Единственная для князя. Как долго я тебя искал

Глава 2

Во время поездки поговорить с директором гимназии не получилось. Виной тому наличие лишних ушей из Следственного комитета. Да и сама обстановка не располагала к душевным беседам. Я опасливо рассматривала угрюмого мужчину, в обязанности которого входило круглосуточное наблюдение за мной. Нахлебов Тарас Григорьевич – старший унтер-офицер, городовой полицейской Управы, оказался на редкость молчаливым. Директор представил нас друг другу, на что охранник буркнул «Здравия желаю!» и уставился в окно. Зато водитель – полная противоположность, болтал без умолку. Он радостно сообщил, что ему также поручено сопровождать и напутствовать барышню Молчанову вне стен гимназии. Так что, если надумаю выйти в город, то непременно под его присмотром. Достаточно телефонировать или отправить магический вестник, и он тут же прибудет, если только на срочный вызов не пошлют. В таком случае, следовало непременно дождаться его возвращения.

– Не переживайте, Константин Алексеевич, – осадил говоруна Савушкин. – Меня уже уведомили, что за Анастасией Трофимовной необходим особый присмотр. Смею напомнить, что я равно отвечаю перед империей за каждого ученика. Без моего разрешения никто не вправе покидать территорию гимназии. Поэтому, если в Следственном комитете намечаются мероприятия с участием моих подопечных, то прошу составлять запрос на их убытие заранее и по установленной форме.

– Непременно учту, Ваше высокородие, – отозвался парень и, поймав в отражении зеркала мой взгляд, снова подмигнул. – Нам с Анастасией Трофимовной предстоит долгое сотрудничество.

Охранник только хмыкнул на это заявление, но никак не прокомментировал. А вот со мной, чувствуется по напряжению со стороны директора, еще состоится предметный разговор на эту тему.

Автомобиль тем временем лихо помчался по Большой Дворянской и, притормозив у трехэтажного здания из красного кирпича, свернул на подъездную дорожку. Широкое крыльцо со ступенями из белого камня, арочные окна в белом обрамлении, поднятый на высоту второго этажа балкон, подпираемый полуколоннами, придавали строению легкий налет средневековья и романтизма. С некоторым волнением я приняла помощь директора при выходе из машины и на миг замерла, осматриваясь. Осенний ветер срывал с деревьев пожелтевшие листья и кружил их, заметая чистую дорожку. Дождь прекратился, но морось еще оседала на лице прохладной влагой, пахло грибной сыростью.

– Не вспомнили? – участливо поинтересовался Демид Иванович, на что я с огорчением мотнула головой. – Тогда расскажу в двух словах, что и где находится. Позже сами освоитесь, да и ребята подскажут.

Подхватив меня под локоток, мужчина увлек к крылечку.

– До свидания, Анастасия Трофимовна! – донеслось со спины.

Обернувшись, я улыбнулась парню и помахала рукой, прощаясь. В ответ он еще больше расцвел, излучая оптимизм и веселье. Но мне не оставили времени на расшаркивания и настойчиво подтолкнули ко входу. Я расслышала, как хлопнула дверца водительского сиденья, взревел мотор, и после раздался резкий визг шин. Это комитетчик лихо развернулся и рванул с места, направляясь по дальнейшим делам.

– Эх, молодость! Все куда-то спешит, торопится. Вы поосторожнее с этим молодым человеком, Анастасия Трофимовна, – нравоучительно произнес директор.

– А что с ним не так? – Я наивно распахнула глаза.

– Да, пожалуй, все так, – не стал возводить напраслину мужчина. – И даже больше: у титулярного советника и штатного видока Следственного комитета Зорина блестящие перспективы в Ведомстве.

– О! Значит, он тоже недомаг? – Я слишком переволновалось, чтобы заметить на нем перчатки особого кроя.

– Кхм, я хоть и привык называть вещи своими именами, но в обществе лучше не употреблять этого понятия. Оскорбительно-с. Но – да, Константин Алексеевич недомаг и дворянин. Партию себе будет подыскивать среди дворянок с выраженным стихийным даром. Это я к тому предупреждаю, чтобы вы не строили иллюзий относительно господина Зорина, потому что и подсказать больше некому. Насколько мне известно, родителей или других родственников у вас не осталось, а значит, я несу за вас ответственность и принимаю участие в дальнейшей судьбе. Ну-с, идемте внутрь, а то некоторые уже носы расплющили, выглядывая нас.

Я бросила мимолетный взгляд на ближайшие окна и заметила стайки подростков, облепивших подоконники. Любопытные взгляды так и буравили со всех сторон, просвечивая насквозь. Поежившись, я плотнее запахнула пальто и устремилась к массивным дверям, распахнувшимся при нашем появлении.

– Здравия желаю! – вытянувшись, козырнул дежурный в серо-синей униформе. Директор ответил, как полагается, а я буркнула растерянное «привет», поймав на себе жалостливый взгляд парнишки.

В просторном холле царил печальный полумрак и ощущался еле уловимый аромат хризантем и свечного нагара. Источник запаха обнаружился тут же. Прямо по центру располагался стол, на котором стояли два портрета с траурными ленточками, а возле них лежали живые цветы и тлела лампадка. Василевский Глеб Викторович и Пахотин Антон Аркадьевич – обоим едва исполнилось по семнадцать лет. Горло сдавил предательский ком. При взгляде на лица мальчишек, испытала неуловимое узнавание. Подробностей я не помнила, к сожалению, но чувствовала какую-то связь с этими ребятами.

– Мы… дружили? – посмотрела на директора глазами, полными невесть откуда взявшихся слез.

Савушкин только поджал губы и кивнул, сочувственно похлопав меня по плечу. Может, надеялся, что вспомню?

– Гардероб внизу, давайте, покажу вам, – Демид Иванович кивнул на дверной проем справа, за которым начиналась лестница.

Первый этаж гимназии являлся полуподвальным, поэтому там размещались хозяйственные помещения, необходимые для комфортного проживания. Помимо гардеробной здесь располагалась прачечная и сушильня, вещевой склад и продуктовая кладовая, кухня с подсобкой и отдельным входом. На втором – центральном этаже обустроили учебные классы и кабинеты администрации, столовую, актовый зал для торжественных мероприятий. Третий этаж занимали жилые комнаты, поделенные на женское и мужское крыло, в каждом – по одной общей умывальне и душевой. Большое помещение было отдано под библиотеку, совмещенную с читальным залом и классами для выполнения домашних заданий.

Меня сопроводили в левое крыло, перепоручив дальнейшие заботы воспитательнице.

– Зоя Матвеевна Панфилова, – представилась женщина, которую явно предупредили о моих проблемах с памятью. – Я отвечаю за порядок в комнатах и дисциплину. Также обращайтесь ко мне по всем хозяйственным и учебным вопросам.

– Благодарю! – кивнула, не зная, что еще ответить. – Вопросы, наверное, возникнут, но так сразу не готова их озвучить.

– Я все понимаю и не тороплю, – женщина увлекла за собой и остановилась у последней комнаты по коридору. Распахнув дверь, на которой я не заметила замков или задвижек, воспитательница жестом предложила войти. – Это твоя комната. Твоя и еще трех других девушек, – пояснила она, ступая следом.

Внутри помещение до боли напомнило больничную палату. Та же чистота и строгость – ничего лишнего. Четыре спальных места, два письменных стола у просторных окон. Постели тщательно заправлены, на тумбочках в изголовьях лежат одинаковые стопки книг и тетрадей. Спинки кроватей завешены аккуратно сложенными полотенцами, в изножье – по сундуку для личных вещей. У входа предусмотрена вешалка, а над ней полочка для головных уборов. Внизу выстроились в ряд казенные тапочки с меховой оторочкой. Я переобулась и замерла в нерешительности.

Какая же из четырех кроватей моя? – Присмотрелась внимательнее, выискивая детали, указывающие на их хозяек.

Никаких различий в кажущейся на первый взгляд одинаковости я не обнаружила. Тогда оценила расположение самих спальных мест, гадая, какую бы из кроватей предпочла, будь у меня выбор. Взгляд упал на дальний угол, который не сразу бросался в глаза от входа, но в то же время оттуда просматривалось все, что происходило в комнате.

– Эта? – уточнила у Зои Матвеевны, на что она одобрительно кивнула.

– Верно. Настя, ты что-нибудь вспомнила?

– Нет! – мотнула головой. – Я только предположила, какое место мне бы больше понравилось, и не ошиблась.

Под неодобрительным взглядом воспитательницы я плюхнулась на кровать, пробуя пружины матраса на прыгучесть и скрипучесть одновременно. Скрипа не послышалось, что порадовало, да и матрас оказался довольно жесткий. Но мне это даже понравилось. Затем я исследовала содержимое тумбочки. Расческа с зеркальцем, шпильки для волос, шило-мыльные принадлежности, бытовая мелочевка – ничего особенного. В сундуке обнаружила ночную рубашку и халат, сменное белье и униформу для спортивных занятий. Все стандартно и, не удивлюсь, точно такое же, как у других гимназисток.

Хм, а ценные вещи где хранятся? Ясно, что не на виду. В тумбочку и сундук заберется любой, кто пожелает или обладает такими полномочиями. Интересно, есть ли у меня дневник или личные записи?

– Удостоверения личности и наличные средства хранятся у директора, – пояснила Зоя Матвеевна в ответ на мой вопрос. – Деньги выдаются по письменному заявлению вместе с пропуском на выход в город.

Мда, строго тут! – Я шумно втянула носом воздух. – Полное ограничение свободы. Если даже и сбежишь по какой-то надобности, то без денег и документов далеко не уйдешь.

Охрана опять же на каждом этаже, дежурные – словно надсмотрщики, педагогический состав – сплошь в чинах и армейских званиях щеголяет. Успела заметить парочку служак, когда Савушкин устроил экскурсию по территории. Может, это оправданно, учитывая особый статус гимназии и потребность в специалистах, которых она выпускает. Воинский устав и субординация – эти знания в силу специфики будущей профессии должны осесть на подкорке и вбить в растущие умы важность дисциплины и строгого подчинения вышестоящему руководству. Однако…

Бунтарский дух не выбить строгими правилами! – я усмехнулась, когда, оставшись в одиночестве, вычислила парочку тайников.

Один – совершенно очевидный, крепился к днищу выдвижного ящика тумбочки. Бережно завернутые в хлопчатобумажный платочек, там хранились наличные средства в виде десяти рублей серебром и горсти медяков. Второй нашелся под кроватью, в щели между стыками, куда можно засунуть тоненький сверток, упакованный в оберточную бумагу. Внутри я обнаружила дарственную на деревню Демьяновку семи дворов и окрестные земли от Чертова оврага на западе до колодного ручья на юго-востоке. Большие угодья, если судить по приложенной карте местности. С севера граница шла по речке Быстрице, а с южной соседствовала с деревенькой Мельчановской, принадлежащей помещику Осокову. Другими словами, я владела сотней акров собственных земель, всю площадь которых занимали непроходимые леса. Умный помещик на таком же объеме пять деревень построит, земли распашет и будет жить припеваючи. А мои предки, видно, не тяготели к земледелию, предпочитали жить дарами леса и охотой. Неплохо жили, раз уж я при поступлении оплатила полный курс обучения. Расписка в получении наличных средств за подписью директора Савушкина прилагалась.

Изучив документы, сложила их обратно в пакет и спрятала в тайник. Раз уж я предпочла держать бумаги при себе, а не сдать на хранение руководству гимназии, пусть так и остается. По крайней мере, подтвердились слова директора, что я – сирота, ведь дарственная на земли вступила в силу после смерти Трофима Николаевича Молчанова. Однако не такая уж и бедная, раз выложила двести золотых рублей за четыре года учебы на полном обеспечении. Сумма немалая, которую не каждому по карману собрать, в чем я убедилась позднее. А пока приняла эту информацию к сведению и дала себе зарок при ближайшей оказии навестить родные места.

Оглушительной трелью прозвенел звонок с урока, и буквально через минуту в комнату влетели три запыхавшиеся девицы.

– Аська вернулась! – радостно воскликнула тоненькая, как тростиночка, брюнетка и кинулась обниматься.

– Ася, как ты? Пострадала? Тебя сильно задело? Страшно было? Мы тут извелись в переживаниях, – наперебой засыпали таким количеством вопросов, что в голове зазвенело от звонких голосов.

– Подождите! – Я отстранила девушек.

Ясно же, мы не первый год вместе. Значит, сдружились и, возможно, стали семьей. Но я их совершенно не помнила.

– Дело в том, что нам придется знакомиться заново. Я не знаю даже ваших имен, – виновато поджала губы, наблюдая, как вытягиваются лица у девчонок.

– Совсем ничего? – уточнила круглолицая гимназистка с белой кожей и рыжими конопушками на переносице. – Я – Даша. Григорьева Дарья Игоревна, – назвалась полным именем.

– А я Мила, то есть, Людмила Алексеевна Реутова, – назвалась брюнетка.

– Марфа Ивановна Безродная, – завершила представление третья девушка, крупная и рослая, с темно-русой косой толщиной с запястье и грубоватыми чертами лица.

– Рада познакомиться. – Я нервно улыбнулась, не зная, что делать дальше и как смягчить возникшую паузу. – Буду благодарна, если поможете освоится тут, а то я даже элементарных вещей не помню.

– Конечно! Не сомневайся! Обязательно поможем и подскажем, – заговорили соседки одновременно. – Ой! Обед же скоро, – опомнилась Дарья. – Необходимо переодеться и вымыть руки.

С переодеванием я быстро справилась. Только надела черный передник поверх платья и почистила обувь. Как меня предупредили, за неподобающий внешний вид Зоя Матвеевна могла три шкуры спустить.

– Это она с виду добренькая, – нажаловалась Мила, – а как хлестнет указкой по пальцам – мало не покажется.

– Разве так можно? Ну, бить гимназистов? – изумилась я. – Мы ведь не маленькие дети!

– Ха! – басовитым голосом поддакнула Марфа. – По мне, так лучше разок хлестнет, чем устроит общественное порицание. Позору потом не оберешься.

– Вот как? А Демид Иванович, как на эти вещи смотрит?

– А ему что? – хмыкнула Дарья и пожала плечами. – Главное, чтобы дисциплину соблюдали. За особые провинности и высечь могут. Розгами. Но я не припомню, чтобы кого-то так наказывали. А Зоя Матвеевна правильно Милке по рукам надавала, чтобы не садилась за стол с грязью под ногтями.

– Но я не успела! Сама же торопила: опаздываем! Давай скорее! – передразнила подругу Реутова.

Наблюдая за словесной перепалкой девчонок, я невольно улыбнулась. Веяло от всего этого чем-то знакомым, родным.

– Скажите, а меня часто наказывали?

– Тебя? – изумленно вытаращилась Дашка и рассмеялась, будто я что-то смешное спросила. – Никогда. Ты же отличница, пример для подражания, а нас к тебе на перевоспитание подселили.

– Ну и как? Перевоспитались? – хмыкнула язвительно.

Внутри я не ощущала себя заучкой, да и соседки ко мне тепло относились, это чувствовалось за их неподдельной тревогой и искренним желанием помочь.

– Конечно! – не поняла иронии Дарья. – Марфа вон по математике подтянулась и с черчением дела на лад пошли. Учитель похвалил даже за старание. А Милка наша в кружок театральный записалась, как ты и советовала. Теперь хоть не боится у доски отвечать.

– А ты?

– Что? Я? – картинно уставилась девица, захлопав глазками. – У меня и так все хорошо! Нечего меня перевоспитывать. Хватит уже болтать. Идемте, а то к раздаче опоздаем, будем потом в последних рядах стоять.

Девушка первой выскочила в коридор, хлопнув дверью. Снаружи как раз послышались такие же хлопки и топот каблучков.

– Врет! – шепотом пояснила Милка. – С ней прежде никто вместе жить не хотел. Из-за кошмаров! – Я удивленно вытаращилась на брюнетку, и та со вздохом пояснила. – Кричала сильно по ночам, металась, спать никому не давала, вот ты и забрала ее из жалости. Но Дашка гордая – ни за что не признается, что это ты помогла от кошмаров избавиться.

– Я? Каким образом? – удивилась.

В учебе подтянуть – одно дело, но справиться с ночными кошмарами – совершенно другое. Тут же специалист нужен, не то, что я.

– Вы идете или нет? – Как оказалось, Григорьева никуда не ушла и стояла под дверью, будто знала, что о ней разговариваем. На Милку зыркнула так, что та невольно съежилась и опустила глаза в пол.

– Да, конечно, – улыбнулась дружелюбно. – Покажешь, где столовая? А то проголодалась так, что живот сводит.

– Разумеется, – девушка кивнула и направилась к лестнице.

Мы пристроились следом, вливаясь в общий поток. Однако окончательно слиться с ним не получилось. Многие оглядывались на нас, перешептывались, а то и откровенно обсуждали мое возвращение. Нашлись и такие, кто смотрел враждебно. Неужели кому-то дорогу перешла? Когда только успела?

– Это кто? – украдкой спросила Милу насчет фигуристой девицы с иссини черными волосами.

– Полина Малевская, – шепотом ответила девушка. – У них с Глебом любовь была. Полька жутко его к тебе ревновала.

– Погоди, Глеб – это, который?..

– Да! – подтвердила худшие опасения Реутова. – Погиб он, а накануне они крепко поссорились. Девочки говорят, Полька тебя винит в его смерти, а еще плачет ночами.

– Меня? Я тут при чем? Сама чудом выжила, – опешила от неожиданности.

– Тем и виновата, что вернулась, а он – нет. Полина так и сказала: лучше бы Аську сто раз убили, чем моего Глеба. Зоя Матвеевна, как услышала, тут же ее отругала и наказание назначила. Но ты же знаешь Польку! Ой! То есть, теперь уже нет, – осеклась, вспомнив о моей проблеме. – В общем, держись от Малевской подальше, она не скоро успокоится.

Для меня не стало откровением, что в женской среде есть место конфликтам. Подспудно чего-то такого ожидала. Дух соперничества, столкновение характеров, гормоны и переходный возраст в жестких рамках правил и общественного мнения должны где-то находить выход. Удивляло меня собственное восприятие ситуации, характерное для взрослого человека, а не для молодой девицы.

– Аська! – Дарья двинула локтем в бок. – Глянь, к тебе Гончаров идет.

Я подняла глаза, рассматривая приближающегося молодого человека. Широк в плечах, но по-юношески стройный, форма сидит идеально, в глазах светится упрямство и желание бросить вызов.

– Кто такой? – шепотом уточнила у девочек. – Что ему вдруг понадобилось?

– Из дворянчиков он, – успела шепнуть Милка. – Везде и во всем любит быть первым. Осторожнее с ним.

– Доброго дня, барышни, – поздоровался молодой человек, при этом глядя на меня и демонстративно не замечая остальных. – Как ваше самочувствие, Анастасия Трофимовна? Говорят, доктор Гельберг вас с того света вытащил? – проявил удивительную осведомленность.

– Доброго! – поздоровалась в ответ. – Приятно, что вы обеспокоены моим здоровьем, э… Олег Анатольевич. – Мила вовремя подсказала имя одноклассника. – Физические показатели в норме, иначе меня бы так быстро не выписали. Если это все, более вас не задерживаю.

По-хорошему, тут бы парню и уйти, но он ведь не за этим подошел. Мое здоровье, очевидно, интересовало его в последнюю очередь. К нашему столу гимназиста привело любопытство, жажду которого разделяли присутствующие в столовой ученики. Тишина вокруг воцарилась гробовая.

– Не все, Анастасия Трофимовна. Нас интересует, как погибли наши товарищи, – озвучил Гончаров истинную причину.

– И не только вам нужны подробности, – я задумчиво пожевала нижнюю губу, решая, стоит ли во всеуслышание заявлять о проблеме с памятью. Пожалуй, не стоит, это личное и никого больше не касается. – Однако я не вправе отвечать на подобные вопросы. Если не согласны, обратитесь в Следственный комитет, занимающийся расследованием преступления, – пресекла возможные возражения на корню.

Нацепив натянутую улыбку, парень молча поклонился и отошел от стола.

– Почему ты не рассказала, что ничего не помнишь? – украдкой поинтересовалась Дарья.

– А он бы поверил? – вопросительно вскинула бровь и обвела взглядом растерявшихся девчонок. – Вот и дальше пусть думает, что хочет. А вы помалкивайте, это же тайна следствия. Вам ли об этом не знать!