Дворец Грез

3 В тюрьме

– Ну чего они так долго? – мяукнул Элдвин. – Не понимаю, почему мы всё еще здесь.

Уже несколько часов фамильяры сидели под арестом. Элдвин бессмысленно таращился на тюремную решетку, а она тускло светилась, словно говоря: и не надейся на свою магию, дружок. Ни еды, ни воды им не приносили. И снаружи не поступало ни малейшего намека на то, какова будет их судьба.

– Нам надо быть там, – вещала Скайлар, угнездившись на выступающем из стены кирпиче. – Я перелопатила просто кучу фолиантов о том, как обезвреживать некромантские чары. Чем дольше мы сидим под замком, тем сильнее действует заклятие. И уже скоро станет слишком поздно.

– Давайте не будем горячиться, ребята, – с отчаянием в голосе проговорил Гилберт. – Пока мы тут беседуем, королева уже, может быть, пришла в себя. А у Урбо просто пока не выдалась минутка, чтобы освободить нас.

– Вот узнаю, кто это сделал, собственными крыльями вздерну предателя, – свирепо прочирикала Скайлар.

– Вздернешь? – прохрипел Гилберт. – В смысле, вот как с предателями поступают? – Он пропрыгал к решетке и завопил во всю мочь: – Мы невиновны! Мы ничего не сделали!

– Не встречал заключенных, которые не твердили бы о своей невиновности, – произнес чей-то голос из темноты.

Элдвин всмотрелся внимательнее. Это говорил бородавочник из камеры напротив. Он выглядел бледным и истощенным, но клыки его были по-прежнему остры.

– Но мы-то на самом деле невиновны, – уточнил Элдвин.

– Так ведь и я не желал зла Лоранелле, – отозвался бородавочник, показывая лапу с вытравленным додекагоном – двенадцатиугольником с пятиконечной звездой в центре. Это был знак верности Паксахаре, ведьме-зайчихе, которая замышляла подчинить себе королевство. – Я лишь пытался спасти нашу землю от людей-поработителей. Хорошо, что теперь вы на нашей стороне.

– Так это все из-за тебя? – вскинулась Скайлар.

Бородавочник ухмыльнулся и отшатнулся назад, в темноту.

Послышался шум открывающейся тюремной двери. Издалека донеслись чьи-то шаги, и вскоре появился болка-дур – создание, похожее на тролля, с зеленой бородавчатой кожей и хоботом. На ошейнике у него болтались ключи. Рядом с тюремщиком шествовал Урбо, впереди по воздуху плыл факел. Замыкали процессию три бесстрастные фигуры, закутанные в багряные мантии. Это были правдоимцы, дознаватели из королевской стражи. Каждый из них по пути снял со стены клетку.

Болка-дур отпер камеру фамильяров, и вся компания вошла внутрь.

– Галатея приказала допросить каждого из вас, – холодно сообщил Урбо, стараясь не встречаться взглядом ни с кем из Троих. – И допрашивать буду не я. Правдоимцев ради вас подняли с постели среди ночи.

– Урбо, – взмолился Элдвин, – ты же знаешь, мы не способны на подобное. Поверь нам, пожалуйста.

– Мое сердце готово поверить вам, – вздохнул Урбо. – Но мои глаза убеждают меня не делать этого.

Глаза убеждают… Что он такого мог видеть? О чем вообще речь?

Урбо знаком приказал Элдвину, Скайлар и Гилберту выйти из камеры. Правдоимцы посадили каждого в отдельную клетку, накрепко заперли и куда-то понесли. Через узкую прорезь в клетке Элдвин видел, как все прочие обитатели темницы провожают взглядом его и его друзей. Огненные змеи, росомахи и худшие представители рода человеческого.

– Не дай им сломить тебя, брат, – рыкнула одна из росомах.

– И не вздумай вымаливать прощение, – добавила огненная змея. – Ты просто сделал то, что мечтал сделать каждый из нас.

Все эти негодяи считали его своим! У Элдвина от одной этой мысли шерсть встала дыбом. Ну да, раньше он тоже был на лапу нечист и таскал еду на улицах Бриджтауэра. Но даже тогда он воровал, только чтобы прокормиться. Он никого не ранил и не убивал. А потом все изменилось. Джек выбрал его своим фамильяром, и оказалось, что Элдвин – один из Троих, кому судьбой назначено спасти королевство. Он сделался частью чего-то большего, ему теперь есть чем гордиться. Был ободранным котом-беспризорником, стал героем. И в прошлую жизнь возвращаться ему как-то не хочется.

Правдоимцы остановились у дверей темницы, ожидая, пока болка-дур выпустит их и Урбо. Выйдя из тюрьмы, они двинулись запретными проходами, куда обитатели дворца обычно не заглядывали. Элдвин даже краем глаза заметил мелькнувшую стальную дверь королевской сокровищницы – она полыхнула им вслед пламенем. Через несколько ступеней правдоимец Элдвина внезапно свернул и понес кота куда-то прочь от Гилберта и Скайлар.

– Эй, куда вы меня тащите? – возмутился Элдвин. – Почему я не с ними?

Ему никто не ответил.

Клетку водрузили на стол и отперли. Мэйденмирский кот вышел наружу, потянулся и огляделся. Он был в совсем простой и пустой комнате со стенами из алебастра, мягкими на вид, – как в погребе у Кальстаффа.

Правдоимец уселся в кресло напротив Элдвина и откинул капюшон. Оказалось, что это темнокожая женщина. Она смотрела на кота без всякого выражения.

– Спроси меня о чем-нибудь, – сказал ей Элдвин. – Мне нечего скрывать.

– Не я буду задавать тебе вопросы, – отозвалась женщина, – а мой фамильяр.

Откуда-то из складок ее мантии выпуталась крошечная обезьянка-долгопят. У карманного зверька были длинные тонкие пальчики и хвост, раза в три длиннее его самого. Глазищи в полголовы словно заглядывали Элдвину прямо в душу.

– До чего волнительно повстречать кота из Пророчества, – произнес долгопят. – Вот уж сюрприз так сюрприз. Особенно с учетом нынешних обстоятельств.

– Все твои улики, какими бы они ни были, – сплошь подлог.

Элдвин смотрел прямо в огромные, навыкате глаза долгопята. Он попытался прочитать мысли своего дознавателя, однако у того сознание было подернуто серым туманом. Скорее всего, какая-то магическая защита от вмешательства извне.

– Ты когда-нибудь был членом Ноктонати? – спросил долгопят.

– Нет. Никогда.

– А с кем-нибудь из Ноктонати ты связан?

– Это ты к чему? – огрызнулся Элдвин.

– Значит, связан. – Долгопят не сводил с Элдвина пытливого взгляда. – Ты имел дело с полынью? Отголосками эха? Лапчаткой обыкновенной?

– Не знаю. Я не запоминаю все ингредиенты, которые мне попадаются.

– А с черным лишайником ты знаком? С зубами тарантула? С упырьей желчью? Я могу продолжить список.

– Даже не сомневаюсь, – ответил Элдвин. – Только никак не пойму, к чему ты клонишь.

– Все это нашли в твоей комнате, – пояснил долгопят. – Вместе с «Оккультной книгой» Виверна и Черепа.

– Очень странно. Значит, мне все это подбросили, – пожал плечами Элдвин. – По-моему, вполне логично. Замышляй я что-то против королевы, уж точно не стал бы раскидывать улики прямо по собственной комнате.

– А, так, значит, ты что-то против нее замышлял?

– Ты просто перевираешь мои слова, – ответил Элдвин. – Ничего я не замышлял.

– А кто придумал отправиться в логово Агдалины? – осведомился долгопят.

– Да это уж сколько месяцев назад было… – Элдвин на мгновение задумался. – Скайлар, наверное.

– Хм. Очень интересно. А ее чародейский экзамен? Напомни: куда она путешествовала?

– В утраченный ксилойон Хортеуса Эбекенезера.

– Да-да, легендарный сад, полный запретных ингредиентов… – Долгопят сделал паузу. – Ты когда-нибудь сомневался в твоем преданном друге Скайлар?

Элдвин молчал. Потому что – да, сомневался.

– Тебе не казалось, что она может напасть на кого-то из твоих близких?

Казалось.

– Значит, да, – заключил дознаватель.

– Но я тогда был не прав, – слабо запротестовал Элдвин. – Я неверно истолковал одно из Гилбертовых видений. Я зря сомневался в Скайлар.

– А может, и не зря.

– Ты закончил? – нетерпеливо спросил Элдвин.

– Что ты, я едва начал. Давай-ка побеседуем о тебе. Осиротел котенком. Затем долгая уличная жизнь. Воровство и драки. Торговцы рыбой и курятиной даже награды за твою голову назначали. Считали тебя врагом номер один.

– И в чем вопрос?

– Никогда не скучал по прошлой преступной жизни? – спросил долгопят.

– Нет, – твердо ответил Элдвин. – Ни минуты. Я воровал только из нужды. Чтобы прокормиться. Чтобы выжить. И в этом все дело.

– Кто был преступником, им и остается, – вкрадчиво произнес долгопят. – А вот еще кое-что. Мальверн. Один из главных сообщников Паксахары. И твой дядя.

– Мальверн предал меня и мою семью. С чего мне быть его приспешником? Ведь он пал от моих лап. Разве это не доказательство?

– То есть ты признаешь себя убийцей?

– Я защищался.

– Так или иначе, ты способен убивать, – подытожил долгопят.

Элдвину все труднее было сохранять спокойствие. Все происходящее ему решительно не нравилось. Попытаться выцарапать долгопяту глазищи? Только хуже будет. И Элдвин постарался унять гнев.

– Ты ни слова не сказал о королеве Лоранелле, – мяукнул кот. – Как она себя чувствует?

– Хочешь знать, справились ли ты и твои дружки со своей работой?

– Пожалуйста, – попросил Элдвин, – пожалуйста, скажи, что с ней все хорошо.

– Ее лечат лучшие целители Огромии. Пока им удается удерживать ее в Странствии, между этой жизнью и Завтрашней.

Облегчение волной накатило на Элдвина, и он выдохнул.

Его неприятности – это пустяки, главное, что королева жива.

Скрипнула дверь, и на пороге возникла другая правдоимица в багряной мантии. Она приблизилась к женщине, сидевшей напротив Элдвина, что-то прошептала ей на ухо и удалилась так же стремительно, как вошла.

– Гилберт сознался, – объявила дознавательница. – Можно прекратить допрос.

– Это неправда, – замотал головой Элдвин. – Я вам не верю.

– Возможно, он совестливее тебя, – заметил долгопят.

– Нет. Вы просто его запутали. Или вообще обманули. Ему не в чем сознаваться, потому что мы ничего не сделали!

– Это расскажи кому другому, – хмыкнул долгопят. – Для тех, кто с нами сотрудничает, наказание мягче. А для тех, кто упорствует в сокрытии истины, суровее.

Ну уж нет. Не на того напали. Бродячий кот нипочем не сознается в том, чего не совершал, – пусть хоть все огнем горит. У него, питомца улиц Бриджтауэра, ничего не осталось – только достоинство. И уж его-то он сохранит любой ценой.

– Я невиновен, – просто сказал Элдвин. – Мы все невиновны.

Долгопят многозначительно переглянулся со своей верной.

– Назад в клетку, кот, – приказала правдоимица.

Элдвин вернулся в металлическую переноску. Долгопят юркнул в мантию дознавательницы, та закрыла клетку и сняла ее со стола.

У двери ее поджидал болка-дур. Он живо пробежал коротенькими пальцами по ожерелью из ключей, выискал нужный и вставил в скважину. Миновав дверь, правдоимица подвела Элдвина к его камере. Болка-дур снова зашарил по ключам на шее и отпер ему одному подвластную дверь. Гилберт уже сидел внутри.

Дверь Элдвиновой клетки открыли, чтобы он мог составить компанию Гилберту. Правдоимица удалилась. Лягух сидел в углу, насмерть перепуганный.

– Они сказали, у них улики, Элдвин, – хрипло заквакал он. – Ингредиенты и записи со всякими наговорами и описанием наших планов.

– Кто-то определенно хочет свалить на нас всю вину, – задумчиво отозвался Элдвин. – Но кто – вот вопрос.

– Дворцовый повар точит на меня зуб с тех самых пор, как я обругал его похлебку из жуков.

– Да нет, тут должно быть что-то позаковыристее, – пробормотал Элдвин.

Кот лихорадочно перебирал в уме всех возможных недоброжелателей. Кто это мог быть? Кто-то из незнакомцев на празднике? Ведь еще полно непойманных приспешников Паксахары из числа животных. Да и многие люди так и не смирились с решением Лоранеллы сделать Галатею своей соправительницей. В общем, кандидатов в злоумышленники полным-полно.

И вдруг Элдвин заметил что-то необычное. На каменном полу камеры одна за другой проступали буквы. Элдвин сперва подумал, это слизняки-невидимки оставляют следы. Хотя с чего бы слизнякам выписывать буквы? И почему-то эти буквы разбросаны как попало. Вот появились Г, Е, Ы, и дальше дело пошло быстрее. Слева от Г возникла Р, потом О. Рядом с Ы проступила В, дальше М и А. Стоп, кажется, они складываются в слово! Вот это слово проступило целиком. Правда, какое-то оно вышло странное и очень уж длинное: УИНМАКЕЫВОЗОРГ.

– Гилберт, ты только погляди! – позвал Элдвин.

Лягух припрыгал к Элдвину и уставился на буквы.

– Уинм… Тьфу, язык сломаешь! – в сердцах квакнул Гилберт. – Что за белиберда? Вообще ни о чем не говорит.

– Вот и мне тоже, – кивнул Элдвин.

– В смысле, это не ты делаешь телекинезом?

– Да нет же!

В пыли и копоти проступали новые буквы. Элдвин с Гилбертом просто сидели и смотрели, как они складываются в слова. Элдвин прочел вслух то, что получилось:

– АНЕДРОУ АНОСПМОТ УИНМАКЕЫВОЗОРГ. Наверное, это какое-то послание для нас.

– Но от кого? – спросил Гилберт.

– Понятия не имею. От другого заключенного, или призрака из Завтрашней Жизни, или от самого дворца… Может быть от кого угодно.

– Кто бы ни написал это, он, наверное, считает, что мы разберем его абракадабру, – фыркнул лягух. – Так-то смысла тут ноль.

В коридоре появилась правдоимица с клеткой в руках. Болка-дур открыл дверь камеры. Скайлар, выпорхнув из клетки, влетела внутрь и снова уселась на выступавший из стены кирпич. Тюремщик захлопнул и запер дверь камеры, а затем двинулся следом за правдоимицей к выходу. У самых дверей она повесила клетку на стену, и после этого болка-дур выпустил ее наружу.

– Ты как? – спросил Элдвин у Скайлар. Сойка молчала.

– Ты как раз вовремя, между прочим, – продолжил кот. – Кажется, тут кто-то пытается нам что-то сказать.

Но сойка по-прежнему не издала ни звука.

– Ну же, Скайлар, посмотри, что тут, на полу, – уже слегка нетерпеливо мяукнул Элдвин. – Здесь надпись на каком-то чужом языке.

– Да что это с ней? – вмешался Гилберт.

Прямо у них на глазах сойка исчезла.

Не успели Элдвин с Гилбертом сообразить, что к чему, как Скайлар вылетела из клетки на стене и закружилась возле двери камеры. Значит, сойка просто провела их! Затейливая получилась иллюзия. А настоящая Скайлар все это время сидела в клетке.

– Нам надо спешить, – сказала она. – Тюремщик скоро вернется.

– А как ты собираешься нас вытащить? – осведомился Гилберт. – Единственный ключ-то у тюремщика.

– Не единственный, – пробормотала сойка. Скайлар взметнула крылья и устремила взгляд на скважину.

– Что ты делаешь? – удивился Элдвин.

– Помните, что сделала Хепзиба в Животском каньоне? – ответила Скайлар. – Самые могущественные птицы из Подгорья могут творить иллюзии такой силы, что они на миг становятся осязаемыми.

– Но, помнится, там что-то было насчет пятиперых мастеров иллюзий, разве нет? – уточнил Гилберт.

– Так я же тренировалась. А теперь тихо – мне нужно найти точку равновесия.

Скайлар сосредоточилась, и ключ начал обретать форму. Элдвин глазам своим не верил. Ключ вставился в скважину и повернулся. Дверь камеры распахнулась.

– Погоди, – сказал Элдвин. – Пока мы не ушли, нам надо тебе кое-что показать. Послание на полу нашей камеры. Оно просто появилось из ниоткуда.

Скайлар опустила взгляд и прочитала вслух странные слова.

– Все, уходим, – скомандовала она. – Я запомнила послание. Потом расшифруем, а сейчас бегом отсюда.

И троица понеслась к наружной двери. А все остальные обитатели темницы приникли к решеткам камер и устроили невообразимый галдеж.

– Выпустите и нас! – вопил беззубый дядька с оспинами на лице.

– Мне тут не место! – вторил ему эльфийский пират.

– Я вам пригожусь, – шипела огненная змея. Прутья в решетке ее камеры были очень плотно пригнаны друг к другу, чтобы пленница не ускользнула.

– Ты же не уйдешь без нас, правда, брат? – взывала к Элдвину росомаха.

– Никакой я тебе не брат, – огрызнулся кот.

Фамильяры были уже на полпути к спасительной двери, как в нее вломился болка-дур, размахивая утыканной шипами дубинкой.

– А ну заткнули рыла! – взревел тюремщик, лупя дубинкой по прутьям ближайших решеток. Взгляд его упал на бегущих сломя голову прямо к нему Элдвина, Скайлар и Гилберта. – А вы тут откуда? Быть того не может!

Он швырнул свою шипастую дубинку, словно топор. Элдвин силой мысли поймал ее в полете и запустил назад, в тюремщика. Дубинка влетела боевым концом болка-дуру прямехонько в лоб. Тюремщик рухнул без чувств, треснувшись головой о решетку одной из камер.

Распахнутая дверь, казалось, обещала скорое спасение, однако не тут-то было. Из-за решетки высунулась морщинистая рука, и ведьма длинным ногтем подцепила застежку на кожаном ошейнике болка-дура. Стянув с шеи тюремщика связку ключей, ведьма отперла свою камеру.

Почуяв вкус свободы, ведьма подбросила связку в воздух и нараспев проверещала:

– Отебрит всечни двере!

И только она произнесла заклинание, ключи сорвались с цепочки, разлетелись в стороны, и каждый устремился к своему замку. А потом все они разом повернулись в скважинах, и освобожденные пленники толпой повалили в коридор. И конечно же, ярость этой толпы немедленно обратилась против бесчувственного болка-дура.

Элдвин замер у двери.

– Скорее, – поторопила Скайлар. – Медлить нельзя. Бежим!

Но не мог же Элдвин вот так бросить тюремщика на растерзание заключенным! Он нашарил взглядом дубинку и, вскинув ее в воздух, завертел вокруг болка-дура, отгоняя нападавших.

Скайлар и Гилберт неохотно принялись помогать.

Внезапно в открытую дверь вбежал десяток стражников. Заключенным тут же стало не до жертвы. Элдвин-то видел, как Скайлар держит крыло, – никакой стражи на самом деле и в помине не было. Он сосредоточился на болка-дуре и, мучительно напрягаясь, поволок его по полу.

В темнице царил полнейший хаос. Ведьма пускала молнии из кончиков пальцев, огненная змея пылала. Элдвин едва не напоролся на клык бородавочника.

Фамильяры тащили болка-дура вслед за собой к открытой двери. Эльфийский пират попытался было проскочить следом, но Гилберт подпрыгнул и ударил его, и тот, пошатываясь, отступил. Элдвин телекинезом захлопнул дверь и для верности грохнул вниз решетку. Болкадура, так и не пришедшего в себя, оставили лежать под дверью, а троица отправилась дальше.

Из темницы они успешно сбежали, но теперь им предстояло выбраться незамеченными из дворца и из города. В мгновение ока фамильяры из героев превратились в изгоев.

Трое из Пророчества стали беглыми преступниками.