет, сколько и мне. Значит, он тоже добился седьмого ранга в юности. Самое неприятное — есть шанс, что он окажется в той же академии.

Я шёл к арене и перебирал варианты, как закончить всё быстро и чисто. Но что-то в его поведении меня настораживало. В его взгляде и движениях чувствовалась уверенность, не показная, а настоящая. Я понимал: лёгкой прогулки не будет.

Мы поднялись на арену. Исаков уже был без пиджака, рукава закатаны — вид деловой, готовый к бою. Я ожидал, что сейчас прозвучит гонг, и мы начнём. Но нет — герцог Петров, конечно же, решил продолжить своё шоу.

— Итак, господа и дамы, — его голос раскатился по залу, — для тех, кто присоединился к нашему великолепному вечеру чуть позже и ещё не слышал деталей. Сегодняшний поединок — это вызов барона Алексея Вячеславовича Исакова к барону Аристарху Николаевичу Романову.

Он сделал паузу, словно смакуя каждое слово, и продолжил:

— Предмет спора — дама, ныне являющаяся невестой барона Романова. Исаков посчитал себя обиженным тем, что на его письмо не последовал ответ. Однако напомню: род Романовых был официально зарегистрирован чуть больше десяти дней назад. До этого момента юный барон попросту не имел права отвечать на подобные письма.

Я скосил взгляд на соперника. Лицо его напряглось, глаза потемнели. Он понял, что Петров подаёт его в зале неопытным мальчишкой. И его Эхо вспыхнуло — мышцы налились, злость пробилась наружу.

Многие думают, что гнев только сбивает с толку. Но не всегда. Я знал: злость, страх, адреналин — всё это способно вытолкнуть человека за пределы возможного. В моём мире мы ставили людей в экстремальные ситуации — и они делали то, что в обычных условиях казалось невозможным. Поднимали чудовищные веса, прыгали выше предела, бежали быстрее рекордов. А потом расплачивались: разорванные суставы, сломанные кости. Но в момент они были сильнее, чем когда-либо. И сейчас Исакова намеренно подводили к этой грани.

Петров развёл руки, как дирижёр:

— Дуэль состоится. Условия просты: без оружия, без магии. До первой крови.

Он кивнул в сторону поднявшихся вместе с нами колонн, появившихся из пола.

— За чистотой боя будут следить видящие Эхо Валерий и Владимир. Ни один приём магии не ускользнёт от их глаз. А дружинник моего рода, Анатолий, остановит поединок в тот самый миг, когда прольётся первая кровь.

Он сделал паузу, улыбнулся, словно актёр на сцене, и заключил:

— Дуэлянты, подтверждаете правила?

— Согласен, — громко бросил Исаков.

Я тоже подтвердил, добавив голосу силы:

— Согласен.

— Дуэль признана, — голос герцога раскатился над залом. — Согласие обеих сторон получено. Считаю, можно начинать. Дуэлянты, приступайте к бою после последнего сигнала. Отсчёт пошёл.

По залу прокатились гудки — не грубый удар железа о железо, а глубокий, ровный звук, похожий на отмеренные удары хронометра. Приятный, почти музыкальный, но в то же время каждый из нас понимал: это отсчёт до начала схватки.

И тут меня накрыло осознание. Какая, мать его, «первая кровь»? Мы оба бойцы по Пути Силы. Чтобы мне хотя бы губу рассечь, нужно врезать так, что у обычного человека череп треснул бы. Такой бой может длиться далеко не одну минуту.

Я вспомнил, как тренировался с дружинниками. Даже прямой удар в челюсть не всегда приводил к крови. Я мог драться и с шестым рангом — и всё равно иногда не хватало десятка попаданий, прежде чем на губах появлялась красная полоска. А сейчас против меня стоит семёрка. Две семёрки лицом к лицу — мы можем лупить друг друга до полусмерти, прежде чем прольётся та самая «первая кровь». Вот тут я и просчитался.

Почему-то сработали старые рефлексы. По книгам и историям из моего прошлого мира дуэль до первой крови считалась самой безобидной. Лёгкий вариант, почти формальность. Но здесь всё иначе: защита Эхо держит удары дольше, гасит силу, распределяет нагрузку по телу. Это значит, что кровь может не появиться очень, очень долго.

Последний гудок. Тишина.

Исаков не ринулся в атаку, как я ожидал. Хотя его злость пульсировала в каждом движении, а Эхо разгоняло мышцы, наполняя их силой. Я видел, как он обтянул ноги энергией, готовясь к первому рывку — и не важно, будет ли это атака, уход в защиту или уклонение.

— Ох, будет весело, — хмыкнул я про себя и медленно пошёл вперёд.

Я сделал шаг вперёд, и зал будто застыл, ожидая первого движения.

Исаков направил Эхо в ноги: концентрировал силу, готовясь к рывку. Я видел это отчётливо, будто линии энергии проступали на его теле. Он ещё не определился — атаковать, уйти в защиту или ждать моего удара. Но каждое его движение говорило: он готов.

Я же думал о другом. Как закончить это как можно быстрее.

«Первая кровь»… ха.

Я перебрал варианты.

Губа? Сложно. Слишком малая площадь, можно промахнуться, он уйдёт щекой или подбородком.

Бровь? Сосуды там тоже есть, но попасть сложно, нужно пробить сквозь кость, да и вероятность рассечения не так уж велика.

Ухо? Там сосудов полно, но ударить по уху — это ещё умудриться. И выглядит скорее как случайность, чем приём.

Нос… вот он. Крупная, заметная цель, выступающая часть лица. Достаточно прямого попадания или даже касательного удара, чтобы кровь пошла ручьём. Там десятки мелких сосудов, и любой серьёзный удар гарантированно даст результат.

Я усмехнулся. Цель определена. Бить придётся по возможности, но основная ставка будет на нос.

И тут накатила мысль. Наверное, это и есть мой первый настоящий бой. Не учебная схватка, не стычка с монстрами, где передо мной стояли Максим или дружинники, не оставляя мне ничего, кроме добить раненого. Сейчас за моей спиной никого нет. Никто не подстрахует, не вытянет, не остановит противника, если я промахнусь.

И тут же мелькнула ирония: нет, точно не про меня пишут книгу. Если бы писал нормальный автор, то уже в первую неделю после попадания в этот мир я убивал бы принцессу и спасал дракона. А я вот до сих пор иду на свой первый по-настоящему серьёзный поединок. Значит, либо автор хреновый, либо никакого автора нет, и это всё — моя жизнь.

Я хмыкнул и сделал ещё шаг вперёд, сосредотачиваясь на дыхании и готовясь к первому обмену ударами.

Через мгновение он уже сократил расстояние и был почти рядом. Скорость высокая — для обычного аристократа впечатляющая, но после того, что я видел у Максима и Марка, до их темпа ему ещё очень далеко. Я спокойно читал картину: видел, как Эхо из источника уходит по каналам, как мышцы заряжаются, куда ляжет его сила.

Боевой режим. В этом моё преимущество. Обычный боец низкого ранга гонит Эхо из источника в нужную часть тела — это медленно, предсказуемо, не даёт мгновенной мощи. Боевой режим — совсем другое. Эхо у меня циркулирует по телу постоянно, и когда я усилием воли сгоняю его в нужное место, оно уже там, готовое. Всплеск занимает долю секунды. Я видел, как это делает Максим Романович, двенадцатый ранг пути силы, и подмечал каждую деталь. Поэтому даже на своём седьмом я могу позволить себе то, чего другие не умеют.

Минус очевиден: тело не выдержит такой нагрузки долго. Минута, максимум полторы — и начнут рваться связки, трескаться суставы. Именно поэтому большинство бойцов даже не пытаются пользоваться боевым режимом на полную: мышцы и связки подстраиваются под него только на восьмом, а чаще на девятом ранге. Тогда они уже могут держать циркуляцию Эхо гораздо дольше, использовать её часами, почти без ущерба. И само понимание, как работает этот режим, приходит лишь тогда. Но я — гений. Я понял принцип раньше и могу использовать его уже сейчас, пусть и недолго. Полторы минуты — это мой предел. Но этого времени мне хватит.

Я включил режим. Эхо загудело по мышцам, поднялось по спине, плечам, ушло в ноги и кисти. Теперь любое движение могло быть усилено в разы.

Исаков рванул вперёд. Правое бедро напряглось, импульс прошёл через квадрицепс, перешёл в корпус и в правый кулак. Прямой удар. Я видел, как энергия стекала в связки, готовя жёсткий выпад.

Я сместился корпусом, показывая, будто готовлю удар в живот. Обманка.

Исаков откинул корпус назад, не желая подставить брюшину. Но именно этим он и выдал вперёд голову. Нос — вот он, открыт, без защиты.

Его кулак я встретил блоком. Жёстко, кость в кость. Больно, отозвалось в локте, синяк точно останется. Но в ту же долю секунды я вложил весь поток Эхо в левый кулак и ударил.

Прямо в нос.

Хрустнуло. Исаков качнулся, схватившись за лицо.

Первая кровь.

Зал замер, будто выдохнул разом. Всё закончилось в один удар.

Я усмехнулся. А я ведь боялся. Может, и не стоило так переживать. Моя способность видеть Эхо — слишком удобная штука. Почти предсказание: не абсолютная гарантия, но вероятность настолько высока, что победа становится делом техники.

Исаков держался на ногах, но я уже видел, как его Эхо дёрнулось, бурля, собираясь в другую форму. Нити потянулись в стороны, складываясь в первые линии плетения. Он пытался подключить магию.

Что ж… это конец? Или, наоборот, всё только начинается?

Глава 16

Я краем глаза заметил: если ещё минуту назад Милена и Злата сияли довольством, а Ольга тревожно мрачнела, то теперь всё обернулось. Милена со Златой ощутимо погасли, их Эхо дрогнуло лёгким разочарованием. А Ольга, наоборот, вспыхнула радостью — не только Эхо, но и она сама, вся, до кончиков пальцев. Сияла так искренне, что даже сквозь гул зала её восторг чувствовался почти осязаемо.

Но расслабляться было рано. Барон Исаков не пал. Капля крови так и не коснулась арены. Он зажал нос ладонями, удерживая её внутри, и в то же мгновение в его Эхо проступили линии плетения. Я не сразу понял, что это за магия, но когда он убрал руки, стало ясно: нос сросся, дыхание сбилось на рот. Значит — исцеление. Он не вылечился, он просто заклеил сосуды и носовые каналы, перекрыв поток.

В тот миг я понял: если сейчас начну требовать окончания боя, это будет выглядеть жалко. Моё достоинство рухнет. А раз арбитры молчат — значит, формально дуэль продолжается. Видящие Эхо заметили плетение, но не вмешались.

И тут Петров, как всегда, поднял голос, словно актёр на сцене:

— У нас первый удар! Прекрасный удар! Но поскольку ограничение касалось только боевых заклинаний, а не магии исцеления, поединок продолжается. Дуэль завершится лишь тогда, когда кровь коснётся арены!

В подтверждение его слов арена под ногами вспыхнула алым светом, обозначая условие: первая кровь должна пролиться на пол.

Я стиснул зубы. Теперь бой затянется. Нос ему не разбить повторно — плетение держит. Значит, придётся идти по другим точкам: губы, брови, уши. Выбивать кровь так, чтобы она коснулась камня. А лучше всего — прижать его лицом к полу.

Герцог выдержал паузу и, наслаждаясь моментом, добавил:

— Но не спешите радоваться, господа! Кодекс дуэлей позволяет использовать усиливающую или лечащую магию лишь единожды за бой, если иное не оговорено заранее.

Я усмехнулся про себя. Всё верно. Просто я сам не удосужился уточнить этот нюанс — был уверен, что Исаков боевой маг. Ошибся. Он оказался магом поддержки. И поступил умно: не стал тратить силу на всё тело — срастил только нос, чтобы перекрыть кровь. Но это решение тоже временное. Теперь он вынужден дышать через рот, и также глотать кровь, которая идет из носа. Не уверен, что он успел залечить сосуды. А значит, вымотается быстрее.

Победа всё равно за мной. Только теперь она потребует больше времени.

Я выдохнул, погасил остатки боевого режима и позволил себе несколько секунд тишины. Всё вокруг будто застыло, а внутри головы заработал привычный механизм — холодный, точный расчёт. Я видел перед собой не просто противника, а карту из мышц, костей и сосудов, где каждая линия Эхо подсвечивала слабое место.

Кровь должна пролиться наружу. Никаких касаний, никаких «почти». Губы — вот где хрупкость. Кожа тонкая, сосуды под поверхностью. Даже лёгкий порез даст струю, а прямой удар раскроет рот кровью, как гранат — зерно. Но чтобы пробить туда, нужно вынудить его выставить голову. Лоб он закроет плечом, корпус — локтем. Подбородок упрячет. А губы… они открываются только в момент ошибки.

Я перебрал варианты один за другим. Если пойти прямо — подставлюсь под блок. Удар в живот — он уйдёт назад, и цель поднимется слишком высоко, угол потеряю. Бросок сразу — риск: он крепок, поймает и утащит за собой. Значит, нужен шаг, который заставит его самому шагнуть ко мне. Чтобы он рванул вперёд, выставил лицо, сам подставился под удар.

Я видел, как его Эхо гуляет по ногам и плечам. Он готов держать удар корпусом, но голову бережёт. Значит, именно туда и бить. Снизу-вверх, резким клинком, в верхнюю губу. Прямо, жёстко, без вариантов. Даже если зуб вылетит — не беда, маг жизни себе поставит новый. Мне же нужна кровь. Первая, настоящая, та, что упадёт на пол и засветит арену алым.

Но одного удара мало. Герцог ясно сказал: кровь должна коснуться арены. Если он успеет зажать рот ладонью или проглотить, считай, всё впустую. Значит, нужен не просто удар, а связка. Пробить губу, а следом — подсечка или бросок. Вынудить его полететь лицом вниз, чтобы капля гарантированно сорвалась и упала на камень. Удар — и сразу перевод. Руки у него пойдут к лицу, а значит, корпус останется открытым. В этот момент я заберу центр тяжести, проверну бедро, и вся его масса сама впечатает его лицом в пол.

Я ещё раз прокрутил всё в голове. Нога как упор. Бедро — пружина. Корпус — рычаг. Кулак идёт снизу, вглубь, с полной массой тела. Это не лёгкий удар, а пробой, чтобы разорвать мягкое мясо до сосуда. Дальше — движение без паузы: шаг в сторону, разворот корпуса, подсечка, и он летит вниз. Его голова встречает арену, а кровь остаётся там, где должна быть.

У меня семьдесят пять секунд боевого режима, но настоящих — пятьдесят пять, не больше. Дальше связки порвутся, мышцы треснут, и я проиграю. Значит, всё должно лечь в эту короткую схему. Одно дыхание, один план, один рывок.

Я усмехнулся про себя. Ольгу я терять не собираюсь. Она стала мне родной. Может, даже больше. И если ради неё нужно выбить чужие зубы о каменный пол — так тому и быть.

Я позволил Эхо снова загудеть по мышцам, медленно подняться по спине, плечам, в ноги и кулаки. Мир вокруг потяжелел, но в голове всё было ясно и прозрачно.

На обдумывание всего этого мне хватило одного мига. Одного вдоха. Двух ударов сердца.

— Ну что ж… продолжим, — выдохнул я и шагнул вперёд.

Первые секунды ушли на пробу. Мы двигались кругами, будто хищники, каждый ждал ошибки. Я бросил обманку в корпус, но он не клюнул — шаг назад, плечо прикрыл, голову не поднял. Упрямый.

Десятая секунда. Он держит дистанцию, руки готовы, взгляд цепкий. Я дёрнул корпусом, проверяя реакцию. В ответ — короткий удар в бок. Я успел закрыться, но почувствовал тяжесть. Не щадит.

Пятнадцатая. Внезапно — два быстрых удара в голову. Не через Эхо, чистая физика. Первый скользнул по щеке, второй прошёл рядом с виском. Я специально увёл голову, чтобы не поймать в нос, и пропустил по челюсти. Зубы зазвенели, во рту вкус металла. В зале — сдержанный вздох, будто десятки людей разом представили, что всё могло закончиться здесь. Но нет. Я стою. Щека горит, но крови нет.

Он усмехнулся. Я тоже. Слишком уж явно я читаю его движения. Если продолжу в том же духе — начнут шептаться. Будет выглядеть так, будто я не дерусь, а предсказываю. Представил себя в роли деревенской гадалки и невольно усмехнулся. Даже в бою мозг умудряется нести чушь.

Я отвечаю. Резкий шаг вперёд — и кулак в корпус. Он принимает, сгибается, но голову держит закрытой, словно приклеил руки к лицу. Правильно думает. Я бью ещё раз, ниже рёбер, чувствую, как он подался назад, но глаза всё те же — внимательные, сосредоточенные.

Двадцатая секунда. Я давлю, он отступает, и мы уже почти в клинче. Мелькает мысль: сбить, ухватить за плечо, бросить в партер. Там прижать, бить, пока не польётся кровь. Но отгоняю. На земле слишком велик шанс задеть нос или бровь — случайно. Тогда не я, а он окажется победителем. Нет, в этом бою нельзя рисковать.

Мы снова вырываемся друг из друга. Он идёт в корпус — я тоже. Удары обмениваются, как молоты. В живот, в бок, по рёбрам. Толпа тихо шумит, кто-то приглушённо охает, когда кулаки находят цель. Но лица мы бережём оба. Он не подставляется, и я тоже.

Тридцатая секунда. Он пробует колено — я ухожу, отвечаю хуком в печень. Он проглатывает, но сразу же бьёт плечом, отталкивая меня. Воздух из лёгких вышибает, но я остаюсь на ногах. Я тоже умею терпеть.

Сороковая. Я всё считаю. Осталось пятнадцать секунд. Эхо гудит в мышцах, связки ноют. Ещё чуть-чуть — и тело пойдёт в разнос. Он тоже чувствует. Дышит ртом, носом не может, и это играет против него. Но время утекает.

Я снова лезу в корпус, вгоняю кулак прямо в солнечное сплетение. Он принимает удар, сжимается, но голову опять бережёт, знает: именно она — мой трофей. Толпа вздыхает, когда его кулак пролетает рядом с моим носом — ещё миг, и всё могло бы закончиться.

Сорок пятая секунда. Всё сходится. Его нога пошла чуть дальше, чем надо, плечо просело. Щель. Маленькая, но достаточная. Я вижу её так же ясно, как предсказывают расклады старухи на картах. И усмехаюсь: ну вот и моя «гадалка».

Рывок. Опора в пол, кулак снизу-вверх. Прямо в губы, с полной массой. Хруст. Он дёргает руки к лицу, но поздно — кровь уже пошла.

Я не даю ему времени. Подхват, разворот, подсечка — и он падает. Выставляет руки, однако это не помогает. Я давлю его голову вниз всем телом. Лицо встречает арену, и алый след расцветает на камне.

Толпа вздыхает разом, но уже без ужаса — с восхищением. Девушки — все трое — не скрывают больше тревоги: их Эхо дрожит от облегчения.

Победа.

В лимузине было тихо. Водитель за перегородкой, и мы остались вчетвером. Ольга уселась прямо на колени, обнимала, целовала, прижималась щекой к груди и не думала сдерживаться. Милена и Злата сидели рядом — каждая в своей роли: одна сдержанно ровная, другая вся в полупрозрачной улыбке. Я не отбивался. Сил после боя просто не осталось. Пятьдесят четыре секунды — а тело будто отработало сутки.

И именно в этой усталости память сама выдала весь вечер.

После дуэли всё пошло по правилам. Подходили аристократы, протягивали визитки, говорили правильные слова: «достойно», «блестяще», «молодой, но уже уверенный». Я кивал, принимал. Отмечал только одно: взгляды представителей Тринадцати родов стали другими. Держали их дольше, пристальнее, чем раньше. Словно сами себе отмечали: не просто мальчишка с пустым гербом, а тот, кто сумел увести дуэль до сражения насмерть. Если бы дело шло до конца, я бы всё равно победил. Но я сделал то, что требовал этикет: не убил наследника.

Запомнился один граф — или барон, я даже не удержал в памяти, кто он там. Весь в золоте, будто боялся, что без него его сочтут бедным. На груди висели тяжёлые подвески, как у древних королей на барельефах моего прошлого мира. Представился, но я имя тут же выкинул из головы. Не стоило тратить память. Он заговорил мягко, но с нажимом:

— …Вы уж не сердитесь, барон. Молодая кровь, горячая, сами понимаете. У вашего рода всё ещё впереди, нюансы придут со временем.

Я отмахнулся и ответил спокойно:

— Всё хорошо. Я понимаю. Мне самому было интересно. Первая дуэль — вот и всё.

Он кивнул с видом человека, получившего нужные слова, и ушёл, оставив за собой тяжесть золота и запах наживы. Я даже не стал разбирать, покровитель он Исаковых или просто связанный с ними по делам.

Чуть позже подошёл и сам Исаков. Нос уже в порядке, лицо побледнело, но держался он прямо. Подошёл, пожал руку и сказал.

— Я признаю своё поражение. Вы отличный боец. Если будет возможность, я хотел бы провести с вами тренировочный спарринг. Не дуэль — просто бой, как с равным. Было честью встретиться с вами на арене.

Я кивнул. В этот момент он выглядел не соперником, а именно бойцом. И в его словах не было ни тени злости — только уважение.

Дальше пошла программа. Герцог Петров решил разгуляться на полную. Сначала — танцы и вино, потом вывели монстров из Раскола. В саду была оборудована арена, и специально обученные дружинники показали бойню, как будто вживую. Аристократы смотрели спокойно, с интересом, будто на обычное зрелище. Следом — фаер-шоу: маги восьмых рангов разгоняли Эхо в воздух, взрывали его в виде салютов, переплетали огонь и искры в узоры. Красиво, но слишком вычурно.

Ближе к концу подошёл князь Оболенский. Пожал руку, поздравил сухо и ровно, сказал, что вынужден откланяться. Повёл себя по всем канонам аристократии: спокойно, сдержанно, с достоинством. Как и должно быть.

После этого я отсидел положенные часы и тоже позволил себе уйти.

Максим с Филиппом садились в машину сопровождения оба — довольные. Они ещё и выиграли по пять рублей на ставках, поставив на меня, хотя почти все в зале держали против. «Надо было дать им больше денег», — подумал я и сам усмехнулся. Но тут же отогнал мысль: нехорошо забирать лишнее у простых людей, даже если через ставки.

…И вот теперь — лимузин. Ольга виснет на мне, целует и смеётся, не сдерживая радости. Милена и Злата спокойнее, но я видел их Эхо. Оно сияло облегчением, но в глубине — едва заметная искра. Да, они переживали за меня. Но если бы я проиграл и пролилась кровь, одна соперница исчезла бы сама собой. И они бы приняли это без лишних слов. Но сейчас они рады. Рады, что я победил.

Я откинулся на сиденье, закрыл глаза. Мысли вернулись к бою. Пятьдесят четыре секунды. Всего. Но теперь я знаю: к моей минуте прибавилось ещё несколько. В следующий раз смогу держаться чуть дольше. Но для этого придётся тренироваться каждый день.

Я улыбнулся устало и позволил Ольге ещё один поцелуй. Пусть так. Сегодня можно.

Первой не выдержала Злата.

— Так, слезай с него, — нахмурилась она, глядя на Ольгу. — Ему сегодня ещё со мной ритуал проводить.

Вот ведь. Напомнила про ритуал. А я-то надеялся, что сегодня меня оставят в покое. Всё-таки дуэль провёл, победил, дрался с равным противником — и дуэль была непростая.

— Ну, меня ж побили, — сказал я, стараясь выглядеть максимально усталым.

— Ой, не придуривайся, — отмахнулась Злата. — Я видела, как тебя «побили». Пару ушибов и синяков. Максим с Марком тебя сегодня днём сильнее мутузили.

Ну тут не поспоришь. Максим с Марком били меня не прямо, но после их «тренировочек» падал я куда чаще, и синяков тогда насобирал больше.

— Вот видишь, — пожал я плечами. — Тем более. У меня сегодня и с Максимом, и с Марком была тренировка.

— Так, не отмазывайся, — Злата скрестила руки. — Ты мне обещал, что после ужина мы проведем ритуал. Ольга всё рассказала. Я уже выучила клятву.

Я повернул голову к Ольге.

— Прям всё рассказала? — прищурился я.

Ольга вспыхнула, и Злата тоже залилась краской.

— А что, — Злата тут же насторожилась. — Они мне чего-то не рассказали?

Я усмехнулся.

— Ну, так что вы молчите? — продолжила она, уже подозрительно косясь на обеих. — А что после ритуала?

Я смотрел на них и невольно усмехнулся. Все эти аристократические сказки про «вечно благородных наследников» в такие моменты рассыпаются в пыль. Вот сидит рядом дочь Императора — и разговаривает самым обычным языком, даже с жаргончиком. В такие минуты понимаешь: аристократы мы только тогда, когда надо. А в семье каждый ведёт себя так, как удобно. И сейчас это было особенно видно: Ольга, несмотря на слова Златы, так и не слезла с меня. Краснела, смущалась, но обнимать не перестала.

Я заметил, как в Эхо Милены и Ольги мелькнула ревность, тонкая искорка злости. Им было неприятно, что речь зашла о ритуале со Златой. Ведь они знали: после ритуала мы должны заняться любовью. А это уже прямое покушение на объект их соперничества.

Я решил расставить точки:

— Ну, вообще-то, после ритуала мы с тобой должны переспать.

Злата вытаращила глаза:

— Что?! Почему ты мне об этом не сказала?

Ольга тут же покраснела до ушей.

— Я… ну… — замялась она. — Мне было неловко такое вслух говорить. Особенно тебе. Ты же Императорская дочка…

— Неловко?! — Злата вспыхнула. — Ты же уверяла, что там только клятва, надрезы и всё!

— Мы и сами узнали об этом не сразу, — вмешалась Милена. — Я, например, прошла ритуал ещё в тринадцать… но закончила только недавно. Тогда мне тоже никто не сказал. Но поверь, после финала ты увидишь большие изменения.

— Подождите! — Злата замотала головой. — Меня никто не предупреждал, что нужно будет… ну… спать.

Я посмотрел прямо ей в глаза:

— Значит, ты отказываешься от ритуала?

Она вспыхнула ещё сильнее, но упрямо ответила:

— Нет. Не отказываюсь. Я просто хочу понять — это обязательно?

— Обязательно, — сказал я серьёзно.

Ольга с Миленой закивали в знак «нет», но в унисон произнесли «да».

В машине повисла тишина.

— Ладно, — сказал я после паузы. — Давай так. Доедем до особняка, и ты решишь сама. Если откажешься — проведу сегодня ритуал только с дружинниками.

Злата прищурилась:

— С ними тебе тоже спать надо?

Я усмехнулся:

— Нет. С ними другой ритуал. Не такой, как с вами, невестами.

— А я могу такой пройти? — спросила она с вызовом.

— Если хочешь быть моим бойцом — да. А если невестой… то нет.

— А ты сам-то разобрался в этих ритуалах? — буркнула Злата.

— Честно? Не до конца, — признался я. — Так что у тебя есть двадцать минут дороги. Приедем — скажешь своё решение.

После этого в салоне окончательно воцарилась тишина. Даже Ольга, не слезая с меня, лишь уткнулась лбом в моё плечо. Я опустошил голову, позволил усталости разлиться по телу и подумал: «Ладно. Проведу сегодня ритуал со всеми. Кто согласится».

Через двадцать минут лимузин свернул к особняку. Ворота распахнулись, колёса мягко зашуршали по гравию, и мы въехали во двор. Я выбрался наружу — и на мгновение остолбенел.

Вся дружина стояла перед входом. Не десяток человек, не рота — весь состав. Больше двух сотен. И в один голос, мощно, гулко, разнеслось:

— ПО-ЗДРА-ВЛЯ-ЕМ!

Грудь будто сдавило. Я сразу понял, чьих это рук дело: Максим с Филиппом уже успели растрезвонить. Первая дуэль барона Романова. И сразу победа.

Я шагнул вперёд, поднял руку и, усилив голос Эхо, заговорил:

— Эта победа не только моя. Она ваша. Тех, кто бил меня на тренировках, ронял, поднимал, снова гнал вперёд. Без вас я бы не справился. Это не мой личный триумф — это первая победа нашего Рода. Маленький кирпичик, маленький шаг на большом пути наверх.

Слова прозвучали, но я сам почувствовал, как внутри скребануло. Да перед кем я тут пафос изображаю? Эти люди держали наш Род, когда в нём не было ни гроша. Кормили семьи, вытягивали себя без всяких речей. Им нужно не красноречие, а простое человеческое слово.

Я усмехнулся, махнул рукой и сказал уже по-человечески:

— Да ладно, мужики, перед кем я выпендриваюсь…

Взгляд зацепился за первую шеренгу: там рядом с парнями стояла девушка-дружинница, прямая, серьёзная. Я поправился:

— И дамы. Просто вам большое человеческое спасибо за службу.

Смех и гул одобрения прокатились по рядам. Смех был живой, настоящий, и в нём не было пафоса — только радость.

— А теперь слушайте, — продолжил я. — Все, кто хочет пройти ритуал верности и дать клятву, жду сегодня. Проведём.

Я ожидал, что крикнут два десятка голосов. Но когда двор разнёсся гулом «Ура-а-а!», я понял: закричали все. Двести глоток, может, больше. Двор вздрогнул от этого звука, и я сам едва не качнулся от масштаба.

— Но сначала, — поднял я палец, — я поем нормальной еды. Сами знаете, как у этих аристократов кормят…

Толпа дружно засмеялась, даже кто-то начал свистеть в одобрение.

И в этот момент Злата тихо шагнула ближе. Под общий шум она склонилась ко мне и шепнула прямо в ухо:

— Я согласна. Только помни: я первая. А уж потом со всеми остальными постарайся побыстрее разобраться.

Я чуть не рассмеялся вслух, но сдержался.

Ну что ж… эта ночь будет долгой. К утру меня высушат. Если не дружинники, то Злата точно.

Интерлюдия 4 — Император

Я редко покидаю дворец без нужды.

Мир сам приходит ко мне: министры, военачальники, ближайшие советники, люди, на которых держатся ключевые посты. Но сегодня иду я. Не потому что обязан. Потому что так правильно.

Коридоры Академии встретили иной тишиной. Здесь нет тяжёлого мраморного молчания дворца. Здесь другая тишина — собранная, сосредоточенная, учебная. Тишина, где слышны шаги студентов и шелест страниц, где знание становится воздухом.

Я остановился у двери. Лёгкий стук.

— Да-да, Олег, заходите, — отозвался спокойный, мягкий голос.

Я вошёл.

Кабинет Сергея лишён показного блеска. Рабочее сердце Академии. Высокие стеллажи с книгами, стеклянный шкаф с рукописями и артефактами, письменный стол, покрытый аккуратными стопками бумаг. У окна кресло и старая лампа с тяжёлым абажуром. Свет падал косо, в его полосе медленно оседали пылинки — не хаос, а дыхание времени. В углу — глобус с треснувшим лаком, рядом сейф. Я почти не сомневался, что там он хранит самое ценное: древние манускрипты, списки, уцелевшие тексты. И далеко не все они касаются магии. Среди них — старые поэмы, романы, забытые пословицы и языковые обороты. Всё то, что он бережёт так же ревностно, как другие — оружие.

У стола стоял сам Сергей. В руках — свиток на тонкой ленте, к которому он прикасался с осторожностью, как врач прикасается к инструменту. Лицо его было всё тем же — ясные черты, внимательный взгляд, только волосы тронула лёгкая седина. Зрелость, но не усталость. На вид ему за сорок — по факту чуть старше меня. И всё же он продолжал искать, жадно, настойчиво, будто время не имело власти над любопытством.

Он поднял голову, улыбнулся тепло, без излишней церемонии:

— Если вы по поводу бюджета, Олег… расширение базы и наш проект «Сообщество Имперского Собрания Хранителей Слова». Могли бы отправить на электронную почту.

Мы пожали руки крепко, потом обнялись — так, как обнимаются люди, знакомые всю жизнь. Здесь не нужны титулы. В этих стенах можно говорить свободно: хоть сухим протоколом, хоть живым языком.

— Я видел письмо, — сказал я. — Средства выделены. Идея мне понятна. Язык должен сохранять чистоту и точность. Не обязательно говорить архаизмами, но и упрощать речь до жаргонных обрывков — тоже путь к обеднению. Ты делаешь правильное дело.

В его глазах мелькнула тихая благодарность. Не за цифры — за признание смысла.

Я прошёл дальше, взгляд зацепился за полку у стеклянного шкафа. Там лежал артефакт, знакомый мне уже не первый год: металлическая пластина, испещрённая микроскопическим узором, словно её писали не слова, а сам ритм. Сергей держит её здесь давно — и до сих пор не разгадал. В моей сокровищнице таких немало, но этот я оставил у него нарочно. Человек, который способен спорить с загадкой веками, достоин того, чтобы ему доверять новые.

Я задержался взглядом на пластине, и именно в этот момент он усмехнулся и сказал:

— Олег, тогда угадаю. Ты пришёл вовсе не по поводу «Хранителей Слова». Ты пришёл насчёт своего зятя?

Я обернулся.

— Тут мне придётся тебя огорчить, — продолжил Сергей, мягко, но с лёгким озорством в голосе. — Ты опоздал. За него уже пришёл наш общий знакомый. Барон внесён в списки Академии. И вместе с ним — все его невесты. Будь их хоть сорок.

Я усмехнулся.

— Нет, Сергей. Я пришёл по делу. Хотел бы попросить тебя взять к себе ещё одного человека себе в штат.

Он поднял брови.

— Кого же?

— Мага десятого ранга. Смесь воды и ветра. Прямая специализация — холод. Хороший боец. Я думал о том, чтобы поставить его на курс боевой магии, может быть — в преподаватели по практическому боевому обучению.

— Хм, — Сергей чуть наклонил голову, изучая меня. — Он сделал тебе что-то настолько хорошее… или, наоборот, настолько плохое, что ты сам пришёл просить за него? Ты знаешь мои правила: в Академии отбор строгий.

— Поверь мне, друг, — ответил я спокойно. — Он тебе понравится. Здесь сложный момент: я не могу рассказать всего. Но если придёт время, ты сам всё поймёшь.

Сергей задумался, слегка постукивая пальцами по свитку.

— Дай подумать… В принципе, даже к лучшему. Наш Иван Петрович уже жалуется, что факультативов слишком много, преподавателей не хватает на всех, времени не остаётся. Он давно просит добавить учителей к боевым группам. Если сам Император Великой Империи пришёл просить и предлагать такого человека… Наверное, стоит брать.

Мы оба рассмеялись коротко, легко.

— Хорошо, — сказал он. — Жду его документы. Или пусть сам придёт. Когда он готов приступить?

— Точной даты не назову, — ответил я. — Но думаю, скоро. Как только сможет — я его направлю к тебе.

— Прекрасно. У нас и сейчас нехватка кадров, — кивнул он. — Такой человек будет очень кстати.

— Знаю. Но и прошу тебя: не копай слишком глубоко. Ты любопытен, и это твоё качество, но сейчас… не то время.

Сергей усмехнулся уголком губ.

— Вопросы задавать не буду. Но, Олег, ты же понимаешь — я всё равно когда-нибудь попытаюсь догадаться.

— И я уверен, что догадаешься, — ответил я. — Думаю, довольно скоро.

Он откинулся на спинку кресла, на секунду прикрыл глаза, а потом снова посмотрел прямо:

— Убегаешь, или останешься на чай?

Я колебался лишь миг. Дел в Империи всегда хватало, но час, проведённый со старым другом, — тоже часть службы. Я кивнул.

— Конечно, останусь. Как я могу отказаться от твоего чая? Скажи лучше: откуда на этот раз?

— Индия, — с лёгкой улыбкой признался он. — Контрабанда, понимаю. Но ты же знаешь, как я люблю чай.

— А я знаю, как ты не переносишь вино, — усмехнулся я. — Так что не буду читать нотаций. У каждого свои слабости.

Он рассмеялся тихо, почти беззвучно, достал из ящика тонкую жестяную коробочку и бережно вынул ароматные листья. Вода закипела в хрупком чайнике с трещиной на боку — старый спутник его кабинета.

Мы сели. Чай наполнял комнату мягким запахом пряных трав и тёплого дыма. Мы говорили мало. И я, глядя на Сергея, поймал себя на мысли: узнает ли он его, когда встретит? Догадается ли сразу или время сотрут старые черты?

Впрочем… ответ придёт скоро.

Глава 17

Я шёл в обеденный зал и чувствовал, как желудок сам жалуется на пустоту. Боевой режим выжег всё подчистую. Пятьдесят с лишним секунд — а организм будто сутки пахал на каменоломне. Калории уходили так, что любая фитоняшка из моего прошлого мира сдохла бы от зависти: у них часами беговые дорожки и диеты, а тут — минута работы, и тело требует мяса, хлеба, жира.

Тётя Марина в этот раз постаралась. На длинном столе уже ждали блюда — и пахло так, что слюна выступала мгновенно. Запечённая утка с яблоками и корицей, рядом говядина в вине с густым соусом, тарелки с запечёнными овощами, жареные грибы, пара больших мисок свежих салатов: один с огурцами и брынзой, почти греческий, другой — с тёплыми овощами и зерном. Соусов было несколько — грибной, чесночный, пряный со сладкой ноткой. Всё это выглядело так, как в дорогом ресторане, только порции были не «аристократическая ложечка», а добротные, на живых и голодных людей.

Я позволил себе улыбнуться. Такую порцию и такую подачу ещё можно было назвать «праздничной», но это был именно домашний праздник.

Невесты устроились рядом со мной: Милена справа, Ольга прижалась ближе, Злата — слева. Максим и Филипп, как обычно, хотели отойти, но я жестом остановил:

— Нет. Сегодня оставайтесь. Вечер начали вместе — и закончим вместе.

Они переглянулись, сели чуть в стороне, но за тем же столом.

Мы ели молча, с жадностью. Милена и Ольга не стеснялись — сразу взялись за мясо, отрезали щедрые куски, поливали соусом. Злата сперва тянулась к салатам, по привычке, но потом расслабилась — поняла, что здесь можно быть собой. Слуги покинули зал, оставив нас в одиночестве, и за столом не осталось никого постороннего. Только свои.

В какой-то момент я поставил чашку с чаем и взглянул на Максима:

— Кстати, объясни. Почему вместо двадцати голосов я услышал «ура» от всех двухсот?

Максим чуть съёжился, будто стал меньше ростом, и пробормотал:

— Ну… я подумал, что так лучше.

Я усмехнулся:

— Мог бы так и сказать. Но ты же знал: я не откажу никому.

Он опустил глаза в тарелку, и только уголки губ выдали его довольную ухмылку.

И тут — скрипучий голос за спиной:

— Вечер добрый.

Мы вздрогнули. Марк стоял у двери, будто вырос из воздуха. Никто не понял, как он вошёл. Голос звучал по-прежнему хрипло, но уже лучше, чем раньше.

— Садись, — кивнул я.

Он уселся рядом с Филиппом, взял кусок хлеба, зачерпнул соус и ел спокойно, будто всегда здесь сидел.

Злата оглядела стол, потом посмотрела на меня и сказала уже прямо:

— Ну так расскажите. В чём смысл ритуала? И зачем после него обязательно спать?

Она говорила уверенно, не стесняясь ни Максима, ни Филиппа, ни Марка. Понимала: эти люди будут с нами до конца. Для неё, дочери Императора, это был странный момент — но и важный. Она видела, как Максим относится ко мне, как я к нему и к Марку, и поняла: это уже семья.

Милена пожала плечами. Ольга отвела взгляд. Я ответил спокойно:

— Смысл никто толком не знает. Сам ритуал нам дал Яков.

Злата вскинула брови:

— Яков? Это тот, что приходил к моему отцу?

— Наверное. Про него мало кто знает. Но когда нужно — он всегда рядом. Помогает.

В этот момент дверь снова открылась, и вошёл дружинник:

— Господин барон. У ворот пожилой мужчина. Просит госпожу Ольгу Кирилловну Белозерскую. Говорит, что он старый слуга её рода. Очень умоляет, дело срочное.

Я отложил вилку:

— Не гоже ни моей невесте, ни пожилому человеку стоять на улице. Введите его сюда, в обеденную. Здесь и поговорим.

Дружинник кивнул и исчез.

Мы продолжили ужин, но мысли унесли меня в сторону.

Я слишком хорошо знал историю Белозерских. Знал и то, что сама Ольга до сих пор не в курсе о Филиппе. Яков тогда дал ему прямой приказ молчать, пока не станет ясно, что предпримут церковники. С тех пор как они приезжали проверять мой уровень и саму магию, которую я пробудил, о них нет ни слуху ни духу. Они затихли. И эта тишина казалась подозрительнее любой активности.

Когда-то давно Яков рассказывал, что их деревню серьёзно разрушило. Имперские охотники вовремя отогнали монстров, соседние рода тоже подоспели, так что люди в основном выжили. Но само поместье Белозерских и значительная часть деревни тогда обратились в руины. Главы рода погибли. Ольгу забрали в интернат. Слуги и дружина разошлись кто куда — так считалось. Род был признан мёртвым.

И вдруг — какой-то старый слуга? Как он жил всё это время? На какие деньги? И главное — почему объявился именно сейчас? Это было любопытно куда больше, чем страшно. Здесь, в обеденной, рядом со мной сидели Максим и Марк. Чтобы сунуться сюда, нужно быть полным психом: ни один убийца или наёмник не успеет сработать быстрее, чем эти двое.

По законам Империи, кстати, род продолжает существовать, пока есть хоть один слуга, который признаёт его живым и готов ждать возвращения главы и есть наследник. А у Белозерских глава рода всегда была женщина. Значит, формально Ольга и есть глава своего рода. Интересный вопрос: если её род жив и признаётся, то как будет считаться после свадьбы? Она глава своего рода, я — своего. Мы будем соправителями? Или я автоматически стану общим главой обоих родов? Придётся копнуть бумаги. Всё-таки через три недели у нас церемония свадьбы. Надеюсь, к тому времени у меня не появится четвёртая невеста, — я даже усмехнулся про себя.

Во дворе загудела машина, колёса зашуршали по гравию. Дружинник восьмого ранга вёл старика. Я машинально скользнул по нему взглядом: крепкий, но без особых дарований. А вот Эхо пожилого человека зацепило сразу: простое, тусклое, без силы. Ни пути силы, ни магии. Максимум первый ранг в зачатке. Обычный человек. Но в этом-то и крылась странность.

Двери обеденной распахнулись. На пороге показался мужчина лет пятидесяти-пяти на вид: седина, морщины, прямая походка. Но Эхо тут же подсказало — его настоящий возраст куда глубже. Минимум восемьдесят, а может, и ближе к девяносто. Он держался так, будто прошёл уже почти век. Старик встал перед нами и поклонился. Не так, как здесь принято — уважительный кивок с лёгким наклоном головы. А именно старой школой: почти под девяносто градусов, будто ещё чуть-чуть, и он рухнет на колени. Я невольно усмехнулся. Человек, которому по виду лет под шестьдесят, а по Эхо тянет к девяносто, гнётся так, будто у него нет ни артрита, ни радикулита. Этот мир продолжал меня удивлять.

— Здравствуйте, ваше благородие. Меня зовут Иннокентий Валеревич Гришнов. Я главный дворецкий рода Белозерских. Пришёл просить помощи у будущего жениха и у главы рода Белозерских, госпожи Ольги…

— Иннокентий, — перебил я сразу. — Всё понял. Вы дворецкий, фамилия, имя услышал. Давайте ближе к делу. Здесь все свои, можно без длинных реверансов. Что случилось?

Он на миг замялся, будто готовил речь, но всё-таки кивнул.

— Все эти годы мы держались за счёт земли. Она у нас плодородная. Люди выращивали овощи, фрукты, зерно. Продавали немного, денег хватало только на то, чтобы по чуть-чуть восстанавливать поместье и несколько домов. Род был беден, а так как Белозерские давно не пробуждали Эхо, нас не считали…

— Иннокентий, — я второй раз перебил. — Всё это потом расскажете. Я вижу, что вы сейчас сильно переживаете. Давайте к сути. Что произошло такого, что заставило вас в час ночи прийти ко мне?

Он выдохнул, лицо стало жёстче.

— На нашу деревню напали мародёры. Банда из трущоб, около двухсот человек. Они захватили центр, заняли дома. Полиция не реагирует, жандармерия тоже. Кому нужны сто восемьдесят четыре человека, из них девяносто шесть женщин и тридцать пять детей? Они пришли сегодня с каким-то праздником, уже пьют и беснуются. Боюсь, начнут насиловать женщин и убивать детей.

Кулаки у Максима сжались до белых костяшек, зубы скрипнули. Марка будто колотило изнутри: глаза горели, пальцы вцепились в стол так, что тот жалобно треснул. Он сжал его слишком сильно, и край стола не выдержал.

— Понял, — кивнул я. — Значит, вы пришли за помощью.

— Да, господин, — подтвердил он.

— И как узнали, что мы здесь? Как поняли, что именно Ольга — ваша глава?

— Новости, — спокойно ответил он. — Мы слушаем радио. Слухи уже дошли: ваша невеста из древнего рода. Белозерские всегда были женским родом, глава — женщина. Так что сомнений не осталось.

Я хлопнул себя мысленно по лбу. Ну конечно, радио. Глупо было надеяться, что информация не разлетится. Сегодня первый раз публично было произнесено полное имя моей невесты.

Кстати я еще должен узнать полное имя своей первой невесты. Про Ольгу я знал до этого момента, а вот про Милену до сих пор ничего не известно, кроме ее двух имен.

Дворецкий продолжил.

— Я прошу помощи. Сегодня у них пир, они все собрались. Пока я добирался, там уже могло начаться самое худшее.

Под Марком снова хрустнуло дерево. Он сидел, как пружина.

— Марк, — бросил я, — если так прёт, можешь быть первым. Всё равно поедем спасать.

— #%@#%!этих @#%!.. — прохрипел он, и это было даже не злость, а чистое нетерпение.

— Тогда уточняем маршрут, — сказал я и посмотрел на Иннокентия.

— От вашего поместья двадцать километров по трассе, потом поворот на просёлочную дорогу. Там ещё немного — и деревня.

По сути, мы соседи — двадцать километров от трассы в сторону Красноярска. А я даже не удосужился глянуть карту, где именно находился род Ольги.

Я кивнул.

— Хорошо. Но сначала, Иннокентий, присядьте и поешьте. Я вижу по вам, что вы исхудали. Не принято у нас, чтобы человек, особенно старый дворецкий, стоял голодный и смотрел, как другие едят. Хотите — садитесь за наш стол, хотите — распорядимся, чтобы вам подали в зале дружины. Но голодным вы отсюда не уйдёте, а мы начнем выдвигаться.

Он на миг смутился, но всё-таки сел на край. Двигался аккуратно, начал есть медленно, будто экономя каждое движение. По нему было видно: выживали на последних крошках.

Я отметил это про себя и сказал уже своим:

— Максим, собирай восьмые и девятые ранги, седьмых — во второй эшелон. Филипп — перевязка и медики. Марк — разведка и «часовые».

— Есть, — ответили все трое.

Злата сидела с каменным лицом, но я видел — её злость пылала так, что будь у неё выбор, она бы сама пошла резать этих двухсот ублюдков. Ольга побледнела, но держалась. Милена выглядела спокойной, хотя пальцы на вилке выдали её напряжение.

— Девушки остаются дома, — сказал я. — Очаг хранить — тоже работа.

Злата прикусила губу, но промолчала. Я добавил:

— Ритуал отложим. Вернусь — посмотрим, будет ли он сегодня, или всё-таки завтра.

Она только кивнула, но по глазам было видно — внутри она готова рвануть в бой вместе с нами.

Максим посмотрел прямо на меня:

— Аристарх Николаевич, может, вы всё-таки останетесь? Проведёте ритуал, а мы справимся сами.

— Ага, — усмехнулся я. — Я уже восстановился, поел, силы вернулись. И хочу ровно то же самое, что сказал Марк. Повторять не буду, но с ним полностью согласен. Там женщины и дети — значит, я тоже еду.

Злата подалась вперёд, глаза блестели:

— А можно я?…

— Нет, — оборвал я твёрдо. — Ты остаёшься дома с девочками.

Я повернулся к Иннокентию:

— У вас транспорт есть?

— Да, господин, — кивнул он. — У нас три старых пикапа, на них овощи возим. У банды свои машины: три внедорожника, один пикап и две легковушки.

— Значит так, — сказал я. — Нам нужны все машины. Но этого всё равно мало, чтобы вывезти сто восемьдесят четыре человека. Максим, готовь наши машины. Как ты слышал, у Иннокентия есть пара, у покойников тоже. Но людей слишком много, так что будем собирать всё, что можно.

Максим попытался меня снова отговорить.

— Может все таки не поедете, господин?

— Нет уж, — парировал я. — Поеду первым с тобой. А Марк… — я оглянулся, но его уже не было в комнате. — Впрочем, неудивительно. Не удивлюсь, если приедем и найдём только покойников.

— Там есть один сильный, — вставил Иннокентий. — Их главарь. Он и запугал нашего старосту. Поэтому, когда приезжала полиция, тот всем твердил, что это пустяки, люди хорошие.

Мы вышли во двор, и я удивился: дружина уже стояла наготове, как будто все заранее знали, что происходит.

— В этом доме вообще может что-то случиться так, чтобы никто не услышал? — спросил я вполголоса. Толпа дружно рассмеялась:

— Мы готовы!

— В лучшем случае приедем к трупам, — усмехнулся один из бойцов. — Марк уже ушёл. Надеемся, нам хоть что-то достанется, чтобы размяться.

Девушки поднялись в комнаты. Злата — вся надутая обидой, но злость в глазах пылала так, будто она готова сама перерезать всю банду. Ольга побледнела, словно потеряла почву под ногами: её подданные всё это время жили, а она об этом даже не знала. Милена тоже порывалась идти, но один взгляд Максима остановил её. Она формально уже была его госпожой, но время, проведенное в дружине под его командованием не прошло незамеченным.

Она поняла: будет неправильно, если хоть одна из невест отправится в бой.

— Готовьте машины, — сказал я. — Там будут раненные. Мы должны их привезти сюда, перевязать, накормить, напоить. А вы, кто остаётесь, готовьте казармы и места минимум на двести человек. Лучше на двести пятьдесят. Будут дети — сладости не жалейте. Тётя Марина, доставай свои запасы печенья и варенья.

Как я сказал, так все и зашевелились. Дружина уже ждала на улице. Мы сели в машины и выехали. Я только надеялся, что Марк не успеет перебить всех до нашего приезда. Хотелось, чтобы хоть что-то осталось и нам. Меня самого распирало от злости, хотя раньше я за собой такой кровожадности не замечал. Может, это из-за той сущности, что живёт во мне. Может, просто усталость. Но одно я знал точно — эта ночь будет долгой.

Глава 18

Мы выехали из особняка. Колонна машин растянулась по дороге, фары вгрызались в ночную темноту. Асфальт хрустел под колёсами, редкие фонари мелькали и исчезали позади. Минут десять пути — и родной дом остался за спиной, а вместе с ним ощущение защищённости. Чем дальше мы уезжали, тем сильнее внутри сжималось чувство: не так всё это. Воздух был сырой, тянуло холодом из щелей окон, на пальцах поблёскивал тусклый свет приборки. Машина дрожала от неровностей, и эта дрожь будто била по нервам.

Я снова перебирал в голове плетение Эхо Иннокентия. На первый взгляд всё просто: старик, первый ранг в зачатке, ничего примечательного. Но внутри узора мелькала лишняя нить, чужой стежок. Как ошибка в формуле: не бросается в глаза, пока не начнёшь внимательно проверять. Я вспомнил Марка. Его плетение всегда виделось плохо, словно ускользало из поля зрения. Если плетение ускользает — значит, Эхо можно скрыть. Если Эхо можно скрыть — значит, можно пронести артефакт. Если досмотра не было — значит, риск заноса есть всегда. Старик мог пронести что угодно.

— Максим, спроси дружинников, — сказал я. — Его вообще проверяли?

Он не стал уточнять, поднял рацию.

— Кто встречал Иннокентия? Проверяли его?

Ответ прозвучал через секунду, сухой и виноватый:

— Нет. Он же старый… Сказал, что слуга Белозерских.

— Да твою ж мать! — рявкнул Максим Романович и ударил кулаком по рулю. Машина вздрогнула, где-то в колонне клацнули передачи, эфир коротко треснул. — Что за дебилы с нами работают… Простите, господин Аристарх Николаевич.

Я кивнул. Логика простая: старик не вызывает подозрений. Ни силы, ни ранга. Даже мелкие по Пути Силы чувствуют опасность от сильных — а тут пустота. Обычный дед. Кто станет проверять? А ведь именно такие и удобны для подставы.

Я вытащил телефон и набрал Милену.

Первый гудок. Второй. Третий. Долго. Слишком долго — тишина. Сердце, будто в ладони, застучало чаще; ладонь вспотела. Ждать дальше смысла не было — не возьмёт. Сбрасываю.

Звоню Ольге.

Первый гудок. Второй. Тишина. На третьем я уже слушал не звонки, а собственное дыхание, ощущая, как горло сжимается. Сбрасываю. Всё и так уже ясно.

Но всё равно набираю Злату.

Первый гудок. Второй. Третий. Пустота. Тишина словно давила в уши. Я прикусил губу — вкус металла.

Этого просто не может быть. Они должны были сидеть втроём в одной из комнат и обсуждать всё, что произошло вечером: ритуал, новый статус Ольги, слухи. Даже если одна могла отвлечься или забыть телефон — втроём никогда. У одной из них аппарат точно должен был быть под рукой.

Холод пробежал по спине, ладони вспотели.

— Максим, свяжись с поместьем. Пусть доложат обстановку, — сказал я.

Он начал вызывать посты по рации. Ответа не было. Только треск эфира и пустота.

— Чёрт, — выдохнул я. — Разворачиваемся. Отправляй самую ближайшую машину к поместью — на всех парах. Мы тоже поворачиваем обратно.

Максим Романович кивнул, схватил рацию и отдал короткие, чёткие приказы:

— Всем машинам — разворот! Ближайшая к поместью — газ в пол! В доме что-то происходит, нужны данные немедленно!

Гул моторов вокруг изменился, кто-то завершал манёвр, кто-то уже перестроился — колонна заиграла живой волной перестроения. Я стиснул зубы. Девушки не отвечают. Ни одна. И я лишь надеялся, что с ними всё в порядке. Потому что если они погибли — этого старика я буду пытать долго, очень долго. Даже если его память заблокировали ментально, я всё равно найду способ её вскрыть. Я достану того, кто за этим стоит, хоть из-под земли, и заказчик будет страдать до конца своих дней.

Сначала свои. Сначала дом. А уже потом — чужие и новые.

Максим отдавал команды, голос у него был сжатый, но в глазах — взгляд, который выдал внутренний раскол: он понимал логику ловушки, но не хотел верить в неё до конца. Иннокентий выглядел жалким и уставшим — голодный, с морщинами и искренней радостью в глазах при виде госпожи. Как можно было поверить, что такой человек притащил на себе яд или артефакт? И в этом сомнении была опасность: всё выглядело слишком человечно, чтобы сразу заподозрить подлость.

Когда в радиопомехах наконец прозвучал голос:

— Господин барон! Мы немного задержались, колесо спустило. Мы только за ворота выехали, минуту пешком до поместья. Сейчас проверим бегом и доложим!

Я сжал кулаки. Отлично. Они ближе всех и смогут узнать, что происходит. Мы же уехали уже минут на десять — быстро не вернуться.

Пауза тянулась вечностью. Наконец — доклад:

— Все живы, пульс есть. Но… все спят. Весь дом, все посты. Спят, как вырубленные. Невесты в порядке. Старика нигде нет.

Я прикрыл глаза. Значит, не убили. Значит, наложили что-то — артефакт или заклинание. Убить — проще. Вырубить — значит, нужен контроль. Контроль стоит дорого: такие артефакты редки, часто одноразовые. Значит, кто-то вложился серьёзно.

В поместье осталась Злата. Дочь Императора. Если бы я оказался в опасности, она могла бы сорваться и рвануть за мной. А за ней — и канцелярия, и личная охрана дочки Императора. А это, как минимум, четыре мага 8+ Ранга. Слишком большой риск для тех, кто задумал эту игру. Поэтому всех вырубили, чтобы Злата точно осталась на месте. Подстраховались, убрали её из уравнения. Не случайность. План. Выверенный, продуманный.

— Максим, — сказал я ровно, — мы едем в ловушку. Отправляй все машины обратно. Людей терять не будем. Вдвоём с тобой меньше заметны. Проверим, что там, и найдём Марка. Он нас почувствует, он нас увидит. Бросать его мы не будем.

Максим сжал руль, нахмурился и на мгновение отрешился от вида Иннокентия, который казался таким простым и даже искренним.

— Почему вы так уверены, что это ловушка? — спросил он тихо. — И почему думаете, что в поместье никто не пострадает, если всё накрыто заклинанием?

— Потому что цель была не дом, — ответил я. — Цель — Злата. Её удержали, чтобы не вмешалась Империя. Поддержка у неё всегда будет, но сейчас её просто лишили возможности двинуться. А нас — ведут на убой.

Я помолчал и добавил:

— И уж точно там не двести трущобных. Дворецкий, может, и не врал, но недоговаривал. Может, сам под воздействием был. Поэтому — колонну назад. Мы с тобой вдвоём идём дальше. Ищем Марка.

Максим Романович рявкнул в рацию:

— Всем назад! За нами не следовать!

По каналу тут же прошёл короткий ропот — кто-то попытался возразить, но голос Максима срубил любой спор:

— Молчать! — его голос ударил, как кнут. — Это приказ мой и господина. Разворот и домой. Ваша задача — защищать поместье. Защищать невест. Найти старика и взять его под охрану. Разбираться будем по приезду. Никому за нами не следовать! Это прямой приказ. Нарушением будет предательство Рода. Всем ясно?!

В эфире, поочерёдно, прозвучало:

— Первая группа — есть!

— Вторая группа — есть!

— Третья группа — есть!

Кто-то из машин уже завершал манёвр, кто-то — нет; тем, кто не успел закончить перестройку, пришлось докрутить колёса, а те, что были ближе к воротам, рванули в сторону поместья. Мы же, с Максимом, начали поворот обратно к дороге, ведущей к деревне — быстрый, резкий, с небольшим креном машины колеса скрипнули под нами. Срывались с пробуксовкой. Мы упрямо держали курс вперёд.

Максим всю дорогу молчал. Мы проехали оставшиеся десять — пятнадцать минут почти в полной тишине. Я тоже не рвал её словами — в голове прокручивал всё снова и снова. Слишком всё вовремя. Слишком ровно. Как будто кто-то написал сценарий для дешёвого боевика: застать нас не врасплох, а в момент радости — после дуэли, после ужина, когда бдительность ослаблена. Самый удобный момент, когда мы были расслаблены. Старик пришёл ровно тогда, когда надо. Всё сложилось идеально.

Многоходовкой это не назовёшь. Мелкоходовка. Дешёвый приём, но сработал. Потому что иногда самые простые вещи оказываются самыми гениальными. И я, гений, тоже дал слабину. Пропустил такую банальщину.

Мы проскочили трассу и свернули на дорогу к деревне. Ночь придавливала, мотор урчал ровно, напряжение сгущалось с каждой минутой.

Тут — удар.

В голове всё ещё шевелились мысли, формулы, возможные сценарии — и вдруг резкая линия боли: срабатывание сверхрежима, как щелчок, как взрыв в молекулах воздуха.

Пуля. Невидимая, быстрая.

И эта пуля — от Марка. Он стрелял прямо по мне.

Почему?..

Арка "Деревня Призрак" — Предисловие

Эта часть книги оформлена как отдельная арка под названием «Деревня Призрак». Так удобнее и для вас, и для меня: каждая часть будет идти как глава 1, глава 2 и так далее — с именем персонажа или с описанием ключевых событий.

Сразу предупреждаю: арка будет 18+. Здесь появятся сцены насилия, крови, пыток, алкоголя, наркотиков — в общем, всё, что не слишком приятно. Я обязан предупредить вас заранее.

Важно понимать: это не отдельная история, а прямое продолжение сюжета, только под другим углом. Линия становится мрачнее, подтверждая жанр «тёмное фэнтези». В этих главах повествование пойдёт не только от лица Ария, но и через других персонажей, с другими акцентами. Во втором томе у меня уже была подобная попытка — и результат понравился. Поэтому в третьем томе я решил снова использовать этот приём, чтобы глубже показать происходящее. Если такой формат вам не заходит, обязательно напишите в комментариях — буду думать, как иначе передавать такие сцены: возможно, через интерлюдии или от лица героя. Но на мой взгляд, именно так история воспринимается лучше и позволяет глубже погрузиться в события.

Чтобы было удобнее, в конце я выведу отдельную главу с пометкой «ИТОГО». Там будет краткий пересказ арки без жестокости — специально для тех, кому неприятны подобные моменты. Либо можно сразу перейти к следующей «обычной» главе романа: по сути, это будет продолжение основной линии.

А тем, кому интересна именно тёмная сторона фэнтези, кто не против жестоких сцен, я советую заглянуть в мой новый цикл — «Эхо Убийцы. Лик, которого нет». Первый том уже доступен, он пишется параллельно, но никак не мешает основной истории. Этот цикл частично связан с «Эхо-13», но больше — самостоятельный роман. Про Марка.

Я понимаю, что подобное предисловие может немного сбить погружение, но считаю важным предупредить: дальше идёт контент 18+. История живая, и в ней должно быть место не только светлым, но и самым мрачным вещам.

Спасибо за понимание — и добро пожаловать в арку «Деревня Призрак».

Деревня призрак — Глава 1 — Марк

Немножко пришлось задержаться.

Вернулся.

Хавают.

Напугать их, что ли? Ну ладно — захожу.

— Вечер добрый.

Все вздрогнули. Ха. Значит, не потерял хватку. Думал, размяк? Нет.

Сажусь. Барон кивает: «Садись, поешь». Конечно поем. Чё нет? Жрать я люблю. Только не хочу набивать пузо тяжёлым. Хлебушек с соусом — и нормально.

Сижу, жую.

Дверь открылась. Дружинник докладывает:

— Господин барон. У ворот пожилой мужчина. Просит госпожу Ольгу Кирилловну Белозёрскую. Говорит, что он старый слуга её рода. Очень умоляет, дело срочное.

Я про себя: кто там ещё @#!% пришёл? Но опасности не чувствую. Значит, всё окей. Да и какой идиот сюда попрётся? Ни @#!%!.. какой идиот сюда полезет? Тут я и Максим. Да нас в Красноярске мало кто потянет. Даже в Империи. Ну разве что десятки плюс.

Не одна десятка против нас двоих не выстоит. Тут минимум одиннадцатый или двенадцатый ранг нужен. В теории — вдвоём и Императора грохнуть можно. Ха. Было бы интересно.

Ввели старика. Седой, морщины, спина ровная. Представился:

— Иннокентий Валеревич Гришнов…

Начал бубнить про землю, про бедность, про то, что Эхо не пробуждали…

$%#%#^

И тут — слышу:

«Банда из трущоб… около двухсот… сто восемьдесят четыре человека… девяносто шесть женщин… тридцать пять детей… скоро начнут насиловать, убивать…»

Праздник у них #$%^$

Сука. Суки. Мрази. @#!%!..

Убить. Убить этих тварей. Всех.

Пальцы в стол — треск. Край жалобно хрустнул. Да и #@%@ с ним. Не моя проблема. Пусть барон разбирается. Пусть он думает. А мне главное — убивать.

Барон бросил:

— Марк, если так прёт, можешь быть первым. Всё равно поедем спасать.

Ага. Разрешили. Отлично.

Разведка? Да пошло оно. Какая нахуй разведка. Я сам всю эту шайку положу.

Старик сказал направление — и мне этого достаточно. Что-то там двадцать километров до Красноярска, не доезжая дороги. #$%$#%. Знаю, где находятся — уже хорошо.

Вышел из поместья. Бегом к воротам. Для тех, кто любит по земле топать, есть ворота. Для меня — забор. Прыжок. Запрыгнул, перекинулся дальше. Лес.

Ветка. Прыжок.

Значит, пойду напрямик через леса. Так удобнее. По верхам быстрее.

Ветка. Прыжок.

Без хвоста непривычно. Баланс сбит. Но всё равно.

Ветка. Прыжок.

А в голове одно: почему люди такие ублюдки?

Ветка. Прыжок.

Нет, я не благородный убийца.

Ветка. Прыжок.

Я убивал. Но убивал за деньги. И не беззащитных. В основном тех, с кем сложно справиться один на один.

Оп — пенёк прикольный.

Ветка. Прыжок.

За это и получил своё звание.

О — дерево толстое.

Мне туда идти. Прыгать. Бежать минут двадцать, может, тридцать. Ничего.

Ветка. Прыжок.

Пустота в голове. Мыслей нет. Отвык я думать.

Ветка. Прыжок.

И всё-таки… не зря я решил последовать своему обещанию, а не пытаться его убить.

Ветка. Прыжок.

Так даже интереснее. Молодым себя почувствовал.

Ветка. Прыжок.

Да, и с Максимом вроде как на ножах.

Ветка. Прыжок.

Но в то же время и сдружились.

Ветка. Прыжок.

Мысли пошли чуть длиннее. Слова в голове связнее. Будто снова учусь думать.

Ветка. Прыжок.

О. Приближаюсь к деревне.

Ветка. Прыжок.

Потом даже это ушло. Мысли отключились. Пустота. Автомат. Как механизм.

И тут — чёткое чувство: дед нас @#$@%#.

Во-первых, слишком тихо. А он ведь про праздник толкал.

Во-вторых… в центре деревни давит. Сильно. Большая угроза. И это неспроста.

На подступах охраны почти нет. Ну как нет… была. Двадцать пять человек. Но уже не «есть», а «было».

И это не трущобные. Я-то знаю рожи с трущоб. Это точно не они.

Надо подойти ближе. Но сука — всё открыто. И света до!@#@. Словно ждали, что я сюда припрусь.

А мне тень нужна. Я в тени работаю. Мои мутации — работают во тьме.

А тут? Нифига. Всё подсветили. Ни людей на улицах, ни шороха. Всё слишком правильно.

Ладно. Попробую. Вон место отличное, тёмное — туда и скользнём.

Дальше. Внутри дома люди. Боевиков не видно.

Надо к центру. Там скопление. Там сила Эхо, серьёзная. Моё чутьё врать не должно.

И опять думаю: с каких пор я такой любопытный?

С каких пор сам себя загоняю в ближний бой? Странно. Очень странно.

…Что за вспышка?

Бл@#ь! Вспышка!

Сука!..

Тьма.

Деревня призрак — Глава 2

Почему в меня стреляет Марк? И почему каждый раз в этом мире активизируется сверхрежим разума благодаря Марку? Неужели только он по настоящему близок к тому, чтобы убить меня?

Ситуация сразу ощущалась тяжелее, чем в прошлые разы. Тогда у меня было время: десять минут в сверхрежиме, чтобы просчитать всё до мелочей, задать телу направление и ждать, когда оно дёрнется уже после выхода. А сейчас — счёт не на минуты, а на секунды. Максимум полторы минуты в запасе.

Я мгновенно понял: действовать надо сразу. Первое, что пришло в голову, — включить боевой режим по Пути Силы. Я пока не проверял смогу ли я двигать полностью телом используя боевой режим. Так что начнем с чего-то попроще. Сконцентрировать энергию в связках, в горле, заставить голосовые мышцы работать.

Хотя бы прокряхтеть. Хоть одно слово. Одно имя.

— Мак… сим… — И это все. И то с трудом

Всё. На это ушло двадцать пять секунд моего времени в боевом режиме. Я стал на двадцать пять секунд слабее. Двадцать пять бесценных секунд. Но оно того стоило.

Максим понял сразу. Его боевой режим включился мгновенно — и я почувствовал, что он тоже перешёл в ту же скорость. У него в запасе тридцать минут. Полчаса. Этого более чем достаточно: даже если сейчас нам придётся столкнуться с серьёзной силой, он вытащит нас с места. Его скорость — такая, что вряд ли кто-то сможет тягаться.

Я же оставался со своими тридцатью пятью секундами. Этого мало, но должно хватить.

Пуля летела в левый глаз. Не в центр, не в сердце — именно в глаз. Значит, стрелял не Марк: он всегда бьёт наверняка. Но оружие было до боли похоже на его. Та же вязкая оболочка Эхо, та же тяжёлая энергия, та же структура. Только скорее всего сам стрелок — другой. Марк бы не дал мне выжить. Не в четвертый раз.

Единственное решение — уйти вправо. Даже крохотный рывок увеличит шанс на выживание. Пытаюсь направить всю силу Эхо на мышцы шеи, спины, позвонков. Оттягиваю Эхо из ног и рук. Сейчас они мне не нужны.

И я вложил всё оставшееся время в одно: в движение. Боевой режим дал толчок мышцам, и тело рвануло вправо. В ту же секунду Максим понял, что я хочу сделать, и подхватил — толкнул меня, добавил скорости.

Выстрел прошил сиденье и металл насквозь. За спиной раздался хрустящий удар — пуля врезалась в гравий под машиной. Я почти слышал, как камешки взвизгнули от удара. Если бы не это движение — сейчас в моей голове была бы дыра.

Удар. Я врезался в дверь, мир качнулся. Сверхрежим схлопнулся, всё вернулось в обычный ритм.

Максим крутил руль. Но не так, как сделал бы обычный человек. Любой другой инстинктивно вывернул бы от себя — прямо на пассажира. Так всегда: за рулём спасают себя, даже ребёнком рядом жертвуют. Но не он. Он крутил руль так, чтобы защитить меня.

И в этот момент я понял — Максим Романович слишком далёк от обычного человека. Или так работает реальная преданность, что перекрывает инстинкты самосохранения.

Машину развернуло боком, и теперь весь удар пришёлся бы на него. Я оказался в относительной безопасности — если пуля прилетит, то в Максима.

Я рванул к дверце и на ходу рявкнул:

— Максим! Останови его. Живым! Нам язык пригодится.

— Есть, — коротко бросил он.

Я успел только выскочить наружу. Максим даже не подумал открывать дверь — вырвал её с корнями, со скрежетом металла. Щебёнка жалобно хрустнула под его ногами. И вот он ещё здесь, а в следующую секунду — уже нет. Вспышка, рывок, воздух дрогнул пустотой.

Максим исчез. А у меня в голове закрутился счёт. Сверхрежим — идеальный момент прикинуть цифры. Не точные, но хотя бы на глаз.

Мой расчёт: по ощущениям пуля летела до меня секунд девяносто. Скорость — около восьмисот метров в секунду. Расстояние — километр. Если взять простое «время равно путь делённый на скорость», то выходит чуть больше секунды. В реальности секунда, для меня — полторы минуты. Замедление — раз в семьдесят.

Теперь накладываю это на Максима. Его боевой режим держится восемь часов. Целый рабочий день боя: ставь щиты, держи удары, бей сам — и он выдержит. Но если шагнуть в сверхскорость, эти восемь часов превращаются в полчаса. Внутри режима для него это полчаса, а снаружи — всего тридцать секунд. Может быть, чуть меньше, чуть больше.

И опять же, всё условно. Есть «базовый пакет действий», которые не жрут выносливость. Просто двигаться, дышать, держать стойку. Но стоит вложить больше силы — щит на пределе, удар с перегрузкой, прыжок выше нормы — и время сгорает в разы быстрее.

Можно сказать проще: выносливость равна времени нахождения в режиме. Чем сильнее действие — тем быстрее горит песок в часах.

Я проверил на себе: двадцать пять секунд ушло, чтобы выдавить одно слово. Тридцать пять — чтобы дать телу толчок. Минуты хватило ровно на два действия.

У Максима всё то же самое. Его восемь часов обычного режима в сверхскорости схлопываются в минуту боя. Минуту, за которую он может разорвать полроты или рухнуть без сил.

И это не строгая наука. Это прикидка, гениальный чертёж на коленке. Но он уже даёт мне ориентир.

Ну а что мне ещё остаётся делать, кроме как считать? Сил нет. Магией на таком расстоянии я не достану.

В теории, конечно, могу запустить огненный шар. Но он долетит туда… через минуту? Через три? А может, через шесть. Я даже не знаю, с какой скоростью он вообще способен лететь на таких дистанциях. И пока он ползёт, там уже никого не будет. Если же вдруг долетит — максимум лес подожжёт. Ирония судьбы: я, барон, со всеми своими силами, сейчас бесполезен, как факел в дождь.

Я держал внимание на Эхо Максима. Оно вспыхнуло в нужной точке. И тут — второе Эхо.

Марка.

Точно. Потому что до этого я его не чувствовал. Только он умеет так прятать свой узор.

Но почему?.. Почему стрелял по мне? Неужели решил предать?

Максим получил прямой приказ — не убивать. Значит, он не убьёт. Я видел, как его Эхо уже двигается обратно. Такую вспышку невозможно не заметить.

По Эхо Максима видно — был бой. Сила Эхо просела. Видно сразу: назад он бежит уже не с той скоростью, с какой вылетел за Марком. То ли экономит, то ли серьёзно потратился. Ближе подойдут — смогу рассмотреть точнее.

Но с Марком всё иначе. В его Эхо что-то изменилось, добавилось что-то чужое, резкое, яркое. В нем что-то есть неправильное и инородное. Далеко не вижу. Даже стало сильнее выражено, чем у того же Иннокентия. И главное — вижу общий узор.

Менталист?.. Но это какого уровня нужно быть магу, чтобы проломиться в голову к Марку? Я ведь разбирал его Эхо: там мутации, отсекающие любой ментальный доступ. Уникальные штуки. Сам бы не отказался от таких. Потому что отбиваться всегда легко не выйдет. В прошлый раз менталист просто не ожидал, что барон первого ранга окажется способен хоть на что-то. Теперь же, чем больше я становлюсь заметным, чем чаще мелькаю в канцеляриях и в прочих государственных структурах, тем выше шанс, что следующий вложит в атаку всё. И тогда я могу не выдержать.

Надо будет расспросить Марка про его мутации. Всё никак руки не доходят. А ведь это важно. И нужно начать адаптировать его мутации и привести к нормальному внешнему виду.

И ещё вопрос: почему он стрелял? И что это за плетение, которое вспыхивает в Эхо людей? Чем ближе они подходят, тем яснее: это не магия в привычном виде. Скорее что-то вроде браслета на моей руке, скрывающего настоящий элементальный аспект. Или того кинжала, что давал Яков. Значит, речь о чём-то древнем. О силе, неподвластной нынешним магам. И вот это действительно интересно. Даже захватывающе.

Я снова скользнул в машину. Сначала присел, потом лёг на сиденье — так быстрее восстанавливаются силы, да и в окне светиться не хотелось.

Чувствую: вернулась примерно секунда боевого режима. Мелочь, но ощутимо. Теперь у меня в запасе около четырёх секунд. Смешно мало, но иногда и этого хватает.

И ловлю себя на мысли: да, всё это будто игра. Запас выносливости ощущается почти физически. Секунды уходят и возвращаются. Только вот цена ошибки совсем не игровая. Запас выносливости рассчитывается тут не каким-то выдуманным непонятным элементом, а секундами, минутами, часами.

Я даже успел на миг задремать. Всё-таки километр для обычного человека — не так уж и быстро. Максим сейчас не включал боевой режим, двигался на рефлексах, просто подкачивал Эхо в ноги. Да, бежал быстро, километров двадцать — двадцать пять в час, но не запредельно. Хватило времени, чтобы я прикрыл глаза и даже провалился на полминуты. Может, на минуту.

Очнулся уже от его крика:

— Господин! Вы где? Господин, вы где?! Аристарх Николаевич? Ваше Благоро…

Я буркнул, вылезая из машины:

— Да тут я! Лежу… Отдыхаю. — Пробурчал я вставая с сиденья.

Выбрался из машины и передо мной картина:

На руках у Максима был Марк. Как всегда — чёрная одежда, всё то же, в чём и выходил. И ни одной раны, ни ссадины. Интересно… как он его так вырубил, что не переломал ни руки, ни ноги?

Взглянув уже внимательно на них я убедился: бой для Максима Романовича не стал тяжёлым. Его Эхо не просело критично, баланс выносливости сохранился. Он не рвал себя до предела, не сжигал всё на усиление — и часть уже успела восстановиться. Двенадцатый ранг… да, такое быстрое восстановление — мне о таком только мечтать.

Но самое интересное было в Марке. В его Эхо явно пульсировало чужое плетение — куда ярче, чем у дворецкого Белозёрских. Я невольно склонился ближе.

— Не подходите, он опасен, — сразу бросил Василёк.

— Всё нормально, Максим Романович, — отрезал я. — Он заражён чем-то вроде вирусной части Эхо. Та же дрянь, что и у дворецкого. Только там сил вложили меньше, поэтому я и не заметил. А здесь — куда больше. Но и защита у Марка серьёзнее.

Слова сорвались сами — и я тут же мысленно выругал себя. Нельзя было так открыто говорить о том, что я вижу плетения. Это родовая тайна. Да, Васильку я доверяю, но рефлекс скрывать должен был сработать. А я проговорился.

Максим сделал вид, словно никто не сказал ничего важного и просто поделился наблюдением.

— Вот почему Марк так легко сдался, — сказал он, перехватив тело поудобнее. — Его защита не дала чужому полностью подчинить его.

— Наш Марк никогда бы не стрелял в глаз, — пробормотал я. — Всегда бил в центр головы. В этот раз он оставил мне шанс уйти. Значит, ещё борется.

Марк хрипло задышал, веки дрогнули. Он начал приходить в себя.

— Держи его, Максим! — рявкнул я. — Попробую снять эту дрянь. Но не уверен, что получится быстро.

Василёк сработал мгновенно. Подхватил Марка за руки, рывком прижал их к земле и сам прыгнул сверху. Ногами зафиксировал ноги, руками растянул руки в стороны. Жёсткая «распятка» — надёжно, без шансов дёрнуться.

Я сел напротив, опустился на корточки, меч лёг мне на колени. Если придётся — сброшу лишнюю энергию в него. Но риск огромный: клинок может сожрать мутации вместе с заразой. И тогда вместо легендарного убийцы останется лишь обычный боец. Восьмой-девятый ранг — и всё.

Я вдохнул, сосредоточился и скользнул вниманием в плетение.

Мое Эхо дрогнуло. Словно понимая, сейчас мы будем ковырять чужую структуру. И где-то в в голове прорычал Морок, который только и ждал, когда я снова сорвусь и потеряю сознание, и защита ослабнет. И он снова сможет закрепиться в моем сознании. Не в этот раз… Наверное…

Дворецкий не врал. В деревне действительно были женщины и дети. Он не договаривал, но это не ложь. Это я видел в его Эхо. И если я сейчас рухну в бессознанку, Максим будет вынужден добить Марка и тащить меня обратно. А пока я буду приходить в себя, те, кто засели в деревне и у поместья, перебьют всех.

Справлюсь ли я?..

Деревня призрак — Глава 3 — Акел

Меня зовут Акел. Сейчас так.

А в детстве мать назвала меня Олегом.

Почему Акел? История простая. У меня был брат. Лекари потом сказали — у него дефект в голове. А у нас в трущобах это называли проще — имбецил. Мозги поломаны, работали неправильно. Он родился, когда мне было восемь. Уже тогда я понял: матери он не нужен. Первое время она его кормила, ухаживала, но болезнь проявилась позже. Может, если бы мы жили в городе, всё вышло бы иначе. Там врачи, обследования, технологии. Но мы родились здесь, в трущобах. Откуда у нас медицина? Родила — уже хорошо, что выжила.

Да, технологии вокруг вроде и есть. Смартфоны, интернет, в городах имперский бесплатный Wi-Fi. Пользуйся, не хочу. Но это в Империи. А мы — мусор. Никому не нужны.

В восемь лет я уже понял: надо зарабатывать. Учёба? Какое там. Времени не было. Сначала мелочь: украл — продал. Постарше стал — дела серьёзнее. Если раньше украсть пару яблок для брата было верхом риска, то к четырнадцати я уже убивал людей. Ради пары лишних рублей.

Место знал одно. Там мелкие аристократы любили шлюх топтать. Ходили туда без охраны или с парой слабаков. Заходили через чёрный вход, а там — публичный дом. Цены не кусались, девки симпатичные. Денег у них, правда, немного, но припугнуть — и получишь пять-десять рублей. А если упрётся — и зарезать можно. Мы ж не поодиночке ходили, а толпой. Иногда нарывались на магов — тогда жопы наши горели. Но такое бывало редко.

Мать… что мать? Торговала на рынке гнилыми овощами. В Империи еда дешёвая, проблем с этим нет. На рубль можно жить неделями. Но люди всё равно экономят. Зачем покупать картошку за копейку килограмм, если можно три килограмма за ту же копейку — пусть и гнилую, пусть и срезать полмешка. Так бизнес и шёл. Она работала то ли на Ахмеда, то ли на Армена, не помню уже. Имя для нашего района чужое, он точно был не местный. Но деньгами не обижал. Хотя я чувствовал — мать с ним спит.

А потом всё поменялось. Она просто не пришла домой. Умерла? Сбежала? Бросила нас?

Считала нас проклятием. Один сын — больной, другой — уголовник. В тринадцать лет я уже был никем, кроме как преступником.

Брата я пытался тянуть. Воровал, убивал, искал лекарей. Но они говорили одно: чтобы вылечить, нужны деньги, которых я за всю жизнь не соберу. Умер он не от болезни. Вернее, от неё тоже. Но на деле — просто попал не в тот район, сказал слово не тому. А в трущобах такое не прощают. Плевать — здоровый ты или больной.

Так и пошло моё погоняло. Моё клеймо. Я — Акел. Потому что брат даже в семь лет не мог выговорить моё имя.

Через год после того, как ко мне приклеилась кличка, брат умер. Ему было восемь. Ирония в том, что только тогда я начал собирать деньги, чтобы спасти его.

После его смерти во мне что-то переломилось. Наверное, единственное, что ещё держало меня на светлой стороне, был именно он. Брат. И надежда когда-нибудь вытащить нас из трущоб. Он был самым близким человеком в моей жизни.

Сейчас… сейчас я глава банды. Шайки таких же ублюдков, такого же мусора из трущоб. Нас примерно двести. Почему «примерно»? Да потому что каждый день кто-то умирает и каждый день кто-то приходит.

Я вспоминаю всё это, стоя у скупщика краденого. Этот шакал, как обычно, пытается нас кинуть на деньги. А у нас выбора нет — примем, сколько даст. Но я всё же попробую выбить побольше. Хочу, чтобы нормальные ребята из нашей команды получили свою долю. У кого-то брат, у кого-то сестра, у кого-то мать больная. Каждый пришёл сюда не ради лёгкой наживы — у всех было оправдание. Если это вообще можно назвать оправданием.

Я никогда не хотел быть тем, кем стал. Поэтому веду себя не так, как остальные. Стараюсь держаться культурно, вежливо. Но если надо — строг и жесток. И вспороть кому-то глотку за предательство, кривой взгляд или слово для меня — обычное дело. По-другому тут не выживешь.

Выходит шмыга из подсобки, мнётся:

— Ну смотри, Акел, я посчитал. Рублей на пятьдесят наскребётся ваше золото.

— Ты охренел? — только и выдавил я. — Какие пятьдесят? Там золото килограмм двадцать, да ещё и бриллианты. Мы же обчистили барона.

Шмыга пожал плечами:

— Я даже знаю, чьи это побрякушки. Фамильные ценности. Но ты сам понимаешь, такие вещи не продашь. Вернее, продать-то можно, но риск слишком большой. Поэтому беру как лом.

— Да ты гонишь! — я едва сдержался. — Там минимум на сто, а то и сто пятьдесят. Даже если чистым ломом.

— Не забывай, — спокойно ответил он, — ты мне не принёс чистый лом. Мне ещё ювелирам отдавать, откаты им платить…

И тут у него зазвонил мобильник.

— Подожди, Акел, добазарим, — буркнул он, подняв трубку.

— Алло? А, заказ? Хорошо… Размещу. Сколько? О, даже так… Ладно, договорились. Спасибо.

Слово «заказ» пронеслось у меня в голове, и по выражению его лица стало ясно — пахнет большими деньгами и, скорее всего, жирными бонусами.

Он кинул трубку и как ни в чём не бывало продолжил:

— Ну так что, договариваемся на пятьдесят?

— Семьдесят, — ответил я, — и ты даёшь мне этот заказ. Раз уж я здесь.

Шмыга прищурился, усмехнулся:

— Ладно, Акел. Пошли ко мне в кабинет. Всё расскажу. Заказ особенный. Не совсем по вашей теме.

И он повёл меня в подсобку своего гнилого магазинчика.

Подсобка у него оказалась получше, чем весь магазин. Специально, падла, прячет своё богатство за облезлой вывеской. Тут уже не подсобка, а полноценный кабинет. Даже не кабинет — приёмная. Охреневший ублюдок. С нас гребёт по полной, с каждого заказа имеет минимум двести процентов сверху.

Вот и золото, что мы притащили. Даже по закупочной цене — на сто пятьдесят минимум. А он загонит его за пятьсот, а то и восемьсот. Сука жадная. Но кому мы нужны? Уголовники, убийцы, ворьё. Работать с нами никто не хочет. Так что выбора нет.

Он молчал всю дорогу. Да и дорога короткая: узкий коридорчик, потом зал с мебелью подороже. А дальше — двойные двери. Распахнул их с пафосом. Тут уже показал своё настоящее лицо: золото, картины, портрет в полный рост. Всё как у «уважаемого человека».

Высадил меня в кресло, сам сел за стол, открыл ноутбук и развернул экран:

— Сейчас посмотрю письмо по этому заказу. Он немного особенный. Дай секунду, пробегусь глазами, и расскажу детали.

Я молча кивнул. Он щёлкал по клавишам, читал. Наконец откинулся и заговорил:

— Ну что ж, Акел. Заказ не из простых. Есть один нюанс: понадобится мутация.

— Мутация? — я прищурился. — Ты же знаешь, это дорогая штука. У нас таких денег нет.

— Не так понял, — ухмыльнулся он. — Тебе или кому-то из твоих придётся пройти мутацию, чтобы управлять артефактом. Его даст заказчик.

— Артефакт? — у меня дёрнулось в груди. — Серьёзное дело.

— Всё серьёзно. Давай по порядку. Есть барон. Романов. Слыхал?

Я усмехнулся:

— Сейчас каждая шавка слышала. Тринадцатый древний род, объявился из ниоткуда.

— Вот его и нужно убрать, — с нажимом сказал Шмыга. — Но не всё так просто. У него двое «псов». Максим Романович "Василёк", двенадцатый ранг. И первый убийца Империи. Неофициально, но слухи верные.

Я кивнул:

— Понимаю. Даже вдвоём они сдержат любого Мага.

— Плюс дочка Императора в невестах, — добавил он. — Поэтому задача будет непростая. Но заказчик продумал всё так, что даже самый тупой справится. Ваша роль простая — сделать ровно то, что скажут.

— Что по оплате? — спросил я прямо.

— Десять тысяч авансом. Выполнишь — двести пятьдесят тысяч сверху.

У меня глаза округлились. Двести пятьдесят за барона. Для трущоб — деньги немыслимые.

— Сумма странная, — сказал я. — Слишком жирно для нашего уровня.

— Согласен, — усмехнулся он. — Такой заказ стоит дороже. Но всё расписано заказчиком, риски просчитаны. Твоя работа — просто идти по инструкции. Поэтому и сумма «всего лишь» такая. И ещё — чтобы я не выдал заказ другому, сто тысяч ты отдаёшь мне. Если не нравится — выкину его на общую площадку для трущобных банд, и тогда идёшь нахуй.

Я сжал зубы, но кивнул:

— Ладно. Согласен.

Шмыга подтолкнул ноутбук ближе:

— Вот условия. Всё уже есть в письме. Подробности узнаешь позже. Мутация за счёт заказчика, артефакт тоже. Подтверждаешь заказ?

— Да, беру, — сказал я, глядя на экран.

Так, вроде бы здесь этот хирург. Почему именно он? Потому что он самый гнилой ублюдок среди всех черных хирургов Красноярска. К нему даже шлюхи не ходят за звериными хвостами и ушами. Хоть и дешево берёт, но очень часто всё делает без анестезии и обезбола — на живую. Ему, видите ли, нравится. Объясняет это тем, что так лучше чувствуется, приживается мутация или нет. Врёт, сука. Но если идти по заказу — только к нему.

Почему я сам решил лечь под нож? Потому что пацанов жалко. Мутация не самая хорошая. Есть шанс, что я переживу — всё-таки у меня восьмой ранг по пути силы. Монстр, которого будут вживлять, ранга седьмого. Тварь, которая управляет разумом. Сама по себе не очень опасная, но если ты один — тебе жопа. Название у неё странное: «Мозгоштыр». Он вбивает в голову одну идею, и ты держишься за неё, пока он тебя жрёт. Идеи эти всегда мягкие, спокойные, навязчивые. Всё это я вычитал в инструкции от заказчика.

Ладно, стучусь.

— О, Акел, здравствуй! — ухмыляется. — А я не думал, что ты придёшь ко мне за мутацией. Что хочешь — член побольше? Или глотку пошире, аристократам сосать?

— Заткнись, Сектор. Я по заказу номер двадцать восемь — тридцать пять — сорок четыре.

Он сразу посерьёзнел:

— О, это интересно. Не работал ещё с этой тварью. Любопытно, приживётся ли она к тебе. Ладно, пошли в кабинет, готовься. Ложись на кушетку, жди, пока всё принесу.

А в голове крутится: «Сука-заказчик». Он ещё и подкинул нам контакты работорговцев. В Империи рабов нет, а вот в СВЕТе — хоть завались. Святая Великая Европейская Территория. Так вот, те выкатили свои условия: проверить на людях новую сыворотку мутаций. Не операция и не синхронизация с Эхо, а укол. Инъекция. Выдали нам двести таких ампул, все лишние нужно вернуть. Я уже отправил пацанов в ту деревню — там как раз до двухсот человек. В основном бабы и дети.

Детей, конечно, жалко. Но кто пожалел моего брата, когда его убили три ублюдка? Один ещё надругался над телом после смерти. Правда, эти трое потом долго висели у нас на складе — подвязанные, с выпущенными кишками. Мы их держали живыми, чтобы им было больно и обидно. Чтобы думали, кого убивать. Тогда я ещё не был сильным. Но даже тогда у меня уже была маленькая банда. А они были старшики. Брат своей смертью дал мне возможность вырасти. После той резни один из больших главарей глянул на меня косо — но взял под крыло. А потом я его сам завалил. И теперь я старший.

В двадцать лет управлять бандой в двести человек — это неплохо. Не самые сильные, не самые значимые, но с нами считаются. По численности — третьи-четвёртые в Красноярске среди трущобных.

А сейчас мне будут вживлять этого монстра. Прямо в голову. Главное — пережить.

Вошёл Сектор.

— Ну что, готов? — хмыкнул. — В этот раз придётся с обезболом. Буду работать с мозгом, а там не стоит, чтобы ты дёргался. А то случайно отрежу кусок — и станешь тупым, как твой брат-имбецил.

Честно? Хочется убить его. Но ещё больше хочется заработать эти сто пятьдесят. С пацанами поделюсь — и, может, наконец свалим в город. А мутация, если приживётся, даст возможность воздействовать на чужие желания и мозги. Со временем можно развить. Главное, чтобы не пошла внешне, тогда не придётся каждые полгода платить за стабилизаторы.

Шанс есть. Я рангом выше монстра. Значит, могу выжить.

Я не успел додумать мысль, как уже лежал на кушетке. Сектор воткнул инъекцию. Сон накрыл мгновенно. Может, и к лучшему. Не хотелось бы чувствовать эту боль.

Проснулся я без боли, без тошноты, без привычного тяжёлого отходняка. Просто пришёл в себя. Только вот глаза открыть не смог — их чем-то перевязали. Попробовал подняться — тоже мимо. Привязали.

— О, Акел, очнулся, — донёсся голос Сектора. — Ты это… не дёргайся пока. Тут, понимаешь, некоторые проблемки вышли. Но в целом всё нормально. Стабилизация тебе не понадобится — монстр ужился.

Он хмыкнул и добавил:

— А я тут ещё просроченные глаза одного монстра нашёл. Решил вживить. Ну а что добру пропадать? Всё равно бы сгнили. Ты же был без сознания, в голове я уже поковырялся… Ты же не против? Бесплатно, сразу говорю, ничего мне не должен.

Я прорычал сквозь зубы:

— Сука… если я выживу — я тебя сгною.

— Да подожди ты, не горячись, — зашипел он. — Эти глаза идеально к твоей новой мутации подходят. Правда, побочка есть: сразу две мутации впихнули. Может начнёт тянуть к бойне, захочется кромсать, убивать… Ну, в общем, всё то, что монстры любят. Но зато будешь видеть в темноте. И ещё одно — живые существа у тебя будут подсвечиваться. Когда привыкнешь, поймёшь сам.

Я рванулся, но ремни держали крепко. Сектор снова ухмыльнулся:

— Ладно, поспи ещё чуток.

Укол. Холодок по вене. И тьма снова накрыла. И я успел подумать перед тем как провалиться:

А может это к лучшему?

Деревня призрак — Глава 4 — Катенька

Сегодняшний день начинался так же, как и все остальные. Нужно идти в поле. Вчера мужчины снова ходили к зоне Разлома, отгонять тварей. Двое не вернулись. За последние десять лет деревня потеряла почти семьдесят процентов мужиков. И как иначе? Когда ещё были живы наши господа, была дружина, была небольшая армия. Они держали Разлом. А теперь зона всё ближе.

Я помню, когда была маленькой, до Разлома было километров двадцать. Сейчас — пять. Каждый день мужчины идут туда, чтобы не дать тварям пролезть. А мы пишем прошения в имперские службы: о защите простолюдинов, о передаче нас под крыло какого-нибудь рода. Но ничего не меняется. Всё из-за Иннокентия — нашего старого дворецкого. Он до сих пор шлёт письма вместе с нашими, только в них утверждает: род Белозёрских жив. Пока он не отказался, нас никто не примет к другим аристократам. Бюрократия. Все давно махнули рукой на Белозёрских, а он всё ждёт. Ходит в своём костюме, работает в полях, помогает женщинам. В бой, конечно, не лезет — силы нет. Но верит, что господа вернутся.

А мы знаем: жива лишь маленькая госпожа, Ольга. Её забрали в интернат. И хоть Иннокентий и твердит, что род восстановится, мы понимаем — какая из девочки из интерната хозяйка? Откуда у неё деньги на восстановление поместья и содержание двухсот человек? Всё, что зарабатывает дворецкий своим трудом, он вкладывает в поместье. Мы же — в деревню. Что-то удалось поднять, но всё равно беднота.

Еду в основном вымениваем на урожай. Мужики иногда приносят мясо — охотятся на тварей возле зоны. Но парня я здесь не найду. Всех молодых давно пожрали. Что мне теперь, девкой сидеть? А ехать в город за социальным жильём — и для чего? Чтобы в трущобах стать шлюхой? Подруга моя уехала так. Стала шлюхой. Жива ли сейчас — не знаю. Может, перебралась в город, а может, уже в земле. Она без принципов была. А у меня мать старая, отец старый. Я единственная дочка. Не могу их бросить.

Так и живём. Без электричества, с водой из колодца. Библиотека ещё сохранилась, монстрам там делать нечего было. Я читала книги про рыцарей, принцесс, про времена, когда люди махали мечами и драконов били. Вот и мы живём, будто в том веке. Хотя стоит пройти двадцать километров — и начинается нормальная жизнь. Но нам туда дороги нет.

Я вышла из избы. Деревянный дом, старый, весь в трещинах. Говорят, в других деревнях уже начали ставить каменные, перестраивать, делать по-новому. А мы всё ещё живём в брёвнах.

Шла по дороге — и вдруг навстречу парень. Молодой, симпатичный, видно сразу — не наш. На мне платье, ещё материнское: хлопок крепкий, но старое, в заплатках. А он — в джинсах, в футболке, чистых, почти новых. Я даже рот приоткрыла: будто принц из книжки.

Из-за поворота выскочил второй:

— Косой! Подожди меня, я, это, поссал наконец!

Тоже молодой, но уже не такой… с виду простак, да ещё и мерзковатый. Тот первый — высокий, черноволосый, статный, почти моего возраста. Лицо — красивое, хоть и со шрамом. Сердце ухнуло: неужели, это он?

Он идёт прямо ко мне, улыбается:

— Слышь, девчонка… Меня Витя зовут. Мы тут потерялись немного. Из трущоб ушли. Хотим, может, тут обосноваться. Как бы нам со старостой поговорить?

Я стою, заикаюсь:

— Меня… Катя. Староста… дальше, он сейчас, наверное, на поле. Давайте я покажу дорогу.

А сама думаю: неужели судьба? Неужели он — тот, кто вытащит меня из этой жизни?

И тут подлетает его дружок, чешет грязными ногтями яйца и бросает:

— Да чего ты с этой шлюхой разговариваешь? Идём старосту искать! Нам староста нужен.

Фу… Отвращение передёрнуло меня. Но Витя лишь усмехнулся и остался рядом.

— Слышь, завали хлебало, — бросил он своему дружку, — не видишь, прекрасная леди согласилась показать нам дорогу к старосте.

Тот заржал громко, хрипло, будто свинья хрюкнула, а Витя засмеялся мелодично. Его смех звучал иначе — мягко, почти благородно. На миг даже показалось: неужели он аристократ, скрывается под личиной простого парня, а того держит при себе для маскировки?

— Да-да, я отведу вас, — слова сами сорвались с моих губ. — Тут недалеко, минут пять — семь ходу. Следуйте за мной.

— Бл*дь, опять ходить… — недовольно проворчал его друг.

Я передёрнулась ещё сильнее. Ненавижу маты. Они уродуют речь, словно у человека слов больше нет. Можно же сказать «блин» или хоть «чёрт»… а он всё одно и то же.

Витя сразу отвесил ему подзатыльник:

— Слышь, хватит! Ещё и запугаешь девочку. Она тогда вовсе нас никуда не поведёт.

Он повернулся ко мне, глянул с улыбкой, и у меня сердце пропустило удар от этого:

— Правда ведь, Катя? Покажешь нам дорогу?

— Да, да, Витя… покажу, — торопливо ответила я, чувствуя, как горят щёки.

Я пошла впереди, а они позади. И тут я услышала, как его друг заговорил:

— Слышь, а не чё такая Катька? Бидоны ничё такие… Я б ей вдул. Если чё, я после тебя.

Я вся сжалась, щеки загорелись. Но Витя повернулся к нему и резко бросил:

— Завали хлебальник.

Ох, как красиво он это сказал. Даже такие грязные слова — и то прозвучали у него так… будто специально, чтобы заткнуть этого придурка. Голос уверенный, твёрдый, совсем как у благородного.

— Сейчас попалишь нас. Что потом, блядь, боссу скажем?

Босс… Я даже остановилась на секунду. Босс? Ага, точно. Наверное, какой-то аристократ. Вот оно что! Наверное, босс — это не какой-то их главарь из трущоб, а настоящий господин, который хочет помочь нашей деревне скрытно. А Витю и его друга он просто отправил как бы в роли беспризорников, чтобы никто не догадался.

Да-да! Именно так в книжках было: благородный аристократ и его верные дружинники, которые под видом простых странников помогают таким, как мы.

— Да ладно, забей, Косой, — ухмыльнулся тот. — Чё ты паришься? Всё равно же знаешь, чем закончится.

— Я сказал, хлебало завали! Если она услышит и поймёт, нам жопа. Потом сам будешь с боссом разбираться.

Я украдкой улыбнулась. Вот, вот же оно! Видите? Даже ругается он так, потому что вынужден играть роль. Ему приходится прикидываться грубым, чтобы не выдать себя. Но на самом деле он… Благородный. Настоящий. Прекрасный.

А я? Я просто шла и молилась, чтобы они остались у нас в деревне. Чтобы именно Витя остался. Ведь он же явно не простой. Это судьба. Это как в книгах.

Мы подошли к дому старосты, и я заметила, что Геннадий Петрович уже стоял во дворе, собирался идти на проверку — то ли к полю, то ли по хозяйственным делам. Я поспешила первой:

— Доброе утро, Геннадий Петрович!

Он прищурился, улыбнулся краешком губ, кивнул мне в ответ:

— И тебе доброе утро, Катенька. Чего так рано бегаешь?

Я смутилась и шагнула в сторону, пропуская Витю и его друга:

— Да вот… это Витя и его товарищ. Хотят с вами поговорить.

— Понятно, — староста перевёл взгляд на них и слегка нахмурился. — Ну что ж, давайте, молодые люди, отойдём, обсудим. По какому вопросу?

— Знаете, Геннадий, — начал Витя, уверенно, будто репетировал, — мы хотели бы у вас пожить…

А я уже не слушала.

— Я пойду на поле, — торопливо сказала я, будто оправдываясь.

— Иди, Катенька, иди, — кивнул староста. — А если по дороге заглянешь к Маргарите, она с утра овощи собрала. Кажется, и яйца варёные остались. Перекуси, пока силы есть.

— Спасибо, Геннадий Петрович, — улыбнулась я. — А то дома даже не успела позавтракать, сразу побежала.

И пошла дальше, сердце гулко стучало, будто я только что бежала. О чём они говорили — я уже не слышала. Всё, о чём могла думать, — лишь бы Геннадий Петрович не прогнал их. Его друга, конечно, можно бы и выгнать, но вот Витя… Витя должен остаться.

Прошло пару дней. Сегодня утром я проснулась с особым волнением — ведь обещала Вите, что после работы на поле мы пойдём туда, где храним семена для скота. Там всегда мягко, тепло от соломы и почти нет людей. Отличное место, чтобы уединиться.

Дом им пока не выделили, поселили рядом с другими мужиками. За это время они уже дважды ходили вместе со всеми к зоне Разлома. Возвращались живые, целые, никого не подвели. Мужики говорили: «Ребята хорошие, стараются». Да, друг у него ругается матом без конца, но разве это страшно?

А вот Витя… мой Витя. Он всегда рядом, всегда улыбается мне. Я встречаю его, лелею, и он меня любит — я в этом уверена. Сегодня мы договорились, что я наконец-то стану женщиной рядом с ним.

С поля я вернулась пораньше. Первым делом набрала вёдро воды — побольше, чтобы вымыться с головы до ног. Хотелось быть чистой, красивой, готовой для него. Он сказал, что зайдёт чуть позже, но я, наверное, сама пойду ждать его на улице. Не хочу, чтобы мама с папой его видели — это меня смущает.

Хотя, что скрывать, в деревне все и так знают, что мы с ним теперь вместе. Я сразу сказала об этом, когда Витя объявил, что я его девушка. Но всё равно щёки горят — как-то неловко.

Другие девки только и шепчутся за спиной: «Да он тебя просто выебать хочет». Фу, даже выражаются мерзко, некрасиво. «Ты что, не видишь, они бандюки, да на нём написано, что людей убивал». Дуры! Они ничего не понимают. Они не знают Витю. Только я одна вижу его настоящего. Мой Витя — не такой.

Я начала умываться, тщательно, как никогда. Интересно, стоит ли ещё и побриться? Мама говорила, что это гигиеничнее, но я делала это редко — лезвие одно, жалко тупить его по пустякам. Мы не так часто меняем еду на такие мелочи, как принадлежности для гигиены. Но сегодня особенный день. Сегодня я должна быть идеальной.

Решилась. Побреюсь начисто. И подмышки тоже — наверняка это некрасиво, если оставить. Я ведь видела Витю без футболки: он всегда гладкий, выбритый, ухоженный. Настоящий мужчина, хоть на теле у него и немало шрамов. Наверное, это всё от тренировок — ведь он дружинник аристократа, я теперь это знаю. Он сам признался мне и попросил хранить тайну. Я никому не сказала, даже подругам. Пусть все думают, что он бандит, а я знаю правду: он доверился мне. Аристократ вот-вот приедет, со дня на день, и тогда всё изменится. Деревня заживёт иначе.

Лезвие скользнуло — ой! Порезалась. Ничего страшного. Приложу кусок старой газеты, папа так всегда делает после бритья. Глупость, конечно, но помогает. Немного пощипывает, зато кровь остановилась. Я улыбнулась самой себе: неопытная, а туда же — красавицей готовлюсь стать. Но ради Вити стоит.

Ну вот, всё. Чисто. Готово. Осталось только надеть платье. То самое мамино, которое она хранила «на особый случай». Сегодня именно такой. Ткань лёгкая, простая, но красивая. Да и снять легко, если вдруг… Не хочу, чтобы между нами стояли лишние завязки или пуговицы, когда мы решим быть близки по-настоящему.

И тут за окном я услышала гул машин. Сердце дрогнуло: неужели аристократ приехал? Витя ведь говорил — «со дня на день». Значит, сегодня! Сегодня праздник двойной: и наша деревня заживёт по-новому, и я наконец стану с Витей по-настоящему близка.

Но к радостному звуку моторов примешались крики. Грубые, злые.

— Стой, сука, стрелять буду!

— На колени, мать вашу, на колени!

Громыхнула очередь, потом одиночный выстрел.

— Геннадий Петрович! Уводите женщин! Это банда из трущоб! Они хотят нас ограбить! Мы их… — голос Аркадия оборвался хрипом, словно его кто-то перерезал.

Я замерла. Бандиты?.. Но как? Ведь Витя обещал, что аристократ уже близко! Наверное, это просто недоразумение, хаос, который он сейчас разрулит. Витя же всё знает, он не может ошибаться.

Я выбежала на улицу. Воздух был полон гари и паники: люди кричали, кто-то плакал, с грохотом падали двери, кто-то бежал, спотыкаясь. Но стоило мне увидеть Витю — и всё остальное будто потонуло в тумане. Он стоял прямо, высокий, красивый, как и всегда. В моих глазах он был светом среди этого хаоса.

— Витя! Что происходит?! — крикнула я, цепляясь за надежду.

Он обернулся. Его взгляд был холоден, совсем не тот, что раньше. И всё же сердце моё продолжало твердить: «Нет, это маска. Он просто играет роль. Он защищает меня, защищает всех нас».

Но его голос обрушился, как удар:

— Завали е***о, сука. За мной иди.

Наверно так надо…

Деревня призрак — Глава 5 — Косой и Юрчик

Акел собрал нас и объявил новое дело. Заказ через Шмыгу, жирный — сто пятьдесят тысяч. Для нашей банды это космос. Там еще договорились насчет рабов и черного рынка. Им для экспериментов нужно. Понятно, половина поляжет, но до пяти кусков каждому должно выйти. Себе он возьмёт побольше, но босс никогда нас не кидал.

Только вот после своей мутации он стал другим. Раньше — жёсткий, но рассудительный. А теперь будто злость изнутри жрёт: дерганый, кровожадный. Те две банды, что нам недавно мешали, он не просто разнёс. Он наслаждался тем, как они корчились. Раньше такого за ним не было.

И вот теперь мое задание. Деревня. Каким боком эта дырка связана с бароном, я толком не понял. Говорили, то ли он уже пришёл в себя, то ли вот-вот, а наша задача — грохнуть. Значит, деревня в этом деле ключевая. Подробности, как сказал Акел, у него в инструкции. Я в это не лезу — моя задача проще.

Почему именно я? Да потому что я мозгами не обделён. Выгляжу приличнее большинства наших, матерюсь реже. Ну и босс меня ценит, приближённый я у него. Потому-то он и выбрал: отправил меня в деревню — присмотреть, втереться, понять, что к чему.

А напарником дал Юрчика. Имбецила. У него даже клички толком нет, и не будет — зачем она дебилу? Все только ждут, когда он сдохнет. Но сил у него хватает: восьмой ранг по пути силы, почти как у босса. До мутации были равны. Вот и прикрывать меня, если что, будет он. Хоть и матершинник редкостный, язык без костей.

Так мы и оказались в автобусе. Юрчик ноет, как обычно:

— Косой, долго нам ещё трястись?

— Завали хлебало, — отвечаю.

— Да ладно тебе, — ухмыляется. — Я ж неплохой боец. Пригожусь. Понимаю, ты приближённый, но я сильнее.

— Сильнее не значит умнее. Жив ты до сих пор только потому, что рядом со мной.

— Ой, всё, Косой. Сейчас приедем в деревню, там баб найдём, сиськи помнём. Не то, что наши прошмандовки.

— Я сказал, заткнись.

Минут через десять нытьё продолжилось:

— Слышь, Косой, а нам долго ещё?

— Есть ещё.

— А чего такси не взяли?

— Ты дурак? Смешно было бы: два оборванца на такси приезжают проситься пожить в деревне.

— Ну да, точно, — хмыкнул он. — Умный ты у нас, не зря босс тебя любит. Любит… Может, вы того?..

Я прищурился:

— Ещё раз — и башку проломлю.

— Да ладно, шо ты, — захихикал он. — Точно баба тебе нужна. А то от дрочки ты видно не добреешь.

Я выдохнул. Ну и напарник достался.

— Вот наша остановка, — сказал я, поднимаясь. — Пошли. Пешком ещё идти придётся.

— Ой, блин… опять пешком, — заныл Юрчик. — Можно же было такси взять, подъехать километра за полкило, а там уже дойти.

— Ты дебил? — оглянулся я на него. — А если у них стоят охранные системы? Камеры? Или посты? Как ты это объяснишь, придурок? Нам нужно втереться в доверие. Чтобы выглядело, будто мы сбежали из трущоб и ищем счастья в деревне. Даже если тут, возле остановки, крутится кто-то из их людей, он должен увидеть нас именно такими: деревенскими мальчиками, потерявшимися и ищущими приют.

— Ладно-ладно… — проворчал он.

— Слушай сюда. Договоримся сразу: как только придём в деревню — хлебальник свой завали. Всё попалишь, если рот откроешь.

— Да что я? Я ничего не скажу. — Он фыркнул. — Вы всё: «завали да завали». А я, вообще-то, человек добрый, пушистый, милый.

— Ага, скажи это тому парню, которому ты вчера глотку резал. Улыбаясь, «добрый и пушистый».

— Так он сам виноват. Хотел забрать моё пиво.

— Его пиво.

— Нет, моё! Я же увидел его у него в руках. Значит — моё.

— Ты дебил, — только и выдохнул я.

Дорога в деревню была короткой, но всю дорогу этот идиот ныл в мозги. Я уже и вправду думал — может, пристрелить его к чёрту? Ствол у меня есть, босс выдал на всякий случай. Закопать где-нибудь и сказать, что потерялся. Все ведь поверят: он реально может заблудиться. Но потом подумал — а вдруг в деревне и правда есть бойцы? Одним пистолетом долго не отстреляюсь.

Вошли в деревню. Улицы пустые. Утро раннее, часов семь с половиной. Народ, похоже, ушёл на поля. Ну и хорошо. Нам бы кого попроще найти, втереться в доверие.

И тут — девчонка. Стоит, смотрит на меня, рот раскрыла, будто других мужиков в жизни не видела. Ну и дура. Но для меня — вариант подходящий.

— Косой, я отолью, — сказал Юрчик. — А ты сам разберись, нам, наверное, староста нужен.

Я хмыкнул. С удивлением понял, что даже у этого идиота иногда проскакивают зачатки мозгов. Про старосту он правильно сказал: у любой деревни должен быть свой управленец. Значит, начнём с него.

Подошёл к девке, улыбнулся. Та засияла — видно, влюбилась с первого взгляда. Отлично. Пусть ведёт. И точно: отвела к старосте. А староста оказался ушлый тип, пришлось пару раз пнуть Юрчика под рёбра, пока тот ляпнуть чего лишнего не успел.

Вжились. К вечеру отошли подальше от деревни, ближе к трассе, чтобы поймать сигнал. Тут и вышли на связь с боссом. Юрчика я с собой взял — одного его оставлять всё равно нельзя.

Я набрал номер Акела. Трубку он снял быстро, будто ждал звонка.

— Ну что у вас? Докладывай.

— Деревня простая, — начал я. — Люди простые, оружия почти нет. У мужиков кое-какой огнестрел имеется, но держат его только для крайних случаев — у разлома охотиться. Староста подозрительный, остальные простак простаком, видно, что жизни толком не нюхали.

Я усмехнулся и добавил:

— Бабу тут одну присмотрел.

— Да мне на твои любовные шашни пох*й, — перебил Акел.

— Не шашни, босс. Она втюрилась, через неё можно пронюхать многое. Девка особенная: простая, но её уважают. Все остальные на нас смотрят с подозрением, понимают, что мы из трущоб, а эта тянется ко мне сама.

В трубке хмыкнули:

— Вот и отлично. Бери эту овцу за **зду и тяни из неё всё, что можно. А ещё лучше объяви себя её парнем. У них там это должно сканать.

— Понял, босс. Сделаю.

Я на секунду замолчал и добавил:

— Если по общему боевому потенциалу смотреть, то тут почти вся деревня — бабы да дети. Человек под двести, и процентов семьдесят из них — женщины и малые. Мужиков всего около тридцати процентов, и из них нормальных — от силы пяток. Остальные либо старики, либо совсем пацаны. Но даже те вынуждены каждый день ходить к разлому, тварей гонять. Так что если мы здесь задержимся ещё на пару дней, их станет ещё меньше.

Я глянул в сторону. Юрчик, как обычно, стоял, ссал на дерево и ржал, будто своё имя струёй выводит. Дебил. Но сила у него есть, спору нет.

В трубке раздался довольный смешок Акела:

— А это вообще отлично. Женщины и дети нам на руку. С.В.Е.Т. заплатит за них хорошо. У них как раз новая сыворотка, которую нужно прогнать на людях. Не через хирургов, а через инъекцию, — хвосты и уши вырастают сами. Вот и поэкспериментируем. Нам уже выдали ампулы.

Он даже голосом оживился:

— А дети? Дети всегда в цене. Кого в рабство, кого церковники выкупят. Контакты у меня есть, Шмыга подвязал. Всё сработает.

Потом жёстче:

— Только смотри, не сдохни. Завтра, я так понял, вас уже поведут вместе с деревенскими к разлому?

— Да, босс, — кивнул я, хоть он меня и не видел. — Они каждый день туда ходят. Завтра и мы с Юрчиком пойдём.

— Вот и хорошо. Держи меня в курсе. Если заметишь кого-то сильного или почувствуешь поддержку со стороны Империи — сразу сообщи. Нужно понимать, к чему готовиться.

Я усмехнулся:

— Босс, да тут, если честно, и так понятно: вы вдвоём с Юрчиком справитесь. Ты сейчас девятого ранга, а он восьмого. И никого в деревне сильнее его я не чувствую. Пока самый крепкий здесь он.

— Хоть он и придурок, — усмехнулся Акел, — но сила у него есть. Следи за ним. Он всё-таки часть нашей боевой элиты, нашего «Джентльменского клуба».

— Есть, босс, понял, — ответил я.

Прошло три дня с тех пор, как мы оказались в этой деревне.

И сегодня Акел на утреннем дозвоне сказал «День настал. Будем у вас после обеда».

Я ухмыльнулся. Отличный расклад: как раз все деревенщины будут на месте. Они ж работают в полях только до обеда, часов до двенадцати. Потом солнце припекает, и они бросают поле. Ну вечером ещё выходят, но я на это внимания не обращаю. Главное — к обеду они все здесь.

Так что я развалился на лавке, жмурясь. И начал думать о прошедших днях.

На следующий же день после нашего мужики сразу потащили нас к разлому. Ну а что? Я с Юрчиком вместе — нам там не страшно. У края только мелкие твари, они нам даже не соперники. Мужики радовались, что мы с ними, а я держался ровно: не геройствовал, но и не плёлся сзади. Показал, что умею работать, что силы есть.

Косились на нас, конечно. Всё-таки чужаки, да ещё и из трущоб. Но уже к вечеру второго дня я «оформил» себя парой с этой дурочкой Катей. Девка сразу поддалась. Влюбилась по уши, и все в деревне это заметили. Пришлось признать нас. Теперь смотрят с опаской, но терпят. И это даже к лучшему — меньше подозрений.

Она сама придумала, что я аристократ, а я только кивнул. Сказал: да, дружинник благородного, босс мой — аристократ, скоро всё изменится. Девка поверила. Для неё я сразу стал героем из книжки. А я-то знаю правду. Но какая разница? Главное — играет на руку.

Дура, конечно. Но не совсем. Даже наверно наоборот. Просто перечитанная, слишком много в голове картинок из старых романов. А парней-то здесь нет — она сама жаловалась. Мужиков молодых давно почти не осталось. Вот и прыгнула на первого, кто чуть приличнее выглядит и может кулак показать. Будь тут выбор, мой план бы не сработал. А так всё лёгло идеально.

Да, она мне даже «сюрприз» на сегодня обещала. После обеда. Жалко, что как раз сегодня босс подъезжает. Хотя какая, к чёрту, разница? Всё равно девка никуда не денется.

А девка хорошая. Натуральная, вся своя. Грудь аккуратная, двоечка с половиной — самое то. Жопа упругая, фигура точёная: каждый день в поле вкалывает, вот и результат. Даже не каждая городская шлюха так выглядит, хоть те и мутациями себя кромсают.

Теперь даже староста собирался выделить нам с Юрчиком дом. Ну, а если всё пройдёт по плану, завтра я уже буду в городе. Максимум послезавтра. Босс обещал. А там и деньги подвалят. Даже если мне перепадёт всего две — три тысячи — это уже огромные бабки. Можно будет квартирку за трущобами арендовать и еще денег неплохо останется. Да, недалеко, километров пять, но всё же не дыра, а город. А так и "дела" в трущобах делать и жить как человек.

Мои размышления нарушил звук мотора. Машины. Точно. Это они.

Юрчик рядом храпит. Деревенские к нему уже привыкли — за дурачка держат. Сильного дурачка. Они даже не понимают, что он пару раз чуть не спалил всю контору.

Кровожадная ухмылка сама легла на лицо. Я пнул Юрчика в бок:

— Подъём, придурок. Босс приехал. Пора начинать.

— Да наконец-то, — протянул он, зевая. — Я уже заебался по этим разломам шастать. Твари скучные: не визжат, не убегают. Наоборот, бегут на тебя. А людишки интереснее.

Я только хмыкнул. Придурок. Но сильный. А сейчас именно это и нужно.

Всё начинается.

Деревня призрак — Глава 6

Я подключаюсь к Эхо Марка, касаюсь его — и сразу вижу структуру. Чужое плетение. Новое. Не то, что встречал раньше. Оно проще, слабее браслета на моей руке или кинжала, но всё равно иное. Тонкая нить уходит куда-то вдаль. Канал будто хрупкий, а сила в нём — серьёзная. Современные струны Эхо так не тянутся. Это точно не работа нынешних магов. Я убеждаюсь — древняя магия, значит с вероятностью девяносто пять процентов это действие артефакта. Я усмехнулся про себя, либо пять процентов того, что мы столкнулись с древним магом, которому должно быть больше двух тысяч лет.

Как заставить себя не думать обо всякой ненужной ерунде во время важных процессов, когда нужно быть сосредоточенным?

Начинаю распутывать. Узлы, завязки — ищу, где слабо. В таком виде неудобно. Перевожу картину в символы — так яснее. Передо мной словно книга на чужом языке. И сразу вижу лишнюю строчку. Вот она. Но ни клавиатуры, ни мышки, чтобы просто выделить и удалить. Придётся думать.

Пробую вытащить символ — не выходит: он связан с целой сетью других. Значит, нужно подставить свои, чтобы вытеснили чужое. Но моих сил не хватит. Тогда иначе. Нужно использовать силы Марка. Ищу набор символов, которые отвечают за ментальную защиту. Я знаю, что это мутация точно у него есть. Нашел. Подтягиваю эту схему. Сдвигаю ее ближе к узлу. И странно: она не сопротивляются, а будто сама помогает. Так-то лучше. Именно это и нужно было.

Меч не понадобится. Страх потерять сильного бойца куда выше риска. И главное — я почти не трачу свои силы, только направляю его собственные. Символы двигаются, выстраиваются и начинают пожирать чужое плетение.

Эхо дрогнуло. Не только его — будто само Эхо мира качнулось. Я понял ещё одну тайну, и это знание меня приняло.

Поднимаю голову. Максим всё так же держит Марка распятием. Тот уже в сознании: глаза бешеные, зубы скрипят.

— Господин… бегите… — хрипит он. — Я не могу себя контролировать. Приказ убить вас!

Я усмехаюсь:

— Да ладно тебе. Ты уже четыре раза промахнулся.

Марк рвёт голосом, злится:

— А теперь я сам хочу вас убить! Как, @#%&! у вас это выходит?

Я качаю головой и с ухмылкой бросаю:

— Может, ты и не первый убийца Империи вовсе? Может, всё это враньё? Потому что четвёртый раз промахнуться… для «лучшего» как-то уж слишком.

Я всматриваюсь в плетение. Осталось совсем чуть-чуть. Его Эхо вот-вот полностью уничтожит наваждение.

И в момент, когда чужеродное плетение развеялось, говорю: — Ладно, успокойся, сейчас тебя должно попустить.

Я видел, как последний чужой символ растворяется, а тонкая струна, тянувшаяся куда-то к деревне, лопается. Вздохнул и добавил:

— Ну, теперь они знают, что ты либо сдох, либо кто-то разорвал плетение артефакта.

— Да отпусти же меня, у*бок, — рявкнул Марк, хрипя и матерясь. — Ё*аный тебя в рот, слышишь?!

Максим посмотрел на меня. Я кивнул. Он разжал хватку и я жестом остановил его: мол, пусть выговорится.

Потом сказал спокойно:

— Ладно, рассказывай. Что там было?

Марк заговорил. Сухо, с перебоями, в каждом слове слышался хрип и злость. Мат шёл через слово. Суть же вышла простой:

Он снял с два десятка с лишним человек — вроде не трущобники, больше походили на бедных бомжей-наёмников.

Потом — темнота. Вспышка. И всё. Дальше пустота. Очнулся уже под контролем. Ни кто это сделал, ни как именно — он не видел. Знает лишь, что люди в деревне заперты по домам, что попадались мёртвые мужики. И что в центре чувствуется что-то большое, чужое Эхо. Но опасности он не ощущал, пока не рухнул.

— Найду эту мразь, — закончил он сипло, — лично глаза выдавлю, глотку вырву.

Я нахмурился и заговорил:

— Вероятнее всего, это артефакт. Он работает навязчивой идеей. Один приказ в голове — и человек следует ему, пока не сломается. Поэтому ты и смог сдаться Максиму почти без боя.

— Да… — прохрипел Марк, перебивая меня. Его голос был хриплым, надорванным. — У меня было только одно желание — убить именно тебя. Я пытался включить боевой режим, жечь силы, чтобы вырубиться и не навредить… но эта херня не давала. Мысли не складывались в слова, память не фиксировалась. Всё как обрывки: вспышка… лес… занял позицию… вижу цель… прицел…

Он закашлялся, шумно втянул воздух и сипло продолжил:

— Единственное, что смог — увести прицел. Объяснил себе: голова — это кость, не обязательно смертельно. А вот глаз… глаз — точно.

Максим напрягся, в глазах блеснул боевой режим. Я поднял ладонь:

— Остынь. Это не он. Это было действием артефакта. Сейчас он чист.

Марк тяжело выдохнул, будто каждое слово давалось с усилием:

— Вот поэтому и смог уводить глаза от Максима. Не хотел его трогать. И так же в голове — это не цель… Так, мимо проходит… Цель господин… А это так уебок… Я понимал: Максим придёт и вырубит меня — и именно на это и рассчитывал. А так… — он криво усмехнулся сквозь сипоту, — а так я бы его отп*здил, — повернулся к нему, — тебе просто повезло.

Тишина повисла тяжёлая. Максим Романович вдруг сказал…

— Господин, может домой? Ну их к чёрту. Жили без них — и дальше проживём.

Я уставился на него.

— Ты серьёзно сейчас? Это подданные моей невесты. Люди Ольги. Значит это и наши люди. Мы обязаны идти.

Марк усмехнулся, хрипло:

— Да он просто хочет тебя домой отправить, а потом сам вернуться и всех там перебить. Герой хуев.

Я перевёл взгляд на Максима. Тот отвёл глаза в сторону. Значит, Марк прав.

— Слушайте, — сказал я твёрдо. — Если мы сейчас разделимся, я ни с одним из вас не справлюсь в одиночку, если вас возьмут под контроль. Любой из вас под контролем этого артефакта способен перебить весь наш особняк. Даже вся дружина не удержит. И даже тех четырех магов в лесу вряд ли хватит. — я перевёл дыхание и строго посмотрел на обоих по очереди. — А вдвоём вы и вовсе сможете уничтожить род и половину Красноярска, пока вас угомонят. Поэтому мы держимся вместе.

Они оба молчали. Я продолжил:

— Думаю, этот артефакт не может держать сразу много сильных. Потому и выбрали дворецкого: слабый, энергии мало тратится. Его идея «деревне нужна помощь» позволила затащить нас в ловушку. А вот Марк — предел. На Максима могло просто не хватить сил. Но если взять хотя бы одного из вас, второго должно быть достаточно, чтобы его остановить. Тогда я смогу снять плетение.

Я задержал взгляд на обоих.

— Вы уже поняли, что я вижу Эхо. Это моя родовая сила. Надеюсь, останется между нами.

Максим Романович понимающе кивнул. Марк хрипло усмехнулся:

— Поняли, господин.

— Вот и хорошо. Значит так: идём втроём. По твоим словам, — я посмотрел на Марка, — тебя перехватили примерно в полукилометре от центра деревни. Это и будет наш ориентир. Дальше план составим уже на месте.

Мы направились в сторону деревни. Максим предложил перейти в боевой режим и ускориться, но я только покачал головой:

— Нет. До деревни километров десять. Добежим обычным бегом. Так мы не потратим лишних сил. Даже на моём седьмом ранге сможем держать скорость под сорок-шестьдесят километров в час — как машина. И этого хватит. Силы ещё пригодятся, уж поверьте.

Я видел, как Максим хотел возразить, но не стал. Марк только усмехнулся.

— План простой, — продолжил я. — Максим, твоя задача — вынести как можно больше людей, если всё начнётся. У тебя сил больше, и ты предан роду. Марк, ты используешь свои игрушки и прикрываешь нас издалека и снимаешь тех, кто мешает. Моя задача — найти артефакт и попытаться его деактивировать или взять под контроль. Держите меня в поле зрения. Если его захотят использовать на мне — толку не будет, но убить меня смогут, и на этом всё закончится. Так что я рядом с тобой, Максим. Может, даже сяду к тебе на спину в твоём боевом режиме и будем действовать вместе. Есть шанс, что я смогу отбивать плетение на ходу.

Мы оставили машину. Вряд ли кто-то ещё сегодня поедет этой дорогой. Перешли на бег.

Лес встретил гулом и ветками. Бежать на такой скорости по чащобе — задача ещё та. Корни норовят зацепить ноги, ветви хлещут по лицу, глаза режет. Пришлось несколько раз ставить щиты, а потом я просто решил включить защиту на постоянной основе на открытых участках кожи, и дал дополнительную силу на мышцы и органы, отвечающие за баланс, чтобы ветки ломались об меня и не замедляли шаг, и чтобы неровности леса не так сильно сбивали ритм. С непривычки это выглядело бы самоубийством — мчаться сорок километров в час среди стволов. Но с нашими рефлексами и реакцией справиться можно было. Если даже для меня это не было большой трудностью, то Максим и Марк чувствовали себя как на обычной прогулке. Марк, тот вообще с самого начала пути запрыгнул на дерево и дальше шёл верхами.

Я проследил за расходом его выносливости через его Эхо и понял, метод Марка был довольно удобен, расход его силы был более экономичным, по сравнению с тем же Эхом Максима Романовича. Нужно научиться также.

Минут через десять мы вырвались к нужному месту. Остановился за километр от той точки, где взяли под контроль Марка.

— Здесь. Дайте пару минут.

Я сосредоточился — и увидел Эхо. Плетение сложное, в чём-то похожее на то, что было в кинжале и браслете, но отличия были. Если браслет при попытке вглядеться в него, бил мне прямо в голову, то это — наоборот, притягивало, словно ждало именно меня. Или чего-то на мне. Я опустил взгляд на браслет. Да, он тянулся к нему.

Структура показывала: я ошибался. Это не навязчивая идея. Это прямой приказ. Причём приказы можно было бы обновлять, давать снова и снова. Но тот, кто управлял, либо не знал об этом свойстве, либо не умел, либо решил сэкономить силы.

Я видел Эхо артефакта. Оно тянуло энергию из мира, но медленно. Заполненность — примерно шестьдесят процентов. Значит, сорок уже потратили на Марка. На Дворецкого сил почти не ушло: чем слабее цель, тем дешевле обходится контроль.

Я перевёл структуру в символы. Уравнения, схемы, знаки. Не знаю, почему понимал, что один символ отвечает за подавление воли, другой — за контроль движений. Но видел это ясно. Часть знаков оставалась нераскрытой, и всё же выводы были очевидны.

Кроме того, я различил, что рядом с артефактом есть человек. И от него исходила мутация — тоже связанная с управлением разумом. Симбиоз. Сам артефакт и обычный человек работать бы не смогли. А вот вместе с этой мутацией — смогли. Поэтому Марку досталась именно навязчивая идея.

Я углубился. В воздухе мелькали струны Эхо: эманации смерти. Здесь уже много погибших. В домах — ужас. Люди заперты, над ними явно издевались.

И ещё. Я видел место, откуда шёл особенно сильный фон Эхо. Маленькие контейнеры, множество, каждый с крупицей силы. Слишком мелкие, чтобы быть артефактами, но вместе — давали колоссальный фон. Я не понимал, что это за предметы, но догадался: что-то из частей монстров, упакованное дозами. Вероятнее всего, именно это и заметил Марк.

А сам артефакт и тот, кто им управлял, почти не светились. Мне приходилось напрягаться, чтобы их разглядеть. И это забирало мои силы.

Угроза исходила от яркого свечения от того, что скрыто в тех ящиках.

Я задержал дыхание, ещё раз вгляделся в струны Эхо и тихо сказал самому себе:

— Ладно… не всё понимаю, но знаю одно — это плетение я смогу сломать.

И улыбнулся.

Деревня призрак — Глава 7 — Стая

С момента, как мне сделали мутацию, прошёл всего день, и я понял, о чём говорил тот @#% хирург. Хотелось убить. Сильно. Даже не просто убить — разорвать.

Под руку как раз попались две мелкие банды, что давно мешали. Присоединяться не хотели, права качали. Раньше, без мутации, я бы, может, и не рискнул. А теперь понимал. Эта дрянь в голове даёт контроль. Не полный — я не могу заставить человека прыгнуть с крыши, но сбиться с шага, посмотреть в сторону, дернуться — могу. Пять, десять, пятнадцать метров. Чем ближе — тем сильнее. И даже на пятнадцати этого хватает.

Мы решили заглянуть к ним. Убивать хотелось сильно.

Первую банду мы застали на старом складе в трущобах: стены в трещинах, проржавевшие балки, под ногами мусор. По асфальту потом тянулись кишки, кровь расползалась по лужам. Я их мучил долго. Вспарывал животы так, чтобы органы вываливались наружу, но люди ещё жили. Кому-то прокалывал глаза — так, чтобы мозг оставался цел. Они корчились, а я смотрел.

Вторую банду мы поймали у их точки, в чёрном дворе между развалюхами. Там они как раз собирались на дело. Я загнал их в круг, и тем, кто обоссался и умолял принять в банду, дал приказ — убивать своих. И нашлись такие, кто поднял нож. Я знал: в любой банде всегда есть помешанные ублюдки, готовые резать ради крови. Они шли за мной. Остальные валялись в дерьме. Из пятидесяти в одной банде и восьмидесяти в другой я оставил по десять. Тех, кто показал свою жестокость, тех, кто выбрал силу.

Сила росла. Потом мне выдали артефакт. И тогда стало веселее. Ни одна шлюха в районе уже не могла мне отказать. На них уходило немного заряда артефакта; я боялся, что он не восстановится, но нет — связь только крепла и запас пополнялся со временем. Артефакт будто жил со мной, дышал вместе со мной. Я не хотел его отпускать. Когда всё закончится, оставлю себе. Кто теперь сможет отобрать? Во мне столько силы, столько величия.

После операции я почти сразу перепрыгнул на девятый ранг. Девятый — это очень много, в трущобах тем более. Не верю, что заказчик станет слать сюда мага восьмого или десятого ранга ради какого-то артефакта. Да и зачем ему? А с этим артефактом я и десятку, может быть, возьму. Заставлю его — и он сам себе горло вскроет.

И вот день инструкции настал. Выполнять заказ надо. Конечно, я мог бы прийти к Шмыге и заставить его выдать деньги, но это не по чести. Да и самому интересно. В деревне люди, ещё заработки.

Тем более, мне выдали ампулы. Интересная штука. Уколол — и человек сразу становится мутантом. Прокажённым, как их называют в СВЕТе. В Империи таких ещё терпят, но любят не везде. А в СВЕТе — это законный раб. Обычного человека в рабство брать нельзя, но прокажённого — можно. И заказчики платят, но как я понял за всем стоит церковь. Раньше приходилось везти человека к хирургу, платить за операцию, даже самый мелкий хвостик стоил от ста рублей. А теперь хирург не нужен. Ампула превращает любого в раба. Я колю — они платят. И это бизнес. Новый рынок. Работорговля по правилам СВЕТа.

Но сперва — задание. Убить барона стало ещё интереснее. Смогу ли я взять под контроль первого убийцу Империи? А Василька? Смогу ли его сломать? Вот где азарт.

И тут звонок. Телефон завибрировал, оборвав мысли.

— Алло. Да, Шмыга, слушаю.

— Акела? Барон очнулся.

— Барон очнулся? Инфа точная?

— Сотка. Проверено.

— Отлично. Тогда направляюсь в деревню. Там уже мои ребята готовы.

— Подожди, зачем так рано? Ты сам говорил, что там нет боевых сильных бойцов.

— Говорил. Но лучше занять сейчас и закрепиться, чем потом с горящей жопой выполнять инструкции. И не забывай — у меня заказ от СВЕТа на людей.

— Знаю, — усмехнулся он.

— Так что так. Договорились? Я выезжаю.

— Да, — подтвердил он и завершил звонок.

Я встал из-за стола в кабинете бывшего директора этого склада. Когда-то здесь и правда был склад, но мы его отжали у тех бомжей, что тут жили. Вычистили — и сделали своим. Сам склад никому уже не был нужен. Да и зачем? С приходом телепортации доставка продуктов упростилась, и держать склады в трущобах стало невыгодно.

Раньше это имело смысл: дешевая площадь, дешёвое место, охрана из одного-двух магов пятого — седьмого ранга. Этого хватало, чтобы отпугнуть любого дебила в нашем районе. Но когда нашли новый способ подзаряжать телепорты, продукты начали гнать сразу на крупные склады возле арок. Говорят, что скоро научатся строить порталы сами. Технологии древних, всё-таки.

Я вышел из кабинета. И ещё одну вещь заметил: моя банда меняется. Ребята подцепляют мои мысли, и жажда крови, что раньше была только во мне, теперь появилась и в них.

Вчера они ещё не хотели никого особо мучить, а сегодня я уже видел, как самые спокойные с ухмылкой перерезали глотку шлюхе, которую я привёл под действием артефакта. Я заставил её раздеться прямо перед всей толпой. Пацаны свистели, улюлюкали, она плакала, но я радовался. Она вроде бы согласилась, но глаза её говорили обратное.

Я трахнул её прямо при всех и сказал: «Пользуйтесь, мальчики».

Ребята ринулись. Кто-то толкал, кто-то бил, кто-то хватал за волосы и ржал, кто-то снимал на телефон. Те, кто вчера ещё не помышлял о жестокости, сегодня сами избивали её, мучили и пускали по кругу. Она плакала, хотя формально была «согласна» — я заставил её через артефакт.

Я приказал ей стонать и получать удовольствие, и она начала стонать. Стоны перемешались с рыданиями: тело выгибалось от оргазмов, а глаза всё так же лились слезами. От этого становилось только приятнее, что мы с ребятами на одной волне. Они продолжали, пока им не надоело её плачевное лицо. Один удар — и всё закончилось.

Я смотрел и видел, мне казалось, что артефакт тоже меняет их. Словно аура жестокости тянулась от меня к ним: те, кто вчера не решился бы даже ударить, теперь наслаждались чужой болью. Я проверял, насколько далеко они готовы зайти. И они шли всё дальше.

Когда она уже лежала мёртвой, двое, у кого крышу срывало ещё до этого, даже без всякого артефакта, продолжили свои мерзкие забавы. Я не остановил их. Для меня это было знаком: вот кто настоящие. Те, кто не дрогнул.

И в их глазах я видел ту самую голодную искру, что горела и во мне.

Глаза мои болели, будто что-то давило на мозг. Наверное, они и правда начали портиться. Но регенерация делала своё — постепенно восстанавливала. Теперь в темноте я видел очень неплохо. Не день, конечно, но сумерки. Метров сорок — и человек передо мной различим. Кошку в конце улицы я, может, и не увижу, но идущего человека замечу.

А ещё тепловидение. Полезная вещь. Метров на пятьсот я точно могу определить человека по теплу. Правда, приходится переключаться, и это жрёт силы. Но зато можно понять, кто за стенкой. Чем больше преград, тем хуже картинка, но и через пять — шесть стен я видел, как двое насиловали другую шлюху, которую я привёл позавчера. Ещё жива. Странно. Пойду добью.

И можно выдвигаться в деревню.

Мы заехали в деревню. Косой не подвёл — всё вышло так, как он и сказал. Первые шесть машин вкатились в улицу: в них ехала ударная группа — шестые — седьмые ранги Войнов, я был вместе с ними. За нами должны были подтягиваться грузовики, которые выдал СВЕТ. Пять здоровых фур, оформленных на подставные фирмы, будто для перевозки товара. Поместятся не все — и хрен с ним. Не влезут — значит, поедут рейсами или будут давить друг друга в кузовах. Я в это не лез: сорвался вперёд, остальное — их забота.

Аванс — десять тысяч — я сразу пустил в дело: боеприпасы, несколько стволов, рации и одну подержанную легковушку, чтобы в первую волну влезло больше людей. Всё по делу, без лишнего.

Приказ был короткий и понятный каждому: женщин и детей не трогать — загонять по домам, закрывать ставни, фиксировать. Всех мужиков от пятнадцати до сорока — под нож. На Святых Европейских территориях любят мальчиков. Стариков — пока не трогать, пока не найдём Иннокентия. И уже на въезде я видел, что ребята всё поняли: кто-то вышибал дверь прикладом, кто-то тянул из подворотни визжащего мальчика, кто-то бил очередями по бегущим. Автоматы трещали, дома прочёсывали наскоком, а другая часть перекрывала выезды, чтобы никто не донёс. Это не армия, это банда, но порядок был: мы действовали нахрапом, и это работало.

Иннокентия вывели быстро. По инструкции он должен был быть в особняке Белозёрских. Так и оказалось: старик в сюртуке, с потухшими глазами, будто привыкшими видеть чужую смерть. Его подтолкнули ко мне прямо в центр деревни, и я смотрел на него как на ключ к следующему этапу. Такой и нужен был — слабый, преданный роду, удобный для работы.

Артефакт я берег. В инструкции было ясно: у него два режима, и оба я уже проверил на своих людях. Первый — прямая команда. Ты даёшь приказ, и он превращается в навязчивую идею: человек не остановится, пока не выполнит. Второй — переписывание памяти. Ты вкладываешь ему в голову чужую историю, и он верит в неё до конца. Так я уже проверял: заставлял одного признаться в любви другому, а тот верил в это так, будто всегда так и было. Пришлось их потом убрать — но я понял главное: работает.

На Иннокентии я собирался использовать оба варианта. Ему нужно было внушить, что деревня давно под нашими, что помощи не будет, что мы всего лишь бандиты из трущоб, безо всяких артефактов. Чтобы, если его будут проверять, он говорил искренне — и не сказал лишнего. И второе — приказ. Его я заложу так, чтобы он сработал позже, в нужный момент. В этом и суть второго артефакта, который мне передали: он должен будет активировать его, когда Барон покинет территорию поместья. Приказ можно отдавать так, чтобы он ждал своего часа. Этот артефакт накроет пятьсот квадратов и усыпит всех в округе. Тогда дружину Барон отзовёт обратно, а сам приедет сюда с двумя сильнейшими. Моё дело — взять их под контроль.

Я усадил старика рядом с женщинами и детьми. Пусть сидит, пока мы добиваем остальных. Сначала я думал оставить всех стариков, хоть в инструкции было сказано оставлять их для того, чтобы можно было найти Иннокентия. Сейчас он у нас есть, значит старики не нужны. Глядя на площадь, понимал: лишние глотки только мешают. Орут, визжат, мешают держать порядок. Иннокентий нужен живым, а остальным — гроб. Так и будет проще.

Рации трещали одна за другой:

— Первая улица зачищена.

— Выезды перекрыты.

— Грузовики на месте.

Всё шло по плану.

Ко мне подошёл Косой. Рядом плелась девчонка — вся в слезах, красная, но бежать и не думала, держать её не приходилось.

— Ну здрав будь, босс, — сказал Косой. — Всё идёт по плану.

— Вижу, — кивнул я. — Сопротивления почти нет. Минуты две — три — и зачистим.

Он ухмыльнулся:

— Могу пойти развлечься? Ваши планы, босс, обломали мне секс.

Я тоже усмехнулся:

— А хочешь, чтобы она тебе улыбалась и радовалась каждый раз, когда ты в неё входишь? Или, может, хрюкала — любое желание. Ты отработал хорошо, заслужил поощрение.

Косой кивнул, всё понял без слов.

— Ну тогда я пошёл, босс. Спасибо.

— Иди, друг, выбирай любой дом, — ответил я.

Он увёл её с собой. Она уже не плакала — наоборот, улыбалась и даже уже подняла свое платье и засунула руку в трусы, чтобы разогреть себя. Я отправил приказ в её голову: возбуждаться и радоваться каждому прикосновению Косого. Пусть получит максимум удовольствия за проделанную работу. Теперь мои люди будут жить так — их желания будут исполняться.

Юрчик тоже давно маячил на виду. Он первым носился по улице без оружия, валил всех подряд. Даже бросился на одну бабу, но я быстро кинул ему приказ: резать только стариков. Иннокентия мы уже нашли, а он пусть развлекается с теми, кто слаб и не сопротивляется. Этот больной ублюдок любит кровь и кишки — так что дам ему намерение убивать именно стариков. Он быстрый, он закроет вопрос. А после — получит награду, тоже женщину. Отработал ведь.

— Может и мне пойти пару баб попортить, — пробормотал я, глядя на одну доярочку хорошенькую.

Ближе к вечеру я вытащил своих на площадь. Встал у крыльца дома старосты — самый большой дом в деревне — и глянул на рожи, которые собрались передо мной.

— Развлекайтесь, — сказал я громко. — Делайте что хотите. Но помните: это товар. Живым он мне нужен. Может, не целым, не гладким, но живым. Узнаю, что кто-то сдох — убью лично.

Толпа загудела, ржач и свист прокатились по площади. Я видел: они верят. И впрямь, что будет потом? Ну да, покалечат, изуродуют. Но кому какое дело. Скажем, что бабы сопротивлялись. А заказчики СВЕТа не обеднеют: нормальных лекарей привлекут, залатают. Мне-то всё равно.

Своих приближённых я повёл в дом старосты. Остальных разогнал по деревне.

Внутри устроил себе кровавый замок. Пару стариков для атмосферы пустил на кишки и развесил их по стенам. Курил сигару в кресле старосты и смотрел на это: сцена, будто для моего внутреннего монстра. И что самое мерзкое — нравилось. Раньше я был осторожным, сдержанным, пытался держаться «нормальным». А теперь это доставляло удовольствие. Я принимал себя таким, каким стал. Может, и доктору стоит потом подарок сделать. Он и мудак, но вытащил из меня то, что я теперь называю силой.

Косой сидел в той же комнате. Видно было — его коробит. Я взглянул на него и усмехнулся про себя: ничего, брат, привыкнешь. Все втянулись, и ты втянeшься.

Зато у его ног вертелась девчонка. Кажется, Катенька. Та же, с которой он уединялся. Он привел её с собой. Чистая, почти не тронутая — наверное, самая целая во всей деревне. Дал ей команду — и теперь она тёрлась о его сапоги, как кошка, с улыбкой на лице. Косой смотрел на это с недоумением, а я кайфовал от того, что вижу, как работает артефакт.

А Юрчик — тот вообще поехавший. Вместо молодых выбрал себе пару бабок. Каждые десять минут выскакивал из соседней комнаты, потный, с бешеными глазами, и хохотал:

— Босс! Добавь им страсти, скучные они!

Я кивал, чуть подталкивал их мозги артефактом, и они начинали двигаться быстрее. Но я видел: толком им не нужно было ничего добавлять. Эти старые одинокие бабы сами хотели — тянулись к нему не меньше, чем он к ним. Получалось так, будто это они измываются над Юрчиком, а не наоборот. Я лишь убирал у них внутренние тормоза. Всё больше понимал: артефакт показывает мне желания. Я вижу их до того, как отдаю приказ. И если желание есть — мне почти не надо тратить силы.

И в тот момент зазвонил телефон.

Комната стихла, даже смех с улицы будто притих. Я щёлкнул пальцами своим — «развлекайтесь дальше» — и поднял трубку.

— Да, алло. Ты мне мешаешь, — сказал я.

— Что значит мешаешь? — огрызнулся Шмыга. — Ты на задании. Через полчаса запускай деда в сторону поместья. Романов будет на месте. Помнишь инструкцию?

— Конечно, — буркнул я. — Выучил наизусть.

— Ну и отлично. Всё сделал, как там написано?

— Сделал. Что ты меня за идиота держишь?

— Я лучше переспрошу, чем мы все обосрёмся, — ответил он. — Деньги немалые. Сам понимаешь, с ними мы оба заживём. Завтра хочу услышать, что барон сдох. Или хотя бы прочитать в газете.

— Прочитаешь, — хмыкнул я.

— Я надеюсь, ты не просрал всю энергию артефакта, придурок.

— Не гони, — отрезал я. — Я же не дебил, чтобы всё спустить.

— Ну смотри. Если что, телефон сломай, я сам выйду на тебя.

— Уже считай нету, — сказал я и сжал трубку.

Пластик хрустнул, куски посыпались на пол. Я сжал зубы.

Достал ты меня, Шмыга. Ничего, закончим это дело — получу с тебя деньги, а потом ты где-нибудь случайно сдохнешь. Это я тебе обещаю.

Я повернулся к пацану из тех банд что мы прибили недавно. В принципе толковый. Имя пока не запомнил, но уже считал своим. Такой же бешеный, как Юрчик: сейчас лежал в луже крови, раскинув руки и ноги крестом, дёргал ими в разные стороны. Больной ублюдок. Ну и ладно — мне такие нужны. Чем больше отмороженных рядом, тем проще выполнять задания такого уровня и находить рабов. Принципиальные мне ни к чему, нужны именно такие — без тормозов.

— Слышь, — сказал я ему, — иди, собирай всех. На площадь. Проори, что сбор. Мы начинаем наше вечернее представление. Скоро сюда приедут двое сильнейших из Красноярска… по мнению многих.

Он поднял голову, посмотрел прямо на меня:

— Я не думаю, что они сильнее тебя, босс.

Я усмехнулся:

— Вот за это ты мне и нравишься. Лизать жопу умеешь.

Ну что ж…

Шоу начинается…

Деревня призрак — Глава 8

Мы стояли в лесу. Холодный воздух тянул хвоей, тишина была слишком правильной — сразу ясно: это засада.

Я прокручивал в голове всё, что видел и знал. План выстроен не тем, кто сейчас держит артефакт. Там девятый ранг, максимум — слишком слабо для такой комбинации. Значит, придумал другой, умный, опытный. И продумал всё идеально.

Идеально — кроме одного. Никто не учёл моего родового Эхо. Никто не подумал, что я смогу снять контроль.

Сценарий был такой: дворецкий Иннокентий приходит и просит помощи. Его выбрали не случайно. Он выглядел так, что невозможно было не поверить. Настоящие эмоции — страх, ужас, желание спасти свой род. Это не подмена памяти, это не ложь. Даже Марк проникся. Я видел, как он трясётся — это не сыграешь. И планировавшие это понимали: даже если мы усомнились бы, всё равно отправили кого-то проверить.

А дальше — всё равно один из сильнейших поехал бы в деревню. Максим или Марк, неважно. А лучше оба. В идеале — и я с ними. Любой расклад работал на них.

В поместье использовали артефакт усыпления. Но не убийства. Это важно. Если бы хотели уничтожить, был бы взрыв. Но их цель была другой: дождаться, пока мы покинем поместье. И тогда второй артефакт включился именно для этого. Его задача — не нас убить, а остановить Злату. Чтобы она не сорвалась следом и не вызвала Империю, пока она спит в поместье. А ни у кого другого нет таких полномочий.

Если бы я остался дома, Иннокентий не стал бы активировать второй артефакт. Он просто ждал бы возвращения подконтрольных. Тогда один из моих дружинников — улыбающийся, спокойный — подошёл бы и вогнал мне нож под рёбра. Потом — приказ вскрыть себе горло. Стратегически это был ход безупречный.

Но они просчитались.

Я видел артефакт. Сейчас он неполный. Запас — около шестидесяти процентов. И вот главный «икс»: куда ушли остальные сорок? Это то, что я понять не мог. Слишком далеко, чтобы разглядеть всё плетение, я не всевидящее око. Есть несколько версий. Либо оператор идиот и слил энергию в никуда, играясь. Либо сорок процентов ушли на Марка. Либо расход у артефакта одинаковый: один приказ на сильного, один на слабого — нет разницы. Тогда один заряд на Иннокентия, один на Марка, а два-три — на пробу. Вот это и смущало сильнее всего.

Я точно видел одно: это не маг. Это боец по пути силы. Восьмой или девятый ранг. И он не сможет угнаться за Максимом.

Максим — мой главный козырь. Его сверхрежим. Я помнил, как впервые видел его скорость: тогда он отставал от моего внутреннего восприятия, когда мозг работал быстрее тела. Но теперь, на двенадцатом ранге, он двигается в том же темпе, в каком я думаю. Значит, он способен.

По плану я должен висеть у него на спине. Потому что только через контакт смогу сбить или заглушить плетение. На расстоянии я не вмешаюсь. А если я буду на нём, то хотя бы попробую остановить контроль. Если не получится — вступит Марк.

Я объяснил им:

— Добираемся до отметки шестьсот метров, это ручей. Оттуда, Максим, включаешь сверхрежим и прорываешься к оператору. Я держусь за тебя, сбиваю контроль. Марк, твоя задача — прикрывать нас, работать по тем, кто вылезет из-за спины. Если что-то идёт не так, я поднимаю руку — и ты бросаешь всё, сразу идёшь в ближний бой.

Марк усмехнулся:

— Барон, не переживай. Своих из трущоб я точно узнаю.

Я тоже усмехнулся.

— Хорошо. Значит, всё просто. Мы не ждём, пока артефакт восстановится. Он ещё не полон. Сейчас у нас шанс.

Я сжал плечо Максима.

— Вперёд.

Мы лёгкой трусцой добрались до условной отметки — шестьсот метров. Я уже был на спине Максима Романовича, главы дружины, держался за него, напитывая руки и ноги силой, чтобы не соскользнуть. Он, не дожидаясь команды, рванул вперёд и сразу вошёл в сверхрежим. Мир вокруг размазался — тёмно-зелёные пятна леса сменились рваным светло- и тёмно-коричневым — деревня. Для меня всё заняло мгновение, для него внутри режима, наверное, прошли минуты.

Скорость была такой, что я не успевал следить ни за чем. Вдруг Василёк дёрнулся, сделал резкий шаг в сторону — и в этот миг у меня сработал мой собственный сверхрежим, мозг включился на полную, мир замедлился. Я не сразу понял, почему он дёрнулся; только когда звук догнал нас, я уловил источник — выстрел. Пуля Марка, невидимая. Максим спиной к нему, но слух у него в режиме такой, что он поймал этот звук раньше, чем я успел понять, что происходит.

В тот же замедленный миг я увидел: откуда-то сверху, из-за границ видимости, тянется плетение — свежая струна Эхо летит прямо в Максима. Прошлое плетение я не заметил — либо не успел вычислить, либо его отправили в тот момент, когда он входил в боевой режим. Неужели они просчитали и это? Как? Никто, кроме Императора, не мог знать о моей способности видеть Эхо. Даже насчёт самого Императора я не уверен, хотя, скорее всего, он знает. Значит, тот, кто дал приказ, имел доступ к моей родовой способности. Но сейчас не время копаться в этом.

Плетение ещё не успело вплестись в структуру Максима. Я спрыгнул, одновременно сбивая струну вниз. Полностью остановить её не смог бы, но изменить направление — да. Плетение, не управляемое магом, ударилось в землю и рассеялось. «Сработало», — мелькнуло в голове.

— Василёк, твоя задача — Марк! — крикнул я. — Выруби его и держи, я займусь оператором!

Он не ответил, лишь мгновенно ушёл в сторону, туда, где Марк стрелял.

Я выровнял дыхание. Мир снова пошёл нормальным ходом, тяжесть сверхрежима спала, но дрожь в руках ещё осталась. До артефакта — двадцать метров.

Передо мной возник окровавленный пацан лет восемнадцати, руки раскинуты, глаза пустые. Я не стал думать — собрал плетение третьего ранга, огненное. Не хочу показывать, что владею другими стихиями: если кто-то выживет, пусть думает, что я маг огня.

Подскакиваю к нему, на пятнадцати сантиметрах от ладони запускаю внутрь тела сжатый сгусток — не просто пламя, а магический термоудар: энергия мгновенно разрывает клетки, вспышка тепла изнутри создаёт вакуумный хлопок. У парня в груди за долю секунды появляется аккуратная дыра, из которой валит дым, пахнет палёным мясом. Он оседает без звука.

Сбоку мелькнула ещё одна струна Эхо — она шла сверху, туда, где дрались мои. Оператор пытался взять под контроль обоих сразу. «Хрен тебе», — выдохнул я и снова сбил плетение вниз.

Вокруг уже были люди. Я чувствовал их, видел силуэтами. Шестые — седьмые ранги по Пути Силы, ни одного мага. Обычные трущобные бойцы, не спецподразделения. Толпой запинают, да, но угрозы как таковой нет — не смогут меня или Василька серьёзно зацепить. И всё же оставаться среди них — риск: плетения идут сверху, я до них не дотягиваюсь. Нужно добраться до того, кто управляет артефактом, пока струны не проросли в Максиме и в Марке.

Мысли мелькали: либо это кто-то очень богатый, кому наплевать на людей и деньги, и он просто закидывает нас артефактами и дешёвой швалью, либо кто-то, кто спустил всё на артефакт, но не смог нанять нормальных наёмников.

Я ускорился. Главное — отключить артефакт. Всё остальное можно решить потом.

Я открыл дверь — и меня едва не вырвало.

Нет, я всегда считал себя крепким парнем, видел многое, но это… даже меня выбило из колеи. Стены были увешаны кишками, пол залит кровью, везде трупы. Присмотрелся — старики. В основном мужчины. Пара женщин, но в целом всё — старики. Понял: мужиков тут больше не осталось, остались только дети, да и те — спрятаны. Я видел, где они — часть здесь, часть в других домах. Большинство согнаны сюда. Готовили их к чему-то… или к кому-то.

Эманации страха били по коже, как холодный дождь. Люди были тут, прятались, боялись, дрожали — и я чувствовал это. Не стал тратить время. Направился туда, где сверкало Эхо артефакта. Чем ближе подходил, тем отчётливее чувствовал: этот артефакт не хочет быть с ним. Он тянется ко мне. Почему? Зачем? Непонятно. И это чувство тревожило куда сильнее, чем тот, кто ждал меня за следующей дверью.

Я уже видел его через Эхо: сидит, держит в руках автомат. В этот миг, как только я это понял, по мне пошла очередь.

Пули засвистели. Я рванул в сторону, к двери слева, напряг всё тело, прыгнул в соседнюю комнату. Стрельба не прекращалась. Дом деревянный, бревна кое-где пробивались пулями. Он бил точно, будто видел меня сквозь стены.

Это бегство по дому тянулось вечность. Я не мог приблизиться, а он выпускал всё новые и новые струны Эхо — то в мою сторону, то к Максиму. На таком расстоянии я мог их перехватывать. Ту, что он отправил к Марку, я не успел — она шла выше, потому что Марк залез на дерево, и струна ушла к нему. Но странно: не по диагонали, а ломая траекторию под прямым углом. Чистая геометрия. Он создавал ровные углы — девяносто градусов. Зачем? Как?

Дом оказался огромным. Проломил несколько дверей, запах крови и гнили уже стоял в горле. Даже бревна не выдерживали стрельбы. Патроны у него, казалось, не кончаются. Потом заметил: у ног — четыре автомата и человек, который менял ему магазины. Интересно, кто быстрее иссякнет: мои силы или его патроны?

Я понимал, почему он по мне стреляет. По плану меня должен был встретить кто-то восьмого ранга, но я его убил одним движением. Не его вина — просто мой магический потенциал вырос. Плетения ускорились. Раньше я не провернул бы этот трюк.

И вдруг — голос.

— Барон! У меня для тебя плохие новости. Ты всё равно сдохнешь. Знаешь почему? Потому что у меня заказ. Ты мой билет в хорошую жизнь!

Я усмехнулся про себя. Клишированный идиот. Хоть дал мне этим время подумать.

Приблизиться к нему я не мог. Огонь… даже если сожгу всю избу, это не поможет. Он в крайней комнате, за спиной — окно. Выйдет. Знаю, потому что дом пропитан страхом. Эхо здесь бурлит, как кипящая смола. Я вдруг понял: Эхо питается эмоциями. И негатив даёт ему больше силы.

Пока этот придурок вещал, как он станет великим, как подомнёт Красноярск, а потом и города, я всмотрелся — и наконец заметил то, что пропустил. Рядом с ним лежала ампула — та же, что я видел раньше в доме. Внутри — не одно Эхо, а множество, перемешанных. Монстры, существа, искажённые потоки. Усилитель, наркотик, чёрт его знает. Но надо будет изучить.

Я напрягся. Сейчас — решающий момент.

Интерлюдия. Максим

Я почувствовал, как господин сильнее сжал руки и ноги, и без лишних слов перешёл в сверхрежим. Скорость теперь была другой: не просто рывок, а поток, который я держал под контролем. Раньше я мог идти только на пределе, теперь же тело слушалось лучше — и я добавил сил в ноги, ускоряясь ещё больше. Через несколько мгновений зелень леса размазалась в одно пятно, и перед глазами уже проступали силуэты деревни.

Позади хлопнул выстрел. В сверхскорости я видел пулю не как смерть, а как игрушку — будто детский мячик, падающий в замедленной съёмке. Я сделал шаг в сторону, пуля прошла мимо. В этот момент господин соскользнул с моей спины и отдал приказ:

— Максим, твоя цель — Марк. Выруби его.

На мгновение во мне мелькнуло сомнение: остаться рядом с господином или идти за Марком? Но выбор был очевиден. Здесь, кроме владельца артефакта, не было противников, способных причинить ему вред. Шестые и седьмые ранги, прячущиеся по домам, — жалкие трущобные бойцы. Один настоящий противник девятого ранга сидел в доме старосты, там же и артефакт. Господин справится. А Марк — одиннадцатый ранг, наёмный убийца. Он опаснее любого из местных.

Я рванул к нему. Марк спрыгнул с дерева, ускользнул в тень. Его движения были быстрыми, точными, каждое — на убийство. Мы обменялись серией ударов: мои прямые и резкие против его резаных, уходящих вбок. Он бил по суставам, целил в горло, я отвечал жёстко, без красивостей, силой двенадцатого ранга.

Пару раз он уходил от моих атак так, что в обычное время я бы его потерял. Но сейчас я держал темп, срезая траектории. С удовольствием убил бы его — и бой закончился бы быстрее. Но он был нужен господину. И я уже привык к нему. Теперь Марк — часть нашей дружины, какой бы бешеный он ни был.

Он рванулся в сторону, я подсёк его ногу, скрутил, зажал горло. Он вырывался, когтями впиваясь в мои руки, но я давил. Лицо его темнело, дыхание рвалось хрипами. Ещё чуть-чуть — и он потеряет сознание окончательно.

Я отпустил в последний миг и добавил удар в челюсть. Хруст. Кость сломалась.

— Заживёт, — сказал я вслух.

Марка мотнуло, он отключился. Я достал наручники — те самые, что проверял на себе. Металл держал мою силу, значит и его удержит хотя бы на время. Пристегнул к дереву. Да, он может выломать его, но это будет громко, заметно. Этого хватит.

Я перевёл дыхание и повернул голову в сторону господина. В деревне гремели выстрелы. Я только надеялся, что они стихли не потому, что он погиб.

Интерлюдия. Катенька

Я — киска.

Я маленькая кошечка, которая любит купаться в крови.

Мне очень нравится мой хозяин Витя. Он позволяет мне тереться о его грязные сапоги. Сегодня он наступил в какашку — и я с удовольствием слизала её. Мяу.

Я кошечка. Я пушистая, маленькая кошечка. Я люблю, когда меня гладят. Я люблю трахаться, и чтобы меня трахали. Я люблю валяться в крови. Вот тут, на платьице, кровь подсохла… Надо найти свежую лужу.

О! Лужа!

Акел взял автомат. Зачем? Это же игрушка, которую киски не любят. Я подойду поближе.

— Мяу, мяу, мяу…

Он ударил меня в бок. Больно! И назвал грязной шлюхой. Сказал, иди попей молока. Точнее — крови.

Вон там, в углу, дедушка лежит. У него кишки наружу. Пойду попью молочка… красного молочка.

Мяу.

Интерлюдия. Витя / Косой

Босс ёбнулся.

Я редко матерюсь, но тут по-другому не скажешь. Всё, что он творит сейчас — перебор. Нет, я знал его жестокость, видел его злость, но такого ещё не было.

Сижу и думаю: как свалить из этого дерьмища? Ни денег уже не хочу, ни города. Хочу просто уйти. Особенно — после того, как он сделал это с моей девчонкой. Мне раньше никогда не было жалко других, но её стало жалко. И что я могу? Ничего. Даже вида не могу подать. Приходится сидеть с каменным, надменным лицом, хотя он смотрит прямо в меня, будто понимает: мне это всё не нравится.

После сборов он долго ходил по комнате, ржал. Потом замер, напрягся… и ещё сильнее заржал:

— О, первая мышка в клетке. Сейчас будем убивать барона!

А потом выдал: если всё получится, то завтра мы с ним станем самыми опасными людьми Красноярска. А через год — вообще императорами этой чёртовой Империи. Он, походу, совсем съехал с катушек. И я чувствую, что меня тоже накрывает. Но я держусь.

Я понял одну штуку про Путь Силы: можно напрягать не только мышцы, но и голову. И только благодаря этому я ещё трезвый. Уже пару раз ловил себя на том, что хочется сорвать кишки с пола и закинуть их на подоконник… Но я сдержался.

Зачем он убивает стариков? У нас же всегда было правило: стариков, женщин и детей не трогать. А он радостно их резал, раскидывал кишки по дому. Вся комната теперь в крови. Вонь гнили, мочи и дерьма — уже тошнит. Но блевать нельзя: заметит — и пиздец.

А этот придурок ещё и валяется в крови, когда всё уже началось. Наши люди услышали, что пришёл Барон, но он сказал не вмешиваться — сам разберётся. Ещё и радуется, что смог взять под контроль имперского убийцу. Сказал, что это будет его новая игрушка. Что он знает, как кормить артефакт. Мол, артефакт любит, когда люди страдают.

Поэтому он велел бить детей, чтобы они плакали. Чтобы боялись. Я пару раз сам подходил и просил: «Просто поплачьте, без побоев». Хоть так. Да, я отбросок, как и все они. Но сердце у меня ещё осталось. У остальных — уже нет. В глазах у них только ярость. Животная.

И вот Барон вошёл в дом. Он сразу почувствовал это, будто знал. Отправил ему навстречу Юрчика. Теперь злится — видно, Юрчик сдох.

— Косой, — говорит, — садись рядом. Сейчас будем отстреливать этого жалкого барона. Ты перезаряжаешь. Подтягивай ящик с патронами. И принеси ампулу. Есть одна идея.

Конец интерлюдий

— Ладно, барон, выходи, давай потрындим. Может, чё-то придумаем. Ты же у нас аристократ — давай инсценируем твою смерть. Мне вообще похуй на тебя. Умрёшь ты или нет — неважно. Я уже понял, в чём смысл этой жизни. Этот артефакт всё мне показал.

А я сижу и думаю: идиот, ты что, думаешь, я просто услышу твои слова и выйду? Если он каким-то образом видит меня, я его тоже вижу. И вижу чётко: пальцы его налиты Эхо, руки напряжены, чтобы удержать автомат от отдачи.

— Слышь, барон, а если я сейчас секретное оружие своё достану? — продолжил он. — Ты же не хочешь доводить до этого? И я не хочу… Хотя, знаешь, пошёл ты нахуй, вместе со всеми вашими аристократическими мразями. Пора тебе сдохнуть, мелкий гадёныш!

Ну да, конечно, — усмехнулся я про себя. — Человек, который старше этого тела всего на пару лет, называет меня мелким гадёнышом. Взрослый, мать его, имбецил.

Но то, что он сделал дальше, заставило меня напрячься. Он потянулся к сгустку Эхо — ампулам, лежавшим рядом. Я сразу понял: это стимулятор. Но он не просто выпил его. Нет. Он запихнул в горло тот самый артефакт, и только сейчас я смог рассмотреть его размер, он был как спичечный коробок, к которым я привык в своей прошлой жизни. Он его не проглотил, а специально остановил его в горле, и в то место, где он застрял, вколол ампулу.

Он что, пытается срастить себя с артефактом? — мысль обожгла сильнее порыва ветра. — А это вообще возможно?..

Деревня призрак — Глава 9

Я наблюдал, как в глубине комнаты вспыхивает и клубится Эхо. Саму комнату я не видел, но то, что вырывалось из ампулы, вызывало тревогу. Слишком много чужой силы намешано внутри — куски разных существ, разные отпечатки. Я не понимал, что именно сейчас вырвется наружу, но видел, как меняется сам хозяин артефакта: Эхо вживляло в него артефактные осколки, чужая энергия вплеталась прямо в его плоть.

В этот миг за спиной прорезался знакомый поток силы. Я бы не перепутал его ни с чем — Эхо Максима. Василёк не стал замедляться: дверь он не открывал, а просто проломил плечом и ворвался внутрь, мчался прямо к оператору. Но ему не хватило мгновения. Я словно заранее знал, что должно произойти — соприкосновение подобных потоков не может пройти тихо.

От этого трущобного «кукловода» рванула волна — ментальная магия, грубая и плотная, как ударная волна из Эхо. В тот же момент у меня включился сверхрежим. Первая мысль — собрать на себя нити, попробовать из них соткать щит, сдержать натиск. Но едва я коснулся этих струн, пропитанных чужими страданиями, болью и страхом, пелена упала на глаза.

Я потерял контроль.

В голове раздался чужой рык. Барьер рухнул, и наружу шагнуло то, что жило во мне с первого столкновения — Тёмный Морок. Его стихия была тьмой, и дом, пропитанный ужасающими эмоциями, стал для него кормушкой. Он почуял своё родное, и рванул к власти над телом.

Теперь я был только наблюдателем. Как будто смотришь в бинокль чужими глазами: можно сфокусироваться на любой детали — трещина в стене, дрожащий силуэт у двери, вспышка Эхо сбоку. Но это уже видел не я — это видел Морок, а я лишь плыл за его взглядом.

Самое странное: сверхрежим не закончился. Морок двигался в нём так же, как и я. Я чувствовал, как источник во мне обнуляется и тут же пополняется — не моими силами, а потоком эмоций, которые сочились из каждого угла этого проклятого дома. Страх, паника, боль — всё это он жадно втягивал и превращал в Эхо.

Я понимал: каждое движение, каждый шаг сжирает меня до дна. Выносливость и сила уходят, но Морок тут же восполняет их. Шаг — истощение. Второй шаг — опустошение. И тут же наполнение. Я будто чувствовал, как меня сдирают заживо и в то же время вкачивают обратно чужую силу.

Максим врезался в волну. Я видел его боковым зрением — он рванул на пределе, но ментальный взрыв накрыл его. Сверхрежим не спас: его рубануло, и он просто потерял сознание, рухнув на пол.

А я оставался внутри. Морок шагал дальше — медленно, но неумолимо. Каждый шаг открывал дверь в новый ад. Я ловил себя на мысли: если однажды контроль вернётся, хватит ли у меня сил выжить после того, что он творит моим телом?

Я вышел из комнаты и двинулся по коридору. Сквозь Эхо видел его — он пришёл в себя и стоял неподвижно. Не хватался за автомат, не пытался запустить плетения, не дергался. Словно с ним происходило то же самое, что со мной: всё, что случается сейчас, было для него ново.

Он медленно смотрел на собственные руки — я видел, как он их рассматривает, будто пытается понять, чьи они. И двигался он… в той же скорости, что и мы. Как это вообще возможно? Неужели артефакт дал ему такую способность?

А ещё — он изменился. Я видел в Эхо, как структура его силы сменилась. Он стал магом. Магом-менталистом 5 ранга. Это вообще нормально?

Тем временем зверь во мне — Тёмный Морок — начинал осваиваться. С каждым шагом движения моего тела становились всё плавнее, мягче, быстрее и резче. Он встроился в ритм жизни. Тёмные потоки Эхо со всех сторон тянулись к нему, как к источнику. И мой собственный резерв не просто не успевал расходовать силу — он начал переполняться.

И тут мне стало по-настоящему страшно. Я чувствовал, как источник внутри трещит по швам от такого количества энергии. Я боялся, что его выживание приведёт к нашей гибели.

Я пытался докричаться до него в собственной голове. Не знал, как это правильно сделать, но кричал, что он идиот, что он нас погубит, если не прикроет канал. И словно он меня услышал — канал тёмной магии стал контролироваться лучше. Морок прорычал — не во мне, а вокруг, будто в благодарность, словно понял, что я пытаюсь ему объяснить.

Я сам не понимал, как это вообще работает. Ситуация с самого начала казалась мне безумной: я попал в другой мир, получил родовую способность, сожрал душу через Камень Души и Камень Эхо монстра — и теперь этот монстр управляет моим телом. Всё, будто кто-то обдолбался наркотиками и придумал эту историю… Но она происходила на самом деле.

Пока я это осознавал, он — мы — уже открыли дверь. И передо мной стояло нечто, уже не человек и не монстр. Что-то между.

Он светился фиолетовыми всполохами; по коже шли светящиеся нити, словно вены, но это были не вены. Это была паутина, сотканная из струн Эхо, только неправильных. Обычная струна Эхо — ровная, одинаковая по толщине от начала до конца. Здесь же всё выглядело хаотично, словно бесформенная паутина, разбросанная по всему телу.

Он, похоже, увеличился в размерах: одежда, что была на нём, разорвалась в клочья.

Он оторвал взгляд от своих рук и перевёл его на меня. Секунда — и уголки губ дрогнули, появилась самая обычная, человеческая улыбка.

— О, зверушка, — произнёс он спокойно, почти ласково. — А ну брысь, дай с хозяином поговорить.

В этот миг контроль вернулся ко мне. Я осознал, что продолжаю оставаться в сверхрежиме — не по своей воле. Просто потому что существо напротив, каким-то образом удерживая эту скорость, позволяло и мне быть в ней.

Он посмотрел ещё раз, теперь уже внимательнее, и спокойно сказал:

— А теперь давай поговорим. Аристарх, как я понимаю?

То ли он вычитал это из моей головы, то ли просто играл — но его тон и манера речи были уже другими. И я подумал: кто он, чёрт возьми?

— Ну… в принципе, да, — ответил я, стараясь сохранять спокойствие. Паника тут не имела смысла. Если он сумел загнать Тёмного Морока внутрь меня, вытащить обратно мой контроль и при этом держать меня в сверхскорости, то что я ему мог противопоставить на своём третьем ранге? Разве что своим носом отмудохать ему кулаки.

Он продолжил:

— Честно, по факту, мне бы надо тебя убить. Но это не исправит ситуацию. Объяснять я тебе ничего не буду. Ни потому, что не могу, ни потому, что не хочу. Просто это неправильно. Мы с тобой играем за разные команды.

Он ткнул себя пальцем в грудь:

— А этот идиот… сделал очень странную вещь. И вот эти ребята — тоже. Создали интересную штуку.

Взял в руки ампулу, посмотрел на неё, словно на пустяк, и усмехнулся.

— А со своей зверушкой — поступи как и планировал. А этого идиота я уничтожу.

Он поднял руку, готовясь щёлкнуть пальцами. И тут я понял: не могу даже пошевелиться. Будто всё моё тело парализовало. Воздух стал густым, липким. Каждая капля крови на стенах, на полу, на потолке словно ожила и давила на меня. Словно сама комната хотела задушить.

Он улыбнулся ещё шире:

— А, чуть не забыл… Передай Маркизу привет. Скажи, что папа его любит.

Щелчок.

И мир рванул.

Его тело взорвалось, словно огромный кровавый пузырь. Не куски, не кости — только сплошная стена крови и клочья ткани, что обрушились на меня, накрыв, захлестнув. Я захлебнулся запахом железа, гнили, смерти. Комната и так тонула в крови, но теперь она превратилась в красное море. Казалось, стены дрожат и дышат этой жижей, и сама смерть обняла меня.

И только тогда я потерял сознание…

Деревня призрак — Финал

Интерлюдия. Теневой маг

Сижу на дереве. Неуютно, сучья впиваются в спину, а я всё время думаю, что вот-вот сорвусь вниз. Я же не макака какая-нибудь, чтоб по деревьям лазить. Но приказ есть приказ: наблюдать и потом сдать отчёт. Вот и сижу. Один, в лесу, посередине этой чёртовой глуши. И наблюдаю, как убивают мелкого барона.

Расстояние до деревни — около двух километров. Хитро выбрано. С этой точки даже двенадцатый ранг вроде Василька, Максим Романович, не почует меня, если я сам не полезу размахивать Эхо. Но вот Первый Убийца Империи — другое дело. Про него все знают, что у него есть странный дар: он чувствует магов на огромном расстоянии. Мутация, скорее всего. Интересно, что за тварь ему попалась, если дала такую способность?

Так что я стараюсь держать магию в узде. В полсилы даже не пускаю. Пользуюсь техникой. Очки с ночным зрением и тепловизором — и то едва справляются. Максим двигается слишком быстро, за ним невозможно уследить. Вижу лишь размытые тени. Даже техника буксует, что уж говорить про глаза.

Но кое-что различить всё же могу. Вот он — Василёк — метнулся к Первому Убийце. Скрутил его. Молодец. Но в голове сразу мысль: ненадолго. Если этот псих очнётся раньше, чем его окончательно подомнут, всё может повернуться очень плохо.

В доме старосты гремит стрельба. Значит, барон ещё жив. По нему лупят, но попасть не могут. Шустрый, юркий барончик. Забавно, что такой щенок до сих пор держится. Но в конце концов его должны взять под контроль. Должны. Странно только, что это до сих пор не произошло. Сколько можно возиться? Мне же потом отчитываться.

Я видел, как он на входе уложил одного. Всполохи огненной магии — тепловизор показал резкий скачок температуры. Подтверждение отчётов: он маг огня. Родового Эхо, правда, я так и не заметил. Может, прячет, может, ещё не решился. Но в любом случае факт зафиксирован: барон владеет огнём.

Сижу, ворчу про себя. Не люблю такие задания. Сидишь один, жопа в смоле, спина затекла, комары кусают. А вокруг бой, стрельба, крики. Я бы с радостью развернулся и ушёл, но попробуй не выполни приказ — голова с плеч. Так что остаётся только ждать и наблюдать.

Господин у нас злой. Все его знают улыбчивым и добрым, но я-то видел, что бывает с теми, кто не выполняет приказы. Ошибёшься — и крышка. Так что лучше уж сидеть на этом дереве, чем потом объясняться.

Стрельба стихла. Василёк двинулся в сторону деревни.

И тут меня накрыло.

— Чёрт… что это было? — выдохнул я сквозь зубы.

Поток магии рванул в мою сторону. Ещё две секунды — и прилетит. Хотел не светить магией, но без щитов не выживу. Разворачиваю защиту на максимум, напитываю Эхо всё, что могу.

Первый удар… Словно я шагнул глубже, чем мне вообще позволено по рангу. Давление, как в разломной зоне — тяжёлое, глухое, давящее изнутри. Такое бывает только, когда уходишь слишком глубоко. Воздух дрожит, тело ломит, внутри вибрация, будто кто-то трясёт тебя изнутри. Эхо вокруг шипит, и вдобавок накрывает ментальной волной с примесью других аспектов — непонятно каких, всё вперемешку. Щиты визжат, вспыхивают, резервы тают — семьдесят процентов как не бывало. Но я в сознании. Еле-еле.

— Что вы там, мать вашу, устроили?..

И тут вторая волна. Совсем иная. Не разломная, нет — это что-то живое, вязкое, гнилое. В ней нет привычного фона Эхо, только запах крови и тлена. Меня пробивает холодом, будто сам воздух начинает разлагаться. Щиты дрожат, сила уходит ещё на десять процентов. И не просто уходит — словно высасывается из меня.

— Прекрасно… теперь я точно не боец, — бурчу. — Против Василька и Первого Убийцы с таким запасом я блином стану.

Дышать тяжело, всё вокруг словно заволокло дымом. Щиты держатся, но еле. Глаза режет, в носу запах, как в старом морге.

Последнее, что показывают тактические очки перед тем, как дохнут, — барон. Стоит. Как стоял, так и стоит. Волна его прошла, а он — ни с места.

Через полсекунды всё гаснет. Очки, сенсоры, датчики — вся техника умерла. Воздух густой, будто в разломной зоне, но ещё хуже — давит на разум.

— Ну его нахрен… — шепчу. — Сам с собой разговариваю. Докатился.

Тянусь к карману, достаю тяжёлый экранированный телефон. Он единственный, что выдерживает такие всплески.

— Ну что, звоним Господину… хоть кому-то будет весело, — усмехаюсь.

Набираю номер.

Долгие гудки. Щёлк.

— Говори.

— Господин… два мощных всплеска магии, — голос сбивается, приходится делать вдох. — После первого поднял щиты, семьдесят процентов силы ушло на удержание. Второй удар снял ещё десять, осталось двадцать. Последнее, что показала техника — барон стоял. Василёк — без сознания. Первый убийца тоже, их накрыло всплесками. Техника вся сдохла, тепловизор перегорел. Подойти ближе не смогу, не потяну ни одного, ни второго… — я выдыхаю и добавляю тише: — Что прикажете?

— Отступай.

Щелчок — связь оборвалась.

Я выдыхаю, чувствуя, как грудь будто сжимают изнутри. Пульс бьётся где-то в висках, дыхание сбивается. Откаты пошли — привычные, но тяжёлые.

После такого разового расхода силы тело ломит, будто кости сами сопротивляются жизни. Всё давит. Даже воздух. Каждое вдох — через силу, каждый выдох — с хрипом.

— Хоть бы спасибо сказал, — пробормотал я, чувствуя, как язык прилипает к нёбу. — Или там «молодец».

Тишина. Только тяжёлый ветер между деревьями, да дрожь в руках.

— Опять вслух, — вздыхаю. — Когда я перестану разговаривать сам с собой?..

Пауза. Лёгкий смешок.

— И вот опять…

Интерлюдия. Двое в капюшоне

— Отступай.

Я убрал телефон в карман и вышел из тени старого поместья. Дом выглядел как заброшка — облезлые стены, трещины, осыпавшаяся штукатурка, мёртвый сад. Со стороны — руины, никому не нужные. Но те, кто знал, понимали: мало у кого из аристократов хватает средств, чтобы поддерживать такую маскировку и при этом держать внутри идеальный порядок.

Ремонт здесь был безупречен. Всё вылизано, отполировано, пропитано Эхо. Люди, которые делали этот ремонт, давно мертвы — и не потому, что плохо работали. Просто никто не должен был знать, что этот дом ещё жив.

Мы собирались здесь, потому что это место принадлежало Тринадцатому Роду. Их строения были особенные: даже видящие не могли заглянуть внутрь. Ни одно Эхо, ни одна тень не выдаст, что за этими стенами кто-то есть. Как они это делали до сих пор не известно.

Камин горел, но клубы дыма не поднимались. Фильтр Эхо гасил тепло и свет, не выпуская наружу даже слабого шороха. Всё, что происходило здесь, оставалось здесь.

Я стоял у стены, в капюшоне, глядя на троих. Трое епископов. Старшие, из столицы.

Двое — с открытыми лицами, их не пугала огласка. Третий, сзади, в плотном капюшоне. Его силу ощущалось сразу — глухим давлением в груди, как будто сам воздух сгущался вокруг.

Когда они приходят сюда, люди обходят это место стороной. Говорят, что церковь очищает землю от скверны, что здесь живёт тварь из Разлома. Для людей возможно, это и правда, для нас просто — удобная легенда. Главное, что за километр сюда никто не сунется.

Я поправил капюшон и шагнул ближе к камину.

В комнате стояла тишина. Только треск поленьев и медленное дыхание троих, перед которыми я должен был отчитаться.

— Господа, — начал я первым, — могу заявить, что мой человек только что подтвердил: наш план удался на славу. Смесь артефакта и мутации сработали, как надо. Дополнительная мутация довела объект до нужного состояния. Результат ещё не до конца понятен, но эксперимент прошёл успешно.

Двое магов с открытыми лицами стояли напротив. Возраст у них на вид шестьдесят — семьдесят, хотя все прекрасно знали, что им давно перевалило за тысячу. Они специально поддерживали этот образ — солидные, мудрые старцы, великие люди.

Третий не пошевелился. Тот, что стоял сзади, в капюшоне. Я и предполагал, что шавки будут отмалчиваться, а главный заговорит. Прозвучал хриплый голос:

— Да, эксперимент прошёл удачно. Господин будет доволен. Я чувствую Эхо Господина, и оно счастливо. Значит, всё произошло.

«Чувствует он Эхо, — пометил я про себя. — Бредни фанатиков». Даже если бы он был подключён ментально, он вряд ли мог почувствовать радость человека, который им управляет. Но сейчас они играли со мной на одной стороне, поэтому я сохранял холодную вежливость.

— Ну и отлично, — сказал я ровно. — Если ваш Господин доволен, я тоже доволен результатом. Жаль только, что мальчишка, возможно, выжил. Пока точной информации нет, но получим позже. Так что, я так понимаю, разговор окончен. Всё, что нужно мы до этого уже обсудили.

Я отошел от камина.

— До новых встреч. Как обычно, я приду в среду, помолюсь Великому Эхо. Жду вестей.

— Да, мы вас поняли, князь. Всего доброго, — ответили они.

Троица развернулась и пошла к выходу. Я достал телефон.

— Алло. Да, это я. Что там по заказу? …Нет информации? Ладно, ничего страшного. Передай тому, кто размещал заказ, что пятьдесят тысяч он заработал в любом случае. И пусть ещё поищет таких идиотов. Мне они пригодятся.

Пауза.

— И скажи ему за молчание. Да. Да.

Я даже не попрощавшись положил трубку, натянул капюшон поглубже, чтобы никто не смог разглядеть моего лица, и покинул старое поместье пешком. Даже мои собственные люди не должны знать, куда я хожу. Одиннадцатый ранг позволял отводить глаза.

Интерлюдия. Шмыга

Сегодня ночью я точно спать не собирался.

Заказ, с которого должен был поднять двести тысяч: сто пятьдесят с этого придурка и пятьдесят за то, что вообще нашёл этого придурка.

Так что жду результатов. Жду новостей. Очень жду.

Телефон зазвонил.

Номер — неизвестен.

Ну, вероятно, заказчик волнуется, боится, что мы про него забыли.

— Да, алло.

На том конце голос спокойный, даже слишком:

— Основной заказчик хотел бы поинтересоваться, как у тебя обстоят дела.

— Ну, ты же сам знаешь, — отвечаю, — телефон он по инструкции должен был сломать. Ни следов, ни контактов. Поэтому узнать точно сможем только утром.

— Хорошо. Заказчик передал, что даже если задание не будет выполнено, ты получишь пятнадцать тысяч рублей. Так сказать, за молчание.

А вот это уже порадовало.

Хотя вслух сказал:

— Блин, всё равно как-то маловато. Я нашёл двести человек. Если они завалят заказ, значит, минус двести человек, которые мне приносили доход.

— Слышь, не борзей, — оборвал меня голос. — Тебе и так повезло. Ты нихрена не сделал — просто нашёл двести идиотов, которые пошли и, может, сдохли. А если всё получилось, получишь свои пятьдесят тысяч. Так что радуйся и не ной. И да… заказчик попросил поискать ещё таких придурков. В любом случае. Даже если всё прошло успешно, ему нужны будут новые.

А вот это уже интересно.

Даже если просто буду сливать на смерть весь этот ширпотреб, который шляется по улицам, и получать по пятнадцать тысяч за партию — можно и зажить неплохо.

Нет, я и раньше зарабатывал, но тут прям стабильный приработок.

— Да, понял, — ответил я и услышал короткие гудки.

— Сука, почему никто не умеет нормально прощаться? — буркнул я и откинулся в кресле.

Улыбнулся.

Ночью теперь я спать точно смогу.

Да и плевать, что там будет дальше — с меня всё равно ничего не спросят.

Ни артефакта, ни отчётов, ни долгов.

А ещё и пятнашку накинут сверху.

Теперь мне вообще пофиг.

Я пошёл спать.

Интерлюдия. Катенька

Я очнулась.

Всё вокруг дышало смертью. Кровь, кишки, дерьмо, моча. Всё вперемешку, густое, липкое. Пахнет гнилью и железом. Пахнет болью. Я смотрю на всё это — и не могу ни закричать, ни заплакать.

Меня тянет вывернуть, но внутри пусто. Словно все уже вышло из меня раньше. Много раз.

Я помню, что было.

Каждый миг, каждую вспышку, каждый крик. Всё, что делали здесь. Всё, что я делала. И как бы ни старалась, забыть не получится. Это всё останется со мной навсегда.

Я пытаюсь пошевелиться, ноги не слушаются. Платье прилипло к телу, мокрое, тяжёлое. Мурр… вырывается само.

Я морщусь — что это? Голос хрипит, а вместе со словами вырывается мягкое мурчание.

— Мур… мур… — пытаюсь сказать «помогите», но получается только это.

Нет, я не хочу. Я не кошка. Я человек.

— Мяу… — выходит вместо «нет».

Я закрываю рот ладонями, но звук всё равно прорывается сквозь пальцы, дрожит где-то внутри горла.

Платье всё ещё мокрое. Кожа липнет. Мурр. Я чувствую запах крови и понимаю, что он теперь не вызывает у меня отвращения. Просто есть. Как воздух. Как я сама.

Это ужасно.

И страшно то, что я уже привыкла.

— Мур… — я снова пытаюсь сказать хоть что-то, но язык не слушается.

— Муррр… мяу… — только и выходит.

Я падаю на колени, ладонями упираюсь в пол.

Скользко, холодно. Под пальцами что-то мягкое, возможно, кожа.

Я шепчу сквозь рыдания.

Неужели я теперь могу говорить только мур и мяу?..

Ответа нет. Только тишина и мягкое урчание где-то глубоко в груди.

И я понимаю — оно теперь часть меня. Всё, что было здесь, всё, что я видела…

Оно останется во мне. Навсегда.

Я тихо сижу посреди комнаты, вся в крови, в грязи, в звуках, которые больше не мои.

И шепчу, почти машинально:

— Мурр… мурр…

Наверное, теперь я всегда буду так.

Мурлыкать вместо слов?

Жить, дышать и думать… Мурррча?..