Это был сюжет из истории, которую она когда-то слышала.
Девушка в Золотом замке, на своем законном месте. Обрученная с сыном любимой супруги императора. Принесшая честь клану Хаттори.
Душистая вода в деревянном фуро[6] была такой же, как дома. Словно теплый шелк, скользящий по ее коже. Чужие руки, растирающие плечи и спину Марико, двигались почти так же, как дома, – без жалости, пока ее бледная кожа не засияла, как у новорожденного: розовая, влажная и безупречная. Служанка, брови которой сошлись на переносице в застывшем навеки осуждении, расчесывала ее волосы инкрустированным перламутром гребнем – почти так же, как ее няня, когда Марико была помладше.
Все чувствовалось как что-то знакомое.
Но хотя Марико сейчас ни в чем не могла быть уверена, это она знала наверняка – ее жизнь никогда не будет прежней.
Под бдительным присмотром ее брата они прибыли в Инако прошлой ночью. В столицу, окутанную трауром. Чьи улицы были наполнены шепотом. Сегодня были похороны их императора, его смерть была внезапной, окутанной паутиной подозрений. Поговаривали, что плач императрицы после обнаружения тела был слышен во всех семи мару. Он разнесся даже за железные с позолотой ворота замка. Она кричала, что это было убийство. Выплескивала свою ярость на всех вокруг, обвиняя их в предательстве. Потребовалась целая стая служанок, чтобы успокоить ее и помочь дать волю слезам.
Пока не затихли последние всхлипы смирения.
Но за этой приглушенной напряженностью кипело что-то зловещее. Прошлой ночью, когда вторые ворота, ведущие в замок, со скрипом закрылись за ними, воздух вокруг Марико замер. Испустил последний вздох слабый ветерок, дувший за экраном ее норимоно. В небесах прокричала сова, и ее крик эхом отразился от каменных стен.
Как бы предупреждая ее.
Предупреждая, что здесь, в Инако, у Марико не будет времени на передышку. Но она и не желала ее. Она бы и не позволила себе ничего подобного.
Глубоко в недрах этого замка последний в роду прославленных сёгунов ждал неминуемой гибели: последнего суда столицы. И ложь, в которую был облачен этот город, – ложь, укутанная в шелка и сталь, – мерцала прямо под поверхностью, готовясь принять форму. Какой бы ни была цена, Марико превратит ее в то, чем она была с самого начала.
В правду.
Она стиснула зубы. Готовясь к предстоящему бою. Он будет не похож ни на что, к чему ее готовили Оками и Черный клан в лесу Дзюкай. В этом бою в ее распоряжении не будет оружия из дерева, металла и дыма. Вместо этого она будет вооружена только своим умом и храбростью. Это будет именно та битва, к которой она неосознанно готовилась с самого детства, сражаясь со своим братом Кэнсином.
Битва ума против мускулов.
Здесь, в Инако, броня Марико будет состоять не из закаленной кожи и украшенного шлема. Это будут духи и пудра на лице. Ей придется заставить принца Райдэна – своего жениха – поверить ей. Он должен увидеть в ней несчастную жертву, а не злодейку, пошедшую на все по своей воле.
«Хотя я и планирую стать злодейкой во всех смыслах этого слова».
Пусть даже у Хаттори Марико заберут все, даже ее жизнь, она не позволит тем, кого она любила, стать добычей тех, кто хотел их уничтожить. Она узнает правду о том, кто замышлял убить ее в тот день в лесу. Почему они пытались взвалить вину за это на Черный клан. И какая причина лежит в самой глубине их заговора.
Даже если за покушением стояла сама императорская семья.
Даже если ее собственная семья может оказаться в опасности.
От этой мысли по ее коже пробежали мурашки, как будто вода в фуро неожиданно обратилась в лед.
Выбор Кэнсина был сделан задолго до того, как он вошел в лес Дзюкай, неся их фамильный герб рядом с гербом императора. Еще до того, как он заставил солдат стрелять по своей единственной сестре, обрушив на нее ливень из огня и пепла. Он был самураем, а самурай следовал приказам своего господина до самой смерти. Самурай не задавал вопросов.
Его клятва была одним из символов непоколебимой веры.
Но время, проведенное Марико с Черным кланом, научило ее, чего стоит эта слепая вера. Она отказывалась ставить имя Хаттори на один уровень с этой ленивой столичной знатью. С той самой знатью, которая только и делала, что набивала свои карманы и наращивала влияние за счет угнетенных. За счет тех, кого они должны были защищать. Как та пожилая женщина, которая заботилась о детях в приходе Ивакура, что зависела от поддержки Оками и Черного клана.
«Защищу».
Марико прижала колени к груди, пряча сердце, не давая укорениться самым худшим из своих опасений.
«Что, если Оками уже мертв?»
Она крепче сжала колени.
«Нет. Он не умер. Этого не может быть. Они захотят устроить представление из его казни».
«И когда они это сделают, я буду рядом и защищу его».
Сама мысль о том, что у Марико были силы защитить того, кого она любит, казалась странной. Раньше она никогда не могла подобрать правильных слов. Никогда она не умела использовать правильное оружие. Но сама изобретательность может стать оружием во всех ее проявлениях. Ее разум может быть мечом. А голос – топором.
Ее ярость может разжечь пламя.
«Защищу».
Марико никогда не позволит Оками – юноше, укравшему ее сердце темной ночью глубоко в чаще шумящих деревьев, – потерять все, за что он сражался. И она не позволит себе потерять то, что она любит. Она наблюдала из теней, как Кэнсин позволил солдатам отправиться по ее следам в лесу Дзюкай. Чувствовала боль от предательства брата с каждым его вопросительным взглядом. Она прикусила язык, когда эти самые солдаты заставили Оками опуститься на колени в грязь и сдаться. Как они издевались и высмеивали его с высоты своего роста.
Марико сглотнула, горечь переполнила ее горло.
«Это больше не повторится. Я защищу тебя, чего бы мне это ни стоило».
– Взгляните на свои ногти, – размышления Марико прервала служанка, морщины на ее лбу стали еще глубже. Ее осуждение вызвало новые воспоминания из детства девушки. – Вы как будто всю жизнь выкапывали из грязи камни. – Она цокнула языком, продолжая изучать пальцы Марико. – Это руки госпожи или посудомойки?
Перед глазами Марико все поплыло, когда она посмотрела на свои покрытые ссадинами костяшки. Перед ее мысленным взором возникла еще одна пара рук, и те мозолистые пальцы переплелись с ее. Соединились в одно целое.
Чтобы стать сильнее.
«Оками».
Марико моргнула. Привела хаос своих мыслей во что-то целостное. Она прикусила губу и раскрыла пошире глаза.
– Черный клан… они заставляли меня заниматься грязной работой. – Ее голос звучал тихо. Блекло. Именно так, как ей требовалось.
Служанка фыркнула в ответ, на ее лице все еще было написано сомнение.
– Тут не иначе как помощь магии потребуется, чтобы исправить этот ущерб. – Ее слова были такими же резкими, равнодушными к притворной робости Марико. Странно, хотя упрек этой женщины ни в коей мере не был утешительным, он все же немного согрел Марико. Он напомнил ей тихое, вездесущее ворчание ее матери.
«О нет. Только не это».
Поведение служанки напомнило ей о Ёси.
При мысли о ворчливом добродушном поваре у Марико не на шутку заслезились глаза.
Служанка уставилась на нее с поднятыми бровями.
Но на этот раз осуждение пожилой женщины вызвало у Марико совершенно иную реакцию.
Гнев забурлил под ее кожей. Она отдернула руку и отвела взгляд, как будто испугалась. Устыдилась. Суровое лицо служанки дрогнуло. Как будто стыд Марико она могла понять и принять. Когда она снова взяла руку Марико в свою, ее прикосновение было осторожным. Почти нежным.
А Марико тем временем пыталась обуздать свой гнев, и мысль проскользнула в ее голове:
«Мой страх, даже притворный, кажется убедительнее в сочетании с гневом».
Одна из девушек, помогавшая грубой служанке, поклонилась возле деревянной ванны, прежде чем поднять с пола ворох грязной потрепанной одежды.
– Моя госпожа, я могу избавиться от этого? – Ее круглое лицо и нос пуговкой сморщились от отвращения.
Это была одежда, которую Марико носила в лесу Дзюкай, когда притворялась мальчишкой. Она отказывалась избавиться от выцветшего косодэ и штанов, даже несмотря на настояния Кэнсина. Это было все, что у нее осталось. Ее глаза расширились, заставляя лицо, как она надеялась, принять печальное выражение. Марико покачала головой.
– Пожалуйста, постирайте их и сложите в комнате. Несмотря на то что я больше всего хочу забыть о том, что со мной произошло, важно иметь хоть одно напоминание о последствиях неправильного поворота в жизни.
Ворчливая старая служанка фыркнула в ответ на ее слова. Другая девушка схватила руку Марико и принялась тереть под ногтями щеткой из щетины из конского волоса. Пока та была занята делом, служанка с круглым лицом и носом пуговкой добавила в воду ароматные масла и бросила свежие цветочные лепестки. Масло поблескивало вокруг Марико, как угасающая радуга. Лепесток приклеился к внутренней стороне ее колена. Она опустила ногу под воду и смотрела, как лепесток уплывает.
Это зрелище напомнило ей о том, что сказал старик в таверне в ту ночь, когда она впервые встретила Черный клан, одетая как мальчишка. Он сказал ей, что она похожа на воду. Тогда Марико резко отвергла его слова. Вода была слишком текучей и изменчивой. А ее мать всегда говорила, что Марико похожа на землю – бесконечно упрямая и прямолинейная.
«Сейчас мне больше, чем когда-либо, надо стать водой».
Марико задумалась о том, что стало с Черным кланом после того, как Оками сдался ее жениху. Задалась вопросом, как Ёси, Харуки, Рэн и все остальные перенесли этот страшный удар. Всего три ночи назад они узнали, что их главарь годами обманывал их. Что на самом деле он не был сыном Такэды Сингэна. Что юноша, за которым они следовали почти десять лет и которого называли Ранмару, оказался сыном Асано Наганори. Что он взял на себя роль Такэды Ранмару, чтобы защитить своего лучшего друга и загладить вину за предательство отца – предательство, которое разрушило обе их семьи. Что настоящее имя этого юноши было Асано Цунэоки.
Что всех их обманули.
А жених Марико – принц Райдэн – покинул лес с добычей, достойной того, чтобы преподнести ее на могильный холм своего отца.
С настоящим сыном Такэды Сингэна, последнего сёгуна Ва: Оками.
Ненависть вспыхнула и быстро погасла в груди Марико. Чувство вины свернулось в ее желудке. Она посмела сидеть в ванне с ароматной водой, позволяя полировать свою кожу и расчесывать до блеска свои волосы, в то время как судьба тех многих, кто был ей дорог, была неизвестна.
Она сделала успокаивающий вдох.
Это было необходимо. Это была причина, по которой она попросила Кэнсина отвезти ее в Инако. Если Марико собиралась привести в исполнение свой план, придуманный за время пути из леса Дзюкай в столицу, она должна была заполучить власть. Должна найти способ освободить Оками. Должна убедить своего жениха, что она – именно та влюбленная глупая девушка, которую он, несомненно, желал бы видеть своей невестой. Затем, как только она завоюет некоторое доверие, она сможет найти способ начать передавать информацию вовне. Тем, кто боролся за то, чтобы изменить будущее столицы и восстановить справедливость для ее жителей.
Тем, кто хотел свергнуть зло с его хваленого пьедестала.
– Встаньте, – резко потребовала служанка.
Уважение к старшим – вне зависимости от статуса – заставило Марико беспрекословно подчиниться свирепой женщине. Она позволила ей отвести себя к самому большому зеркалу из полированного серебра, которое она видела в жизни. Ее глаза расширились при виде отражения своего обнаженного тела.
Время, проведенное в лесу Дзюкай, изменило Марико и внешне. Углы ее лица обострились. Она стала тоньше. То, что раньше было стройным, теперь стало отточенным. Мышцы, о существовании которых она не подозревала, двигались, когда она шевелилась, словно рябь на поверхности пруда.
Она стала сильнее во многих отношениях.
Пожилая служанка снова цокнула языком.
– Вы тонкая как тростинка. Ни один мужчина не захочет ласкать кожу да кости, и уж тем более такой, как принц Райдэн.
Марико снова захлестнуло желание огрызнуться. Несмотря на то что причин презрения служанки она толком не понимала, она подозревала, что эта пожилая женщина считала девушку, жившую среди разбойников, недостойной выйти замуж за члена императорской семьи. Не заслуживающей внимания принца. Правда вспыхнула огнем внутри ее. Она была кем-то большим, чем просто объектом желания мужчины. Но в этом конкретном случае служанка была права. Ей действительно надо больше есть, если она собиралась сыграть свою роль правильно.
«Будь водой».
Марико улыбнулась со сжатыми зубами. Позволила своим губам дрогнуть, будто она ужасно устала. Ослабла.
– Ты права. Пожалуйста, сделай все, что в твоих силах, даже если потребуется магия, чтобы вернуть меня к моему прошлому «я». Помоги мне стать женщиной, которая могла бы понравиться принцу. Больше всего на свете я хочу забыть все, что со мной случилось. – Она изо всех сил постаралась вытянуться. Старалась выглядеть гордой.
Хотя морщины на лице служанки стали глубже, она кивнула:
– Меня зовут Сидзуко. Если вы будете делать так, как я говорю, возможно, мы сможем исправить последствия этого… несчастья.
Марико скользнула руками в предложенный ей шелковый нижний халат.
– Сделай меня достойной принца, Сидзуко.
Сидзуко фыркнула и кашлянула, а затем махнула другим служанкам выйти вперед. В их руках были рулоны блестящей ткани. Стопки парчи и расписного шелка, завернутые в листы прозрачной бумаги. Подносы с украшениями из нефрита и серебра и черепаховыми гребнями.
Марико провела кончиком пальца по тонкой серебряной шпильке. Вспомнила, когда в последний раз держала подобную в руке.
В ту ночь, когда она проткнула глаз мужчине за то, что тот напал на нее.
Марико знала, что ей нужно делать. Ради тех, кто ей дорог, ей нужно было казаться высокой и гордой.
И несчастной.
Она заговорила почти шепотом, как будто ее слова были не чем иным, как запоздалой мыслью:
– Императорской семье потребуется, чтобы я выглядела такой же сильной, как они.
«Так же как и им это понадобится».
Потому что у Хаттори Марико был план.
И эта недовольная старая женщина уже подарила ей первую часть головоломки.