Туристы стоят лагерем у самой воды, на покатой травянистой поляне. Место живописное, но неудобное — в дождь вода с дороги обязательно зальет поляну и палатки. Хорошо, что сегодня ночью было ясно.
Девушки рядком сидят на длинном бревне, которое прибило к берегу водой. Конец бревна погрызен — дерево свалили бобры, оно упало в воду и долго плавало, пока кто-то не вытащил его и не приспособил для сидения.
В стороне лежит на траве наполовину сдутая резиновая лодка.
Белобрысый Дима раздувает огонь, подкладывая в него мелкие щепочки. Я вижу, что костер они развели на старом кострище и по всем правилам окопали его, чтобы огонь случайно не добрался до палаток.
Молодцы ребята.
Глеба нигде не видно.
Заметив нас, туристы встревоженно оглядываются. Еще бы — к ним идут пятеро мужчин с ружьями, один в милицейской форме.
Но вот они узнают меня и успокаиваются. А Вера смотрит на Павла, и по ее лицу пробегает быстрая улыбка.
— Доброе утро, ребята, — говорю я. — Мы ненадолго. Заглянули узнать, все ли у вас в порядке.
Дима кивает в ответ.
— Нас разбудили выстрелы. Эта пальба, она долго будет продолжаться?
— Еще часа два-три, — отвечаю я. — Потом перерыв на обед, и вечерняя охота.
— Вы были правы, Андрей, — неожиданно говорит Вера. — Лучше бы мы пошли на каньон.
Кажется, с ребятами все в порядке, не считая испорченного настроения.
Я бросаю взгляд на палатки, и сердце тревожно екает.
На скате крайней из них чернеет аккуратная круглая дырочка.
— Ребята, а где Глеб? — спрашиваю я.
Туристы, словно по команде отводят взгляд.
— Спит он, — с отвращением говорит Вера. — Напился вчера, и спит. Мерзавец!
Лена краснеет, но молчит.
— Он вас обидел? — нахмурившись, спрашивает Павел.
— Нет, — нехотя отвечает Вера. — Но вел себя отвратительно. Вот, видите!
Она кивает в сторону.
Там, возле старой березы, в высокой траве лежит сломанная гитара. Нижняя дека разбита в щепки, порванные струны торчат во все стороны, завиваясь кольцами.
— Расскажите, что случилось, — настаивает Павел.
— Мы пришли с базы сюда и стали устраивать лагерь, — говорит Вера. — А Глеб взял фотоаппарат и куда-то ушел. Вернулся поздно, выпивший и принес водку. Хвастался, что теперь он вам покажет.
Она виновато смотрит на меня.
— Стал предлагать всем выпить, но мы отказались. Тогда он надул лодку и поехал рыбачить.
Дима бросает короткий взгляд на Веру, как будто хочет ее предостеречь.
— В общем, он уплыл, а мы просто сидели и пели песни. Потом Глеб вернулся. Сказал, что мы распугали ему всю рыбу своими песнями. Выпил еще и… стал приставать.
Вера опускает голову.
— К тебе? — спрашивает Павел.
Вера кивает, не глядя на него.
— И к Лене, — тихо добавляет она. — Хорошо, что Дима за нас заступился.
— Сволочь! — коротко говорит Павел.
— Глеб разозлился, разбил гитару и ушел спать. Мы еще немного посидели и разошлись. А потом началась стрельба. Так и не поспали.
Я смотрю на Болотникова. Он растерянно озирается по сторонам, как будто не может понять — куда попал. На его небритых щеках я вижу мелкие капли пота. Под бегающими глазами набрякли синеватые мешки.
— Стыдно тебе, Иван Николаевич? — спрашиваю я.
Болотников отворачивается, а двое других охотников смотрят себе под ноги, как будто увидели там что-то очень интересное.
— В какой палатке спит Глеб? — спрашиваю я.
Вера кивает на крайнюю палатку — ту самую, в скате которой чернеет дырочка.
Я подхожу к палатке.
— Да не надо его будить… — начинает Дима и замолкает.
Я уже отстегнул деревянные пуговицы и откинул полог. Глеб лежит на боку, подложив ладонь под щеку. Темная челка упала ему на лицо. Когда в палатку проникает свет, парень что-то бурчит, не открывая глаз.
Рядом с ним валяется почти пустая бутылка — водки в ней осталось на донышке.
А в ногах Глеба мокрым комком лежит рыболовная сетка — вся в прилипших водорослях. В сетке запутались три дохлые плотвички величиной с мою ладонь.
Я забрасываю полог на скат палатки и выпрямляюсь.
— Чья сетка, ребята?
Туристы молча переглядываются.
— Глеба, — неохотно отвечает Дима. — Он ее с собой привез, мы не знали.
Болотников криво усмехается.
— Счастливый у вас сегодня день, Андрей Иванович, — говорит он.
Павел тоже подходит к палатке. Видит сетку и спрашивает меня:
— Браконьерство?
— Оно самое, — отвечаю я. — И улики налицо.
— Будем оформлять?
— Конечно.
Присев, я дергаю Глеба за ногу.
Он поджимает ногу, открывает глаза и непонимающим взглядом смотрит на меня. Потом переводит взгляд на фуражку Павла.
В его глазах появляется выражение испуга.
— Доброе утро, — сухо говорю я. — Вылезай. Будем составлять протокол.
Пока Глеб возится в палатке, я подхожу и внимательно осматриваю дырочку в скате. Оборачиваюсь на противоположный берег, прикидывая направление. Потом захожу с другой стороны палатки.
Второй дырочки нет. А пуля непременно бы ее оставила.
— Что ты там ищешь? — спрашивает меня Павел.
— Да так. Ребята, откуда в палатке дырка?
— Нам такую подсунули, — объясняет Дима. — Мы палатки в прокате взяли и не посмотрели внимательно. Как теперь возвращать?
— Можно заплатку наложить, — улыбаюсь я. — Обрезок ткани я вам дам, нитки тоже найдутся. Справитесь?
— Пусть Глеб сам штопает, — говорит Вера. — Андрей, вы покажете нам, как пройти на автобус? Не хочу больше здесь оставаться.
— Идем вместе, — киваю я. — База по дороге, я вас там накормлю. Не голодными же ехать в Ленинград.
Потом оборачиваюсь на Болотникова.
— Соображаешь, что к чему, Иван Николаевич? Если бы дырка оказалась от пули, ты бы легко не отделался. Так что это у тебя сегодня счастливый день. Радуйся.
Болотников молча отворачивается.
Я быстро составляю протокол на Глеба. Парень не отпирается — его поймали с поличным, да еще и похмелье мучает.
Когда я убираю бланк в планшетку, он несмело спрашивает:
— Может, договоримся? Это я в первый раз…
— А что ты предлагаешь? — не глядя на него, спрашиваю я.
— Сейчас.
Глеб, морщась, ныряет в палатку. Копается в своих вещах, щелкает крышкой фотоаппарата. Вылезает и протягивает мне кассету с фотопленкой.
— Вот.
Я беру кассету. Вытаскиваю пленку, держу ее на свету и возвращаю кассету Глебу.
— Отдайте протокол, — просит Глеб. — Иначе у меня в институте проблемы будут, и на работе.
Он смотрит исподлобья, ни следа упрямства не осталось в его взгляде.
— Протокол останется у меня, — говорю я. — Пускать его в ход я не стану.
— Что вам нужно? — злится Глеб.
Я пожимаю плечами.
— Мне — ничего. Я просто не хочу тебя больше видеть. И слышать про тебя тоже не хочу. А вот перед ребятами советую извиниться за свое поведение.
Туристы уже складывают палатки. Охотники помогают им. Все, кроме Болотникова. Он демонстративно стоит в стороне.
— Ну, извините меня! — говорит Глеб. — Ребята!
Ему никто не отвечает. Дима и девочки быстро собирают рюкзаки.
— Мы готовы, — говорит Дима.
— Автобус останавливается в деревне, где ты покупал водку, — говорю я Глебу. — Он довезет тебя до станции. Прощай.
— А лодка? — растерянно спрашивает Глеб. — А палатка? Как я один все потащу? Ребята!
— Пропали выходные, — вздыхает Вера, когда мы подходим к повороту на базу. — Мы только завтра вечером должны были в Ленинград возвращаться.
— Ничего, — подбадриваю я. — Будут в вашей жизни еще походы. Идемте, будем картошку с мясом варить. А потом я подвезу вас на автобус.
— Спасибо, Андрей! — улыбается Вера.
Я вижу, что она рада приглашению. А еще замечаю, что Вера часто поглядывает на Павла. Бросает короткие, быстрых взгляды из-под густых ресниц.
А Павел резко остановливается и хлопает себя ладонью по лбу.
— Картошка! Федор Игнатьевич мне не простит.
— Ты сбежал с картошки? — смеюсь я.
— Почему сбежал-то? — обиженно бурчит Павел. — Я собирался к обеду вернуться. А теперь застрял тут с тобой.
— А что за картошка? — с любопытством интересуется Вера.
— Урожай у нас пропадает, — с сожалением говорю я. — Председатель извелся. Вторую неделю дожди не перестают, картошка в земле гниет. Вот, на выходные хорошую погоду обещали, так он всю деревню собрал на уборку.
— Павел, а почему вы сюда пошли? — прямо спрашивает Вера участкового.
— Ну…
Павел мнется и краснеет.
— Дела у меня тут… срочные.
Охотники сдержанно улыбаются. Анюта не выдерживает и тоненько хихикает, отвернувшись в сторону.
Все понимают, что происходит.
А Вера смотрит прямо на Павла.
Черт, Паша, ну решайся уже!
И Павел решается.
— Я вас хотел увидеть, Вера, — говорит он. — Вот и пришел.
Я вижу радостную улыбку Веры.
— И даже рискнули поссориться с грозным председателем, — говорит она. — Павел, вы тоже бесстрашный рыцарь.
— Не переживай, Паша, — смеюсь я. — Я тебя на машине подброшу. Все равно мне на укол надо. Заодно и ребят на станцию отвезу — незачем им на автобусе вместе с этим ехать.
Я киваю назад — туда, где остался Глеб.
— На укол? — спрашивает Вера. — Это из-за руки? А что с вами случилось?
Она заметила повязку под закатанным рукавом куртки
— Его лиса укусила, — вместо меня объясняет Павел.
Он радуется тому, что можно сменить тему разговора.
— Как это лиса укусила? — удивляется Анюта. — Вы ее руками ловили?
— Ну, да, — киваю я. — Лисица попала в петлю, а я ее освободил. Вот только рукавицы не захватил, она и тяпнула.
— Получилось? Отпустили лису?
— Получилось, — улыбаюсь я. — Вот только теперь картошку убирать трудно.
Провинившиеся охотники переглядываются.
— Андрей Иванович, — нерешительно говорит один. — А можно нам тоже на картошку?
— А вам зачем? — не понимаю я.
— Ну, совхозу поможем. А вы это… протокол у себя оставьте. Мы виноваты, конечно. Но дайте шанс поправить, по совести.
По совести? Ого! Не ожидал.
Я смотрю в лицо охотнику, проверяя — не отведет ли он взгляд в сторону, не хитрит ли, пытаясь взять меня на жалость.
Кажется, не хитрит. Смотрит прямо
— Что скажешь, Паша? — спрашиваю я участкового.
Павел пожимает плечами.
— Хулиганство, конечно. Взрослые люди, а по бутылкам палили. Хорошо, что никто не пострадал.
— Мы на все выходные останемся, — обещают охотники. — Будем работать, не сомневайтесь. И переночевать на поле можем.
— Разберемся, — киваю я. — Так что, Паша? Как на это смотрит милиция?
— Милиция не против, — улыбается Павел.
— Ну, тогда и я тоже. Идемте на базу. Поедим и придумаем, как доставить вас в Черемуховку. Федор Игнатьевич обрадуется.
Я оборачиваюсь к Болотникову.
— А ты что скажешь, Иван Николаевич?
— Я никуда не поеду, — резко отвечает Болотников. — И картошку убирать не стану. Нашли дурака! Подумаешь, пострелял по бутылкам! За это в тюрьму не посадят.
Он хитро и злобно щурится.
— Да и вместе мы там были, Андрей Иванович. Если их прикроете, так и обо мне промолчите. Верно я понимаю? Или врать станете?
Один из его приятелей пытается урезонить Болотникова.
— Иван!
— Что? — обрывает его Болотников. — Ты, Серега, молчи! Или тебе больше всех надо? Сказал, что не поеду на картошку, значит — не поеду. И делайте, что хотите!
— Хорошо, — киваю я. — Отдайте ему ружье.
Я возвращаю Болотникову охотничий билет и разрешение на оружие. Он берет их, торжествующе улыбаясь.
— Что, Андрей Иванович, сердце-то не каменное? Пожалели людей? А вот и я сухим из воды вышел. Хорошая штука — жалость!
Он с усмешкой обращается к приятелям.
— А вы чего стоите, дурачки? Испугались? Думаете, он делу ход даст? Как бы не так!
Павел непонимающе глядит на меня.
— Андрей, это ерунда какая-то выходит. Ты его отпустишь, что ли?
— Нет, Паша, не ерунда, — говорю я.
И возвращаю документы двум другим охотникам.
— Ружья тоже можете забирать.
— Слышали? — смеется Болотников. — Айда на станцию.
У него даже морщины на физиономии разгладились. Как же, ведь он так ловко обманул егеря!
Ну, это он себе так представляет.
Хитрый, но глупый — так говорят в народе.
И глупый поступок немедленно аукается Болотникову.
— Знаешь что, Ваня, — пристально глядя на него, говорит один из охотников. — Вали-ка ты отсюда, пока я тебе по шее не дал.
— Не дашь! — скалится Болотников. — Здесь милиция!
— Милиция и отвернуться может, — замечает Павел. — За всеми не уследишь. Так что, шлепай на автобус, Иван Николаевич.
Болотников начинает понимать, что происходит.
— Серега! — говорит он. — Ты чего? Мы же друзья!
— Таких друзей — в музей! — оглянувшись на девушек, отвечает ему Серега.
Сжав кулаки, он делает шаг к Болотникову.
— Вот как? — скалится Болотников. — Ну, егерь! Ладно!
Он резко разворачивается и идет в сторону деревни.
— Ну, а мы на базу? — улыбаюсь я. — Перекусим и двинем. Два раза скататься придется, ну, ничего.