Эффект Лазаря

17 алки, 468. В плену на станции 22.

Зависть многому может научить, если ей позволить. Даже Верховного судью его собственная зависть к морянам может многому научить. По сравнению с морянами мы, островитяне, ведем скудную жизнь. Мы бедны. А среди бедняков нет секретов. Нужда, пропитанная нашим общим потом, пропитана также слухами и сплетнями. Даже самое личное дело выносится на общее обозрение. А моряне просто купаются в приватности. Это одно из их многочисленных роскошеств.

Секретность начинается вместе с приватностью.

Как Верховный судья комитета жизненных форм я имею приватное жилье. И никаких там кубриков, где все сидят друг у друга на головах. Никто среди ночи не наступает тебе на руки, и стенающие любовники не валятся тебе на спину.

Привилегии и приватность — эти два слова имеют один корень. Но здесь, внизу, приватность — это норма жизни.

Мое заключение тоже представляет собой разновидность приватности. Этого Зеленые Рвачи не понимают. Мои похитители выглядят утомленными и слегка заскучавшими. А скука открывает дорожку к любой тайне, и я надеюсь таким образом узнать побольше об их жизни, поскольку теперь это и моя жизнь. Как мало они понимают в настоящей секретности. Они и не подозревают о напевах в моей голове, которые помогают мне запечатлеть те сведения, которыми я смогу поделиться с другими, если захочу… если проживу достаточно долго. Эти фанатики не шутят. Гуэмес — доказательство тому, что они могут совершить убийство легко и умело… может, даже и с радостью. У меня не так уж много иллюзий относительно моих шансов здесь.

Мало что переживет меня, кроме моего послужного списка в Комитете. Признаю, что я не особо им горжусь. И сожалею о некоторых случаях совершенного мною выбора. Ребенок, который должен был родиться у нас с Каролиной… это была бы девочка, я полагаю. Сейчас с меня уже были бы внуки. Имел ли я право со страху предотвратить их появление? Они могли бы быть красивыми! И умными, да, такими, как Каролина.

Гэллоу удивляется, почему это я почти все время сижу, опустив веки. Иногда он при виде меня смеется надо мной. Гэллоу мечтает повелевать нашим миром. В этом он ненамного отличается от отца Скади. Только Райан Ванг кормил людей, чтобы контролировать их, а ДжиЛаар Гэллоу убивает. И в остальном разница между ними столь же основательна. Я полагаю, что смерть — это форма абсолютного контроля. Есть много разновидностей смерти. Я это понимаю, потому что у меня нет внуков. У меня есть только те, чьи жизни прошли через мои руки, те, кто остался жить благодаря моему слову.

Интересно, куда Гэллоу услал этого своего громадного подручного, Накано? Вот уж кто чудовище… с виду. Воплощенный террорист. Но цели Накано не так явственны. Никто не назовет его прозрачным. И руки у него нежные, когда не требуется применить всю их громадную силу.

Грузовоз завесили под поверхностью. Так больше секретности. Больше приватности. Такой покой может быть пугающим. Я начинаю находить его пленительным — похоже, мой разум подшучивает надо мной в выборе слов. Приватность тоже пленительна. Островитяне не знают, какова на самом деле жизнь внизу. Они завидуют приватности. Они не представляют себе неподвижности. Доведется ли моему народу столкнуться когда-нибудь с этой бесконечной тишиной? мне трудно поверить, что КП может приказать всем островитянам переселиться вниз. Как она может сказать такое? Да и куда моряне могут деть всех нас, не лишившись своей драгоценной приватности? Но наша зависть даже скорее, чем страх перед волей корабля, вынудит нас повиноваться. Я не могу поверить, чтобы Корабль имел отношение к подобным замыслам, разве что косвенное. А косвенные высказывания корабля растворяются в море человеческих интерпретаций. Стоит хоть на мгновение вспомнить прежние хроники, особенно те, что написаны КП Раджей Томасом, чтобы это стало ясно, как плаз. Ах, Томас, как великолепно вы умели бороться за жизнь! Я благодарен Кораблю за то, что ваши мысли дошли до меня. Потому что я тоже знаю, что такое быть под замком. Я знаю, что такое быть угнетаемым. Я самого себя знаю лучше благодаря Томасу. Как и он, я избираю в собеседники собственную память — и он тоже присутствует в ней. А теперь, с помощью келпа, ни один люк, ведущий в глубины памяти, уже не закроется… никогда.