Дважды Шутт

Глава 12

— Они так и не показываются, — в отчаянии проговорил Шутт. Последний час он провел, расхаживая из угла в угол по тесному помещению, ставшему тюрьмой для него и Бикера. — Когда же они это намерены сделать?

— Может быть, они уже показывались нам, сэр, — возразил Бикер. — Может быть, мы просто не в состоянии их увидеть и услышать, — предположил он.

Дворецкий сидел в уголке, поджав колени, чтобы нервно расхаживающий туда-сюда капитан его не задел.

— Я по-прежнему не понимаю, как это возможно, — буркнул Шутт, развернулся и уставился на Бикера. — Проблему невидимости очень тщательно исследовали. Уж ты мне поверь, если бы невидимость можно было создать с помощью какой-нибудь техники, ею уже бы вовсю пользовались вооруженные силы по всей галактике. Но невидимость проявляется при совершенно определенных условиях — к примеру, с помощью аппаратуры, которой пользуются иллюзионисты.

— Между прочим, это может иметь самое непосредственное отношение к делу, сэр, — заметил Бикер. — Те, кто взял нас в плен, вполне могли напичкать каким угодно оборудованием эти стены. Мы также не можем быть уверены в том, что они добавляют в нашу пищу и воду и даже в воздух, которым мы дышим. Трудно сказать, чего они добиваются, не показываясь нам на глаза. Наверняка это стоит им немалых усилий, даже если они не вкладывают в это больших денег — если, конечно, понятие денег им знакомо.

Шутт снова обошел «камеру» по периметру и сказал:

— Знаешь, Бик, быть может, они вовсе не зациклены на деньгах. Самое главное, чему меня научило наше пребывание на Ландуре, так это то, что не стоит переживать из-за денег. Впервые в жизни я озаботился ценностью чего-то иного, а не просто инстинктивно старался держаться в тени. И переживать мне не приходилось вообще. При том, как меня поддерживали — и в первую очередь, конечно, ты, — я в итоге получил гораздо больше, чем вложил.

Бикер нахмурился.

— Верно, сэр, но мы были недалеки от…

— Тем не менее все обошлось, — отмахнулся Шутт от возражения своего дворецкого. — И если на то пошло, от волнений вообще нет никакого толку. Они доставляли мне только несчастья, в то время как мне следовало больше доверять моим подчиненным. Выводы я умею делать не хуже других. К примеру, я поручил Суши и Рвачу поиски Прячущихся, а это значит, что рано или поздно они выяснят, что случилось с нами. А как только они это выяснят, они придумают, как нас отсюда вызволить. Так зачем волноваться понапрасну?

Бикер сцепил пальцы.

— Тому, что вы перестали переживать из-за денег, я, сэр, очень рад. — Он улыбнулся. — Если это действительно так и если вы действительно так высоко цените мою помощь, я так думаю, сейчас самое время поговорить о повышении моего жалованья.

— Об этом можно будет поговорить, если мы выберемся отсюда, — вздохнул Шутт. — Тут ведь от денег никакого проку, верно?

Бикер невозмутимо проговорил:

— За время от дня повышения жалованья может скопиться немалая сумма, сэр.

— Тут ты прав, — признал Шутт и вдруг вытаращил глаза. — Погоди минутку… Опять появляется отверстие в стенке!

Бикер обернулся в ту сторону, куда смотрел Шутт. И действительно: участок стенки потемнел и стал пористым, как в тот раз, когда их решили покормить. Неужели им предстояло наконец увидеть тех, кто захватил их в плен? Вряд ли Прячущиеся точно знали, как часто люди нуждаются в еде, хотя судя по тому, чем они попотчевали пленников, они имели какое-то понятие о том, чем люди питаются.

Шутт присел и пристально вгляделся в потемневший участок стены. Но, как и в прошлый раз, он не увидел ровным счетом ничего, хотя отверстие явно существовало, если через него в помещение попадали предметы. На этот раз в отверстии появился шар размером с человеческую голову.

Стукнувшись об пол, он подскочил, со звоном покатился по «камере» и остановился около ног Бикера. Дворецкий наклонился и поднял шар с пола.

— Что это такое? — озадаченно проговорил он, держа шар на ладони.

Шутт внимательно осмотрел шар, покачал головой и сказал:

— Больше всего эта штука напоминает мяч для игры в гравибол. Вот только зачем-то внутрь него засунули колокольчик.

Рембрандт решила употребить час, свободный от дежурства, для того, чтобы зарисовать с натуры окрестности за оградой базового лагеря. Как обычно, преображение чистого листа бумаги в изображение пейзажа помогло ей отвлечься от других мыслей. Проблем в последнее время накопи лось немало. Но опять же, как обычно, проблемы сами стали искать ее, и хочешь не хочешь, надо было с ними разбираться.

— Ладно, Суши, рассказывай, что вы там такое обнаружили, — сказала она, недовольно отложив в сторону блокнот для рисования и карандаш. — Даже не стану спрашивать, где вы с Рвачом все это время прятались.

— А я бы вам и не сказал, если бы вы и спросили, — усмехнулся Суши. — Майор Портач пока про нас ничего не знает, но мне почему-то кажется, что он бы не позволил нам продолжить работу. А мы твердо намерены ее продолжить.

Рвач так говорит: «Если майору что-то не понравится, он это мигом запретит».

— Это очень на него похоже, — вздохнула Рембрандт. — Но ты не задавался таким вопросом — а что, если ваша работа не понравится мне?

— К такому варианту мы бы отнеслись очень серьезно, — признался Суши. — Но честно говоря, мне кажется, что истина в последней инстанции в данном случае — капитан Шутник. Если он велит нам прекратить работу, значит, так тому и быть. А если приказ будет исходить от кого-то другого, я, пожалуй, могу и не согласиться.

— А капитан что говорит?

Суши немного помолчал, но признался:

— Я с ним еще не разговаривал. Судя по тому, что я слышал, он ведет себя очень странно. Может быть, пребывание в пустыне так на нем сказалось — не знаю. Как бы то ни было, я так думаю, будет лучше, если я доведу до конца то дело, которое он мне поручил.

Рембрандт снова вздохнула.

— Суши, даже в роте «Омега» нельзя игнорировать приказы старших по званию. Мне бы очень хотелось, чтобы майора к нам не присылали, но правила от этого не меняются.

Пока командир роты — он, нравится тебе это или нет.

Суши подмигнул Рембрандт:

— А я не игнорирую его приказы, лейтенант. Он мне пока вообще никаких приказов не давал.

— Не давал, потому что вы с Рвачом фактически находитесь в самовольной отлучке с тех пор, как майор прибыл на базу, — возразила Рембрандт. — А я фактически нарушаю устав Легиона тем, что не сообщаю о вашей самоволке.

— Мы вас не заложим, если вы не заложите нас, — благородно пообещал Суши. — Так что давайте-ка я лучше вам быстренько расскажу, зачем я к вам пришел, а потом скоренько смоюсь, чтобы нас никто вместе не видел и не смог заложить ни вас, ни нас.

— Ты прекрасно понимаешь, что вас закладывать я не собиралась, — возразила Рембрандт. — Но если ты покинул то место, где вы прячетесь, для того, чтобы о чем-то мне рассказать, то лучше выкладывай поскорее, пока нас и вправду кто-нибудь не увидел.

— Ага, заметано, — осклабился Суши, наклонился к самому уху Рембрандт и прошептал:

— Наш новый приборчик поймал сигнал из пустыни. Я почти уверен в том, что это сигналят те самые инопланетяне, которых ищут зенобианцы.

Рембрандт села прямее.

— Сигнал. Полагаю, возможность того, что это просто какие-нибудь местные радиошумы, вы исключили? Если ты не ошибаешься, то это означает, что вы с Рвачом только что достигли одной из главных целей нашего присутствия на этой планете. — Она умолкла и пару секунд не спускала глаз с Суши. — Но почему ты решил рассказать об этом мне, а не командиру роты? Он обязательно должен узнать об этом.

Быть может, он вас даже наградит за работу.

— Ой-ой-ой! — шутливо покачал головой Суши. — Нет, Ремми, в этом я очень сильно сомневаюсь. Майора сюда послали с одной-единственной целью: дискредитировать капитана Шутника. А капитан поручил нам с Рвачом работать по совершенно дикой программе — как раз по такой, какие в Генштабе терпеть не могут. А майор — он же скорее все провалит, но чтобы все было по уставу, чем будет добиваться успеха другим путем, а особенно — если этот путь выбрал капитан. В лучшем случае, если я ему все расскажу, он все пропустит мимо ушей. А хотя нет, не так: в лучшем случае он мне позволит довести дело до конца, а потом присвоит себе успех. Тогда хоть что-нибудь все-таки будет сделано.

— А что надо сделать? — спросила Рембрандт.

— Сделать надо вот что: нужно узнать, откуда исходит этот сигнал, — ответил Суши. — И я так думаю, что, если нам это удастся, мы найдем и аэроджип, и Бикера, а может быть, даже выясним, что стряслось с капитаном и как привести его в норму.

— Дело стоящее, — кивнула Рембрандт. — Шоколадный Гарри уже обратился ко мне с предложением отправить отряд на поиски аэроджипа, но этот запрос наверняка затерялся в куче бумаг на столе у майора. Все до единого в роте видят, что капитан — не в своей тарелке, но он не пожелает, чтобы его обследовали, а майор вовсе не желает ему помогать — это не в его интересах. А большинство легионеров думают, будто капитан что-то скрывает — что-то такое, что они могли бы сделать, и поэтому пытаются поговорить с ним, когда думают, что их не видит майор. А я так считаю: единственный человек, который мог бы уговорить капитана проявить заботу о собственном здоровье, — это Бикер.

— Верно, — согласился Суши. — Вот поэтому-то мы и должны разыскать Бикера и доставить его на базу — если получится.

— Понятно, — закусила губу Рембрандт. — Говори, что ты от меня хочешь.

Суши довольно улыбнулся и зашептал:

— Вот какой у меня план…

Лейтенант Окопник зажмурился от яркого солнца. Его лоб уже покрылся каплями испарины, и он точно знал: если он пробудет еще минут пять за пределами своего кабинета, оборудованного кондиционером, то неминуемо взмокнет от пота.

«Генштаб мог бы придумать для нас с майором какое-нибудь местечко поприятнее», — раздраженно подумал Окопник.

Если уж начальству непременно нужно было сместить с поста командира роты «Омега» капитана Шутника, так почему этого не сделали в ту пору, когда рота была расквартирована на роскошном курорте? Конечно, нынешний лагерь был намного удобнее, чем стандартные казармы, но все же…

Ну что ж, если уж ему не повезло с климатом, тем больше было причин не отказываться от тех возможностей, которые теперь перед ним открывались. Окопник полагал, что майор Портач — его билет первым классом к тому, чтобы выслужиться перед руководством генштаба, и он был бы полным идиотом, если бы не выжал из этого обстоятельства все, что только можно. Первая ступень в намеченном Окопником восхождении по служебной лестнице состояла в том, чтобы оказывать майору максимально возможное количество услуг. В его понимании это заключалось в раскрытии максимального числа недостатков, чтобы за счет этого майор мог дискредитировать, а в конце концов — и уничтожить своего предшественника на посту командира роты. К счастью, эта задача оказалась не такой уж сложной.

Окопник заметил группу легионеров, которые были чем-то заняты, и неторопливо подошел к ним, чтобы посмотреть, чем именно они занимаются. Он почти не сомневался в том, что непременно уличит их в чем-либо неподобающем, и тогда сумеет добавить еще один пункт в обвинениях против капитана Шутника. Окопник мысленно потирал руки.

Накопление компромата почти примирило его с невыносимой жарой.

Легионеры заметили приближение лейтенанта — он услышал, как кто-то из них негромко проговорил:

— Ребята, Проныра идет.

Окопник нахмурился. Слух у него был довольно-таки острым, но он не смог определить, кто из легионеров это сказал. Ни один уважающий себя офицер не упустил бы возможности подобающим образом наказать наглеца за такое оскорбление. Но еще приятнее было бы наложить дисциплинарное взыскание на всю компанию. Поэтому Окопник сделал вид, что ничего не слышал.

— Чем это вы тут занимаетесь? — строго вопросил он, сжав кулаки и подбоченившись. В этой позе, которую он принял ради того, чтобы выглядеть устрашающе, он, напротив, смотрелся довольно потешно. Как бы то ни было, легионеры оторвались от своих занятий и развернулись к нему.

— Вкалываем, лейтенант, — ответил один из них — долговязый малый, которого, судя по нашивке, звали Стрит.

Акцент у него был такой сильный, что Окопник не сразу разобрал, что он ответил.

— То есть работаете? — прищурился Окопник. — Я бы вам посоветовал действительно работать. Тут вам не база отдыха, не забывайте об этом.

— Да он просто гений, — пробормотал кто-то, и Окопник снова не понял — кто именно.

Окопник решил снова проигнорировать издевку — ведь, если на то пошло, ее можно было воспринять и как комплимент.

— И чем же именно вы занимаетесь? — поинтересовался он.

Молодой круглолицый легионер в старомодных очках ответил:

— Превосходный вопрос, лейтенант. Пожалуй, если мы все будем правильно ставить вопросы, мы непременно узнаем ответ.

— Что ты хотел этим сказать… — подозрительно прищурился Окопник и прочел имя легионера на нашивке:

— …Махатма? — Имя и лицо показались ему знакомыми. Не этот ли легионер вел себя неподобающим образом на первой поверке? — Уж не то ли, что вы сами не знаете, чем занимаетесь?

— А разве кто-то из нас понимает досконально, чем занимается? — с едва заметной улыбкой осведомился Махатма. — Простейшее действие чревато последствиями, которых никто не в состоянии предвидеть.

— Мощно задвинул, Махатма. Внушает, — с трудом сдерживая смех, отметил Стрит и одобрительно кивнул, потирая ладони.

— Вы служите в Легионе, — горделиво запрокинул голову Окопник и устремил на Махатму суровый взгляд — ему очень хотелось, чтобы взгляд получился как можно более суровым. — О последствиях должны думать офицеры. А вы должны выполнять приказы, и если вы будете их выполнять, все будет хорошо.

Что будет, если легионеры не станут выполнять приказы, он предоставил их воображению.

Окопник не учел того, насколько богатым воображением обладает Махатма.

— Лейтенант Окопник, могу ли я задать вам вопрос, сэр? — проговорил Махатма, подняв руку, словно школьник. Проигнорировать его не было никакой возможности.

— В чем дело, Махатма? — нахмурился Окопник, крайне недовольный тем, что разговор идет не так, как он задумал.

Он решил, что поскорее отделается от Махатмы и сам поведет беседу.

Махатма, сохраняя подчеркнуто серьезное выражение лица, спросил:

— Лейтенант Окопник, не следует ли нам интересоваться тем, от кого исходит приказ, дабы мы могли определить, справедлив ли он и, следовательно, стоит ли его исполнять?

Окопник одарил Махатму гневным взором и процедил сквозь зубы:

— Не вижу, какое это имеет отношение к…

— О, это как раз имеет очень большое отношение, — возразил Махатма настолько почтительно, что выругать его было попросту невозможно. — Не всегда так уж легко отличить одного человека от другого, а как быть, если один из этих людей — офицер, а другой — нет? Если вдруг появится какой-то человек и объявит, что он — офицер, следует ли нам подчиняться ему, или все же следует сначала выяснить, так ли это, а уж потом выполнять его приказы?

— Ну нет, на этом ты меня не подловишь, — злорадно ухмыльнувшись, покачал указательным пальцем Окопник. — Майору генштаб поручил командование этой ротой. И приказ о своем назначении он предъявил капитану Шутнику.

— Но капитана Шутника не было на базе, когда прибыл майор Портач, — возразил Махатма. — Тогда он никому никакого приказа не показывал и все же сразу приступил к командованию ротой. Откуда же нам знать, законен ли приказ о его назначении командиром роты?

— Ну, Махатма, во дает! — восторженно прошептал кто-то из легионеров.

— Глубоко копает, скотина! — подхватил другой.

У Окопника по спине побежали мурашки. Уж не подыскивали ли эти наглецы повода для бунта? Что же ему делать?

Приструнить их самолично или поскорее доложить майору, и уж пусть он сам принимает те меры, которые сочтет необходимыми?

— Другие офицеры были здесь и не высказались против вступления майора в командование ротой, — наконец нашелся Окопник.

— Это мне известно, и именно поэтому мы продолжали исполнять приказы, — невозмутимо кивнул Махатма. — Но это было до возвращения капитана. И как нам быть теперь, если приказы поступят от капитана? Он ведь по-прежнему офицер, не так ли?

— Капитан Шутник лишен поста командира, — чувствуя, как по лбу течет струйка пота, процедил Окопник. — Более того: майор посадил его под домашний арест и в данный момент проводит расследование его проступков в то время, как он был командиром. Так что он временно отстранен от должности.

— Это мы все слышали, — не унимался Махатма. — Означает ли это, что нам не следует исполнять его приказы?

— Вам следует… — начал фразу Окопник, но тут же оборвал себя, уловив в вопросе Махатмы очередную ловушку. — Вам следует действовать по обстоятельствам. Если его приказы законны, вам, безусловно, следует их исполнять. Но если его приказы будут противоречить приказам майора, исполнять их не следует ни в коем случае.

— Очень хорошо, сэр, вы очень понятно все объясняете, — с еще более обезоруживающей улыбочкой проговорил Махатма. — Но позвольте задать вам еще один вопрос, лейтенант Окопник. Как нам узнать, законны ли приказы капитана, до тех пор, пока мы не узнаем, одобрены ли они майором?

— Хороший вопрос, — одобрительно кивнул Окопник. — Полагаю, что при таких обстоятельствах вам следует игнорировать приказы, исходящие от капитана Шутника, до тех пор, пока вы не удостоверитесь в том, что их одобрил майор.

— Благодарю вас, лейтенант, — кивнул Махатма. — Теперь я все хорошо понял.

— Отлично. В таком случае продолжайте работу, — распорядился Окопник и поспешил ретироваться.

Позднее он очень пожалел о том, что не задержался и не увидел последствий своего последнего высказывания. Но у него было слишком мало опыта в общении с личным составом роты «Омега», и потому предвидеть таких последствий он никак не мог.

Преподобный Джордан Айрес часто заморгал, войдя в ярко освещенную комнату, и увидел тех, кто его поджидал.

Армстронг и Рембрандт сидели рядом на диване, а Бренди примостилась на подлокотнике.

— Присаживайтесь, Преп, — пригласил капеллана Шоколадный Гарри, который пригласил его на эту конспиративную встречу.

— Благодарю, спасибо, — кивнул капеллан и поставил стул с жесткой спинкой напротив дивана.

Шоколадный Гарри опасливо опустился на второй подлокотник дивана. В итоге возникло забавное зрелище — двое сержантов с внушительным телосложением по бокам и двое стройных лейтенантов посередине. Преп обвел взглядом всех четверых и проговорил:

— Наверное, случилось что-то важное, если вы все здесь собрались. Вы скажете мне, в чем дело, или я должен угадать?

— Думаю, вы уже и так знаете, какая наша самая главная проблема, — взяла слово Рембрандт как самая старшая по званию из присутствующих.

— Майор, — сказал Преп, и все четверо дружно кивнули.

Преп кивнул в ответ, но тут же пожал плечами и проговорил:

— Что ж… Я могу только выразить свое сочувствие, но не знаю, что тут можно поделать. Его прислало командование Легиона, и похоже, нам остается только смириться с этим.

— В принципе я с вами согласен, Преп, — сказал Армстронг. — Он — законно назначенный командир, и если у нас с ним разные взгляды, то нам остается либо соглашаться с ним, либо уволиться. Тем более что его взгляды — это строчки устава.

— Я на это точно так же смотрю, лейтенант, — отозвался Преп. — Когда Короля призвали в армию, он послушно выполнял приказы — как любой другой парень, ставший солдатом. Он не пользовался никакими привилегиями. Он даже волосы подстриг, а это была немалая жертва с его стороны.

Если уж он мог с этим смириться, то и мы, я так думаю, тоже можем.

Рембрандт кивнула.

— Такое отношение к военной службе понятно и даже похвально, — сказала она. — И наша жизнь была бы намного легче, если бы больше легионеров так себя вели. Но, честно говоря, я не уверена, что сейчас нам нужно именно это.

— В таком случае, мэм, я не пойму, чем могу быть вам полезен, — покачал головой Преп и поднялся со стула. — Некоторым людям Король казался смутьяном, но в глубине души он всегда уважал власть. Ведь однажды он даже засвидетельствовал свое уважение человеку, который…

Бренди прервала капеллана:

— Сядьте, пожалуйста, Преп. Давайте проясним один момент. Мы не собираемся просить вас настраивать легионеров против майора. Это он и сам делает с большим успехом. Если бы ребят кто-то подстрекал, они бы уже давным-давно начали вести себя так, чтобы майор сам страстно возжелал покинуть роту. Но единственный человек, который мог бы сподвигнуть ребят на такое поведение, молчит, и пока он будет помалкивать, ребята побоятся что-либо делать из опасений, что они навредят ему больше, чем самим себе.

— Вы говорите о капитане, — заключил Преп. Он так и не сел, но опустил руку на спинку стула.

— Да, — подтвердила Бренди, не спуская глаз с капеллана. — Вся рота — офицеры, контрактники и даже салаги-новобранцы — за капитана готовы броситься хоть в «черную дыру». Но они не сделают ни шага, покуда волнуются за него. А капитан ведет себя очень и очень странно — это я вам говорю на всякий случай, вдруг вы еще не заметили.

— Почему же не заметил? — пожал плечами Преп. — Очень даже заметил. С тех пор как он вернулся после странствий по пустыне, он стал какой-то… рассеянный. Поговаривают, будто бы это из-за того, что он перегрелся. А его дворецкого вы еще не нашли?

— Нет, Бикер по-прежнему числится пропавшим без вести, — мрачно пробормотал Армстронг. — Мы пытаемся выяснить, что могло с ним случиться, но в подробности я вас посвящать не имею права. Боюсь, что найдем мы его не слишком скоро.

— Жаль. Он был хороший парень. Просто очень хороший парень, — сокрушенно покачал головой Преп, снова уселся на стул и уставился на своих собеседников. — Но чего же тогда вы от меня хотите?

— Мы хотим, чтобы вы поговорили с капитаном, — ответила Бренди. — Ведь именно он попросил начальство, чтобы вас прислали в роту. Может быть, вам удастся достучаться до него. От всех нас он как будто что-то скрывает.

— Вы вправду так думаете? — пытливо взглянул на Бренди капеллан.

— Да, Преп, — подтвердила Рембрандт. — Это область, в которой вы специалист. Мы хотим, чтобы вы помогли капитану. Как только он придет в себя, он, быть может, сумеет придумать, как ему снова стать командиром роты. Пока он этого не сделает, у всех нас связаны руки. И нам кажется, что помочь тут можете только вы.

— Только я? — Преп приосанился, расправил плечи. — Что ж, если речь идет о том, чтобы я помог человеку обрести самоконтроль, то тут вы можете на меня рассчитывать. Я сразу же приступлю к делу.

— Отлично, Преп, мы вам очень благодарны, — улыбнулась Рембрандт. — Мы так и знали, что вы будете на нашей стороне. — Она пожала руку капеллана, после чего это сделали все остальные., Преп встал и вышел из комнаты с видом человека, облеченного высокой миссией.

Как только он вышел, Рембрандт повернулась к остальным и сказала:

— Ну хорошо, Препа мы на капитана натравили. Теперь он займется его реабилитацией. Но о чем мы попросим капитана, когда он, вернется в норму?

Этот вопрос застал ее собеседников врасплох. Все нервно переглядывались. А потом как по команде все вдруг заговорили разом.

Вскоре выяснилось, что все хотят фактически одного и того же.

Преподобный Джордан Айрес в общем и целом не принадлежал к тем людям, которые являются поборниками тонких, тактичных методов психологического воздействия. Для себя ответы на главные вопросы он давно нашел, и эти ответы были просты, безыскусны и прямы. И, как все истинно верующие, он пытался навязать эти ответы всем, с кем его сводила судьба. Большей частью это ему удавалось — хотя бы потому, что отчасти эти ответы заключались в том, чтобы человек что-то делал, а не сидел сложа руки и размышлял над смыслом жизни.

И все же капеллан решил, что при беседе с прихворнувшим капитаном Шутником ему потребуется более тонкий подход, чем при общении с легионерами, время от времени являвшимися к нему за советами. Капитан был человеком, который обычно хорошо владел собой, человеком богатым и наделенным властью. Он всегда следил за своим внешним видом, а его лицо никогда не выражало сомнений и замешательства. В этом смысле, по мнению капеллана, он во многом напоминал Короля. И те слова, которые годились для утешения стосковавшегося по дому рядового легионера, могли и не подойти при разговоре с капитаном. Немыслимое число мелких жизненных проблем отступало, их словно ветром сдувало — стоило человеку вытащить из внутреннего кармана кредитную карточку «Дилитиум экспресс».

— Доброе утро, капитан, — проговорил Преп, подойдя к столику, за которым сидел Шутт и перебирал личные досье легионеров роты «Омега».

— О, и вам доброе утро! — лучисто улыбнулся капеллану Шутт. — Несказанно рад снова видеть вас. Присаживайтесь, поболтаем.

— С превеликим удовольствием, — кивнул Преп и уселся на табурет напротив капитана. — Давненько мы с вами не говорили по душам. Правда, вы некоторое время отсутствовали… Наверное… интересное у вас получилось путешествие?

Преп решил, что, если капитан расскажет ему о том, что пережил, он, пожалуй, сумеет выудить у него, в чем его беда.

— Да, можно и так сказать, — пожав плечами, ответил Шутт. — Но рассказывать почти нечего. Я просто очень рад, что в конце концов оказался здесь, если честно.

— Понимаю, — кивнул Преп. Все пошло не совсем так, как он планировал. Он решил сменить тактику, надеясь, что ему все же удастся заставить капитана разговориться. — Вероятно, те лишения, которым вы подверглись, странствуя по пустыне, сказались на вашем здоровье сильнее, чем вы предполагаете…

— О, это сущие пустяки, — небрежно махнул рукой Шутт. — Лучше вы сами мне что-нибудь интересненькое расскажите.

Преп вздохнул. Пожалуй, стоило прибегнуть к обычной манере разговора с прихожанами.

— Самая интересная история, известная мне, касается не меня самого, — начал он, — а одного бедного парнишки, который в глубокой древности жил на Земле. Поначалу, когда он был маленьким, на него никто не обращал внимания, потому что его родители были бедны. Они были самыми простыми людьми, им очень не везло в жизни…

Шутт поднял руку и прервал капеллана.

— Всем нам когда-нибудь не везет. Если вы спросите меня, как быть, когда не везет, то я скажу: надо просто отойти в сторонку и ждать перемен. Конечно, нужно вести себя разумно и понапрасну не рисковать. Нужно всегда думать головой и не прыгать выше себя.

Он довольно усмехнулся — словно сказал что-то немыслимо умное.

Преп нахмурился.

— Ну конечно, капитан, вы совершенно правы. — Он попытался вернуть беседу в первоначальное русло. — Но в груди у этого парнишки, про которого я вам рассказываю, пылал огонь.

— Это хорошо. Это очень хорошо, — одобрительно кивнул Шутт. — Если вы считаете, что он годен для нашего дела, он бы нам тут очень понадобился. Он бы хорошо поладил со всеми остальными. Скажите ему: пусть сошлется на вас, и я со всем вниманием рассмотрю его кандидатуру.

— Но… я не совсем… я не об этом хотел сказать, капитан, — в отчаянии поскреб макушку капеллан. У него было такое ощущение, что капитан Шутник его не слушает, а это было необычно. С какими бы начальниками ни доводилось сталкиваться капеллану, все они твердили, что слушать людей — это очень важно. Правда, все как один на самом деле этого не делали. Капитан, напротив, принадлежал к тем, кто умел действительно слушать своего собеседника, и не просто слушать — он слышал все, что ему говорили. А вот теперь…

— Был очень рад, что вы выкроили минутку поболтать со мной, — объявил капитан. — В последние дни я так занят, что у меня совсем нет времени потолковать со старыми приятелями. Но для вас моя дверь открыта всегда.

— Конечно, капитан, но я хотел сказать, что…

Преп все еще пытался оставить последнее слово за собой.

Но капитан не дал ему договорить.

— Боюсь, я не имею права более отрываться от порученной мне работы, — сказал он. — Беседовать с вами — сущее удовольствие, но теперь я должен заняться делом. — Он встал и протянул капеллану руку. — Когда снова будете на станции — милости прошу, заходите без стеснения.

— Да-да, сэр, непременно, — почти механически пожал руку капитана Преп. — А-а-а… простите, я еще хотел спросить…

Но капитан был непреклонен.

— Почему бы вам не развлечься как следует? У вас такая отличная возможность забыть обо всем и расслабиться на полную катушку. Позвольте кое-что подсказать вам. Наши игральные автоматы — самые лучшие на станции.

Он заговорщицки подмигнул Препу, уселся за столик и углубился в чтение бумаг, ясно дав понять, что разговор окончен.

Преп ушел от капитана совершенно озадаченный. Все оказалось намного хуже, чем он опасался. Он сразу направился к Рембрандт. Войдя в ее кабинет, он молча встал перед письменным столом. Рембрандт устремила на капеллана встревоженный взгляд.

— Ну что, Преп, как прошел ваш разговор?

Преп покачал головой:

— С прискорбием должен сообщить вам, мэм, — ничего хорошего. Совсем ничего хорошего. — Он помедлил, потупился, затем поднял голову и посмотрел в глаза Рембрандт. — Если вы ждете помощи от капитана, боюсь, ждать вам придется долго.

Сообщение Препа убедило Рембрандт в том, что нужно было срочно согласиться на выполнение плана, предложенного Суши, — то есть на поиски пропавшего джипа и Бикера. Приняв такое решение, Рембрандт приступила к формированию поискового отряда.

На поиски отправилась бы вся рота — стоило бы только Рембрандт объявить об этом. В конце концов она отобрала шестерых, обращая особое внимание на наличие разведывательных навыков и опыт выживания в экстремальных условиях. Еще несколько легионеров, не удовлетворявших этим требованиям, умоляли ее зачислить их в поисковый отряд, настаивая на том, что они обладают другими качествами, которые также могут пригодиться. Однако Рембрандт хорошо помнила о том, как закончилась разведывательная вылазка на Ландуре, и осталась непоколебима.

Бесспорным кандидатом в состав поискового отряда был летный лейтенант Квел. Местность он, естественно, знал намного лучше легионеров, хотя и вырос в условиях болотной трясины, а не в полупустыне, окружавшей лагерь. И все же Рембрандт несколько сомневалась — брать ли его в отряд, поскольку не знала, стоит ли полностью доверять зенобианцам. Если на то пошло, в последнем из своих сообщений капитан намекал на то, что в промежутках между переговорами его, вероятно, прослушивают. Кроме того, Квел был единственным зенобианцем на базе, и его отсутствие могло быть быстро замечено. Но в конце концов Рембрандт решила, что знание местности перекрывает все возражения против кандидатуры Квела.

Как ни велико было ее искушение включить в состав отряда всех трех гамбольтов, она все же подумала, что не имеет права отправлять за пределы лагеря всех котоподобных инопланетян сразу, лишая базу тем самым таких непревзойденных дозорных. В итоге в лагере остались Дьюкс и Руб, а в поисковый отряд была зачислена Гарбо, которая из всех троих лучше успела наладить контакт с людьми. Следующим членом отряда стала напарница Гарбо, Каменюка, но не только потому, что они с гамбольтшей были неразлучными подружками. Как выяснилось, Каменюка была родом из засушливого района, который на ее планете именовался Новым Арракисом. Поэтому она обладала врожденными навыками поведения в пустыне.

Махатма и Дубль-Икс также обладали навыками, удовлетворявшими требованиям Рембрандт. К тому же их отсутствия никто бы не заметил, исчезни они с базы хоть на неделю. Если бы не последний фактор, в отряд следовало бы непременно зачислить Бренди и Искриму, но их отсутствие бы ни за что не осталось незамеченным. В общем, Рембрандт собрала самый лучший поисковый отряд, какой только могла собрать, и теперь ей оставалось верить в то, что эти легионеры справятся с порученным им важным делом.

Самым трудным было назначение командира отряда. Все трое сержантов жаждали взять командование на себя, но никому из них нельзя было уходить из лагеря, поскольку исчезновение было бы замечено почти сразу. Наконец Рембрандт решилась.

— Майор к этому заданию не имеет никакого отношения, — сказала она сержантам, — а капитан сейчас не в себе. Я после них двоих — старшая по званию, поэтому я и должна возглавить отряд.

Это произошло до того, как в ее кабинет ворвался Суши и потребовал, чтобы она включила его в состав отряда. Вообще-то Рембрандт этого делать не собиралась, хотя именно Суши принадлежала идея отправки отряда на поиски Бикера и пропавшей машины.

— Послушай, я не могу тебя зачислить в отряд, — терпеливо проговорила Рембрандт. — Во-первых, ты — горожанин и потому будешь замедлять наше передвижение по пустыне. Кроме того, нам нужно, чтобы ты продолжал следить за теми сигналами, которые ты перехватываешь, и сообщал нам о, любых изменениях, которые будут происходить. Это значит, что ты обязан остаться здесь и держать с нами связь по коммуникатору.

Суши и не подумал сдаться.

— А разве вы забыли о том, что связь по коммуникаторам отказала? — прищурившись, проговорил он. — Связь обрывается в паре миль от границы лагеря, а отряду придется уйти намного дальше. Теперь, когда я выяснил, на какой частоте передают свои сигналы Прячущиеся, я могу следить за этими сигналами с помощью портативного устройства, над сборкой которого я, собственно, и трудился в последние дни. Вес устройства равняется трем килограммам, и оно умещается в коробке для обуви.

После того как Суши продемонстрировал Рембрандт действие нового прибора, ему удалось убедить ее, и она зачислила его в поисковый отряд. Но это означало, что кого-то из уже зачисленных легионеров нужно было вычеркнуть из списка, чтобы отряд не был слишком многочисленным. Дело это было нелегкое. Все легионеры обладали нужными навыками, но только Квел казался Рембрандт незаменимым. Если бы она отказалась от Гарбо, ей следовало бы отказаться и от Каменюки, и наоборот, а убрать обеих сразу она никак не могла. Оставалось выбрать между Махатмой и Дубль-Иксом.

Над этой проблемой Рембрандт ломала голову до самого вечера, и вдруг ей пришло письменное сообщение, согласно которому она должна была срочно явиться в штаб, как и все остальные офицеры. Поспешно выйдя в коридор, Рембрандт чуть было не столкнулась с Луи, который на большой скорости выехал из-за угла на своем неизменном глайдборде. Синтианец вовремя свернул в сторону, чтобы не задеть Рембрандт, но та, слишком резко остановившись, ухитрилась растянуть мышцы в области поясницы. Когда она добралась до кабинета Портача, спина у нее начала побаливать. К концу планерки спина болела уже так, что Рембрандт с трудом держалась на ногах. Она добрела до медпункта, где ее обследовала аппаратура, именовавшаяся в роте автодоктором. Диагноз оказался неутешительным — спазм поясничной мускулатуры. Автодок снабдил Рембрандт упаковкой обезболивающих таблеток, благодаря приему которых она могла бы сидеть за письменным столом, но теперь можно было и не думать о том, чтобы вести отряд по пустыне.

Вследствие этого фактическим командиром отряда стал летный лейтенант Квел, и Рембрандт порадовалась тому, что уступила настойчивым требованиям Суши о зачислении его в отряд поисковиков. Именно Суши обладал самым сильным потенциалом лидерства и лучше других понимал задачу, стоящую перед отрядом. И еще — что, пожалуй, было самым главным — он лучше других разбирал, о чем толкует Квел. Транслятор переводил высказывания зенобианца так, что они получались порой более мудреными, чем пункты налогового кодекса Галактического Альянса.

Морщась от боли и прихрамывая, Рембрандт вышла проводить отряд, собравшийся у ограды. Лагерь легионеры покинули в полночь, при свете тусклой зенобианской луны.

Судя по руководству, местная луна, которую зенобианцы называли Воно, размерами несколько уступала знаменитой земной Луне, но и она казалась яркой и красивой этим легионерам, большинство из которых были родом с планет, где луны были или еще меньше, либо их там не было вовсе.

В принципе отряд мог уйти из лагеря и при свете дня, поскольку в роте «Омега» о том, куда и зачем он направляется, знали положительно все, кроме Портача и Окопника.

А если бы отряд остановил майор и попытался задержать, то легионеры попросту лишний раз нарушили бы дисциплину, которую и так намеревались нарушить. Они отлично понимали, что даже в случае сокрушительного успеха их самовольной миссии им было бы не избежать наказания, если бы майор уперся в букву устава. Собственно говоря, никто не сомневался в том, что он поведет себя именно так, а не иначе. Поэтому, во избежание ненужных осложнений, было Решено тронуться в путь ночью.

В последний раз проверив вооружение, оборудование и припасы, Квел повел отряд прочь от лагеря. В случае удачи отряд мог добраться до цели незамеченным интервентами-Прячущимися, и майор мог бы и не хватиться пропавших легионеров. Провожая взглядом исчезающих во тьме членов поисковой группы, Рембрандт ощущала досаду из-за того, что она не смогла уйти с ними. Однако боль в спине напоминала ей о том, что она приняла верное решение, оставшись в лагере. Она вздохнула, осторожно развернулась и медленно зашагала к своему домику, надеясь, что верными были и все прочие ее решения. Ответ на это она должна была получить в самом скором времени.