Дыхание смерти

Пролог

Маша выделила этого человека из толпы с первого же взгляда, но теперь, рассматривая его, даже не могла сказать почему. Вроде бы обычный мужчина, уже не очень молодой, лет, наверное, тридцати – с резкими чертами лица, похожим на клюв ястреба носом, черными волосами чуть длиннее, чем обычно бывают у мужчин его возраста. Если рассматривать каждую деталь его внешности – ничего необыкновенного. Но все вместе отчего-то рождало в ее душе чувство настороженности. От него веяло… какой-то чужеродностью, словно он был сделан из иного теста, чем прочие посетители кафе, словно он очутился здесь случайно, по недоразумению, занесенный в наш мир бродячим ветром иномирья.

Маша осторожно огляделась. Похоже, больше никто не обратил внимания на странного незнакомца. Люди, в основном молодежь, сидели за столиками или стояли у стойки, ожидая, пока им сделают кофе, болтали, смеялись, разговаривали о чем-то.

Рядом с мужчиной, привлекшем Машино внимание, сидела девушка лет на десять-пятнадцать младше его – очень красивая, с длинными золотистыми волосами, прекрасной кожей – бархатисто-розовой, удивительно приятного цвета. Она пила латте из высокого бокала, увенчанного горкой нежных взбитых сливок, на вершине которых красовалось поджаренное кофейное зернышко, и смотрела на своего спутника так нежно, будто это он был королем красоты.

Перед мужчиной тоже стоял бокал с кофе, но Маша не видела, чтобы незнакомец хотя бы прикоснулся к нему. Отношение к явно влюбленной девушке тоже было странным – эдаким холодно-принебрежительным. Он принимал внимание юной красавицы словно нечто само собой разумеющееся, не ответил ни на одну ее улыбку, и Маша заметила, как его тонкие губы изогнулись в недовольной гримасе, словно он только что разжевал нечто кислое.

Светловолосая сжала пальчиками с безукоризненным маникюром руку мужчины, что-то говоря ему – взволнованно и страстно, но Маша готова была поклясться, что тот почти ее не слушает.

«Наверное, какой-нибудь олигарх, а девушка – манекенщица, мечтающая заполучить его в свои сети», – решила Маша.

Но тут ее глаза встретились с глазами незнакомца, и она почувствовала, что все тело вдруг пронзили острые иглы безотчетного страха. В глубине холодных чужих глаз было нечто странное и завораживающее… На миг Маше показалось, что там клубится тьма, затягивая в спиралевидный зрачок словно в черную дыру. Еще немного – и все, пропала!..

Маша сморгнула, и наваждение исчезло, словно его и не было. И с чего это она решила, будто зрачок у мужчины похож на спираль? Как она вообще могла разглядеть его с такого расстояния?!

Что-то обожгло грудь. Девушка протянула руку и нащупала украшение, висящее на тонкой серебряной цепочке.

Это был подарок от папы. Еще до того… как все случилось. Папа ездил в командировку в Англию и привез оттуда странный презент: неброский с виду серый камень, в котором лишь на свету можно было разглядеть золотистые искорки. Камень был почти что не обработан, в нем только просверлили дырочку и продели тонкую, как паутинка или лунный луч, серебряную цепочку. Маша не знала, чем именно зацепил ее подарок, но едва взяв его в руки, она поняла, что это ее вещь, абсолютно и безусловно ее. Она тут же надела украшение на шею и никогда не снимала. Кроме одного раза… Когда случилась та история, и Маша была очень зла, она сорвала с шеи медальон и сказала, что больше не наденет его, но не продержалась и одного дня: неброское украшение так и манило, словно звало: «Ну надень же, надень меня, видишь, как нам с тобой хорошо». С тех пор она не снимала амулет даже когда ложилась спать.

«Это все игра воображения. Пора сказать себе «стоп», – решила Маша, отодвигая на противоположный край стола уже давно пустую чашку кофе.

Девушка часто приходила в это кафе, почти каждый день по пути из школы домой. Особенно осенью, когда под ногами шуршали опавшие листья, а в груди появлялось смутное чувство печали, когда хотелось согреться глотком горячего кофе и подсмотренными украдкой кусочками чужих счастливых жизней. Сама Маша назвать себя счастливой никак не могла.

В этом году ей исполнилось пятнадцать, но ей казалось, что ничего хорошего с ней больше не случится. Ровно год назад она оказалась вычеркнута из жизни словно одним резким росчерком пера. Год назад у нее было все – и родители, которые, казалось, любили ее, и подруги, и мальчик, с которым они медленно шли из школы, почти не решаясь взглянуть друг на друга, и отчаянно краснели, случайно соприкоснвувшись рукавами. Тогда у Маши было все. Только она не осознавала этого.

Все рухнуло в один момент. Казалось, ничто не предвещало беду, когда в один из вечеров к ним в дом явилась чужая женщина. Она пришла, чтобы увести отца Маши.

– У него уже давно другая семья. Вы не нужны ему, – сказала она тогда холодно и четко.

И отец, не глядя ни на жену, ни на дочь, ушел с незнакомкой. Не слишком красивой, довольно неприметной шатенкой с презрительной улыбкой.

В темных стеклах отражались огни неспящего города, а мама сидела у окна. Она не плакала. Просто смотрела в пространство неживыми глазами. Ее взгляд застыл, словно внутри ее навсегда выключили свет.

Целый год Маша прожила с этой ношей. Отец так и не вернулся, а мама словно бы превратилась в куклу. Маша плакала, старалась привести ее в чувство. Но вскоре не осталось ничего, даже жалости, только тягостная атмосфера в квартире, дышать в которой было невозможно – будто сам воздух давил на грудь. Дом превратился в Северный полюс. Минус пятьдесят на градуснике – никак не меньше!

Девушка тоже замкнулась. Самым страшным ее кошмаром стало то, что о произошедшем узнают в школе. Каждый день на протяжении всего этого невероятно длинного года она ожидала, что кто-нибудь крикнет ей в лицо: «Тебя бросил отец!» И Маша вся сжималась от предчувствия боли.

«Ты проклята, деточка! Ты умрешь, когда тебе исполнится пятнадцать!» – сказала ей однажды сумасшедшая старуха в нелепых, словно опереточных, лохмотьях, и расхохоталась хриплым каркающим смехом.

«Ты умрешь! Ты умрешь!» – настойчиво врывался в Машины сны ужасный голос, и тогда девушка просыпалась в холодном поту и сжимала зубами подушку, чтобы не закричать от отчаяния и безнадежности. Круг замкнулся, и она металась в нем, уже не веря, что можно найти выход. Но иногда приходили и другие сны – не менее странные и тревожные. Маше снилось, будто она идет по узким глухим коридорам здания, выложенного из огромных серых камней. Эти камни обступали ее, и ей казалось, что она лежит в саркофаге, а потом в конце коридора вдруг показывался свет, и оттуда доносилось негромкое ритмичное пение. «Ближе! Подойди к нам ближе! Дай на тебя взглянуть!» – будто требовали чужие настойчивые голоса, звучащие так странно, что Маша скорее не понимала, а догадывалась о смысле слов. И девушка просыпалась, растерянная и напуганная, все еще чувствуя на себе тяжелый нечеловеческий взгляд.

Маша сторонилась одноклассников и держалась на переменах одна, а каждый день, сразу после окончания занятий, спешила уйти из школы, чтобы долго бродить в одиночестве по улицам, заходить в кафе и приглядываться к людям, воруя кусочки чужой жизни… Мальчик, с которым она едва не начала встречаться, сначала пытался заговорить, смотрел на нее с недоумением, но вскоре уже ходил с Машиной одноклассницей. Не удивительно: не одна – так другая. Все мужчины предатели. Как отец.

Мужчина за соседним столиком наклонился к своей спутнице и прошептал той что-то на ухо. Светловолосая кивнула, отодвинула от себя бокал с латте и блюдечко с пирожным. Они встали и стали одеваться: девушка – в темно-зеленое короткое пальто, удачно оттеняющее цвет ее волос, мужчина – в черную куртку.

Маша не решалась глядеть прямо на них, но наблюдала за парой из-под полуопущенных ресниц. Красивая девушка виделась ей бабочкой, угодившей в паучьи сети. Почему? Незнакомец медленно подвинул стул. Все, даже скреп стула, казалось Маше зловещим дурным предзнаменованием.

Мужчина оглянулся на Машу, и девушка зажмурилась. А когда открыла глаза, пара была уже у стеклянных дверей кафе. Всего-то начало восьмого, а какая темень.

Можно было задержаться еще на какое-то время, купить еще одну чашку кофе, понаблюдать за счастливо воркующей парой и успокоиться, немного согревшись их сияющим очевидным счастьем… Но Маша поднялась и вышла во тьму как раз вовремя, чтобы увидеть силуэты двух удаляющихся людей.

Она не могла сказать себе, зачем следует за ними и что она сможет сделать, если проснувшееся чувство опасности найдет подтверждение, но ведущий ее инстинкт оказался сильнее, и Маша шла, обгоняя случайных прохожих, поскальзываясь на мокром от луж асфальте.

Вот парочка приблизилась к переходу через дорогу. Здесь мужчина оглянулся, и Маша сразу поняла, что он ее заметил. Заметил, несмотря на тьму и то, что она успела нырнуть за спину какому-то коренастому полному субъекту в длинном пальто.

«Что я делаю! – испугалась девушка. – Еще не поздно повернуть!»

Но было уже поздно. Она ступила на белые линейки перехода.

Незнакомец, бывший уже на другой стороне улицы, снова обернулся. На секунду Маше вдруг показалось, что его глаза сузились, а губы искривила торжествующая улыбка. Но разве могла она разглядеть все это при тусклом освещении нечастых фонарей?

Впрочем, времени на раздумья у нее не оказалось. Прямо перед ней вспыхнули хищно-желтые глаза неведомого чудовища. Натужно заскрипели тормоза, а затем что-то огромное ударило ее.

Маша почувствовала, что летит, словно выпущенная на свободу птица. И падает, падает… Очень долго падает. Наверное, целую вечность, проваливаясь в вязкий жадный мрак. Она не ощущала ни боли, ни удивления, только странное тепло в груди – там, где прильнул к коже серый камень, там, где билось ее сердце.