Глава 13 Лэйра

– Я одного не понимаю, – произнес Аларик, с вызывающей небрежностью откинувшись назад на стуле. – Если для тебя так важно вернуться ко двору, почему ты не используешь любую возможность достичь своей цели? Я предлагаю тебе помощь, а ты ее отвергаешь.

Глядя в кружку с чаем, я мысленно повторяла как мантру одни и те же слова:

«Не дать себя спровоцировать. Не дать себя спровоцировать».

Он и без этого действовал на мои нервы, как отрава. В сочетании с дарами лассы это могло лишить меня способности ясно мыслить. Вика, несомненно, была права – лучше бы мне ничего не говорить. Но для меня невыносима мысль о том, что Аларик Колэ вообразил, будто способен разрушить мою жизнь. Он не должен знать, насколько Десмонд для меня важен. Он не должен знать ни об одной моей слабости – он вообще не должен больше ничего обо мне знать. Если бы он не узнал меня теперь, если бы не понял, что на самом деле я все та же девочка, какой была… может, он бы просто ушел.

– Я понимаю, что ты задумал, – сказала я, когда молчание стало болезненным, выдающим беспомощность. – Ты хочешь, чтобы меня начала мучить совесть из-за того, что я не соглашаюсь на твою сделку. Но ты уже опоздал, Аларик. За последние пять лет ты не первый шарлатан, который пытается надавить на мою совесть. Все они предлагали якобы то самое лекарство для моей матери, и все они не могли понять, почему я не хватаюсь за тот шанс, который они мне предлагают, и не продаю все, что у нас было, чтобы оплатить их чудодейственное средство.

– Но я не собираюсь продавать тебе чудо, Лэйра, просто немного самого обыкновенного времени. И цена, которую я потребую, невысока.

Он улыбнулся этой своей опасной улыбкой, при которой его глаза светились синим, напоминая мне обо всех тайных поцелуях тем летом, когда мы были вместе. Ласса в моей голове усиливала воспоминание, так что я ощутила, как покалывает губы, и мне показалось, что я чую запах Аларика, словно уткнулась лицом в его черные с алым отливом волосы. Хватит!

– Ты еще ни разу не спросила о цене.

– Я тебе больше не доверяю, поэтому хочу вбросить в разговор своего друга Йеро.

Йеро с усмешкой пробурчал:

– Если метательному снаряду будет позволено высказать предложение, я бы предпочел, чтобы мы не теряли время впустую и заказали что-нибудь поесть. Здешний айнтопф пахнет лучше всего, что может ждать нас по ту сторону моста, и было бы неплохо сэкономить наши припасы.

Коротко кивнув, я ровнее села на лавке.

– Отличная идея. Может, когда мы поедим, ветер уже стихнет. Я что-нибудь нам принесу.

– А пока мы едим, пусть эта птичка нам споет о том, по какой цене продает свое время, – продолжил Йеро. – Стоит, по крайней мере, его выслушать.

Опершись на стол, я опустила голову. Растрепанные волосы упали мне на лицо, мешая получше рассмотреть Аларика, который, вероятно, довольный собой, улыбался своему успеху.

К сожалению, к сожалению, мне пришлось признать:

– Ничего лучше мне в голову не приходит. По крайней мере, ничего умного. Мы об этом пожалеем.

Я об этом пожалею в любом случае.

– О чем-то мы так или иначе пожалеем, – рассудил Йеро. – Давайте возьмем чего-нибудь поесть.

Я ожидала от Аларика Колэ чего угодно. И все же, когда он немного позже стал дуть на свою порцию айнтопфа, а затем сказал: «Я пойду с вами», мне показалось, будто меня внезапно окунули в холодную воду. Сначала у меня перехватило дыхание, потом стало больно. Наконец каждая клеточка моего тела взмолилась о побеге, но при этом я оставалась сидеть практически неподвижно. Я лишь положила ложку на стол и сложила руки на коленях, чтобы никто не видел, как они дрожат. Прежде всего он.

– Ты же это не всерьез, – услышала я собственные слова. – Что тебе нужно в Царстве дэмов?

– Никакого обмана, никаких подвохов. Я просто провожу тебя.

Почему?

– Потому что я… – он ненадолго опустил взгляд на свою дымящуюся миску, а затем снова на меня, – хочу тебя защитить. Это путешествие опасно, ты понятия не имеешь, насколько, и я могу тебя…

Случается, когда просто застываешь на месте, бесконечно обдумывая все возможные реакции, лишь бы только не совершить ошибку. А потом остается только спрашивать себя, почему так ничего и не сделал.

В этот момент со мной произошло нечто противоположное. Я вообще не задумывалась. Моя голова была абсолютно пуста, словно в ней не осталось ни одной мысли, только темная бездна, в бесконечную глубину которой падал мой рассудок, так и не достигая дна. Я вскочила. Мои ноги пронесли меня вокруг стола, пальцы схватили отливающие огнем черные волосы Аларика, и я дернула за них, запрокинув ему голову. Второй рукой я схватилась за кинжал. Я выдохнула, мысли снова всплыли из глубины, и я потрясенно увидела кинжал у его горла. Острие касалось его кожи в том месте, где она слегка дрожала из-за бьющегося под ней пульса и где он при бритье пропустил немного щетины. К моему возмущению, Аларик лишь коротко рассмеялся, на мгновение будто испытав облегчение. Он замер, слегка приподняв руки, а затем медленно опустил их на стол. Я ощутила, как он сглотнул, – движение передалось по клинку моей руке.

Вика испуганно кашлянула, и даже Йеро выглядел озабоченным.

– Хозяин? – окликнул Аларик, и то, что его голос дрожал, усмиряло коварную, глубокую боль у меня внутри. – В вашем трактире угрожают человеку, хозяин.

Хозяин посмотрел на нас, замер на секунду, а потом пожал плечами.

– Если девчонка перережет тебе горло, ты это заслужил. – Он отвернулся, в то время как все остальные теперь смотрели на нас. Послышался скрежет стульев по деревянному полу – люди хотели получше разглядеть этот спектакль.

Кто-то рассмеялся. Я не стала – просто держала клинок в одной руке и пучок волос в другой. Что я здесь делала – и как я могла это сделать?

Ласса подтолкнула меня к тому, чтобы просто совершить то, чего хотела самая неразумная и самая страдающая часть меня. Это меня не оправдывало, но теперь я зашла слишком далеко, чтобы можно было вернуться. Чтобы мне хотелось вернуться. Я сама загнала себя в самый дальний угол этой отвратительной харчевни, и теперь оставалось идти только вперед.

– Еще раз, – прошептала я, чувствуя, как на поверхность поднимаются воспоминания, которые я уже три года безуспешно пыталась подавить. – Тебя послал князь эс-Ретнея?

– Нет.

– Зачем тебе тогда в Царство дэмов? И не пытайся снова морочить мне голову, Аларик. Не пытайся больше морочить мне голову.

Единственного раза, когда он это сделал, с избытком хватило мне на всю жизнь.


Когда я вошла в комнату, отец посмотрел в мою сторону. Он взглянул мне прямо в глаза, но я едва узнала его, и это окончательно разрушало надежду на то, что у него для меня хорошие новости. В последнее время наши отношения улучшились, стали почти безоблачными, и иногда, когда меня охватывало это чувство – только втайне, я никому об этом не рассказывала, – я осмеливалась надеяться, что однажды он простит мать и позволит ей вернуться в замок.

Но как только я увидела его лицо, всякие надежды на то, что это «однажды» может наступить сегодня, тут же увяли. Ладони вспотели, а во рту пересохло. Что-то было не так.

Он пригласил меня в комнату для переговоров, которая, по контрасту с огромным залом, расположенным рядом с ней, казалась почти скромной, хотя у каждого стула была мягкая бархатная обивка, а каждая матовая столешница была тщательно отполирована. Бумага для писем, перья и чернильница выглядели легким намеком на то, что здесь работают, а не отдыхают. Но я точно знала, что папа никогда не работал здесь над своими письмами и приказами – он занимался этим в маленьком кабинете, пристроенном к его спальне. Когда я была маленькой девочкой – его маленькой девочкой, – иногда он разрешал мне делать домашнюю работу за его столом, и это казалось мне большой честью.

– Рада видеть вас, отец, – я произнесла вежливое приветствие, преодолевая нехорошее предчувствие, от которого у меня сдавливало горло. Он помолчал, только его взгляд стал холодным, и я передумала подходить к нему ближе, просто осталась стоять. – Все… все в порядке?

Я заметила, как он сглотнул – это был признак того, что за гладким фасадом бурлили чувства, и от этого мое беспокойство становилось неизмеримо больше.

– Которое лето тебе уже исполнилось, Луилэйра?

Почему он меня об этом спрашивает? Он же знает ответ. Сердце заколотилось, и я ощутила, как под платьем на коже выступил холодный пот. Словно мое тело уже поняло, что здесь происходит, еще до того, как это уловил рассудок.

– Шестнадцатое, – сдавленно выговорила я.

Его губы изогнулись. Он ненавидел, когда я показывала слабость, так что я распрямила плечи и повторила, громко и отчетливо:

– Шестнадцать, отец.

– Итак, уже шестнадцать лет, – медленно произнес он, – я ращу в своем доме незаконнорожденную.

Что? Что он сейчас сказал? Мне не хватало воздуха в легких, чтобы спросить, как у него вообще могла появиться такая мысль.

– Папа, – только и произнесла я, запинаясь.

Он покачал головой:

– Больше не называй меня так. Ты не моя дочь. И никогда ей не была.

Почему он это говорит? Как ему такое в голову пришло? Я чувствовала себя так, будто меня ударили в лицо. Но я ничего не сделала?

– Кто это сказал, папа?

– Больше никогда не называй меня так, – тихо повторил он. – Мужчина, который высказал такое предположение, привел мне парня, воспользовавшегося твоей матерью как проституткой. Я не сомневаюсь в том, что он говорит правду.

– Но я…

– Молчать! Твоей матери никогда нельзя было доверять. Ты что, недостаточно взрослая, чтобы это понять? Ты что, ее не знаешь? Ты что, недостаточно хорошо знаешь меня, чтобы тебе стало ясно: я не стану терпеть ничейную дочь и уж точно не дам ей унаследовать свою фамилию?

По моему лицу скатилась слеза. Я торопливо вытерла ее, но он ее уже заметил. К тому же другие последовали за ней слишком быстро, чтобы их можно было скрыть.

– Я должен был об этом догадаться, – с презрением сказал он. – В тебе никогда не было силы, достойной немийца.

Только его грубые слова и заставляли меня держаться на ногах. Они напомнили мне о гордости, которой он меня научил, и лишь это не давало мне скорчиться на полу и заплакать.

– Я снисходителен, – произнес он, – и я оставлю тебе твое имя. Фамилию «эс-Ретнея» ты больше никогда не сможешь использовать. А теперь убирайся с глаз долой.

Мне пришлось напрячь каждую мышцу, чтобы не броситься вон из комнаты, а с достоинством кивнуть, а затем, сохраняя самообладание, развернуться и точно рассчитанными шагами направиться к двери. По какой-то причине дверь стала тяжелее, и я едва открыла ее.

Проходящие по коридорам люди смотрели на меня. Может, они уже знали? Может, мой отец – может, князь эс-Ретнея уже обо всем сообщил? Или это они уставились на мою деревенскую одежду, словно боялись, что блохи и вши перескочат с моих штанов на их длинные шелковые платья?

С высоко поднятой головой, упорно сдерживая слезы, я поспешила мимо них, отчаянно желая ощутить под подошвами своих сапог землю и траву, а не мягкие ковры, устилавшие коридоры замка. Я убеждала себя, что ничего не изменилось. Уже два года я жила в изгнании в низине. Туда князь отправил мою мать после того, как она созналась, что не любит его. Я до сегодняшнего дня не знала, был ли у нее кто-то другой, и если да, кто это, и был ли вообще этот мужчина еще жив или уже давно умер. Могло ли оказаться правдой, что у моей мамы был любовник, который… являлся моим отцом?

Князь не проявил сострадания и изгнал свою жену со двора, хотя из-за болезни увядания она не могла пройти и сотни шагов. Тогда я отправилась вместе с ней, хотя из-за этого мне пришлось бросить учебу, и это сильно задело его. И все же он сквозь слезы признал, что уважает мое решение, назвал меня мужественной и верной, потому что я пожертвовала тем, что так сильно любила.

А теперь?

Теперь настал момент моего окончательного падения. Я больше не была его дочерью, я была ничейной дочерью. Беззащитной. Сто́ящей не больше домашнего скота.

Словно заблудившись в кошмарном сне, я пробежала через замок и ушла уже довольно далеко. Уйти в ничто. Ничья дочь. Я была далеко, я не знала, где я, и мне нужна была какая-то опора, чтобы не исчезнуть.

Аларик! Нужно пойти к Аларику, пусть он заключит меня в объятия и шепотом скажет мне, что все будет хорошо, что то, во что я верю, правильно.

Но Аларик был в деревне, он строил стропила одному из наших соседей, а спуск в долину займет много часов, до глубокой ночи.

Слезы затуманивали глаза. Наконец я оказалась перед покоями Вики. Моя рука слабо постучалась в ее дверь. Нет ответа.

– Вика, – крикнула я, чувствуя, что голос вот-вот сорвется. Никто не открыл. Разумеется, нет, как глупо с моей стороны. Она же сейчас в университете.

Я в растерянности повернулась. Пойти домой, встретиться с Алариком – единственный вариант. Долгая дорога мне поможет. Когда ступни начнут болеть, а ноги станут тяжелыми, сердце уже не будет так мучительно болеть. Оказавшись в полном одиночестве среди скал Волариана, я могла дать себе волю и оплакать свои потери.

Холодный ветер с севера – мюр – хлестнул мне в лицо, когда я пробежала сквозь ворота, ведущие наружу. И застыла на месте. Потому что на булыжной мостовой у боковых ворот я оказалась не одна. Мой отец… нет, мой князь стоял там, и с ним было три всадника.

– Спасибо за вашу помощь, сэр.

Папа не заметил меня, он стоял ко мне спиной.

– Если бы не вы, я сделал бы ничейную дочь своей наследницей. Никогда еще горы не видели такого позора.

Его слова должны были уничтожить меня. В конце концов, он говорил обо мне. Но они ничего для меня не значили. Они были совершенно не важны по сравнению с надменной улыбкой первого всадника.

– Этого я не мог допустить, князь.

– Аларик?

Отец повернулся ко мне. Аларик широко раскрыл глаза, выражение его лица было одновременно ясным и отстраненным. Чужим.

Моя гордость когда-то много для меня значила. Я спокойно приняла изгнание, ни на что не жалуясь. Даже потерю отца я перенесла, сохранив самообладание, как бы тяжело мне ни было, напоминая себе о том, как должен себя вести настоящий немиец.

И все же в этот момент мне все стало безразлично. Самообладание покинуло меня, и я сознательным усилием стряхнула с себя его последние ошметки. Я всхлипнула, попыталась сдержаться и не всхлипнуть снова, подавить эти постыдные звуки. Я бросилась мимо отца, к Аларику, схватила его лошадь за поводья, остановилась и коснулась его дорогого сапога.

– Аларик, объясни мне, что это значит.

– Бедная девочка, – сказал он, глядя на меня сверху. Он обращался не ко мне, он говорил с князем через мою голову. Потом он наморщил нос, будто от меня воняло. – Похоже, она не слишком рада меня видеть.

Мне стало дурно, мне стало плохо. Наверное, я не так поняла, тут явно какая-то ошибка.

– Аларик, пожалуйста. Поговори со мной. Что здесь происходит?

– Стража! – крикнул он у меня над головой, призывая солдат князя, которые глядели на нас, словно вмерзнув в землю. – Эта девушка должна вернуться в свою деревню. Позаботьтесь, чтобы она находилась там, где ей пристало. При своих козах.

Кивнув головой, он подал знак своим спутникам. Затем он с места пустил лошадь в галоп, и ее хвост хлестнул меня по лицу. Аларик исчез, а вместе с ним и все, что казалось мне важным.

И потом несколько лет я больше его не видела. До сегодняшнего дня.


– Зачем? – повторила я, почти что ощущая вкус его страха. – Зачем тебе в Царство дэмов? И именно со мной?

– Я назову тебе свою причину, – выдавил он сквозь зубы, и моя рука, сжимавшая клинок у его горла, задрожала. Его руки спокойно лежали на столе. Но рядом с мерцающими синим венами на такой светлой коже от напряжения проступили длинные, тонкие сухожилия.

– Лэйра, давайте поговорим в спокойной обстановке, – прошептала Вика. – Ты же не хочешь никого…

Нет. Я не хотела никого убивать. Даже Аларика Колэ. Но я хотела сделать ему больно, и очень сильно. Он должен был ощутить ту же боль, которую ощутила и я. Если бы Вика знала всю правду, она бы своими руками вырезала ему язык, чтобы он больше никогда не смог произносить лживые слова.

И все же теперь мне стало ясно: я не в состоянии причинить ему такую боль, и от понимания, что ему самому это когда-то запросто удалось, мое разочарование ощущалось еще пронзительнее. Если я нанесу ему рану клинком, я ничего не добьюсь. Даже сейчас, когда я держала кинжал у его горла, он ухитрялся издеваться надо мной.

– Девочка? – окликнул меня трактирщик. – Последняя комната будет стоить для тебя десять шиллингов. Восемь, если сегодня вечером прольется кровь и моим гостям будет на что посмотреть!

Кругом засмеялись. Что с ними не так? Что со мной не так? Каким-то загадочным образом они были благорасположены ко мне, потому что я угрожала человеку, который был здесь чужим, – и я ненавидела всех нас за это.

– Последний шанс, – прошептала я Аларику. Понятия не имею, что я стала бы делать дальше. Я только надеялась, что он скажет правду и даст мне возможность покончить со всем этим. – Настоящая причина, Аларик. Сейчас.

– Лэйра…

– Никакой Лэйры! Я больше не хочу, чтобы твои губы произносили мое имя. Никогда. Правду!

– Лэйра! – задыхаясь, выкрикнула Вика, и я скорее ощутила, чем увидела, как на коже Аларика проступила капелька крови.

– Все в порядке, – наконец произнес он. – Я тебе скажу. Но, пожалуйста, убери подальше этот нож.

– Ты прекрасно можешь говорить и с ножом у горла, – возразила я. – Хватит повторять «Лэйра, Лэйра, Лэйра» – тебе понадобятся и другие слова.

Парень в двух столах от нас зааплодировал.

– И говори громче! Мы все хотим это слышать!

– Требуем правды! – заорала пожилая женщина. Когда мы упоминали Царство дэмов, я говорила шепотом, никто не мог этого послушать. И все же мне показалось, будто люди видели меня насквозь. Они застучали своими кружками и чашками.

Загрузка...