Единственный воин Королевы

Глава 24.

Испокон веков степи эти не принадлежат никому. Бесконечные, слегка холмистые и довольно-таки открытые равнины, открытые всем ветрам и невзгодам, поросшие жёсткой травой и тощими купами кустарника да чахлых деревьев в редких низинках у ручьёв, они наводят тоску своей унылостью и однообразием. Царство Света не спешит наложить загребущую лапу на здешние места, ибо ни толку от них, ни прибытку – а в случае чего защищать ровную местность ой как тяжело! Да и Королевство Хаоса тоже особо не горело желанием прибрать к себе эти бросовые земли. Пустошь, бесполезная и голая земля. Степь, одним словом. Вот так и вышло, что осталась она ничейной, пограничной, хотя и весьма широкой землёй, разделяющей двух давних и грозных соперников. И лишь иногда в ту или другую сторону проходят войска. То ли железная поступь идущих с восхода на закат легионов, закованных в воронёную сталь доспехов, сотрясает почву. То ли пешие и конные полки в блистающих латах выдвигаются в противоположную сторону – а все они спешили миновать Степь. Даже те, кто избегает короткого знакомства с коронными сыскарями, с унынием взирали на отвратительно незащищённые места – и спешили убраться подальше. Жулики ли, преступники или же порядочные контрабандисты, все морщились и направляли стопы поскорее отсюда. И всё же, и всё же. Внимательный и зоркий глаз, терпеливо озирающий волнующееся травянистое море, обнаружил бы здесь людей, и не только. Хоть и редко, а всё же негустые конские табуны кочевников мелькали в укромных местах, сторожко выпасаясь и постоянно будучи готовыми сорваться с места, укрыться от нескромного глаза. Два-три кочевых стойбища гуляли по степи, старательно уничтожая следы своего пребывания и даже перемещения. А мелькнувшая иной раз не в лад веяниям ветра и положению облаков тень наводила на мысль, что и существа зачарованного мира порой проходят тут. Может, бородатый гном из тайных подземных нор ищет редкую травку для своих кузнечных дел. А может, и легконогий эльф спешит куда по своим неведомым смертному делам. А возможно, просто кречет пролетел, отбросив крылами ненужную тень. Хотя, я бы вернее всего решил – померещилось. И посему не удивительно, что одинокий воин, проезжающий здесь в ту пору, когда степь расцвела после весенних дождей но ещё не совсем выгорела под летним зноем, нет-нет да и чувствовал на себе осторожные, словно соскальзывающие взгляды. Держа путь на ладонь правее восходящего солнышка, он равнодушно поглядывал на однообразный пейзаж. Иногда тренькал на маленькой цитре и вполголоса напевал немудрёные военные песни или печальные кабацкие баллады. Подрёмывал иной раз, покачиваясь в седле и с присущим лишь солдатам философским наплевательством относясь к возможным опасностям. И то – кочевникам не было никакого резона просто так нападать на крепкого темноволосого парня. Тем более что рукоять торчащего у седла здоровенного меча поблёскивала этакой потёртой и наводящей на мысль об изрядном опыте и умении ровностью. Да и боевой топор, притороченный с другой стороны, внушал уважение знающему взгляду. Наверное, и вовсе уж лишним было бы упомянуть о полированных, горящих на солнце добротных доспехах и припрятанных в разных местах сюрпризах вроде кинжала или небольшого арбалета. Кони – это да, другое дело. Оба чёрные, крепкой стати и горячего вида. Что основной, что заводной – они были изрядно выше низкорослых и злющих лохматых лошадок степняков и смотрелись бы рядом с ними как великаны в стае недомерок. Потому морщинистый, с продублёным невозмутимым лицом кочевник, втихомолку глядящий из-под прикрытия кустов, призадумался на миг – отчего бы это одинокий парень из Царства Света так вольготно едет в сторону Хаоса – но быстро выбросил всякие глупости из головы. Сколько веков враждуют оба великих государства, а степь вот она – ровная как стол и всё такая же вольная. И нет ей, казалось, ни конца ни края – ни во все стороны дивного и чудного мира, ни в молчаливой благосклонности богов.

Сержант как раз присел у котелка с исходящей духмяным паром кашей, чтобы снять пробу и дать традиционное «добро» на обед, как с караульной вышки кубарем слетел солдат с квадратными и блестящими от возбуждения глазами.

– Командир, светлые едут! Через полчаса будут здесь! – закричал он едва не в самое ухо молодым и насмерть перепуганным голосом. Чуть не выронив большую деревянную ложку, сержант тут же выправил свою оплошность и с треском огрел солдата по лбу.

– Чего орёшь? – досадливо рявкнул он. – Пошамать успеем. Сержант несуетливо и степенно, как делал уже бессчётные сотни раз, полез ложкой в котёл. Снял пробу, прожевал, полуприкрыв глаза и глядя куда-то за горизонт. Ну что ж, вот оно начинается сызнова – сначала приезжает несколько посыльных от светленьких. Вежливо да учтиво предлагают сдаться – а потом, получив само собой разумеющийся отказ, наваливаются всей силой. Да так, что у всей армии тёмного короля Олафа глаза на лоб полезут да затрещат от натуги жилы. И вновь граф ван Зее будет метаться с конными полками, затыкая дыры, прошибаемые в обороне грозными и умелыми бойцами в блистающих доспехах. Вновь изнемогать станет всё великое и славное королевство. И вновь на долгие годы почти обезлюдеют города и сёла – война свою дань собирает щедро, беспристрастно и с обеих сторон.

– Ну что ж… выходит, пришёл и наш черёд, – вздохнул сержант и, облизав ложку, спрятал за голенище. – В прошлую войну боги уберегли, теперь пришла пора отрабатывать жалованье сполна. И махнул рукой сигнальщику. На невысокий флагшток над вышкой заползли, лениво шевелясь на слабом полуденном ветерке, сразу два вымпела. Серо-белый, потёртый и родной сердцу (вернее, желудку) солдата «Обед». И ярко-алый с золотистым кончиком в углу треугольного полотнища «Вижу неприятеля». И у многих, завидевших его, дрогнуло и застыло на миг в душе человеческое «я». А на всех соседних вышках, стоящих в виду этой, продублировали тревожный сигнал, передавая холодящую жилы весть дальше и дальше – до самого сердца королевства и в Железный Замок короля, да продлят боги жизнь его. Застава на дороге, почти тотчас же растворяющейся в раскинувшейся на закате Степи, вовсе не отличалась ни многочисленностью, ни отборными вояками. Так, обычный пограничный отряд, живущий в длинной бревенчатой избушке и изо дня в день несущий рутинную службу. Но угрюмо поедающие наваристую, с луком и шкварками кашу солдаты сейчас хмуро молчали. Лишь иногда звякала ложка или еле слышно вздыхали молодые – а таковых тут было больше половины. «И вот с таким сбродом в драку лезть?» – сержант незаметно обвёл взглядом свою полусотню. – «Десяток крепких рубак, а остальные зелень такая, что просто тьфу!». Он незаметно поморщился. Хоть и гонял да учил молодёжь, и теперь они запросто раскатают в блин разбойную банду или отряд торговцев дурью, но против бойцов из Царства Света этого мало, ох мало! Те ж, светленькие, вояки отменные. Да и сюда меньше чем по десять тысяч не ездят… Он призадумался, вспоминая прошлую войну, когда сам ещё крепко сбитым юнцом попал в седьмой пехотный. Хлебнули лиха, конечно. Однако ж барон ван Хольм молодняк на убой гнать не спешил. Маневрировал, выбирал самое удобное для атаки или обороны место и время, берёг войска. Давал набраться боевого опыта. Хотя, когда нужно было, не щадил – и хотя в конце концов светлые отбились, кровью умылись изрядно. Обратно в родное тёмное королевство армия возвращалась ежели не с победой – то со славой точно. И вспомнил сержант себя – уже не юношу, но свежеиспечённого десятника с двумя красными нашивками за тяжёлые сражения да одной жёлтой – за дырку в ноге. И с какой гордостью он вёл свох пропылённых и потрёпанных, но непобеждённых орлов по мощёной чёрным гранитом площади. Мимо Железного Дворца, откуда на них светлеющим взором смотрел сам король.

– Ну что ж, грех жаловаться, как говорится, – пробормотал он в выгоревшие на солнце усы. – Пожил славно, чести не уронил, да ещё и никак не меньше, чем десяток детишек соорудил. Конечно, добрая половина их родилась и выросла на землях Света в завоёванных деревнях и городах, кои потом пришлось вернуть напирающим легионам в полированных доспехах под бело-синим штандартом. А потом выдержать долгий путь на восход через выжженую солнцем Степь под почти непрерывными ударами конницы. Сержант, прикрыв глаза ладонью, поднял взор вверх. Но Эрик с высоты вышки, так нелепо смотрящейся в яркой и бездонной лазури, подал успокоительный знак – службу знаю, командир! Соседи оповещены, настроение бодрое, не подведём. А сам, ухмыляясь чернявой рожей, сноровисто наворачивал из доставленного ему туда котелка. Тоже бравый вояка, хоть в ту войну и не встречались. Благодушно вздохнув, сержант встал и осмотрелся хозяйским глазом. Но дополнительных распоряжений или указаний не потребовалось. Десятники своё дело знали туго, а уж при вести о светлых солдаты носились как угорелые. А над вышкой чёрный флаг с железной короной в нём высился особо гордо и надменно, грозя вечным небесам и неведомым врагам. Прикинув, что ещё успеет выкурить трубочку, старый служака поправил на себе воронёную кольчугу и вышел на дорогу, в тень караульной вышки. Вот так его, слегка расставившего по-хозяйски ноги и равнодушно попыхивающего дымком, и завидел одинокий всадник – в неистово сверкающих на солнце доспехах и о двух чёрных могучих конях. Сержант, потягивая горьковатый дух из старого мундштука с привычной губам протёртой выемкой, озадаченно хмыкнул. Странное дело – у всадника на копье не обнаружилось ненавистного бело-синего штандарта! А ведь стервецы эти светленькие обычно появляются, не преминув воздеть к самым небесам свою тряпку… Он цепко и внимательно осмотрел подъезжающего, уважительно оценив добротное и надёжное оружие, лёгкие доспехи и чудо-коней, на коих хоть бы и самому королю прокатиться не грех. Приезжий оказался молодым парнем несомненно благородного вида – ишь как горделиво в седле держится! Однако первая же встреча двух взглядов подсказала бывалому сержанту, что опытом этот чужак вряд ли уступит ему самому. Хм-м, непонятное дело… Подъехав, парень некоторое время разглядывал одиноко стоящего на дороге сержанта, облитого чёрной кольчугой и в ответ с ненавистью и сомнением рассматривающего дерзкого пришельца. Бросил беглый взгляд и на сдвоенную шеренгу копейщиков – сержант их не видел, но знал точно, что полусотня стоит позади него, построенная так ровно, что не придрался бы даже глаз полковника.

– Здорово, служивые! – в серых глазах всажника мелькнула то ли насмешка, то ли одобрение. Сержант не успел рассмотреть точно, что же там было, в холодных, равнодушных и отчего-то знакомых глазах, но по вспотевшей спине пронёсся еле заметный холодок облегчения. Не сегодня. Не сегодня идти ему в полночь по Тропе Отчаяния.

– Не могу пожелать того же вашей светлости, – процедил он и просто отсалютовал мечом. И по еле изменившейся осанке своего сержанта солдаты поняли то же самое – не сегодня. Заметил это и всадник, потому как откровенно ухмыльнулся и продолжил:

– Как бы мне почирикать с вашим самым старшим? А сам спрыгнул, нахал, из седла и спокойно вытащил из чехла флягу. Сержант обернулся, шевельнул бровью. Эрик наверху вышки не один год знал его, посему прекрасно понял. Тревожный алый вымпел пополз вниз, а взамен в синеву неба под чёрный флаг выполз треугольник «Командира ко мне». Сняв крышку и вынув пробку, молодой приезжий пару раз отхлебнул воды, поморщился. Да уж, хоть лето и кончилось, но солнце шпарит ещё вовсю – да так, что вода едва не закипает во фляге, а мозги плывут от жары под раскалённым шлемом. Правда, этот непонятный лорд из Царства Света приехал без шлема, да и вообще вёл себя так, словно запросто подъехать к передовой заставе Королевства Хаоса и мирно поговорить ему было вовсе уж плёвым делом.

– Вода найдётся коней напоить? – осведомился приезжий. Сержант прикинул, что для богатенького сынка из стана врагов он ни за что бы и капли не дал – но благородных животных морить жаждой, это уж вовсе не по-людски. А посему по его знаку двое молодых солдат выскочили из строя, умчались в лощину, укрытую неуместно зелёным на фоне выгоревшей степи кустарником, и вскоре приволокли от источника два кожаных ведра, сразу запотевших и роняющих алмазно поблёскивающие капли. Время тянулось так же неспешно, как и полёт кречета, лениво нарезающего круги в небе. Стекали капельки пота по жёстким и загорелым солдатским лицам, ручейки по крепким солдатским спинам, и вот наконец в почти звенящей тишине заслышался топот копыт. Капитан пограничной стражи спрыгнул с коня, небрежно бросил поводья чуть замешкавшемуся, всегда сопровождающему офицера магу и подошёл. Вот тут сержант отсалютовал по всй форме, да ещё и с заметными только опытному взгляду знаками особого уважения. Шутка ли – под командованием ещё юного и безусого лейтенанта нынешний сержант отмахал не одну тысячу лиг и рубился не в одной схватке…

– Ваше превосходительство, тут рыцарь от светлых, и вроде не воинственно настроен. Потребовал начальство да воды коней напоить. Что и было предоставлено! – твёрдым, но негромким голосом доложил сержант – чего по жаре да в тишине глотку драть? Офицер кивнул, дружески хлопнул своего одного из своих самых надёжных да опытных вояк по плечу. Мол, расслабься, разберусь. И, быстро осмотрев блистающего слепящим сиянием полированных доспехов чужака, неспешно подошёл. Сапоги его вздымали из степной дороги лёгенькие облачка светлой пыли, а сам он прикидывал – во что же это всё выльется?

Гуго смотрел на приближающегося обманчиво-расслабленной походкой немолодого офицера и усмехнулся своим мыслям – ведь прямо руки чешутся выхватить из чехла чуть касающийся плеча, зовущий в битву топор и пройтись разящим вихрем по этим чёрным солдатам. Он ничуть не обманывался насчёт их численности. И всё же обычным бойцам нечего было противопоставить одному из лучших клинков Царства Света – пусть даже вооружённому не любимым мечом, оставшимся с той стороны коня, а боевым топором. Уж секирами он махать умел и, чего греха таить, любил. Тем временем офицер подошёл и отсалютовал, отдавая честь не столько сыну благородного рода, сколько грозному сопернику. Но в ответ на предложение назваться полным именем Гуго только покачал головой.

– Не стоит, право – за такие знания ваш же король может приказать смахнуть головы не только посвящённым в эту тайну, но даже и заподозренным. А на вопрос о цели визита усмехнулся.

– Да повидать бы тёмного короля Олафа, перекинуться парой слов. Коней вот, – он похлопал по чёрной лоснящейся шкуре. – В подарок передать. Офицер, безуспешно скрывая изумление, осторожно ответствовал, что по землям славного Королевства Хаоса выходцы из светлых земель могут передвигаться только в цепях или на погребальных телегах.

– А я прибыл как частное лицо. Как дворянин – предположим, путешественник. Намерен осмотреть достопримечательности, попробовать вина с ваших виноградников, да засвидетельствовать по пути должное уважение хоть чужому, но королю. Кивнув в знак того, что понял, офицер призадумался. Ход его мыслей Гуго предугадывал почти верно. На шпиона или дознатчика он никак похож не был, а в политику черноплащнику лезть никоим боком не хотелось. И в конце концов после осторожных маневров да намёков двое сошлись на том, что есть тут неподалёку приграничный городок. Можно пока поехать туда, пожить пару дней, пока не прибудет кто-нибудь из столицы и не примет решение.

– Барон ван Хольм лично, – безапелляционно сказал Гуго хриплым от жары голосом. – Или граф ван Зее – с остальными даже и говорить не стану. Дальнейшие переговоры привели к тому, что Гуго согласился снять сверкающие доспехи и ограничиться серого цвета лёгкой походной кольчугой – чтобы народ не пугать да не провоцировать. А офицер дал слово дворянина, что приехавший с миром благородный рыцарь будет в безопасности. На том и порешили. Принц не без облегчения снял изрядно оттягивающее плечи железо, забросил в специально для этих целей приспособленную дорожную суму крепкой кожи. Затем надел свою старенькую кольчугу, потянулся, улыбнувшись ощущению лёгкости. А в это время офицер отошёл чуть назад и вполголоса совещался со своим магом.

– Ничего не понимаю, ваша светлость, – шепнул тот. – Оба шара подмаргивают – но что не маг, готов голову на отруб дать. И в самом деле – два небольших прозрачных шара, изготовленные неведомым образом в столице, в подвалах скрюченной и страшной магички Босхи, тускло мерцали. Если тот, что закреплён на дощечке и обведён кольцом белой краски и должен был сигнализировать об обладании испытуемым силой Царства Света, никого не удивил… то налившийся ночью такой же, обведённый кольцом мрака, явно свидетельствовал о принадлежности к высшим слоям власти самого Королевства Хаоса.

– Чудные дела, – вздрогнул офицер. – И впрямь опрометчиво было бы допытываться имени от такого – ведь выходит, что его Сила прошибает даже испытательные шары… Маг в чёрном, ужасно неудобном в такую жару балахоне поджал губы и промолчал. Вполне могли бы быть и другие объяснения, но лезть в такие дела и впрямь не стоило.

– В любом случае с этого парня даже волос упасть не должен, – заметил он.

– Охранять надобно, как самого короля. Согласно покивав, офицер вновь отправился на переговоры.

Гуго сидел на балконе в тени вьющегося, буйно заплёвшего всю двухэтажную гостиницу растения с пятиугольными зелёно-лиловыми листьями и терзал свою цитру. Мало того, он ещё и горланил песню, наспех подобранную на мотив здешнего королевского марша. Вдобавок к тому непотребству, что слова он нарочно подобрал самые разухабистые, так добронравным девицам с порядочными горожанами слушать её и вовсе было бы зазорно. Но лужёная глотка мающегося бездельем принца разносила по всему городку неприличные куплеты, вгоняя в краску одних и заставляя ужмыльнуться других.

– Да пусть горло дерёт, – двое стражников на углу заржали, едва не потеряв свои копья, когда зычный голос второй день буйно гуляющего лорда оповестил округу, что творили с огурцами две девицы тёмной ночью. – Помнишь, как мы в Скавеле после дела отрывались? Парень в своём праве… Сказать по правде, Гуго вовсе уж не отличался буйным нравом, как он хотел показать окружающим. А вот проверить их реакцию на лёгонькую крамолу, да пощупать – насколько же простирается здешняя долготерпимость, это вот оно самое и было. Ибо королевский марш тут почитался едва ли не святыней. Но народ и солдаты оказались такими же точно родными и милыми сердцу раздолбаями, коими хоть пруд пруди и в родном Царстве Света. Родном ли? Принц так задумался, что едва не сбился с ритма. Но мгновенно выправился и тут же в весьма фривольной интерпретации вплёл в песню куплеты, услышанные в до поросячьего визга надравшейся моряцкой компании в таверне старины Фабио. Эх, как же далеко до утопающего в зелени Ривердэйла! Да и Лорндэйл, столицу, если вдуматься, домом тоже назвать язык как-то не поворачивался. Как ни крути, а столь понравившийся чужой остров, славящийся на весь мир вином и удобным расположением, больше подходил на роль милого сердцу пристанища. Но коль матушка Изольда сказала, что пусть остаётся сыну… При воспоминании о матери сердце сына потеплело. И руки сами собой плавно и незаметно перевели мелодию чеканного марша в мягкие и напевные переливы песен родного баронства. Заметив это, Гуго тотчас исправил свою оплошность, вернувшись к столь почитаемой здесь музыке – но так, что в его исполнении она уж очень стала походить на известную во всём мире разудалую и похабную песенку о пастушке Мэри и удалом драгуне. Под балконом остановился всадник. Уронив поводья, он некоторое время вслушивался в разливающуюся в вечереющем воздухе музыку, а затем осведомился:

– Гуляем помаленьку, лорд? Перегнувшись через увитые зеленью перила, Гуго узрел в седле крепко сбитого мужчину с неуловимо властной осанкой. Спокойный и чуть равнодушный взгляд того в свою очередь обежал принца, на миг споткнувшись на его серых глазах.

– А, барон! Поднимайтесь, тут ещё есть что-то достойное нашего с вами внимания, – и он выразительно звякнул бутылками. Барон ван Хольм – а это был именно он собственной персоной – усмехнулся, по-прежнему сохраняя цепкий и внимательный взгляд. Кивнув, спрыгнул с коня. Бросил поводья подскочившему солдату и пошёл ко входу в постоялый двор уверенной поступью знающего себе цену человека. Ещё бы – один из лучших полководцев тёмного королевства, ученик графа ван Зее. А уж о том уважительно отзывался даже барон Твидлих, немало шишек заработавший в столкновениях с ним… Хотя у Гуго при себе имелся большой, размерами более похожий на кисет кошель с ценящимся во всём мире металлом и даже парой векселей здешних банков, добытых графиней Люцией у шастающих по всем морям купцов, хозяин заведения снабжал молодого лорда всем необходимым абсолютно бесплатно. Правда, с философским выражением лица. Понятное дело – офицер шепнул что надо или повелел представить полный счёт позднее. В дверь номера постучали.

– Не заперто! – рявкнул Гуго так, что перепуганные голуби взлетели с пыльной, кое-как мощёной улицы. Барон вошёл в комнату. Заметив, что молодой нахал даже и не подумал не то, чтобы вернуться с балкона, но даже и встать, он усмехнулся. Скинул перчатки, небрежно бросив их на столик, и проследовал наружу. Гуго ногой подвинул ему лёгкое плетёное кресло и в руках продемонстрировал две бутылки, с эдаким лёгким вопросом приподняв бровь. Ван Хольм предпочёл белое вино, тем более что посуда запотела от прохлады. Пробка оказалась удалена со сноровкой, свидетельствующей о немалом опыте. И тут же призывное, знакомое и милое сердцу журчание раздалось над парой чистых бокалов. А барон миолётно призадумался, отчего молодой человек даже не озаботился ничем из беззаботно оставшегося в комнате оружия. Но взглянув в глаза поближе, счёл что это не столько от уверенности в собственной безопасности, сколько как демонстрация, что этот светлый и голыми руками свернёт опытному воину шею, как цыплёнку. И ван Хольм начал потихоньку проникаться к этому ещё непонятному лорду тем уважением, о коем твердил ему офицер два дня тому. Разумеется, офицер и сын знатного лорда вовсе не прибывал лично в столицу королевства, славный и богатый Эксер. Говорили через сияющее радужными разводами зеркало, накрытое понятными только магикам заклинаниями. И вот теперь могучий барон убеждался, что чутьё его не обмануло. Ибо после нескольких обязательных, дежурных фраз вежливости сразу стало видно, что молодому человеку отнюдь не в новинку вращаться в самых высших сферах. Непринуждённость в изысканном и в то же время ни к чему не обязывающем разговоре, умение тонко сплетать оттенки смыслов и расцвечивать их искорками мысли. Изящество манер и одновременно суровая простота воина – всё это наводило на мысли. Очень и очень тревожные мысли. Итак, что же мы имеем? Молодой крепкий парень, древностью рода как минимум не уступающий самому барону. Не из тех писаных красавчиков, чьи услуги так щедро оплачивают увядающие дамочки, но и отнюдь не простая крестьянская морда. Боец такого уровня, что не хотелось бы попадаться под такого в сражении или дуэли. Образован по высшему классу – даже сам ван Хольм вряд ли смог бы в приличном обществе на лету цитировать ле Бодуэна или эльфийские сонеты без риска нарваться на поправку или уточнение. Лицо неуловимо знакомое, хотя серые глаза неоспоримо говорят о принадлежности к Царству Света. А пуще всего – некая слабо уловимая небрежность в обращении, которая человека знающего настораживает сразу и надолго… В конце концов Гуго, заметив становящуюся всё более заметной и даже неприличной задумчивость ван Хольма, с бледной тенью улыбки на устах заметил:

– Не ломайте голову, барон. Если будете присутствовать при моём разговоре с королём Олафом, своими ушами всё и услышите. Самого ван Хольма изрядно покоробило такое небрежное упоминание о наводящем ужас на весь мир великом короле, сидящем на железном троне в своём дворце воронёной стали. Но он лишь залпом допил свой бокал, наслаждаясь прохладой и покоем после бешеной скачки через полстраны. Барон только вздохнул. Самое умное, что он мог сделать – это промолчать. И он оказался умницей.

– Никогда не любил загадок, разрешить кои самостоятельно не могу, – задумчиво пробормотал один из двух всадников, вырвавшихся вперёд небольшого отряда конницы. Назад неспешно уплывали перелески и поросшие дубами холмы. Дорога нанизывала всё это на себя, словно ловкий повар надевал сосиски на длинный вертел. А сама тянулась и тянулась вперёд, где в неведомой дали упиралась в высокие и широкие чёрные ворота Эксера. Гуго, настоявший, что спешить особо некуда, а ему хотелось бы посмотреть славное Королевство Хаоса своими глазами, пожал плечами.

– Вы имеете в виду, барон, что нет человека – нет проблемы? Ван Хольм ухмыльнулся.

– Очень метко сказано, сир Майкл. Очень метко. Но я получил указание не спешить с выводами. Он обернулся, сделал сопровождающим знак «привал» и свернул у протекающего под мостом ручья вверх по течению. Спешились, беззаботно оставив коней вниманию солдат, и оба дворянина прошлись в тени деревьев, дабы немного размять ноги, пока будет готов небогатый, но сытный походный обед. Позади остались примыкающие к Степи пустоши, поросшие жёсткой пыльной травой. Уже пошли перелески и дубравы, а погода наконец-то смилостивилась к путешественникам. На смену солнцу хоть и не пришли осенние дожди, но облака закрыли землю от лучей солнца. И по прохладе ехать оказалось весьма и весьма приятно. Уже проехали и редкие замки здешних лордов – полунищих, но тем не менее гордых, словно в их жилах течёт королевская кровь. Встречали и огромные стада овец, и табуны лошадей, и поселения людей – то ли захудалые деревни, то ли уж очень разросшиеся хутора. Земля здесь была ещё скудной по сравнению с центральными и южными областями королевства, посему основным богатством почитался выпасаемый на пастбищах скот. И тем не менее, на дороге регулярно встречались королевские патрули под чёрным штандартом, а в ключевых точках – у мостов и переправ, колодцев и солончаков стояли крепкие бревенчатые форты. И судя по взгляду Гуго, службу там несли исправно.

– Очень благоразумное решение, – кивнул он после несколько затянувшейся паузы в беседе. Подбежавший солдат гостеприимным жестом предложил начальству и их таинственному гостю пойти отобедать. По-серьёзному не готовили, лишь разогревали над огнём прихваченные из постоялых дворов да поселений припасы, а посему время экономили изрядно. После обеда дорога потянулась как-то веселее, тем более что барон разрешил откупорить бутылочку старого вина. По мнению самого «сира Майкла», бутылочка оказалась более чем скромных размеров, хотя и весьма приличного качества. Правда, за здоровье короля Олафа он пить отказался.

– Это уж слишком, барон, – он пожал плечами. – Всё-таки для дворянина притворство или ложь это уже чересчур. Ван Хольм счёл сей довод весьма разумным, а посему выпили за популярную в армиях всех стран и капризную госпожу Удачу, по второй – за женщин, а после третьего тоста за здоровье присутствующих вино закончилось. Но под ставшим уже ощутимо зябким ветерком ехать оказалось весьма приятно, и хорошее настроение обоим не испортила то и дело срывающаяся сверху мелкая морось. И кавалькада всадников под чёрным стягом неторопливо углублялась в серединные области Королевства Хаоса.

Глава 25

Скрипя всеми сочленениями и словно жалуясь на тяжёлую судьбу, старый корабль вновь и вновь взбирался на горбатые спины исполинских валов. Когда-то это был крепкий почтовик, не последний бегун на дальних и овеянных легендами океанских трассах. И не один год он плясал наперегонки с волнами, подставляя свои паруса поцелуям и ласкам ветров. Но каждодневный и ежечасный вызов стихиям ни для кого не проходит бесследно. Расшатались связи, одряхлели могучие шпангоуты, немилосердно скрипели расшатанные мачты. Лишь из былых заслуг да какой-то прихоти судьбы хозяева торговой компании не списывали на дрова эту развалину. А ещё Фиона, стоя на носу удирающего от бури ветерана, отчётливо замечала некое благоволение, чей-то благосклонный взгляд кого-то из небожителей. В поисках ответа на заинтересовавший её вопрос она облазила переваливающийся на волнах корабль, чутко принюхиваясь не столько своим прелестным носиком, сколько жадно и нетерпеливо рыщущими вокруг заклинаниями. Сев в умытом осенними дождями порту Ронда на ладный, поджарый трёхмачтовый барк «Хотстрим» под именем леди Абигайль, она рассчитывала за месяц, максимум два добраться на ту сторону океана в маленькое княжество Монтеро. О том, что с полуночи Монтеро граничит с могучим и великим Королевством Хаоса, терпевшего под своим боком карликовое государство только ради удобства проворачивать сомнительные делишки, Фиона не забывала ни на миг. Все дальнейшие планы были уже сто раз обговорены и одно только воспоминание о них вызывало брезгливую дрожь в пальчиках – да сколько ж можно? Однако осенние бури, широким крылом захватившие южные моря, изрядно задерживали корабль, к бесконечным хлопотам экипажа и досаде самой Фионы. Оттого-то она, пользуясь привилегиями знатной дамы и красивой женщины, развлекалась как могла и гуляла – от провонявшегося чёрт знает чем днища трюма до открытой всем ветрам площадки на мачте.

– Нижняя это марс, а вот эта верхняя – салинг, – напомнила сама себе неугомонная волшебница, свесив ноги в бездоную глубину под ногами и с замиранием сердца прислушиваясь к своим ощущениям. Восторг пополам со страхом? «Да, это как раз то, что мне сейчас нужно!» Впрочем, ради пущей маскировки она не пользовалась своей силой, да и вообще чуть изменила внешность. И вот теперь, маясь от безделья и нерешённой загадки, она сидела в пугающей высоте. А мачта вместе с пресловутым салингом и осматривающейся по сторонам Фионой буквально летала из стороны в сторону подобно маятнику гигантских часов; испуганно вздрагивала, когда волна не в такт била в корму барка. Проваливалась едва не до самого океанского дна – и тогда по сторонам вровень с нею вздымались исполинские, свинцово-серые лоснящиеся туши. Или же подбрасывала восторженно улыбающуюся волшебницу под самые облака, несущиеся над головой. Паруса тут же с тугими хлопками забирали больше ветра, и Хотстрим ловко взбирался на широкую пологую спину очередного гигантского водного чудовища, чтобы, несколько мгновений горделиво покрасовавшись на такой высоте, снова скользнуть вперёд, в пугающую бездонную черноту впереди.

– Ох и огонь девка, – одобрительно пробормотал рулевой, когда Фиона замёрзла и запросто, обняв какой-то толстенный и басовито гудящий от натяжения трос, съёхала вниз – прямо к тамбуру камбуза. Вдвоём с напарником он стоял у штурвала свою вахту. Опытным взглядом рулевой всматривался вперёд, не забывая, впрочем, поглядывать и за корму. Железной и уверенной рукой он поворачивал испуганной птицей бьющееся в ладонях колесо. Находил среди ежеминутно грозящих раздавить дерзкий парусник исполинов ту самую, единственную тропочку, которая не только выведет хрупкое изделие рук человеческих из-под удара, но и вырвет ещё кусочек пути вперёд. Мокры были уже и непромокаемые плащи, и грубой вязки свитера, и тёплые гетры. Но из-под капюшонов в ответ на приветствие дамы блеснули глаза и вылетел клубок дыма из короткой трубки. А Фиона влетела в тамбур, отряхиваясь на ходу на манер собаки и весело разбрасывая вокруг холодные брызги. Пинком открыв внутреннюю дверь, она переступила высокий порог и вошла в устойчивое тепло. Тут же одёрнула себя и вплыла в крохотную каюту как подобает истинной леди. Однако, следует отметить, что ввиду такой оказии как затяжная буря, перевернувшая все планы и заставившая капитана после долгих прений со штурманом изменить курс, оказала немалое влияние и на повседневную жизнь людей. Каморка меж камбузом и обшитой орехом и дубом кают-компанией (по совместительству столовой для господ пассажиров), где обычно моряки отогревались после вахты, по распоряжению капитана была открыта и для испуганных сухопутных обитателей. Уж очень тоскливо оказалось не видеть долго спокойные лица матросов, добродушную и деловитую физиономию верзилы-боцмана. Профессионально-озабоченный облик штурмана, прихлёбывающего чай с ромом. А пуще всего импозантную, мужественную фигуру капитана Эстрема. К удивлению самой Фи, капитан оказался весьма молод несмотря даже на отпущенную для солидности рыжеватую шкиперскую бородку. И всё же выглядел полностью на своём месте – впору хоть картину с него писать. Хихикнув и представив себе Берту на борту этого старого корыта, Фиона подсела поближе к Эстрему и легонько, в четверть силы сделала ему глазки. Ради разнообразия, на это путешествие она выбрала себе серовато-голубой цвет – но и этого оказалось более чем достаточно. Кое-как откашлявшись, смущённый и немного раскрасневшийся Эстрем отодвинул в сторону свою кружку и уделил внимание знатной даме.

– Кэп, – весьма фамильярным и в то же время знающим себе цену тоном красивой женщины обратилась она к нему. – Отчего у меня такое ощущение, что корабль вот-вот развалится? Породистое лицо шкипера сначала пошло красными пятнами, так что заигравшие на скулах желваки в общем-то остались почти незаметными. И всё же бравый морской волк держал марку.

– Вовсе нет, леди Абигайль. Заверяю вас, барк ещё переживёт и меня. Изобразив бровкой лёгонькое недоумение в разумной смеси с недоверием, Фиона самым нахальным и недвусмысленным образом вытребовала себе большую чашку горячего какао и вновь уставилась на моряка чарующими глазами.

– Приходилось ли вам слышать о «Гончих океана»? – тем временем продолжил капитан. Фиона улыбнулась, пожала плечиками. И даже бледная до лёгкой зелени купчиха у края стола фыркнула на такой вопрос.

– Разумеется, капитан Эстрем. Во всех портах и в тавернах всего мира до сих пор рассказывают легенды о них. Капитан уже пришёл в себя. Он отхлебнул из своей кружки, покивал головой и только потом продолжил.

– Да, времена были знатные. Так вот, дамы и господа – наш Хотстрим когда-то был из той самой флотилии и звался «Леди».

– Как? – от удивления лицо страдающей морской болезнью купчихи из третьей каюты даже разрумянилось. – Та самая «Леди»? Да это же было тридцать лет назад! Однако отдыхающие у переборки моряки похватали свои кружки и живенько перебрались за стол, поближе к говорящим.

– Шкипер, а расскажи-ка ещё раз – уж больно интересная история. Капитан усмехнулся, и удивлённая Фиона заметила мелькнувшую в его глазах грусть.

– Да, всё верно – история эта началась тридцать пять лет назад… Он оказался на удивление хорошим рассказчиком. Куда-то исчезли шатающиеся стены и проваливающийся под ногами пол. Лёгким шорохом на краю сознания осталась неистовствующая за бортом буря – и лишь круг света от качающейся под потолком лампы метался по всей каюте. И слушатели сами не заметили, как соскользнули туда. Туда, где в древние по меркам Фионы времена жил великий и ныне почитаемый моряками всех стран Вольфганг Переш. Мелкий и честолюбивый судовладелец с Зелёных островов, он негадано-неждано разжился наследством. То ли дядюшка-банкир на смертном одре отписал ему свои богатства, то ли демоны прямиком из преисподней притащили ему сундук алмазов и рубинов – толком уже неведомо. Да и не в том суть. Наследство оказалось столь велико, что Переш мог спокойно купить себе титул графа с соответствующими землями и преспокойно зажить в своё удовольствие.

– Но предприимчивый молодой человек решил осуществить свою мечту, – капитан, чуть усмехнувшись при виде зачарованных лиц слушателей, поймал мечущийся над головами матовый шар лампы, раскурил от язычка огня трубку – и потекла дальше размеренная история. Переш собрал со всего света самых лучших и самых опытных корабелов. Самых искусных мастеров и могучих магов.

– Я хочу строить корабли. Лучшие, небывалые в мире. Все, какие только есть восторженные слова и эпитеты превосходной степени – это и должно характеризовать их качества, – так говорил он собравшимся на палубе своей единственной шхуны, и ветер трепал их волосы, охлаждал разгорячённые от перспектив лица. Вот так на ферфях и было заложено целое созвездие «танцующих Л» – по какой-то своей прихоти Вольфганг называл все свои корабли на эту букву. «Ласточка», «Леди», «Лис» и многие другие – сразу после схода со стапелей корабли эти покоряли сердца моряков и провожающих их на берегу людей. Самые быстрые, самые лёгкие и послушные – как Переш и заказывал, они были шедеврами. Только самый лучший и отборный лес, никакой сосны или дуба. Каждая доска или брус, каждое соединение пропитывалось магией – до сих пор Хотстрим не знает что такое древоточцы или течь.

– Представляете, дамы и господа? – капитан чуть подался вперёд, и в глазах его мелькнула гордость. – Тридцать четыре года кораблю, и до сих пор как бутылка – ни единой капельки в трюме! Белокрылыми посланцами разлетелись по миру чудо-корабли С фиолетовым вымпелом и белой литерой Л в них. Возили грузы, пассажиров и почту – но никогда не оскверняли свои борта оружием или работорговлей. Все порты с надеждой и затаённым дыханием следили, как незабываемое видение из чудесных миров, танцуя по лёгкой зыби, шутя обгоняет самые ходкие фрегаты или посыльные корветы. Моряки даже в пьяном бреду вздыхали, стуча о стол тяжёлыми днищами своих кружек, и вспоминали о мимолётной встрече среди океана, когда «Лучезарный» плёл свой узор на верхушках волн и как стоячих обходил далеко не самых слабых ходоков – причём его капитан сидел на мостике и пил чай с крекерами.

– Воплощённая мечта! – как сказал один поэт, со слезами на глазах спускаясь с борта «Ласточки» после плавания. «Гончие океана» – как окрестили волшебные корабли моряки и прочий портовый люд. Им прощали всё – и разорившихся конкурентов, и чувство зависти, когда выходя из гавани одновременно и в одно и то же место назначения, на полпути встречали возвращающегося обратно «Лиса», надменно вздымающего в высь белую громаду парусов. И даже военные по молчаливому соглашению никогда не трогали «танцующие Л», хотя заполучить такой корабль в своё владение втайне мечтал любой адмирал или флотоводец. Шли годы, незаметно для морских ходоков отгремела где-то на суше война Хаоса со Светом, а они всё так же носились по морям и океанам. И всё же постепенно они исчезали. «Ласточку» захватили пираты, «Лис» и «Любимчик» затонули, напоровшись на рифы. «Лучезарный» погиб во время знаменитого пожара в порту Непира, причём очевидцы утверждали, что в это время народ на пристанях плакал не скрываясь.

– Ещё несколько кораблей пропали без вести. В конце концов судовая компания разорилась, и остальные пошли по рукам, – в голосе капитана скользнула такая неприкрытая горечь, что Фиона без всякой задней мысли, успокаивающе погладила его по руке. – Вольфганг Переш не перенёс кончины своей мечты, и памятник с его последнего пристанища грустно смотрит на бухту родного острова. И столь велика оказалась сила слов моряка, что собравшиеся здесь увидели воочию. Увидели, как постаревший и седой Переш, нелепо ковыляя на парализованной от горя ноге, последний раз взобрался по еле заметной тропинке на верх высящегося у бухты холма. Как по щеке его скользнула скупая мужская слеза при виде кораблей в гавани и безбрежных просторов за ней. Как внезапно защемило от боли сердце… И как последний вздох великого человека и мечтателя унёс морской ветер, щедро развеяв по бескрайнему океану. Эстрем вздохнул и покачал головой.

– И вот, ныне на плаву только переименованная в «Хотстрим» и прошедшая через несколько рук «Леди». Я справлялся в страховой компании в Ронде – остальные в списках не числятся. Купеческая супруга задумчиво качнула головой. Легонько, почти по-матерински погладила макушку уснувшего на столе мальчишки из соседней каюты.

– А отчего вы не вернёте прежнее имя? Капитан задумчиво пожевал мундштук прогоревшей трубки. Перекинул её из угла в угол поджатых губ.

– Старушка изрядно обветшала. Что вы хотите – изо дня в день бросать вызов всем стихиям. Магия понемногу улетучивается, и все свои прибыли я вкладываю, чтобы поддерживать корабль хотя бы в нынешнем, весьма жалком виде. Да и прежние владельцы щедростью не отличались. Мне просто стыдно – ведь на этом корабле в свой последний рейс вышел мой дед. Толстый негоциант из Монтеро, в сомнении теребя лацкан своего клетчатого пиджака, покивал седеющей головой.

– Да, корабль обошёлся дорого, и ремонт его тоже выльется в круглую сумму. А услуги магиков ох как недёшевы! – и скривился словно от зубной боли. Фиона встала, в волнении прошлась по качающейся каюте. Вот она, разгадка – и вот оно, оказавшееся столь неожиданным, решение! Покосилась на наглухо закрытый… кажется, это называют иллюминатор, подивилась – за толстым стеклом снаружи явно пришло утро. Хмурое, несмелое, но утро. Она взглянула в словно освещённое внутренним светом лицо моряка, где сладостные воспоминания соседствовали с печалью. Ничего, капитан, ты ещё влюбишься в свою новенькую, словно с иголочки, «Леди». И поведёшь её трепетно и нежно в неведомые дали, затаив от восторга дыхание и со щемящей нежностью в сердце. Ласково и обмирая от волнения в душе, приведёшь на борт свою избранницу, мать будущих детей – и покровительница морей, чья резная фигура пристально и бестрепетно всматривается в океанскую даль под бушпритом, благословит вас на борту своей дочери. Вошебница незаметно выскользнула из каюты, вдохнув свежего холодного воздуха. Это ж надо так расчувствоваться! Теперь понятно, отчего фемины всех стран так обожают моряков… Вдоль борта по крытому переходу она прошла на нос. Дождавшись, пока двое матросов, возившиеся со снастями, не уйдут в другое место, она прошла ещё чуть вперёд и, ловко цепляясь за непонятного названия и назначения верёвки, спустилась к носовой фигуре барка. Морская ведьма с еле заметной улыбкой летела над волнами, и складки её весьма скупого платья плавно перетекали в завитки украшения над форштевнем.

– Сестра, помоги мне, – Фиона потянулась рукой и осторожно коснулась щеки. В душе молодой нахалки вихрем взвилась маленькая буря, и волшебница с восторгом поняла, что её зов услышан. Словно в сером дымчатом тумане распахнулась дверца в залитые солнцем бесконечные океанские просторы, где белокрылая чайка мечты летит вперёд, не зная ни преград, ни сомнений. Они пришли на её показавшийся бы кому-то неслышным призыв. Все – и могучая хозяйка бурь, и лукавая хранительница ветров. Даже непроницаемо спокойная повелительница ночи с каким-то странным выражением лица заглянула маленькой рыжей ведьме в самую душу.

– Хм, а ведь не врёт, – нимфа морских глубин шевельнула своим рыбьим хвостом и устроилась поудобнее на замершей волне. – Она действительно сестрёнка нам.

– Хотя, надо признать, сухопутная и на редкость хитрая бестия, – белокурая и ясноокая Ледда неожиданно подмигнула обомлевшей Фионе. – Вообще-то, мы редко отзываемся на мольбы и ещё реже помогаем… Она задумалась ненамного, потом повела плечиком.

– А отчего бы и нет? Фиона не абы кто нам, ей не грех, как говорится, и помочь.

– Тем более, что устремления её чисты и благородны, – в голубых глазах нимфы мелькнуло то ли одобрение, то ли отблеск молнии. Ледда улыбнулась ободряюще. И, уже тая в солёном ветре, засвиставшем с новой силой, она уронила несколько слов. Беззвучно разлетелись они, оказав тем не менее своё могучее воздействие. И до ошеломлённой Фионы донеслись прощальные слова богини:

– Не беспокойся, сестрица! Мы всё сделаем, и даже больше…

Деликатный стук в дверь вырвал волшебницу из задумчивости над только что дочитанной «Историей славного герцогства Непир».

– Не заперто! – ответила она, едва сдержав привычный порыв проверить визитёра заклинанием. Это оказался капитан собственной персоной. Исхудавший и чуть осунувшийся, он испросил разрешения войти. В сомнении прошёлся по тесной каюте, и только потом сообщил о цели своего визита.

– Мне хотелось бы посоветоваться с вами, леди Абигайль. Он вздохнул, сделал над собой хорошо заметное опытному взгляду усилие.

– Ветер переменился, и теперь нас несёт прямиком к Ривердэйлу. Пожав плечами, отчего на них шевельнулись замаскированные в тёмно-русый цвет локоны, Фиона небрежно заметила:

– И что же, господин Эстрем? Как я слыхала, тамошняя графиня откровенно покровительствует морякам. Да и переждать бурю в бухте куда лучше. Капитан раздражённо дёрнул щекой.

– Ещё пару лет назад, да наплевать бы на любую непогоду – я повёл бы корабль нужным мне курсом, – он скомкал в руках фуражку, затем расправил её. – Но «Хотстрим» обветшал, и мне приходится щадить ветерана. Он наконец решился.

– Я честный человек, леди. Но заплатить за стоянку, портовые пошлины и мелкий ремонт нынче не в состоянии – всё ушло на починку треснувшей мачты в Ронде. В ушах Фионы колокольцем прозвенело эхо капитанских слов. Да, ты честный человек и хороший моряк – но увы, бедный и находишься на грани банкротства.

– Стало быть, идти прямо через океан мы не можем – буря гонит нас к югу?

– уточнила она. Дождавшись горестного кивка от опечаленного Эстрема, она шаловливо блеснула глазами. И подпустила в голос чего-то такого… нет, не магии. Этакого извечного и женского – спросите при случае у Королевы. Только не думаю, что её величество вам ответит.

– Не беспокойтесь ни о чём, почтенный капитан. Вы верите моим предчувствиям? И она взглянула в грустное лицо бравого моряка, как умеют только женщины и только некоторые из них, и тот невольно упал на одно колено и приложился к ручке, не выдержав взгляда в упор этих серо-фиалковых, затягивающих и чарующих девичьих глаз.

– Верю, леди, – коротко ответил шкипер, склонив перед молодой очаровательной дамой стриженую голову.

Фиона тихонько сидела в уголке заведения старого Фабьо и от тоски наливалась вином. За стенами выл словно сорвавшийся с цепи ветер, печаль плескалась по её сердцу от одной только мысли – как там Гуго? А нужный человек всё не приходил. И когда уже терпение молодой волшебницы готово было лопнуть и разлететься тысячей гневных осколков вместе с останками этого острова, в дверях показался капитан Калхан. Почтенный моряк отряхнул влагу со своего блестящего от дождя плаща, повесил его на вешалку и степенно прошествовал в залу. Поздоровался с ватагой в углу, ущипнул пониже спины смуглую и отозвавшуюся шаловливым смехом разносчицу. Поговорил с хозяином заведения и сделал заказ. Не так уж и трудно оказалось Фионе подправить незаметные прочим течения и веяния, чтобы изголодавшийся старый моряк выбрал столик для ужина как раз тот, где в одиночестве волшебница уже сидела как на иголках. Сам собой завязался лёгкий, ни к чему не обязывающий и в то же время вежливый разговор. Под конец, когда капитан уже доел свою «треску по-королевски» и потягивал стаканчик лёгкого белого кьянти, Фиона сообщила о себе, что она пассажирка с «Хотстрима» и пережидает здесь непогоду.

– А-а, слыхал, – степенно кивнул Калхан. – Эстрем – жёсткий, способный капитан и порядочный человек.

– А правду ли он говорил как-то в кают-компании, – волшебница от возбуждения блеснула глазами. – Что его корабль это прошедшая через несколько рук и изрядно обветшавшая «Леди» – из тех самых, знаменитых «гончих океана»? Почтенный моряк вскочил стремительно, словно дубовая скамья укусила его за седалище.

– Что? – и выскочил из таверны в таком волнении, что не попрощался с дамой и даже – о ужас! – позабыл на краю стола свою широкую треугольную шляпу. «Вот и всё – Умнице он после проверки непременно доложит, а уж та быстро сообразит, что и как делать» – почувствовав, как от облегчения после хорошо сделанного дела вдруг разыгрался ещё тот аппетит, Фиона с сомнением принюхалась к витающим в воздухе ароматам стряпни. Заказала и себе треску, да ещё и кувшинчик во-он того белого вина. И варёного с зеленью омара. Дела пошли – гулять так гулять!

С колотящимся сердцем, стоя на вдруг ставших ватными ногах, капитан Эстрем обвёл взглядом присутствующих. Уж не мерещится ли ему всё это, упаси морские боги? Сама графинюшка пригласила его в свой знаменитый Домик-на-Холме, полюбопытствовала насчёт корабельных бумаг, угостила отменным винцом да вежливой беседой – с подходцем и уважением. Но это всё ещё бы ничего – в конце концов, род Ривердэйлов славен на полмира своим радушием и гостеприимством. Но эти последние слова:

– Капитан, сколько я вам буду должна за возможность осмотреть и отремонтировать вашу «Леди»? Согласитесь, в самую пору ущипнуть себя за бок, и призадуматься при этом – да крепко ли сидит на плечах голова и не завязались ли двойным узлом мозги? Да вернувшись в свою каюту, употребить на сон грядущий чарку неразбавленного рому…

– Вы не могли не слыхать, капитан Эстрем, что остров наш защищают могущественные волшебные силы. Так вот – они умеют не только бить по вражеским силам, – одною только бархатной дружелюбной интонацией её светлость могла нынче убедить кого угодно и в чём угодно. – С куда большей радостью они творят. Графиня встала со своего кресла – нечто среднего между троном и чудищем с плоской высокой спинкой, творения полубезумного гения столяра Пьетро. Она прошлась по тенистой зале, лукаво посмотрела на моряка, так и отказавшегося, несмотря на настойчивое предложение, сесть в присутствии её светлости.

– Так вот, коль скоро осенняя буря принесла белокрылую «Леди» в ласковые ладони Ривердэйла… Это судьба, капитан Эстрем. Изрядно сбитый с толку моряк молчал, чувствуя как от непонятного волнения скачет сердце, а пересохшие губы отказываются повиноваться. А графиня, очаровательно волоча за собой короткий шлейф платья, подошла к окну. Миг-другой всматривалась сумерки, разрываемые в клочья разгулявшейся окончательно погодой, а затем поворотилась к капитану. В движении её скользило столько изящества, помноженного на природные (ах, Берта!) данные, что сердце моряка едва не выскочило из груди. «А почему бы среди прочих не появиться Капитану?» – от этой мыслишки Люция так взволновалась и пришла в восторг, что едва удержала себя от восхищённого возгласа.

– Посмотрите мне в глаза, капитан Эстрем. Сами собой зажглись свечи в настенных канделябрах и подсвечниках. Бешеные огни заплясали танец с тенями по углам, и даже ароматические факелы – подарок темнокожих купцов с далёкого полудня – зажглись дымными огоньками. В боковую дверь бесшумно влетела Санни-Челина, немало озабоченная тем обстоятельством, что прямо в Домике творится такая сильная волшба. Однако Червовая Дама мгновенно разобралась в ситуации – уж над обшивкой носовой части «Лучезарного» она в своё время корпела вместе с молодым красавцем Сибелисом. Ах, какие времена были…

– Ничего не бойся, шкипер, – она поощряюще улыбнулась и под локоток подтолкнула моряка. Тот сделал шаг вперёд – и его твёрдый, хоть и немного сбитый с толку взгляд сразу утонул в глубине прекрасных женских глаз. Сердце ещё раз-другой судорожно трепыхнулось напоследок… и всё кончилось. «Он не отвёл глаз перед лицом судьбы!» – душа Люции пела, а сама она едва не пустилась впляс. Мало таких твёрдых и в то же время чистых людей, что могут трепетно и в то же время уверенно раскрыться ей навстречу. Шепнув племяннице (и наставнице) пару слов и прояснив ситуацию, графиня подошла к своему креслу и осторожно села на краешек. Всё бы хорошо – нет, просто чудесно! Но кто-то определённо ей ворожит… Задумавшись на миг, её светлость оставила на потом свои непростые думы и обратилась к смятенному моряку:

– Капитан Эстрем, я повторяю вновь свой вопрос – сколько вы затребуете за работу над «Леди»? Думайте быстрее – мне нужно идти готовить и собирать Силу… а если я что решила, будет по-моему!

Эстрем стоял на пирсе и не знал – верить ли ему своим глазам или нет. От волнения перед увиденной картиной он хотел было снова ущипнуть себя, но вовремя спохватился. И так синяков на боку хватает. Волшебным, непостижимым образом бухта до сих пор не уснувшего Ривердэйла оказалась накрыта невидимым колпаком спокойного воздуха. Вода блестела ровно, словно тёмное зеркало. Даже приветливые огоньки домишек на том берегу и яркий, ритмично подмаргивающий глаз маяка не дрожали своим отражением. А у пятого причала, непостижимым ни уму ни сердцу образом над морем воспарила «Леди». Слабо светясь нежно-голубым сиянием – всем корпусом, рангоутом и даже такелажем – корабль застыл рядом с камнями пирса, где развернулась суета работ. Кто-то зычным голосом бывалого корабельного плотника требовал брус сорок-на-восемьдесят из каменного дуба, а повозка из верфи (растудыть вас через русалку!) привезла тиковые доски и ореховые клинья. По днищу самым волшебным образом, словно по ровной земле ходили люди и небрежно, шваброй или метлой легко очищали его от намертво приросших водорослей и ракушек. А у основания причала в большом котле варила своё зелье прекрасная и растрёпанная ведьма Санни-Челина. Дюжий матрос из экипажа «Леди» здоровенным черпаком разливал исходящее бледным зеленоватым светом варево по вёдрам подбегающих людей, и те спешили к кораблю, чтобы втереть волшебный эликсир в каждую доску и каждый клочок корпуса. Приглядевшись, капитан приметил, как запросто стоящая почти вверх ногами у килевого бруса девчонка со спущенным на одной коленке чулком тут же пинком опрокинула принесённое ей ведро и принялась шваброй размазывать мерцающую лужицу по обшивке. А у пера руля двое парней, с хохотом рассказывая друг другу развесёлые истории, натирали штыри крепления, запросто шлёпая по зеленоватым светящимся бликам босыми ногами. Спохватившись, что стоит столбом и бездельничает в то время, когда должен проявлять образчик бдительности и рачительной хозяйственности, Эстрем подошёл поближе и принялся осматривать каждый уголок знакомого много лет корабля. Однако оказалось, что боцман Ленд и пара бригадиров с верфи дело своё знают, а весело болтающий народ исполняет их указания быстро и обстоятельно. Осторошно перешагнув через фальшборт, капитан самым волшебным образом пошёл по крутому борту, пленяющему глаз знатока своими плавными изгибами – ведь недаром на всех «танцующих Л» в подводной части не было места, где четырёхфутовая линейка по всей длине плотно прилегала бы к обшивке. Осторожно перебирая ногами и запретив себе удивляться чему бы то ни было, Эстрем скоро добрался и до днища. Над головой мерцало тихо хлюпающее зеркало воды, а вокруг пыхтела какая-то девчушка, одной рукой грызущая здоровенный персик. На ноги ей были надеты большие щётки с ремешками, и девчонка запросто каталась на них словно на коньках зимой, полируя обшивку из горного вяза до умопомрачительного блеска.

– Па-аберегись! – совсем рядом с капитаном опрокинулось очередное ведро, обдав его раскалёнными словно лава брызгами. Против ожидания, капли с него испарились почти сразу, оставив лёгкое чувство щекотки и отчего-то запах зелёных яблок. А двое смуглых и усатых парней, блестя лоснящимися от пота спинами, тут же принялись растирать эликсир. Пройдясь и самым внимательным образом присмотревшись, принюхавшись, а пару раз даже приложившись щекой и прислушавшись к свим ощущениям, Эстрем вполголоса буркнул, что киль надо бы пропитать дважды – уж больно большая на него нагрузка. Его слова непонятным образом оказались услышаны, и чей-то громогласный бас заревел на всю бухту. Если опустить отсылы к морским чертям и прочие, столь любимые моряками солёные словечки, общий смысл свёлся к тому, что Санни-чтоб-тебя и вот-туда-тебя, такой-то-матери-шкипер требует повторить пропитку килевого бруса и фальшкиля, чтоб их всех шваркнуло-об-это, а сверху приголубило якорем-трам-тарарам, да прямо по темечку! Ведьма где-то над головой хохотнула, сыпанула охапку чего-то в свой котёл, отчего гуще повалил дым, тянущийся мимо капитана и уплывающий в мутную темноту неба под ногами. А цепочка снующих туда-сюда людей уже направила передаваемые вёдра к килю, и капитану волей-неволей пришлось отойти, чтобы не мешать. Напоследок самым пристальным образом осмотрев руль вместе с креплением, Эстрем отметил, что и тут необходимо повторить. Едва продравшись через сразу поднявшуюся вокруг кормы «Леди» суматоху, он осторожно пошёл дальше, и вскорости, к своему облегчению, ступил на сияющую палубу. Задрав голову, посмотрел вверх. Но там людьми распоряжался боцман, а уж в этом случае вмешиваться нужды и вовсе нет – старина Ленд скорее поубивает всех, нежели допустит что-нибудь этакое, а не то что упаси боги, небрежность. Заглянув в трюм, капитан обнаружил, что груз парит посередине пустого пространства, а бригада из горланящих зазудалую песню местных вовсю втирает содержимое подаваемых сверху вёдер, не пропуская ни единой щелочки. Здесь за работами присматривал штурман, от которого вкусно пахло душистым перцем, рыбой и местным вином. В проём люка сверху всунулась чья-то курчавая и лохматая глова.

– Капитана на причал, срочно! – завопила она ломающимся баском подростка и тут же исчезла. Заинтригованный Эстрем направил свои стопы куда сказано. И едва он шагнул на камни пирса, как к нему подскочил пухленький человечек и, представившись здешним ювелиром Соломоном, потащил капитана к стоящей рядом телеге. Он откинул лёгкую ткань, и ошеломлённый Эстрем едва не ослеп – так резанула по глазам большая плоская буква Л, казалось, отлитая целиком из благородного металла.

– Что вы, что вы, почтенный капитан! – замахал руками ювелир. – Как можно нагружать корабль бесполезным весом? Тонкие золотые листы, раскатанные до толщины волоса, и мы с племянником почли за честь заняться заказом нашей графинюшки. Трижды переспросив огорошенного видом сияющей буквы капитана – всё ли так, и не будет ли каких поправок или пожеланий, да можно ли браться таким же образом за буквы Е, Д и И, да выспросив, не слишком ли простецкая основа – красное дерево на серебряных клёпках с пропиткой из «зелёной» магии, непрестанно любезничающий и кланяющийся Соломон наконец утёр лицо большим красно-клетчатым платком и умчался работать.

– За племянником таки глаз нужен – глядишь, человеком станет! – извинился он и умчался работать дальше. И уже под утро, безошибочно угадываемое опытным моряком, работы наконец оказались закончены. Не удивляясь ничему и лишь отплёвываясь от набившего оскомину запаха магии, капитан облазил напоследок весь корабль и даже не поленился забраться на каждую мачту – осмотреть их все. От шпора, упирающегося в глубине трюма в килевой брус и до заново вызолоченых клотиков. «Таково было пожелание графинюшки, и я скорее продам последние штаны, нежели откажу её светлости в малейшей прихоти» – так сказал уставший и взмыленный толстячок-ювелир, обнимая на радостях своего прибывшего на причал племянника. И даже ноки реев на добрых несколько футов блистали благородным металлом

– на фоне лаково-чёрного рангоута это смотрелось особо щеголевато.

– Красавица! – сокрушённо вздохнул Калхан, самолично руководивший приведением в порядок штурманской рубки и мостика. Старый капитан снял с седеющей головы свою знаменитую треуголку и молодецки швырнул её о древние камни.

– Шкипер, а возьми меня хоть простым матросом – на один рейс! – во взгляде моряка блистали то ли слёзы, то ли немая мольба, и расстроганный Эстрем сообщил Калхану, что с удовольствием возьмёт не только его, но и ещё десяток моряков. Ибо посыльный от графини уже вручил ему чек на весьма радостную сумму и два «вкусных» фрахта от Садамских купцов. А в экипаже не хватает рук… В это время небеса озарились белым туманным светом. Он сгустился, приблизился – и втянулся внутрь всё ещё парящей над водой «Леди». И от этого стоящие на корабле и вокруг радостно засмеялись – словно в детстве, когда их подхватывали любящие руки матери.

– Пора! – решительно встряхнула головой Санни, и подтолкнула Эстрема вперёд. Бегом, волнуясь как юноша на первом свидании, он промчался к носу своего корабля. Здесь у бушприта уже покачивалась подвесная люлька на талях, и простоволосый моряк немедленно был опущен чуть ниже, где лукавая морская ведьма уже поблёскивала глазами в предвкушении бега над волнами. Задыхаясь от переполняющего его счастья, капитан осторожно погладил оказавшуюся тёплой и нежной щёку, а затем, закрыв глаза, приблизил свои губы к милой и лукавой усмешке… Их поцелуй был откровенным и даже бесстыжим. Затянувшийся, казалось, на целую вечность, он высветил в душе моряка каждый уголок. А взамен вся «Леди» словно озарилась внутренним светом, и ласковый смех её радостным колокольчиком пронёсся над гаванью. Обручение – так назывался этот древнейший обычай, когда душа капитана отныне всецело принадлежала прекрасному кораблю. А «Леди» навеки берегла и слушалась моряка, словно благородная лошадь чуткого и умелого наездника… Обомлевшего и едва не теряющего сознание от переполняющих всё сердце чувств Эстрема на руках отнесли в его каюту и осторожно уложили на койку. И быстро-быстро сбежали на пирс. Ибо в тот миг, когда Она и Он остались наедине, бесшумно лопнул закрывающий бухту от непогоды колпак. И когда ветер ворвался в пространство защищённой от волн гавани, «Леди» плавно и легко, словно купальщица в воду, почтила своим присутствием Ривердэйл. Это была сказка, мечта. Капитану купеческой шхуны из Нэпира сразу стало стыдно за неказистый вид и закопчёные борта. А стоящий по другую сторону щеголеватый королевский фрегат из Царства Света показался рядом с красавицей угрюмым мрачным верзилой. Пришедший в себя Эстрем осторожно выбрался на палубу. Погладил словно поющие неслышную песнь под ладонью доски, выпрямился. Помахал с борта сгрудившимся на причале людям – и восторженные вопли перекрыли даже непогоду. Подъехавшая к этому времени графиня, проведшая у Зеркала полночи, вид имела усталый, но весьма довольный.

– А этот Эстрем знает толк в поцелуях, – доверительно шепнула она потной до неприличия Санни-Челине, и обе проказницы тут же обменялись понимающими лукавыми улыбками… И если бы кто-нибудь взглянул с небес на затерявшийся в океане Ривердэйл, то заметил бы зелёные, неприлично сверкающие от удовольствия глаза рыжей ведьмы. Она сидела в уголке парка под качающейся от порывов ветра пальмой и устало отдувалась. Работёнка в эту ночь выдалась ещё из тех – Люция пока что работает грубовато, вот и пришлось Фионе выправлять да потихоньку сглаживать всплески Силы.

– Я ведь тоже леди, и тоже ведьма, – мурлыкнула волшебница, ощущая за домами мягко покачивающуюся на зыби сестру с чуть скошенными назад тремя мачтами. И два потускневших от усталости огонька рядом – Люция и Челина. Фыркнув от ощущения их своим уж сильно раскрывшимся естеством, Фиона вдруг вспомнила серые и родные глаза Воина. Где ж ты сейчас, мой милый и желанный? Ведь сушей поехал – и сейчас небось где-нибудь на сеновале постоялого двора охаживаешь млеющую от счастья простушку? Фиону от одной только этой мысли взяла такая злость, что она с досады взглядом разнесла в пыль валяющийся у забора булыжник. Незаметно осмотревшись – не приметил ли кто? – она тихо зарычала от переполняющих её чувств. А затем направилась в заведение Фабьо с твёрдым намерением налакаться до такого состояния, чтобы в свою каюту на «Леди» её занесли не как принцессу – словно дрова…

Глава 26

Выйдя на покачивающуюся палубу, по которой ветер нёс обрывки пены, Фиона с удовольствием вдохнула холодного свежего воздуха. М-да, после вчерашнего в глазах ещё немного зеленело, а к горлу подкатывала противная муть, но волшебница мстительно не пользовалась протрезвляющим заклинанием, здраво рассудив, что лучше положиться на естественные процессы и покрепче запомнить на будущее о последствиях неумеренных возлияний. И всё же она обратила внимание на плавную, лёгкую и игриво покачивающуюся походку «Леди». Насколько же она отличалась от недавнего, спотыкающегося и неуверенного ковыляния дряхлого корабля! Против ожидания, Фиона сумела самостоятельно сделать несколько шагов и обняла поющую весёлую песнь мачту. Нет, какое же это всё-таки чудо – такого единения корабля и моря она не чувствовала ещё никогда. Красавица скользила меж гигантских валов словно сама Фиона меж закованных в сталь здоровяков-гвардейцев – весело и очаровательно подмигивая каждому да посылая налево-направо воздушные поцелуи. Капитан обнаружился на корме, и вид у него до сих пор был счастливый и немного ошеломлённый. Он о чём-то переговаривался со стоящим на руле Калханом, удерживающим штурвал кончиками пальцев и легко, словно пёрышко, направляющим стремительный бег корабля. Прикоснувшись пальцами к шляпе, Эстрем уделил знатной и таинственной гостье самое вежливое и пристальное внимание. В ответ на вопрос о состоянии дел он смущённо улыбнулся:

– Да вы и сами изволите видеть, леди – чудеса всё-таки случаются! Да, слова тут были излишни. Достаточно постоять немного на палубе и прикоснуться к басовито гудящим вантам, подставив лицо солёным брызгам.

– А как быстро мы плывём? – поинтересовалась Фиона, не без труда оторвавшись от радужных и безоблачных мечтаний, прямо-таки навеваемых плавным движением корабля.

– Моряки говорят «идём», – и капитан распрядился забросить лаг. Двое матросов тут же зашвырнули за борт какую-то штуковину, в коробке что-то защёлкало, затренькало, и один из них тут же восторженно завопил:

– Семнадцать узлов, шкипер! Стушевавшись под строгим взглядом капитана, он тут же опомнился и доложил по всей форме. А Фиона по своей непоседливости и милой привычке докапываться до истины поинтересовалась – семнадцать узлов это много или мало? Эстрем пожал плечами:

– Ветер чуть переменил направление к восходу, так что теперь он для нас самый что ни на есть попутный. Но мы ещё отошли недалеко от Ривердэйла, и как бы находимся в его тени. Вот ближе к ночи посмотрим… И многоопытный капитан оказался прав. Едва над горбатыми просторами спустились не сумерки, а лишь только тень их, как началось. И такое, что Фиона на некоторое время даже струхнула – словно все демоны океана сорвались со своих цепей и, визжа и хохоча, принялись носиться над одиноким кораблём. Однако трёхмачтовая красавица лишь пренебрежительно повела носиком да прибавила хода. Капитан молодецки тряхнул головой да распорядился поставить какие-то там королевские паруса. И волшебница с замиранием смотрела, как матросы полезли в невообразимую пугающую высоту, почти на самый верх царапающих низкое небо мачт. Крохотные клочки серой парусины напряглись, и теперь корабль весь оказался укрыт парусами, словно куст сирени цветами в мае. И «Леди» не подвела – лишь громче запела победную песню, танцуя с волнами в белоснежных кружевах пены. И понесла немыслимую при попутном шторме громаду парусов легко и непринуждённо – да ведь она и была рождена для такого! Для стремительного и прекрасного бега над волнами. Капитан смеялся и плакал, когда матрос с круглыми от восторга глазами сообщил:

– Двадцать узлов, сэр! И идёт легко, вот уж воистину Леди! Эстрем обернулся к щурящейся от ветра и клочьев пены Фионе. Миг-другой смотрел на неё, а затем шагнул ближе и почтительно поцеловал руку.

– Двадцать узлов, леди Абигайль! Сорок лиг в час – неслыханное дело! Фиона осторожно скосила глаза за борт. Но от вида уносящихся назад барашков и пенных струй ей стало немного не по себе. А капитан в своём восторге ничуть не разделял её опасений:

– Двадцать узлов! А ведь мы не гоночная яхта и не легкогружёный пассажирский скороход – «Леди» всё-таки грузовой корабль, и у меня в трюме почти тысяча стоумов груза (около восьмисот тонн – прим.авт) Волшебница всё-таки прониклась его восхищением и вздохнула с некоторым облегчением.

– И никаких поводов для волнений? Во взгляде шкипера мелькнула укоризна.

– Голубушка, как можно? «Леди» как раз и была создана для этого – полёта с попутным штормом! Из дополнительной парусности я даже могу поставить лунные и ещё немного прибавить хода – моя красавица несёт паруса легко и совсем без напряжения. Но тогда мы рискуем прийти в Монтеро раньше срока и огрести штраф от тамошней купеческой гильдии. Получив от капитана подтверждение, что с таким ходом «Леди» не только наверстает потерянное время, но и придёт в порт назначения вовремя, Фиона изрядно повеселела. Настолько, что поблагодарив моряков, прошла на нос несущегося сквозь бурю корабля. Постояла некоторое время у бушприта, со страхом и восторгом глядя вперёд – большой корабль летел сквозь хаос со скоростью породистой лошади и уверенностью снежной лавины. И от этого ощущения молодая женщина получила просто-таки неописуемое удовольствие. Настолько большое, что она кивнула своим мыслям и принялась строчить что-то на клочке бумаги, закрывшись от ветра полой широкого морского плаща и покрывая листок ровными светящимися строками – благо надменно выпяченный парус укрывал её от любопытных взглядов. И когда в ответ на её призыв из низко нависающих тёмных туч на плечо волшебницы сел огромный буревестник, она прикрепила к лапке птицы послание и с усмешкой отправила её в полёт. А наутро, встав с тем лёгким и безмятежным настроением, что навевает сон человеку с чистой совестью под лёгкое покачивание несущейся сквозь шторм «Леди», Фиона даже уболтала капитанов самой постоять за штурвалом. Оба моряка

– почтенный и молодой – терзались сомнениями, всё-таки буря вокруг нешутейная. Однако Эстрем уже давно заподозрил, что леди Абигайль совсем, совсем не так проста и бесхитростна, как мог бы предположить зачарованный её внешностью глаз мужчины. А посему, поломавшись для очистки совести и пробормотав что-то о самой банальной ревности, он под надзором Калхана и беспечно попивающего чай рулевого положил ладони молодой женщины на большое штурвальное колесо, выточенное из красного и чёрного дерева и легонько подрагивающее под руками. Ощущение оказалось настолько своеобразным, что Фиона легонько взвизгнула от восторга. Большой по её представлениям трёхмачтовый корабль слушался малейшего движения столь же чутко, как и умная скаковая лошадь. Мало того, почти сразу волшебница почувствовала, чего и когда хочет эта морская ведьма, лукаво прикинувшаяся благородной «Леди». И когда немного успокоенный капитан Эстрем убрал свои руки и женщина оказалась наедине с океаном – и самой собой, восторгу её не было предела. Несущийся по океану корабль не то чтобы не чувствовался, скорее наоборот – сама Фиона и ощутила себя большой серокрылой птицей, шаловливо и грациозно раскинувшей крыла и стригущей макушки медлительных волн. Свободно и легко она мчалась вперёд, танцуя над стихиями, и сам дьявол играл ей свою музыку. И от взгляда улыбающейся сверху Ледды на щёки выхлестнул румянец а губы дерзко запели старую пиратскую песню.

Пей, и ром тебя доведёт до конца. Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Унылая осенняя погода плакала за стенами королевского дворца. Полоскала хлопающие бело-синие стяги, беспощадно орошала отфыркивающихся от влаги солдат и их прядающих ушами коней. Потерянной сиротой стучалась во все двери. И вот сейчас, словно отчаявшись, швырнула горсть капель в это окно ярко освещённой комнаты на втором этаже у балкона. Сибелис вздрогнул, на миг прервав свой рассказ, и оглянулся на окно – плотно ли заперты створки. Затем неодобрительно покачал головой и продолжил неспешную речь. С каждым днём всё труднее и невыносимее оказывалось удерживать на себе прежний, весьма неприглядный облик. А новый, чудесно изменивший не только тело, но и самую душу, прямо-таки рвался наружу. И только после целого дня хамелеоньих ужимок здесь, в надёжно запертой комнате покоев её величества, компания собиралась на традиционные посиделки, и уж перед своими-то можно было не таиться. Берта, очаровательный белокурый бесёнок, рисовала что-то прямо на стене. Не касаясь гладко оштукатуренной поверхности, обнажившейся после того, как с неё ободрали драгоценный камморальский шёлк и облицовку из старого, потемневшего дуба, художница лёгкими шевелениями пальцев изображала то согнувшиеся пальмы острова, над которым проносился свирепый тайфун южных морей, то невольничий караван, с трудом пробивающийся сквозь пылающее горнило пустыни. И величавый маг с еле заметной благородной сединой в волосах не без оснований предполагал, что где-то и когда-то всё как раз и приходит в соответствие с капризами и прихотями молодой Художницы. Королева Изольда… ох, Королева – что уж тут сказать! Мечта любого подданного и мужчины, в строгом, чёрном брючном костюме от Берты, который после долгих уговоров она всё-таки согласилась «разочек примерить», блистала своей элегантностью, шармом и в то же время величием. Алмазные серьги неземным блеском сверкали в её ушах, хоть как-то отвлекая и не давая ослепнуть от созерцания такой красоты. Королева удобно устроилась на бархатном диванчике, одновременно занимаясь своим рукодельем, поглядывая на молодёжь и впол-уха слушая волшебника. У ног её развесёлая компания из Принца, Красавицы и Сказочника – то бишь Фреда, Мальвы и Алекса – самым разгильдяйским образом бездельничала, с азартом резалась в карты и цедила лёгонькое красное вино ещё из запасов графини Ривердэйла. Причём красавица Мальва делала вид, что легонько дуется на Фреда, а Алекс делал вид, что пытается её у друга отбить. На что принц небезуспешно изображал, что страшно – просто ужасно – ревнует. И все трое иногда похихикивали. А сам Сибелис сидел в кресле и рассказывал, рассказывал, рассказывал… о диковинках и странностях, о дальних странах и необычных животных. О сокровищах подземного мира и дивных созданиях мира магического – словом, о всех тех чудесах, коими горазды нас удивить боги и матушка-природа. И под его взором на боковой стене проплывали видения, блеском и живописностью едва ли уступающие творениям Берты. Вся компания поглядывала на них, иногда ахая от восторга или брезгливо морща носы, и частенько обрушивая на Сибелиса град уточняющих и каверзных вопросов. Однако оказалось, что умудрённого жизнью волшебника не так-то просто загнать в тупик, и что он если и не знает всего на свете, то весьма и весьма к тому близок. Что такое отдых душой и телом – среди своих и когда над совестью ничего не висит – объяснять не надо? Вот как раз это оно и есть, вечерние посиделки «в гостях у королевы-матушки». И весело, и интересно да полезно, и все приличия соблюдены. Берта как раз взмахом ресниц очистила отведённый ей под художества участок стены и стала изображать танец над волнами двух диковинных, дышащих воздухом чёрно-белых рыб. Всё бы ничего, но вот только взгляды у них получались жутко умные и изрядно хитрющие. Только Сибелис хотел подтвердить, что дельфины действительно – сообразительностью вряд ли уступят некоторым не шибко умным личностям, как за окном раздался шум и лёгкое шелестящее хлопанье, перекрывшие даже ворчание непогоды. Обернувшись туда, люди немало удивились – освещённая светом, на перилах балкона сидела и прихорашивалась преизрядных размеров белая птица.

– Ничего себе, как далеко забрался, – буркнул маг, прицениваясь к пернатому взглядом. – И каким же ветром тебя сюда занесло, красавец? Однако птах по вполне понятным причинам не отозвался. Заглянул в комнату сначала одним, затем другим глазом – а потом так врезал по окну крепким клювом, что стёклышки чуть не осыпались из частого свинцового переплёта.

– А кто это? – еле дыша, осведомилась зачарованная видением Берта.

– Большой океанский альбатрос, – улыбнулся Сибелис. Королева всё-таки удивилась и оставила своё вязанье.

– Океанский? А кто у нас там – Ривердэйл?

– Мам, а уж не привет ли это от сестрицы Фионы? – заинтригованный Фред даже приподнялся с ковра.

– Хм, а может быть, – пробормотал волшебник и встал из кресла. Подойдя к окну, он распахнул его. Поморщился от ворвавшегося в комнату холодного ветра и ледяных брызг, и протянул к птице руку. Однако зловредный альбатрос предостерегающе щёлкнул здоровенным жёлтым клювом у самых пальцев волшебника. Затем неуклюже перевалился, взъерошив перья, и выставил вперёд розово-жёлтую лапку. И через некоторое время, когда в ладони Сибелиса оказалось свёрнутое в трубочку и чудесным образом ничуть не намокшее послание, хрипло, оглушительно квирркнул – и сорвался с перил в темноту.

– Фу, как же от него прогорклой рыбой несёт, – поморщился волшебник, закрывая окно и возвращаясь в комнату. К слову сказать, немногие волшебники владеют секретом тайнописи, при которой каждая закарлючка несёт смысл целой фразы, а загогулина размером со слово – и вовсе текст целого листа. Но Фиона как лучшая ученица Сибелиса блестяще овладела этой наукой, и потому не удивительно, что расшифровка и чтение послания затянулось до глубокой ночи. Зачарованно блестя кукольно-красивыми глазами, Мальва лежала на ковре. Легкомысленно болтая в воздухе длинными и стройными ногами, она слушала размеренный голос волшебника, читающего письмо сестры и иногда дающего пояснения. Рядом, положив голову на руки, валялся Алекс. И даже не надо быть семи пядей во лбу, чтобы по особому блеску глаз, мерцающему иногда не в такт огонькам свечей или язычкам пламени в камине, догадаться – в его голове уже рождается новая сказка. Может быть, о великом человеке, одному из миллионов, кому удалось воплотить и при жизни увидеть свою мечту. А может быть, о рыжей зеленоглазой ведьме, похитившей у ясноокой Ледды осенний шторм и танцующей с ним на пенных макушках волн. В любом случае, Алекс так крепко держал язык за зубами, что даже забыл об осторожности – о том, что его плечо уж слишком близко от зубок лежащей по другую сторону Берты. Художницу так взволновал рассказ о старых легендах и нынешних чудесах, что она бросила укоризненный взгляд на Королеву.

– Говорила я вам, маменька – надо было ещё задержаться в Ривердэйле! Корлева Изольда осуждающе качнула радужными брызгами в ушах и рассудительно заметила, что всю жизнь на райском острове не проведёшь. И попросила мэтра Сибелиса продолжать. И только Фред, покусывая кончик растопочной лучинки, помалкивал. Уж он-то знал, что сестрица без нужды не станет так подробно и восторженно расписывать свои впечатления – что-то за этим кроется. И верно. После окончания повествования воцарилась долгая пауза, пока слушатели переваривали услышанное и восхищались. Но Королева – она королева всегда и во всём.

– Сибелис, а ведь ваша ученица выбрала вам наказание. И я склонна согласиться с этой рыжей девчонкой.

– Восстановить весь букет «танцующих Л»? – брови волшебника взметнулись вверх, ибо работа предстояла немыслимо дорогая и хлопотная. Но ответил ему доселе молчащий принц Фред. Улыбнувшись той мысли, что верно предугадал намерения сестрицы, он вздохнул:

– И этот флот будет принадлежать нам. Но если самый лучший в мире корабль не будет называться «Королева», то клянусь всеми богами, Сибелис – я каждый день буду протыкать вас шпагой, копьём и прочими острыми железками. Усмехнувшись этой немного жестокой шутке, Сибелис призадумался – а кого же принц имел в виду под Королевой? Глаза его заметались между Мальвой и Изольдой так явственно, что красавица усмехнулась и ласково потрепала своего принца за ухо.

– Успокойтесь, мэтр – Королева у нас одна. А мне и принцессой больше нравится. Фред с самым счастливым видом кивнул, и Изольда с горделивой материнской улыбкой глянула на валяющуюся на ковре молодёжь.

– Спасибо, – а затем перевела взгляд на крепко задумавшегося волшебника.

– И не затягивайте, Сибелис – не хочу просить Берту, чтобы добавила в нашу команду Палача. Лицо почтенного волшебника так перекосилось, когда до него дошёл смысл сказанного, что все чуть не попадали со смеха – и даже на точёном лице Королевы расцвела тонкая улыбка.

Над этим городом словно стояла вечная непогода. Во всяком случае, одинокая тёмная туча постоянно нависала над широкой, самой высокой центральной частью. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что имя этому мрачному феномену – королевский дворец. Построенный ещё дедом нынешнего короля, прозванным Железнобородым за серо-рыжеватую поросль на лице, издали похожую на пучок слегка тронутой ржой железной проволоки. И от всех прочих дворцов именно этот отличался той особенностью, что снаружи весь был облицован особым образом воронёными пластинами стали. Специально выученная пара мастеров каждодневно осматривала и чинила облицовку, всматриваясь усталыми и дрожащими от страха глазами – уж не отошла ли где чешуйка? Не вгрызлась ли в чернёное железо вездесущая и беспощадная ржавчина? И не появилось ли, упаси боги, где пятнышко на безукоризненно чёрной репутации короля? Гуго остановил коня на краю широкой площади, другим концом осторожно касающейся ограды королевского дворца. Буквально остолбенев от восторга перед этим мрачным великолепием, он с трудом пришёл в себя – при весьма необычном внешнем виде сооружение оказалось ещё и весьма красивым. Под самое небо вздымались горделивые чёрные башни с тонкими и острыми, словно когти ночного дракона, шпилями.

– Впечатляет, – смущённо заметил он невозмутимо сидящему в седле барону ван Хольму. – Извращённо, но – впечатляет. Хмыкнув – какое впечатление произвела на молодого человека резиденция повелителя, барон тронул поводья. Неспешно, с вызывающим и преисполненным достоинства цокотом подков по брусчатке, они вернулись в глубину улицы, направляясь обратно к гостинице для знатных приезжих, куда определили гостя. Но Гуго всё оборачивался – и смотрел назад, где сквозь тесноту города всему миру грозил дом чёрного короля. М-да – зрелище не для слабонервных дамочек… Уже под самой дверью богато обставленного, с обилием украшенных резьбой панелей из морёного дуба номера, барон обратился к нему.

– Сэр Майкл, ещё одно дело – по закону вы не можете находиться в городе с боевым оружием, – взгляд его оказался чуть напряжённым. – В моём присутствии ладно – но я отправляюсь с докладом к его величеству. И если вам вздумается пойти прогуляться, могут возникнуть серьёзные неприятности. Зайдя внутрь, Гуго огляделся, слегка поморщившись от помпезной и немного мрачноватой обстановки и кивнул в знак того, что слова спутника он понял. Он вынул из придверной стойки для зонтов определённый было туда меч. Чуть выдвинул клинок из ножен, прислушивался миг-другой, наслаждаясь его неслышной никому кроме хозяина песней, а затем задвинул обратно. Хотя по пути сюда подраться случая так и не довелось, меч ничуть не обиделся – он ждал и знал, что терпение его окажется вознаграждённым. Протянув меч барону, Гуго самым серьёзным голосом ответил:

– Мне стоит очень больших усилий хотя бы на миг расстаться с ним. Впрочем, оцените сами. Осторожно приняв в руки протянутое ему в знак доверия оружие, ван Хольм точно так же обнажил меч – на пару ладоней. Одного взгляда на светлую каёмку по обеим сторонам режущих кромок и на мерцающее изумрудным светом клеймо оружейника опытному воину оказалось достаточно. Выдержка на миг изменила ему, и один лишь восхищённый взгляд сказал Гуго о многом.

– Осторожнее, ваша светлость, – дёрнулся непрестанно маячущий за плечом барона маг. – На клинке чары…

– Сам вижу, болван, – пробормотал ему ван Хольм и поднял на Гуго вопросительный взгляд.

– Так, от воров и ржавчины зачарован, – великосветски отмахнулся принц, не спешащий пока что посвящать окружающих в тайну своего рождения. Шагнул к столику и налил себе вина, красноречиво подставляя незащищённую спину. Однако у барона, очевидно, мозгов и впрямь оказалось куда больше нежели у простолюдина, ибо он даже не стал рассыпаться в комплиментах и эпитетах так потрясшему его клинку.

– Понимаю, сэр Майкл, – он бережно провёл по благородной стали пальцами и затем не без вздоха вернул клинок в ножны. Поставил обратно в стойку, встряхнул головой.

– К тому же, это подарок от очень дорогого мне человека, – добавил наблюдающий за ним Гуго. Кивнув, барон бросил на сопровождающего его мага один только взгляд – и тот буквально испарился сквозь закрытую дверь. А ван Хольм помялся чуть, затем всё-таки решился.

– И всё же, что вы задумали, скрывающийся под именем сэра Майкла некто?

– Пока не знаю, – честно ответил Гуго, усмехнувшись. – Пока что немного осмотрюсь, ведь уверен, что так быстро подобные вопросы с аудиенцией у чёрного короля не решаются. Бюрократия, она повсюду. Ван Хольм долго, с непонятной мрачностью смотрел на гостя. И наконец он решился.

– Ведь моя обязанность – защищать короля. Но что-то мне говорит, что я бессилен. И что решающая ошибка уже совершена. Гуго призадумался. Он вспомнил то своё видение, усиленное и подсмотренное королевским магом. То самое, когда он руководил битвой закованных в воронёную сталь – и когда левым крылом его армии командовал верный и надёжный как скала барон ван Хольм в изрубленных доспехах.

– Знаете, барон – ваш нынешний король уже мёртв, хотя сам он об этом не догадывается, да и знают об этом только немногие, – мягко ответил он и, подумав чуть, добавил. – А я не знаю ещё, скольких мне придётся отправить в ад следом за ним. Кто знает, где витали мысли полководца и вельможи, но ван Хольм всё же спросил:

– И что мешает мне кликнуть солдат и изрубить вас в капусту, попросту задавив численностью? Покачав головой, Гуго хмыкнул и с самым легкомысленным видом прошёлся по тёмному однотонному ковру, покрывающему пол. Качнул на полке литой стеклянный колокольчик, но не позволил тому издать звон и вызвать прислугу.

– Не выйдет, барон. Меня защищают такие силы, что ваши маги их не смогли даже обнаружить – это выше их.

– Муравей и гора? – оказывается, барон тоже читывал книги эльфийских философов и знал притчу о насекомом, неспособном ни окинуть препятствие взором, ни понять его своим скудным умишком. Гуго взглянул на собеседника с неподдельным интересом. Много ли вы знаете дворян и выдающихся полководцев, знакомых с этакими тонкостями логики? Он кивнул мрачно задумавшемуся ван Хольму.

– Да. А сверх того – поцелуй ведьмы, подаренный после ночи любви. Собеседник вздрогнул и посмотрел в ответ с мистическим, почти суеверным страхом.

– Но ведь древнее пророчество гласит… – и лишь невероятным усилием воли он заставил себя замолчать. Коротко, скомкано распрощавшись, барон вышел из номера. Шатаясь и разрывая неверной рукой вдруг ставший тесным ворот, он кое-как добрёл до лестницы вниз. И лишь взобравшись на коня, ван Хольм немного пришёл в себя. И всё же этот сильный, неробкого десятка мужчина, проезжая мимо гостиницы, не осмелился поднять взгляд вверх – туда, где из окна на него с бледной улыбкой на устах глядел сир Майкл.

Вдоволь налюбовавшись видом на вечерний Эксер с макушки Алой привратной башни, Гуго погладил ладонью благородный камень. Возведённая в давние времена для защиты города в период смут и распрей, сложенная из красноватого дикого камня башня нынче потеряла свою важность и осталась всего лишь одной из многочисленных достопримечательностей. Ведь король правил страной воистину железной рукой – и любой бунт теперь оказывался лишь экзотическим способом самоубийства. А до границ тысяча лиг… Стражники у ворот за пару монет отомкнули дверцу входа на винтовую лестницу. И пропустили поглазеть наверх прилично одетого дворянина, к тому же трезвого – а лёгонький аромат золотистого вина из Таларны это так, для бодрости духа. Спустившись вниз, Гуго кивнул служивым – вернулся, мол, запирайте – и направился обратно в центр большого города, беспечно разглядывая парки и тёмные, нависающие над ним громады непривычно выглядящих зданий. Нет, верно сказала матушка – «Малыш, тебе там не очень понравится!» И всё же даже её власти Королевы оказалось недостаточно, чтобы запретить и не отпустить своего Воина малость порезвиться. Размышления молодого человека оказались прерваны осенним дождём, хлынувшим с уже почти совсем почерневшего неба. Брать наёмный экипаж он не захотел, а посему припустил бегом. Весело шлёпая по бегущим по булыжнику потокам и распугивая редких прохожих развевающимся плащом, Гуго вихрем пронёсся по улицам и влетел в ярко освещённый вестибюль мокрым до нитки, но весьма довольным. На бегу он едва не сшиб молодого худощавого парня в походной куртке, очевидно только заселящегося, так как тот стоял у широкой, крытой алым ковром лестницы и отдавал распоряжения слугам насчёт багажа. Но всё-таки успел подхватить его и придать вертикальное положение (а если б упал, то тут уже оскорбление и вплоть до дуэли или какого другого конфуза).

– Извини, братишка, – Гуго с полувзгляда оценил, что паренёк из дворянского сословия, но не кичливый. Принеся затем самые вежливые извинения и проявив раскаяние в несдержанности, он в знак примирения протянул руку. Тут он только обратил внимание на вытянувшиеся и побледневшие лица окружающих. И заметил, что правая рука парня не в порядке. То ли усохла, то ли от рождения такая – но… брр! Мгновенно подав левую руку, он осторожно пожал узкую ладонь молодого человека, вынужденного вести отнюдь не здоровый образ жизни и оттого не отличающегося его собственной крепостью и статью. Извинившись ещё раз и получив заверения, что инцидент исчерпан, Гуго легонько приобнял паренька за плечи, шепнув при этом на ухо, что выпивка с него, и уже куда осторожнее взбежал по лестнице на свой третий этаж. Слуга привёл одежду молодого господина и его самого в относительный порядок, а потом взбодрившийся после холодного душа в ванной Гуго отдал должное мастерству здешних поваров. Одетый в одно лишь небрежно обмотанное вокруг бёдер полотенце, он сыто и блаженно потянулся. Вышел на балкон и, облокотившись на перила, ещё долго смотрел на засыпающий великий город. И размышления, нежные и лиричные, вовсе не подобающие суровому Воину, привели его в умиротворённое и чуточку романтичное состояние. Третий день от барона ни слуху, ни духу, лишь соглядатаи по пятам ходят да легонько иной раз по сознанию словно кто пушистой кисточкой пройдётся – не иначе магики шалят. Да и пёс с ними со всеми! Потому не удивительно, что когда в дверях номера нарисовался помощник хозяина гостиницы и подобострастно стал кланяться, Гуго не швырнул в него чем-нибудь не особенно тяжёлым и острым, как имел обыкновение делать, а немного философски на него воззрился. Выяснилось, что непрестанно кланяющийся и потеющий человечек ни много ни мало как предлагает молодому господину одно из тех развлечений, коими приезжие обычно балуются вечерами и ночами на широкой постели. А попросту говоря, девочку – приятной внешности и ласкового обхождения. Заслышав, что здешний контингент ещё и обучен искусству возвышенной беседы, Гуго прямо-таки изумился. А потом недобро ухмыльнулся про себя. Интересные дела тут происходят, однако! Две ночи приезжему давали скучать в одинокой, хотя и весьма шикарной кровати, а тут нате вам – спохватились. Уж не кроется ли здесь нечто? Посмотрим… И он с великолепной небрежностью кивнул, разом прервав все словоизлияния и уверения в свей преданности.

Она вошла, как ласковое дуновение ветерка. Как первое дыхание ночи, принёсшей свою свежесть на смену душному полудню. Сказать, что девонька оказалась хороша – значит ничего не сказать. Просто шикарна. Лёгкая накидка из полупрозрачной ткани по желанию умеющей носить такое одеяние хозяйки могло скрывать все прелести, а могло и наоборот – подчёркивать. Так вот, сейчас вошедшая весьма изящно демонстрировала и тонкую талию, и длинные, почти как у Мальвы, ноги. И… ну в общем, всё остальное тоже – впору просить Берту запечатлеть на полотне сие юное и прекрасное создание. Гуго от нечего делать валялся на кровати, закинув одну руку за голову, а другой незаметно поглаживая под атласным покрывалом рукоять неразлучного кинжала. М-да, что тут сказать – он абсолютно не имел понятия, каков уровень здешних ночных бабочек, но что эта на их фоне просто царица, готов был прозакладывать душу. И всё же это не усыпило его подозрений – наоборот, только укрепило их.

– Что пожелает мой господин? – а голос у девчонки тоже хорош – нежный, с той легчайшей чувственной хрипотцой, которую так великолепно умела изображать Фиона.

– Подойди. Да и походочка просто умопомрачительна! Отметив, как изящно и вкрадчиво ступают по толстому ковру узкие щиколотки с позвякивающими на них тонкими браслетами, Гуго с присущей настороженному взгляду чуткостью отметил, что девица явно обучалась танцам и наверняка – фехтованию.

– Шпага или рапира? – напрямик спросил он. Удивление в блестящих тёмных глазах плескалось всего лишь миг. А затем ресницы дрогнули, и на прелестных губках расцвела тонкая, еле заметная улыбка.

– А вы наблюдательны, мой повелитель. Рапира, в школе мастера Мэрля. Хмыкнув над своей мыслью, что больше похоже на шпагу – да ещё и в паре с кинжалом, принц ещё раз окинул взглядом сногсшибательную, пока ещё закутанную полупрозрачным маревом одежд фигурку. Встав, он с грацией ленивого тигра обошёл по кругу остановившуюся почти у кровати гостью. Разумеется, он не позволил мохнатому и здоровущему полотенцу соскользнуть со своих бёдер, а мимолётное движение руки, спрятавшей под складки кинжал, осталось незамеченным. Обойдя, он не без удовольствия осмотрел девицу. Но неслышно втянул ноздрями воздух с той стороны, куда от той относило запахи легчайшее дуновение ветра из приоткрытой балконной двери. Хм, интересно – и весьма. В дамских парфумах он разбирался примерно как матушка в фехтовании двуручником. Однако что во всём мире представительницы древнейшей женской профессии пользуются настойкой из корня мерля, чтобы самым банальным образом не залететь, знал не понаслышке. А тут – ни малейшего следочка, и некурящий Гуго незаметно улыбнулся своей сообразительности. Остановившись перед молчаливо и спокойно стоящей девицей, он легонько, прикосновением пальца приподнял нежный подбородок и взглянул в это лицо. Чёрт!

– Берта не упустила бы такой модели для портрета! Пропорциональная и весьма миловидная мордашка, коих в общем-то, не так уж и мало для умеющего искать. И всё же еле заметно вздёрнутый кончик носа и некая неуловимая, легчайшая неправильность придавали этому лицу особую, незабываемую прелесть. Задумавшись на миг, кого же ему напоминают эти тёмные, почти чёрные глаза, Гуго отметил слегка расширенные зрачки.

– Магичка? Девица эдак легонько встрепенулась. Смутилась на миг, но тотчас с собой справилась.

– Всего лишь щепотка травки, мой господин – чтобы притупить восприятие. Не в обиду будь сказано, но частенько клиенты не отличаются вашей приятственной внешностью, зато обнаруживают гнусную и разнузданную фантазию. Врёшь, девонька – уж Алекс-то, разрабатывавший планы разгрома наркоторговли в родном Царстве Света, заставил на совесть выучить и запомнить, как выглядит и пахнет дурь во всех её разновидностях. А уж травка с Золотых островов и вовсе пахнет резко, приторно и весьма специфично. Что ж, значит, определённо магичка… И после всех этих лёгоньких несуразиц Гуго окончательно уверился, что дело тут нечисто. Он вернулся на постель, некоторое время с любопытством разглядывал гостью.

– Расслабься – фантазии мои гнусностью не отличаются. Будь сама собой. И – как тебя зовут? Только уж сделай одолжение, хоть на этот раз ответь правду. Девица посмотрела в ответ немного удивлённо и даже пытливо. Но после еле заметной паузы улыбнулась. Совершенно раскованно утянула со столика бутылку и два бокала. Принеся их с собой, плюхнулась на край кровати и протянула вино Гуго.

– Раскусил-таки… а ведь предупреждал же меня барон! Я Патрисия. Дочь короля Олафа и стало быть, принцесса, – и, словно упреждая сам собой разумеющийся вопрос, продолжила. – Я так заинтересовалась рассказом ван Хольма, что решила лично прийти посмотреть. А что под маской девицы лёгкого поведения – так даже пикантнее. Гуго тем временем расправился с тугой пробкой и плеснул в бокалы вина.

– Ну, и каковы результаты осмотра? – а сам незаметно собрался. Уж наверняка сейчас на них смотрят несколько арбалетов и загодя приготовленных заклинаний. Возможно, придётся начинать крошить весь этот город прямо сейчас… ах, чёрт – меч остался в прихожей! Ну да ладно – авось магия рыжей ведьмы не спасует… А она весьма рисковая девица – правда, и хороша, чертовка! Это ж получается, если покойный ван Дерек, чтоб его черти в аду миловали, приходился королю братцем, то эта Патрисия выходит – двоюродная сестра? Ага, точно – кузина. И он посмотрел на шалую гостью совсем другими глазами. Умна, хороша собой, и если не врут данные Алексовой разведки, магичка, хоть и без особых талантов. Неплохой экземплярчик в нашу семейку. Как там Фи выражалась? Гадюшник? Змеиное гнездо? Едва пригубив тёмного, ароматного вина, он отметил, что Патрисия сделала то же самое. Та тоже заметила это, и поиграв бокалом, демонстративно выпила до дна. Ну, вино неплохое и вряд ли успели чего подмешать – Гуго его купил и принёс в номер лично. А посему улыбнулся легонько и выпил тоже.

– Результаты внешнего осмотра вроде приятные, – ответила с непонятной улыбкой принцесса. – Но, может быть, гость проявит ответную любезность и представится тоже? Не дожидаясь внутреннего исследования – моей магией или инструментами палачей. Принц, втихомолку начиная потихоньку забавляться ситуацией, открыто усмехнулся.

– Я сын своей матери, – он продемонстрировал на пальце кольцо. То самое, с чёрным бриллиантом и прыгающим через него соболем на ободке белого золота. К слову сказать, металл этот обычное золото и есть. Но по какой-то прихоти бессмертных, сотворивших этот мир, на населённом загорелыми до черноты людьми континенте в южных морях оно оказалось немного светлее обычного – оттого-то и так ценилось.

– А отец? – Патрисия выудила из складок одеяния плоскую коробочку. Извлекла из неё тонкую длинную сигаретку из целого табачного листа и тут же прикурила от огонька, выросшего на кончике пальца.

– Отец? – Гуго пожал плечами. – Он очень, очень умно сделал, не дожив до этого дня. Иначе сейчас я убивал бы его долго и с невыразимым наслаждением. Тонкие изящные ноздри Патрисии хищно раздулись. Какая великолепная загадка, какая интрига! Жаль, что этот великолепный образчик самца скоро превратится в кусок мяса на пытошном столе…

– И всё же? Как-то даже неприлично принцессе крови прыгать в постель хоть и к красавчику, но всё же незнакомцу.

– Этого не будет, – заверил Гуго. – А кто я? Потерпи, сама всё узнаешь – если доживёшь. Патрисия откровенно удивилась.

– Ты откажешь – мне? – и пальчики её легко, шаловливо пробежались по широкой груди так заинтересовавшего её незнакомца. Сколько же вас таких было – сильных и самонадеянных, мечтающих скинуть отца с Железного Трона… Гуго только улыбнулся в ответ – но если бы кузина сейчас могла заглянуть в его душу, то сиганула бы прямо с балкона, невзирая на третий этаж, и поползла бы подальше. Поползла бы, скрипя по булыжнику переломанными руками-ногами и тщась уйти как можно дальше… Видение это оказалось столь отчётливо, что Гуго на миг зажмурился, отгоняя его. Однако Патрисия, неверно истолковав это, усмехнулась – все вы одинаковы. Отставив в сторону бокал, она наклонилась к самому лицу. Погладила по голове, ласково ероша короткие волосы воина. Долго, бесконечно долго всматривалась в эти глаза, а затем, легонько потеревшись носиком о его кончик носа, прикоснулась своими губками – к его. От яростного шипения едва не заложило уши. А ярчайшая вспышка слепящего света отбросила незадачливую принцессу в угол комнаты. Невидимая сила ещё несколько мигов ощутимо реяла над комнатой, а затем скрыла своё присутствие.

– Разве барон не предупредил? – Гуго проводил полёт Патрисии едва поворотив голову и почти не двигаясь – лишь немного расслабилась его ладонь, ласкающая не женщину, но рукоять кинжала. – Поцелуй ведьмы тебе не по силам, принцесса. Та некоторое время шевелила обожженными, стремительно покрывающимися волдырями губами. Затем встряхнула головой, прошептала над собой какое-то заклинание. Видимо, всё же гордая наследница обладала немалой силой, ибо прошло не так уж много времени, а лицо её приняло подобающий вид – и на бледных от ненависти щеках даже появился румянец. А сам Гуго, с недоумением почувствовав на своих собствнных губах лёгкое жжение, недоумённо провёл по ним пальцем.

– Каменный яд, – усмехнулась Патрисия. – Посмотрим, справится ли неведомая ведьма с этим. Я заранее приняла известное очень немногим противоядие и смочила губы эликсиром. Принц пожал плечами. Любви Фионы всё равно – экзотическая отрава или арбалетный болт. Защищает ничуть не хуже, чем материнское благословение. А если учесть, что маменька Королева… Он потянулся рукой, достал тончайшего полотна батистовый платок, и просто протёр губы – словно ему противно было гадливое ощущение после неудавшегося поцелуя принцессы. Та уловила подтест, дёрнула щекой, а в глазах к ожиданию смерти своего обидчика добавился гнев. Однако отнюдь не страдающая отсутствием хитрости Фиона подарила своему Воину этот платок не просто так. На нём через равные промежутки ею нанесены были тонкие риски различных, закреплённых магией составов.

– Хм, действительно – каменный яд, – улыбнулся Гуго, увидев, как чуть потемнела и проявилась третья полоска в правом ряду. Время текло и текло – как и дождь снаружи, а он всё ещё был жив. Патрисия вылезла из своего угла, шагнула поближе на заметно подрагивающих ногах и всмотрелась недоверчиво.

– Жаль, – вздохнула она. – Хоть папенька и изрядный мерзавец, но всё же лучше отец-король, чем никакого. Она прошлась по полутёмной, освещённой лишь парой свечей комнате. Тронула цитру, зазвенела тихонько струнами. Хмыкнула рассеянно, обнаружив, что на инструменте семь струн – против общепринятых в здешних местах шести. Взяла в руки, перенастроила. Гуго лежал по-прежнему на постели, чувствуя себя одиноко даже в присутствии двоюродной сестры – красавицы и редкостной стервы. Он смотрел на лицо сидящей посреди широкого ковра женщины. Черты её чуть обострились, стали жёстче – и чуть сильнее проявились скулы. Глаза Патрисия закрыла, играя какую-то старую, почти забытую мелодию, и лишь на щеке блеснула слезинка. Вдруг она резко оборвала музыку, и отлетевшая в угол цитра лишь обиженно загудела.

– Что ж… я сделала всё, что могла. Силой тебя не прошибить, как женщина я тебя не интересую. Принцесса резко встряхнула лицом, устыдясь своих слёз.

– Дай мне свой кинжал, – потребовала она. Миг – и брошенный умелой рукой клинок вонзился в ковёр рядом с ней. И не успел Гуго предпринять никаких действий, как Патрисия одним движением ухватила оружие за рукоять – и вонзила себе под левую грудь. В ставших огромными чёрных глазах ещё колыхалась детская обида и изумление, а тело избравшей свой путь принцессы уже медленно, словно под водой, стало опускаться вниз…

Глава 27

Сидя за столиком полутёмной таверны, старый Калхан заливал грусть-тоску и, слегка умеряя свой зычный капитанский голос, горланил песню, сочинённую пиратской предводительницей в такие незапамятные времена, что одна только мысль о них приводила в священный трепет. Да, славные было времечко – лихая Ника Вер наводила ужас на флоты всех морей и щипала даже эльфийские флотилии, а на досуге умела трогать словом людские сердца – да так, что спустя века сама собой на глаза являлась непрошеная слеза. В конце концов пиратскую баронессу и поразило в самое сердце. Но не стрелой или острой сталью. Ясноглазый красавец похитил её покой и сон – а когда на поверку он оказался засланным в её стан лазутчиком от губернатора Нэпира, она самолично проткнула его шпагой. И шагнула с мостика фрегата прямо в штормовое море… Уже давно «Леди», сдав груз и вновь загрузив трюмы, унеслась в океанские просторы и её широкие крыла нынче тешат взоры морских богов, а почтенный капитан всё никак не мог забыть ощущение нежно и трепетно отзывающегося, казалось, даже на одну только мысль штурвала. Вот и редели винные запасы уютного заведения в порту Монтеро, выливаясь в глотку старого моряка – так же, как за стеной изливались дождём хляби небесные. И всё же, шалая леди Абигайль, что на поверку оказалась сменившей внешность самой принцессой из Царства Света, на прощание шепнула:

– Жди здесь, капитан, – и упорхнула чудесным неземным видением, оставив в ладони тяжёленький мешочек. Вот и сидел моряк, цедя лёгкое таларнское вино и напевая словно сами собой рождающиеся в голове слова.

Скулите, снасти, от ласки бурь: В таверне девки визжат сильней, От крепкой хватки лихих парней, Топивших в море тоску и дурь.

Сквозь дни и мили проложен курс, Штурвал и сабля – все под рукой. Пусть сладок скукой земной покой, Соленых вод нам милее вкус.

В рассвет, в закат ли мы все уйдем К последней, но не чужой земле. Остынет память, и на столе В забытой кружке прогоркнет ром…

Песня Ивановой В.Е.

А в это время на границе княжества, на уводящем в расположенное на полуночи Королевство Хаоса широком и многолюдном тракте, разыгралась небольшая, но примечательная сценка. Сержант порубежной службы не то чтобы маялся бездельем – служба здесь, конечно, необременительна, но вовсе и не скучна. Оттого он и усмехнулся приветливо, когда с медленно, словно нерешительно подошедшей лошади наземь спрыгнула симпатичная молодая женщина и обратилась к нему.

– Господин офицер, не поможете ли вы мне хорошим советом? Сказано это было столь нежным и чуть неуверенным голосом, а протянувшая дорожные бумаги ручка столь безукоризненной, что пожилой служака против воли улыбнулся и коснулся пальцами форменной шляпы.

– Сержант Фромм. О-о, герцогство Нэпир! – хотя официально нейтральная страна на деле и являлась верным союзником светлых и соответственно – недругом Королевства Хаоса, службу он знал чётко. Из дальнейшей беседы сержант уяснил, что девица Абигайль поспорила со своей родственницей по одному очень интересному поводу.

– Моя сестра утверждала, что у вас тут сплошной хаос и беспредел. А я – что королевство немыслимо без законов и тех, кто их утверждает.

– Так вы полностью правы, маленькая леди, – рослый служака подивился про себя причудам аристократок, но виду не подавал. – Есть и армия, и стража, и тайная королевская служба.

– Вот мы и поспорили, – горячо, словно в запале, зачастила никто иная, как Фиона собственной персоной. – Что я доеду отсюда до вашей столицы и обратно живой и невредимой. Осторожно выразив поддержку спорщице, сержант всё же порекомендовал взять провожатого или нанять охрану.

– Это противоречит условиям спора, – не без сожаления пролепетала девица и легонько поёжилась от собственной смелости. В былые времена, ещё лет десять назад, Фромм наплевал бы на любые законы ради свидания с подобной милашкой, но тут дело выходило вовсе даже интересное. Конечно, на дорогах королевства иной раз, хоть и редко, попадались лихие парни. Да и кое-кто из господ дворян втихомолку шалит в глуши, не без этого. Но спор – дело святое, тут уж надо подходить со всей серьёзностью.

– А где ваша служанка? Или как это у вас называют – компаньонка? Девица эдак легонько поморщила носик и с сожалением заметила, что тащить служанку через океан – дело хлопотное. «Вернее, накладное» – сержант прикинул стоимость билета в пассажирской каюте трансокеанского корабля и мысленно полностью с этой леди согласился. Куда проще и дешевле нанять служанку здесь.

– Кстати, – заметил он. – Чуть дальше и влево по тракту приграничный город-порт Темер. Там неплохой невольничий рынок… Разумеется, сержант прекрасно знал, что по ту сторону океана весьма неодобрительно смотрят на работорговлю. Но помнил он также, что среди приезжих оттуда распространена практика покупать в Королевстве Хаоса рабов и по возвращении домой давать тем свободу. Надо ли и говорить, что такие слуги оказывались куда преданней и исполнительней, нежели обычные наёмные? А сам он, незаметно для себя затаив дыхание, ждал – повезёт ли сегодня кому-то из несчастных невольников? Фиона привычно обострила восприятие и заглянула в глаза чуть седеющему сержанту. Спохватившись, она прекратила так рискованно раскрывать себя, но основное всё же ухватить успела.

– Кто? – еле слышно выдохнула она пошатнувшемуся на миг солдату. Ибо явственно увидела детское воспоминание, когда королевский исполнитель пришёл выбивать долги из старого плотника и тот, закаменев лицом, ответил, что денег нет – услуги плотника не в ходу нынче. И, отказавшись продать в неволю кого-то из детей или испуганно обнимающую их супругу, фактически сам защёлкнул на своей шее рабский ошейник. Конечно, будь дело во владениях какого-нибудь барона, можно было бы пасть в ноги к нему или супруге – обычно лорды своих людей так просто в рабство не продавали. Но семье старого Фромма не посчастливилось – они жили на коронных землях и задолжали в коронный банк, а соответственно, самому королю Олафу, чтоб его от стылого железного трона ревматизм прохватил!

– Отец, – так же еле слышно ответил старый сержант, прекрасно осознавая, чем подобные разговоры грозят ему. Понимающе кивнув ресницами, Фиона громче поблагодарила:

– Я последую вашему совету, господин сержант. И после ещё некоторых разговоров поскакала на полночь, оставив сержанту большую золотую монету.

Невольничий рынок Темера произвёл на Фиону просто удручающее впечатление. Задумчиво идя по усыпанной соломой и испражнениями огромной площади, она предавалась философским размышлениям и грустно смотрела по сторонам. Как и сказал один разбитной торговец живым товаром:

– Да что вы хотите, несравненная леди? Скот и есть – разумные животные, и только! Кругом одни только потухшие глаза, а в них – тупая покорность судьбе. Как же немного надо, чтобы искусные надсмотрщики стёрли из человека всё человеческое и самую душу, оставив лишь зачатки. Понимать речь, исполнять приказы. Ждать. Почувствовав, как от омерзения в глубине души поднимается волна ненависти, Фиона только неимоверным усилием воли удержала себя от нестерпимого желания – жечь, жечь и убивать! Глухо застонав, она лишь выше подняла голову и направилась дальше. И когда ноги привели её на тот край, где продавались «игрушки для развлечений», волшебница уже еле сдерживалась. Потому смуглый пухлогубый торговец, собиравшийся хлестать длинным кожаным бичом привязанную к столбу девчонку, должен был бы всю оставшуюся жизнь благодарить богов, что в этот день Фиона не дала волю своему гневу.

– Прекратить, – мурлыкнула она ленивым голосом. Но промелькнуло в этом слове и интонациях что-то такое властное, напоминающее то ли дыбу, то ли раскалённые клещи, что оглянувшийся торговец не только опустил руку, но и согнулся в самом угодливом поклоне перед хорошенькой дамой.

– Осмелюсь сообщить, ваша милость, это чрезвычайно вредная и строптивая рабыня, – от какого-то непонятного ощущения работорговец потел, несмотря на продирающий его по спине мороз. – Когда лорд Крайтон хотел проверить ей зубы, тварь укусила его за палец.

– Сто монет штрафа, леди, представляете! – горестно взвыл он.

– Строптивая и непокорная? – с лёгким сомнением в голосе спросила Фиона, осторожно напуская на себя лениво-заинтересованный вид. Торговец заюлил вокруг возможной покупательницы словно вокруг престарелой тётушки в момент составления завещания. И всё же он, удручённо причитая, предупредил, что да – девчонка на редкость неблагодарная тварь. Обучена приятному обращению, танцам и музыке, и тем не менее, за строптивый характер и острый язычок никто к ней даже и не приценивается. А тут ещё и конфуз с лордом! Осталось последнее средство – запороть плетью до смерти, чтобы неповадно было остальным. Волшебница сделала вид, что задумалась. Но внутри неё всё пело – спасибо за идею, дядюшка Фромм! Но узелок о некоем лорде Крайтоне она на память завязала.

– Я хочу досадить своей сестре. Как вы думаете, подойдёт эта юная нахалка в качестве подарка? Почувствовав, что можно сбагрить с рук дерзкую девчонку, да ещё и с хорошей прибылью – а пуще всего польщённый тем, что знатная дама испросила его совета, торговец совсем убрал плеть. И даже принялся было привычной скороговоркой расхваливать товар, но Фиона прервала его словоизлияния, лишь слегка поморщив прелестный даже в замаскированном обличье носик.

– Её прелести и умения меня не интересуют, идиот, – фыркнула она. – Совсем наоборот – умеет ли игрушка ежедневно и ежечасно доводить людей до белого каления?

– О-о, пресвятые боги! – потный мужчина от избытка чувств даже поднял ладони и глаза к небесам. – И настолько хорошо умеет, что я даже продам вашей милости эту строптивицу со значительной скидкой. Скептически глянув на него, Фиона всем видом изобразила недоверие и шагнула поближе к растянутой за кисти рук и лодыжки жертве. Покачав головой, она признала про себя, что та неплохо сложена и развита для своих двенадцати. Но взгляд… взгляд маленькой негодницы полыхнул в ответ такой неприкрытой ненавистью и тоской, что волшебница даже отшатнулась.

– Что? – осторожно спросил вновь отчаявшийся торговец. Напустив на себя задумчивость, Фиона ещё раз для виду окинула взором распластанную на лобном месте девчонку. Спохватившись, поднесла к своему носу надушенный платок – она приметила, что так делают не выносящие здешней вони аристократки. Затем чопорно направилась прочь, великосветски процедив на ходу:

– Сделай всё, что надо и приведи её ко мне. Цена за наспех вымытую и одетую в мятое подобие платья девчонку и впрямь оказалась невысока – хотя Фиона за подобное сокровище не колеблясь отдала бы и вдесятеро больше. Умная девушка с крепкими нервами и стойким характером, отнюдь не дурнушка – согласитесь, из такой выйдет не столько служанка, сколько помощница. Значит, тебя зовут Сабрина? Потому-то, сунув за вырез платья купчую и вертя в пальчиках свистульку из обожжёной глины, Фиона тут же, за заборчиком, сторговала для своей настороженно поглядывающей покупки небольшую резвую лошадку. И лишь проскакав по тракту на полночь несколько лиг, волшебница позволила себе скинуть маску запросто покупающей рабынь аристократичной стервы и глухо выругалась. Решительно свернув в прогалину меж уныло шумящими деревьями, она безжалостно погнала лошадей в сторону от тракта. Осень коснулась уже и здешних южных краёв. По небу тянулись тяжёлые, уже чернеющие в преддверии вечера тучи. А деревья качались под ветром словно пьяные стражники в субботу вечером. Оглядевшись и на всякий случай проверив отсутствие ненужных свидетелей осторожным заклинанием, Фиона спрыгнула наземь посреди небольшой поляны. И зарычала от избытка чувств, обратив глаза к небу и выкинув туда открытую ладонь. И в ответ на переполняющую волшебницу ненависть к роду человеческому, тучи изрыгнули ослепительную молнию, ударившую в макушку виднеющегося за рощей холма.

– О крокодилы, порождение людей! – передёрнувшись от отвращения, простонала Фиона и тут же рявкнула на свою покупку. – Слезай! Сабрина с квадратными от столь явной демонстрации Силы глазами и перепуганной мордашкой мигом вылетела из седла.

– Найди два небольших камня, – уже немного спокойнее сказала ей волшебница. Девчонка испуганной белкой облетела поляну и вскоре принесла в руках камень, а другой катила перед собой босыми ногами. Кивнув, Фиона положила на нижний камень свистульку. В крохотном комочке обожжёной глины держалось одно-единственное, слабенькое заклинание – если подуть в эту безобидную с виду детскую игрушку, раб испытывал ни с чем не сравнимую, страшную боль. Средство воспитания и убеждения, видите ли – но Сабрина оказалась сильнее даже этого.

– Бей, – выпрямившись, молодая волшебница властным жестом указала на свистульку. Детское личико перекосилось от ненависти, и Сабрина долго и упоённо молотила камнем, пока от инструмента её мучений осталась лишь мелкая рыжеватая пыль. И лишь отбросив в сторону ненужный уже камень, она совсем уж было собралась разреветься. Но Фиона выудила из выреза платья купчую и развернула перед её подрагивающим лицом, а затем и вовсе отдала в детские пальчики.

– Читать умеешь? Знаешь, что это? Девчонка кивнула. Шмыгнув носом, она посмотрела своей хозяйке в глаза – и та поразилась серьёзному, недетскому выражению лица.

– Леди, – осторожно произнесла малышка, вертя в пальцах свою судьбу, записанную на клочке дрянной бумаги. – Вы не из Тёмного Королевства? Горько усмехнувшись, Фиона погладила её по дерзко вздёрнутой голове. Присев, она оказалась с той лицо к лицу.

– Мой дом, моя родина – по ту сторону океана. И я всей душой ненавижу рабство. По физиономии Сабрины легко можно было проследить, как настороженная недоверчивость сменяется робкой надеждой, а затем – таким выражением лица, что только ради этого стоило пересечь широкий и бурный океан.

– Значит правда, леди, то, о чём по ночам шепчутся наши? Что приезжают люди с чистой душой и по мере возможности выкупают из рабства… Как Фиона не разрыдалась от подступившей к самому горлу непонятной боли, не знала и она сама.

– Правда, малышка. Один хороший человек подсказал мне сегодня, что и как я должна сделать. Ноги Сабрины подкосились. Она упала на колени, разрыдалась – и не успела Фиона опомниться, как малышка уже покрывала поцелуями пополам со слезами её руку.

– Ну-ка, прекрати, – против воли, голос молодой волшебницы дрогнул. И руку пришлось отнимать силой. Девчонка завертела головой из стороны в сторону – а в душе Фионы поднималось новое, неизведанное доселе чувство. Она осторожно обняла сотрясающееся тельце и гладила, гладила по голове, глядя сквозь лес невидящим взглядом.

– Леди, вы ведь владеете Силой, – перед самым лицом Фионы появились два горящих, широко распахнутых глаза. – Убейте Рослака, моего прежнего хозяина, и я стану служить вам вернее и надёжнее, чем самый преданный раб. Как пальцы – послушно и ловко.

– Что, так допёк? – волшебница попыталась улыбнуться, платком вытирая девчушкины слёзы. Та отстранилась, и Фиона поёжилась – такая холодная ненависть полыхнула в глазах.

– Знаете, леди… он самолично распечатал меня здесь. И здесь, – ладошка Сабрины дважды коснулась тела – к низу живота, а затем к попке.

– И здесь, – детские пальчики мимолётно мазнули по ещё припухлым от рыданий губам. – Год назад он решил, что уже пора. «Одиннадцать лет» – Фиона вновь почувствовала, как её захлёстывает гнев.

– А когда я недавно слишком допекла его, он бросил меня на одну ночь в яму с рабами-мужчинами… И потом старая Гинни выжигала мне дурную болезнь купоросом… и детская ладошка вновь коснулась тела там. В глазах волшебницы потемнело. Мутно-багровый вал поднялся ввысь, затопляя весь мир. И лишь перепуганная Сабрина, остро почувствовавшая, что сейчас Королевство Хаоса начнут просто уничтожать – не разбирая, кто прав, кто виноват – затрясла её изо всех своих детских сил, немного приведя в чувство.

– Леди, не надо! Прошу вас! Открыв глаза, трясущаяся словно от холода волшебница обнаружила, что вид вокруг кардинальным образом переменился. Но не от того, что уже ощутимо стемнело – вывороченный на поллиги в округе лес белел свежими изломами стволов, а обе невесть каким образом уцелевшие лошади лежали на выжженной земле, поджав ноги и с жалобным ржанием пряча головы куда-то под себя.

– Спасибо, Сабрина, – невесело усмехнулась волшебница и чмокнула девчонку в чумазый нос. – Спасибо. Она вынула из детской ладошки скомканную купчую. На всякий случай уточнив, что подпись под печатью принадлежит именно Рослоку, волшебница послала вдаль изощрённое в своей ненависти заклинание. Полыхнуло неярко, у обеих на миг встали дыбом волосы – и всё стихло.

– Уже? – с надеждой спросила Сабрина, с недетской силой ухватив молодую женщину за ладонь. Встрягнув гривой спутавшихся волос, в которую превратилась ещё недавно элегантная причёска знатной дамы, Фиона серьёзно посмотрела в серо-зелёные глазёнки.

– Э-э, нет, малышка. Просто смертью он у меня не отделается. Это для него слишком малое наказание. Он потеряет свою торговлю, деньги и имя. Да и умирать он будет долго – и в очень, очень страшных мучениях. Видимо, что-то в выражении глаз усталой волшебницы всё же передалось Сабрине, потому что та передёрнулась от мимолётно коснувшейся души брезгливости. Обняв себя руками, девчонка некоторое время покачивалась на месте, а затем уронила голову.

– Столько мечтала о свободе… даже сны снились. И что теперь будет? Фиона уже встала и попыталась немного успокоить неодобрительно относящихся к магии лошадей.

– Знаешь, Сабрина… служанка мне не нужна. Но вот помощница – другое дело. Ведь на свете ещё столько много мерзавцев… – затем она повернулась к девчушке. – Слушай, для маскировки поносишь ещё ошейник пару дней?

– Столько лет носила, – та пожала плечами, осторожно и ласково поглаживая свою всё ещё нервно подрагивающую кобылку. – Это вы бы не выдержали – а я теперь железная. Улыбнувшись, волшебница подсадила Сабрину в седло, и после некоторых осторожных маневров меж стволов поваленных деревьев обе наездницы выехали на широкий тракт. Фиона осмотрелась по сторонам. Вроде бы никто ещё не заметил её неосторожного порыва. Потянув поводья влево, она поворотила на полночь – туда, где путь в конце концов приведёт к подножию трона ненавистного короля проклятого королевства.

Сабрина оказалась умницей. Заметив, с какой невероятной скоростью уносятся назад леса и поля, деревни и большие города, она лишь понимающе улыбнулась втихомолку колдующей Фионе. И всё же, следовало и поумерить прыть – живой вихрь из двух наездниц кто-нибудь из местных магов в чёрном, что посильнее, мог и обнаружить. А потому, когда стемнело окончательно, волшебница притормозила на площади городка, где над фонтаном тускло блестела покосившаяся статуя какого-то лорда. И наплевать, что городские ворота давно закрыты! Гостиница оказалась за углом и вполне недурна, и после мытья и позднего ужина Фиона наконец-то с наслаждением нырнула в постель в конце столь длинного и трудного дня. И уже уплывая в мягкий и уютный сон, она почувствовала совсем рядом легчайшее дуновение воздуха. Пересилив себя и открыв глаза, она обнаружила возле кровати Сабрину.

– Что, не спится, малышка? Та осторожно кивнула. Приподняла край одеяла, залезла к молодой волшебнице под бочок. Некоторое время ворочалась, устраиваясь поудобнее и прижавшись к Фионе всем дрожащим телом. Та улыбнулась, мимолётно погладила девчонку по макушке, чувствуя, что та несмело ластится, словно котёнок. Однако обнаружив через некоторое время, что шаловливые пальчики ласкают её совсем уж не по-детски, Фиона резко отодвинулась.

– Прекрати, Сабрина. Сейчас же! Та от удивления аж приподняла голову с подушки, и Фиона с удивлением обнаружила, какой обидой блеснули её глаза.

– Но почему, моя леди? Я ведь от чистого сердца – как ещё могу благодарить вас? К тому же, вам это сейчас очень нужно. Просто полежите, я всё сделаю сама. Вам понравится… Вздохнув от осознания того, что некоторую часть скупо отведённого для сна времени придётся посвятить воспитательной беседе, молодая волшебница перевернулась на бок и подпёрла голову рукой.

– Послушай, малышка, – она вновь пресекла вкрадчивые поползновения умелых пальчиков. – Перестань и послушай внимательно.

– Как интересно, – Сабрина язвительно хихикнула, но прекратила свои нежные атаки. – Вся аж горит, но сопротивляется. Зачем, моя госпожа? Пусть хотя бы такой малостью я ублажу вас сегодня. Завтра – чем-то другим. Я ещё не знаю ваши вкусы и предпочтения, но клянусь Леддой, я буду стараться изо всех сил.

– Из тебя воспитывали рабыню. И то, что ты собираешься сделать, это повадки рабыни. Если хочешь стать свободной, забудь все эти гнусности – и начни с чистого листа. Я подскажу, посоветую. Но мой тебе совет, попробуй всё же найти свой путь. Чуть наклонившись, она чмокнула девчонку в чуть наморщенный от размышлений лоб.

– Свой собственный, Сабрина – а не тот, к которому готовил тебя Рослок. Разве этот мерзавец мог чему хорошему научить?

– Правда ваша, леди Абигайль, – через некоторое время отозвалась малышка. Она посопела, поворочалась, блестя в полутьме глазами.

– А кроме того, однажды ты найдёшь парня, от одного взгляда которого сладко защемит на сердце и пересохнут вдруг губы – и ты пойдёшь за ним на край света. Сабрина несогласно фыркнула.

– Как вы так можете говорить, леди? Все мужчины грубые похотливые животные. Уж меня-то в обратном убеждать не надо – учёная! Некоторое время Фиона только растерянно моргала, не в силах подобрать хоть сколько-нибудь значимые аргументы. Ведь и правда – весь жизненный опыт малышки весьма специфичен.

– Не торопись делать столь поспешные выводы. Да, сволочей хватает. Среди женщин, кстати, тоже. Но поверь мне – не спеши. Я познакомлю тебя со своим братом. Попробуй присмотреться к нему, только непредвзято. И с его другом – о, какие сказки он умеет сочинять! И со своей сестрой, и с подругой. И даже попробую показать тебя нашей Королеве. Прислушавшись, молодая волшебница с удивлением обнаружила, что Сабрина тихонько плачет.

– Это сон, сказка. Так не бывает, – малышка уже разревелась вовсю, и её тельце сотрясалось от рыданий. – Так не бывает. Осторожно Фиона обняла её, чувствуя как от боли щемит сердце. И всё же она шепнула в детское ушко.

– Но сейчас мы едем к моему другу. Для меня он самый лучший и единственный мужчина на свете – и ради него я пойду на всё, – и ещё долго она гладила волосы, не решаясь применить тут магию – для утешения или убеждения. Ведь со своими так не поступают, обман ни к чему. Вволю наплакавшись, девчушка стала затихать, иногда всё ещё вздрагивая.

– Знаете, леди… я часто мечтала – о том, как стану свободной. Пристроиться под какого-нибудь старого лорда или леди. Потерпеть несколько лет, заработать немного денег, купить себе маленький домик – и плевать на весь мир. Выращивать цветы, читать умные книги, а по вечерам сидеть на берегу озера и пытаться вспомнить маму. Фиона вздохнула.

– Ты её совсем не помнишь? Сабрина покачала головой из стороны в сторону. Доверчиво, совсем безо всяких неподобающих намерений прижалась щекой к плечу волшебницы, вздохнула.

– Меня продали Рослоку с галер АлиБаши.

– Кстати, – усмехнулась Фиона. – Я познакомлю тебя при случае с одной волшебницей. Стерва ещё та, между нами говоря. Но она самолично отправила мерзавца АлиБаши на тот свет. Девчонка от удивления даже подпрыгнула и заворочалась, едва не скинув на пол подушку.

– Вы не шутите, леди? Улыбнувшись, Фиона легонько дунула ей в нос.

– Не шучу. И будет у тебя домик, друзья. Будет учитель, куча умных книг и многое другое. А теперь, Сабрина – спать. Завтра мы должны быть в столице. Поворочавшись ещё немного, девчушка наконец зевнула – да так заразительно, что усталая волшебница с удовольствием вторила ей и позволила себе – о чудо! – наконец-то уснуть.

Глава 28

– Что ж, спасибо, Патрисия, что избавила от необходимости собственноручно тебя зарубить, – привстав на постели, Гуго внимательно взглянул на замершее посреди ковра тело. Нет, там всё кончено – девица не промахнулась по собственному сердцу. И всё же, червячок не сожаления – сомнения эдак неделикатно грызанул по сердцу. Чуть заострившиеся в посмертии черты запрокинутого лица, судорожно вытянутая нога с тонкими золотыми обручами на щиколотке – чтобы весело позванивало при ходьбе. Красивая девка, хоть и стерва такая, что не приведи боги. М-да… когда умирает в бою солдат – это ещё куда ни шло. Но смерть не к лицу женщине. Он пожал плечами, и подошёл к креслу, где слуга оставил приведённую в порядок одежду. Задумчиво надевая рубашку, принц пожал плечами – да какое теперь-то ему дело? Даже лучше вышло – меньше кровью руки марать… Как бы в ответ на невесёлые мысли, с балкона сильнее потянуло ночной сыростью. Дверь распахнулась, и оттуда в гостиничный номер буквально ворвалась смутно знакомая леди. И не успел насторожившийся Гуго выбрать между кинжалом в паре шагов от себя или мечом в другой комнате, как гостья словно клочья тумана стряхнула с себя чужую внешность – и на шею ему кошкой прыгнула Фиона.

– Мурр! – громко, сияя зелёными и чуть прищуренными от счастья глазами, заявила она. Скромно стоящая у балкона Сабрина, которую леди непонятным образом за руку переставила с мокрой мостовой прямо на балкон, почувствовала себя лишней и устало скинула с себя заплечную сумку госпожи. Ибо прекрасно соображала, что происходит затем после таких вот поцелуев. Отведя глаза от роскошной рыжеволосой красотки, коей вдруг обернулась леди Абигайль, и от ласково, нетерпеливо обнимающего её парня (вовсе не от скромности, упаси боги – от зависти), она обвела комнату взглядом и проворчала:

– Леди, ну не при покойнице же… Гуго с изрядным трудом заставил себя оторваться от мягких, сладких и таких желанных губок, ощущая, как женщина обнимает его не только истосковавшимся телом, но и всей своей непостижимой ведьминской сущностью. Прислушавшись на миг, как звенят в голове радостные колокольчики, он обернулся.

– Ряжая, где ты откопала этакое чуд… – он вздрогнул и с подозрением посмотрел на Фиону.

– С каких это пор, моя милая, ты стала обзаводиться рабынями? От его настороженного взгляда волшебница выдохнула, с неудовольствием отпуская из головы сладкий хмель. Она встряхнула головой и негромко засмеялась.

– Я выкупила её в Темере. Это для маскировки, пока… Неодобрительно погрозив ей пальцем, Гуго подошёл к замершей от лёгкого испуга Сабрине. Та только и смогла, что задрать голову, изо всех сил стараясь не отвести взгляда. Уж на что способны с оружием в лапищах этакие здоровые парни с грацией ленивого кота, малышка соображала прекрасно. Попятившись, она ужиком скользнула в сторону – и на всякий случай спряталась за леди Абигайль. Выглянув оттуда, пигалица тут же скорчила забавно-злобную рожицу. Однако от воина удрать – и кому, девчонке? – оказалось не так-то просто. Странно размазавшись в воздухе, тот непостижимым образом оказался за женскими спинами, и Сабрина только тоненько ойкнула, ощутив на своей шее сильные пальцы.

– Не бойся, – с улыбкой заметила леди, полуобернувшись и глядя сверху вниз на свою подопечную, что замерла, как перепуганный кролик.

– Спасите, леди! – пискнула съёжившаяся девчонка. – А если он меня как эту… ножиком пырнёт?

– Это её не Гуго, – фыркнула Фиона, наблюдая, как тот в два счёта разломал склёпанный из дрянной меди ошейник и бросил на стол. – Этот если рубанёт… Неизвестно, какие душераздирающие подробности своего мнения о любовнике выдала бы волшебница, но в это время всех охватило невесомое, лёгкое и пьянящее чувство. Откуда-то сверху заискрился нежный свет, и каждый ощутил в прыгнувшем сердце щемящую радость. Зато Гуго, фыркнув смущённо, тут же отскочил к креслу и нырнул в брюки, словно отчаянно резвая мышь в спасительную норку.

– Привет, мам, – с облегчением выдохнул он, уже затягивая ремень. Волшебница с лёгкой улыбкой отвесила куда-то вверх тонкий намёк на книксен, а Сабрина от восторга закружилась по комнате, задрав руки и приплясывая – словно под летним дождиком. Через несколько мгновений ощущение присутствия погасло, и лишь малышка засмеялась звонким колокольчиком.

– Что это было, леди Абигайль? Такая прелесть… Фиона, всё ещё улыбаясь, переместила на неё взор смеющихся зелёных глаз.

– Королева обратила сюда свой взор, – она сделала пару шагов, посмотрела на лежащее посреди ковра тело и вздохнула. – Кстати, Гуго, её величество выразили желание, чтобы завтра ей представили Патрисию – живую и невредимую. Демонстративно простецки почесав в затылке, парень всё же отметил, что отправлять души на Тропу Отчаяния ему как-то привычнее. А вот наоборот…

– Тебе маменька своё пожелание высказала, ты и отдувайся. Волшебница призадумалалсь, взглянула в дождливую темноту за окном, а затем прищёлкнула пальцами.

– Ага! Полночь ещё не наступила, и двуглавый пёс ещё не повёл души умерших вниз по тропе… Гуго, я приоткрою дверцу туда и подержу пока. А уж смотаться и притащить обратно свою кузину придётся тебе. Пожав плечами, принц философски заключил, что всё верно – каждый занимается своим делом. Женщины загадывают капризы, а мужчины переворачивают мир вверх дном в попытках их исполнить. Накинув поверх рубашки лёгкую кожаную куртку, он сходил за мечом. А когда вернулся, вместо гостиничной кровати уже колыхалась изрядных размеров дырища в никуда. По краям колыхалась туманная то ли бахрома, то ли дымка, а ощущеньице от осознания, куда это калитка, оказалось просто жутким. Неяркий, словно серый свет тускло лился оттуда. Тянуло жутким холодом, а ещё каким-то едким и острым запахом.

– Дорогой, только сильно не хулигань там, – Фиона чмокнула его в нос. Пальцем изобразив Сабрине жест – а отвороти-ка носик – принц поцеловал в ответ свою принцессу. Да так, что сладко закружилось в голове и волшебница чуть ли не вслух пожалела, что поблизости нет уютной кроватки на двоих.

– Жди меня, Фи… – и он одним прыжком отправился в неведомые бездны подземного мира.

Минуты текли за минутами, и только тут ошеломлённая Сабрина смогла более-менее членораздельно говорить. Уж слишком много свалилось на неё за какие-нибудь двое суток.

– Леди, это и есть тот ваш, гм, друг? За которого вы даже богам морды на задницы натянете?

– Вообще-то, последнего я не утверждала, – Фиона скосила глаза на девчонку, фыркнула смешливо, а сама присела у поверженного тела и принялась накладывать нужное заклинание. – Но это он, не сомневайся.

– Я его боюсь, у него глаза убийцы, – Сабрина поёжилась и присела на корточки рядом. Коснулась пальцем бледной, словно восковой щеки мёртвой. – Красивая. Кто это?

– Принцесса Патрисия, дочь проклятого короля, – с неудовольствием Фиона отметила, что покойница при жизни и впрямь блистала необычной, непривычной глазу красотой. – И бояться Гуго не надо. Если он что-то делает, то делает правильно. А если захочет тебя прирезать, то забояться ты просто не успеешь… Видимо, что-то у Гуго начало получаться, ибо под воздействием заклинания замершее на ковре тело стало постепенно полупрозрачным, а затем и вовсе струйкой серого дыма утекло в проход.

– Вот так и наша жизнь. Водою между пальцев, иль струйкой дыма в небеса,

– лирически заключила Фиона, отбросив в сторону кинжал. Подняла одежды принцессы, деликатно принюхалась. – Хм, надо будет рецептик духов выклянчить. И только сейчас Сабрина отважилась задать вопрос, что вертелся у неё на язычке.

– А почему этот Гуго назвал маменькой Королеву? – последнее слово она произнесла, почти выдохнула с таким нежным обожанием, что Фиона удивлённо вскинула вверх бровки. И ты, малышка, уже чувствуешь её Силу? Эге, видать, и правда пора приходит…

– Да она его мать и есть, – улыбнулась волшебница, обнаружив в складках накидки Патрисии потайные кармашки и забавляясь найденным там милым девичьим мелочам вроде пропитанного магическим ядом стилета или крохотного пузырька с толчёным корнем мерля. Сабрина соображала долго и тщательно. Так, что над детским ещё носиком сошлись две складочки.

– Не знаю, смогу ли я с ним подружиться, леди. Вы говорите – он лучше всех… не знаю. Подойдя ближе к тускло мерцающему провалу на ту сторону небытия, Фиона аккуратно заглянула туда, хмыкнула, затем вернулась на середину комнаты. Одним взглядом заставила непонятно как вновь загореться прогоревшие и затрещавшие было свечи.

– Я заметила, малышка, ты любишь лошадей? Девчушка смущённо улыбнулась.

– О да, леди. Они сильные, умные, никогда не предадут. Покачавшись чуть на носках, волшебница опустилась рядом с нею на ковёр.

– Примерно так и здесь. Найди подход – и он унесёт тебя дальше, чем даже эльфийский конь. Недоверчиво улыбнувшись, Сабрина со вздохом погладила свою шею и заметила:

– Непривычно даже как-то – без ошейника. Но ведь мужчины не лошади, леди?

– Верно, малышка, верно. Они куда лучше – только выбирай правильно. И потом не забывай вовремя кормить и указывать путь. Сабрина вовремя сообразила, что «кормить» означает вовсе не сено или овёс, и благоразумно попридержала язычок. А если вдуматься, то «кормить» это даже нечто большее, чем постельные утехи. А если вдуматься ещё…

– Я… попробую с ним подружиться. Фиона потрепала по её темноволосой макушке и, приблизившись почти лицом к лицу, блеснула колдовскими зелёными глазами.

– Возможно, он позволит тебе покататься на себе. А возможно, и нет. И я заранее знаю, что пожалею о том, что выбрала именно тебя. Ведь когда ты узнаешь Гуго получше, ты попытаешься отбить его у меня. И тогда я сверну тебе твою цеплячью шейку на пару оборотов – с превеликим удовольствием. Схватившись ладошками за горло, Сабрина втянула голову в ещё детские плечи, словно её уже откручивали или этот жест мог чем-нибудь помочь. Испуганно стрельнула глазёнками – сколько тут шутки, а сколько реальной угрозы? Но, увидев прямо перед собой прекрасные глаза волшебницы, немного расслабилась. Внимательно всмотрелась. А затем слабо улыбнулась.

– Я поняла, леди. Но вы считаете, что за подобного ему мужчину можно побороться?

– Я бы дралась до конца – победа или смерть, – шепнула Фиона и отодвинулась. Ибо из прохода в загробный мир послышался шум, ругань Гуго и чьё-то нестерпимо высокое завывание. Ещё несколько мгновений, и оттуда вышел он сам – но боги, в каком виде! Щеголеватые прежде куртка и штаны из песочно-рыжей с бахромой кожи оказались изодраны в клочья и прожжены во многих местах. На левой щеке красовались свежие царапины, а сам весь изрядно покрыт то ли гарью, то ли пылью. На плече его кулём, на удивление покорно висела принцесса Патрисия и, судя по её виду, боялась лишний раз даже вздохнуть. А в правой руке нестерпимо блистал меч, роняя на ковёр огненные капли и оставляя на нём немилосердно чадящие проплешины. Весьма бесцеремонно сбросив свою добычу, Гуго вернулся к проходу. За серой дымкой ещё видно было, как он отвесил кому-то такого немилосердного пинка, что разочарованно визжащее нечто поспешило удрало подальше.

– Закрывай, Фи, – буркнул он, одним прыжком вернувшись в комнату и сторожко поглядывая в проход. А двуручник держал на полузамахе, и Сабрина поймала себя на ощущении, что не завидует тому, кто надумал бы вылезти из дыры следом за принцем. Тут вскочившая на ноги волшебница выдохнула короткое, громом ударившее по ушам заклинание, да ещё и припечатала сверху солёным словцом. Проход немедля схлопнулся. Миг-другой всё вокруг подрагивало и шло рябью, но в конце концов только истерзанные останки ни в чём не повинной кровати напоминали, что тут происходило. Подумав чуть, Фиона быстро достала из своей сумки пузырёк и подставила под стекающие с меча огоньки. Видимо, сопроводила своё действие и неким заклинанием, потому что сосуд стал наполняться, сияя яркой звездой в ладони. Ещё чуть – и весь огонь оказался внутри, а клинок вновь заблистал обычным тусклым мерцанием стали.

– Подарю Сибелису – пускай изучает на досуге, – проворчала явно довольная Фиона, вертя и разглядывая в пальцах добычу. И тут же ловко отстранилась, едва Гуго захотел на радостях запечатлеть на ней свой поцелуй (или что там ещё) победителя.

– Э-э, нет, грязнуля! И вообще – что там произошло? Принц сконфуженно хмыкнул, оглядев себя и оценив степень своей чистоты.

– Кстати, Фиона – а как бы и нам такого двуглавого пёсика завести? Я ему голову с плеч, а у него тут же новая отрастает. Представляешь? А вместо крови – жидкий огонь! Подбоченившаяся волшебница скептически оглядела его.

– А щёку кто разодрал? Только не говори, что тот бедный пёсик! Принц ухмыльнулся и осторожно потрогал едва присохшие царапины.

– Нет, это кузина. Не хотела оттуда выбираться. Пришлось отшлёпать. Все взгляды скрестились на лежащей на полу принцессе, которая слабо шевелилась и весьма мрачно поглядывала в ответ.

– На, прикройся, бесстыдница, – Сабрина подняла полупрозрачную одежду и подала ей – она уже примерно начала соображать. Что принцесса весьма скоро станет золушкой. И что такая красотка как Патрисия, пожалуй, захочет и сама набросить уздечку на Гуго. Уж если принц – сын самой Королевы, да ещё и запросто рубит головы таким чудищам, о которых перед сном и вспоминать-то не хочется… такого парня надо держаться. Глаза поверженной Патрисии блеснули – да так, что Фиона, шагнув вперёд, всерьёз вознамерилась применить свою зловредную магию. Но та быстро показала пустые ладони в знак мирных намерений.

– Тебя, рыжая, я знаю – принцесса Фиона. У Родрика есть твой портрет вместе с какой-то белобрысой стервой, нарисованный ею самой — шпионы короля расстарались и где-то добыли. Он всё приговаривает «врагов надо знать в лицо» – но, по-моему, кто-то из вас вдохновляет его на неплохие стихи. Она чуть отклонилась в сторону и выглянула из-за платья волшебницы.

– Но тебя, парень, среди своих родственников я что-то не припомню. Видя, что Гуго сердито отмалчивается, Фиона с кислой физиономией процедила:

– Много лет назад замок Келемон был захвачен вашими. В то время там гостила королева Изольда, и как самая красивая женщина, она досталась… На осунувшемся лице Патрисии нарисовалось такое изумление, что Фиона поперхнулась и умолкла. А та встала, ничуть не стесняясь своей прелестной наготы, и шагнула ближе.

– Так значит, покойный дядюшка Дерек успе… Но тут заговорил Гуго, и такая скрытая ярость взметнулась в его голосе, что кузина замолкла на полуслове. Струхнув, она спряталась обратно за Фиону и теперь, привстав на цыпочки, осторожно выглядывала из-за её плеча.

– Если кто ещё раз помянет это имя в моём присутствии, то от гнева моего не спасёт даже заступничество Королевы, – он обвёл взглядом девиц. – У меня есть только матушка. И я принадлежу по праву рождения только её древнему роду де Руа. Это понятно? Патрисия, судорожно сглотнув, быстренько кивнула. Фиона ласково потрепала Гуго по плечу, а Сабрина вдруг нестерпимо остро почувствовала, что ей срочно надо в кустики.

– Вообще-то, я приехал сюда с твёрдым намерением извести под корень королевский род ван Херманна, – Гуго дёрнул щекой и ласково потёрся о ладонь волшебницы на своём плече. – Но если матушка – нет, Королева – хочет увидеть тебя прежде чем окончательно решить твою судьбу, не дело Воину обсуждать приказы. Принцесса взялась за своё одеяние с таким задумчивым лицом, что если бы она видела себя со стороны, то… задумалась бы ещё больше. Но в конце концов, Патрисия тугодумием не отличалась. Кое-как вынырнув из ворота накидки или как там оно называется, она парой жестов оправила складки.

– У меня две просьбы к вам, барон де Руа, – и реверансу её позавидовала бы даже старая чопорная наставница по этикету. Гуго с Фионой переглянулись, и волшебница пожала плечами.

– Первая. Король и старший принц причинили мне столько зла и боли, что я уже много лет даже в мыслях не называю их своим отцом и братом. Мне – как дочери и сестре, как принцессе, – она запнулась на миг. – И как женщине. Так вот – я хочу лично увидеть смерть обоих мерзавцев.

– Как женщине? – Сабрина чуть не разревелась – так резанули её эти слова.

– Как я вас понимаю, леди… Патрисия выпрямилась, гордо сверкнув глазами, и договорила.

– И второе – присмотрись хорошенько к своему младшему брату и моему кузену Родерику, прежде чем крошить его на кусочки. Он поэт милостью богов – и хороший парень. Непонятно ухмыльнувшись, Гуго подумал, что его счёт к королю Олафу взлетает совсем уж на неприличную высоту. А братец… посмотрим – в конце концов, не так уж много у него родственников.

– А отчего ты назвала Берту стервой? За такие эпитеты в адрес принцессы крови не пожалуют – а за оскорбление сестры я ведь и обидеться могу, – и он поискал взглядом свой верный меч. Тот слабо шевельнулся. Миг – и под изумлённым взглядом Сабрины клинок взмыл с ковра и рукоять его легла в крепкую ладонь хозяина.

– Я тогда ещё не знала подробностей, – Патрисия ничуть не испугалась угрозы. – И я готова лично попросить у прощения у твоей… Замявшись на миг, принцесса нашла нужное слово.

– У моей сестры, – твёрдо закончила она. Пожав плечами, Гуго подумал, что даже если кузина и братец прилюдно откажутся от каких бы то ни было прав на королевский трон, угроза смуты всё равно останется. С другой стороны, решать в конечном итоге всё равно матушке – но принимать этакое пополнение в и без того донельзя змеиную семейку – это бррр! Он высказал эти соображения, добавив, что малейшие поползновения или даже подозрения… Патрисия грустно усмехнулась и всплеснула руками.

– Одно то, что я смогу вырваться из Железного Дворца и этого проклятого города – да об этом я даже мечтать боялась! Если мне оставят жизнь и не станут отрубать нос или уши, я вашей Королеве не то, что ноги – что угодно поцелую, причём от чистого сердца.

– Ну, таких услуг её величество от тебя не потребует, – Фиона усмехнулась, затем огляделась с самым решительным видом. – Так, девоньки, я не знаю, кто куда, а я намерена сейчас окунуть моего Гуго в бадью с водой, да сверху ещё и очищающей магией щедро полить. А затем… Сабрина и Патрисия понимающе переглянулись – уж нетерпение Фионы, а пуще того – парня никак от них не укрылось. Странно, конечно, что можно испытывать такие чувства к мужчинам – по определению хамам, грубиянам и скотам. Видимо, последние мысли Сабрина всё же озвучила, шустро орудуя с бадьёй, водой и полотенцами, потому как оказавшаяся рядом Патрисия усмехнулась. Прошептав заклинание, от которого доставленная вода сразу стала исходить паром, принцесса нерешительно взяла в руку банные принадлежности.

– Наверное, надо привыкать многое делать самой, – она так сосредоточенно ловила ускользающее от неё и летающее по всем углам мыло, что под конец выдала уж вовсе не подобающую благородной леди фразочку. Сабрина изрядно позабавилась, глядя на это зрелище. Но всё же сумела воздержаться от едких комментариев, за что запыхавшаяся Патрисия была ей немало благодарна. Зато заглянувшая на шум Фиона весело хихикнула. Осведомившись и убедившись, что бывшая принцесса и бывшая рабыня всерьёз вознамерились объединиться и помочь ей, она неодобрительно покачала головой.

– Ну малышка ладно – она не белоручка и работы не боится. Но ты, Патрисия… Та пожала плечами и ответила в том духе, что если уж Королева намерена сохранить ей жизнь, то работать на спине в борделе она не намерена – надо чему-нибудь хоть более-менее пристойному выучиться. Хоть бы и служанкой – ведь магией на хлеб не сильно заработаешь.

– Да и к тому же, это вовсе не так унизительно, как мне казалось со стороны, – заявила она, неумело намыливая голову Гуго. – Зато весело, правда! Правда, отсутствие опыта она пыталась компенсировать усердием, так что парень только демонстративно отфыркивался. Но потом, когда сверху на него вылили кувшин воды, открыл один глаз. Прищурился эдак с хитринкой, осмотрелся.

– А вообще, когда тебя моют сразу три девицы отнюдь не страхолюдного обличья – в этом что-то есть, – он только вздохнул, когда Патрисия храбро накинулась на его плечи и спину с мочалкой, явно переоценив свои силы. – Но я лично отчего-то думаю, что матушка не поступит с тобой так уж бесчеловечно. Он закрыл глаза вновь. А ведь недурственно – весьма здорово, когда нежные руки ласково и в то же время азартно моют и чуть массажируют тебя. Он даже тихонько мурлыкнул от удовольствия, когда девичья ладошка смело добралась уж вовсе до интересного места – истосковавшееся по женской ласке тело отреагирвало однозначно. И только ойкнул, когда в воркующем голоске Фионы вдруг прорезались ледяные нотки.

– Сабрина, а тебе не кажется, что это уже слишком? Та хихикнула легонько, и довольно безуспешно попыталась подпустить в голос раскаяния.

– Ага, а ведь их светлости нравится – вон как. И только пусть попробуют сказать, что нет, – но шалить прекратила. И что оставалось ответить озадаченному от подобного весёлого нахальства Гуго? Правильно вы мыслите – промолчать. Но очень красноречиво.

Высокие ажурные ворота словно нехотя отворились. Кованые из железа узоры разъехались в две стороны, освободив мощёную голубовато-серым благородным гранитом дорожку. Слева и справа ещё зеленели едва тронутые осенью узорные клумбы и причудливо постриженные кустарники, меж которых прихотливо вились боковые дорожки. Посыпанные жёлтым или розовым гравием, они уводили в стороны

– быть может, к вон той ротонде серо-белого мрамора. А может, и к невидимому фонтану, чьё журчание весело разливалось в застывшем словно от ощущения беды воздухе. Гуго несколько мгновений постоял на самом входе королевского парка. Ему нравилось это ощущение перед битвой – когда без вина прошибает лёгкий, сладковатый хмель. Когда всё окружающее становится неестественно чётким и ярким, а резкие запахи больших мохнатых цветов прямо-таки забивают чуть расширившиеся ноздри. Дорожка из-под ног уводила прямо. Затем раздваивалась, огибая немаленького размера статую в обрамлении круга бело-фиолетовых цветов. И только потом умирала у подножия такого широкого и помпезного крыльца, что молодой воин неодобрительно проворчал:

– Мания величия у них тут, что ли?.. Новая одежда непривычно сидела на фигуре, зато низкие мягкие сапожки, что поутру притащила из лавки Сабрина, оказались весьма удобно сидящими на ногах. Хорошая девчонка, хоть и шалопутная – надо будет позаботиться о ней… А в левой руке Гуго держал ножны с обмотанными вокруг ремнями. Меч трепетал и просился на волю – скорей, хозяин, скорей! Но человек продолжал стоять, словно в сомнении чуть опустив взор и не обращая внимания на две ровные шеренги закованых в воронёную сталь солдат, неподвижно замерших по обе стороны предстоящего пути. На чёрные с тонкими цветными полосками по вороту плащи магов, застывших у статуи и на крыльце. На почти две сотни арбалетчиков, стоящих на крышах обоих крыльев дворца и зоной обстрела накрывающих весь парк. Но он терпеливо стоял. И лишь когда материнский перстень вдруг ощутимо нагрелся на пальце, Воин поднял взгляд – и от его улыбки крайние солдаты заметно побледнели.

– Неужто я такой страшный? – хмыкнул Гуго, осознавая, что его прошибает мандраж, словно новичка. И что он попросту тянет время. Сигнал от невидимой Фионы, ошивающейся где-то здесь и обезвреживающей магические ловушки да особо опасные каверзы, поступил. Пора. Воин скинул и отбросил в сторону куртку, оставшись в белоснежной рубашке и тёмных, заправленных в полусапожки брюках. И его правая ладонь, затянутая в полуперчатку тонкой, но особо прочной выделки кожи, привычным жестом легла на рукоять. Медленно, не спеша, смакуя этот звук и эти мгновения словно благородное вино, Воин плавно и неспешно потянул клинок из ножен. С туговатой податливостью сталь вышла на свет, явив миру свою готовность к тому единственному делу, для которого она была рождена. Чушь пишут борзописцы в своих романах – мол, «молниеносно выхватил меч». Нет, это движение преисполнено достоинства, проявления уважения к благородному оружию, к себе – и к противнику. Ножны Гуго использовал складные – новомодной, но оказавшейся весьма удобной конструкции. Хлопнув ими по носку сапога, он прицепил получившийся неширокий брусок чуть сзади к поясу. Положил левую ладонь ниже правой на противовес с вделанным в него бубенцом – чтобы позвякивало при перехвате. Заботливо пошевелил пальцами, укладывая их поухватистее, как делал тысячи раз. Не стиснул рукоять, как тупо друг за другом повторяют сочинители, нет! Клинок надо держать нежно, как женщину – или птицу. Слишком сильно сожмёшь – сломаешь. Ослабишь хватку – улетит… Плавным, текучим движением он чуть проверил готовность всего тела. Хоть и размялся утром, а всё же – в битве нет мелочей. Вкрадчиво сделал «кошачью лапку» – клинок словно заигрывая поплыл вперёд и тут же вернулся. Вроде и нехитрый приём, да и один из самых медленных. Казалось, что стоит такой отбить или увернуться – а вот поди ж ты угадай, куда тебя тронет такой котик и с какой точки траектории «лапка» перейдёт в стремительный колющий или рубящий удар. Завороженно следящие солдаты, маги и стрелки даже не успели заметить, как фигура воина рванулась вперёд, размазывающейся тенью замелькав уже среди них. И дальше был один только хаос, которому они столь ревностно служили…

В себя он пришёл только на крыльце, жадно хватая воздух запалённым дыханием и ощущая, как гулко заходится сердце. Что творилось сзади, в остатках дворцового парка, он не хотел даже смотреть – от оставшихся в памяти хаотических отрывков совсем не по-дворянски тянуло попросту проблеваться. Но по-прежнему на устах огненным цветком пылал последний поцелуй Рыжей Ведьмы – да такой, что у воина жарким румянцем горели щёки. Выждав пару минут, пока хоть отчасти восстановятся силы, Гуго ощутил, как саднит плечо, о которое барон ван Хольм сломал свой меч. Как ноет спина и грудь от изломавшихся о невидимую броню десятков арбалетных болтов. Как остывает получившая несколько дюжин боевых заклинаний пропотелая рубаха.

– Ну что ж, начало неплохое, – заметил он стоящему чуть в стороне барону. По какой прихоти он пощадил его, не знал и сам Гуго – но наверняка знал Воин, живущий в нём. Надо будет на досуге обдумать, зачем… Здание впереди оказалось вовсе не самим дворцом, как показалось поначалу из парка – а всего лишь внешним то ли зданием, то ли главной проходной. Пройдя его насквозь без особых хлопот, Гуго выбрался с той стороны на широкую площадь

– а уж за нею хмурое небо подпирал Железный Дворец. Если при взгляде из города он казался просто большим, то вблизи оказался и вовсе огромным. Подавлял своим мрачным великолепием, словно закованный в сумрачную сталь конный рыцарь оробевшего перед ним крестьянина.

– У-у, вы какие! – чуть насмешливо протянул Воин, стоя на широких ступенях – с той стороны вытянулись в стороны ряды готовой к атаке конницы. Вообще-то, это было что-то новое – атаковать на таком ограниченном пространстве тяжелобронированными рыцарями, но по прикидкам внимательно оглядевшего новое поле боя Гуго, места для разгона тем хоть впритирочку, но хватало. Потому он одобрительно проворчал пару слов о командире кавалерии и самым пристальным образом осмотрел, всем естеством Воина прочувствовал свой клинок – уж не затупился ли? Уж не появилась ли где крохотная, но грозящая переломить лезвие трещинка? Меч отозвался радостным, слышным только хозяину звоном. Разумеется, даже гномья сталь не выдержала бы такого боя. Да, Гуго не соврал, сказав не так давно, что на клинок нанесены лишь простейшие чары. Но появилось и ещё кое-что. Знаете, какой самый лучший в мире запах? Нет, не угадали – не драгоценные духи из южных стран, что смуглолицые торговцы продают на вес ста мер золота. И вовсе не материнское молоко, и даже не персик из небесных садов Ледды. Если бы кто с острым обонянием оказался бы столь догадлив и безрассуден, чтобы принюхаться к залитому кровью клинку – то сообразил бы сразу. Есть, есть один аромат, воистину наилучший для знающего и умеющего – это запах женщины, когда она исполнена нежого желания. И вот капельку этого драгоценнейшего, дразняще и томно пахучего эликсира стонущей от наслаждения Фионы нынче под утро Гуго самолично добыл кончиком языка – и подарил своему клинку. Потому Гуго улыбнулся от нежности, вспомнив свой любимый запах и только пренебрежительно усмехнулся на недоумённый вопрос неотступно следующего за ним барона:

– Сэр Майкл или как вас там – воистину вы величайший из бойцов нашего мира. В другое время я бы почёл за счастье пойти за вами хоть за край земли. Но неужели вы надеетесь в одиночку выдержать удар пяти сотен отборных рыцарей? Взглянув в забрызганное кровью лицо где-то потерявшего шлем ван Хольма, он медленно кивнул. А сам терпеливо ждал, не сходил с крыльца. И когда сердце уже вновь начало биться ровно и спокойно, незримый поцелуй на устах моргнул. Это Рыжая Ведьма подала свой знак. В ответ Гуго незаметно послал нежный, легчайший – и всё же дошедший до улыбнувшейся Фионы воздушный поцелуй. И – шагнул с внутреннего крыльца на каменные плиты широкой площади. Отсалютовал клинком.

– Господа, я имею честь атаковать вас! Это был словно тяжёлый и неприлично затянувшийся кошмар. Одинокий Воин вертелся волчком, ускользал, каждый миг меняя место и дистанцию. А сам непрерывно рубил и колол, будто выполняя какой-то дикий извращённый танец. Словно сквозь сон чувствовал тупые тычки ломающихся о тело копий и разлетающихся на осколки мечей. Обычно Гуго в конных стычках не трогал лошадей

– благородные животные не должны страдать. Но сегодня он работал грязно и тупо, как мясник, разя мечом всё, до чего мог дотянуться. Рыцари были крепкими ребятами – но всё же были. Ибо пришёл миг, когда Гуго темнеющим взором огляделся – и убивать оказалось больше некого. Спохватившись, он остановил опускающийся на распростёртое перед ним тело клинок, и тот с неохотным ворчанием подчинился. Утерев заливаемые потом глаза, Воин обнаружил перед собой пожилого худощавого дворянина с седыми вислыми усами. Доспехи того оказались не так уж и сильно задеты мимолётным ударом – но падение на каменные плиты с высоты седла не осталось бесследным. А в руке ещё бессильно блестел куцый обломок тяжёлого палаша, разлетевшегося вдребезги после сильнейшего удара по голове.

– Граф ван Зее? – с трудом сдерживая никак не унимающееся, рвущееся из груди дыхание, спросил Гуго. Обнаружив на ладони кровь пополам с потом, он ощупал голову. А, не смертельно – Фиона или Берта залечат так, что и следа не останется. Лежащий пошевелился и слабо застонал.

– Да, сэр, – через силу выдавил он, хрипло пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха – так приложило его о камни. Гуго нагнулся, подал ему руку – и помог пожилому ветерану кое-как подняться.

– Граф, сегодня вы не можете защитить вашего короля.

– Увы, да, – согласился тот. Ван Зее вздохнул с трудом, скрежеща покарёженным сочленением где-то в изуродованных доспехах. Затем взглянул за спину Гуго, пошатнулся – и побледнел.

– Ох, боги! С негодованием отбросив мелькнувшую было мысль, что благородный граф таким образом может просто пытаться отвлечь его, дабы подобно грабителю сунуть меж рёбер кинжал, Гуго обернулся. И сам почувствовал, что вновь покрывается потом – на этот раз холодным. Когда-то он видал картину, написанную спятившим монахом, в одном из своих видений наблюдавшим зрелище заваленного телами грешников ада, где бессмертный дракон Снирр пирует на выпотрошенных трупах. Вечно голодный и бессмертный, он жадно, с чавканьем и хрустом хватает и жрёт, жрёт, жрёт… И усыпанная перемешанными останками площадь вполне могла бы служить тому провидцу натурой. Кошмар, бред спятившего мясника, попавшего на бойню и изрубившего там щербатым топором всех подряд. Клочья мяса, белеющие кости, блестящие груды вывороченных внутренностей и чья-то нелепо дёргающаяся в агонии нога – и всё это плавает в озерце из крови и экскрементов. В высшей степени неприглядное зрелище – и Гуго на миг ощутил омерзение к самому себе. Глухо застонав, он повернулся в ту сторону, где заметил какое-то движение. Сквозь застящую глаза дурманную пелену он признал осторожно пробирающегося сбоку барона. Шатающийся, с бессмыссленно шарящими безумными глазами, ван Хольм в противоположность графу позеленел лицом, но шёл. Вот он поскользнулся, упал на четвереньках, и тут же зашёлся в спазмах. И всё же он поднялся. На трясущихся ногах, расстёгивая и роняя по пути измятые и испачканные доспехи, барон наконец приблизился.

– Вы чудовище, сэр Майкл. Но Гуго уже пришёл в себя. Смерть неприглядна, но и к её зрелищу можно привыкнуть. Уж на Ривердэйле навалили куда больше – и своих, и чужих… правда, не в одном месте.

– О-о, ещё какое чудовище, барон, – затем он повернулся и пристально всмотрелся расплывающимся взором в возвышающийся в паре шагов Железный Дворец. Подошёл, похлопал по маслянисто поблёскивающим чёрным плитам.

– Граф, там у самого входа в парк мается Патрисия и ещё одна малышка. Приведите их сюда – и желательно боковыми коридорами. Право, не стоит им смотреть на такое… Ван Хольм поднял скорбно опущенную голову.

– Что с принцессой? С ней всё в порядке?

– С ней не всё в порядке, – от жёсткого взгляда Гуго барон пошатнулся сильнее, но всё же устоял. – Но это «не всё» – по вине вашего короля и старшего принца. И сейчас я буду с них спрашивать – на этот раз ЗА ВСЁ. Граф ван Зее покивал задумчиво, и скрылся в сторону. А Гуго воткнул меч в расселину между плитами двора и быстро умылся в бьющем из ниши фонтанчике, равнодушно к страстям людским плещущемся в резной каменной чаше.

«Сегодня в тот час, который неукоснительно, год за годом, король Олаф изволил посвящать обеду, ему всё же пришлось остаться на железном, выкованном лучшими мастерами троне. Ибо шёл по дворцу некто, чья сила потрясала, а жестокость сводила с ума. И шаги незнакомого смутьяна раздавались всё ближе и ближе…» «Закат Королевства Хаоса» летописца Джеронимо.

Высокая узорчатая дверь в тронный зал разлетелась в щепу от мощного удара. Красное дерево и золочёные узоры разлетелись по мраморному полу, порождая зрелище, коего в принципе быть не могло – непорядок перед ликом короля! Но не забегали челядинцы, не засуетились лакеи и прибиральщики. Не бросились полировать мрамор потеющие от страха и усердия рабы. Ибо по залу шёл посланец самой смерти. Сегодня он принял вид крепкого и ладного молодого парня. На плече он легко, как тросточку, нёс позднее обросший самыми невероятными слухами и легендами окровавленный двуручник – но серые и холодные глаза пришельца вгоняли в трепет и ужас куда сильнее. Гуго шёл неспешно, даже нарочито медленно, с наслаждением чувствуя, как под ногами с хрустом мусора раздавливается, казалось, былое величие Королевства Хаоса. Как долго он ждал этого часа, представляя его в своих мечтах. Как войдёт, сорвёт с обветшавшей картины мира старую маску – и с хохотом швырнёт её в лица богам. Но пусто было в его сердце. Холод. Холод и усталость, да ещё какая-то тоскливая мысль – а ведь на самом деле ему не нужно ничего этого. С хряском развалилась и обрушилась кольцевая галерея по периметру залы. Давясь криками, дёргаясь в предсмертных судорогах, с неё посыпались арбалетчики – то Фиона послала свой очередной привет. Но Гуго в кошмарном и липком тумане видел перед собой только одно пятно, бледное и невыразительное. Белое, вытянутое и костлявое лицо короля Олафа – проклятого богами и людьми. И когда до подножия трона осталось несколько шагов, тогда только Воин остановился, и под сводами дворца рыком молодого и сильного зверя разлетелся железный голос:

– Здорово, дядюшка! Не признал родную кровь, что ли? Долгие века пролетели словно мгновения, и лишь тогда с вершины трона раздался сухой, словно костлявый смешок.

– А-а, принц Гуго! Пришёл сменить меня на троне? Надо же – лучшего короля у моей страны никогда не было – и вовеки не будет. Сын Света и Хаоса, рождённый от мезальянса королевой Изольдой и моим младшим братом, принцем ван Дер… Ласточкой слетел с плеча меч, красно-стальным прозрачным полукругом с лёгким хрустом коснулся короля – и увенчанная железной короной голова улетела куда-то за трон. И не успело брызнувшее кровью тело дёрнуться и осесть на потёртые до блеска подлокотники, как клинок опустился, преданным псом замерев у ног хозяина. А Гуго, чувствуя в сердце только одну тоску, обвёл залу усталым взглядом.

– Я ведь предупреждал – не произносить при мне этого имени… С лёгким шорохом и радужными переливами у трона прямо из воздуха соткалась чуть растрёпанная, но от того не менее прекрасная Фиона в своём неизменно зелёном костюме. Подбоченившись, она осмотрелась. Покачав неодобрительно головой, наклонилась и хозяйственно подобрала у подножия железную корону с зубцами. Вытерла от крови краешком алой, подбитой горностаями королевской мантии, повертела в руках.

– И что теперь, Гуго? – от группы застывших в ужасе и оцепенении людей шагнул высокий молодой человек с властным, так похожим одновременно на короля и Патрисию лицом – наследный принц. Пожав плечами, Гуго покосился на бледных Патрисию и Сабрину, с огромными глазами стоящих у его левого плеча.

– Фиона, тебе трон этот нужен? Волшебница хмыкнула непонятно, завертела головой.

– Нет, дорогой, уж больно сомнительное приобретеньице… А вообще, погоди, – она лукаво посмотрела на своего Воина. – Ты не будешь против, если я приберу его? Проделаю в сиденьи большую дыру и распоряжусь поставить в отхожем месте.

– Кощунство, конечно – но мне нравится, Фи, ход твоей мысли. А дворец переплавить на крестьянские плуги и бороны? – он даже нашёл в себе силы улыбнуться. Кивнул задумчиво.

– Вообще-то, я хотел посадить на трон матушку. В этой стране, но на другой трон и в другом дворце. Но ему ответила не Фиона, а наследный принц.

– Не многовато ли? От Эксера до Лорндейла многие тысячи лиг. Сесть сразу на два трона? А не порвётся ли у этой грязной шлюхи задн… Это был некрасивый, грязный удар снизу – почти без замаха. Самое обидное и и оскорбительное для солдата – пропустить удар снизу в пах. Размаха, конечно, не хватило, и меч застрял где-то на уровне пояса. А Гуго, придерживая клинок, перехватился поудобнее, рванул – и резко поднял лезвие до самой грудины, разваливая принца пополам. Он придвинулся, пристально вглядываясь в закатившиеся блекло-чёрные глаза. Смотрел до тех пор, пока их живой блеск не сменился глянцевитым равнодушием смерти – и на изгаженный пол с клинка соскользнул уже труп.

– Никто не смеет безнаказанно обижать Королеву, – Гуго обвёл залу ненавидящим взором. – Кто-нибудь хочет сказать ещё что-то про мою матушку? У входа раздался шум, и в разгромленную залу вбежал молодой человек. Судя по тому, как резво, словно от прокажённого, от него шарахнулись солдаты и придворные, ожидая скорой и быстрой расправы, это и был тот самый принц Родерик, незваный и совсем ненужный брат. Гуго обернулся – и вздрогнул. То же лицо, та же навеки изуродованная усохшая правая рука. И та же тщедушная комплекция паренька, которого он едва не сшиб вчера вечером. Они долго смотрели глаза в глаза. Не вечность, как пишут потерявшие всякий стыд бумагомаратели, но очень и очень долго. Медленно поднялся клинок верного двуручника – и с усталым вздохом до изнеможения навоевавшегося солдата спрятался в ножны.

Они шли по серому, скрывающему очертания вокруг туману. Молодой воин с задумчивым лицом, суровой красоты которого не портило даже несколько угрюмое выражение, и зеленоглазая красотка с роскошной рыжей шевелюрой. Позади осталось всё – и вдруг открывшаяся дверь, словно вырезанная огненным резцом демонов. Это сестрица Берта, до крови закусив от волнения губу, несколькими штрихами нарисовала дверь. Ту самую дверь, только не в никуда. На стене маменькиного будуара, что открылась там – и прямо в тронную залу Эксера. И явление Королевы во всём своём блеске – как и положено по всем канонам воинских традиций – монарх последним входит в завоёванную крепость. Закончилась и церемония всяких присяг и вассальных клятв, которой руководили граф ван Зее и барон ван Хольм, ошарашенные неслыханной милостью – сама Королева позволила им первыми служить ей. И Родерик, что хоть и лишился титула принца, но Королева назвала его «сын мой» – и Патрисия расплакалась от радости. И теперь остался лишь короткий путь сверху, от привязи с усталыми загнанными лошадьми и вниз к пристани, где познавший все моря Калхан до сих пор не может прийти в себя от изумления. Ибо невесть с какими ветрами в порт Монтеро влетела легендарная и незабываемая «Лилия» – да-да, из того самого букета «танцующих Л». Всего лишь одна чудесная, напоенная ароматами трав и мягко светящаяся от магии ночь, и возрождённая красавица ласково и нетерпеливо поцеловала своего капитана, окбнаружившего себя вдруг, к своему удивлению, вовсе и не старым. Уверенная поступь Воина и цокот по булыжнику серебряных каблучков Ведьмы постепенно вывели на причал, прямо к опущенным сходням. Сбросивший лет эдак сто капитан пыхнул трубкой и с достоинством поклонился. Но не им, а скинувшей капюшон плаща женщине, что доселе терпеливо стояла рядом. Королеве. И от блеска её величия заискрилась даже морось, осевшая на седой от древности булыжник.

– Надолго, дети мои? И внезапно любящая улыбка озарила лицо Воина. Он обнял сразу обеих – и мать, и Фиону, под чьим сердцем уже блистала искорка новой жизни.

– Мы вернёмся, мам – но уже втроём.