Две ипостаси одной странной жизни

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Я очнулся или проснулся вдруг совершенно неожиданно в каком-то непонятном, тревожном и странном месте. Вокруг царил полный мрак. Я в нём сразу не смог сориентироваться, и некоторое время просто лежал и смотрел во тьму, вернее, во мглу, скопившуюся или передо мною, или надо мною, или везде вокруг, а, скорее всего, внутри меня самого.

— Я где? — хрипло задал я закономерный вопрос в чёрную и мрачную пустоту. — Что происходит? Я где нахожусь?! Что за ерунда? Эй, отзовитесь же кто-нибудь!

Зажёгся свет. Его неторопливо источал торшер со старинным абажуром, который весьма лениво и ненавязчиво из своего зелёного брюха освещал некоторое пространство вокруг себя и меня.

Я увидел лицо Натальи, склонившейся надо мною. Она ласково провела своими нежными ручками по моим щекам, улыбнулась.

— Привет. Не волнуйтесь. С вами всё будет хорошо.

— Почему мы на «вы»? — удивился я.

— Ну, можно и на «ты», но стоит ли?

— Ничего не пойму! Где я всё-таки нахожусь?! И что за фраза такая: «С вами всё будет хорошо». Мне ранее вроде бы совсем не было плохо в связи с некоторыми существенными и позитивными изменениями и переменами в моём здоровье и, вообще, в моей жизни. Я прекрасно себя чувствую. Творчество, успех, необыкновенное вдохновение, поклонники и поклонницы по всему миру. Богатство, в конце концов. Яхты и вертолёты. Поместья. Квартиры. Два жеребца и три английский бульдога. Сиамский кот и персидская кошка. Ослик по имени «Цезарь». Сарай в Сочи. Где это всё!?

— Успокойся.

— Не надо меня успокаивать! Что со мной произошло? Повторяю вопрос! Где я нахожусь? — воскликнул я и попытался пошевелиться. — Ах, да, было же совершено покушение. Вспомнил… Значит я нахожусь в больнице? Понятно, понятно… Вернее, ничего не понятно! Почему я обездвижен? Мне что-то вкололи? Я под каким-то наркозом?! Каково состояние моего здоровья? Я что, лежу здесь после операции? Прошу прояснить ситуацию. Нет, не прошу, а требую!

— Тихо, тихо. Всё хорошо. Успокойся и выслушай меня. Ты находишься в элитной и закрытой психиатрической клинике. И пока нет никакого наркоза или успокаивающих лекарств. Пока, — участливо улыбнулась Наташа.

— Как?! — возмутился я. — Почему я нахожусь именно в данном заведении!? Я не псих! Я вполне здоровый человек!

— Ты главное не волнуйся. Всё будет хорошо.

— Да сколько же можно повторять одно и тоже!? — снова возмутился я. — Ты кто такая?!

— Я медсестра.

— Наташа, ты о чём говоришь?! Опомнись! — ужаснулся я, пошевелился, хотел встать, но обнаружил, что надёжно пристёгнут ремнями к койке.

— Повторяю, успокойся. Сейчас я сделаю тебе укол, и всё наладится и образуется.

— Нет. Не смей! Подожди! Проясни ситуацию! — панически закричал я. — Почему я нахожусь в психиатрической клинике? Что происходит?! Как я сюда попал?!

— Ты в ней находишься уже целых три года.

— Как?!

— Ты сошёл с ума именно три года назад.

— Как?! Не может быть! Зачем этот глупый спектакль!? А моя прежняя жизнь, романы и стихи, а опухоль, а чудесное исцеление, а скрипка Страдивари, а волынка, а симфонии и серенады, а Марк и Аристарх-Иван, а фонтаны, а шашлыки, а коньяк, а пиво с креветками, а бешенный секс с тобой и ещё кое с кем?!

— И с кем же?

— Ну, признаю свою постоянную и непреодолимую тягу к мужеложству! Каюсь. Грешен…

— Эх, Александр, всё это существует только в твоём воспалённом воображении, в твоём больном мозгу. Увы… Ничего этого на самом деле никогда не было. Фантазии, галлюцинации, лихорадочные метания сознания, иллюзии. Всего лишь…

— Как не было?! Не может такого быть! Не верю! Не приемлю! Что за бред ты несёшь?!

— Верь, не верь. Принимай или не принимай, всё едино, — вздохнула Наташа. — Не было ничего, и всё!

— А наш дикий секс?! А мои и твои оргазмы?! А разговоры, чтения стихов и философские беседы?

— Повторяю, ничего не было, — горько усмехнулась Наталья. — Ах, да, стихи ты когда-то писал, а романы пишешь до сих пор. Стихи весьма неплохи, а романы так себе.

— Наташа, — это что, какой-то дикий и дурацкий розыгрыш?! Я в данный момент наверное сплю или нахожусь под гипнозом и утопаю по чьей-то воле в иллюзиях и являюсь жертвой каких-то галлюцинаций!? Может быть, меня в больнице накачали обезболивающими и психотропными средствами? Что там с моими ранениями после покушения? Я не чувствую своего тела! Почему я привязан к этой чёртовой койке? Где все мои друзья и товарищи?! Соратники где!? Где скрипка Страдивари и волынка!?

— Успокойся!

— Где, всё-таки, Аристарх-Иван и Марк, и моя настоящая и любимая Наташа? Она, надеюсь, жива? Так, так… Очень глупый вопрос. Ты же передо мною, солнце моё. А где, наконец, Создатель?! Он в курсе происходящих событий? Он меня навещал? Господи, какой бред я несу! Творец, конечно же, всегда в курсе всего! Именно он всё и везде определяет и предопределяет. Но зачем он послал мне очередное испытание?! Я только отошёл от первого! Всё глупо и абсолютно неразумно!

— Да нет никакого розыгрыша и нет никаких испытаний. И Бог от нас очень далеко, и не дано нам увидеть и познать Создателя. И, вообще-то, я не Наташа, — вздохнула женщина.

— А кто ты?

— Зовут меня на самом деле Евгенией.

— Что!?

— Я медсестра психиатрической клиники. А тему Бога давай не будем затрагивать. Я человек искренне и глубоко верующий.

— Так, постой, постой… А почему я не вижу вокруг себя каких-либо иных психов? Почему ты, Наталья, и именно ты, якобы, Евгения, дежуришь рядом со мною, и никого нет поблизости!? Почему вокруг такая нереальная и звенящая тишина?

— Дело в том, что твоё лечение и содержание в этом очень дорогом и закрытом заведении оплачено на десять лет вперёд. Палата у тебя отдельная. Рядом с тобой посменно всё время дежурят семь медсестёр. Я одна из них. И не более того.

— Ничего не пойму!

— Что тут непонятного?

— Кто есть я?

— Зовут тебя Александром, — горестно вздохнула Наталья-Евгения. — Очень неплохой поэт, но, честно говоря, весьма и весьма посредственный писатель.

— Да слышал я уже об этом из твоих уст. Может быть, хватит? — поморщился я.

— Извини.

— Так, так, так… А что я пишу или писал?

— Весьма сомнительные фантастические романы, — снова вздохнула медсестра. — Белиберда какая-то… А вот стихи твои я считаю великолепными. Как там…

— Ну, может быть я и не совсем права в своей оценке, но написано хорошо. Плевать мне на ещё чьи-то мнения! — усмехнулась женщина. — А, вообще, в поэзии главное — это настрой, смятение чувств и мыслей, интуитивное ощущение красоты, трепетное рождение непередаваемых эмоций.

— А почему тебе не нравятся мои романы?

— Не нравятся и всё!

— Постой! Так, так, так… Всё-таки, значит, я их реально написал!? А когда и где?

— Да, написал здесь, именно в этой комнате. Но я не люблю фантастику и фэнтези, всю эту непонятную и смутную ерунду и белиберду.

— Понятно…

— Я давно говорила твоему лечащему врачу, что к компьютеру во время проблесков твоего сознания тебя допускать не следует. Но, у него по этому поводу существует другая точка зрения.

— И какова она?

— Доктор считает, что тогда, когда ты пишешь свои романы, ты хоть как-то и в чём-то реализуешься, а значит, происходит определённый выброс отрицательной психической энергии, скопившейся внутри тебя. Я отнюдь так не считаю.

— Вопрос очень и очень спорный, — задумчиво произнёс я. — Может быть доктор и прав.

— Он не прав! — возмутилась медсестра. — Энергия, и положительная, и отрицательная, покидает нас помимо нашей воли, эмоций, творчества и всего остального! Она покидает нас произвольно при любых обстоятельствах, а чаще просто во сне. И в нём же мы её приобретаем и наращиваем.

— Ты о мелатонине и серотонине, или как они там называются правильно? — усмехнулся я.

— Я о душе!

— Но ведь именно мелатонин, серотонин, эндорфин, дофамин и всякие там гамма-маслянные и иные аминокислоты определяют состояние нашего организма, успешное его функционирование, а значит, и состояние души? — возбуждённо спросил я.

— Не своди всё к наличию аминокислот и гормонов! — возмутилась Евгения-Наталья.

— А к чему же всё следует сводить? Физиология есть физиология, — мрачно и безнадёжно усмехнулся я.

— Всё определяют настроение, чувства, эмоции, желания, стремления и мечты! И так тобой любимый экстаз! — сухо произнесла женщина. — Кстати, серотонин является производным аминокислоты триптофана. Нарушение синтеза серотонина приводит к нарушению психики человека, что и произошло с тобой.

— Дорогая вы моя, ну вы же почти врач! Опомнитесь! Какие чувства и настроение без серотонина и эндорфина, а тем более, без дофамина и ГАМК!? А мелотонин, или как там он правильно называется, который синтезируется ночью, определяет обменные процессы в организме и стимулирует иммунную систему? Возможно, я всё перепутал, так как являюсь, в принципе, профаном в этой области знаний, но всё-таки главное в нашем организме — это именно всякие аминокислоты и гормоны.

— Чёрт с ними!

— Ладно… Ты абсолютно права. Именно их, чувства, эмоции и настроение, распределяет и определяет Бог, ну и чаще чёрт, сатана, дьявол.

— Суть, всё-таки, не в гормонах, и не в дьяволе, и даже не в Боге! Суть в том, что многое не зависит от них! Суть в нечто ином! Если бы всё в нашем мире так просто происходило, то нарушился бы интуитивный и сакральный всемирный баланс естественных сил, и всё пошло бы наперекосяк, и было бы зря!

— Так, так… Ну, ты и завернула! — нервно рассмеялся я. — Бред какой-то несёшь. Ничего я не понял. Неизвестно, кто тут более сумасшедший, ты или я.

— Дело в том, что тот, кто постоянно общается с психами, сам становится немного психом. Вечная история.

— Так, ладно, Евгения. А кто, вообще-то, ты такая?

— В смысле?

— Ну, какое у тебя образование, замужем ли ты, есть у тебя дети?

— Ну, во-первых, я не просто медсестра. Я аспирантка лечащего врача и здесь подрабатываю, — усмехнулась Евгения — А во-вторых, я, увы, его любовница и мать его сына!

— А врач женат?

— Конечно.

— И как же ты и жена врача справляетесь с такой непростой ситуацией? Эта несчастная и почти брошенная женщина, ну, жена зануды-врача, наверняка, в курсе твоих отношений с врачом?

— Конечно в курсе. Но она далеко не несчастна и врач вовсе не зануда, — усмехнулась Наташа.

— Почему же жена врача не несчастна?

— У неё имеется прекрасный любовник, богатый и влиятельный человек. Справляемся мы с непростой ситуацией очень осторожно, бережно и потихоньку, так как у всех имеются дети и все достаточно обеспечены. Если начнутся бракоразводные процессы с положенным в таких случаях дележом имущества и определением судьбы детей, то никому мало не покажется, — горько усмехнулась Евгения.

— Понятно, ладно, ну и прекрасно! Счастья, здоровья и удачи желаю я вам всем, полным психам и конченным придуркам, смешным засранцам и извращенцам. Мир вашему дому, — светло и благостно улыбнулся я.

— Спасибо, — поморщилась девушка.

— И так. Вернёмся к теме моего психического состояния, — буркнул я.

— Вернёмся…

— Ты знаешь, мне кажется, что весь мир нездоров, а вот именно я самый здоровый из всех тех, кто существует на этой планете.

— Может быть…

— Ну, и что мы с тобой будем делать дальше?

— Да ничего. И почему это — мы с тобой?

— Ну, никого я поблизости, кроме тебя, не вижу. И имеется у меня одно подозрение.

— Какое?

— Ты со мною спала?

— Конечно.

— Странная ситуация.

— Да ничего в ней нет странного, — усмехнулась Наталья. — Мне и тебе было очень хорошо, а кроме этого бешенные и неоднократно совершённые половые акты явно шли тебе на пользу. Я с удовольствием занималась с тобою обычным и оральным сексом. И, вообще, ты неплохой любовник. Потенция у тебя на высшем уровне.

— Что?!

— Ты лежи спокойно. Не волнуйся. Я сейчас сделаю тебе укол, и всё будет нормально.

— Не нужны мне твои уколы! Лучше ответь мне на простой и прямой вопрос! — задёргался я, пытаясь освободиться от пут.

— Каков будет данный вопрос?

— Кто тот милостивый спонсор, который оплачивает моё лечение?!

— Я не могу ответить на твой вопрос.

— Почему?

— Я не знаю на него ответа.

— Великолепно! Замечательно! Но он же должен был как-то объявиться, проявиться, засветиться, навестить меня хотя бы пару раз?!

— Я не знаю, кто он! Увы, увы… Никто тебя никогда не навещал.

— Хорошо, хорошо… Ты меня не развяжешь?

— Нет.

— Почему?

— Ты разнесёшь всю клинику к чёртовой матери.

— Понимаю, — вздохнул я. — Отвечать за твои действия материально придётся именно тебе и твоим родным и близким.

— Ты прав.

— Хорошо, согласен… Я очень и смертельно опасен. Я маньяк. Я самый великий злодей современности. Но даю тебе Слово Чести, что не причиню никому никакого вреда и быстро смотаюсь куда-нибудь подальше, в Мексику, допустим.

— А почему именно в Мексику?

— Ну, именно туда сматываются все провинившиеся и чудом спасшиеся герои американских боевиков.

— И как же ты, почти голый, с безумным взглядом, в кальсонах, без паспорта и без денег смотаешься в Мексику? Интересно, очень интересно… — рассмеялась женщина.

— Придумаю что-нибудь!

— Слушай, я наблюдаю за тобой какой уж год. Эти всякие уколы, процедуры, горшки, подгузники…

— Ну, и?

— Какой-то ты сейчас не такой, каким был ранее, — встревожено произнесла Евгения.

— Почему?

— Ну, я кормила тебя с ложечки, ставила капельницы, делала уколы, давала таблетки, гладила по голове и даже иногда целовала, жалела, сочувствовала и спала с тобой. Грешна, каюсь… Я изучила тебя всего до последней линии на твоих ладонях и до последней родинки на твоём члене. Ты был абсолютно безумен. Периодически разум почти возвращался к тебе, и ты писал эти свои дурацкие романы. А потом снова впадал в безумие. Но сейчас ты стал несколько иным и необычным. Странно… Мне кажется, что ты, возможно, выздоровел. Но это только предположение. Посмотрим, что будет дальше. Завтра посоветуюсь с врачом.

— Водка есть?

— Что?!

— Слушай, а не завалялась ли где-нибудь скрипка работы Амати, ну, или, хотя бы, Антонио Страдивари? — жадно поинтересовался я. — Ну, чёрт с ним, с Антонио! А Гварнери? Нет? Ладно, пускай она будет работы хотя бы второго сына Страдивари, младшего. Бог с ними со всеми, в конце концов! Мне подойдёт и скрипка, выполненная заводом «Красный Маяк». Я просто хочу кое-что проверить и выяснить.

— Саша, увы, ничего подобного не завалялось.

— Так, так! — нервно воскликнул я. — А вдруг под моей кроватью лежит волынка?

— Увы, её там тоже нет.

— Да что же это за безысходность такая! — бурно возмутился я. — Нигде ничего нет!

— Ну, извини. Успокойся, милый.

— Ладно. Я успокоился!

— Ну, и хорошо.

— А губной гармошки, бубна или хотя бы самого простого барабана, случайно, нет?

— Нет!

— А балалайки?

— Нет! Сейчас я сделаю тебе очередной укол, и всё будет хорошо. Ты забудешься, а я позанимаюсь с тобой диким сексом.

— А почему им со мною нельзя заняться без укола? — поинтересовался я и насторожился.

— Я предпочитаю с тобой заниматься сексом именно после укола. Я такое вытворяю, что тебе и не снилось! О, мой герой! О, мой нежный, истовый и страстный зверь! О, мой самый лучший в мире любовник!!!

— Ты извращенка?! — ужаснулся я.

— Да! Самая настоящая, беспощадная, безжалостная, прожжённая, но нежная и ласковая! Сука из сук! — Евгения-Наталья решительно занесла надо мною шприц.

— Ну, сколько же можно издеваться над этим человеком?! — вдруг возник из сумрака Бог, облачённый в белые и сияющие одежды. — Ужас какой-то, маразм! Имейте чувство меры, Евгения! Шприц уберите.

— Вы кто? — встревожено спросила женщина и потянулась, было, к какой-то кнопке сигнализации.

— Руку от этой кнопки также уберите! Не надо!

— Конечно, конечно!

— Милейшая, с сего времени вы являетесь любимой женщиной нашего героя, — хищно улыбнулся Бог. — Да, вот так… Вы — его самая обожаемая, несравненная и ни с кем несравнимая дама! Зовут вас отныне Наталья! Любить этого человека следует самоотверженно и бесконечно! Оберегать и хранить тело истинного Героя, Орденоносца, Патриота, поэта, писателя, пианиста, скрипача и неподражаемого мастера игры на волынке надо, как самую Великую Святыню из всех Святынь, существующих в этом и ещё в миллиардах Миров! Понятно?!

— Не совсем…

— Дура! — слегка напрягся Создатель. — А теперь тебе всё понятно?!

— Да, да, конечно!

— Творец ты мой, — несмело произнёс я. — Но одно дело — хранить полуживое тело какого-то психа, а совершенно другое — тело вполне живого, вменяемого и здорового человека. Мне нравится второй вариант.

— Кто, что, как, где?! — изумилась и затрепетала Наталья и бывшая Евгения. — Какой Творец?! Кто Творец?!

Всё вокруг вдруг засияло и окрасилось в голубые, ультрамариновые и розовые тона. Запахло морем и внезапно весной с её мимозами и ландышами. Лёгкий и волшебный ветерок вторгся в чертоги палаты и заскользил по полу, стенам и потолку. Раздалась божественная музыка. Кстати, моя. Реквием… Моцарт рядом с ним не сидел, не стоял и даже не лежал.

— Восславим Господа нашего! — неожиданно для самого себя воодушевлённо и торжественно произнёс я.

Над головой Создателя появился слегка светящийся нимб, который увеличился в объёме и вызвал сияние всего вокруг.

— О, Творец! О, мой Бог! — рухнула на колени Наталья-Евгения.

— Приятно видеть перед собой истинно верующего человека, — довольно усмехнулся Создатель.

— Слушай, а не ты ли оплатил моё лечение и содержание в этой клинике? — подозрительно спросил я. — Не ты ли свёл меня с ума?

— Ты сошёл с ума сам по себе. Я тут совершенно не при чём, — досадливо вздохнул Бог. — А лечение и содержание оплатил действительно я после того, как из миллиардов людей на планете Земля выбрал именно тебя для осуществления Особой Миссии. Я очень долго искал подходящую кандидатуру, и представляешь, обнаружил её в местечковом сумасшедшем доме! Я быстро перевёл тебя в эту клинику, ну а дальше всё завертелось и поехало.

— Ничего не понимаю! Абсолютно ничего! Какая миссия? Что за бред? — возмутился я.

— Всё в этом и иных мирах понимаю только я один. Миссия, значит Миссия. Так надо.

— Бред, бред, бред!!! Что происходит? — заорал я. — Зачем именно я тебе нужен? Зачем ты внушал мне какие-то идиотские и весьма реалистичные иллюзии!? Я действительно выдающийся композитор и исполнитель!? Существовали ли на самом деле всякие там пианино, баяны и скрипки! Мы действительно недавно пили с тобой водку, вино, пиво и ели дивный шашлык и не менее дивных креветок на фоне голубого моря и не менее голубого неба!?

— Что было, то было.

— Так какая реальность вокруг меня подлинная, а какая ложная?

— Реальность не может быть ложной, — вязко усмехнулся Творец. — Она всегда подлинная.

— Хорошо, хорошо… Поставлю вопрос по другому. Моё нахождение в психиатрической клинике имеет место быть в действительности?

— Да.

— А моя жизнь в качестве выдающегося композитора и исполнителя современности, любимца Президента и Натальи протекала также в действительности?

— Да.

— Водки нет?

— Конечно есть, но коньяк пойдёт лучше, — Бог достал откуда-то из-под одежд весьма объёмную флягу, приложился к ней, крякнул, зажмурился, а потом протянул её мне.

Я задёргался, виновато и с ненавистью посмотрел на ремни, которыми был пристёгнут к койке.

— Ах, да… — Создатель подошёл ко мне, влил мне в рот приличную дозу коньяка, потом снова вернулся в своё кресло.

— Что за коньяк? Довольно неплох.

— Армянский…

— Что, как!? — заорал я. — Я же Патриот!

— В другой, пока несуществующей реальности, ты действительно истовый Патриот. А в этой реальности ты всего лишь немощный, жалкий и убогий псих.

— Так, так, так… И зачем же, и с какой целью надо мною проводится такой дикий эксперимент? — возмутился я. — Что происходит?!

— Не твоего ума дело. А, вообще-то, вся наша жизнь — это сплошной эксперимент. Короче… Я возвращаю тебя в иную реальность, в которой ты пребывал некоторое время назад, — устало сказал Создатель, сочувственно глядя на меня.

— И за что такая честь? — буркнул я. — Вообще-то, в другой реальности я вроде бы умер.

— Не беспокойся, не умер, — засмеялся Бог. — И Марк оклемался. Он был в бронежилете, а киллер контрольный выстрел ему в голову сделать не успел. Совершенно случайно проезжавший мимо полицейский патруль применил оружие и изрешетил наёмного убийцу. У ребят было два автомата. Вот такие дела.

— Ничего себе!

— Ну, а что касается оказываемой тебе чести… Всё-таки играешь и творишь ты превосходно. Молодец! Не ожидал и не предполагал… задумался Бог. — Девятая симфония со скрипкой, органом, барабанами, с кукушкой, удодом и соловьём, и, конечно же, с волынкой, вот-вот будет написана. Я с нетерпением жду её рождения! Ты же знаешь, что сам я её написать не смогу. И никто, кроме тебя не сможет. Вот в чём парадокс. Потому вся надежда только на тебя. О, как жажду я услышать эту симфонию!

— Создатель, один очень важный вопрос.

— Внимательно слушаю.

— А почему бы тебе не привести меня в норму, ну, избавить от психического заболевания в этом мире? Это же для тебя так просто. Раз плюнуть! — я затаил дыхание.

— Просто-то просто, раз плюнуть-то, раз плюнуть… — горько усмехнулся Бог. — Но в этом случае ты станешь обычным и заурядным человеком со всеми его слабостями, постоянными заботами, метаниями, неудачами и болезнями. А самое главное! Ты лишишься моей поддержки. И музыкальных талантов у тебя не будет. Никаких роялей, скрипок и даже волынок. Продолжишь писать романы, которые будут неплохими, но не более того. Возможно, будешь слагать стихи. Но, как ты правильно ранее подметил, кому они в наше время нужны? Так какую участь ты выбираешь? Думай! Решай! Смелее!

— Так, всё более-менее понятно. Значит, находясь в этом мире, в этой реальности в качестве сумасшедшего я как бы проецирую свои таланты в другую реальность, в которой я являюсь успешным, здоровым и гениальным индивидуумом?

— Примерно так.

— Ладно, чему быть, того не миновать, — после напряжённого раздумья глухо произнёс я. — Возвращай меня обратно, в другой мир.

— Ну и славно! — улыбнулся Бог. — Ты сделал правильный выбор. Как сказал один человек: «Гении обладают одной привилегией — для них жизнь никогда не становится будничной, какой она бывает для других людей». Так выпьем за гениев, одним из коих ты являешься!

— О, Творец! О, Создатель! О, мой Бог! О, мой Кумир! — истово билась в экстазе Наталья, бывшая Евгения.

— Успокойся, милая. В каком-то из своих романов этот человек сказал примерно следующее, — задумчиво произнёс Бог. — «Не следует создавать себе кумиров!». Собственно, этой истине уже тысячи лет. А вообще, ну какой из меня кумир? Ну, я Бог… И что из этого? Я совсем не чувствую себя кумиром, потому что не могу играть даже на самой обычной балалайке! Бред какой-то! Нонсенс! Хорошо хоть, что стал получать удовольствие от спиртного и от любви.

— Создатель, ну, успокойся. Всё наладится. Научу я тебя играть на этой чёртовой балалайке. Чего ты на ней зациклился!?

— Дело в том, что я могу в исключительном случае осилить игру только на балалайке, и то с трудом. Почему-то ни на каком ином инструменте я играть не способен. Маразм, нонсенс, абсурд!

— Почему именно на балалайке? Как ты считаешь?

Бог решительно и стремительно разодрал на себе белые одежды, под которыми оказалась чуть замусоленная тельняшка.

— ПАТРИОТ я или не ПАТРИОТ?! Русский я или нет!? Десант — навсегда! Кто, если не мы?! Кто, кроме нас!? Вперёд и только вперёд! И не нужны нам всякие там буржуинские рояли и скрипки! Только балалайка!!!