– Если мы заблудимся, – сказал Аларик сестре и тут же снова заметил ее насмешливую улыбку, – нас же будут искать? По меньшей мере, если мы не придем к ужину.
– Возможно. – Калейя сунула руку в хлебницу, вытащила и спрятала в карман еще кусочек выпечки. – Но нам уже восемь. Возможно, от нас уже начинают ожидать, что мы сами о себе позаботимся. У тебя есть нож? А кремни?
Аларик кивнул. Он не вынимал левую руку из кармана штанов, потому что его успокаивало, когда он мог провести пальцами по поверхности двух совершенно одинаковых камней.
– Чего же мы тогда ждем? – сестра взяла его за руку. Она была меньше и на целых десять килограммов легче, но без усилий протащила его по коридору, вверх и вниз по лестнице, мимо лаборатории алхимика Садвина, за работой которого ему так нравилось наблюдать, к конюшням, где уже стояли их пони, готовые к выезду. Аларик заранее накормил их, пока Калейя собирала припасы в дорогу.
Поездка, которую они планировали, была запрещена, и за нее их накажут. Несмотря на это, они были неспособны отказаться от идеи, которая появилась у них за день до этого, когда странствующий торговец с запада рассказывал о фениксах, парящих высоко над вулканами.
Фениксы лишь изредка появлялись в этой местности. Брат и сестра еще никогда не видели их – разве что в клетке зверолова, взъерошенных и потрепанных, с потухшим огнем. Они непременно должны увидеть этих диких огненных птиц на свободе.
Так что они сели на своих пони и поехали вперед спокойно и невозмутимо, словно речь шла об обычной верховой прогулке.
В утреннем солнце тень замка становилась настолько вытянутой, что сопровождала их вплоть до первых холмов. Добравшись до ее конца, Аларик оглянулся. Владения его рода были так величественны. Может быть, эти башни видны отовсюду в Кеппохе?
Этот замок служил напоминанием. Напоминанием о том, что жители этой страны не всегда концентрировались только на самом необходимом. Когда-то у них всего было в изобилии, и они смогли создать этот гигантский шедевр. Нижние уровни замка издалека походили на гору – может быть, даже на вулкан. Грубые и бесформенные, при этом достаточно просторные, чтобы вместить сотни комнат, залов и переходов, широких, как улицы. А синее небо пронзали острые, словно копья, башни. Их связывали арки различного размера, изогнутые, будто опрокинутые полумесяцы, и окрашенные в разные цвета. Тот, кто смотрел на них с площади, невольно вздрагивал, потому что казалось, будто строения раскачиваются в воздухе и со следующим порывом ветра обрушатся вниз. Издалека они походили на огромные чаши, готовые поймать все, что упадет с неба. Возможно, дождь или снег. Материал, которым они были покрыты, в лучах солнца пылал и светился, как огонь, так что замок казался возвышенным и неземным. Он будто напоминал о славных временах, которые были так далеки и так недостижимы, что никто даже не осмеливался о них мечтать. Никто, кроме него самого и Калейи. Быть может, эти небесные чаши собирают счастье, подумал Аларик, когда решил запечатлеть их на своем рисунке. Отец потом, глядя на него, лишь покачал головой – ему казалось смешным, что сын проводит больше времени с карандашом и бумагой в руках, чем с кинжалом и мечом.
Он снова посмотрел на дорогу, которая вела вперед, извиваясь тонкой линией меж двух поросших травой холмов.
– Чего же мы ждем? – крикнул он Калейе через плечо. – Если мы и дальше будем так тащиться, то доберемся до равнины, когда все фениксы уже сгорят. – С этими словами он пустил пони в шумный галоп, обдав Калейю облаком пыли.
Вслед ему донесся возмущенный крик, за которым тут же последовал смех – Калейя тоже отпустила поводья.
– Хочешь обогнать меня? – крикнула она ему вслед. – Выиграть гонку? Хоть сто лет пытайся, у тебя не выйдет, Аларик.
Нет. За сто лет – едва ли.
А сегодня… сегодня он это сделал.
Плато семи вулканов явно не заслуживало своего названия, потому что высота его едва достигала тридцати метров. Однако эти тридцать метров нужно было карабкаться по скалам, потому что дороги не было, а единственную тропу засыпало во время извержения в прошлом году. Они оставили пони в небольшой роще и шли по тропе, пока это было возможно. Уже здесь подъем иногда становился настолько крутым, что им приходилось помогать себе руками, вцепляясь в корни, мох или камни. Последние десять метров пришлось карабкаться прямо по скалам. Достаточно было сделать одно неверное движение, промахнуться, пытаясь за что-то ухватиться, или опереться на уступ, который не выдержит твой вес, чтобы неизбежно свалиться вниз. Несмотря на это, Калейя лишь закатила глаза, когда Аларик спросил, не стоит ли им связаться веревкой. Так что он стискивал зубы и не смотрел вниз – только вверх.
– Здесь ты меня не догонишь! – крикнула ему сестра. Она взбиралась по скале в нескольких метрах рядом с ним, и Аларик тут же заметил, что ей подъем дается проще, чем ему. В ней еще кипела злоба из-за того, что он обогнал ее в скачках на пони, поэтому он просто ответил:
– Не веришь? Тогда я вместо тебя поверю! – и полез быстрее.
Мовлэ прилипало к вымокшей от пота спине, когда он наконец следом за сестрой перевалился через верхний край и поднялся на ноги.
Вид был потрясающий. Он тут же понял, почему Калейя никак не прокомментировала свою победу. Она потеряла дар речи. Даже она!
Его сестра с огненными волосами и ледяными глазами, прекраснейшее и умнейшее дитя Кеппоха, девочка, у которой на все был ответ, не могла вымолвить ни слова.
Сердце Аларика забилось так быстро и гулко, как еще никогда в жизни. Но чувством, которое текло в его жилах и разогревало кровь, был не страх. Это чувство было намного больше страха. Оно было похоже на глубокую благодарность, смешанную с гордостью и безграничным восхищением. То, что он видел, было слишком необычным, чтобы подобрать для этого слова.
Большинство из семи вулканов на плато были спокойными и тихими, в кратеры которых смелые заглядывали, чтобы обрести силу и мудрость, а иногда еще и понять, как справиться с бедами. Только один из них, самый маленький, время от времени извергался, изливая новые потоки лавы. Еще два большую часть времени лениво курились, как курят мудрые старики, время от времени выкашливая облака пепла, которые поднимались вверх, набирали вес и долетали до кеппоханского двора. Но сегодня Аларику не довелось понаблюдать за вулканами, хотя обычно он мог разглядывать их часами. Сегодня его взгляд приковало то, что происходило между ними.
Они спускались с неба. Некоторые люди утверждали, что фениксы теряют сознание из-за жары, поднимающейся от вулкана, и падают в кратер, но теперь Аларик видел, что это неправда. И такая же неправда, что фениксы немы. Они то и дело издавали крики, и в какой-то момент ему показалось, что он понимает их смысл.
Огромные птицы кружили вокруг вулкана, всматривались вниз, вбирая мельчайшие детали своими золотисто-алыми глазами, в точности рассчитывая свою траекторию и затем с радостным криком врезаясь в лаву. Их разноцветное оперение загоралось, и вулканы вышвыривали горящих фениксов на землю, где они, приземлившись, начинали свой необычный предсмертный танец. Они двигались кругами, крутились, вращаясь все быстрее и быстрее вокруг своей оси, широко расправив пылающие крылья, запрокинув голову к небу. Их крики казались одновременно полными боли и исцеляющими, словно птицы уже в предсмертной агонии радостно приветствовали свою следующую жизнь. Как будто им был известен смысл – причина, по которой они живут. Этот великий вопрос, который люди вечно ставили перед собой, о котором спорили, над которым бились; казалось, фениксы знали на него ответ.
Они безумно кружились в кольце жара и света, разбрасывая искры, все быстрее и быстрее. Потом два феникса подлетели слишком близко друг к другу и столкнулись, превратившись в огромный огненный волчок. Один из них был настолько могуч, что это проявлялось в его окраске. Изнутри он сверкал раскаленно-белым, затем засиял лучащимся синим, который, наконец, сменился огненно-красным, переходящим через оранжевый в желтый. Огонь феникса был таким мощным, что он мог бы спалить целый дом в считаные секунды.
– Калейя? – Аларику не хотелось нарушать молчание, но огромный пылающий феникс двигался прямо на нее. А Калейя смотрела на это зрелище, не делая никаких попыток убраться с его пути. – Калейя. Нам пора уходить. Гул и шипение пламени вместе с жалобными вскриками фениксов почти заглушали его голос. – Это огонь феникса, Калейя! Он тебе не покорится.
Калейя никак не отреагировала. Она его вообще услышала?
Тогда он сделал шаг вперед и расставил руки, словно призывая огонь феникса к себе.
Во рту у Аларика пересохло. Страх за сестру превратился в чистую панику, от которой гулко колотилось сердце. Ему почудилось, что теплые язычки пламени, вспыхнувшие на его коже, уже сожгли его мысли, казавшиеся ему слишком медленными. Его руки были быстрее. Еще не поняв, что делает, он уже снял веревку с пояса и побежал к пропасти. Там, где Калейя взбиралась на плато, был уступ, к которому он поспешно прикрепил веревку. Он делает все слишком медленно – почему же так дрожат пальцы?
Он побежал обратно к Калейе, которой пришлось зажмурить глаза – так близко уже оказался извергающий искры пылающий феникс. Она встречала пламя смехом, и он даже не стал пытаться уговорить ее бежать. Она вообще не восприняла бы его слова.
Он грубо оттолкнул ее назад, бросил в пыль и навалился сверху. Пока она еще боролась, барахтаясь в его захвате, а первые искры падали на них, он обвязал себя концом веревки. Завязал узел, изо всех сил уцепился за веревку и перекатился по земле, не отпуская Калейю. Они перевалились через край.
У них обоих перехватило дыхание, когда веревка резко и болезненно притормозила их падение и они ударились коленями и локтями об иззубренные скалы. В тот же момент огненный феникс с шипением и гулом обрушился в пропасть. Бело-синие и светящиеся красным клочья пламени затрещали внизу. Аларик прижал голову Калейи к своей груди и зарылся лицом в ее огненные волосы, выжидая, чтобы буря отступила, а все искры на его обнаженных руках потухли.
Сестра вздрогнула, прижимаясь к его груди, и сначала он хотел успокоить и утешить ее. Но он тут же понял, что она не плачет.
Калейя смеялась:
– Ты видел это, Аларик? – Капля крови сбежала из маленькой ранки у нее над носом к уголку рта. – Аларик!
Пальцами ног он нащупывал место, на которое можно было бы опереться. Его пальцы горели, а руки дрожали. Он не сможет долго удерживаться на этой веревке.
– Ты видел? Видел?
Он нашел уступ, на котором чувствовал себя хоть сколько-нибудь безопасно. Первое, с чем ему пришлось бороться, были слезы. Затем пришел гнев, могучий, как шквал.