Глава 10


Низкий земляной потолок нависал над деревянной лежанкой, визуально придавливая своей монолитной массой человека, неподготовленного к долгому пребыванию в узких подвальных помещениях. В остальном укрытие, где проживал босан Лао, было вполне приемлемым. Несколько комнат под развалинами крупного дома были сухими, чистыми и хорошо проветривались через небольшие наклонные отверстия в стенах, которые, по словам монаха, он сам соорудил при помощи пустых бамбуковых палок. Гостя босан разместил как раз под одной из ивовых решеток, чтобы спертый воздух не мешал Ли приходить в себя и набираться сил. Решетки предназначались для защиты от полевых мышей, могущих забраться в удобную нору, а в случае дождя каждый «воздуховод» снаружи можно было закрыть удобной каменной пробкой.

Запасы отшельника были ожидаемо скудны, так что угостить дзи ни чем другим, кроме терпкого чая, черных сухарей и проросшего овса, Лао не мог, но тот был благодарен ему и за это. Но еще больше Ли был рад возможности проспать столько, сколько ему захочется, возможно, в первый раз в своей жизни. Жар лихорадки и жестокая простуда настигли его уже намного позже.

Под землей сложно было уловить течение времени, а Лао, похоже, вообще никак не зависел от смены дня и ночи, проводя большую часть своего бодрствования в уединенной комнате для медитаций или выбираясь наверх, чтобы на часы погрузиться в неподвижное созерцание Вселенной.

Когда его состояние стало получше, Ли, постепенно освоившись, уже сам стал ходить в кладовую, когда хотел пить, и без посторонней помощи менял травяной компресс, который босан еще в первый же день наложил дзи на шею. Царапина, оставленная кинжалом кумицо, несмотря на кажущуюся ничтожность, быстро начала гноиться, а место вокруг раны болезненно воспалилось. Познания Лао в травах и лекарском искусстве были не велики, так что рассказ Ли о встрече с оборотнем значительно увеличил его опасения — простым оружием, согласно преданиям, кумицо не пользовались. И именно это монах считал причиной внезапной болезни.

Что стало ведущей основой выздоровления от чародейского недуга — присутствие рядом просветленного человека, лечебные свойства трав или силы молодого тела — для дзи так и осталось неясно. Скорее всего, эффект был совокупным. Окончательно здоровым Ли почувствовал себя, когда проснувшись, ощутил сильное желание размять затекшие мышцы и проверить, как теперь в его руках будет слушаться тяжелый меч.

Пройдя знакомым путем до кладовой, Ли поставил на небольшую жаровню жестяной кувшин с водой и отравился на поиски Лао. У выхода из подвала босан не обнаружился, а далеко он обычно не уходил, дзи это прекрасно помнил потому, что во время болезни мог дозваться его в любой момент. Короткого осмотра местности было вполне достаточно.

Снаружи царствовала холодная зимняя ночь, каменные стены домов покрывал свежий снег, а небо лучилось мириадами звезд. Поежившись от довольно сильного холода, редкого в этих землях в отличие от северных границ Империи, Ли спустился обратно. Монах мог быть только в одном месте, но мешать его одиночеству в покое для духовных исканий, дзи не посмел бы. Оставалось лишь начать поиски оружия самостоятельно, Лао вряд ли бы просто выкинул фамильный клинок Юэ, так что он точно был где–то здесь.

Быстрое обследование небольшого монашеского убежища не принесло желаемых результатов. Меча нигде не было, как не было и подбитых кавалерийских сапог, окованных стальными кольцами, и тех элементов доспеха, от которых избавиться быстро или набегу, Ли просто не мог. Выпив разогретого чаю, дзи решил, что, похоже, все–таки нужно идти тревожить босана, спрятавшего куда–то все его вещи.

Вежливо постучав в раму перегородки, Ли приоткрыл ее, заглянув в комнату. Монаха внутри не было, более того сама комната представляла собой всего лишь небольшую площадку, от которой вниз вела земляная лестница. Немного удивившись решению Лао — искать воплощение гармонии еще глубже в извечной тверди, но, припомнив его явные таланты в вопросах обустройства подземных жилищ, дзи осторожно начал спускаться.

Оценить протяженность спуска было довольно сложно, но тусклый свет, попадавший в лаз, через который Ли начал свой путь по старательно выделанным ступеням, превратился в далекое размазанное пятно, прежде чем лестница наконец–то закончилась. Дзи остановился, чтобы отдышаться и прислушаться к собственным ощущениям.

Место, в котором оказался Ли было странным, пугающим и как–то уж совсем не вязалось в его представлении с монахом Лао, тихим и вежливым человеком, которого просто невозможно было представить себе в приступе гнева или ярости. Подземелье, освящаемое двумя маленькими масляными фонарями, представляло собой узкий длинный коридор. Каменная кладка свидетельствовала о том, что либо кто–то очень старался, таская все эти тяжелые камни на такую глубину, либо Ли наткнулся на постройки совсем уже древних народов, ушедшие в недра под неумолимым течением времени, как и их хозяева, сгинувшие в исторической пропасти.

Комната в конце коридора была освещена странным голубоватым сиянием и, хотя интуиция дзи буквально разрывалась от тревожных сигналов, Ли осторожно двинулся в ту сторону, внимательно прислушиваясь к любому шороху в угольно–черных тенях. Воздух здесь по–прежнему был чистым и свежим, и это в определенной мере успокаивало. Каким бы странным и мистическим не было бы то или иное место, тот факт, что над ним потрудились руки вполне конкретного и известного тебе человека меняет в восприятии окружающего очень многое.

Вытянутый зал в конце коридора был не больше сотни локтей в длину и столько же в ширину. На гладком мраморном столе, возвышающемся в самом центре комнаты, лежал человек. Точнее, девушка не старше семнадцати–восемнадцати лет. Ее длинные черные волосы будто бы нарочно были рассыпаны «веером» по каменному ложу, а кожа была столь неправдоподобно бледной, что скромное погребальное платье–рейчи пугающе идеально гармонировала с ней по цвету.

Неведомая сила словно подтолкнула Ли через порог, и дзи, не пытаясь даже сопротивляться, подошел на негнущихся ногах к мраморному алтарю. Лицо умершей было красиво, но совсем не так как у Каори О–шэй. Чувственность и грацию дочери дзито нельзя было сравнить с неподвижным совершенством неизвестной. Там, где Каори блистала эмоциями и жизненной силой, мертвая красавица брала холодным совершенством формы, замершим вне самого времени, и каким–то извечным глубинным покоем. Боясь потревожить завораживающую картину, Ли буквально замер на месте, не в силах пошевелиться.

Длинные тесные ресницы едва заметно дрогнули, и глаза умершей медленно открылись, обращая свой леденящий взор на незваного гостя. Кровавая радужка ее глаз имела насыщенный густой цвет, а вертикальные зрачки вызывали ассоциации скорее с хищной птицей, чем с кем–то из породы кошачьих. Тонкие лиловые губы неторопливо растянулись в улыбке, обнажая белоснежные иглы клыков.

Оторопь, охватившая дзи, так и не позволила ему броситься бежать. Превозмогая себя Ли сделал шаг назад и стал оборачиваться. Еще два кровавых глаза разглядывали его из глубины коридора. Путь назад оказался отрезан, а затем был удар, боль и темнота.


Приходить в себя после того, как кто–то, не церемонясь, приложил тебя по макушке чем–то тяжелым, не самое приятное занятие. Еще неприятнее — обнаружить, что ты висишь вниз головой довольно высоко над полом, а твое тело от ступней до самой шеи буквально спеленато белыми липкими нитями. Тонкими, но очень крепкими.

Дернувшись пару раз, Ли пришел к выводу, что это бесполезно, к тому же голова разболелась еще сильнее. Дзи даже показалось, что он слышит какую–то тихую и печальную мелодию.

— Смотри–ка, очнулся! Все–таки крепкий, — раздался голос, который Ли сейчас совсем не рад был услышать.

Уже знакомая ему кумицо тоже была здесь. Лиса–оборотень стояла у стены совсем неподалеку, рассматривая подвешенного к потолку человека все с тем же негаснущим живым интересом. Рыжие волосы демона были собраны в эффектный хвост, переброшенный через плечо, других изменений в ее облике Ли не заметил. Но зато он теперь прекрасно рассмотрел много других деталей помещения, в котором находился, и многое из увиденного напугало его куда сильнее возвращения кумицо.

Старинный зал был весьма обширен и гораздо больше того, где дзи повстречал ожившую покойницу. Видимых источников света не наблюдалось, но все тоже мягкое голубоватое сияние заполняло собой помещение, скрывая в непроглядной тьме лишь высокий потолок. Можно было почти не сомневаться, что это место является частью тех же подземных сооружений, которые Ли видел ранее. Мебели или других предметов интерьера здесь практически не было.

В дальнем углу обнаружился источник странной музыки, поначалу показавшейся пленнику лишь собственной галлюцинацией. За деревянным футляром ше–до застыла стройная фигура в черном свободном платье, рукава которого были закатаны до локтя и закреплены там специальными прищепками. Крепкие длинные пальцы уверенно скользили над железными струнами, пользуясь лакированным щипком и извлекая протяжные мелодичные звуки. Кожа женщины–музыканта была такой же бледной, как и у той девушки в посмертном рейчи, но она была явно старше, а ее резкое скуластое лицо не обладало и каплей той леденящей силы. В нем не было ничего отталкивающего, скорее даже наоборот, оно притягивало и завораживало, как танец змеи, гипнотизирующий бессильного кролика. Но все же сравнение с юной красотой той девушки, что сидела на полу рядом с ше–до, было явно не в пользу исполнительницы. Ожившая красавица по–прежнему не сменила своего наряда, а ее светящиеся алые глаза непрерывно следили за пойманной жертвой.

Хуже всего оказалось «украшение» противоположной стены. Сначала Ли не совсем понял, что видит перед собой, а когда наконец разобрался, то жестоко пожалел об этом. Это был Лао, вернее, семь босанов Лао в совершенно одинаковой одежде. Краска на лице самого первого заметно облупилась, демонстрируя старое прогнившее дерево. У каждой гигантской куклы от кистей рук, от локтей, от коленей, от стоп и от еще десятка различных точек, включая нижнюю челюсть, тянулись длинные белые нити, вроде тех, которыми был связан дзи. Это было страшно и непонятно, Ли прекрасно понимал, что никогда бы, даже в самом сильном бреду, не принял бы ни одну из этих марионеток за того, кто помогал ему и лечил его все последние дни. Но почему–то сомнений у дзи так и не возникло, одна из деревянных фигур, а может быть и несколько, была тем самым монахом Лао, с которым он и общался.

— А я уже испугалась, что твои домашние кровососы стукнули его слишком сильно, — снова заговорила кумицо.

— Они очень исполнительны, — из темноты, сгущавшейся над дзи, раздался низкий грудной голос, принадлежавший скорее женщине, чем мужчине. — И полезны. Такие сильные вкусные жертвы нечасто сами забредают в мою паутину, а девочки, выходя на охоту, приносят порой что–то не менее сочное.

Женщина, игравшая на ше–до, оторвала взгляд от металлических струн, и Ли невольно сглотнул, увидев кровавый отблеск вокруг ее вертикальных зрачков.

— Надеюсь, теперь тебе уже ничто не мешает употребить этого милого юношу по назначению? — оборотня обсуждение этой темы явно забавляло. — Мне итак пришлось ждать, пока ты восстанавливала его силы.

— Ослабшая и изголодавшаяся муха всегда умирает слишком быстро. Для меня это было необходимо, и ты это знаешь, Фуёко.

— Я и не спорю, — хищная улыбка кумицо стала лишь еще шире. — Мы на твоей территории и следуем твоим правилам, но, тем не менее, я пришла сюда не по собственной воле, и мое поручение вполне конкретно.

— Старшая Сестра может не волноваться, этот человек, столь не угодивший вам и вашим маленьким солдатикам, больше никогда не встанет на пути у задуманного ей, чем бы оно ни было. Сошлись на меня, этого будет достаточно.

— Тогда, пора прощаться.

— Вы всегда были так нетерпимы к моим трапезам, — неискренне пожаловался голос под потолком, — останься, досмотри, может быть что–то останется и для тебя. Или как сувенир.

— Нет уж, — покачала головой лиса–перевертыш, — тебе еще кормить своих къёкецуки. Не хотелось бы, чтобы они ослабли и оставили тебя одну.

— Ничего, голодание для них бывает полезно.

Ни одна из упомянутых демонов никак не прореагировала на последние слова. Кумицо приблизилась к Ли и, обхватив его лицо ладонями, с усмешкой сказала:

— Это было весело, тайпэн Хань. Очень весело, но жаль, что все хорошее рано или поздно заканчивается, — тонкий ноготь оборотня скользнул по паутине, обвивающей шею дзи, оставляя на гладкой поверхности кокона тонкий незаметный надрез. — Вряд ли мы когда–нибудь вновь увидимся, но с другой стороны это было бы весьма забавным.

Огненные волосы хлестнули Ли по глазам, мгновение и снизу на него уже смотрели черные бусины на вытянутой рыжей морде. В глубине звериных зрачков блеснули изумрудные искры, взмахнув на прощание тремя роскошными хвостами, кумицо грациозной походкой исчезла за спиной у дзи, направляясь к выходу из подземелья.

— Ну, раз все складывается так удачно, то приступим.

Мощное крупное тело неторопливо вынырнуло из темноты и медленно начало опускаться вниз. И хотя Ли уже знал, кого сейчас увидит, испугаться это ему ничуть не помешало.

Догадаться о том, кем окажется хозяйка подземелий не составило бы большого труда, даже для того, кто ни разу за всю свою жизнь не заглядывал в мудреные тексты на старинных свитках. На это указывало слишком многое — монахи–марионетки, успешно скрываемые иллюзиями, другие къёкецуки, находящиеся в зависимом подчинении у чудовища, и, конечно же, сама паутина, которой сейчас был опутан дзи.

Сигумо зависла прямо напротив его лица, и Ли дернулся изо всех сил, пытаясь разорвать крепкий кокон или хоть немного отстранится от ужасающего демона. Верхняя половина ее туловища представляла собой вполне обычную человеческую женщину, которую даже можно было бы назвать весьма привлекательной. Если бы не четыре руки с длинными острыми когтями и не костяные жвала вместо манящих губ. В каждом глазу у демона было по восемь крошечных зрачков, а в районе талии нежная темная кожа стремительно переходила в жесткую хитиновую шкуру, покрытую крохотными волосками. Крупное паучье брюхо с красно–черной расцветкой, восемь длинных членистых лап, растущих из изуродованного живота и тошнотворный аромат, присущий задворкам сельской бойни, завершали картину.

Покачнувшись на тонкой паутинной нити, сигумо обхватила кокон всеми четырьмя конечностями и подтянула его к себе. Ли задергался еще сильнее, но это по–прежнему не принесло никаких видимых результатов.

— Да, продолжай, — попросило чудовище, — бурлящая кровь намного вкуснее.

От ядовитого запаха, что струился между демонических жвал, дзи едва не стошнило.

— Они всегда считают себя такими умными, — хмыкнула сигумо, разглядывая лицо своего позднего ужина, — но зачастую не видят ничего, что действительно достойно внимания. Они так боялись тебя, что даже не поняли, кто ты есть на самом деле.

Ли на мгновение замер, и это не укрылось от монстра.

— Да, проникнуть в твой разум за эти дни было совсем несложно, хотя и не так просто, как я рассчитывала. Твои учителя из дзи–додзё неплохо постарались, хотя много из того, что тебе привили, ты даже не осознаешь, — паучиха явно наслаждалась достигнутым эффектом. — В твоей голове много интересного, малыш–дзи. Даже жаль, что мне придется опустошить этот череп, когда придет время третьей перемены блюд. А глупым лисам уже никто ничего не скажет, пусть пребывают и дальше в заблуждениях. Но кое о чем не знаешь и ты сам.

Верхняя пара рук отступила кокон, а голова сигумо, словно на шарнире, повернулась к притихшим къёкецуки.

— Принеси!

Младшая из кровопийц послушно вскочила с места и, подбежав к куче тряпья, что красовалась у ног висящих марионеток, извлекла оттуда фамильный меч Юэ. Торопливо подбежав к хозяйке, красавица с явной дрожью протянула оружие. Сигумо вырвала меч из рук къёкецуки, в довершение, наградив помощницу звонкой пощечиной. Та, молчаливо снеся подобное обращение, вернулась на прежне место, низко пригибаясь к земле.

— Забавный клинок с особенными свойствами, — торс паучихи чуть изогнулся, так, чтобы демону было удобнее демонстрировать меч своей жертве. — Ты долго носил его, но даже не догадывался об этом. Холодная ковка, по старой традиции, почти забытой еще в годы моей юности. Шедевр истинного мастера. Даже странно, что он достался какому–то мальчишке, а не главе их рода. Впрочем, возможно, они, как и ты, ничего не смыслили в этих вещах.

Оружие было так близко, что Ли невольно вновь начал извиваться. Как оказалось, этого и добивалась сигумо.

— Да, да, да, — протяжно пропела она, прищелкивая жвалами, — вот он твой меч, возьми же его, убей же меня. Ну, давай еще чуть–чуть и все получится.

Демоническое отродье весело рассмеялось, беспомощность жертвы забавляла ее, похоже, даже больше, чем все остальное. Но именно из–за приступа надменного хохота, паучиха пропустила тот момент, когда кокон вдруг лопнул с громким хлюпающим звуком.

Паутина разошлась в том месте, где ее коснулся коготь кумицо, но в тот момент Ли не придал этому значения. Его правая рука выскользнула наружу и, ухватив меч у самого основания лезвия, резко рванула его от себя и вверх. Были ли или нет особые свойства у меча тайпэна Ханя, но волосатое паучье брюха стальное острие вспороло с играющей легкостью. Белесая нить, на которой висела сигумо, тоже оказалась перерезана, и вопящий от боли демон, рухнул вниз, увлекая следом за собой всей своей тяжестью еще и дзи.

Едва его тело вырвалось из липкой тюрьмы, Ли еще в полете ухватился за меч второй рукой, окончательно вернув фамильное наследие своего мертвого хозяина. Правая ладонь оказалась рассечена, но дзи продолжил наносить беспорядочные удары, едва они в обнимку с чудовищем оказались на каменном полу.

Истошные вопли заметались под древними сводами, а горячая шипящая кровь сигумо, больше похожая на желудочную желчь, захлестала тугими струями во все стороны. Вывернувшись из когтей, оставивших на его предплечьях глубокие царапины, Ли вскочил на ноги и еще несколько раз ударил монстра, куда более удобно перехватив меч неповрежденной левой рукой.

Демон с пронзительным визгом метнулась к стене, оставляя за собой на полу размазанную дурно пахнущую лужу, но запас сил у чудовища оказался не так уж и велик. Так и не доползя до спасительно темноты, сигумо замерла, с трудом приподнявшись на уцелевших конечностях. Одну из рук и несколько тонких лап Ли успел отрубить во время их короткой схватки, сам удивляясь тому, как легко ему удалось справиться с легендарной нечистью.

— Убейте его! — надрывно булькая, прошипела паучиха.

Дзи, совсем уже было позабывший о других присутствующих демонах, поспешно обернулся в строну ше–до. Две пары алых глаз безучастно взирали на происходящее, на сигумо они смотрели даже с какой–то легкой брезгливостью.

— Убейте! — задыхаясь, вновь выкрикнула хозяйка подземелий. — Неблагодарные твари! Вы умрете без меня, вы ничто без меня!

Юная къёкецуки начала подниматься, но рука старшей легла ей на плечо.

— Может быть, как раз и пришло время умереть, — тихо сказала музыкант, обращаясь к существу, возившемуся на полу, и выглядевшему теперь совсем не так уж и грозно. — Всем нам. Окончательно и навсегда.

— Я растила, я вскармливала вас! — надрывалась сигумо. — Вы не смеете меня предавать!

— Человек, — женщина в черном платье повернулась лицом к Ли, иглы ее клыков, торчавшие из–под верхней губы, почти не бросались в глаза. — Покончи с этим, мы так устали ждать.

Дзи чуть склонил голову и, резко развернувшись, шагнул к вопящему мешку слизи и желчи. Старинный меч рассек воздух, и голова с уродливыми жвалами гулко ударилась о камни, откатившись куда–то в сторону.

Марионеточные Лао, разом вздрогнув, осыпались на пол, кучей трухи и ветоши. Со скрипом согнулись ржавые струны ше–до. Голубоватый свет медленно угас, погружая все вокруг в первородный мрак. А потом в темноте также неторопливо зажглись две пары демонических глаз.

— Значит, это всегда было лишь ложью, — произнес спокойный голос къёкецуки. — Как и почти все, что ее окружало.

Страх, уже начавший было отступать, вновь подкатил к горлу Ли неприятным холодным комком. Мертвые демоны смотрели в темноте прямо ему в глаза. Рука дзи еще крепче стиснула рукоять меча — единственную надежную для него опору в этом странном и неприятном месте.


Их звали Таката и Ёми. Они уже не помнили, как долго провели в логове сигумо в качестве личных слуг и безмолвных охотников демона–паука. Таката появилась здесь раньше, намного раньше Ёми, и это давало о себе знать. Характер старшей из къёкецуки был куда более холоден и прагматичен, чем у ее юной «родственницы». Сигумо стерла их память, забрала мечты и превратила в таких же послужных кукол, как и деревянные босаны. Как оказалось, ее власть все же не была безгранична, боль и страдания повелительницы иллюзий слишком сильно ослабили незримую хватку.

Длинная зимняя ночь еще не миновала своей середины, и Ли, стоя в развалинах деревенского дома, с нескрываемой радостью смотрел на далекие, но такие яркие звезды. Къёкецуки замерли рядом, не собираясь его торопить. Они так еще и не решили, что будут делать со своей вновь обретенной свободой.

В груде трофеев, что накопились в подземельях за долгие годы, Ли отыскал все необходимое для долгого перехода. Также там нашлись и чьи–то старые пластинчатые латы, потемневшие от времени, но так и не тронутые ржавчиной. Орнамент, искусно вытравленный на грудных пластинах, складывался в «травяной» рисунок, привычный у кочевых народов, но без родовых эмблем и других важных отметок, которыми воины степей обычно не брезговали даже на своих стеганых кафтанах.

Еще там было много золота, драгоценностей, шелков и оружия, но ничего из этого дзи не было нужно, кроме разве что рулона чистой материи, годившегося для перевязок. Меч Сяо Ханя вернулся на широкий кожаный пояс уже в новых ножнах.

Къёкецуки объяснили слова своей бывшей хозяйки, рассказав Ли, что холодная ковка, упомянутая сигумо, была придумана специально для того, чтобы наносить как можно больший вред демоническим существам. Возможно, как предположила Таката, одной лишь особой работой кузнеца здесь дело не ограничилось, и Ли, вспомнив свой недавний поединок с кумицо, невольно с ней согласился.

Свои прежние наряды мертвые демоны оставили там же, где и тело ненавистной им паучихи. Из подземного логова они вышли в легких доспехах–катабира, тех, что использовали на охоте для своей госпожи. Катабира была схожа с тем, что носили сохэй, но в отличие от их защитного облачения, здесь вместо дубленой кожи почти повсеместно использовалась тонкая броня из железных чешуек. Одежда и кольчуги къёкецуки имели исключительно иссиня–черный цвет и совсем не звенели при движениях, хотя возможно это было заслугой их обладательниц, а не искусно подобранного материала. За плечами у демонов в удобных ножнах висели односторонние чуть скривленные клинки дакань, их малые копии крепились в специальных чехлах вдоль левого бедра. Темные волосы, заплетенные в несколько длинных кос, свободно ниспадали вдоль спин.

— Мы можем питаться кровью животных, и не будем причинять серьезного вреда ни людям, ни карабакуру, — Ли ни о чем не просил их, но Ёми считала, что сказать это очень важно. — Будем двигаться скрытно, не станем никого тревожить.

— Только куда нам идти? — невесело усмехнулась Таката.

— Я слышал за северными землями тиданей живет народ мангусов, — предложил Ли. — Говорят, они людоеды и регулярно пьют кровь. Вряд ли в каком–то ином месте вас примут лучше, чем там.

— Когда–то давно я тоже слышала об этих степных демонах, — кивнула Таката, — что ж, наверное, стоит попробовать. Но сначала мы проводим тебя до Ланьчжоу, наш долг неоплатен, но кое–что лучше вернуть уже сразу.

Дзи не собирался спорить. Он вообще–то итак был доволен тем фактом, что две къёкецуки не собираются разрывать его на куски, а ведут с ним вполне благодушные беседы и даже считают себя обязанными за то, что он просто спасал свою жизнь.

— Это было бы неплохо…

Внезапная мысль заставила Ли прерваться на середине фразы. Ёми, заметив это, вопросительно посмотрела на старшую подругу, но та лишь повела плечом.

— Это было бы неплохо, но мне кажется, вы сможете вернуть гораздо большую часть долга, если сделаете вместе со мной один маленький крюк.

Хитрый тон, которым было высказано это предложение, заставил демонов улыбнуться. Ли почти уже не смутился при виде их длинных клыков.

— И куда мы идем? — весело поинтересовалась юная кровопийца.

— Мы ведь хорошие охотники и следопыты. Так может, для вас не составит большой трудности выследить одну рыжую лисицу и показать, где находиться то логово, в которое она понесла весть о моей смерти.

Улыбки къёкецуки стали еще шире.

— Теперь я понимаю, почему они так боятся тебя, — с усмешкой бросила Таката.



Загрузка...