Две недели и дальше. Берегите бороду. [Книга первая]

Глава 10

– Ааронн, пожалуйста, ну, прошу тебя, оставь меня в покое. Я устала, я спать хочу, а мне еще дежурить под утро.

– Иефа, это нужно не только тебе. Если я выясню, как тебе удалось поднять Зулина на ноги, у нас в отряде станет на одного целителя больше. Сосредоточься. Итак, ты взяла ноту. Это какая-то конкретная нота, или первая попавшаяся?

– Я не знаю.

– Хорошо, будем пробовать. Давай, сконцентрируйся. Нота. Хорошо. Устанавливай связь. Голос. Иефа, что ты делаешь?! Иефа! Иефа, очнись!

– Нечисть, нечисть!

– Чертов эльф, твои штучки?!

– Стив успокойся, не кричи!

– На кой ляд вы болотные огни наколдовали?!

– Зулин, тише, вы ее испугаете!

– Да выведи ты ее из транса, а то на лагерь скоро упыри полезут!

– Может, лютню сломать?

– Иефа, ты меня слышишь? Иефа! Очнись!

– Я слышу. Он хочет сломать мою лютню.

– Иефа!

– Аааааа! Яйца Мораддиновы!

– Иефа, очнись! Прекрати, что ты делаешь?!

– Я ничего не вижу! Ведьма недоделанная, полукровка чертова! Я ослеп!

– Стив, заткнись, прозреешь минут через десять. Надо вывести ее…

– Он хочет сломать мою лютню.

– Иефа!!!

– Элена!!!

– Он хотел сломать мою лютню!

– Это не важно, что он хотел сделать, он живой человек, так нельзя!

– Я никому не позволю себя обижать, и тебя обижать не позволю тоже. Я им всем покажу! Ты меня научишь огневики метать, научишь, правда?

– Нет! Ты жестокая и злая соплячка! Я очень жалею, что вообще открыл тебе свой секрет! Ты не умеешь сдерживать свои чувства, ты взбалмошная, легкомысленная, недальновидная, глупая и…

– Ну, братик, ну, миленький, ну что ты ругаешься. Я же знаю, ты это все не серьезно. На самом деле ты так не думаешь?

– Элена, повторяю, то, что ты сделала – это не просто глупый и жестокий поступок. Это преступление, понимаешь?

– Он хотел сломать мою лютню, как ты не понимаешь?! Он протягивал ко мне свои жирные ручищи, он бы и меня сломал пополам, если бы успел! Я защищалась!

– Элена, запомни, ни одна лютня не стоит человеческой жизни!

– Братец, запомни, ни одна человеческая жизнь не стоит моей лютни. Никто не смеет нас обижать. Потому что мы – не такие, как все.

– Элена… Что за ужасные вещи ты говоришь… Тебе всего одиннадцать! Ты еще мала для такой гордыни!

– Мала? Братец, когда ты впервые показал мне Книги, мне было семь. А теперь уже поздно вспоминать о моем возрасте. Слишком поздно.

– Я тебя не узнаю. Боже мой, я тебя не узнаю.

– А я тебя люблю. Только не рассказывай мне опять о правилах хорошего тона. Ты же сам говоришь – я ведьма…"

– Иефа, давай попробуем еще раз.

– Ааронн, тебе не надоело? По-моему, это просто опасно. Я не умею этим управлять, оно случается помимо меня, понимаешь? Я никогда не умела этим управлять!

– А у тебя что, раньше уже получалось?

– Н-ну… да. Можно и так сказать.

– Как это было? Когда? Что именно у тебя получилось?

– Ааронн! Я же не спрашиваю у тебя, скольких женщин ты соблазнил за свою бурную друидскую жизнь!

– А тебя это интересует?

– Ни капельки!

– Тогда займемся твоими загадочными способностями. Что у тебя получалось?

– Болотные огни получались. Крики потусторонние тоже получались. Вспышки. Столбняк чтобы на человека нашел – как-то раз очень удачно получилось. Вот Стива ослепила – он до сих пор дуется. Чаще всего получалось лечить, на себе пробовала. Но я никогда никого не пыталась лечить сознательно, понимаешь? Зулин первый, и я понятия не имею, как это у меня вышло. Когда нужно было залечить свои…хм… повреждения, все выходило как-то само собой. Я даже не думала о том, что надо вырабатывать какую-то там технологию. Это нелепо!

– Нелепо иметь способности и не пытаться их развить. Вот это действительно нелепо. Если ты боишься или тебе просто лень, так и скажи, и не будем тратить время.

– Лучше бы ты научил меня с оружием управляться – вот это действительно вполне может пригодиться.

– Иефа, ты когда-нибудь дралась на мечах?

– Нет.

– А из арбалета стреляла?

– Нет.

– Нельзя научиться фехтовать и стрелять без промаха за несколько дней – это миф. Долгие изнуряющие тренировки, а главное – способности, вот что нужно в первую очередь. Мы не располагаем ни временем, ни хорошим преподавателем. Поэтому забудь о ратной славе.

– В таком случае, почему ты решил, что за несколько дней я научусь магическим штучкам? Для этого что, тренировки не нужны? Это так легко?

– Иефа не цепляйся к словам. Это трудно, и я не собираюсь тебя ничему учить. Дело в том, что все это ты уже умеешь. Я просто хочу помочь тебе понять, как это у тебя получается, чтобы тратить меньше сил и получать максимальный результат. Ну что, ты готова?

" – Я готова.

– Элена, я сказал – нет. Еще рано.

– Я же сказала, что я готова! Почему ты мне не веришь? Мне уже четырнадцать, я взрослая! Я взрослее любой безмозглой курицы из высшего света, которым так стремится соответствовать наша драгоценная матушка!

– Возраст здесь ни при чем.

– Это не честно! Ты мне не доверяешь? Сомневаешься во мне, да? Так вот, я справлюсь и без тебя! Ты старше, но это еще не значит, что ты умнее и что я буду всю жизнь тебя слушаться! Ты учился сам, ты говорил, что главное – наличие способностей, а они у меня есть! И если ты смог разобраться в магии без посторонней помощи, то и я тоже смогу! Не хочешь меня учить – и не надо, как-нибудь обойдусь! Только дороги наши в таком случае расходятся!

– Элена, не кричи, услышат.

– Ты просто боишься!

– Конечно, боюсь. Я твой брат, я за тебя отвечаю. Знаешь, что с тобой сделает церковь? Ты думаешь, служители Единого тебя не тронут только потому, что ты дочь своего отца? Ты ошибаешься. Умирать придется долго и мучительно. Тебя не спасет ни магия, ни происхождение, ни красота, ни ум. Даже я тебя не спасу. Таким, как мы с тобой, не место в Железной империи. Пока мы здесь, каждый наш шаг – шаг над пропастью. И больше всего на свете мне не хочется, чтобы ты в эту пропасть упала, потому что я очень тебя люблю.

– Тогда научи меня. И мы будем равны, будем вместе, всегда-всегда, вопреки всему. Себ, пожалуйста. Пожалуйста…

– Элена, прекрати. Слышишь? Я твой брат, не забывай об этом. Элена! Хорошо, хорошо, я научу тебя. Только обещай мне, поклянись, что будешь осторожна, что не дашь никому повода заподозрить нас…Нет, пожалуйста, послушай меня. Это очень серьезно. Элена, послушай. Ну что ты делаешь…

– Братик, ты знаешь, как я тебя люблю?…"

– Иефа, что ты делаешь? Вернее, что ты пытаешься сделать?

– А что?

– Ты еще и в любовной магии подвизалась?

– В КАКОЙ магии?!

– В ТАКОЙ! Зачем ты сейчас пыталась меня зачаровать?

– Что я пыталась сделать?!

– Зачаровать. Что-то среднее между гипнозом и соблазнением, другими словами, очаровать и подчинить своей воле на какое-то время. И не говори, что ты не понимаешь, о чем речь.

– Ааронн, но я, правда, честное слово, я никогда…

– Хорошо, допустим, ты об этом ничего не знаешь. Но ведь мы пытались отработать вызов болотных огней, а ты почему-то… Причем я ощутил очень сильное внушение. Что произошло?

– Я задумалась просто…

– Задумалась? Интересно, о чем… Хм… Ладно, не красней, главное, запомни – мысль материальна вообще, а твоя мысль – в особенности. Кажется, я наконец понял, как это у тебя получается.

– Ааронн, но я действительно… Ты пойми, я…

– Прекрати переживать, тебе не десять лет. В твоем возрасте нормально думать о мужчинах. Кстати, обо мне думать – тоже нормально, правда, совершенно бессмысленно.

– Я о тебе не думала!!

– Ну конечно.

– Ааронн, я тебя терпеть не могу, ты надменный, самовлюбленный, надутый сноб!

– Иефа, контролируй эмоции, займись лучше болотными огнями. Иефа, я сказал – болотными огнями! Иефа, прекрати! Иефа! ИЕФА!!!

– Иефочка, а что такое произошло с нашим достойным проводником? Почему он стоит, как статуя, и не двигается? У него что – столбняк?

– Столбняк.

– Твоя работа?

– Моя.

– Надо же, а я думал, никакого толку от этих тренировок не будет. Похвально, но ведь Ааронну, скорее всего, не очень удобно.

– Зулин, ну должна же я на ком-то тренироваться. Могу на тебе, жалостливый ты мой.

"- Себ, я со смеху умру! Себ, ну послушай! Ты знаешь этого – с Белых холмов, противный такой мужичишка, плюгавенький, глазки хитрые, у него еще, кажется, малюсенькое поместьице где-то возле меловых штолен имеется…Как же его…Вот, вспомнила! Этьен. Этьен Монблан. Смешное имя, правда?

– Тебя его имя так развеселило?

– Фу, Себ, какой ты скучный… Тебе совсем-совсем неинтересно?

– Ну, рассказывай. Хотя нет, дай я сам догадаюсь. Ты собирала цветы на лугу, а он ехал мимо и, разумеется, свалился с лошади, пораженный твоей неземной красотой. Я прав?

– Почти, хотя недостаток воображения сказывается. Вот, обними меня и слушай. Я собирала цветы на лугу, на том, дальнем, помнишь, там такие чудесные флоксы растут? А он действительно ехал мимо и действительно чуть не свалился с лошади. Представляешь – подходит ко мне: шляпа на ухо съехала, лицо пунцовое, носом сопит, а нос весь в пыли, и глаза старательно так таращит. Я на него смотрю – ты же знаешь, как я иногда умею смотреть – и говорю, мол, сударь, не ушиблись ли вы ненароком? А он слюну сглотнул и понес какую-то околесицу, что теперь сердце его разбито на веки вечные, что нет ему теперь ни сна, ни покоя, любовь, морковь и незатейливые утехи на сеновале. А я ему говорю, мол, не по себе птицу выбрали, сударь. А он – мол, не смею и надеяться на что-то серьезное, но, может, прекрасная дама воспримет его как забавное и полезное с точки зрения любовного опыта приключение…Руки ко мне тянет, представляешь, нахал какой! Кто он, а кто я! Я ему говорю, мол, сударь, вы себя в зеркале видели хоть раз?! А он мне – в мужчине внешность – не главное, с годами я это пойму, а время, проведенное с ним, буду вспоминать с удовольствием, не сойти ему с этого места. Ах, говорю, вот как? Сейчас проверим. Он разохотился, штаны уже спустил, хихикает, ловить меня собрался… Ой, не могу… Я рукой шевельнула, незаметно так, замораживающее заклинание шепнула… Представляешь, стоит посреди луга без штанов, все торчком, глаза вытаращил, а сказать ничего не может… Вот, говорю, сударь, Единый все видит, вы меня обмануть хотели, а он вашу клятву услышал и невинную мою особу спас. Ручкой помахала и ушла. А он так и остался. Интересно, видел его кто-нибудь или нет? А, Себ? Как ты думаешь, братик? Себ? Почему ты молчишь? Себ?

– Элена, уйди.

– Но почему, Себ? Ты что, злишься?

– Элена, уйди, пока я еще держу себя в руках. Уйди, иначе мы поссоримся надолго.

– Я не понимаю тебя. Я думала, ты посмеешься со мной, а ты…

– А я не вижу ничего смешного! Ты повела себя, как круглая дура! Шутка, достойная блядовитой посудомойки! И если бы это было просто глупо! Нет, это просто немыслимо!

– Себ, не кричи. Я не понимаю…

– Не понимаешь! Ты зациклилась на своей исключительности, неотразимости и неповторимости! Ты не видишь дальше своего носа! Этот Этьен сдаст нас с потрохами первому же жрецу, за то, что ты над ним посмеялась! Оглянись вокруг – этот мир населяют не только слуги и служанки, готовые выполнять любой твой каприз! Сотни тысяч людей ждут одного только слова, сказанного невпопад, одного только жеста, сделанного не вовремя, и мы пойдем на костер просто потому, что богаты и знатны! Дать в руки этому недоноску такое оружие! Элена, мир страшен! А мы еще ничего толком не умеем!

– Себ, пусти! Ты сошел с ума! Мне больно, больно!

– Нет, дорогая, тебе еще будет по-настоящему больно, когда тебя будут растягивать на дыбе в темных застенках! Тебе будет больно, когда тебя будут насиловать твои тюремщики, когда нашего отца отправят на плаху, мать – в острог, а нас – на костер! Вот тогда тебе будет больно!"

– Больно, больно!

– Иефа, проснись.

– На костер!

– Иефа, проснись, ты разбудишь всех! Иефа!

– А? Что? Что случилось?

– Ты опять кричала во сне. Очень вредное свойство, между прочим. Вставай, иначе мы не успеем потренироваться.

– О боги, Ааронн, опять ты… Когда ты оставишь меня в покое?

– Никогда. Особенно, если ты и дальше будешь испытывать на мне свои способности.

– Замораживающее заклинание шепнула…

– Что?

– Нет-нет, ничего. Приснилось.

– Кстати, твои сны меня беспокоят.

– Отчего же? Если ты за себя беспокоишься, то зря. В томных видениях ты мне не являешься.

– Просто не знаю, как я это переживу.

– Как-нибудь без меня, ладно? Нам еще целый день идти, а спать хочется ужасно. Сколько до рассвета?

– Часа два.

– Вот и славно. Двух часов мне как раз хватит, чтобы выспаться хоть немного.

– Иефа…

– А будешь приставать, я тебя опять заморожу.

– Иефа, откуда этот термин?

– О боги, я спать хочу! Какой термин?

– Ты сказала – замораживающее заклинание, заморожу. Откуда ты это взяла?

– Не знаю. Так просто в голову пришло. Придумалось – и все.

– Нет, погоди, не спи. Подумай, как следует, откуда ты взяла эти слова? Иефа!

– Эй вы, чародеи хреновы! Дайте поспать, что ли!

– Ааронн, оставь меня в покое. Ты видишь, я с утра не соображаю ничего. Иди себе, сторожи в свое удовольствие. Иди, перебудишь всех к монахам. Вон Стив уже ругается.

– Други мои, не могли бы вы разбираться где-нибудь в другом месте?

– Ну вот, так и есть, весь лагерь перебудил!

– Иефа…

– Да ладно уже, иду. Вот, смотрю, ты без меня жить просто не можешь. Ты учти, я девушка честная, первому встречному эльфийскому принцу на шею не бросаюсь, потому как боюсь чистоту рода своим ублюдочным происхождением оскорбить. Принцы, они, знаешь ли, трепетные. Ты вон как трепетал, когда меня в похабных замыслах против своей эльфийской персоны заподозрил. Так ты уж не волнуйся. Если я решу совратить кого-нибудь, то уж лучше Стива, он попроще будет, хотя тоже с закидонами. Золото у него, опять же водится… А барды, они вообще все ребята корыстные – дальше некуда. Вот не боишься, что заморожу тебя, денежки из карманов повытаскиваю, а сама через леса в Бристоль обратно подамся? И не докажешь ничего. Хотя, нет, что это я, ты ж у нас не только боец отменный и мужчина видный, ты еще и маг первостепенный, мои жалкие полуэльфийские потуги тебе, как быку мухи, – неприятно, но терпимо. Так что бояться действительно нечего. А как намаялся ты со мной, бедный! И непутевая-то, и глупая, и все мне в голову пошлятина одна лезет, и сны дурацкие снятся, и тренироваться я в четыре часа утра, когда самый сон, почему-то ленюсь, и вредная-то, и языкатая-то без меры, и вести себя не умею – какое ж воспитание-то на большой дороге получить можно, ясный пень – никакого! А у тебя натура тонкая, друидская, ты на меня силы тратишь, время свое бесценное, хоть, к слову, и не просил никто, а я – ни тебе спасибо, ни тебе пожалуйста, тварь грубая, девка неблагодарная, пейзанка бесчувственная, высоких материй не разумеющая… Ааронн, куда же ты? Так что – тренироваться не будем? Можно поспать? Странный ты, Ааронн, весь такой противоречивый…

– Иефа.

– Да, Стив.

– А ты и впрямь меня совращать задумала?

– Стив, иди к монахам.

– Ты если вдруг соберешься, предупреди.

– Зачем? Доспехи попрочнее наденешь?

– Не, я тогда сразу удавлюсь, заранее.

– Договорились. Спи.

– Иефа…

– Оооо… Да что ж такое, дадут мне поспать или нет?! Ты-то чего от меня хочешь?

– А ежели меня понос одолеет, ты меня вылечишь?

– Нет, конечно.

– Почему?

– А у меня диарея ни с чем не рифмуется. Спи.

"Были у бабушки черные когти – вот как, вот как, руки не мыла… Тьфу, ты, демон Баатора! Придет же в голову. Лес, лес, лес… Когда же он кончится, этот лес? Когда кончится этот лес и начнется след?! Когда, в конце концов, начнутся события? И как, хотелось бы знать, я должен поддерживать порядок в партии, если мне совершенно нечем их занять?…" За четыре дня, потраченные на срезание угла, Зулин весь извелся, наблюдая, как грызутся между собой его подчиненные. По утрам неутомимый Ааронн будил Иефу раньше положенного, и тогда Иефа ругалась с Ааронном. Иногда эльф уходил сразу, а иногда проявлял завидное упорство, будил Стива, и тогда Иефа сначала ругалась с Ааронном, потом со Стивом, а потом эльф и дварф ругались между собой. Чаще всего разбуженная в неурочное время Иефа в конце концов сдавалась, Ааронн отводил ее подальше от лагеря и там начинал "измываться". С утра полуэльфка соображала туго, а потому тренировки неизменно приводили к появлению в лагере какой-нибудь гадости: в лучшем случае, под теплые плащи начинала забираться невесть откуда взявшаяся болотная сырость, а над головой плясали блуждающие огни унылого вида. Но бывало и так, что над самым ухом Зулина раздавались зловещие потусторонние завывания, планар вскакивал, как ошпаренный, будил Стива, получал телепатическую оплеуху от Зверя, и тогда уж партия ругалась хором. Иногда Зулину казалось, что взаимного уничтожения не избежать, но каждый раз как-то обходилось. Срезая угол, партия пересекла тракт, Ааронн стал задумчив и хмур, искомый след все не появлялся, и Зулину все чаще слышалось настырное тиканье часов, отмеряющих потраченное впустую время. И все чаще возникал вопрос: долго ли еще они будут идти на восток? И что делать, если след так и не отыщется? Задумываясь над этим, Зулин впадал в черную меланхолию и обещал сам себе, что скорее повесится на ближайшей осине, но в Бристоль с позором не вернется.

К вечеру Зулин собрался с духом, решительно посчитал на пальцах и ужаснулся: двадцатое августа на исходе! Поход планировалось закончить к двадцать третьему. При самых плохих обстоятельствах – к двадцать седьмому. Под "самыми плохими" обстоятельствами Зулин подразумевал изуверскую гибель всей партии, включая себя самого. При "самых плохих" обстоятельствах в Бристоль должен был приковылять изможденный фамильяр, из последних сил неся в зубах котомку с драгоценной ношей и предсмертное послание Зулина, адресованное Натану и написанное, разумеется, собственной кровью. В мрачных мечтах планара на главной площади Бристоля под траурный плач скрипок воздвигали памятник из чистейшей бронзы, и преданный Зверь испускал дух, припав к бронзовой поле хозяйского балахона. В картину не вписывалось то незначительное обстоятельство, что фамильяры обычно имели привычку погибать одновременно со своими хозяевами, но Зулин об этом как-то позабыл. Нет! Не приползет на подгибающихся лапах в Бристоль кот-переросток, и не поставят памятник на главной площади… Не будет ничего этого. Будет ограбленная магическая гильдия, будет сиротливый Натаниэль Сильван и четыре унылых трупа на северо-востоке. И все.

Располагались на ночлег в грозовом молчании. Зулин открыл было рот, собираясь распределить дежурства – хандра хандрой, а без часовых нельзя – но не успел.

– Я буду дежурить первым, – сказал Ааронн, ни на кого не глядя.

– Интересно, почему, – скучным голосом отозвалась Иефа. – Хотя, я, кажется, знаю. Опять собираешься поднять меня ни свет, ни заря. Конечно, в таком случае, стоит взять себе дежурство полегче…

– Иефа! – строго сказал Зулин.

– А что, она дело говорит, – неожиданно вступился за барда Стив. – Ааронн прошлой ночью первым дежурил, а потом в самую мряку спать ей не давал, все какие-то фокусы делать заставлял. Конечно, оно сподручней – выспамшись-то! А только у нас бард не чугуневый, когда-нибудь да кончится!

– Какое трогательное единение, – Ааронн подкинул хвороста в костер и обвел взглядом лагерь. На спутников он по-прежнему не глядел. – Я буду дежурить первым, потому что у меня есть на это причины. Я буду дежурить первым еще и потому, что я так сказал. И я не вижу основания для склоки. Что же касается наших предрассветных бдений, госпожа Иефа, то вам стоит только пожелать, и я прекращу их немедленно. Я всей душой разделяю ваше стремление во всем разобраться самостоятельно и ни в коем случае не сомневаюсь, что у вас это получится. Обязательно. Лет через пять. Если возникла такая острая необходимость выспаться, я могу ваше дежурство тоже взять на себя – в конце концов, творческие люди… эльфы… творческие личности! Так вот – творческие личности, несомненно, заслуживают особых привилегий.

– О-о-о-о-о… – Иефа медленно поднялась на ноги и подошла к проводнику вплотную. – Господин Сильван, полегче на оборотах. А то, знаете ли, ваша чрезмерная учтивость слишком смахивает на утонченное хамство. А я очень не люблю, когда мне хамят, даже когда это делают эльфийские принцы. Такая уж я уродилась – чувствительная. Поэтому запомните: впредь не стоит высказывать свое мнение о моих способностях, моей фигуре, моих душевных качествах и моем происхождении, пока я этим мнением не поинтересовалась. И даже если поинтересовалась – следует быть очень осторожным в выборе тона и формулировок.

– А то что? – Ааронн отступил на шаг и смерил полуэльфку чрезвычайно насмешливым взглядом. В прочем, Иефа не осталась в долгу.

– Этот вопрос был бы уместен, если бы я собиралась вам угрожать, уважаемый господин Ааронн. А я не собираюсь. Не так воспитана.

– Ну, пошло-поехало, – тоскливо пробормотал Зулин, а предусмотрительный Зверь сел подальше от половника. – Нет, дружище, с ним она на кухонной утвари драться не будет. Послушайте, други мои! – добавил он уже громче. – Может, оставим все это и поговорим спокойно? Иефа, ну чего ты сразу на дыбы встала? Как маленькая, честное слово! Ааронн, ты тоже хорош – "я сказал" да "я решил", да "справляйтесь без меня"… Ты мне лучше скажи, что у нас со следами? А то идем, идем, идем, а куда идем, долго ли еще будем идти… Ты ж у нас проводник, в конце-то концов! Ааронн, ты меня слышишь? Мы вообще зачем в лес пришли, смотреть, как ты с Иефой в гляделки играешь? Ааронн!

– А это он ее клеит, – авторитетно заявил Стив. – Я давно уже подметил, что он на нашего барда глаз положил.

Ааронн изумленно вскинул брови, поперхнулся ответной репликой и начал хохотать. Он хохотал так искренне, так неудержимо и так долго, что слезы выступили и покатились по аскетичным эльфийским щекам. Пока Ааронн смеялся, Иефа успела покраснеть, побледнеть, пойти пятнами, возненавидеть партию смертной ненавистью, резко развернуться и исчезнуть в темноте, оставив на поляне лютню. Она вернулась минут через десять, молча заняла свое место у костра и стала тихо перебирать струны, глядя на пламя. "Обиделась, – подумал Стив. – Как пить дать, плакать ходила. Ох уж мне эти бабские штучки…"

Иефа перебирала струны и думала… В прочем, о чем она могла думать, кроме своих острых ушей? "Лучше бы он меня ударил. Лучше бы он назвал меня полукровкой, ублюдком человеческим или как-нибудь еще. Лучше бы…" Ааронн, видимо, исчерпав запас веселья на неделю вперед, с мрачным видом перебирал какие-то сухие травы, в изобилии водившиеся на дне его сумки. Иефа поглядывала на эльфа украдкой, гадая, продолжает ли он еще смеяться над ней или просто выбросил все из головы. Понять было сложно.

С дежурствами все решилось как-то само собой. С наступлением темноты Ааронн поднялся на ноги и двинулся мягким кошачьим шагом вокруг лагеря. "И кого, интересно, он разбудит ночью?" – спросил Стив, проводив эльфа неодобрительным взглядом. "Кого разбудит, того разбудит, – философски пожал плечами Зулин, – я самоустраняюсь до завтрашнего утра. Решайте все без меня". После чего планар завернулся поплотнее в плащ и демонстративно захрапел. Стив поворчал-поворчал, поглядел выжидательно на полуэльфку, но ответной реакции не дождался и тоже отправился на боковую.

Иефа плакала. Она плакала молча, занавесившись пшеничными волосами, отгородившись от мира темнотой и звуками лютни. И рада была бы перестать, но не получалось. Иефа крепко жмурила глаза, и от этого слезы собирались на кончике носа, а потом большой горькой каплей шлепались на полированный бок лютни, стекали по гладкому темному дереву и исчезали в складке плаща. Этим слезам не было ни названия, ни имени, и лица у этих слез тоже не было, они просто текли и текли, а Иефа мужественно не шмыгала носом и старалась разозлиться на себя, потому что иначе… "Ну и ладно, – подумала она как-то уж совсем по-детски, когда тоска перелилась через край. – Все равно у него не ореховые глаза…"

Полуэльфка одела лютню в чехол, длинно, устало вздохнула и поднялась на ноги. Спать решительно расхотелось. Иефа постояла с минуту, размышляя, не решит ли Ааронн, если встретит ее неожиданно в лесу, что она пошла специально его искать, а потом плюнула, махнула рукой и даже плечиком дернула, убеждая себя, что вот уж это ей совершенно не интересно, и отправилась нагуливать сон.

Опасаясь все-таки наткнуться на проводника, полуэльфка ступала бесшумно и внимательно смотрела по сторонам, про себя решив, что успеет спрятаться раньше, чем коварный Ааронн сможет ее заметить. Конечно, если он вообще ей попадется. Таким образом, Иефа успела отойти на довольно приличное расстояние и решила, что теперь-то уж встречи с Ааронном можно не бояться, и расслабилась, и, конечно, тут же увидела его, стоящего посреди поляны. Полуэльфка сдавленно ругнулась и стала осторожно отступать назад, стараясь не наступить на какую-нибудь сухую ветку, которые – а это известно всем – имеют привычку попадаться под ноги именно в такие моменты. Шаг за шагом, бережно отводя в сторону ветви, чтобы ни листочком, ни росточком…

Кусты справа от эльфа легко качнулись, и Иефа застыла, стараясь не дышать. Она вглядывалась в темноту до боли в глазах и, прежде чем окончательно перепугалась, успела заметить еще четыре тени в разных концах поляны. Ааронн стоял неподвижно, не оглядываясь по сторонам, так похожий на статую, что Иефе на секунду показалось, что она спит и все это ей снится. И совсем как во сне, острое чувство бессилия, когда нужно что-то сделать, крикнуть, предупредить, куда-то бежать, с кем-то сражаться, а ноги ватные и голос пропал. Иефа моргнула и даже головой помотала, отгоняя морок.

Ааронн стоял соляным столбом посреди поляны, а серые четвероногие тени приближались к нему, стягивая кольцо. В голове у барда завертелся водоворот, и где-то на поверхности мелькнула мысль, что никогда, больше никогда не отойдет она от лагеря без арбалета. Полуэльфка открыла рот, чтобы крикнуть, и даже подалась вся вперед, готовясь бежать и спасать, как вдруг почувствовала движение в трех шагах от себя, движение и тяжелый пристальный взгляд, от которого волосы на затылке начали шевелиться, а по спине побежали мурашки. Крик застрял в горле, Иефа медленно повернула голову и встретилась глазами с матерым мускулистым зверем. Волк оскалился, вздыбив шерсть на загривке, переступил лапами, и Иефа даже не услышала, а скорее почувствовала глухое грозное рычание, отозвавшееся мелкой дрожью в позвоночнике. Волк смотрел, и в его взгляде виделась незатейливая полуэльфийская смерть – разорванное горло и пустые стеклянные глаза, распахнутые в ночное небо.

– Ааронн… – одними губами произнесла Иефа.

Волк коротко рявкнул и прыгнул. Моментально взмокшая от ужаса полуэльфка отскочила назад, закрываясь рукой и пронзительно выкрикивая Слова, и воздух полыхнул белым огнем, больно резанув по глазам. Полуослепший зверь запнулся в прыжке и рухнул на землю, мотая головой и скребя лапами морду, его собратья на поляне повернули головы и оскалились, Иефа споткнулась, упала на спину и поползла, и тут Ааронн, наконец, ожил. Он вздрогнул, повернулся к полуэльфке лицом, вскинул правую руку и что-то крикнул. Волки опустили головы, поджали хвосты, попятились и растворились в ночной темноте, не издав ни звука. Ааронн подошел к их пострадавшему собрату, положил узкую ладонь на лобастую волчью голову. Волк дернулся, но рычать перестал. Через несколько мгновений эльф убрал руку с серого лба, и волк исчез вслед за своей стаей.

Иефа сидела, привалившись спиной к стволу дерева, и во все глаза смотрела на проводника. Ааронн молчал, и чем дольше он молчал, тем сильнее становилась уверенность в том, что спасибо за чудесное спасение от волчьей стаи он не скажет, а вовсе даже наоборот. Иефа сидела и лихорадочно пыталась придумать, как бы так улизнуть по-тихому, пока эльф не пришел в себя и не всыпал ей по первое число. Но стоило барду пошевелиться, как проводник повернулся и коротко глянул ей прямо в глаза, отчего Иефе сразу захотелось упасть в обморок или провалиться сквозь землю, в общем, просто не быть. Не быть, потому что лучше уж подтвердить репутацию "кисейной барышни", чем видеть желтые волчьи глаза на бесстрастном эльфийском лице, и убеждать себя, что это показалось, и прекрасно понимать, что все наяву. "Загрызет, – тоскливо подумала полуэльфка. – Вне всяких сомнений. Загрызет и не подавится". И тут Ааронн заговорил.

– Ты что, идиотка? – спросил он таким сварливым голосом, что Иефа чуть не расплакалась от облегчения. Эльфы с волчьими глазами таким голосом говорить не могут просто по определению. – Какого дьявола ты поперлась за мной на эту поляну? Тебе жить надоело? Или давно не испытывала острых ощущений?

– Я не за тобой… – промямлила Иефа, внутренне возликовав. Хвала богам, раз ругается, значит, уже совсем в себе. А может, про волчьи глаза действительно показалось?

– Ну конечно, не за мной. Где твоя голова была? Ты думаешь, мне легко было контролировать целую стаю? Сама чуть не погибла и меня за одно угробить попыталась. Чего тебе вздумалось бродить по ночам? Неужели я неясно сказал, что буду дежурить первым, потому что у меня на это есть свои причины? Так сложно было хоть раз не совать нос не в свои дела?

– Я, между прочим, тебя спасти пыталась! – Иефа перестала ликовать и надулась. – Для того чтобы тебе не мешали, стоит сообщать, чем ты намерен заняться. Сложно разве было сказать: ребята, я тут собираюсь на свидание со стаей волков, так вы уж, будьте добры, нам не мешайте. Сложно? Зачем ты вообще все это устроил? А если бы Стив в кусты собрался и из скромности подальше от лагеря решил бы отойти? Он бы всех твоих друзей в капусту пошинковал! И я еще виновата!

– Иефа…

– И вообще – что это за сборища такие – тайком от партии?! – разошлась полуэльфка. – Ты что, нас лесному зверью скормить собирался, а этих сюда вызвал, чтобы меню обсудить? Интересно, каким блюдом я шла – первым, вторым или третьим?

– Иефа!

– Что – "Иефа"?! Да если бы не вспышка, я бы тут уже с разорванной глоткой валялась!

– Кстати, хотел бы я знать, как это у тебя получилось?

– От страха это у меня получилось – доволен?

– Да я понимаю, что от страха, ты и меня вон до сих пор боишься, – главное, как? Я не вижу тут лютни. Да и пением твои вопли можно было назвать с огромной натяжкой…

– Ну, знаешь… – Иефа задохнулась от возмущения и вскочила на ноги. – Не морочь мне голову! Мы сейчас все вместе живо разберемся, какого лешего ты тут волчьи посиделки устроил!

– Иефа, сядь! – яростно рявкнул Ааронн и сверкнул глазами. Иефа захлопнула со стуком рот, шумно выдохнула и плюхнулась опять на землю. – Я не мог найти след. Понимаешь, я сам его найти не мог! Очень не хотелось терять время. А волки… Даже самый старый друид не сможет стать лучшим следопытом, чем серый охотник. И я попросил, не потребовал, понимаешь, а попросил, как равный, а тут ты… Все испортила!

– Совсем все?

– Не знаю. Утром увидим. – Ааронн помолчал немного, помялся и добавил. – Нашим об этом знать совершенно необязательно.

– Я смотрю, в этом походе вообще никому ни о чем знать не нужно! – Иефа раздраженно отмахнулась от одинокого комара и поднялась на ноги. – Идем обратно, а то заметят, что нас нет – невесть что подумают.

Ааронн хмыкнул насмешливо, встал, отряхнул штаны и собрался было что-то сказать, но не успел. Раздался чудовищный треск, как будто через заросли ломился медведь. Иефа в очередной раз вспомнила об оставленном в лагере арбалете и спряталась за эльфа, готовясь к новым неприятностям, но Ааронн повел себя странно. Вместо того чтобы готовиться к неравной схватке, или (что было бы, конечно, разумней в данной ситуации) дать стрекача, проводник выудил Иефу из-за своей спины, сгреб в охапку и изобразил на лице крайнюю степень восхищения. У Иефы от изумления дар речи пропал – она слабо трепыхалась в цепких объятиях эльфа, с ужасом прислушиваясь к приближающемуся треску сучьев, и нервно оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, на каком этапе этой ночной прогулки Ааронн сошел с ума: еще на поляне с волками или уже после? Ааронн не только не собирался ее отпускать, но еще и повернулся спиной к источнику звука, изо всех сил делая вид, что ничего не слышит. Болезненно охнула, сломалась и повалилась на землю молодая березка, и на поляну выскочил дварф в самом боевом настроении, с топором наизготовку. Вслед за ним появился Зулин, перед которым в воздухе плыл внушительных размеров светляк явно магического происхождения. Эту всклокоченную процессию замыкал Зверь, устрашающе сверкая глазами и ругаясь на свой кошачий манер. Стив пробежал еще несколько шагов, заметил скульптурную композицию "Полузадушенная полуэльфка в полуобъятиях полубезумного друида" и замер. Иефа пискнула что-то невразумительное, дернулась разочек и тоже замерла. Стив опустил топор, обернулся к растерявшемуся магу и выдал яростную матерную тираду на дварфском, которую закончил громогласным:

– Я ж говорил, что они на свиданку пошли!

Справедливости в мире нет! Это было ясно с самого начала, еще с рождения, но что-то мешало поверить окончательно. Давно пора признать, что это "что-то" называется глупость. Иефа пыталась заснуть, изо всех сил жмурила глаза, даже овец считала, но тщетно. Перед мысленным взором полуэльфки плясала вереница насмешливых лиц, и все они кричали, хохотали, презрительно кривили губы, недовольно хмурили брови. Ей никогда никто не поверит – и это самое обидное. Что стоит слово бродячей полукровки против слова эльфийского принца, друида, следопыта и черт его знает еще кого? Ответ очевиден. Можно все. Можно кричать, доказывая свою правоту, можно плакать, можно на поединок, елки-моталки, вызвать! А всем плевать. Ну и что, ну и пусть себе трепыхается. Мало ли, что она там бормочет. Побормочет и перестанет. А мы выговор сделаем, чтоб впредь неповадно было. А мы теперь пальцем тыкать будем до конца похода. А мы отвернемся равнодушно и сделаем вид, что полукровки вообще разговаривать не умеют. Ах, умеют? Что вы такое говорите? Нет, это вам показалось. Верьте слову! "Господи, зачем я в это ввязалась?" – думала Иефа, кутаясь в плащ, ворочалась, краснела и мучалась от воспоминаний. Вернувшись в лагерь, Зулин первым делом устроил чтение нотации О Приличном Поведении Во Время Тайных Походов, а также О Соблюдении Субординации Во Время Выполнения Задания. ("Иефочка, милая, запомни раз и навсегда: я не ханжа, но, тем не менее, требую, чтобы свои интимные отношения с Ааронном ты отложила на после завершения операции. И вот еще что: служебные романы еще никогда ни к чему хорошему не приводили") Иефа топала от возмущения ногами, сверкала глазами почище, чем волки в лесу, и требовала, чтобы ее, наконец, выслушали, и пусть Ааронн подтвердит, если ее, Иефы, слова не достаточно. Но Ааронн скромно молчал, загадочно улыбался и явно не собирался ничего подтверждать, и уж тем более ничего не отрицал, чем окончательно убедил Зулина. Стив ворчал и плевался, хмуро поглядывая то на Иефу, то на Ааронна, и вообще всячески выражал презрение. Полуэльфка побушевала-побушевала, а потом выдохлась и замолчала, и повернулась ко всем спиной, и обиделась на весь мир, твердо решив про себя, что вот теперь они точно не дождутся от нее ни одного лишнего слова, не говоря уже об утренних тренировках. И когда Зулин командным голосом объявил, что следующее дежурство будет ее, Иефа даже не съязвила ни разу, а только сказала, что дежурить отказывается, потому что свое уже сегодня отдежурила. Весь эффект, правда, испортил Стив, пробормотав: "Знаем мы, что это за дежурства такие утомительные. Видели, небось". Нет в мире справедливости!

Насмешливые лица кружились, кружились и кружились в бесконечном хороводе, и менялись, и Зулин уже перестал быть похожим на Зулина, и Стив перестал быть Стивом, и марево вокруг Иефы заговорило и зашептало на разные голоса. Иефа превратилась в лесную грустную птицу и полетела над верхушками деревьев, задевая крыльями мягкие зеленые маковки, и была ночь, и луна смотрела ей в спину, и от этого лес был уже не зеленым, а черным, изрезанным серебристыми полосами света. Луна летела вслед за Иефой и никак не могла догнать, и от этого бесконечного, ненасытного преследования становилось очень жутко. Иефа махнула крылом и ринулась вниз, прячась от луны, и теперь летела медленно, уворачиваясь от черных цепких веток. Стало немного легче, не так страшно, и запахло водой. Иефа опустилась на четыре серые лапы и потрусила на запах, поглядывая по сторонам, а ночь кричала тысячью голосов, и где-то среди них слышался один главный голос – пронзительный и звучный голос волчьего голода. Иефа втянула носом сырой воздух и вздыбила шерсть на загривке. Впереди больше не пахло водой. Вернее, нет, не так. Вода впереди больше не пахла, как должна пахнуть вода. Теперь у нее был запах жадности и смерти. Плохая вода. Иефа попятилась и даже заскулила, поддавшись тоскливому ужасу этого запаха, и тут лес за ее спиной вспыхнул, и ненавистное желтое, как Иефины глаза, пламя опалило шерсть. Иефа шарахнулась в сторону и вспорхнула вверх, спеша подняться выше деревьев, но ветки превращались в руки, хватали ее за крылья и швыряли вниз, и едва хватало сил, чтобы спружинить на четырех лапах, прыгнуть и снова взлететь. Огонь гнал ее вперед, к страшному запаху, воздух раскалился, едкий дым забивался в горло, щипал глаза. Иефа закашлялась, упала, разодрала коленку и ладонь, и еще успела подумать, что играть теперь сможет нескоро, когда слева и сзади стали валиться пылающие деревья. Оставалось только сгруппироваться и последним отчаянным прыжком одолеть расстояние между буераком и спасительной пустошью. Иефа прыгнула, трансформируясь на лету, поскользнулась на жухлой траве и с диким криком свалилась в воду, и вода поглотила ее. И уже опускаясь на дно, чувствуя на горле стальные жадные пальцы, Иефа отчаянно дернулась, оскалила волчью пасть, забила слабеющими крыльями и тогда увидела перед собой безумные-безумные глаза мертвого озера.

На рассвете Стив проснулся, чувствуя, как по хребту галопом скачет озноб. Дварф открыл глаза и прислушался, пытаясь понять, откуда доносятся так напугавшие его звуки. Где-то совсем близко. Стив сел, повернулся на звук и оторопел. Иефа, дугой выгнувшись в бессильной муке, надсадно кашляла и по-звериному скалилась, словно норовя укусить кого-то. Стив схватил топор, глянул на него, досадливо плюнул, отбросил в сторону и на четвереньках подобрался к полуэльфке, настороженно следя за каждым ее движением. Иефа замерла на мгновение и вдруг пронзительно взвыла, как волк, попавший в капкан. Проснулся и подскочил Зулин, задремавший на часах, вскинулся Ааронн. Иефа забилась, захрипела, пытаясь оторвать от горла невидимые пальцы, и начала задыхаться.

– Буди! – не своим голосом закричал Ааронн. Стив вздрогнул, схватил барда за плечи и сильно встряхнул несколько раз, зовя по имени. Подлетел бледный эльф, плеснул полуэльфке в лицо водой, схватил ее руки и начал растирать их, бормоча себе под нос что-то непонятное. Стив тряс Иефу и отворачивался, потому что не мог смотреть, как ее голова безвольно мотается на неожиданно худой белой шее, как синие тени все четче проступают под ее глазами. Ааронн перестал растирать руки Иефы, прижал ее ладонь к своему лбу и крепко зажмурился. На бледном эльфийском виске выступил пот и вздулась вена. Ааронн заскрипел зубами и весь подался назад, увлекая за собой тело девушки, и Стив готов был поклясться, что невидимая сила несколько секунд удерживала барда, а потом Иефа дернулась, распахнула круглые от ужаса глаза и закричала:

– Вода! Вода!

Ааронн выдохнул и обмяк, опершись рукой о землю. Стив схватил плащ, укутал трясущуюся полуэльфку и посмотрел на Зулина. Планар наблюдал за сценой с видимым интересом, но на помощь не спешил, и вообще, выражение лица у него было такое, что дварфу немедленно захотелось стукнуть его по голове чем-то тяжелым. Из-под локтя планара высунул недовольную морду Зверь, фыркнул и подергал усами, явно не одобряя всю эту суету.

– Чего смотришь, маг недоделанный! – рявкнул Стив, отчего полуэльфка затряслась с удвоенной силой. – Тебе тут не балаган! Подай одеяло, не сиди пень пнем! Вытаращился, итить твою налево!

Зулин вздрогнул, моргнул и снова стал похож на себя. Он засуетился, принес одеяло, начал бестолково совать ошалевшей Иефе флягу. Полуэльфка брыкалась, отпихивая его руки, и в панике пыталась отползти. Стив почувствовал, что звереет, вырвал у Зулина флягу, отшвырнул ее подальше и снова встряхнул барда, да так, что челюсти клацнули громко и неприятно. Иефа ойкнула и затихла.

– А теперь объясни, если можешь, что произошло, – устало сказал Ааронн и пристально посмотрел на барда.

– Они взяли след, – хрипло сказала Иефа и зябко передернула плечами. – Но даже если бы не взяли, я знаю, куда мы должны идти. Как раз туда, куда идти совсем не надо.

– Что за бред? – строго спросил Зулин. – Иефа, ты уверена, что уже пришла в себя?

– Плохая вода, – пробормотала полуэльфка и подняла на планара перепуганные глаза. – И я теперь боюсь спать.

Зулин промолчал, а про себя подумал, что более провальной операции еще не видел. Конечно, чего ожидать от партии, которая состоит сплошь из неудачников, дураков и сумасшедших… Он уже почти додумал эту печальную мысль до конца, когда с северо-востока ветер донес заунывный вой вышедшей на охоту волчьей стаи. Ааронн вскочил на ноги.

– Они взяли след, – сказал он дрогнувшим голосом и повторил почти шепотом: – Они взяли след.