Двуглавый Орден Империи Росс. Магия изначальная

Глава 1

– Ну, давай, подобьём твои бабки. – Девушка уселась на диван и прям-таки впилась в меня взглядом.

Я вздохнул и пристроился на стуле напротив. Курицу я выпустил из рук, и она начала медленный обход нашего жилища.

– Лера, – сказал я как можно спокойней, хотя какое тут к черту спокойствие. – Лера, бабки они не мои, они наши общие, если ты об этом. Но я имею ввиду положение дел в целом. Ту ситуацию, в которой мы сейчас оказались. Понимаешь?

Я даже не пытался демонстрировать безмятежность, только наличие присутствия духа. На что-то большее, в данный момент, силы воли моей не хватало.

– Небось не дура! Догадалась, что ты не про деньги. – Валери откинулась на спинку дивана, кстати, довольно приличного по меркам нашего мира.

Или только моего, Лерик-то она из семьи олигархов, наверное, и не такое видала.

– Давай, Саша, излагай.

Я набрал полную грудь воздуха, и не найдя что сказать выдохнул его обратно. Вот почему так всегда? Столько всего хочешь сказать, обсудить, мысли прямо череп распирают, но некогда. А тут тебе предоставляют возможность поделиться всеми этими соображениями, такими важными и такими накопившимися. Прям так и говорят: «Говори»… И всё! Все эти твои важные мысли, идеи гениальные разбегаются в разные стороны и прячутся в закоулках извилин. И рад бы, что-нибудь сказать, а не можешь. Нечего.

Подруга-сестра смотрела на меня и ждала. А я… Я обвел глазами комнату, может в поисках подсказки, а может просто осматриваясь.

Комната нам досталась вместительная, я бы сказал четыре на шесть. Зашторенное окно – напротив входной двери. Справа от входа дверь.

– Саша, ты уснул? – отвлекла она меня предсказуемым вопросом.

Я среагировал и обратил взор на подругу-сестру.

Лерка сидела посередине дивана, и это позволяло ей раскинуть руки на спинке.

Я перестал гадать, куда ведет дверь возле входа.

– Нет. Просто столько всего случилось, что… – я запнулся.

– Что, не знаешь с чего начать?

– Да. – быстро согласился я.

Мне как-то даже легче стало от таких Леркиных слов, и я начал с очевидного.

– Мы в параллельном мире. – я остановился в пояснении, чтобы набрать воздуха, и тут же был наказан.

– Да ладно! Кто бы мог подумать?! – Лерик деланно удивилась.

– Поверь на слово, – парировал я, и сразу же, развивая успех в перехвате инициативы, на одном дыхании выдал: – Россия. Век семнадцатый-восемнадцатый. Река, скорее всего Волга. Вольный город – скорее всего Ульяновск.

– Ульяновск?! Почему? – Лерка интересовалась совершенно искренне.

– Я, конечно, могу ошибаться, но места уж больно похожи. Озёра особенно. Бывал я в детстве в тех местах. Не похоже на совпадение. – Память услужливо подкинула картинки восьмилетней давности. – Ты речку в городе хорошо рассмотрела?

– Река и река. – Лерка похоже не понимала.

– Нет. Там есть большая река. Это Волга. И есть маленькая. – Я спохватился: – Ну, не то чтоб маленькая, но поменьше Волги будет. Это Свияга. Так вот она – Свияга – течет в другую сторону.

Девушка убрала руки со спинки дивана и озадаченно нахмурила брови. Похоже, что сказанное мною повергло девушку в недоумение. Она потупилась и спросила:

– Как это – в другую сторону?

Я воспрянул духом. Не заметила! Сейчас! Сейчас-сейчас! Мое лицо, наверное, в данную минуту демонстрирует причастность его владельца к великой тайне, которую знают даже дети.

Я собрался и начал:

– Свияга, она течет через город. Течет она – параллельно Волге, но в противоположную сторону, и впадает в Волгу же километров на двести выше по течению. – Я закончил свою тираду с гордым, даже победным выражением лица.

– Охренеть, – отрешённо выдала Лерка, и замолчала.

При этом она смотрела не на меня, а перед собой. Я почувствовал, что на этот гидрографический парадокс ей… без разницы, в общем.

– Сань, а сейчас мы где? – Лерик нарушила затянувшуюся паузу.

Мне даже стыдно стало. А, правда, ну, Волга, ну, Свияга. И чё? Мы же оттуда через портал ушли. Это значит, что сейчас мы можем быть за сто километров от этой самой Свияги. Не понятно даже в какую сторону.

Я больше не чувствую себя гордым носителем тайн. Сам себе я теперь представляю тупым бараном, или павлином, распушившим хвост.

Да! Ну-ка, Александр Анатольевич, напрягите память и ум наморщите, где в России на рубеже пятнадцатого с девятнадцатым веков были ещё основаны магические школы. Две под Ульяновском. А где остальные?

Расправленные было плечи поникли, и я, опустив очи долу… опустив очи полу, я сказал то единственное, что только и мог сказать.

– Я не знаю.

– Хреновато, – меланхолично подметила Валери.

Странно Валери совсем не злилась. В её голосе не было никакого ехидства, которым обычно сопровождается облажание оппонента «сверкавшего» своей эрудицией. Наверное, я сейчас не был оппонентом. Товарищ по несчастью, вот кто я.

Мы сидим посреди комнаты в гостинице, в городе, названия которого мы не знаем, в стране, отдаленно напоминающей Россию не понятно какого века.

Мы не знаем ни где мы, никогда мы. Крутологический замес! Вот уж точно! Главное – оказаться в нужном месте в нужное время.

– Сань, ты о чем сейчас думаешь? – Леркин голос вырвал часть моего сознания из пучины мрачных мыслей.

– Плохо всё. Даже не знаю, чё делать.

– Сашенька! Есть только один способ съесть слона.

Теперь Лерка завладела моим вниманием уже полностью.

– Какой? – спросил я в некотором изумлении.

– Кусок за куском. – Она смотрела на меня, и весь её вид говорил о спокойствии и решительности этой барышни. – Будем решать проблемы по мере их поступления. Утро вечера мудренее. Давай сейчас осмотрим номер и уже ляжем спать. День был слишком длинный.

Я оказался полностью согласен с Лериком. Я даже в слова «ляжем спать» не стал вкладывать возможные варианты скрытого смысла. Я ведь две предыдущие ночи провел на холодном полу, и всё тело моё истосковалось по нормальной постели. Пара часов на лавке в Мраморной башне не в счет.

Так что, спать! Сон – лучшее лекарство.

Но сначала осмотреться. И мы начали осматриваться.

Лерка начала первой, потому что она со своего места видела всю комнату, а я нет. Со своего стула я хорошо видел, только Лерку, диван, на котором она сидела и две двери. Нет, вру, ещё я видел какую-то полку в углу между дверями, входной и другой, таинственной дверью в правой стене. Опять вру, потому что правой эта стена считалась только тогда, когда заходишь в комнату, но я-то сижу лицом ко входу, значит от меня эта дверь слева. А я сейчас развернусь.

Представшее моим взорам пространство, ощущалось как просторное. Нет, мне, конечно же, доводилось помещения и побольше видеть, но для жилой комнаты эта явно крупновата. Присмотревшись, я пришел к выводу об ошибочности первоначального суждения: не шесть на четыре, а скорее семь на пять, или хотя бы на четыре с половиной. Ага, на четыре и пять! Завтра померяю. Хотя чем я завтра померяю? Завтра и придумаю, если завтра посчитаю, что это важно.

– Потолки метра три, наверное, – высказала предположение подруга-сестра.

Я поднял голову в «указанном» направлении.

– Да нет, поменьше. Два семьдесят. Хотя… – и тут, прям озарение какое-то, и я сразу выпаливаю: – Два восемьдесят пять!

Валери пялится на меня в недоумении.

– Ты, чо?! Померял что ли? – от удивления, причем явного такого, глаза у неё округляются, и я замечаю, что это делает её необычайно красивой. Пока я любуюсь, Лерка ждет ответа.

– Саня, почему два восемьдесят пять? – спрашивает она, не дождавшись.

Для меня снова наступает минута триумфа.

– Четыре аршина, – говорю я с таким торжеством в голосе, как будто разгадал главную загадку бытия.

– Четыре чего? – теперь Леркины глаза сузились. Ничего хорошего для меня это не обещало.

– Четыре аршина, – говорю я обречено, так как совершенно отчетливо понимаю, что поразить девушку элегантностью решения задачи так и не смог.

То есть поразить-то, конечно, смог, вот только, похоже, не мой день сегодня. К тому же «ещё не вечер» тоже не скажешь, потому что не вечер уже, а самый настоящий ночер.

– Метры ещё не придумали, сейчас на Руси саженями меряют и аршинами. Сажень – это два метра четырнадцать сантиметров, а аршин – это семьдесят один сантиметр. – говорю я, стараясь при этом не особенно выпендриваться. Хватит уже умничать.

– Четыре на семьдесят один – это два восемьдесят четыре. Счетовод! – похоже, что сокурсница не оценила мои вялые попытки казаться скромнее.

– Ну, там ещё миллиметры какие-то, – виновато поправляюсь я. – Думал тебе не интересно.

– Про миллиметры? – произносит Валери, и я сразу поминаю, что про миллиметры ей точно не интересно. – Про миллиметры мне фиолетово. Ты лучше скажи, что там за люстра?

Я стараюсь проследить взгляд девушки, и натурально немею. Под потолком действительно висит люстра, совершенно обычная по меркам нашего времени. Но вот именно, что НАШЕГО! Потому что она… электрическая!

Да нет!!! Показалось! Фу-у-у… аж от сердца отлегло. Но как-то же эти плафоны-шары должны светиться. Нет, не так! Светиться они светятся, и хорошо так светятся, ярко. Но вот как? В том смысле, что нам совершенно не понятно, за счет чего они светятся, да ещё и так интенсивно.

– Сань, у них здесь чё? Электричество есть?! – похоже Лерку тот же вопрос мучает, при чем серьезно так мучает.

Она встает и подходит ближе, пододвигает стул под самую люстру.

– Дай руку, – произносит напарница твердым голосом.

Я подаю руку и Лерка опёршись на неё залезает на стул. Я держу в ладони её очень холодные, почти ледяные пальцы и тоже всматриваюсь в плафоны, пытаясь что-нибудь разглядеть. Насмотревшись вволю, девушка слезает со стула. Выпускаю её руку не без сожаления, все-таки красивая она. В смысле Лерка красивая, а не рука. Хотя и рука тоже.

– Вроде не электричество. А тогда что? – спрашивает она и сама же отвечает: – Магия, наверное.

Я пожимаю плечами.

– Скорее всего, – говорю, стараясь не придавать голосу эмоциональную окраску.

А вот если бы я так сказал: «Магия, наверное», то мне бы это язвительное создание непременно выдало что-нибудь вроде: «Поздравляю Вас, Капитан Очевидность». Но я нарываться не стану. Не сегодня. Сегодня – не мой день.

Мы осматриваемся дальше.

Стул, который только что удостоился чести послужить нам в деле познания этого мира, стоит посреди комнаты рядом с торцом большого обеденного стола. Сам стол почти, что перегораживает комнату пополам, упираясь другим концом в левую стену комнаты. Левую от входа. Сама комната в длину, от входа до окна, метров семь. Стоп! Не семь метров, а десять аршин! Привыкайте, уважаемый Александр Анатольевич!

Вокруг стола стоят ещё четыре стула, по два слева и справа. Дальше вдоль левой стены уже почти в углу стоит эдакая штука хитрая, стол с какой-то надстройкой. Я бы назвал её секретером. Мне кажется, секретеры именно так должны выглядеть.

– Ко-ко-ко-ко…

Рядом с ним тоже стул предусмотрен. И на его подлокотнике разместилась на ночлег спасенная мною курица. Она проснулась, немного покрутила головой и снова успокоилась.

Потом стена с окном. Длину завтра померяю. В углу овальный журнальный столик.

– Сань, а эти не горят, – голос Лерика звучит озадаченно.

Пытаюсь взглядом найти причину растерянности подруги. Точно не горят! На правой стене над журнальным столиком похожий плафон, а над секретером сразу два. И все не горят. Хотя…

Уже горят. Это Валери к секретеру подошла. Оба секретерских плафона моментально зажглись.

– Магия! – восхищаюсь я.

– Нет, блин! Датчик движения! – раздраженно кидает мне Лерка. И как это она про капитана Очевидность ничего не сказала? Не мой день.

– Ну-ка, сядь в кресло, – говорю я, осененный запоздалой догадкой.

Всё предсказуемо. Плафон на левой стене услужливо зажегся, стоило Лерке лишь приблизиться к креслу. Магия.

– А тут что? – с этими словами Валери раскрывает сервант.

Сервант стоит у правой стены между вторым креслом и таинственной дверью, как раз напротив обеденного стола.

– Так. Так. Ага, – это она про чайный сервиз.

Вряд ли фарфор китайский, но и чашки, и блюдца смотрятся очень прилично.

– Смотри, какая прелесть! – с возгласом восхищения, кстати, искреннего, на свет извлекается чайник.

– Ух, ты! – я поражен не меньше.

Носиков у чайника два, и каждый выполнен в виде головы дракона на длинной шее. Только левый бледно голубого цвета, а правый сверкает золотом.

– Ну-ка, – с веселым любопытство Лерка снимает с чайника крышку, заглядывает внутрь. – Смотри! – и протягивает его мне, а у самой глаза прям сияют.

– Да! Хитро! – удивляюсь я. – Надо же, как просто! Наши бы до такого не додумались!

Внутри чайник разделен пополам так, чтобы можно было воду из одной половины наливать через левый носик, а из другой через правый.

– Почему не додумались бы?! Очень даже додумались! – и голос главное такой, вот как будто бы я лично её оскорбил. Нет, не мой день.

– Мне мама рассказывала, она у какой-то женщины лет десять назад такой видела. Она говорит, где-то у нас в области делают. Тоже какая-то женщина-дизайнер. Мастерская у неё своя. Авторская керамика. На заказ, – похоже Лерке этот рассказ в своё время запал, вот она и разошлась.

А я что?! Я разве спорю? Я просто не знал.

Подошла очередь Двери. Щас откроем, а там… А там Самара!.. Да, нет! Так нам не повезет. Лерка открывает Дверь, а я разглядываю полку в углу между дверями. Да это же вешелка! И как я раньше не понял?!

За Дверью оказался коридор без окон, но с дверями. Ну, это как в загадке: «без окон, без дверей…» Здесь двери были. Целых четыре. Справа две и две слева. Лерка открывает ту, что слева прямо у входа. Там ещё одна комната. Что характерно, свет уже горит, а испускает его люстра очень похожая на ту, которая в зале. В зале, потому что это…

– Спальня, – констатирует факт спутница.

Ну, а как ещё может называться небольшая комната с кроватью? Спальня значительно меньше зала, метра… стоп! Стоп-стоп-стоп! Не метра! Щас скажу! В длину, пожалуй, две целых сажени, или шесть аршинов. Блин! Вот я – тормоз! Ведь сажень – это ровно три аршина! Блин! А в ширину метра два с половиной. А в аршинах сколько?

Пока я беру в уме сложный тройной криволинейный интеграл восьмого порядка, Лерка идет в правый дальний угол и, отодвинув ногой ненужный сейчас табурет, начинает придирчиво осматривать себя в зеркале. Я не сказал? Там трюмо. Ни одна девушка в здравом уме не упустит такой возможности.

Между трюмо и кроватью, которая стоит вдоль правой стены, одиноко скучает стул, совершенно такой же, как в зале. А что удивляться, с одного гарнитура, наверное. В левом дальнем углу почти у окна стоит платяной шкаф. Всё. В комнате больше ничего нет.

Лерка продолжает самоосмотр, а я выхожу в коридор и открываю дверь на правой стене. Свет моментально вспыхивает. Прямо как в холодильнике. «Концевик», машинально констатирую я. Блин! Ну, какой концевик?! Да, не так просто расставаться со стереотипами мышления.

Осматриваюсь. На стене висит рукомойник, под ним на столике деревянный тазик с небольшим отверстием в середине. Это, наверное, местный аналог раковины. А вода, значит стекает… наклоняюсь, так и есть: пустая деревянная бадейка. Вот в неё вода и стекает. Рядом на табурете, наверное, чтобы не наклонятся, другая бадейка. А вот она почти до самого верха наполнена водой. И ковшик сверху плавает. С другой стороны от умывальника висит полотенце. К стене прибита небольшая перекладинка, вот на ней оно и висит.

За спиной у меня возникает Лерка.

– Ванная? – в её вопросе больше утверждения, но я всё равно отвечаю.

– Типа, да.

Мы разворачиваемся и выходим. Лерка опять впереди. Она открывает вторую правую дверь. А-а-а! Ну, конечно! Лерка резко поворачивается ко мне. Её ледяная ладонь упирается мне в грудь, и с неумолимой решительностью в глазах девушка выталкивает меня из коридора в зал.

– Посиди вон пока на диванчике! – с этими словами Дверь закрывается, и я слышу, как Лерка запирает её какой-то задвижкой.

Блин! А ведь мне тоже туда надо.

Я не сажусь на диван, а начинаю ходить по комнате.

Опаньки! Да я же по ковру хожу, как-то раньше не обратил внимания. Ковров на самом деле два. Один побольше почти квадратный от дивана до секретера и от стены до серванта. На нем стоят стол и стулья, кстати, а на столе-то скатерть, как и положено скатертям – белая. Второй ковер поменьше лежит у окна, от секретера до правой стены. На нем стоят секретерский стул, оба кресла и журнальный.

Так. А окно-то не зашторено. Родители приучили меня окна на ночь зашторивать, а то из темноты улицы освещенная комната как на ладони. Иду зашторивать.

– Ко-ко-ко-ко… – похоже я опять разбудил нашу курицу. Надо её утром куда-нибудь пристроить. И чего я вообще её таскаю-то? Орнитолог хренов!

– Спи-спи, – успокаиваю я птицу, как будто она и вправду может понять.

Занавесок две. Нет, не так. Два ряда. Ну, или две пары, два комплекта… Короче, две занавески, одна справа, одна слева и две шторы, тоже по одной слева и справа. Занавески тонкие, белые без рисунков, шторы шоколадно-коричневые, плотные тоже без узоров. Наверное, узоры здесь не в тренде, а может ещё не придумали. Задергиваю шторы. Кстати, от выражения «в тренде» лучше отказаться, звучит как-то корявенько, вдруг местные не правильно расслышат и поймут по-другому. Рассуждения о местных напомнили мне об одной нерешенной проблеме. И я погружаюсь в раздумья.

Звук открывающейся двери вернул меня в реальность.

– Слушай, Лер. Я вот, что подумал, – начал было я. Сделал паузу, соображая с что сказать дальше. – Мы же для местных брат и сестра?

– Да! Поэтому я на кровати, а ты на диване! – последовал моментальный ответ.

– Не-ет!

– Какой на хрен нет! На диване! – Лерка прямо вспыхнула, думал, убьёт.

– Нет, в смысле, что я не про это, – я постарался говорить как можно миролюбивее.

На счет того, что Лерка и вправду прибить может, ни разу не шутка. На черный пояс она ещё не сдала, но и коричневый совсем не мало.

– А про чё? – Девушка немного подостыла, но именно, что немного, потому что когда у неё «руки в боки», то ей по фигу, как у кого тюбетейка надета.

– Ну, видишь ли, если мы брат с сестрой, то у нас должны быть одинаковые фамилия и отчество, – я подумал, что мне удалось придать диалогу конструктивности. – Вот у тебя как отчество?

– Я – Игоревна. Значит, и ты Игоревич, – делает заключение «сестра».

– Это почему?! Может лучше ты – Анатольевна? – моё возмущение хоть и натуральное, но какое-то неуверенное.

На самом деле я и правда, не уверен, что так лучше. Но сказать об этом я не успеваю, а Лерка уже начинает горячиться.

– Это чем эта Анатольевна лучше?! – щас меня убьют!

– Чем Игоревич! – иду ва-банк я.

Как ни странно помогло. «Сестра» поняла шутку и добродушно улыбается.

– Чё предлагаешь? – Лерка отсмеялась, и её вопрос уже как бы по делу.

– Ну, надо придумать себе историю. В смысле историю про то, кто мы, откуда, как и зачем попали сюда. Понимаешь? – я смотрю на девушку, похоже, мои слова на неё подействовали.

Валери больше не улыбается. Я молча стою у окна, там где шторы задергивал, а она в задумчивости подходит ко мне.

– Ты на хрена курицу сюда притащил, Игоревич? – похоже у меня теперь будет погоняло на случай действий, мягко говоря, не разумных.

Лерка смотрит на курицу, потом на меня, и, похоже, ей нужен ответ. Я смотрю на Лерку, потом на курицу, та не шевелится, наверное, уснула. Перевожу взгляд на Лерку. В её глазах вопрос не просто застыл, он там. В общем отвечать придется, и поскорее.

– Не знаю. Спасти хотел, – говорю и поминаю, что нет у меня внятного объяснения, своей неадекватности. Может согласиться на Игоревича пока не поздно?

– От кого? – «сестра» смотрит на меня в упор. И не дождавшись ответа, а как ей ответить, если я и сам не знаю, выносит диагноз: – Бэтмен дебильный! Куда хочешь девай, но чтоб завтра её здесь не было!

Я молчу и киваю.

– Эй! Спасатель! – Лерка опять готова к диалогу. – Чью фамилию брать будем?

– Настоящие давай не будем говорить, – умнее я пока ничего не успел придумать.

Чтобы ускорить мыслительный процесс, начал чесать затылок. Говорят, что дураки всегда чешут затылок, когда думают. Я не то что бы считал себя дураком, но ощущал, это точно. По крайней мере сейчас. Нет, ну, правда, столько фамилий, а мне ничего умного в голову не приходит. Чтобы сказать хоть что-нибудь, а говорю:

– Да любую сказать можно, – и выжидающе смотрю на Лерку.

– Ага, например, Романовы или Рюриковичи! – её голос, не то что полон сарказма, там аж презрением повеяло. – Сашенька, нельзя любую! – теперь она как первокласснику разъясняет. – Здесь народу живет раз в сто меньше, чем в нашем мире. Здесь в такие совпадения не поверят.

Я это уже и сам понял. Ага! Сам! Сразу после «Рюриковичи» просто моментально. Чтобы хоть как-то реабилитироваться озвучиваю очевидную теперь вещь:

– Значит, Шереметьевы, Меньшиковы и Апраксины тоже не подходят.

– И не только они, – отвечает «сестра» и садится в кресло у серванта.

Шар-плафон моментально загорается. Магия…

– А может, утром придумаем? – вопрошаю я, подходя к другому креслу.

– Нет уж! Давай сейчас! И сядь ты уже! Что я снизу вверх говорить, что ль должна?

– Спать очень хочется, – делаю я страдальческое лицо, но всё же сажусь.

– Ты же сам только что сказал, что историю надо придумать, – говорит Лерка, и мне становится стыдно. А «сестра» продолжает: – История эта может завтра прямо с утра понадобиться. И мы с тобой должны в ёлочку трещать, а то расколют.

– В ёлочку трещать?! – изумляюсь я.

– Показания фигурантов не должны разниться, – Лерка разъясняет для дебилов.

Я-то как раз знаю, что означают эти слова, но вот она где такого нахваталась? Чувствую, многое мне ещё не известно о моей теперь уж сестре.

– Придет Мозель по совершенно житейским делам постояльцев проведать. Начнет спрашивать. А мы? – тут Лерка скорчила скорбную мордашку, изображая наш неубедительный ответ хозяину гостиницы: – Бе-е, ме-е, мя-ау. Если тебя после этого опять в какую-нибудь тюрьму посадят, больше спасать не пойду.

– Надо кого-нибудь такого, про кого здесь точно знать еще не должны, – говорю я, глядя не на Лерку, а в пространство перед собой, так думается лучше.

– Путин! – выпаливает Валери. – Про него здесь точно никто не знает!

– Ага! А ещё Ельцин, Горбачев, Брежнев, Андропов! – я понимаю, что это не то, но начинать-то надо.

– Сталин ещё скажи! – Лерке тоже не нравится.

– Не-е-е, лучше Берия! – издевательски говорю я, Лерка прыскает. Процесс пошел.

– Ульянов, Молотов, Каганович… – начинает перечислять девушка, голова у неё запрокинута, и смотрит она не на меня, а в потолок. Наверное, ей тоже удобнее думать, глядя в пространство.

– Нет! Только не Каганович! – яростно протестую я.

– Ладно, – легко соглашается Лерка. – Полагаю, что Троцкий, Микаян и Орджоникидзе тоже не стоит?

– Калинин можно! – радостно восклицаю я, искренне надеясь, что с выбором фамилии определились.

– Нет! – почему-то резко возражает «сестра». – У меня один знакомый был Калинин. Неприятный тип. Валерия Калинина, – произносит, словно бы на себя примеряет и тут же кривится как от зубной боли: – Фу, блин! Как будто замуж за этого дурака вышла!

– Жуков, – говорю я, имея в виду, что Жуков-то уж точно дураком не был.

– Жуков – это как-то простовато. Мы же дворяне. Вот Тухачевский подойдет, – при этих словах Леркино лицо стало каким-то благостно-мечтательным.

– Отпадает! – разрушил я её грёзы. – Тухачевский тоже дурак был, не хуже твоего Калинина. Его даже расстреляли за это. Лучше тогда уж Блюхер.

– С ума сошел! – всполошилась Лерка. – Ты знаешь, как Блюхер на русский язык переводится?!

И мы оба заржали.

– Чапаев? – Предложил я.

Валери оценивающе посмотрела на меня и выдала:

– Не тянешь ты на Чапаева. Харизмы в тебе нет.

Мы замолчали. Я обиженно, Лерка задумчиво.

– Подожди, – вдруг спохватывается она. – А почему это Тухачевский – дурак? Блюхера ведь тоже расстреляли.

– Блюхера не расстреляли, – даю я историческую справку. – Репрессировали – да, расстреляли – нет. Его забили до смерти, потому что не выдавал никого. В отличие от Тухачевского, который на первом же допросе всех сдал.

– Тогда он предатель, а не дурак, – Лерке почему-то не хочется, чтобы Тухачевский был именно дураком.

– Потому что и сам не спасся, – говорю я. – И других погубил. Знаешь, сколько тогда народа завалили?

– Сколько? – спрашивает Лерка с вызовом.

– Много! – выпаливаю я, а сам понимаю, что никакой конкретной цифры попросту не знаю.

Мы снова замолкаем. Только теперь наоборот, я задумчиво, а она обиженно. А чего вот обиделась-то, спрашивается?

Блин! Внезапная догадка, как вспышка в голове. Может быть, Лерка какая-нибудь дальняя родственница Красного Бонапарта? А его тут с дерьмом смешиваю. Да, нехорошо получилось.

– Чкалов, Покрышкин, Кожедуб, – предлагаю я варианты со стопроцентными героями.

– Чкалов… – она опять как будто примеряет фамилию. – Нет, как-то не понятно. Покрышкин… – снова примерка фамилии. – Нет, не дворянская фамилия, а Кожедуб вообще на Кожемяку похоже.

– Чем тебе герои народного эпоса не нравятся? – спрашиваю с наигранным возмущением, хотя и сам, конечно, понимаю, что здесь всё оценят не так.

Опять молчим. На этот раз задумчиво молчим оба.

– Народный эпос, говоришь? – глаза у Валерика светятся. – Почему обязательно народный? Просто литературный герой! – и выдает: – Румата Исторский!

– Это кто? – кто он я и, правда, что-то не помню.

Лерик удивлена не меньше.

– Ну, как же?! «Трудно быть богом». Что? Не читал?

– Не-ет. – я отрицательно мотаю головой, а сам пытаюсь понять, насколько всё плохо.

– Ну, там, на одной планете… – начала было девушка, и осеклась. – Ладно, потом расскажу.

– Исторский? А чё, пойдет, – я тоже, как Лерка примериваю фамилию. – Исторские? Нормально так звучит. Александэр Руматович и Валерия Руматовна.

– Валерия Антуанетта Руматовна! – поправили меня очень гордым голосом.

– О, как! Ах, простите, Ваше Сиятельство! – склоняюсь я в шутовском поклоне.

Лерка делает вид, что надменно смотрит на меня сверху вниз. Мы оба смеёмся.

– Знаешь, чё, Валерия Антуанетта?! – говорю я уже серьёзно. – А не кажется тебе, что «Руматовна» звучит как-то по-татарски?

– Чем тебе татары не угодили? – удивляется Лерка. – Ты что, националист?

– Я-то нет, а вот тут не так давно иго, знаешь ли, было. Что характерно татаро-монгольское, – лезу я с новой исторической справкой. – Может местные к таким отчествам и нормально относятся, а может, и нет. Давай опыты ставить не будем. Мало ли.

– Что предлагаешь? – «сестра» смотрит на меня вызывающе.

Я задумался. Вот опять, тебе говорят: «Говори!», а ты как воды в рот набрал. Наконец, собравшись с мыслями, начинаю новый тур выборов.

– А других героев войны ты не рассматриваешь? Да хоть бы и маршалов, например.

– Будёнов и Ворошилов? – Лерка брезгливо морщит губки. – Не-а.

– Только Будённый, а не Будёнов. Но я не их имел в виду.

– А кого Малинкова? – «сестра» и эту кандидатуру не одобряет.

– Малинков? Нет. Ну, в смысле Малинков он тоже какой-то шишкой был, но не маршалом. Маршал – это Малиновский.

– Малиновский? Красиво! Давай Малиновскими будем.

– Только ты, тогда как няня Пушкина будешь, – вставляю я шпильку.

– В смысле старая? – не понимает Лерка.

– В смысле Родионовна. Малиновского-то Родион Константинович звали! – мне отчего-то радостно, уел Лерку.

А она про что-то задумалась, вот как будто какую-то мысль поймала и над ней думает. Точно. Сейчас выдаст. Я не ошибся в прогнозах, выдаёт:

– А кто здесь вообще может знать, как его звали? Да и не всё ли равно? А вдруг мы какие-то другие Малиновские? А даже если и те же самые? Только мы не дети, а внуки, или даже правнуки. Может такое быть? – Спрашивает Лерка и тут же отвечает: – Да запросто! – и продолжает голосом человека, принявшего твердое решение: – Значит так, будем Малиновские Константиновичи. Всё!

– А маршал нам кто? – спрашиваю, потому что никакое не всё. Всё только начинается!

– Да пофиг! Хоть прапрадедушка! – Лерка похоже ещё не понимает.

– А папу нашего как звали? – стараюсь сделать голос как можно ехиднее.

– Для особо тупых, Константином! – раздраженно так отвечает.

– А по батюшке? – и ехидства, ехидства побольше.

До Лерки похоже дошло. Она смотрит на меня в упор, и молчит, словно ищет ответ.

– Константин Родионыч его звали! Доволен? – ей кажется, что вопрос решен.

– Ага! – говорю. – А дедушку Родион Константинович! Прадедушку – Константин Родионович, ну а уж прапрадедушка тот как раз и был Родион Константинович маршал Советского Союза и дважды герой. Так что ли?

– А хоть бы и так! Не нравится? Сам придумывай! – Вспылила Лерка. – Каганович Мухтарбек Лаврентьевич! – прямо пригвоздила строптивого меня.

– Хорошо-хорошо, мы Малиновские. Я – Александэр Константинович, ты – Валерия Антуанетта Константиновна, – быстренько соглашаюсь, потому что ночь на дворе. Но один вопрос меня гложет. – Почему у тебя двойное имя – Валерия Антуанетта?

Лерка прямо в кресле принимает аристократическую позу, и с маской великосветской надменности на лице, объясняет сиволапому плебею:

– В нашей семье такая традиция, у всех двойные имена. Я – Валерия Антуанетта Константиновна младшая, а ты – Александэр Семион Константинович старший. Понял?

Я не понял. Вот что-то мне тут не нравится. Не пойму, что, но не нравится сильно. Что-то здесь основательно не так. Но обсуждать некогда, поэтому предлагаю компромис:

– Лер, давай до завтра побудем просто Александэром Константиновичем и Валерией Константиновной, а завтра с младшими Семионами разберемся. Ага?

– А чё? – Валери не довольно хмурит брови.

– Понимаешь, так-то звучит красиво, даже пафосно, но только… что-то не так в этом во всём. Не знаю, не разобрался пока, – взгляд мой блуждает по комнате в поисках подсказки, но её нет.

Молчу.

– Хорошо, а откуда мы? – спрашиваю после долгой паузы.

– Малиновские, значит из Польши, – с готовностью отвечает Лерка. – Фамилия же польская.

А, так вот в чем дело! Ей просто польские фамилии нравятся. То-то я смотрю Тухачевский, Исторский, Малиновский… Всё понятно!

Но есть проблема. Я поляком не хочу быть категорически. Не нравятся они мне. Всегда они против России. Со времен Минина и Пожарского постоянно нам пакостят. Кстати, а нет ли напряженности в отношениях и сейчас? Кроме того, самой Польши в данный период времени может и не быть! Ведь и немцы, и французы, когда на нас завоёвывать приходили, всегда через Польшу шли. Посему предлагаю Лерчику не рисковать. Как ни странно, но она соглашается практически сразу. Правда, теперь моя очередь придумывать нам родину.

– Лера, я щас быстренько один стратегический объект осмотрю, и вернусь. Хорошо?

– Иди уже, – улыбается. – Сратег!

И я иду. Свет за дверью сразу же загорается. Не-е-е, не концевик. Если бы был концевик, то когда дверь закрывается, свет бы сразу гас. А он горит. Датчик движения. Тьфу, ты черт! Опять! Блин! Ну, какой концевик?! Какой на хрен датчик?! Это ж магия, мать её!

Разобравшись с «неотложными» делами, выхожу и… А сюда-то мы не заходили! И я открываю четвертую дверь. Свет как обычно включается сам. Спальня. Только другая. В смысле вторая спальня. И обставлена так же. Вау! А уж думал, что и правда на диване спать придется. Пронесло.

– Лерка! – зову «сестру».

Она появляется со словами:

– Не ори, ночь на дворе. Хочешь, чтоб соседи проснулись?! – говорит она тихо, но укоризненно. – Так. А там у нас что? – и подходит ко мне.

Девушка заглядывает внутрь, несколько секунд смотрит молча, потом резко произносит:

– Чур, моя!

– Хорошо, – соглашаюсь я. – А почему эта?

– Здесь обои бежевые, и ширма есть.

И как я сам про обои не догадался? Ага, дел у меня других нет, обои разглядывать! Ну, её так её. Мне без разницы. Блин! Спать уже хочется, а легенду себе мы ещё не придумали. Говорю об этом вслух и предлагаю отложить на завтра.

– Нет, давай сегодня хоть основное придумаем! – Лерка не соглашается, но по ней видно, что тоже устала.

– Тогда, – говорю, – по-быстрому!

– Мы откуда? – это теперь уже Лерка задаёт мне мой же вопрос.

– Вот так вот, да? – гневно смотрю на неё.

– Что, «вот так вот»? – теперь и она заводится. И руки в боки.

Ух, ты! А ни фига! Не прокатит!

– Это я спрашиваю: «откуда мы?»! – возмущаюсь я.

– И чё?! – Лерка сама непреклонность. – Польша тебе не нравится – предлагай сам!

Я хватаю ртом воздух. Она права. Получается, сейчас я должен что-нибудь предложить.

– Может, в зал пойдем? – говорю примирительно.

– Пошли, присядем. В ногах правды нет, – Валери вроде как соглашается, но топор войны не зарыт, и альтернативу Польше искать всё-таки мне.

Мы заходим в зал. Лерка садится на диван, а я опять на стул напротив неё. Молча смотрим друг на друга, она выжидательно, а я… Я туплю.

Лерка ждет, я туплю. Наконец выдавливаю из себя сомнительную мудрость:

– Нужно что-нибудь подальше отсюда, чтобы не дай бог земляков каких не встретить, – говорю и прямо выдыхаю от облегчения.

– Аргентина подойдёт? – с вызовом вопрошает Лерка.

– Там конкистадоры всякие, – пытаюсь я вспомнить хоть что-нибудь об Аргентине.

– Что? Не достаточно далеко?! – Лерка даже не пытается сдерживаться. – Тогда Антарктида!

Опять молчим. В этот раз оба думаем.

– Австралия подойдет? – не знаю, чего в её голосе больше издёвки или интереса.

– Не знаю, – мямлю в ответ. – Не думал пока.

– А когда собираешься?

– В Австралию? – ляпнул я первое, что пришло в голову.

– Думать!!! Думать когда собираешься?

– Ну, – я начинаю думать в прямом эфире. – Австралия, конечно, далеко.

– Тонко подмечено! – всё-таки язва она.

– Ну, это в смысле, что земляков вряд ли встретим, – чуть выжидаю, вдруг опять от Лерки какой-нибудь комментарий прилетит. Обошлось. Продолжаю уже спокойней. – Это потому, что добираться оттуда далеко. – Делаю паузу. И зря.

– А тогда мы как добрались? И главное, зачем?

Прямо с языка сняла! Вот как с ней говорить? Ведь это же я сейчас спросить хотел. Блин!

– В школе магической поучиться, – говорю, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Ага! За семь вёрст киселя похлебать! – Лерку мой ответ явно не устраивает.

Да он, собственно, и мне не нравится. Чушь какая-то! Пока я мысленно корю себя, меня добивают.

– Саша, Австралия – это такой остров. Огромный как материк, но остров. Туда посуху не доберешься. – Лерка пристально смотрит мне в глаза, а я ответить не могу.

– Лер, ну чё ты в самом деле? – мысленно я уже сдался. – Ну, давай не Австралия будет. Зимбабве что ли?

– Сань, ну какой Зимбабве?! – моя тупость раздражает подругу. – Зимбабве, Саша, это в Африке. А у нас загар неподходящий. Пусть уж лучше Австралия.

– А как мы добрались тогда? – спрашиваю поникшим голосом. Вот интересно, в первоначальном варианте я этот вопрос должен был задавать по-другому. Обличающе так задавать. А что вышло?! Трудно с Леркой. – Лер, там же и на корабле-то плыть не переплыть, а потом ещё по суше сколько! Если напрямую через Афганистан, то там горы. А в обход через Китай, такой крюк, что и за год не доберёшься. В общем, пипец какой-то!

– А мы на ковре-самолёте! – говорит Лерка с каким-то вызовом.

Я от неожиданности хлопаю широко раскрытыми глазами. Даже не знаю, что и сказать. Ну, какой к чертям собачим ковёр-самолёт?! Откуда ему здесь взяться?! Это ж сказки натуральные! Ващще не реально! Так и говорю.

– Саша! А порталы – это реально? А бытовая магия? А просто магия – это, по-твоему, реально, Саша?! – Лерка прямо сама не своя. Но она права. – Сам подумай, как мы ещё в этот Урюпинск попасть могли?

– Через портал, – я чувствую, что нашел единственно верное решение.

– Сюда мы через портал и попали, – не сдается девушка. – Но из Вольного города. А в Вольный город как попали? – спрашивает и сама же отвечает. – Пешком. Из этой деревни… Ну, как эта Чувырловка называлась? А, ладно. А в Чувырловку как? С неба свалились? – и сама же: – Бли-и-и-ин!!! Да мы же туда и правда, с неба свалились!

– Точняк, Лерка!!! – я вскакиваю. Мне хочется прыгать, махать руками, ногами от радости, но я сдерживаюсь. – Бли-и-ин!!! – я счастлив, наконец-то всё разрешилось!

Нет, не всё! Я перестаю радоваться.

– Лера! Есть одна неувязочка! – произношу и жду реакции от подруги.

С неё тоже спадает эйфория, но она ещё пока не понимает.

– Какая неувязочка? – спрашивает Лерка, осторожно так спрашивает, как будто ждет какого-то подвоха.

– А ты помнишь, что в «Чувырловке» с неба мы свалились совершенно голые? – спросил я, потому что, на мой взгляд, это очень важный факт, и его как-то надо объяснить.

Лерка не отвечает. Просто смотрит на меня и молчит, только взгляд у неё непривычный, оценивающий такой взгляд. Словно, думает, отвечать мне или нет.

– Саня! Ты же неглупый парень, придумай сам что-нибудь. Я уже спать хочу.

Спать! Конечно же, спать! Да, Лерочка! Да, солнышко! Завтра я встану и всё-всё придумаю. А сейчас, спать!