Двухголовая химера

Бесконечный коридор встретил меня равнодушной пустотой. Каждый шаг по гранитному полу отдавался гулким эхом, которое, много раз отразившись от светящихся белых стен, терялось где-то в высоте, не в силах достичь потолка. Несмотря на яркий свет коридор казался мрачным. Я чувствовал себя зажатым в исполинских белоснежных тисках.

Через равные промежутки, то на одной стене, то на другой висели картины – большие, в человеческий рост. Я долго шёл к первой, хотя казалось, что она совсем близко. Расстояние здесь словно измерялось временем – скорость шага никак не влияла на приближение картины. Лишь поняв это, я замедлился, хотя нетерпение так и толкало меня сорваться на бег.

Спешка здесь не имела ровным счётом никакого смысла. Галерея словно говорила мне: всему свой черёд.

Внутри резной деревянной рамы вместо полотна обнаружилась гигантская витрина, в которой, точно муха в янтаре, замерло пойманное мгновение. В нём Рэн, щурясь, тащил меня на себе из пещеры на дневной свет, а Кир, прикрывая глаза волосатой ручищей, шёл следом. Я был без чувств, смертельно бледен и похож на большую жутковатую куклу – свободная рука бессильно болталась, ноги волочились по земле. От уголка рта к подбородку тянулась засохшая струйка желтоватой слизи.

– Довольно жалкое зрелище, согласись, – сказало Отражение, становясь рядом со мной.

– Трудно спорить.

Двойник помолчал.

– Очень символичная картина. Не замечаешь?

Я не захотел отвечать.

– Тебя чуть живого выносят из тьмы заблуждений к свету прозрения, – продолжило Отражение. – Заблуждений, которые тебя едва не погубили. Всё ещё не видишь? Посмотри на себя. Ты беспомощен, почти уничтожен. Только чужие доброта и совесть сохранили тебе жизнь. А сам ты с готовностью пустил её ко дну.

– Да, да, – не выдержал я. – Ты был прав. Мне не следовало гнаться за прошлым. Но я всё равно должен был совершить эту ошибку, чтобы понять, что это ошибка. Так что не слишком-то задавайся.

Я, не глядя на собеседника, повернулся и пошёл дальше по коридору. Следующая деревянная рама поплыла мне навстречу. Двойник плёлся следом.

– И теперь ты на пути к следующей, – сказал он после долгого молчания.

– Намекаешь, что я зря хочу выручить Лину? – усмехнулся я. – Что мои доброта и совесть – ошибка? То есть меня пусть спасают, а я так же поступать не должен. Чудесный подход. Очень удобный. Следующий шаг какой? Ударить своего спасителя в спину?

– В конечном счёте твоя совесть ничего не будет значить, а доброта встанет камнем в горле, когда надо будет принять судьбоносное решение. Ни то, ни другое не ошибка само по себе. Ошибка возводить их в абсолют.

– И что, – вздохнул я, оборачиваясь, – вытащить девчонку из беды – слишком добрый поступок?

– Нет, – ехидно глядя мне в глаза, ответило Отражение. – Но ты ведь не только добротой при этом руководствуешься, не правда ли?

Я стиснул зубы. Двойник выдержал паузу и взглядом указал на стену – где как раз оказалась очередная витрина.

В ней, словно на выставке, стояла знакомая двухместная кровать. На ней, обнявшись, лежали тела Муалима и Эл’Ленор, а рядом мрачно возвышался посох с черепом. Только здесь, в витрине, всё выглядело ещё более реальным, чем когда мы с Рэном и Киром вторглись в дом некроманта и эльфийки. Здесь вечность и спокойствие буквально витали в воздухе, и кроме них не было больше ничего. Только пыль блестела в тонких солнечных лучах.

– Ты хочешь чего-то подобного, – сказал двойник. – Можешь ничего не говорить, я ведь в твоей голове как у себя дома. Это вторая твоя великая иллюзия. Первая была, что тебе не будет покоя, пока ты не знаешь о себе правды. Вторая – что ты сможешь прожить тихую спокойную жизнь и умереть счастливым. А на данный момент тебе для этого нужна Лина.

От этих слов у меня внутри что-то оборвалось. Забурлила ярость: что этот шут недоделанный опять сочиняет? Хочет вывести меня из себя? Или, как обычно, преподаёт какой-нибудь урок? Да ещё и с такой гнусной рожей, словно всё-то он знает! И почему нельзя просто взять и разбить ему эту самую рожу?

Я даже стиснул кулаки, но сдержался. Отвечать тоже не стал – просто смотрел на двойника, как в самое ненавистное на свете зеркало.

– Не переживай, – сказал он, не отводя взгляда, – я понимаю, что эту ошибку тебе тоже необходимо совершить. Иначе ты не поймёшь.

– Ну до чего же ты умный, – выплюнул я. – Как тебе, наверное, больно смотреть на меня идиота!

– А особого ума тут не надо, – покачал головой двойник. – Нужен только опыт.

Не очень-то поняв, что он имел в виду, я махнул рукой и пошёл дальше по коридору. Быстро, размашисто – забыл, что толку от этого никакого. Отражение, сделав всего два неспешных шажка, снова оказалось рядом со мной.

– Ещё не всё?! – рявкнул я. – Ещё не все советы даны, не все сентенции высказаны? Может, есть ещё какие-нибудь «великие иллюзии», о которых мне непременно нужно узнать?

– Есть ещё одна, – кивнул двойник. – Но для неё пока слишком рано.

– Да говори, чего там. Всегда рад твоим бредням!

– А я – твоим. Вот как славно мы живём!

– Да денься ты уже куда-нибудь! – крикнул я прямо в собственное ухмыляющееся лицо. – Проваливай в Бездну!

– Как скажешь, – сказало Отражение и снова указало взглядом на стену.

Я повернулся и замер – передо мной оказалась пустая витрина. Присмотревшись, я понял, что вижу за стеклом точно такой же коридор со светящимися стенами.

А потом осознал, что не могу пошевелиться.

В коридоре прямо напротив меня висело зеркало. В нём уже не было Отражения. Только я сам, заточённый в одном мгновении, стоял в очередной витрине.

* * *

Рэн осторожно ступал по узкому каменному карнизу. Поскользнуться он не боялся, но с ветром здесь, в высокогорьях, шутки были плохи. Если проблема с обледеневшим уступом решалась вбитыми во вторую подошву гвоздиками, то от жестоких порывов можно было уберечься, только плотно вжимаясь в скалу.

C погодой не везло уже пару недель. Сначала, когда маленький отряд покинул Укромную Долину, всё было нормально, но уже на третий день на горы спустился туман. Днём он поднимался, но утром и вечером в этом молоке не было видно ни зги. Потом отряд наконец забрался повыше, и мгла осталась внизу – плотная, как подушка.

Стоило отделаться от первой помехи, как возникла следующая. Через день полил дождь – холодный и долгий, как надвигающаяся осень. Энормис в тот же день подхватил простуду, а Кир поскользнулся и порвал одну из сумок с провизией. Несмотря на болезнь чародей отказался переждать ненастье, поэтому два полных дня они шли промокшие и замёрзшие. Рэн подумал, что человеку ничего не стоит подхватить здесь воспаление лёгких и умереть, но благоразумно промолчал. А на третий день они поднялись ещё выше в горы, и льющаяся с небес вода сменилась снегом.

С тех пор снегопад то ослабевал, то превращался в метель, то просто валил крупными хлопьями. На полдня прекращался и опять валил. Идти становилось всё труднее, каждый переход выматывал все силы – в основном у Энормиса, разумеется. Гном оказался более выносливым, но зато всё время ныл, чем действовал остальным на нервы. Он жаловался на слякоть, на холод, на осень, на сапоги, да и в целом на жизнь – поводы у него находились без малейшего труда. Рэн старался извлечь из этого пользу, потому что учил язык, в основном вслушиваясь в речь спутников. Но под конец второй недели нытьё Кира допекло даже его.

Это была одна из причин, почему охотник обогнал товарищей и ушёл немного вперёд. Он обернулся, чтобы убедиться, что спутники не свалились с уступа: те маленькими приставными шагами шли вдоль скалы в трёх десятках шагов позади.

– Давайте быстрее! – крикнул Рэн, силясь перекрыть голосом завывания вьюги.

В ответ ему прилетело несколько невнятных гномских ругательств.

Сам пуэри старался просто идти вперёд. Сегодня, вчера, неделю назад – с того самого мгновения, как вместе с Энормисом покинул Источник. Он усилием воли запретил себе думать о чём-либо кроме выживания. Так было проще. Так было не страшно. Рэн решил для себя, что когда-нибудь он обязательно возьмёт себя в руки и примет всё, что случилось с его миром. Но не сейчас. Не сейчас.

И плевать, что он поступает при этом скорее как человек, а не как пуэри.

Тем более что первый же человек, которого охотник встретил, разрушил его представления о людях. Из книг Рэн знал, насколько люди слабы духовно и подвержены страстям. Исторические трактаты, даже написанные самым нейтральным языком, выставляли человечество как непоследовательную, склонную к агрессии и самообману расу. Многие сородичи Рэна, как и он сам, дивились тому, как люди вообще могут существовать, при такой-то любви к войнам. Словом, всякое о людях говорили и писали. То они морально незрелые, то умственно закостеневшие, то жестокие, то наоборот, мягкотелые…

Энормис, на взгляд Рэна, всюду не вписывался. Больше всего охотника удивляло то, с какой непоколебимой уверенностью чародей двигался к своей цели, даже если цель эта была насквозь эфемерной. Этот человек готов был оставить позади всё, что прежде имел, и идти дальше, несмотря ни на что. Словно ему было совсем нечего терять. Но ведь на самом деле было!

Эта напористая безоглядность имела свой шарм. Чародей никому ничего не доказывал и тем самым заставлял себя слушать. У Энормиса была своя, особенная харизма, сквозящая наружу в каждом слове и движении. Странным образом он одновременно сбивал с толку и привлекал нарочитой прямолинейностью и кажущейся простотой.

Впрочем, Рэн не мог поручиться за объективность своих наблюдений. Ведь Эн был первым и пока что единственным человеком, которого пуэри встретил на своём веку.

Охотник переждал очередной порыв ветра и двинулся дальше.

Карта вела их маленький отряд не самыми простыми путями, но им ни разу не пришлось поворачивать назад. Они огибали выпуклые бока гор, поднимались на перевалы, спускались в логи, потом снова взбирались на серпантин – но всегда возвращались к основному направлению. Даже когда кончились деревья, потом кустарники, а потом и бледный мох исчез под снегом, разномастная троица находила ориентиры, обозначенные на карте. Кир часто посылал проклятия на голову того, кто догадался проложить тропу по таким труднопроходимым местам, но делал это скорее из вредности. Все понимали, что удобная тропа может запросто оказаться гибельной, а трудная – единственно правильной.

Снежинки, как туча острых метательных звёздочек, секли лицо. Ветер пронизывал даже тёплую одежду и силой отбирал тепло. Его свист среди каменных глыб иногда звучал совсем как звериный вой. Горы словно волчья стая предупреждали путников: не зевайте. Кто зазевается или отстанет – умрёт.

Впереди, за белой стеной вьюги, мелькнуло нечто большое и тёмное. Приложив ладонь козырьком, Рэн всмотрелся. Там, за небольшим изгибом, тропа расширялась и уходила под каменный язык. Укрытие!

– Эй! – крикнул он, обернувшись к товарищам. – Там…

Резкий толчок по ногам не дал ему договорить. Пуэри тут же вжался в скалу. Энормис что-то крикнул, но слова унёс ветер. Рэн уже собрался двинуться обратно, поближе к спутникам, но гора снова задрожала, едва не сбросив охотника с уступа. Он быстро лёг вдоль скалы, мельком глянув вниз: там были лишь камни и снег. «Только землетрясения сейчас на хватало», – пронеслось в голове пуэри. Его рука лихорадочно шарила по мешку в поисках крюка, которым так удобно цепляться за обледеневшие поверхности, но тот, как назло, не попадал в ладонь. Если бы Рэн делал это осознанно, то вспомнил бы, что полчаса назад перевесил его на пояс. Однако голова была занята лишь мыслями о том, как удержаться на каменном карнизе в полтора локтя шириной и добраться до укрытия.

– Рэн! … крепче … будет … не … места! – крик человека долетал обрывками.

Пуэри приподнялся, крикнул:

– Что?

Всего на секунду он вышел из надёжного лежачего положения, но этого оказалось достаточно. Очередной толчок, ещё сильнее, ещё резче, просто смёл охотника вниз.

Крюк сам собой упал в руку; мгновенно извернувшись, Рэн вонзил его загнутую часть в край уступа, на котором только что лежал. Ноги сильно ударились о глыбу отвесного склона. В добавок к вою ветра добавился низкий, раскатистый гул – и Рэну показалась, что так горы смеются над ним, торжествуя.

Что-то неразборчивое кричали спутники. Рэн уже ждал следующего, последнего толчка, который окончательно сбросит его в пропасть.

Однако вместо этого на голову ему обрушилась лавина.

* * *

Мы с Киром видели, как белая волна поглотила фигурку пуэри, зависшую над пропастью, как эта масса сплошным потоком соскользнула вниз и оставила после себя лишь обледеневший каменный карниза. Я попытался задержать снег магией, но заклинание просто кануло в буране, словно песчинка. Против разбушевавшейся стихии мы были беспомощнее котят.

Гудели, дрожа, горы, ветер выл точно обезумевший, гремели небеса – я никогда так отчётливо не ощущал ярость мира, направленную против меня. Это было страшно, чудовищно; мы с Киром кричали, изо всех сил вцепившись руками друг в друга, ломая ногти, стараясь как можно плотнее вжаться в угол между выступом и отвесной скалой. Сверху валились целые сугробы, снег забивался за шиворот, в глаза, ноздри, рот. Каждая минута растягивалась до часов и дней, переполненных страхом и отчаянием. Казалось, ещё миг – и мы упадём так же, как Рэн. Однако пальцы мои отчего-то не разжимались, мёртвой хваткой вцепившись в плечо Кира и неровность скалы, словно в последнюю соломинку.

Впрочем, это всё, что нам оставалось. Цепляться за жизнь и друг за друга, а ещё кричать, кричать, кричать – потому что так было легче.

* * *

Когда буря утихла, мы выбрались, но я не запомнил, как именно. Помню, как полз на четвереньках по заваленному снегом карнизу. Потом как приставными шагами мерил выступ, на который даже стопа не помещалась. Помню молчание гнома, звучащее красноречивее и громче всей его обычной болтовни. А ещё погребённые под снегом скалы – там, куда упал Рэн.

Когда мы остановились на ночлег, уже давно стемнело. Опасный участок тропы закончился: карниз вывел нас сначала на пологий склон, а потом и в ущелье, защищённое от снега выступающей кромкой скалы. Усталость навалилась сильнее обычного, шевелиться не хотелось вовсе. Я еле заставил себя пойти на поиски дров. Почему-то стало стыдно – наверное потому, что теперь мы вдвоём занимались всеми этими мелочами, которые раньше делились на троих. Как ни в чём не бывало. Словно так всё и задумывалось…

Чахлые кустарники, которые нам удалось найти, прогорели за пару часов. Мы едва успели приготовить горячую похлёбку, просто необходимую для выживания в столь холодных местах. Поужинали – и легли, обессиленные, завернувшись в плащи. Догорающий костёр я понемногу подпитывал магией. Хотел ещё немного посмотреть на пламя.

– Жаль парня, – сказал гном, в чьих глазах тоже отражался огонь.

Он старался произнести это как можно спокойнее, но переиграл. Я промолчал в ответ.

– Думаешь, он живой? – Кир посмотрел на меня с сомнением, почти с вызовом.

Я вздохнул.

– Не знаю.

– Да брось ты! – фыркнул копатель. – С такой высоты, да ещё…

– Он в одиночку убил скорпикору, – перебил я. – Потом, раненый, бежал с нами. Плыл, тащил меня на своём горбу.

– Это ещё ничего не значит, – сухо отозвался гном. – Как бы он выжил при таком падении?

– В его случае всё зависит только от того, насколько он сам хотел выжить. А у него, по-моему, причин жить побольше, чем у нас с тобой.

Рыжий копатель не стал возражать. Отвёл взгляд, вздохнул и отвернулся лицом к каменной глыбе, рядом с которой лежал. На первый взгляд могло показаться, что Кир считает меня наивным дурачком, который надеется на несбыточное. Но меня он не обманул. Гном утверждал, что Рэн погиб, потому что сам надеялся на обратное, но боялся ошибиться. Так Кир самому себе казался сильнее.

И понял я это, потому что думал точно о том же, а с гномом не согласился из чистого противоречия.

Ночь прошла спокойно, не считая собачьего холода и категорического нежелания ему противостоять. Перед сном больше не разговаривали. Впервые на месте стоянки не услышать было ни плоских шуточек гнома, ни его же ворчания, ни старательного бормотания, которыми сопровождались занятия Рэна языком. Только унылое молчание под далёкие завывания ветра.

Наутро выдвинулись дальше, не выспавшиеся и замёрзшие. За ущельем местность изменилась – почти исчезли резкие обрывы, тропа расширилась, склон почти выровнялся, а впереди, в нескольких днях пути, замаячили вершины последней горной цепи, в которой находился указанный на карте проходимый перевал. Постепенно мы вышли на плато, где снова стали попадаться растения и мелкое зверьё. После многодневного блуждания среди голых скал это было даже непривычно.

Нормальный настрой стал возвращаться к нам только через пару дней, когда и я, и гном попросту устали от постоянного молчания, которое изредка прерывалось скупыми фразами вроде «куда дальше?» или «давай передохнём». Снова начались разговоры. И хотя поначалу они были словно разрезаны на лоскуты длинными паузами и угрюмыми взглядами, от них становилось легче.

Вечером третьего дня, после ужина, Кир вдруг сказал:

– Вчера было девятое полнолуние.

Я оторвал глаза от карты, с которой в очередной раз сверялся, и глянул поверх неё. Копатель устало смотрел на огонь.

– Ты это к чему?

Кир вздохнул, закашлялся. Этот кашель донимал его с того дня, как нас осталось двое.

– Мы вышли за кордон ровно в ночь седьмого, – проговорил он, едва приступ закончился. – Прошло два лунных цикла. Меня больше не будут ждать. Для всех я геройски погиб.

Помолчали.

– Но ты ведь жив. Вернёшься потом, расстроишь всех этим фактом, – я улыбнулся, но вышло кисло. Гном вообще не отреагировал на шутку.

– Нет. Пусть лучше так. Пусть думают, что кончилась моя удача. И так два десятка лет ходил и хоть бы что. Копатели столько не живут.

– Не собираешься возвращаться?

– Нет.

Помолчали.

Мне вдруг стало странно от его ответа – ведь он жизнь положил на то, чтобы помочь своему народу справиться с напастью из Глубин. Вывод напрашивался сам собой: Оракул сказал Киру нечто такое, что заставило копателя полностью пересмотреть свои планы. Я очень хотел задать прямой вопрос, но ограничился нейтральным:

– Почему?

Кашлянув, гном бегло глянул на меня, а потом снова уставился на угасающее пламя костра.

– Знаешь, а устал я. Устал бобылём жить. Вот это «я сам», всё время в одиночку – надоело. Ни роду, ни семьи, ни друзей, всё время в работе. А жизнь-то где? Нету жизни, Эн. Одно сплошное самоубийство.

Он замолчал, а я вспомнил, что гномы делают свой выбор только раз в жизни. Любят только единожды. Нет на свете гнома, который бы дважды женился по любви. Отчасти поэтому в их общине женитьба раньше шестидесяти лет для мужчины считается дурным и необдуманным поступком. Все без исключения гномы относятся к делам сердечным более чем серьёзно.

Может быть, именно поэтому Кир не стал мне перечить, когда я решил идти за Линой.

– Была у меня подруга, – начал он, отвечая на мой немой вопрос. – С малых лет дружили, все дела. Делина её зовут. Вот были у тебя друзья детства? А, ну да, извиняй… В общем, помню я её столько же, сколько и себя, а знаю даже лучше, чем она сама себя знает. Знаешь, как дорого такое стоит? Чтобы десятки лет с таким другом душа в душу? Ничего ты не знаешь, бедолага. А я с самой юности знал, что она будет моей женой. Год за годом готовился – думаю, вот исполнится шестьдесят, так я ей сразу гребень подарю¹. Вообще не думал никогда, что по-другому выйти может. Ох и балбес же…

Он рассказывал спокойно, размеренно, и только последняя фраза хлестнула, как кнут. Гном откашлялся и продолжил:

– А в пятьдесят четыре я поехал с отцом в далёкое путешествие. Отец без одной руки по локоть был, обвалом отдавило. Для тяжёлой работы, понятное дело, не годился. Потому торговал – довольно успешно, кстати. А в тот год ему в добавок приспичило братца повидать, который в Синих Горах живёт. Собрал папаня семейный караван. Я уже с ним ездил пару раз, а вот братцы мои младшие впервые из Тингар уехали – отец взял их вроде как носильщиками, но на самом деле скорее воспитания ради. Мать, конечно, дома осталась, как всегда. Полгода мы до Синих Гор добирались – торговать останавливались в каждом городе. Погостили месяцок у дядюшки, отправились обратно. Доехали до Васета. Не бывал? На западе Дембри городок. И аккурат на следующий день после нашего приезда там погром случился.

У меня по спине пробежал холодок. Я читал о васетской резне, когда по настоянию Дисса изучал историю. В тот год случился неурожай, а купленного в соседних землях не хватало, чтобы прокормить крупный город. Скот исхудал и стал подыхать. Начался голод. Когда люди вышли к дворцу градоправителя с требованием открыть амбары знати, чтобы раздать зерно городским булочникам, их избили. Когда через несколько дней людей собралось больше, на стены дворца выставили лучников – чтобы отстреливать самых непослушных. Когда ещё через день голодные горожане решились на штурм, на подмогу к гвардии градоправителя подоспела конница его отца, на тот момент герцога дембрийского. Для острастки половину из тех, кто выжил на улицах, развешали вдоль стен города. Зачинщиков казнили долго и кроваво.

– Торговать ходил в тот день я, возвращался уже продираясь через толпу и молил Праотца, чтобы не добрались до моих. Наш фургон лежал перевёрнутый и как раз догорал, когда я подоспел. Отец лежал под ним, обгоревший до неузнаваемости. Только по культе да фамильному амулету я его и опознал. Корин, самый младший брат, лежал неподалёку, затоптанный лошадьми. Грости, средний, с перерезанным горлом висел на заборе. Я их еле нашёл, потому что трупов на улицах было по колено навалено, мать их. И каждую минуту только прибавлялось.

Гном умолк, собираясь с мыслями. Я не прерывал молчания.

– Я-то выжил только благодаря случаю… Потому что вовремя смылся, когда баронская дружина разобралась с бунтовщиками и пошла карать всех без разбору. Переждал в каком-то доме, с двумя трясущимися бабами и сворой орущих детишек. На следующий день, плохо помню как, похоронил братьев и отца. Всех троих, в одной могиле. Помню только, что амулет отцовский туда положил. И двинулся домой. Пешком…

Он снова закашлялся – сухим, надтреснутым кашлем, словно в глотке у него засел ржавый гвоздь.

– Прибыл домой только к середине зимы, матери рассказал. Она поседела за несколько ночей, пока рыдала. Через лунный цикл узнавать меня перестала. А ещё через два умерла. От горя. А потом знаешь, что? – Кир усмехнулся, но до того печально, что от смеха в его ужимке осталось только слово. – Я пошёл к Делине. Дома никого не застал – тот стоял как брошенный. Пошёл к соседям. Там-то мне и рассказали, что она выскочила замуж не далее, как осенью, и со всей семьёй уехала далеко на восток. Ничего после себя не оставила. Ни полслова на прощанье не черкнула. Словно и не было меня. Вот так-то, Эн… Вот так-то.

Кир замолк. За всё время рассказа его голос ни разу не дрогнул, из-под набрякших от усталости век не пробилось ни слезинки. Он уже давно оставил себя в прошлом. И смирился.

Ветер завыл в далёких скалах, сетуя на судьбу вечного кочевника, и тем самым бесцеремонно нарушил тишину, воцарившуюся у нашего костра.

– Давно хотел тебя спросить, почему ты стал копателем, – сказал я, глядя на гнома. – Но теперь уже и сам понял.

Ветер снова подхватил свою печальную ноту.

* * *

Рэн знал, что друзья сочли его погибшим. Он и сам не сразу поверил, что всё ещё дышит.

Падая в пропасть, он судорожно пытался ухватиться хоть за что-нибудь, но вместо этого лишь бился о проносящуюся мимо скалу. Один из ударов был настолько силён, что чуть не лишил охотника сознания. Поняв, что так ничего не получится, он сгруппировался, подгадал момент и выкинул руку с крюком в направлении стены. Железяку тотчас вырвало из руки, но дело своё она сделала: падение сильно замедлилось, и спустя всего пару секунд Рэн рухнул в сугроб.

Сверху продолжал падать снег, пытаясь похоронить пуэри заживо, но тот уже намертво вцепился в свою удачу. Он грёб конечностями и извивался всем телом до тех пор, пока рука не вырвалась на поверхность. Дальше стало проще. Выбравшись из-под завала, охотник пополз к темнеющему впереди углублению в скале; совсем рядом с хлопком ушёл в сугроб огромный булыжник.

Борьба со снегом забрала все силы. Едва перебирая руками и ногами, Рэн забрался под каменный навес и почти сразу забылся.

Очнулся он в полной темноте. Голова раскалывалась, тело онемело от холода. Боль от ушибов ушла на второй план, а на первый вышла ломота в промёрзших мышцах. Охотник не мог понять, есть ли у него переломы, но знал наверняка, что будь на его месте Энормис, он наверняка погиб бы. Так что в каком-то смысле хорошо, что сорвался именно пуэри, чьё тело намного крепче человеческого. Лишь бы остальных не постигла та же участь…

Рэн думал об этом, пока окоченевшими руками рыл себе путь на свободу. Вся его одежда промокла, кожу жгло, руки и губы тряслись от холода. Усталость выламывала руки, подтачивала волю к жизни. Очень хотелось лечь, свернуться клубком и подремать, но пуэри знал, что если не согреется в ближайшие два часа, то вряд ли проснётся. Чтобы продолжать бороться, Рэн уговаривал себя, бормотал подбадривающие реплики, пытался шутить – делал всё, чтобы не опустить руки.

Позже, когда охотник, измождённый, лежал на спине и вглядывался в ночное небо, он вдруг почувствовал себя новорождённым. Зияющий рядом проход служил главной причиной такой ассоциации – Рэн словно выбрался из утробы, которая сохранила ему жизнь. Всё его прошлое представлялось в тот миг другой, старой жизнью; новая же началась только что, со слабости, холода и боли – точно у младенца, лишившегося тепла материнского тела и вынужденного дышать непривычным, режущим лёгкие воздухом.

Как только страх смерти отступил, жить стало намного проще. Найдя немного дров, охотник первым делом отогрелся и высушил одежду. Потом поспал, чтобы восстановить силы. Проснулся ближе к полудню – с момента падения прошло чуть меньше суток. Рэн не знал, где оказался и куда ему идти, а главное уцелели ли остальные в том катаклизме. Оставалось только надеяться на лучшее – и отправляться на поиски.

Целый день охотник проблуждал по ущелью, в котором оказался. Лишь ближе к вечеру он вышел на более-менее пологий склон, по которому можно было забраться наверх. Карабкаясь по каменным уступам, Рэн даже немного радовался – от таких нагрузок стало жарко.

В горах вязкой субстанцией замерла тишина безветрия; небо всё ещё не освободилось от тяжёлой пелены облаков, непроглядная темнота окружала пуэри со всех сторон, и если бы не магический огонёк, невозможно было бы и шагу ступить до самого рассвета. Ночью Тингар превращались в тёмное, мрачное царство – горы-великаны безмолвно высились рядом, со всех сторон, пряча в высоте снежные короны. Лишь изредка эти древние исполины оглашали близкое небо отдалённым гулом, будто переговариваясь – вяло, полусонно. Их разговоры длились здесь века, тысячелетия. Куда камню спешить?

Как всегда ближе к утру пуэри захотелось есть – запас энергии, собранный днём солнечным питанием, подходил к концу. Он мог остановиться и поспать, но такой роскошью, как лишнее время, не располагал. Несколько раз он запускал поисковое заклятье, но никаких следов своих товарищей так и не нашёл. Оставалось лишь стараться сохранить направление, высчитывать расстояния; он примерно помнил карту и рассчитывал выйти на обозначенную некромантом тропу – там уже догнать друзей будет делом времени.

Об этом Рэн и думал, когда подошёл к очередному уступу. Череда каменных ступеней природного происхождения уводила наверх; где-то рядом находился тот самый хребет, по которому должна была пройти их компания.

Вместо того чтобы схватиться за уступ, его рука вдруг провалилась в скалу. Пуэри тотчас в ужасе отпрянул, но очертания камней уже пришли в движение, словно те разваливались на части.

«Ещё одно землетрясение?!» – успел подумать он, хотя чутьё сразу подсказало – нет, землетрясение не при чём. В лицо ударил ветер – сухой, тёплый, какого не может быть в горах. Мир с шумом провалился куда-то вглубь себя; в полном недоумении пуэри увидел, как появился и исчез его альтер – лишь мелькнули белые провалы глаз.

И только потом охотник понял, что несётся сквозь Эфир, только что проскочив слой со своим энергетическим аватаром. Неведомая сила тащила его всё дальше и дальше, в глубины, которых Рэн никогда не видел. Ему казалось, что он чувствует запах тлена и смерти. Наконец вслед за этой вонью из тьмы вынырнула пепельно-серая пустыня, обдуваемая тем самым ветром, который почувствовал Рэн в начале.

– Ты! – раздался голос за его спиной. – Существо!

Рядом с ним стоял полупрозрачный человек – невысокий, горбоносый, с хозяйским выражением лица и в смутно знакомом балахоне. Через секунду до охотника дошло: ведь это тот самый некромант, с которым говорил Энормис!

– Слушай и не перебивай, – человек приблизился на расстояние вытянутой руки, глядя на Рэна исподлобья. – Я наблюдал за вашей компашкой с тех пор, как вы забрались в мой дом. Твой… спутник меня насторожил.

Что-то мелькнуло во взгляде стеклянных глаз, но пуэри так и не смог понять что – то ли злоба, то ли потаённый страх. Все произошло слишком быстро – несколько секунд назад он был окружён скалами, а сейчас уже дышал спёртым воздухом глубинного слоя Эфира и разговаривал с давно мёртвым некромантом. Ошеломлённый, охотник вслушивался в речь призрака – тот говорил на Локуэле, но с заметным акцентом.

– Таких, как он, быть не должно, – продолжал Муалим, пронзая череп Рэна острым, как игла, взглядом. – Уже тогда я это понял. И решил кое-что разузнать. То, что я выяснил, мне не понравилось.

Некромант замолчал, словно надеясь, что собеседник сам догадается, о чём идёт речь.

Но Рэн понятия не имел, что происходит.

– Чего ты хочешь? – спросил он растерянно.

– Я хочу, чтоб ты его убил, – лязгнул Муалим. – Как только вы покинете горы.

Пуэри словно ударили по голове – он даже отшатнулся.

– Убил?! Не тебе мне говорить…

– Заткнись, – властно прервал его мертвец. – Сопляк. Ты ни черта не понимаешь. Твой дружок – ходячий конец света. Я думал, если прогоню вас подальше, меня не зацепит. Но выяснилось, что если он проживёт достаточно долго, не спасётся никто. Вообще.

Рэн скрестил руки на груди.

– Мы сейчас на срединном эфирном слое, – продолжал некромант, не ослабляя напора. – Я обычно нахожусь ещё глубже. Так вот соль в том, что там ничуть не безопаснее, чем в двух шагах от твоего Энормиса, – имя чародея Муалим выплюнул, как ругательство.

– С чего ты это взял?

– Я уже объяснял ему. Он вам не сказал, да? Неудивительно. Ваш дружок – магнит для событий. Он их притягивает с каждым днём всё сильнее. Через какое-то время всё пространство событий сместит свои оси, а он окажется на их пересечении. Ты понимаешь, чем это грозит всем нам?

Пуэри молчал.

– Так я могу тебе сказать, – лицо некроманта словно превратилось в маску. – Любое его действие, любой шаг, будет влиять на вселенную с многократным эффектом. Сказал слово – где-то рухнули горы. Поковырялся в зубах – испарился океан. А что будет, если он слетит с катушек? Рано или поздно всё это закончится самой последней из всех возможных катастроф.

– Чушь. Это вообще возможно?

– Дело не в том, возможно ли это, дело в том, что невозможен он. Его не должно быть. По всем законам, по всем правилам. Из-за этого вселенная сходит с ума, потому что он своим существованием создаёт парадокс, нарушающий её стабильность. И этот процесс только набирает обороты, причём в геометрической прогрессии. Такую угрозу нельзя игнорировать. – Муалим замолчал на какое-то время и, подумав, добавил: – Каким бы замечательным человеком он не казался.

Охотник не знал перевода некоторых слов, но общий смысл, как ему казалось, уловил. На первый взгляд сказанное казалось полным бредом. Но после того, что они узнали у Источника, если задуматься…

– Чего же ты сам его не убьёшь? – анима пуэри перешла к синему цвету.

Признак страха.

– Если убить его в Эфире, все слои перемешаются, и меня сотрёт в порошок. А убить его в Нирионе я не могу, потому что сам уже мёртв.

– То есть если он умрёт там, здесь ничего не случится, – подытожил Рэн. – Минуту назад ты сказал совсем другое.

Муалим злобно взглянул на него, да так, что у пуэри дрогнули колени.

– Ничего не случится, если его убить СЕЙЧАС. А не когда вокруг него станет вращаться вся вселенная. По горам ему идти ещё несколько дней. Если он умрёт у последнего хребта, ваш мир отделается локальным катаклизмом, который произойдёт по большей части в Чернотопье. Практически бескровно.

Рэн вообще не понимал, почему всерьёз обсуждает убийство с некромантом, совершившим самоубийство. Он вдруг понял, на что рассчитывал мертвец: на то, что пуэри испугается и из трусости согласится на предательство друга.

– Чушь, – сказал охотник, смелея. – Бред.

Эти слова стали последней каплей, перевесившей чашу терпения некроманта. Тот вскинулся и рывком приблизился к самому лицу пуэри: в его глазах ничего не было. Только хищная пустота.

– Да плевать мне, веришь ты или нет, – голос мертвеца превратился в хрип, словно его связки сгнили в одно мгновение. – Если ты не убьёшь его, я самолично найду тебя и прихлопну, усёк? Уж от твоей-то смерти ни от кого не убудет. Всё, свободен!

Невидимая сила ударила охотнику в грудь, вышибив из лёгких воздух; пустыня исчезла, эфирные слои замельтешили, сменяя друг друга…

Спустя несколько секунд пуэри уже стоял на четвереньках на прежнем месте возле каменного уступа и тяжело дышал. Его подташнивало. Отчасти от слишком быстрого полёта сквозь энергетическое пространство, отчасти от того, что он услышал. Рэн не верил Муалиму, но допускал, что тот может быть прав. Энормис и впрямь связан с парадоксом – иначе как объяснить то, что у него нет родителей? Некромант много чего говорил, и не всё пуэри понял, но… Да если всё это правда, неужели убийство – единственный выход?

«Вечно люди ищут самые простые пути, – с отвращением подумал он, поднимаясь на ноги. – И если для всеобщего блага нужно солгать – солгут. Если нужно убить – убьют. У них всё всегда просто. Самое паршивое, что именно поэтому их враги постепенно исчезают с лица земли, а человечество живёт и процветает».

Охотник влез на очередной уступ, но в последний момент нога соскользнула, и Рэн грохнулся обратно. Потирая ушибленное плечо, пуэри с чувством выругался – и с удивлением обнаружил, что стало чуточку легче. Тогда он набрал побольше воздуха и заорал, вложив в крик столько злости, сколько мог. Под ногу попал камешек; в следующий миг он получил такого пинка, что со свистом канул где-то в темноте.

– Я, что ли, должен охранять твоё спокойствие?! – крикнул пуэри в никуда. – Так, некромант? Да пошёл ты!

Эхо его голоса угасло среди гор. Вместе с тем на душе полегчало, а в голове прояснилось. Рэн даже подумал, что, возможно, стоит остановиться на ночлег и отдохнуть.

Но уже через пару мгновений мир вокруг него снова сломался.

– Что, опять?! – только и выкрикнул он, наблюдая, как мимо проносится альтер.

Снова запестрил энергетическим многоцветием Эфир. Первой мыслью охотника было: «Он всё-таки решил меня убить». Но срединный слой, куда затянула его воля некроманта, пронёсся мимо точно так же, как и все остальные.

Пуэри тащило всё дальше и дальше, сквозь невообразимые полупространства. То ли обломки, то ли зародыши миров появлялись и исчезали, с глухим хрустом рассыпались на части пробиваемые энергетические преграды; вращаясь в своём защитном коконе, Рэн ворвался в сплошной свет, потом вдруг оказался в темноте, в которой стремительными росчерками мелькали искры. Но со временем всё осталось позади, даже темнота: пуэри остановился перед плёнкой, очень похожей на стену, потому что позади неё не было уже ничего.

И сквозь эту плёнку ему навстречу шагнула знакомая фигура. Увидев её, Рэн едва не лишился дара речи.

– Энормис? – просипел он, не веря своим глазам.

На лицо чародея вползла змеистая улыбка, которой пуэри никогда не замечал за товарищем.

– Почти, – ответил знакомый голос незнакомой интонацией.

«Нет, это не он», – понял Рэн. Чародей никогда не говорил так спокойно.

– Тогда кто ты?

– Можно сказать, я его брат-близнец, – человек не сводил глаз с охотника. – Но знакомиться нам не обязательно. Лучше даже не стоит.

Совершенно сбитый с толку, Рэн предпочёл промолчать.

– Я хотел тебе сказать, чтобы ты не переживал из-за этого чернокнижника, – проговорил псевдо-Энормис вкрадчиво. – Он никогда не осмелится воплотить свои угрозы. Ты же не убьёшь друга из-за чьих-то наущений?

Пуэри помотал головой. Получилось не слишком уверенно, но собеседнику хватило и этого.

– Вот и славно, – двойник Эна просиял. – Мне чисто случайно повезло услышать ваш с Муалимом разговор. Он думает, что знает достаточно, но это не так. Самого главного он не может знать.

– Но то, что он сказал… вероятно?

– Я этого не допущу, – человек легко махнул рукой, словно речь шла о простуде. – Не надо Энормису погибать. Я бы тебя даже попросил подстраховать его в меру сил. Догоняй своих друзей скорее, они не так уж далеко ушли.

Пуэри открыл рот, чтобы задать вопрос, но не-Энормис его перебил:

– Сейчас ты идёшь неправильно. Быстрее будет пройти на север, обойти северо-восточный пик, а там, на склоне, есть подъём на тропку, выходящую на плато, на которое завтра выйдут Энормис и Кир. Ты не заблудишься. И, кстати, не надо ничего говорить моему «братцу». А то он может тебя не так понять, – человек озорно подмигнул.

– Кто ты все-таки такой?

Незнакомец к тому времени уже повернулся, чтобы уйти, но вопрос заставил его замереть на месте.

– Не надо, Рэн, – попросил он, глянув через плечо. – Не надо.

И человек шагнул в вязкую преграду, а пуэри уже в который раз пролетел насквозь все слои Эфира, очутившись на злосчастной площадке у подножья горы.

* * *

– Как же меня достала эта холодина. Поскорей бы уже спуститься с ледышек на нормальную землю. Чтоб до зимы успеть погреться да пожрать нормальной еды… У меня морда уже тоще эльфьей стала!

– Кир! Не ной.

– Чёртова высота и чёртов разреженный воздух! Я, кажется, воспаление подхватил! Хочется уже подышать, а не одышкой давиться!

– Не ной!

– «Не ной»! Да у меня зад к порткам примёрз ещё три дня тому назад!

– А я говорил тебе не ложиться в той пещере!

– Зато я на ветру нос не морозил!

– Зато я теперь не ною!

Редкие снежинки падали нам под ноги, к своим сёстрам, которые улеглись пушистым слоем в полторы пяди толщиной. Ветерок лишь слегка направлял их полёт, смещая чуть западнее. А затем этот безмятежный покров с хрустом проседал под весом четырёх ног, оставляющих после себя на мягкой поверхности раны-следы.

Кир обернулся, оглядел окрестности, ткнул в горизонт:

– Тот хребет мы прошли позавчера?

– Да.

– А вон тот, получается, последний?

Я сверился с картой.

– Получается, так.

– День пути. Полтора от силы. Эх, скоро погреемся…

– Ещё немного и темнеть начнёт. Надо бы уже начинать готовиться к ночлегу.

– Надо так надо. Чего встал тогда?

Ночевать на заваленном снегом плато – то ещё удовольствие. Сначала приходится расчищать снег. Затем строить из него же стены – и хорошо, если сугроб достаточно твёрдый, чтобы нарезать его блоками. Затем сверху на манер тента натягивается ткань, под углом к земле, чтобы не продавило снегопадом. Стены должны быть достаточно высокими, чтобы костёр, который разжигается внутри, не прожёг крышу, и достаточно прочными, чтобы выдержать ветер. Не будь у меня Дара, нам пришлось бы очень туго.

В тот день ветра не было. Пока мы возводили временное жилище, редкие снежинки стали не такими уж редкими, а когда я развёл огонь в остатках дров, с неба валило уже по-крупному. Стало тихо, словно белая пелена поглощала не только звуки, но и весь мир. Кир смотрел на громадные белые хлопья, которым больше подходило слово «снежина» или «снежинище», с ненавистью во взгляде.

– Если так пойдёт, к утру снега выпадет ещё на две пяди, – сказал он. – Чем больше тут, тем больше на склонах. Чем больше на слонах, тем раньше закроются перевалы. А там уже так просто не раскопаешь…

– По темноте идти тоже нельзя. Тем более в такой снегопад.

– Да знаю я. Придётся выкладываться днём.

Помолчав, Кир вздохнул и зашёл под тент, к костру. Я сел напротив него, решив ещё раз перечитать дневник Муалима.

Мне стало очень интересно, каким именно образом некромант обустроил своё «неживое» существование. Если отбросить мораль и подоплёку, само его изобретение тянуло на звание гениального. Я не знал подобных примеров и сильно сомневался, что они вообще были. А мне бы такое умение, пожалуй, пригодилось. Именно поэтому я снова и снова возвращался к записям мертвеца в поисках хоть какой-нибудь подсказки.

Но Муалим, похоже, потому и отдал мне дневник, что в нём ничего важного не было. Это очень меня огорчало, но я не сдавался, всерьёз намереваясь зачитать старые страницы до дыр.

– Эн? – позвал гном.

– М? – отозвался я, не отрывая взгляда от неровных строчек.

– Что ты будешь делать, когда найдёшь девчонку?

Я задумался на секунду.

– Там видно будет.

– То есть у тебя нет никакого плана? – удивился Кир.

Каким-то странным был его голос – словно гном надеялся на другой ответ. Я поднял глаза. Он смотрел на меня беспомощным взглядом, который я расценил, как очередную попытку указать мне на мою глупость.

– Есть план больше её не терять.

Копатель промолчал, а я снова погрузился в чтение.

– И ты не знаешь, куда направишься, – после долгой паузы заключил гном.

– В чём дело, Кир? – не выдержал я. – У тебя опять засвербело? Я же говорил, что не никого заставляю со мной идти!

– Да ни в чём, – насупился копатель. – Забудь.

И тут это случилось.

Под тент влетела призрачная пчела, золотистым росчерком описала два круга над нашими головами, зависла ненадолго и просто растворилась в воздухе, оставив после себя едва заметную, медленно оседающую пыльцу.

Мы с гномом уставились на неё, как на божественное явление.

– Мне не почудилось? – наконец выдавил Кир. – Это же…

– Рэн, – моё лицо расплылось в улыбке. – А что я тебе говорил, борода?

* * *

Ночью меня разбудил низкий нарастающий гул, и совершенно неясно с какой стороны – будто со всех сразу. Поднявшись, я увидел Кира, сидящего в темноте возле входа в наше укрытие, смотрящего на снег, неизменно валящийся с неба тяжёлыми хлопьями.

– Ты чего? – спросил я, продирая глаза.

– Не спится, – копатель даже не повернул головы. – Слышишь?

Шум понемногу стихал.

– Конечно, слышу.

– Это сошла лавина. Молись, чтобы это случилось не на перевале.

* * *

Следующий день прошёл в ожидании. Около трёх часов после полудня закончился снегопад, а ещё через час – о чудо! – выглянуло солнце. Сугробы теперь доходили мне до пояса, а гному – до груди. Поднялся ветерок, заставивший тканевую крышу хлопать незакреплёнными краями. Похолодало.

Только перед самым закатом со стороны северо-восточных пиков появилась фигурка, с трудом продирающаяся сквозь снег. Мы с Киром с нетерпением ждали снаружи.

Он выглядел неважно, был бледен, странно помят, небрит; на шее виднелись следы чьих-то когтей, уже заросшие, но все ещё набухшие кровью. И, тем не менее, подходя ближе, он улыбался нам.

– А я-то и вправду думал, что ты расшибся в лепёшку, парень, – сказал гном, прежде чем заключить Рэна в жёсткие объятия.

– Как ты выжил? – спросил я, когда настала моя очередь похлопать охотника по плечу.

Тот странно посмотрел на меня, задержав взгляд на лице, и его анима на секунду мигнула синим.

– Дайте мне отдышаться, и я всё расскажу.

Немного позже, когда мы вскипятили для него немного воды и укутали в мех, чтобы согреть, он поведал о падении и о том, как ему удалось схорониться в каменной нише. Мы с Киром то и дело удивлённо переглядывались.

– Ну и везунчик! – вставил гном. – Нет, я бы там точно сдох. Но тебе-то как повезло!

– Не уверен, – сказал Рэн задумчиво.

Он отхлебнул кипятка из единственной оставшейся у нас кружки и кашлянул, уставившись на поднимающийся пар. Мы не торопили с рассказом – уже почти стемнело, выдвигаться было поздно.

– Крюк после падения я так и не нашёл, – продолжил пуэри после паузы. – Должно быть, в том же выступе и остался. В общем, больше всего я боялся, что заблужусь. Карта осталась у тебя, у меня не было копии. Пришлось почти сразу использовать поисковое плетение, чтобы держаться направления. К вечеру третьего дня вышел на возвышенность, но был уже далеко к югу от вас. Вернее, я предполагал так. Той же ночью пришлось отбиваться от каких-то зверей, мохнатых, похожих на больших людей. Они напали вчетвером, да так неожиданно, что я едва успел отскочить. Вот, наградили, – он указал на шею. – Но больше они меня догнать не смогли.

– Мы тут беспокоились, что он убился, бедолага, а у него там оказывается лучше, чем у нас было! – воскликнул Кир, впрочем, без зависти.

– Не знаю, как было у вас, но я особо не напрягался. Идти, правда, пришлось больше и быстрее. Поэтому дрова я выбросил, не ругайтесь. Мясо почти всё сохранил.

– Это ты молодец, – кивнул гном.

– Ещё день я плутал по горам, пытаясь определить, как попасть обратно на нашу тропу. Ничего не получалось. К вечеру решил идти строго на запад в надежде хотя бы не отстать. Шёл и днём, и ночью. Утром оказалось, что тропа, по которой я шёл, забрала к северу. Ну, думаю, теперь правильно пойду. Но тропа сначала ухнула вниз, а потом пошла по ущелью на восток. Пришлось вернуться, искать ещё пути. В одном месте мне удалось залезть на возвышенность, с которой я перепрыгнул на другую… Поскакал, в общем, пару часов, нашёл ещё тропу. По ней шёл до ночи и снова запустил заклятье. Тогда вас и отыскал.

– … и меня чуть кондрашка не хватила из-за этого, – пробурчал Кир.

Я засмеялся и глянул на Рэна: тот даже не улыбнулся. Он всё ещё смотрел на пар, выходящий из кружки.

– Какой-то ты не радостный, – заметил я.

Пуэри встрепенулся, словно очнувшись, бегло посмотрел на меня и отмахнулся:

– Посмотрю на тебя после недельного марш-броска, – он одним махом осушил остывшую воду и начал устраиваться на своём плаще. – Надо поспать. А то за всю неделю и десяти часов не поспал…

Рэн лёг, как всегда, в позе эмбриона, но на этот раз спиной к нам. Его ответ показался мне грубым – и я не обратил бы на это внимания, если бы говорил с Киром. Рэн же всегда был очень тактичным и внимательным, он никогда не огрызался и не хамил. А тут его словно… подменили.

Я посмотрел на Кира в надежде, что он тоже заметил странность в поведении пуэри, но тот уже тоже укладывался носом к стенке – словно так и надо. И плевать, что он продрых почти до полудня, а стемнело каких-то полчаса назад.

Всё это было настолько странно, что я насторожился. Происходило что-то неладное, но я не мог понять, где именно зарыта собака. Одно я знал точно: без причины никто так не меняется в одночасье.

Но добиваться от друзей правды означало сделать ситуацию совсем неуправляемой. Поэтому я промолчал и, снова открыв дневник некроманта, тоже лёг.

Спиной к остальным.

* * *

– Едрическая сила! – сплюнул Кир, глядя на заваленную снегом расщелину.

У меня просилось словцо покрепче, но я смолчал. Рэн только горестно вздохнул.

Ночью мы ещё несколько раз слышали отдалённый гул сходящей лавины, но он шёл с другой стороны, так что лично я изо всех сил надеялся, что нужный перевал ещё открыт.

Надежды рухнули, едва показалась вторая гора перевала. Мы поняли, что опоздали, но всё же приблизились на максимально возможное расстояние. Пока высота сугробов позволяла гному видеть горы.

Я мысленно прикинул, сколько времени у нас займёт путешествие к соседнему перевалу. Судя по карте, он находился в тридцати вёрстах к северу. В условиях поиска дороги под толстенными сугробами, у нас ушло бы от пяти дней до пары недель.

Не вариант.

– Что будем делать? – озвучил общий вопрос пуэри.

Я в ответ только устало фыркнул, гном вообще никак не прореагировал. Повисло мрачное молчание.

– Может, это не тот перевал? – с надеждой вопросил Кир.

Не знаю, на какой ответ он надеялся. Этого, наверное, он и сам не знал.

– Раз предложений нет, предложу первым, – сказал охотник, игнорируя вопрос гнома. – Попробуем пробраться через снег.

Кир посмотрел на пуэри, как на безнадёжного осла, и молча отвернулся. Поэтому обязанность срезать эту идею взял на себя я.

– Там не пройти, не используя магию. А если её использовать, то на протяжении всего пути. Это долго, даже мне сил не хватит. Кроме того, нас может завалить ещё одной лавиной.

– Но у нас ведь есть виртулиты. Если то, что ты рассказал о них, правда, то они сильно упростят нам путь. Сколько надо пройти под снегом? Лигу? Две? Думаю, не больше. Снег успел уплотниться, поэтому если мы проплавим небольшой тоннель, свод не должен обвалиться. Но на всякий случай стоит его закреплять. Если покажешь, как, это могу делать я, с помощью синего виртулита. Ну так как?

Мы с Киром переглянулись. Гном явно не доверял плану, но не имел вменяемых альтернатив, поэтому ждал моего слова. Я в свою очередь видел ряд загвоздок. Первая из них – мне не доводилось пользоваться виртулитами, все мои знания о них ограничивались сугубо теорией. Вторая – Рэн не только не пользовался виртулитами, но и не знал нужных заклинаний. Чтобы разобраться самому и научить Рэна, требовалось время.

Но время у нас теперь как раз было.

– Не всё так просто, как ты говоришь, – сказал я. – Но можно попробовать. Всё равно других вариантов нет.

– Разберёмся, – махнул рукой пуэри, извлекая на свет виртулиты. – Так как, говоришь, надо воздействовать на камень?

* * *

Как я и предполагал, на деле всё вышло куда сложнее, чем на словах. Однако, как и сказал Рэн, мы всё же разобрались.

Пару часов мне потребовалось, чтобы разобраться с преломлением энергии в виртулитах. Поначалу я взял в руки синий камень и после первого же плетения чуть не отморозил себе пальцы. Потом я догадался закрепить драгоценность на деревяшке, и дело пошло в гору. Энергия прекрасно преломлялась и фокусировалась, я вливал в камень совсем немного сил, а на выходе получал усиленное в несколько раз заклинание. Экономия и впрямь оказалась весьма ощутимой.

Разобравшись с виртулитами, я взялся за обучение Рэна. До глубокой темноты мы с ним отрабатывали одно и то же заклинание, пока я не удостоверился, что пуэри может воссоздавать плетение мгновенно с нужной точностью. Оказалось, азами магии Рэн владел вполне неплохо, так что мне оставалось только вложить в его голову нужные формулы и энергетические узоры. Он освоил замораживающее заклятие за несколько часов – куда быстрее, чем я в своё время. И всё же от меня не укрылось, что охотник не очень-то любит прибегать к магии. Он точно мог бы быть чародеем, и не таким уж слабым, но отчего-то не хотел.

Видимо, у него были на то причины.

– Годится, – сказал я, когда Рэн наморозил очередную пробную колонну.

Гном подошёл к ледышке, стукнул по ней пару раз топориком, хмыкнул. Судя по всему, он тоже остался доволен.

Пуэри подкинул виртулит в руке и посмотрел на небо, усеянное звёздами.

– Предлагаю отдохнуть и выдвигаться. Всё равно под снегом не будет дневного света.

– Поддерживаю, – кивнул я. – Восстанавливай силы и пойдём. Они тебе понадобятся все без остатка.

Кир посмотрел на нас обоих, явно желая возмутиться, но вовремя понял, что он всё равно уже в меньшинстве.

– Давайте поедим перед этим, что ли, – пробормотал он. – Раз уж вы всё решили.

Мы сели в круг на расчищенной от снега площадке. Костёр в этот раз был полностью магический – дров не осталось. Я тратил силы, но иначе нам пришлось бы грызть замёрзшее мясо. Радовало лишь, что благодаря красному виртулиту я тратил их меньше обычного.

Мои спутники всё ещё вели себя странно – отрешённо и довольно-таки уныло. Пока готовилась похлёбка, никто и слова не сказал. Словно воды в рот набрали. Я всё ждал, пока кто-нибудь заговорит, но не дождался. Пришлось самому заводить беседу.

– Рэн, а почему ты перестал заниматься магией?

Пуэри поморщился и нехотя ответил:

– Это не моя стихия.

– Судя по тому, как быстро ты разучил заклинание, ещё как твоя.

– Если я к чему-то способен, это ещё не значит, что у меня к этому душа лежит.

Охотник явно не хотел говорить на эту тему, но я решил не отступать и посмотреть, что будет.

– Верно, – я невозмутимо помешивал варево в котелке. – Потому-то я и спрашиваю. Твоя вторая половина, если можно так сказать, живёт в Эфире. Магия в самой твоей природе. А ты не хочешь её изучать?

– Я знаю достаточно, – отрезал пуэри.

Кир переводил настороженный взгляд с меня на охотника и обратно.

– Недостаточно, чтобы уберечься от падения со скалы, – уронил я. – Мы думали, ты погиб в том ущелье.

Рэн посмотрел на меня так колюче, что я подумал – вот оно! Сейчас он сорвётся и выдаст себя, и станет наконец понятно, почему он так странно себя ведёт.

Но я ошибся. Пуэри прикрыл глаза, глубоко вздохнул, а потом ответил – совершенно спокойно и даже дружелюбно:

– Я не люблю прибегать к магии, потому что считаю её отклонением от естественного порядка. Любое заклинание, сплетённое чародеем – это… – Рэн замялся, подбирая слова, – использование энергии мира не по прямому назначению. Она здесь не для нас, эта энергия. Мы просто берём её взаймы, тем самым выбивая потоки из равновесия. Это не приводит ни к чему хорошему. Я ответил на твой вопрос?

– Да. Но насчёт дестабилизации потоков не совсем согласен. Даже самый сильный чародей не сможет всерьёз пошатнуть энергетическую систему мира. Даже сотня самых сильных чародеев не смогут. Я бы не стал из-за этого лишать себя преимуществ, которые дарует владение магией.

– Ты бы не стал, – пожал плечами пуэри, – а я стал.

Я задумчиво поковырял ложкой плавающий в бульоне кусок мяса. Ужин был уже почти готов.

– И ты будешь делать так даже ценой своей жизни? Или наших с Киром?

Пуэри снова вздохнул.

– Нет, я буду использовать все доступные ресурсы, чтобы никто не пострадал. Но… дай и мне ложку. Если я поем, силы восстановятся быстрее. Спасибо… Так вот, я, конечно, не буду впадать в крайности. Но я так же помню, что среди пуэри тоже были чародеи. Очень сильные, очень умелые. И вся их магия ничуть не помогла спасти мою расу от истребления.

Кир прихлебнул из ложки и поперхнулся. Какое-то время тишину нарушал только его кашель. Когда гном прочистил горло и вернулся к еде, я сказал, словно в пустоту, даже не глядя на Рэна:

– Зато они спасли тебя.

Охотник только хмыкнул. Над стоянкой снова воцарилось молчание.

Небо над нами искрилось звёздами, такими близкими, что казалось – крикни, и они, не удержавшись, осыплются на землю. Нир среди них смотрелся гигантом; он неспешно и самоуверенно шествовал по небосклону, словно пастух, ведущий отару. В его голубоватом свете всё казалось обледеневшим: и снег, и горы, и сам морозный воздух будто полнился холодным сиянием далёкой планеты. Только наш тусклый костёр привносил немного тепла в эту совершенную безжизненную картину.

Мне тоже не терпелось покинуть Тингар. Я слишком устал от них, сначала блуждая по подземельям, потом наоборот, по поверхности. Раньше мне не доводилось скучать по ландшафту, но теперь душа просила плоских, как стол, равнин и полей, густых лиственных лесов и тёплых ночей. Ещё я вспомнил Квисленд – и тоска, уже давно утихшая, снова защемила где-то под рёбрами. Я вдруг осознал, что как бы я ни старался, куда бы ни шёл, но так хорошо, как там, мне уже нигде не будет. Может, будет хорошо иначе, но не так.

Банально, но – правда. Ничто не будет как раньше.

– Ну что, начнём? – подал голос пуэри, когда даже мне стало очевидно, что все мы просто сидим и тянем время. Затея всё же была рискованной.

– Да, поехали уже, – пробормотал гном, поднимаясь. – Как говаривают у нас под Небесным Пиком, раньше встал – не зря устал.

Прежде чем начать, пришлось расчищать снег, и немало. Мы закопались так, что сугроб возвышался даже надо мной, и только тогда он стал достаточно плотным, чтобы не осыпаться нам на головы.

Держа деревяшку с закреплённым на ней красным виртулитом на манер жезла, я направил поток энергии через камень. Тот зажегся, как маленькая звезда, и почти сразу снег напротив нас начал таять. Я старался направлять тепло так, чтобы выплавить круглый тоннель высотой в два аршина – тесновато, но слишком высокий проход мог сразу же обрушиться.

– Работает хреновина, – кашлянул сзади гном. – Добавь-ка жару, дружище, а то мы так до весны будем пробираться.

Я усилил подпитку заклинания. Камень полыхнул ещё ярче, озаряя всё вокруг мягким оранжевым светом. Тоннель теперь углублялся в разы быстрее; снег пока держался, но Рэн всё же начал укреплять стены и потолок льдом. Понизу побежала вода.

– Святые черти, теперь ноги ещё больше промокнут, – проворчал Кир, но на него никто не обратил внимания.

Убедившись, что потолок держится, мы шагнули в арку тоннеля. Кир сразу же сосредоточенно засопел. Я немного завидовал ему – он один помещался в проходе в полный рост. У меня ноги от ползания на корточках загудели довольно быстро.

Так мы продвигались около полутора часов. Сначала у меня не получалось делать тоннель ровным – то ширина стен гуляла, то направление – но в итоге я приноровился. Мы прошли не так уж много, но достаточно, чтобы оказаться в кромешной темноте, разгоняемой лишь двумя светящимися виртулитами. Обувь и впрямь быстро промокла – вода стекала по склону прямо нам под ноги. Пару раз на пути нам попадались преграды в виде скрытых под снегом глыб камня, и приходилось их обходить. Хорошо, что с нами был гном – без него я бы быстро потерял правильное направление.

– Стой, – скомандовал я, когда не осталось сил терпеть ломоту в ногах. – Надо передохнуть.

– Что, не хватает силёнок? – спросил гном, сбрасывая с плеч мешок.

Рэн быстро намораживал над нашими головами купол, подперев его четырьмя колоннами.

– Пока хватает. Но если я буду выжимать из себя всё до капли, восстанавливать силы придётся дольше.

– Так-то оно так, – протянул копатель. – Но нам бы проскочить побыстрее. Чтобы, знаешь, не помереть под обвалом.

– Прижми задницу уже, – отмахнулся я и зажёг люмик. – Я знаю, что делаю.

В тоннеле оказалось намного теплее, чем на поверхности – воздух нагревался от моего заклинания, а покрытый ледяной коркой снег не давал теплу уходить. Правда, от этого же становилось душновато.

Я оглянулся, прикидывая, сколько мы прошли. Выходило, что чуть больше версты. Неплохо, конечно, но кто знает, сколько ещё идти? Силы-то не бесконечные…

– Рэн, у тебя как с силами?

– Хватает пока. Я придумал как экономить.

Я покивал, глядя на его работу. Действительно, он не промораживал всю поверхность «стен» и «потолка», а лишь создавал ледяные арки, соединяя их между собой перемычками. Экономично и эффективно.

На отдых ушло около двух часов. Чтобы восстановиться быстрее, я попытался медитировать, но ничего не вышло. Медитировать в духоте и темноте, когда ноги насквозь промокли, оказалось мне не по силам. Это бесило. Почему? Потому что гном был прав. Каждая секунда – точно монетка, утекающая в карман смерти. Нужно успеть как можно больше, пока эта шулерша не обобрала нас до нитки.

Поэтому я не стал дожидаться, пока силы восстановятся полностью, а поднял остальных и продолжил прокладывать путь наружу.

Во второй заход я плюнул на всё и начал передвигаться на четвереньках. Промочил не только сапоги, но и штаны, зато стало удобнее. Дважды мы упирались в скалу. Один раз спустились в яму, из которой потом еле выбрались. Но свод тоннеля, к счастью, не рухнул ни разу.

На следующем привале мои спутники легли спать, а мне всё же удалось погрузиться в медитацию – у меня и выхода особого не было, силы-то почти кончились. На краю сознания крутилась смутная мысль, непонятная, тревожная: из-за неё я никак не мог до конца расслабиться. Казалось, это холод уже проник в самую мою голову и парализовал там каждый нерв.

Но оказалось, что лучше так, чем совсем без медитации.

* * *

– Эн! Эн, твою мать! Очнись! – шёпотом вопил Кир, тормоша меня за плечо.

Я никак не мог понять, чего же он от меня хочет, ведь я просил не беспокоить.

– М?

– Да выйди ты из своего транса и послушай, чёрт тебя дери! Слышишь?!

Пришлось прислушаться, хотя такой уж необходимости в этом не было. Вибрация от приглушённого низкого гула ощущалась кожей.

Остатки спокойствия и безмятежности слетели с меня в один миг.

Рэн уже замораживал весь снег, до которого мог дотянуться. Я вскочил и принялся ему помогать, совершенно забыв, что так резко после медитации нагружаться нельзя.

– Да остановитесь вы! Нас же раздавит этими ледышками! – так же шёпотом прокричал гном.

Его глаза были круглее, чем у совы.

Дрожь земли усилилась.

– Прямо на нас катится, – скрипнул зубами копатель.

Мы с Рэном испуганно переглянулись. Гул перерастал в грохот.

– Что будем делать? – подал голос пуэри.

– Молиться!

Рука гнома судорожно стискивала рукоять топорика. Вряд ли он осознавал, что делает. Все трое напряжённо смотрели на потолок тоннеля.

– Сколько над нами снега?

– Сажени две, не меньше. И сейчас ещё прибавится!

Грохотало всё громче. Мы ждали удара, но не знали, чего от него ждать. Поэтому, когда лавина всё-таки обрушилась на толщу снега, мы сначала дружно припали к земле, а потом уже поняли, что свод выдержал. Ледяная корка только покрылась паутиной трещинок, которая, впрочем, разрасталась.

– Если обвалится… – начал гном, но громкий хруст прервал его; это под снег ушла та секция тоннеля, из которой мы пришли и больше не укрепляли.

Мы с Рэном снова бросились укреплять стены и потолок, жертвуя при этом свободным пространством, которого осталось не так уж много. Воздух с поверхности больше не поступал. Грохот стихал, словно отдаляясь, продолжал трещать лёд, а я подумал: ну сколько ещё? Сколько раз я ещё попаду в такую западню? Мои игры со смертью слишком уж затянулись. Всё выживаю и выживаю, а не живу. Это уже какая-то рутина, а не выживание…

Заклинание, которое я пропускал через сапфировый виртулит, вдруг сорвалось. Я просто выдохся – напрочь, досуха. Если сразу после медитации начать расходовать энергию, она закончится намного быстрее, чем обычно, а я так увлёкся выживанием, что забыл об этом. Продолжать означало убить себя.

Тогда я почти ползком метнулся к завалу, который перекрыл нам путь назад. Осмотрел, ощупал – не пробиться.

Рэн ещё какое-то время укреплял стены и тоже иссяк. Мы остались в ледяной тюрьме, в тоннеле длиной в шесть саженей, без магии и, соответственно, без света. Оставалось только слушать, как стихает вдали шум лавины.

И снова пришла мысль: как же надоело. Всё время изо всех сил, всё время где-то между жизнью и смертью. Неужели я больше ни на что не годен? Разве нет во всём этом огромном мире тихого уголка для меня, где не придётся рвать жилы, чтобы протянуть ещё денёк? Наверное, стоит поискать. Только найду Лину. Только выберусь сначала из этой снежной могилы…

– Всё, закончилось, – прохрипел гном. – Не сидите как два болвана! Если не хотите задохнуться, пробивайте путь наверх. Воздуха у нас на пару часов, не больше.

Никто и не пошевелился.

– Это единственный выход, – согласился я, обдумав его предложение. – Я выжат. Сейчас только дыхание переведу…

– Если пробьём лёд, может быть обвал, – возразил Рэн.

– Ты глухой, что ли? – вздохнул Кир. – У нас воздуха нет!

Он поднялся и прошаркал куда-то в сторону. Несколько секунд мы слышали его сопение, а потом раздалось осторожное постукивание по льду.

– Долби под углом к поверхности, – посоветовал пуэри.

– Слушай, гениальный старатель, – ехидно отозвался Кир, – не мог бы ты свет своей мудрости превратить в свет более прозаичный? Если бы я хоть шиш видел, смог бы последовать твоему совету!

– Не могу, – понуро ответил охотник. – Могу только искры высекать. Огнивом.

– Хоть что-то, – вздохнул гном. – Давай, ползи сюда.

Рэн переместился поближе к Киру и для пробы пару раз ударил кресалам о кремень.

– Ни черта не видно, – резюмировал гном.

– Нужно разжечь огонь. А у нас ни трута, ни дров.

– К тому же с огнём воздух выгорит быстрее. Если не успеем – задохнёмся.

– Короче, теоретики! Я рублю или нет?

Повисла тишина. Никто не хотел полагаться на удачу – слишком уж она была переменчива с нами. В итоге заговорил Рэн:

– У нас есть жезл и деревянная посуда. В качестве трута я могу использовать мех с плаща. У нас будет немного света, но прорубаться придётся быстро.

Ледяная тюрьма снова заполнилась молчанием.

– Давайте уже попытаемся, – сказал Кир. – Всё равно времени у нас нет.

Пуэри достал деревянные ложки и отобрал у меня импровизированный жезл, с которого я снял виртулит. Пока он маялся с огнём, я подполз поближе, приготовившись выгребать руками снег. О том, что этот снег может просто не поместиться в нашем ледяном карцере, я старался не думать.

Едва на конце иссохшей деревяшки затеплился огонёк, Кир спросил нас:

– Готовы? – и, дождавшись решительных кивков, с размаху всадил топор в лёд.

* * *

– У-у-ух, ну и приключеньице! – выдохнул гном, едва вытянул Рэна из сугроба.

Мы втроём ничком лежали на недавно сошедшей лавине и радовались солнцу, встающему где-то за восточными пиками. Никого даже не беспокоил холод и промокшая одежда, потому что даже отсюда вдали виднелась погружённая в утреннюю мглу равнина. Всех нас интересовала только она.

– Это Куивиен? – спросил я непонятно зачем. Эта равнина просто не могла быть ничем иным.

Рэн тяжело дышал – он дольше всех пробыл под снегом, когда сугроб всё-таки обрушился на нас в самом конце. Кир оглядел цепь гор, с которых мы уже начали спускаться, идя под снегом.

– Да. Если точнее – Чёрные Топи. Некромант был прав.

– Надеюсь, не во всём, – пробормотал пуэри, но мне было так лень думать, что я даже не обратил на него внимания.

– Сначала были горы, – вздохнул я, – теперь болота.

– А обойти их нельзя?

– Не один месяц будем обходить, – проворчал Кир. – Хотя и по ним идти, не зная троп, тоже так себе затея.

– С этим как раз я могу помочь, – сказал Рэн.

Мы с Киром синхронно посмотрели на него.

– Изучал выживание в разных местностях, – пояснил охотник. – Как раз вместо уроков по чародейскому ремеслу. Хотя в мои времена здесь никаких болот не было, я умею находить дорогу в топях.

– Вот и славно, – пробубнил гном и откинулся на спину, закрыв глаза.

Я вглядывался в горизонт и думал: Лина ведь сейчас где-то там. Если отбросить мои предположения, основанные на сплошных догадках, она может быть где угодно. И всё же меня так и тянуло вперёд, словно магнитом. Как будто часть меня точно знала, куда идти.

Она тянула меня всё дальше и дальше, через болота, через расстояния и само время, к моменту, в котором… С этим я пока не до конца разобрался. Только чувствовал, что должен двигаться, и тогда обязательно к чему-нибудь приду. Это чувство было новым, но приятным. Словно у меня появилась цель – далёкая и неопределённая, но с ней переносить бесконечное выживание стало легче.

И хорошо. Потому что там, под лавиной, мне уже начинало казаться, что силы мои на исходе.