Двойка чаш. Приворот из гримуара

В ее руке, которую Кейн так крепко держал, она почувствовала что-то холодное и твердое. Наконец, он разжал пальцы, и Эстер увидела там крошечный амулет — простой, из поблекшего серебра, с гравировкой инициалов, которые означали для них обоих очень много.

— Я буду носить его всегда, — тихо произнесла она, и сняла цепочку с шеи, чтобы подарок Кейна повесить рядом с кольцом — как сокровище.

Он улыбнулся — такую усталую, но искреннюю улыбку, которую Эстер запомнит навсегда. Кейн аккуратно коснулся ее щеки, словно хотел запечатлеть это прикосновение в своей памяти.

— Мне жаль, что нам не досталось больше времени, — признался он, его голос звучал на удивление твердо, несмотря на весь вихрь чувств, который бушевал внутри; без формального обращения, без декорума, без масок. — Будь осторожна. И обещай мне, что ты не обернешься. Как в сказках — иди и не оглядывайся.

— Но…

— Пожалуйста, Эстер.

Они медленно спускались по узкой винтовой лестнице, и каждый шаг вниз казался Эстер шагом в неизвестность, которой она страшилась больше всего. Всё её существо стремилось вспять, к безопасному уединению каморки под крышей, где можно было забыть об опасности. Они шли, держа друг друга за руки, и её пальцы, отказывались ослаблять хватку.

Ведьма перебирала в уме всевозможные планы, аргументы, и даже ложь, которую могла бы использовать, чтобы убедить Кейна позволить ей не уходить. Она понимала опасность, которую несла Гильдия, но также чувствовала, что, если начнется сражение, им всем троим будет лучше защищаться вместе.

Они были уже почти внизу, когда раздались чужие голоса. Девушка замерла, понимая, что они опоздали. Крик Ирви, наполненный ужасом, взорвал тишину, пронзая воздух острее холодного клинка.

— Гильдия здесь! — раздалось снизу.

Некромант остановился, оглянулся на Эстер, его глаза искали на ее лице подтверждение того, что она понимает серьёзность момента.

— Нужно действовать быстро, — сказал он, — ты должна скрыться. Сейчас. Я займусь Ирви и остальными.

Но Эстер не двигалась. Все её сомнения и страхи развеялись в один миг — она знала, что не уйдёт, не оставит Кейна одного лицом к лицу с опасностью.

— Я останусь, — просто заявила она.

Мужчина хотел было возразить, но сжав зубы, кивнул — времени спорить уже не было. Двери распахнулись, и они вышли вместе в холл; Принц, разломанный на куски, валялся грустной кучкой костей на полу, рядом с ним на коленях стоял Ирви — Серена обернула энергетический хлыст вокруг его шеи, и держала, как на поводке. Душила.

Рядом с ней стояло трое — женщина средних лет с высокой прической, старик с кудрявой седой бородой и мужчина, испещренный алыми шрамами по всей поверхности тела. Они были одеты строго, в черное, и хищно улыбнулись, завидев Кейна и Эстер в дверном проеме.

— Добро пожаловать в поместье Винтеров, — сухо сказал граф, — душа моя, отпусти ребенка, он ничего не сделал.

Серена щелкнула хлыстом, освобождая Ирви, и послала Кейну воздушный поцелуй. Ученик захрипел, упершись ладонями в пол, и сплюнул кровью.

— Я бы предложил вам выпить чаю, но вы сломали моего дворецкого. Обойдемся без прелюдий, получается?

— Как скажете, милорд, — издевательски прошипел человек со шрамами, и щелкнул пальцами.

Окна распахнулись, вместе с ветром в холл залетела тягучая, осязаемая тьма — и тысячей мелких кинжалов бросилась прямо Кейну в грудь.

XIII. Смерть

Эстер, реагируя мгновенно, вдохнула глубоко и развела руки в стороны. Из пола холла выбились зеленые побеги плюща, переплетаясь и скручиваясь, создавая щит из растительности, который поглотил первый удар магической атаки.

Серена, жестоко улыбнувшись, начала читать заклинание, но Эстер была на шаг впереди. Одно движение рукой — и Серена давится словами, у нее на языке начинает расти мох; быстро, безболезненно, но беспощадно, заполняя ротовую полость и лишая ее способности произносить заклятия, не перекрывая дыхания.

Прорезав стену из растений, мужчина со шрамами бросился на Кейна в рукопашную. Силой, которая казалась несвойственной живому человеку, граф ударил врага об пол. Звук удара был глухим и ужасным, и Винтер, хоть и оставался на ногах, пошатнулся, словно его корни были вырваны из земли, от отдачи собственного удара.

Ирви, откашлявшись и преодолев тяжесть в груди, поднялся на ноги и, собрав остатки сил, замкнул руки, взывая к силам, которые были его наследием и проклятием. Воздух вокруг него заискрился, и стрелы из чистого мрака выстрелили в сторону оставшихся некромантов. Женщина быстро нарисовала в воздухе знак, который вспыхнул защитным барьером, но стрелы Ирви пробивали его, словно иглы сквозь ткань, заставляя ее отступить.

Серена, способная только на мелкие бессловесные заклятия из-за мха во рту, достала из-за пояса метательный нож, но Кейн, уловив ее движение, направил на нее поток энергии, который выбил оружие из рук. Магия вспыхивала яркими всполохами, рикошетила от стен. Эстер уворачивалась от атак Серены, и старалась ее обезвредить, не прикончив. На ее кукольном личике больше не было того ласкового выражения, как на кладбище — нет, Серена была готова вырезать сопернице сердце, если до того дойдет.

Затряслись, оживая, останки Принца — кости взлетели в воздух, даже не пробуя сформироваться в скелет, просто по отдельности начали колотить врагов сверху; это Ирви, скрючив пальцы, как когти диковинной птицы, и не прекращая шептать ни на секунду, нашел способ Принцу все же сразиться на стороне семьи.

Из открытых окон хищными щупальцами потянулись ветви деревьев и схватили женщину, стоявшую ближе всех; они росли, подчиняясь силе Эстер, и сомкнулись вокруг темной ведьмы в живой гроб. Она пыталась прожечь их изнутри, но со скрипом дерево выпрямилось и вытащило женщину наружу через то же окно. Целительница еле сдержала позыв закинуть жертву просто куда ветви дотянутся, разбить ее об землю; ярость клокотала в ее жилах, как лава, но Эстер все же не стала убивать. Она приказала деревьям перенести ее в глушь, чтобы там ее судьбу уже решал лес.

Мужчина со шрамами, собравшись с силами, направил на Кейна разрушительный удар темной энергией. Кейн был готов к защите, но удар пришелся неожиданно сильным, и он шатнулся, отступив на шаг. Эстер в ужасе увидела, как враг уже готовил новое нападение, но тут же рядом с мелькнула Серена, и ей пришлось отвлечься; чудом увернувшись от удара кинжалом, Эстер закричала, подскочила к ней ближе и прижала ладони к лицу девушки. Повинуясь неведомой смеси светлой и темной магии в своей душе, Эстер вцепилась ногтями в ее голову, будто пытаясь дотянуться до черепа, и прорычала несколько зачарованных слов. Белый свет ударил из глаз Серены, как из двух фонарей, и она заскулила от боли. Эстер отпустила ее, ошарашенная собственным поступком; некромантка упала на пол, и сияние померкло. Когда она открыла глаза снова, у нее больше не осталось зрачков. Она ослепла. Ее выжгло изнутри.

Кейн, сплюнув кровь, схватил своего врага за горло, и с невероятной силой он метнул мужчину об стену. Раздался страшный хруст, и он, как игрушка, безвольно сполз вниз. Кейн сломал ему шею.

Эстер, вскрикнув от ужаса, бросилась к поверженному некроманту. Неважно, какой он был враг, каждая жизнь была ценна, и она не могла допустить, чтобы чья-то жизнь оборвалась при ней, даже в такой битве. Слова Серены эхом бились внутри стенок черепа — если Кейн убьет себе подобного, его казнят. Она приложила руки к шее мужчины, нащупала место перелома, и ее пальцы окутались сияющим светом. Зеленоватый блеск исцеляющей магии стал пульсировать, впитываясь в поврежденные ткани. Напряженно сосредоточенная, она ткань за тканью, волокно за волокном восстанавливала его шею, несмотря на хаос вокруг.

Кейн не терял бдительности. Он знал, что каждая потраченная на милосердие секунда могла стоить им всех жизни. Тяжело дыша, он обратил взгляд на старика, единственного, кто активно не участвовал в битве — лишь играючи отклонял атаки останков Принца. Когда ему надоело, он просто обратил заклятие Ирви против него же самого, и приковал паренька к стене клеткой из костей. Он выглядел спокойным и даже смешливым, хотя лицо его было частично скрыто за кудрявой, длинной бородой.

— Учитель, — прохрипел Кейн, разжимая кулаки и склоняя голову. С его губ на пол капнула кровь.

— Впечатляет, Винтер, — голос у старика оказался скрипучий, как старое дерево, и довольно высокий. — Но ты мог просто сдаться.

Эстер почувствовала, как шея под ее руками становится целой. Она отступила, и мужчина вздохнул, его глаза были полны ужаса и недоумения. Он уже попрощался с жизнью; не каждый день враги оказывают такую помощь.

— Меня не за что судить, — рычит Кейн, делает шаг вперед, но его шатает и он еле остается стоять. — Я защищаю свой дом. Абрахам проклял эти земли, а охота — на меня?

— Ты не выше системы, Кейн, — старик подошел вплотную к бывшему ученику. — Ты — ее часть. И должен вести себя соответственно.

Он едва пошевелил пальцем, и граф с криком сложился напополам, пораженный невыносимой болью; Эстер вскочила, чтобы помочь ему, но только излеченный мужчина схватил ее за запястье и дернул так, что она упала и приложилась головой об стену. Целительница потеряла сознание. Старик поджал тонкие губы, и от новой волны силы Кейн рухнул на колени и опустил голову к полу, будто готовый к казни. Учитель наступил ему на спину тяжелым сапогом, и сильнее вжал в землю.

— Кейн Винтер, ты обвиняешься в сокрытии скверны от совета Обсидиана, работе со светлыми, теперь еще и нападении на собратьев. Если бы не твоя карманная блондиночка, — он провернул каблук на позвоночнике Кейна, заставляя того снова захрипеть от боли, — то за убийство Марка я тебя мог бы на месте обезглавить. Но сегодня удача тебе улыбнулась. Обойдемся клеймом.

Он поднял ногу и пальцем в воздухе провел быструю линию; Кейна отбросило назад, и он затылком ударился о пол. Старик навис над ним, таким же движением разрезал одежду на его груди, и на секунду застыл, увидев такие же черные шрамы, как у некроманта, которого спасла Эстер — следы поглощения энергии при всплеске скверны.

— А ты времени не терял, — почти с гордостью заметил учитель, потирая печатку на одном из перстней о ладонь.

Едва собрав силы, сопротивляясь заклятию-пытке, Кейн поднял над грудью руки, сложив пальцы в защитном символе; раскаленный металл кольца зашипел, наткнувшись на преграду. Хмыкнув, старик продолжил давить — он понимал, что вечно Кейн так не продержится, и сдастся. Купол энергии растаял, рука дрогнула, и печатка все же прижалась к груди мужчины — чуть левее, чем планировалось. Там, где должно быть сердце.

— Вот и чудесно, — почти промурлыкал учитель, выпрямившись и поправив складки на плаще. На Кейна, скрючившегося от боли, он особого внимания больше не обратил. — Ты лишаешься статуса основателя в Совете, твой голос больше не имеет никакого веса. Щенок твой, — он пренебрежительно кивнул в сторону Ирви, — до присяги пусть останется здесь, после если сохранит контакт — тоже отбросом станет.

Размеренно, будто торопиться ему и вовсе некуда, он прошел через холл и остановился рядом с Эстер, Сереной и некромантом со шрамами — как выяснилось, Марком. Серена сидела, обхватив колени, и беззвучно плакала, раскачиваясь из стороны в сторону. Марк тоже сел, но все это время продолжал держать Эстер за запястье, чтобы, когда та очнется, иметь контроль.

— Да отпусти ты ее уже, — бросил старик, с интересом разглядывая медленно возвращающуюся в сознание ведьму. — Интересный экземпляр. Жаль, не в наших рядах. Хотя, похоже, малыш Винтер над этим и работает.

Их дело здесь было окончено; осталось только найти женщину, которую Эстер отправила по лесам бродить. Марк взял Серену на руки, и они, как ни в чем не бывало, направились к выходу. Холл остался в полнейшем хаосе: кровь, разбитые стены, куски костей, обрывки растений и обломки ветвей, брошенное оружие. Разрушили все, что смогли, опозорили, ранили, оскорбили.

Погостили, и хватит.

Первым освободился Ирви; когда старик удалился, силы его заклятий ослабли, и паренек снова смог колдовать. Он вытащил себя из костяной тюрьмы, и осторожно, опасаясь непредсказуемой реакции своего учителя, подошел к Кейну — тот сидел на полу, склонив голову, положив руки на колени, и пустым взглядом смотрел в пол. На его груди алела свежая рана — клеймо. Вокруг линий ожога все воспалилось, и в остальном некромант тоже был не в лучшем состоянии. Ему разбили губу, рассекли щеку, пытались задушить — проявлялись лиловые следы на шее. Только вот это все заживет, само или с помощью магии Эстер, если она решит избавить Кейна от лишних страданий — а вот с меткой не справится даже она. Это проклятие древнее, чем она даже смеет подумать, древнее самого рода Винтеров и Гильдии.

Этот знак с ним теперь действительно на всю жизнь.

— Мастер? — с ноткой неуверенности и беспокойства в голосе, Ирви робко позвал Кейна.

Некромант медленно поднял голову, и его глаза встретились с взглядом ученика. Под слоем грязи, крови и синяков проступило выражение глубокой усталости. Ирви уселся рядом, не в силах сложить слова в утешение. Что можно сказать человеку, который только что осознал, что бремя его прошлого стало еще тяжелее?

— Живой? — хрипло спросил граф, не поворачиваясь напрямую к парню. Продолжая смотреть в стену — когда-то там висел семейный портрет, теперь прошла глубокая трещина, а рамка с полотном, поломанная, валялась на полу. — Хорошо с Принцем придумал. Хвалю.

Ирви, не ожидавший совсем этого, зарделся и пробормотал какие-то невнятные благодарности. У него на шее тоже остался след — но от хлыста Селены. Выглядел, будто линия надреза.

— Проверь Эстер, пожалуйста, — попросил Кейн, и попытался сжать и разжать кулаки — не вышло, руки просто задрожали. Тело ему еще не повиновалось. — Я сейчас не смогу идти.

Ирви коротко кивнул; девушка уже тоже пыталась двигаться, но у нее безумно кружилась и болела голова, и, когда она прикоснулась к волосам на затылке, после увидела на ладони кровь.

— М-миледи? — он еще заикался, потерянный и сконфуженный, никогда прежде в жизни не участвовавший в такой битве. Не понимающий, как они теперь будут справляться с последствиями.

— Жива, — подала слабый голос ведьма, пытаясь сфокусировать зрение на стоящем перед ней Ирви. — Не цела, но… жива.

Ирви бережно подхватил Эстер под локоть, поддерживая ее дрожащее тело. Он мельком осмотрел рану на ее затылке, и позеленел от одного вида — будущий страшный, кошмарный некромант, повелитель мертвых…

— Все будет в порядке, — произнес он, стараясь сохранять спокойствие перед лицом боли и беспорядка. — Вы же сможете себя вылечить? Или мне нужно найти лекаря в городе?

— Я не знаю, Ирви, — сипло сказала девушка. — Я попробую.

Кейн с трудом поднял голову, следя за движениями ученика. Следы его собственной битвы красноречиво говорили о цене, которую он заплатил. Он мог командовать мертвыми, но теперь, когда сам оказался на грани полного падения во тьму, стал бессилен.

В воздухе витали страх и растерянность, смешанные с запахами крови и горечью магического дыма. Эстер старалась идти, опираясь на Ирви, но ее колени подгибались, и каждый шаг вызывал острую боль в ране.

Почти сразу ее вырвало. Парень инстинктивно отдернулся, и из-за этого сделал ведьме только больнее.

— Прости, — прохрипела Эстер, вытирая рот рукавом. Нет у нее сейчас платка, да и не до приличий — и вряд ли она это платье сохранит. — Дурно…

Ирви покачал головой и осторожно усадил Эстер у стены — ненамного, но все же ближе к Кейну. С такого расстояния они хоть поговорить смогут, не повышая голос.

— У вас остались зелья какие-нибудь? — спросил он обеспокоенно. — Что мне принести из комнаты?

— Склянки… с голубой такой микстурой, — она поморщилась, тяжело выдохнув. — Возьми все хотя бы отдаленно синие, я просто так не объясню. В ящике ночного столика должны остаться…

Он кивнул, поняв задачу, и умчался вверх по лестнице — рыться в вещах ведьмы. Эстер и Кейн остались наедине, в этом хаосе и разрушении, не смотря на друг друга, сражаясь каждый с собственной болью.

Мужчина нарушает тишину первым.

— Прости меня, — просто говорит он. Эти слова даются ему тяжело, и он делает долгую паузу, собираясь дальше.

— За что? — усмехается Эстер, закрывая глаза — на свет ей больно смотреть. — Я сама решила остаться. Я не жалею.

Она не жалеет, что боролась и защищала его, Ирви и дом. Но о методах своих ей страшно думать; медленно приходит осознание, что она оставила Серену навсегда слепой. Не остановись она в нужный момент, может, и вовсе душу бы ей выжгла; это было уже не защитное заклинание. Это была боевая магия, созданная в пылу гнева. Неконтролируемая. Первородная. Могущественная.

— Ты не должна была все это видеть, — тихо настаивает Кейн. — Страдать… из-за меня.

— Страдать никому не хочется, — хмыкает Эстер, наблюдая, как на ветру шевелятся ветки дерева, которое только недавно было ее оружием. — Но хотя бы все живы. Подлатаем друг друга… восстановимся. Принца, интересно, собрать обратно можно? Он, конечно, жуткий малый, но все-таки я буду немножко скучать.

Граф молчит какое-то время, обдумывая каждое слово.

— Если ты все еще хочешь уехать…

— Хочу? — возмутилась девушка. — Ты меня уговаривал!

— …я пойму, — договаривает он, не прислушиваясь к возражениям. — Я не знаю, как все повернется дальше. Успокоится ли Гильдия на клейме, или продолжит охоту. Останется ли Ирви. Как изменится моя магия. Как изменюсь я.

— Клеймо? — непонимающе спрашивает ведьма, и граф понимает, что она уже была без сознания к тому моменту.

Невольно он чувствует облегчение — ему не хотелось бы, чтобы она видела, как его пытали. Как он не смог сопротивляться. Для него это был настоящий позор, и самому становилось в собственной шкуре некомфортно. Будто он грязный. Слабый. Недостойный.

— Да, — он шумно выдыхает, стараясь успокоиться. — Пометили, как скот. Обычный ритуал для тех, кто нарушает порядки Гильдии — если их на этом ловят, конечно. Вечное напоминание о цене неповиновения. Должно дисциплинировать.

Сердце Эстер рухнуло. Она даже представить не могла, что сейчас чувствует Кейн, но хотела утешить, помочь; только она попробовала встать, чтобы подойти ближе, от боли в глазах все заискрилось, и она упала спиной назад. Двигаться было опасно; где там Ирви черти носят?..

— Я затяну шрам, — говорит Эстер, держась за голову. Сейчас она не способна даже себе помочь. — Будешь как новый.

— Не в этот раз, миледи. Ты, конечно, чудо на земле, — он усмехается, — но против посмертной магии вряд ли что сделаешь. Это не просто метка, а роза с пятью лепестками. Символ перерождения. Трансформации.

— А что плохого в трансформации?

— Для некромантов это значит, что я не успокоюсь, — он сгибает руки, долго смотрит на свои ладони, пытается шевелить пальцами. Медленно обретая контроль. — После смерти не смогу раствориться во Тьме. Останусь призраком. Веками буду портить кому-то жизнь.

В его голосе звучала невероятная горечь и усталость. Словно он на это спокойствие во мраке давно уже надеялся, а тут… даже смерти уже ждать нет смысла.

Наконец зазвучали шаги Ирви, и разговор на этом и прервался — парень нес в руках полный набор юного зельевара, едва балансируя хрупкие склянки друг на друге.

— Мой герой, — искренне выдохнула Эстер, выуживая нужную микстуру.

Она сделала пару глотков — жидкость неприятно обожгла язык, наполняя рот вкусами кислого теста и еловых веток; вздрогнув, она жестом подозвала Ирви ближе — и, когда тот наклонился, чуть зелья налила себе на руку, и осторожным движением прошлась по ране от хлыста. Порез затянулся мгновенно, оставив лишь тонкий намек на шрам; если не знать, специально не приглядываться — не заметишь. От этого проявления заботы у паренька даже глаза заслезились — похоже, он не ожидал, что на него обратят внимание, когда у самих раны гораздо хуже. Он расставил оставшиеся склянки рядом, и даже умудрился ничего не разбить.

— Чудесная примочка от всего на свете, — улыбнулась Эстер, — слабовата, правда, но для скорой помощи — идеально. Спасибо, я немного посижу, и мне скоро станет лучше — смогу хоть колдовать.

Она закупорила бутылочку и вложила ее Ирви обратно в руку ласковым, осторожным движением.

— Отдай Кейну, — попросила она тихо, — и проследи, чтобы остаток выпил. Ему тоже не помешает немного чуда.

На большее она пока не способна.

XIV. Умеренность

Тень обрушенной башни замка тянулась по саду, словно напоминание о недавних потерях. На заре нового дня, когда солнце едва коснулось розового горизонта, Эстер, Кейн и Ирви собрались вместе, чтобы залечить раны этого места, запятнанного не только кровью, но и предательством.

Гармонии здесь было мало: разбитые статуи, рассыпанные как печальные осколки прошлого, свидетельствующие о жестокой схватке, расколотые ступени, выкорчеванные деревья. Они не знали, повеселились так темные гости до того, как зайти в дом, или уже после, чтобы выместить злость за полученные раны — но, в общем-то, это бы поменяло мало что.

Эстер, проходя мимо сгоревших клумб, возобновляла их жизнь прикосновением рук, в которых теплилась исцеляющая сила. Она чувствовала, как каждое мгновение этой работы вгоняет ее в глубокую усталость, и телесную, и душевную. Битва с Гильдией оставила шрамы на земле, но и в ее сердце также зияла своя темная рана, истекающая медленным отчаянием.

Кейн в своем черном плаще был похож на привидение прошлого, бродящее среди руин будущего. Он поднимал камни с земли силой, будто собирая самый тяжелый в мире паззл. Его движения были меткими и точными, но он отвлекался — глаза часто оглядывали сад в поисках девушки. В нем тлела и таяла надежда на то, что Эстер увидит в нем не просто то самое чудовище, ныне еще и под клеймом Гильдии. Он боялся ее нежности, потому что не понимал, как можно сочувствовать такому, как он, искренне.

Ирви, маленький вихрь, бросался от одной задачи к другой, стремясь сгладить остроту невысказанных слов, витавших между Эстер и Кейном. Он знал, что их союз, более тонкий, чем крыло бабочки, требует бдительности и ласки, чтобы не сломаться. Ведьма наблюдала за его стараниями, вспоминая Лану, и тоскуя по семье в родном городе. И все же она не чувствовала, что уже может покинуть это место. Невыполненный долг и невысказанная привязанность тяготели над ней.

Среди этого утреннего труда вокруг замка и сада, где каждый камень и ветка казались символом новой жизни, рождавшейся из пепла старой, веселая троица искала свою умеренность, свой баланс.

Эстер подняла взгляд и улыбнулась, заметив, что Кейн за ней наблюдает. Ее беспокоили его последние попытки оттолкнуть ее, а затем притянуть обратно. Смешанные сигналы. Она не покинет его, как не покинул бы капитан свой корабль в бурю. Не потому, что она не чувствовала искушения отступить, но потому что она знала: если они не выстоят вместе, то потеряют гораздо больше, чем просто эти стены и деревья.

— Смотрите! Саженцы начинают пробиваться! — голос Ирви разрезал тяжелую тишину, удивленный, что замок, несмотря на свою израненность, наполнился признаками новой жизни.

— Ваша заслуга, миледи, — Кейн ей даже подмигнул. Они снова вернулись к формальному, полуофициальному общению, и Эстер это раздражало. Ей не нравилось ощущать себя подвластной течению — волна накатывает, волна спадает… Кейн называет ее чудом, Кейн просит ее бежать и не оглядываться.

Ей было болтаться в этих нейтральных водах. Ей хотелось захлебнуться и пойти ко дну, и знать, что она это чувствует не одна.

Амулет, небольшой серебряный кулон с инициалами «К.В.», так и висел на одной цепочке с обручальным кольцом мертвого мужа. Это их будто приравнивало, и Эстер не полностью понимала, что она чувствует. По погибшей любви она, конечно, до сих пор скорбит и скучает, но… новая связь, настолько неожиданная и необъяснимая, как музыка, которая начинает звучать где-то в глубине забытых комнат, начала пульсировать в ее сердце. Они были из разных историй, которые теперь сплетались в ее настоящем, создавая новый узор судьбы.

Эстер часто ловила себя на мысли, что дотрагивается до амулета, когда ее взгляд встречается с Кейном, когда она слышит его голос, насыщенный темной силой, которая когда-то пугала ее, а теперь вызывала странное чувство защищенности.

Он, в свою очередь, тянулся к клейму.

Эстер вспомнила, как после битвы, как только ей стало чуть легче и она смогла колдовать, она опустилась на колени рядом с ним. Ее руки, мягкие и проворные, принялись осторожно обрабатывать его раны, впитывая в себя его боль. Она сосредоточенно работала, стараясь сначала залатать глубокие порезы, трещины в костях, и только потом обратить внимание на клеймо — ведь он уже сказал, что здесь она не поможет.

Роза с пятью лепестками уродливым воспалением багровела на коже Кейна. Символ, обманчиво красивый и невинный, но несущий в себе весь тяжкий груз утраченной чести и падения.

Со слабым вздохом она принялась за работу, но каждое произнесенное заклятие и каждый магический жест казались бессильными перед этой меткой. Шрам не поддавался, он лишь слегка мерцал под ее прикосновениями, словно насмехаясь над ее усилиями.

Кейн наблюдал за ее попытками, его глаза темнели с каждой минутой. После нескольких неудачных попыток он положил руку на ее, останавливая ее.

— Хватит, Эстер, — его голос был холоден и отстранен, словно вместе с пониманием тщетности ее действий, он отгородился стеной льда. — Благодарю тебя за помощь.

После этого момента что-то изменилось. Кейн стал чуть более молчаливым, чуть более отдаленным, словно во избежание новой боли он решил укрыться в самом сердце своей крепости из холода и тени.

И теперь она мечется со всей этой невысказанной, ненужной нежностью в груди — и чувствует, что скоро она просто начнет гнить. Перетечет во что-то другое — презрение. Ненависть. Безразличие. Иронично, что именно такой реакции граф от нее сейчас и ждет. Что она просто поддастся течению, и медленно уплывет прочь.

Все же задумается, так ли нужно ей это зубастое чудовище на поводке.

***

Эстер стояла в своей маленькой мастерской, прислушиваясь к звукам пробуждающегося замка. Все вокруг было еще сонно тихим, но в ее мыслях шумели волнения. Она перебирала флаконы и банки, открывала и закрывала ящики и складывала в стопку пустые мешочки, которые еще недавно были полны трав и сушеных цветов. Запасы ее зелий и ингредиентов опасно таяли, а каждый новый день мог принести новые раны и болезни, которые нужно будет исцелять.

Эстер понимала, что сидеть сложа руки в ожидании неизбежного — это не о ней. Нужно возвращаться в город, пополнить запасы. Времени у нее было немного, и она решила не откладывать важное дело.

— Граф, я собираюсь в город за запасами. Составите мне компанию? — ее голос звучал без особого энтузиазма, она полагала, что он откажется, учитывая все, что произошло.

На удивление, Кейн кивнул.

— Конечно, миледи. Разве я могу вас оставить?

Ну, в последнее время у тебя с этим проблем не было.

В дороге они молчат, и Кейн будто пытается совсем с ней взглядом не пересекаться — каждый раз, когда она смотрит на него, тот отворачивается. Невыносимый. Что это, дурацкий тест ее преданности? Сколько ты продержишься на месте, пока я буду тебя отталкивать?

— Я так и не нашел времени спросить, — наконец подает голос он, когда Эстер мысленно его уже трижды прокляла, убила и воскресила, — я ведь до сих пор не знаю вашего полного имени.

Девушка хмыкнула. Хотя бы сейчас у него начала картинка складываться, и на этом спасибо.

— Нет у меня фамильного имени, граф, — вздохнула она, и зацепилась указательным пальцем за кольцо на шее, привлекая к нему внимание. — Мой род со мной погибнет… оба, — поправила себя же она. — У отца — двое дочерей, я свое имя уже променяла, и Лана вряд ли в девах долго останется. Мой супруг в своей семье был единственным ребенком, дожившим до свадьбы. И как вы понимаете… — она сделала паузу, истово пытаясь ладонями разгладить залом на юбке, — у меня детей нет. Поэтому просто — Эстер из Флистана. Без рода и без племени.

— Звучит фаталистично, — откликается Кейн. — Вы будете против, если я спрошу, как ваш муж погиб?

— А вы будете против, если я спрошу, зачем вы увели невесту у своего старшего брата? — ядовито ответила она. Каким-то невероятным секретом это не было — его ограбили и убили разбойники на дороге, а Эстер рядом не было, чтобы защитить и вылечить. Умом она понимала, что ее вины здесь нет, но когда это мешало сердцу зациклиться на самоненависти?

Некромант впервые за это время поворачивается к ней, сбитый с толку вопросом и тоном.

— Влюбился, — просто ответил он, нахмурившись. Было видно, что он о чем-то глубоко задумался — может, наконец начал складывать паззл нынешней ситуации. — В это так сложно поверить?

— Да, — огрызается Эстер. — Не думала, что вы умеете.

— Миледи! — Кейн пораженно вскинул брови.

Миледи, миледи. У тебя была такая великолепная возможность после речи про два умирающих рода предложить погубить еще один… Впрочем, что с некроманта взять. Сейчас лучше слишком сильно не переживать — раны могут снова вскрыться.

Ярмарка в Исендоре пульсировала жизнью, как оазис в центре увядших земель. Пестрый торговый ряд, словно радужные всплески на фоне тусклого городского пейзажа, изобиловал красками и ароматами, которые казались еще ярче на контрасте с окружающей увядшей природой. Здесь, среди прилавков с товаром из соседних графств, Эстер и Кейн искали необходимые ингредиенты.

Стойки продавцов были уставлены свежими травами, сухоцветами и банками с экзотическими смесями. Продавцы, чтобы поддержать интерес покупателей, расхваливали свои товары, каждый стараясь перекричать другого. Несмотря на обилие жизни и суету вокруг, атмосфера между Эстер и Кейном была напряженной.

Эстер, хмуря брови, не могла понять, почему Кейн ведет себя так холодно. Он шел рядом, как тень, ответы его были лаконичны и остры, как бритва. Она отчаянно искала в его загадочных глазах ответы на вопросы, которые терзали ее душу. Но лицо Кейна было непроницаемым, как маска, и каждый его жест казался выверенным до мелочей.

Кейн, чьи мысли заняты борьбой с собственными эмоциями, чувствовал, как невидимые стены между ним и Эстер крепнут с каждой минутой. Он боролся с внутренними демонами, которых в последние месяцы стало как-то слишком много, можно было уже собрать маленький Легион. Его мучало, что прошлое уже не вернуть, а будущее туманно и неопределенно. Чувства Эстер казались ему загадкой, решение которой он не мог найти.

Когда Эстер останавливалась у очередного прилавка, Кейн переводил взгляд на ее лицо, пытаясь разгадать выражение ее глаз. Он видел, как она внимательно изучает каждую деталь, как нежно прикасается к лепесткам редких цветов, единственных свидетелей утраченной красоты их земель. Но когда их взгляды встречались, он непроизвольно отводил глаза, боясь, что его взгляд выдаст тот вихрь эмоций, что бушевал внутри него.

На мгновение Эстер позволила себе представить, что поход на ярмарку был не более чем прогулкой двух людей, свободных от прошлого и забот. Она вдохнула аромат свежих трав, позволив запахам отвлечь ее от груза недопонимания, который витал между ними. Кейн, в свою очередь, изредка позволял себе маленькую улыбку, когда видел, как Эстер восторгается очередной находкой, хотя и старался скрыть это, повернувшись к следующему прилавку.

Каждый раз, когда их пути пересекались между толпой, их руки чуть касались друг друга, и Кейн чувствовал, как ток проходит по его коже. Эти краткие моменты становились для него напоминанием о том, что он все еще способен чувствовать, несмотря на всю свою внутреннюю бурю.

Эстер стояла у прилавка, где было разложение множество засушенных диковинок с таинственными ароматами. Часть растений до этого она видела только в книгах по теории зельеварения, и пыталась понять сейчас, действительно ли ей нужно двенадцать корней ядовитого дерева из южной провинции, или просто ей хочется поиграть с новыми заклинаниями.

— Я боялся, что мы больше не встретимся, — прозвучал низкий голос откуда-то позади.

Нет. Нет, пожалуйста, только же все хоть немного успокоилось…

Рядом с ней стоял, возвышаясь, недавний знакомый. Статный, смуглый, с широкими плечами, он был одет в белую церковную робу, и его появление было настолько неожиданным, что девушка даже не успела услышать его шаги; шум ярмарки ему скрытности, впрочем, прибавил. Инквизитор Тристан, чье имя Эстер давно не произносила вслух, стоял перед ней, его глаза смотрели прямо в ее душу.

Эстер замерла, ее сердце стучало как бешеное. В голове начали вихрем кружиться мысли, она искала выход из этой внезапной ловушки. В прошлый раз она, искавшая поддержки и союзников, оказалась втянутой во внутренние игры церкви. Теперь же связь с Инквизитором казалась не просто ошибкой, но и затеей, которая и Кейну, и ей может стоить жизни. Потому что, когда она согласилась на предложение Тристана, она еще была полностью светлой. Теперь она из тех, на кого Инквизиция охотится.

— Не думала, что я вам еще интересна, — пробормотала она, желая провалиться на месте.

Она видела, с каким лицом на нее смотрел Кейн. Ситуация была до абсурда прозрачная — не получится выкрутиться дурацким «это не то, о чем ты подумал». Его ведьма связалась с Инквизицией и случайно прокололась, выдав свои связи раньше времени.

Предательница.

— Не волнуйтесь, мы с вас глаз не спускали, — елейно протянул мужчина, и повернулся к Кейну, склонил голову в приветствии. — Мое имя Тристан, милорд. Служитель церкви. Истребитель скверны.

— Граф Кейн Винтер, — глухо ответил некромант, фальшиво улыбаясь. От тона его голоса у Эстер сердце оборвалось.

Пожалуйста, только не делай поспешных выводов, пожалуйста…

— Благородный род, — уважительно кивнул Тристан. — Но как неблагодарны люди — вы бы знали, какие только клеветнические речи не витают в воздухе Исендора.

— Вряд ли они страшнее реальности, — он улыбнулся, но скорее — оскалился. — Истина всегда скрывается во лжи.

Кейн чувствовал, как напряжение в воздухе становится густым, почти осязаемым. Его глаза непрерывно скользили между Эстер и Инквизитором, словно искали разгадку в этом внезапном маскараде истин и лжи. Он пытался уловить мельчайшие нюансы их взаимодействия, думая, что понимает игру, которая разворачивалась перед ним.

— Истина, милорд, это то, что мы все ищем. К счастью, Церковь служит великому делу раскрытия её перед заблудшими, — его голос был уверенным, но в его взгляде мелькнула тень, когда он снова перевел его на Эстер.

Ведьма стояла, словно в ловушке, между двумя мужчинами. Её разум искал выход из положения, которое могло стать опасным. Она знала, что слова Инквизитора могли оказаться роковыми, если Кейн истолкует их неверно… и в обратную сторону. Не хватало некроманта еще и на костер отправить.

— Да будет благословлен ваш путь, — сдавленно прошептала она; под взглядом Тристана она ощущала себя, как под лавиной камней.

— Благодарю, миледи, — он улыбнулся, но выражение глаз у него было жестокое. — Я уверен, что всегда смогу рассчитывать на вашу помощь в этом нелегком деле.

— Мне нечего вам рассказать, — солгала Эстер, стараясь не опускать глаз. — Не произошло ничего, достойного внимания Церкви.

Обмануть его вряд ли получилось — Тристан прищурился на секунду, словно пытаясь прорваться сквозь ее душу. Благочестиво поклонился, чтобы показать свое смирение, и сказал:

— Чудесно. Это значит, что мы хорошо выполняем свою работу, и тьма со своими отпрысками медленно покидают Исендор. Радостные новости, воистину. Простите мне мою назойливость, миледи, но вы выглядите нездоровой. Вас ранили? — спросил Тристан, прямо посмотрев на Кейна. Обвиняя.

— Чахотка, — процедил граф, едва сдерживая порыв размозжить череп наглого святоши прямо здесь, на главной городской улице. — Мы и пришли за лекарственными травами.

— Благо, — кивает Инквизитор, делает вид, что поверил. — Что ж, не буду вас и дальше задерживать. Ждите вестей, миледи.

Тристан растворился в бурлящей толпе горожан, и Эстер с Кейном наконец остались вдвоем. Вокруг были люди — но они не имели значения.

От ужаса у Эстер пересохло во рту, она смотрела, как с некроманта спадает каменная маска безразличия; как он смотрит на нее глазами, полными боли, в неверии, что он снова пригрел на груди змею в надежде на искренность.

— Я должен был сразу догадаться, — он усмехается, и закрывает глаза ладонями, будто проверяя, не спит ли он, — что это ловушка. Вы были слишком хороши. Ну что, когда мне ждать крестьян с вилами у своего порога? Я успею хоть от предыдущей атаки прибраться?

— Кейн… — Эстер попыталась взять его за руку, но он отстранился. — Я все могу объяснить.

На последней фразе ее голос все же дрогнул, и девушка разрыдалась; Кейн отвернул голову в сторону, кусая губы, хороня в себе глубоко любые эмоции.

— Что ж, попробуйте.

XV. Дьявол

— Когда я ушла из замка той ночью, — сквозь слезы говорить сложно, выходит скулеж брошенной собаки, а не исповедь оступившейся союзницы, — то не уехала дальше, домой, потому что все еще хотела снять проклятие. Сделать правильный поступок… сделать все по-своему, сделать все по-светлому, — Эстер обхватила локти руками, стараясь успокоиться, сдержаться. — И Церковь предложила мне сотрудничество и защиту, в обмен на информацию о темных проявлениях… потому что я смогла снять проклятие с одного крошечного храма, где убили некромантку.

Кейн слушал, не вмешиваясь, позволяя Эстер говорить. Когда она в очередной раз громко всхлипнула, он не выдержал и протянул ей платок.

— Следующей же ночью я пошла с вами на кладбище, — она пожала плечами, — и больше никогда не говорила с Инквизицией. Выбрала свою сторону.

— И почему я теперь должен тебе верить? — срывается на полурык Кейн, и сцепляет пальцы в замок с такой силой, что белеют костяшки. — Тебе предложили самый светлый из возможных путь, а ты пошла за некромантом? Абсурд.

— Мне больше нет места на светлом пути, Кейн, — Эстер готова была сорваться на крик, но ловила на себе озадаченные взгляды. Не то место они выбрали для выяснения отношений. — Из-за тебя.

Она сделала шаг вперед, и прикоснулась ладонью к его груди — там, где под тканью, под грузом прошлого, под слоем предрассудков и страха билось сильное и горячее сердце. От неожиданности Кейн не успел отпрянуть; и этого секундного замешательства хватило, чтобы сработало заклинание.

Изумрудная, пульсирующая в такт дыханию нить протянулась между двумя сердцами. Пораженный, некромант попытался дотронуться до нее — и от этого прикосновения у них обоих захватило дух; Эстер смотрела на него снизу вверх, слегка приоткрыв губы, и дорожки слез на ее щеках отражали зеленое свечение.

— Ты был на грани, — она говорила совсем тихо, но сейчас он ее не мог не услышать. — Просто лекарской магии оказалось недостаточно… и я просто выпустила всю силу, что была во мне. Вырвала твою жизнь из лап тьмы. Отдала тебе часть души…и свою замарала мраком, — она поджала губы, стараясь сдерживать слезы. — Как бы я посмела тебя после этого предать?

Она опустила руку и сделала шаг назад, не спуская взгляда покрасневших глаз с некроманта. Ощущалось, будто она выносит себя на суд — и решайте, что хотите, граф Винтер. Объятия или эшафот?

Кейн молчал, его взгляд проникал в самую глубину ее души, и в этом молчании было больше слов, чем могли бы выразить тысячи фраз. В его глазах смешались буря эмоций — боль, гнев, разочарование — и теперь они уступали место более тонким ощущениям: пониманию, прощению и, возможно, возрождающейся надежде.

Наконец, он остановился перед ней, их тела почти соприкасались, дыхание смешивалось, и в их глазах — отражение той же самой вулканической страсти и глубокого сочувствия.

Он протянул руку и осторожно обвил ее вокруг ее плеч, притягивая Эстер ближе к себе. Ее тело содрогнулось, когда она чувствовала его крепкие руки, волнение в сердце от прикосновения.

— Смешно признать, миледи, но я так тебя боялся, — прошептал он, его голос дрожал от невиданной ему ранее уязвимости. — Боялся признать, что без тебя мои дни — как безветренные ночи, пусты и неполны.

Эстер подняла свои руки, прикасаясь к его лицу, изучая его, словно в первый раз, ощущая тепло его кожи, следы времени и трудностей в залегшей между бровей морщине, тени под глазами, запечатлевшие моменты их разлуки.

— И я боялась, Кейн. Боялась, что мои чувства будут тебе в тягость, что они отвлекут тебя… Но я устала себя скрывать, — тихо сказала Эстер.

Кейн не стал больше ничего говорить. Он склонил голову и нежно коснулся ее губ своими. Поцелуй был мягким, но полным страсти — они оба понимали, что это прощение, это новое начало, это принятие всех тех темных уголков их душ, которые они так страшно боялись открыть.

На мгновение мир вокруг них отступил, оставив только их двоих, обернутых в магию момента, который, как им казалось, мог исцелить любые раны. Слезы Эстер, высыхая на щеках Кейна, стали символом их обновленной связи, напоминанием о том, что настоящая любовь, как и настоящая магия, всегда находит путь.

Мысли Эстер умчались в прошлое. Она вспомнила расклад, который когда-то, будто в прошлой жизни, получила от странной ведьмы с седыми волосами и одним прозорливым глазом: карты, которые шептали о предстоящем погружении в тень, соблазне и борьбе с прошлым, обещавшие триумф.

В ее воображении вновь всплыл образ Дьявола, та самая карта, которая в тот раз озадачила и напугала ее, но теперь, спустя время, Эстер понимала, как мудро и неожиданно карта предрекла судьбу. Она соединила их с Кейном тонкой, но прочной нитью, предвещая страсть и преодоление, и сейчас Эстер видела в этой карте не беду, а символ их необычной и сложной любви.

Кейн не знал о раскладе, о беспокойстве, которое он вызвал в ее сердце, об образах, которые роились в ее голове на протяжении долгих ночей. И сейчас, когда расклад сбылся, когда они нашли понимание и примирили свои темные и светлые стороны, уже не было необходимости делиться с Кейном этим давним волнением. Ведь все тени и свет, заложенные в арканах, уже ожили в их судьбе.

Эстер тихо вздохнула, уткнувшись носом в его шею и вдыхая запах крови и влажной земли, который всегда исходил от Кейна. Вместе они были силой, о которой шептали карты — темной и светлой, соблазнительной и могущественной.

Непобедимой.

***

Сумерки опустились на городок, пока ведьма и некромант добирались до таверны, скрытой под плющом и тенью старых, усталых деревьев. Свет из окон мягко пробивался сквозь ветви, словно приглашая уставших путников в уютное убежище. Сегодня они решили не возвращаться в поместье, а укрыться от мира в этом тихом уголке.

Владелец таверны, уже запомнивший их обоих, назначил им комнату на втором этаже. Там, в мягком свете масляной лампы, на широкой постели под тяжелым покрывалом, они нашли убежище друг в друге.

Обнимаясь в темноте, Эстер и Кейн позволили своим разговорам нести их через водоворот чувств и страхов. Эстер говорила о своей борьбе с одиночеством, о страхе предательства и об уязвимости, которую она так долго скрывала за маской уверенности. Ее слова были тихими, но каждое из них несло в себе вес тысячи миров.

— Я боялась, что если тебе станет известна вся правда, ты уйдешь и не вернешься, — прошептала она, едва касаясь губами его груди.

Его пальцы нежно скользили по ее спине, удерживая ее близко, как будто боясь, что она может исчезнуть; он сжимал ее крепче и шептал слова утешения, пока не нашел в себе силы признаться в своем собственном страхе.

— Знаешь… — начал он, его слова падали между ними мягко, как то самое облако от одуванчика, обещающее исполнение всех желаний. — Я даже думал попробовать тебя… приворожить. В темной магии есть ритуалы, которые могли бы сломать твою волю, заставить остаться со мной.

Эстер задержала дыхание, ее сердце участилось. Она знала, на что способен Кейн, какие тайны хранит его искусство.

— Но я не смог. В последний момент я понял, что хочу, чтобы ты осталась со мной, потому что ты этого хочешь, а не потому, что я тебя заставил, — он улыбнулся, и в этой улыбке было столько нежности, сколько и самоиронии. — И сейчас я так рад, что остановил себя.

Эстер чувствовала, как ее страхи растворяются в его присутствии. Она подняла голову, чтобы встретиться с его взглядом, в его глазах теперь горело нечто более глубокое и сильное, чем чары могли бы когда-либо создать.

— Я выбрала тебя, Кейн, — ее слова отдавались эхом в тишине. — Без всяких заклинаний и приворотов.

Обнявшись, они легли бок о бок, их тела плавно слились в одно. Таверна скрылась в тиши, вне времени и пространства, в то время как два сердца продолжали биться в такт — медленно, нежно, и синхронно.

Они устроились поудобнее, и теплая тишина комнаты укутала их, как мягкое одеяло. Эстер уткнулась лицом в его грудь, вдыхая знакомый аромат, который смешивался с древесным духом таверны. Кейн, чьи руки были вечно холодны от связи с тенями, находил тепло в ее коже, ее дыхании, ее близости.

— Интересно, догадался ли уже Ирви, — тихо сказал Кейн, его голос звучал задумчиво, но с ноткой иронии. — Какие у него теории, почему мы пропали и не вернулись.

Эстер подавила смешок, представляя себе, как бедняга носится по поместью, выдвигая все более абсурдные версии их исчезновения. От вампиров-похитителей до проклятий древних богов — Ирви всегда имел склонность к драматизму.

— О, я уверена, он уже собрал целое заседание с кухонной утварью, чтобы спланировать наше драматическое спасение. Возможно, ложки уже в полной боевой готовности, — шептала она, уткнувшись ему в шею и ощущая его смех.

Они засыпали так, не отпуская рук, их дыхание синхронизировалось, сердца бились в унисон, а души… души плыли в мире снов, где они были бесконечно свободны и вместе. И когда ночной ветер шептал через щели в стенах таверны, он несли с собой обещание нового дня, новых историй и новой любви, которую укрепила ночь в таверне под плющом.

Рассвет пробивался сквозь занавеси в маленькой комнате таверны, обещая новый день, полный приключений и магии. Вчерашняя ночь оставила после себя сладкое эхо в сердцах Кейна и Эстер, собирались покинуть убежище их тайного уединения.

— У меня есть идея, — сказала ведьма. — Хочу проверить одну теорию.

Кейн, всегда готовый к новым загадкам и экспериментам, ответил улыбкой, увидев в ее глазах озорство и легкость, которых ей так давно не хватало.

Не тратя времени, они отправились к реке, чью мощную стихию Эстер предполагала использовать в своих целях. Спуск по глинистому обрыву оказался более неловким, чем они ожидали. Почва под ногами ускользала, а кусты, казалось, засмеивались над их неуклюжими попытками сохранить равновесие. Когда Эстер, пытаясь устоять на скользком склоне, внезапно почувствовала, что теряет равновесие, ее сердце на мгновение замерло в ужасе — в весенних водах искупаться, чахотки не избежать. Но Кейн оказался рядом и с ловкостью настоящего рыцаря перехватил ее в последний момент, предотвращая падение.

— Осторожно, мы не планировали утреннее плавание, — сказал он, подхватив ее на руки.

Ощущать себя под защитой — необычно, но… приятно.

— Теперь, когда я в безопасности, к моей гениальной мысли, — продолжила Эстер, собираясь с мыслями. — Ночью ко мне пришла идея… если мы зачаруем реку таким образом, чтобы она разносила светлую силу, это может смягчить проклятие.

— Мы? — уточнил Кейн, прицеливаясь камешком в речную гладь. — Миледи, даже с твоим влиянием от меня света, как от куска угля.

— Уголь когда-то горел и светил, — заметила девушка, усмехаясь.

— Твоя правда. Плохая метафора.

Эстер осторожно приблизилась к краю реки, где вода мирно плескалась о каменистый берег. Она прекрасно понимала, что предстоит сделать, и с серьезным выражением лица опустила руки в прохладную течь. Волны обхватили ее ладони, словно приветствуя старого друга.

С закрытыми глазами Эстер вдохнула глубоко, собирая вокруг себя тонкие нити магии. Они собирались вокруг нее, как невидимый туман, сгущаясь с каждым ее вдохом и выдохом. Она начала шептать заклинания, не имеющие определенной формы, но полные силы и намерения, которые родились из ее интуитивного взаимодействия с магическим потоком.

Вода под ее ладонями начала нежно сверкать, словно кто-то проливал в нее жидкое солнце. Тонкие струи света, едва заметные глазу, разливались по реке, разносясь по ее берегам. Целительница вплетала в поток светлую силу, нежно прося ее следовать течению, надеясь, что она проникнет в землю, освободит корни, коснется сердец деревьев и дойдет до самых отдаленных уголков их земель.

Закончив, Эстер открыла глаза и смотрела на реку, ища какие-либо знаки немедленного улучшения. Но поверхность воды оставалась неизменной, спокойной и невозмутимой, без видимых признаков ее воздействия. Ее плечи опустились, и в глазах появилось разочарование, глубокое и острое, словно она вложила в свое заклинание последнюю искру надежды.

— Не бывает весны за один день, даже с твоей чудесной подачи, — сказал Кейн, ласково обнимая ее за плечи. — Ты посеяла семена, миледи. Нам просто нужно дать время им взойти.

Эстер повернулась к нему, чувствуя, как его оптимизм и тепло успокаивают ее беспокойство. Он будто решил стать ее крепостью, ее опорой, и время покажет, это его истинное лицо или просто маска.

Они стояли рядом, глядя на реку, которая тихо несла свои воды дальше, храня в себе тайное заклинание Эстер — она знала, что начала что-то великое.

Ведьма наконец приближалась к своей первой цели.

***

«Драконья» таверна явно останется для них особенным местом. Ощущение приключения еще пульсировало в венах, и сегодняшнее утро казалось целительнице особенно ярким. Кейн поцеловал Эстер в лоб и отправился вверх по скрипучим ступеням таверны, забрать купленные вчера ингредиенты.

Оставшись одна, Эстер обвела взглядом клумбу, усыпанную цветами, разбившуюся под окнами таверны. Эстер огляделась, чтобы убедиться, что хозяин таверны не видит ее, и быстро, но аккуратно, выкопала одну луковицу, спрятав ее в кармане своего плаща. Это не воровство, а перераспределение. Она посадит ее под поместьем.

Как только она выпрямилась, внимание ей привлекла маленькая темная фигура, мелькнувшая на периферии зрения. Это была лиса с темным, почти черным мехом, та самая, которая недавно вывела ее из разрушенного храма, где она распутывала древние проклятия.

— Ну здравствуй, подруга, — произнесла Эстер, улыбаясь и приседая на корточки перед животным. Лиса с изящным движением подошла поближе и остановилась, ее глубокие глаза устремились на ведьму. Взгляд был столь понимающим и проницательным, что девушка не удивилась бы, если бы лиса заговорила.

Эстер протянула руку и погладила лису по мягкой шерсти. Животное потерлось мордочкой о ладонь, словно выражая благодарность и признательность за распутанные чары. Целительница на мгновение забыла о всем остальном, она была рада присутствию посланницы от матери-природы — значит, она все делает правильно.

Тишина была внезапно нарушена шагами, раздававшимися с необычной тяжестью. Обернувшись, она увидела Ирви, выходящего из-за угла дома. Его появление здесь, так далеко от поместья и без всякого предупреждения, было более чем странным.

— Ирви? Что ты здесь делаешь? — ее голос был полон удивления, а в сердце пронзила острая игла тревожности.

Глядя на него сейчас, девушка не могла отделаться от ощущения, что его здесь быть не должно.

— Я… я беспокоился, — произнес он с взолнованным видом, но его глаза не отражали привычной искренности. В них теперь сверкало что-то холодное, расчетливое.

Сердце Эстер застучало быстрее в предчувствии чего-то недоброго.

— Ты уверен, что только из-за этого? — ее тон оставался мирным, но взгляд стал осторожным.

Ирви сделал еще несколько шагов вперед, и свет из окон неожиданным узором упал на его лицо, выделяя все острые черты. И тогда Эстер увидела это — стальной блеск, неприкрытую угрозу, которой не место в глазах ученика Кейна.

— Мне было интересно… Интересно увидеть, сможет ли великая ведьма Эстер справиться с маленьким, но… смертоносным испытанием.

Его рука медленно поднялась, и целительница застыла, ощутив зарождающуюся магию, темную и зловещую, исторгаемую этим мальчишкой, который, казалось, перестал быть самим собой. Весь мир затаил дыхание в ожидании бури.

Взгляд парня был настолько неестественно холодным, что в воздухе, казалось, можно было почувствовать призрачный скрип мороза.

— Ирви, что происходит? Кто заставил тебя прийти сюда? — ведьма старалась звучать спокойно, но лихорадочно обдумывала, как она может сейчас обезвредить паренька, ничего ему не сломав.

Ирви сделал еще шаг вперед, и его рука начала слегка дрожать.

— Они… они сказали, что если я не сделаю этого, то… — его голос сорвался, и на мгновение в его глазах мелькнуло отчаяние, но он вновь утвердился в своем решении. — Извините, миледи. Я должен это сделать.

Слова рассекли воздух, и Эстер поняла, что ситуация выходит из-под контроля.

Ирви резким жестом метнул в сторону Эстер магический удар — поток темной энергии, который сложно было предвидеть и еще труднее отразить. Ведьма, слишком поздно осознав опасность, не успела поднять защитный барьер. Она все еще надеялась, что Ирви отвергнет свои темные намерения, но ее вера в его невиновность была ошибкой.

Заклятие ударило ее напрямую, и она почувствовала, как сила пронизывает ее тело холодом и болью. Ее колени подкосились, и она упала на землю, пытаясь собрать волю в кулак, чтобы противостоять дальнейшему нападению. Но боль оглушила ее сознание, лишая возможности сосредоточиться на магии.

Ирви стоял неподвижно, его лицо было белым как полотно, и казалось, что в этот момент он сам удивлен своему поступку.

А потом он расплылся в улыбке.

— Я об этом мечтал с самого нашего знакомства, — прошипел он, и щелкнул пальцами.

Тьма, живая и осязаемая, поползла из земли и обвила тело Эстер, особенное внимание уделив запястьям, чтобы пленница не смогла колдовать. Девушка попыталась закричать — но мрак заполнил ее рот, горло, запечатал губы энергетическим кляпом.

Тем временем лиса, которую Эстер ранее считала своим фамилиаром, вдруг подняла голову и издала низкий, хриплый звук. В ее глазах не было больше узнаваемого тепла, а вместо этого там блестела холодная решимость и коварство. Животное повернулось и побежало в сторону густого, мрачного леса, и Эстер поняла, что это был сигнал.

Мгновение спустя тьма начала ее подталкивать, принуждая последовать за лисой. Эстер, отчаянно сопротивляясь, пыталась найти способ освободиться, но магические оковы были слишком крепки. Ее ноги, подчиняясь чужой воле, двигались в направлении леса, в то время как ее разум оставался ясным и трезвым, полным страха и ужаса перед неизвестностью, которая ждала ее там.

Взгляд Эстер поднялся к таверне, и она увидела тень Кейна в окне на втором этаже. Внутренне она кричала, пытаясь привлечь его внимание, но ее тело продолжало движение, непреклонно уводимое темной силой и лисой-проводником в глубину леса. Она отчаянно желала, чтобы он услышал ее, почувствовал ее отсутствие, но знала, что уже слишком поздно — а тени леса поглотили ее целиком.

XVI. Башня

Лес был полон теней, которые казались живыми и злобными. Деревья были скрюченные и облезлые, как будто они страдали от неизлечимой болезни. Листья лежали черные и сухие, а ветви напоминали костяные пальцы, жадно хватающие воздух. Земля была покрыта гниющими растениями и животными, которые источалии противный запах. В воздухе витало что-то тяжелое и душное, что затрудняло дыхание. Эстер чувствовала, как ее горло сжимается от удушья и страха.

Она пыталась не смотреть на Ирви, который шел впереди нее, держа в руке черный посох. Он не произносил ни слова, но Эстер слышала, как он шептал какие-то заклинания, усиливая свою власть над ней. Он шел с уверенностью и равнодушием, как будто он не знал, что делает что-то ужасное. Не оглядывался на Эстер, которая боролась за свою жизнь. Он не испытывал ни жалости, ни совести, ни любви.

Эстер вспомнила, как она встретила Ирви впервые, он показался ей милым и скромным мальчиком, которому совсем не подходили его темные силы. Он был по-своему добрым и внимательным, и Эстер полюбила его, как младшего брата. Девушка не подозревала, что он скрывает от нее свои истинные намерения. Она не знала, что он был предателем, который работал на врагов Кейна, или сам и начал плести интриги. Не догадывалась, что он использовал ее доверие, чтобы вывести на нее лису, которая была его шпионом и проводником. Она не могла поверить, что все это было правдой. Не могла принять, что Ирви был злым и жестоким. Она не могла понять, как он мог изменить Кейну, которого он называл своим учителем и другом.

Она смотрела на лису, которая бежала впереди них, и чувствовала, как ее сердце разрывается от горя и обиды. Как наивно с ее стороны было решить, что лиса была ее другом, ее фамилиаром, ее защитником. Все же воспитание в ценностях светлых не давало ей преимущества в обществе темных.

Она смотрела на лес, который окружал их, и чувствовала, как ее душа тонет в отчаянии и безнадежности. Лес был проклят и опасен, полон тьмы и зла. Но никакая скверна, насланная Абрахамом, не могла сравниться с волей людей, с их жаждой власти и преимущества. Лес был лабиринтом, из которого нельзя выбраться, где можно заблудиться и сойти с ума, но лишь потому, что он подчиняется воле предателя. Стоит Эстер освободиться от магических оков, и все вернется на свои места — природа примет ее сторону в битве.

К сожалению, пока гениальных идей в голову не приходило; целительница не видела никакого выхода из этой ситуации, возможности для сопротивления. Она только молилась, чтобы Кейн нашел и освободил ее. Ученик никогда не победит учителя, у Ирви против графа шансов нет; он ведь наверняка почувствует, что была пробуждена тьма, что Эстер схватили… или подумает, что она все же его бросила.

Сердце Эстер бешено колотилось, а тревога и страх проникали все глубже в ее душу. Она понимала, что время работает против нее, и каждую секунду ее шансы на спасение уменьшались. Лес, словно ожив, препятствовал ей в каждом движении. Деревья скрещивали ветви, создавая непроходимые стены, а лианы запутывались вокруг ее ног, пытаясь схватить и удержать ее.

Ирви, не обращая на все это внимания, продолжал идти спокойным шагом вперед, словно зная, что невидимая сила защищает его. Он был полностью поглощен своей темной миссией.

Но Эстер не сдавалась. Она знала, что должна найти способ противостоять этому злу. Ее воля и решимость пробуждались, и она попыталась использовать свои силы света, чтобы победить тьму, которой они окружены, несмотря на связанные руки и заткнутый рот. Сосредоточившись, Эстер начала взывать к своим дарованиям. Она почувствовала, как внутренний свет начал распространяться по ее телу, проникая сквозь каждую клетку. Лес зашевелился, словно под действием невидимой силы, и деревья начали дрожать и изменять свою форму. Скрюченные ветви расправились, превращаясь в изящные ветви, покрытые зелеными листьями. Черная земля превратилась в плодородную почву, на которой распустились цветы. Ирви, остановившись, обернулся и уставился на Эстер с недоумением и страхом в глазах. Недолго думая, он решил воспользоваться посохом, как обычной дубинкой — концом ударил Эстер в солнечное сплетение, и от резкой боли она потеряла контроль.

Как все банально и прозаично…

Лиса, сияющая янтарными глазами, замирает на месте. Ее звериный взгляд медленно преображается, обретая все более осмысленный оттенок. Тени безмолвно кружатся вокруг нее, словно в зловещем танце, и плоть начинает преобразовываться, воплощая истинную сущность — Эстер слышит хруст костей и низкий животный рык, перетекающий в знакомый тембр голоса.

Лиса превращается перед глазами Эстер в мужчину, обвитого темной аурой. Густые, черные волосы окружают его лицо, смуглая кожа отливает золотом в лунном свете.

Пахнет ладаном и свечным воском.

Белая роба чужеродно выглядит на фоне мрачной чащи. Осознание, что за ней следили с самого начала, что у нее не было возможности скрыть от Церкви свое путешествие в Исендор, тысячей иголок вонзается в сердце Эстер. Ей так хотелось поверить, что мать-природа послала ей фамилиара, что ее выбрали и благословили — но она снова оказалась лишь пешкой в чужом плане.

— Ну здравствуй, подруга, — произносит он, не скрывая издевки.

Все это время чудесной, умной лисой, которую Эстер на свою беду спасла в самом начале своего пути, был инквизитор Тристан.

Он оказался оборотнем.

***

Эстер лежала на земле, окруженная ведьмиными кругами. На поляне завивались причудливыми узорами грибницы, им нипочем было даже страшное проклятие Абрахама. Ведьма чувствовала, как ее магия иссякает, утекая через оковы, которые Ирви надел на ее запястья и лодыжки. Перетекает прямо к нему. Он не способен ее поглотить, но пытается узнать. Она слышала его саркастичные комментарии, когда он изучал ее силу, как будто она была каким-то экспериментом. Девушка видела его глаза, полные жадности и любопытства, когда он склонялся над ней, прикасаясь к ее волосам, лицу, шее. Она чувствовала его дыхание, колючее и холодное, когда он шептал ей на ухо, что ее больше некому спасти.

Ведьма пыталась сопротивляться, но тело не подчинялось ей. Она пыталась кричать, но ее голос был слаб и беззвучен. Она пыталась молиться, но ее дух был сломлен и отчаян.

— Про таких как вы, миледи, — насмешливо продолжил Ирви, концом посоха поднимая ее подбородок выше, — целые трактаты писали. Так называемые серые маги, способные на заклятия и самых мерзких, и самых благородных порядков. Я не мог поверить своей удаче, когда понял, что вы натворили. И по своей воле!..

Он вынул из-за пояса тонкий кинжал, больше походивший на нож для разрезания страниц, и сделал аккуратный надрез чуть выше ключицы. Эстер заметалась, скорчившись от боли, пытаясь сбросить с себя чужеродный мрак, но безуспешно.

Алая, горячая кровь заструилась по лезвию.

Тристан, стоящий несколько в стороне, осторожно постучал некроманту по плечу, напоминая о своей роли в этой ситуации. Он следил за поступками Ирви с созерцательной холодностью, заложив руки за спину и слегка покачиваясь на пятках, как бы убаюкиваемый монотонным звучанием ночного леса.

— Подожди, Ирви, — с лукавой улыбкой прервал он, в его голосе звучала притворная мольба, словно он просил отсрочить незначительное, но неприятное дело. — Позволь мне напомнить нашей… гостье… о высшем предназначении нашего дела, ведь не каждый день мы имеем возможность разговаривать с таким… изысканным нарушителем наших законов.

Ирви ухмыльнулся, откладывая в сторону кинжал, словно собирался насладиться шоу. Ведьма застыла, вглядываясь в Инквизитора с смесью страха и растущего отчаяния.

Тристан поднял руку, и его голос наполнил поляну, звуча басом среди дремучего мрака.

— Вам нет прощения, милая леди. Вы попытались обмануть Церковь, спутались с отбросом Тьмы, накладывали сомнительные заклятия на реки и сады. Взирая на прегрешения таких, как вы, мы не должны забывать о милосердии, но… — он задумчиво прикусил нижнюю губу, — милосердие должно идти рука об руку с суровой справедливостью.

Он шагнул вперед, и луна, прорезавшая облака, осветила его лицо, придавая ему бледный и величавый вид.

— Ты, существо, заблудившееся в тени, несешь в мир тьму и хаос, — продолжал он без тени сожаления в голосе. — Церковь же несет свет, и каждый из нас, Инквизиторов, являемся сосудами этого света. Мы очищаем мир от вашего скверного присутствия, открывая дорогу к истинному свету.

Эстер чувствовала, как ее силы покидают ее тело с каждым словом Тристана. Ее магия, когда-то яркая и мощная, теперь казалась лишь мерцанием угасающей свечи перед разразившимся ураганом. Ленты тьмы вокруг ее конечностей буквально высасывали из нее всю энергию. Ирви стоял немного в стороне, осторожными движениями убирая кровь с лезвия, его глаза блестели.

Тристан замер на мгновение, словно давая своим словам осесть на земле, усыпанной недавно оттаявшими потускневшими листьями и россыпью грибов. Он обвел взглядом поляну, устремил его на небо, и затем вернул его к Эстер.

— Конечно, светлые маги… — продолжил он, и его голос стал мягче, словно он пытался рассказать поучительную сказку, — они великолепны в своей службе благому делу. Только они, беспрекословно верные, могут действительно осветить мир. Но такие, как ты, Эстер, обладают уникальной перспективой. Способностью проникнуть туда, куда Церковь не может. В самое сердце врага, в самое ядро тьмы.

Он взял паузу, улыбка его стала хищной, и в его глазах зажглась искорка, несвойственная здоровому человеку.

— И ты понимаешь уже, что перед тобой — не рядовой Инквизитор, — Тристан вдруг расправил плечи, и его силуэт показался на мгновение более ловким, хитрым, чем мог бы быть у простого слуги Церкви. — Лис-оборотень в клериканских одеждах — кто бы мог подумать? Меня невозможно заподозрить.

Он остановился перед пленницей, и острый взгляд его пронзил ее, как бы насмешливо отмечая их сходство.

— Но ведь именно такие как мы, способные принять чужое обличье, могут стереть грань между светом и тьмой, между добром и злом. Мы можем служить цели, более великой, чем простое противостояние… мы можем стать точкой баланса.

Ирви, до этого момента с интересом наблюдавший за сценой, нахмурился, но не посмел перебить. В его взгляде появилось недоумение; похоже, когда они планировали нападение, обсуждали какой-то другой курс действий.

— Так что, милая Эстер, — закончил он, — перед тобой открываются невероятные возможности применить эту несчастную каплю тьмы в своей душе, чтобы соблюсти баланс… или чтобы его нарушить во имя Церкви. По сути, ты станешь одной из Инквизиторов — без официального сана, конечно. Все же ты, — он скривился, не скрывая презрения, — женщина.

Ирви сделал шаг вперед, его лицо исказила тень гнева и возмущения. На мгновение казалось, что ветер притих, чтобы послушать его слова, так они звучали зловеще и резко против проповеди слуги святых сил.

— Что это значит, Тристан? — его голос был наполнен ядовитым укором. — Ты хочешь вербовать ее? В Инквизицию? — он рассмеялся, но в его смехе не было радости, лишь оттенки скрытого безумия. — Ты не понимаешь, что она должна умереть? Мы же договорились! Ты пообещал, что отдашь ее мне, и я смогу поглотить ее силу!

Ирви обернулся к Эстер, его глаза пылали жаждой мести и мощи.

— Я должен стать сильнее Кейна. Она не может жить, Тристан. Ты же знаешь, что она слишком опасна, чтобы оставить в живых.

Тристан откинул голову назад, и его смех был мягок и спокоен, как будто он находил забавным недопонимание юного некроманта.

— О, Ирви, — сказал он, в его голосе прозвучало нечто отцовское, словно он утешал неопытного ребенка. — Неужели ты думаешь, что я действую без разрешения? Церковь всегда ценила полезные ресурсы. Иногда… иногда потенциально опасные элементы стоит обратить в свою пользу, а не уничтожать.

— Ты хочешь помешать мне, — медленно, вкрадчиво произносит юноша, сжимая пальцы вокруг посоха. Дает ему еще шанс исправиться, понять свою ошибку.

Тристан шагнул в сторону Ирви, и в его движениях было нечто звериное, чересчур плавное.

— Не будь глупцом, — продолжал он, его голос был так же холоден, — ведьма может стать ценной. Она проникнет туда, куда ты никогда не сможешь. И мы будем контролировать ее каждое движение. А ты… ты станешь сильнее по-другому. Есть другие пути… которые не включают убийство тех, кто может служить нашему делу.

Ирви стоял, клокоча от ярости, его рука судорожно сжимала посох. На мгновение казалось, что он готов броситься на Тристана, чтобы утолить свою жажду власти. Но он сдержался — то ли из страха, то ли из расчета.

Инквизитор кивнул, в его глазах мелькнула тень одобрения — он был мастером манипуляций, мог управлять эмоциями других так же ловко, как и своими превращениями.

— Ладно, Ирви, — сказал он тихо, и каждое его слово казалось взвешенным и продуманным. — Я предложу тебе компромисс. Ты сможешь провести над Эстер ритуал Раскола. Ты возьмешь часть ее магии, часть того, что делает ее столь ценной для нас обоих, но ты оставишь ее в живых.

Ирви внимательно посмотрел на оборотня, пытаясь понять, где подвох. Но казалось, что компромисс будет выгоден обоим. Эстер, конечно же, не спросили. Сейчас она была не больше, чем жертвой на алтаре чужих амбиций.

Некромант, возбужденный одобрением священник, уже приступил к подготовке. Он начертал вокруг бессильно лежащего тела Эстер сложные мистические символы. Его глаза почти светились от предвкушения мощи, которую он собирался украсть. Он был как ребенок, которому позволили прикоснуться к запретному — его счастье было ярким и ядовитым.

Тристан стоял в стороне, его лицо оставалось неподвижным, но в его глазах таилось что-то непонятное, странное выражение, в котором переплелись холодный расчет и тени глубокой задумчивости. Пока Ирви, поглощенный своим темным ремеслом, сгорбился над землей, внимательно чертя последние символы ритуала, лишь глаза Инквизитора следили за юношей; он выглядел, как хищник, который терпеливо наблюдает за своей добычей.

И тогда, неожиданно и бесшумно, он вытащил из-за пояса своей белой рясы длинный кинжал с рукоятью, украшенной символами веры. Ирви не слышал ни звука, не чувствовал никакого присутствия за своей спиной до того момента, когда холодное лезвие вонзилось в его шею. Кинжал пронзил кожу, мышцы и сухожилия с леденящей точностью. Острие кинжала вышло с другой стороны, оставляя зияющую, смертельную рану.

Ирви обернулся, его глаза были полны недоумения и боли. Он пытался заговорить, но все, что смог выдавить, — это глухой хрип, когда его собственная кровь заполнила легкие.

— Инквизиция не прощает неповиновение, — произнес Тристан тихо, но его голос был неумолим, как приговор. — И уж тем более не терпит жажды выгоды и гордыни. Твои желания стали твоей петлей, Ирви.

Некромант рухнул на землю, кровь бурным потоком выливалась из раны, окрашивая мерзлую траву в темный, почти черный цвет.

Тристан обернулся к Эстер; ни сожаления, ни радости не было в его чертах — лишь удовлетворение от выполненной работы. Он знал, что сила должна быть в правильных руках, и Ирви, с его темными и детскими амбициями, никогда не мог бы стать тем, кто в итоге принес бы мир и порядок.

Глаза девушки расширились от ужаса, и она вздрогнула, когда тело юноши безжизненно обрушилось на землю. На мгновение ей показалось, что она слышит, как смерть Ирви отгремела эхом в ночи, будто с криком уходила его магия.

Но затем она почувствовала нечто неожиданное — оковы, которые держали ее магию в плену, начали рассеиваться. Заклятия, наложенные Ирви, угасали, словно огоньки, которым нечем было питаться. Эстер почувствовала, как ее силы понемногу возвращаются, хотя и были ослаблены от его предыдущих действий. Она была еще слишком истощена, чтобы попытаться использовать свою магию, но теперь у нее появилась искра надежды.

— Бедная Эстер, — начал Тристан, и его голос звучал как нежный, но мрачный мотив похоронного марша. — Как видишь, Инквизиция всегда делает то, что нужно, чтобы поддерживать порядок. Иногда это требует жертв, иногда — изменений планов.

Он присел на корточки рядом с ней, взглянул в ее глаза, исследуя ее. Эстер чувствовала, как ее силы медленно возвращаются, каждое слово Тристана давало ей драгоценное время.

— Мы могли бы использовать тебя, Эстер. Твои способности могут служить большой цели. Инквизиция нуждается в инструментах, как ты, чтобы бороться с тем, что угрожает нашему миру. Помни, что мертвые не могут служить, но те, кто живы, могут стать частью чего-то великого.

Эстер кивнула, пытаясь казаться слабее, чем она была на самом деле. Ей нужно было выиграть еще больше времени, чтобы восстановить хотя бы частичку своей могущественной магии. В ее голове начал формироваться план побега, контратаки. Она знала, что скоро придет время действовать.

— Даже забавно, что именно земли Исендора породили столько уродцев, — усмехнулся мужчина, носком сапога тыкая в остывающее тело. — Может, мы давно уже все были прокляты. Наказаны за все грехи.

Эстер мысленно сделала себе пометку: сойду с ума, стану злодейкой — не буду тратить время на философию при героях. Они же воспользуются этим, чтобы набраться сил придумать выход!..

…как она и сделала сама.

XVII. Звезда

Эстер, собрав последние остатки силы, сосредоточила свою энергию и, еще лежа на земле, выплеснула ее в Тристана. Светлый столб магии ударил по Инквизитору, словно волна, сбив его с ног. Скорость и внезапность атаки застали его врасплох; он не ожидал, что она способна на сопротивление так быстро.

Тристан рухнул на землю, его глаза вспыхнули гневом и недоумением. Эстер не желала его смерти, она стремилась только к своей свободе, только к тому, чтобы обезвредить его. Но его намерения были совсем иными.

У него способностей к магии не было, но превращение в лиса оберегало его от некоторого урона, помогало быстрее исцеляться. Опытный в ближнем бою, Тристан быстро восстановил равновесие и, с нечеловеческой ловкостью, вытащил несколько метательных ножей из скрытых под робой чехлов. Они засвистели в воздухе, стремясь найти свою цель в теле ведьмы.

Девушка создала защитный барьер, отражая боком летящие лезвия. Тристан ухмыльнулся, видя, что его обычные методы бессильны, и переключился на более грубые средства. Он подошел к телу Ирви, его руки не дрогнули, когда он забрал посох. Он поднял его, готовый использовать искусное магическое оружие, как простую дубинку.

Эстер отскочила назад, ее чары мерцали вокруг нее зыбким пламенем. Ее магия была ослаблена, но ее дух оставался непокоренным, и она не сдастся без боя.

Схватка разгоралась с новой силой. Тристан, охваченный яростью, бросился в атаку, используя все навыки и силу, которыми обладал, как оборотень. Его движения были быстры и опасны, каждый удар был направлен на Эстер, на то, чтобы раз и навсегда закончить эту битву. Целительница изо всех сил пыталась уклоняться и парировать удары, но ее магические силы истощались с каждым мгновением. Ее защитные заклинания мерцали и тускнели, а дыхание становилось все более тяжелым. Тем не менее, она не теряла надежды на спасение — она хотела жить.

В конце концов, после нескольких изощренных маневров, Тристан смог сбить Эстер с ног и прижал ее к земле, его хриплое дыхание смешивалось с ее стонами боли.

— Ты мог бы просто отпустить меня! — выдохнула Эстер, чувствуя, как кожу царапает прикосновение к холодной земле. — Есть другие пути, не все должно заканчиваться смертью!

— Твои слова… пустые разговоры, — процедил Тристан через сжатые зубы, его ярость отражалась в глазах. — Я не могу тебя отпустить. Ты угроза. И угрозы нужно устранять.

Он поднял посох, готовясь нанести последний удар, но в его движении появилась колеблющаяся нерешительность. Возможно, в самой глубине души он понимал, что убийство — это не единственный выход, что она могла быть полезна живой. Но его учение, его обязанности перед Инквизицией, его вера в то, что он делает правильное дело, подавляли в нем любые сомнения.

Эстер, воспользовавшись моментом его колебания, собрала волю в кулак и оттолкнула его, используя остатки своей энергии для магического толчка. Этот жест спасения дал ей возможность освободиться, и она откатилась в сторону, стремясь встать на ноги и вновь приготовиться к защите или к бегству.

Инквизитор, пытаясь восстановить контроль, внезапно пошатнулся, его голова отклонилась назад от удара; ему по лбу прилетело тяжелой костью, и он рухнул на землю, изумленный и ошеломленный.

Когда Тристан пытался поднять взгляд и понять, что произошло, он увидел Кейна — могучего некроманта, стоящего на краю поляны с новой костью в руке. Кейн выглядел устрашающе, в его глазах горел мрачный огонь несгибаемой воли и готовности сражаться до конца.

За Кейном, словно темная волна, подступала небольшая армия, ужасная в своем разнообразии: воины, чьи образы были искажены временем и разложением; существа, которые когда-то были людьми, но теперь были лишь тенями своего былого величия, смертельными орудиями борьбы в этом мире.

Тристан быстро оценил ситуацию. Даже его умения и силы оборотня не смогут сравниться с могуществом некроманта. Святой воин испытал редкий миг страха, но его инстинкты заставили его действовать. Он попытался подняться, чтобы сразиться или бежать, но удар по голове сделал его движения тяжелыми и неуклюжими.

Эстер, все еще ослабленная, но теперь переполненная новой волной надежды, смотрела на Кейна с смесью любви и благоговения. Ее пульс участился, когда она увидела его; он пришел за ней и что он сделает все возможное, чтобы освободить ее.

Кейн повернул голову в ее сторону, но только на мгновение. Сейчас важнее было избавиться от надоедливой лисицы.

— Отходи, Эстер, — его голос звучал как гроза, глубокий и мощный. — Я заберу тебя отсюда.

Тристан скривился, понимая, что предстоит сражение, в котором он может пасть, но его гордость и обязанности перед Инквизицией не позволили ему просто отступить. Он стоял, вооруженный лишь своими инстинктами и посохом, который теперь казался ему не более чем тростью против неминуемого гнева некроманта.

— Нужно было держать проповеди при себе, — прошипел Кейн, не скрывая жгучей ненависти.

Некромант поднял руку, и мертвые, следующие за ним, вступили в бой. Они двигались синхронно, как единое целое, наступая на Тристана со всех сторон, отвлекая его внимание и силы, в то время как сам Кейн собирал свою мощь для решающего удара.

Тристан рвался в бой с мертвецами, его кинжал молниеносно нашел сердце одного из них, но другие продолжали наступать. Они были неумолимы — лишены жизни, наполнены до краев стремлением, не боятся ни боли, ни потери конечностей. В них нет ничего, кроме жажды мести их хозяина.

Кейн сконцентрировал свою магическую силу, вызывая поток темной энергии, которая извергалась из его раскрытых ладоней. Его глаза вспыхнули светом, когда он наконец выпустил в Тристана мощный удар, который обрушился на Инквизитора с разрушительной силой.

Тристан попытался защититься, подняв посох, но было слишком поздно. Магическая волна обрушилась на него, сбивая на землю, сломив его защиту и лишая последней надежды на победу. Его тело было смято и обездвижено весом невидимой, но неодолимой силы, оставляя его беззащитным.

Эстер стояла в стороне, наблюдая за сценой с испугом и облегчением одновременно. Кейн повернулся к ней, его глаза все еще горели решимостью, но в его взгляде теперь было и облегчение. Он быстро перешагнул ослабленное тело Тристана и подошел к Эстер, готовый забрать ее из этого места битвы и привести в безопасность, в место, где они оба могли бы восстановиться.

— Что скажете, миледи? — спросил Кейн, ласковым движением убирая локон с ее измученного, грязного, но самого милого для него лица. — Пощадить мерзавца или казнить?

Один из солдат надавил на шею Инквизитора тем самым посохом так, что у мужчины глаза чуть из орбит не вылезли; чуть увеличить напор — и ему просто пробьют глотку.

Эстер замерла, сбитая с толку таким выбором. Она посмотрела на Тристана, который лежал бездвижно, его глаза полны были страха и недоумения. Она видела в них не только инквизитора, непреклонного охотника на ведьм, но и человека, который был близок к смерти. Этот момент выбора был для нее тяжелее, чем любая магическая дуэль.

С одной стороны, она могла отомстить за все страдания, которые причинил ей Инквизитор. С другой стороны, она знала, что цепь насилия порождает только новое насилие, и убийство наполовину обездвиженного врага не принесет истинного удовлетворения.

— Кейн, — начала она осторожно, но ее голос дрожал от напряжения, — я… я не знаю.

Кейн смотрел на нее и не торопил с ответом. Его мощь была в ее руках, и это дало Эстер чувство контроля, которого она так долго была лишена.

— Убийство не исправит прошлых ошибок, — продолжила она, и ее слова были тяжелы, но решительны. — Он уже обезврежен. Пусть Инквизиция узнает, что мы не стали играть по их же кровавым правилам. Пусть он уходит с жизнью, но и с позором, с поражением, которое он не сможет скрыть.

Солдат, удерживающий Тристана, посмотрел на хозяина в ожидании приказа. Граф лишь кивнул. Солдат убрал посох с шею мужчины, который всхлипнул, впуская воздух в свои воспаленные легкие.

— Сегодня твой удачный день, клериканская крыса, — сказал ему Кейн. — К тебе проявили милосердие, которого, честно, ты не достоин. Живи и помни, что был побежден. Беги и не оглядывайся, миледи может и передумать.

Тристан, с трудом дыша, понял, что ему дан шанс, хоть и сомнительный — шанс выжить. Он тут же вскочил на ноги и, не оборачиваясь, помчался прочь с треклятой поляны; его фигура быстро растворилась среди деревьев.

Только когда Инквизитор исчез, Кейн обратил внимание на тело, лежащее рядом с незавершенным магическим кругом. Он подошел ближе и осмотрел лицо мертвеца.

— Ирви… — вырвалось у него.

Тишина окутала поляну, когда Кейн, потрясенный, опустился на колени рядом с телом Ирви. Некромант смотрел на своего бывшего ученика, пытаясь понять, как талантливый молодой маг мог зайти так далеко. Но теперь Ирви лежал перед ним, побежденный, погибший смертью предателя.

Эстер стояла рядом, охваченная собственной печалью; она взглянула на Кейна и собралась с духом, чтобы рассказать ему правду.

— Кейн… — начала она, и ее голос дрожал от скорби и нерешительности. — Ирви… он пытался стать сильнее тебя. Он хотел выпить мою магию, чтобы обрести силу, которая превзошла бы даже твою.

Кейн медленно повернул голову к Эстер, его карие глаза отражали глубокую, невероятную боль.

— Он всегда жаждал могущества, — тихо проговорил граф. — Но я не мог представить, что он зайдет так далеко… что он посмеет напасть на тебя, Эстер.

Они оба молчали, потерянные в своих мыслях и чувствах. Эстер положила Кейну руку на плечо, пытаясь передать ему хоть каплю утешения.

— Мы оба знали его, как друга, но потеряли, как врага, — прошептала она, отводя взгляд от жестокого зрелища.

Некромант медленно поднялся на ноги. Смерть Ирви поразила его гораздо глубже, чем мог бы признаться самому себе. Ученик, в ком он видел такой потенциал и на которого возлагал столько надежд, стал не больше, чем эпизодом в памяти и предупреждением о том, как амбиции могут исказить душу и повести по пути предательства.

Кейну казалось, что с каждым днем мир становится все холоднее, безлюднее, бессмысленнее. Он многое потерял в своей жизни — друзей, любовь, веру в то, что добро всегда побеждает зло. И в каждой такой потере он видел отражение своих собственных недостатков, своего собственного неумения сохранить рядом дорогих ему людей.

Ирви был для Кейна не просто учеником. В его воспитании он находил надежду на обновление, возможность передать свои знания следующему поколению. В его успехах и достижениях Кейн видел отражение своей собственной жизни, словно Ирви был его сыном. Они разделяли мечты и идеалы, проводили бесконечные часы, поглощенные магическими трактатами и экспериментами. Кейн открыл перед Ирви мир, где магия и знание — это силы, способные изменить все вокруг.

Поэтому предательство оказалось таким резким и болезненным — Кейн не просто потерял ученика, он потерял часть себя, часть своей души, которую он вложил в Ирви. С каждой раной, которую он наносил врагам, он теперь чувствовал еще одну — внутри, от руки того, кого он считал семьей.

Эстер мягко подошла к Кейну, чувствуя тяжесть его скорби, как свою собственную. Она знала, что слова тут бессильны — их исцеляющая сила уступала тишине, которая говорила громче любых речей. Эстер обняла Кейна, окутав его своим теплом, давая понять, что он не один в своем горе.

Некромант, столь давно привыкший к одиночеству и маске строгого самообладания, на мгновение позволил себе открыться перед ведьмой. В его груди накопилась тоска по утраченному, но он не плакал — слезы давно иссякли.

В тепле ее объятий Кейн ощутил нечто, что было потеряно для него настолько давно, что он уже забыл, как его принимать — сострадание. Осознание того, что рядом есть кто-то, кто разделяет твой груз, кто готов стать опорой в моменты уязвимости, было для него бесценным. Это была та самая магия, которую не найдешь в древних гримуарах и заклинаниях, магия искренней близости, дарующая силу пережить утрату и продолжить жить.

Армия мертвецов, призванная графом Винтером, в это время продолжала болтаться рядом. Без приказа некроманта они упокоиться обратно не могли, а он все же был сейчас занят; вот и стояли, у кого глаза еще были — смотрел. Получается, даже после гроба не всем удается избежать неловких ситуаций.

Кейн глубоко вздохнул, не желая отстраняться.

— Миледи, — тихо спросил он, — простишь мне сентиментальность?

— Конечно, — опешила она, — о чем ты?

— Я все же хотел бы забрать тело Ирви. Похоронить в расколотом склепе… пусть он и предатель, много лет он был моим единственным близким человеком, — он осторожно отступает, чтобы посмотреть на реакцию Эстер. — Гораздо ближе Абрахама.

Девушка кивнула, нахмурившись — она ценила, что он решил, что ее голос может в этом случае иметь вес; но для нее все было более чем очевидно.

— Это твой дом и твой ученик, — она прикоснулась к лицу Кейна, чтобы мягко стереть со скулы землю. Активно, похоже, бойцов откапывал. — Не волнуйся, могилу разорять не буду.

Он усмехнулся, понимая, что большего требовать сейчас и не может. Он подхватил Эстер на руки, чтобы ей после такой битвы еще и через корни не пришлось спотыкаться; рядом с ними молчаливо двинулась мертвая процессия, которая несла Ирви. Они дошли до окраины города, где Кейн нашел извозчика, что не будет задавать вопросов — они оба сейчас выглядели, как с войны, да и ощущали себя так же. Похоронная процессия отправилась отдельно; некроманту было проще их отправить сквозь леса пешком, чем накладывать иллюзию на тело Ирви и везти его с собой.

Да и в принципе, хотелось как-нибудь… без трупа на соседней скамье проехать пару часов. Скандальное желание.

Повозка продолжала скользить по дороге, покрывая расстояние между ними и мертвыми солдатами. Эстер смотрела в окно, наблюдая за пейзажем, но ее мысли уводили ее глубже, внутрь ее самой.

Она размышляла о надежде, о том, как она изменилась в течение последних недель. Испытания, которые они прошли вместе с Кейном, сделали ее сильнее, но и лишили ее наивности и иллюзий. Она уже не верила в невероятное, в чудеса и исцеление от всех страданий. Вместо этого, она просто желала почти невероятное — отдых, спокойствие и безопасность.

Рядом с Кейном она чувствовала себя спокойнее, что было парадоксально — он, похоже, действительно притягивал неприятности. Может ли Эстер тогда себя считать неприятностью? Маленькой, взбалмошной, беловолосой проблемой.

Кейн сидел, держа ее за руку. Он чувствовал, как она дрожит от холода и усталости, магического и эмоционального истощения; его сильная, чудесная целительница в очередной раз оказалась иссушена и вымотана, не оставив энергии на саму себя. Он знал, что она нуждается в отдыхе, поэтому они должны были добраться до поместья Винтеров до наступления темноты, чтобы не продлевать ненужные беспокойные часы.

Он сжал ее руку сильнее и прижал ее к себе; Эстер опустила голову ему на плечо и скоро заснула в его объятиях. Растрогавшись, он улыбнулся и поцеловал ее в висок, и осторожно, стараясь не разбудить, сам пристроился так, чтобы провалиться в сон.

Кейн и Эстер медленно подъезжали к поместью Винтеров, ощущая некую тревогу в воздухе. Вечернее солнце погружало окрестности в глубокую тень, а зловещая атмосфера затягивала их в свои объятия. Что-то было не так. Не получалось избавиться от ощущения, что они добровольно заходят в ловушку.

Тихий ветер шептал через трещины старых стен, словно предостерегая о чем-то. Некромант и ведьма медленно поднялись по изогнутой лестнице, оглядываясь, как звери, чудом ускользнувшие от охотников, и теперь неспособные доверять родному лесу.

Эстер сжала руку Кейна, чувствуя, как страх проникает в ее кровь, отравляет тело. Глаза их обвели комнату, и внезапно они заметили фигуру, промелькнувшую в темных углах.

Кто-то был там, и он наблюдал за ними.

XVIII. Луна

— Покажись, — глухо приказал Кейн, готовый нападать и защищаться.

Он не знал, кто это может быть — казалось, уже не осталось людей, кто мог бы его снова предать, попытаться нарушить покой поместья. Тень в углу шевелилась неестественно, будто ее колыхало от сквозняка. Таинственный гость не ответил на призыв некроманта.

— Покажись, — повторил мужчина, приходя в ярость, — кто ты и зачем здесь?

Мгновение напряжение витало в воздухе, словно время остановилось, ожидая откровения. Тень сделала шаг вперед, выступая в свет, и Эстер ощутила тонкие иголки ужаса, вонзившиеся в каждую клетку ее тела.

Она видела его только в его собственных предсмертных воспоминаниях, не встречала в замке ни семейных, ни одиночных портретов; но сходство с Кейном было поразительно, те же аристократические черты лица, высокомерный взгляд, манера держаться.

Перед ними стоял Абрахам, старший брат Кейна. Точнее, то, что от его души осталось — призрак, дух, полтергейст. Он был почти похож на живого, телесного человека. Выбивалась только одна крохотная деталь — весь он был испещрен трещинами, как ваза, которую уронили дети во время игры и попытались склеить, чтобы мама не заметила. Из разрывов в мир проливалась чистая тьма, мрак посмертия, и из-за этого казалось, что обломки пытаются друг от друга отдалиться.

Абрахам медленно поднял глаза, и в их глубинах мерцали множество темных огней, словно угли, готовые сжечь все вокруг. Он не произнес ни слова, но его молчание было ответом само по себе. Брат Кейна не был здесь с миролюбивыми намерениями — вряд ли он вообще был на это способен. Во всех его чертах застыло разочарование, будто даже в посмертии ему не удавалось отдохнуть.

Кейн сделал шаг вперед, чуть загораживая собой Эстер. Открытой конфронтации пока не случилось, но рисковать он не собирался. Он не мог понять, почему его брат пробудился и вышел в мир призраком. Решил отомстить? Поделиться загробной мудростью? Просто испортить младшему жизнь?

— Зачем ты здесь?

— Меня призвали, — гулким, густым, странным тоном все же ответил призрак Абрахама. В его голосе свистел шальной кладбищенский ветер, кричали вороны, трещали, ломаясь, гробовые доски; ни за что бы эти звуки нельзя было принять за речь живого человека. — Твой ученик. Искал во мне союзника. Не додумался, что нельзя с собой на битву потащить призрака, у которого не осталось тела для привязки. Глуповат, — веско вынес вердикт он.

В груди тоскливо заныло. Эх, Ирви, Ирви… решил воспользоваться всеми инструментами ради своей грязной цели.

— Очень удивился, когда понял, что повелевать мной не может, а я тебя убивать отказался, — Абрахам сделал паузу, позволяя Кейну осознать.

Всю жизнь они провели в постоянных ссорах, склоках из-за способностей, внимания родителей, девушек. Абрахам, судя по рассказам, всегда был инициатором их семейных междоусобиц, и только после смерти осознал, что это было ошибкой.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Кейн, его голос звучал осторожно, словно он боялся услышать правду.

— Я наблюдал за тобой, Кейн. Видел каждый твой шаг. Я видел, как ты становился все сильнее, все мудрее. Ты превзошел меня в магических способностях, и я не мог не гордиться тобой. Я ошибался, борясь с тобой, но только после смерти осознал свою ошибку, понял, что все эти годы я был глуп и эгоистичен.

Как это могло произойти? Все эти годы они вели себя как соперники, как враги, и вдруг Абрахам почувствовал, что глубоко внутри него таится гордость за своего младшего брата.

— И мне понадобится ваша помощь, чтобы вернуться обратно, — Абрахам устало вздохнул, и Эстер аж дернулась от неожиданности, насколько он в этот момент был похож на Кейна. — Земли, на которых стоит наше поместье, пронизаны мрачной магией. Я все только усугубил, но началось это раньше. Замок медленно становится чем-то большим, почти своим отдельным существом. Живым. Голодным. Злобным. И в его стенах обитает множество неприкаянных душ. В его глубинах скрывается сила, которая тянет их обратно в мир живых. И если мы не остановим это, замок погрузится во тьму, его влияние распространится на окружающие земли, все, кто захоронен на нашем кладбище, восстанут.

Кейн почувствовал, как озноб пробежал по его позвоночнику. Вот почему у Эстер не получалось снять проклятие с земель вокруг замка, но выходило в отдаленных — чем ближе к сердцу скверны, тем сильнее влияние… то, что у нее вышло тогда даже ритуальный круг разрушить, уже говорило о ее невероятных способностях.

Но все же магии одной Эстер не хватит.

— Похоже, миледи, придется нам все же объединить силы, — он улыбнулся девушке, стараясь ее подбодрить.

Сейчас ведьма была уже не против союза, она доверяла Кейну, знала, на что он ради нее способен, и не боялась быть обманутой; страшнее была сама перспектива прикоснуться к мраку. Переоценить собственное благочестие, и погрузиться в темные воды с головой.

Эстер выдержала взгляд Кейна, искры решимости мерцали в ее глазах. Она кивнула, соглашаясь с неизбежностью их альянса, и в ее сердце зародилось чувство, похожее на надежду — тонкую, хрупкую, что это и есть главный прорыв в ее работе здесь. Если они справятся сейчас, то пробудить природу ей будет до смешного просто.

— Тогда не будем медлить, — она посмотрела на Абрахама. — Как нужно составить ритуал?

Призрак кивнул, принимая на себя важную роль в решении проблемы, и стал давать указания. Кейн собрал древние свитки и талисманы, оставшиеся от предков, могущественных и загадочных, каждый из которых обещал защиту или силу. Пока он метался по поместью, собирая все, не забывал ворчать под нос, что понапрятали важных артефактов, а ему рассказывать, видимо, сочли необязательным. Эстер разложила по углам зала четыре маленьких алтаря — по одному для каждого элемента: земли, воздуха, огня и воды. Они были необходимы для уравновешивания сил и создания барьера против темных энергий. Девушка двигалась, как вихрь, ее переполняла сила, каждое движение и заклинание были точны и уверенны.

Наконец, они встали друг против друга в центре зала, схватившись за руки. Их пальцы переплелись, и они почувствовали, как между ними проходит ток энергии, соединяющей их силы. Взгляды встретились, и в тот момент они оба поняли — они готовы.

— Не бойся, — тихо сказал Кейн, и Эстер уловила в его голосе теплоту. — Мы стоим на пороге неведомого, но мы вместе. И вместе мы способны на многое.

Эстер кивнула, в ее сердце уверенность боролась с тревогой. Но когда она смотрела на Кейна, ее страхи утихали. Она знала, что риски высоки, что они оба могут потерять контроль и стереть весь Исендор с лица земли. Но сомнения — это слабость, и она себе такой роскоши позволить сейчас не может.

Тьма уже начала расползаться по коридорам, она ожила, словно питаясь их страхом и неуверенностью. Тени пульсировали, почти слышно было, как они шепчут свои зловещие заклятья, желая разлучить их.

Энергия их соединенных душ пульсировала, двуцветным ореолом охватывая круг алтарей — алым и изумрудным озарилась комната. Дрогнули стены, будто под землей забилось настоящее гигантское сердце. В воздухе витали ароматы трав и смол, зажженных на алтарях.

Кейн направил поток, произнося древние слова на языке, давно ушедшем в небытие, его голос несся по залу, словно ветер, что гонит перед собой тучи. Эстер подхватила заклинания, ее голос слился с голосом Кейна, возвышаясь в гармонии сил и намерений.

Цель ритуала была проста и в то же время безгранично сложна — разорвать путы, которые связывали замок с миром мертвых, миром, чьи хладные пальцы все еще цепко держались за каждую душу древнего поместья. Чтобы восстановить баланс. Чтобы Абрахам мог найти покой.

Тени обручем окутали их, пытаясь помешать, но вихрь света от их соединенных сил отбрасывал их назад. Энергетические волны исходили от центра зала, где они стояли. Та самая нить между их сердцами зажглась, чтобы усилить единение, не позволить кругу разорваться. Кейн поморщился, ощутив, что начало жечь в груди — ожило, начало сопротивляться клеймо Гильдии. Но он не остановился, не позволил себе поддаться боли.

И вот, когда ритуал достиг апогея, все тени были отброшены, и реальность треснула, словно стекло под ударом — Кейн почувствовал, будто из земли к нему тянутся десятки рук. Это груз вековых проклятий, наследие тьмы, которое его предки оставили в замке — и теперь они требовали своего. Длинные, острые пальцы вцепились в его ноги, и начали тянуть за собой, вниз, в мир мертвых. Туда, где ему и место.

Для Эстер это выглядело, будто из символа на полу повалил черный дым, и окутал некроманта полностью, пытаясь задушить. Она попыталась прогнать мрак, но у нее не выходило: зеленые лучи ее силы огибали его, словно камень.

— Кейн, нет! — воскликнула она, ощущая, как слабеют руки некроманта.

Абрахам наконец принял свое последнее решение. Он медленно вступил в круг, который еще дышал отголосками ритуала. Рукой он коснулся плеча некроманта, и в этот момент мир замер.

— Будем квиты, братец, — произнес Абрахам тихим, но твердым голосом. В его глазах отражалось вечное спокойствие человека, который принял свою судьбу.

Кейн повернулся, чтобы взглянуть на своего старшего брата, в глазах его застыли слезы, которые он не мог сдержать. Все невысказанные слова, все прожитые моменты вместе мелькнули перед его глазами.

Абрахам встретился взглядом с Эстер. В том взгляде было прощение и умиротворение. Он был готов забрать на себя мрак предков, чтобы спасти своего брата и дать ему шанс на новую жизнь.

— Попроси за меня прощения у Евы.

Тени, словно услышав его слова, отступили от Кейна и обернулись вокруг Абрахама, впитывая его сущность. Голоса зашептали, что уничтожат его душу, и он улыбнулся — для него это было сродни искуплению. Мрак сгустился, Абрахам начал слабеть, его тело становилось все более прозрачным.

Трещины, из которых сочилась тьма его неспасенной души, расширились, и призрак разлетелся кусками цветного стекла по замку; медленно они растворились в воздухе, не оставив после себя даже воспоминания.

Кейн упал на колени, ощущая, как тяжесть невыразимой утраты давит на его плечи — жертвы, за которую он будет вечно благодарен. Эстер обняла его, разделяя его боль, и в тишине ночного замка, теперь свободного от теней, они остались вдвоем, чтобы встретить новый день — день новой жизни, освобожденной от мрака прошлого.

***

Свет первых звезд озарял небо, когда Эстер и Кейн, уставшие, но спокойные после окончания ритуала, спустились на ступени, ведущие к величественным дверям замка. Они сидели бок о бок, плечами касаясь друг друга, ища поддержки после пережитых испытаний.

В воздухе все еще витало ощущение магии, но теперь она была другой — светлой, мягкой, наполняющей мир вокруг силой жизни.

— Вот это я понимаю, день выдался, — заметила Эстер, улыбаясь, и изучая звезды над головой. — Ты даже не представляешь, насколько я сейчас хочу крепкого чая.

— Чая? — Кейн чуть поднял бровь. — Я бы подумал, что после такого события тебе захочется чего-нибудь покрепче.

— Ничего серьезнее отвара ромашки, — с усмешкой ответила она. — Оставьте свои пороки при себе, мистер некромант, и не пытайтесь соблазнить светлую скандальными предложениями.

— Соблазны я предпочитаю поинтереснее, это верно, — он ухмыльнулся, и Эстер даже чуть покраснела. Как и подобает леди. — Надо заняться Принцем, собрать его обратно. Грустно как-то без его скрипучей морды в замке… Ирви похоронить. Закончить миссию по возвращению весны в Исендор… столько планов, а. И ни одного приятного.

Он грустно усмехнулся, оперся ладонями чуть позади, и отклонился, запрокидывая голову.

— Так странно осознавать, что Абрахам поменялся уже после смерти. Может, еще не все потеряно, и у меня тоже есть шанс нормальным человеком.

— Постарайся с этим успеть при жизни, пожалуйста. Хотя бы это не откладывай, — поддела его Эстер.

— Да уж… поторопиться нужно, — он нахмурился, и немного помолчал, задумчиво покусывая губы. — Примешь у меня исповедь, миледи? Ты же без пяти минут была святая воительница, зачтется?

Он говорил это полушутя, но Эстер почувствовала, как он невольно напрягся.

— Я слушаю, Кейн. Можешь мне доверять.

— Знаю, — выдохнул он. — Большую часть истории ты уже слышала. Абрахам обручился с Сереной, она стала частой гостьей в замке… любил ее страшно. Любовь некроманта хуже стихийного бедствия, и Серену зажало между вулканом и цунами. Моего интереса она тоже не отвергала — сейчас понимаю, что ей было просто приятно внимание сразу от двух братьев, скандальная ситуация, Серена такое обожала. Я даже не задумывался, что это как-то неправильно, думал, пусть сама выбирает… она и выбрала. Меня.

В его голосе не было уже ни капли самодовольства, только усталая хрипотца.

— Абрахам нас застал, и был просто в бешенстве — в общем-то, справедливо. Серену он не тронул, а вот меня чуть не убил — причем не магией даже, а просто врукопашную, так это его задело. А я как раз отбиваться стал заклятиями, чтобы получить легкую победу… идиот.

Кейн снова сделал небольшую паузу, переводя дух, возвращаясь к делам лет минувших.

— И Абрахам ответил. Начал громить все вокруг, метал такие проклятия, что не в каждом гримуаре отыщешь. В конце концов, он буквально взорвался энергией — мы с Сереной щиты выставили. Только никто не заметил сквозь все крики и вспышки, что на шум пришла Ева, — его голос дрогнул, — ей было всего семь. Магии в ней не было ни на долю. Она не могла защититься.

Перед глазами у Эстер снова встал тот образ из подземелья: детское тело, обернутое саваном. Абрахам своим, темным способом пытался искупить грехи. Исправить страшную ошибку.

У целительницы в груди застыл осколок льда. Эта небольшая, страшная деталь многое проясняла. То, в каком порядке было приказано содержать ее комнату, как после неудавшегося ритуала не закрывали больше двери склепа, как легко Кейн говорил о своей вражде с братом… как он удивился, когда тот решил его защитить.

— Ну, и дальше все понятно. Не было никакой свадьбы, никакой счастливой черно-чистокровной семьи. Серена убежала под защиту Гильдии, параноила, что мы придем за ней, отомстить. А мстить мы стали друг другу, — только сейчас некромант выпрямился, и повернул голову обратно к Эстер. — Потом уже он совсем от вины сломался, дальше ты знаешь. Ритуал. Неудачное воскрешение. Мрак и безнадежность. Вот такая веселая история.

Обхохочешься; увидев, с каким беспокойством на него смотрит Эстер, Кейн мягко улыбнулся и решил разрядить обстановку. Скорбеть уже поздно — мертвым это неинтересно, а живым портит настроение.

— Отпускаешь грех-то, миледи?

— Какой? — хрипло спросила она, пораженная рассказом. — Не ты ведь… Абрахам…

— Прелюбодеяние, миледи. Убийства и вовсе в списке смертных грехов нет, — поправил он ее. — Можешь еще уныние и гнев туда добавить, чтобы сразу букетиком.

— А гордыня?

— Грешен, — согласился Кейн, и театрально сложил руки в молитвенном жесте. — Смилуешься?

Эстер фыркнула, щелкнула пальцами — с них сорвался зеленый огонь, и со снопом искр врезался Кейну в лоб; тот отпрянул, на секунду ошарашенный.

— Нападают! — возмущенно вскрикнул он.

Девушка его шутливо толкнула в плечо. Посмеявшись, она все равно чуть погрустнела, понимая, насколько тяжелую историю слышала сейчас.

— Спасибо, что поделился со мной этим, — тихо сказала она. — Теперь, когда тьма отступила, мы можем начать все заново. С чистого листа. С весны.

Кейн крепко сжал ее руку в знак благодарности, и они оба знали, что, несмотря на все насмешки и подколы, они нашли в друг друге не просто союзника, но и верного друга, спутника и близкого человека.

Дать имя этому чувству все еще боялись.

XIX. Солнце

Туман, который сковывал земли Исендора, начал рассеиваться, отступая под натиском утреннего солнца. Подобно тонкой серебристой пелене, он медленно поднимался над лесами и полями, освобождая путь для лучей, желанных и животворящих.

Эстер и Кейн стояли на высокой башне замка, их взгляды были устремлены вдаль, туда, где когда-то мрак сжимал земли холодными, беспощадными когтями. Теперь же перед их глазами раскрывалась картина возрождения — земли Исендора оживали, возвращаясь к своему естественному зеленому великолепию.

В тенистых черных лесах, где деревья стояли как стражи древних тайн, начали пробиваться первые всходы новой жизни. Темные, почти черные листья начинали сменять свой оттенок на более светлый, насыщенный зеленый, словно краски мира вновь нашли свою палитру. Солнечный свет, проникая сквозь кроны, рисовал на земле сложные узоры, а тепло, казалось, пробуждало все вокруг, призывало к новому дню. Почки, зажатые в бутоне страха и мрака, раскрывались, даря миру свои яркие, дивные цвета. Розы, лилии, георгины, и даже скромные васильки — все они тянулись к ласковым лучам, окрашивая земли Исендора калейдоскопом оттенков. Выросли даже подсолнухи — Кейн готов был поклясться, что их там никогда не было.

Рядом с замком, в тенистых садах, деревья, еще недавно совсем безжизненные, вновь наполнились силой. Цветущие вишни и яблони сотворили над землей розово-белые облака, ароматы которых несли в себе обещание плодородия и изобилия. Ветки, некогда гнущиеся под тяжестью тоски, теперь изгибались под весом бутонов и цветов.

Воздух, пропитанный ароматами цветения и свежести, нес с собой песни птиц и шепот ручьев, которые, очистившись, вновь звонко журчали, пробираясь сквозь зеленеющие луга.

Эстер и Кейн стояли молча, наблюдая за этим чудом. Их сердца были полны гордости и облегчения за то, что их действия вернули миру его естественную красоту. Их магия, их битва не была напрасной. Она вернула жизнь не только замку, но и всему, что окружало его.

— Надо же, какая прелесть, — тихо произнесла Эстер, ее голос был полон восхищения, — как все изменилось.

— Да, — ответил он, в его голосе откликалось то же самое чувство, — это действительно новое начало для Исендора. И для нас тоже.

Так же, как первые лучи весеннего солнца пробиваются сквозь затяжную зиму, мороз и страх отступали от сердец Эстер и Кейна. Как весна, пробуждающая землю ото сна, их чувства начали оживать, нежно и постепенно. Вспоминая о силе совместного ритуала, они с удивлением обнаруживали, что их доверие друг к другу расцвело, словно те самые подсолнухи, что теперь сияли яркими красками в саду под окнами.

Стоя на башне и глядя на оживший пейзаж, Эстер ощутила, как граф нежно взял ее руку в свою. Его прикосновение было легким, как весенний ветерок, что игриво колышет молодые листья на деревьях.

— Ты чувствуешь это? — прошептал он с хитрецой в голосе.

— Что именно? — ответила она, не смея вернуть ему сейчас взгляда.

— Весну, — сказал Кейн, лукаво улыбаясь. — Мы все так долго ее ждали.

Мимолетный взгляд, теплое прикосновение, деликатная улыбка — все это были маленькие жесты, но они говорили о многом. Они находили утешение друг в друге, их смех звучал ярче, чем когда-либо, рассеивая последние тени прошлого, которые могли скрываться в углах их сердец.

Вечером они вместе прошли по саду, чьи деревья цвели нежным цветом, окутывая их волшебным ароматом и обещанием новой жизни. Они остановились у фонтана, вода в котором сверкала под лунным светом, как драгоценные камни. Кейн осторожно поцеловал Эстер руку — жест, полный почтения и восхищения.

— Эстер, — начал он, — ты прибыла в Исендор с целью, и ты ее выполнила. Проклятие снято. Ты вольна… отправляться домой, если пожелаешь.

Он старался скрыть свои эмоции, маскируя беспокойство легким тоном. Кейн не смотрел на нее, словно боясь встретить взгляд Эстер. Он пытался самого себя убедить, что с благодарностью примет любой ответ. У него не получалось.

Ведьма легко пожала плечами.

— Да, Кейн, я свободна уехать. Передо мной весь мир открыт, — сказала она медленно, взвешивая каждое слово. — Но ты знаешь, иногда мы находим свой дом там, где не ожидали. Даже если в этом доме не хватает света.

Девушка улыбнулась, донельзя довольная собственной маленькой шуткой.

Ее слова растворили напряжение в воздухе, и Кейн почувствовал, как из его груди уходит тяжесть.

— Тогда… останься, пожалуйста, — сказал он, голос его был едва слышен, но полон искренности.

— Хорошо, — она преувеличенно-самоуверенно вздернула подбородок, — но у меня есть несколько условий.

— Надо же. Я весь внимание.

— Ты поедешь со мной в Флистан, — коварно прищурилась ведьма. — Будешь убеждать моих родных отдать их светлейшую Эстер в зубы страшного черного мага. Без угроз. Подкупать можно, подкупать приветствуется.

Кейн, услышав это, не мог сдержать усмешки, которая разыгралась на его губах.

— Хорошо, миледи, — ответил он, надменно подражая ее саркастическому тону. — Я принимаю ваше условие. Мне будет честью съездить с вами в Флистан и попытаться убедить вашу семью в моих… — он сделал паузу, с трудом подбирая слова, — скромных достоинствах.

Его глаза сияли, и он уже представлял себе это путешествие, как новое приключение, которое они предпримут вместе. Эстер улыбалась, чувствуя, как наконец-то может подшутить над фасадом всесильного мага, который Кейн пытался поддерживать.

— О, это будет весело, — ее глаза вспыхнули озорством. — Вы должны быть готовы к тому, что моя семья — не так проста, как может показаться изначально. Они могут поставить вас в тупик своими странными привычками и обычаями. И убедить их в чем-либо… — она сделала драматическую паузу, — требуется искусство.