Дыхание ветра

Александр

Время шло. В начале марта было уже совсем тепло, днём воздух прогревался до плюс двадцати по Цельсию, ночью температура опускалась почти до нуля. Природа жаждала тепла: на деревьях набухли и были готовы вот-вот лопнуть почки, птицы насвистывали свои весенние песни, но вдруг неожиданно ударили морозы до минус десяти.

Зима не желала сдаваться без боя, напоследок завалив посёлок огромными сугробами снега. Как говорили местные жители — эти прощальные гастроли зима устраивала каждый год.

Школьников совсем не радовал снег, ведь он засыпал все весенние цветы. А первоцветы к приближающемуся празднику были очень необходимы, так как в школе всегда поздравляли учительниц, мам и одноклассниц с международным женским днём. После праздника как всегда проводилась школьная дискотека.

Независимо от времени года или погоды у меня прогрессировала паранойя, преследовало ощущение пристального наблюдения или слежки, периодически накатывало ощущение опасности, но видимых причин для этого я не видел. Разумом понимал, что реальной угрозы не существовало, но подсознание говорило об обратном.

Было понятно с самого начала, что, как бы ни хотели родители Анны, в покое я её не оставлял, да и не смог бы, даже если б захотел. Привязанность к ней была выше моих желаний, и я всегда находился рядом. Прикипел к девушке всей своей душой, и моя потребность в ней росла с каждым днём.

Каждое утро встречал её у дома, и мы вместе шли в школу, а после занятий провожал девушку домой. Отец Анны, Андрей Иванович, каждый день, если не был на дежурстве в лесу, из окна своего дома наблюдал за тем, как я по утрам забираю его дочь, а после уроков возвращаю её. Стараясь не лезть на рожон, не обнимал её и не целовал у него на глазах, хотя сдерживаться было нелегко. Он же в свою очередь больше не целился в меня из своего охотничьего ружья и не угрожал. В общем, между нами действовало молчаливое перемирие, но о том, чтобы встречаться с девушкой по выходным, не могло быть и речи, хотя на дискотеку, посвящённую женскому дню, отец её всё-таки отпустил.

Большую часть праздничного вечера я просидел в зале, пока Аня танцевала в толпе старшеклассников и жителей посёлка, не сводя с неё своих глаз. Несколько раз она подбегала ко мне, приглашая на медленный танец. Тогда я обнимал её нежное тело и буквально растворялся в её искрящихся глазах, забывая обо всём, что меня мучило и тяготило, отдаваясь чувству целиком, без остатка, ничего не видя и не слыша вокруг. Даже паранойя отступала на некоторое время.

Очередной раз мы танцевали медленный танец, и, как обычно, я не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей любви, как вдруг мою спину окатило волной призрачного холода, словно произошло соприкосновение с айсбергом. Мозг словно взорвался. Дух зверя заметался, требуя выхода. Я задрожал и резко повернулся в кольце рук Анны, закрывая её собой от неведомой опасности и лихорадочно ища источник странного чувства.

Ребята вокруг продолжали веселиться, словно никто кроме меня не ощутил ничего особенного. Я мгновенно решил, что это моя личная реакция на приближающуюся опасность, и начал глазами искать источник, от которого меня пробирало до костей. Анюта, видимо, сразу почувствовала перемену в моём настроении. Она не требовала продолжения танца, не капризничала, а только прижалась к моей спине и обнимала за талию. Вцепившись не соразмеряя сил в её руки, которые внезапно стали ледяными, я вглядывался в темноту. В зале был полумрак, прорезаемый вспышками цветомузыки, которая сама по себе тоже нервировала зверя. Если в темноте я видел даже лучше, чем при свете дня, то в свете сверкающих огней практически был слеп, и взгляд мой долго метался с одного лица на другое, ища что-то непонятное, прежде чем что-либо разглядеть.

Наконец, мои глаза остановились на чужом хищном лице, кажущемся привлекательным и отталкивающим одновременно. Это была красивая девушка, по виду совсем ненамного старше меня. Её бледное лицо оттеняла искусно уложенная причёска из золотых кудрей, сверкающие чёрные глаза обрамлены густыми длинными ресницами, полные губы подчёркнуты яркой помадой, выгодно сочетающейся с её матово-бледной кожей, тонкий стан облачён в вызывающую одежду.

Она смотрела прямо на меня, и, заметив, упёршийся в неё взгляд, слегка улыбнулась, обнажая свои белоснежные зубы, отчего я вздрогнул от отвращения. В доли секунды оценив её редкую красоту, не мог избавиться от стойкого ощущения омерзения, соседствующего с тошнотой. Тело начала бить крупная дрожь. Мятежное сердце то бешено разгонялось, с шумом гоня по венам кровь, то почти останавливалось. Тяжёлое дыхание раздувало мне ноздри. Голова горела от ярости, несмотря на то, что моё тело сковывал лёд.

В любую секунду был готов совершить оборот и наброситься на эту мерзкую тварь, не видя ничего, кроме неё. Каким-то присущим мне неведомым чутьём понимал, что передо мной не человек, а хищное и опасное для окружающих создание, словно мозг сразу же выудил из своих глубин и предоставил мне информацию всегда находящуюся в подсознании. Волна патологического отвращения была настолько сильной, что я не смог бы совладать с собой, если бы меня не обнимала моя возлюбленная, обхватив меня за талию и прижавшись к спине.

Находясь в кольце рук Анюты и держа её холодные пальцы в своих ладонях, я приложил максимум усилий, чтобы удержаться от обращения. Это длилось, может, секунды, но мне показалось, что целую вечность я смотрел, словно в чёрную бездну, находящемуся от меня метрах в десяти существу в глаза, и боролся со зверем, рвущимся наружу со всей присущей ему яростью. Хищная тварь облизнула полные губы и медленно прошептала, и я не столько услышал, а сколько прочёл по её губам, так как в зале было шумно от гремевшей музыки:

— Александр. Иди ко мне, — и растянула ядовито-красные губы в ехидной усмешке, намекая, что она многое знает.

Ноги мои приросли к полу, я словно в бреду мёртвой хваткой сжимал нежные ладони Анюты, пока она не проронила тихий стон. Только он отрезвил меня, заставив разжать задеревеневшие пальцы.

— Саша, что с тобой? — прошептала Анюта. — Мне больно.

— Прости, — прохрипел сквозь зубы, и только на миг отвлекся, а когда снова взглянул в сторону непонятной твари, мои глаза натолкнулись на пустоту.

— У тебя страшный жар! — воскликнула Анна, продолжая обнимать меня. — Ты заболел!

— Не волнуйся. Я здоров, — тихо, еле ворочая от потрясения языком, проговорил.

Холод постепенно отступил, так же отступала и ярость. Я начал трезво рассуждать. Отпустив маленькие ладошки Анюты и нежно разжав её объятия, повернулся к ней и заглянул в её чистые глаза. В них был покой и умиротворение, в которые я окунулся с головой, чтобы унять свою дрожь. Продолжая обнимать её, губами касался её волос, и напряжённо думал, что мне теперь делать. Надо было срочно разыскать это нечто и разобраться. Но оставить Анну одну не мог.

— Что произошло? — спросила она тихо, словно прочувствовав моё состояние.

— Не понимаю… Я, едва, не обратился.

— Ты что-то увидел?

— Пока не могу сказать, сам толком не соображу. Чувствую какую-то угрозу, опасность

— Какую угрозу? — испуганно прошептала Анюта.

— Не бойся, ничего страшного не случилось, но на всякий случай тебе лучше отправиться домой! — сказал настойчиво.

Моя девочка не упрямилась и не протестовала, словно по моему виду понимала, что всё вполне серьёзно, опасность не шуточная. Мы быстро отправились в раздевалку, где надели куртки, Аня сменила туфельки на тёплые сапожки, затем вышли из здания школы. Мгновенно оценив обстановку и убедившись, что опасности не было, я сопроводил девушку до дома, времени на прощальный поцелуй не было, но пришлось дождаться, пока она войдёт в дом и запрёт за собой дверь. Услышав голоса её родителей и поняв, что внутри жилища всё в порядке, позволил себе уйти.

Вернувшись в школу, обошёл здание вокруг, ища чужие следы. Лучше было бы, если б совершил оборот, но это было опасно, ведь кто-нибудь из людей мог меня заметить, так как вокруг слонялось множество парней и девчонок. Поэтому решил действовать в человеческом обличии. Обойдя строение, не встретил следов пребывания здесь непонятного существа. Старался ориентироваться по запахам, но незнакомого, какого-нибудь, вызывающего отвращение, не почувствовал, поэтому решив, что существо находилось всё ещё внутри, собрался обследовать все помещения школы.

Войдя в здание, обошёл каждый его уголок, но нигде не обнаружил то, что меня интересовало. В зал, где проходила дискотека, входить не решился. Если тварь была там, я тут же мог обратиться, но мне бы не хотелось раскрывать себя. Устроившись в тёмном уголке, стал ждать в надежде, что тошнотворная тварь выйдет из зала.

После закрытия дискотеки мимо меня прошло множество людей, но такого леденящего омерзительного ощущения больше не возникло. Напоследок заглянув в зал, никого там не обнаружил. Тварь словно испарилась. Она просто исчезла, словно привиделась мне. Это было загадкой. Каким способом это существо перемещалось в пространстве, не оставляя следов? Ответов у меня не было.

Выйдя из здания школы последним, ещё несколько раз обошёл его, расширяя круг поиска, но так же ничего не обнаружил. В смятении чувств отправился домой, и нёсся так, словно за мной черти гнались. Отец ещё не ложился, и, увидев моё настроение, сразу понял — что-то произошло.

— Александр, в чём дело? На тебе лица нет! Что ты натворил? — спросил он строго.

— Я? Нет, ничего…

— Ты выглядишь потрясённым.

— Школу посетила странная тварь, но такое ощущение, что она мне привиделась, — выпалил я.

— Так, расскажи мне всё по порядку. Кого ты видел?

— Прекрасную женщину. Но её красота вызывает только тошноту. От неё веяло ледяным холодом, словно она была привидением.

— Это был вампир, — выдал свой вердикт отец, так резко и спокойно, безо всякой подготовки.

— Что? Вампир? Что ей здесь надо?

— Я не знаю… — тихо произнёс отец, пристально вглядываясь в моё лицо. — Было ли ещё что-то необычное?

— Да, отец, — проговорил я печально. — Она смотрела на меня так, словно знает, кто я. Она даже произнесла моё имя.

— Значит, она вычислила тебя. Это плохо.

— Как она могла меня вычислить? Я уже, чёрт знает сколько, не выпускаю волка.

— Для неё это не значит ровным счётом ничего. Вампиры чувствуют своего смертельного врага каким-то своим чутьём. Если ты оборотень — вампир всегда узнает об этом. Они нас нашли. Недолго удавалось держаться в тени.

— Зачем я ей? Чего она хочет? Убить?

— Ну, это вряд ли. Одной ей с тобой не справиться.

— А если она не одна? Что тогда?

— Очень жаль, что ты не тренировался, Александр. Ты мог бы развить в себе большие способности, намного превосходящие способности вампира.

— Я же сказал, что они мне не нужны — способности разрушают мою человеческую личность, делая меня чудовищем, которое создано убивать. Это не по мне. Не буду жить инстинктами! Не хочу подчиняться зверю!

— Александр, всё не так, как тебе кажется. Не ты подчинишься зверю, тренируясь, ты подчинишь его себе.

— Я не хочу в этом участвовать! Это неправильно! Почему оборотни должны обязательно кого-то убивать?

— Но ведь это упыри, у которых род людской вроде скота на бойне. Они-то уж не задумываются, убивать ли им. Они каждый день нуждаются в пище, а значит, люди будут постоянно умирать только по их прихоти. Это, по-твоему, правильно?

— Нет, не правильно. Но можно что-то придумать! Может, надо их изолировать. Заставить жить по закону.

— Они не подчиняются нашим законам. У вампиров свои правила, и они позволяют делать всё, чего они хотят. Единственный способ спасти человечество — уничтожить всех. Независимо от того, нравится тебе это или нет, но закон об уничтожении вампиров существует испокон веков. Только жизнь оборотней очень коротка, чтобы воплотить его в жизнь. А ты упрямый и глупый, если этого не понимаешь. Ты словно младенец! Думаешь только о себе, не можешь признать, что не человек, а оборотень, мучаешь себя вместо того, чтобы с благодарностью принять дар. Не видишь главного — для чего ты был рождён. Я надеялся, что со временем поймёшь, но ты зашёл в тупик, из которого не хочешь выбираться. Тебе был послан ещё один великий дар, чтобы не было так тяжело принять свою сущность — истинная любовь, но ты продолжаешь страдать. Не лучше ли принять всё с благодарностью и без сомнений?

Нахмурившись, я не отвечал.

— Да я даже не понимаю, как тебя убедить! Ты вбил себе в голову какую-то ерунду! Ты безнадёжен! — занервничал отец.

— Спасибо за добрые слова, — прошипел сквозь зубы и быстро скинул одежду, чтобы в чём мать родила, броситься вон из дома. Обратившись зверем, помчался в лес в сторону посёлка, где видел вампира. До посёлка добрался с лёгкостью за несколько минут. Сначала решил обойти кругом весь посёлок, чтобы попытаться хоть что-нибудь отыскать, что хоть отдалёно можно было привязать к вампиру, затем обследовать весь посёлок, дом за домом, пока не найду эту тварь. Что я собирался сделать с ней, когда б нашёл — я не знал. Смог бы убить? Если бы тварь кому-то угрожала, то смог бы не раздумывая.

Обходил посёлок не спеша, постоянно прислушиваясь к доносившимся отовсюду ночным звукам, принюхиваясь ко всем встреченным мною следам. Потратил на это уйму времени, но так ничего толком не обнаружил: ни следов существа, никаких хотя бы отдалённо напоминающих о ней зацепок. Пришлось войти в посёлок и прокрасться по каждой улице. На это и ушла вся ночь.

Осторожно двигаясь вдоль улиц, прислушиваясь и впитывая в себя ночные запахи, на некоторое время останавливался возле домов и других построек, застывая в виде изваяния. Ночь была тёмной. Небо было затянуто тучами, поэтому свет луны и звёзд не достигал земли, но мне, всё же, надо было быть осторожным, чтобы не потревожить местных собак. Я давно научился двигаться бесшумно, по возможности не оставляя следов, но в эту ночь был особенно осторожен, ведь не должен был раскрывать себя вампиру, чтобы она не догадалась, что я охочусь за ней.

Ночь заканчивалась. Обследовав большую часть посёлка, всё яснее осознавал, что все мои усилия оказались напрасными: я не нашёл ничего, никаких следов, абсолютно никаких доказательств тому, что видел вампира. Кровосос как будто в воду канул, словно её и не было вовсе. Приближался рассвет — пора было возвращаться. Я тихо покинул посёлок и вернулся на хутор. Приняв человеческий облик, вымылся во дворе холодной водой, вошёл в дом, вытер влагу с тела полотенцем, и стал одеваться.

— Где ты был всю ночь? — услышал я голос отца.

— Искал вампира, — ответил я, сверкнув в его сторону глазами.

— Нашёл? — поинтересовался отец.

— Нет! — бросил я.

— И не найдёшь. Они умеют скрываться.

— Где же они, по-твоему, прячутся?

— Где — то в лесу, в какой-то пещере, или ещё где-нибудь. Какая тебе разница? Ну, нашёл бы ты её. Что б ты стал с ней делать? Подружился бы?

— Ты издеваешься, да?

— Зачем искать то, что пришло за тобой? Увидишь, она сама тебя найдёт.

— И что дальше? — спросил я тихо.

— Это зависит от того, чего хотел бы ты. Что бы ты выбрал? Что важнее — жизнь кровососа или твоя?

Я не мог ничего ответить на чисто риторический вопрос, а просто смотрел на отца, в его колючие стальные глаза и думал только об одном: как он может быть настолько жесток по отношению ко мне. Он говорил так, словно я ему чужой, и ему совсем наплевать, что со мною станет! Но, всё же, в чём-то он был прав: если вампир захочет меня убить — позволю ли я это сделать? Даже такая жизнь была мне мила, и я не собирался с ней расставаться. Или закончить разом все мучения и окунуться в спасительную мглу, где уже нет ни страдания, ни любви, нет суеты и нет никаких проблем? Ощутить блаженное спокойствие, когда уже не придётся ежесекундно контролировать себя и жить вопреки велению своего сердца, разрываемого сомнениями и желаниями?

— Александр! — позвал отец громко, и я вздрогнул от неожиданности. — Ты засыпаешь на ходу. Тебе надо выспаться!

— Нет, нельзя, — ответил я. — Мне надо идти.

Как бы спать ни хотелось, я не мог не пойти в школу. Не мог оставить без защиты и поддержки мою возлюбленную. Теперь в посёлке появился вампир, а значит, я должен быть всегда рядом с той, которую люблю больше своей жизни. Наспех позавтракав, схватил рюкзак с учебниками и помчался через лес. Анна с Ванечкой уже выходили из дома, чуть было не опоздал. Тут же волной ужаса обожгла мысль, что было бы, опоздай я хоть на минуту. А если бы вампир напал на них — этого я бы себе не простил.

— Алекс, что с тобой? — спросила Аня, участливо всматриваясь в моё перекошенное от противоречивых чувств, лицо. — Ты здоров?

— Да, Анют, не волнуйся, — стараясь сдерживать дрожание в голосе, ответил я. — Просто устал.

— Всю ночь бегал? — догадалась она.

— Какая догадливая! — попытался улыбнуться, но не вышло, так как был на взводе не столько из — за бессонной ночи, сколько из-за присутствия вампира.

— Тебе надо выспаться. Мог бы пропустить занятия.

— Высплюсь после занятий.

Взял девушку за руку, мы пошли по дороге, сопровождаемые весёлой болтовнёй её братишки. Краем глаза заметил недобрый взгляд её отца, направленный в мою сторону, но не он волновал меня теперь, а нечто более опасное и непредсказуемое.

На уроках почти засыпал от усталости, и монотонность происходящего на любом уроке сильно располагала ко сну. На биологии даже немного вздремнул. День прошёл быстро и без происшествий. А после стоя у дома и глядя в синие прекрасные глаза, я думал о том, каким опасностям моя любовь подвергала самое прекрасное существо на свете. Не лучше ли было бы всё прекратить? Оборвать разом то, что могло бы мучить мою возлюбленную всю жизнь. Растворяясь в бесконечной синеве любимых глаз, вдруг осознал, что если бы можно было бы исчезнуть из её памяти навсегда, то ушёл бы без колебаний, чтоб не мучить истинную, которой не был достоин.

— Что ты делаешь? — с улыбкой спросила она, когда я расстегнул на своей шее серебряную цепочку, снял и положил в её ладонь.

— Она теперь твоя, — почти прошептал я.

— Ты мне её даришь? — переспросила Аня, рассматривая цепь и диковинной формы оберег. — Какая красивая!

— Да, я же сказал.

— Но я не могу её взять! — запротестовала она. — Она, ведь, твоя!

— Вот я и хочу, чтобы у тебя было что — то моё. Надень! — попросил. — Я хочу, чтобы ты всегда носила её! Тогда с тобой всегда будет частичка меня.

— Спасибо! А что означает этот амулет?

— Это оберег. Он будет тебя защищать, когда меня не будет рядом.

— А что будет беречь тебя? — возмутилась она.

— Меня не надо беречь, я и так достаточно сильный. Прошу — надень!

— Помоги же мне! — попросила она, и я застегнул цепочку на её шее, ощутив исходящий от металла жар.

— Какая холодная! — воскликнула Аня. Удивительно, но серебро мы чувствовали по — разному. Ей оно казалось холодным, мне же горячим, скорее всего, оборотни ощущали не так, как люди.

— Ничего, скоро нагреется, напитается твоим теплом, — успокоил я её, и она улыбнулась мне в ответ самой лучезарной улыбкой на свете. Не смея оторвать взгляда от её лучистых глаз, я тяжело вздохнул, прижал её к себе и поцеловал её нежные губы со всей страстью, на которую был способен так, что от неожиданности она задохнулась в моих объятиях. Когда я отпустил её, она спросила смеясь:

— Что это было? Неожиданный приступ страсти?

— Да, — проговорил я, стараясь, чтоб мой голос не выдавал волнения.

— И тебя не волнует, что скажет мой отец? — весело продолжила Анюта.

— Уже нет, — ответил я и криво усмехнулся, так как естественная улыбка у меня никак не выходила.

— С каких это пор? — не унималась девушка.

— С некоторых… — сказал я и снова жадно впился поцелуем в её губы, словно в последний раз, одновременно прижимая её к себе, желая раствориться в ней навсегда. Ох, если бы она знала, что было у меня на уме! В это момент я совсем не контролировал себя. Не знаю, что на меня нашло. Её длинные ресницы, всегда прикрывающие глаза при поцелуе, вдруг взлетели, а маленькие кулачки вдруг упёрлись мне в грудь, отталкивая меня. Я немедленно её отпустил и только тогда увидел, что натворил: на её губах выступила кровь.

— Что ты творишь? Мне больно! — воскликнула Анюта и, облизав губы, продолжила: — Ой, на твоих губах кровь! Я сейчас вытру.

— Прости, я не хотел причинить тебе боль… — растерянно проговорил я, одновременно останавливая её протянутую руку, которой она собиралась стереть каплю своей крови с моих губ, потом облизал губы, ощутив солоноватый вкус. Как ни странно, её кровь не вызвала у меня тошноты, напротив, вкус был таким приятным и желанным, что я испуганно отшатнулся и проговорил еле шевеля губами:

— Мне пора, — и бросился бежать прочь от любимой и от своих сумасшедших желаний.

Пронесшись через весь посёлок, спустя минуту я очутился в лесу, сбросил бесполезный рюкзак с учебниками, но не сбавил темпа, а наоборот увеличил его. Я не направлялся домой, мчался напрямик по пересечённой местности туда, куда глядели мои глаза, с треском ломая ветви попадающихся на пути деревьев, и оставляя за собой ясно видимую дорогу, чтобы та, что пришла за мной, смогла отыскать меня без труда.

Оказавшись в глубине леса, остановился подле высоченной вековой пихты, прислонясь к её шершавому стволу и обхватив его руками, прося, чтобы дерево дало мне силы что-то решить. Но вековая пихта была молчалива и холодна. Ей были безразличны желания и страсти маленького хищника, и она не могла мне дать того, что я у неё просил. Минуту спустя я это осознал и, отпустив ствол безликого и не обращающего на меня внимания дерева, обречённо рухнул навзничь под сенью широких тёмно-зелёных лап и закричал:

— Ну, где же ты? Я Александр! Я жду тебя!

Глаза мои закрывались от усталости, но последней мыслью было: когда вампир придёт — тогда и появится решение. Если волк захочет убить кровососа, то так тому и быть. В том, что тварь должна была прийти, я совсем не сомневался.